"Круг земной" - читать интересную книгу автора (Стурлусон Снорри)

Снорри Стурлусон

Круг Земной



« Снорри Стурлусон. Круг Земной»: Наука; Москва; 1980

Оригинал: Snorri Sturluson, “Heimskringla”

Перевод: Арон Яковлевич Гуревич, Ю. К. Кузьменко, Иван Михайлович Стеблин‑Каменский, Ольга Александровна Смирницкая


Аннотация


«Круг Земной» – это сокровищница сведений о далеком прошлом северной Европы, о ее легендарных мифических временах, о бурной эпохе викингов, о богатых событиями первых веках существования скандинавских государств. Содержит массу ценнейших сведений и об остальной Европе – от Ирландии и Англии на западе, Белого Моря на севере, Византии на юге и Киевской Руси на востоке.


Снорри Стурлусон

Круг Земной


Предисловие


В 1979 году исполнилось восемь столетий со дня рождения Снорри Стурлусона, самого прославленного из исландцев, а с тех пор, как он написал «Круг Земной», прошло не менее семи с половиной столетий. Однако можно смело сказать, что тот, кто прочтет его знаменитое произведение, не пожалеет затраченного времени. «Круг Земной» – это яркий и драматичный, но в то же время исключительно правдивый рассказ о судьбах сотен людей, действительно существовавших некогда, но мертвых уже многие века, богатейшая галерея человеческих образов, нарисованных с гениальной простотой. Герои и героини произведения говорят и действуют как живые. Автор ничего не говорит о том, что они думают или чувствуют. Но тем больше их внутренний мир, такой непохожий на тот, который характерен для современного человека, проглядывает из их слов и поступков.

«Круг Земной» – это вместе с тем единственная в своем роде сокровищница сведений о далеком прошлом северной Европы, о ее легендарных мифических временах, о бурной эпохе викингов, о богатых событиями первых веках существования скандинавских государств. При этом, хотя на протяжении большей части книги в центре поля зрения автора – Норвегия и другие скандинавские страны, она содержит также массу ценнейших сведений и об остальной Европе – от Ирландии и Англии на западе, Белого Моря на севере, Византии на юге и до Новгородской и Киевской Руси на востоке. Но поразительно, что, несмотря на обилие сообщаемых сведений и в противоположность тому, что обычно имеет место в историографических сочинениях, в бессмертном творении великого исландца основным объектом изображения все время остается человек.

«Круг Земной» давно переведен на большинство европейских языков, но до сих пор ни разу не переводился на русский (кроме небольших отрывков). В настоящем издании О. А. Смирницкая перевела все стихи и много помогла в редактировании прозаических переводов, «Сагу об Олаве Святом» перевел Ю. К. Кузьменко, «Сагу о Магнусе Добром» и «Сагу о Харальде Суровом» – А. Я. Гуревич, все остальные саги – автор этого предисловия. Большую помощь при подготовке книги к печати оказала Т. Н. Джаксон.


М. И. Стеблин‑Каменский


Пролог


В этой книге я велел записать древние рассказы о правителях, которые были в Северных Странах и говорили на датском языке, [1] как я их слышал от мудрых людей, а также некоторые из родословных, как они были мне рассказаны. Кое‑что взято из перечней, в которых конунги и другие знатные люди перечисляют своих предков, а кое‑что из древних стихов и песней, которые исполнялись людям на забаву. И хотя сами мы не знаем, правда ли эти рассказы, но мы знаем точно, что мудрые люди древнести считали их правдой.

Тьодольв Мудрый из Хвинира был скальдом конунга Харальда Прекрасноволосого. Он сочинил песнь о конунге Рёгнвальде Достославном. [2] Эта песнь называется Перечень Инглингов. Рёгнвальд был сыном Олава Альва Гейрстадира, брата Хальвдана Черного. В этой песни названы тридцать предков Рёгнвальда и рассказано о смерти и месте погребения каждого из них. Фьёльниром звался сын Ингви‑Фрейра, которому шведы долго потом совершали жертвоприношения. По его имени весь род называется Инглингами.

Эйвинд Погубитель Скальдов перечислил предков ярла Хакона Могучего [3] в песни, которая называется Перечень Халейгов. Она была сочинена в честь Хакона. В ней говорится, что Сэмингом звали сына Ингви‑Фрейра и рассказывается о смерти и месте погребения каждого из предков ярла Хакона. Жизнеописание Инглингов написано сперва со слов Тьодольва и пополнено со слов мудрых людей.

Первый век называется «веком сожжения». Тогда всех умерших сжигали и ввздвигали в их память намогильные камни. [4] Но после того как Фрейр был погребен в кургане в Уппсале, многие правители воздвигали в память своих родичей курганы не реже, чем намогильные камни. А после того, как Дан Гордый, конунг датчан, велел насыпать курган и похоронить себя в нем в облачении конунга и бранных доспехах вместе ее своим конем и всей сбруей и разным другим добром, многие его потомки стали делать тo же самое, и тогда в Дании начался век курганов, а у шведов и норвежцев продолжался век сожжения. [5]

Когда Харальд Прекрасноволосый был конунгом в Норвегии, была заселена Исландия. У конунга Харальда были скальды, и люди еще помнят их песни, а также песни о всех конунгах, которые потом правили Норвегией. То, что говорится в этих песнях, исполнявшихся перед самими правителями или их сыновьями, мы признаем за вполне достоверные свидетельства. Мы признаем за правду все, что говорится в этих песнях об их походах или битвах. Ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой.

Священник Ари Мудрый, сын Торгильса, сына Геллира, был первым здесь в стране, кто записал на северном языке. [6] мудрые рассказы, старые и новые. В начале своей книги он написал больше всего о заселении Исландии и тамошнем законодательстве. Затем о законоговорителях, о том, как долго каждый из них возвещал закон. Он установил счет лет сперва до введения христианства в Исландии, а затем до своего собственного времени. Он рассказал еще о многом другом, о конунгах в Норвегии и Дании, а также в Англии, о важных событиях, которые произошли здесь в стране, и я считаю весь его рассказ заслуживающим полного доверия. Он был очень мудр и так стар, что он родился в следующую зиму после гибели конунга Харальда сына Сигурда [7]

Он писал, как он сам говорит, жизнеописание норвежских конунгов со слов Одда, сына Коля, сына Халля с Побережья, а Одну рассказывал Торгейр Аврадсколль, человек мудрый и такой старый, что он еще жил на мысе Нидарнес, когда был убит ярл Хакон Могучий. Как раз на этом самом месте Олав сын Трюггви велел построить город, который и сейчас существует. [8] Ари священнику было семь лет, когда он стал жить в Соколиной Долине у Халля сына Торарина, и он прожил там четырнадцать лет. Халль был человеком очень мудрым и памятливым. Он помнил, что Тангбранд священник крестил его, когда ему было три года. Это было за одну зиму до того, как в Исландии было введено христианство. Ари было двенадцать лет, когда умер епископ Ислейв. Халль ездил из страны в страну, и у него были торговые дела с конунгом Олавом Святым, что его очень возвысило. Он поэтому был хорошо знаком с правлением Олава конунга. Когда епископ Ислейв умер, с гибели конунга Олава сына Трюггви прошло около восьмидесяти лет. Халль умер на девять лет позднее епископа Ислейва, и ему было тогда девяносто четыре года. Он поселился в Соколиной Долине, когда ему было тридцать лет, и жил там шестьдесят четыре года, как пишет Ари. Тейт, сын епископа Ислейва, воспитывался у Халля в Соколиной Долине и потом жил там. Он учил Ари священника и рассказал ему многое, что Ари потом записал. Ари слышал также многое от Турид, дочери Снорри Годи. Она была женщиной мудрой. Она помнила Снорри, своего отца, а тому было около тридцати пяти лет, когда христианство пришло в Исландию, и умер он через год после гибели конунга Олава Святого.

Поэтому не удивительно, что Ари знал многое о том, что случилось в прошлом, как здесь в стране, так и вне ее. Ему рассказывали люди старые и мудрые, а сам он был любознателен и памятлив.

А песни скальдов, как мне кажется, всего меньше искажены, если они правильно сложены и разумно истолкованы.


Сага об Инглингах

(Ynglinga saga)


I


Круг Земной, [9] где живут люди, очень изрезан заливами. Из океана, окружающего землю, в нее врезаются большие моря. Известно, что море тянется от Нёрвасунда до самого Йорсалаланда. От этого моря отходит на север длинный залив, что зовется Черное море. Он разделяет трети света. [10] Та, что к востоку, зовется Азией, а ту, что к западу, некоторые называют Европой, а некоторые Энеей. [11] К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная Швеция. [12] Некоторые считают, что Великая Швеция не меньше Великой Страны Сарацин, а некоторые равняют ее с Великой Страной Черных Людей. Северная часть Швеции пустынна из‑за мороза и холода, как южная часть Страны Черных Людей пустынна из‑за солнечного зноя. В Швеции много больших областей. Там много также разных народов и языков. Там есть великаны и карлики, и черные люди, и много разных удивительных народов. Там есть также огромные звери и драконы. С севера с гор, что за пределами заселенных мест, течет по Швеции река, правильное название которой Танаис. Она называлась раньше Танаквисль, или Ванаквисль. [13] Она впадает в Черное море. Местность у ее устья называлась тогда Страной Ванов, или Жилищем Ванов. Эта река разделяет трети света. Та, что к востоку, называется Азией, а та, что к западу, – Европой.


II


Страна в Азии к востоку от Танаквисля называется Страной Асов, или Жилищем Асов, а столица страны называлась Асгард. Правителем там был тот, кто звался Одином. Там было большое капище. По древнему обычаю в нем было двенадцать верховных жрецов. Они должны были совершать жертвоприношения и судить народ. Они назывались диями, [14] или владыками. Все люди должны были им служить и их почитать. Один был великий воин, и много странствовал, и завладел многими державами. Он был настолько удачлив в битвах, что одерживал верх в каждой битве, и поэтому люди его верили, что победа всегда должна быть за ним. Посылая своих людей в битву или с другими поручениями, он обычно сперва возлагал руки им на голову и давал им благословение. Люди верили, что тогда успех будет им обеспечен. Когда его люди оказывались в беде на море или на суше, они призывали его, и считалось, что это им помогало. Он считался самой надежной опорой. Часто он отправлялся так далеко, что очень долго отсутствовал.


III


У Одина было два брата. Одного из них звали Ве, а другого Вили. Они правили державой, когда Один был в отлучке. Однажды, когда Один отправился далеко и долго был в отлучке, Асы потеряли надежду, что он вернется. Тогда братья стали делить его наследство, и оба поженились на его жене, Фригг. Но вскоре после этого Один возвратился домой, и он тогда вернул себе свою жену.


IV


Один пошел войной против Ванов, но они не были застигнуты врасплох и защищали свою страну, и победа была то за Асами, то за Ванами. Они разоряли и опустошали страны друг друга. И когда это и тем и другим надоело, они назначили встречу для примиренья, заключили мир и обменялись заложниками. Ваны дали своих лучших людей, Ньёрда Богатого и сына его Фрейра, Асы же дали в обмен того, кто звался Хёниром, и сказали, что из него будет хороший вождь. Он был большого роста и очень красив. Вместе с ним Асы послали того, кто звался Мимиром, очень мудрого человека, а Ваны дали в обмен мудрейшего среди них. Его звали Квасир. Когда Хёнир пришел в Жилище Ванов, его сразу сделали вождем. Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он всегда говорил так: «пусть другие решают». Тут смекнули Ваны, что Асы обманули их. Они схватили Мимира и отрубили ему голову, и послали голову Асам. Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны.

Один сделал Ньёрда и Фрейра жрецами, и они были диями у Асов. Фрейя была дочерью Ньёрда. Она была жрица. Она первая научила Асов колдовать, как было принято у Ванов. Когда Ньёрд был у Ванов, он был женат на своей сестре, ибо такой был там обычай. Их детьми были Фрейр и Фрейя. А у Асов был запрещен брак с такими близкими родичами.


V


Большой горный хребет тянется с северо‑востока на юго‑запад. [15] Он отделяет Великую Швецию от других стран. Недалеко к югу от него расположена Страна Турок. Там были у Одина большие владения. В те времена правители римлян ходили походами по всему миру и покоряли себе все народы, и многие правители бежали тогда из своих владений. Так как Один был провидцем и колдуном, он знал, что его потомство будет населять северную окраину мира. Он посадил своих братьев Ве и Вили правителями в Асгарде, а сам отправился в путь и с ним все дии и много другого народа. Он отправился сначала на запад в Гардарики, [16] а затем на юг в Страну Саксов. У него было много сыновей. Он завладел землями по всей Стране Саксов и поставил там своих сыновей правителями. Затем он отправился на север, к морю, и поселился на одном острове. Это там, где теперь называется Остров Одина. [17] на Фьоне. Затем он послал Гевьюн на север через пролив на поиски земель. Она пришла к Гюльви, и он наделил ее пашней. Она отправилась в Жилища Великанов и зачала там от одного великана четырех сыновей. Затем она превратила их в быков, запрягла их в плуг и выпахала землю в море напротив Острова Одина. Там теперь остров Селунд. С тех пор она жила там. На ней женился Скьёльд, сын Одина. Они жили в Хлейдре [18] А там, где прежде была земля, стало озеро. Оно называется Лёг. Заливы в этом озере похожи на мысы Селунда. Браги Старый [19] сказал так:


Нарастила, Гюльви

Обморочив – бычьи

Вздулись жилы – Гевьон

Край презнатно датский.

В восемь звезд воловьи

Лбы светили, быстро

Шли с добычей через

Пажить звери ражи.


А Один, узнав, что на востоке у Гюльви есть хорошие земли, отправился туда, и они с Гюльви кончили дело миром, так как тот рассудил, что ему не совладать с Асами. Один и Асы много раз состязались с Гюльви в разных хитростях и мороченьях, и Асы всегда брали верх. Один поселился у озера Лёг, там, где теперь называется Старые Сигтуны, [20] построил там большое капище и совершал в нем жертвоприношения по обычаю Асов. Все земли, которыми он там завладел, он назвал Сигтунами. Он поселил там и жрецов. Ньёрд жил в Ноатуне, Фрейр – в Уппсале, Хеймдалль – в Химинбьёрге, Тор – в Трудванге, а Бальдр – в Брейдаблике. Всем им Один дал хорошие жилища.


VI


Рассказывают как правду, что когда Один и с ним дии пришли в Северные Страны, то они стали обучать людей тем искусствам, которыми люди с тех пор владеют. Один был самым прославленным из всех, и от него люди научились всем искусствам, ибо он владел всеми, хотя и не всем учил. Теперь надо рассказать, почему он был так прославлен. Когда он сидел со своими друзьями, он был так прекрасен и великолепен с виду, что у всех веселился дух. Но в бою он казался своим недругам ужасным. И все потому, что он владел искусством менять свое обличие как хотел. Он также владел искусством говорить так красиво и гладко, что всем, кто его слушал, его слова казались правдой. В его речи все было так же складно, как в том, что теперь называется поэзией. Он и его жрецы зовутся мастерами песней, потому что от них пошло это искусство в Северных Странах. Один мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми или глухими или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками. [21]


VII


Один мог менять свое обличье. Тогда его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или змеей и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей. Он мог также словом потушить огонь или утишить море, или повернуть ветер в любую сторону, если хотел, и у него был корабль – он назывался Скидбладнир, – на котором он переплывал через большие моря и который можно было свернуть, как платок. Один брал с собой голову Мимира, и она рассказывала ему многие вести из других миров, а иногда он вызывал мертвецов из земли или сидел под повешенными. Поэтому его называли владыкой мертвецов, или владыкой повешенных. У него было два ворона, которых он научил говорить. Они летали над всеми странами и о многом рассказывали ему. Поэтому он был очень мудр. Всем этим искусствам он учил рунами и песнями, которые называются заклинаниями. Поэтому Асов называют мастерами заклинаний.

Один владел и тем искусством, которое всего могущественнее. Оно называется колдовство. С его помощью он мог узнавать судьбы людей и еще не случившееся, а также причинять людям болезнь, несчастье или смерть, а также отнимать у людей ум или силу и передавать их другим. Мужам считалось зазорным заниматься этим колдовством, так что ему обучались жрицы. Одину было известно о всех кладах, спрятанных в земле, и он знал заклинания, от которых открывались земля, скалы, камни и курганы, и он словом отнимал силу у тех, кто в них жил, входил и брал, что хотел.

Эти его искусства очень его прославили. Недруги Одина боялись его, а друзья его полагались на него и верили в его силу и в него самого. Он обучил жрецов большинству своих искусств. Они уступали в мудрости и колдовстве только ему. Да и другие многому научились у него, и так колдовство очень распространилось и долго держалось. Люди поклонялись Одину и двенадцати верховным жрецам, называли их своими богами и долго верили в них.

От имени Один пошло имя Аудун, [22] и люди так называли своих сыновей, а от имени Тора пошли имена Торир или Торарин, а в сочетании с другими словами – Стейнтор или Хавтор и многие подобные.


VIII


Один ввел в своей стране те законы, которые были раньше у Асов. Он постановил, что всех умерших надо сжигать на костре вместе с их имуществом. Он сказал, что каждый должен прийти в Вальгаллу [23] с тем добром, которое было с ним на костре, и пользоваться тем, что он сам закопал в землю. А пепел надо бросать в море или зарывать в землю, а в память о знатных людях надо насыпать курган, а по всем стоящим людям надо ставить надгробный камень. Этот обычай долго потом держался. В начале зимы [24] надо было приносить жертвы богам за урожайный год, в середине зимы – за весеннее прорастание, а летом – за победу. По всей Швеции люди платили Одину подать, по деньге с человека, а он должен был защищать страну и приносить жертвы за урожайный год.

Ньёрд женился на женщине по имени Скади. Но она не захотела жить с ним и вышла потом замуж за Одина. У них было много сыновей. Одного из них звали Сэминг. [25] О нем сочинил Эйвинд Погубитель Скальдов такие стихи:


Родился

Сеятель злата [26]

У Всеотца

С великаншей. [27]

Когда были

Диса‑лыжница [28]

И родич Асов [29]

Женой и мужем.

Там вдвоем

Породили

Многих сынов

Один и Скади.


К Сэмингу возводил свой род Ярл Хакон Могучий. Эта Швеция называлась Жилищем Людей, а Великая Швеция называлась Жилищем Богов. О Жилище Богов есть много рассказов.


IX


Один умер от болезни в Швеции. Когда он был при смерти, он велел пометить себя острием копья и присвоил себе всех умерших от оружия. Он сказал, что отправляется в Жилище Богов и будет там принимать своих друзей. Шведы решили, что он вернулся в древний Асгард и будет жить там вечно. В Одина снова стали верить и к нему обращаться. Часто он являлся шведам перед большими битвами. Некоторым он давал тогда победу, а некоторых звал к себе. И то и другое считалось благом.

Один был после смерти сожжен, и его сожжение было великолепным. Люди верили тогда, что, чем выше дым от погребального костра подымается в воздух, тем выше в небе будет тот, кто сжигается, и он будет тем богаче там, чем больше добра сгорит с ним.

Ньёрд из Ноатуна стал тогда правителем шведов и совершал жертвоприношения. Шведы называли его своим владыкой. Он брал с них дань. В его дни царил мир, и был урожай во всем, и шведы стали верить, что Ньёрд дарует людям урожайные годы и богатство. В его дни умерло большинство диев. Все они были сожжены, а потом им приносили жертвы. Ньёрд умер от болезни. Он тоже велел посвятить себя Одину, когда умирал [30]. Шведы сожгли его и очень плакали на его могиле.


X


Фрейр стал правителем после Ньёрда. Его называли владыкой шведов, и он брал с них дань. При нем были такие же урожайные годы, как и при его отце, и его так же любили. Фрейр воздвиг в Уппсале большое капище [31] , и там была его столица. Туда шла дань со всех его земель, и там было все его богатство. Отсюда пошло Уппсальское богатство [32] и всегда с тех пор существует. При Фрейре начался мир Фроди [33] Тогда были урожайные годы во всех странах. Шведы приписывали их Фрейру. Его почитали больше, чем других богов, потому что при нем народ стал богаче, чем был раньше, благодаря миру и урожайным годам. Его женой была Герд дочь Гюмира. Их сына звали Фьёльнир. Фрейра звали также Ингви. Имя Ингви долго считалось в его роде почетным званием, и его родичи стали потом называться Инглингами.

Фрейр заболел, и когда ему стало совсем плохо, люди стали совещаться и никого не пускали к нему. Они насыпали большой курган и сделали в нем дверь и три окна. А когда Фрейр умер, они тайно перенесли его в курган и сказали шведам, что он жив, и сохраняли его там три года. Все подати они ссыпали в курган, в одно окно – золото, в другое – серебро, а в третье – медные деньги. И благоденствие и мир сохранялись.

Фрейя стала тогда совершать жертвоприношения, так как из богов она одна оставалась в живых, и она тогда очень прославилась, так что ее именем стали звать всех знатных женщин, а также всякую владелицу своего имущества и всякую хозяйку, у которой есть свое добро. [34] Фрейя была очень непостоянна. Ее мужа звали Од. Ее дочерей звали Хносс и Герсими. [35] Они были очень красивы. По их имени называются самые драгоценные сокровища.

Когда все шведы узнали, что Фрейр умер, а благоденствие и мир сохраняются, они решили, что так будет все время, пока Фрейр в Швеции, и не захотели сжигать его, и назвали его богом благоденствия, и всегда с тех пор приносили ему жертвы за урожайный год и мир.


XI


Фьёльнир, сын Ингви‑Фрейра, правил тогда шведами и богатством Уппсалы. Он был могуществен, и при нем царили благоденствие и мир. В Хлейдре правил тогда Фроди Миротворец. Фьёльнир и Фроди навещали друг друга и дружили. Раз, когда Фьёльнир отправился к Фроди на Селунд, там были сделаны приготовления к большому пиру и созваны гости со всех стран. У Фроди были просторные палаты. В них был огромный чан, высотой в много локтей и скрепленный большими бревнами. Он стоял в кладовой, и над ним был чердак, а в чердаке пола не было, так что лили прямо сверху в чан, и он был полон меда. Это был очень крепкий напиток. Вечером Фьёльнира и его людей провели на ночлег на соседний чердак. Ночью Фьёльнир вышел на галерею за нуждой. А был он сонный и мертвецки пьяный. Возвращаясь туда, где он спал, он прошел вдоль галереи и вошел в другую дверь, оступился там и свалился в чан с медом и там утонул. Тьодольв из Хвинира говорит так:


Рок настиг,

Обрек смерти

Фьёльнира

В доме Фроди.

Ждал конец

Вождя ратей [36]

В бухте безбурной

Бычьих копий. [37]



XII


Свейгдир стал править после своего отца. Он дал обет найти Жилище Богов и старого Одина. Он ездил сам двенадцатый по всему свету. Он побывал в Стране Турок и в Великой Швеции и встретил там много родичей, и эта его поездка продолжалась пять лет. Затем он вернулся в Швецию и жил некоторое время дома. Он женился на женщине по имени Вана. Она была из Жилища Ванов. Их сыном был Ванланди.

Свейгдир снова отправился на поиски Жилища Богов. На востоке Швеции есть большая усадьба, которая называется У Камня. Там есть камень большой, как дом. Однажды вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он взглянул на камень и увидел, что у камня сидит карлик. Свейгдир и его люди были очень пьяны. Они подбежали к камню. Карлик стоял в дверях и позвал Свейгдира, предлагая тому войти, если он хочет встретиться с Одином. Свейгдир вошел в камень, а тот сразу закрылся, и Свейгдир так никогда из него и не вышел. Тьодольв из Хвинира говорит так:


Свейгдира раз

Зазвал обманом,

Заворожил

Житель скальный, [38]

Когда пред ним,

Наследником Дусли, [39]

Камень отверз

Ненавистник света. [40]

И славный вождь

Канул под своды

Пышных палат

Племени Мимира. [41]



XIII


Ванланди, сын Свейгдира, правил после него и владел Богатством Уппсалы. Он был очень воинствен и много странствовал. Раз он остался на зиму в Стране Финнов у Сньяра Старого и женился на его дочери Дриве. Весной он уехал, оставив Дриву и обещав вернуться на третью зиму, но не вернулся и на десятую. Тогда Дрива послала за колдуньей Хульд, а Висбура, сына ее и Ванланди, отправила в Швецию. Дрива подкупила колдунью Хульд, чтобы та заманила Ванланди в Страну Финнов либо умертвила его. Когда шло колдовство, Ванланди был в Уппсале. Ему вдруг захотелось в Страну Финнов, но друзья его и советники запретили ему поддаваться этому желанию, говоря, что оно наверно наколдовано финнами. Тогда его стал одолевать сон, и он заснул. Но тут же проснулся и позвал к себе и сказал, что его топчет мара. [42] Люди его бросились к нему и хотели ему помочь. Но когда они взяли его за голову, мара стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер. Шведы взяли его труп, и он был сожжен на реке, что зовется Скута. Тьодольв говорит так:


Ведьма волшбой

Сгубила Ванланди,

К брату Вили [43]

Его отправила,

Когда во тьме

Отродье троллей

Затоптало

Даятеля злата. [44]

Пеплом стал

У откоса Скуты

Мудрый князь,

Замученный марой.



XIV


Висбур наследовал своему отцу Ванланди. Он женился на дочери Ауди Богатого и дал ей вено – три больших двора и золотую гривну. У них было два сына – Гисль и Эндур. [45] Но Висбур бросил ее и женился на другой, а она вернулась к отцу со своими сыновьями. У Висбура был также сын по имени Домальди. Мачеха Домальди [46] велела наколдовать ему несчастье. Когда сыновьям Висбура исполнилось двенадцать и тринадцать лет, они явились к нему и потребовали вено своей матери. Но он отказался платить. Тогда они сказали, что золотая гривна их матери будет гибелью лучшему человеку в его роде, и уехали домой. Они снова обратились к колдунье и просили ее сделать так, чтобы они могли убить своего отца. А колдунья Хульд сказала, что сделает не только это, но также и то, что с этих пор убийство родича будет постоянно совершаться в роду Инглингов. Они согласились. Затем они собрали людей, окружили дом Висбура ночью и сожгли его в доме. Тьодольв говорит так:


И в жару

Сгорел Висбур,

Пожран был

Родичем бури. [47]

Когда под кров

К нему дети

Пустили гостить

Татя леса, [48]

И в дымном дому

Грыз владыку

Гарм углей, [49]

Громко воя.



XV


Домальди наследовал отцу своему Висбуру и правил страной. В его дни в Швеции были неурожаи и голод. Шведы совершали большие жертвоприношения в Уппсале. В первую осень они приносили в жертву быков. Но голод не уменьшился. На вторую осень они стали приносить человеческие жертвы. Но голод был все такой же, если не хуже. На третью осень много шведов собралось в Уппсалу, где должно было происходить жертвоприношение. Вожди их стали совещаться и порешили, что в неурожае виноват Домальди и что надо принести его в жертву – напасть на него, убить и обагрить алтарь его кровью. Это и было сделано. Тьодольв говорит так:


В давние дни

Княжьей кровью

Воины поле

Окропили,

Рдяную сталь

От остылого тела

Ворога ютов [50]

Несло войско,

Когда закланью

Домальди предал

Свейский род [51]

Урожая ради.



XVI


Домар, сын Домальди, правил после него. Он правил страной долго, и при нем были хорошие урожаи и мир. Про него ничего не рассказывают, кроме того, что он умер своей смертью в Уппсале и был перенесен на Поля Фюри и сожжен там на берегу реки. Там стоят его могильные камни. Тьодольв говорит так:


Множество раз

Мужей премудрых

Я вопрошал

О кончине Ингви, [52]

Дабы узнать,

Где же Домар

Был отнесен

К убийце Хальва. [53]

И ведомо мне:

Сражен недугом

У Фюри сгорел

Фьёльнира родич. [54]



XVII


Дюггви, сын Домара, правил страной после него, и про Дюггви ничего не рассказывается кроме того, что он умер своей смертью. Тьодольв говорит так:


Не утаю:

Себе на утеху

Владеет Хель

Дюггви конунгом.

Выбор на нем

Остановила

Локи дочь, [55]

Сестра Волка. [56]

И вождя

Народа Ингви [57]

Нарви сестра [58]

Крепко держит.


Матерью Дюггви была Дротт, дочь конунга Данпа, сына Рига, который был первым назван «конунгом» на датском языке. Его родичи с тех пор всегда считали звание конунга самым высоким. Дюггви был первым из своих родичей назван конунгом. До этого они назывались «дроттины», а жены их – «дроттинги». [59] Каждый из них назывался также Ингви или Ингуни, а все они вместе – Инглингами. Дротт была сестрой конунга Дана Гордого, по которому названа Дания.


XVIII


Даг, сын Дюггви конунга, был конунгом после него. Он был такой мудрый, что понимал птичий язык. У него был воробей, который ему многое рассказывал. Воробей этот летал в разные страны. Однажды он залетел в Рейдготаланд в местность, что зовется Вёрви. [60] Там он сел на поле и стал клевать что‑то. А хозяин подошел, взял камень и убил воробья. Даг конунг был очень недоволен тем, что воробей не возвращается. Он принес в жертву кабана, чтобы узнать, куда девался воробей, и получил ответ, что воробей убит в Вёрви. Тогда он собрал большое войско и направился в Страну Готов. Подъехав к Вёрви, он высадился со своим войском и стал разорять страну. Народ разбегался от него. К вечеру Даг повернул с войском к кораблям, перебив много народу и многих взяв в плен. Но когда они перебирались через какую‑то реку – брод этот зовется Скьотансвад, или Вапнавад, [61] – какой‑то раб выбежал из лесу на берег реки и метнул в них вилы, и вилы попали конунгу в голову. Он сразу же свалился с лошади и умер. В те времена правитель, который совершал набеги, звался лютым, а его воины – лютыми. [62] Тьодольв говорит так:


Знаю, какой

Приговор Дагу

Злой судьбой

Был уготован,

Когда поплыл

Искатель славы

За воробья

Мстить в Вёрви.

И принесли

Княжьи люди

Такую весть

На путь восточный: [63]

Мол, не клинок

Настиг князя,

А кол кривой

Конского корма. [64]



XIX


Агни, сын Дага, был конунгом после него. Он был могуществен и славен, очень воинствен и во всем искусен. Одним летом Агни конунг отправился со своим войском в Страну Финнов, высадился там и стал разорять страну. Финны собрали большое войско и вступили в бой. Их вождя звали Фрости. [65] Бой был жестокий, и Агни конунг одержал победу. Фрости погиб, и с ним многие. Агни конунг разорял Страну Финнов и покорил ее себе, и взял большую добычу. Он взял также Скьяльв, дочь Фрости, и Логи, [66] ее брата. Когда он возвращался с востока, он пристал в проливе Стокксунд. Он разбил свои шатры к югу на прибрежной равнине. Там был тогда лес. На Агни конунге была тогда золотая гривна, которой когда‑то владел Висбур. Агни конунг собирался жениться на Скьяльв. Она попросила его справить тризну по своему отцу. Он созвал многих знатных людей и дал большой пир. Он очень прославился своим походом. Пир шел горой. Когда Агни конунг опьянел, Скьяльв сказала ему, чтобы он поберег гривну, которая была у него на шее. Тогда он крепко привязал гривну к шее и лег спать. А шатер стоял на опушке леса, и над шатром было высокое дерево, которое защищало шатер от солнечного жара. Когда Агни конунг заснул, Скьяльв взяла толстую веревку и привязала к гривне. Ее люди опустили шесты палатки, закинули веревку на ветви дерева и потянули так, что конунг повис под самыми ветвями. Тут ему пришла смерть. Скьяльв и ее люди вскочили на корабль и уплыли. Агни конунг был там сожжен, и это место с тех пор называется Агнафит. Оно на востоке Таура и к западу от Стокксунда. Тьодольв говорит так:


Навряд ли рать

Была рада

Тому, что Скьяльв

Учинила с князем,

Когда повис

Агни на гривне,

Вздернут у Таура

Сестрой Логи.

Тяжкий удел

Вождю выпал –

Смирять коня

Супруга Сигню. [67]



XX


Альрек и Эйрик, сыновья Агни, были конунгами после него. Они были могущественны и очень воинственны и владели разными искусствами. У них было обыкновение ездить верхом, приучая коня идти шагом или рысью. Ездили они верхом превосходно и очень соперничали в том, кто из них лучший наездник и у кого лучше лошади. Однажды братья выехали на своих лучших лошадях, отбились от других людей, заехали в какие‑то поля и назад не вернулись. Их поехали искать и нашли обоих мертвыми с проломленными черепами. У них не было с собой никакого оружия, только удила, и люди думают, что они убили друг друга удилами. Тьодольв говорит так:


Альрек, подняв

Руку на Эйрика,

Сам от руки

Братней умер.

Да не меч,

А узду простую

Князья в бою

Заносили.

Прежде вождям

Не доводилось

Брать на брань

Конскую сбрую.



XXI


Ингви и Альв, сыновья Альрека, стали затем конунгами в Швеции. Ингви был очень воинствен и всегда одерживал победу. Он был красив с виду, хорошо владел разными искусствами, силен, отважен в бою, щедр и любил повеселиться. Благодаря всему этому его прославляли и любили. Альв конунг, его брат, сидел дома и не ходил в походы. Его прозвали Эльвси. Он был молчалив, надменен и суров. Матерью его была Дагейд, дочь конунга Дага Могучего, от которого пошел род Дёглингов. Жену Альва звали Бера. Она была очень красивая и достойная женщина и любила повеселиться. Однажды осенью Ингви сын Альрека вернулся из викингского похода в Уппсалу. Он очень тогда прославился. Он часто вечерами подолгу сидел и пировал. А конунг Альв обычно рано ложился спать. Бера, его жена, часто проводила вечера за беседой с Ингви. Альв не раз говорил ей, чтобы она не ложилась так поздно спать и что он не хочет ждать ее в постели. А она отвечает, что счастлива была бы женщина, чьим мужем был бы Ингви, а не Альв. Тот очень сердился, когда она так говорила.

Однажды вечером Альв вошел в палату в то время, когда Бера и Ингви сидели на почетной скамье и беседовали друг с другом. У Ингви на коленях лежал меч. Люди были очень пьяны и не заметили, как вошел Альв. Он подошел к почетной скамье, выхватил из‑под плаща меч и пронзил им Ингви, своего брата. Тот вскочил, взмахнул своим мечом и зарубил Альва. Оба упали мертвые на пол. Альв и Ингви были похоронены в кургане на Полях Фюри. Тьодольв говорит так:


И сталось так,

Что в покоях

Ингви жрец

Лежать остался,

Когда Альв,

Жену ревнуя,

Окрасил сталь

Кровью брата.

Разве не зло,

Что роща злата [68]

Славных владык

Привела к смерти,

И понапрасну

Братоубийство

Ради Беры

Они содеяли.



XXII


Хуглейк, сын Альва, стал конунгом шведов после смерти братьев, ибо сыновья Ингви были тогда еще детьми. Хуглейк конунг не был воинствен. Он любил мирно сидеть дома. Он был очень богат, но скуп. У него при дворе было много разных скоморохов, арфистов и скрипачей. Были при нем также колдуны и разные чародеи.

Двух братьев звали Хаки и Хагбард. Они были очень знамениты. Они были морскими конунгами, [69] и у них было большое войско. Иногда они ходили в поход вместе, иногда порознь. У каждого из них было много отважных воинов. Хаки конунг отправился со своим войском в Швецию в поход против Хуглейка конунга, а тот собрал войско, чтобы защищаться. В этом войске было два брата, Свипдаг и Гейгад, оба знаменитые витязи. У Хаки конунга было двенадцать витязей. Среди них был Старкад Старый. [70] Сам Хаки конунг тоже был великий витязь. Они сошлись на Полях Фюри. Битва была жаркой. Войско Хуглейка несло большие потери. Тогда Свипдаг и Гейгад бросились вперед, но против каждого из них выступило по шести витязей Хаки, и они были взяты в плен. Хаки конунг пробился сквозь стену из щитов к Хуглейку конунгу и сразил его и его двух сыновей. После этого шведы обратились в бегство, и Хаки конунг покорил страну и стал конунгом шведов. Он правил страной три года, и пока он сидел мирно дома, его витязи оставили его. Они ходили в викингские походы и брали добычу.


XXIII


Ёрунд и Эйрик были сыновьями Ингви, сына Альрека. Все это время они плавали на своих боевых кораблях и воевали. Одним летом они ходили в поход в Данию и встретили там Гудлауга конунга халейгов, [71] и сразились с ним. Битва кончилась тем, что все воины на корабле Гудлауга были перебиты, а сам он взят в плен. Они свезли его на берег у мыса Страумейрарнес и там повесили. Его люди насыпали там курган. Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:


А Гудлауг

Изведал лихо,

Повис на суку

По воле свеев.

Знать, сильны

Сыны Ингви,

Что он оседлал

Лошадь Сигара; [72]

И на мысу

Машет ветвями,

Гнется под трупом

Смертное древо.

Стал знаменит

Страумейрарнес,

Меченный камнем

В память князя.


Братьев Эйрика и Ёрунда это очень прославило. Они стали знаменитыми. Вот услышали они, что Хаки, конунг в Швеции, отпустил от себя своих витязей. Они отправляются в Швецию и собирают вокруг себя войско. А когда шведы узнают, что это пришли Инглинги, тьма народу примыкает к ним. Затем они входят в Лёг и направляются в Уппсалу навстречу Хаки конунгу. Он сходится с ними на Полях Фюри, и войско у него много меньше. Началась жестокая битва. Хаки конунг наступал так рьяно, что сражал всех, кто оказывался около него, и в конце концов сразил Эйрика конунга и срубил стяг братьев. Тут Ёрунд конунг бежал к кораблям, и с ним все его войско. Но Хаки конунг был так тяжело ранен, что, как он понимал, ему оставалось недолго жить. Он велел нагрузить свою боевую ладью мертвецами и оружием и пустить ее в море. Он велел затем закрепить кормило, поднять парус и развести на ладье костер из смолистых дров. Ветер дул с берега. Хаки был при смерти или уже мертв, когда его положили на костер. Пылающая ладья поплыла в море, и долго жила слава о смерти Хаки.


XXIV


Ёрунд, сын Ингви конунга, стал конунгом в Уппсале. Он правил страной, а летом часто бывал в походах. Одним летом он отправился со своим войском в Данию. Он воевал в Йотланде, а осенью вошел в Лимафьорд и воевал там. Он стоял со своим войском в проливе Оддасунд. Тут нагрянул с большим войском Гюлауг, конунг халейгов, сын Гудлауга, о котором рассказано было раньше. Он вступает в бой с Ёрундом, а когда местные жители видят это, они стекаются на больших и малых кораблях со всех сторон. Ёрунд был разбит наголову, и все воины были перебиты на его корабле. Он бросился вплавь, но был схвачен и выведен на берег. Тогда Гюлауг конунг велел воздвигнуть виселицу. Он подводит Ёрунда к ней и велит его повесить. Так кончилась его жизнь. Тьодольв говорит так:


Сгублен был

Убийца Годлауга

В былые дни

У Лимафьорда,

Когда скакун

Высокогрудый

Вознес на узде

Льняной Ёрунда. [73]

И Хагбардов

Обруч бычий [74]

Горло сдавил

Вождю дружины.



XXV


Аун, или Ани, сын Ёрунда, был конунгом шведов после своего отца. Он усердно приносил жертвы и был человеком мудрым. Воевать он не любил, все сидел дома.

Когда эти конунги правили в Уппсале, как об этом только что рассказывалось, в Дании правил сперва Дан Гордый – он дожил до глубокой старости, – потом сын его Фроди Гордый или Миролюбивый, потом его сыновья Хальвдан и Фридлейв. Они были очень воинственны. Хальвдан был старшим и первым из них во всем. Он отправился со своим войском в Швецию, в поход против Ауна конунга. Между ними произошло несколько битв, и Хальвдан всегда одерживал верх. В конце концов Аун конунг бежал в Западный Гаутланд. К тому времени он уже пробыл двадцать лет конунгом в Уппсале. В Западном Гаутланде он тоже пробыл двадцать лет, пока Хальвдан конунг был в Уппсале. Хальвдан конунг умер от болезни, и там ему насыпали курган. После этого Аун конунг вернулся в Уппсалу. Ему было тогда шестьдесят лет. Он совершил большое жертвоприношение, прося о долголетии, и принес в жертву Одину своего сына. Один обещал Ауну конунгу, что тот проживет еще шестьдесят лет. Аун пробыл конунгом в Уппсале еще двадцать лет. Тут нагрянул в Швецию Али Смелый, сын Фридлейва, и у них с Ауном произошло несколько сражений, и Али всегда одерживал верх. Тогда Аун конунг во второй раз бежал в Западный Гаутланд, оставив свои владения. Али был конунгом в Уппсале двадцать лет, пока Старкад Старый не убил его. После смерти Али Аун конунг вернулся в Уппсалу и правил там еще двадцать лет. Он снова совершил большое жертвоприношение и принес в жертву своего второго сына. Тогда Один сказал Ауну, что, давая ему раз в десять лет по сыну, он будет жить вечно, и велел ему называть какую‑нибудь область в своей стране по числу своих сыновей, которых он принес в жертву Одину. После того как он принес в жертву седьмого сына, он прожил еще десять лет, но уже не мог ходить. Его носили на престоле. Он принес в жертву восьмого сына и прожил еще десять лет, лежа в постели. Он принес в жертву девятого сына и прожил еще десять лет, и сосал рожок, как младенец. У Ауна оставался тогда еще один сын, и он хотел принести его в жертву и посвятить Одину Уппсалу и прилегающие к ней земли, назвав всю эту область Тиундаланд. [75] Но шведы не позволили ему совершить жертвоприношение. Тут Аун конунг умер, и в Уппсале ему насыпали курган. [76] С тех пор, когда кто‑нибудь умирает безболезненно от старости, это называют болезнью Ауна. [77] Тьодольв говорит так:


Знаю, что Аун

В давние годы

В Уппсале

Впал в детство.

И, живот

Свой спасая,

Старец стал

Сосать тюрю.

И был в руках

Его дряхлых

Турий рог,

Словно соска.

День‑деньской,

Как младенец,

Конунг пил

Из копья турья, [78]

И не под силу

Сыноубийце

Было поднять

Клинок бычий. [79]



XXVI


Эгиль, сын Ауна Старого, был конунгом в Швеции после своего отца. Он не любил воевать и сидел мирно дома. Тунни звался его раб, который был раньше хранителем сокровищ Ауна Старого. Когда Аун умер, Тунни закопал в землю много сокровищ. А когда Эгиль стал конунгом, он заставил Тунни работать с другими рабами. Тому это очень не понравилось, и он убежал, а с ним много рабов. Они отрыли сокровища, которые Тунни закопал в землю, и тот раздал их своим людям, и они выбрали его своим вождем. К нему стеклось много отребья. Они скрывались в лесах, иногда совершали набеги, грабили людей и убивали. Эгиль конунг узнал об этом и отправился со своим войском искать их. Однажды, когда он расположился где‑то на ночлег, нагрянул Тунни со своими людьми и перебил много народу у конунга. Когда Эгиль конунг увидел, что происходит, он стал обороняться, подняв свой стяг, но многие из его людей бежали. Тунни и его люди наступали храбро. Тут Эгиль понял, что ему ничего не остается, кроме как бежать. Тунни и его люди преследовали бегущих до ближайшего леса. Затем они вернулись, разоряли и грабили, и не встречали никакого сопротивления. Все захваченное добро Тунни раздавал своим людям. Поэтому его любили и к нему шли. Эгиль конунг собрал войско и пошел против Тунни. Они сразились, и Тунни одержал верх, а Эгиль бежал и потерял много людей. Эгиль конунг и Тунни бились восемь раз, и во всех этих битвах Тунни одерживал верх. После этого Эгиль конунг бежал из своей страны. Он направился в Данию, на остров Селунд, к Фроди Смелому. Он обещал Фроди конунгу дань с шведов за помощь. Фроди дал ему войско и своих витязей. Эгиль конунг направился в Швецию, и когда Тунни узнал об этом, он двинулся со своими войсками ему навстречу. Битва была жаркой. Тунни пал, и Эгиль конунг снова стал править страной. Датчане вернулись к себе. Эгиль конунг посылал Фроди конунгу богатые и большие подарки каждые полгода, но не платил датчанам дани. Однако Эгиль и Фроди оставались друзьями.

После смерти Тунни Эгиль правил страной три года. Случилось тогда в Швеции, что бык, предназначенный для жертвоприношения, стал старым и опасным для людей – так его усердно откармливали, – и когда его хотели поймать, убежал в лес и взбесился, и долго оставался в лесу, и был сущей бедой для людей. Эгиль конунг был хороший охотник. Он часто выезжал в леса охотиться. Однажды он выехал на охоту со своими людьми. Он долго преследовал одного зверя и, скача за ним по лесу, отбился от других людей. Вдруг он увидел того самого быка и подъехал к нему, чтобы убить его. Бык повернулся к нему. Конунг метнул в него копье, и бык разъярился. Он боднул лошадь в бок, и она упала, а с нею – конунг. Конунг вскочил на ноги и взмахнул было мечом. Но бык так боднул его в грудь, что рога глубоко вонзились в тело. Тут подоспели люди конунга и убили быка. Конунг вскоре умер, и в Уппсале ему насыпан курган. [80] Тьодольв говорит так:


Государь

От гнета Тунни,

Славный, бежал

В чужие земли.

Но вонзил

Зверь свирепый

Лба зубец [81]

В башню духа. [82]

Прежде он

Бровей крепость [83]

Долго носил

В лесах восточных.

А ныне засел

В сердце Эгиля

Турий нож [84]

Обнаженный.



XXVII


Оттар, сын Эгиля, правил страной и был конунгом после него. Он и Фроди не были друзьями. Фроди послал людей к Оттару конунгу за данью, которую обещал ему Эгиль. Оттар отвечает, что шведы никогда не платили дани датчанам и что он тоже не будет. Посланные вернулись назад. Фроди был очень воинствен. Одним летом Фроди отправился со своим войском в Швецию, высадился там, разорял страну, перебил много народу, а иных взял в плен. Он взял там большую добычу, сжег много поселений и произвел большие опустошения. На другое лето Фроди отправился в поход в Восточные Страны. [85] Оттар конунг узнал, что Фроди уехал. Он садится на боевой корабль, отправляется в Данию, разоряет страну и не встречает никакого сопротивления. Он узнает, что на Селунде собралось большое войско. Тогда он направляется на запад, затем на юг, в Йотланд, входит в Лимафьорд, разоряет Вендиль, жжет там поселения и опустошает земли.

У Фроди были ярлы, которых звали Вётт и Фасти. Он оставил их защищать Данию в его отсутствие. Когда ярлы узнали, что конунг шведов в Дании, они собирают войско, садятся на корабли и отправляются на юг, к Лимафьорду, застают Оттара конунга врасплох и сразу же вступают в бой. Шведы дают отпор. Обе стороны несут потери, но к датчанам все время подходят подкрепления из соседних мест, и к ним присоединяются все корабли, находящиеся поблизости. Битва кончилась тем, что Оттар конунг погиб и большая часть его войска тоже. Датчане перенесли его тело на берег и положили на какой‑то курган на растерзание зверям и птицам. Они сделали ворону из дерева и послали ее в Швецию, сказав, что Оттар конунг не больше ее стоит. Они потом называли Оттара вендильской вороной. [86] Тьодольв говорит так:


Данов сталь

Достала Оттара,

Брошен труп

Пернатой твари.

Ворон летел

К мертвому телу,

Страшной лапой

Цеплял князя.

И о делах

Ярлов в Вендиле,

Знаю, жива

Молва у свеев,

Как разбили

В бою конунга

Фасти и Вётт

С островов Фроди.



XXVIII


Адильс, сын Оттара конунга, был конунгом после него. Он долго правил страной и был очень богат. Летом он не раз ходил в викингские походы. Однажды он пришел со своим войском в Страну Саксов. Там правил тогда конунг по имени Гейртьов, а жена его звалась Алов Могучая. Не рассказывается о том, были ли у них дети. Конунга тогда не было в стране. Адильс конунг и его люди совершили набег на усадьбу конунга и разграбили ее. Некоторые из них погнали захваченный ими скот к берегу. Скот пасли рабы и рабыни. Их всех они тоже захватили. Среди рабынь была девушка дивной красоты. Ее звали Ирса. Адильс конунг отправился домой с добычей. Ирса не была вместе с рабынями. Вскоре оказалось, что она умна, красноречива и во всем сведуща. Она всем очень понравилась, и всего больше – конунгу. Кончилось тем, что он сыграл с ней свадьбу. Ирса стала женой конунга Швеции, и пошла о ней добрая слава.


XXIX


В Хлейдре правил тогда Хельги конунг, сын Хальвдана. Он приплыл в Швецию с такой огромной ратью, что Адильсу конунгу не оставалось ничего, кроме как бежать. Хельги конунг высадился со своим войском, разорял страну и взял большую добычу. Он взял в полон Ирсу, жену конунга, и увез с собой в Хлейдр, и женился на ней. Их сыном был Хрольв Жердинка. [87] Когда Хрольву было три года, в Данию приехала Алов. Она открыла Ирсе, что Хельги конунг, ее теперешний муж, был ее отцом, а она, Алов, – ее матерью. Тогда Ирса вернулась в Швецию к Адильсу и была там до конца своей жизни. Хельги конунг погиб в походе. Хрольву Жердинке было тогда восемь лет, и он был провозглашен конунгом в Хлейдре.

Адильс конунг враждовал с конунгом по имени Али Уппландский. Он был из Норвегии. Между ними произошла битва на льду озера Венир. Али конунг погиб в этой битве, и Адильс одержал победу. В саге о Скьёльдунгах [88] подробно рассказывается об этой битве, а также о походе Хрольва Жердинки в Уппсалу к Адильсу. Это тогда Хрольв Жердинка посеял золото на Полях Фюри.

Адильс конунг очень любил хороших лошадей. У него были лучшие в то время кони. Одного его коня звали Прыткий, а другого – Ворон. Он достался Адильсу после смерти Али, и от этого коня родился другой конь, которого тоже звали Ворон. Адильс послал его в Халогаланд Годгесту конунгу. Годгест конунг поскакал на нем и не мог его остановить, свалился с него и разбился насмерть. Это было в Эмде в Халогаланде.

Однажды во время жертвоприношения дисам. [89] Адильс конунг ехал на коне через капище дисы. Вдруг конь споткнулся под ним и упал, а конунг – с него и так ударился головой о камень, что череп треснул и мозги брызнули на камень. Так он погиб. Он умер в Уппсале и был погребен там в кургане [90] Шведы называли его могущественным конунгом. Тьодольв говорит так:


Ведом мне

И удел Адильса,

Знаю, волшба

Сгубила героя.

Грянулся князь

С коня наземь,

Достославный

Наследник Фрейра.

Из головы

Высокородного

Брызнул мозг,

Мешаясь с грязью.

Так и умер

Он в Уппсале,

Недруг Али

Победоносный.



XXX


Эйстейн, сын Адильса, правил Шведской Державой после него. В его время пал в Хлейдре Хрольв Жердинка. В то время и датские и норвежские конунги ходили походами в Швецию. Многие из них были морскими конунгами – у них были большие дружины, а владений не было. Только тот мог с полным правом называться морским конунгом, кто никогда не спал под закопченной крышей и никогда не пировал у очага.


XXXI


Сёльви, сын Хёгни с острова Ньярдей, был морским конунгом, который ходил тогда в викингские походы в Восточные Страны. У него были владения в Йотланде. Он отправился со своей дружиной в Швецию. Эйстейн конунг пировал тогда где‑то в Ловунде. Сёльви нагрянул туда ночью, окружил дом, в котором был конунг и его дружина, и сжег дом вместе со всеми людьми. Затем Сёльви отправляется в Сигтуны и требует, чтобы его провозгласили конунгом. Но шведы собирают войско и хотят защищать свою страну. Произошла такая большая битва, что, как говорят, она не закончилась на одиннадцатый день. Сёльви конунг одержал победу и долго был конунгом Шведской Державы – до тех пор, пока шведы не восстали против него и не убили его. Тьодольв говорит так:


В Ловунде,

Знаю, норны

Скрыли нить

Жизни князя,

И пал Эйстейн

Там в палатах,

Ютским людом

Спаленный.

И мор травы

Морской склонов [91]

В жаркой ладье [92]

Вождя мучил,

Когда подожжен

Со всей дружиной

Рубленый струг [93]

Горел ярко.



XXXII


Ингвар, сын Эйстейна конунга, стал тогда конунгом Шведской Державы. Он был очень воинствен и часто ходил в морские походы, ибо на Швецию тогда все время совершали набеги и датчане, и люди из Восточных Стран. Ингвар конунг заключил мир с датчанами и стал ходить в походы в Восточные Страны. Одним летом он собрал войско и отправился в Страну Эстов, и разорял ее в том месте, что называется У Камня. [94] Тут нагрянули эсты с большим войском, и произошла битва. Войско эстов было так велико, что шведы не могли ему противостоять. Ингвар конунг пал, а дружина его бежала. Он погребен там в кургане у самого моря. Это в Адальсюсле. Шведы уплыли домой после этого поражения. Тьодольв говорит так:


И, говорят,

Ингвар конунг

Жертвой стал

Мужей Сюслы, [95]

Эстов рать

Рядом с камнем

Разбила в бою

Ясноликого.

И океан

Мертвого князя

Песней Гюмира [96]

Услаждает.



XXXIII


Энунд, сын Ингвара, правил после него в Швеции. В его дни в Швеции царил мир, и у него было очень много всякого добра. Энунд конунг отправился со своим войском в Страну Эстов, чтобы отмстить за своего отца. Он высадился там, разорил всю страну и захватил большую добычу. Осенью он вернулся в Швецию. В его дни в Швеции были хорошие урожаи. Из всех конунгов Энунда всего больше любили.

Швеция – лесная страна, и лесные дебри в ней настолько обширны, что их не проехать и за много дней. Энунд конунг затратил много труда и средств на то, чтобы расчистить леса и заселить росчисти. Он велел также проложить дороги через лесные дебри, и тогда среди лесов стало много безлесных земель, и на них стали селиться. Так страна заселялась, ибо народу, который мог бы селиться, было достаточно. Энунд конунг велел проложить дороги по всей Швеции через леса, болота и горы. Поэтому его прозвали Энунд Дорога. Энунд конунг построил себе усадьбы во всех областях Швеции и ездил по всей стране по пирам.


XXXIV


У Энунда Дороги был сын, которого звали Ингьяльд. В то время в Фьядрюндаланде. [97] правил конунг Ингвар. У него было от его жены два сына. Одного звали Альв, другого – Агнар. Они были сверстники Ингьяльда. В те времена по всей Швеции в каждой области правил свой конунг [98] Энунд Дорога правил в Тиундаланде. Это где Уппсала. Там тинг всех шведов. И там тогда справлялись большие жертвоприношения. Много конунгов съезжалось туда. Это бывало в середине зимы. Однажды зимой, когда много народу съехалось в Уппсалу, был там и Ингвар конунг с сыновьями. Им было по шести лет. Альв, сын Ингвара конунга, и Ингьяльд, сын Энунда конунга, затеяли какую‑то мальчишескую игру, и каждый из них должен был быть вожаком своей ватаги. Во время игры Ингьяльд оказался слабее Альва, и так разозлился, что громко заплакал. Тут подошел Гаутвид, сын его воспитателя, и отвел его к Свипдагу Слепому, его воспитателю, и рассказал тому, что стряслось и что Ингьяльд оказался слабее в игре, чем Альв, сын Ингвара конунга. Свипдаг отвечал, что это большой позор. На другой день Свипдаг велел вырезать сердце у волка, изжарить его на вертеле и дал его съесть Ингьяльду. С тех пор тот стал очень злобным и коварным. Когда Ингьяльд вырос, Энунд посватал ему в жены Гаутхильд, дочь Альгаута конунга. Он был сыном конунга Гаутрека Щедрого, сына Гаута, по которому назван Гаутланд. Альгаут конунг был уверен, что хорошо выдает свою дочь замуж, сватая ее за сына Энунда конунга, если сын нравом в отца. Девушку отправили в Швецию, и Ингьяльд сыграл с ней свадьбу.


XXXV


Однажды осенью Энунд конунг ездил по своим усадьбам с дружиной и приехал в местность, которая называется Химинхейд. [99] Там есть несколько узких горных долин и высокие горы с обеих сторон. Шли сильные дожди, а в горах выпал снег. Огромная лавина камней и глины обрушилась на Энунда конунга и его дружину. Конунг погиб, и многие вместе с ним. Тьодольв говорит так:


Знаю, стал

Преградой Энунду

Град камней

У Химинфьёлля,

И был в горах

В прах повержен

Эстов враг

Горем Сёрли. [100]

И земных

Костей [101] груда

Княжий труп

Тяжко давит. [102]



XXXVI


Ингьяльд, сын Энунда конунга, стал конунгом в Уппсале. В те времена, когда в Швеции было много местных конунгов, конунги в Уппсале были верховными конунгами. Правители, сидевшие в Уппсале, были единовластными во всей Шведской Державе с того времени, как Один правил в Швеции, и вплоть до смерти Агни. Только тогда держава была впервые поделена между братьями, как об этом было написано раньше. [103] После этого владения и власть конунга стали распыляться в роду по мере того, как он разветвлялся. Но некоторые конунги расчищали лесные дебри, селились там и так увеличивали свои владения. Когда Ингьяльд пришел к власти и стал конунгом, было много местных конунгов, как уже написано. Ингьяльд конунг велел устроить большой пир в Уппсале, чтобы справить тризну по Энунду конунгу, своему отцу. Он велел построить палаты не менее просторные и роскошные, чем палаты конунга в Уппсале, и назвал их палатами семи конунгов. В них было приготовлено семь престолов.

Ингьяльд конунг послал гонцов во все концы Швеции и пригласил к себе конунгов, ярлов и других знатных людей. На эту тризну приехали Альгаут конунг, тесть Ингьяльда; Ингвар конунг Фьядрюндаланда и его два сына, Агнар и Альв; Спорсньялль конунг Нерики, Сигверк конунг Аттундаланда. [104] Гранмар, конунг Судрманналанда, не приехал. Шесть конунгов были посажены на престолы в новых палатах. Один из престолов, приготовленных по велению Ингьяльда конунга, пустовал. Все, кто приехал, были размещены в новых палатах. Ингьяльд разместил свою дружину и всех своих людей в своих палатах.

В то время был обычай, что, когда справляли тризну по конунгу или ярлу, тот, кто ее устраивал и был наследником, должен был сидеть на скамеечке перед престолом до тех пор, пока не вносили кубок, который назывался Кубком Браги. [105] Затем он должен был встать, принять кубок, дать обет совершить что‑то и осушить кубок. После этого его вели на престол, который раньше занимал его отец. Тем самым он вступал в наследство после отца.

Так было сделано и в этот раз. Когда Кубок Браги принесли, Ингьяльд конунг встал, взял в руки большой турий рог и дал обет увеличить свою державу вполовину во все четыре стороны или умереть. Затем он осушил рог. Когда вечером люди опьянели, Ингьяльд конунг сказал Фольквиду и Хульвиду, сыновьям Свипдага, чтобы они и их люди вооружились, как было договорено вечером. Они вышли, отправились к новым палатам и подожгли их. Сразу же палаты запылали. В них сгорели шесть конунгов и все их люди. Тех, которые пытались спастись, немедля убивали.

После этого Ингьяльд конунг подчинил себе все те владения, которые принадлежали конунгам, и собирал с этих владений дань.


XXXVII


Гранмар конунг услышал об этих событиях и понял, что его ожидает та же участь, если он не побережется. В это самое лето в Швецию приплыл со своей дружиной конунг Хьёрвард, которого звали Ильвингом, [106] и высадился во фьорде, что называется Мирквафьорд. Когда Гранмар конунг узнает об этом, он посылает к нему людей и приглашает его и всю его дружину к себе на пир. Тот принял приглашение, ибо никогда не грабил во владениях Гранмара конунга. Когда он явился на пир, его очень радушно приняли. У конунгов, которые жили в своих владениях и устраивали пиры, был такой обычай, что вечером, когда кубки шли вкруговую, пили попарно из одного кубка, мужчина и женщина, сколько выходило пар, а остальные пили из одного кубка. А у викингов был закон пить на пирах всем вместе из одного кубка. Хьёрварду конунгу был приготовлен престол напротив престола Гранмара конунга, а все его люди сидели рядом на скамье. Гранмар конунг сказал Хильдигунн, своей дочери, чтобы она приготовилась подносить пиво викингам. Она была очень красивая девушка. Она взяла серебряный кубок, наполнила его, подошла к Хьёрварду конунгу и сказала:

– За здоровье всех Ильвингов и в память Хрольва Жердинки!

Она выпила кубок наполовину и передала его Хьёрварду конунгу. Тот взял кубок и ее руку и сказал, что она должна сесть рядом с ним. Она возразила, что не в обычае викингов пить с женщинами один на один. Хьёрвард отвечал, что он охотно нарушит закон викингов и будет пить с ней вдвоем. Тогда Хильдигунн села рядом с ним, и они пили из одного кубка и много беседовали в тот вечер. На следующий день, когда конунги встретились, Хьёрвард посватался и просил руки Хильдигунн.

Гранмар конунг рассказал об этом своей жене, Хильд, и другим знатным людям и сказал, что Хьёрвард конунг был бы им надежной опорой. Его слова встретили одобрение, и все почли их разумными. Дело кончилось тем, что Хильдигунн была обручена с Хьёрвардом конунгом, и он сыграл с ней свадьбу. Хьёрвард конунг должен был остаться у Гранмара конунга, потому что у того не было сына, который мог бы помочь ему в правлении.


XXXVIII


Этой самой осенью Ингьяльд конунг собрал войско, чтобы напасть на тестя с зятем. Это войско было из всех тех его владений, которые он себе подчинил. Когда тесть с зятем слышат об этом, они собирают войско в своих владениях, и им на подмогу приходит Хёгни конунг и его сын Хильдир, которые правили в Восточном Гаутланде. Хёгни был отцом Хильд, жены Гранмара конунга. Ингьяльд конунг высадился на берег со всем своим войском, и у него было много больше народу, чем у его противников. Вот войска сходятся, и начинается жестокая битва. Вскоре, однако, вожди, правившие Фьядрюндаландом, Западными Гаутами, Нерики и Аттундаландом, обратились в бегство, и все войско, собранное в этих землях, бежало на свои корабли. После этого плохо пришлось Ингьяльду конунгу, он получил много ран и бежал на свои корабли, а Свипдаг Слепой, его воспитатель, и оба его сына, Гаутвид и Хульвид, пали в этой битве. Ингьяльд конунг вернулся в Уппсалу очень недовольный своим походом. Он увидел, что войско, собранное им в землях, которые он подчинил силой, не будет ему верным. После этого между Ингьяльдом конунгом и Гранмаром конунгом была большая вражда. Так прошло много времени, и наконец друзьям того и другого удалось помирить их. Конунги договорились о встрече, встретились и заключили мир, Ингьяльд конунг и Гранмар конунг и Хьёрвард конунг, его зять. Мир должен был соблюдаться до тех пор, пока они живы. Он был скреплен клятвами верности. Следующей весной Гранмар конунг отправился в Уппсалу, чтобы совершить жертвоприношение, так как было принято весной приносить жертвы за мир. Тут он получил предсказание, что ему не долго осталось жить, и он вернулся в свои владения.


XXXIX


На следующую осень Гранмар конунг и Хьёрвард конунг, его зять, отправились пировать в своих усадьбах на острове, что зовется Сили. В то время как они пировали, явился туда однажды ночью Ингьяльд конунг со своим войском, окружил дом и сжег их в доме со всеми их людьми. После этого он подчинил себе владения конунгов Гранмара и Хьёрварда и поставил там правителей. Хёгни конунг и Хильдир, его сын, часто совершали набеги на Шведскую Державу и убивали людей Ингьяльда конунга, которых он поставил править во владениях, принадлежавших раньше Гранмару конунгу, их родичу. Долгое время Ингьяльд конунг и Хёгни конунг враждовали друг с другом. Но Хёгни конунгу удалось до самой смерти удержаться в своих владениях, противостоя Ингьяльду конунгу.

У Ингьяльда конунга было двое детей от его жены, дочь и сын. Дочь его звали Аса, она была старшая, а сын его был Олав Лесоруб. Гаутхильд, жена Ингьяльда конунга, отослала мальчика своему воспитателю Бови, в Западный Гаутланд. Он вырос там вместе с сыном Бови, Сакси, которого прозвали Грабителем.

Рассказывают, что Ингьяльд конунг убил двенадцать конунгов и всех их он обманул обещанием мира. Его прозвали поэтому Ингьяльдом Коварным. Он был конунгом большей части Швеции. Асу, свою дочь, он выдал за Гудрёда, конунга в Сканей. Она была похожа на отца нравом. Она была виной тому, что Гудрёд убил Хальвдана, своего брата. Хальвдан был отцом Ивара Широкие Объятья. Аса была виной также и смерти Гудрёда, своего мужа.


XL


Ивар Широкие Объятья отправился в Сканей после смерти Гудрёда, своего дяди. Он сразу же собрал большое войско и двинулся в Швецию. Аса Коварная еще до этого поехала к своему отцу. Ингьяльд конунг пировал в Рэнинге, когда он услышал, что войско Ивара конунга близко. Он видел, что у него недостаточно войска, чтобы сражаться с Иваром. И он понимал, что, если он обратится в бегство, враги нападут на него со всех сторон. Они с Асой поступили тогда так, и об этом пошла слава: они напоили всех своих людей допьяна, а затем подожгли палаты. Сгорели и палаты, и весь народ, что был в них, вместе с Ингьяльдом конунгом. Тьодольв говорит так:


В Рэнинге

Дымовержец [107]

Ингьяльда

Забил углями,

И вождя

Ворог дома [108]

Затоптал

Неживое тело.

Княжей судьбе

Несравненной

Свеи много

Дивились,

Ведь властелин

Достославный

Смертный час

Сам выбрал.



XLI


Ивар Широкие Объятья подчинил себе всю Шведскую Державу. Он завладел также всей Датской Державой и большей частью Страны Саксов, всей Восточной Державой [109] и пятой частью Англии. От его рода произошли конунги датчан и шведов, те, которые были единовластными в своей стране. После смерти Ингьяльда Коварного Уппсальская Держава ушла из рук Инглингов, насколько можно проследить их родословную.


XLII


Когда Олав, сын Ингьяльда конунга, узнал о смерти своего отца, он отправился в поход с теми людьми, которые захотели идти с ним, ибо большая часть шведов все как один хотели изгнать род Ингьяльда и всех его друзей. Олав отправился сначала в Нерики, но когда шведы об этом проведали, ему нельзя было больше там оставаться. Тогда он направился на запад через леса к той реке, что впадает с севера в Венир и называется Эльв. [110] Там они остановились, стали расчищать и выжигать леса и потом селиться. Вскоре край был заселен. Они назвали его Вермаланд. Там были хорошие земли. Когда в Швеции услышали, что Олав расчищает леса, его прозвали Лесорубом, и это было насмешкой над ним. Олав женился на девушке, которую звали Сёльвейг или Сёльва. Она была дочерью Хальвдана Золотой Зуб с запада из Солейяр. Хальвдан был сыном Сёльви, сына Сёльвара, сына Сёльви Старого, который первый расчистил лес в Солейяр. Мать Олава Лесоруба звали Гаутхильд, а ее матерью была Алов, дочь Олава Ясновидящего, конунга Нерики. У Олава и Сёльви было два сына – Ингьяльд и Хальвдан. Хальвдан вырос в Солейяр у Сёльви, своего дяди по матери. Его прозвали Хальвдан Белая Кость.


XLIII


Очень многие бежали из Швеции, будучи объявлены Иваром вне закона. Они слышали, что у Олава Лесоруба в Вермаланде хорошие земли, и к нему стеклось так много народу, что земля не могла всех прокормить. Случился неурожай, и начался голод. Люди сочли, что виноват в этом конунг, ибо шведы обычно считают, что конунг – причина как урожая, так и неурожая. Олав конунг пренебрегал жертвоприношениями. Это не нравилось шведам, и они считали, что отсюда и неурожай. Они собрали войско, отправились в поход против Олава конунга, окружили его дом и сожгли его в доме, отдавая его Одину и принося его в жертву за урожай. Это было у Венира озера. Тьодольв говорит так:


И у волны

. . [111]

Олава

Опалило пламя,

И волк стволов [112]

Жгучепалый

Сорвал плащ

С вождя свеев.

Сын владык

Высокородный,

Уппсалу он

Давно оставил.


Те из шведов, что умнее, однако, видели: голод из‑за того, что народу больше, чем земля может прокормить, и конунг тут ни при чем. Было решено двинуться со всем войском на запад через лес Эйдаског и неожиданно появиться в Солейяр. Там они убили Сёльви конунга и полонили Хальвдана Белая Кость. Они сделали его своим вождем и дали ему звание конунга. Тогда он подчинил себе Солейяр. Затем он двинулся с войском в Раумарики, воевал там и подчинил себе этот край силой оружия.


XLIV


Хальвдан Белая Кость был могущественным конунгом. Он был женат на Асе, дочери Эйстейна Сурового, конунга жителей Упплёнда. Он правил Хейдмёрком. У Асы с Хальвданом было два сына, Эйстейн и Гудрёд. Хальвдан захватил большую часть Хейдмёрка, Тотн, Хадаланд и большую часть Вестфольда. Он дожил до старости, умер от болезни в Тотне, и тело его было перевезено в Вестфольд, где он был погребен в кургане в Скирингссале, в месте, которое называется Скерейд. Тьодольв говорит так:


Хальвдан князь,

Всякий знает,

Давно как сынов

Земных покинул,

И в свой чертог

Его из Тотна

Взять захотела

Хозяйка павших. [113]

И Скерейд

В Скирингссале

Плачет теперь

По государю.



XLV


Ингьяльд, брат Хальвдана, был конунгом в Вермаланде, но после его смерти Хальвдан конунг подчинил себе Вермаланд и до самой своей смерти брал с него дань и назначал туда ярлов.


XLVI


Эйстейн, сын Хальвдана Белая Кость, был конунгом после него в Раумарики и Вестфольде. Он был женат на Хильд, дочери Эйрика, Агнарова сына, который был конунгом в Вестфольде. Агнар, отец Эйрика, был сыном Сигтрюгга конунга из Вендиля. У Эйрика не было ни одного сына. Он умер, когда конунг Хальвдан Белая Кость еще жил. Тогда Хальвдан со своим сыном Эйстейном завладели всем Вестфольдом. Эйстейн правил Вестфольдом до самой своей смерти. Тогда в Варне был конунг, которого звали Скьёльд. Он был очень сведущ в колдовстве. Эйстейн конунг приплыл с несколькими боевыми кораблями в Варну и стал грабить там. Он брал, что ему попадалось: одежду и всякое добро и орудия бондов. Скот они резали на берегу. Потом они уплывали. Когда Скьёльд конунг вышел на берег со своим войском, Эйстейн конунг уже переплыл через фьорд. Скьёльд еще видел их паруса. Он взял свой плащ, развернул его и дунул в него. Когда они проплывали мимо острова Ярлсей, Эйстейн конунг сидел у руля, а другой корабль плыл рядом. Были волны, и рея другого корабля сбросила конунга за борт. Так он погиб. Его люди выловили его труп. Его отвезли в Борро и там погребли его в кургане на каменистой гряде у реки Вадлы. Тьодольв говорит так:


И ненароком

Рея Эйстейна

Прямо к сестре

Нарви отправила.

Спит давно

Он под курганом,

Гордый князь,

На гряде гранитной.

А мимо вождя

Льдяные воды

Вадла река

Вдаль уносит.



XLVII


Хальвдан, сын конунга Эйстейна, стал конунгом после него. Его прозвали Хальвданом Щедрым на Золото и Скупым на Еду. Рассказывают, что его люди получили столько золотых монет, сколько у других конунгов люди получают серебряных, но жили впроголодь. Он был очень воинствен, часто ходил в викингские походы и добывал богатство. Он был женат на Хлив, дочери Дага конунга Вестмара. Его главной усадьбой был Хольтар в Вестфольде. Там он умер от болезни и был погребен в кургане в Борре. Тьодольв говорит так:


И в третий раз [114]

Сестра Волка

К себе на тинг

Позвала князя.

Тот, кто сидел

На престоле в Хольте,

Не убежал

Норн приговора.

И над ним,

Над Хальвданом,

В Борре мужи

Курган сложили.



XLVIII


Гудрёд, сын Хальвдана, был конунгом после него. Его прозвали Гудрёдом Великолепным, но некоторые звали его Конунгом Охотником. Он был женат на Альвхильд, дочери Альварика, конунга из Альвхейма, и взял за ней половину Вингульмёрка. Их сыном был Олав, прозванный потом Альвом Гейрстадира. Альвхеймаром называлась тогда область между Раум‑Эльвом и Гаут‑Эльвом.

Когда Альвхильд умерла, Гудрёд конунг послал своих людей на запад в Агдир к конунгу, который там правил, – его звали Харальд Рыжебородый, – чтобы посвататься к Асе, его дочери, но Харальд отказал ему. Посланцы вернулись и рассказали конунгу об этом. Через некоторое время Гудрёд конунг спустил свои корабли на воду и поплыл с большим войском в Агдир. Он явился туда совсем неожиданно, высадился на берег и ночью подступил к усадьбе Харальда конунга. Когда тот увидел, что нагрянуло войско, он вышел со всеми людьми, которые были при нем. Произошла битва. У Гудрёда был большой перевес сил. Харальд и Гюрд, его сын, пали. Гудрёд конунг взял большую добычу. Он увез с собой Асу, дочь Харальда конунга, и сыграл с ней свадьбу. У них был сын, которого звали Хальвдан.

В ту осень, когда Хальвдану исполнился год, Гудрёд конунг поехал по пирам. Он стоял со своим кораблем в Стивлусунде. Пир шел горой, и конунг был очень пьян. Вечером, когда стемнело, конунг хотел сойти с корабля, но когда он дошел до конца сходен, на него бросился какой‑то человек и пронзил его копьем. Так он погиб. Человека же этого сразу убили. А утром, когда рассвело, его опознали. Это был слуга Асы, жены конунга. Она не стала скрывать, что это она его подослала. Тьодольв говорит так:


И Гудрёд

Благородный

Предан был

В дни былые.

Коварная мысль

О кровавой мести

Смерть несла

Властелину,

Когда во тьме

Вождя хмельного

Нашло копье

Холопа Асы.

Сталь у брега

Стивлусунда

Раб вонзил

В грудь героя.



XLIX


Олав стал конунгом после смерти своего отца. Он был могуществен и воинствен, очень красив с виду и высок ростом. Ему принадлежал только Вестфольд, ибо Альвгейр конунг подчинил себе тогда весь Вингульмёрк и поставил там конунгом Гандальва, своего сына. Отец и сын очень разоряли тогда Раумарики и подчинили себе большую часть этого края. Сына Эйстейна Могущественного, конунга жителей Упплёнда, звали Хёгни. Эйстейн подчинил себе тогда Хейдмёрк, Тотн и Хадаланд. В то время и Вермаланд ушел из рук сыновей Гудрёда и стал платить дань конунгу шведов. Олаву было двадцать лет, когда Гудрёд конунг умер. Когда Хальвдан конунг, его брат, стал править вместе с ним, они поделили Вестфольд между собой. Олаву досталась его западная часть, а Хальвдану – внутренняя. Олав конунг жил в Гейрстадире. У него заболела нога, и от этого он умер. Он погребен в кургане в Гейрстадире. Тьодольв говорит так:


Трора [115] ветвь

Разрасталась

Все мощней

В стране норвежской,

В Вестмаре

В прежние годы

Олав землёй

Великой правил,

Пока вождя

У края Фольда

Больная нога

Не свела в могилу.

Ныне лежит

Он под курганом,

Славный герой,

В Гейрстадире.



L


Рёгнвальд сын Олава был конунгом в Вестфольде после своего отца. Его прозвали Достославным. В его честь Тьодольв из Хвинира сложил Перечень Инглингов. Он говорит в нем так:


Но, по мне,

Под синим небом

Лучшего нет

Прозвания князю,

Нежели то,

Которым Рёгнвальда

Достославного

Величают.




Сага о Хальвдане Черном

(H á lfdanar saga svarta)


I


Хальвдану исполнился один год, когда погиб его отец. Аса, мать Хальвдана, сразу же уехала с ним на запад в Агдир и стала править во владениях, которые раньше принадлежали ее отцу. Там Хальвдан рос и вскоре стал статным и сильным. У него были черные волосы, и поэтому его прозвали Хальвданом Черным. Ему было восемнадцать лет, когда он начал править в Агдире. Он сразу же отправился в Вестфольд и поделил владения со своим братом Олавом.

В ту же осень Хальвдан пошел походом в Вингульмёрк против конунга Гандальва. Произошло много битв, и победа доставалась то одному, то другому. В конце концов они помирились, и Хальвдану отошла половина Вингульмёрка, которым раньшэ владел его отец Гудрёд. После этого Хальвдан конунг пошел походом на Раумарики и завоевал эту землю. Слух об этом дошел до Сигтрюгга конунга, сына конунга Эйстейна. Он поселился тогда в Хейдмёрке, а раньше подчинил себе Раумарики. Сигтрюгг конунг пошел против Хальвдана конунга. Произошла жестокая битва, и Хальвдан победил. Как раз когда началось бегство, стрела попала Сигтрюггу под левую руку, и он погиб. После этого Хальвдан овладел всем Раумарики. Эйстейном звали другого сына Эйстейна конунга, брата Сигтрюгга. Он был тогда конунгом в Хейдмёрке. Когда Хальвдан конунг снова пошел походом в Вестфольд, Эйстейн конунг отправился со своим войском в Раумарики и завоевал эту землю.


II


До Хальвдана Черного дошел слух, что в Раумарики идет война. Он собрал войско и пошел походом в Раумарики против Эйстейна конунга. Они сразились, и Хальвдан победил, а Эйстейн бежал в Хейдмёрк. Тогда Хальвдан пошел со своим войском в Хейдмёрк в погоню за Эйстейном. Они снова сразились, и Хальвдан победил, а Эйстейн бежал на север в Долины к Гудбранду херсиру. Там он набрал новое войско и зимой отправился в Хейдмёрк. Они сошлись с Хальвданом Черным на большом острове, что в середине озера Мьёрс. Произошла битва, и у обеих сторон погибло много народу, но Хальвдан конунг победил. В битве пал сын Гудбранда херсира Гутхорм, который был самым многообещающим мужем в Упплёнде. Эйстейн конунг бежал тогда еще дальше на север в Долины. Тут он послал Халльварда Плута, своего родича, к Хальвдану конунгу, чтобы тот попытался помириться с ним, и, поскольку они были родня, Хальвдан отдал Эйстейну конунгу половину Хейдмёрка, которым его родичи раньше владели. А Хальвдан подчинил себе Тотн, местность, которая называется Ланд, а также Хадаланд, ибо он много ходил в походы. Так он стал могущественным конунгом.


III


Хальвдан Черный женился на Рагнхильд, дочери Харальда Золотая Борода. Он был конунгом в Согне. У них родился сын, которому Харальд конунг дал свое имя. Мальчик рос в Согне у Харальда конунга, своего деда. У Харальда конунга не было сына, и когда он одряхлел, он уступил власть своему внуку Харальду и велел провозгласить его конунгом. Вскоре после этого Харальд Золотая Борода умер. В ту же зиму умерла его дочь Рагнхильд. А весной умер от болезни и Харальд, молодой конунг в Согне. Ему было тогда десять лет. Когда Хальвдан Черный узнал о его смерти, он пошел с большим войском в поход на север в Согн. Его там хорошо приняли. Он заявил, что притязает на власть и наследство своего сына и не встретил сопротивления. Так он завладел Согном. К нему приехал ярл Атли Тощий из Гаулара. Он был другом Хальвдана конунга. Хальвдан поручил ему вершить суд в фюльке Согни собирать дань в пользу конунга. Затем конунг вернулся к себе в Упплёнд.


IV


Осенью Хальвдан конунг отправился в Вингульмёрк. Однажды ночью Хальвдан конунг был на пиру. В полночь к нему подошел человек, который сторожил лошадей, и сказал, что к усадьбе подошло войско. Конунг сразу же встал и велел своим людям вооружиться. Затем он выходит во двор и строит своих людей. Это нагрянули Хюсинг и Хельсинг, сыновья Гандальва, с большим войском. Произошла жестокая битва, и так как перевес был на стороне сыновей Гандальва, Хальвдан конунг бежал в лес, потеряв много народу. В битве погиб Эльвир Умный, воспитатель Хальвдана конунга.

Затем к Хальвдану стеклись люди, и он пошел против сыновей Гандальва. Они встретились в Эйде у озера Эйи и сразились там. Хюсинг и Хельсинг пали в битве, а их брат Хаки бежал. После этого Хальвдан Черный подчинил себе весь Вингульмёрк, а Хаки бежал в Альвхеймар.


V


Конунг в Хрингарики звался Сигурд Олень. Он был статнее и сильнее других людей. Он был также очень красив с виду. Его отцом был Хельги Смелый, а матерью – Аслауг, дочь Сигурда Змей в Глазу, сына Рагнара Кожаные Штаны.

Рассказывают, что Сигурду было двенадцать лет, когда он победил в единоборстве берсерка Хильдибранда с его одиннадцатью товарищами. Он совершил много подвигов, и о нем есть длинная сага. [116] У Сигурда было двое детей. Его дочь звали Рагнхильд. Она была очень достойная женщина. Ей было тогда двадцать лет. Ее брата звали Гутхорм. Он был еще подростком.

О Сигурде рассказывают, что он часто ездил один по дремучих лесам. Он охотился на крупных зверей, которые были опасны для людей. Он с большим рвением занимался такой охотой. Однажды он поехал один в лес, как было в его обычае. Он долго ехал и выехал на какую‑то прогалину недалеко от Хадаланда. Тут ему повстречался берсерк Хаки с тридцатью людьми. Они сразились. Сигурд Олень пал, и двенадцать людей Хаки были убиты, а сам он потерял руку и получил еще три другие раны. После этого Хаки со своими людьми поехал в усадьбу Сигурда, похитил его дочь Рагнхильд и ее брата Гутхорма и захватил много добра и сокровищ, и увез в Хадаланд. Тут у него была большая усадьба. Он велел готовить пир и собирался справить свадьбу с Рагнхильд, но пир откладывался, потому что его раны не заживали.

Хаки, берсерк из Хадаланда, пролежал, страдая от ран, всю осень и начало зимы. А Хальвдан конунг справлял йоль в Хейдмёрке. До него дошел слух о том, что произошло. Однажды рано утром, когда конунга одевали, он позвал к себе Харека Волка и сказал, что тот должен поехать в Хадаланд.

– Привези мне Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя, – сказал он.

Харек снарядился в поход с сотней людей и еще до рассвета перебрался через озеро и подошел к усадьбе Хаки. Они заняли все выходы из дома, где спали люди Хаки. Затем они подобрались к покою, где спал Хаки, вломились в него, похитили Рагнхильд и ее брата Гутхорма и захватили все добро, что там было, а дом, в котором спали люди Хаки, они сожгли вместе со всеми ними. Они посадили Рагнхильд и ее брата в роскошную повозку с шатром и спустились на лед.

Хаки встал и некоторое время следовал за ними. Но спустившись на лед озера, он воткнул рукоятку меча в лед и навалился на острие. Меч пронзил его насквозь, и Хаки тут же умер. Его похоронили в кургане на берегу озера.

Хальвдан конунг увидел, что едут по льду озера – он был очень зорок. Он увидел повозку с шатром и понял, что Харек и его люди выполнили его поручение. Он велел ставить столы и разослал людей по всей округе, и пригласил к себе многих. В тот же день был справлен роскошный пир, и на этом пиру Хальвдан конунг сыграл свадьбу с Рагнхильд, и с этих пор она стала могущественной правительницей.

Мать Рагнхильд, Тюррни, была дочерью Клакк‑Харальда, конунга в Иотланде, и сестрой Тюры Спасительницы Дании, жены Горма Старого, [117] конунга датчан, который правил Датской Державой в то время.


VI


Рагнхильд снились вещие сны, ибо она была женщиной мудрой. Однажды ей снилось, будто она стоит в своем городе и вынимает иглу из своего платья. И игла эта у нее в руках выросла так, что стала большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным. Нижняя его часть была красной, как кровь, выше ствол его был красивого зеленого цвета, а ветви были белы, как снег.

На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже еще шире.


VII


Конунг Хальвдан никогда не видел снов. Это ему казалось удивительным, и он рассказал об этом человеку, которого звали Торлейв Умный, прося у него совета. Торлейв сказал, что, когда ему хочется узнать что‑нибудь, он ложится спать в свином хлеву, и тогда ему всегда снится что‑нибудь. Конунг так и сделал, и ему приснился такой сон: будто у него волосы красивее, чем у кого бы то ни было, и они распадаются на пряди. Некоторые из этих прядей ниспадают до земли, некоторые – до середины голени, некоторые – до колен, некоторые – до пояса или бедер, некоторые – не ниже шеи, а некоторые только торчат из черепа, как рожки. Пряди эти различного цвета, но одна прядь превосходит все другие красотой, блеском и величиной. Конунг рассказал этот сон Торлейву, и тот истолковал его так, что у него будет большое потомство, которое будет править странами с великой славой, однако не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто будет всех славнее. Люди думают, что эта прядь предвещала конунга Олава Святого.

Конунг Хальвдан был человек умный, правдивый и справедливый. Он вводил законы, соблюдал их сам и заставлял других соблюдать их, так что никто не мог пойти против законов. Он сам установил размеры виры в соответствии с происхождением и достоинством каждого.

Рагнхильд родила сына. Мальчик был окроплен водой и назван Харальдом. Он скоро стал статным и очень красивым. Так он рос и рано стал человеком во всем искусным и умным. Мать его очень любила, а отец – меньше.


VIII


Хальвдан конунг справлял йоль в Хадаланде. В канун йоля там произошло удивительное событие: когда люди садились за столы, а людей было очень много, вся еда и все питье вдруг исчезли со столов. Один за другим все ушли к себе домой, и конунг, удрученный, остался сидеть один. Так как ему хотелось узнать, кто зиной удивительному событию, он велел схватить одного финна, великого колдуна. Он хотел заставить колдуна сказать правду и пытал его, но ничего не добился. Колдун все время звал себе на помощь Харальда, сына конунга, и Харальд просил пощадить колдуна, но ничего не добился. Тогда Харальд все же отпустил колдуна против воли конунга и бежал с ним сам. И вот они будто бы очутились на большом пиру у какого‑то могущественного человека, и там их хорошо приняли, совсем как наяву. Когда они пробыли там до весны, человек этот однажды сказал Харальду:

Твой отец в большой обиде на то, что я прошлой зимой взял у него немного еды. Но я возмещу тебе это радостным известием. Твой отец теперь умер, и ты должен отправиться домой. Ты получишь все владения твоего отца, и кроме того тебе будет принадлежать вся Норвегия.


IX


Хальвдан Черный ехал из Хадаланда, где он справлял йоль, и путь его лежал через озеро Рёнд. Дело было весной. Солнце пекло сильно. Они ехали через залив Рюкингсвик. Там зимой был водопой, и где навоз упал на лед, в солнцепек образовались полыньи. И вот, когда повозка конунга проезжала там по льду, он проломился, и Хальвдан конунг утонул, и много народу с ним. Ему было тогда сорок лет.

Ни при одном конунге не было таких урожайных годов, как при конунге Хальвдане. Люди так любили его, что, когда стало известно, что он умер и тело его привезено в Хрингарики, где его собирались похоронить, туда приехали знатные люди из Раумарики, Вестфольда и Хейдмёрка и просили, чтобы им дали похоронить тело в своем фюльке. Они считали, что это обеспечило бы им урожайные годы. Помирились на том, что тело было разделено на четыре части, и голову погребли в кургане у Камня в Хрингарики, а другие части каждый увез к себе, и они были погребены в курганах, которые все называются курганами Хальвдана.



Сага о Харальде Прекрасноволосом

(Haralds saga ins h á rfagra)


I


Харальд стал конунгом после своего отца. Ему было тогда десять лет. Он был всех статней и сильней, очень красив с виду, мудр и мужествен. Гутхорм, брат его матери, был предводителем его дружины и правил всеми делами. Он был и предводителем войска.

После смерти Хальвдана многие вожди стали посягать на владения, которые он оставил. Первым был Гандальв конунг, за ним последовали братья Хёгни и Фроди, сыновья Эйстейна конунга из Хейдмёрка. Хёгни сын Кари совершал набеги на Хрингарики. Также Хаки сын Гандальва пошел с тремястами людей походом в Вестфольд. Он пробирался по суше по разным долинам и рассчитывал застать Харальда конунга врасплох. А конунг Гандальв засел со своим войском в Лондире и рассчитывал перебраться оттуда через фьорд в Вестфольд. Когда Гутхорм герцог узнал об этом, он собрал войско и вместе с Харальдом конунгом отправился в поход. Он обратился сначала против Хаки, который пробирался по суше, и они сошлись в какой‑то долине. Произошла битва, и Харальд конунг одержал победу. Конунг Хаки пал, и вместе с ним большая часть его войска. Долина эта с тех пор называется Хакадаль. После этого Харальд конунг и Гутхорм герцог вернулись назад, так как Гандальв конунг уже нагрянул в Вестфольд. Они обратились друг против друга, и когда они сошлись, произошла жестокая битва. Гандальв конунг бежал, потеряв большую часть своего войска, и не солоно хлебавши вернулся в свои владения. Когда сб этих событиях узнали сыновья Эйстейна конунга в Хейдмёрке, они стали бояться, что и к ним скоро нагрянет войске. Они послали гонцов Хёгни сыну Кари и Гудбранду херсиру и назначили встречу с ними в Хрингисакре в Хейдмёрке.


II


После этих битв Харальд конунг и Гутхорм герцог со всем войском, которое они собрали, направились в Упплёнд и шли все больше лесом. Они узнали, где конунги Упплёнда назначили встречу, и нагрянули туда в полночь. Стража заметила, что пришло войско, только когда оно уже стояло перед домом, в котором находился Хёгни сын Кари, а также тем домом, в котором спал Гудбранд. Оба дома были подожжены. А сыновья Эйстейна со своими людьми выбрались из дома и некоторое время сражались. Все же оба погибли, Хёгни и Фроди.

После гибели этих четырех вождей Харальд конунг при сильной поддержке своего родича Гутхорма захватил Хрингарики и Хейдмёрк, Гудбрандсдалир и Хадаланд, Тотн и Раумарики, а также всю северную часть Вингульмёрка. Затем Харальд конунг и Гутхорм герцог воевали с Гандальвом конунгом, и война кончилась тем, что Гандальв конунг пал в последней битве, и Харальд конунг захватил все его владения к югу до Раум‑Эльва.


III


Харальд конунг послал своих людей за девушкой, которую звали Гюда. Она была дочерью Эйрика конунга из Хёрдаланда. Она воспитывалась в Вальдресе у одного могущественного бонда. Харальд хотел сделать ее своей наложницей, так как она была девушка очень красивая и гордая. Когда гонцы приехали, они передали девушке, что им было ведено. Она же ответила им, что не хочет тратить свое девство ради конунга, у которого и владений‑то всего несколько фюльков.

– И мне удивительно, – сказала она, – что не находится такого конунга, который захотел бы стать единовластным правителем Норвегии, как Горм конунг стал в Дании или Эйрик в Уппсале. [118]

Гонцам показался непомерно заносчивым ее ответ, и они попросили ее объяснить, что значит такой ответ. Они сказали, что Харальд настолько могущественный конунг, что она может быть довольна его предложением. Однако, поскольку она ответила на него иначе, чем им бы хотелось, они не видят возможности увезти ее теперь против ее воли, и они стали готовиться в обратный путь.

Когда они приготовились к отъезду, люди вышли проводить их. Тут Гюда обратилась к гонцам и просила передать Харальду конунгу, что она согласится стать его женой не раньше, чем он подчинит себе ради нее всю Норвегию и будет править ею так же единовластно, как Эйрик конунг – Шведской Державой или Горм конунг – Данией.

– Потому что тогда, как мне кажется, он сможет называться большим конунгом.


IV


Гонцы вернулись к Харальду конунгу и передали ему эти слова девушки, и сказали, что она непомерно дерзка и неразумна и что конунгу следовало бы послать за ней большое войско, чтобы привезти ее к нему с позором. Но конунг возразил, что девушка не сказала и не сделала ничего такого, за что ей следовало бы отомстить. Скорее он должен быть ей благодарен.

– Мне кажется теперь удивительным, как это мне раньше не приходило в голову то, о чем она мне напомнила, – сказал он. – Я даю обет и призываю в свидетели бога, который меня создал и всем правит, [119] что я не буду ни стричь, ни чесать волос, пока не завладею всей Норвегией с налогами, податями и властью над ней, а в противном случае умру.

Гутхорм герцог очень поблагодарил его за эти слова и сказал, что выполнить этот обет – задача, достойная конунга.


V


Вслед за этим родичи собрали большую рать и пошли походом в Упплёнд и дальше на север по Долинам и еще дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в населенный край, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Когда населению это стало известно, то все, кто только мог, бежали – кто вниз в Оркадаль, кто в Гаулардаль, кто в леса, а некоторые просили пощады, и ее получали все, кто шли к конунгу и становились его людьми. Так конунг и герцог не встретили никакого сопротивления, пока не пришли в Оркадаль. Там их встретило войско, и первая битва у них была с конунгом, которого звали Грютинг. Харальд конунг одержал победу, Грютинг был взят в плен, и много его воинов было убито, а он сам покорился Харальду и дал ему клятву верности. После этого все в фюльке Оркадаль покорились и сделались его людьми.


VI


Всюду, где Харальд устанавливал свою власть, он вводил такой порядок: он присваивал себе все отчины и заставлял всех бондов платить ему подать, как богатых, так и бедных. Он сажал в каждом фюльке ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на свое содержание и расходы. У каждого ярла были в подчинении четыре херсира или больше, и каждый херсир должен был получать двадцать марок на свое содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу шестьдесят воинов, а каждый херсир – двадцать. Харальд конунг настолько увеличил дани и подати, что у ярлов было теперь больше богатства и власти, чем раньше у конунгов. Когда все это стало известно в Трандхейме, многие знатные люди пришли к конунгу и стали его людьми.


VII


Рассказывают, что ярл Хакон сын Грьотгарда прибыл из Ирьяра к Харальду конунгу и привел с собой большое войско в помощь ему. Харальд конунг пошел в Гаулардаль и дал там битву, в которой пали два конунга, и захватил их владения – фюльки Гаулардаль и Стринда. Он поставил Хакона ярла править в фюльке Стринда. После этого Харальд конунг пошел в Стьорадаль, и там у него была третья битва. Он одержал победу и захватил этот фюльк. Тогда жители внутреннего Трандхейма собрались, и четыре конунга выступили со своим войском, среди них тот, кто правил Верадалем, тот, кто правил Скауном, третий – фюльком Спарбюггва, четвертый – Эйной. Эти четыре конунга выступили с войском против Харальда конунга, и он дал им битву и одержал победу, а эти конунги – кто пал в битве, а кто бежал. Харальд конунг всего дал в Трандхейме восемь битв или больше, и, после того как погибли восемь конунгов, он захватил весь Трандхейм.


VIII


На севере в Наумудале были конунгами два брата – Херлауг и Хроллауг. Они три лета были заняты тем, что сооружали курган. Этот курган был из камня и глины и укреплен бревнами. Когда он был готов, до братьев дошло известие, что Харальд конунг идет на них походом. Тогда Херлауг конунг велел подвезти к кургану много еды и питья. Затем он вошел в курган сам двенадцатый и велел закрыть его за собой.

А Хроллауг конунг взошел на курган, на котором конунги обычно сидели. Он велел поставить на нем престол конунга и сел на этот престол. Затем он велел положить подушку на скамейку, на которой обычно сидели ярлы, скатился с сиденья конунга на сидение ярла и назвался ярлом. После этого он отправился навстречу Харальду конунгу и передал ему все свои владения. Он вызвался стать его человеком и рассказал ему о том, что только что сделал. Харальд конунг взял меч и привесил ему на пояс. Затем он привесил щит ему на шею. Он сделал его своим ярлом и возвел на престол. Он сделал его ярлом фюлька Наумудаль.


IX


Харальд конунг вернулся в Трандхейм и провел там зиму. Он всегда потом называл Трандхейм своим домом. Там он устроил свою самую большую и главную усадьбу – Хладир.

В ту зиму Харальд конунг женился на Асе, дочери ярла Хакона сына Грьотгарда, и Хакон был тогда в большой чести у конунга. Весной Харальд конунг стал собираться в морской поход. Зимой по его распоряжению был построен большой и роскошный корабль с драконьей головой на носу. Он отрядил на него свою дружину и берсерков. На носу должны были во время боя стоять самые отборные воины, так как у них был стяг конунга. Место ближе к середине корабля занимали берсерки. Харальд конунг брал в свою дружину только тех, кто выделялся силой и храбростью и был во всем искусен. Только такие люди были на его корабле, и он мог набирать себе в дружинники лучших людей из каждого фюлька. У Харальда конунга было большое войско и много больших кораблей, и многие знатные люди были с ним. Хорнклови скальд рассказывает в Глюмдрапе о том, как Харальд конунг сражался в Уппдальском Лесу с жителями Оркадаля прежде, чем отправиться в этот поход:


Тьму войнолюбивых

Вождь врагов на Взгорье

Сокрушал, неистов,

В криках поля стягов,

Прежде чем владыка

Бег коней бурунов

Ради игрищ бранных

За море направил.

Грохотал по тропам

Волчьим, Бёльверк брани

Хлюмрекских татей

Грозный истребитель,

Прежде чем по зыби

Змей земли ладейной

Понес, великолепный,

Недруга Нёккви.



Х


Харальд конунг поплыл со своим войском ив Трандхейма и повернул на юг к Мёру. Хунтьовом звали конунга, который правил в этом фюльке. Его сына звали Сёльви Раскалыватель. Оба были могучими воинами. А конунга, который правил Раумсдалем, звали Нёккви. Оп был дедом Сёльви с материнской стороны. Эти вожди собрали войско, когда они услышали о приближении Харальда конунга, и направились против него. Они сошлись у острова Сольскель. Произошла жестокая битва, и Харальд конунг победил. Хорнклови говорит так:


И водитель ратей

Увлечен далече

Бурей, славно на море

С вождями поспорил.

Там красноречиво

Бойцы привечали,

Дерзкие, друга

Звоном льдин кольчуги.


В битве пали оба конунга, а Сёльви спасся бегством. Харальд конунг подчинил себе оба эти фюлька в то лето и долго там оставался. Он учредил там законы, назначил управителей и заручился расположением народа, а осенью он снарядился, чтобы отправиться на север в Трандхейм.

Рёгнвальд ярл Мёра, сын Эйстейна Грохота, сделался тем летом человеком Харальда конунга. Конунг посадил его управлять этими двумя фюльками – Северным Мёром и Раумсдалем. Он обеспечил ему поддержку со стороны как знатных людей, так и бондов и дал ему корабли для защиты страны в случае войны. Его называли Рёгнвальдом Могучим и Рёгнвальдом Мудрым, и говорят, что он заслужил оба прозвания. Харальд конунг всю зиму оставался в Трандхейме.


XI


Весной Харальд конунг снарядил в Трандхейме большое войско и сказал, что он собирается пойти с ним в поход в Южный Мёр. Сёльви Раскалыватель всю зиму оставался на боевых кораблях и совершал набеги на Северный Мёр. Он перебил много людей Харальда конунга. Некоторых он грабил, других – жег, и он сильно разорял страну. Подчас он бывал зимой в Южном Мере у Арнвида конунга, своего родича. Когда они услыхали, что Харальд конунг приближается на кораблях с большим войском, они собрали народ, и было их очень много, потому что многие считали, что им есть аа что отплатить Харальду конунгу. Сёльви Раскалыватель отправился на юг во Фьорды к правившему там Аудбьёрну конунгу и просил его, чтобы тот пришел со своим войском на помощь ему с Арнвидом.

– Надо думать, что наш поход удастся, если мы все поднимемся против Харальда конунга, потому что мы будем тогда достаточно сильны, и пусть судьба решает исход битвы. Другой выход, но он не для тех, кто не ниже Харальда конунга по сану, – это стать его рабами. Мой отец предпочел остаться конунгом и пасть в битве, нежели по своей воле, без боя стать слугой Харальда конунга, как сделали конунги Наумудаля.

Сёльви добился своими речами того, что Аудбьёрн конунг обещал ему помощь. Он тогда собрал войско и отправился на север к Арнвиду конунгу. У них было теперь очень большое войско. Вот они услышали, что Харальд конунг приближается с севера. Они сошлись с ним у Сольскеля.

Тогда был обычай связывать корабли во время битвы и сражаться, стоя на носу корабля. Так было и в этот раз. Харальд конунг подошел на своем корабле к кораблю Арнвида конунга. Разгорелась жесточайшая битва, и много народу полегло с обеих сторон. И под конец Харальда конунга обуяла такая ярость и такое неистовство, что он вышел на нос своего корабля и сражался так отважно, что все воины, кто стоял на носу корабля Арнвида, отступили к мачте, а некоторые пали. Тогда Харальд конунг взошел на корабль Арнвида конунга. Тут люди Арнвида конунга обратились в бегство, а сам он был сражен на своем корабле. Аудбьёрн конунг тоже пал в битве, а Сёльви спасся бегством. Хорнклови говорит так:


Князь державный с вражьей

Дружиной сразился,

В рдяных брызгах люди

Гусей ран [120] кропили.

Когда в пляске Скёгуль

Сталь секла кольчуги,

К ногам ратоводца

Неприятель падал.


Из войска Харальда конунга в этой битве пали Асгаут и Асбьёрн, его ярлы, и Грьотгард и Херлауг, его шурья, сыновья Хакона ярла. А Сёльви после этого долго был могущественным викингом и часто причинял большой ущерб державе Харальда.


XII


После этого Харальд конунг подчинил себе Южный Мёр. Вемунд, брат Аудбьёрна конунга, удержал Фьорды и стал конунгом в этом фюльке. Была уже поздняя осень, и люди советовали Харальду конунгу не пускаться на юг за мыс Стад в осеннюю пору. Тогда Харальд конунг посадил Рёгнвальда ярла править обоими Мёрами. При нем было тогда очень много народу. Затем Харальд конунг повернул на север назад в Трандхейм.

В ту же самую зиму Рёгнвальд ярл пустился по внутреннему пути к Эйд и дальше на юг во Фьорды. Ему донесли, где Вемунд конунг, и он подошел ночью к месту, которое называется Наустдаль. Вемунд конунг пировал там. Рёгнвальд ярл окружил дом, в котором шел пир, и сжег конунга и с ним девяносто человек. После этого к Рёгнвальду ярлу присоединился Кари из Бердлы с боевым кораблем, полным воинов, и они оба отправились на север в Мёр. Рёгнвальд ярл захватил корабли, которые были у Вемунда конунга, и все добро, которое он у того нашел. Кари из Бердлы отправился на север в Трандхейм к Харальду конунгу и стал его человеком. Он был могущественным берсерком.

Следующей весной Харальд конунг отправился на юг вдоль берега с большим флотом и подчинил себе Фьорды. Потом он поплыл на восток вдоль берега и достиг Вика. Он оставил ярла Хакона сына Грьотгарда во Фьордах и поручил ему править этим фюльком. Когда конунг отправился на восток, Хакон ярл послал гонца ярлу Атли Тощему с требованием оставить Согн и снова стать ярлом в Гауларе, как раньше. Но Атли ответил, что Харальд конунг дал ему во владение Согн, и сказал, что не оставит этот фюльк, пока не встретится с Харальдом конунгом. Так ярлы спорили, и дошло до того, что оба собрали войско. Они сошлись у Фьялира в Ставанессваге, и битва была жестокой. Хакон ярл пал в битве, а Атли ярл был смертельно ранен. Его люди отвезли его на Атлей, и там он умер. Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:


И Хакон,

Посох Хильд,

Принял бой

Неприкрытый.

Головой

У Фьялира

Поплатился

Отпрыск Фрейра.

В сече той

Кровь людская

Ставанесс

Затопила,

Когда в грозе

Друга Лодура

Полегли

Люди ярла. [121]



XIII


Харальд конунг приплыл со своим войском в Вик и пристал в Тунсберге. Там был в то время торговый посад. Харальд конунг уже пробыл тогда четыре года в Трандхейме и за все это время не бывал в Вике. До него дошли вести, что Эйрик сын Эймунда, конунг шведов, подчинил себе весь Вермаланд и берет подати со всех лесных поселений, а также, что он считает своим владением весь Западный Гаутланд до Свинасунда и на запад до моря и берет там подати. Он посадил там ярла, которого зовут Храни Гаутский. Ярл этот правит всей страной между Свинасундом и Гаут‑Эльвом. Это могущественный ярл. Как Харальду конунгу было передано, конунг шведов сказал, что он не успокоится, пока у него не будет таких же больших владений в Вике, какие были у Сигурда Кольцо или Рагнара Кожаные Штаны, его сына, то есть пока он не овладеет Раумарики и Вестфольдом, до Гренмара, а также Вингульмёрком и всей страной к югу оттуда. Многие знатные люди в этих фюльках уже якобы подчинились конунгу шведов. Это очень не понравилось Харальду конунгу. Он созвал бондов на тинг в Фольде и обвинил их в том, что они изменники. Некоторые из бондов отклонили обвинение, другие откупились деньгами, еще другие подверглись наказаниям. Летом он ездил по этому фюльку. Осенью он отправился в Раумарики и поступил там так же, и подчинил себе этот фюльк. В начале зимы он услыхал, что Эйрик конунг шведов ездит в Вермаланде по пирам со своей дружиной.


XIV


Харальд конунг пускается в путь на восток через леса Эйдаског в Вермаланд. Там он велит готовить ему пиры. Одного человека звали Аки. Он был самым могущественным бондом в Вермаланде, очень богатым и в то время уже старым. Он послал гонцов к Харальду конунгу и пригласил его к себе на пир. Конунг обещал приехать в назначенный день. Аки пригласил также Эйрика конунга на пир и назначил тот же день. У Аки была большая пиршественная палата, но уже старая. Он велел построить новую, не меньше, чем старая, и роскошно убрать ее. Он велел всю ее убрать новым убранством, а старую – старым. Когда конунги приехали на пир, Эйрик конунг и его люди были проведены в старую пиршественную палату, а Харальд конунг и его люди – в новую. Так же было и со всей посудой: у Эйрика конунга и его людей все кубки и рога были старые, хотя и золоченые и хорошо украшенные, а у Харальда конунга и его людей все кубки и рога были новые, украшенные золотом и узорами и лощеные. Питье было и у тех и у других наилучшее. Аки бонд был раньше человеком Хальвдана конунга. Вот настал день, когда пир кончился, и конунги собрались в обратный путь. Кони были уже оседланы. Тут Аки подошел к Харальду конунгу и подвел к нему своего двенадцатилетнего сына, которого звали Убби. Аки сказал:

– Если ты, конунг, считаешь меня достойным твоей дружбы за мое расположение к тебе, которое я проявил, пригласив тебя к себе, то отплати за него моему сыну. Я отдаю его тебе в услужение.

Конунг поблагодарил его многими хорошими словами за прием и обещал ему отплатить за него своей совершенной дружбой. После этого Аки поднес конунгу большие подарки. Затем он подошел к конунгу свеев. Эйрик конунг был уже в дорожной одежде и готов к отъезду. Он был сильно не в духе. Аки поднес ему ценные подарки. Конунг ответил немногословно и сел на коня. Аки пошел его проводить и разговаривал с ним. Вблизи был лес, и дорога лежала через него. Когда Аки дошел до леса, конунг спросил его:

– Почему ты так принимал меня и Харальда конунга, что он всегда получал лучшее? Ведь ты знаешь, что ты мой человек.

– Я думал, – говорит Аки, – что ни Вам, конунг, ни Вашим людям не было ни в чем недостатка на этом пиру. А что убранство было старое, так это потому, что ведь и Вы уже стары. А Харальд конунг сейчас в цвете лет, вот почему я приготовил для него новое убранство. Ты вот напоминаешь мне, что я твой человек, но я знаю только, что в не меньшей мере ты мой человек.

Тут конунг взмахнул мечом и зарубил Аки. Затем он ускакал. Когда конунг Харальд уже собирался сесть на коня, он велел позвать Аки бонда. Его стали искать, и некоторые побежали в ту сторону, куда уехал Эйрик конунг. Они нашли там мертвого Аки, вернулись и сказали конунгу. Когда тот слышит, что случилось, он говорит своим людям, что надо отомстить за Аки бонда. И вот скачет конунг Харальд по той дороге, по которой ускакал Эйрик конунг. Вскоре они увидели друг друга. Тут оба скачут во весь опор, покуда Эйрик конунг не доскакал до леса, который разделяет Гаутланд и Вермаланд. Тогда Харальд конунг поворачивает назад в Вермаланд, подчиняет себе эту страну, и велит убивать людей Эйрика, где он их только находит. Зимой Харальд конунг вернулся в Раумарики.


XV


Харальд конунг отправился зимой в Тунсберг к своим кораблям. Он снаряжает свои корабли, направляется на восток через фьорд и подчиняет себе весь Вингульмёрк. Он проводит всю зиму на боевых кораблях и воюет в Ранрики. Хорнклови говорит так:


Рад вождь прехрабрый

Справить йоль в море,

Потешить руку

В игрищах Фрейра.

Постыло витязю

Сидеть по светелкам,

Печься у печки

В рукавицах пуховых.


Гауты собрали войско со всей страны.


XVI


Весной, когда лед растаял, гауты забили надолбы в Гаут‑Эльве, чтобы Харальд конунг не мог подняться со своими кораблями вверх по реке. Харальд конунг вошел в устье реки со своими кораблями и поставил их у надолбов. Он разорял страну огнем и мечом на обоих берегах. Хорнклови говорит так:


Край за южным морем

Покорил кормилец

Ворона, богами

В сваре стрел хранимый.

И ладью у надолбов

Поставил владыка,

На чело надвинув

Шелом рыбы склонов. [122]


Гауты подъехали с большим войском и дали битву Харальду конунгу. Очень много народу погибло, и Харальд конунг одержал победу. Хорнклови говорит так:


В свисте стали, звоне

Ведьм доспехов смело

Калёные копья

Мужи воздымали.

Выпала победа –

Секли воздух стрелы

Над выями воев –

Противнику гаутов,



XVII


Харальд конунг прошел по всему Гаутланду, разоряя страну, и дал много битв по обоим берегам реки, и обычно одерживал победу, и в одной из битв пал Храни Гаутский. Харальд конунг подчинил себе всю страну к северу от реки и к западу от озера Венира и весь Вермаланд. Когда он возвращался, он оставил там Гутхорма герцога и с ним большое войско для защиты страны. А сам он вернулся в Упплёнд и оставался там некоторое время. Затем он направился на север через Доврафьялль в Трандхейм и оставался там долгое время.

У него пошли дети. У них с Асой были такие сыновья: Гутхорм – он был старшим, Хальвдан Черный, Хальвдан Белый – они были близнецы, Сигфрёд – он был четвертым. Все они воспитывались в Трандхейме в большом почете,


XVIII


C юга страны пришли вести, что жители Хёрдаланда, Рогаланда, Агдира и Теламёрка собрались в большом числе со множеством кораблей в оружия. Их предводителями были Эйрик конунг Хёрдаланда, Сульки конунг Рогаланда и его брат Соти ярл, Кьётви Богатый конунг Агдира и его сын Торир Длиннолицый, из Теламёрка – два брата, Хроальд Понурый и Хадд Суровый. Когда Харальд конунг услышал эти вести, он собрал войско и спустил корабли на воду. Он снарядился с войском в поход и поплыл вдоль берега на юг. С ним было много народа из каждого фюлька. Когда он обогнул мыс Стад, Эйрик конунг узнал о его приближении. Он тогда уже собрал войско, на которое он мог рассчитывать, и он поплыл к югу навстречу войску, которое, как ему было известно, должно прийти с востока ему на помощь. Все войско собралось к северу от Ядара и вошло в Хаврсфьорд. А там уже ждал их Харальд конунг со своим войском. Сразу же разгорелась жаркая битва, которая была и жестокой и долгой. Она кончилась тем, что Харальд конунг одержал победу, а Эйрик конунг и Сулькв конунг, и его брат Соти ярл погибли. Торир Длиннолицый поставил свой корабль вплотную к кораблю Харальда конунга. Торир был могучим берсерком. Схватка была здесь очень ожесточенной, но в конце концов Торир Длиннолицый пал. Все люди на его корабле были перебиты. Тогда Кьётви конунг обратился в бегство и укрылся на островке, на котором можно было защищаться. Тут обратилось в бегство и все их войско. Кто спасся на кораблях, а кто выбрался на берег и бежал через Ядар дальше на юг. Хорнклови говорит так:


Кто не слыхал

О схватке в Хаврсфьорде

Великого конунга

С Кьётви Богатеем?

Спешили с востока

На битву струги –

Всё драконьи пасти

Да острые штевни.

Были гружены струги

Щитами блестящими,

Заморскими копьями

Вальской [123] сталью.

Бряцая мечами,

Выли берсерки,

Валькирия лютых

Вела в сраженье.

Им вдосталь досталось,

Когда удирали

От ударов страшных

Властителя Утстейна, [124]

Князь, чуя битву,

Коней пучины

Пустил – и в грохоте

Сгиб Длиннолицый.

У Косматого земли

Устал оспаривать,

Спрятался вождь

Толстошеий [125] за остров.

Ползли на карачках

Под скамьи раненые,

Мужи головами

Киль прошибали.

Под градом камней

Удирали премудрые,

Черепицами Вальгаллы

Прикрывши спины.

Как стадо баранов

На восток пустились

Домой с Хаврсфьорда –

Утешиться медом.



XIX


После этой битвы Харальд конунг больше не встречал сопротивления в Норвегии. Все его самые могущественные враги погибли, а некоторые бежали из страны, и таких было очень много, ибо тогда заселялось много пустынных земель. Тогда были заселены Ямталанд и Хельсингьяланд, хотя в обеих этих землях и раньше селились норвежцы. В то немирное время, когда Харальд конунг овладевал Норвегией, были открыты и заселены заморские земли: Фарерские острова и Исландия. Тогда же переселялись и на Хьяльтланд, а многие знатные люди, бежавшие из Норвегии от Харальда конунга, стали викингами в западных морях. Они оставались зимой на Оркнейских и Южных островах, а летом совершали набеги на Норвегию и причиняли стране большой ущерб. Но многие знатные люди отдавались под власть Харальда конунга, становились его людьми и оставались у него в стране.


XX


Харальд конунг стал теперь единовластным правителем всей Норвегии. Тут он вспомнил, что ему когда‑то сказала та гордая девушка. Он послал людей за ней, велел доставить ее к нему и положил ее с собой. У них были такие дети: Алов была старшей, затем шли Хрёрек, Сигтрюгг, Фроди и Торгисль.


XXI


У Харальда конунга было много жен и много детей. Одну из его жен звали Рагнхильд. Она была дочерью Эйрика конунга Йотланда. [126] Ее называли Рагнхильд Могущественная. Их сыном был Эйрик Кровавая Секира. Другой его женой была Сванхильд, дочь Эйстейна ярла. Его детьми от нее были Олав Альв Гейрстадира, Бьёрн и Рагнар Рюккиль. Еще был Харальд конунг женат на Асхильд, дочери Хринга из Хрингарики, сына Дага. Его детьми от нее были Даг и Хринг, Гудрёд Скирья и Ингигерд. Люди говорят, что когда Харальд конунг женился на Рагнхильд Могущественной, он прогнал девять своих жен. Об этом говорит Хорнклови:


Дев рогаландских

Отверг и хёрдских

Родом из Хейдмёрка,

Племени Хёльги,

Конунг всезнатный,

Взяв датчанку.


Дети Харальда конунга воспитывались там, где жила родня их матери. Гутхорм герцог окропил водой старшего сына Харальда конунга и дал ему свое имя. Он посадил мальчика себе на колено, [127] стал его приемным отцом и увез к себе на восток в Вик. Так он и воспитывался у Гутхорма герцога. Гутхорму герцогу принадлежала вся власть в Вике и в Упплёнде, если конунга не было поблизости.


XXII


Харальд конунг услышал, что викинги, зимующие на западе за морем, совершают набеги далеко внутрь его страны, и он каждое лето собирал войско и обследовал все острова и островки, и как только викинги узнавали о приближении его войска, они все обращались в бегство, и большинство их уходило в море. Когда конунгу надоела эта докука, он однажды летом поплыл со своим войском на запад за море. Он сначала подошел к Хьяльтланду и перебил там всех викингов, которые не успели спастись бегством. Затем он попыл на юг к Оркнейским островам и очистил их от викингов. После этого он отправился на Южные острова и воевал там. Он перебил там много викингов, которые раньше предводительствовали дружинами. Он дал там много битв и обычно одерживал победу. Потом он ходил походом в Шотландию и воевал там. А когда он приплыл на остров Мен, то там уже знали о разорении, совершенном им в стране, и весь народ убежал с острова внутрь Шотландии. На острове никого не осталось, увезено было и все добро, которое можно было увезти. Так что когда Харальд конунг сошел на землю со своим войском, им не досталось никакой добычи. Хорнклови говорит так:


С щитоносной ратью

Шёл даятель злата,

Князь войнолюбивый

На села морские.

С песков войско скоттов

Всем скопом бежало,

Остров в страхе бросив,

Скалу тропы ската.


Тогда погиб Ивар, сын Рёгнвальда ярла Мёра. В возмещение этого Харальд конунг, вернувшись с запада, дал Рёгнвальду ярлу Оркнейские острова и Хьяльтланд, а Рёгнвальд сразу же отдал обе земли своему брату Сигурду, и тот остался на западе, когда конунг уплыл на восток. Он раньше сделал Сигурда ярлом. К Сигурду присоединился Торстейн Рыжий, сын Олава Белого и Ауд Мудрой. Они совершали набеги на Шотландию и подчинили себе Катанес и Судрланд до самых берегов Эккьяля. Сигурд ярл убил Мельбригди Зуба, шотландского ярла, и привязал его голову к подхвостникам на своем коне. Зуб, торчавший из головы, вонзился ему в ногу. Нога распухла, и от этого Сигурд умер. Он погребен в кургане на берегу Эккьяля. Тогда там стал править Гутхорм, его сын. Он правил один год и умер бездетным. После этого в стране обосновались викинги, датчане и норвежцы.


XXIII


Харальд конунг был однажды на пиру в Мёре у Рёгнвальда ярла. Он теперь подчинил себе всю страну. Он помылся в бане и велел причесать себя. Рёгнвальд ярл постриг ему волосы, а они были десять лет не стрижены и не чесаны. Его называли поэтому Харальд Косматый. А теперь Рёгнвальд дал ему другое прозвище и назвал его Харальдом Прекрасноволосым. И все, кто его видели, говорили, что он по праву носит это прозвище, ибо волосы у него были густые и красивые.


XXIV


Рёгнвальд ярл Мера был самым любимым другом Харальда коиунга, и конунг высоко ценил его. Рёгнвальд был женат на Хильд, дочери Хрольва Носатого. Их сыновей звали Хрольв и Торир. У Рёгнвальда были также сыновья от наложницы. Одного из них звали Халлад, другого – Эйнар, третьего – Хроллауг. Они уже были взрослыми, когда их законнорожденные братья были еще детьми. Хрольв был могучим викингом. Он был такого большого роста, что никакой конь не мог носить его, и он поэтому всегда ходил пешком, куда бы ни направлялся. Его прозвали Хрольвом Пешеходом. Он много раз ходил походом в Восточные Страны. Одним летом, вернувшись в Вик из викингского похода, он забивал на берегу скот, захваченный им у местных жителей. А Харальд конунг был в Вике. Он очень разгневался, когда узнал об этом, потому что он запретил грабить внутри страны под страхом строгого наказания. Конунг объявил поэтому на тинге, что он изгоняет Хрольва из Норвегии. Когда об этом узнала Хильд, мать Хрольва, она отправилась к конунгу и стала просить за Хрольва. Конунг был в таком гневе, что ее просьбы оказались безуспешны. Тогда Хильд сочинила такую вису:


Не напрасно ль Хрольва,

Словно волка, крова

Вы лишили, волю

Гневу дав, владыка?

Страшно спорить с лютым:

Людям князя сладить

Едва ль с ним удастся,

Коль в лесу заляжет.


Хрольв Пешеход отправился затем на запад за море на Южные острова, а оттуда на запад в Валланд и разорял там страну. Он приобрел там большие владения и поселил там много норвежцев. Эти владения называются с тех пор Нормандией. Из рода Хрольва происходят ярлы в Нормандии. Сыном Хрольва Пешехода был Вильяльм, отец Рикарда. Его сыном был другой Рикард, отец Родберта Длинный Меч. А его сыном был Вильяльм Незаконнорожденный, конунг Англии. [128] От него потом произошли все конунги Англии.

Рагнхильд Могущественная прожила еще три года после того, как она приехала в Норвегию. После ее смерти Эйрик, ее сын от Харальда конунга, был отправлен во Фьорды, к херсиру Ториру сыну Хроальда, и там воспитывался.


XXV


Одной зимой Харальд конунг ездил по пирам по Упплёнду и велел приготовить себе в Тофтаре пир на йоль. В канун йоля, когда конунг уже сел за стол, к двери дома подошел Сваси [129] и послал сказать конунгу, чтобы тот вышел к нему. Эта просьба привела в гнев конунга, и тот же самый человек, который передал ему просьбу Сваси, теперь передал Сваси, что конунг разгневался. Но Сваси попросил еще раз передать его просьбу и сказал, что он – тот самый финн, которому конунг разрешил поставить хижину по ту сторону холма. Конунг вышел и согласился пойти к нему, и перешел на другую сторону холма, ободряемый некоторыми из своих людей, хотя другие не советовали ему идти. Навстречу ему вышла Снефрид, дочь Сваси, красавица на диво, и поднесла конунгу кубок, полный меда. Конунг взял и кубок, и ее руку. Сразу же как будто огненный жар разлился по его телу, и он сразу захотел возлечь с ней в ту же ночь. Но Сваси сказал, что этого не случится – разве что его принудят, – пока конунг не обручится с ней и не возьмет ее в жены по закону.

И конунг обручился со Снефрид и взял ее в жены, и так без ума любил ее, что ради нее забывал и свои владения, и все, что подобает конунгу. У них было четверо сыновей. Одного звали Сигурд Хриси, других – Хальвдан Высоконогий, Гудрёд Блеск и Рёгнвальд Прямоногий. Затем Снефрид умерла, но цвет лица ее ничуть не изменился. Она оставалась такой же румяной, как при жизни. Конунг все сидел над ней и надеялся, что она оживет. Так прошло три года – он все горевал о ее смерти, а люди в стране горевали о том, что он помешался. Излечить конунга от этого помешательства удалось Торлейву Умному, который мудро уврачевал это помешательство такими уговорами:

– Не удивительно, конунг, что ты любишь такую красивую и благородную жену и чтишь ее тем, что она лежит на пуху и драгоценных тканях, как она тебя просила, но твоя честь, а также и ее терпят урон от того, что она лежит слишком долго в том же самом одеянии. Не лучше ли было бы ее приподнять и переменить под ней одеяния?

Но как только ее приподняли с ложа, смрадом, зловонием и всякого рода тяжелым духом понесло от трупа. Тогда поспешили сложить погребальный костер, и ее сожгли. Все ее тело уже посинело, и повыскакивали из него змеи, ящерицы, лягушки, жабы и всякого рода гады. Так она превратилась в пепел, а конунг снова обрел ум и освободился от неразумия, управлял своей страной, как раньше, взял себя в руки, радовался своим подданным, а подданные радовались ему, а страна радовалась и ему, и им.


XXVI


После того как Харальд конунг понял, что был обольщен финкой, он так разгневался, что прогнал своих сыновей от нее и не хотел их видеть. Гудрёд Блеск, однако, отправился к Тьодольву из Хвинира, своему приемному отцу, и попросил его пойти с ним к конунгу, потому что Тьодольв был сердечным другом конунга. Конунг был тогда в Упплёнде. Они отправились вместе и, когда они поздно вечером пришли к конунгу, они уселись у самой двери и притаились. Конунг вошел в палату и посмотрел на скамьи. Люди были созваны на пир, и был наварен мед. Тут конунг сказал про себя:


Столпились здесь ратники,

Старики седые,

До меда охотники,

Куда вас так много?


Тогда Тьодольв возразил:


Прежде, как сносили

Раны в распре стали,

Не казалось князю,

Что нас слишком много.


Тьодольв поднял куколь, и конунг узнал его и радушно приветствовал. Тогда Тьодольв попросил конунга, чтобы тот не отвергал своих сыновей:

– Потому что они были бы рады матери из лучшего рода, если бы ты им такую дал.

Конунг уступил его просьбе и велел ему взять, как раньше, Гудрёда к себе домой, а Сигурду и Хальвдану велел отправиться в Хрингарики, а Рёгнвальду – в Хадаланд. Они сделали, как велел конунг. Все они стали мужами доблестными и во всем искусными. Харальд конунг жил спокойно в своей стране, и был мир и хорошие урожаи.


XXVII


Рёгнвальд ярл Мера услышал о гибели Сигурда, своего брата, а также о том, что в его владениях хозяйничают викинги. Он послал на запад Халлада, своего сына, и тот принял сан ярла и отправился с большим войском на запад, и, приплыв на Оркнейские острова, расположился там. Но как осенью, так и зимой и весной, викинги продолжали хозяйничать на островах, грабили прибрежных жителей и забивали скот на берегу.

Халладу ярлу стало пребывание на островах в тягость. Он скатился с престола ярла и стал бондом, и отправился на восток в Норвегию. Когда Рёгнвальд ярл узнал об этом, он был возмущен поступком Халлада и сказал, что его сыновья непохожи на своих предков. Тогда Эйнар возразил:

– Ты мне мало оказывал чести, и мало любви оставлю я здесь. Поэтому я поеду на острова, если только ты окажешь мне какую‑нибудь поддержку. И обещаю тебе – что доставит тебе большую радость – не возвращаться в Норвегию.

Рёгнвальд сказал, что он будет только рад, если тот не вернется:

– Потому что я не надеюсь, что ты сделаешь честь своим родичам, ведь по матери ты из рабов.

Рёгнвальд дал Эйнару боевой корабль с людьми, и осенью Эйнар отплыл на запад за море. Когда он приплыл на Оркнейские острова, там стояло два корабля викингов. На одном вожаком был Торир Деревянная Борода, на другом – Кальв Перхоть. Эйнар сразу же вступил в бой с ними и одержал победу. Торир и Кальв погибли. Тогда были сочинены такие стихи:


Торира и Кальва

Торф‑Эйнар угробил.


Он был назван Торф‑Эйнаром, так как велел резать торф на топливо, потому что на Оркнейских островах не было лесу. После этого Эйнар стал ярлом островов и могущественным мужем. Он был безобразен и слеп на один глаз, но несмотря на это очень зорок.


XXVIII


Гутхорм герцог жил большей частью в Тунсберге и правил всем Виком, когда конунга не было поблизости. Он ведал и обороной края. Край был очень подвержен нападениям викингов, и немирье царило в Гаутланде, пока жил конунг Эйрик сын Эмунда. Он умер, когда конунг Харальд Прекрасноволосый был десять лет конунгом в Норвегии. [130]

После Эйрика в Швеции был пятьдесят лет конунгом Бьёрн, его сын. Он был отцом Эйрика Победоносного и Олава, отца Стюрбьёрна. Гутхорм герцог умер от болезни в Тунсберге. Тогда Харальд конунг поручил весь этот край Гутхорму, своему сыну, и сделал его там правителем.


XXIX


Когда Харальду конунгу исполнилось сорок лет, многие из его сыновей уже были взрослыми. Все они рано стали зрелыми мужами. И вот им не нравилось, что конунг не давал им власти, а назначал ярла в каждом фюльке. Им казалось, что ярлы – ниже их по рождению. Одной весной Хальвдан Высоконогий и Гудрёд Блеск отправились с большой дружиной в Мёр и, застигнув врасплох Рёгнвальда ярла, сожгли его в доме вместе с шестьюдесятью людьми. Затем Хальвдан захватил три боевых корабля, набрал себе людей и поплыл на запад за море, а Гудрёд захватил земли, которые принадлежали Рёгнвальду. Когда Харальд конунг услышал об этом, он сразу же отправился с большим войском в поход против Гудрёда. Гудрёду ничего не оставалось, как сдаться на милость Харальда конунга. Конунг отослал его в Агдир, а в Мёре он посадил Торира, сына Рёгнвальда ярла, и отдал ему в жены Алов, свою дочь, которую прозывали Краса Года. Ярл Торир Молчаливый стал править в Мёре, как раньше там правил Рёгнвальд ярл, его отец.


XXX


Когда Хальвдан Высоконогий приплыл на Оркнейские острова, он застал Эйнара ярла врасплох, и тот сразу же бежал с островов, но вернулся назад той же осенью и застал врасплох Хальвдана. Они сошлись, и после битвы Хальвдан обратился в бегство. Это было уже с наступлением ночи. Эйнар и его люди заночевали без шатров, а утром, как только начало светать, они стали искать бежавших и убивали каждого на месте. Тогда Эйнар ярл сказал:

– Не знаю, что это там на Ринаисей – человек или птица. Он то поднимается, то опускается.

Тогда они пошли туда и увидели там Хальвдана Высоконогого и схватили его. Накануне вечером, прежде чем начать битву, Эйнар ярл сказал такую вису:


Видно, Хрольв и Хроллауг

Медлят сталь направить

В стан врага. Но время

Для мести приспело.

Добро ж, молчун Торир,

В Мёре тешься мёдом,

Покуда мы бьемся

С убийцей отцовым.


Эйнар ярл подошел к Хальвдану и вырезал у него на спине орла, раскроив ему спину мечом, перерубив все ребра сверху и до поясницы и вытащив легкие наружу. Тут Эйнар сказал:


Мудры в счете норны,

Достало и четвертого,

Дабы, мстя за Рёгнвальда,

Столп дружин обрушить.

Сыпьте, други, камни

На Высоконогого:

Монетой полновесной

Победитель платит.


После этого Эйнар ярл снова стал править на Оркнейских островах, как он раньше правил.

Когда вести об этих событиях дошли до Норвегии, братья Хальвдана были в большом гневе и сказали, что нужна месть, и многие другие подтвердили это. Услышав об этом, Эйнар ярл сказал:


Наседают ратники

Не худого рода,

Рады бы со мною

Сполна расквитаться.

Только как им сведать,

Кому доведется

В поле лечь под когти

Лебедю побоищ.



XXXI


Харальд конунг велел созывать людей и, собрав большую рать, поплыл с ней на запад на Оркнейские острова. Услышав, что из Норвегии прибыл конунг, Эйнар отправился в Нес. Он сказал вису:


Скоры на расправу

С прекраснобородыми –

Тот овцу прикончил,

Я ж – княжьего сына.

Убоится ль кары

Харальдовой воин,

Дерзнувший проделать

Брешь в щите владыки?


Конунг и ярл вступили в переговоры через гонцов и в конце концов договорились о встрече. Они встретились, и ярл отдался на суд конунга. Харальд конунг присудил Эйнару ярлу и всем оркнейским бондам уплатить шестьдесят марок золота. Бондам показался этот выкуп слишком велик. Тогда ярл предложил им, что он один уплатит все, но за то получит в собственность все их отчины на островах. Они согласились, и в основном потому, что у бедных было мало земли, а богатые думали, что они смогут выкупить свои земли, когда захотят. И ярл выплатил весь выкуп конунгу. А конунг осенью вернулся в Норвегию. После этого на Оркнейских островах долго так было, что ярлам принадлежали все земли, до самых тех пор, пока Сигурд сын Хлёдвира не вернул их бондам.


XXXII


Гутхорм, сын Харальда конунга, ведал обороной Вика и плавал с боевыми кораблями вдоль побережья. Однажды, когда он стоял в устье Эльва, там появился Сёльви Раскалыватель и вступил с ним в бой. Гутхорм пал.

Хальвдан Черный и Хальвдан Белый ходили в викингские походы в Восточные Страны. Однажды у них произошла жаркая битва в Стране Эстов. В этой битве погиб Хальвдан Белый.

Эйрик воспитывался во Фьордах у херсира Торира сына Хроальда. Харальд конунг изо всех своих сыновей любил его всего больше и ценил его всего выше. Когда Эйрику исполнилось двенадцать лет, Харальд конунг дал ему пять боевых кораблей, и он отправился в поход, сначала в Восточные Страны, а затем на юг в Данию, а также в Страну Фризов и в Страну Саксов. Этот поход продолжался четыре года. Затем он отправился на запад за море и воевал в Шотландии, Бретланде, Ирландии и Валланде, и этот поход тоже продолжался четыре года. После этого он отправился на север в Финнмёрк и дальше в Страну Бьярмов, где произошла большая битва, в которой он одержал победу. Когда он вернулся в Финнмёрк, его люди нашли в одной хижине женщину, настолько красивую, что они такой никогда не видели. Она сказала, что ее имя Гуннхильд, а отец ее из Халогаланда и зовут его Эцур Рыло.

– Я живу здесь для того, – говорит она, – чтобы научиться ведовству у двух финнов, которые здесь в лесу самые мудрые. Они сейчас ушли на охоту. Они оба хотят меня в жены. Оба они такие хитрые, что находят след, как собаки, и по талому, и по смерзшемуся снегу, и они так хорошо ходят на лыжах, что ни человеку, ни зверю не убежать от них, и они всегда бьют без промаха во что бы ни стреляли. Так они отправляли на тот свет всякого, кто здесь вблизи появлялся. А рассердятся они, то земля вертится под их взглядом, и попадается им на глаза что‑либо живое, то сразу же падает замертво. Так что вам никак нельзя попадаться им навстречу. Но я вас спрячу здесь в хижине. Попробуем, не удастся ли нам убить их.

Они с благодарностью согласились на ее предложение, и она их спрятала. Она достала холщовый мешок, и им показалось, что в нем зола. Она сунула в нее руку и рассыпала золу внутри и снаружи хижины. Вскоре возвращаются финны. Они спрашивают, кто приходил. Она отвечает, что никто не приходил. Финнам это кажется удивительным, так как они шли по следу до самой хижины, а потом он пропал. Затем они разводят огонь и готовят себе еду. Когда они насытились, Гуннхильд стелит себе постель. А до этого три ночи подряд, пока Гуннхильд спала, оба финна из ревности не спали и следили друг за другом. Она сказала:

– Идите сюда и ложитесь рядом со мной, один – справа, другой – слева.

Они обрадовались и так и сделали. Она обняла каждого из них рукой за шею. Они сразу же засыпают, но она их будит. Они снова сразу же засыпают и так крепко, что ей едва удается их разбудить. И снова они засыпают, и тут ей никак не удается их разбудить. Тогда она приподнимается на постели, но они продолжают спать. Она берет два больших тюленьих меха и надевает их им на головы. Затем она крепко завязывает меха ниже рук и подает знак людям конунга. Те выскакивают, пускают в ход оружие, приканчивают финнов и вытаскивают их из хижины. Всю ту ночь так грохотал гром, что они не могли выйти, и только утром они пошли к кораблю, взяв с собой Гуннхильд, и отвели ее Эйрику. После этого Эйрик и его люди отправились на юг в Халогаланд. Эйрик позвал к себе Эцура Рыло и сказал, что хочет жениться на его дочери. Эцур дал согласие. Так Эйрик женился на Гуннхильд и отправился вместе с ней на юг. [131]


XXXIII


Харальду конунгу было тогда пятьдесят лет. Многие из его сыновей были уже взрослыми, а некоторые уже умерли. Многие из них были очень запальчивы и ссорились между собой. Они прогоняли ярлов конунга из их владений, а некоторых убивали. Тогда Харальд конунг созвал многолюдный тинг на востоке страны и пригласил на него жителей Упплёнда. Он дал всем своим сыновьям сан конунга и сделал законом, что каждый его потомок по мужской линии должен носить сан конунга, а если он происходит по женской линии, то сан ярла. Он разделил между ними страну. Вингульмёрк, Раумарики, Вестфольд и Теламёрк он дал Олаву, Бьёрну, Сигтрюггу, Фроди и Торгислю. А Хейдмёрк и Гудбрандсдалир – Дагу, Хрингу и Рагнару. Сыновьям Снефрид он дал Хрингарики, Хадаланд, Тотн и то, что к этому относится, Гутхорму он уже раньше дал Ранрики, край от Свинасунда до Эльва. Он поручил ему оборону восточной окраины страны, как уже было написано. Харальд конунг сам жил обычно в середине страны. Хрёрек и Гудрёд всегда были при конунге, и у них были большие владения в Хёрдаланде и Согне. Эйрик жил с Харальдом конунгом, своим отцом. Из всех своих сыновей он любил его больше всего и ценил его выше всех. Ему он дал Халогаланд, Северный Мёр и Раумсдаль. На севере в Трандхейме он передал власть Хальвдану Белому и Сигрёду. В каждом из этих фюльков он дал своим сыновьям половину своих доходов, а также право сидеть на престоле на ступеньку выше, чем ярлы, но на ступеньку ниже, чем он сам. Каждый из его сыновей притязал на то, чтобы занять его престол после его смерти, он же сам предназначал его Эйрику. Но люди из Трандхейма хотели, чтобы Хальвдан Черный занял его. А люди из Вика и Упплёнда предпочитали, чтобы верховная власть досталась тому конунгу, который был к ним поближе. Отсюда снова и снова возникали большие раздоры между братьями. И так как им казалось, что у них слишком мало владений, они отправлялись в походы. Так погиб, как уже было рассказано, Гутхорм в устье Эльва в битве против Сёльви Раскалывателя. После этого Олав стал править в том краю, где раньше правил Гутхорм. Хальвдан Белый погиб в Стране Эстов, а Хальвдан Высоконогий – на Оркнейских островах. Торгислю и Фроди Харальд конунг дал боевые корабли, и они отправились в викингский поход на запад за море и совершали набеги на Шотландию, Бретланд и Ирландию. Они были первыми норвежцами, овладевшими Дюплинном. Рассказывают, что Фроди был отравлен ядовитым напитком, а Торгисль долго был конунгом в Дюплинне, но был предан ирландцами и погиб там. [132]


XXXIV


Эйрик Кровавая Секира хотел быть верховным конунгом над всеми своими братьями, и Харальд конунг тоже хотел этого. Отец и сын подолгу жили вместе.

Рёгнвальд Прямоногий правил в Хадаланде. Он обучился ведовству и стал колдуном. Харальд конунг ненавидел колдунов. В Хёрдаланде был колдун, которого звали Витгейр. Конунг послал к нему гонца и велел прекратить колдовство. Тот ответил такой висой:


Что за беда,

Коль мы колдуем,

Жён и мужей

Простых дети,

Когда и сам

Колдовству привержен

Конунга сын

В Хадаланде.


Когда Харальду конунгу передали это, Эйрик Кровавая Секира отправился по его велению в Упплёнд и нагрянул в Хадаланд. Он сжег Рёгнвальда, своего брата, в его доме и с ним восемьдесят колдунов. Его очень хвалили за этот подвиг.

Гудрёд Блеск был зимой в Хвинире в гостях у Тьодольва, своего воспитателя. У него был с собой струг с людьми, и он собирался отправиться на север в Рогаланд. Тут начались сильные бури, а Гудрёду хотелось ехать и было досадно откладывать поездку. Тогда Тьодольв сказал такую вису:


Не пускайся в бурю

По морю, покуда

Стезя стругов сыплет

Груды камней, Гудрёд.

Пусть крепчает ветер –

Дождемся погоды,

Вождь всезнаменитый.

Высок вал у Ядара.


Но Гудрёд стоял на своем, что Тьодольв ему ни говорил. И когда они плыли вдоль Ядара, их струг потонул, и они все погибли.


XXXV


Бьёрн сын Харальда конунга правил тогда в Вестфольде и обычно жил в Тунсберге. Он редко ходил в походы. В Тунсберг приходило много торговых кораблей из Вика, а также с севера страны, с юга из Дании и Страны Саксов. У Бьёрна конунга тоже были торговые корабли, которые ходили в другие страны, в так он добывал себе драгопенности или другое добро, которое ему было нужно. Братья Бьёрна называли его Мореходом или Купцом. Бьёрн был человек умный и степенный. Из него вышел бы хороший правитель. Женился он удачно и как ему подобало. У него родился сын, которого звали Гудрёд.

Эйрик Кровавая Секира вернулся из похода в Восточные Страны с боевыми кораблями в большим войском. Он потребовал, чтобы Бьёра, его брат, отдал ему подати и налоги, которые причитались Харальду конунгу с жителей Вестфольда. Но было в обычае, чтобы Бьёрн сам отвозил подати конунгу или отсылал их ему со своими людьми. Он хотел сделать так в в этот раз и не отдавать подати Эйрику. А Эйрик нуждался в еде, шатрах и питье. Братья сильно поспорили, но Эйрик не добился своего и уехал из города. Вечером Бьёрн тоже уехал из города и отправился в Сэхейм. Эйрик вернулся, поехал в Сэхейм ночью вслед за Бьёрном и нагрянул туда, когда люди сидели за питьем. Эйрик окружил дом, но Бьёрн и его люди все‑таки выбрались из него а стали сражаться. Тут погиб Бьёрн и с ним много людей. Эйрик взял там большую добычу и отправился на север страны. Люди в Вике были крайне возмущены этим поступком, и Эйрика там очень не любили. Ходили слухи, что Олав конунг будет мстить за Бьёрна, если ему представится случай. Бьёрн конунг лежит в Кургане Морехода в Сэхейме. [133]


XXXVI


Эйрик конунг отправился зимой на север в Мёр и гостил в Сёльвв на мысе Агданес. Когда Хальвдан Черный узнал об этом, он отправился туда с войском и окружил дом. Эйрик спал в соседнем доме, и ему удалось вместе с четырьмя людьми скрыться в лесу. А Хальвдан в его люди сожгли усадьбу и всех, кто в ней был. С этими вестями Эйрик явился к Харальду конунгу. Конунг был в страшном гневе. Он собрал войско и пошел против жителей Трандхейма. Но когда об этом узнаёт Хальвдан Черный, он собирает корабли и людей и с большим войском направляется в Стад у Торсбьёрга. Харальд конунг расположился со своим войском у Рейнслетты. Люди стали пытаться их примирить. Одного знатного человека звали Гутхорм Синдри. Он был в войске Хальвдана Черного, а раньше он был у Харальда конунга, и он был сердечным другом обоих. Гутхорм был большим скальдом. Он сочинил по песне и об отце и о сыне. Они предложили ему награду, но он отказался от нее и попросил, чтобы они исполнили одну его просьбу, и они обещали. Он отправился тогда к Харальду конунгу и стал склонять его к примирению и напомнил обоим об их обещании исполнить его просьбу, и конунги так высоко его уважали, что они по его просьбе помирились. Многие другие знатные люди поддерживали его просьбу. Договорились, что Хальвдан сохранит все владения, которые у него были раньше, но будет в мире с Эйриком, своим братом. Об этих событиях Йорунн Дева‑Скальд сочинила такие строки в своем Язвительном Послании:


Шаг сей грозный князя

Стал известен Хальвдану,

Но, знать, для мечедержца

Черны мои речи.



XXXVII


Хакон сын Грьотгарда, ярл из Хладира, правил всем Трандхеймом, когда Харальд конунг был в другой части страны, и Хакон пользовался в Трёндалёге наибольшим почетом после конунга. После смерти Хакона Сигурд, его сын, принял бразды правления и стал ярлом в Трандхейме. Он жил в Хладире. У него воспитывались сыновья Харальда конунга – Хальвдан Черный и Сигрёд, а раньше они были на воспитании у Хакона, отца Сигурда. Они были почти одного возраста, сыновья Харальда и Сигурд. Сигурд ярл был женат на Бергльот, дочери ярла Торира Молчаливого. Матерью ее была Алов Краса Года, дочь Харальда Прекрасноволосого. Сигурд ярл был необычайно мудрый человек.

Когда Харальд конунг начал стариться, он часто живал в больших поместьях, которые у него были в Хёрдаланде – Альрексстадире, Сэхейме или Фитьяре – и Рогаланде – Утстейне или Эгвальдснесе на острове Кёрмт. Когда Харальду было почти семьдесят лет, ему родила сына женщина, которую звали Тора Жердинка с Морстра, потому что она была родом с острова Морстр. У неё была хорошая родня, она была в родстве с Хёрда‑Кари. Она была красавица на редкость. Ее называли рабыней конунга. Многие, и мужчины и женщины, были тогда обязаны службой конунгу, хотя и происходили из хорошего рода. Тогда было в обычае у знатных людей тщательно выбирать тех, кто должен окропить водой ребенка или дать ему имя. И вот, когда Торе подошла пора рожать, она захотела поехать к Харальду конунгу. Он был тогда на севере в Сэхейме, а она была в Морстре. Она отправилась на север на корабле Сигурда ярла. Однажды ночью они стояли у берега, и тут Тора родила ребенка на скале у конца сходен. Это был мальчик. Сигурд ярл окропил мальчика водой и назвал его Хаконом по своему отцу Хакону, хладирскому ярлу. Мальчик скоро стал красивым и статным и очень похожим на отца. Харальд конунг позволил мальчику остаться при матери, и они с матерью жили в поместьях конунга, пока мальчик не вырос.


XXXVIII


Адальстейном звали конунга, который правил тогда в Англии. Он начал править недавно. [134] Его прозвали Победоносным или Верным. Он послал людей в Норвегию к Харальду конунгу с таким поручением: посланец должен предстать перед конунгом и вручить ему меч с позолоченной рукоятью и навершием. А ножны этого меча были отделаны золотом и серебром и украшены самоцветными камнями. Посланец протянул рукоять меча конунгу и сказал:

– Вот меч, что Адальстейн конунг просит тебя принять от него.

Конунг взял рукоять, и посланец сразу же сказал:

– Вот ты взял меч, как и хотел наш конунг, и теперь ты – его подданный, ибо ты принял от него меч.

Тут конунг понял, что это было сделано ему в насмешку. Он не хотел быть ничьим подданным. Но он вспомнил, что обычаем его было, когда он вдруг почувствует ярость или его охватит гнев, сдержать себя, дать гневу улечься и рассмотреть дело спокойно. Он так и сделал и рассказал о случившемся своим друзьям. Они все посоветовали ему, что прежде всего надо позволить посланным беспрепятственно вернуться домой.


XXXIX


На следующее лето Харальд конунг послал корабль на запад в Англию и назначил корабельщиком Хаука Длинные Чулки. [135] Хаук был доблестным витязем и очень любезен конунгу. В его руки Харальд отдал Хакона, своего сына. Хаук поплыл на запад в Англию к Адальстейну конунгу и застал его в Лундуне. Там как раз шел торжественный пир. Хаук говорит своим людям, когда они входят в пиршественную палату, как они должны там держаться: тот должен последний выйти, кто первый входит, и все должны стоять в ряд перед столом, и у каждого меч должен быть на левом боку, но прикрытый плащом, так чтобы его не было видно. И вот они входят в палату. Их было тридцать человек. Хаук подходит к конунгу и приветствует его. Конунг отвечает на приветствие. Тогда Хаук берет мальчика Хакона и сажает его на колени Адальстейну конунгу. Конунг смотрит на мальчика и спрашивает Хаука, почему он так делает. Хаук отвечает:

– Харальд конунг просит тебя воспитать его сына от рабыни.

Конунг был в большом гневе и схватил меч, который лежал рядом с ним, и взмахнул им, как бы желая зарубить мальчика.

– Он сидел у тебя на коленях, – говорит Хаук. – Теперь ты можешь убить его, если хочешь, но этим ты не уничтожишь всех сыновей Харальда конунга.

Затем Хаук и все его люди удалились и отправились к кораблю, и, когда они приготовились к плаванью, они вышли в море, и вернулись в Норвегию к Харальду конунгу. Тот был очень доволен. Ибо люди говорят, что тот, кто воспитывает чужого ребенка, менее знатен, чем отец этого ребенка. Из этих столкновений конунгов видно, что каждый из них хотел быть больше другого. Однако достоинство ни того, ни другого не пострадало от этого. Каждый из них оставался верховным конунгом в своей стране до самой смерти.


XL


Адальстейн конунг велел крестить Хакона и обучить его правой вере, а также добрым нравам и куртуазному обращению. Адальстейн очень любил его, больше, чем всех своих родичей, да и все любили его, кто его знал. Его потом прозвали Воспитанником Адальстейна. Он хорошо владел разными искусствами, был сильнее, статнее и красивее других людей, мудр и красноречив. Он был также хорошим христианином. Адальстейн конунг дал Хакону меч, вся рукоять которого была в золоте. Но лучшее в мече был его клинок: этим мечом Хакон мог разрубить жернов до ячеи. Поэтому меч этот назывался Жернорез. Лучшего меча не бывало в Норвегии. Хакон носил его до самой смерти.


XLI


Харальду конунгу было теперь уже восемьдесят лет. Он стал тяжел на подъем. Ему стало трудно ездить по стране и править ей. И вот он возвел Эйрика, своего сына, на свой престол и передал ему власть над всей страной. Когда об этом услышали другие сыновья Харальда конунга, то и Хальвдан Черный сел на престол конунга. Он стал править всем Трандхеймом. Все люди Трандхейма были с ним заодно.

После гибели Бьёрна Купца Олав, его брат, стал править Вестфольдом и воспитывать Гудрёда, сына Бьёрна. Сына Олава звали Трюггви. Они с Гудрёдом были побратимы и почти сверстники. Оба были во всем искусными и многообещающими. Мало кто был так крепок и силен, как Трюггви. Когда люди в Вике услыхали, что люди в Хёрдаланде сделали Эйрика верховным конунгом, они сделали Олава верховным конунгом в Вике, и он стал править там. Это очень не понравилось Эйрику. Два года спустя Хальвдан Черный скоропостижно умер в Трандхейме на каком‑то пиру, и говорили, что одна колдунья, которую подкупила Гуннхильд Мать Конунгов, дала ему яда. После этого люди в Трандхейме сделали Сигрёда конунгом.


XLII


Харальд конунг прожил три года, после того как он сделал Эйрика единовластным правителем страны. Он жил тогда в Рогаланде или Хёрдаланде в больших поместьях, которые у него там были. У Эйрика и Гуннхильд родился сын. Харальд конунг окропил его водой, дал ему свое имя и сказал, что он будет конунгом после Эйрика, своего отца. Харальд конунг выдал большинство своих дочерей за своих ярлов внутри страны, а отсюда произошло много колен. Харальд конунг умер от болезни в Рогаланде. Он погребен в Хаугаре у Кармтсунда. В Хаугасунде стоит церковь, и у самого церковного двора, к северо‑западу, расположен курган Харальда Прекрасноволосого. К западу от церкви лежит могильная плита Харальда конунга, которая лежала на его могиле в кургане. Эта плита тридцати с половиной стоп в длину и почти два локтя в ширину. Могила Харальда конунга была в середине кургана. Один камень был поставлен у него в головах, другой – в ногах, а сверху положена плита, и с обеих сторон снизу навалены камни. Камни, которые стояли раньше в кургане, стоят теперь на церковном дворе.

Мудрые люди говорят, что Харальд Прекрасноволосый был самым красивым, могучим и статным из всех людей, очень щедрым и горячо любимым своими людьми. В юности он был очень воинствен. И люди думают, что это предвозвещалось тем, что нижняя часть того большого дерева, которое его мать видела во сне перед его рождением, была красной, как кровь. А то, что выше ствол его был красивым и зеленым, знаменовало расцвет его государства. А то, что верх дерева был белым, предрекало, что он доживет до глубокой старости. Сучья и ветви дерева указывали на его потомство, которое распространится по всей стране. И действительно, с тех пор конунги в Норвегии всегда были из его рода.


XLIII


В следующую зиму после кончины Харальда конунга Эйрик конунг взял все подати, которые полагались конунгу в середине страны, а Олав – подати в Вике, а Сигрёд, их брат, – все подати в Трёндалёге. Эйрик был этим очень рассержен, и пошли слухи, что он будет пытаться силой навязать братьям свое единовластие над всей страной, которое ему завещал отец. Когда Олав и Сигрёд слышат об этом, они сносятся друг с другом через гонцов и назначают встречу. Весной Сигрёд отправляется на восток в Вик. Братья встречаются в Тунсберге и остаются там некоторое время. В ту же весну Эйрик собирает большое войско и корабли и отправляется на восток в Вик. Ветер был настолько благоприятен, что Эйрик плыл день и ночь, и никакие вести о его приближении не опередили его. Когда он прибыл в Тунсберг, Олав и Сигрёд вышли со своим войском на склон к востоку от города и построили там свое войско. У Эйрика было много больше войска, и он одержал победу. И Олав, и Сигрёд пали в битве и были погребены в курганах на склоне, на котором они погибли. Эйрик проехал по Вику, подчинил себе его и долго оставался там летом. Трюггви и Гудрёд бежали тогда в Упплёнд.

Эйрик был человек статный и красивый, могучий и очень отважный воинственный и привыкший одерживать победу, необузданный, жестокии, неприветливый и неразговорчивый. Гуннхильд, жена его, была женщина красивейшая, умная и сведущая в колдовстве. Она была сладкоречива, но очень коварна и жестока. Детьми Эйрика и Гуннхильд были Гамли, он был старшим, Гутхорм, Харальд, Рагнфрёд, Рагнхильд, Эрлинг, Гудред, Сигурд Слюна. Все дети Эйрика были красивыми и многообещающими.



Сага о Хаконе Добром

(H á konar saga g óð a)


I


Хакон Воспитанник Адальстейна был в Англии, когда он услышал о кончине своего отца, Харальда конунга. Он сразу же собрался в путь. Адальстейн конунг дал ему людей и хорошие корабли и наилучшим образом снарядил его в поездку, и осенью Хакон прибыл в Норвегию. Тут он услышал, что братья его пали в битве, а также, что Эйрик – в Вике. Хакон поплыл на север в Трандхейм к Сигурду хладирскому ярлу, самому мудрому человеку в Норвегии. Его там хорошо приняли, и он заключил союз с Сигурдом. Хакон обещал ему большие владения, если станет конунгом. Они созвали многолюдный тинг, и на тинге Сигурд говорил в пользу Хакона и предложил бондам провозгласить его конунгом. После этого поднялся Хакон сам и держал речь. Тут люди стали говорить между собой, что это вернулся Харальд Прекрасноволосый и снова стал молодым.

Хакон начал свою речь с того, что он просит бондов дать ему сан конунга, а также оказать ему поддержку и помощь в том, чтобы удержать этот сан. В обмен он обещал вернуть им в собственность их отчины. Это обещание вызвало такое одобрение, что вся толпа бондов зашумела и закричала, что они хотят взять его в конунги. Так и было сделано, и трандхеймпы провозгласили Хакона конунгом всей страны. Ему было тогда пятнадцать лет.

Хакон набрал себе дружину и поехал по стране, и вот в Упплёнде стало известно, что трандхеймцы выбрали себе конунга, во всем похожего на Харальда Прекрасноволосого, с той только разницей, что Харальд весь народ в стране поработил и закабалил, а этот Хакон желает каждому добра и обещает бондам вернуть их отчины, которые Харальд у них отнял. Этим новостям все были рады, их передавали друг другу, и они распространялись по всей стране, как огонь по сухой траве. Многие бонды отправились из Упплёнда к Хакону конунгу, некоторые отрядили к нему людей, некоторые послали гонцов, которые должны были передать ему слова и знаменья, все это с целью показать, что они хотят быть его подданными. Конунг принял все это с благодарностью.


II


В начале зимы Хакон конунг отправился в Упплёнд. Он созывал там тинги, и все, кто только мог, шли к конунгу. На всех тингах его провозглашали конунгом. После этого он отправился на восток в Вик. Там к нему пришли Трюггви и Гудрёд, его племянники, и многие другие и перечисляли обиды, которые они претерпели от Эйрика, его брата. Ненависть к Эйрику становилась тем больше, чем преданнее Хакону конунгу становились люди, и они все смелее высказывали то, что лежало у них на душе. Хакон конунг дал Трюггви и Гудрёду сан конунга и те владения, которыми Харальд конунг наделил их отцов. Он дал Трюггви Вингульмёрк и Ранрики, а Гудрёду – Вестфольд. Но так как они были еще молодыми и малолетними, он назначил благородных и умных мужей, которые должны были править страной вместе с ними. Он отдал им обоим владения с тем условием, которое было в силе и раньше: что им причиталась половина податей и налогов. Весной Хакон конунг отправился через Упплёнд в Трандхейм.


III


Хакон конунг собрал весной в Трандхейме большое войско и снарядил корабли. Жители Вика тоже выставили большое войско и намеревались соединиться с Хаконом. Эйрик тоже стал набирать войско в середине страны, но дело у него шло плохо, потому что многие знатные люди оставили его и перешли на сторону Хакона. И когда он увидел, что не сможет оказать сопротивление войску Хакона, он поплыл на запад за море с теми, кто еще хотел за ним последовать. Он отправился сначала на Оркнейские острова и там набрал большое войско. Затем он поплыл на юг в Англию и разорял Шотландию всюду, где он приставал к берегу. Он воевал также по всему северу Англии. Адальстейн конунг Англии послал к Эйрику гонцов и предложил принять от него владения в Англии. Он сказал, что Харальд конунг, его отец, был большим другом Адальстейну конунгу, и он делает это в память их дружбы. Конунги вступили в переговоры через гонцов и договорились, что Эйрик получит Нортимбраланд от Адальстейна конунга и должен будет оборонять эту страну от датчан и других викингов. Эйрик должен будет креститься вместе с женой, детьми и всем войском, которое за ним последовало туда. Эйрик принял эти условия. Он крестился и принял правую веру.

Нортимбраландом называется пятая часть Англии. Эйрик жил в Йорвике, где, как говорят люди, было раньше логово сыновей Рагнара Кожаные Штаны. Нортимбраланд был большей частью заселен норвежцами, с тех пор как сыновья Рагнара Кожаные Штаны завоевали страну. Датчане и норвежцы часто совершали набеги на страну, после того как она ускользнула из их рук. [136] Многие названия там в стране даны на северном языке – Гримсбёр, Хауксфльот и многие другие.


IV


C Эйриком конунгом было много народу. Было там много норвежцев, которые приехали с ним с востока, а позднее многие его друзья приехали из Норвегии. Страна у него была маленькая. Поэтому он летом всегда ходил в походы, совершал набеги на Шотландию, Южные острова, Ирландию и Бретланд и там добывал богатство.

Адальстейн конунг умер от болезни. Он был конунгом четырнадцать лет, восемь недель и три дня. После него был конунгом в Англии его брат Ятмунд. [137] Он не терпел норвежцев. Эйрика конунга он не любил, и тогда ходили слухи, что Ятмунд хочет посадить в Нортимбраланде другого правителя. Когда эти слухи дошли до Эйрика конунга, он отправился в викингский поход на запад и взял с собой с Оркнейских островов Арнкеля и Эрленда, сыновей Торф‑Эйнара. Потом он отправился на Южные острова. Там было много викингов и морских конунгов, которые примкнули к войску Эйрика. Затем он поплыл со всей ратью сперва в Ирландию и набрал там столько людей, сколько смог. Потом он отправился в Бретланд и воевал там. После этого он поплыл вдоль южного побережья Англии и разорял там земли так же, как в других местах, и весь народ спасался бегством отовсюду, где он появлялся.

Эйрик был человек очень отважный, и войско у него было большое. Поэтому он так полагался на свои силы, что зашел далеко вглубь страны, разоряя ее и преследуя спасающихся бегством. Олавом звали конунга, которого Ятмунд конунг посадил там для обороны страны. Он собрал несметную рать и пошел с ней навстречу Эйрику конунгу. Разгорелась жаркая битва, в которой многие англичане пали. Но на место каждого павшего приходило трое из глубины страны, и после полудня большие потери стали терпеть норвежцы, и многие из них пали. В конце дня пал и Эйрик конунг и с ним пять других конунгов. [138] Называют таких: Гутхорм и два его сына – Ивар и Харек. Пали в битве также Сигурд и Рёгнвальд, а также Арнкель и Эрленд, сыновья Торф‑Эйнара. Погибло также много других норвежцев. Те, что спаслись, отправились в Нортимбраланд и рассказали Гуннхильд и ее сыновьям о том, что произошло.


V


Когда Гуннхильд и ее сыновья узнали, что Эйрик конунг погиб и перед этим разорял страну английского короля, она поняла, что им там не будет мира. Они сразу же собрались к отъезду из Нортимбраланда. Они взяли с собой все корабли, которые были у Эйрика, всех людей, которые захотели последовать за ними, а также все богатство, которое скопилось у них от налогов в Англии или было добыто в походах. Они отправились со своим войском на север на Оркнейские острова и оставались там некоторое время. Там был тогда ярлом Торфинн Раскалыватель Черепов, сын Торф‑Эйнара. Сыновья Эйрика подчинили себе тогда Оркнейские острова и Хьяльтланд и брали с них дань. Они проводили там зиму, а летом ходили в викингские походы на запад и совершали набеги на Шотландию и Ирландию. Об этом рассказывает Глум сын Гейри:


Скакуна притока

Он путём на Сканей

Вел, умелый отрок,

Славы ради бранной.

Шёл с мечом и полымем

По Скотланду конунг,

Послал Улль шелома

К Гауту [139] рати давших.

Рьяный друг дружины

Шёл войной на иров,

Соколов валькирий

На пир сокликая.

Фрейр державы кровью

Край меча окрасил,

Одержав над южным

Народом победу.



VI


Конунг Хакон Воспитанник Адальстейна подчинил себе всю Норвегию, после того как Эйрик, его брат, бежал из страны. Хакон посетил в первую зиму запад страны, потом он поехал на север в Трандхейм и жил там. И так как нельзя было рассчитывать на мир, если бы Эйрик конунг нагрянул с запада из‑за моря со своей ратью, он держался со своим войском в середине страны – во Фьордах и Согне, в Хёрдаланде и Рогаланде. Хакон посадил Сигурда, хладирского ярла, править всем Трёндалёгом, как раньше Харальд конунг Прекрасноволосый посадил там Хакона, его отца. Когда Хакон конунг узнал, что Эйрик конунг, его брат, погиб, а его сыновья не смеют оставаться в Англии, он решил, что ему теперь нечего их опасаться, и он отправился одним летом со своим войском на восток в Вик. В то время датчане постоянно совершали набеги на Вик и часто наносили стране большой ущерб. Но когда они услышали, что туда прибыл Хакон конунг с большой ратью, все они бежали, кто на юг в Халланд, а те, кто были ближе к Хакону конунгу, вышли в открытое море и потом поплыли на юг в Йотланд. Узнав об этом, Хакон конунг поплыл за ними со всей своей ратью. Когда он приплыл в Йотланд и люди там узнали об этом, они собрали войско, чтобы оборонять свою страну, и решили дать битву Хакону конунгу. Произошла большая битва. Хакон конунг сражался так отважно, что был без шлема и брони впереди стяга. Он одержал победу и преследовал бегущих далеко вглубь страны. Гутхорм Синдри так сказал в драпе о Хаконе:


Влёк владыку к битвам

Вол весла чрез волны.

В буре жён сражений

Бил ютов он люто.

В гневе гнал радетель

Утки браги вражьей

Их, объятых страхом,

Хворью крова Харбарда, [140]



VII


После этого Хакон конунг направился со своим войском на юг в Селунд, преследуя викингов. Он плыл с двумя ладьями по Эйрарсунду. Там он встретил одиннадцать ладей викингов и сразу же вступил с ними в бой, который кончился тем, что он одержал победу и перебил всех викингов. Гутхорм Синдри говорит так:


Двух лишь рысей снасти

Вяз пляса валькирий

К зелёному склону

Селунда приблизил,

А, счастливый славой,

В сваре дис очистил

Одиннадцать коней

Дола ската датских.



VIII


После этого Хакон конунг прошел по всему Селунду, грабил народ, одних убивал, других брал в плен, с некоторых брал большие выкупы. Он не встречал никакого сопротивления. Гутхорм Синдри говорит так:


И попрал князь вскоре

Селунд и край Сканей

На сокольих далях,

Ветровых просторах.


Затем Хакон конунг поплыл на восток вдоль берегов Сканей и разорял страну, брал выкупы и подати и убивал викингов, где он их только находил, как датчан, так и вендов. Он проплыл на восток вдоль Гаутланда и разорял там страну и взял с нее большой выкуп. Гутхорм Синдри говорит так:


Принудил в походе

Конунг к дани гаутов.

Там даятель злата

Сражался на славу.


Осенью Хакон конунг вернулся со своим войском, взяв огромную добычу. Зиму он провел в Вике в ожидании набегов датчан и гаутов.


IX


Той осенью конунг Трюггви сын Олава вернулся из викингского похода на запад. Он воевал тогда в Ирландии и Шотландии. Весной Хакон конунг отправился на север страны и поручил конунгу Трюггви, своему племяннику, править Виком и оборонять его и присвоить себе те земли в Дании, с которых Хакон конунг прошлым летом взял дань. Гутхорм Синдри говорит так:


И тогда он чадо

Онарово, [141] конунг,

Друга духа предал,

Лесистое власти

Лишь крушитель крова

Свейгдира [142] от иров

На стволе поляны

Акульей вернулся.



Х


Харальд конунг сын Горма правил тогда Данией. [143] Он был очень рассержен тем, что Хакон конунг разорял его страну, и ходили слухи, что конунг датчан хочет мстить. Но это случилось не так скоро. Между тем, когда Гуннхильд и ее сыновья узнали о раздоре между Данией и Норвегией, они собрались уезжать с запада. Они выдали Рагнхильд, дочь Эйрика, за Арнфинна, сына Торфинна Раскалывателя Черепов. Торфинн остался ярлом на Оркнейских островах, а сыновья Эйрика уехали. Гамли сын Эйрика был несколько старше других, но и он еще не был зрелым мужем.

Когда Гуннхильд приехала со своими сыновьями в Данию, она отправилась к Харальду конунгу, и ее там хорошо приняли. Харальд конунг дал им настолько большие владения, что они могли хорошо содержать себя и своих людей. А Харальда сына Эйрика он сделал своим воспитанником и посадил себе на колено. Он рос при дворе конунга Дании. Некоторые из сыновей Эйрика, когда они стали достаточно взрослыми, добывали себе богатство тем, что ходили походами в Восточные Страны. Они рано стали мужами красивыми, сильными и доблестными. Об этом говорит Глум сын Гейри в драпе о Харальде Серая Шкура.


Покорил даривший

Скальдов ратной сталью

Князь победоносный,

Восточные земли.

По веленью вана

Ссоры стрел звенели

Жала ножен. Конунг

Сек одетых в злато.


Потом сыновья Эйрика стали ходить в походы на север в Вик и разоряли страну там. А Трюггви конунг собирал войско и шел навстречу им. Произошло много битв, и победа доставалась то одной, то другой стороне. Сыновья Эйрика подчас совершали набеги на Вик, а Трюггви – на Халланд и Сьяланд.


XI


Когда Хакон был конунгом в Норвегии, мир царил между бондами и купцами, так что ничто не угрожало жизни или имуществу тех и других. Годы были урожайные и доходные и на суше и на море.

Хакон конунг был человек очень жизнерадостный, красноречивый и простой в обращении. Он был также очень умен и уделял большое внимание установлению законов. Он учредил законы Гулатинга по советам Торлейва Умного и законы Фростатинга по советам Сигурда ярла и других трандхеймцев, которые считались наиболее умными. А законы Хейдсевиса учредил Хальвдан Черный, как уже было написано.

Хакон конунг справлял йоль в Трандхейме. Сигурд ярл приготовил для него пир в Хладире. В первую ночь йоля Бергльот, жена ярла, родила мальчика. На следующий день Хакон конунг окропил мальчика водой и дал свое имя. Мальчик рос и стал могущественным и знатным мужем. Сигурд ярл был любимым другом Хакона конунга.


XII


Эйстейн, конунг в Упплёнде, которого одни называют Могущественным, а другие Злым, совершил набег на Трандхейм и подчинил себе фюльки Эйна и Спарбюггва, и посадил там своего сына, которого звали…. [144] Но трандхеймцы убили его. Эйстейн конунг вторично пошел походом в Трандхейм и разорял страну и подчинил ее себе. Он предложил трандхеймцам выбор: взять в конунги его раба, которого звали Торир Гривастый, или пса, которого звали Саур. Они выбрали пса, так как полагали, что тогда они скорее сохранят свободу. В пса они вложили колдовством ум трех людей, и он лаял два слова, а третье говорил. Ему был сделан ошейник и поводок из серебра и золота. А когда было грязно, его свита несла его на плечах. Ему был сделан престол, и он сидел на кургане, как конунг. Он жил в Эйин Идри, а его обычное местопребывание называлось Саурсхауг [145] Рассказывают, что смерть ему пришла от того, что волки напали на его стадо, и свита понуждала его защитить свой скот, он и сошел с кургана и бросился на волков, а она сразу же растерзали его.

Многие другие чудеса творил Эйстейн конунг против трандхеймцев. И от такого бедствия и немирья многие знатные люди бежали, и немало народу ушло со своих земель. Кетиль Ямти, сын Энунда ярла из Спарабу, переселился на восток через Кьёль, и с ним переселилось много народу. Они вырубили лес и заселили там большой край. Он потом стал называться Ямталанд. Внуком Кетиля был Торир Хельсинг. [146] Он вынужден был оставить Ямталанд из‑за совершенного им убийства и направился на восток через тамошние леса и поселился там. Много народу переселилось туда вместе с ним. Этот край называется Хельсингьяланд. Он тянется на восток до самого моря. Восток Хельсингьяланда, у моря, заселили шведы. Когда конунг Харальд Прекрасноволосый завоевал страну, много народу бежало из нее, жители Трандхейма и Наумудаля, и тогда тоже возникли поселения на востоке в Ямталанде, а некоторые переселились тогда и в Хельсингьяланд.

Жители Хельсингьяланда совершали торговые поездки в Швецию и платили там все подати, а жители Ямталанда были как бы между странами, и никто не обращал на это внимания, пока Хакон не установил мир, и начались торговые поездки в Ямталанд, и Хакон подружился с тамошними знатными людьми. Они стали приезжать с востока к нему и обещали ему свою покорность, и платили ему подати. Они становились его подданными, так как слышали о нем только хорошее. Они предпочитали иметь своим конунгом его, а не конунга шведов, так как они сами были норвежцы родом, и Хакон конунг дал им законы и учредил в стране право. Так же поступали и все жители Хельсингьяланда, которые были родом из местностей к северу от Кьёля.


XIII


Хакон конунг был хорошим христианином, когда он приехал в Норвегию. Но так как вся страна была тогда языческой, и жертвоприношения – в обычае, а в стране было много влиятельных людей, в поддержке которых, как и в любви всего народа, он очень нуждался, он решил скрывать свое христианство. Однако он соблюдал воскресенья и постился по пятницам. Он сделал законом, что йоль должен был начинаться в то же время, что и христианское рождество. Каждый должен был тогда варить пиво из меры зерна под страхом денежного взыскания и праздновать, пока хватает пива. А раньше йоль начинался в ночь на середину зимы и продолжался три дня.

Хакон рассчитывал ввести христианство, когда он настолько укрепится в стране, что подчинит ее себе всю. Пока он склонял к христианству только тех, кто был ему всего ближе. Из дружбы к нему многие тогда крестились, а некоторые оставили и жертвоприношение. Он долго жил в Трандхейме, так как там была наибольшая сила страны. Когда Хакон конунг решил, что заручился поддержкой некоторых знатных людей, достаточной для того, чтобы попытаться ввести христианство, он послал в Англию за епископом и другими учителями христианства, и когда они приехали в Норвегию, он объявил, что хочет ввести христианство во всей стране. Но жители Мёра и Раумсдаля предоставили решение трандхеймцам. Тогда Хакон конунг велел освятить несколько церквей и поставил в них священников. Приехав в Трандхейм, он созвал бондов на тинг и призвал их перейти в христианскую веру. Они отвечают, что хотят передать решение этого дела на Фростатинг и чтобы на этот тинг пришли люди из всех фюльков, которые входят в Трёндалёг. Они обещают тогда ответить на этот трудный вопрос.


XIV


Сигурд, хладирский ярл, был ревностным язычником, каким был и Хакон, его отец. Сигурд ярл давал все жертвенные пиры от лица конунга там в Трёндалёге. По древнему обычаю, когда предстоял жертвенный пир, все бонды должны были собраться туда, где стояло капище, и принести припасы, которые нужны во время жертвенного пира. На этот пир все должны были принести также пива. Для пира закалывали всякого рода скот, а также лошадей. Вся кровь от жертв называлась жертвенной кровью, а чаши, в которых она стояла, – жертвенными чашами, а жертвенные веники были наподобие кропил. Ими окропляли все жертвенники, а также стены капища снаружи и внутри. Жертвенной кровью окропляли также людей. А мясо варили и вкушали на пиру. Посредине пиршественной палаты горели костры, а над ними были котлы. Полные кубки передавались над кострами, и тот, кто давал пир и был вождем, должен был освящать полные кубки и жертвенные яства. Первым был кубок Одина – его пили за победу и владычество своего конунга, потом шли кубок Ньёрда и кубок Фрейра – их пили за урожайный год и мир. У многих было в обычае пить после этого Кубок Браги. Пили также кубок за своих родичей, которые уже были погребены. Этот кубок называли поминальным.

Сигурд ярл был очень щедрым человеком. Он совершил то, что доставило ему большую славу: он дал большой жертвенный пир в Хладире и взял на себя все затраты. Об этом говорит Кормак сын Эгмунда в драпе о Сигурде:


Вязам стрел припасы,

Росу бочки к ярлу

Щедрому нет нужды

Брать. В огне сгиб Тьяцци.

Кто пойдет на распрю

Со жрецом, собравшим

Даятелей света

Блат. Добыл Грам злато. [147]



XV


Хакон конунг приехал на Фростатинг, и туда собралось очень много бондов. Когда тинг начался, Хакон конунг стал держать речь и начал с того, что он обращается с просьбой к бондам и свободным хозяевам, могущественным и немогущественным, и вообще ко всему народу, к молодым и старым, богатым и бедным, женам и мужам, чтобы все они крестились и верили в одного бога, Христа сына Марии, и отступились от всех жертвоприношений и языческих богов, соблюдали святость седьмого дня и в него не совершали никакой работы и каждый седьмой день постились. Но как только конунг возвестил это народу, сразу же поднялся громкий ропот. Бонды роптали на то, что конунг хочет отнять у них их работы и говорили, что тогда им нельзя будет хозяйствовать на земле. А батраки и рабы говорили, что, если они не будут есть, они не смогут работать. Есть такой изъян – говорили они – у Хакона конунга и его отца и всей его родни, что они скупы на еду, хотя и щедры на золото. Тут поднялся Асбьёрн из Медальхуса в Гаулардале и так в ответ сказал на речь конунга.

– Мы, бонды, думали, Хакон конунг, когда ты созвал первый тинг здесь в Трандхейме и мы взяли тебя в конунги и получили от тебя обратно наши отчины, что мы схватили небеса руками, но теперь мы не знаем, что и думать: получили мы от тебя свою свободу или ты намереваешься превратить нас снова в рабов, делая нам странное предложение – оставить веру, которой придерживались до нас наши отцы и все наши предки еще в век сожжения и потом в век курганов. Они были гораздо могущественнее, чем мы, но ведь и нам эта вера была до сих пор впрок. Мы так полюбили тебя, что позволили распоряжаться всеми законами и правом в стране. И вот воля наша и решение бондов – держаться тех законов, которые ты сам дал нам здесь на Фростатинге и которые мы приняли. Мы будем все поддерживать тебя и признавать тебя конунгом, пока мы живы, каждый из бондов, кто здесь на тинге, если только ты, конунг, будешь соблюдать меру и желать от нас лишь того, что мы можем для тебя сделать, и что выполнимо. Если же ты будешь настаивать на своем предложении с таким упорством, что ппименишь против нас силу, то тогда мы, бонды, решили все расстаться с тобой и взять себе другого правителя, такого, который позволит нам свободно держаться той веры, какой мы хотим. Выбирай, конунг, между этими двумя возможностями до того, как кончится тинг.

Когда эта речь была кончена, бонды шумно выразили свое одобрение, заявляя, что будет так, как сказал Асбьёрн.


XVI


Когда наступило молчание, Сигурд ярл ответил:

– Воля Хакона конунга жить с вами, бондами, в ладу и не допустить нарушения дружбы с вами.

Тогда бонды сказали: они хотят, чтобы Хакон конунг приносил жертвы богам за урожайный год и мир, как делал его отец. Ропот прекратился, и тинг кончился. Сигурд ярл сказал потом конунгу, что тот не должен начисто отказываться делать то, о чем его просили бонды. Он сказал, что отказываться не годится:

– Ибо это, конунг, как Вы сами могли слышать, воля и желание как вождей, так и всего народа. Надо, конунг, тут что‑нибудь придумать.

И конунг и ярл договорились друг с другом.


XVII


Осенью близко к зиме в Хладире справлялся жертвенный пир, и конунг отправился на него. Раньше у него было в обычае, когда он приходил на жертвенный пир, принимать пищу в небольшом доме вместе с немногими людьми. Но на этот раз бонды стали выражать недовольство тем, что он не сидит на своем престоле, когда пир в разгаре. Ярл сказал, что на этот раз он не должен уклоняться от того, чтобы сидеть на престоле. И конунг сел на свой престол. И когда первый кубок был налит, Сигурд ярл произнес пожелание и посвятил кубок Одину. Он испил из рога и передал его конунгу. Конунг принял рог и перекрестил его. Тогда Кар из Грютинга сказал:

– Почему конунг поступает так? Или он не хочет участвовать в жертвоприношении?

Сигурд ярл отвечает:

– Конунг поступает так, как все, кто верует в свою мощь и силу и посвящают свой кубок Тору. Он сделал знак молота над рогом, прежде чем испить.

В тот вечер все было спокойно. Но на следующий день, когда садились за столы, бонды насели на конунга, говоря, что он должен съесть конины. Конунг решительно отказался. Тогда они попросили его отпить варева из конины. Но он отказался. Тогда они попросили его съесть жира с этого варева. Но он отказался и от этого. Тут бонды стали теснить его. Но Сигурд ярл сказал, что он их помирит, и велел бондам успокоиться. Он попросил конунга разинуть рот над дужкой котла, на которой осел пар от варева из конины, так что дужка была жирная.

Тогда конунг подошел к котлу, положил платок на его дужку и разинул рот над ней. Затем он вернулся на свой престол. Но никто не остался доволен.


XVIII


На следующий йоль конунгу готовили жертвенный пир в Мэрине.

Когда время приблизилось к йолю, восемь вождей, которые обычно заправляли жертвенными пирами в Трёндалёге, договорились о встрече. Четверо из них были из Внешнего Трандхейма – Кар из Грютинга, Асбьёрн из Медальхуса, Торберг из Варнеса и Орм из Льоксы, а остальные – из Внутреннего Трандхейма – Блотольв из Эльвисхауга, Нарви из Става в Верадале, Транд Подбородок из Эгга, Торир Борода из Хусабёра в Эйин Идри. Эти восемь человек взяли на себя такие обязанности: четверо из Внешнего Трандхейма должны были покончить с христианством, а четверо из Внутреннего Трандхейма должны были понудить конунга к жертвоприношению.

Люди из Внешнего Трандхейма отправились на четырех кораблях на юг в Мёр. Они убили там трех священников, сожгли три церкви и вернулись назад. Когда Хакон конунг и Сигурд ярл приехали в Мэрин со своими людьми, там уже собралось очень много бондов. В первый же день на пиру бонды стали теснить конунга и понуждать к жертвоприношению, и грозились применить силу. Сигурд ярл посредничал между конунгом и бондами. В конце концов Хакон конунг съел несколько кусков конской печёнки и выпил, не осеняя их крестом, все кубки, которые ему подносили бонды.

Как только пир кончился, конунг и ярл уехали в Хладир. Конунг был очень рассержен и сразу же стал готовиться к отъезду из Трандхейма со всеми своими людьми. Он сказал, что приедет в другой раз с большим числом людей в Трандхейм и отплатит трандхеймцам за ту вражду, которую они к нему проявили. Но Сигурд ярл просил конунга не винить трандхеймцев и сказал, что ему не стоит грозить своему народу или воевать с ним и особенно с трандхеймцами, наибольшей силой в стране. Но конунг был так разгневан, что ничего не слушал. Он уехал из Трандхейма на юг в Мёр и пробыл там всю зиму и весну. А летом он собрал войско, и ходили слухи, что он намерен пойти с ним на трандхеймцев.


XIX


Хакон конунг уже сел на корабль, и с ним было много народа. Тут он получил известие с юга страны, что сыновья Эйрика приплыли с юга из Дании в Вик, а также, что они прогнали конунга Трюггви сына Олава с его кораблей на востоке у Сотанеса. Они прошли с огнем и мечом по всему Вику, и многие подчинились им. Когда конунг получил эти известия, он решил, что нуждается в войске. Он послал за Сигурдом ярлом, а также за другими вождями, на помощь которых он рассчитывал. Сигурд ярл прибыл к Хакону конунгу с очень большим войском. В нем были и все те трандхеймцы, которые предыдущей зимой всего больше понуждали конунга к жертвоприношению. Сигурд ярл уговорил конунга помириться с ними.

Затем Хакон конунг поплыл на юг вдоль берега. Когда он обогнул мыс Стад, он узнал, что сыновья Эйрика в Северном Агдире. Хакон и сыновья Эйрика направились навстречу друг другу. Они встретились у острова Кёрмт. И те и другие сошли с кораблей и сражались у Эгвальдснеса. Оба войска были очень многочисленны, и битва была ожесточенной. Хакон конунг наступал рьяно, и против него оказался конунг Гутхорм сын Эйрика со своей дружиной, и они обменялись ударами. Гутхорм конунг пал в этой битве. Его стяг был срублен, и много его людей пало вокруг него. Тут войско сыновей Эйрика обратилось в бегство. Они бросились к кораблям и уплыли, потеряв много народу. Об этом рассказывает Гутхорм Синдри:


Расточитель света

Вод свистеть заставил

Стрелы над телами

Асов пляски Скёгулль.

И в той битве насмерть

Ньёрд доски секиры

Ранил Ньёрда плахи

Сполохов сражений.


Хакон конунг пошел к своим кораблям и направился на восток вслед за сыновьями Гуннхильд. И те и другие плыли так быстро, как только могли, пока не достигли Восточного Агдира. Тут сыновья Эйрика повернули на юг в открытое море к Йотланду. Об этом рассказывает Гутхорм Синдри:


Потрясатель нити

Лука пересилил

В сече семя брата

Бальдра ратной стали.

Сани хляби двинув

В битву, пень сраженья,

Вспять погнал он братних

Сыновей во гневе.


Затем Хакон конунг отправился назад на север Норвегии, а сыновья Эйрика оставались долгое время в Дании.


XX


После этой битвы Хакон конунг ввел такой закон: он разделил на корабельные округа все населенные земли от моря и так далеко, как поднимается лосось, и разделил эти округа между фюльками. Было определено, сколько кораблей и какой величины должен выставить каждый фюльк в случае всенародного ополчения, а ополчение должно было собираться, когда чужеземное войско вторгалось в страну. Во время ополчения должны были зажигаться огни на высоких горах, так чтобы от одного огня был виден другой. И люди говорят, что за семь ночей весть о войне доходила от самого южного огня до самого северного округа в Халогаланде.


XXI


Сыновья Эйрика много ходили в походы в Восточные Страны, но иногда они совершали набеги на Норвегию, как было написано раньше. А Хакон конунг правил в Норвегии, и его очень любили. Годы были урожайные, и царил мир.


XXII


Когда Хакон пробыл конунгом в Норвегии двадцать лет, приплыли с юга из Дании сыновья Эйрика с очень большой ратью. У них у самих было в походах большое войско, но много большим было датское войско, которое дал им Харальд сын Горма. Ветер им очень благоприятствовал, и они отплыли от Вендиля и подошли к Агдиру. Затем они направились на север вдоль берега и плыли днем и ночью. Однако огни на горах не были зажжены по той причине, что было принято зажигать их сначала на востоке, а на востоке ничего не знали о передвижениях врага. Тому, что огни не были зажжены, способствовало также то, что, если они зажигались зря, конунг сурово наказывал тех, кто был уличен в этом. Случалось нередко, что викинги на боевых кораблях плавали вдоль побережья и совершали набеги, а люди думали, что это нагрянули сыновья Эйрика. Тогда зажигались огни, и по всей стране люди брались за оружие. А сыновья Эйрика, если это были они, уплывали назад в Данию, так как не было с ними датского войска, а подчас это были не они, а другие викинги. Хакон конунг бывал тогда очень разгневан, так как затрачивалось много труда и средств, а проку не было. Бонды тоже упрекали себя, если так получалось.

Поэтому в стране ничего не было известно о походе сыновей Эйрика до того, как они уже были в Ульвасунде. Они простояли там семь дней. Тут весть о них дошла по суше на север до Мера. А Хакон конунг был тогда в южном Мере на острове, который называется Фреди, в своем поместье, которое называется Биркистрёнд. При нем не было никого, кроме его дружины и бондов, которых он пригласил на пир.


XXIII


Разведчики пришли к Хакону конунгу и донесли ему, что сыновья Эйрика стоят к югу от мыса Стад с большой ратью. Тогда он велел позвать самых умных людей, которые там были, и стал советоваться с ними, сражаться ли ему с сыновьями Эйрика, несмотря на их численное превосходство, или уходить на север, чтобы собрать больше войска. Был там один бонд по имени Эгиль Шерстяная Рубашка, теперь уже старый, но когда‑то крепкий и могучий и доблестный воин. Он долго был знаменосцем конунга Харальда Прекрасноволосого. Эгиль так ответил на вопрос конунга:

– Я был не в. одной битве с Харальдом конунгом, твоим отцом. Сражался ли он против большего войска или меньшего, он всегда одерживал победу. Но я никогда не слышал, чтобы он просил у своих друзей совета обратиться в бегство. Такого совета не дадим тебе и мы, потому что мы считаем тебя надежным вождем, и на нас ты можешь положиться как на воинов.

Многие другие поддержали эту речь. Конунг сказал, что и он предпочитает сразиться с таким войском, какое ему удастся собрать. Так и было решено. И конунг велел вырезать ратную стрелу и разослать ее во все стороны, чтобы собрать возможно больше войска. Тогда сказал Эгиль Шерстяная Рубашка:

– Я одно время боялся, что из‑за этого долгого мира я умру на своей соломенной постели от старости. Но я бы предпочел пасть в битве, сражаясь в войске моего вождя. И теперь, может быть, так и случится.


XXIV


Сыновья Эйрика поплыли на север к мысу Стад, как только выдался попутный ветер. И когда они обогнули Стад, им стало известно, где Хакон конунг, и они поплыли ему навстречу. У Хакона было девять кораблей. Он расположился под скалой Фредарберг в проливе Феэйарсунд, а сыновья Эйрика расположились к югу от скалы. У них было больше двадцати кораблей. Хакон конунг послал к ним гонца с предложением сойти на берег и с сообщением, что он разметил орешниковыми жердями поле боя на Растаркальве. Там было ровное и большое поле, а над ним – длинный и невысокий холм. Сыновья Эйрика сошли с кораблей, пошли к северу через хребет с внутренней стороны скалы Фредарберг и вышли на поле Растаркальв. Тут Эгиль попросил Хакона конунга дать ему десять человек и десять знамен. Конунг так и сделал. Тогда Эгиль со своими людьми пошел к холму и поднялся на него, а Хакон вышел на поле со своим войском. Он велел поднять знамена и построиться и сказал:

– Построимся побольше в длину, чтобы они не смогли окружить нас, даже если у них больше войска.

Так и сделали, и грянула битва, жаркая и ожесточенная. А Эгиль велел поднять те десять знамен, которые у него были, и приказал людям, которые их несли, подойти возможно ближе к гребню холма и держаться подальше друг от друга. Они так и сделали и поднялись почти до гребня холма, как будто они хотели напасть с тылу на войско сыновей Эйрика. Те, кто стояли сзади всех в войске сыновей Эйрика, увидели, что много знамен виднеются над гребнем холма и быстро движутся, и решили, что за знаменами идет большое войско, которое хочет зайти им в тыл и отрезать их от кораблей. Поднялся страшный крик. Каждый сообщал другому, что происходит. Тут началось бегство. Когда конунги увидели это, они тоже обратились в бегство. Хакон конунг и его войско бежали за ними по пятам и перебили много народу.


XXV


Когда Гамли сын Эйрика поднялся на хребет над скалой, он оглянулся и увидел, что их преследует только то войско, с которым они раньше сражались, и что все это – только военная хитрость. Тогда Гамли конунг велел трубить сбор и поднять знамена и построил войско. И все норвежцы построились, а датчане бежали к кораблям. И когда. Хакон конунг подошел со своим войском, снова разгорелась ожесточенная битва. Но теперь у Хакона конунга было больше войска. Дело кончилось тем, что сыновья Эйрика бежали. Они пустились на юг с хребта, а часть их попятилась на юг на скалу, и Хакон конунг преследовал их. К востоку от хребта там ровное поле, а на западе хребта – скала и крутой обрыв. Люди Гамли попятились на скалу, и Хакон конунг так отважно наступал на них, что он многих убил. Другие прыгали на запад со скалы и тоже были убиты. Конунг не прекратил преследования, пока все до последнего не были мертвы.


XXVI


Гамли сын Эйрика тоже побежал с хребта на равнину к югу от скалы. Тут Гамли конунг еще раз повернулся лицом к нападавшим и стал сражаться. К нему примкнули другие. Подошли и все братья с большими дружинами. Эгиль Шерстяная Рубашка вел тогда людей Хакона и нападал ожесточенно. Они обменялись ударами меча с Гамли. конунгом. Гамли конунг был тяжело ранен, а Эгиль пал в битве, и много народу вместе с ним. Тут подошел Хакон конунг с теми воинами, которые следовали за ним, и снова закипела битва. Хакон конунг снова стал ожесточенно наступать и рубил направо и налево, и разил одного за другим. Гутхорм Синдри говорит так:


И когда пред стягом

Князь в стенанье стали

Шёл, бежали с поля

В ужасе дружины.

Был вождю не нужен

В сече щит: в избытке

Наделён он ветром

Гейррёдовой дщери. [148]


Сыновья Эйрика видели, как их люди падают вокруг них, и они пустились к своим кораблям. Но те, которые раньше бежали на корабли, уже оттолкнули корабли от берега, а некоторые корабли сидели на мели из‑за отлива. Тогда все сыновья Эйрика и те, кто были с ними, бросились вплавь. Тут погиб Гамли сын Эйрика, а другие его братья доплыли до кораблей. Они пустились прочь с остатками своего войска и направились на юг в Данию.


XXVII


Хакон конунг велел вытащить на берег те корабли сыновей Эйрика, которые сидели на мели. Затем Хакон конунг велел положить Эгиля Шерстяная Рубашка и всех людей своего войска, которые пали в битве, на корабль и засыпать его землей и камнями. Хакон конунг также велел положить убитых на другие корабли, вытащенные на берег. Эти курганы еще видны к югу от скалы Фредарберг. Когда позднее Глум сын Гейри в своей висе радовался гибели Хакона конунга, Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил такую вису:


Прежде кровью Гамли –

Взыграл дух в героях –

Князь распорки пасти

Фенрира окрасил.

И отправил братних

Сынов восвояси.

Ныне ж всех в унынье

Смерть вождя повергла.


Высокие намогильные камни стоят у кургана Эгиля Шерстяная Рубашка.


XXVIII


Когда конунг Хакон Воспитанник Адальстейна пробыл конунгом двадцать шесть лет после бегства Эйрика, его брата, из страны, случилось однажды, что Хакон конунг был в Хёрдаланде и давал пир в Фитьяре на острове Сторд. При нем была его дружина и много бондов, которых он пригласил. И вот когда конунг сидел за утренней едой, дозорные увидели, что множество кораблей плывет с юга и что они уже недалеко от острова. Тогда люди стали говорить друг другу, что надо предупредить конунга о приближении вражеской рати. Никто, однако, не решался взять это на себя, так как конунг наказывал всякого, кто поднимал ложную тревогу. Но не предупредить конунга тоже казалось невозможным. Тогда кто‑то из них вошел в дом и попросил Эйвинда сына Финна поскорее выйти, сказав, что это крайне необходимо. Эйвинд вышел, и когда он подошел туда, откуда были видны корабли, он сразу же понял, что это большая вражеская рать. Он вернулся поспешно в дом, предстал перед конунгом и сказал:

– Краток час плывущего по морю, но долог час еды.

Конунг посмотрел на него и сказал:

– В чем дело?

Эйвинд сказал:


Вижу, рвутся в битву –

Теперь не до пира –

Эйриковы мстители

Кровавой Секиры.

Печась о вашей чести

Весть худую, княже,

Смел я молвить. В деле

Мы сталь испытаем.


Конунг сказал:

– Ты такой хороший человек, что ты не сообщил бы мне вести о войне, если бы эта весть не была правдива.

И конунг велел убрать стол. Он вышел и увидел корабли. Он понял, что это боевые корабли. Он стал обсуждать со своими людьми, что делать – сражаться, довольствуясь теми силами, что у них были, или садиться на корабли и уплывать на север. Он сказал:

– Ясно, что мы теперь будем сражаться, несмотря на большое численное превосходство на их стороне. Впрочем, нам часто случалось намного уступать в силе, когда мы сражались с сыновьями Гуннхильд.

Люди не пришли ни к какому быстрому решению. Тогда Эйвинд сказал:


Славному на север

Было бы постыдно

Уводить медведя

Волн. Так полно медлить!

Вот путём китовым

С юга Харальд струги

Гонит. Крепче в сече

Тёс сражений стиснем!


Конунг ответил:

– Это сказано так, как подобает мужу и мне по нраву. Но я хотел бы услышать, что другие скажут по этому поводу.

И так как людям казалось, что они понимают, чего хочет конунг, то многие сказали, что предпочитают умереть со славой, нежели бежать от датчан, не сражаясь, и что не раз они одерживали победу, когда у них было меньше войска. Конунг поблагодарил их за такие слова и велел вооружиться. Они так и сделали. Конунг надел на себя кольчугу, опоясался мечом Жернорезом, надел на голову позолоченный шлем, взял в руки копье и щит. Затем он построил свою дружину, а также бондов, и велел поднять знамена.


XXIX


Харальд сын Эйрика был теперь предводителем братьев после гибели Гамли. Братья привезли с собой с юга из Дании большое войско. В их войске были также братья их матери – Эйвинд Хвастун и Альв Корабельщик. Они были люди могучие и отважные и перебили много народу. Сыновья Эйрика подплыли на своих кораблях к острову, сошли на берег и построили свое войско. Говорят, что перевес на стороне сыновей Эйрика был настолько велик, что шесть человек приходилось на одного.


XXX


Вот Хакон конунг построил свое войско, и люди говорят, что он снял с себя кольчугу перед тем, как началась битва. Эйвинд Погубитель Скальдов так говорит в Речах Хакона:


Видели, как Бьёрнов

Брат прехрабрый

Стоял под стягом

В ратных доспехах.

Склонялись древка,

Дрот резал воздух,

И грянула битва.

Мужей рогаландских

И халейгов кликнул

В битву яростный

Ярлов убийца.

С доброй дружиной

Устрашитель данов

Пришел на сечу

В блестящем шлеме.

Сбросил доспехи,

Броню скинул долу

Вождь норвежский

И в битву ринулся.

Смеялся с дружиной,

Страну защищая.

Весел стоял он

Под златым шлемом.


Хакон конунг тщательно отбирал людей в свою дружину по их силе и отваге, как это делал и Харальд конунг, его отец. В ней был Торальв Могучий, сын Скольма. Он шел рядом с конунгом. У него были шлем и щит, копье и меч, который звался Фетбреид. Говорили, что они с Хаконом были одинаковой силы. Торд сын Сьярека так говорил в драпе, которую он сочинил о Торальве:


И ринулась рьяно

В спор секир у Сторда

Рать в пыли сраженья

Храбрых сучьев сечи.

Там метатель змеек

Звона Меньи солнца

Балки зыби [149] бился

С конунгом бок о бок.


Когда войска сошлись, разгорелась ожесточенная и смертоубийственная битва. Когда люди метнули свои копья, они начали рубить мечами. Хакон конунг и рядом с ним Торальв шли перед знаменем и рубили на обе стороны. Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:


Вздымалась сталь

В длани владыки,

Секла, словно воду,

Одежды Вавуда.

Копья трещали,

Щиты разлетались,

Мечи скрежетали

О черепа героев.

Острые стопы

Клинков топтали

Для Тюра злата

Тарчи и головы.

Был гром на бреге.

Кровью конунги

Красили светлые

Земли лезвий.


Хакона конунга было легко заметить издали, легче, чем других людей. Шлем его блистал, когда его освещало солнце. Поэтому на Хакона многие нападали с оружием. Тогда Эйвинд сын Финна взял шапку и надел ее на шлем конунга.


XXXI


Эйвинд Хвастун громко закричал:

– Прячется что ли конунг норвежцев или он бежал? Куда делся золотой шлем?

Эйвинд и с ним его брат Альв шли вперед и рубили на обе стороны, и были как одержимые или помешанные. Хакон конунг крикнул громко Эйвинду:

– Прямо держи, если хочешь встретиться с конунгом норвежцев.

Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:


К войску, а не к злату

Милостив, властитель

Пляса Христ советом

Хвастуна наставил:

«Держи прямо, Гримнир

Корыта кормила,

Коль с владыкой клада

В сече ищешь встречи».


Немного прошло времени, и Эйвинд подошел и занес свой меч над конунгом. Но Торальв толкнул его щитом, и Эйвинд оступился, а конунг схватил обеими руками меч Жернорез и нанес Эйвинду удар по шлему, и рассек шлем и голову до самых плеч. Тут Торальв сразил Альва Корабельщика. Эйвинд Погубитель скальдов говорит так:


Знаю, житель клети

Весла невеликий

Пострадал от острой

Искры визга стали.

Славный недруг данов

Мечом золоченым,

Тополь вепря Али,

Колол кудрей скалы. [150]


После того как оба брата были сражены, Хакон конунг стал так рьяно продвигаться вперед, что все от него шарахались. Страх охватил войско сыновей Эйрика, и началось бегство. Хакон конунг был в голове своего войска и преследовал бегущих по пятам, и наносил удар за ударом. Тут пущенная кем‑то длинная стрела вонзилась в руку Хакону конунгу, она попала в мышцу пониже плеча. Многие рассказывают, что слуга Гуннхильд по имени Киспинг пробежал в толчее, крича «дорогу убийце короля!», и пустил длинную стрелу в Хакона конунга. Но другие говорят, что никто не знает, кто пустил эту стрелу, и это вполне возможно, потому что стрелы, копья и всякого рода метательное оружие летели так густо, как снежные хлопья в метель.

Множество людей из войска сыновей Эйрика пало на поле битвы, а также по дороге к кораблям и на берегу, и множество бросилось в море. Многие добрались до кораблей, в том числе все сыновья Эйрика, и они сразу же пустились прочь, а люди Хакона – за ними. Торд сын Сьярека говорит так:


Первым недруг мира

Шел везде – так должно

Биться! – долгой жизни

Вождю все желали.

Грянул бой, лишь рати

Сын Гуннхильды двинул,

Мот несметных кладов,

И сгинул воитель.

Полк усталый, в ранах,

На стругах крепкогрудых

Ушел, но немало

В поле их осталось.

Велик дух у брата

Волка – возле князя

Ньёрд могучий сечи

Дрался в песне стали.



XXXII


Хакон конунг взошел на свою ладью и дал перевязать свои раны. Кровь лилась из них так сильно, что не могли ее остановить. Когда день подошел к концу, конунг совсем обессилел. Он сказал, что хочет поехать на север в Альрекстадир, в свое поместье. Но когда они доплыли до Скалы Хакона, [151] они пристали к берегу. Конунг был при смерти. Он позвал к себе своих друзей и сказал им, как он хочет распорядиться своим государством. Из детей у него была только дочь, которую звали Тора, но ни одного сына. Он велел послать к сыновьям Эйрика и сказать им, что они должны быть конунгами над страной, но он поручал им своих друзей и родичей.

– Если же мне будет суждено остаться в живых, – сказал он, – то я бы хотел уехать из страны к христианам и искупить свои прегрешения перед богом. Если же я умру здесь в языческой стране, то похороните меня, как вам нравится.

Вскоре после этого Хакон конунг умер на той самой скале, на которой он родился. Скорбь о смерти Хакона была так велика, что и друзья и враги оплакивали его и говорили, что такого хорошего конунга никогда больше не будет в Норвегии. Его друзья перевезли его тело в Сэхейм в северном Хёрдаланде. Они насыпали там большой курган и положили в него конунга в полном вооружении и в лучшей одежде, но без другого добра. На его могиле сказали то, что по языческому обычаю говорят, провожая в Вальгаллу. Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил песнь о смерти Хакона конунга и о том, как его встретили в Вальгалле. Эта песнь называется Речи Хакона, и вот ее начало:


Послал Высокий

Гёндуль и Скёгуль

Избрать достойного

Из рода Ингви.

Кому жить в Вальгалле,

В воинстве Одина.


Горели в ранах

Зарева брани.

Жала железные

На жизнь покушались,

Капли сечи шипели

На поле копий,

Стрел потоки


Струились по Сторду.

Багрец пролился

Под небом окружья,

Бурей Скёгуль несло

Каемчатый облак.

Волны стрел ревели

В вихре Одина,

Залил ручей лука

Великие рати.


Сидели мужи,

Потрясая сталью,

Пробиты кольчуги

И щиты посечены.

Угрюмы лица

Героев, но ждали

Их палаты Вальгаллы.


Рекла им Гёндуль,

На копье опираясь:

«Вам великая доля!

Ибо Хакона боги

К себе призывают

Со всем его войском».


Конунг услышал

Речи валькирий,

Премудры их замыслы.

На конях сидели

Шлемоносные девы

И щиты держали.


– Неправо ты сечу, – сказал Хакон, –

Судила, Скёгуль!

Мы ль не достойны победы в битве?

– Но мы за тобой, – сказала Скёгуль,–

Оставили поле.

И враг твой повержен.


– Теперь мы поскачем, –

Слово молвила Скёгуль, –

К богам по зеленому долу,

Расскажем Одину,

Что скоро властитель

Сам пред ним предстанет.


– Хермод и Браги,

Встречайте героя. –

Рек Хрофтатюр, [152]

Ведь конунг, видом

Подобный витязю,

Сюда путь держит.


Воитель молвил,

Он с битвы явился,

Весь покрытый кровью:

– Уж очень недобрым

Мнится нам Один,

Нам нрав его страшен.


– Ты здесь с эйнхериями

В мире пребудешь.

Мед от богов прими!

Ярлов недруг,

У нас обретешь

Восемь братьев, – рек Браги.


– Наши доспехи,

– Рек добрый конунг, –

Службу еще сослужат,

Каждому ратнику

Должно беречь

С честью копье и кольчугу.


И стало видно,

Что, как подобает,

Конунг чтил святилища,

Ибо радостно

Приняли Хакона

К себе всеблагие боги.


В добрый день

Родился конунг

Столь доблестный духом.

И всевечно

Время Хакона

Станут славить люди.


Прежде пройдет,

Порвав оковы,

Фенрир Волк по землям,

Нежели равный

Хакону конунг

Его место заступит.


Мрут стада,

Умирают родичи,

Пустеют долы и домы,

С тех пор как пришел

К Одину Хакон,

Народы многие попраны.




Сага о Харальде Серая Шкура

(Haralds saga gr á feldar)


I


После смерти Хакона конунга Норвегией стали править сыновья Эйрика. Из них Харальд пользовался наибольшим почетом. Он был старшим из тех, кто оставался в живых. Гуинхильд, их мать, много вмешивалась в управление страной. Ее называли Матерью Конунгов. В стране были тогда такие правители: Трюггви сын Олава на востоке страны, Гудрёд сын Бьёрна в Вестфольде, Сигурд, хладирский ярл, в Трандхейме. А сыновья Гуннхильд правили серединой страны. В первую зиму сыновья Гуннхильд сносились через гонцов с Трюггви и Гудрёдом, и было договорено, что Трюггви и Гудрёд получат от сыновей Гуннхильд такую же часть государства, какую они раньше получили от Хакона конунга.

Одного человека звали Глум сын Гейри. Он был скальдом Харальда конунга и очень доблестным мужем. Он сочинил такую вису после смерти Хакона:


Мстя за брата в рати,

Пролил кровь на славу

Харальд. Тьма героев

Там лежать осталась.

Дал напиться волку

Хаконовой крови

Грозный князь. В заморье

Вы сталь обагряли.


Эта виса всем очень понравилась, но когда Эйвинд сын Финна узнал об этом, он сочинил вису, о которой было сказано раньше. Эта виса тоже пользовалась успехом. Но когда Харальд конунг узнал об этом, он счел Эйвинда заслуживающим смертной казни. Друзья того и другого помирили их тем, что Эйвинд должен был стать его скальдом, как он раньше был скальдом Хакона конунга. Они были близкими родичами, так как матерью Эйвинда была Гуннхильд, дочь ярла Хальвдана, а ее матерью была Ингибьёрг, дочь конунга Харальда Прекрасноволосого. Эйвинд сочинил тогда вису о Харальде конунге:


Длань в тот день не дрогнула,

Стража Хёрдаланда,

Когда били стрелы

В грудь и луки гнулись.

Знаю, как, железом

Звеня остролезым,

Утолял ты в поле

Голод волка, Харальд.


Сыновья Гуннхильд сидели большей частью в середине страны, так как жители Трандхейма и Вика казались им ненадежными – они были самыми верными друзьями Хакона конунга и в этих частях страны было много могущественных людей. Люди старались помирить сыновей Гуннхильд с Сигурдом ярлом, так как сыновья Гуннхильд не получали никаких податей из Трандхейма, и в конце концов они помирились, конунги и ярл, и дали друг другу клятвы. Сигурд ярл должен был получить от них такую же власть в Трандхейме, какую он раньше имел от Хакона конунга. Итак, можно было считать, что они помирились.

Все сыновья Гуннхильд слыли скупыми, и говорили, что они закапывают сокровища в землю. Об этом Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил такие висы:


Было время, скалы

Сокольи мы просом

Хрольва украшали

При Хаконе, воин.

Ныне ж помол Меньи

Враг норвежцев в чреве

Матери властителя

Мьёлльнира запрятал.


Были дни, у скальдов

Солнце волн сияло

На горах опоры

Хрунгнира при Хаконе.

Ныне солнце дола

Ресниц Фуллы в теле

Матери Вингтора

Всесильные скрыли. [153]


Услышав об этих висах, Харальд конунг вызвал Эйвинда к себе. Когда Эйвинд явился к нему, Харальд стал упрекать его и назвал его своим недругом.

– Не подобает тебе, – сказал он, – проявлять неверность ко мне. Ведь ты на моей службе.

Тогда Эйвинд сказал вису:


Одному владыке

Прежде был я предан.

Стану ли под старость

К третьему стремиться?

К вашей гриди, княже,

Я пристал. Не стану

Играть двумя щитами. [154]

Клонит старость скальда.


Харальд конунг потребовал, чтобы ему было предоставлено решение их дела. У Эйвинда было большое и красивое золотое обручье, которое называлось Мольди. Оно было когда‑то давно выкопано из земли. Конунг сказал, что хочет это обручье, и Эйвинду пришлось отдать его. Он сочинил тогда такую вису:


Знать, для нас попутным

Будет твой, владыка

Оленя долины

Сети, ветер Феньи,

Раз, державный княже,

У скальда вы взяли

Ложе рыбы рытвин,

Наследие предков. [155]


Эйвинд поехал тогда домой, и не рассказывается, чтобы он после этого еще раз встретился с Харальдом конунгом.


II


Сыновья Гуннхильд приняли христианство в Англии. Когда они, однако, пришли к власти в Норвегии, им не представлялось возможности крестить людей в стране. Но они всюду, где только могли, разрушали капища и мешали жертвоприношениям, чем вызывали ненависть к себе. В их дни кончилось благоденствие в стране, ибо конунгов было много, и у каждого была своя дружина. Им нужно было много средств на содержание, и они были очень алчными. Они не очень соблюдали законы, которые ввел Хакон конунг, разве что эти законы были им на руку. Они все были мужами красивыми, сильными и статными и владели разными искусствами. Глум сын Гейри так говорит в драпе, которую он сочинил о Харальде сыне Гуннхильд:


Дюжиной умений

Дробитель гордился

Драконьей перины,

Меж вождей первейший.


Часто братья жили вместе, но иногда каждый из них жил сам по себе. Они были жестоки и отважны, очень воинственны и обычно одерживали победу.


III


Гуннхильд, мать конунгов, и ее сыновья часто совещались и обсуждали управление страной. Однажды Гуннхильд спрашивает своих сыновей:

– Как вы думаете распорядиться Трандхеймом? Вы носите сан конунга, как носили ваши предки, но у вас мало приверженцев и владений, и вам приходится делить их между собой. В Вике на востоке правят Трюггви и Гудрёд, и у них есть на то известное право в силу их происхождения, но Сигурд ярл правит всем Трандхеймом, и я не знаю, какая необходимость для вас позволять одному ярлу править такой большой частью вашего государства. Мне кажется странным, что вы каждое лето ходите в викингские походы в чужие страны и позволяете ярлу в вашей собственной стране владеть вашим отцовским наследством. Малостью показалось бы Харальду, твоему деду, чье имя ты носишь, лишить какого‑то ярла владений и жизни, когда он завоевывал всю Норвегию и потом правил ею до самой старости.

Харальд говорит:

– Лишить Сигурда ярла жизни не так просто, как зарезать козленка или теленка. Сигурд ярл могущественного рода, у него много родичей и друзей, и он умен. Если он узнает, что мы замышляем что‑то против него, то, как я подозреваю, все трандхеймцы станут на его сторону. И нам тогда надо ожидать только плохого. Думается мне, что ни одному из нас, братьев, не поздоровится от трандхеймцев.

Тут Гуннхильд говорит:

– Тогда мы должны действовать совсем иначе и пока ничего не предпринимать. Вы, Харальд и Эрлинг, будьте эту осень в Северном Мере. Я тоже поеду с вами. Тогда мы все вместе попробуем что‑нибудь предпринять.

Так они и сделали.


IV


Брата Сигурда ярла звали Грьотгард. Он был намного младше, и его меньше уважали. Он не носил почетного звания, но у него была дружина, и он ходил летом в викингские походы и добывал себе богатство. Харальд конунг послал людей в Трандхейм к Сигурду ярлу с подарками и просил их сказать, что Харальд конунг хочет поддерживать с ним такую же дружбу, какую раньше Сигурд ярл поддерживал с Хаконом конунгом. Он просил также ярла приехать к нему, чтобы они могли полностью закрепить их дружбу. Сигурд ярл хорошо принял посланцев и заверил конунга в дружбе, но сказал, что не может приехать к конунгу из‑за множества дел, и послал конунгу подарки и заверения в дружбе в ответ на его дружбу. Посланцы уехали и отправились к Грьотгарду с тем же порученьем – заверениями в дружбе Харальда конунга, приглашением к нему и богатыми подарками. Когда посланцы уезжали, Грьотгард обещал приехать. В назначенный день Грьотгард приезжает к Харальду конунгу и Гуннхильд. Его очень радостно встретили. С ним обходились очень дружественно и с ним велись разные тайные разговоры. Речь зашла и о Сигурде ярле, как они раньше договорились, конунг и Гуннхильд. Они внушали Грьотгарду, что ярл сделал его маленьким человеком, уверяли его, что если он войдет в сговор с ними, он станет ярлом и получит все те владения, которые раньше принадлежали Сигурду ярлу. В конце концов они договорились, что Грьотгард должен разведать, когда всего лучше совершить нападение на Сигурда ярла, и даст знать об этом Харальду конунгу. После этого Грьотгард уехал домой, получив от конунга богатые подарки.


V


Сигурд ярл поехал осенью в Стьорадаль и пировал там. Оттуда он поехал на пир в Эгло. При ярле всегда было много народу, так как он не доверял конунгам. Но на этот раз, так как они с Харальдом конунгом дружественно снеслись, при нем было немного людей. Грьотгард дал тогда знать Харальду конунгу, что вряд ли в другой раз представится такой удобный случай напасть на ярла, и в ту же ночь конунги Харальд и Эрлинг отправились по фьорду в Трандхейм. У них было четыре корабля и много людей. Вот они плывут ночью при свете звезд. К ним примкнул Грьотгард, и к концу ночи они были в Эгло, где Сигурд ярл был на пиру. Они подожгли дома и сожгли их и ярла со всеми его людьми. Рано утром они отправились по фьорду в Мёр и долго там оставались.


VI


Хакон, сын Сигурда ярла, был в глубине Трандхейма, когда он узнал, что произошло. Сразу же со всего Трандхейма стали стекаться вооруженные люди. Все корабли, годные для похода, были спущены на воду. Когда войско собралось, Хакон, сын Сигурда ярла, был выбран ярлом и предводителем войска. Затем войско отправилось по фьорду. Узнав об этом, сыновья Гуннхильд отправились на юг в Раумсдаль и южный Мёр. Обе стороны стали разведывать расположение друг друга. Сигурд ярл был убит через два года после смерти Хакона конунга. Эйвинд Погубитель Скальдов в Перечне Халейгов говорит так:


И того,

Кто птиц Грима

Сам поил

Питьем бакланов

Тюра груза, –

Сигурда

Конунги

Сгубили в Эгло.

И господин

Льдины пальца

Был спален

В лихе леса,

Когда вожди

Потомка Тюра,

Обеты поправ,

Убить решили. [156]


Хакон ярл удерживал Трандхейм в своих руках три года, так что сыновья Гуннхильд не получали оттуда никаких податей. У него было несколько битв с сыновьями Гуннхильд, и много людей было убито. Об этом говорит Эйнар Звон Весов в драпе Недостаток Золота, которую он сочинил о Хаконе ярле:


Вел в метель булата

Коней вод без счета –

Меч бойца не медлил –

Вождь надежный в клятвах.

Вознес месяц длани

Гримнира, смиряя

Рвенье войнолюбцев

Силой, страж кормила.

Бодрить в ратоборстве

Надо ли отраду

Орла, подстрекая

Его к реву дротов?

Стряхивал с доспехов

Стрелы воин смелый,

За жизнь Рёгнир лязга

Копий храбро спорил.

Много вьюг валькирий

Друг волков изведал.

Добыл в бою землю

В ладу с волей асов. [157]


Эйнар упоминает также о том, как Хакон ярл отомстил за своего отца:


Стану славословить

Стража зверя моря:

С мыслию о мести

Подъял меч он в сече.

Проливая ливни

Стрел над вражьей ратью,

Столб дружины множил

Свидурову свиту. [158]

И, смертоубийствен,

Смерч мечей пронесся,

По знаку владыки

Круша жизни бондов.


После этого, благодаря посредничеству друзей обеих сторон, состоялось примирение, поскольку бондам надоели война и немирье внутри страны. По совету влиятельных людей заключили такое соглашение: Хакон ярл должен был иметь такую же власть в Трандхейме, какую там раньше имел Сигурд ярл, его отец, а конунги должны были иметь такую же власть, какую раньше имел Хакон конунг. Это соглашение было скреплено клятвами. Тут началась тесная дружба между Хаконом ярлом и сыновьями Гуннхильд, однако не обходилось без того, что временами они строили козни друг против друга. Так прошло еще три года. Хакон мирно правил в своих владениях.


VII


Харальд конунг жил обычно в Хёрдаланде и Рогаланде, также как и большинство его братьев. Часто они жили в Хардангре. Одним летом пришел корабль из Исландии, который принадлежал исландцам. Он был гружен овчинами. Он направился в Хардангр, так как исландцы слышали, что там всего больше народу, но когда люди пришли на корабль, чтобы посмотреть товар, никто не захотел покупать овчины. Тогда корабельщик поехал к Харальду конунгу, потому что он знал его раньше, и рассказал ему о своей неудаче. Конунг сказал, что приедет к нему, и он действительно нриехал к нему. Харальд конунг был человек простой и большой весельчак. Он приехал на лодке, полной людьми. Он посмотрел на товар и сказал:

– Не дашь ли ты мне одну из этих серых шкур?

– Охотно, – ответил корабельщик, – и даже не одну. Тогда конунг взял одну овчину и накинул на себя. Потом он вернулся в лодку. И, прежде чем они уплыли оттуда, каждый из его людей купил себе по овчине. Несколько дней спустя на корабль пришло столько людей, хотевших купить себе овчину, что и половине их не хватило товару. С тех пор конунга Харальда стали называть Серая Шкура.


VIII


Хакон ярл поехал одной зимой в Упплёнд на какой‑то пир и там разделил ложе с одной женщиной низкого происхождения. И в свое время эта женщина стала беременна. А когда она родила, то это был мальчик. Его окропили водой и назвали Эйриком. Мать принесла мальчика Хакону и сказала, что он его отец. Ярл велел отдать мальчика на воспитание человеку, которого звали Торлейв Мудрый. Он жил в Медальдале. Ои был человеком могущественным и богатым и большим другом ярла. Эйрик подавал надежды стать доблестным мужем. Он был очень красив и смолоду статен и силен. Но ярл мало обращал на него внимания. Хакон ярл был тоже очень красив видом. Он был невысок ростом, но силен и владел многими искусствами. Он был умен и очень воинствен.


IX


Одной осенью Хакон ярл поехал в Упплёнд. Когда он въехал в Хейдмерк, его встретили конунг Трюггви сын Олава и конунг Гудрёд сын Бьёрна. Туда приехал также Гудбранд из Долин. Они собирались вместе и подолгу беседовали друг с другом, и порешили, что каждый из них должен поддерживать дружбу с другим. После этого они расстались. Каждый из них поехал в свои владения.

Об этом узнали Гуннхильд и ее сыновья и стали подозревать, что те строили заговор против конунгов. Они часто говорили об этом между собой. Весной Харальд конунг и Гудрёд конунг, его брат, объявили, что они отправляются летом в викингский поход на запад за море или в восточные страны, как у них было в обычае. Они собирают дружину, спускают корабли на воду и снаряжаются. А когда шел прощальный пир, то пили много пива и велись разные речи. Началось сравнение мужей друг с другом, и стали говорить и о конунгах. Один человек воскликнул, что Харальд конунг во всем превосходит своего брата. Тогда Гудрёд очень рассердился и сказал, что он ни в чем не уступит Харальду и готов помериться с ним силами. Тут оба они разъярились и стали вызывать друг друга на бой, и схватились за оружие. Но люди умные и менее пьяные остановили их и стали между ними. Оба отправились на свои корабли, но теперь не было надежды на то, что они пойдут в поход вместе.

Гудрёд поплыл на восток вдоль берега, а Харальд вышел в открытое море и сказал, что он собирается на запад за море. Но когда он выплыл за острова, он направился на восток по открытому морю за островами. Гудрёд конунг поплыл по обычному пути на восток в Вик и дальше на восток через Фольд. Он послал гонца Трюггви конунгу, чтобы тот выехал ему навстречу, и они тогда вместе отправятся летом в поход в восточные страны. Трюггви конунг принял предложение доверчиво. Он слышал, что у Гудрёда небольшая дружина. Он отправился ему навстречу, и у него была всего одна ладья. Они встретились к западу от мыса Сотанес у Веггира. Когда они вступили в переговоры, люди Гудрёда набросились на Трюггви конунга и убили его и вместе с ним двенадцать его людей. Он лежит в кургане, который называется Могила. Трюггви.


X


Харальд конунг держался далеко от берега. Он вошел в Вик и ночью пристал в Тунсберге. Тут ему стало известно, что Гудрёд конунг [159] отправился на пир недалеко оттуда. Харальд конунг направился туда со своими людьми, они приехали ночью и окружили дом. Гудрёд и его люди выбрались из дома, но их сопротивление было коротким. Гудрёд конунг погиб, и много людей вместе с ним. После этого Харальд конунг отправился домой, чтобы встретиться с Гудрёдом, своим братом. Теперь они подчинили себе весь Вик.


XI


Конунг Гудрёд сын Бьёрна хорошо женился. У них с женой был сын, которого звали Харальд. Он был отослан на воспитание в Гренланд к Хрои Белому, лендрманну. Сыном Хрои был Храни Путешественник. Он и Харальд были сверстники и названые братья. После смерти Гудрёда, его отца, Харальд, которого звали Гренландцем, бежал сначала в Упплёнд, и с ним его названый брат Храни и еще кое‑кто. Там он прожил некоторое время у своих родичей. Сыновья Эйрика выслеживали людей, которые были их врагами, и особенно тех, которые могли надеяться на успех. Родичи и друзья Харальда Гренландца советовали ему покинуть страну. Тогда Харальд поехал на восток в Швецию, чтобы примкнуть там к людям, которые ходят в походы и добывают себе богатство. Харальд был очень доблестным мужем. Одного человека в Швеции звали Тости, он был в той стране самым могущественным и знатным человеком из тех, кто не был конунгом или ярлом. Он был очень воинствен и постоянно ходил в походы. Его прозвали Скёглар‑Тости. [160] Харальд Гренландец примкнул к Тости и ходил с ним летом в викингский поход, и показал свою доблесть. Харальд остался на зиму у Тости. Дочь Тости звалась Сигрид. Она была молодая и красивая, но очень властная. Она была потом выдана за конунга шведов Эйрика Победоносного, и сыном их был Олав Шведский, который был конунгом в Швеции. Эйрик умер от болезни в Уппсале десять лет спустя после смерти Стюрбьёрна.


XII


Сыновья Гуннхильд набрали в Вике большое войско и отправились на север вдоль берега, собирая людей и корабли из каждого фюлька. Они открыто говорили, что направляются на север в Трандхейм против Хакона ярла. Об этом услыхал ярл, и он собрал войско и корабли. Но услыхав, какое большое войско у сыновей Гуннхильд, он направился со своим войском на юг в Мёр, разоряя по пути побережье и убивая много народа. Затем он отослал назад войско трандхеймцев и всех бондов и отправился походом вдоль обоих Мёров и Раумсдаля, а его разведчики к югу от мыса Стад доносили ему о войске сыновей Гуннхильд. Узнав, что они уже во Фьордах и ждут попутного ветра, чтобы плыть на север, огибая мыс Стад, Хакон ярл вышел в открытое море к северу от мыса Стад и поплыл так далеко от берега, что с берега не было видно его парусов. Так он поплыл на восток вдоль берега и достиг Дании. Затем он поплыл в восточные страны и летом воевал там. А сыновья Гуннхильд направились со своим войском на север в Трандхейм и долго оставались там, взымая подати и налоги. В конце лета они оставили там Сигурда Слюну и Гудрёда, а Харальд и другие братья отправились на восток страны, с войском, которое сопровождало их летом.


XIII


Хакон ярл поехал осенью в Хельсингьяланд и вытащил там свои корабли на берег. Затем он пустился по суше через Хельсингьяланд и Ямталанд и дальше на запад через Кьёль и вниз в Трандхейм. К нему сразу же стеклись люди, и были снаряжены корабли. Когда об этом узнают сыновья Гуннхильд, они садятся на свои корабли и пускаются по фьорду в море. Хакон ярл направился в Хладир и провел там зиму, а сыновья Гуннхильд сидели в Мере. Обе стороны совершали набеги друг на друга и убивали людей друг у друга. Хакон ярл продолжал править в Трандхейме и большей частью проводил там зиму, а летом он иногда отправлялся на восток в Хельсингьяланд, спускал на воду свои корабли и ходил походом в Восточные Страны, а иногда оставался в Трандхейме и держал наготове свое войско, и тогда сыновья Гуннхильд не показывались к северу от мыса Стад.


XIV


Харальд Серая Шкура поплыл одним летом со своим войском на север в Страну Бьярмов и совершал там набеги и дал большую битву бьярмам на берегах Вины. Харальд конунг одержал победу и перебил много народу. Он совершал набеги по всей стране и взял огромную добычу. Об этом говорит Глум сын Гейри:


Вождь наипервейший

Задал жару бьярмам,

В селенье на Вине

Княжья сталь сверкала.

Сей поход победный

Державному славу

Стяжал. Стойко княжич

В метели стрел дрался.


Конунг Сигурд Слюна приехал в гости к Клюппу херсиру. Клюпп был сыном Торда, сына Хёрда‑Кари. Это был могущественный и знатный муж. Клюппа не было дома, но Алов, его жена, хорошо приняла конунга. Пир был на славу, и на нем много пили. Алов, жена херсира Клюппа, была дочерью Асбьёрна и сестрой Железного Скегги с севера из Ирьяра, а Асбьёрн был братом Хрейдара, отца Стюркара, отца Эйндриди, отца Эйнара Брюхотряса.

Конунг пошел ночью к ложу Алов и лег с ней против ее воли. Потом конунг уехал. Следующей осенью Харальд конунг и Сигурд, его брат, поехали в Вере и созвали там тинг бондов. На этом тинге бонды набросились на них и хотели их убить, но они спаслись и пустились прочь. После этого Харальд конунг отправился в Хардангр, а Сигурд конунг – в Альрексстадир. Когда об этом узнает Клюпп херсир, он собирает родичей, чтобы напасть на конунга. Предводителем их был Вемунд Костолом. Приехав в Альрексстадир, они набросились на конунга. Клюпп пронзил мечом конунга, и тот сразу умер, но тут же Эрлинг Старый сразил Клюппа.


XV


Конунг Харальд Серая Шкура и Гудрёд конунг, его брат, собрали на востоке страны большое войско и направились с этим войском на север в Трандхейм. Когда об этом узнал Хакон ярл, он тоже собрал себе войско и отправился в поход на юг в Мёр. Там был тогда Грьотгард, его дядя. Сыновья Гуннхильд поручили ему оборону страны. Он собрал войско, как конунги приказали ему через гонцов. Хакон ярл направился ему навстречу и сразился с ним. Тут погиб Грьотгард и два ярла с ним и много другого народа. Об этом говорит Эйнар Звон Весов:


Грозен, бил булатом

Врага Рёгнир брани. –

Влага рога Грима

Пролилась отселе –

Был народоправен

Прославлен, поправший

Трех храбрейших ярлов

В грозе костров Трота. [161]


Потом Хакон ярл вышел в море и поплыл на юг вдоль побережья за островами. Он приплыл в Данию и отправился к Харальду сыну Горма, конунгу датчан. Его там хорошо приняли, и он оставался там зиму. Там был тогда у датчан человек по имени Харальд. Он был сыном Кнута сына Горма и племянником Харальда конунга. Он как раз вернулся из викингского похода. Он долго был викингом и взял огромную добычу. Его называли Золотой Харальд. Считалось, что он вполне может стать конунгом в Дании.


XVI


Харальд конунг и его братья направились со своим войском на север в Трандхейм и не встретили там никакого сопротивления. Они собрали там налоги и подати и все доходы конунга и заставили бондов заплатить большой выкуп, так как конунги долгое время получали мало денег с Трандхейма, пока Хакон ярл был там с большим войском и воевал с конунгами. Осенью Харальд конунг отправился на юг страны с большей частью того войска, которое было оттуда, а Эрлинг конунг со своим войком остался. Он донимал бондов большими поборами и сильно притеснял их, а бонды очень роптали и плохо переносили эти тяготы. Зимой бонды собрались вместе, и это была большая рать. Они пошли на Эрлинга конунга, в то время как тот был на пиру у кого‑то, и сразились с ним. Тут Эрлинг конунг погиб, и много народу вместе с ним.

Когда сыновья Гуннхильд правили Норвегией, был большой голод, и он становился тем больше, чем дольше они правили страной, и причина здесь их жадность и то, что они очень притесняли бондов. В конце концов дошло до того, что почти повсюду в стране был недостаток зерна и рыбы.

В Халогаланде был такой большой голод и такая засуха, что хлеб там почти не родился и в середине лета снег еще лежал по всей земле и скот не выпускали из хлева. Эйвинд Погубитель Скальдов сказал, когда он однажды вышел из дома и была вьюга, так:


Снежит среди лета.

Мы, как финны, ланей,

Лакомых до лыка, [162]

Оставили в стойлах.


Эйвинд сочинил драпу о всех исландцах, а они вознаградили его так: каждый бонд дал ему деньгу. Она весила три серебряных пеннинга. [163] и была белая в разломе [164] Когда серебро доставили на альтинг, было решено, чтобы кузнецы очистили его. Затем из него была сделана пряжка, и заплачено за кузнечную работу. Пряжка весила пятьдесят марок. [165] Они послали ее Эйвинду, а тот дал разрубить ее на части и потратил серебро на покупку скота.

Той же весной у одной отмели в море появился косяк сельди. Эйвинд отправился на гребной лодке со своими работниками и съемщиками туда, где появился косяк. Он сочинил вису:


Двинем Грани зыби

С севера живее

К чешуйчатым крачкам

Струй ветвями вала.

Друзья до отказа

Пусть нагрузят струги

Прибыльной поживой

Повода, Гефн пива! [166]


Но так как он истратил все свое серебро на покупку скота, ему пришлось купить сельдей на свои стрелы. Он сочинил вису:


Прежде скальд булавкой

Платил за скотину,

Дорогим подарком

Из земли ледовой.

Теперь кинул прыткие

Эгилевы сельди –

Вот, что сделал голод –

Ради стрел стремнины. [167]




Сага об Олаве сыне Трюггви

( Ó lafs saga Tryggvasonar)


I


Конунг Трюггви сын Олава был женат на женщине по имени Астрид. Она была дочерью Эйрика Бьодаскалли, могущественного мужа, который жил в Опростадире. После смерти Трюггви Астрид тайно бежала с тем добром, которое она смогла захватить с собой. Астрид сопровождал ее приемный отец по имени Торольв Вшивая Борода. Он никогда не расставался с ней, а другие ее верные друзья старались разведать, что слышно о ее врагах и об их местопребывании.

Астрид была тогда беременна от Трюггви конунга. Она велела отвезти себя на одно озеро, и там она укрылась на каком‑то острове с немногими людьми. Там она родила ребенка. Это был мальчик. Когда его окропили водой, его нарекли Олавом по его деду. Там Астрид провела лето, скрываясь, а когда ночи стали темнее, дни – короче, а погода – холодной, она снова пустилась в путь с Торольвом и немногими людьми. Они появлялись у жилья, только чтобы там переночевать, и ни с кем не общались.

Однажды вечером они подошли к Опростадиру, где жил отец Астрид Эйрик. Они шли, скрываясь. Астрид послала людей к Эйрику, чтобы его предупредить, и тот провел ее и ее людей в какой‑то дом и поставил перед ними стол с наилучшими яствами. После того как Астрид и ее люди пробыли там короткое время, ее спутники расстались с ней, а она осталась, и с ней две служанки, ее сын Олав, Торольв Вшивая Борода и Торгисль, его шестилетний сын. Они пробыли там всю зиму.


II


Харальд Серая Шкура и его брат Гудрёд отправились после убийства Трюггви конунга в поместья, которые у него были, но Астрид тогда уже бежала, и они ничего не узнали о ней. Однако до них дошел слух, что она беременна ребенком Трюггви конунга. Осенью они отправились на север страны, как уже было написано. Когда они встретились с Гуннхильд, своей матерью, они рассказали ей все, что произошло во время их похода. Она подробно расспросила их об Астрид. Они рассказали ей о слухе, который до них дошел. Но так как в эту самую осень, а также в следующую зиму сыновья Гуннхильд воевали с Хаконом ярлом, как уже было написано, никаких попыток найти Астрид и ее сына в ту зиму не было сделано.


III


Следующей весной Гуннхильд послала в Упплёнд и дальше в Вик разведчиков, которые должны были все разузнать об Астрид. Вернувшись, посланцы могли только рассказать Гуннхильд, что Астрид, вероятно, у своего отца, Эйрика, и что она, по‑видимому, вскармливает там своего сына от Трюггви конунга.

Тогда Гуннхильд сразу же отрядила людей, хорошенько снабдив их оружием и лошадьми. Их было тридцать человек, и предводителем их был могущественный муж, друг Гуннхильд, по имени Хакон. Она велела им ехать в Опростадир, к Эйрику, захватить там сына Трюггви конунга и привезти ей. Вот посланцы поехали, Но когда они были уже недалеко от Опростадира, друзьям Эйрика стало об этом известно, и они сообщили ему об этом вечером. В ту же ночь Эйрик снарядил Астрид в путь, дал ей хороших провожатых и отослал ее на восток в Швецию к Хакону Старому, своему другу, могущественному мужу. Они отправились глубокой ночью. К вечеру следующего дня они оказались в местности, которая называется Скаун, и увидели там большую усадьбу. Они отправились туда и попросили там ночлега. Чтобы их не узнали, они были в плохой одежде. Бонд, который там жил, звался Бьёрн Гадюка. Он был богат, но злобен. Он прогнал их. В тот же вечер они пришли в другую усадьбу поблизости, которая называлась Вицкар. Бонда, который был там хозяином, звали Торстейном. Он их радушно принял и пустил ночевать. Они легли спать на хороших постелях.


IV


Хакон и посланцы Гуннхильд приехали в Опростадир рано утром и спросили об Астрид и ее сыне. Эйрик говорит, что их у него нет. Тогда Хакон и его люди обыскали усадьбу и оставались там в тот день, пока не напали на след Астрид. Они поехали той же дорогой и поздно вечером были у Бьёрна Гадюки и заночевали у него. Хакон спрашивает Бьёрна, не может ли он сказать что‑нибудь об Астрид. Тот говорит, что днем к нему приходили какие‑то люди и просили ночлега:

– Но я прогнал их, и, вероятно, они нашли пристанище где‑нибудь здесь поблизости.

А один работник Торстейна, идя в тот вечер из леса, зашел к Бьёрну, так как это было ему по пути. Он увидел там гостей и понял, зачем они приехали, и рассказал Торстейну бонду. Когда еще оставалась треть ночи, Торстейн разбудил своих гостей и велел им уходить. Он говорил с ними сердито. Но когда они уже вышли из усадьбы на дорогу, Торстейн сказал им, что посланцы Гуннхильд приехали к Бьёрну и ищут их. Они попросили его как‑нибудь помочь им. Он дал им проводника и кое‑каких припасов. Проводник отвел их в лес, в котором было озеро, а на нем – островок, заросший камышом. Они перебрались вброд на островок и спрятались в камыше.

Рано утром Хакон выехал от Бьёрна и всюду, куда он приезжал, он спрашивал, не видели ли Астрид. Приехав к Торстейну, он спрашивает, не у него ли они. Тот говорит, что были у него какие‑то люди, но еще утром отправились на восток в лес. Хакон велел Торстейну ехать с ними, ибо тому известны все дороги и убежища. Торстейн поехал с ними, но, приехав с ними в лес, он направил их в сторону, противоположную той, где была Астрид. Они искали весь день, но ничего не нашли. Затем они вернулись к Гуннхильд и рассказали о своей поездке.

Астрид и ее спутники отправились своим путем дальше и добрались в Швецию, к Хакону Старому. Там Астрид и ее сына Олава хорошо приняли, и они долго оставались там.


V


Гуннхильд Мать Конунгов узнала, что Астрид и Олав, ее сын, – в Швеции. Она тогда снова послала Хакона в сопровождении других мужей на восток к Эйрику конунгу шведов, чтобы передать тому богатые подарки и заверения в дружбе. Посланцы были хорошо приняты и были там почетными гостями. По прошествии некоторого времени Хакон открывает конунгу цель своего приезда. Он говорит, что Гуннхильд просит конунга, чтобы он помог ему, Хакону, взять с собой в Норвегию Олава сына Трюггви. Гуннхильд, дескать, хочет взять его на воспитание.

Конунг дает ему людей, и они едут к Хакону Старому. Хакон уговаривает Олава многими дружественными словами поехать с ним. Хакон Старый отвечает учтиво, однако говорит, что пусть мать Олава решает, ехать ему или нет, но она ни за что не хочет, чтобы мальчик ехал. Посланцы уезжают и сообщают Эйрику конунгу, как обстоит дело. Затем посланцы снаряжаются в обратный путь и снова просят конунга помочь им увезти мальчика, хочет ли того Хакон Старый или нет. Конунг снова дает им людей. Посланцы снова являются к Хакону Старому и теперь требуют, чтобы мальчик ехал с ними. Но так как это не возымело действия, они начинают грубить, грозят применить силу и сердятся. Тут выскакивает один раб, Бурсти по имени, и хочет ударить Хакона, и они уходят восвояси только что не побитые этим рабом. Затем они уезжают в Норвегию и рассказывают Гуннхильд о своей поездке, а также о том, что они видели Олава сына Трюггви.


VI


Сигурдом звали брата Астрид, сына Эйрика Бьодаскалли. Он давно уехал из страны и был тогда в Гардарики у Вальдамара Конунга. Сигурд пользовался там большим почетом. Астрид захотела поехать туда, к Сигурду, своему брату. Хакон Старый дал ей хороших провожатых и много припасов на дорогу. Она поехала с какими‑то торговыми людьми. Она пробыла у Хакона Старого два года. Олаву было тогда три года.

Когда они выехали на восток в море, на них напали викинги. Это были зсты. Они захватили и людей, и добро. Некоторых из захваченных в плен они убили, в других поделили между собой как рабов. Олав был разлучен со своей матерью. Его, а также Торольва и Торгисля, взял себе Клеркон, эст родом. Решив, что Торольв слишком стар как раб и что от него не будет пользы, Клеркон убил его, а мальчиков взял с собой и продал их человеку по имени Клерк. Он получил за них хорошего козла. Третий человек перекупил у него Олава и дал за него хорошую одежину или плащ. Этого человека звали Реас, а жену его – Рекон, а сына – Рекони. Олав был у них долго, и ему жилось там хорошо. Хозяин очень любил его. Так Олав прожил шесть лет в Стране Эстов в изгнании.


VII


Сигурд сын Эйрика приехал из Хольмгарда в Страну Эстов как посланец Вальдамара конунга. Он должен был собрать там в стране подати для конунга. Сигурд приехал в сопровождении многих людей и с большой пышностью. Он увидел на рынке мальчика, очень красивого, и понял, что он чужеземец. Он спросил мальчика, как его зовут и кто он родом. Тот назвался Олавом и сказал, что его отец – Трюггви сын Олава, а мать – Астрид, дочь Эйрика Бьодаскалли. Тут Сигурд понял, что мальчик – его племянник. Он спросил мальчика, как он туда попал. Олав рассказал ему все, что с ним случилось. Сигурд попросил Олава привести его к Реасу. Придя туда, он купил обоих мальчиков, Олава и Торгисля, и увез их с собой в Хольмгард. Он никому не открыл происхождения Олава, но содержал его хорошо.


VIII


Однажды Олав сын Трюггви был на рынке. Там было очень много народу. Тут он узнал Клеркона, который убил его воспитателя Торольва Вшивая Борода. У Олава был в руке топорик, и он ударил им Клеркона по голове так, что топорик врезался в мозг, и сразу же побежал домой, и сказал Сигурду, своему дяде, а Сигурд сразу же отвел Олава в дом жены конунга и рассказал ей, что случилось. Ее звали Аллогия. Сигурд попросил ее заступиться за мальчика. Она отвечала, посмотрев на мальчика, что нельзя убивать такого красивого мальчика, и велела позвать к себе людей во всеоружии.

В Хольмгарде господствовал такой нерушимый мир, что, согласно закону, всякий, кто убил человека, не объявленного вне закона, должен быть убит. Поэтому, следуя обычаю и законам, весь народ бросился на поиски мальчика. Тут стало известно, что он в доме жены конунга, где много людей во всеоружии. Сообщили конунгу, и он явился со своей дружиной, чтобы восприпятствовать кровопролитию. Было заключено перемирие, а потом и мировая. Конунг назначил виру, и Аллогия выплатила ее.

C тех пор Олав жил у жены конунга, и она очень любила его. В Гардарике было законом, что люди, которые были конунгами по рождению, не могли оставаться в стране без разрешения конунга. И вот Сигурд говорит жене конунга, кто Олав по рождению и почему он туда попал: он, дескать, не мог оставаться в своей стране из‑за своих врагов. И он попросил ее рассказать все это конунгу. Она так и сделала, и попросила конунга помочь этому конунгову сыну, с которым так плохо обошлись. Она добилась своими уговорами того, что конунг обещал помощь. Он взял Олава под свою защиту, и Олав был у него в таком почете, в каком подобает быть конунгову сыну.

Олаву было девять лет, когда он попал в Гардарики, и он провел у Вальдамара конунга еще девять лет. Олав был самым красивым, статным и могучим, а также самым искусным из всех норвежцев, о которых рассказывается.


IX


Ярл Хакон сын Сигурда прожил у конунга датчан Харальда сына Горма всю зиму, последовавшую за той, когда он бежал из Норвегии от сыновей Гуннхильд. Хакон был так сильно озабочен в ту зиму, что он ложился в постель и не мог заснуть, ел и пил, только чтобы сохранить свои силы. И вот он тайно послал своих людей на север в Трандхейм к своим друзьям. Он подговаривал их убить Эрлинга конунга, если они сумеют, и сообщал, что с началом лета он вернется назад в свои владения. В ту зиму жители Трандхейма убили Эрлинга, как уже было написано.

Хакон и Золотой Харальд были закадычными друзьями. Харальд посвящал Хакона в свои намерения. Харальд сказал, что он хочет осесть в стране и не ходить больше в викингские походы. Он спросил Хакона, не думает ли тот, что Харальд конунг поделит с ним державу, если он потребует.

– Я полагаю, – говорит Хакон, – что конунг датчан не откажет тебе в том, на что ты имеешь право, но ты это всего лучше узнаешь, если поговоришь с конунгом. Мне кажется, что ты ничего не получишь, если не будешь требовать.

Вскоре после этого разговора Золотой Харальд обратился к конунгу в присутствии многих могущественных мужей, друзей обоих. Золотой Харальд потребовал от Харальда конунга, чтобы тот разделил с ним свою державу пополам, на что он, дескать, имеет право по своему рождению и своей родне в Дании. Услышав это требование, Харальд конунг очень разгневался. Он сказал, что никто не требовал отдать половину датской державы ни у Горма Старого, его отца, ни у отца того – Хёрдакнута, ни у Сигурда Змей в Глазу, ни у Рагнара Кожаные Штаны. Он был в таком гневе и ярости, что с ним нельзя было говорить.


X


Золотой Харальд был теперь недоволен еще больше, чем раньше. Теперь у него не только не было державы, но он еще и навлек на себя гнев конунга. Он пришел к Хакону, своему другу, и сетовал на свою незадачу. Он просил того посоветовать ему, если тот может, как ему завладеть державой. Он сказал, что всего больше хотел бы завладеть ею при помощи силы и оружия. Но Хакон посоветовал ему никому об этом не говорить, чтобы это не стало известным;

– Дело идет о твоей жизни. Обдумай‑ка сам, на что тебя станет. Для выполнении такого большого замысла нужны смелость и непоколебимость. Надо не останавливаться ни перед хорошим, ни перед плохим, если хочешь, чтобы удалось то, за что взялся. Но беда, если возьмешься за такое большое дело, а потом от него бесславно отступишься.

Золотой Харальд отвечает:

– Я не отступлюсь от своего требования и не остановлюсь перед тем, чтобы убить самого конунга, если мне представится такая возможность, раз он отказывает мне в том, на что я имею право.

На этом их разговор кончился.

После этого Харальд конунг пришел к Хакону, и они повели разговор. Конунг рассказал ярлу о требовании, которое ему предъявил Золотой Харальд, и о своем ответе и заявил, что он ни за что не станет уменьшать свою державу:

– А если Золотой Харальд будет настаивать на своем требовании, то я просто велю убить его, потому что у меня не будет к нему доверия, если он не откажется от своего притязания.

Ярл отвечает:

– Мне думается, что Харальд так далеко зашел в своем требовании, что он не отступится от него, и надо полагать, что если он начнет войну здесь в стране, то к нему примкнет много народу и особенно потому, что его отца так любили. А вам очень опасно убивать вашего родича, так как в теперешних обстоятельствах все будут считать его ни в чем не виновным. Однако я не хочу этим сказать, что советую тебе стать меньшим конунгом, чем был твой отец Горм, который очень увеличил свою державу, но никак не уменьшал ее.

Тогда конунг говорит:

– Что же ты мне советуешь, Хакон, если я не должен ни уменьшать своей державы, ни разделываться с этой угрозой? Хакон ярл говорит:

– Я сначала обдумаю это трудное дело, а потом скажу свое мнение. Тут конунг и все его люди ушли.


XI


Хакон ярл был теперь снова сильно озабочен и поглощен своими замыслами и оставлял у себя дома лишь немного людей. Несколько дней спустя Харальд конунг пришел к ярлу, и они заводят разговор. Конунг спрашивает, обдумал ли ярл то дело, о котором они говорили на днях. Ярл говорит:

– Я думал о нем с тех пор денно и нощно, и, по‑моему, всего лучше, чтобы ты владел и правил всей той державой, которая была у твоего отца и которую ты от него унаследовал, и дал бы Харальду, твоему родичу, другую державу, править которой было бы ему почетом.

– Что же это за держава, – говорит конунг, – которую я могу дать Харальду во владение, если я оставлю за собой всю Датскую Державу?

Ярл говорит:

– Это Норвегия. Конунги, которые ею правят, притесняют народ. Все желают им зла, и они это заслужили. Конунг говорит:

– Норвегия – страна большая, и народ в ней живет суровый. Чужеземному войску трудно идти на нее. Так случилось и с нами, когда Хакон правил страной. Много народу мы потеряли, а не одержали победы. Притом Харальд сын Эйрика – мой приемный сын и воспитанник.

Тогда Ярл говорит:

– Я давно знаю, что вы часто оказывали помощь сыновьям Гуннхильд, но они никогда не платили вам за это иначе, чем злом. Мы теперь завладеем Норвегией гораздо легче, чем когда нам приходилось сражаться против всего датского войска. Пошли за Харальдом, твоим приемным сыном, предложи ему принять от тебя в лен те земли, которыми они раньше владели здесь в Дании. Вызови его к себе. Тогда Золотой Харальд за короткий срок добудет себе от Харальда Серая Шкура державу в Норвегии.

Конунг говорит:

– Злым делом будет это названо, если я предам своего приемного сына.

Ярл отвечает:

– Датчане скажут, что лучше было убить норвежского викинга, чем своего датского племянника.

Они еще долго говорили об этом, пока наконец не договорились между собой.


XII


Золотой Харальд снова завел разговор с Хаконом. Ярл сказал ему, что он порадел о его деле и что тот, наверно, сможет теперь стать конунгом Норвегии.

– Мы должны будем тогда, – говорил ярл, – держаться нашей дружбы. Я смогу оказать тебе в Норвегии большую помощь. Завладей сначала этой державой. Харальд конунг очень стар, и своего единственного сына он не любит, и этот сын – от наложницы.

Ярл говорил так Золотому Харальду, пока не убедил его. Потом они часто говорили между собой все трое: конунг, ярл и Золотой Харальд.

После этого конунг датчан послал своих людей на север в Норвегию к Харальду Серая Шкура. Посольство было пышно снаряжено. Посланцы были хорошо приняты и предстали перед Харальдом конунгом. Они сообщили, что Хакон ярл находится в Дании, но смертельно болен и почти помешался. Они сообщили также, что конунг датчан Харальд приглашает к себе Харальда Серая Шкура, своего приемного сына, чтобы тот принял от него в лен земли, которыми он и его братья раньше владели в Дании. Харальд приглашал его приехать к нему и встретиться с ним в Йотланде. Харальд Серая Шкура рассказал Гуннхильд и другим своим друзьям об этом приглашении. Мнения о нем разошлись. Некоторые считали, что что‑то здесь неладно, принимая во внимание людей, которые были тут замешаны. Но большинство уговаривало ехать, так как в Норвегии был тогда сильный голод, что конунги едва могли прокормить своих людей. Это тогда фьорд, в котором конунги всего чаще жили, получил название Хардангр. Между тем в Дании урожай был неплохой. Люди полагали поэтому, что они будут получать оттуда съестные припасы, если у Харальда конунга будут там земли и власть. Было решено, прежде чем посланцы уехали, что Харальд конунг отправится летом в Данию к конунгу датчан и примет от него то, что тот ему предлагает.


XIII


Харальд Серая Шкура отправился летом в Данию с тремя боевыми кораблями. Один из них был под началом Аринбьёрна, херсира из Фьордов. Харальд конунг отплыл из Вика, подошел к Лимафьорду и пристал у Хальса. Ему было сказано, что конунг датчан скоро туда прибудет. Но когда Золотой Харальд узнал, что Харальд Серая Шкура у Хальса, он отправился туда с девятью кораблями. Он уже раньше собрал это войско, чтобы отправиться в викингский поход. Хакон ярл тоже собрал войско и тоже собирался в викингский поход. У него было двенадцать кораблей, и все большие. Когда Золотой Харальд уехал, Хакон ярл говорит конунгу:

– Похоже на то, что мы участвуем в ополчении и в то же время платим за то, что в нем не участвуем! Золотой Харальд теперь убьет Харальда Серая Шкура. Потом он сделается конунгом Норвегии. Ты думаешь, что он сохранит верность тебе, если получит от тебя такое могущество? Он говорил мне зимой, что убьет тебя, если ему представиться такая возможность. Не лучше ли мне подчинить Норвегию тебе и убить Золотого Харальда? Только ты обещай мне, что, убив твоего родича, я отделаюсь легкой вирой. Я сделаюсь тогда твоим ярлом и поклянусь тебе в верности. С твоей помощью я подчиню тебе Норвегию и буду держать ее под твоей властью и платить тебе подати. Ты будешь тогда большим конунгом, чем твой отец, если ты будешь править двумя большими странами.

И вот конунг и ярл договорились между собой, и Хакон отправился со своим войском на поиски Золотого Харальда.


XIV


Золотой Харальд подошел к Хальсу в Лимафьорде. Он сразу же вызвал Харальда Серая Шкура на бой. И хотя у Харальда Серая Шкура было меньше войска, он сразу же сошел на берег и приготовился к бою. Он построил свое войско в боевой порядок. Прежде, чем войска сошлись, Харальд Серая Шкура горячо подбодрил свое войско и велел обнажить мечи. Он бросился в первые ряды войска и стал рубить на обе стороны. Глум сын Гейри так говорит в драпе о Харальде Серая Шкура:


Вавуд [168] стали, кровью

Дол заливший, словом

Смог на бой подвигнуть

Войска, вождь всевластный.

Грозно речи князя

Славного звучали,

Когда взывал Харальд

К храбрости героев.


Тут пал Харальд Серая Шкура. Глум сын Гейри говорит так:


Принял смерть на бреге

Лимафьорда Гримнир [169]

Полной луны струга,

До коней охотник.

И сеятель света

Глуби был погублен

У Хальса речистым

Советником княжьим.


Большая часть войска Харальда конунга погибла с ним. Аринбьёрн херсир тоже погиб там. С гибели Хакона Воспитанника Адальстейна тогда прошло пятнадцать лет, а с гибели Сигурда хладирского ярла – тринадцать. Священник Ари сын Торгильса говорит, что Хакон ярл правил своей отчиной в Трандхейме тринадцать лет, когда Харальд Серая Шкура погиб, но последние шесть лет жизни Харальда Серая Шкура, говорит Ари, сыновья Гуннхильд и Хакон воевали, и то он, то они бывали принуждены покинуть страну.


XV


Хакон ярл и Золотой Харальд встретились вскоре после гибели Харальда Серая Шкура. Хакон ярл сразу же вступил в бой с Золотым Харальдом. Хакон одержал тогда победу. Харальд был взят в плен, и Хакон велел вздернуть его на виселицу. После этого Хакон ярл отправился к конунгу датчан и помирился с ним, заплатив легкую виру за убийство Золотого Харальда, его родича. Затем Харальд конунг созвал войско со всей своей державы и вышел в море с шестью сотнями кораблей. С ним были Хакон ярл и Харальд Гренландец, сын Гудрёда конунга, и много других могущественных мужей, которые бежали из своих отчин в Норвегию от сыновей Гуннхильд.

Конунг датчан направился со своим войском на север в Вик, и весь народ в стране подчинился ему. Когда он прибыл в Тунсберг, к нему стеклось очень много народу. Харальд конунг отдал все войско, которое присоединилось к нему в Норвегии, под начало Хакону ярлу. Он посадил его править Рогаландом, Хёрдаландом, Согном, Фьордами, Южным Мёром, Раумсдалем и Северным Мёром. Харальд конунг посадил Хакона ярла править всеми этими семью фьордами с теми же правами, которые Харальд Прекрасноволосый предоставил своим сыновьям, с той только разницей, что Хакон присвоил себе там, а также в Транхейме все поместья конунга и подати со страны. Он должен был также получать из казны конунга столько, сколько ему было нужно, если в страну вторгалось войско. Харальд конунг дал Харальду Гренландцу Вингульмёрк, Вестфольд и Агдир до Лидандиснеса, а также сан конунга. Харальд Гренландец должен был править там же с теми же правами, которые были раньше у его родичей и которые Харальд Прекрасноволосый дал своим сыновьям. Харальду Гренландцу, который потом прославился, было тогда восемнадцать лет. А Харальд конунг датчан вернулся со всем своим войском домой.


XVI


Хакон ярл отправился со своим войском на север страны по суше. А когда Гуннхильд и ее сыновья услышали, что произошло, они созвали войско, но собралось очень мало народу. Тогда они приняли то же решение, что и раньше, – отправились на запад за море с тем войском, которое захотело последовать за ними. Сначала они поплыли на Оркнейские острова и оставались там некоторое время. Там были раньше ярлами сыновья Торфинна Раскалывателя Черепов – Хлёдвир и Арнвид, Льот и Скули.

А Хакон ярл подчинил себе тогда всю страну и оставался ту зиму в Трандхейме. Эйнар Звон Весов говорит об этом в драпе Недостаток Золота:


Семь фюльков присвоил

Страж одра гадюки –

Вот прибыток, в землях!

В битве князь всеславный.


Когда Хакон ярл ехал летом с юга по стране и народ покорялся ему, он требовал, чтобы по всей его державе почитали капища и совершали жертвоприношения. Люди так и делали. В Недостатке Золота говорится:


Наказав народу

Снова в разоренных

Капищах поставить

Богов и чтить Тора,

Вслед за тем походом

Пошел с волком павших [170]

Игг доспехов, [171] Боги

Им путь указуют,


Преуспел вяз алой

Плахи сечи: асы

К алтарям вернулись

И жертв не отвергли.

Вновь обильны земли,

Сели, как бывало,

В святилищах Бальдры

Меча, беспечальны.


Край за Виком Хакон

Крепко в руке держит,

Широко простерлись

Шлемоносца земли.


В первую зиму, когда Хакон правил страной, сельдь подходила к берегам по всей стране, а в предыдущую осень посевы хорошо взошли всюду, где было посеяно, и весной у всех были семена, так что большинство бондов засеяли свои земли, и ожидался хороший урожай.


XVII


Рагнфрёд конунг, сын Гуннхильд, и Гудрёд, другой сын Гуннхильд, – эти двое оставались еще в живых из сыновей Эйрика и Гуннхильд. Глум сын Гейри говорит в драпе о Харальде Серая Шкура так:


Не сулила кладов

Скальду смерть Харальда,

Помыслы о злате

Унес пир валькирий.

Но внимать я ныне

Рад посулам братьев

Княжьих. Все с надеждой

На щедрых взирают.


Рагнфрёд начал свой поход весной, после того как он пробыл одну зиму на Оркнейских островах. Он направился на восток в Норвегию. У него было немалое войско и большие корабли. Прибыв в Норвегию, он узнал, что Хакон ярл в Трандхейме. Рагнфрёд направился на север, обогнул мыс Стад и стал разорять Южный Мёр. Некоторые подчинились ему, как это часто бывает, когда войско вторгается в страну и жители ищут помощи, каждый – там, где рассчитывает скорее всего ее получить.

Хакону ярлу стало известно, что в Южный Мёр вторглось войско. Ярл снарядил корабли и велел послать по стране ратную стрелу. Он быстро собрался и направился по фьорду в море. К нему стеклось много народу.

Рагнфрёд и Хакон ярл сошлись у северного побережья Южного Мёра. Хакон сразу же завязал бой. У него было большее войско, но меньшие корабли. Битва была ожесточенной, и Хакону приходилось туго. Они сражались, стоя на носах кораблей, как тогда было принято. В проливе было течение, и все корабли относило к берегу. Ярл велел табанить и подойти к берегу там, где всего удобнее высадиться. Когда корабли сели на мель, ярл и все войско сошли с кораблей, и вытащили их на берег так, чтобы враги не смогли стащить их обратно. Затем ярл построил свое войско на суше и звал Рагнфрёда высадиться. Рагнфрёд и его люди подвели свои корабли близко к берегу, и они долго перестреливались. Но Рагнфрёд не хотел высаживаться, и так они разошлись. Рагнфрёд со своим войском направился на юг за мыс Стад, так как он опасался, что к Хакону ярлу может примкнуть сухопутное войско.

Ярл же не хотел возобновлять бой, так как он понимал, что разница между их кораблями слишком велика. Так он вернулся осенью в Трандхейм и оставался там всю зиму, а Рагнфрёд конунг захватил все фюльки к югу от мыса Стад – Фьорды, Согн, Хёрдаланд и Рёгаланд. Зимой при нем было очень много народа. А весной он велел собирать ополчение и набрал большое войско. Он проехал по всем этим фюлькам, чтобы собрать людей, корабли и военные припасы, которые ему были нужны.


XVIII


Хакон ярл собрал весной войско со всего севера страны. У него было много народа из Халогаланда и Наумудаля и со всего побережья от Бюрды до Стада. К нему собралось также войско со всего Трёндалёга и из Раумсдаля. Говорят, что у него было войско из четырех фюльков. За ним следовало семь ярлов, и у них всех вместе была огромная рать. В драпе Недостаток Золота говорится так:


С полком превеликим

Покровитель Мёра

На Согн, несгибаем

В брани собирался.

И четыре края

Бойцов рать за ратью

К Иггу стрел под стяги


И поход посылали.

И семеро ярлов

В бой на створах моря

Под началом Улля

Клича стали мчались.

От несметной силы

Сих дружин дрожала

Страна, и тонули

В тропах ската трупы.


Хакон ярл поплыл со всей этой ратью, огибая мыс Стад, на юг. Тут он узнал, что Рагнфрёд конунг со всей своей ратью вошел в Согн. Он тогда повернул туда со своей ратью, и там они с Рагнфрёдом сошлись. Ярл причалил со своими кораблями к берегу, велел разметить орешниковыми ветвями поле боя для Рагнфрёда конунга и выбрал место для своего войска. В Недостатке Золота говорится так:


И стяжавший славу

Не однажды, жаждал

Новой жатвы в ратном

Поле, недруг вендов.

Нарви перебранки

Ведьм рубахи бранной,

К фюльку он носилки

Мюсинга [172] направил.


Разгорелась жаркая битва. У Хакона ярла было много больше людей, и он одержал победу. Это было у Тинганеса, там где Согн граничит с Хёрдаландом. Рагнфрёд конунг бежал на свои корабли, и три сотни людей из его войска погибли. В Недостатке Золота говорится так:


Был жесток стон стали,

Но победоносцы

Триста тел под когти

Коршуну швырнули.

И властитель срети,

Счастлив, возвращался

С богатой добычей

К Эгирову брегу.


После этой битвы Рагнфрёд конунг бежал из Норвегии. А Хакон ярл, установив мир в стране, отпустил обратно на север ту огромную рать, которая следовала за ним летом, но сам оставался осень и зиму на юге.


XIX


Хакон ярл был женат на девушке, которую звали Тора. Она была дочерью Скаги сына Скофти. Тора была очень красива. Их сыновей звали Свейн и Хеминг, а дочерью их была Бергльот, на которой потом женился Эйнар Брюхотряс. Хакон ярл был большой женолюб, и у него было много детей. Одну из его дочерей звали Рагнхильд. Он выдал ее за Скофти сына Скагги, брата Торы. Хакон так любил Тору, что он благоволил к ее родичам много больше, чем к другим людям, но из всех ее родичей наибольшим расположением пользовался Скофти, его шурин. Ярл дал ему большие поместья в Мёре. И каждый раз, когда они были в походе, Скофти должен был ставить свой корабль рядом с кораблем ярла, и никто не смел ставить свой корабль между их кораблями.


XX


Одним летом, когда Хакон был в походе, с ним был корабль, над которым начальствовал Торлейв Мудрый. Эйрик [173] был тоже на этом корабле. Ему было тогда десять или одиннадцать лет. Когда они вечером становились на якорь, то Эйрик не позволял, чтобы рядом с кораблем ярла становился не их корабль, а другой. Но когда они пришли на юг в Мёр, туда приплыл Скофти, шурин ярла, на боевом корабле с хорошей дружиной. Когда они подошли к кораблям ярла, Скофти крикнул, чтобы Торлейв освободил ему место и снялся с якоря. Эйрик сразу же ответил, что пусть Скофти ищет себе другого места. Хакон ярл услышал, что Эйрик, его сын, так о себе возомнил, что не хочет уступать Скофти, и крикнул сразу же, что пусть снимаются с якоря. Он пригрозил, что иначе им плохо придется, их побьют. Когда Торлейв услышал это, он велел своим людям сниматься с якоря. Они так и сделали, и Скофти стал на якорь рядом с кораблем ярла, как было у него в обычае. Скофти обычно рассказывал все новости ярлу, когда они оказывались вместе, а ярл рассказывал новости Скофти, если он их знал раньше. Его звали поэтому Новости‑Скофти.

Следующей зимой Эйрик был у Торлейва, своего приемного отца. Ранней весной Эйрик набрал себе дружину. Торлейв дал ему ладью с пятнадцатью скамьями для гребцов и всем снаряжением, шатрами и припасами. Эйрик вышел по фьорду в море и затем поплыл на юг в Мёр. А Новости‑Скофти плавал на такой же ладье между своими поместьями. Эйрик поплыл ему навстречу и вступил с ним в бой. Скофти пал, а тех его людей, которые еще держались на ногах, Эйрик пощадил. Эйольв Дадаскальд так говорит в Бандадрапе:


Двинул витязь юный

Коней вод на сходку

Мейти [174] с доброй ратью –

Полководцу впору.

Там, радетель дятла

Крови, вволю волка

Накормил и, смелый,

Принес гибель Скофти.


Ты, кольцедаритель,

Поверг в битве друга

Кьяра. [175] Мёртв, поникнул

Ратник тороватый.

Шел от тела вяза

Лязга солнц дракона

Мачты, мечедержец,

С асами в согласье.


Затем Эйрик поплыл на юг вдоль побережья и приплыл в Данию. Он отправился к конунгу Харальду сыну Горма и пробыл у него зиму. Следующей весной конунг датчан послал Эйрика на север в Норвегию. Он дал ему сан ярла и посадил править Вингульмёрком и Раумарики, как раньше там правили конунги‑данники. Эйольв Дадаскальд говорит так:


Отроком вождь ратей

Шел на юг со стругом, –

Скальд добыл немало

Пьяной браги карлов –

А потом поставлен

Был детьми земными

Над супругой Игга [176]

Герой шлемоносный.


Эйрик ярл сделался впоследствии могущественным правителем.


XXI


Олав сын Трюггви был все это время в Гардарики и был в большой чести у Вальдимара конунга и пользовался расположением его жены. Вальдимар конунг сделал его начальником войска, которое он посылал на защиту своей страны. Олав дал там несколько битв и был хорошим военачальником. У него самого была большая дружина. Он содержал ее на средства, которые давал ему конунг. Олав был щедр со своими людьми, и поэтому его очень любили. Но случилось, как это обычно бывает, когда чужеземцы достигают могущества или большей славы, чем туземцы, что многие стали завидовать тому, что конунг и еще больше – жена конунга так благоволят к Олаву. Люди стали нашептывать конунгу, что он должен остерегаться слишком возвышать Олава:

– Ибо такой человек тебе всего опаснее, если ему придет в голову причинить вред тебе или твоей державе, особенно поскольку он даровит и его любят. И мы не знаем, о чем это он и твоя жена постоянно разговаривают.

У могущественных конунгов был тогда такой обычай: половина дружины была у жены конунга, и она должна была содержать ее на свои средства, и ей причитались налоги и подати, которые были ей необходимы для этого. Так было и у Вальдимара конунга: у его жены была не меньшая дружина, чем у него, и конунг и его жена соперничали в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей.

Случилось так, что конунг поверил наговорам и стал сдержанным и недружелюбным в обращении с Олавом. Олав заметил это и сказал жене конунга, добавив, что хочет уехать в Северные Страны. Он сказал, что у его родичей была там раньше держава и что, вероятно, он там всего больше преуспеет. Конунгова жена пожелала ему счастливого пути и сказал, что он всюду будет пользоваться почетом, где бы он ни был. И вот Олав снарядился в поход, сел на корабль и направился в Восточное море. Он плыл на запад и, подойдя к Боргундархольму, стал его разорять. Местные жители вышли ему навстречу и завязали битву. Но Олав одержал победу и взял там богатую добычу.


XXII


Олав стоял у Боргундархольма, когда поднялся сильный ветер и разыгралась буря. Они не могли дольше там оставаться и поплыли оттуда на юг к берегам Страны Вендов и там нашли хорошее укрытие от бури. Они не нарушали там мира и оставались там некоторое время. Конунга в Стране Вендов звали Бурицлав. [177] Его дочерьми были Гейра, Гуннхильд и Астрид. Гейре конунговой дочери принадлежала там вся власть, когда Олав приехал в страну со своими людьми. Диксином звали человека, который имел там наибольшую власть после Гейры конунговой дочери. Когда Гейра и Диксин узнали, что в страну приехали чужеземцы, которые ведут себя как знатные люди и не нарушают мира, Диксин поехал с ним в поручением конунговой дочери Гейры пригласить пришельцев к ним на зиму, ибо лето уже кончалось, и погода стояла суровая, и свирепствовали бури. И когда Диксин приехал к чужеземцам, он сразу же понял, что их предводитель – человек знатный и по роду и по виду. Диксин сказал им, что конунгова дочь дружественно приглашает их к себе. Олав принял это приглашение и поехал на зиму к Гейре конунговой дочери, и они очень понравились друг другу, так что Олав посватался к Гейре конунговой дочери, и был заключен брак между ними, и Гейра конунгова дочь стала женой Олава в ту зиму. Он стал тогда правителем той державы вместе с ней. Халльфред Трудный Скальд говорит в драпе, которую он сочинил об Олаве конунге:


В Гардах конунг гордый

Край меча окрасил –

Забыть ли об этом? –

И в поле на Хольме.



XXIII


Хакон ярл правил Норвегией и не платил никаких податей, ибо конунг датчан уступил ему все подати, на которые конунг имел право в Норвегии, в возмещении за труд и расходы ярла по обороне страны от сыновей Гуннхильд.


XXIV


В Стране Саксов правил тогда Отта кейсар. [178] Он потребовал от Харальда конунга датчан, чтобы тот, а с ним и весь народ, которым тот правил, приняли крещение и правую веру. В противном случае, грозил кейсар, он пойдет на него войной. Тогда конунг датчан велел привести в порядок свою оборону, укрепить Датский Вал и снарядить боевые корабли. Затем он послал в Норвегию к Хакону ярлу, требуя, чтобы тот поспешил к нему ранней весной со всем тем войском, которое он сможет собрать. Хакон ярл стал весной набирать войско по всей своей державе и собрал очень много народу. Он направился со всем этим войском в Данию и явился к конунгу датчан. Тот встретил его с почетом. У конунга датчан были тогда многие другие вожди, которые привели к нему людей. У него была теперь очень большая рать.


XXV


Олав сын Трюггви пробыл зиму в Стране Вендов, как уже было написано. Он ездил зимой в те края Страны Вендов, которые были подчинены Гейре конунговой дочери, но в то время совсем вышли из повиновения и не платили податей. Он ходил в эти края войной и перебил много народа, а некоторых поджег. Он взял большую добычу и подчинил себе эти края. Затем он вернулся в свой город.

Ранней весной Олав снарядил свои корабли и вышел в море. Он поплыл к Сканей и высадился там. Местные жители собрались и завязали с ней битву. Но Олав одержал победу и взял богатую добычу. Затем он поплыл на восток к Готланду. Там он захватил купеческий корабль, который принадлежал людям из Ямталанда. Они упорно защищались, но в конце концов Олав очистил корабль от людей, перебил много народу и захватил все добро. Третью битву он дал на Готланде. Он одержал там победу и взял большую добычу. Халльфред Трудный Скальд говорит так:


Ямталандцев с вендами

Бивал встарь немало

В сечах всемогущий

Идолищ крушитель.

Тьму врагов угробил

На Готланде конунг,

Княжич не однажды

Лил дождь стрел на Сканей.



XXVI


Отта кейсар собрал большую рать. У него были люди из Страны Саксов, Страны Франков и Страны Фризов, а из Страны Вендов к нему присоединился Бурицлав конунг с большим войском. С ним был и Олав сын Трюггви, его зять. У кейсара была большая конница, но пехоты у него было много больше. У него было также большое войско из Хольтсеталанда. Харальд конунг датчан послал Хакона ярла с тем норвежским войском, которое с ним пришло, на юг к Датскому Валу, чтобы оборонять там страну. В Недостатке Золота говорится так:


И вперед под ветром

Шли на юг, послушны

Власти меченосца,

Звери влажной хляби.

Путь держал к пределам

Датским в злато‑шлеме

Вождь державный хёрдов

И довров [179] опора.


По зиме князь ютов [180]

Испробовал силу

Северного альва

Сельдей битвы [181] в деле,

Когда ратобитец

Встал зашитой вала

Против полчищ Ньёрдов

Жерновов сражений.


Отта кейсар подошел со своей ратью с юга к Датскому Валу, а Хакон ярл со своим войском оборонял вал. Датский Вал устроен так: в сушу врезаются два фьорда, каждый со своей стороны страны, и между вершинами фьордов датчане соорудили большой вал из камней, дерна и бревен и вырыли с внешней его стороны широкий и глубокий ров, а перед каждыми воротами воздвигли укрепления. Произошла ожесточенная битва. О ней говорится в Недостатке Золота:


Не страшился витязь

Трудного удела,

В лютой схватке натиск

Вражий отражая,

Когда с юга вендов

Строй и франков рати

Князь привел, – и фризов –

Клич вождя раздался.


Хакон ярл поставил отряды у всех ворот вала, но большая часть его войска должна была передвигаться вдоль вала и отражать нападение там, где это было необходимо. У кейсара погибло много людей, но его войску не удалось прорваться сквозь вал. Тогда кейсар отступил и больше не пытался прорваться. В Недостатке Золота говорится так:


Грянул гром искр Оми, [182]

Гримнир игрищ стали [183]

Дал – щиты сшибались –

Отпор Ньёрдам битвы.

Саксов, славный, к бегству

Принудил Тунд Факси

Вод, [184] когда с отрядом

Отстаивал стену.


После этой битвы Хакон ярл вернулся на свои корабли и хотел плыть назад на север в Норвегию, но не было попутного ветра, и он ждал его в Лимафьорде.


XXVII


Отта кейсар повернул тогда со своим войском к Сле. Он собрал свои корабли и переправил войско через фьорд в Йотланд, Когда об этом узнал Харальд конунг датчан, он направился против него со своим войском. Произошла большая битва, и в конце концов кейсар одержал победу, а конунг датчан бежал к Лимафьорду и переправился на остров Марсей. Между конунгами начались переговоры через посланцев, и было заключено перемирие, и назначена встреча. Отта кейсар и конунг датчан встретились на Марсей. Тогда святой епископ Поппо стал проповедовать христианскую веру Харальду конунгу. Поппо пронес раскаленное железо в руке и показал Харальду конунгу, что его рука не была обожжена. Тут Харальд конунг крестился со всем датским войском. Харальд конунг еще раньше, когда он был на Марсей, послал сказать Хакону ярлу, чтобы тот поспешил ему на помощь. Ярл приехал на остров, когда конунг принимал крещение. Конунг тогда послал сказать ярлу, чтобы тот пришел к нему. А когда они встретились, конунг заставил ярла принять крещение. И ярл крестился, и с ним все те люди, которые при нем были. Конунг дал тогда ему священников и других ученых людей и сказал, что ярл должен заставить креститься весь народ в Норвегии. На этом они расстались.

Хакон ярл поплыл к морю и стал ждать попутного ветра. Когда установилась такая погода, что, как он решил, можно было пуститься в путь, он спровадил на берег всех ученых людей и вышел в море. Но ветер был юго‑западный и западный. Ярл тогда поплыл на восток через Эйрарсунд, разоряя страну по обоим берегам. Затем он поплыл на восток к побережью Сканей и разорял страну всюду, где приставал к берегу. Заплыв еще дальше на восток, к Гаутским Шхерам, он пристал к берегу и совершил большое жертвоприношение. Тут прилетели два ворона и стали громко каркать. Ярл решить, что, значит, Один принял жертвоприношение и будет помогать ему в бою. Он тогда высадился на берег всем своим войском, сжег все свои корабли и стал разорять страну. Навстречу ему выступил Оттар ярл. Он правил Гаутландом. Произошла большая битва. Хакон ярл одержал победу, а Оттар ярл пал в битве, и с ним – большая часть его войска. Хакон ярл пошел по обоим Гаутландам, разоряя все, пока не пришел в Норвегию. Тут он отправился по суше на север в Трандхейм. Обо всем этом говорится в Недостатке Золота:


Пытал судьбу в поле

Повергатель ратей,

Нанны войн [185] внимая

Вещему совету,

И защитник брани

Птицам ран напиться

Дал, без счета гаутов

Разя, стражник капищ.


Ярл в уборе Сёрли [186]

Первым средь героев

Сам для встречи тарчей

В гаутский край нагрянул,

Куда мореходы –

Весь повержен Гаутланд –

Досель не вносили

Щитов позлащенных.


Он телами поле,

Ас ненастья Фроди, [187]

Усеял, сим волю

Верша Отца Павших.

Хакона владыки [188]

Вели в драке стали,

Мощь недруга рода

Княжьего умножив.



XXVIII


Отта кейсар вернулся в Страну Саксов, в свою державу. Они расстались с конунгом датчан дружественно. Люди говорят, что Отта кейсар был крестным отцом Свейна, сына Харальда конунга, и дал ему свое имя, так что тот при крещении получил имя Отта Свейн. Харальд конунг датчан держался христианской веры до самой смерти. Бурицлав конунг вернулся тогда в страну вендов, а с ним Олав, его зять. Об этих битвах говорит Халльфред Трудный Скальд в драпе об Олаве:


Вяз сражений срезал

С березовой рощи

Меди битв под Хейдабю

Бересту в пре стали.



XXIX


Олав сын Трюггви уже был три года в Стране Вендов, когда Гейра, его жена, заболела и от этой болезни умерла. Олав принял это так близко к сердцу, что после этого не находил радости в Стране Вендов. Он снарядил боевые корабли и отправился в поход, сначала в Страну Фризов, затем в Страну Саксов и дальше в Страну Флемингов. Халльфред Трудный Скальд говорит так:


Дал сын Трюггви волю

Клинку напоследок,

Скормил сотни саксов

Ведьм коню [189] лихому.

Бурой кровью фризов

Поил в изобилье

Серую опору

Всадниц мрака, [190] ратник.

Валькеров [191] всесильный

Валил полководец,

Он Флемингов племя

Бросил волку в поле.



XXX


Затем Олав сын Трюггви отправился в Англию и воевал там по всей стране. Он ходил походом на север в Нортимбраланд и воевал там. Затем он отправился на север в Шотландию и воевал там по всей стране. Оттуда он поплыл на Южные Острова и дал там несколько битв. Затем он направился на юг на остров Мен и сражался там. Он воевал также повсюду в Ирландии. Потом он направился в Бретланд и воевал повсюду там, а также в местности, которая называется Кумраланд. Оттуда он поплыл на запад в Валланд и воевал там. Затем он поплыл на восток, направляясь в Англию, и попал на острова, которые называются Сюллинги и лежат к западу от Англии. Халльфред Трудный Скальд говорит так:


Злой в сраженье княжич

Гнал нещадно англов,

Тьму нортимбров, грозный,

В треске стрел угробил.

Сотоварищ Гери

Сек он сталью скоттов,

Тешил длань на Мене

Монет расточитель.


Иров в прах стирая

И рать островную,

В битве пытчик лука

Дух явил великий.

Кормил в Кумраланде

Князь баклана распри

Стрел, и против бриттов

Вождь дружины двинул.


Олав сын Трюггви был четыре года в походах с того времени, как он уехал из Страны Вендов и до приезда на Сюллинги.


XXXI


Когда Олав сын Трюггви был на Сюллингах, он услышал, что на одном из этих островов живет какой‑то прорицатель, который предсказывает будущее, и многие считали, что его предсказания сбываются. Олаву захотелось проверить предсказания этого человека. Он послал к нему самого красивого и статного из своих людей, одев его в роскошные одеяния, и велел сказать прорицателю, что он – конунг. А Олав уже прослыл тогда во всех странах более красивым, знатным и сильным, чем другие люди. И с тех пор, как он уехал из Гардарики, он изменил свое имя и называл себя Оли и говорил, что он из Гардарики. И вот когда посланец явился к прорицателю и сказал, что он – конунг, он получил такой ответ:

– Ты не конунг, но я советую тебе быть верным твоему конунгу.

Больше ничего не было сказано посланцу. Тот вернулся и сказал Олаву об ответе прорицателя. Олаву теперь еще больше захотелось встретиться с ним, когда он услышал о его ответе так как теперь он перестал сомневаться в том, что тот действительно прорицатель. Олав отправился к нему и имел с ним беседу. Олав спросил у него, что он ему предскажет – будет ли он править державой и какова будет вообще его судьба. Тогда отшельник ответил ему святым прорицанием;

– Ты будешь знаменитым конунгом и совершишь славные дела. Ты обратишь многих людей в христианскую веру и тем поможешь и себе, и многим другим. И чтобы ты не сомневался в этом моем предсказании, я дам тебе такой знак: у тебя на кораблях будет предательство и бунт. Произойдет битва, и ты потеряешь несколько своих людей, а сам будешь ранен. Рану твою посчитают смертельной, и тебя отнесут на щите на твой корабль. Но через семь дней ты исцелишься от этой раны и вскоре примешь крещение.

Олав вернулся на свои корабли и там встретил бунтовщиков, которые хотели убить его и его дружину. Все произошло так, как предсказал отшельник: Олав был отнесен раненый на корабль и на седьмой день исцелился. Тогда Олав увидел, что этот человек сказал ему правду и что он настоящий прорицатель, откуда бы ни бралось его знание будущего. Олав пошел поэтому во второй раз к этому человеку и долго с ним беседовал. Он расспрашивал его, откуда у него такая мудрость, что он может предсказывать будущее. Отшельник ответил, что сам бог христиан открывает ему все, что он хочет знать, и он рассказал ему также о многих чудесных делах бога. Благодаря этим увещеваниям Олав согласился принять крещение, и вот Олав и все его спутники крестились. Он довольно долго оставался там и учился правой вере, и взял с собой оттуда священников и других ученых людей.


XXXII


Осенью Олав отплыл с Сюллингов в Англию. Он стоял там в одной гавани и вел себя мирно, так как Англия была крещеной, и он тоже был теперь крещеным. Там в стране как раз созывался какой‑то тинг, и все должны были явиться на этот тинг. Когда тинг собрался, на него явилась конунгова дочь, Гюда по имени, сестра Олава Кварана, конунга в Дюплинне в Ирландии. Она была раньше замужем в Англии за одним могущественным ярлом. Этот ярл умер, а она унаследовала его державу. В ее державе был человек по имени Альвини. Он был очень воинственен и любил вызывать на поединок. Он посватался к ней, но она ответила, что хочет сама выбрать, за кого она пойдет замуж из тех людей, что есть в ее державе. Тинг и был созван, чтобы она могла выбрать себе супруга. Туда пришел Альвини, одетый в лучшие одеяния, и многие другие роскошно одетые мужи. Пришел туда и Олав. Он был одет в дорожную одежду, а поверх у него был меховой плащ. Он стоял со своей дружиной отдельно от других людей. Гюда ходила и смотрела на каждого, кто казался ей сколько‑нибудь стоящим человеком. Когда она подошла туда, где стоял Олав, она посмотрела ему в лицо испросила, кто он такой. Он назвал себя Оли и сказал:

– Я здесь чужестранец.

Гюда сказала:

– Хочешь жениться на мне? Тогда я выбираю тебя.

– Я не против, – ответил он и спросил об ее имени, роде и происхождении.

– Я конунгова дочь из Ирландии, – ответила она. – Я была выдана за ярла, который правил здесь в стране. С тех пор как он умер, я правлю державой. Многие ко мне сватались, но среди них не было того, за кого бы я пошла замуж. А зовут меня Гюда.

Она была молодая и красивая женщина. Они повели беседу друг с другом и обо всем договорились. Альвини это очень не понравилось. А в Англии было в то время в обычае, что, когда двое соперничали в чем‑либо, то решать должен был поединок между ними. И вот Альвини вызвал Олава сына Трюггви на поединок. Они договорились о времени и месте встречи. С каждой стороны должно было быть по двенадцать человек. А когда они встретились, Олав сказал своим людям, чтобы они делали то же, что он. У него была большая секира. Когда Альвини хотел нанести ему удар мечом, он выбил у него меч из рук, а вторым ударом повалил Альвини на землю. Затем Олав крепко связал его. То же самое произошло со всеми людьми Альвини: они были повалены, связаны и отведены к Олаву в дом. Затем Олав велел Альвини покинуть страну и назад не возвращаться. А Олав взял себе все его имущество. И вот Олав женился на Гюде и жил в Англии, а иногда в Ирландии.

Однажды, когда Олав был в Ирландии, он ходил в поход, и они плыли на кораблях. И когда им понадобилось забить на берегу скот, его люди сошли на землю и пригнали к берегу много скота. Тут подошел один бонд и попросил Олава вернуть ему коров. Олав сказал ему, пусть берет, если может их узнать:

– Но не заставляй нас ждать!

А у бонда была большая пастушья собака. Он показал ей на стадо, а там было согнано много сотен голов. Собака обежала все стадо и отогнала ровно столько коров, сколько, по словам бонда, у него было. Все они были мечены. Было очевидно, что собака и правда узнала коров и что она удивительно умна. Тогда Олав спросил бонда, не отдаст ли он ему эту собаку.

– Охотно, – сказал тот.

И Олав сразу же дал ему в обмен золотое обручье и заверил его в своей дружбе. Собаку эту звали Виги, и лучше ее не бывало. Она долго была у Олава.


XXXIII


Харальд сын Горма, конунг датчан, услышал, что Хакон ярл отрекся от христианства и разоряет земли конунга датчан. Тогда Харальд конунг датчан собрал войско и пошел походом в Норвегию. Когда он приплыл в те земли, которыми правил Хакон ярл, он стал воевать там и разорил всю страну и поплыл с войском на острова, которые называются Солундир. Только пять дворов оставались несожженными в Лерадале в Согне, а весь люд бежал в горы и пустоши со всем тем, что они могли с собой захватить.

Конунг датчан собирался отправиться со всем этим войском в Исландию, чтобы отомстить за хулительные стихи, которые все исландцы сочинили о нем. В Исландии был принят закон: о конунге датчан нужно было сочинить по хулительной висе с каждого жителя страны. А причина тому была та, что корабль, принадлежавший исландцам, разбился у берегов Дании, и датчане захватили весь груз как добро, выброшенное морем, и заправлял этим наместник конунга по имени Биргир. О них обоих сочинены хулительные стихи. В них говорилось:


И топча в обличье

Слейпнира угоры

Мёрнировы, [192] Харальд

Весь размяк, вояка,

А бедняга Биргир,

Богам неугодный,

Там – видали люди –

Был его кобылой.


Харальд конунг велел одному колдуну отправиться в чужом обличьи в Исландию на разведку и потом ему донести. Тот отправился в обличьи кита. Подплыв к Исландии, он отправился на запад и обогнул страну с севера. Он увидал, что все горы и холмы полны там духами страны, большими и малыми. А когда он проплывал мимо Оружейного Фьорда, он заплыл в него и хотел выйти на берег. Но тут вышел из долины огромный дракон и за ним – множество дышащих ядом змей, жаб и ящериц. Колдун поплыл прочь и направился на запад вдоль берега к Островному Фьорду. Но когда он заплыл в этот фьорд, навстречу ему вылетела птица, такая громадная, что крылья ее задевали горы по обоим берегам, а за ней – множество других птиц, больших и малых. Колдун поплыл оттуда прочь и направился сначала на запад, а затем, огибая страну, на юг к Широкому Фьорду и заплыл в него. Но тут навстречу ему вышел огромный бык и пошел вброд по морю со страшным ревом, а за ним шло множество духов страны. Колдун поплыл прочь и направился на юг, огибая Мыс Дымов, и хотел выйти на берег у Викарскейда. Но тут навстречу ему вышел великан в железной палицей в руке. Голова его была выше гор, и много других великанов шло за ним. Оттуда колдун поплыл вдоль берега на восток. Но там, как он сказал, нет ничего, кроме песчаных отмелей, и негде пристать, и сильный прибой, и море такое огромное между странами, что на боевых кораблях туда не переплыть. А это были Броддхельги в Оружейном Фьорде, Эйольв сын Вальгерд в Островном Фьорде, Торд Ревун в Широком Фьорде и Тородд Годи в Эльвусе.

Конунг датчан повернул со своим войском на юг и поплыл вдоль берега в Данию, а Хакон ярл велел снова селиться по всей стране и больше не платить никаких податей конунгу датчан.


XXXIV


Свейн, сын Харальда конунга, тот, что потом был прозван Вилобородым, потребовал от Харальда конунга, своего отца, чтобы тот поделил с ним власть. Но, как это было и раньше, Харальд конунг не захотел делить пополам датскую державу и уступать ему власть. Тогда Свейн снаряжает себе боевые корабли и говорит, что он хочет оправиться в викингский поход. Когда все его войско собралось и к нему присоединился от йомсвикингов [193] Пальнатоки, Свейн поплыл к Сьяланду и вошел в Исафьорд. А там стоял со своими кораблями Харальд конунг, его отец, и собирался в поход. Свейн вступил с ним в бой. Битва была ожесточенной. К Харальду конунгу стеклось много народу, так что численный перевес оказался на его стороне, и Свейн потерпел поражение и бежал. Но Харальд конунг получил раны, от которых умер.

И вот Свейн был провозглашен конунгом Дании. Тогда ярлом Йомсборга в Стране Вендов был Сигвальди. Он был сыном Струтхаральда конунга, который правил в Сканей. Братьями Сигвальди были Хеминг и Торкель Высокий. Вождями йомсвикингов были тогда также Буи Толстый с Боргундархольма и Сигурд, его брат. Там был также Вагн, сын Аки и Торгунны, племянник Буи и Сигурда. Сигвальди ярл – а он был женат на Астрид, дочери Бурицлава конунга, – захватил Свейна конунга и отвез его в Йомсборг в Стране Вендов. Он заставил его помириться с Бурицлавом конунгом вендов и принять его, ярла, решение об условиях примирения. В противном случае – грозил ярл – он выдаст Свейна конунга в руки вендов. Так как конунг знал, что они замучат его до смерти, он согласился на решение ярла: Свейн конунг должен был жениться на Гуннхильд, дочери Бурицлава конунга, а Бурицлав конунг должен был жениться на Тюри, дочери Харальда и сестре Свейна конунга, и оба сохранят власть в своих державах, и между ними будет мир. И вот Свейн конунг вернулся в Данию с Гуннхильд, своей женой. Их сыновьями были Харальд и Кнут Могучий.

В то время датчане очень грозились пойти походом в Норвегию против Хакона ярла.


XXXV


Свейн конунг дал большой пир и пригласил на него вождей своей державы. Он хотел справить тризну по Харальду, своему отцу. Незадолго до этого умерли также Струтхаральд в Сканей и Весети с Боргундархольма, отец Буи Толстого и Сигурда. Конунг послал сказать йомсвикингам, чтобы Сигвальди ярл и Буи и братья обоих приехали справить тризну со всеми своими самыми доблестными людьми. У них было сорок кораблей из Страны Вендов и двадцать –из Сканей. На пир собралось очень много народу.

В первый день пира, прежде чем Свейн конунг взошел на престол своего отца, он поднял кубок в его память и дал обет, что до того, как пройдут три года, он пойдет походом на Англию и убьет Адальрада конунга или прогонит его из страны. Этот кубок должны бил пить все, кто был на пиру. Вождям йомсвикингов наливали в самые большие рога и напиток – самый крепкий из тех, что там были. Когда этот кубок был выпит, все должны были выпить кубок в память Христа. И снова йомсвикингам наливали дополна и самого крепкого напитка. Третий кубок был в память Михаила, и все должны бил его выпить. После этого Сигвальди ярл поднял кубок в память своего отца и дал обет, что до того, как пройдет три года, он пойдет походом в Норвегию и убьет Хакона ярла или прогонит его из страны. Затем Торкель Высокий, его брат, дал обет последовать за Сигвальди в Норвегию и не отступать в битве, пока Сигвальди будет сражаться. Затем Буи Толстый дал обет пойти походом в Норвегию с ними и не отступать в битве против Хакона ярла. Затем Сигурд, его брат, дал обет пойти походом в Норвегию и не отступать, пока большая часть йомсвикингов будет сражаться. Затем Ваги сын Аки дал обет пойти с ними в поход в Норвегию и не возвращаться, пока он не убьет Торкеля Глину и не ляжет в постель с Ингибьёрг, его дочерью. Многие другие вожди тоже давали различные обеты.

Весь день люди правили тризну. А на следующее утро, когда йомсвикинги отрезвели, они поняли, что наговорили лишнего, и стали совещаться и обсуждать, как взяться за осуществление похода, и решили снарядиться как можно скорее. И вот они снаряжают свои корабли и войско. А слава об их замысле разнеслась по странам.


XXXVI


Ярл Эйрик сын Хакона тоже услышал о том, что произошло. Он был тогда в Раумарики. Он сразу же собрал войско и направился в Упплёнд и дальше на север через горы в Трандхейм к Хакону ярлу, своему отцу. Об этом говорит Торд сын Кольбейна в драпе об Эйрике:


И окрест летели

Зловещие вести

О походе датском,

Полня страхом бондов.

Скоро сведал кормчий

Створы вод; на юге

К Эгирову лугу

Кони вод спустились.



XXXVII


Хакон ярл и Эйрик ярл велят разослать ратную стрелу по всему Трёндалёгу, дают знать в оба Мёра и Раумсдаль, а также на север в Наумудаль и Халогаланд и призывают все ополчение – войско и корабли. В драпе об Эйрике говорится так:


Много быстрых стругов

И ладей по глади

Князь пустил, – так полнись

Хвалой песня скальда –

Когда с кругом сечи

Отчий край от вражьих

Ратей он ретиво

Ограждал, друг враний.


Хакон ярл направился сразу в Мёр на разведку и для сбора войска, а Эйрик ярл собрал войско и двинулся на юг.


XXXVII


Йомсвикинги направились со своим войском в Лимафьорд, а оттуда они вышли в море и приплыли в Агдир с шестьюдесятью кораблями. Затем они сразу же поплыли со своим войском на север в Рогаланд. Они начали разорять страну, как только оказались во владениях Хакона Ярла, и так поплыли на север вдоль побережья, все разоряя.

Одного человека звали Гейрмунд. Он плыл на быстроходной ладье, и с ним было несколько человек. Он добрался до Мёра и застал там Хакона ярла. Он пришел к нему, когда тот сидел за столом, и сообщил ему, что на юге страны появилось войско, приплывшее из Дании. Ярл спросил, верное ли это известие. Гейрмунд поднял руку, на которой была отрублена кисть, и сказал, что это достаточное доказательство того, что в страну вторглось войско. Тогда ярл стал подробно расспрашивать его об этом войске. Гейрмунд сказал, что это Йомсвикинги:

– Они перебили много народа и повсюду грабили, – сказал он. – Но они движутся быстро и поспешно. Я полагаю, что очень скоро они нагрянут сюда.

Тогда ярл поплыл по всем фьордам вдоль одного берега и назад по другому. Он плыл день и ночь и послал своих лазутчиков верхним путем через Эйд, а также на север, где Эйрик плыл с войском. Об этом говорится в драпе об Эйрике:


И, покорны ярлу,

Мчались кони мачты,

Встречи в поле сельди

С Сигвальди искали.

Гнулась снасть, но смерти

Мужи не страшились,

Лесом весел тропы

Ската рассекая.


Эйрик ярл плыл с войском на юг так быстро, как только мог.


XXXIX


Сигвальди ярл плыл со своим войском на север, огибая мыс Стад, и сперва стал у островов Херейяр. Местные жители, которых викинги встречали, никогда не говорили правды о том, что ярлы предпринимают. Викинги разоряли все на своем пути. Они остановились у острова Хёд, сошли на берег и стали грабить. Они отправляли на корабли пленных и скот и убивали всех, способных носить оружие. Когда они возвращались на корабли, к ним подошел один старик, а тут как раз был Буи и его люди. Старик сказал:

– Не так вы ведете себя, как подобает воинам, – гоните к берегу коров и телят. Для вас было бы более удачной охотой взять медведя, который сейчас так близко от медвежьей ямы.

– Что это там сказал старик? – говорят они. – Не можешь ли ты нам сказать что‑нибудь о Хаконе ярле? Старик говорит:

– Он вчера приплыл в Хёрундарфьорд. У него был один или два корабля, самое большое – три, и он ничего не слышал о вас.

Буи и его люди сразу же побежали к кораблям и бросили всю свою добычу. Буи сказал:

– Воспользуемся тем, что мы только что узнали, и тогда мы впервые одержим победу!

Они сели на корабли и вышли в море. Сигвальди окликнул их и спросил, что слышно. Они крикнули, что Хакон ярл во фьорде. Тогда ярл велит сниматься с якоря и они огибают с севера остров Хёд и направляются во фьорд.


XL


Хакон ярл и Эйрик ярл, его сын, стояли в Халлькельсвике. Там собралось все их войско. У них было полторы сотни кораблей, и они уже знали, что йомсвикинги стали у острова Хёд. И вот ярлы направились с юга навстречу им, и когда они подошли к заливу, который называется Хьерунгаваг, они столкнулись с йомсвикингами. Обе стороны приготовились к бою. В середине строя кораблей йомсвикингов было знамя Сигвальди ярла. Туда Хакон ярл направил свой натиск. У Сигвальди ярла было двадцать кораблей, у Хакона – шестьдесят. В войске Хакона ярла предводителями были Торир Олень из Халогаланда и Стюркар из Гимсара. На одном крыле йомсвикингов были Буи Толстый и Сигурд, его брат, с двадцатью кораблями. Против них ярл Эйрик сын Хакона направил шестьдесят кораблей. Предводителями у него были Гудбранд Белый из Упплёнда и Торкель Глина из Вика. На другом крыле йомсвикингов расположился Вагн сын Аки с двадцатью кораблями, а против него – Свейн сын Хакона и с ним Скегги из Уппхауга в Ирьяре и Рёгнвальд из Эрвика на Стаде с шестьюдесятью кораблями. В драпе об Эйрике говорится так:


Кратным встречам резво

Плыли звери снасти

Датские в исходе

Дальнего похода.

От златолюбивых

Их скоро очистил

Ярл, и уносило

Горы трупов море.


Эйвинд Погубитель Скальдов говорит в Перечне Халейгов так:


И навряд

В этой встрече

Повезло

Злототворцам Фрейра, [194]

Когда пошли

С кораблями

Против них

Вожди народов,

И табун

Буруна двинул

Ас брони [195]

На свирепых.


И вот ряды кораблей сошлись, и разгорелась ожесточеннейшая битва. Много народу гибло с обеих сторон, но гораздо больше гибло в войске Хакона, ибо йомсвикинги сражались храбро, смело и отчаянно и насквозь пробивали щиты оружием. На Хакона ярла натиск был так силен, что его кольчуга вся порвалась, и ему пришлось сбросить ее. Тинд сын Халлькеля говорит так:


Нет, не Герд уборов

Нарядная ярлу –

Громче пламень битвы

Пел – постель стелила.

Когда иссеченный

Одинов он скинул

Плащ. Драконы поприщ

Свейди [196] опустели.

И когда кольчуга

С плеч слетела ярла,

Был средь войска смелый

Отличен обличьем.



XLI


У йомсвикингов корабли были крупнее и с более высоким бортом, но обе стороны наступали очень рьяно. Вагн сын Аки стал так теснить корабль Свейна сына Хакона, что Свейн велел табанить и чуть не обратился в бегство. Тут Эйрик ярл подплыл туда во главе других своих кораблей и стал теснить Вагна. Вагн велел табанить, и корабли вернулись в прежнее положение. Тогда Эйрик возвратился к другим своим кораблям. Теперь люди Эйрика стали табанить, так как Буи перерубил канаты, связывающие его корабли, и стал теснить корабли Эйрика. Эйрик поставил тогда свой корабль борт о борт с кораблем Буи, и завязался ожесточенный рукопашный бой. Два или три корабля Эйрика теснили один корабль Буи. Но тут вдруг поднялась непогода, и пошел такой крупный град, что одна градина весила эйрир. [197] Тогда Сигвальди перерубил канаты, связывающие его корабли, и повернул свой корабль, чтобы бежать. Вагн сын Аки окликнул его, призывая вернуться. Но Сигвальди ярл не стал его слушать. Тогда Вагн метнул в него копье и попал в того, кто сидел у руля. Сигвальд ярл уплыл прочь с тридцатью пятью кораблями, и у йомсвикингов осталось только двадцать пять кораблей.

Тут Хакон ярл подвел свой корабль к другому борту корабля Буи, и удары посыпались на людей Буи. Вигфусс сын Глума Убийцы схватил с палубы наковальню, на которой кто‑то выпрямлял рукоять своего меча. Вигфусс был силач каких мало. Он метнул наковальню двумя руками и попал в голову Аслаку Лысому, так что острый конец наковальни вонзился в мозги. До этого Аслака не брало никакое оружие, и он рубил на обе стороны. Он был приемным сыном Буи и во время боя стоял на носу корабля. Рядом с ним стоял Хавард Рубака. Он был силач и храбрец каких мало. И вот люди Эйрика ворвались на корабль Буи, а потом и на корму, где был Буи. Торстейн Долговязый нанес Буи удар поперек лба и рассек его шлем, так что Буи был сильно ранен. Буи тогда нанес Торстейну удар мечом сбоку, так что тот был разрублен пополам, в пояснице. Тут Буи схватил два ларца, полные золота, и крикнул громко:

– За борт, все люди Буи!

И Буи бросился за борт с ларцами, и многие его люди тоже прыгнули за борт, а другие были сражены на корабле, ибо просить о пощаде было бесполезно. Так весь корабль Буи был очищен от людей от носа до кормы, а потом и другие его корабли один за другим.

Тут Эйрик ярл стал теснить корабль Вагна. Он встретил там ожесточенное сопротивление, но в конце концов их корабль был тоже очищен от людей, а Вагн и с ним тридцать человек взяты в плен и связанными отвезены на берег. Торкель Глина подошел к ним и сказал:

– Ты дал обет, Вагн, убить меня, но похоже на то, что это я убью тебя!

Вагн и его люди сидели все вместе на бревне. У Торкеля была в руках большая секира. Он зарубил того, кто сидел на бревне с краю. Вагн и его люди были связаны так, что одна та же веревка скручивала их ноги, а руки у них были свободны. Один из них сказал:

– У меня в руке нож, я его воткну в землю, если еще буду понимать что‑нибудь, когда у меня будет отрублена голова.

Голова слетела у него с плеч, и нож выпал у него из руки. Среди них был красавец с длинными волосами. Он закинул волосы вперед, подставил шею и сказал:

– Не замарайте мне кровью волосы.

Один человек взял рукой его волосы и стал их крепко держать. Торкель взмахнул секирой. Викинг отдернул голову, и тот, кто держал его волосы, подался вперед. Секира обрушилась на его руки, отсекла их и врезалась в землю. Тут подошел Эйрик ярл и спросил:

– Кто этот красавец?

– Меня зовут Сигурд, – ответил тот, – и я считаюсь сыном Буи.

Эйрик говорит:

– Ты, наверное, и в самом деле сын Буи. Хочешь я подарю тебе жизнь?

– Смотря кто мне ее дарит, – отвечает Сигурд.

– Тот дарит, – говорит ярл, – кто властен: Эйрик ярл.

– Тогда хочу, – отвечает Сигурд. И с него сняли веревку. Тут Торкель Глина сказал:

– Даже если ты, ярл, дашь пощаду всем этим людям, Вагн сын Аки не уйдет отсюда живым!

И он подбежал и замахнулся секирой, но викинг Скарди, который стоял со связанными ногами, покачнулся и рухнул в ноги Торкелю, и Торкель свалился ничком на него. Тут Вагн схватил секиру Торкеля, взмахнул ею и зарубил Торкеля насмерть. Тогда ярл сказал:

– Вагн, хочешь, я подарю тебе жизнь?

– Хочу, – отвечает тот, – если мы все ее получим.

– Освободить их, – велел ярл, и это было сделано. Восемнадцать викингов было убито, а двенадцать получило пощаду.


XLII


Хакон ярл и многие люди с ним сидели на поваленном дереве. Вдруг зазвенела тетива на корабле Буи и стрела вонзилась в Гицура из Вальдреса, знатного мужа, который в пышном наряде сидел рядом с ярлом. Люди пошли на этот корабль и нашли там Хаварда Рубаку, который стоял у борта на коленях, так как ступни были у него обрублены. В руке у него был лук. Он спросил у тех, кто пришел на корабль:

– Кто свалился с бревна?

Они сказали, что его звали Гицур.

– Значит, моя удача меньше, чем мне бы хотелось, – говорит он.

– Достаточно велика удача, – отвечают они, – но теперь тебе ее не увеличить, – и они убили его.

Затем обыскали убитых и снесли всю добычу в одно место, чтобы поделить ее. Тинд говорит так:


Вендов Тунд кольчуги [198]

Метил углем рети,

Кусал кости Фенрир

Солнц дракона зыби,

Прежде чем ствол стали –

Смертоносен ратный

Труд – очистил двадцать

С лишком стругов длинных.


После этого войско разошлось. Хакон ярл отправился в Трандхейм. Он был очень недоволен тем, что Эйрик пощадил Вагна сына Аки. Люди рассказывают, что Хакон ярл в этой битве, чтобы одержать победу, принес в жертву богам Эрлинга, своего сына, и тогда поднялась непогода, и йомсвикинги стали терпеть большой урон.

Эйрик ярл отправился тогда в Упплёнд и дальше на восток в свои владения, и Вагн сын Аки сопровождал его. Эйрик поженил Вагна на Ингибьёрг, дочери Торкеля Глина, и дал ему добрый боевой корабль со всем снаряжением и дружиной. Они расстались как лучшие друзья. Вагн отправился домой на юг в Данию. Он стал потом знаменит, и от него произошло много знатных мужей.


XLIII


Харальд Гренландец был конунгом в Вестфольде, как было написано раньше. Он был женат на Асте, дочери Гудбранда Шишки. Одним летом, когда Харальд Гренландец отправился в Восточные Страны в викингский поход, чтобы добыть себе добра, он поехал в Швецию. В то время там правил конунг Олав Шведский. Он был сын конунга Эйрика Победоносного и Сигрид, дочери Скёглар‑Тости. Сигрид была тогда вдовой, и у нее было много больших поместий в Швеции. Когда она услышала, что в страну куда‑то неподалеку приехал Харальд Гренландец, с которым она вместе воспитывалась, она послала к нему людей и пригласила его на пир. Он не стал откладывать поездку и отправился в сопровождении многих своих людей. Прием был очень дружеским. Конунг и Сигрид сидели на престоле и пили вместе в продолжении вечера, и всех людей конунга усердно угощали. Вечером, когда конунг пошел в опочивальню, ему там была приготовлена постель с пологом из драгоценной ткани и роскошными покрывалами. Народу в этом покое было мало. Когда конунг разделся и лег в постель, к нему пришли Сигрид и сама наполнила его кубок и очень склоняла его к тому, чтобы он выпил, и была очень весела. Конунг был очень пьян и она тоже. Потом он заснул, а Сигрид тоже ушла спать.

Сигрид была женщина очень мудрая, и ей было дано предвидеть многое. На следующее утро был снова роскошный пир. Как обычно бывает, когда люди слишком много выпивают, на следующий день они воздерживаются от питья. Но Сигрид была весела. Они с конунгом беседовали, и она сказала, что не считает свои владения и свою власть в Швеции меньшими, чем его власть и владения в Норвегии. От этих речей конунг стал невесел и молчалив. Он собрался уезжать и был очень расстроен. А Сигрид была весела и проводила его богатыми подарками. И вот Харальд вернулся осенью в Норвегию, провел зиму дома и был все время не в духе. Следующим летом он отправился в Восточные Страны со своим войском, а потом приплыл в Швецию и послал сказать Сигрид, что хочет встретиться с ней. Она приехала к нему, и они стали беседовать. Вскоре он завел речь о том, не пойдет ли она за него замуж. Она отвечает, что это он говорит пустое. Он, дескать настолько хорошо женат, что должен быть доволен своим браком. Харальд говорит:

– Аста женщина хорошая и знатного рода, но она мне не ровня.

Сигрид отвечает:

– Возможно, что ты знатнее ее родом, но мне кажется, что в этом браке – счастье для вас обоих.

После этого и до того, как Сигрид уехала, они обменялись лишь немногими словами.

Харальд конунг был сильно расстроен. Он снарядился в поездку внутрь страны и хотел еще раз встретиться с Сигрид. Многие из его людей отговаривали его, но он все‑таки поехал с большой дружиной и приехал в усадьбу, где Сигрид проживала. В тот же вечер туда приехал другой конунг. Его звали Виссавальд, [199] и он был из Гардарики. Он тоже приехал свататься к ней. Конунгов поместили вместе с их дружинами в доме, хотя и большом, но старом. В соответствии с этим было и все убранство дома. Вечером не было недостатка в напитке, настолько хмельном, что все были мертвецки пьяны, и стражи как внутри, так и снаружи дома, заснули. И вот Сигрид велела расправиться со всеми ними огнем и мечом. Дом и все, кто в нем был, сгорели, а те, кому удалось из него выбраться, были убиты. Сигрид сказала, что так она хочет отучить мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней. С тех пор ее стали звать Сигрид Гордая.

В предыдущую зиму произошла битва с йомсвикингами.


XLIV


Когда Харальд уехал в глубь страны, Храни с теми людьми Харальда, которые не поехали с ним, остался за старшего при кораблях. Узнав, что Харальд погиб, они поскорее уехали прочь и, вернувшись в Норвегию, рассказали о случившемся. Храни поехал к Асте и рассказал ей об их поездке, а также о том, с какой целью Харальд ездил к Сигрид. Услышав все это, Аста сразу же поехала в Упплёнд к своему отцу. Тот ее хорошо принял, и они оба были очень возмущены кознями, которые строились в Швеции, и тем, что Харальд хотел развестись с ней.

Аста дочь Гудбранда родила мальчика в то лето. Мальчика окропили водой и назвали Олавом. [200] Это сделал Храни. Мальчик рос сперва у Гудбранда и своей матери Асты.


XLV


Хакон ярл правил всей Норвегией, что расположена вдоль побережья, ему было подчинено шестнадцать фюльков. А с тех пор, как Харальд Прекрасноволосый ввел такой порядок, что в каждом фюльке должен быть ярл, он долго сохранялся, так что Хакону было подчинено шестнадцать ярлов. В Недостатке Золота говорится так:


И дивились люди:

Где еще властитель

Один за шестнадцать

Ярлов может править?

О ярловых слава

Спорах искр пробора

Хедина [201] несется

Днесь по всем пределам.


Пока Хакон ярл правил Норвегией, в стране были хорошие урожаи, и бонды соблюдали мир между собой, и большую часть его жизни бонды любили его. Но с течением времени случилось так, что ярл стал распутничать. Доходило до того, что по его велению хватали дочерей почтенных людей и приводили к нему домой, и он делил с ними ложе неделю или две, а потом отсылал домой. Этим он навлек на себя сильное возмущение родни этих женщин, так что бонды начали сильно роптать, как жители Трёндалёга имеют обыкновение роптать, если им что‑либо не по нраву.


XLVI


До Хакона ярла дошли слухи, что на западе за морем есть человек, который называет себя Али, и его считают там конунгом. Из рассказов некоторых людей ярл заключил, что этот человек какой‑то потомок норвежских конунгов. Ярлу сказали, что Али, по его словам, родом из Гардарики. А ярл слышал, что у Трюггви сына Олава был сын, который уехал в Гардарики, вырос там у Вальдимара конунга и звался Олавом. Ярл очень расспрашивал об этом человеке и подозревал, что это именно он появился теперь в Западных Странах.

Жил человек по имени Торир Клакка. Он был большим другом Хакона ярла. Он долго был викингом, но ездил также и в торговые поездки и вообще был человеком бывалым. Хакон ярл послал этого человека на запад за море, велел ему поехать в торговую поездку в Дюплинн, как многие туда ездили, и разузнать, что за человек этот Али, и если окажется, что он действительно Олав сын Трюггви или кто‑нибудь другой из норвежского королевского рода, то тогда Торир должен как‑нибудь расправиться с ним, если сможет.


XLVII


Торир отправился на запад в Ирландию, в Дюплинн, стал расспрашивать там об Али. Тот был тогда у конунга Олава Кварана, своего тестя. Торир вступил в разговор с Али. Торир был человек красноречивый. И вот однажды они очень долго разговаривали, и Али начал расспрашивать о Норвегии, и сперва – о конунгах из Упплёнда, о том, кто из них в живых и какие у них владения. Он расспрашивал также о Хаконе ярле, о том, насколько его любили в стране. Торир говорит:

– Ярл настолько могущественен, что никто не смеет говорить ничего другого, кроме того, что хочет ярл, и причина тому –нигде нет того, кто мог бы его заменить. Но по правде сказать, я знаю, что думают многие могущественные люди, а также, что думает народ: все были бы довольны и рады, если бы какой‑нибудь конунг из рода Харальда Прекрасноволосого стал бы править державой. Но мы не видим никого, кто бы подходил для этого, и всего больше потому, что, как показывает опыт, гиблое дело – сражаться с Хаконом ярлом.

Так они часто разговаривают, и вот Олав открывает Ториру свое имя и свое происхождение и спрашивает у него совета: как он думает, если Олав поедет в Норвегию, возьмут его бонды в конунги? Торир стал всячески склонять его к такой поездке и расхваливал его самого и его доблесть. И Олаву очень захотелось вернуться в страну своих предков.

И вот Олав отправился на восток с пятью кораблями, и сначала он поплыл на Южные Острова. Торир сопровождал его в этой поездке. Затем он поплыл на Оркнейские Острова. Ярл Сигурд сын Хлёдвира стоял тогда в Асмундарваге на Рёгнвальдсей. У него был один боевой корабль, и он собирался отплыть на Катанес. Олав подплыл со своими кораблями с запада к островам и стал там, так как Петтландсфьорд не был тогда судоходным. Когда конунг узнал, что ярл там, он велел позвать ярла для разговора с ним, и когда ярл приехал к нему, конунг после немногих слов сказал, что ярл и весь народ его страны должны креститься, а в противном случае ярл должен будет умереть на месте, а конунг пройдет по островам с огнем и мечом и разорит страну, если ее народ не примет крещения. Ярлу оставалось лишь согласиться. И он принял крещение, так же как все, кто был с ним. Затем ярл дал конунгу клятву верности и стал его человеком. Он дал Олаву в заложники своего сына, которого звали Щенок или Собачка, и Олав взял его с собой в Норвегию. Затем Олав вышел в море и поплыл на восток, и подошел к острову Морстр. Здесь он впервые вступил на норвежскую землю. Он велел отслужить мессу в шатре на берегу, и впоследствии на этом самом месте была построена церковь.

Торир Клакка сказал конунгу, что ему лучше всего не открываться, не позволять, чтобы слух о нем разнесся, и ехать как можно скорее к ярлу, чтобы застигнуть его врасплох. Олав конунг так и сделал. Он отправился на север и плыл ночью и днем, как только позволял попутный ветер, и так, что никто не знал о его поездке и кто он такой. Когда он доплыл до Агданеса, он узнал, что Хакон ярл во фьорде, а также, что у него раздоры с бондами. Когда Торир услышал это, то оказалось, что дело обстоит совсем не так, как он предполагал: ибо раньше, после битвы с йомсвикингами, все люди в Норвегии были преданными друзьями Хакона ярла, поскольку он одержал победу и спас страну от немирья. А тут вдруг такая беда, что могучий конунг появился в стране, как раз когда между бондами и ярлом раздоры.


XLVIII


Хакон ярл был на пиру в Медальхусе в Гаулардале, а корабли его стояли у Вигга. Одного могущественного бонда звали Орм Люргья. Он жил в Бюнесе. Его жену звали Гудрун. Она была дочерью Бергтора из Лундара. Ее называли Солнцем Лундара, так как она была очень красивая женщина. Ярл послал своих рабов к Орму с поручением привести ему Гудрун, жену Орма. Рабы доложили Орму о поручении, с которым они пришли. Орм пригласил их сначала поужинать. Но прежде чем рабы успели поесть, к Орму пришло из округи много людей, которым он дал знать. Орм сказал тогда рабам, что Гудрун не пойдет с ними. А Гудрун попросила передать ярлу, что она не пойдет к нему, если он не пришлет за ней Тору из Римуля. Тора была могущественная женщина и одна из любовниц ярла. Рабы сказали, что они еще придут и тогда бонд и его жена быстро раскаются в своем поведении. Они всячески грозили и, наконец, ушли.

Между тем Орм разослал ратную стрелу в четыре стороны по округе, призывая всех выступить с оружием против Хакона ярла и убить его. Он послал также к Халльдору из Скердингсстедьи, а тот сразу же разослал ратную стрелу. Незадолго перед этим ярл отнял жену у человека, которого звали Брюньольв, и это вызвало сильное возмущение, так что было близко к тому, что соберется рать. После того как была разослана ратная стрела, собрался народ и направился в Медальхус. До ярла дошел слух об этом, и он оставил свою усадьбу и бежал со своими людьми в глубокую долину, которая теперь называется Ярлова Долина, и там спрятались. На следующий день ярл получил через разведчиков сведения о рати бондов. Бонды заняли все дороги. Они думали, что ярл скрылся на свои корабли. На них начальствовал тогда Эрленд, его сын, очень многообещающий муж. Когда наступила ночь, ярл велел своим людям рассеяться и пробираться лесом в Оркадаль.

– Никто на вас не нападет, если меня не будет поблизости. Дайте знать Эрленду, чтобы он вышел из фьорда в море, и мы встретимся в Мёре. Я сумею спрятаться от бондов.

И вот ярл отправился в путь, а с ним раб по имени Карк. Гауль была покрыта льдом, и ярл столкнул в нее своего коня и потерял там свой плащ. Они спрятались в пещере, которая потом стала называться Ярлова Пещера. Там они заснули, и когда Карк проснулся, он рассказал свой сон: ему снилось, что черный и страшный человек проходил мимо пещеры, и Карк боялся, что он войдет в пещеру, и этот человек сказал, что Улли умер. Тогда ярл сказал, что наверное, это убили Эрленда. Снова Тормод Карк заснул и метался во сне. Проснувшись, он рассказал ярлу свой сон: тот самый человек вернулся и просил передать ярлу, что все проливы замерзли. Ярл решил, что это, наверное, к его близкой смерти.

Потом ярл встал, и они пошли к усадьбе Римуль. Ярл послал Карка за Торой, просил ее выйти тайно к нему. Она вышла и радушно приветствовала его. Ярл попросил спрятать его на несколько ночей, пока рать бондов не рассеется.

– Здесь, в моей усадьбе, тебя будут искать, – говорит она, – и снаружи и внутри, ведь многие знают, что я охотно помогу тебе всем, чем могу. Я знаю в моей усадьбе только одно место, где, наверное, не станут искать такого человека, как ты. Это – свиной хлев.

Они пошли туда. Ярл сказал:

– Устроимся здесь: ведь прежде всего надо сохранить жизнь. Раб вырыл в хлеву глубокую яму. Он убрал землю прочь и положил сверху бревна. Тут Тора рассказала ярлу, что Олав сын Трюггви приплыл во фьорд и убил его сына Эрленда. Затем ярл влез в яму и с ним Карк, а Тора закрыла яму бревнами, насыпала сверху земли и навоза и загнала в хлев свиней. Хлев этот был рядом с большим камнем.


XLIX


Олав сын Трюггви входил во фьорд с пятью кораблями, а навстречу ему плыл Эрленд, сын Хакона ярла, с тремя кораблями. Когда корабли стали сближаться, Эрленд подумал, что это, наверное, враги, и повернул к берегу. Но когда Олав увидел, что по фьорду навстречу ему плывут боевые корабли, он решил, что это, наверное, Хакон ярл, и велел плыть вдогонку и грести изо всех сил. Когда Эрленд и его люди уже были близко к берегу, они сели на мель, попрыгали за борт и бросились к берегу вплавь. Тут подошли корабли Олава, Олав увидел, как плывет какой‑то человек необыкновенной красоты. Олав схватил схватил румпель и бросил в этого человека, и попал в голову Эрленду, сыну ярла, так что череп раскололся до мозга. Так погиб Эрленд. Олав и его люди убили там многих. Некоторые бежали, а других они взяли в плен и выведали у них, что хотели. Тут Олав узнал, что бонды прогнали Хакона ярла, и он бежал от них, а все люди рассеялись.

Затем бонда пришли к Олаву, и встреча была радостной, и вскоре было заключено соглашение. Бонды провозгласили его своим конунгом. Было решено искать Хакона ярла и отправиться в Гаулардаль, потому что казалось наиболее вероятным, что, если ярл в какой‑нибудь усадьбе, то это – в Римуле, так как Тора была его лучшим другом в той долине. Они отправились туда, искали там снаружи и внутри дома, но не нашли. Там на дворе Олав держал речь своему войску. Он стоял на большом камне, расположенном рядом со свинарником. Он сказал в своей речи, что осыпет деньгами и почестями того, кто погубит ярла. Эту речь слышали ярл и Карк. У них был свет. Ярл сказал:

– Почему ты так бледен, а иногда черен, как земля? Не хочешь ли ты предать меня?

– Нет, – отвечает Карк.

– Мы родились в одну ночь, – говорит ярл. – Наверное и дни нашей смерти будут близки друг от друга.

К вечеру Олав конунг уехал оттуда. Когда настала ночь, ярл бодрствовал, а Карк спал и метался во сне. Ярл разбудил его и спросил, что ему снилось. Карк говорит:

– Мне снилось, что я Хладире, и Олав сын Трюггви надел мне на шею золотое ожерелье. Ярл отвечает:

– Кровавое ожерелье наденет тебе на шею Олав сын Трюггви, если ты встретишься с ним. Берегись! А от меня ты увидишь только хорошее, как и раньше было. Так что не предавай меня!

После этого они оба бодрствовали, как если бы следили один за другим. Но к утру ярл заснул и вскоре стал метаться во сне. Он так сильно метался, что выгибался дугой, словно хотел вскочить, и кричал громко и страшно. Карк испугался, и его обуял страх. Он схватил большой нож, который висел у него на поясе, и проткнул им ярлово горло насквозь. Так Хакону ярлу пришел конец. Затем Карк отрезал у ярла голову и убежал прочь. На следующий день он пришел в Хладир и поднес голову ярла Олаву конунгу. И он рассказал все, что с Хаконом ярлом и с ним произошло, как здесь написано. Затем Олав конунг велел увести его и отрубить ему голову.

Потом Олав конунг и с ним множество бондов отправился на остров Нидархольм, взяв с собой головы Хакона ярла и Карка. На этом острове было в то время принято убивать воров и злодеев, и на нем стояла виселица. Конунг велел поставить туда головы Хакона ярла и Карка. Вся рать собралась там, и они вопили и бросали камни в головы, крича, что обоим злодеям туда и дорога. Затем послали в Гаулардаль за туловищем ярла, и его притащили и сожгли.

Вражда к Хакону ярлу была так велика у жителей Трёндалёга, что никто не смел называть его иначе, как Злым Ярлом. Это прозвище долго потом сохранялось за ним, но если говорить правду о Хаконе ярле, то о нем надо сказать, что он соединял в себе многое, что нужно в правителе: во‑первых, высокое происхождение, затем ум и уменье править державой, мужество в битвах, а вместе с тем и удачу в войне и сраженьях с врагами. Торлейв сын Рыжей Шкуры говорит так:


Кто под небосводом

Хакону подобен?

В свисте стрел вознесся

Ты, тростник валькирий.

К Одину спровадив

Самодержцев девять,

Ярл простер далече

Длань, товарищ враний.


Хакон ярл был очень щедр. Но этому могущественному правителю очень не повезло в день его смерти. И причиной этому было в основном то, что настали времена, когда стали осуждать язычество и язычников, и святая вера и правильные нравы заступили их место.


LI


Олав сын Трюггви был на всенародном тинге в Трандхейме провозглашен конунгом всей страны, как ею владел Харальд Прекрасноволосый. Собралось великое множество народа, и они не хотели ничего слышать кроме того, что Олав сын Трюггви должен быть конунгом. Олав проехал по сей стране и подчинил ее себе. Все в Норвегии стали послушными ему, и даже те правители в Упллёнде и Вике, которые раньше получали землю во владение от конунга датчан, теперь получали ее от Олава конунга и сделались его людьми. Так он ездил по стране в первую зиму, а также и в следующее лето. Ярл Эйрик сын Хакона и Свейн, его брат, и другие их родичи и друзья бежали из страны на восток, в Швецию, к конунгу Олаву Шведскому. Они встретили там дружеский прием. Торд сын Кольбейна говорит так:


Друз законов! Козни

Привели людские

К скорой – рок всевластен! –

Кончине Хакона.

Полк грядет с заката:

То вступил сын Трюггви

На брег, вязом стяга

В битвищах добытый.


Затаился, полон

Дум о мести, смелый

Эйрик, против стража

Кладов [202] умышляя.

Трендский ярл, снедаем

Гневом, для совета

Едет к князю свеев –

Непреклонны трёнды!



LII


Одного человека из Вика звали Лодин. Он был богат и знатен родом. Он часто ездил в торговые поездки, но иногда ходил и в викингские походы. Одним летом Лодин отправился в торговую поездку в Восточные Страны. Он приехал в Страну Эстов и торговал там все лето. На торг там привозили много разных товаров. Там продавалось также много рабов. Лодин увидал там одну женщину, которая продавалась как рабыня. Когда он взглянул на нее, он узнал в ней Астрид дочь Эйрика, на которой был женат Трюггви конунг. Но теперь она выглядела иначе, чем когда он видел ее раньше. Она была бледна, худа и плохо одета. Он подошел к ней и спросил ее, как она туда попала. Она отвечает:

– Тяжело об этом рассказывать. Меня продали как рабыню и привезли сюда для перепродажи.

Затем они стали разговаривать, и Астрид узнала его. Она попросила его, не может ли он купить ее и отвезти к ее родичам.

– Вот что я предложу тебе, – говорит он, – я отвезу тебя в Норвегию, если ты пойдешь за меня замуж.

И так как Астрид была в бедственном положении и знала, что Лодин – человек знатного рода, доблестный и богатый, она, чтобы обрести свободу, согласилась стать его женой. И вот Лодин купил Астрид и взял ее с собой в Норвегию, и женился на ней там, заручившись согласием родичей. Их детьми были Торкель Невья, Ингирид и Ингигерд. Дочерей Астрид и Трюггви звали Ингибьёрг и Астрид. Сыновьями Эйрика Бьодаскалли были Сигурд, Карльсховуд, Йостейн и Торкель Дюрдиль. Все они были знатными и богатыми людьми, и у них были поместья на востоке страны. Но востоке в Вике жили два брата, одного из них звали Торгейр, а другого Хюрнинг. Они женились на дочерях Лодина и Астрид.


LIII


Когда Харальд сын Горма конунг датчан принял крещение, он разослал по всей своей державе повеление: все люди должны креститься и обратиться в правую веру. В поддержку этого повеления он применял силу и наказание там, где без этого повеление не выполнялось. Он послал двух ярлов с большим войском в Норвегию. Их звали …. [203] Они должны были возвещать христианство в Норвегии. Оно распространялось в Вике, где тогда правил Харальд конунг, и там много народа тогда крестилось. Но после смерти Харальда его сын Свейн Вилобородый сразу начал воевать, сначала в стране Саксов и в Стране Фризов, а потом и в Англии. И те люди в Норвегии, которые уже приняли крещение, снова стали совершать жертвоприношения, как раньше и как делали люди на севере страны.

Когда Олав сын Трюггви стал конунгом в Норвегии, он долго жил летом в Вике. К нему туда приезжали многие его родичи и некоторые свойственники. Многие были большими друзьями его отца и его там очень радушно принимали. Олав позвал для разговора своих дядьев, своего отчима Лодина и своих зятьев Торгейра и Хюрнинга. С большой озабоченностью он рассказал им о своем намерении и просил их поддержать его и помочь ему всеми силами. Он сказал, что собирается возвестить христианство во всей своей державе и ввести его в Норвегии или умереть.

– Я сделаю вас всех большими и могущественными людьми, потому что я больше всего доверяю вам по причине родства или других связей.

Они все согласились делать то, что он потребует, и следовать ему во всем, что он захочет, и то же будут делать все, кто последуют их советам. Тогда Олав конунг объявил народу, что он хочет сделать христианами всех людей в своей державе. Первыми подчинились этому те, кто раньше обещал ему свою поддержку. Это были самые могущественные из тамошних людей, а все другие последовали их примеру. Так все люди на востоке Вика были крещены. После этого конунг отправился на север Вика и потребовал, чтобы все люди приняли крещение, а тех, кто противился, он подвергал жестоким наказаниям, некоторых убивал, других велел покалечить, а еще других изгонял из страны. В конце концов во всей земле, которой раньше правил Трюггви конунг, его отец, а также той, которая принадлежала Харальду Гренландцу, его родичу, весь народ принял христианство, возвещенное Олавом. Так, в то лето и следующую зиму весь Вик принял христианство.


LIV


Ранней весной конунг оставил Вик и с большим войском отправился на север в Агдир. На всех тингах с бондами он велел людям креститься, и люди крестились всюду, куда конунг приезжал.

В Хёрдаланде было много знатных мужей, которые возводили свой род к Хёрда‑Кари. У того было четыре сына: один из них был Торлейв Умный, другой был Эгмунд, отец Торольва Скьяльга, отца Эрлинга из Соли, третий был Торд, отец Клюппа херсира, который убил Сигурда Слюну, сына Гуннхильд, четвертый был Эльмод, отец Аскеля, отца Аслака Фитьяскалли. Этот род был тогда самым могущественным и знатным в Хёрдаланде. И вот когда члены этого рода узнали о такой беде, что конунг направляется с востока вдоль побережья с большим войском и ломает старые законы страны, и те, кто ему противится, подвергаются наказаниям и насилию, они решили встретиться и обсудить, что делать, так как они знали, что скоро конунг будет у них, и они договорились, что явятся все со своими людьми на Гулатинг, чтобы там встретиться с конунгом Олавом сыном Трюггви.


LV


Олав конунг стал созывать тинг, как только прибыл в Рогаланд. Когда бонды получили приглашение на тинг, они собрались в большом количестве и в полном вооружении. Собравшись, они стали совещаться и решили поручить троим, самым красноречивым из них, отвечать Олаву конунгу на тинге и противоречить ему и противиться беззаконию, если конунг будет навязывать его. Когда бонды собрались на тинг и тинг начался, Олав конунг поднялся и сначала дружественно обратился к бондам. Он сказал, что хочет, чтобы они приняли христианство, и просил их об этом красивыми словами. Но в заключении он сказал, что те, кто буду противиться и не захотят подчиниться его велению, навлекут на себя его гнев и подвергнутся наказаниям и самым суровым мерам, которые есть в его распоряжении.

Когда конунг кончил свою речь, поднялся тот бонд, которому как самому красноречивому было поручено первым отвечать Олаву конунгу. Но когда он хотел заговорить, на него напали такой кашель и такое удушье, что он не мог сказать ни слова и сел на место. Тогда поднялся второй бонд, намереваясь ответить конунгу, хотя это не удалось первому. Но когда он начал свою речь, он стал так заикаться, что не мог сказать ни одного слова. Все, кто слушали, стали тогда смеяться, и бонд сел на место. Тогда поднялся третий бонд, намереваясь противоречить Олаву конунгу. Но когда он заговорил, он так хрипел и сипел, что никто не слышал, что он говорил, и он сел на место. А больше не нашлось никого среди бондов, кто бы мог противоречить конунгу. И так как бонды не смогли ответить конунгу, он не встретил никакого сопротивления. И вот все подчинились тому, что повелел конунг. Все, кто были на тинге, были крещены еще до того, как конунг уехал оттуда.


LVI


Олав конунг прибыл со своим войском на Гулатинг, так как бонды дали ему знать, что они хотят дать ему ответ. Но когда и те и другие явились на тинг, конунг выразил желание поговорить сначала с местными вождями. Они все собрались, и конунг объявил о своем намерении предложить им креститься по его велению. Тогда Эльмод Старый говорит:

– Мы, родичи, обсуждали твое предложение между собой, и все пришли к одному решению: если ты, конунг, захочешь пытками принудить нас отказаться от наших законов или насилием заставить нас подчиниться тебе, то мы будем сопротивляться из всех сил, и тогда пусть судьба решает, кто победит. Но если ты, конунг, захочешь сделать что‑нибудь выгодное для нашего рода, то ты можешь легко добиться того, то мы все станем твоими верными слугами.

Конунг говорит:

– Чего вы хотите от меня, чтобы мы всего прочнее помирились?

Тогда говорит Эльмод:

– Прежде всего, чтобы ты выдал Астрид, твою сестру, за Эрлинга сына Скьяльга, нашего родича, которого мы считаем самым многообещающим их всех молодых мужей в Норвегии. [204]

Олав конунг отвечает, что ему тоже кажется хорошим такой брак, поскольку Эрлинг хорошего рода и муж он видный, но, добавил он, пусть Астрид решает.

После этого конунг поговорил со своей сестрой.

– Мало мне пользы от того, – говорит она, – что я дочь и сестра конунга, если меня выдадут за человека без почетного звания. Лучше уж я подожду еще несколько лет другого брака.

На этом они кончили разговор.


LVH


Олав конунг велел поймать сокола, который был у Астрид, и ощипать его, и потом послал сокола ей. Тогда Астрид сказала:

– Гневается мой брат.

Она встала и пошла к конунгу. Он радушно принял ее. Тогда Астрид сказала, что пусть конунг выдает ее, за кого хочет.

– Я думал, – говорит конунг, – что у меня достаточно власти, чтобы здесь в стране дать почетное звание, кому я хочу.

И конунг велел позвать Эльмода, Эрлинга и всех их родичей для разговора. Стали обсуждать сватовство к Астрид. Кончилось тем, что Астрид была обручена с Эрлингом. После этого конунг велел созвать тинг и предложил бондам принять христианство.


LVIII


Эрлинг сын Скьяльга справил летом свою свадьбу. На ней было очень много народу. Был там и Олав конунг. Он предложил Эрлингу звание ярла, Эрлинг сказал так:

– Предки мои были херсирами. Я не хочу носить более высокого звания, чем они. Я прошу Вас, конунг, чтобы Вы позволили мне быть самым большим мужем с этим званием здесь в стране.

Конунг согласился. А при прощании Олав конунг пожаловал Эрлингу, своему зятю, землю от Согнсэра на севере до Лидандиснеса на востоке с теми же правами, с какими Харальд Прекрасноволосый жаловал земли своим сыновьям, о чем было написано раньше.


LIX


В ту самую осень Олав конунг созвал тинг четырех фюльков на Драгсейде на Стаде. Туда должны были собраться жители Согна, Фьордов, Южного Мёра и Раумсдаля. С Олавом конунгом было очень много народа: те, кто приехал с ним с востока страны, а также и те, кто присоединился к нему в Рогаланде и в Хёрдаланде. Придя на тинг, Олав конунг объявил, как и в других местах, что люди должны принять христианство. И так как с конунгом было очень много народа, все были напуганы. В заключении своей речи конунг предложил бондам выбор: либо принять христианство и креститься, либо биться с ним. Но так как бонды не видели возможности биться с ним, было решено всем креститься. Затем Олав конунг отправляется со своим войском в Северный Мёр и обращает в христианство этот фюльк. После этого он плывет в Хладир и велит разрушить капище и взять из него все добро, а также снять все украшения с богов. С двери капища он взял себе большое золотое кольцо, которое было изготовлено по распоряжению Хакона ярла. Затем Олав конунг велел сжечь капище.

Когда бонды обо всем этом узнают, они рассылают ратную стрелу по всем фюлькам, собирают рать и хотят идти против конунга. Олав конунг поплыл тогда со своим войском из фьорда в море и дальше на север вдоль берега, направляясь в Халогаланд, чтобы крестить там. Но когда он доплыл до Бьярнаурара, он узнал, что в Халогаланде бонды собрали рать и хотят биться с ним, защищая свою страну. Вождями этой рати были Харек с Тьотты, Торир Олень из Вагара и Эйвинд Рваная Щека. Когда Олав конунг услышал об этом, он повернул и поплыл на юг вдоль берега. Обогнув Стад, он поплыл медленнее, но к началу зимы приплыл на восток в Вик.


LX


Сигрид, вдова шведского конунга, которую называли Гордой, жила в своих владениях. В ту зиму между Олавом конунгом и Сигрид ходили послы, и Олав конунг посватался к Сигрид. Она приняла его сватовство благосклонно, и был заключен договор. Тогда Олав конунг послал Сигрид то большое золотое кольцо, которое он снял с двери капища в Хладире. Оно слыло замечательным сокровищем. Встреча для заключения брака должна была состояться на Эльве у границы.

Поскольку кольцо, которое Олав послал Сигрид, все очень расхваливали, Сигрид взяла с собой также двух кузнецов – двух братьев. Те подержали кольцо, взвесили его в руках и стали шептаться. Сигрид велела позвать их и спросила, какой недостаток они нашли в кольце. Они отнекиваются. Она говорит, что должна непременно знать, какой они нашли недостаток в кольце. Тогда они говорят, что в кольце есть обман. Она велела разломать кольцо, и оказалось, что внутри его медь. Сигрид разгневалась и сказала, что Олав, наверное, обманет ее и в другой раз.

В ту самую зиму Олав конунг отправился в Хрингарики и крестил там. Аста дочь Гудбранда вскоре после гибели Харальда Гренландца вышла замуж за человека, которого звали Сигурд Свинья. Он был конунгом в Хрингарики. Сигурд был сыном Хальвдана, а тот был сыном Сигурда Хриси, сына Харальда Прекрасноволосого. При Асте жил Олав, ее сын от Харальда Гренландца. Он вырос у Сигурда Свиньи, своего отчима. Когда конунг Олав сын Трюггви приехал в Хрингарики, чтобы насаждать там христианство, крестились и Сигурд Свинья и Аста, его жена, и Олав, их сын. Олав сын Трюггви был крестным отцом Олава сына Харальда. Тому было тогда три года. Олав конунг вернулся в Вик и пробыл там зиму. Он был тогда третий год конунгом Норвегии.


LXI


Ранней весной Олав конунг отправился на восток в Конунгахеллу на встречу с Сигрид Гордой. Встретившись, они стали говорить о том же, что и предыдущей зимой, – о том, что они должны вступить в брак, и дело шло хорошо. Но тут Олав конунг сказал, что Сигрид должны принять крещение и правую веру. Они отвечает так:

– Я не намерена отказываться от веры, которая у меня была раньше и у моих родичей до меня. Но я не буду возражать против того, чтобы ты верил в того бога, который тебе нравится.

Тогда Олав конунг очень разгневался и вскричал:

– С какой же стати я женюсь на заядлой язычнице?

И ударил ее по лицу перчаткой, которую держал в руке. Затем он встал, и она тоже. Сигрид сказала:

– Это может привести к твоей смерти.

Так они и расстались. Конунг отправился на север в Вик, а Сигрид – на восток в Швецию.


LXII


Олав конунг направился в Тунсберг и там тоже созвал тинг и на этом тинге объявил, что все те люди, которые занимаются ведовством и чародейством, или колдуны, должны покинуть страну. Затем конунг велел разыскать всех таких людей по окрестным селениям и пригласить к нему. Когда они собрались, среди них был также человек по имени Эйвинд Болото. Он был внуком Рёнгвальда Прямоногого, сына Харальда Прекрасноволосого. Эйвинд был колдун и очень сведущ в волховании. Олав конунг велел созвать всех этих людей в один дом, убрать этот дом роскошно, устроить в нем пир для них и запасти для пира достаточно хмельного напитка. Когда они захмелели, Олав велел поджечь дом, и дом сгорел, и все, кто был в нем, тоже сгорели. Один только Эйвинд Болото спасся, выбравшись из дома через дымовое оконце. Когда он уже был далеко, он встретил на своем пути людей, которые направлялись к конунгу, и попросил их передать конунгу, что Эйвинд Болото спасся их огня и никогда больше не попадется в руки Олава конунга, но будет колдовать, как и раньше. Когда эти люди пришли к Олаву конунгу, они передали ему все, что Эйвинд просил сказать. Конунг был очень недоволен тем, что Эйвинд остался в живых.


LXIII


Весной Олав конунг поехал по Вику и пировал в своих больших поместьях. Он объявил по всему Вику, что летом будет собирать войско, чтобы отправиться на север страны. Затем он поплыл на север в Агдир. К концу великого поста он повернул на север в Рогаланд и в пасхальный вечер приплыл в Эгвальдснес на острове Кёрмт. Ему был приготовлен там пасхальный пир. При нем было почти триста человек. В ту же самую ночь на остров прибыл Эйвинд Болото. У него был хорошо снаряженный боевой корабль. На нем были только колдуны и чародеи. Эйвинд сошел с корабля и с ним все его спутники, и они начали колдовать. Эйвинд наколдовал им шлемы невидимки и туман, настолько густой, что конунг и его люди не должны были их увидеть. Но когда они подошли к самой усадьбе Эгвальдснес, сделалось светло, как днем. Все получилось совсем не так, как задумал Эйвинд. Густой туман, который он наколдовал, застлал им глаза, так что они видели глазами не больше, чем затылком, и топтались на одном месте. Между тем стражи конунга увидели, как они топчутся, но не знали, что это за люди. Доложили конунгу, и он встал со всей своей дружиной и оделся. Когда конунг увидел, как Эйвинд и его спутники топчутся на одном месте, он велел своим людям вооружиться и пойти узнать, кто это такие. Когда люди конунга узнали Эйвинда, они схватили его и всех его спутников и привели к конунгу. Тут Эйвинд рассказал все, что с ним произошло. Конунг велел отвезти их всех на островок, который во время прилива покрывается водой, и привязать их там. Так пришлось Эйвинду и всем его спутникам проститься с жизнью. Островок этот с тех пор называется Островком Колдунов.


LXIV


Рассказывают, что, когда Олав конунг гостил в Эгвальдснесе, однажды вечером туда пришел какой‑то человек, старый и очень красноречивый. У него была шляпа с широкими полями и только один глаз. Он умел рассказывать обо всех странах. Он завел разговор с конунгом. Конунгу очень понравились его речи. Конунг спрашивал его о многих вещах, и гость всегда умел ответить на его вопросы, так что конунг засиделся с ним до позднего вечера. Вот спрашивает конунг, не знает ли тот, кто такой был Эгвальд, по которому названы мыс и усадьба. Гость отвечает, что Эгвальд был очень воинственный конунг и поклонялся всего больше одной корове, которую брал с собой, куда бы ни ходил в поход. Он считал полезным всегда пить ее молоко. Эгвальд конунг бился с конунгом, которого звали Варин. В этой битве Эгвальд конунг пал. Он был погребен здесь, недалеко от усадьбы, и ему было поставлено два камня, которые и сейчас стоят. А в другом месте недалеко отсюда была погребена та корова. Такие вещи рассказывал гость и многое другое о конунгах и древних событиях.

Так как была уже поздняя ночь, епископ напомнил конунгу, что пора ложиться спать. Конунг так и сделал. Но когда он разделся и лег в постель, гость сел на ступеньку у его ложа и еще долго разговаривал с конунгом. Конунгу все хотелось услышать еще что‑нибудь. Тогда епископ сказал конунг, что пора уже спать. И конунг заснул, а гость ушел.

Некоторое время спустя конунг проснулся и спросил, где гость и велел позвать его. Но гостя нигде не нашли. На следующее утро конунг велит позвать повара и того, кто готовил питье, и спрашивает их, не приходил ли к ним какой‑нибудь незнакомец. Те говорят, что, когда они собирались стряпать, подошел к ним какой‑то человек и сказал, что больно плохое мясо варят они к конунгову столу. Затем он дал им два больших и жирных куска говядины, и они сварили их вместе с другим мясом. Тогда конунг велел все это варево выбросить.

– Наверное, это был не человек, – сказал он, – это был, наверное, Один, в которого язычники долго верили. Но Одину не удастся перехитрить меня.


LXV


Опав конунг собрал летом большую рать с востока и направился с этой ратью на север в Трандхейм. Он пристал прежде всего в устье реки Нид. Затем он велел звать бондов на тинг по всему фьорду и назначил тинг восьми фюльков в Фроста. Но бонды превратили приглашение на тинг в ратную стрелу [205] и призвали к оружию свободных и несвободных по всему Трандхейму. Так что, когда конунг явился на тинг, бонды, собравшиеся там, были во всеоружии. Когда тинг начался, конунг обратился к народу, требуя принятия христианства. Но едва он начал говорить, как бонды закричали, чтобы он замолчал, грозя, что в противном случае они нападут на него и прогонят прочь.

– Так мы поступили, – кричали они, – с Хаконом Воспитанником Адальстейна, когда он предъявил нам такое требование, а тебя мы ценим не больше, чем его.

Видя, что бонды в ярости, а также, что рать их настолько велика, что он не сможет ей противостоять, Олав конунг повернул свою речь так, как будто он уступает бондам. Он сказал:

– Я хочу, чтобы между нами было такое же согласие, какое было между нами раньше. Я пойду туда, где ваше главное капище, и посмотрю там ваш обычай. Тогда мы решим, какого обычая мы будем держаться, и достигнем между собой согласия.

Так как конунг говорил примирительно, бонды смягчились и стали говорить спокойно и миролюбиво, и в конце концов было решено, что в середине лета будет жертвоприношение в Мэрине и на него соберутся все вожди и могущественные бонды, как это было в обычае, и Олав конунг тоже прибудет туда.


LXVI


Одного могущественного бонда звали Скегги. Его прозвали Железный Скегги. Он жил в Уппхауге в Ирьяре. Скегги всегда первым выступал на тинге против Олава конунга и предводительствовал бондами, когда те противились христианству. Так кончился тинг. Бонды поехали домой, а конунг – в Хладир.


LXVII


Олав конунг стоял со своими кораблями в реке Нид. У него было тридцать кораблей и хорошее и большое войско, но сам он часто бывал со своей дружиной в Хладире.

Когда уже совсем недолго оставалось до жертвоприношения в Марине, Олав конунг задал большой пир в Хладире. Он послал приглашения в Стринд и в Гаулардаль, и в Оркадаль и пригласил к себе вождей и других могущественных бондов. И когда все было приготовлено и гости съехались, в первый же вечер был дан роскошный пир и подано великолепное угощение. Люди сильно захмелели. Ночью они все мирно спали. Наутро, когда конунг оделся, он велел отслужить мессу, и когда месса была закончена, он велел трубить в рог и созывать на домашний тинг. Все его люди сошли с кораблей и пришли на тинг. Когда тинг начался, конунг встал и взял слово, и сказал так:

– У нас был тинг во Фроста. Я тогда потребовал от бондов, чтобы они крестились, а они потребовали в ответ, чтобы я принял участие вместе с ними в жертвоприношении, как сделал конунг Хакон Воспитанник Адальстейна. Мы договорились, что встретимся в Мэрине и совершим там большое жертвоприношение. Но если уж я должен совершить с вами жертвоприношение, то я хочу, чтобы это было самое большое жертвоприношение, какое только возможно, и принесу в жертву людей. Я выберу для этого не рабов или злодеев. Я принесу в жертву богам знатнейших людей. Я выбираю Орма Люгру из Медальхуса, Стюркара из Гимсара, Кара из Грютинга, Асбьёрна, Торберга из Эрнеса, Орма и Льоксы, Халльдора из Скердингсстедьи.

И он назвал еще пять знатнейших мужей. Он сказал, что хочет принести их всех в жертву за урожайный год и мир, и велел сразу же схватить их. Но когда бонды увидели, что у них не достает людей, чтобы оказать сопротивление конунгу, они стали просить пощады и отдались воле конунга. Договорились, что все бонды, которые пришли на пир, примут крещение и поклянутся конунгу в том, что будут держаться правой веры и откажутся от всяческих жертвоприношений. Конунг не отпускал от себя всех этих людей до тех пор, пока они не оставили ему своих сыновей или братьев или других близких родичей в качестве заложников.


LXVIII


Олав конунг отправился со всем своим войском в Трандхейм. Когда он прибыл в Мэрии, там уже собрались все трандхеймские вожди, которые всего больше противились христианству, и с ними все те могущественные бонды, которые там раньше совершали жертвоприношение. Собралось очень много народу, так же как раньше на Фростатинге. Конунг велел начинать тинг, и вот обе стороны явились во всеоружии на тинг. Когда тинг начался, конунг стал держать речь и потребовал принятия христианства. Железный Скегги отвечал на речь конунга от лица бондов. Он сказал, что бонды, как и прежде, хотят, чтобы конунг не ломал их законы.

– Мы хотим, конунг, – сказал он, – чтобы ты приносил жертвы, как делали другие конунги до тебя.

После его речи бонды подняли большой шум и кричали, что пусть будет так, как сказал Скегги. Тогда конунг сказал, что он хочет пойти в капище и посмотреть их жертвоприношение. Бондам это пришлось по душе, и обе стороны отправились в капище.


LXIX


Олав конунг пошел в капище, и с ним несколько его людей и некоторые бонды. Когда конунг пришел туда, где стояли боги, там сидел Тор, самый почитаемый из богов, разукрашенный золотом и серебром. Олав конунг поднял позолоченный жезл, который у него был в руке, и ударил Тора, так что тот упал со своего престола. Тут подоспели люди конунга и сбросили всех богов с их престолов. А пока конунг был в капище, Железный Скегги был убит перед дверьми капища. Это сделали люди конунга.

Вернувшись к своим людям, конунг сказал бондам, что путь они выбирают: либо всем принять христианство, либо биться с ним. Но после смерти Скегги у бондов не было предводителя, который посмел бы поднять знамя против Олава конунга. Так что решено было покориться конунгу и выполнить его веление. Тогда Олав конунг велел крестить весь народ, который там был, взял у бондов заложников, чтобы заставить их держаться христианства. Затем Олав конунг велел своим людям проехать по всем фюлькам в Трандхейме. Никто больше не противился христианству. Так был крещен весь народ в Трёндалёге.


LXX


Олав конунг направился со своей ратью в устье реки Нид. Он велел построить дома по берегам реки Нид и сказал, что там будет торговый город. Он дал людям места для постройки домов и велел построить себе палаты у Корабельной Бухты. Он велел доставить туда осенью все запасы, которые понадобятся для зимовки. При нем было там очень много народу.


LXXI


Олав конунг пригласил родичей Железного Скегги на встречу и предложил выплатить им виру. Многие знатные мужи могли притязать на нее. У Железного Скегги была дочь, которую звали Гудрун. Примирение кончилось тем, что Олав конунг должен был жениться на Гудрун. Когда состоялась свадьба, Олав конунг и Гудрун легли в одну постель. Но в первую же ночь, когда они лежали рядом, она вытащила кинжал, как только конунг заснул, и хотела заколоть его. Когда конунг увидел это, он отнял у нее кинжал, встал с постели, пошел к своим людям и рассказал, что случилось. А Гудрун взяла свою одежду и всех тех людей, которые за ней туда последовали, и они с ней отправились своим путем, и Гудрун больше никогда не ложилась в одну постель с Олавом конунгом.


LXXII


В эту самую осень Олав конунг велел построить на берегу реки Нид большой боевой корабль. Это была шнека. Для ее постройки понадобилось много мастеров. К началу зимы корабль был готов. В нем было тридцать скамей для гребцов. Он был высок, но не широк. Конунг назвал корабль Журавлем.

После убийства Железного Скегги его тело было отвезено в Ирьяр. Там он и лежит в Кургане Скегги в Аустратте.


LXXIII


Когда конунг Олав сын Трюггви пробыл два года конунгом Норвегии, приехал к нему священник из Страны Саксов по имени Тангбранд. Он был человек заносчивый и воинственный, но ученый и доблестный. Из‑за его заносчивого нрава конунг не хотел держать его при себе и поручил ему поехать в Исландию, чтобы сделать страну христианской. Тангбранд получил торговый корабль, и о его поездке известно, что он подошел к Исландии, к восточным фьордам. Он пристал на юге Лебединого Фьорда остался на зиму у Халля с Побережья. Тангбранд возвещал христианство в Исландии, и, вняв его словам, Халль и все его домочадцы и многие другие знатные люди крестились, но много больше было таких, которые противились. Торвальд Хворый и Ветрлиди Скальд сочинили хулительные стихи о Тангбранде, и он убил обоих. Тангбранд пробыл два года в Исландии, и убил трех человек, прежде чем уехал оттуда.


LXXIV


Одного человека звали Сигурд, другого – Хаук. Они были из Халогаланда и часто ездили в торговые поездки. Одним летом они поехали на запад в Англию. Возвращаясь в Норвегию, они ехали на север вдоль побережья и в Северном Мёре встретились с людьми Олава конунга. Когда конунгу доложили, что приехали какие‑то люди из Халогаланда, которые еще были язычниками, он велел позвать корабельщиков к себе. Он спрашивает их, не хотят ли они креститься, а они отвечают, что не хотят. Затем конунг всячески уговаривает их, но ничто не помогает. Тогда он стал грозить им смертью или пытками. Но и это на них не подействовало. Тут он велел заковать их в железо и оставил на некоторое время при себе. Их держали в оковах. Конунг еще часто уговаривал их, но это ни к чему не привело. Однажды ночью они исчезли. Никто не видел и не знал, как это случилось. А осенью они появились у Харека с Тьотты. Тот их хорошо принял, и они провели зиму у него в полном довольстве.


LXXV


Однажды весной в хорошую погоду Харек сидел дома, и с ним в усадьбе было мало людей. Ему было скучно. Сигурд спросил его, не хочет ли он немного развлечься и покататься с ними на лодке, Хареку понравилось это предложение. Они пошли к берегу и стащили в море шестивесельную лодку. Сигурд принес из сарая парус и все нужные снасти, так как у них в обычае было брать с собой парус, когда они отправлялись в море позабавиться. Харек вошел в лодку и приладил руль. Сигурд и его брат были во всеоружии, как они обычно бывали у доме у Харека. Оба они были очень сильные. Прежде чем сесть в лодку, они бросили в нее несколько коробов с маслом и корзину с хлебом и принесли вдвоем большой бочонок с пивом. Затем они отчалили от берега, и, когда они немного отплыли от острова, браться подняли парус, а Харек сидел за рулем. Они быстро удалялись от острова. Тут братья идут на корму, где сидит Харек. Сигурд говорит Хареку:

– Выбирай между тремя возможностями: первая – ты предоставляешь нам, братьям, решать, куда плыть, вторая – ты дашь нам связать тебя, третья – мы тебя убьем.

Тут Харек понял, в какое положение он попал. Он был не сильнее каждого из братьев, даже если бы они были одинаково хорошо вооружены. Поэтому он выбрал ту из возможностей, которая показалась ему все же лучшей: предоставить им решать, куда плыть. Он дал слово и поклялся им. И вот Сигурд сел за руль и направил лодку на юг вдоль побережья. Братья старались ни с кем не встречаться, а ветер очень благоприятствовал им. Они не прерывали своего плаванья, пока не приплыли на юг в Трандхейм, и зашли в устье реки Нид, и предстали перед Олавом конунгом. Олав конунг велел позвать к нему Харека для разговора и потребовал, чтобы тот крестился. Харек отказался.

Так конунг и Харек разговаривают много дней, иногда в присутствии других людей, иногда наедине, но не могут договориться. В конце концов конунг говорит Хареку:

– Можешь отправляться домой. Я не хочу обижать тебя на этот раз, ведь мы с тобой близкие родичи, [206] к тому же ты, пожалуй, скажешь, что я обманом завлек тебя сюда. Но, знай, что я собираюсь летом отправиться на север к вам в Халогаланд. Тогда вы узнаете, как я умею карать тех, кто противится христианству.

Харек был рад поскорее уехать. Олав конунг дал ему хорошую ладью на десять или двенадцать гребцов и велел снарядить ее как можно лучше всем необходимым. Конунг дал Хареку также тридцать дюжих и хорошо вооруженных людей в провожатые.


LXXVI


Харек с Тьотты сразу же, как только смог, уехал из города, а Хаук и Сигурд остались у конунга, и оба крестились. Харек плыл своим путем, пока не приплыл домой на Тьотту. Он послал гонца своему другу Эйвинду Рваная Щека и просил передать тому, что Харек с Тьотты был у Олава конунга, но не дал обратить себя в христианство. Он просил также передать Эйвинду, что Олав конунг собирается летом пойти с войском на них. Харек добавил, что они должны быть начеку и просил Эйвинда поскорее приехать к нему.

Когда все это было передано Эйвинду, тот понял, что надо сделать все возможное, лишь бы не попасться в руки конунга. И вот Эйвинд плывет как можно быстрее на быстроходной ладье с немногими людьми. Когда он приплыл на Тьотту, Харек его радушно принимает, и они, Харек и Эйвинд, сразу же, в стороне от усадьбы, начинают разговор. Но едва они начинают разговаривать, как подходят люди Олава конунга, те, которые сопровождали Харека в его поездке на север, хватают Эйвинда, уводят с собой на корабль и уплывают с ним. Они не прерывают своего плаванья, пока не приплывают в Трандхейм, и являются к Олаву конунгу в Нидаросе.

И вот Эйвинда привели к конунгу для разговора. Конунг потребовал от него, как от других людей, чтобы тот крестился. Эйвинд отказался наотрез. Конунг ласковыми словами уговаривал его принять христианство, и он, как и епископ, привел много доводов. Но на Эйвинда это не подействовало. Тогда конунг предложил ему богатые подарки и пожалования. Но Эйвинд отверг все это. Тогда конунг стал грозить пытками или смертью. Но и это не подействовало на Эйвинда. Тогда конунг велел принести чашу, полную горящих угольев, и поставить ее на живот Эйвинду. Живот у того вскоре лопнул. Тогда Эйвинд сказал:

– Снимите с меня эту чашу. Я хочу кое‑что сказать, прежде чем умру.

Так и сделали. Тогда конунг спросил:

– Будешь ты теперь, Эйвинд, верить в Христа?

– Нет, – сказал тот. – Я не могу принять крещения. Я – дух, оживший в человеческом теле, благодаря колдовству финнов, а раньше у моих отца и матери не было детей.

Так умер Эйвинд. Он был большим чародеем.


LXXVII


Следующей весной Олав конунг велел снарядить корабли и войско. Он сам предводительствовал на Журавле. У него было большое и хорошее войско. Когда он снарядился, он направился со своим войском по фьорду в море, а затем на север мимо Бюрды и дальше на север в Халогаланд. Всюду, где он приставал к берегу, он созывал тинг и велел всему народу принять крещение и правую веру. Никто не решался ему противоречить, и так вся страна стала христианской, куда бы он ни приезжал. Олав конунг гостил на острове Тьотта у Харека. Тот тоже тогда крестился, и с ним все его люди. Харек поднес конунгу на прощанье богатые подарки и сделался его человеком. Он получил от конунга пожалования и права лендрманна.


LXXVIII


Раудом Могучим звали одного бонда, жившего у фьорда, который называется Сальфти, на острове Годей. Рауд был очень богат, и у него было много людей. Он был человеком могущественным. Его поддерживало множество финнов, когда это было ему нужно. Рауд был заядлым язычником и большим чародеем. Он был закадычным другом человека, который уже был назван – Торира Оленя. Они оба были могущественными вождями. Когда они узнали, что Олав конунг идет с юга с войском на Халогаланд, они созвали людей с кораблями, и собралось большое войско. У Рауда был большой корабль с золоченой драконьей головой на носу. На нем было тридцать скамей для гребцов, и его величина соответствовала этому. У Торира Оленя тоже был большой корабль. Они направились с этим войском на юг навстречу Олаву конунгу. Когда они встретились с ним, они вступили в бой. Разгорелась ожесточенная битва, и много народу гибло, но особенно у халогаландцев. Один за другим их корабли очищались от людей, и тогда их охватил страх и ужас. Рауд уплыл на своем корабле в открытое море и велел поднять парус. Ветер ему всегда благоприятствовал, куда бы он ни плыл, и это – благодаря его колдовству. Коротко говоря, он приплыл домой на Годей.

Торир Олень бежал на берег, и его люди соскочили с кораблей, а Олав конунг последовал за ними. Он тоже соскочил со своими людьми с кораблей, и они преследовали тех и убивали их. Конунг был впереди всех, как всегда, когда надо было преследовать врага. Он увидел, как Торир Олень убегал. Никто не бегал так быстро, как тот. Конунг бросился его преследовать, и Виги, его пес, бежал за ним. Тут конунг сказал:

– Виги, возьми оленя!

Виги помчался за Ториром и бросился на него. Торир остановился, и конунг метнул в него копьем. Торир взмахнул мечом и нанес собаке большую рану, но тут же копье конунга попало Ториру под мышку и пронзило его насквозь. Тут Торир простился с жизнью, а раненый Виги был отнесен на корабль. Олав конунг пощадил всех тех людей, которые просили пощады и хотели принять христианство.


LXXIX


Олав конунг направился со своим войском на север вдоль побережья и крестил весь народ, куда бы ни приезжал. Когда он доплыл на север до фьорда Сальфти, он захотел войти во фьорд, чтобы встретиться с Раудом. Но во фьорде была ужасная непогода и дул страшный ветер, так что конунг простоял там целую неделю. Во фьорде все продолжал дуть тот же встречный ветер, тогда как в море дул ветер попутный для поездки на север. Поэтому конунг поплыл на север в Эмд, и весь народ там принял христианство. Затем конунг снова повернул на юг. Но как только он подплыл с севера к Сальфти, снова по фьорду дует страшный ветер и метет вьюга. Конунг простоял там несколько дней, но погода все была такой же. Тогда конунг обратился к Сигурду епископу и спросил его, не может ли он как‑нибудь помочь в этой беде. Епископ сказал, что он попытается попросить бога побороть это дьявольское наваждение.


LXXX


Сигурд епископ надел все свое облачение и пошел на нос корабля конунга. Он велел зажечь свечи и стал кадить. Потом он поставил распятие на нос корабля и читал евангелие и многие другие молитвы. Наконец, он окропил святой водой весь корабль. Затем он велел убрать шатры и грести во фьорд. Конунг велел тогда крикнуть людям на других кораблях, чтобы они шли на веслах вслед за ним. И когда на Журавле начали грести, корабль вошел во фьорд, и те, кто гребли, не почувствовали никакого ветра. Вода за кормой была совершенно спокойной, а по обе стороны от следа корабля брызги от волн взлетали так высоко, что не было видно гор на берегу фьорда. Один корабль плыл за другим по совершенно спокойной воде. Так они плыли весь день и следующую ночь и незадолго до рассвета приплыли к Годей. Когда они подплыли к усадьбе Рауда, у берега стоял его большой корабль. Олав конунг сразу же поднялся со своим войском к усадьбе. Они бросились к покою, в котором спал Рауд, и взломали дверь. Люди ворвались в покой. Рауд был схвачен и связан, других людей, которые были там, убили или взяли в плен. Затем люди конунга пошли в дом, где спали работники Рауда. Некоторые из них были убиты, другие связаны, третьи избиты. Конунг велел привести к нему Рауда и предложил тому креститься.

– Я не буду тогда, – говорит конунг, – отнимать у тебя твое добро. Я буду твоим другом, если ты будешь дорожить этим.

Но Рауд яростно отвергнул это предложение, сказал, что никогда не поверит в Христа, и очень богохульствовал. Тогда конунг разгневался и сказал, что Рауд умрет самой худшей смертью. Он велел взять Рауда, привязать его лицом вверх к бревну и вставить ему палку между зубов, чтобы его рот был открыт. Затем он велел принести змею и приставить ее ко рту Рауда. Но змея не захотела вползти в рот и лезла, извиваясь, назад, так как Рауд дул на нее. Тогда конунг велел принести пустой стебель дудника и вставить его в рот Рауду. А некоторые люди рассказывают, что конунг велел вставить ему в рот свою трубу. Змею заставили вползти, поднеся к ее хвосту раскаленное железо. Она вползла в рот Рауда, а затем в горло и прогрызла ему бок. Тут Рауд простился с жизнью.

Олав конунг захватил там много серебра и золота, и другого добра, оружия и разных драгоценностей. А всех людей, которые были с Раудом, конунг велел крестить, а тех, которые не хотели креститься, он велел убить или пытать.

Олав конунг захватил корабль, который был у Рауда, и сам правил им, так как этот корабль был много больше и красивее Журавля. Впереди у него была драконья голова, и за ней изгиб, который кончался как хвост, а обе стороны драконьей шеи и весь штевень были позолочены. Конунг назвал этот корабль Змей, так как когда на нем были подняты паруса, он походил на крылатого дракона. Это был самый красивый корабль во всей Норвегии.

Острова, на которых жил Рауд, называются Гюллинг и Хэринг, а все эти острова вместе – Годейяр, а пролив на севере между ними и материком – Годейярстраум.

Олав конунг крестил весь тот фьорд, а потом поплыл своим путем на юг вдоль берега, и во время этой поездки случилось много такого, о чем ходят рассказы: тролли и злые духи подшучивали над его людьми, а подчас и над ним самим. Но мы лучше напишем о таких событиях, как то, что Олав конунг крестил Норвегию и другие страны, в которые он ввел христианство. Олав конунг в ту самую осень вернулся в Трандхейм. Он направился в Нидарос и расположился там на зиму.

Теперь я велю написать про исландцев.


LXXXI


В эту самую осень в Нидарос из Исландии приехал Кьяртан сын Олава. Он был внуком Хёскульда и племянником Эгиля сына Скаллагрима. Кьяртан считался одним из самых многообещающих мужей, родившихся в Исландии. Приехали также Халльдор, сын Гудмунда с Подмаренничных Полей, и Кольбейн, сын Торда Годи Фрейра и брат Флоси Поджигателя. Четвертым был Свертинг, сын Рунольва годи. Все эти и многие другие могущественные и немогущественные люди были язычниками.

Приехали из Исландии также знатные люди, которые приняли крещение от Тангбранда, – Гицур Белый, сын Тейта сына Кетильбьёрна, чьей матерью была Алов, дочь Бёдвара херсира, одного из сыновей Кари Викинга. Братом Бёдвара был Сигурд, отец Эйрика Бьодаскалли, отца Астрид, матери Олава конунга. Одного исландца звали Хьяльти сын Скегги. Его женой была Вильборг, дочь Гицура Белого, Хьяльти тоже был христианином, и Олав конунг дружественно принял Гицура и его зятя Хьяльти, и они жили у него.

Исландцы корабельщики, которые были язычниками, пытались уплыть, когда узнали, что конунг в городе, так как им сказали, что конунг заставляет всех людей креститься. Но погода им не благоприятствовала, и их пригнало назад в Нидархольму. Эти корабельщики были Торарин сын Невьольва, скальд Халльфред сын Оттара, Бранд Щедрый и Торлейк сын Бранда. Олаву конунгу доложили, что приплыли исландцы корабельщики и что они язычники и пытались увернуться от встречи с ним. Тогда конунг послал к ним людей и запретил им уезжать. Он велел им пристать в городе, и те так и сделали, но не разгружали своих кораблей.


LXXXII


Настал Михайлов день, [207] и конунг велел праздновать его и отслужить торжественную мессу. Исландцы тоже пришли и слушали красивое пение и звон колоколов. Вернувшись на свои корабли, они все обсуждали поведение христиан. Кьяртану оно понравилось, но большинство хулило его. И вот получилось, как в поговорке, которая гласит, что у конунга много ушей: конунг узнал об этих разговорах. Он сразу же послал человека за Кьяртаном, и велел просить его прийти к нему. Кьяртан пришел с несколькими людьми к конунгу. Тот его дружественно принял. Кьяртан выделялся ростом и красотой и умел красноречиво говорить. После того как конунг обменялся с Кьяртаном немногими словами, конунг предложил Кьяртану принять крещение. Кьяртан говорит, что не будет отказываться, если сумеет снискать этим дружбу конунга. Конунг обещает ему свою полную дружбу, и они с конунгом заключают между собой это соглашение. На следующий день Кьяртан и Болли сын Торлака, его родич, и все их спутники приняли крещение. Кьяртан и Болли были гостями конунга, пока они были в белых одеждах, [208] и конунг был очень милостив к ним.


LXXXIII


Однажды Олав конунг шел по улице, а какие‑то люди шли ему навстречу, и тот, кто шел впереди, приветствовал конунга. Конунг спросил этого человека, как его зовут. Тот назвался Халльфредом. Тогда конунг сказал:

– Это ты – скальд?

Тот отвечает:

– Я умею сочинять стихи.

Тогда конунг сказал:

– Ты, наверное, захочешь принять крещение и стать потом моим человеком. Тот отвечает:

– Я крещусь только с тем условием, что ты будешь моим крестным отцом. Ни от кого другого я не приму крещения.

Конунг говорит:

– Я согласен.

И вот Халльфред был крещен, и сам конунг держал его при крещении.

Конунг спросил Халльфреда:

– Хочешь стать моим человеком?

Халльфред отвечает:

– Я был раньше дружинником Хакона ярла. Я не стану ни твоим дружинником, ни дружинником какого‑либо другого правителя, если ты не обещаешь мне, что ты никогда не прогонишь меня, что бы со мной ни случилось.

– Мне о тебе рассказывали, – говорит конунг, – что ты не настолько благоразумен или послушен, чтобы от тебя нельзя было ожидать чего‑нибудь такого, с чем я не смогу примириться.

– Убей меня тогда, – говорит Халльфред. Конунг сказал:

– Ты трудный скальд! Но отныне ты – мой человек.

Халльфред отвечает:

– Что ты дашь мне, конунг, в подарок, раз ты нарек меня Трудным Скальдом? [209]

Конунг дал ему меч, но без ножен, и сказал:

– Сочини вису об этом мече, и пусть в каждой строке будет меч.

Халльфред сказал:


Я за меч отличный

Мечу мечи Ньёрдам

Мечей. Значит, будет

Наш союз отмечен.

Дай к мечу придачу

Ножны, меченосец.

Три меча я к чести

Вашей оправдаю.


Тогда конунг дал ему ножны.

Из стихов Халльфреда мы берем то верное и правдивое, что в них есть о конунге Олаве сыне Трюггви.


LXXXIV


В эту самую осень священник Тангбранд вернулся из Исландии к Олаву конунгу и рассказал ему о своей неудаче. Он жаловался, что исландцы сочинили о нем хулительные стихи, а некоторые даже хотели убить его. Он сказал, что нет надежды обратить эту страну в христианство. Олав конунг был так разгневан и разъярен, что велел трубить в рог и созвать всех исландцев, которые были тогда в городе. Он объявил, что всех их надо убить. Но Кьяртан, Гицур, Хьяльти и другие, которые уже раньше приняли христианство, пошли к конунгу и сказали:

– Не захочешь же ты, конунг, брать свои слова назад. Ведь ты обещал, что, как бы кто тебя не разгневал, ты их простишь, если они захотят креститься и отказаться от язычества. И вот все исландцы, которые теперь здесь, хотят креститься, и мы найдем способ сделать так, что христианство проложит себе дорогу в Исландии. Здесь есть много сыновей могущественных исландцев, и их отцы смогут оказать большую помощь в этом деле. А Тангбранд там, как и здесь у вас, действовал запальчиво и убивал, а люди там не потерпели этого.

Конунг прислушался к этим речам. Так все исландцы, которые там были, приняли крещение.


LXXXV


Олав конунг был самым сноровистым из людей, о которых в Норвегии рассказывают. Он был необычайно силен и ловок, и многие рассказы об этом записаны. В одном из них говорится, что он влез на Смальсархорн и укрепил свой щит на вершине этой скалы. Рассказывают также, как он помог одному из своих дружинников, который влез на ту скалу и не мог ни взобраться выше, ни спуститься вниз. Конунг поднялся к нему и, обхватив его рукой, спустился с ним вниз на землю. Олав конунг ходил по веслам за бортом корабля, в то время как его люди гребли на Змее, и он играл тремя ножами так, что один был все время в воздухе, а рукоять другого – в его руке. Он рубил одинаково обеими руками и метал сразу два копья. Олав конунг очень любил повеселиться и пошутить, был приветлив и прост в обращении, горячо за все брался, был очень щедр, любил выделяться своей одеждой и в битве превосходил всех своей храбростью. Но он бывал крайне жесток, когда гневался, и своих недругов он подвергал жестоким пыткам: кого велел сечь в огне, кого – отдать на растерзание свирепым псам, кого – покалечить или сбросить с высокой скалы. Поэтому друзья любили его, а недруги боялись. Он во всем добивался успеха, потому что одни выполняли его волю из любви и преданности, а другие из страха.


LXXXVI


Лейв, сын Эйрика Рыжего, который первым поселился в Гренландии, приплыл в то лето из Гренландии в Норвегию. Он предстал перед конунгом и крестился, и пробыл зиму у Олава конунга.


LXXXVII


Гудрёд, сын Эйрика Кровавая Секира и Гуннхильд, был в викингских походах в Западных Странах с тех пор, как он бежал из страны, когда Хакон ярл пришел к власти. В то лето, о котором только что рассказывалось, когда конунг Олав сын Трюггви уже четыре лета правил Норвегией, Гудрёд приплыл в Норвегию с многими боевыми кораблями. Он плыл из Англии, и когда он подплывал к Норвегии, он направился вдоль побережья на юг, где он меньше всего опасался встретиться с Олавом конунгом. Гудрёд поплыл в Вик. Когда он пристал к берегу, он начал разорять страну и подчинять себе ее жителей, и требовать, чтобы его признали конунгом.

Когда жители страны увидели, что нагрянула большая рать, они стали искать пути к миру и предложили конунгу, что будет созван тинг по стране. Они решили, что лучше уж признать его конунгом, чем терпеть притеснения от его рати. Была назначена отсрочка до того времени, пока не соберется тинг. Тогда конунг потребовал оплаты своего содержания во время этой отсрочки. Но бонды предпочли, чтобы конунг гостил у них, пока он в этом нуждался, и конунг принял это предложение и ездил по пирам по стране с частью своего войска, в то время как другая часть его войска сторожила его корабли.

Когда обо всем этом узнали братья Хюрнинг и Торгейр, зятья Олава конунга, они собрали войско и сели на корабли. Затем они отправились на север в Вик, однажды ночью нагрянули с войском туда, где Гудрёд конунг пировал, и пустили в ход огонь и оружие. Гудрёд конунг погиб, и с ним большая часть его войска. А те, кто оставались на кораблях, были либо убиты, либо бежали кто куда. Все сыновья Эйрика и Гуннхильд были теперь мертвы.


LXXXVIII


В следующую зиму после того, как Олав конунг вернулся из Халогаланда, он велел построить большой корабль под хладирскими скалами. Он был много больше, чем все другие корабли, которые тогда были в стране, и еще сохранился помост, на котором он строился. Строитель корабля звался Торберг Строгала. Но многие другие помогали ему – кто сплачивал доски, кто тесал, кто забивал гвозди, кто подвозил лес. Все в корабле было очень тщательно сделано. Корабль был длинный и широкий, с высоким бортом и из крупного леса.

Когда уже делали борт корабля, Торбергу понадобилось по какой‑то нужде пойти домой, и он там долго оставался. А когда он вернулся, борт корабля уже был готов. В тот же вечер конунг и с ним Торберг пошли посмотреть, какой получился корабль. Все говорили, что никогда не видели такого большого и красивого корабля. Потом конунг вернулся в город.

Рано утром на следующий день конунг снова пошел к кораблю, и с ним Торберг. А мастера все уже пришли раньше, но не начинали работать. Конунг спросил, почему они не начинают. Они отвечают, что корабль испорчен: кто‑то прошел от носа до кормы, рубя борт косыми ударами. Конунг подошел и увидел, что это правда. Тогда он поклялся, что человек, который из зависти так испортил корабль, поплатится смертью, если он его найдет.

– А тот, кто мне назовет этого человека, получит от меня большое вознаграждение.

Тогда Торберг говорит:

– Я могу сказать вам, конунг, кто это сделал.

– Ни от какого другого человека, кроме тебя, – говорит конунг, – я не мог бы ожидать, что он знает это и может мне сказать.

– Я скажу тебе, конунг, – говорит Торберг, – кто это сделал. Это сделал я.

Конунг отвечает:

– Тогда ты должен сделать так, чтобы все было, как раньше. От этого зависит твоя жизнь.

И вот Торберг подошел и отстругал борт так, что все косые рубцы исчезли. Конунг и все другие стали говорить, что корабль много красивее с борта, отструганного Торбергом. И конунг велел ему сделать то же самое с другим бортом и сказал, что он ему очень благодарен.

Торберг был главным корабельным мастером, пока корабль строился. Это был корабль с драконьей головой на носу и сделанный по образцу того Змея, которого конунг привел из Халогаланда. Но он был много больше и во всех отношениях более тщательно сделан. Конунг называл его Великим Змеем, а того – Малым Змеем. На Великом Змее было тридцать четыре скамьи для гребцов. Голова и хвост дракона были целиком позолочены, а борт был так же высок, как на морских кораблях. Из всех кораблей, построенных в Норвегии, он был лучше всего сделан и потребовал наибольших затрат.


LXXXIX


Ярл Эйрик сын Хакона, его братья и многие другие их знатные родичи покинули страну после смерти Хакона ярла. Эйрик ярл отправился на восток в Швецию к Олаву конунгу шведов, и он и его люди были там хорошо приняты. Олав конунг позволил ему жить в мире внутри страны и дал ему большие пожалования, так что он мог хорошо содержать себя и свою дружину. Торд сын Кольбейна говорит:


Друг законов! Козни

Привели людские

К скорой – рок всевластен!

– Кончине Хакона.

Полк грядет с заката:

То вступил сын Трюггви

На брег, вязом стяга

В битвищах добытый.


Затаился, полон

Дум о мести, смелый

Эйрик, против стража

Кладов умышляя.

Трёндский ярл, снедаем

Гневом, для совета

Едет к князю свеев –

Непреклонны трёнды!


Много людей, бежавших из Норвегии, когда к власти пришел конунг Олав сын Трюггви, стеклось к Эйрику ярлу. Эйрик ярл решил тогда снарядить корабли и отправиться в викингский поход за добычей себе и своим людям. Он направился сначала к Готланду и долго стоял там летом, подстерегая торговые корабли, которые плыли в страну, или викингов. Иногда он высаживался на берег и разорял страну у моря. В Бандадрапе говорится так:


Он земель немало

Воевал, всеславный,

На игрищах Скёгуль,

Эйрик дерзновенный –

С той поры, как предал

Разоренью землю

Готланда Тунд шлема –

Правит сходом дротов.


Затем Эйрик ярл поплыл на юг в Страну Вендов. У Стаура он встретил несколько викингских кораблей и вступил с ними в бой. Он одержал победу и убил викингов. В Бандадрапе говорится так:


Струг драконоглавый

У Стаура поставил

Укротитель ратей.

Одину в угоду –

В танце стрел у брега

Птицы крови лица

Викингам клевали –

Раздвинул державу.



XC


Осенью Эйрик ярл вернулся в Швецию и оставался там следующую зиму. А весной ярл снарядил свое войско и затем поплыл в Восточные Страны. Когда он приплыл во владения Вальдамара конунга, он стал воевать и убивать людей, и жег жилье всюду, где он проходил, и опустошал страну. Он приплыл к Альдейгьюборгу и осаждал его, пока не взял город. Там он перебил много народа и разрушил и сжег весь город. После этого он прошел по Гардарики, разоряя страну. В Бандадрапе говорится так:


Прошел мечом землю

Вальдамара, смерти

Врагов обрекая

В побоищах, воин.

Твердо знаю, в Гардах

Повергатель ратей

Альдейгье [210] погибель

Уготовил, стойкий.


Всего Эйрик ярл провел в этом походе пять лет. Возвращаясь из Гардарики, он разорял Адальсюслу и Эйсюслу. Он захватил там четыре датских викингских корабля и убил всех, кто на них был. В Бандадрапе говорится так:


Знаю, что для звона

Стали звал дружину

К островам вяз древка

Эйрик дерзновенный

Смог четыре струга

От датчан очистить.

Страж перин дракона

Правит сходом дротов.


Бил владетель Готи

Вод [211] без счета гаутов,

Опустели села.

Одину в угоду –

Пронес щит по Сюслам

Ас побед обеим –

Нарушитель мира

Раздвинул державу.


Эйрик ярл поехал в Данию, после того как он провел одну зиму в Швеции. Он приехал к Свейну Вилобородому, конунгу датчан, и посватался к Гюде, его дочери. Сватовство было принято, и Эйрик женился на Гюде. На следующий год к них родился сын, который был назван Хаконом. Эйрик ярл проводил зиму в Дании, а иногда в Швеции, а летом ходил в викингские походы.


XCI


Свейн, конунг датчан, был женат на Гуннхильд, дочери Бурицлава, конунга вендов. Но в то время, о котором только что рассказывалось, случилось, что Гуннхильд заболела и умерла. Вскоре после этого Свейн конунг женился на Сигрид Гордой, дочери Скёглар‑Тости, матери Олава Шведского, конунга шведов. Благодаря этому браку возникла тесная дружба между конунгами, а также между ними и ярлом Эйриком сыном Хакона.


XСII


Бурицлав, конунг вендов, пожаловался Сигвальди ярлу, своему зятю, что нарушено соглашение, которое, благодаря Сигвальди ярлу, было заключено между Свейном конунгом и Бурицлавом конунгом. Бурицлав конунг должен был жениться на Тюри дочери Харальда, сестре Свейна конунга, но этот брак не состоялся, потому что Тюри наотрез отказалась идти замуж за конунга язычника и старика. И вот Бурицлав конунг говорит ярлу, что он требует выполнения соглашения и просит ярла поехать в Данию и привезти ему Тюри.

Сигвальди ярл сразу же поехал к Свейну конунгу датчан и рассказал ему о жалобе Бурицлава конунга, и своими уговорами добился того, что Свейн конунг поручил ему Тюри, свою сестру. Ее сопровождали несколько женщин, ее приемный отец Эцур сын Аги, человек могущественный, и еще несколько человек. Конунг договорился с ярлом, что имущество в Стране Вендов, которое принадлежало Гуннхильд, должно перейти во владение Тюри, и она должна, кроме того, получить там большие владения.

Тюри горько плакала и поехала очень неохотно. Когда она с ярлом приехала в Страну Вендов, Бурицлав конунг справил с ней свадьбу, и Тюри стала его женой. То так как она была среди язычников, она не хотела принимать ни еды, ни питья от них, и так продолжалось семь дней.

Однажды ночью Тюри и Эцур убежали оттуда, пользуясь темнотой ночи, в лес. Коротко говоря, они вернулись в Данию. Но Тюри никак не смела там оставаться, так как знала, что, если Свейну конунгу, ее брату, станет о ней известно, он сразу же отошлет ее обратно в Страну Вендов. Так они странствовали, скрываясь, и добрались до Норвегии. Тюри не успокоилась, пока они не предстали перед Олавом конунгом. Он их хорошо принял, и они жили у него в довольстве. Тюри рассказала конунгу все о своей неволе и попросила у него совета и помощи. Она просила его позволить ей жить в мире в его владениях. Тюри была женщина красноречивая, и ему пришло на ум, что это был бы подходящий брак для него. Он повернул разговор в эту сторону и спросил, не пойдет ли она за него замуж. Она была тогда в беде, из которой, как она понимала, ей было бы трудно выбраться. Вместе с тем, она видела, насколько счастливым было предложение выйти замуж за такого знаменитого конунга, и она попросила его распоряжаться ее рукой и ее судьбой. И вот в соответствии с этими словами Олав конунг женился на Тюри. Свадьбу сыграли осенью, когда конунг вернулся на юг из Халогаланда. Олав конунг и его жена Тюри провели зиму в Нидаросе.

Следующей весной Тюри, горько плача, стала жаловаться Олаву на то, что в Стране Вендов у нее были большие владения, тогда как здесь в стране у нее нет никаких владений, подобающих жене конунга. Часто она умильными словами просила конунга, чтобы он добился возвращения ей ее имущества. Она говорила, что если бы он встретился с Бурицлавом, то Бурицлав, будучи большим другом Олава конунга, сразу бы уступил Олаву конунгу все, что тот бы потребовал. Но когда друзья Олава конунга узнали об этих ее речах, они все старались удержать конунга от поездки.

Рассказывают, что однажды ранней весной конунг шел по улице, и у рынка встретился ему человек с удивительно большими для такого раннего времени года кустами дягиля. Конунг взял в руки один большой стебель дягиля и пошел с ним домой в покой Тюри, его жены. Тюри сидела и плакала, когда вошел конунг. Конунг сказал:

– Посмотри, какой большой стебель! Я дарю его тебе.

Она отмахнулась от него рукой и сказала:

– Большие подарки делал Харальд сын Горма и меньше, чем ты, боялся отправиться в другую страну за своим добром. Он доказал это, когда приехал сюда в Норвегию и опустошил большую часть страны, и присвоил себе все подати и налоги, а ты не смеешь проехать через державу Свейна конунга, моего брата.

Когда она сказала это, Олав конунг вскочил и, клянясь, воскликнул:

– Никогда я не побоюсь Свейна конунга, твоего брата, и если мы встретимся, ему не сдобровать!


XCIII


Немного погодя Олав конунг созвал тинг в городе. Он объявил всему народу, что будет набирать летом войско для похода за пределы страны и потребует поставки кораблей и людей из каждого фюлька, и он сказал, сколько кораблей должны будут поставить фюльки Фьорда. Он посылает гонцов на север и на юг страны, по морю и по суше и велит собирать войско.

Затем Олав конунг велит спустить на воду Великого Змея, а также все другие суда, большие и малые. Он сам правил Великим Змеем. И когда набирали людей на корабли, то отбор был очень тщательным: ни один человек на Великом Змее не должен был быть старше шестидесяти и младше двадцати лет, и они тщательно отбирались по силе и храбрости. Первыми были набраны люди в дружину Олава конунга. В нее брались как изнутри страны, так и из других стран самые сильные и самые храбрые.


XCIV


Ульвом Рыжим звали знаменосца Олава конунга. Он был на самом носу Змея. Затем надо назвать Кольбьёрна Окольничего, Торстейна Бычья Нога, Викара из Тиудаланда, брата Арнльота Гелинни. В передней части корабля были: Вакр с Эльва сын Рауми, Берси Силач, Ан Стрелок из Ямталанда, Транд Могучий из Теламёрка и Отюрмир, его брат; из Халогаланда – Транд Косой, Эгмунд Санди, Хлёдвир Длинный из Сальтвика, Харек Быстрый; из внутреннего Трандхейма – Кетиль Высокий, Торфинн Эйсли, Хавард и его братья из Оркадаля. На корме были Бьёрн из Студлы, Торгрим из Хвинира сын Тьодольва, Асбьёрн и Орм, Торд с Ньярдарлёга, Торстейн Белый из Опростадира, Арнор из Мёра, Халльстейн и Хаук из Фьордов, Эйвинд Уж, Бергтор Бестиль, Халлькель из Фьялира, Олав Парень, Арнфинн из Согна, Сигурд Секира, Эйнар и Финн из Хёрдаланда, Кетиль из Рогаланда, Грьотгард Бодрый. За ними были Эйнар Брюхотряс – он был еще недорослем, так как ему было восемнадцать лет, – Халльстейн сын Хлива, Торольв, Ивар Рыло, Орм Отрог Леса. Много других знаменитых мужей было на Змее, хотя мы не можем их перечислить, Восемь человек было на каждой полускамье в Змее, и все это были отборные мужи. Тридцать человек было на корме корабля.

Все говорили, что люди на Змее так же превосходили красотой, силой и храбростью других людей, как Змей превосходил другие корабли. Торкель Невья, брат конунга, правил Малым Змеем. Торкель Дюрдиль и Йостейн, дядья конунга, правили Журавлем. На обоих этих кораблях люди были как на подбор. У Олава конунга было из Трандхейма одиннадцать больших кораблей и, кроме того, корабли с двадцатью скамьями для гребцов и более мелкие суда.


XCV


Снарядив как следует свое войско в Нидаросе, Олав конунг назначил людей по всему Трёндалёгу – сюслуманнов и арменнингов. [212] Он послал тогда в Исландию Гицура Белого и Хьяльти сына Скегги, чтобы возвестить христианство в Исландии, и дал им с собой священника по имени Тормод и еще других знатных людей, посвященных в духовный сан, а при себе оставил в качестве заложников тех четырех исландцев, которых он почел наиболее выдающимися – Кьяртана сына Олава, Халльдора сына Гудмунда, Кольбейна сына Торда и Свертинга сына Рунольва. О поездке Гицура и Хьяльти рассказывают, что они приплыли в Исландию, еще до альтинга и поехали на тинг. На этом тинге в Исландии было введено христианство, и в то лето весь народ был крещен.


XCVI


В ту самую весну Олав конунг послал Лейва сына Эйрика в Гренландию, чтобы возвестить там христианство, и тот поехал летом в Гренландию. Он подобрал в море людей, потерпевших кораблекрушение, с обломков их корабля, а потом открыл прекрасную Виноградную Страну. Летом он приплыл в Гренландию и привез с собой священника и христианских учителей, и поехал к Эйрику, своему отцу, в Браттахлид. Его прозвали потом Лейвом Счастливым. Но Эйрик, его отец, сказал, что одно уравновешивает другое: то, что он спас людей, потерпевших кораблекрушение, и то, что он привез в Гренландию фигляра. Он имел в виду священника.


XCVII


Олав конунг поплыл со своим войском на юг вдоль побережья. К нему присоединились многие его друзья, могущественные мужи, которые собрались идти в поход с ним. Первым среди них был Эрлинг сын Скьяльга, его зять. У него был большой корабль с тридцатью скамьями для гребцов, и все люди на нем были как на подбор. Присоединились к конунгу и его зятья Хюрнинг и Торгейр, и у каждого был большой корабль. Многие другие могущественные мужи присоединились к нему. У него было шестьдесят боевых кораблей, когда он отплыл из страны и направился на юг мимо Дании через Эйрар‑сунд. Во время этого похода Олав конунг приплыл в Страну Вендов. Он пригласил Бурицлава конунга на встречу, и конунги встретились. Они говорили о владениях, на которые Олав конунг притязал, и все переговоры между конунгами протекали мирно. Все притязания, которые Олав конунг предъявил, были полностью удовлетворены. Олав конунг долго оставался там летом и встретил там много своих друзей.


XCVIII


Конунг Свейн Вилобородый женился на Сигрид Гордой, как уже было написано. Сигрид была злейшим врагом конунга Олава сына Трюггви, и причиной было то, что Олав конунг нарушил договор с ней и ударил ее по лицу, как было написано раньше. Она всячески подстрекала Свейна конунга вступить в бой с Олавом конунгом и говорила, что достаточный повод для этого уже то, что Олав конунг лег в постель с Тюри, его сестрой.

– И притом без вашего дозволения. Ваши предки не потерпели бы такого.

Сигрид часто говорила такие речи и добилась своими уговорами того, что Свейн конунг решил последовать ее совету. И вот ранней весной Свейн конунг послал гонцов на восток в Швецию к Олаву конунгу шведов, своему пасынку, и Эйрику ярлу и велел сообщить им, что Олав конунг Норвегии собрался в поход и намеревается летом отправиться в Страну Вендов. Это сообщение сопровождалось требованием: конунг шведов и ярл должны собраться в поход и плыть навстречу Свейну конунгу с тем, чтобы они все вместе вступили в битву с Олавом конунгом.

Конунг шведов и Эйрик ярл были вполне готовы к такому походу. Они сразу же собрали множество кораблей в Шведской Державе и отправились с этим войском на юг в Данию, и прибыли туда, когда конунг Олав сын Трюггви уже проплыл на восток. Об этом рассказывает Халльдор Некрещеный в стихах, которые он сочинил об Эйрике ярле:


Из Свитьода, смелый,

Снарядил он рати

На близкую битву,

Вождей погубитель,

С Эйриковьм войском

За море стремился

Всякий из кормильцев

Соек сока раны. [213]


Конунг шведов и Эйрик ярл направились к конунгу датчан, и у них вместе была тогда огромная рать.


XCIX


Послав гонцов за этим войском, Свейн конунг послал в то же время Сигвальди ярла в Страну Вендов, чтобы разведать о походе конунга Олава сына Трюггви и подстроить так, чтобы Свейн конунг и его союзники могли встретиться с Олавом конунгом. Сигвальди ярл поехал своим путем и приехал в Страну Вендов. Он отправился сначала в Йомсборг, а потом встретился с конунгом Олавом сыном Трюггви. Они очень дружественно беседовали друг с другом, и ярл добился полного доверия и расположения конунга. Астрид, жена ярла, была в большой дружбе с Олавом конунгом, по причине их прежнего свойства, когда Олав конунг был женат на Гейре, ее сестре.

Сигвальди ярл был человек умный и хитрый. Вкравшись в доверие к Олаву конунгу, он всячески старался удержать того от отъезда на запад и придумывал различные причины для этого, а войско Олава конунга было этим крайне недовольно: людям очень хотелось вернуться домой, и они уже давно были готовы к отъезду, и дул попутный ветер. А Сигвальди ярл получил тем временем тайные сведения из Дании: с востока пришло войско конунга шведов, и войско Эйрика ярла тоже наготове, и оба правителя намереваются плыть на восток в Страну Вендов. Они решили, что будут подстерегать Олава конунга у острова, который называется Свёльд. Между тем ярл должен был подстроить так, чтобы они непременно встретили там Олава конунга.


C


И вот в Страну Вендов дошел слух, что Свейн конунг датчан собрался в поход, и вскоре стали поговаривать, что Свейн конунг датчан хочет сразиться с Олавом конунгом. Но Сигвальди ярл говорит конунгу:

– Свейн конунг не решится вступить с тобой в битву, имея только войско датчан, ведь у тебя такое большое войско. Но если ты все же опасаешься нападения, то я буду сопровождать тебя с моим войском, – а считалось большой поддержкой, если йомсвикинги присоединялись к правителю, – я дам тебе одиннадцать кораблей с людьми.

И конунг согласился на это предложение. Ветер был слабый, но попутный. Конунг велел сниматься с якоря и трубить поход. Люди стали поднимать паруса, и мелкие суда снялись с места быстрее и выплыли в море. А ярл, который плыл на своем корабле рядом с кораблем конунга, крикнул тому, чтобы тот плыл следом за ним.

– Я хорошо знаю, говорит он, – где всего глубже в проливах между островами, а это поможет вашим большим кораблям.

Так ярл плыл впереди со своими кораблями. У него было одиннадцать кораблей, а конунг плыл вслед за ним со своими большими кораблями. Их было тоже одиннадцать, а все остальные суда тоже выплывали в море. Но когда Сигвальди ярл приблизился к Свёльду, навстречу ему выплыла лодка. Люди в лодке сказали ярлу, что войско конунга датчан стоит там в укрытии и ждет их. Тогда ярл велел убрать паруса, и они на веслах подошли к острову. Халльдор Некрещеный говорит так:


Семь десятков стругов

Конунг трендов двинул,

И один. Князь смело

Раздавал удары.

Ланей моря сконских

Ярл добыл для битвы.

Мир в секирном звоне

Мужи разорвали.


Здесь говорится, что у Олава конунга и Сигвальди ярла был семьдесят один корабль, когда они выплывали с юга в море.


CI


Свейн конунг датчан и Олав конунг шведов и Эйрик ярл были там теперь со всей их ратью. Погода была хорошая, и светило солнце. Все трое правителей взошли на остров со своими дружинами и смотрели, как великое множество кораблей выплывает в море. И вот они видят, как выплывает большой и великолепный корабль. Тут оба конунга сказали:

– Вот большой и очень красивый корабль. Наверное, это Великий Змей.

Но Эйрик ярл отвечает и говорит:

– Нет, это не Великий Змей.

И было так, как он сказал. Это был корабль Индриди из Гимсара. Немного спустя они увидели, как выплывает другой корабль, много больше, чем предыдущий. Тут Свейн конунг сказал:

– Трусит Олав сын Трюггви: не смеет плыть с драконьей головой на носу корабля!

Но Эйрик ярл говорит:

– Нет, это не корабль конунга. Я знаю этот корабль и парус, потому что парус этот полосатый. Это Эрлинг сын Скьяльга. Пусть плывет мимо. Но для нас было бы лучше не видеть такого красивого корабля у Олава конунга.

Еще через некоторое время они увидели и узнали корабли Сигвальди ярла, которые повернули к острову. Потом они видели, как плывут три корабля и один из них – особенно большой. Свейн конунг и сказал, что пора идти к кораблям, так как это плывет Великий Змей. Но Эйрик ярл говорит:

– У них много других больших и великолепных кораблей, кроме Великого Змея. Подождем еще.

Тогда очень многие стали говорить так:

– Эйрик ярл не хочет сражаться и отомстить за своего отца. Это – позор, о котором будут говорить во всех странах: мы стоим здесь с такой большой ратью, в то время как Олав конунг перед нашими глазами уплывает в открытое море.

Некоторое время шли такие разговоры, и тут они увидели, как выплывают четыре корабля, и один из них – очень большой и с позолоченной драконьей головой. Тут встал Свейн конунг и сказал:

– Высоко будет нести меня сегодня Змей! Я буду им править! И многие стали говорить, что Змей – удивительно большой и красивый корабль, и слава тому, кто велел построить такой корабль.

Тогда Эйрик ярл сказал так, что кое‑кто услышал:

– Даже если бы у Олава конунга не было ни одного корабля, кроме этого, то Свейн конунг никогда бы не захватил его с одним датским войском.

Люди пошли к кораблям и разобрали шатры. Но когда три правителя разговаривали между собой, как было только что рассказано, они увидели, как выплывают еще три очень больших корабля и за ними – четвертый, и это был Великий Змей. А те большие корабли, которые выплыли раньше и которых они приняли за Змея, так первый из них был Журавль, а второй – Малый Змей. И когда они увидели Великого Змея, все узнали его и никто не выразил сомнения в том, что на нем плывет Олав сын Трюггви. И все пошли к кораблям и приготовились к бою.

Три правителя – Свейн конунг, Олав конунг и Эйрик ярл – заключили между собой соглашение, что каждый из них получит треть Норвегии, если они сразят конунга Олава сына Трюггви, и тому из них, кто первый взойдет на Змея, достанется вся добыча, которую он там захватит, и каждому из них достанутся те корабли, которые он сам очистит от людей.

У Эйрика ярла был удивительно большой боевой корабль, на котором он обычно ходил в викингские походы. Нос и корма у него были обиты толстыми железными листами, доходящими до воды.


CII


Когда Сигвальди и его корабли подплыли на веслах к острову, то Торкель Дюрдиль на Журавле и другие кораблеводители, которые плыли на своих кораблях с ним, увидели, что ярл со своими кораблями повернул к острову. Они убрали паруса, пошли на веслах за ним и крикнули ему, спрашивая, почему они туда поплыли. Ярл отвечал, что он хочет подождать Олава конунга:

– Похоже на то, что нам предстоит битва.

Они стояли с убранными парусами, пока не подошел Торкель Невья на Малом Змее и те три корабля, которые шли за ним. Им было сказано то же самое, и они тогда тоже убрали паруса и стали ждать Олава конунга. Но когда конунг подошел к острову, то вся вражеская рать выплыла на веслах в пролив. Увидев это, люди конунга стали просить его плыть дальше своим путем и не вступать в бой с такой огромной ратью. Конунг громко крикнул, стоя высоко на корме корабля:

– Уберите паруса, не должны мои люди думать о бегстве! Я никогда не бежал из битвы. Пусть бог распорядится моей жизнью, но я никогда не обращусь в бегство.

Было сделано, как велел конунг. Халльфред говорит так:


Слово древа сечи

Славное вспомянем,

Что пред громом Грима [214]

Рек герой дружине.

Помыслы о бегстве

Отверг вседержитель.

В памяти пребудут

Те речи всевечно.



CIII


Олав конунг велел трубить сбор всем своим кораблям. Корабль конунга стоял в середине. С одной его стороны стоял Малый Змей, с другой – Журавль. Когда стали связывать носы кораблей, то связали и носы Великого Змея и Малого Змея. Увидев это, конунг громко крикнул, приказывая продвинуть вперед его большой корабль, чтобы он не оказался сзади всех других кораблей. Тогда Ульв Рыжий отвечает:

– Если Змей будет настолько дальше выдвинут вперед, насколько он длиннее других кораблей, то здорово будет доставаться тем, кто стоит на его носу!

Конунг говорит:

– Не знал я, что тот, кто стоит на носу моего корабля, не только рыж, но и труслив.

Ульв говорит:

– Попробуй‑ка защити так спиной корму, как я буду защищать нос!

Конунг схватил лук, положил на него стрелу и стал целить в Ульва. Ульв сказал:

– В другую сторону стреляй, конунг, туда, куда нужнее. Ведь для тебя я делаю то, что делаю.


CIV


Олав конунг стоял высоко на корме Змея. Он возвышался над всеми. У него был позолоченный щит и обитый золотом шлем. Его было легко отличить от других людей. Поверх кольчуги у него был короткий красный плащ.

Когда Олав конунг увидел, как стали строиться вражеские корабли и как стали поднимать знамена перед предводителями, он спросил:

– Кто предводитель на кораблях, которые прямо против нас?

Ему отвечают, что там конунг Свейн Вилобородый с войском датчан.

Конунг говорит:

– Этих трусов мы не боимся. Нет духа у датчан. А кто предводитель за теми знаменами дальше направо?

Ему отвечают, что там Олав конунг с войском шведов. Олав сын Трюггви говорит:

– Лучше бы шведам оставаться дома и лизать свои языческие жертвенные чаши, чем идти против Змея и подставлять себя под наше оружие. А чьи это большие корабли, что стоят слева от датчан?

– Там, – отвечают ему, – ярл Эйрик сын Хакона.

Тогда Олав конунг говорит:

– У него есть причина сражаться с нами. С этим войском битва будет жестокой. Они – норвежцы, как и мы.


CV


И вот конунги велят начинать бой. Свейн конунг поставил свой корабль против Великого Змея. Дальше в сторону моря поставил свои корабли Олав Шведский, и они двинулись на крайний корабль конунга Олава сына Трюггви. А с другой стороны поставил свои корабли Эйрик ярл. Разгорелась ожесточенная битва. А Сигвальди ярл отошел со своими кораблями назад и не участвовал в битве. Скули сын Торстейна – он был тогда при Эйрике ярле – говорит так:


Там, у Свёльда, смело

Мы сталью встречали

Гордого в немирье

Дротов полководца.

Возле горя фризов [215]

Млад, изведал славу

В битве скальд, но ныне

Видно, старость рядом.


А Халльфред говорит об этих событиях так:


Княжии надежды

В дожде дротов трёнды

Обманули. Силы

Вождя поредели.

В одиночку в сече

Князь с двумя князьями –

Чуден нам сей подвиг –

Сталь сшибал, и с ярлом.



CVI


Битва была очень ожесточенной и кровопролитной. Те, кто стояли на носу Великого Змея, Малого Змея и Журавля, бросили якорь и абордажные крюки на корабли Свейна конунга и разили людей на этих кораблях сверху. Они очистили от людей все те корабли, которые они могли удержать крюками, и Свейн конунг с теми его людьми, которые уцелели, бежал на другие корабли, и после этого они держались вне досягаемости метательного оружия. Так оправдалось то, что конунг Олав сын Трюггви сказал об этом войске.

Тогда Олав конунг шведов подошел на их место. Но когда шведы приблизились к большим кораблям, с ними произошло то же самое: они потеряли много народу и несколько кораблей и вынуждены были отступить.

Между тем Эйрик ярл поставил свой корабль борт о борт с крайним кораблем Олава конунга и очистил его от людей. Затем он перерубил канаты, связывающие этот корабль с другими, подошел к следующему кораблю и бился до тех пор, пока и этот корабль не был очищен от людей. Тут люди Олава конунга стали бежать с малых кораблей на большие, а ярл рубил канаты, связывающие корабли, по мере того, как он очищал их от людей. Датчане и шведы тем временем со всех сторон настолько приблизились к кораблям Олава конунга, что могли пустить в ход метательное оружие. А Эйрик ярл все время становился борт о борт с кораблями и завязывал рукопашный бой, и по мере того как люди на его кораблях гибли, их заменяли другие – датчане и шведы. Халльдор говорит так:


Вкруг Змеи Великой

Долго сталь плясала

Льдяная. Дружины

Принесли немирье.

Говорят, что в ветре

Острых косторубов

С ярлом рядом свеев

И данов видали.


Битва была очень ожесточенной, и много народу гибло, и в конце концов все корабли Олава конунга были очищены от людей, кроме Великого Змея. На него перешли все те из людей Олава конунга, кто еще мог сражаться. Тут Эйрик ярл поставил свой корабль борт о борт со Змеем, и разгорелся рукопашный бой. Халльдор говорит так:


Секли кнуты битвы

Кольчуги, и туго

Фафниру [216] в раздоре

Руды приходилось.

Барди [217] к борту Змея

Встал, высокий, волю

Аса битвы в песне

Копий исполняя.



CVII


Эйрик ярл стоял на корме своего корабля, и вокруг него стояли его люди, сомкнув щиты. В битве рубили мечами, разили копьями и пустили в ход все оружие, какое только было. Одни стреляли из лука, другие бросали руками. Натиск на Змея был настолько силен, что люди на нем едва могли оборонить себя щитами. Копья и стрелы так густо летели в Змея потому, что вражеские корабли со всех сторон окружили его. Люди Олава конунга в исступлении вскакивали на борт корабля, чтобы оттуда разить врагов ударами меча. Но многие из врагов не приближались настолько к Змею, чтобы можно было завязать рукопашный бой. А многие из людей Олава шагали за борт, не замечая, что они сражаются не на гладком поле, и шли ко дну со своим оружием. Халльфред говорит так:


Сколько их, героев,

Крепкодушных, в рети

Кидалось с гадюки, [218]

От ран умирая!

Чья бы длань в сраженье

Не водила Змея,

Боле не дождется

Он мужей подобных.



CVIII


Эйнар Брюхотряс стоял сзади на корме Змея и стрелял из лука. Он был самый меткий стрелок в войске. Эйнар пустил стрелу в Эйрика ярла и попал в верх руля над самой головой ярла. Стрела глубоко вонзилась в дерево. Ярл увидел стрелу и спросил, не знают ли его люди, кто пустил стрелу. Но тут же другая стрела пролетела так близко от ярла, что прошла между его бедром и рукой и насквозь пронзила спинку сиденья кормчего. Тогда ярл сказал человеку – он был отличным стрелком, – о котором одни говорят, что его звали Финн а другие, что он был финном:

– А ну‑ка пусти стрелу в того рыжего детину на корме Змея.

Финн выстрелил, и стрела попала в середину лука Эйнара в то мгновение, когда тот натягивал свой лук в третий раз. Лук с треском разломился надвое. Тогда Олав конунг спросил:

– Что это лопнуло с таким треском? Эйнар отвечает:

– Лопнуло дело твое в Норвегии, конунг.

– Никогда не бывало такого громкого треска, – говорит конунг. – Возьми‑ка мой лук и стреляй.

И он бросил ему свой лук. Эйнар взял лук, натянул тетиву на острие стрелы и сказал:

– Слаб, слишком слаб лук конунга.

И он бросил лук, взял свой щит и свой меч и стал сражаться.


CIX


Конунг Олав сын Трюггви стоял высоко на корме Змея в тот день и то стрелял из лука, то метал копья, и всегда два сразу. Он смотрел вперед и видел, как люди на его корабле рубят с размаха мечами, но он видел также, что мечи плохо режут, и громко крикнул:

– Что же вы так вяло рубите? Я вижу, что мечи ваши не режут!

Кто‑то отвечает:

– Мечи наши притупились и очень зазубрились.

Тогда конунг спустился с кормы, открыл рундук под почетным сиденьем, вынул оттуда много острых мечей и раздал людям. И когда он опускал вниз правую руку, то люди видели, что кровь текла у него из рукава кольчуги. Но никто не знает, куда он был ранен.


CX


Всего больше защищались и всего больше разили врагов те, кто стоял на корме и на носу Змея. И там и там люди были как на подбор и всего выше борт.

И вот, так как посередине корабля погибло всего больше народа и у мачты уже мало кто стоял на ногах, Эйрик ярл пошел на приступ и взошел на Змей сам пятнадцатый. Навстречу ему бросился Хюрнинг, зять Олава конунга, с другими людьми, и завязалась ожесточеннейшая битва, которая кончилась тем, что ярл отступил на свой корабль, а те, кто ворвался с ним на Змей, были либо убиты, либо ранены. Торд сын Кольбейна так говорит об этом:


Там за кровлей Грима

Шли витязи в лязге

…………………………

………………………… [219]

И доколь не рухнет

Небо, не забудут,

Как пускал ток раны

Светлой сталью Хюрнинг.


Снова разгорелась ожесточеннейшая битва, и многие полегли тогда на Змее. И вот, когда войско, защищавшее Змея, еще поредело, Эйрик ярл в другой раз пошел на приступ Змея. Снова ему было оказано ожесточенное сопротивление. А когда те, кто стоял на носу Змея, увидели, что происходит, они перешли на корму и стали оказывать там ярлу ожесточенное сопротивление. Но так как на Змее погибло столько народу, что борты его опустели, люди ярла стали всходить на корабль по всему борту. И все те, кто еще мог защищать Змей, пошли на корму корабля, где находился конунг. Халльдор Некрещеный так говорит о том, как Эйрик ярл подбадривал своих людей:


Вождь отважный в битве

Ободрял отряды,

А Олава люди

Назад отступали,

Когда коней пены

К смелому придвинул –

Бой гремел – убийце

Вендов. [220] златовержец [221]



CXI


Кольбьёрн Окольничий поднялся туда, где стоял конунг. У него была такая же одежда и такое же оружие, как у конунга. Кольбьёрн был очень статен и красив. Снова завязалась ожесточеннейшая схватка на корме. Но так как на Змей взошло столько людей из войска ярла, сколько вмещал корабль, и корабли ярла со всех сторон окружили Змей, и слишком мало оставалось народу, чтобы защищаться от такой огромной рати, то, как ни могучи и храбры были люди конунга, большинство из них вскоре погибло. И тогда они оба – сам Олав конунг и Кольбьёрн – прыгнули в море, один – с одного борта, а другой – с другого. А люди ярла поставили мелкие суда вокруг Змея и с них убивали тех, кто прыгал в море. Когда же сам конунг прыгнул в море, они хотели схватить его и доставить Эйрику ярлу. Но Олав конунг, прыгая, поднял щит над собой и потонул в пучине. А Кольбьёрн, прыгая, опустил щит, чтобы защититься от копий, которые летели с более низких судов, и упал в море так, что щит оказался под ним. Поэтому он не потонул так быстро и был схвачен. Его втащили на лодку и думали, что это конунг. Его доставили ярлу, но когда ярл увидел, что это – Кольбьёрн, а не Олав конунг, он подарил Кольбьёрну жизнь. В это время все люди Олава конунга, которые еще были в живых, стали прыгать за борт со Змея. Халльфред говорит, что Торкель Невья, брат конунга, из всех этих людей прыгнул за борт последним:


Сеятель увидел

Камней персти: [222] пусты

Змеи – смело в битву

Он шел – и Журавль.

Тогда лишь, не дрогнув,

В страшной драке лезвий

Бросил Торкель волка

Свай [223] и вплавь пустился.



CXII


Как было написано раньше, Сигвальд ярл присоединился в Стране Вендов к Олаву конунгу. У самого ярла было десять кораблей, а на одиннадцатом были люди Астрид, конунговой дочери, жены Сигвальди ярла. Когда Олав конунг прыгнул за борт, то раздался победный клич всего войска, и только тогда ярл и его люди опустили весла в воду и начали грести, направляясь туда, где шел бой. Об этом говорит Халльдор Некрещеный:


Нагрянули венды

Отовсюду. Точат

Зубы великанши

Крышки Христ [224] на рати.

Волки рвали трупы,

Громко сталь бряцала,

Полководец бился,

А полки бежали.


Но тот вендский корабль, на котором были люди Астрид, поплыл прочь и вернулся в Страну Вендов. И вот сразу же многие стали рассказывать, то Олав конунг якобы сбросил с себя под водой кольчугу, вынырнул вдали от боевых кораблей и поплыл к вендскому кораблю, а люди Астрид доставили его на берег. Есть много рассказов разных людей о дальнейшей судьбе Олава конунга. Но Халльфред говорит так:


Живого ли славлю

Я вождя, иль умер

Сей потатчик крачки

Пляски палиц аса?

Разно бают вязы

Сеч, двояки речи.

Твердо лишь, что в буре

Стрел всесильный ранен.


Как бы там ни было, конунг Олав сын Трюггви так и не вернулся к власти в Норвегии. Но Халльфред Трудный Скальд говорит так:


Дуб побоищ добрый

Твердил, будто родич

Трюггви смог от смерти

Уйти, всевластитель.

Только я не внемлю

Той молве, что Олав

Жив еще и тщетной

Не тешусь надеждой.


И еще так:


Верно, ратоборцу

Судьба не судила –

В пойле скальной твари [225]

Скальд найдет усладу –

Из такого лязга

Секир выйти живу,

Но владельцы углей

Персти в это верят.


Снова уверяют

Люди, будто конунг

То ли ранен в пенье

Стали, то ли спасся.

Но теперь о смерти

Княжьей – мало вижу

Складу в толках этих –

Достоверны вести.



CXIII


В силу этой победы ярлу Эйрику сыну Хакона достались Великий Змей и большая добыча. После этой битвы он сам правил Великим Змеем. Халльдор говорит так:


Мчал в преславной сече

Мечей Змей Великий

Вождя, и дружина

Ладьи снарядила. Но

Гадюка в крике

Хлёкк [226] досталась ярлу,

Когда благородный

Клинок окровавил.


Свейн, сын Хакона ярла, обручился тогда с Хольмфрид, дочерью Олава конунга шведов. Когда они делили между собой норвежскую державу – Свейн конунг датчан, Олав конунг шведов и Эйрик ярл, – то Олаву конунгу достались четыре фюлька в Трандхейме, оба Мёра, Раумсдаль и на востоке – Ранрики от Гаут‑Эльва до Свинасунда. Эти земли Олав конунг дал Свейну ярлу на тех же условиях, на которых раньше конунги данники или ярлы получали их от верховных конунгов. А Эйрику ярлу достались другие четыре фюлька в Трандхейме, Халогаланд и Наумудаль, Фьорды и Фьялир, Согн и Хёрдаланд, а также Рогаланд и Северный Агдир до мыса Лидандиснес. Торд сын Кольбейна говорит так:


Скоро ярлы многих

Херсиров поддержкой –

Славлю Ньёрда жара

Ручья! – заручились,

И теперь покорен

С севера, от Вейги,

И на юг, до Агдира,

Край. Пою о брани,


Народу на радость

Ратоводец правил,

Норвежцев надежно

Длань его хранила.

Но твердят, что конунг

Умер. Как умерить

Скорбь людскую? Сиры

Днесь владенья Свейна.


Свейн конунг датчан удержал Вик, которым он и раньше владел, но отдал в лен Эйрику ярлу Раумарики и Хейдмерк.

Свейн сын Хакона получил сан ярла от Олава Шведского. Свейн ярл был красив на редкость. И Эйрик ярл и Свейн ярл крестились и приняли правую веру. Но когда они правили Норвегией, они никому не навязывали христианства. Они хорошо соблюдали старые законы и все обычаи страны. Их любили, и они были хорошими правителями.



Сага об Олаве Святом

( Ó lafs saga ins helga)


I


Олав сын Харальда из Гренланда рос у своей матери Асты в доме своего отчима Сигурда Свиньи. У Асты служил тогда Храни Путешественник. Он воспитывал Олава сына Харальда. Олав рано возмужал. Он был хорош собой, среднего роста. С детства он был умен и красноречив. Сигурд Свинья был хороший хозяин и заставлял своих людей много работать, а сам присматривал за полями и лугами, скотиной и мастерскими в бывал всюду, где работали его люди.


II


Однажды Сигурд конунг собрался в дорогу. Никого из работников на хуторе тогда не было, и он попросил Олава, своего пасынка, оседлать ему коня. Олав пошел в козий хлев, выбрал там самого большого козла, привел в дом, надел на него седло конунга, а потом вышел и говорит, что конь оседлан. Сигурд пошел, увидел, что сделал Олав, и сказал:

– Видно, ты не хочешь слушаться моих приказаний. Права твоя мать, не следует заставлять тебя делать то, что тебе не по вкусу. Видно, мы с тобой разные люди. Ты более гордый человек, чем я.

Олав ничего не отвечает, усмехается и уходит.


III


Олав сын Харальда был невысок, коренаст и силен. Волосы у него были русые, лицо широкое и румяное, кожа белая, глаза очень красивые, взгляд острый, и страшно было смотреть ему в глаза, когда он гневался. Олав владел многими искусствами: хорошо стрелял из лука, отлично владел копьем, хорошо плавал. Он сам был искусен во всяких ремеслах и учил других. Его прозывали Олавом Толстым. Говорил он смело и красиво. Он рано стал умным и сильным, как настоящий мужчина. Все родичи и знакомые любили его. Он был упорен в играх, и везде хотел быть первым, как ему и подобало по его знатности и происхождению.


IV


Олаву было двенадцать лет, когда он впервые отправился в поход. Аста, мать Олава, дала его воспитателю Храни дружину и поручила ему заботиться об Олаве, так как Храни раньше часто бывал в викингских походах. Когда Олав получил корабли и дружину, дружинники стали называть его конунгом, так как существовал такой обычай: сыновья конунгов, становясь предводителями дружин, назывались конунгами, хотя они и не правили землями. На руле сидел Храни, поэтому некоторые говорят, что Олав, хотя и был конунгом, сидел на веслах как простой гребец. Они поплыли вдоль берега на восток в Данию. Об этом так говорит скальд Оттар Черный:


К Дании ты, юный,

Вел, являя волю

Великую, волка

Долин лебединых. [227]


Нес удачу князю

Сей поход, и сведал –

Отсель твоя сила –

Скальд о нем немало.



V


Когда наступила осень, Олав поплыл дальше на восток в Швецию и начал там разорять и жечь селения, так как считал, что должен отплатить шведам за то, что они убили его отца. Оттар Черный ясно говорит о том, что из Дании Олав поплыл на восток:


Вы на соль спустили

Вёсельные доски

Хляби. Липы битвы

Ладьи оградили.

Шли вперед под полным

Парусом, искусно

Ставя снасть, и вёсла

Валы разрезали.


Усладитель дятла

Сеч, внушала ужас

Рать твоя в Свитьоде,

Где ты брег кровавил. [228]



VI


Той же осенью в шведских шхерах у Шхеры Соти Олав впервые был в битве. Там он сразился с викингами. Их предводителя звали Соти. Людей у Олава было меньше, но корабли у него были больше. Олав поставил свои корабли между подводными камнями, так что викингам было нелегко к ним приблизиться, а на те корабли, которые подходили ближе, люди Олава набрасывали крюки, подтягивали их и очищали от людей. Викинги недосчитались многих и отступили. Сигват скальд говорит об этой битве в той висе, где он перечисляет битвы Олава конунга:


Пенным долом длинный

Тёс кормы [229] нёс князя.

Пред вождём народы

Потом трепетали.


Мочил волчьи лапы –

Донесло преданье –

Он впервые кровью,

Яр, у Шхеры Соти.



VII


Потом Олав конунг поплыл на восток в Швецию. Он вошел в Лёг и начал грабить по обоим берегам. Он направился к Сигтунам и стал у Старых Сигтун. Шведы говорят, что там еще сохранились кучи камней, которые Олав велел насыпать под конец сходней. Когда наступила осень, Олав узнал, что Олав конунг шведов собрал большое войско, перекрыл железными цепями пролив Стокксунд и поставил там своих людей. Конунг шведов хотел задержать Олава до морозов. Он считал, что войско у Олава никудышное, так как людей у того было мало. Олав конунг подошел к Стокксунду, но не смог там выйти в море. На западном берегу было укрепление шведов, а на южном – шведское войско. Когда Олав узнал, что конунг шведов направляется к нему с большим войском и множеством кораблей, он приказал прорыть через перешеек Агнафит канал в море.

В то время шли сильные дожди, а в Лёг стекают ручьи и реки со всей Швеции, и из озера в море ведет одна единственная протока, такая узкая, что многие ручьи шире нее. Когда идут сильные дожди и тает снег, вода с такой силой устремляется из Лёга, что Стокксунд превращается в водопад, а озеро выходит из берегов и затопляет большие пространства. Когда канал прорыли, по нему потоком хлынула вода в море. Олав конунг приказал поднять паруса и снять кормила. Дул попутный ветер. Они правили веслами, и все большие корабли Олава вышли в море целые и невредимые.

Шведы тогда отправились к Олаву Шведскому и рассказали ему, что Олав Толстый вышел в море. Конунг шведов был сильно разгневан на тех, кто должен был следить, чтобы Олав не ушел в море.

Этот канал потом назвали Проливом Конунга, и корабли могут проходить его только по большой воде. Некоторые говорят, что шведы заметили, как по прорытому Олавом каналу пошла вода, и бросились туда по берегу, чтобы помешать Олаву выйти в море, но вода подмыла берега, они обвалились, и многие шведы погибли. Но шведы отрицают это, и считают рассказ о том, что погибло много народу, выдумкой.

Той же осенью Олав поплыл к Готланду и хотел его разорить, но готландцы собрались и решили отправить послов к конунгу и предложить ему дань. Конунг соглашается, берет дань и остается там на зиму. Оттар так говорит об этом:


Столп дружин! Склонился

Люд готландский к дани,

Не дерзая землю

Отстаивать сталью.


Рать Эйсюслы, силы

Истощив, бежала,

Вволю поживились

На востоке волки.



VIII


Говорят, что когда наступила весна, Олав конунг отправился на восток в Эйсюслу, высадился на берег и начал разорять страну, но жители Эйсюслы подошли к берегу и вступили с Олавом в бой. Олав одержал победу, обратил их в бегство и стал разорять их страну. Говорят, что когда Олав конунг со своей дружиной подошел к Эйсюсле, бонды сперва предложили ему дань, но когда они несли ее к берегу, Олав конунг с дружиной вышел им навстречу, и все получилось иначе, чем задумали бонды, так как они шли не с данью, а с оружием, и они вступили в сражение с конунгом, как об этом уже говорилось раньше. Сигват скальд так говорит об этом:


Срок минул, и Олав

Вдругорядь шёл ратью –

Князь их козни сразу

Узрел – на Эйсюслу.


Люди не искали

Смерти в рети. Многим

В бегстве только ноги

Жизнь спасали, княже.



IX


Потом Олав конунг поплыл назад в Страну Финнов, высадился на берег и начал разорять селения. Все финны убежали в леса и увели с собой весь скот. Конунг двинулся тогда вглубь страны через леса. Там было несколько поселений в долинах, которые называются Хердалар. Они захватили там скотину, какая была, но из людей никого не нашли. День клонился к вечеру, и конунг повернул обратно к кораблям. Когда они вошли в лес, со всех сторон появились люди, они стреляли в них из луков и теснили их. Конунг велел закрыть его щитами и обороняться, но это было нелегко, так как финны прятались в лесу. Прежде чем конунг вышел из леса, он потерял многих людей, а многие были ранены. Конунг вернулся к кораблям вечером. Ночью финны вызвали колдовством непогоду, и на море поднялась буря. Конунг приказал поднять якорь и поставить паруса и ночью поплыл против ветра вдоль берега, и, как потом это часто бывало, удача конунга была сильнее колдовства. Ночью им удалось пройти вдоль Балагардссиды и выйти в открытое море. И пока корабли Олава шли вдоль берега, войско финнов преследовало их по суше. Сигват говорит так:


И в походе трудном

Третью он при встрече

С финнами, сын княжий,

Дал битву в Хердаларе.


Там их струги Эгир [230]

Снял со скал прибрежных,

И страна за бортом

Балагард лежала.



Х


Потом Олав поплыл в Данию и встретился там с Торкелем Высоким, братом ярла Сигвальди. Торкель присоединился к Олаву, так как он как раз собрался в поход, Они поплыли на юг вдоль берега Йотланда к тому месту, которое называется Судрвик, и захватили много викингских кораблей.

Эти викинги, которые с большими дружинами постоянно были в походах, называли себя конунгами, хотя они и не правили землями. Олав напал на викингов, и произошла большая битва. Олав одержал победу. Сигват так говорит об этом:


И четвертый вскоре

Спор мечей затеял

Вождь, – молвой прославлен

Бой его геройский –

Когда там у данов

Дружины в ужасном

Судрвике нещадно,

Мир поправ, сражались.



XI


Потом Олав конунг поплыл на юг в Страну Фризов и стал во время сильного шторма у Киннлимасиды. Там конунг со своей дружиной высадился на берег, а фризы поскакали им навстречу и вступили с ними в бой. Сигват скальд так говорит об этом:


В пятый раз, угроза

Татей, ты подставил

Там в Киннлимасиде

Борты под удары.

Когда мчалась к брегу

Рать, блистая сталью,

Княжьи в бой отважно

Ринулись дружины.



XII


Олав конунг поплыл на запад в Англию. В то время в Англии был со своим войском конунг датчан Свейн Вилобородый, он тогда уже занимал владения Адальрада конунга. Датчане тогда захватили большую часть Англии, так что Адальрад конунг бежал из своей страны на юг в Валланд. Той же осенью, когда Олав конунг прибыл в Англию, случилось вот что: Свейн конунг, сын Харальда, внезапно умер ночью в своей постели, а англичане говорят, что его убил Эадмунд Святой, точно также как святой Меркурий убил Юлиана Отступника. Когда об этом узнает Адальрад конунг англов, он тотчас возвращается в Англию. Вернувшись в Англию, он объявил, что предлагает плату всем тем, кто поможет ему захватить страну. Собралось тогда у него много народу. Пришел к нему на помощь и Олав конунг с большим отрядом норвежцев.

Они подошли к Лундуну и вошли в Темпс, а датчане засели в крепости. На другом берегу реки стоит большой торговый город, который называется Судвирки. Там у датчан было большое укрепление: они вырыли глубокий ров, а с внутренней стороны укрепили стены бревнами, камнями и дерном, и внутри этого укрепления стояло большое войско. Адальрад конунг приказал взять крепость штурмом, но датчане отразили натиск, и Адальрад конунг ничего не мог поделать. Между крепостью и Судвирки был такой широкий мост, что на нем могли разъехаться две повозки. На этом мосту были построены укрепления – башни и частокол, человеку по пояс, – направленные по течению. Мост этот держался на сваях, которые были врыты в дно. Во время нападения Адальрада датчане стояли по всему мосту и защищали его. Адальрад конунг был очень озабочен тем, как ему захватить мост. Он созвал предводителей всех своих отрядов и спросил их совета, как захватить мост. Олав конунг говорит тогда, что он попытается подойти к мосту со своим отрядом, если другие предводители захотят сделать то же самое. На этом совете было решено, что они подойдут на кораблях под мост. Каждый тогда подготовил свои корабли и войско.


XIII


Олав конунг велел приготовить большие щиты из прутьев, а также из разнообразных плетеных строений. Эти щиты он велел укрепить над кораблями так, чтобы щиты выступали за края бортов. Щиты эти держались на высоких шестах, которые были поставлены на таком расстоянии друг от друга, чтобы укрытие защитило от камней, которые могли бросать с моста, но вместе с тем позволяло вести оборонительный бой. Когда войско было готово, они поплыли вверх по течению. А когда они добрались до моста, сверху на них посыпались копья, стрелы и такие большие камни, что ни щиты, ни шлемы не выдерживали, и даже корабли получили сильные повреждения. Многие корабли тогда отошли назад, а Олав конунг со своей дружиной норвежцев продолжал продвигаться вверх по течению под мост. Его люди привязали толстые канаты к сваям, на которых стоял мост, пустили все свои корабли вниз по течению и гребли при этом изо всех сил. Сваи вырвало из‑под моста и потащило по дну. И так как на мосту стояло большое войско и было много оружия и камней, то, когда сваи вырвало, мост проломился, и многие попадали в реку, а остальные разбежались, кто в город, а кто в Судвирки. После этого они напали на Судвирки и захватили его. И когда горожане увидели, что враги захватили Темпс и могут теперь беспрепятственно плыть дальше вглубь страны, они испугались, сдали город и подчинились Адальраду конунгу. Оттар Черный говорит так:


Орешник пороши

Стрел, мосты разрушив

Лундуна, владенья

Вы отвоевали.

Потрудились в битве

Славно тарчи, старой –

Рос шум Грима – стали

В прах стирались жала. [231]


А еще он говорит так:


Ты, оплот народов,

Землей Адальрада

Наделил. Был щедрый

Рад твоим победам,

Когда водворился

Вновь – там бой суровый

Шел – Ятмундов родич [232]

В стране обретенной.


А Сигват говорит так:


Шестой под мостами

Лундуна гром Гёндуль [233]

Грянул: шел всесильный

Князь войной за англов.

Стойко у Судвирки

Отражая вальской

Стали натиск, войско

Ров обороняло.



XIV


Олав конунг был всю зиму с Адальрадом конунгом. У них была большая битва на пустоши Хрингмарахейде в Ульвкельсланде, где правил Ульвкель Мудрец. Конунги одержали победу. Об этом так говорит Сигват скальд:


И седьмую песню

Стрел в стране Ульвкеля

Завел – скальд про это

Молвит слово – Олав.

Строй в Хрингмарахейде

Англов встал, но брани

Смертоносной отпрыск

Не бежал Харальдов.


А Оттар говорит об этой битве так:


Вы вдали от брега

Булат обагрили,

Смерть в Хрингмарахейде

Средь жителей сея.

Толпы их в метели

Копий сталь сгибала,

А многие в бегстве

Главы не сносили.


Адальрад конунг тогда подчинил себе значительную часть страны, но у тингаманнов [234] и датчан оставалось еще много городов, и они владели еще многими областями Англии.


XV


Олав конунг был предводителем всего войска, когда они отправились к Кантарабюрги и сражались там до тех пор, пока не захватили город. Они многих убили, а город сожгли. Оттар Черный говорит так:


Князь, унизив в битве

Владык родовитых,

Поборол ты к утру

Кантараборг город.

Вволю бушевали

Огонь и дым на стогнах,

Беспощаден к людям

Ты был, победитель.


А Сигват считает эту битву восьмой битвой конунга:


Ведаю: восьмую

Битву, покровитель

Гриди, ты у града

Начал, недруг вендов.

Кантараборг тщетно

Отстоять владыки

Силились. Печали

Ждали знатных партов. [235]


Олав конунг нес оборону Англии и обходил ее побережье на боевых кораблях. Он остановился в Нюямоде, где стояло войско союзников датчан. Олав конунг начал битву и одержал победу. Сигват скальд говорит так:


Щедро кудри англов

Князь в багрец окрасил,

Когда в Нюямоде

Дождь тел тек по стали.

Князь, я перечислил

Девять сеч: без счета

Там викингов в драке

Стрел свирепой пало.


Олав конунг много ездил тогда по стране и собирал дань, а если ему отказывались платить, он разорял страну. Оттар говорит так:


Князь неумолимый!

Всюду к дани англов

Ты склонял, бессильных

С прославленным спорить.

Были рады люди

Откупиться златом,

Вождю не жалели

Дорогих подарков.


В этот раз Олав оставался в Англии три зимы.


XVI


На третью весну умер конунг Адальрад, и стали править его сыновья – Эадмунд и Эадвард. Олав поплыл тогда на юг и сражался в Хрингсфьорде. Он захватил крепость в Холе, где засели викинги, и разрушил ее. Сигват скальд говорит так:


Витязь рек, и рати

Двинулись к Хрингсфьорду,

Где сравнял десяток

Битв воитель смелый.

Рушились по княжьей

Воле в Холе стены

Викингов: им выпал

Срок изведать беды.



XVII


Олав конунг направился со своим войском на запад в Грислуполлар и сражался там с викингами у Вильяльмсбёра. Сигват говорит так:


А как юный конунг

Шел на Грислуполлар,

Стало счетом, Олав,

Одиннадцать тингов. [236]

Сведал предовольно

Скальд о том, что шлемы

Не остались целы

Возле Вильяльмсбёра.


Потом Олав конунг сражался на западе в Фетлафьорде, как об этом говорит Сигват:


Вступил спутник славы

В спор при Фетлафьорде,

Волчице двенадцать

Раз швырял он мясо.


Оттуда Олав конунг направился на юг в Сельюполлар и сражался там. Он захватил там большой и древний город, который называется Гуннвальдсборг, и взял в плен ярла по имени Гейрфинн, который там правил. Олав вступил в переговоры с горожанами и потребовал у них выкуп за город и за ярла размером в двенадцать тысяч золотых скиллингов. И ему заплатили столько, сколько он потребовал. Сигват говорит так:


Трёндов князь тринадцать

Браней дал, нагрянув

В Сельюполлар, многих

Сталь его достала.

Вознамерясь ярла

Взять в полон, Гейрфинна,

Отрядил поутру

В Гуннвальдсборг он рати.



XVIII


После этого конунг направился со своим войском на запад в Карлсар. Там он дал битву и разорял страну. И когда Олав конунг стоял в Карлсаре и ждал попутного ветра, чтобы плыть в Нёрвасунд, а оттуда в Йорсалахейм, ему приснился замечательный сон, будто подошел к нему статный и видный, но внушающий ужас муж и заговорил с ним. [237] Он просил Олава отказаться от своего намерения плыть в дальние страны.

– Возвратись в свою отчину, потому что навеки будешь конунгом Норвегии.

Олав конунг понял этот сон так, что он будет править страной и своими соотечественниками долгие времена.


XIX


Из‑за этого сна он повернул назад и стал у Пейтуланда. Там он разорил и сжег город, который называется Варранди. Об этом говорит Оттар:


И в поход на Пейту,

Ратолюб, отправясь,

В Тускаланде красный

Вы щит испытали.


А Сигват говорит так:


Шел войной на Лейру –

Сталь о сталь ломалась

Старая – князь Мёров,

Меч в крови омывший.

Там Варранди Ньёрдам

Шлемов [238] в устрашенье

Был вдали от брега

Спален в Пейтуланде.



XX


Олав оставался в викингском походе на западе в Валланде два лета и одну зиму. К тому времени прошло тринадцать лет после гибели конунга Олава сына Трюггви. В Валланде было тогда два ярла – Вильяльм и Родберт, отцом их был Рикард ярл Руды. [239] Они правили Нормандией. Сестрой их была Эмма, на которой был женат Адальрад конунг англов. У них были сыновья Эадмунд, Эадвард Добрый, Эатвиг, Эатгейр. Рикард ярл Руды был сыном Вильяльма Длинное Копье, а тот был сыном Хрольва Пешехода, который захватил Нормандию. Хрольв был сыном Рёгнвальда Могучего ярла Мера, как об этом уже было написано раньше.

От Хрольва Пешехода ведут свой род все ярлы Руды, и они всегда считали себя родичами норвежских правителей, гордились этим и всегда были лучшими друзьями норвежцев, а норвежцы были в мире с ними в силу этой дружбы. Осенью Олав конунг приплыл в Нормандию и оставался всю зиму на Сигне, и соблюдал мир.


XXI


После гибели Олава сына Трюггви Эйрик ярл помирился с Эйнаром Брюхотрясом, сыном Эйндриди сына Стюркара. Эйнар отправился с ярлом на север в Норвегию. Говорят, что Эйнар был человеком очень сильным и лучшим в Норвегии стрелком из лука. Он намного превосходил всех в стрельбе из лука. Он пробивал стрелой без наконечника подвешенную на шесте свежую воловью шкуру. Он отлично ходил на лыжах, был очень сноровистым и доблестным мужем. Он был человеком родовитым и богатым. Эйрик ярл и Свейн ярл выдали за Эйнара свою сестру Бергльот, дочь Хакона. Она была очень достойной женщиной. Сына их звали Эйндриди. Ярлы дали ему большое поместье в Оркадале, и он сделался самым могущественным и знатным человеком в Трёндалёге. Он был большим другом ярлов и их самой надежной опорой.


XXII


Эйрику ярлу не нравилось, что у Эрлинга сына Скьяльга такие большие владения, и он завладел всеми теми землями, которые Олав конунг дал Эрлингу. Эрлинг так же, как и раньше, собирал все подати с Рогаланда, и часто бонды платили ему двойные подати, так как иначе он разорял их селения. Ярлу мало доставалось и взысков за неуплату податей, так как его сборщики не удерживались там, а сам ярл только тогда мог ездить по пирам, если с ним было много людей. Сигват говорит так:


С родом ярлов Эрлинг

Не на шутку, шурин

Князя, как сразили

Олава, [240] поспорил.

И вторую, славный,

Сестру дал Рёгнвальду,

Ульвова надолго

Отца осчастливил.


Эйрик ярл не затевал войны с Эрлингом, поскольку у того было много влиятельных родичей и сам он был человеком могущественным и имел много друзей. При нем всегда была большая дружина, такая же, как если бы он был конунгом. Часто летом Эрлинг отправлялся в походы и добывал себе добро, так как он жил на широкую ногу, хотя теперь у него было меньше поместий, и были они не такие доходные, как во времена его шурина Олава конунга. Эрлинг был очень красивым, статным и сильным мужем. Он был доблестен в бою, и во всем был похож на конунга Олава сына Трюггви. Он был человеком мудрым, ревностным во всем и очень воинственным. Об этом говорит Сигват:


Больше всех метелей

Хильд [241] изведал, щедрый,

И вождю надежной

Был поддержкой Эрлинг.

Он во многих бранях

Выказал великий

Дух, на поле первым

Шел, последним с поля.


Говорили, что Эрлинг был самым могущественным из всех лендрманнов в Норвегии. Детьми Эрлинга и Астрид были Аслак, Скьяльг, Сигурд, Лодин, Торир и Рагнхильд, которая была замужем за Торбергом сыном Арни. У Эрлинга в усадьбе всегда, и зимой и летом, было не менее девяноста свободных людей, и за обедом питье отмерялось, а за ужином каждый пил, сколько хотел. А когда поблизости были ярлы, то у Эрлинга собиралось не менее двухсот человек. Он никогда не выходил в море иначе, чем на ладье с двадцатью гребцами. У Эрлинга был очень большой корабль с сорока двумя скамьями для гребцов. Он всегда ходил на нем в викингские походы или, когда собирали ополчение, и тогда на этом корабле было не менее двухсот человек.


XXIII


У Эрлинга в усадьбе всегда было тридцать рабов и, кроме того, всякая другая прислуга. Днем Эрлинг заставлял своих людей работать на него, а вечером или ночью он давал возможность тем из них, кто хотел, работать на себя. Он давал рабам землю, и они сеяли хлеб и снимали урожай. Эрлинг устанавливал размер выкупа, и многие рабы выкупали себя через полгода или год, а все, у кого было хоть сколько‑нибудь удачи, выкупали себя через полтора года. На эти деньги Эрлинг покупал себе других рабов. Тех, кто становился свободным, он посылал на ловлю сельди или отправлял на другие промыслы. Некоторые расчищали себе участки и селились там, и каждому он чем‑нибудь помогал.


XXIV


Когда прошло двенадцать лет с тех пор, как Эйрик ярл начал править. Норвегией, к нему приехал гонец от его шурина Кнута конунга датчан. Кнут просил, чтобы Эйрик со своим войском отправился с ним на запад в Англию, так как Эйрик очень прославился с тех пор, как он выиграл две битвы, равных которым не было в северных странах: первой была битва Хакона ярла и Эйрика с йомсвикингами, а второй – его битва с конунгом Олавом сыном Трюггви. Торд сын Кольбейна говорит так:


Снова стану славить

Ярла: к Фрейру шлема [242]

Самодержцы с дружбой

Послов посылали.

Призывая – просьбу

Князя разумею –

К себе на подмогу

Эйрика скорее.


Ярл быстро собрался и отправился в поход, а вместо себя оставил своего сына Хакона ярла, а своему зятю Эйнару Брюхотрясу он поручил править страной вместо Хакона, потому что тому было только семнадцать лет.


XXV


Эйрик приплыл в Англию к Кнуту конунгу и был с ним, когда тот захватил Лундунаборг. Эйрик сражался к западу от города. Там он сразил Ульвкеля Мудреца. Торд говорит так:


У Лундуна в брани

Тунд коня бурунов

Воевал, всесильный

Златовержец, землю.

Ульвкель – проливаю

Ливень Синдри – сгинул,

Там, где резал воздух

Булат остролезый. [243]


Эйрик ярл оставался в Англии одну зиму и несколько раз сражался. На следующую осень он собирался отправиться в Румаборг, но умер в Англии от потери крови.


XXVI


Кнут конунг много раз сражался в Англии с сыновьями Адальрада конунга англов, и победа была то на той, то на другой стороне. Кнут конунг прибыл в Англию в то самое лето, когда умер Адальрад. Кнут конунг женился тогда на Эмме. Детьми их были Харальд, Хёрдакнут и Гуннхильд. Кнут конунг заключил мир с Эадмундом, и каждый должен был владеть своей половиной Англии. В том же месяце Хейнрек Стриона убил конунга Эадмунда, и после этого Кнут конунг прогнал из Англии всех сыновей Адальрада конунга. Сигват говорит так:


С родом Адальрада

Крут был Кнут:

Кого побивал он,

Кого гнал вон.



XXVII


Сыновья Адальрада конунга прибыли из Англии в Руду в Валланде к братьям своей матери в то самое лето, когда Олав сын Харальда вернулся туда с запада из викингского похода. Ту зиму они были вместе в Нормандии. Они заключили союз с условием, что Олаву достанется Нортимбраланд, если они отвоюют Англию у датчан. Осенью Олав конунг послал своего воспитателя Храни в Англию, чтобы тот собрал там войско. Сыновья Адальрада послали его со своими знаками к своим родичам и друзьям, а Олав конунг дал ему много денег, чтобы тот смог набрать войска. Храни оставался зиму в Англии и заручился дружбой многих влиятельных людей, и многие хотели, чтобы ими правил свой конунг, но засилье датчан в то время было так велико в Англии, что весь народ покорился им.


XXVIII


Весной Олав конунг и сыновья Адальрада конунга подошли к Англии в том месте, что называется Юнгуфурда. Они сошли на берег со своим войском и подошли к городу. Там уже собрались многие из тех, кто обещал им помощь. Они захватили город и перебили много народу. Но когда это стало известно людям Кнута конунга, они быстро собрали такое большое войско, что у сыновей Адальрада конунга не было достаточно сил, чтобы его одолеть. Сыновья Адальрада конунга решили тогда, что им лучше будет вернуться обратно на запад в Руду. Тогда Олав конунг расстался с ними, так как он не хотел возвращаться в Валланд. Он поплыл на север вдоль берега Англии до самого Нортимбраланда. Там он пристал к берегу в местности, которая называется Вальди. Он сразился с местными жителями, одержал победу и захватил много добра.


XXIX


Олав конунг оставил там свои боевые корабли и снарядил два больших торговых корабля. Он отобрал себе двести двадцать хорошо вооруженных людей и осенью вышел в море. Он поплыл на север, и на море поднялась такая сильная буря, что опасность была велика, но так как люди у Олава были отборные и ему сопутствовала удача, все обошлось благополучно. Оттар говорит так:


Два ты, ратоводец,

Корабля по бурной

Хляби вел, и злобно

Вал на вас кидался.

Верно, быть бы этим

Древам рей [244] в пучине,

Когда б не отвага

Дружин крепкодушных.


И еще так:


Вождь, бесстрашно в бурю

Вал одолевали

Ванта – кто надежней

Их в беде? – дружины.

Шла ладья сквозь шквалы

По пажитям влажным,

Стройный киль в средине

Брег рассёк норвежский.


Здесь говорится о том, что, когда Олав вернулся в свою страну, он подошел к берегу в средней Норвегии. Тот остров, где они сошли на берег, называется Сэла, и расположен он недалеко от мыса Стад. Конунг сказал тогда, что в счастливый день они приплыли в Норвегию, потому что они пристали именно к Сэле, и в этом он видит хорошее предзнаменование. [245] Когда они сходили на берег, конунг ступил ногой на глину, поскользнулся и упал на колено. Конунг сказал:

– Я упал.

Храни тогда говорит:

– Ты не упал, конунг, ты прочно встал на землю этой страны.

Конунг усмехнулся и сказал:

– Пусть будет так, если это угодно господу.

Они сели на корабли и поплыли на юг в Ульвасунд. Там они узнали, что Хакон ярл в Согне и ждет там попутного ветра, чтобы отправиться на север. У него там был всего один корабль.


XXX


Олав конунг не поплыл со своими кораблями обычным путем, а обогнул с юга Фьялир, повернул в Саудунгссунд и поставил там свои корабли по обеим сторонам пролива, а между ними натянул толстый канат. В это самое время в пролив вошел корабль Хакона ярла сына Эйрика. Они подумали, что в проливе стоят два торговых корабля и решили пройти через пролив между ними. Тогда Олав со своими людьми подтянули канат прямо под середину киля и стали натягивать его с помощью корабельной лебедки. Когда корабль был поддет канатом, его корма поднялась вверх, а нос погрузился в воду. Вода хлынула в носовую часть корабля, затопила его, и он перевернулся. Люди Олава конунга вытянули из воды Хакона ярла и всех тех его людей, которых они смогли схватить. Некоторых они убили, а некоторые утонули. Оттар говорит так:


Ты со всей оснасткой

Хаконова коня

Мачты [246] взял, могучий,

Да к тому ж с мужами!

В отчину, востритель

Стрел, в край, твой по праву,

Шел, и ярл не в силах

Был с тобою спорить.


Хакона ярла привели на корабль конунга. Он был красив на диво. У него были длинные волосы, красивые, как шелк. Они были перетянуты золотым обручем. Когда он сел на корме корабля, Олав сказал:

– Правду говорят, что красив ваш род, но удача ваша истощилась.

Хакон говорит:

– Нельзя сказать, что у нас совсем нет удачи. Издавна так бывало между вашими и нашими родичами, что если сначала одни и оказывались побежденными, то потом они брали верх, а мне еще не так много лет. Мы не были готовы к бою и не ожидали нападения. Может быть, в следующий раз нам больше повезет, чем сейчас.

Олав отвечает:

– Не кажется ли тебе, ярл, что похоже на то, что тебе уже больше не придется ни побеждать, ни терпеть поражения?

Ярл отвечает:

– На этот раз, конунг, все в вашей власти.

Олав говорит:

– А что ты мне обещаешь, ярл, если я отпущу тебя целым и невредимым?

Ярл спрашивает тогда, что Олав от него за это потребует. Конунг говорит:

– Ничего, кроме того, что ты должен уехать из этой страны и оставить свои владения и поклясться, что с этих пор никогда не будешь воевать против меня.

Ярл отвечает, что так тому и быть. Тут Хакон ярл дает клятву Олаву конунгу, что он никогда не будет воевать против него, не будет стараться отнять у него Норвегию и не будет выступать против него. Тогда Олав отпускает Хакона ярла и всех его людей. Ярл сел на свой корабль, и они уплыли. Сигват скальд говорит так:


Конунг дерзновенный,

Сам назначил встречу

Ты с Хаконом ярлом

Юным в Саудунгссунде.

Ярл, второй средь первых,

Не ушел он этой,

Муж, знатнейший в странах

Датской речи, встречи.



XXXI


После этого ярл как можно быстрее собирается и отправляется из Норвегии на запад в Англию к Кнуту конунгу, брату своей матери, и рассказывает ему обо всем, что у него произошло с Олавом. Кнут конунг принял его очень хорошо, взял его в свою дружину и дал ему большую власть в своих владениях. Хакон ярл долго оставался у Кнута.

Когда Свейн и Хакон правили Норвегией, они заключили мир с Эрлингом сыном Скьяльга и скрепили его тем, что Аслак сын Эрлинга взял в жены Гуннхильд, дочь Свейна ярла. Эрлинг и его сын Аслак сохранили все поместья, которые дал Эрлингу Олав сын Трюггви. Эрлинг сделался тогда большим другом ярлов, и они скрепили дружбу клятвами.


XXXII


Конунг Олав Толстый поплыл вдоль берега Норвегии на восток и часто созывал бондов на тинги. Многие признавали его власть, но только не те, кто был друзьями или родичами Свейна ярла. Затем Олав быстро направился на восток в Вик. Он со своими кораблями входит в Вик, пристает к берегу, вытаскивает корабли на берег и отправляется вглубь страны. Когда он приехал в Вестфольд, его хорошо приняли те, кто был друзьями или знакомыми его отца. В Фольде у него было много родичей. Осенью он отправился дальше, чтобы встретиться со своим отчимом Сигурдом конунгом. Он приехал к нему рано утром. Когда Олав подъезжал к усадьбе, слуги Сигурда побежали вперед, чтобы сообщить об этом. Аста, мать Олава конунга, сидела в своей горнице, и с ней было несколько женщин. Слуги говорят ей, что приехал Олав конунг и скоро будет здесь. Аста сразу же встает и велит слугам и служанкам приготовить все наилучшим образом. Она велит четырем женщинам убрать покои, быстро покрыть стены коврами и подготовить скамьи. Двое слуг устлали пол соломой, двое поставили столик у входа и на него большой жбан, двое поставили большой стол, двое принесли угощение, а двух слуг Аста посылает за Сигурдом. Все другие слуги и служанки вышли во двор. Те слуги, которые отправились за Сигурдом, принесли ему его праздничную одежду и привели коня с седлом, отделанным золотом, и позолоченной уздечкой, украшенной драгоценными камнями. Четырех слуг Аста послала в разные стороны, чтобы они пригласили всех знатных людей на пир, который она собиралась дать в честь приезда своего сына. Всем, кто там был, Аста велела надеть праздничные одежды, если они у них были, а тем, у кого хорошей одежды не было, она ее одолжила.


XXXIII


Конунг Сигурд Свинья был в поле, когда к нему пришли посланные Астой слуги и рассказали о приезде Олава конунга и о том, что Аста велела сделать дома. С ним тогда было много работников. Кто косил хлеб, кто вязал снопы, кто отвозил их домой, а кто складывал их в скирды или в сараи. Конунг с двумя работниками то был на поле, то шел туда, где складывали снопы. Говорят, что он был одет так. На нем были синяя куртка, синие чулки, высокие сапоги, завязанные ниже колена, и широкая серая шляпа. Лицо у него было прикрыто платком. В руках у него была палка с позолоченной ручкой, в которую было вделано серебряное кольцо.

Что касается характера Сигурда, то, говорят, что он был человек очень работящий и очень хороший хозяин. Он сам вел хозяйство и следил за скотом и двором. Щегольства он не любил и был неразговорчив. Он был самый мудрый человек во всей Норвегии и очень богатый. Он был человек миролюбивый и справедливый. Его жена Аста была женщиной щедрой и властолюбивой. У них были такие дети: старшим был Гутхорм, потом шли Гуннхильд, Хальвдан, Ингрид и Харальд.

Гонцы сказали:

– Аста просила тебе передать, что, как она считает, сейчас очень важно, чтобы ты повел себя, как подобает знатному человеку, и просила, чтобы ты своим поведением сейчас больше походил на твоего родича Харальда Прекрасноволосого, чем на твоего деда Храни Остроносого или на ярла Нерейда Старого, хотя они и были большими мудрецами.

Конунг говорит:

– Важные вести вы мне принесли, только очень уж вы суетитесь. Аста хорошо принимала даже тех, кто был с ней и не в таком близком родстве, и я вижу, что нрав ее не изменился. Она берется за дело с большим усердием. Хорошо, если бы она и проводила своего сына с не меньшей роскошью, чем теперь его встречает. Если все будет так, как мне кажется, то тому, кто свяжет свою судьбу с ее сыном, придется, вероятно, проститься либо со своим имуществом, либо с жизнью. У этого человека, Олава конунга, очень сильные противники, и если он так и дальше будет продолжать, то навлечет гнев конунга датчан и конунга шведов и на себя, и на всех, кто с ним.


XXXIV


Когда конунг сказал это, он сел, велел разуть его и потом натянул на ноги высокие сапоги из козьей кожи и прикрепил к ним позолоченные шпоры. Потом он снял с себя плащ и куртку и надел одежды из драгоценной ткани, а сверху – алый плащ.

Он опоясался мечом, надел на голову позолоченный шлем и сел на коня. Он разослал работников по всей округе, а сам в Сопровождении тридцати мужей в хорошей одежде поехал к дому. Когда они въехали во двор и подъехали к дому, то на другом конце двора они увидели сначала стяг Олава конунга, а потом и его самого. С ним было сто человек, и все они были хорошо одеты. Весь двор был полон народу.

Конунг Сигурд, еще сидя на ноне, приветствовал своего пасынка Олава и его людей и пригласил Олава войти в дом и отведать угощенья. Аста подошла и поцеловала своего сына, пригласила его погостить и просила распоряжаться всем, что у нее было, землей и людьми. Олав конунг поблагодарил ее за эти слова. Она взяла его за руку и ввела в дом, и посадила на почетное место. Сигурд конунг приказал своим людям позаботиться об одежде тех, кто был с Олавом, и накормить их лошадей. Потом он сел на свое место, и пир был на славу.


XXXV


Пробыв там некоторое время, Олав конунг повел однажды разговор со своим отчимом Сигурдом конунгом, со своей матерью Астой и с Храни, своим воспитателем. Он так повел свою речь:

– Как вам известно, я вернулся на родину после долгого отсутствия. Все это время я и мои люди довольствовались тем, что добывали в походах, и много раз подвергали свою жизнь опасности, а многие невинные люди теряли из‑за нас свое добро, а некоторые расставались и с жизнью. А теми землями, которыми владели мой отец и дед и которые переходили в нашем роду по наследству из поколения в поколение, и которыми сейчас по праву должен владеть я, правят иноземцы. Но и этого им мало. Они захватили владения всех наших родичей, которые тоже ведут свой род от Харальда Прекрасноволосого, так что некоторым из них приходится довольствоваться теперь немногим, а некоторым вообще ничего не осталось. Теперь я хочу вам сказать о том, что давно было у меня на уме: я собираюсь вернуть себе свою отчину. Но я не стану обращаться ни к конунгу датчан, ни к конунгу шведов с просьбой об этом, хотя они и считают сейчас своей собственностью то, что оставил в наследство Харальд Прекрасноволосый. По правде говоря, я решил мечом отвоевать свою отчину и приму помощь всех моих родичей и друзей и всех тех, кто захочет мне помочь в этом деле. Я буду стоять на своем, и одно из двух: или я верну себе все земли, которые они отняли у моего родича Олава сына Трюггви, или я погибну здесь, в своей отчине. Теперь я хочу, чтобы ты, Сигурд, и другие люди в этой стране, которые по законам, установленным Харальдом Прекрасноволосым, рождены конунгами, приложили все силы, чтобы смыть позор с нашего рода, и помогли тому, кто поведет вас за собой, чтобы возвысить наш род. Я не знаю, хотите вы или не хотите проявить мужество в этом деле, но я знаю нрав народа. Он хотел бы освободиться от гнета иноземных правителей, если бы представилась возможность. Я никому не говорил об этом кроме тебя, потому что знаю, что ты человек умный и хорошо понимаешь, как надо начать такое дело, – надо ли сначала обсудить это с кем‑нибудь тайно, или надо сразу объявить об этом всему народу. Я уже показал нашим врагам свою силу, когда захватил Хакона ярла. Он покинул Норвегию и поклялся, что отдаст мне ту часть страны, которой сам раньше владел. Я думаю, что теперь нам будет легче справиться со Свейном ярлом, чем тогда, когда их было двое.

Сигурд конунг отвечает:

– Не малое дело ты задумал, Олав конунг, и мне кажется, что в твоем намерении больше смелости, чем предусмотрительности. Но, видимо, мы с тобой разные люди. Я человек маленький, а у тебя большие замыслы. Когда ты был еще мальчиком, ты уже тогда был решительным и смелым во всем, за что ни брался. Теперь же ты стал человеком, испытанным в сражениях, и знаком с обычаями иноземных правителей. Я знаю, раз ты решился, тебя уже не отговорить. Можно понять, что решительные люди не могут примириться с тем, что род и владения Харальда Прекрасноволосого приходят в упадок. Но я не хочу связывать себя никакими обязательствами, пока не узнаю намерений или замыслов других конунгов в Упплёнде. Ты хорошо сделал, что рассказал мне о своих замыслах, прежде чем объявить о них всем. Я обещаю, что помогу тебе договориться с конунгами, знатными людьми и с другими жителями страны. И ты, Олав конунг, можешь распоряжаться моим имуществом по своему усмотрению. Но я не хочу, чтобы ты объявил всем о твоем замысле, пока я не буду уверен в успехе и пока у нас не будет для этого достаточно сил. Ты должен понять, что берешься за большое дело, если хочешь с оружием выступить против Олава конунга шведов и Кнута конунга, который правит и Англией и Данией. Так что, если хочешь добиться успеха, надо принять все меры предосторожности. Я думаю, что у тебя не будет недостатка в людях, так как народ падок на всякие новшества. Так было и раньше, когда конунг Олав сын Трюггви пришел в страну и все были этому рады, но недолго он пользовался властью конунга.

Тут в разговор вступилась Аста:

– Что касается меня, сын мой, то я тобой очень довольна, и буду радоваться еще больше, если ты добьешься своего. Для этого я ничего не пожалею из того, что у меня есть, хотя возможностей у меня и немного. Я бы предпочла, чтобы ты стал конунгом над всей Норвегией, даже если бы ты прожил не больше, чем Олав сын Трюггви, чем чтобы ты был таким же конунгом, как Сигурд Свинья, и дожил бы до глубокой старости.

На этом их разговор окончился. Олав конунг оставался там еще некоторое время со всем своим войском. Сигурд конунг кормил их день рыбой и молоком, а день мясом и пивом.


XXXVI


В то время в Упплёнде было много конунгов, и большинство их было из рода Харальда Прекрасноволосого. Хейдмёрком правили два брата Хрёрек и Хринг, а в Гудбрандсдалире правил Гудрёд. В Раумарики тоже был конунг, так же как в Тотне и Хадаланде, был конунг и в Вальдресе. Конунг Сигурд Свинья встретился с этими конунгами в Хадаланде, и на этой встрече был и Олав сын Харальда. Сигурд рассказал конунгам, которые там собрались, о решении своего пасынка Олава и попросил их помочь тому людьми, советом и содействием и объяснил, почему им необходимо освободиться от гнета датчан и шведов. Он сказал, что теперь появился такой человек, который возглавит восстание, и перечислил многие подвиги, которые совершил Олав конунг в своих походах.

Хрёрек конунг говорит:

– Правда, что владения Харальда Прекрасноволосого теперь в упадке и Норвегией правит не его потомок. Но люди в этой стране испытали всякое. Когда королем был Хакон Воспитанник Адальстейна, все были довольны, а когда страной правили сыновья Гуннхильд, то все так страдали от их несправедливости и притеснений, что решили, лучше уж иметь иноземного конунга и быть свободней. Иноземные правители всегда были дальше от нас и не вмешивались в наши обычаи, и довольствовались теми податями, которые им причитались. Но когда Харальд конунг датчан поссорился с Хаконом ярлом, и на Норвегию напали йомсвикинги, то против них поднялся весь народ и прогнал их. Люди просили тогда Хакона ярла защищать страну от конунга датчан. Но когда ярл, благодаря поддержке народа, стал полновластным правителем, он начал притеснять и угнетать народ, и тогда жители Трёндалёга убили его и сделали конунгом Олава сына Трюггви, который был рожден конунгом и во всем подходил для того, чтобы править страной. Народ тогда захотел, чтобы он стал их конунгом и правил ими, как некогда Харальд Прекрасноволосый. Но когда Олав стал полновластным правителем, то все потеряли свободу. Он потребовал от нас, малых конунгов, чтобы мы платили ему все те подати, которые получал Харальд Прекрасноволосый, а кое в чем пошел еще дальше. И люди при нем настолько потеряли свободу, что никто уже не мог сам решать, в какого бога ему верить. Когда его изгнали из страны, мы заручились дружбой с конунгом датчан, и он не притеснял нас и предоставил нам все то, что нам было нужно, – в стране царили свобода и мирная жизнь, а не насилие. Что касается меня, то все это мне по душе. И я не знаю, будет ли мне лучше, если страной будет править мой родич. Так что я не хочу участвовать в заговоре.

Тогда заговорил Хринг, его брат.

– Вот что у меня на уме. Я думаю, что если у меня останется та же власть и те же владения, то лучше будет, если мой родич, а не иноземный правитель, будет конунгом Норвегии и возвысит наш род в этой стране. А у меня такое предчувствие, что счастье и удача будут всегда сопутствовать Олаву, завоюет он власть или нет, но если он станет единовластным конунгом Норвегии, то тому будет лучше, кто больше заслужил его дружбу. Сейчас же у него сил не больше, чем у любого из нас, и даже меньше, ведь мы тоже рождены конунгами, но у нас есть власть и земли, а у него нет. Так что мы хотим стать его большими друзьями, и пусть он станет верховным конунгом в этой стране, а мы поможем ему всеми нашими силами. Разве он не отплатит нам добром и не будет нас долго помнить, если он такой человек, каким я его считаю, и как об этом все говорят? Если вы последуете моему совету, то мы должны решиться и предложить ему дружбу.

После этого один за другим поднимались и говорили конунги, и вышло так, что большинство было готово заключить союз с Олавом. Он же обещал им свою полную дружбу и сказал, что даст им больше прав, если станет единовластным конунгом Норвегии. Они скрепили свой союз клятвами.


XXXVII


После этого конунги созвали тинг. На нем Олав конунг объявил всему народу о своем решении и своих притязаниях на власть. Он просил, чтобы бонды провозгласили его конунгом всей страны и обещал им за это сохранить старые законы и защищать страну от нападений иноземных войск и правителей. Он говорил долго и красноречиво, и его речь всем понравилась. Потом вставали конунги и говорили один за другим, и все поддерживали Олава конунга. В конце концов Олав был провозглашен конунгом страны и наделен властью по законам Упплёнда.


XXXVIII


После этого Олав конунг поехал по стране, и всюду, где были поместья конунгов, ему готовили пиры. Сначала он проехал по Хадаланду, оттуда повернул на север в Гудбрандсдалир, и вышло так, как ему говорил Сигурд Свинья: к нему стеклось тогда так много народу, что и половины было бы ему достаточно. У него собралось почти триста человек. Тогда уже стало не хватать угощения, которое ему полагалось как конунгу, потому что обычно, когда конунги объезжали Упплёнд, с ними было шестьдесят или семьдесят человек, и никогда не бывало более ста человек. Поэтому конунг нигде подолгу не гостил и не останавливался в одном месте больше, чем на одну ночь. Он отправился на север, перебрался через горы и поехал дальше. Он спустился вниз в Уппдаль и остановился там на ночь. Потом он поехал по Уппдальскому лесу и приехал в Медальдаль. Он потребовал, чтобы бонды сошлись на тинг. Он говорил на тинге и потребовал, чтобы бонды признали его конунгом, а за это он обещал им права и законы, такие же, как были при конунге Олаве сыне Трюггви. У бондов не было достаточно сил, чтобы сопротивляться ему, и дело кончилось тем, что они признали его власть и скрепили это клятвами. Но они успели дать знать в Оркадаль и Скаун о том, что приехал Олав конунг и обо всем, что они знали.


XXXIX


У Эйнара Брюхотряса была усадьба в Скауне. Когда до него дошли вести об Олаве конунге, он велел вырезать ратные стрелы и разослать их по всей округе. Он велел свободным и рабам собраться в полном вооружении и сказал, что они должны защищать страну от Олава конунва. Ратная стрела дошла в Оркадаль и в Гаулардаль, и там собралось большое войско.


XL


Олав конунг спустился со своим войском в Оркадаль и продвинулся вперед, не нарушая мира. Когда он подошел к Грьотару, он встретил войско бондов. Их было там более семисот человек. Конунг начал готовиться к бою, ибо думал, что бонды хотят с ним сразиться. Когда бооды увидели, что конунг готовится к бою, они тоже стали строить свое войско, но им это было труднее сделать, так как они заранее не договорились, кто будет у них предводителем. Когда Олав увидел, что бонды замешкались, он послал к ним Торира сына Гудбранда. Торир пошел к ним и сказал, что конунг не хочет биться с ними. Он назвал двенадцать самых известных человек в их войске и попросил их прийти к Олаву. Бонды согласились. Они перебрались через гребень горы и подошли к тому месту, где стояло войско конунга. Олав конунг сказал:

– Бонды, вы хорошо сделали, что пришли поговорить со мной, так как я хочу сказать вам, зачем я приехал в Трандхейм. Во‑первых, мне известно, что вы уже знаете о нашей встрече летом с Хаконом ярлом и о том, что он передал мне свои владения в Трандхейме, а это, как вы знаете, фюльки Оркадаль, Гаулардаль, Стринда и Эйна. У меня есть свидетели, которые присутствовали при нашем разговоре с ярлом, они слышали все наши слова и те обещания и клятвы, которые дал мне ярл. Я хочу предложить вам мир и те законы, которые установил до меня конунг Олав сын Трюггви.

Он говорил долго и красноречиво и в заключение предложил бондам выбирать: сделаться его людьми, подчиниться ему или биться с ним. Бонды вернулись к своему войску, рассказали обо всем и стали совещаться о том, что им следует предпринять. Посовещавшись между собой некоторое время, они решили подчиниться конунгу и скрепили свое обещание клятвами.

Конунг отправился дальше, и бонды хорошо его принимали. Он вышел к морю и стал снаряжать там корабли. Гуннар из Гельмина дал ему боевой корабль с двенадцатью скамьями для гребцов, второй такой же корабль дал ему Лодин из Виггьяра, третий такой же корабль он получил из Анграра на Несе – этой усадьбой владел Хакон ярл, а управлял ею человек по имени Бард Белый. У конунга было еще четыре или пять легких кораблей, и он быстро собрался и поплыл по Фьорду.


XLI


Свейн ярл был тогда в Стейнкере, в Трандхейме, и готовился к празднованию йоля. Там был тогда торг. Эйнар Брюхотряс узнал, что бонды в Оркадале подчинились Олаву конунгу, и послал гонцов к Свейну ярлу. Они направились сначала в Нидарос и сели там в лодку, которая принадлежала Эйнару. Потом они поплыли по Фьорду и к вечеру добрались до Стейнкера. Там они рассказали Свейну ярлу обо всех новостях и об Олаве конунге. У ярла был боевой корабль. Он стоял у берега, и на нем был разбит шатер. Вечером ярл велел грузить на корабль свое добро, одежду для своих людей, напитки и еду, сколько могло поместиться на корабле, и они отплыли ночью, а к рассвету пришли в Скарнсунд. Там они увидели, что Олав конунг плывет по Фьорду со своим войском. Ярл тогда поворачивает к берегу и входит в залив Масарвик. Там был густой лес. Они пристали так близко к круче, что листва и ветки деревьев закрыли корабль. Потом они срубили большие деревья и поставили их на борт так, чтобы корабля не было видно сквозь листву. Еще не совсем рассвело, и конунг не заметил их. Ветра не было, и конунг на веслах прошел мимо острова. Когда корабли Олава скрылись из виду, ярл вышел во Фьорд и направился к Фросте. Там он пристал к берегу. Это были уже его владения.


XLII


Свейн ярл послал своих людей в Гаулардаль за своим зятем Эйнаром. Когда Эйнар приехал к ярлу, тот рассказал ему обо всем, что у них произошло с Олавом конунгом, и о том, что он хочет собрать войско, пойти против Олава конунга и биться с ним. Эйнар отвечает так:

– Мы должны действовать осторожно и сначала узнать, что собирается предпринимать Олав конунг. Пусть он думает, что мы настроены мирно, и тогда, если он не узнает, что мы собираем войско, может случиться, что он останется на йоль в Стейнкере, потому что там все готово к празднику. Но если он узнает, что мы собрали войско, то он захочет уйти из фьорда, и тогда он от нас ускользнет.

Они сделали так, как советовал Эйнар, и ярл поехал по пирам в Стьорадаль. Когда Олав конунг приплыл в Стейнкер, он захватил все, что было приготовлено для празднования йоля и велел отнести все на корабли. Он нагрузил еще несколько торговых кораблей и, захватив с собой всю еду и питье, быстро собрался и отправился в Нидарос. Там конунг Олав сын Трюггви основал торговый посад, как об этом уже раньше было написано. Когда Эйрик ярл вернулся в страну, он обосновался в Хладире, где была главная усадьба его отца, и совсем запустил то дома, которые Олав велел построить у реки Нид. Некоторые из них развалились, а другие хоть и стояли еще, но были непригодны для жилья. Олав конунг вошел со своими кораблями в Нид. Он велел своим людям разместиться в тех домах, которые еще сохранились, а развалившиеся дома починить и отрядил многих на эту работу. Потом он велел перенести в дома еду и питье и намеревался провести там йоль. Когда об этом узнали Свейн ярл и Эйнар, они решили действовать иначе.


XLIII


Один исландец звался Торд скальд Сигвальди. Он долго жил у Сигвальди ярла, потом у Торкеля Высокого, брата ярла, а после гибели ярла Торд сделался купцом. Он встретился с Олавом конунгом, когда тот ходил в викингский поход на запад, стал его дружинником и следовал за ним с тех пор. В то время, когда происходили все эти события, он был с конунгом. У Торда был сын Сигват, он воспитывался тогда у Торкеля на Апаватне. Когда он был уже почти взрослым, он уехал из страны с купцами. Их корабль пришел осенью в Трандхейм, и они остались там на зиму. Той же зимой в Трандхейм приехал Олав конунг, как об этом было только что написано. Когда Сигват узнал, что Торд, его отец, тоже там, он отправился к конунгу, встретился с Тордом, своим отцом, и пробыл там некоторое время. Сигват уже с детства был хорошим скальдом. Он сочинил песнь об Олаве конунге и попросил его прослушать ее.

Конунг говорит, что не хочет, чтобы о нем сочиняли стихи, и не любит слушать скальдов. Тогда Сигват сказал:


Внемли мне, и скальда

Ты себе, вяз рыси

Смоленой бурунов, [247]

Доброго добудешь.

Когда отвергаешь

Прочих ты, тем паче

Я воздам в избытке

Олаву хвалою.


Олав конунг подарил Сигвату за эти стихи золотое обручье весом в полмарки, и Сигват стал дружинником конунга. Тогда Сигват сказал:


За твой меч, властитель, –

Знаю, не раскаюсь

В прихоти похвальной –

Скальд с охотой взялся.

Ты – слугой, я – славным

Господином будем

Оба впредь довольны,

Не в накладе оба.


Свейн ярл предыдущей осенью приказал забирать половину пошлины с исландских кораблей, как это было принято раньше, потому что Эйрик ярл и Хакон ярл брали половину всех пошлин в Трандхейме. Когда Олав конунг приехал туда, он назначил своих людей, чтобы те собирали половину пошлины с исландских кораблей. Исландцы отправились тогда к конунгу и попросили помощи у Сигвата. Он подошел к конунгу и сказал:


Донельзя назойлив

Скальд – мне каждый скажет –

Взимал прежде рожью

Фюри [248] – прошу шкуры.

Мою ты заступу

Уважь, щедрый княже,

Подати ладейной

Спусти половину.



XLIV


Свейн ярл и Эйнар Брюхотряс собрали большое войско, выехали в Гаулардаль и направились к Нидаросу. У них было около двух тысяч человек. Люди Олава конунга, которые были в конной разведке на Гауларасе, увидели, что из Гаулардаля спускается войско, и около полуночи принесли эту весть Олаву конунгу. Олав конунг тотчас же встал и велел всех разбудить. Они сразу пошли на корабли, отнесли туда всю одежду и оружие и все, что они смогли взять с собой, и на веслах вышли из реки в море. В это самое время войско ярла подошло к городу. Они захватили все угощение, приготовленное для йоля, и сожгли все дома. Олав конунг поплыл вдоль Фьорда в Оркадаль и сошел там на берег. Потом он направился по Оркадалю на восток, перебрался через горы и спустился в Долины. О том, что Свейн ярл сжег дома в Нидаросе, говорится в том флокке, который был сочинен о Кленге сыне Бруси.


В устье Нид палаты,

Что вождь не достроил,

Сжег огонь, дружину

Сажей забросало.



XLV


Олав конунг направился на юг по Гудбрандсдалиру и оттуда в Хейдмёрк. Он ездил по пирам всю зиму, а когда началась весна, он собрал войско и отправился в Вик. В Хейдмёрке конунги дали ему много людей. Там к нему присоединились и многие лендрманны. Среди них был Кетиль Теленок из Хрингунеса. Присоединились к Олаву конунгу также люди и из Раумарики.

Конунг Сигурд Свинья, его отчим, пришел к нему с большой дружиной. Они направились к морю, взошли на корабли и начали снаряжаться в поход из Вика. У них было большое и хорошо вооруженное войско. Когда они снарядились, они отправились в Тунсберг.


XLVI


Свейн ярл набирает войско в Трандхейме сразу же после йоля и созывает ополчение. В то время в Норвегии было много лендрманнов, и многие из них были могущественными и знатными людьми и вели свой род от конунгов или ярлов, и родство это было близким. Многие из них были к тому же очень богатыми. На этих лендрманнов опирались конунги и ярлы, которые правили страной, потому что в каждом фюльке бондами правили эти лендрманны, Свейн ярл был в дружбе с лендрманнами, и ему поэтому легко было набрать войско. С ним был его зять Эйнар Брюхотряс, многие другие лендрманны и многие из тех лендрманнов и бондов, которые зимой клялись в верности Олаву конунгу. Как только они были готовы, они вышли из Фьорда, поплыли на юг вдоль берега и набирали себе людей из каждого фюлька. Когда они дошли до Рогаланда, им навстречу выплыл Эрлинг сын Скьяльга и с ним много лендрманнов и большое войско. Они объединились и двинулись на восток в Вик. Свейн ярл вошел в Вик в конце великого поста. Ярл направил свои корабли в Гренмар и пристал к берегу у Несьяра.


XLVII


Олав конунг направил свои корабли вдоль побережья Вика, и его корабли приблизились к кораблям его врагов, и они увидели друг друга в субботу перед Вербным воскресеньем. У Олава конунга был корабль, который назывался Человечья Голова. На его носу была вырезана голова конунга. Он сам ее вырезал. И долго потом в Норвегии на носу кораблей правителей вырезали такие головы.


XLVIII


Утром в воскресенье, как только рассвело, Олав конунг встал, оделся, сошел на берег и велел трубить сбор, чтобы все его войско собралось на берегу. Потом он обратился ко всему войску и сказал, что, как он узнал, Свейн ярл недалеко.

– Теперь мы должны подготовиться, сказал он, потому что скоро грядет бой. Берите оружие и вставайте каждый на свое место, так, чтобы все были наготове, когда я велю трубить в рог и прикажу выступать. Выступим все вместе. Никто не должен отправляться раньше, чем все будут готовы, и никто не должен оставаться здесь, после того как я отплыву, потому что мы не можем знать, встретим ли мы ярла там, где он сейчас, или они сами будут искать встречи с нами. Но если мы сойдемся и начнется битва, пусть наши корабли сомкнутся, и вы должны связать их канатами. Укроемся щитами и побережем наше оружие, так чтобы ни одна стрела не упала в море и не была потрачена напрасно. А когда корабли сойдутся и разгорится битва, смелей идите на приступ вражеских кораблей, и пусть каждый покажет, на что он способен.


XLIX


У Олава конунга на корабле было сто человек, и на всех были кольчуги и вальские шлемы. У большинства его людей были белые щиты со святыми крестами из золота, а на некоторых щитах кресты были начертаны красной или синей краской. Он велел также начертать белой краской кресты на всех шлемах. У него было белое знамя со змеем.

Он велел отслужить молебен, потом пошел на свой корабль и приказал своим людям подкрепиться перед боем. После этого он велел трубить в рог и выходить в море.

Когда они подошли к тому месту, где стояли корабли ярла, люди ярла уже вооружились и собирались отплыть от берега. Увидев войско‑конунга, они связали свои корабли, подняли знамена и приготовились к, бою. Олав конунг увидел это и двинул корабли вперед. Свой корабль он подвел к кораблю ярла, и началась битва. Сигват скальд говорит так:


На Свейва нежданно

В бухте князь нагрянул,

Красная на пустошь

Роди кровь стекала.


Двинул струги, рьяной

Положив начало

Брани, люди ж Свейна

Сани волн связали. [249]


Здесь говорится о том, что Олав конунг начал битву, когда корабли Свейна еще стояли у берега. В этой битве сражался и Сигват скальд. А тем летом после битвы он сочинил флокк об этой битве, который называется Висы о битве у Несьяра, и в них он подробно рассказывает обо всех этих событиях:


Ведаю, что Один

Воя стрел с Главою

Агдирского брега,

Вождь, восточней вышел. [250]


Битва была очень ожесточенной, и долго нельзя было понять, как обернется дело. Много народу тогда полегло и у тех и у других, и многие были ранены. Сигват говорит так:


Не ослаб у Свейна

Дух, был полон Олав

Ратной злости в свисте

Ободов побоищ.


Рвались пересилить

Ратники друг друга,

Не было бурь стали

Досель тяжелее. [251]


У ярла людей было больше, но у конунга на корабле была отборная дружина, с которой он ходил в походы. Она была вооружена на славу, и, как об этом уже было сказано раньше, на каждом была кольчуга, так что никто из них даже не был ранен. Сигват говорит так:


Сталь кольчуг в великом

Войске – рос секирный

Смерч [252] – мужам на плечи,

Льдяная, ложилась.


Темные под шлемом

Вальским спрятал пряди

Скальд – так снарядились

К схватке мы, приятель.


Но когда на кораблях ярла стали гибнуть люди, а многие были ранены, ряды его войска поредели.


L


Тут люди конунга стали всходить на вражеские корабли, и знамя конунга водрузили на корабль, который стоял ближе всего к кораблю ярла. За знаменем последовал и сам конунг. Сигват говорит так:


Там бойцов не дева

На буйволе струйном

Пред ропотом меди

Потчевала медом.


Вилось перед славным

Князем знамя, следом

На ладью владельцы

Шапки Хильд всходили. [253]


Шел ожесточенный бой. Многие люди Свейна погибли, а некоторые попрыгали за борт. Сигват говорит так:


В скрежете оружья

Мы, взъярившись, живо

Шли на струги. Рдяна,

В шлемы сталь врубалась.


Раненые в волны –

Корабли мы брали –

Прыгали. У брега

Колыхались трупы.


А еще вот что:


Белые в начале

Боя, стали красны

На глазах у Иггов

Поприщ копий тарчи.


Млад, взошел на Готи

Вод наш вождь, и крови

Испил кочет сечи

В испытанья стали. [254]


Тут войско ярла стало нести большие потери. Люди конунга подошли тогда к кораблю ярла и уже чуть не начали всходить на него. Когда ярл увидел, что дело его плохо, он приказал тем, кто был на носу, рубить канаты, которыми были связаны корабли. Они так и сделали. Тогда люди конунга набросили абордажный крюк на штевень корабля ярла и задержали корабль. Ярл тогда приказал людям, стоявшим у штевня, вырубить крюк. Так они и сделали. Сигват говорит так:


«Живей вырубайте

Крюк!» – дружине крикнул

Свейн. Их взять на Готи

Киля мы грозились.


Пролив кровь на штевни,

Богатую жатву

Воины для врана

Алчного сбирали.


Корабль Эйнара Брюхотряса стоял у другого борта корабля ярла. Люди Эйнара набросили якорь на нос корабля ярла, и оба корабля вместе отнесло во фьорд. После этого все корабли обратились в бегство и поплыли во фьорд. Скальд Берси сын Торвы стоял на носу корабля Свейна ярла. И когда их корабль отплыл от остальных кораблей и проходил мимо корабля Олава конунга, тот крикнул:

– Счастливого пути, Берси!

Он узнал Берси, так как того было легко узнать: он был очень красив, и у него была богатая одежда и хорошее оружие. Берси отвечает:

– Счастливо оставаться, конунг!

Об этом Берси рассказывает в том флокке, который он сочинил, когда попал в плен к Олаву конунгу и сидел в кандалах:


Ты приветным словом

Искусника песней

Провожал, вождю мы

Тем же отвечали.

Да была не в радость

Мне такая мена

Слов с преславным асом

Скакуна канатов.


Я в дружине Свейна

Повидал немало

Грозных сеч – железо

Светлое звенело.

Знать, не приведется

Мне теперь на звере

Рей с вождем, достойней

Свейна, плыть к сраженьям.


Не склонюсь столь низко,

Угнетатель угря

Ран, – впредь буду верно

Служить Вам в дружине! –

Чтобы, вождь, от прежних

Друзей – там я узрил

Твоего, державный,

Врага – отрекаться. [255]



LI


Некоторые из людей ярла выбрались на берег, а другие сдались в плен. Свейн ярл со своими кораблями вышел во фьорд. Там собрались все его корабли, и предводители стали совещаться. Ярл стал советоваться с лендрманнами. Эрлинг сын Скьяльга советовал плыть на север страны, набрать там войско и снова сразиться с Олавом конунгом. Но так как ярл потерял много людей, большинство было за то, чтобы он отправился к конунгу шведов, своему родичу, и там набрал себе войско. С этим согласился и Эйнар, так как считал, что сейчас у них недостаточно сил, чтобы сражаться с Олавом.

Войско ярла разделилось. Ярл поплыл на юг к Фольду, и с ним Эйнар Брюхотряс. Эрлинг сын Скьяльга и многие другие лендрманны, которые не хотели бросать свои отчины, поплыли домой на север. У Эрлинга в это лето было много народу.


LII


Олав конунг и его люди увидели, что ярл собрал свои корабли. Тогда Сигурд Свинья начал подбивать Олава снова напасть на ярла и биться с ним до конца. Олав конунг говорит, что сначала он хочет посмотреть, что сделает ярл – будут ли они держаться все вместе или корабли разойдутся в разные стороны. Сигурд сказал, что Олаву решать, как поступать, и добавил:

– Я предвижу, что не скоро эти вожди подчинятся тебе. Как ты ни властолюбив, но и им не привыкать тягаться даже с самыми могущественными людьми.

Олав не стал нападать на ярла, и битва на этом закончилась. Скоро они увидели, что корабли ярла разделились. Олав велел обобрать убитых. Они оставались там еще несколько дней и делили добычу. Сигват скальд сложил тогда такие висы:


Домой, в край полночный,

Многие дороги

Из той лютой рети

Назад не сыскали.

Сотни тел, одетых

В злато – мы ль не бились

Со Свейном! – в пучину

С коней рей срывалось.


Нам за гром секирный –

Пускай, уступали

Мы числом – не станут

Пенять девы Трёнда.

Те ж мужи заслужат

Позор у разумных

Дев, кто загребали

В брани бородами.


И еще такую:


Упплёнд стал оплотом –

Мы растили силу

Против Свейна –

Ньёрду Вёсельного волка.

Не за пивом княжьим

Удаль показали

Ныне хейны. Хохот

Хильд мы учинили. [256]


Перед тем как расстаться Олав конунг сделал богатые подарки своему отчиму Сигурду Свинье и всем другим знатным людям, которые помогли ему. Он дал Кетилю из Хрингунеса корабль на тридцать гребцов, и Кетиль повел его в Раум‑Эльв и оттуда на север в Мьёрс.


LIII


Олав конунг приказал следить за тем, куда поедет ярл, и когда он узнал, что ярл уехал из Норвегии, он отправился на запад в Вик. К нему стеклось тогда много народу. Он был провозглашен конунгом на тингах и добрался до Лидандиснеса. Тут он узнал, что Эрлинг сын Скьяльга собрал большое войско. Дул попутный ветер, Олав конунг быстро собрался и направился из северного Агдира в Трандхейм, так как считал, что там вся мощь страны и лучше будет, если ему удастся покорить ее, пока ярла нет в Норвегии.

Когда Олав конунг приплыл в Трандхейм, против него никто не выступил, и он был провозглашен конунгом. Осенью он обосновался в Ни‑даросе и приготовился зимовать там. Он велел построить себе усадьбу и церковь Клеменса, на том самом месте, где она и сейчас стоит. Он размечал участки для застройки и давал их бондам, купцам и другим людям, которые ему пришлись по нраву и хотели там обосноваться. С ним там было много народу, так как он не полагался на верность трёндов и боялся, что они выступят против него, если вернется ярл. Видно было, что хуже всего к нему относятся жители Внутреннего Трандхейма, так как от них он не получал никаких податей.


LIV


Свейн ярл отправился сначала в Швецию к своему родичу Олаву конунгу шведов и рассказал ему обо всем, что у них произошло с Олавом Толстым. Он советовался с конунгом шведов, что ему делать дальше. Конунг говорит, что ярл, если хочет, может остаться у него, и предлагает ему власть, которую тот сочтет подобающей.

– А если не хочешь оставаться, – добавил он, – то я дам тебе достаточно войска, чтобы ты смог отвоевать свои владения у Олава конунга.

Ярл выбрал последнее, потому что этого хотели люди, которые с ним там были, так как у многих из них в Норвегии остались большие владения. Когда они стали совещаться, как им действовать, они решили, что следующей зимой им надо отправиться в Трандхейм по суше через Хельсингьяланд и Ямталанд. Ярл больше всего рассчитывал на помощь жителей Внутреннего Трёндалёга. А летом они решили отправиться в поход в Восточные Страны, чтобы добыть себе добра.


LV


Свейн ярл отправился со своим войском на восток в Гардарики и разорял там селения. Он пробыл там все лето, а когда наступила осень, двинул свое войско назад в Швецию. Но тут он заболел и умер. После смерти ярла люди, которые были с ним, вернулись обратно в Швецию, а некоторые направились в Хельсингьяланд и дальше в Ямталанд, а потом через Кьёль в Трандхейм. Там они рассказали о том, что произошло у них в походе, и все тогда узнали о смерти Свейна ярла.


LVI


Эйнар Брюхотряс и те люди, которые были с ним, отправились зимой к конунгу шведов. Их там хорошо приняли. Там остановились еще многие из тех, кто был раньше в войске ярла. Конунг шведов был очень недоволен тем, что Олав Толстый прогнал Свейна ярла и захватил земли, с которых он, конунг шведов, получал подати. Конунг грозился жестоко расправиться с Олавом за это, когда ему представится возможность. Он сказал, что не следует Олаву быть слишком самонадеянным и считать, что ему сойдет с рук то, что он захватил все владения ярла. Многие из людей конунга шведов согласились с этим.

Но когда трёнды узнали о том, что Свейн ярл умер и никогда больше не вернется в Норвегию, они все подчинились Олаву конунгу. Многие отправились тогда из Внутреннего Трандхейма к Олаву конунгу и стали его людьми, а некоторые послали к нему гонцов со своими знаками, чтобы сообщить, что они хотят служить ему. Осенью он отправился во Внутренний Трандхейм и созывал там бондов на тинги. В каждом фтоль‑ке его провозглашали конунгом. Потом он отправился в Нидарос и велел, чтобы туда свозили все подати, так как он намеревался зимовать там.


LVII


Олав конунг велел построить себе усадьбу в Нидаросе. Ему выстроили большие палаты с дверьми с обоих концов. Престол конунга был посередине, а рядом с ним сидел Гримкель, его придворный епископ, и за ним – другие его священники, а с другой стороны сидели его советники. На престоле, прямо напротив конунга, сидел его окольничий Бьёрн Толстый и рядом с ним гости. [257] Когда к конунгу приходили знатные люди, их сажали на почетные места. Пиво пили у огня. Каждому из своих людей конунг поручал какое‑нибудь дело, как это было принято у конунгов. У него было шестьдесят дружинников и тридцать гостей. Он сам устанавливал для них законы и раздавал плату. У него было тридцать работников, которые должны были делать в усадьбе все, что требовалось, и доставлять все необходимое, и множество рабов. В усадьбе был большой дом, где спала дружина, и большая палата, где конунг собирал своих людей и решал всякие дела.


LVIII


Обычно конунг вставал рано утром, одевался и мыл руки, а потом шел в церковь к заутрене. Потом он шел решать тяжбы или говорил людям о том, что считал необходимым. Он собирал вокруг себя и могущественных и немогущественных, и особенно всех тех, кто были самыми мудрыми. Он часто просил говорить ему законы, которые установил в Трандхейме Хакон Воспитанник Адальстейна. Сам он устанавливал законы, советуясь с самыми мудрыми людьми. Одни законы он упразднял, а другие добавлял, если считал это необходимым. Закон о христианстве он установил, посоветовавшись с епископом Гримкелем и другими священниками. Он прилагал все силы, чтобы искоренить язычество и те древние обычаи, которые, по его мнению, противоречили христианской вере. И вышло так, что бонды приняли законы, которые установил конунг. Сигват говорит так:


Ты, жилец светлицы

Вола снасти, [258] властен

Днесь закон дать детям

Вечный человечьим.


Олав конунг был человеком добродетельным, сдержанным и немногословным. Он был охоч до всякого добра и щедро его раздавал. С конунгом тогда был Сигват скальд, как раньше уже говорилось, и другие исландцы. Олав конунг подробно расспрашивал их о том, как христианство соблюдается в Исландии. Он считал, что оно там плохо соблюдается, раз законы там разрешают есть конину, выносить детей [259] и делать многое другое, что противоречит христианской вере и что делали язычники.

Исландцы рассказывали конунгу о многих могущественных людях, живших тогда в Исландии. Скафти сын Тородда был тогда законоговорителем в стране.

Олав много расспрашивал знающих людей об обычаях в разных странах и особенно часто спрашивал он о христианской вере и о том, как она соблюдается на Оркнейских, Шетлендских и Фарерских островах. Из рассказов он узнал, что там далеко не все хорошо. Он часто вел такие беседы или говорил о законах и порядках в стране.


LIX


Той же зимой из Швеции выехали посланцы конунга Олава шведского. Во главе их были два брата – Торгаут Заячья Губа и Асгаут Управитель. Всего их было двадцать четыре человека. Когда они перебрались через Кьёль и спустились в Верадаль, они созвали бондов на тинг и потребовали, чтобы те заплатили подати конунгу шведов. Бонды посовещались и сказали, что они согласны заплатить то, чего требует конунг шведов, но пусть‑тогда Олав конунг с них ничего не берет. Они сказали, что не хотят платить подати и тому и другому. Посланцы отправились дальше по долине и везде на тингах им отвечали так же, и никто ничего не платил. Тогда они отправились в Скаун, созвали там тинг и потребовали, чтобы бонды заплатили подать. Но и здесь им ответили так же. Потом они поехали в Стьёрадаль и потребовали, чтобы там собрали тинг, но бонды не захотели идти на тинг. Тут посланцы поняли, что ничего у них не выйдет. Торгаут уже хотел вернуться назад в Швецию. Но Асгаут сказал:

– Я считаю, что мы еще не выполнили поручения конунга. Я поеду к Олаву Толстому, ведь бонды говорят, что сделают так, как он решит.

На том они и порешили, отправились в Нидарос и остановились там на ночлег. На следующий день они явились к конунгу. Он сидел тогда за столом. Они приветствовали его и сказали, что у них к нему дело от конунга шведов. Конунг попросил их прийти на следующий день. На другой день, выслушав заутреню, конунг пошел в палату, где собрался его тинг, велел позвать туда людей шведского конунга и попросил их рассказать об их деле. Начал говорить Торгаут. Он рассказал, с каким делом они приехали и какой они получали ответ от жителей Внутреннего Трёндалёга. Потом он попросил конунга, чтобы тот вынес решение по их делу. Конунг сказал:

– Когда страной правили ярлы, то было неудивительно, что народ должен был платить подати им, так как они имели право на власть здесь по рождению. Но было бы справедливее, если бы ярлы повиновались и служили законным конунгам этого государства, а не подчинялись иноземным конунгам и выступали против законных конунгов и изгоняли их из страны. А что касается Олава шведского конунга, который притязает на Норвегию, то я не знаю, какое право у него есть на такое притязание. И мы еще хорошо помним, сколько наших людей погубил он и его родичи.

Тогда Асгаут сказал:

– Не зря тебя прозвали Олавом Толстым. Больно высокомерно ты отвечаешь на слова, которые велел передать тебе такой могущественный правитель. Тебе невдомек, во что тебе обойдется гнев конунга. Многие, кто, как мне кажется, были помогущественнее тебя, уже испытали на себе его гнев. Если ты хочешь удержать власть в своих руках, тебе надо поехать к нему и стать его человеком. Тогда мы вместе с тобой попросим, чтобы он разрешил тебе править этой страной.

Конунг тогда спокойно отвечает:

– Я хочу дать тебе другой совет, Асгаут. Поезжайте обратно на восток р вашему конунгу и скажите ему, что ранней весной я отправлюсь к границе, которая издавна разделяет владения конунга Норвегии и конунга шведов. Пусть и он туда приедет, если хочет, чтобы мы заключили мир, с тем условием, чтобы каждый правил той страной, которой он рожден править.

Тут посланцы уходят и собираются в путь, а конунг идет к столу. Потом посланцы снова пришли во двор конунга, но когда их увидели стражи, стоящие у дверей, они сказали об этом конунгу. Он не велел их пускать и сказал:

– Я не хочу говорить с ними.

Посланцы ушли несолоно хлебавши. Торгаут говорит, что он со своими людьми хочет вернуться в Швецию, но Асгаут отвечает, что он хочет выполнить поручение конунга. Тут они расстаются. Торгаут отправляется в Стринд, а Асгаут сам двенадцатый едет в Гаулардаль и дальше в Оркадаль. Он хочет поехать на юг в Мёр и выполнить там поручение конунга шведов. Но когда Олав конунг узнал об этом, он послал за ними вдогонку гостей. Они догнали их в Несе у Стейна, схватили и повели на гору Гауларас. Там они сделали виселицу и повесили их так, чтобы их можно было видеть с фьорда, где часто ходят корабли. Торгаут узнал об этом еще до того, как он покинул Трандхейм. Он отправляется в путь, возвращается к конунгу шведов и рассказывает ему о том, что произошло. Конунг был очень разгневан, когда узнал обо всем, и не поскупился на угрозы.


LX


Весной Олав конунг набрал войско в Трандхейме и собрался на восток. Тогда же из Нидароса отправлялся корабль в Исландию. Олав послал с ним свои знаки и велел передать Хьяльти сыну Скегги, чтобы тот явился к нему. Он просил передать законоговорителю Скафти и всем другим исландцам, причастным к законодательству, чтобы они отменили те законы, которые, как он считал, противоречат христианской вере. Всем исландцам он послал свои заверения в дружбе.

Конунг направился на юг вдоль побережья, останавливаясь в каждом фюльке и созывая бондов на тинг. На каждом тинге он велел читать христианские законы и заповеди. Он запрещал многие дурные обычаи и языческие обряды, потому что ярлы жили по старым законам и никому не навязывали христианских обычаев. В то время повсюду на побережье люди были крещены, но большинству христианские законы оставались неизвестны, тогда как в горных долинах и горах все и подавно оставались язычниками, так как, когда люди предоставлены самим себе, они крепко помнят веру, которой их научили в детстве. Тех, кого Олав не мог уговорить принять христианство, он принуждал к этому силой и не смотрел на то, кто перед ними, – могущественный человек или нет.

Олав был провозглашен конунгом по всей стране на всех тингах, и никто тогда не выступил против него. Когда он стоял в проливе Кармтсунд, он послал гонцов к Эрлингу сыну Скьяльга и предложил заключить мир. На острове Хвитингсей была назначена их встреча. Когда они встретились, они стали договариваться о мире. Но Эрлингу показалось, что Олав говорит не совсем то, что ему раньше передавали гонцы Олава. Эрлинг сказал, что он хочет сохранить все те владения, которые ему пожаловал Олав сын Трюггви, а потом ярлы Свейн и Хакон, и добавил:

– Тогда я стану твоим человеком и верным другом.

Конунг говорит:

– Я думаю, Эрлинг, что тебе будет не хуже, если ты получишь от меня столько же, сколько ты получил от Эйрика ярла, человека, который погубил больше всего твоих людей. Я сделаю тебя самым могущественным человеком в стране, но я хочу сам распоряжаться своими владениями и не признаю, что лендрманны имеют право на мою отчину. Но за вашу службу я буду щедро платить.

У Эрлинга не хватило духа просить тогда конунга о чем‑нибудь еще, потому что он видел, что конунг был непреклонен. Эрлинг понял, что он может выбирать одно из двух: либо не заключать мира с конунгом и, может быть, потерять все, либо позволить конунгу решать самому. Он выбрал последнее, хотя это и было ему не по вкусу, и сказал конунгу:

– Раз я сам принимаю решение, я буду служить тебе верой и правдой.

На этом и кончился их разговор. Тут подошли родичи и друзья Эрлинга и просили его быть благоразумным, не перечить конунгу и уступить ему. Они говорили:

– Ты ведь все равно останешься самым могущественным лендрманном в Норвегии и по своим достоинствам, и по рождению, и по богатству.

Эрлинг понял, что это хороший совет и что те, кто его дают, хотят ему добра. Он так и сделал. Подчинился конунгу на тех условиях, которые тот ему поставил. Затем они расстались, и считалось, что они заключили мир. Олав поплыл тогда вдоль берега на восток.


LXI


Когда Олав вошел в Вик, и об этом стало известно, датчане, которых конунг датчан назначил там управителями, уплыли в Данию, не захотев встречаться с Олавом конунгом. Олав конунг плыл вдоль побережья Вика и собирал бондов на тинги. Все бонды подчинились ему. Он собрал там все подати, которые причитались конунгу, и провел в Вике то лето. Потом из Тунсберга он направился на восток в Фольд и оттуда поплыл еще. дальше к проливу Свинасунд, откуда начинались владения конунга шведов. Там конунг шведов поставил править землями своих людей: на севере правил Эйлив Гаутский, а на востоке до самого Эльва – Хрои Кривой. У Хрои была родня по обоим берегам Эльва и большое поместье в Хисинге. Он был человеком могущественным и очень богатым. Эйлив был тоже знатного рода.

Когда Олав со своим войском приплыл в Ранрики, он созвал там тинг. На тинг собрались те, кто жил на островах и на побережье. Когда начался тинг, держал речь Бьёрн окольничий. Он просил бондов признать Олава конунгом, как это уже сделали в других местностях Норвегии. Одного знатного бонда звали Брюньольв Верблюд. Он встал и сказал:

– Мы, бонды, знаем, где издавна по закону проходит граница между владениями конунга Норвегии, конунга шведов и конунга датчан. Она идет от озера Венир по реке Гаут‑Эльв до моря. На севере она проходит по лесам Маркир к лесу Эйдаског и по Кьёлю до Финнмёрка. Но бывало и так, что то одни, то другие захватывали чужие земли. Шведы долго владели землями до самого Свинасунда, но, сказать по правде, я знаю, что многие хотели бы больше служить конунгу Норвегии, хоть никто не осмеливается на это. Владения конунга шведов – и к востоку и к югу от нас, но конунг Норвегии скорее всего отправится отсюда на север, где у него больше сил, и нам тогда уже не справиться с гаутами. Пусть теперь конунг даст нам совет, как нам быть, так как мы готовы стать его людьми.

Вечером после тинга Брюньольв был гостем у конунга. И на следующий день они долго беседовали наедине. Потом конунг отправился по Вику на восток. Но когда Эйлив узнал, что туда приплыл конунг, он велел следить за ним. У Эйлива в дружине было тридцать человек. Он был тогда в селении над пограничными лесами и собрал там бондов.

Многие бонды сами поехали навстречу Олаву конунгу, а некоторые передавали ему свои заверения в дружбе. Бонды ездили от Олава к Эйливу и обратно и долго уговаривали их, чтобы они созвали тинг и на чем‑нибудь помирились. Эйливу они говорили, что им пришлось бы туго, если бы они не подчинились конунгу, и сказали, что у Эйлива не будет недостатка в людях. Было решено спуститься на тинг с конунгом. Тогда конунг послал Торира Длинного, предводителя гостей, сам двенадцатого к Брюньольву. У всех них под одеждой были кольчуги, а на шлемах – колпаки. На следующий день с Эйливом пришло к берегу много бондов. С ним был и Брюньольв вместе с Ториром. Конунг пристал к берегу у скалы, которая выдавалась в море. Он сошел там на берег и расположился со своим войском на той скале. Выше было поле, где стоял Эйлив со своими людьми, которые закрывали его щитами.

От имени конунга долго и красноречиво говорил Бьёрн окольничий. Когда он сел, встал Эйлив и начал свою речь. Тут вскочил Торир Длинный, взмахнул мечом и нанес им удар Эйливу по шее, так что у того голова слетела с плеч. Все бонды вскочили, а гауты бросились бежать, и некоторых Торир и его люди убили. Когда все успокоились и стало тихо, поднялся Олав конунг и сказал, чтобы бонды сели на свои места. Они так и сделали. Много тогда было сказано, и в конце концов бонды подчинились конунгу и обещали слушаться его, а он обещал им за это, что будет оставаться с ними до тех пор, пока он каким‑нибудь образом не кончит свой спор с Олавом конунгом шведов.

После этого Олав подчинил себе северную округу, а летом отправился на восток к Эльву. Он собрал все причитающиеся конунгу подати на островах и на побережье. Когда лето подходило к концу, он вернулся на север в Вик и поплыл по Раум‑Эльву. Там есть большой водопад, который называется Сарп, а к северу от водопада в реку вдается мыс. Конунг велел поперек мыса сделать вал из камней, дерна и бревен, а перед валом вырыть ров. Так он соорудил большую земляную крепость. А внутри крепости он основал торговый посад. Там он велел построить для себя палаты и поставить церковь Марии. Он велел размечать участки для других дворов и давал их людям, чтобы те там строились. Осенью он велел свезти туда все, что необходимо на зиму, и остался там зимовать, и с ним было множество народу. А во всех округах он оставил своих людей. Он запретил всякий вывоз из Вика в Гаутланд, в частности вывоз сельди и соли, без которых гаутам приходилось плохо. На йоль, он устроил большой пир и пригласил к себе многих могущественных бондов из ближайших местностей.


LXII


Одного человека звали Эйвинд Турий Рог. Он был из Восточного Агдира. Он был могущественным человеком и знатного рода. Каждое лето он ходил в викингские походы то на запад за море, то в Восточные Страны, то на юг в Страну Фризов. У него был хорошо оснащенный корабль на сорок гребцов. Он был с Олавом конунгом в битве у Несьяра и помог ему там. Когда они расставались, конунг обещал ему свою дружбу, а Эйвинд обещал помогать конунгу и впредь, когда бы тот в этом ни нуждался. Зимой, на йоль, Эйвинд был в гостях у Олава конунга и получил от него богатые подарки. С конунгом тогда был и Брюньольв Верблюд. Он получил от конунга меч, отделанный золотом, и поместье Ветталанд, а это очень большое поместье. Брюньольв сочинил вису об этих подарках. В ней сказано так:


Дал мне владыка

Булат и Ветталанд.


Конунг дал ему звание лендрманна, и Брюньольв навсегда оставался лучшим другом конунга.


LXIII


Той зимой Транд Белый отправился из Трандхейма на восток в Ямталанд собирать подати для Олава Толстого. Когда он уже собрал все подати, туда приехали люди конунга шведов и убили Транда и сопровождавших его одиннадцать человек, забрали подати и отвезли конунгу шведов. Об этом узнал Олав конунг, и ему это не понравилось.


LXIV


Олав конунг велел ввести христианство в Вике таким же образом, как он сделал это на севере страны. И дело шло успешно, поскольку жители Вика были знакомы с христианскими обычаями намного лучше, чем люди на севере, так как и зимой и летом там бывало много датских и саксонских купцов. К тому же и сами жители Вика часто ездили торговать в Англию, Страну Саксов, Страну Флемингов и в Данию, а некоторые бывали в викингских походах и оставались зимовать в христианских странах.


LXV


Весной Олав конунг послал гонца к Эйвинду и просил его приехать. Они долго беседовали наедине. Вскоре после этого Эйвинд собрался в викингский поход. Он плыл на юг по Вику и пристал к берегу у Хисинга, на островах Эйкрейяр. Там он узнал, что Хрои Кривой отправился на север на Ордост, собрал там подати и налоги для шведского конунга и теперь должен был возвращаться с севера. Тогда Эйвинд поплыл в пролив Хаутасунд, а с севера по этому проливу плыл Хрои. Там они встретились, и завязался бой. Хрои погиб, и с ним полегло около тридцати его людей. Эйвинд захватил все добро, которое было у Хрои. Потом Эйвинд отправился в Восточные Страны и все лето был в викингском походе.


LXVI


Одного человека звали Гудлейк Гардарикский. Он был родом из Агдира. Он много ездил и был богатым купцом. Он ездил по торговым делам в разные страны и часто бывал на востоке в Гардарики, поэтому его прозвали Гудлейк Гардарикский. Той весной Гудлейк снарядил свой корабль и собрался летом плыть на восток в Гардарики. Олав конунг послал к нему сказать, что хочет встретиться с ним. Когда Гудлейк приехал к конунгу, тот сказал ему, что хочет заключить с ним соглашение. Он просил Гудлейка купить дорогие вещи, которые трудно достать здесь в Норвегии. Гудлейк говорит, что сделает то, о чем его просит конунг. Конунг велит дать Гудлейку столько денег, сколько тому понадобится, и Гудлейк летом отправляется в Восточные Страны. Они остановились надолго у Готланда, и случилось то, что случается часто, – не все смогли удержать язык за зубами, и готландцы узнали, что корабельщик едет с деньгами Олава конунга. Летом Гудлейк отправился в Восточные Страны, побывал в Хольмгарде и купил там драгоценных тканей для праздничных нарядов, дорогие меха и роскошную столовую утварь. Осенью Гудлейк отправился обратно, но дул сильный встречный ветер, и они долго простояли у Эйланда. Торгаут Заячья Губа узнал, что везет Гудлейк. Он подплыл к нему на боевом корабле и сразился с ним. Гудлейк и его люди долго оборонялись, но у Торгаута людей было намного больше. Гудлейк и многие его люди погибли, а многие были ранены. Торгаут захватил все их добро и драгоценные вещи, купленные для Олава конунга. Всю добычу Торгаут и его люди поделили поровну, но Торгаут сказал, что драгоценности Олава должны достаться конунгу шведов, и добавил:

– И это будет частью той подати, которую он должен получать с Норвегии.

Потом Торгаут отправился на восток в Швецию.

Об этих событиях скоро стало известно. Немного позже к Эйланду подплыл Эйвинд. Когда он узнал, что произошло, он поплыл на восток вдогонку за Торгаутом и его людьми. Они встретились в Шведских Шхерах, и завязался бой. Тут погиб Торгаут и большинство его людей, а многие попрыгали в воду. Эйвинд взял все то добро, которое Торгаут захватил у Гудлейка, а также драгоценности Олава конунга и в ту же осень вернулся в Норвегию и поднес Олаву конунгу его драгоценности. Конунг его поблагодарил и обещал ему еще раз свою дружбу. К тому времени Олав конунг уже три зимы был конунгом Норвегии.


LXVII


Тем же летом Олав конунг собрал войско и отправился на восток к Эльву и долго там пробыл. Он посылал гонцов к ярлу Рёгнвальду и его жене Ингибьёрг дочери Трюггви, а они посылали людей к нему. Ингибьёрг приложила много сил, чтобы помочь Олаву конунгу и во всем его поддерживала. Она делала это по двум причинам: во‑первых, она была в близком родстве с Олавом конунгом, а во‑вторых, она не могла простить конунгу шведов того, что тот был причастен к гибели ее брата Олава сына Трюггви. Поэтому она считала, что имеет право на участие в делах конунга Норвегии. Под влиянием ее уговоров ярл был очень расположен к Олаву конунгу. В конце концов конунг и ярл договорились о встрече и встретились на Эльве. Они беседовали о многом, но особенно долго они говорили о вражде между конунгом Норвегии и конунгом шведов. Оба говорили, что как жители Вика, так и гауты, терпят бедствия от того, что между конунгами нет мира и нельзя торговать, и это было сущей правдой. В конце концов они заключили мир до следующего лета. Когда они расстались, то поднесли друг другу подарки и поклялись в дружбе. Потом конунг направился на север в Вик и собрал там все подати, которые ему причитались, до самого Эльва, и все местные жители ему подчинились. Олав конунг шведский так ненавидел Олава сына Харальда, что никто в его присутствии не смел называть того его настоящим именем. Его называли Толстяком и всегда сильно поносили, когда о нем заходила речь.


LXVIII


Бонды в Вике посовещались и решили, что лучше всего для них будет, если конунги заключат между собой мир. Они говорили, что плохо придется бондам, если конунги будут продолжать разорять земли друг друга. Но никто не мог набраться смелости и рассказать конунгу об этих толках. Тогда они попросили Бьёрна окольничьего, чтобы он обратился к конунгу с просьбой: пусть тот пошлет людей к конунгу шведов, чтобы те от его имени предложили ему мир. Бьёрн сначала не хотел делать этого и отговаривался, но когда его стали просить многие друзья, он в конце концов обещал поговорить с конунгом. Он сказал, однако, что предчувствует, что конунг не захочет ни в чем идти навстречу конунгу шведов.

Тем летом из Исландии приплыл Хьяльти сын Скегги по вызову конунга. Он явился к Олаву конунгу, и тот хорошо его принял. Конунг пригласил Хьяльти остаться у него и посадил его рядом с Бьёрном окольничьим. Они стали сотрапезниками и скоро подружились.

Однажды, когда Олав конунг созвал своих людей и бондов, чтобы поговорить о делах в стране, Бьёрн сказал:

– Что ты думаешь, конунг, о немирье между тобой и шведским конунгом Олавом? Уже много полегло людей и у нас и у них, но до сих пор не принято решение о том, кому какой частью страны владеть. Ты со своими людьми был в Вике два лета и одну зиму, оставив на произвол судьбы все земли к северу отсюда, и тем, у кого на севере остались имущество и отчина, надоело оставаться здесь. Лендрманны и другие знатные люди, и бонды считают, что нужно на что‑то решиться. И так как сейчас с ярлом и вестгаутами заключен мир, а они наши самые близкие соседи, то все считают, что сейчас было бы самым лучшим, если бы ты послал послов к конунгу шведов и предложил ему мир. Многие из тех, кто сейчас с конунгом шведов, будут рады миру, потому что он на пользу и этой и той стороне.

Эта речь Бьёрна всем понравилась. Тогда конунг сказал:

– Лучше всего, Бьёрн, если то, о чем ты здесь говорил, сделаешь ты сам. Поезжай‑ка послом к конунгу шведов, и если твой совет хорош, тебе же и будет лучше, но если ты подвергнешься какой‑нибудь опасности, то будешь сам виноват. Впрочем, ведь твоя обязанность говорить на людях то, что я велю сказать.

Тут конунг встал и пошел в церковь. Он велел, чтобы для него отслужили мессу и отправился потом к столу.

На следующий день Хьяльти спросил у Бьёрна:

– Почему ты такой хмурый? Ты заболел или сердишься на кого‑нибудь?

Тут Бьёрн рассказал об их разговоре с конунгом и о том, что тот дал ему поручение. Хьяльти говорит:

– Так всегда бывает с теми, кто служит конунгу! Все они уважаемые люди, и почестей им оказывают больше, чем другим, но жизнь их часто оказывается в опасности. Однако, как бы то ни было, они не должны ударить лицом в грязь. Впрочем, удача конунга велика. И если все хорошо обернется, эта поездка принесет тебе большую славу.

Бьёрн сказал:

– Легко тебе говорить так об этой поездке. Может, ты сам хочешь поехать вместе со мной? Конунг сказал, чтобы я отправился в путь, взяв с собой своих людей.

Хьяльти говорит:

– Конечно, если хочешь, то я поеду, потому что, если мы расстанемся, трудно мне будет найти другого такого сотрапезника.


LXIX


Через несколько дней, когда Олав конунг был на совете, явился Бьёрн, и с ним одиннадцать человек. И Бьёрн говорит конунгу, что они готовы отправиться в путь, и лошади их уже оседланы.

– А теперь, – говорит Бьёрн, – я хочу знать, с каким делом я еду и что ты нам поручаешь.

Конунг говорит:

– Вы должны передать конунгу шведов такие мои слова: я хочу, чтобы между нашими странами был мир и чтобы граница между ними проходила там, где она проходила при Олаве сыне Трюггви. И пусть этот договор будет скреплен так, чтобы никто из нас его не нарушал. И если мы заключим мир, то не надо вспоминать о потерях в людях, потому что конунг шведов не сможет деньгами возместить нам потерю тех людей, которые погибли от руки шведов.

Потом конунг встал и вышел с Бьёрном и его людьми. Он вручил Бьёрну роскошно отделанный меч и золотой перстень и сказал:

– Даю тебе этот меч, его подарил мне этим летом Рёгнвальд ярл. Ты должен поехать к нему и передать, что я прошу его помочь вам советами и поддержкой выполнить мое поручение. Я считаю, что ты хорошо выполнишь поручение, если конунг шведов тебе ясно ответит – да или нет. А этот перстень ты передашь Рёгнвальду ярлу. Он должен узнать этот знак.

Тут к конунгу подошел Хьяльти, приветствовал его и сказал:

– Мы очень хотим, чтобы твоя удача, конунг, не покинула нас в пути.

И он выразил желание вернуться целым и невредимым. Конунг спросил, куда тот собирается ехать.

– С Бьёрном, – отвечает Хьяльти. Конунг говорит:

– Раз ты едешь с ними, то эта поездка должна хорошо кончиться, так как тебе часто сопутствовала удача. Будь уверен, я буду всей душой с вами, если это сможет вам помочь, и пусть моя удача будет с тобой и со всеми вами.

Бьёрн отправился в путь со своими людьми и приехал в усадьбу Рёгнвальда ярла. Их там хорошо приняли. Бьёрн был известным человеком. Те, кто когда‑либо видел Олава конунга, сразу узнавали Бьёрна по его виду и по речам, потому что на каждом тинге Бьёрн говорил от имени Олава конунга.

Ингибьёрг, жена ярла, подошла к Хьяльти и приветствовала его. Она знала его, потому что была со своим братом Олавом сыном Трюггви в то время, когда с ним был и Хьяльти, кроме того Вильборг, жена Хьяльти, была в родстве с конунгом. Дело в том, что у Кари Викинга, лендрманна из Вёрса, было два сына – Эйрик Бьодаскалли, отец Астрид, матери конунга Олава сына Трюггви, и Бёдвар, отец Алов, матери Гицура Белого, отца Вильборг.

Их там хорошо принимали. Однажды Бьёрн и его люди завели разговор с ярлом и Ингибьёрг. Бьёрн сказал о своем поручении и показал ярлу перстень – знак конунга. Ярл тогда спрашивает:

– Что ты, Бьёрн, такого сделал, что конунг хочет твоей смерти? Вряд ли тебе удастся выполнить твое поручение. Я думаю, что нет такого человека, который бы смог сказать эти слова конунгу шведов и уйти безнаказанным. Олав конунг шведов слишком высокомерен, чтобы выслушивать речи, которые ему не по вкусу.

Бьёрн тогда отвечает:

– Ничего со мной не случилось такого, за что на меня мог бы разгневаться Олав конунг, но многие его замыслы могут показаться опасными и особенно тем, у кого не хватает мужества. Но все его замыслы до сих пор удавались, и мы надеемся, что и дальше так будет. Сказать по правде, ярл, я намерен поехать к конунгу шведов и вернусь назад, пока не заставлю его выслушать то, что поручил передать ему Олав конунг, если только смерть или плен не помешают мне выполнить поручение конунга. Я сделаю так, даже если ты не захочешь помочь мне.

Ингибьёрг сказала:

– Мое мнение я скажу прямо. Я хочу, ярл, чтобы ты приложил все силы и помог послам Олава, так чтобы они смогли передать слова Олава конунгу шведов, что бы тот ни ответил. И хотя этим мы можем навлечь на себя гнев конунга шведов или потерять все наше имущество и владения, по мне лучше уж это, чем если все узнают, что ты отказался помочь посольству Олава конунга, потому что испугался конунга шведов. Ты знатного рода, и у тебя много родичей, и по всему твоему положению ты можешь свободно высказывать здесь в Шведской Державе все, что захочешь, и все прислушаются к твоим словам, кто бы тебя ни слушал: многие или немногие, могущественные или немогущественные, или даже сам конунг.

Ярл отвечает:

– Нетрудно понять, на что ты меня толкаешь. Ты, должно быть, добьешься того, что я пообещаю людям конунга помочь им выполнить их поручение к конунгу шведов, понравится это ему или нет. Но я намерен действовать так, как считаю нужным. В таком трудном деле не надо спешить, и я не стану стремглав бросаться за Бьёрном или кем‑нибудь другим. Я хочу, чтобы они оставались у меня до тех пор, пока я не уверюсь, что в этом деле можно добиться успеха.

И когда ярл таким образом объявил, что он поможет им и приложит для этого все свои силы, Бьёрн поблагодарил его и сказал, что будет следовать его советам. Бьёрн и его люди оставались у ярла долго.


LXX


Ингибьёрг очень хорошо их принимала. Бьёрн говорил с ней о своем поручении и сказал, что его беспокоит, что их поездка так надолго откладывается. Они часто говорили об этом с Хьяльти, и Хьяльти сказал:

– Я поеду к конунгу, если хотите. Я не норвежец, и шведы мне ничего не сделают. Я слышал, что исландцам хорошо живется у конунга шведов. Сейчас у него живут скальды Гицур Черный и Оттар Черный, мои знакомые. Там я постараюсь разузнать, что могу, о конудге шведов: такое ли безнадежное наше дело, как об этом здесь говорят, и нельзя ли уладить все как‑нибудь по‑другому. Я попытаюсь придумать что‑нибудь, что могло бы нам помочь.

Ингибьёрг и Бьёрну это предложение показалось разумным, и они так и решили сделать. Ингибьёрг собирает Хьяльти в дорогу, дает ему двух гаутов и приказывает им поехать с Хьяльти, служить ему и в случае надобности быть его посланцами. На дорогу Ингибьёрг дала ему двадцать марок серебра. Она послала с ним свои знаки Ингигерд, дочери конунга шведов, и просила передать ей, чтобы та постаралась всеми средствами помочь в его деле, если это будет необходимо. Хьяльти собрался и отправился в путь. Когда он приехал к конунгу шведов, он быстро нашел там скальдов Гицура и Оттара. Они были ему очень рады и сразу же пошли с ним к конунгу и сказали, что приехал их соотечественник, человек очень уважаемый в Исландии, и просили конунга, чтобы тот хорошо его принял. Конунг велел, чтобы Хьяльти и его люди остались у него.

Когда Хьяльти пробыл там некоторое время и его лучше узнали, то все его стали очень уважать. Скальды часто бывали у конунга, потому что они были смелы на правду. Они часто сидели днем у престола конунга, и Хьяльти был с ними. Скальды очень хвалили Хьяльти, и конунг стал обращаться к нему, беседовал с ним и расспрашивал о том, что делается в Исландии.


LXXI


Еще до того, как Бьёрн отправился в дорогу, он попросил Сигвата скальда, который был тогда у Олава конунга, чтобы тот поехал с ним. Многим тогда эта поездка не нравилась. Бьёрн и Сигват были друзьями. Сигват сказал:


Дорожил я дружбой

Окольничьих добрых,

Бывал близок к ближним

Людям войнолюба.

Бьёрн, и ты, премудрый,

Ратуя за правду,

За скальда нередко

Вступался в палатах.


Когда они проезжали по Гаутланду, Сигват сложил такие висы;


Весело бывало

Спорить с бурей в море,

Ветры парус вздутый,

Разъярясь, терзали.

Мчался конь кормила,

Кипели под килем

Валы. Пенным долом

Мы ладьи гоняли.


Мы пускали вепрей

Эгира [260] у брега

Славного по воле

Волн в начале лета,

А под осень выпал

Скальду путь на пустошь

Бурьянную коня

Гнать. Пусть смотрят девы!


Когда они однажды вечером ехали по Гаутланду, Сигват сказал:


Путь копытом топчет

Мой конёк в потёмках.

Скачет, – вот и вечер –

Отощал, к палатам.

Несет – сбиты ноги –

Конь меня, – но кончен

День, подходит полночь –

По долам от данов.


А когда они ехали по городу Скарар по дороге, ведущей ко двору ярла, Сигват сказал:


Светлые, завидят

Из окон нас жены,

Как, пыля, протопчем

К Рёгнвальду дорогу.

Скакунов ретивых

Пустим вскачь, пусть слуха

Дев их бег достигнет

В дальних домах, добрых.



LXXII


Однажды Хьяльти вместе со скальдами был у конунга. И вот Хьяльти сказал:

– Вам известно, конунг, что я приехал сюда, чтобы встретиться с тобой, и для этого я проделал долгий и грудный путь. Когда я переплыл море и услышал о Вашем величии, то я подумал, что было бы неразумно возвращаться домой, не повидав тебя во всем Вашем великолепии. Сейчас между Норвегией и Исландией есть такой закон: когда исландцы приезжают в Норвегию, они должны платить пошлину. Когда я переплыл море, я собрал пошлину со всех людей на моем корабле и поехал сюда, чтобы заплатить ее Вам, так как знаю, что Норвегия по праву принадлежит Вам.

Тут он показал конунгу серебро и высыпал на колени Гицура Черного десять марок. Конунг сказал:

– Мало кто в последнее время привозил нам подобное из Норвегии. Я очень благодарен Вам, Хьяльти, за то, что вы приложили столько сил, чтобы привезти пошлину мне, а не заплатили ее нашим недругам. И я хочу, чтобы ты принял эти деньги в подарок от меня вместе с моей дружбой.

Хьяльти поблагодарил конунга многими словами. С тех пор Хьяльти был в чести у конунга и часто с ним беседовал, так как конунг считал его – и справедливо считал – мужем мудрым и красноречивым.

И вот Хьяльти рассказал Гицуру и От тару, что он послан к Ингигерд, дочери конунга, со знаками, которые должны были помочь ему снискать ее расположение. Он попросил, чтобы они устроили ему встречу с ней. Они ответили, что легко могут сделать это, и однажды они вошли с ним в ее покои, когда она сидела и пировала, а вокруг нее было много мужей. Она хорошо приняла скальдов, так как они были ей знакомы. Хьяльти передал ей привет от Ингибьёрг, жены ярла, и сказал, что та послала его сюда, чтобы он снискал ее расположение и получил от нее помощь, и показал знаки, которые ему дала Ингибьёрг. Дочь конунга благосклонно выслушала его и обещала ему свою дружбу. Они долго сидели у нее и пировали. Дочь конунга расспрашивала Хьяльти о новостях и просила его приходить побеседовать с ней. Он так и делал, часто приходил и беседовал с ней. Он рассказал ей с глазу на глаз о посольстве Бьёрна и спросил ее, как, по ее мнению, конунг шведов отнесется к тому, чтобы заключить мир с Олавом Толстым. Она ответила, что, по ее мнению, попытка примирить конунгов не может иметь успеха, и добавила, что конунг так зол на Олава, что даже не может слышать его имени.

Однажды Хьяльти был у конунга и беседовал с ним. Конунг был очень весел и сильно пьян. И вот Хьяльти сказал конунгу:

– Большое великолепие можно увидеть здесь. Я теперь сам вижу то, о чем часто слышал: нет другого конунга в северных странах, который мог бы сравниться величием с тобой. Но очень досадно, что нам пришлось проделать такой долгий и такой опасный путь, прежде чем мы смогли тебя увидеть. Сначала надо было долго плыть по морю, а потом проехать через Норвегию, что особенно опасно для тех, кто едет сюда с дружбой. Почему не найдется никого, кто бы захотел помирить вас с Олавом Толстым? Я слышал, что многие и в Норвегии и в Западном Гаутланде очень хотят, чтобы был заключен мир, и мне сказали точно, что, судя по словам конунга Норвегии, он охотно заключил бы с тобой мир, и я знаю, что он хочет этого потому, что считает себя гораздо менее могущественным конунгом, чем ты. Говорят, что он бы хотел взять в жены твою дочь Ингигерд, а такое сватовство было бы лучшим путем к миру. Знающие люди говорят, что он очень достойный человек.

Конунг отвечает:

– Не следует тебе так говорить, Хьяльти, но я не хочу упрекать тебя за твои слова, так как ты не знаешь, чего ты должен остерегаться: нельзя при мне называть этого толстяка конунгом, и он гораздо менее достойный человек, чем многие думают. И ты тоже так будешь считать, если я скажу тебе, что этой женитьбе не бывать, потому что я десятый конунг в Уппсале, и все мои предки единовластно правили шведской державой и многими другими большими странами, и им подчинялись другие конунги в Северных Странах. А Норвегия мало заселена, и отдельные области ее находятся далеко друг от друга. Там всегда правили мелкие конунги. Харальд Прекрасноволосый был самым большим конунгом в этой стране. Он воевал с местными конунгами и подчинил их себе, но и он считал, что не в его выгодах притязать на владения конунга шведов. Конунги шведов жили поэтому с ним в мире. К тому же они были с ним в родстве. А когда в Норвегии правил Хакон Воспитанник Адальстейна, с ним тоже жили в мире, пока он не стал совершать набеги на Гаутланд и Данию. Тогда собрали войско против него, и он погиб, и страной стали править другие. Сыновья Гуннхильд тоже лишились жизни, когда они перестали слушаться датского конунга. Норвегию тогда захватил Харальд сын Горма и заставил платить себе подати. Но все же мы думаем, что Харальд сын Горма был меньшим конунгом, чем уппсальские конунги, потому что наш родич Стюрбьёрн подчинил его себе, и Харальд сделался его человеком, а мой отец Эйрик Победоносный одолел Стюрбьёрна, когда они сразились. А когда в Норвегии появился Олав сын Трюггви и назвался конунгом, мы воспрепятствовали этому.

Мы с конунгом датчан Свейном выступили против него и сразили его. Так я захватил Норвегию, и не с меньшей силой, чем та, о которой ты только что слышал, и я владею ею по праву, так как я сражался с тем конунгом, который раньше там правил, и победил его. И ты должен теперь понять, мудрый человек, что непохоже на то, чтобы я уступил эту страну тому толстяку. И странно, что он не помнит, с каким трудом ему удалось выбраться из Лёга, когда мы его там заперли. Я думаю, что, когда ему еле удалось спасти свою жизнь, у него было другое на уме, чем снова связываться с нами, шведами. Так что, Хьяльти, не заводи больше этого разговора.

Хьяльти понял, что нет никакой надежды на то, что конунг будет дальше слушать о предложении мира, и завел речь о другом.

Немного погодя, когда Хьяльти беседовал с Ингигерд, дочерью конунга, он рассказал ей о своем разговоре с конунгом. Она сказала, что такого ответа и следовало ожидать. Хьяльти попросил ее поговорить с конунгом и сказал, что так будет, наверное, лучше. Ингигерд ответила, что конунг не будет ее слушать, что бы она ему ни сказала.

– Но если ты хочешь, – говорит она, – я могу поговорить с ним.

Хьяльти сказал, что будет ей за это благодарен. Однажды Ингигерд беседовала со своим отцом и, когда она увидела, что конунг в хорошем настроении, она сказала:

– Что ты думаешь о своей распре с Олавом Толстым? Многие считают ее бедствием. Одни говорят, что потеряли добро, а другие – родичей из‑за распри с норвежцами. И никому из ваших людей нельзя сейчас проехать по Норвегии. Тебе самому только хуже от того, что ты хочешь владеть Норвегией. Страна эта бедная, проехать по ней трудно, и на народ там нельзя положиться, они хотят в конунги кого угодно, только не тебя. Я бы на твоем месте оставила Норвегию в покое и отвоевала те земли на востоке, которыми владели раньше конунги шведов и которые недавно подчинил себе наш родич Стюрбьёрн, а Олаву Толстому позволила владеть своей отчиной и помирилась с ним.

Конунг в гневе отвечает:

– Ты хочешь, Ингигерд, чтобы я отказался от Норвегии и выдал тебя замуж за Олава Толстого? Нет! Этому не бывать! Лучше я этой зимой объявлю в Уппсале на тинге всем шведам, что народ должен собраться на войну, прежде чем растает лед. Я отправлюсь в Норвегию и предам эту страну огню и мечу, чтобы отплатить им за их неверность.

Тут конунг так разбушевался, что ему и слова нельзя было сказать, и Ингигерд ушла. Хьяльти ее ждал. Он сразу же подошел к ней и спросил, чем окончился их разговор с конунгом. Она говорит, что все было так, как она и ожидала. Конунг не захотел и слушать ее и страшно разгневался. Она просила Хьяльти никогда больше не говорить с конунгом о его поручении.

Когда Ингигерд и Хьяльти беседовали, они много говорили об Олаве Толстом. Хьяльти ей часто рассказывал о нем и о его обычаях и хвалил его, как только мог, и похвалы эти были справедливы. Ингигерд нравилось слушать все это. Однажды, когда они беседовали, Хьяльти сказал:

– Могу ли я, конунгова дочь, сказать тебе откровенно, что у меня на уме?

– Говори, – отвечает она, – но так, чтобы никто больше не слышал.

Тогда Хьяльти сказал:

– Что бы ты сказала, если бы Олав конунг Норвегии послал к тебе сватов?

Она покраснела, подумала немного и тихо ответила:

– Я не могу ответить на этот вопрос, так как не думала, что мне придется на него отвечать. Но если Олав в самом деле такой достойный человек, как ты об этом рассказывал, то я не пожелала бы себе лучшего мужа, если только ты ничего не преувеличил.

Хьяльти говорит, что он рассказывал о конунге чистую правду. Они часто говорили наедине обо всем этом. Ингигерд просила Хьяльти никому ничего не рассказывать:

– Конунг разгневается на тебя, если узнает.

Хьяльти рассказал обо всем скальдам Гипуру и Оттару. Они сказали, что замысел очень хорош, если только удастся его осуществить. Оттар был красноречив, и знатные люди любили его. Он сразу же повел разговор с конунговой дочерью и рассказал ей то же, что и Хьяльти, о достоинствах Олава. Они с Хьяльти часто говорили об этом деле. И так как они часто о нем говорили, и Хьяльти уже видел, что ему удалось кое‑чего достичь, он послал гаутов, которые с ним были, обратно с письмом от него и от Ингигерд, дочери конунга, к ярлу и Ингибьёрг. Хьяльти дал им знать о беседах, которые он вел с Ингигерд, и об ее ответе. Гонцы приехали к ярлу незадолго до йоля.


LXXIII


Послав Бьёрна на восток в Гаутланд, Олав конунг послал других своих людей в Упплёнд, чтобы они готовили там пиры для него. Он собирался ездить всю зиму по пирам по Упплёнду, так как раньше у конунгов существовал обычай каждую третью зиму ездить по пирам по Упплёнду.

Осенью конунг выехал из Борга. Сначала он отправился в Вингульмёрк. Он делал так: останавливался в соседстве с лесными поселениями и созывал оттуда всех жителей и особенно тех, кто жил в самой глуши. Он расспрашивал о том, как там соблюдалось христианство, и если узнавал, что плохо, учил народ правой вере. Тех, кто не хотел отказываться от язычества, он жестоко наказывал, некоторых он изгонял из страны, у других приказывал покалечить руки или ноги или выколоть глаза. Некоторых он приказывал повесить или обезглавить, и никого не оставлял безнаказанным из тех, кто не хотел служить богу. Так он ездил по всему фюльку и не щадил ни могущественных, ни немогущественных. Он назначал священников и сажал их так густо по Упплёнду, как считал необходимым.

Так он объехал весь фюльк Когда он отправился в Раумарики, с ним было три сотни вооруженных людей. Скоро он увидел, что чем глубже в страну он продвигается, тем меньше там знакомы с христианством. Он действовал все так же и обращал всех в правую веру, а тех, кто не хотел его слушать, он сурово наказывал.


LXXIV


Когда об этом узнал конунг, правивший в Раумарики, он понял, что ему грозят большие беды. Каждый день к нему приходили люди и могущественные и немогущественные и жаловались на Олава конунга. Тогда конунг решил отправиться в Хейдмёрк к Хрёреку конунгу, так как тот был самым мудрым из всех конунгов, которые тогда там правили. Посовещавшись между собой, конунги решили послать гонцов на север в Долины к Гудрёду конунгу и также к конунгу, что правил в Хадаланде, и просить их приехать к ним в Хейдмёрк. Те быстро отправились в путь, и пятеро конунгов встретились в Хрингисакре в Хейдмёрке. Пятым конунгом был Хринг, брат Хрёрека конунга.

Сначала конунги держали совет между собой. Первым начал говорить конунг из Раумарики. Он рассказал о походе Олава и о тех бедах, которые тот причинял, убивая и калеча людей. Некоторых он изгонял из страны, а у тех, кто хоть в чем‑нибудь ему перечил, он отнимал всё добро. К тому же он разъезжал по стране с гораздо большим числом вооруженных людей, чем то, которое ему было положено по закону. Он сказал, что бежал из Раумарики ото всех этих бед, и многие другие могущественные люди в Раумарики бежали из своих отчин.

– Но хотя сейчас тяжелее всего приходится нам, – продолжал он, – скоро вам придется испытать то же самое, поэтому будет лучше, если мы вместе обсудим, как нам быть дальше.

Когда он кончил говорить, конунги попросили Хрёрека ответить на эти слова. Тот сказал:

– Случилось то, чего я опасался, когда мы собрались в Хадаланде и вы все добивались того, чтобы Олав стал нашим правителем. Я предупреждал вас, что, когда он станет единовластным правителем страны, он не даст нам спуску. А теперь нам остается одно из двух: либо поехать всем к нему и предоставить ему самому решать, как быть с нами, и я думаю, что нам лучше всего так и сделать, либо выступить против него, пока он не продвинулся еще дальше по нашей земле. Хотя у него три или четыре сотни человек, но и у нас будет не меньше, если мы выступим все вместе. Правда, войско, во главе которого стоит несколько равных, чаще терпит поражение, чем войско, у которого один предводитель. Поэтому я советую вам не рисковать и не испытывать судьбу, выступая против Олава сына Харальда.

Потом каждый конунг сказал, что он думает. Одни согласились с Хрёреком, другие возражали ему. Они так и не могли договориться, так как в каждом из предложений находились недостатки. Тут встал Гудрёд, конунг из Долин, и сказал:

– Мне странно, что вы так долго не можете решить, что предпринять. Очень уж вы боитесь Олава. Нас здесь пятеро конунгов, и любой из нас не менее родовит, чем Олав. Мы помогли ему в борьбе со Свейном ярлом, и с нашей помощью он завладел этой страной. Но если теперь он хочет отнять у нас те небольшие владения, которые у нас были до сих пор, притеснять и унижать нас, то скажу за себя, что я не намерен становиться рабом конунга и никого из вас не буду считать мужем, если вы побоитесь убить Олава, когда он окажется тут в Хейдмёрке в наших руках. Скажу вам, что не бывать нам свободными, пока жив Олав.

Так он их подстрекал, и все с ним согласились. Тут Хререк сказал:

– Я думаю, что раз мы так решили, нам нужно возможно лучше скрепить наш союз, чтобы никто не нарушил верность друг другу. Вы хотите напасть на Олава в условленном месте, когда он приедет сюда в Хейдмёрк, но у вас ничего не выйдет, если одни будут в это время на севере в Долинах, а другие – в Хейдмёрке. Если мы тверды в своем решении, то нам надо держаться вместе и днем и ночью до тех пор, пока мы не совершим того, что задумали.

Конунги согласились, и все вместе отправились в путь. Они велели приготовить все к пиру в Хрингисакре, и пировали, сидя все вместе за одним столом. Конунги послали на разведку своих людей в Раумарики, и когда одни разведчики возвращались, им на смену посылали других, так что конунги и днем и ночью знали, куда направился Олав и какое у него войско.

Олав конунг ездил по пирам по Раумарики, как об этом уже рассказывалось. Но так как у Олава было очень много народу, еды и питья на пирах не хватало, и Олав велел бондам готовить побольше запасов в тех местах, где ему нужно было остановиться. Все же в некоторых местах он оставался меньше, чем рассчитывал, и добрался до озера быстрее, чем предполагал.

Когда конунги решили действовать сообща, они вызвали к себе лендрманнов и могущественных бондов из всех тех фюльков. Когда те приехали, конунги собрали сходку и объявили о своем решении. Они назначили день, когда всё должно было произойти, и договорились, что у каждого конунга должно тогда быть по три сотни человек. Потом они отослали лендрманнов назад, чтобы те собрали войско и после этого встретились с конунгами в условленном месте. Большинству замыслы конунгов пришлись по душе, но все же оправдалась поговорка, что у всякого есть друг среди недругов.


LXXV


На сходке был и Кетиль из Хрингунеса. Вернувшись вечером домой, он поужинал и собрался в дорогу, взяв с собой своих людей. Кетиль спустился к озеру, где стоял корабль, подаренный ему Олавом конунгом, и велел спустить его на воду. Все корабельные снасти лежали в сарае. Они взяли их оттуда, сели на весла и поплыли по озеру. С Кетилем было сорок человек, и все были хорошо вооружены.

Рано утром они приплыли к другому концу озера. Кетиль отправился оттуда в путь, взяв с собой двадцать человек, а остальных оставил стеречь корабль.

В то время Олав конунг был в Эйде на севере Раумарики. Кетиль приехал туда, когда конунг только что вернулся с заутрени. Конунг хорошо его принял. Кетиль сказал, что ему как можно скорее нужно поговорить с конунгом с глазу на глаз. Они остаются наедине, и Кетиль рассказывает Олаву о том, что замыслили конунги, и всё, что он знает об их заговоре. Когда конунг узнает об этом заговоре, он созывает своих людей, посылает одних по всей округе, чтобы те достали лошадей, других к озеру, чтобы они добыли как можно больше кораблей и пригнали их к нему. Сам он пошел в церковь и велел отслужить мессу, а после этого пошел к столу. После еды он быстро собрался и отправился к озеру. Там его уже ждали корабли. Он сел на корабль Кетиля и взял с собой столько людей, сколько могло на нем уместиться. Остальные сели на другие корабли, которые там были. Они отплыли поздно вечером. Ветра не было, и они пошли на веслах вдоль озера. У конунга тогда было около четырех сотен человек. Олав доплыл до Хрингисакра еще затемно, и стража заметила их только, когда они уже подошли к усадьбе. Кетиль и его люди точно знали, в каких покоях спят конунги. Олав конунг велел окружить эти покои и следить за тем, чтобы никто оттуда не смог выбраться. Они так и сделали и стали ждать рассвета. У конунгов не было никакой охраны, и их всех схватили и привели к Олаву конунгу.

Хрёрек конунг был человеком очень умным и решительным, и Олав конунг считал, что на него нельзя будет положиться, даже если он заключит с ним мир. Поэтому он приказал выколоть Хрёреку оба глаза и оставил его при себе. Гудрёду конунгу из Долин он велел отрезать язык. С Хринга и еще двух конунгов он взял клятву, что они уедут из Норвегии и никогда не вернутся назад. Лендрманнов и бондов, которые участвовали в заговоре, он либо изгнал из страны, либо велел изувечить, а некоторых он пощадил. Об этом говорит Оттар Черный:


Взыскал по заслугам

С землеправцев славный

Погубитель углей

Сокольего дола.

И князей за козни

Сполна столп дружины,

Хейдмёркских, принудил

Ты встарь расплатиться.


Конунгов ты выгнал

Прочь, побег сорочки

Сёрли, пересилил

Всех зачинщик сечи.

Усек язык князю

Северному живо,

От тебя владыки

Подале бежали.


Князь, ты занял земли

Пятерых – в сей рети

Сам господь победой

Крепил твою силу.

Какой княжил прежде

Ньёрд стрел – вам покорен

Край, восточней Эйда –

В стране, столь обширной? [261]


Олав конунг завладел всеми землями, которыми правили эти пять конунгов, а у лендрманнов и бондов взял заложников. Он велел, чтобы ему платили подати на севере в Долинах и во всем Хейдмёрке, а потом вернулся в Раумарики и оттуда направился на запад в Хадаланд.

В ту зиму умер его отчим Сигурд Свинья. Тогда Олав конунг возвратился в Хрингарики, и его мать Аста устроила пир в его честь. С тех пор в Норвегии только Олава называли конунгом.


LXXVI


Рассказывают, что когда Олав конунг был на пиру у Асты, своей матери, она привела и показала ему своих сыновей. Конунг посадил на одно колено своего брата Гутхорма, а на другое – своего брата Хальвдана и стал их разглядывать. Потом он нахмурил брови и грозно на них посмотрел. Оба мальчика испуганно опустили глаза. Тогда Аста принесла своего самого младшего сына, Харальда. Ему было тогда только три года. Конунг нахмурил брови, но Харальд не отвел глаз. Тогда конунг дернул его за волосы. Тут мальчик схватил конунга за ус и потянул что есть силы. Тогда конунг сказал:

– Ты, брат, видно, никому не будешь давать спуску!

На другой день конунг и Аста, его мать, гуляли по усадьбе. Они подошли к озерку, где играли Гутхорм и Хальвдан, дети Асты. Они строили большие дома и гумна, и у них было много коров и овец. Так они играли. Неподалеку от них на том же озерке у глинистого заливчика играл Харальд. Он пускал по воде деревянные дощечки. Конунг спросил его, что это такое. Мальчик ответил, что это его боевые корабли. Конунг улыбнулся и сказал:

– Может статься, брат, ты и вправду поведешь боевые корабли.

Конунг подозвал Хальвдана и Гутхорма и спросил Гутхорма;

– Что бы тебе больше всего хотелось иметь?

– Поля, – ответил тот. Конунг спросил:

– А большие ли поля?

Тот ответил:

– Я хочу, чтобы каждое лето засевался весь этот мыс.

А на том мысу было десять дворов. Конунг сказал:

– Да, много хлеба там могло бы вырасти.

Потом он спросил Хальвдана, что бы тот больше всего хотел иметь.

– Коров, – ответил тот.

– А сколько же ты хочешь коров? – спросил конунг.

– Столько, что, когда они приходили бы на водопой, они стояли бы вплотную вокруг всего этого озерка.

Конунг сказал:

– Вы оба хотите иметь большое хозяйство. Таким же был и ваш отец.

Потом конунг спросил Харальда:

– А что бы тебе больше всего хотелось иметь?

Тот отвечает:

– Дружинников.

– А сколько же ты хочешь дружинников?

– Столько, чтобы они в один присест могли съесть всех коров моего брата Хальвдана.

Конунг улыбнулся и сказал Асте:

– Из него, мать, ты, верно, вырастишь конунга.

Больше ничего об этом разговоре неизвестно.


LXXVII


Когда в Швеции было язычество, там по древнему обычаю совершали главное жертвоприношение в Уппсале в месяц гои. Тогда приносили жертвы, чтобы был мир и чтобы конунг всегда одерживал победы, и туда стекался народ со всей Швеции. Тогда же там собирали тинг всех шведов. В то же время там была ярмарка, которая продолжалась неделю. Когда в Швеции приняли христианство, в Уппсале по‑прежнему созывался тинг и устраивалась ярмарка. Но когда христианство распространилось по всей Швеции, и конунги уже не жили в Уппсале, ярмарку перенесли на сретенье, и с тех пор она всегда устраивается в это время и продолжается не больше трех дней. Тогда же происходит общий тинг шведов, и они собираются туда со всех концов страны.

Швеция делится на много областей. Одна ее область включает в себя Западный Гаутланд, Вермаланд, леса Маркир и то, что к ним прилегает. Эта область так велика, что тамошнему епископу подчинено одиннадцать сотен церквей. Другая область – Восточный Гаутланд. Там другое епископство. К этому же епископству относятся Готланд и Эйланд. Оно гораздо больше, чем первое. В самой Швеции есть область, которая называется Судрманналанд. Там есть епископство. В области, которая называется Вестманналанд или Фьядрюндаланд, тоже есть епископство. Третья область в самой Швеции называется Тиундаланд. Четвертая область называется Аттундаланд, пятая – Сьяланд, она расположена на востоке у моря. Тиундаланд – самая богатая и заселенная часть Швеции. Это – середина страны, там – престолы конунга и архиепископа, и там – уппсальское богатство. Так шведы называют владения своего конунга. В каждой области Швеции – свой тинг и во многом свои законы. На тинге предводительствует лагман. Его всего больше слушаются бонды, ибо то становится законом, что он возвестит на тинге. А когда страну объезжают конунг, ярл или епископ и держат тинг с бондами, лагман отвечает им от имени бондов, и все бонды поддерживают его, так что даже самые могущественные люди вряд ли осмелятся прийти на тинг без согласия бондов и лагмана. А в тех случаях, когда местные законы различаются, все должны придерживаться уппсальских законов, а все лагманы должны подчиняться лагману Тиундаланда.


LXXVIII


В то время в Тиундаланде лагманом был человек по имени Торгнюр. Его отца звали Торгнюр сын Торгнюра. Их предки были лагманами в Тиундаланде при многих конунгах. В то время Торгнюр был уже стар. У него была большая дружина. Его называли самым мудрым человеком в Швеции. Он был родичем Рёгнвальда ярла, тот у него воспитывался.

Теперь надо сказать о том, что к Рёгнвальду ярлу приехали гонцы с востока, которых к нему послали Ингигерд конунгова дочь и Хьяльти. Они сообщали о новостях Рёгнвальду; ярлу и его жене Ингибьёрг и сказали, что дочь конунга часто заводила речь с конунгом шведов о мире с Олавом Толстым. Она была Олаву конунгу верным другом. Но конунг шведов приходил в ярость каждый раз, когда она заводила речь об Олаве, и она думает, что если так и дальше пойдет, то никакой надежды на мир нет.

Ярл рассказывает Бьёрну, какие вести он получил с востока, но Бьёрн повторяет, что он не вернется назад, пока не встретится с конунгом шведов, и напоминает ярлу, что тот обещал сопровождать его на эту встречу.

Зима подходит к концу, и сразу же после йоля ярл собирается в дорогу и берет с собой шестьдесят человек. С ним поехал и Бьёрн окольничий со своими людьми. Ярл отправился на восток в Швецию и, приехав в эту страну, послал вперед своих людей в Уппсалу к Ингигерд конунговой дочери и велел передать ей, чтобы она выехала к нему навстречу в Улларакр. Там у нее была большая усадьба. Когда дочь конунга получила известие от ярла, она быстро собралась в дорогу и взяла с собой много людей. Хьяльти тоже отправился с ней. Перед отъездом он предстал перед Олавом конунгом и сказал:

– Прощай, лучший из конунгов! Сказать по правде, я нигде не видел такого великолепия, как у тебя, и об этом я буду рассказывать повсюду, где бы я ни был. Я хочу просить Вас, конунг, чтобы ты остался мне другом.

Конунг говорит:

– Зачем ты так спешишь уезжать? Куда ты собрался?

Хьяльти отвечает:

– Я еду в Улларакр с твоей дочерью Ингигерд.

Конунг сказал:

– Поезжай с миром. Ты человек умный, знакомый со всеми обычаями и умеешь вести себя со знатными людьми.

И Хьяльти уехал.

Ингигерд конунгова дочь отправилась в свою усадьбу в Улларакр и велела приготовить там большой пир в честь ярла. Когда ярл туда приехал, его хорошо приняли, и он пробыл там несколько ночей. Они много беседовали с дочерью конунга, и чаще всего речь шла о конунге шведов и о конунге Норвегии. Ингигерд говорит ярлу, что, как она считает, на мир нет никакой надежды. Тогда ярл сказал:

– А что бы ты сказала, родственница, если бы Олав конунг посватался к тебе? Мы думаем, что нет лучшего способа помирить конунгов, чем сделать их родичами. Но я не стану ничего предпринимать, если узнаю, что это против твоей воли.

Она отвечает:

– Мой отец сам будет выбирать мне жениха, но ты – единственный из всех моих родичей, к чьему совету я бы прислушалась в таком важном деле. Ты думаешь, что выбор хорош?

Ярд стал ее уговаривать и многое рассказал ей о делах, принесших большую славу Олаву конунгу, и о недавних событиях: о том, как он за одно утро захватил пятерых конунгов, лишил их власти и присвоил их владения. Они долго беседовали, и Ингигерд во всем согласилась с ярлом. Потом ярл собрался и уехал, и Хьяльти поехал с ним.


LXXIX


Однажды вечером Рёгнвальд ярл подъехал к усадьбе Торгнюра лагмана. Это была большая и богатая усадьба. На дворе было много народу. Ярла хорошо приняли, расседлали и накормили его лошадей. Ярл вошел в дом, там тоже было полно народу. На почетном сиденье сидел старец. Бьёрн и его люди никогда еще не видели такого величавого мужа. Борода у него была такая длинная, что лежала на коленях, а шириной была во всю грудь. Он был красив и величествен. Ярл подошел к нему и приветствовал его. Торгнюр приветливо его принял и пригла‑сил его сесть там, где тот обычно сидел, и ярл сел напротив Торгнюра.

Они пробыли там несколько ночей, прежде чем ярл заговорил о своем деле. Он попросил Торгнюра пойти с ним в палату для бесед. С ярлом туда пошел и Бьёрн со своими людьми. Ярл рассказал, что Олав конунг Норвегии послал сюда на восток своих людей заключить мир. Он долго говорил о том, какие беды приходится терпеть жителям Западного Гаутланда из‑за того, что нет мира с Норвегией. Он сказал, что Олав конунг Норвегии послал сюда своих людей, эти посланцы конунга сейчас здесь, и он обещал быть с ними на встрече с конунгом шведов. Потом он сказал, что конунг шведов не хочет и слышать о мире и не позволяет никому заводить об этом речь.

– Сейчас всё складывается так, воспитатель, что я сам ничем не смогу помочь в этом деле, – говорит ярл, – поэтому я и хотел встретиться с тобой и теперь надеюсь на твой добрый совет и на твою помощь.

Когда ярл кончил свою речь, Торгнюр помолчал немного, а потом заговорил. Он сказал:

– Странно вы себя ведете. Хотите носить высокое звание, а как только попадаете в сколько‑нибудь трудное положение, не знаете, как из него выйти. Почему ты, прежде чем обещать свою помощь, не подумал, что тебе не под силу тягаться с Олавом конунгом шведов? Я думаю, что не меньше чести быть бондом и свободно говорить обо всем, что захочешь, даже при конунге. Я скоро поеду в Уппсалу на тинг. Я помогу там тебе, и ты сможешь без страха сказать конунгу то, что тебе надо.

Ярл поблагодарил его за обещание. Он погостил еще некоторое время у Торгнюра и потом отправился вместе с ним в Уппсалу на тинг. Там собралось очень много народу. Был там и Олав конунг шведов со своей дружиной.


LXXX


В первый день тинга Олав конунг шведов сидел на своем престоле, а вокруг него расположилась его дружина. По другую сторону поля тинга на одной скамье сидели Рёгнвальд ярл и Торгнюр. Перед ними расположилась дружина ярла и люди Торгнюра. А за их скамьей и вокруг всего поля тинга стояли бонды. Некоторые из них забрались на холмики и курганы, чтобы оттуда лучше слышать. И когда кончили говорить о тех делах конунга, о которых было в обычае говорить на тинге, у скамьи ярла встал Бьёрн окольничий и громко сказал:

– Олав конунг послал меня сюда и просил передать, что он предлагает конунгу шведов, чтобы был заключен мир и чтобы граница между Швецией и Норвегией проходила там, где она была испокон веков.

Он говорил громко, чтобы конунг шведов его хорошо слышал. Когда конунг шведов услышал имя Олава конунга, он сначала решил, что речь идет о каком‑то деле к нему самому. Но когда он услышал, что речь идет о мире и о границах между Швецией и Норвегией, он понял, с чем приехал этот человек, вскочил и громко крикнул, чтобы тот замолчал. Бьёрн сел, и, когда стало тихо, встал ярл и сказал, что люди Олава Толстого предлагают мир Олаву конунгу шведов и что жители Западного Гаутланда просят Олава конунга, чтобы он заключил мир с норвежцами. Он рассказал о тех бедах, которые приходится терпеть жителям Западного Гаутланда: они не могут получать из Норвегии то, что им необходимо для жизни, а вместе с тем подвергаются нападениям и набегам, когда конунг Норвегии собирает войско и разоряет их земли. Ярл сказал также, что Олав конунг Норвегии послал сюда своих людей и велел им передать, что он хочет посвататься к Ингигерд конунговой дочери.

Когда ярл кончил свою речь, поднялся конунг шведов. Он грубо отверг предложение мира и обрушился на ярла за то, что тот заключил мир с Толстяком и завел с ним дружбу. Он обвинил Рёгнвальда в измене и сказал, что тот заслуживает изгнания из страны. Он сказал, что всё это Рёгнвальд сделал по наущению своей жены Ингибьёрг и что было большой глупостью брать в жены такую женщину. Он говорил долго и был сильно разгневан и очень поносил Олава Толстого. Когда он кончил говорить и сел, сначала было тихо.

Тут поднялся Торгнюр. Когда он встал, встали и все бонды, которые раньше сидели, а те, кто стоял поодаль, протиснулись вперед, чтобы лучше слышать, что скажет Торгнюр. Поднялся сильный шум из‑за толкотни и бряцания оружия. Когда шум стих, Торгнюр сказал:

– Теперь конунги шведов ведут себя совсем не так, как бывало прежде. Торгнюр, мой дед, помнил уппсальского конунга Эйрика сына Эмунда. Он рассказывал, что когда тот был в расцвете сил, он каждое лето набирал войско и отправлялся походом в разные страны. Он подчинил себе Финнланд, Кирьяланд, Эйстланд, Курланд и многие земли на востоке. Еще и сейчас можно видеть построенные им земляные укрепления и другие сооружения. Но он все же не был столь высокомерен, чтобы не слушать тех, у кого к нему было важное дело. Торгнюр, мой отец, долгое время был с конунгом Бьёрном и хорошо знал его нрав. Пока Бьёрн правил, его могущество росло и крепло, а не становилось меньше. Однако и он был добр к своим друзьям. Я помню и конунга Эйрика Победоносного. Я был с ним во многих походах. Он увеличил владения шведов и никому не позволял посягать на них, но и он всегда прислушивался к нашим советам. А конунг, который теперь правит, не позволяет никому говорить ничего, кроме того только, что ему по вкусу, и тратит на это все силы, а те земли, которые должны платить ему дань, он растерял из‑за своей нерешительности и слабости. Он пытается удержать за собой Норвегию, чего не делал ни один конунг шведов, и навлекает этим беды на многих людей. Мы, бонды, требуем, чтобы ты заключил мир с Олавом Толстым, конунгом Норвегии, и отдал ему в жены свою дочь. Если ты захочешь вернуть те земли в Восточных Странах, которыми раньше владели твои предки и родичи, мы все пойдем за тобой. А если ты не пожелаешь сделать то, что мы требуем, мы восстанем против тебя и убьем тебя. Мы не хотим терпеть немирье и беззаконие. Так раньше поступали наши предки: они утопили в трясине на Мулатинге [262] пятерых конунгов за то, что те были такими же высокомерными, как ты. А теперь отвечай, каково будет твое решение.

Тут бонды стали бряпать оружием, и поднялся сильный шум. Тогда встает конунг и говорит, что он сделает всё, как хотят бонды. Он говорит, что так делали все конунги шведов: они всегда поступали так, как решали бонды. Тогда бонды перестали шуметь.

Потом говорили знатные люди, конунг, ярл и Торгнюр. Они согласились на условия конунга Норвегии и заключили с ним мир от имени конунга шведов. Там же на тинге было решено, что Ингигерд, дочь конунга Олава, будет выдана замуж за Олава конунга сына Харальда. Конунг обещал ярлу выдать свою дочь за Олава и поручил ему позаботиться об этой женитьбе. На этом тинг закончился, и все разошлись. Перед отъездом домой ярл повидался с Ингигерд конунговой дочерью, и они обсудили предстоящую женитьбу. Она послала Олаву конунгу шелковый плащ с золотым шитьем и серебряный пояс.

Ярл направился обратно в Гаутланд, и Бьёрн поехал с ним. Бьёрн погостил еще немного у ярла и потом отправился со своими людьми обратно в Норвегию. Когда он встретился с Олавом, он рассказал ему, чем кончилась его поездка. Конунг благодарит его за то, что тот сделал, и говорит, что большая удача сопутствовала ему, раз ему удалось выполнить поручение конунга во время такого немирья.


LXXXI


В начале весны Олав конунг отправился к морю, велел снарядить корабли и набрал людей. Весной он поплыл по Вику к Лидандиснесу, а оттуда на север в Хёрдаланд. Он послал гонцов к лендрманнам, созвал самых могущественных людей со всей округи и наилучшим образом подготовился к поездке к своей невесте. Свадьба должна была состояться осенью у границы на восточном берегу реки Эльв.

Олав конунг повсюду возил с собой слепого конунга Хрёрека. Когда у того зажили раны, Олав дал ему в услужение двух человек и позволил ему сидеть на почетной скамье рядом с собой. Он велел давать ему лучшие одежды, хорошо его кормить и поить, так что Хрёрек жил ничуть не хуже, чем раньше. Хрёрек был молчалив и отвечал неохотно и скупо, когда к нему обращались. У него была такая привычка: он приказывал своему слуге выводить его на прогулку туда, где никого не было. Там он начинал избивать слугу, а когда тот убегал от него, он жаловался Олаву конунгу, что слуга не хочет ему служить. Олав конунг сменял ему слугу, но повторялось то же самое, и ни один слуга не задерживался долго у Хрёрека. Тогда Олав велел сопровождать Хрёрека и ухаживать за ним человеку по имени Свейн. Этот Свейн доводился родичем Хрёреку и был раньше его человеком. Хрёрек по‑прежнему был молчалив и держался нелюдимо. Но когда они со Свейном оставались наедине, Хрёрек становился оживленным и разговорчивым. Он вспоминал многое из того, что было раньше, и то, как ему жилось, когда он был конунгом. Он говорил о своей прежней жизни и не забывал о том, кто отнял у него его могущество и благополучие и сделал его нищим.

– Но всего тяжелее мне то, – говорил он, – что ты и другие мои родичи, которые подавали надежды, оказались такими выродками, что не мстят за позор, покрывший наш род.

Так он часто жаловался. Свейн отвечает ему, что очень уж у них могущественные противники и мало надежды на успех. Хрёрек сказал:

– Зачем бы мы стали дольше терпеть позор и унижение, если бы не было надежды на то, что я слепой смогу одолеть того, кто захватил меня спящим? Пока мы живы, убьем Олава Толстого. Он сейчас не боится за свою жизнь. Я скажу, что надо сделать. Я и сам не пожалел бы своих рук, если бы мог ими пользоваться. Но из‑за своей слепоты я не могу, и поэтому ты должен его убить. А когда Олав будет убит, то я думаю, что власть захватят его недруги, и может статься тогда, что я стану конунгом, а ты будешь моим ярлом.

Эти слова подействовали на Свейна, и он согласился выполнить замысел Хрёрека. Они обо всем договорились, и когда конунг собирался в церковь к вечерне, Свейн уже ждал его, спрятав под плащом кинжал. Но конунг вышел из своих покоев быстрее, чем Свейн рассчитывал, и когда Свейн оказался с ним лицом к лицу, он побледнел, как смерть, и у него отнялись руки. Конунг заметил, что Свейн чем‑то напуган, и сказал:

– Что с тобой Свейн? Ты хочешь меня предать?

Свейн скинул плащ, выронил кинжал, бросился к ногам конунга и сказал:

– Все во власти божьей и в твоей власти, конунг.

Конунг велел своим людям взять Свейна и заковать его в кандалы. После этого случая он велел Хрёреку занять место на другой скамье, а Свейна отпустил, и тот уехал из страны. Конунг велел Хрёреку переселиться из того покоя, где он сам спал, в покой, где спало много дружинников. Двум из них он приказал не спускать глаз с Хрёрека ни днем, ни ночью. Эти люди уже давно были у Олава конунга, и он мог положиться на их верность. Не говорится, были ли они знатного рода.

Хрёрек конунг вел себя по‑разному: то он молчал по нескольку дней подряд, и никто тогда не слышал от него ни слова, то становился оживленным и веселым, так что каждое его слово вызывало смех, а иной раз он говорил хоть и много, но только злословил. Случалось, что иногда он много пил и заставлял тех, кто сидел рядом с ним, напиваться до бесчувствия, но чаще он пил мало.

Олав конунг давал Хрёреку порядочно денег на расходы, и, когда Хрёрек приходил в свой покой, он перед сном просил принести меда, несколько жбанов, и поил всех, кто спал в том же покое. За это его все полюбили.


LXXXII


Одного человека звали Финн Малыш. Он был из Упплёнда, а некоторые говорят, что он был финн родом. Он был очень маленького роста, но бегал так быстро, что ни одна лошадь не могла за ним угнаться. Он отлично ходил на лыжах и стрелял из лука. Финн долго служил у Хрёрека конунга. Тот часто посылал его с поручениями, которые требовали особого доверия. Он знал все дороги в Упплёнде и встречался там со многими знатными людьми. Когда за Хрёреком конунгом стали меньше следить, Финн присоединился к тем, кто сопровождал Хрёрека, и часто бывал среди его слуг и каждый раз, когда мог, старался услужить Хрёреку, и часто заговаривал с ним. Но, чтобы не вызывать подозрений, конунг разговаривал с ним мало. Когда весна подходила к концу, и они отправились в Вик, Финн исчез на несколько дней. Потом он снова появился и некоторое время оставался при Олаве. Так повторялось несколько раз, но никто на это не обращал внимания, ибо такое случалось там и с другими.


LXXXIII


Олав приехал в Тунсберг весной перед пасхой и долго там оставался в ту весну. Тогда туда приходило много торговых кораблей. Там были корабли саксов и датчан, корабли с востока из Вика и с севера страны. В городе собралось много народу. Тот год был урожайным, и поэтому часто устраивались пиры. Однажды вечером Хрёрек конунг вернулся в свой покой поздно. Он много выпил и был очень весел. Потом пришел Финн Малыш и принес жбан с медом, настоянным на травах и очень крепким. Конунг поил всех, кто там был, пока они не уснули в своих постелях. Тогда Финн ушел. В покое горел светильник. Конунг разбудил двух дружинников, которые обычно всюду с ним ходили, и сказал, что ему надо выйти по нужде. Они взяли светильник, так как на дворе была страшная темень. Во дворе было большое отхожее место. Оно стояло на сваях, а к двери вела лестница. Когда Хрёрек со своими провожатыми были в отхожем месте, они услышали, как кто‑то крикнул:

– Руби его, черта! – и потом раздался грохот, как будто что‑то упало. Хрёрек конунг сказал:

– Они, должно быть, перепились, раз начали драться. Быстрее идите и разнимите их!

Дружинники быстро собрались и поспешили вниз, но когда они спустились по лестнице, на них напали, и сначала зарубили того, кто бежал сзади, а потом первого. Так убили их обоих. Это сделали люди Хрёрека конунга – Сигурд Хит, который был знаменосцем конунга, и с ним еще одиннадцать человек. Там был и Финн Малыш. Они спрятали трупы между домами, взяли с собой конунга, побежали к своим кораблям и быстро отплыли.

Сигват скальд спал в покое Олава конунга. Он ночью поднялся и пошел вместе со своим слугой в большое отхожее место. Когда они спускались по лестнице обратно, Сигват поскользнулся, упал на колено и, вставая, почувствовал под рукой что‑то мокрое. Он усмехнулся и сказал:

– Я думаю, что многих из нас конунг сегодня так напоил, что мы уже не стоим на ногах.

Когда они вошли в покой, где было светло, слуга спросил:

– Ты не поранился? Почему ты весь в крови?

Сигват отвечает:

– Я не оцарапался, но эта кровь, верно, неспроста.

Он разбудил Торда сына Фоли, знаменосца, который спал рядом с ним. Они взяли светильник, вышли во двор и вскоре нашли кровь. Они пошарили вокруг, нашли трупы и узнали убитых. Они увидели также большое бревно с глубокими зарубками. Потом оказалось, что по этому бревну рубили, чтобы выманить дружинников из отхожего места.

Торд и Сигват посовещались и решили, что надо как можно скорее сообщить обо всем конунгу. Они послали слугу в покой, где спал Хрёрек конунг. Там все спали, но Хрёрека там не было. Они разбудили всех, кто там был, и рассказали о том, что случилось. Все поднялись и вышли во двор, где лежали трупы. И, хотя все понимали, что нужно как можно быстрее сообщить обо всем конунгу, никто не решался разбудить его. Тогда Сигват сказал Торду:

– Что ты выбираешь, друг, разбудить конунга или сказать ему, что случилось?

Торд отвечает:

– Ни за что на свете я не посмею разбудить конунга, лучше уж я расскажу ему, что случилось.

Тогда Сигват сказал:

– До рассвета еще далеко, и к утру Хрёрек сможет укрыться так, что его нелегко будет найти. Они не могли уйти далеко – ведь трупы еще не остыли. Мы покроем себя позором, если не расскажем конунгу об этом предательстве. Ты, Торд, иди в покои и жди меня там.

Сигват пошел в церковь, разбудил звонаря и попросил его звонить за упокой души дружинников конунга, и назвал имена убитых. Звонарь сделал всё, как он просил. Звон разбудил Олава конунга, он приподнялся на постели и спросил, не проспал ли он заутреню. Торд отвечает:

– Хуже! Случилась большая беда: Хрёрек конунг сбежал, а двое Ваших дружинников убиты.

Тогда конунг спросил, как это произошло, и Торд рассказал все, что знал. Тут конунг поднялся и велел трубить тревогу. Когда дружинники собрались, конунг назвал тех, кто должен был отправиться во все стороны от города по суше и по морю на поиски Хрёрека.

Торир Длинный взял с собой тридцать человек и вышел на корабле в море. Когда рассвело, они увидели перед собой два небольших корабля. Заметив друг друга, и те и другие стали грести изо всех сил. Это был Хрёрек конунг и с ним тридцать человек. Когда Торир и его люди стали догонять корабли Хрёрека, те повернули к берегу. Люди Хрёрека выскочили на берег, а конунг остался на корме. Он пожелал своим людям доброго пути и удачи. Тут как раз к берегу подплыл Торир со своими людьми. Тогда Финн Малыш выстрелил из лука. Стрела попала Ториру прямо в грудь, и он пал. А Сигурд и его люди убежали в лес. Люди Торира схватили Хрёрека конунга, взяли труп Торира и отправились обратно в Тунсберг.

C тех пор Олав конунг сам стал проверять, как следят за Хрёреком конунгом. Он велел не спускать с него глаз и принял все меры предосторожности, чтобы защитить себя от его коварства. За ним должны были следить днем и ночью. А Хрёрек конунг был очень весел, и было незаметно, чтобы он был чем‑то недоволен.


LXXXIV


В день вознесения Олав конунг пошел на мессу. Епископ во главе шествия стал обходить церковь, и за ним шел конунг. Когда они вернулись в церковь, епископ подвел конунга к его месту к северу от двери в алтаре. Рядом с конунгом там сидел, как обычно, Хрёрек конунг. Он прикрыл лицо плащом. Когда Олав конунг сел, Хрёрек конунг положил свою руку ему на плечо и сказал:

– На тебе сегодня парчовое одеяние, родич.

Олав конунг отвечает:

– Сегодня ведь большой праздник, в этот день Иисус Христос вознесся с земли на небо.

Хрёрек конунг отвечает:

– Я в этом ничего не понимаю и не могу запомнить того, что вы рассказываете о Христе. Многое, о чем вы говорите, кажется мне мало похожим на правду, хотя много чудес случалось на свете в давние времена.

Когда месса подошла к концу, Олав конунг встал, поднял руки над головой, наклонился к алтарю, и плащ соскользнул у него с плеч. Тут внезапно и стремительно вскочил Хрёрек конунг и нанес Олаву конунгу удар кинжалом. Но так как конунг наклонился, удар пришелся по плащу. Плащ сильно порвался, но конунг не был ранен. Когда конунг почувствовал удар, он отскочил. Хрёрек конунг нанес еще раз удар кинжалом, но промахнулся и сказал:

– Что ж ты, Олав Толстый, бежишь от меня слепого!

Конунг приказал своим людям взять его и вывести из церкви. Они так и сделали.

После этого случая люди Олава просили его, чтобы он разрешил им убить Хрёрека.

– Ты слишком испытываешь судьбу, конунг, – говорили они, – щадя его и оставляя его при себе, какие бы подлости он ни совершал. Ведь он днем и ночью думает о том, как бы лишить тебя жизни. Если же ты отошлешь его куда‑нибудь, мы не знаем никого, кто смог бы так за ним следить, чтобы он оттуда не убежал. А если он убежит, то сразу же соберет людей и причинит много вреда.

Конунг отвечает:

– Да, это так. Многих лишали жизни и за меньшие проступки, чем те, которые совершил Хрёрек. Но я не хотел бы омрачать победу, которую я одержал над упплёндскими конунгами, когда я за одно утро захватил их пятерых и завладел всеми их землями, причем так, что не понадобилось никого из них убивать, ведь все они мои родичи. Мне пока неясно, сможет ли Хрёрек довести меня до того, что я велю убить его.

Хрёрек положил руку на плечо Олава конунга потому, что хотел узнать, есть ли на нем кольчуга.


LXXXV


Одного человека звали Торарин сын Невьольва. Он был исландцем и происходил с севера Исландии. Он не был знатен, но очень умен и красноречив. Он смело говорил с высокопоставленными людьми. Он много путешествовал и подолгу не бывал в Исландии. Торарин был очень безобразен, особенно из‑за своего телосложения. Руки у него были большие и уродливые, а ноги – еще уродливее.

В то время, когда происходили те события, о которых было рассказано, Торарин был в Тунсберге. Олав конунг его знал и часто беседовал с ним. Торарин тогда снаряжал торговый корабль и собирался летом отплыть в Исландию. Торарин гостил несколько дней у Олава конунга, и тот беседовал с ним. Он спал в покое конунга. Однажды рано утром конунг проснулся, когда в том покое все еще спали. Солнце только что взошло, и было уже светло. Конунг увидел, что Торарин высунул одну ногу из‑под покрывала и стал ее рассматривать. Когда все в покоях проснулись, конунг сказал Торарину:

– Я тут не спал и увидел то, что мне показалось очень замечательным. У тебя такая уродливая нога, что, думаю, ни у кого в городе такой не сыщешь.

Конунг попросил остальных посмотреть и сказать, что они думают. И все остальные, увидев ногу Торарина, согласились с конунгом. Торарин, услышав, о чем идет речь, сказал:

– Мало найдется на свете такого, чему нельзя было бы отыскать пару. Наверно, так обстоит дело и с моей ногой. Конунг сказал:

– Я готов биться с тобой об заклад, что другой такой ноги не сыщешь.

Тогда Торарин сказал:

– А я готов биться с Вами об заклад, что найду в этом городе ногу еще уродливей.

Конунг говорит:

– Тогда тот из нас, кто окажется прав, пусть требует у другого все, что захочет.

– Так тому и быть, – сказал Торарин.

Тут он сбросил покрывало со второй ноги, и она была нисколько не лучше первой, к тому же большого пальца на ней вовсе не было. Торарин сказал:

– Посмотри теперь, конунг, на мою другую ногу. Она уродливее – ведь на ней нет одного пальца. Я выиграл.

Конунг говорит:

– Нет, та нога уродливей, ведь на ней пять уродливых пальцев, а на этой всего четыре. Так что я должен требовать от тебя, чего захочу.

Торарин говорит:

– Как сказал конунг, так тому и быть. Чего же ты хочешь просить у меня?

Конунг говорит:

– Чтобы ты отвез Хрёрека в Гренландию и оставил его у Лейва сына Эйрика.

Торарин отвечает:

– Я не бывал в Гренландии.

Конунг говорит:

– Такому бывалому путешественнику, как ты, сейчас самое время отправиться в Гренландию, раз ты там раньше не бывал.

Сначала Торарин ничего на это не ответил, но когда конунг продолжал настаивать на своем, Торарин не отказался прямо, но сказал:

– Я хочу, чтобы Вы, конунг, узнали, чего бы я попросил, если бы выиграл спор. Я хотел просить Вас сделать меня своим дружинником. И если Вы выполните мою просьбу, я постараюсь как можно быстрее сделать то, о чем Вы меня просите.

Конунг согласился, и Торарин стал его дружинником. Торарин стал снаряжать свой корабль и, когда все было готово, взял на борт Хрёрека конунга. Когда Торарин прощался с Олавом конунгом, он сказал:

– А что если случится так, конунг, что нам не удастся добраться до Гренландии и нас отнесет к Исландии или к какой‑нибудь другой стране? Как мне тогда быть с конунгом?

Конунг говорит:

– Если ты попадешь в Исландию, ты передай его Гудмунду сыву Эйольва, законоговорителю Скафти или какому‑нибудь другому знатному человеку, который захочет его принять, а я обещаю за это свою дружбу и пошлю свои знаки. А если тебя отнесет в те страны, которые недалеко отсюда, позаботься о том, чтобы Хрёрек живым не вернулся в Норвегию, но сделай это только в крайнем случае.

Когда Торарин был готов и подул попутный ветер, он поплыл вдоль островов и вышел в открытое море к северу от Лидандиснеса. Ветер был несильный, Торарин боялся сесть на мель и не подходил близко к берегу. Он обогнул Исландию с юга, не упуская берег из вида, поплыл вдоль западного берега и вышел в Гренландское Море. Но тут на море стало неспокойно и поднялось сильное волнение. Лето уже подходило к концу, и он пристал к берегу Исландии в Широком Фьорде.

Торгильс сын Ари был первым из знатных людей, кто их встретил. Торарин сказал ему то, что его просил передать Олав конунг, показал знаки конунга и заверил его в дружбе конунга, если он согласится взять Хрёрека конунга. Торгильс согласился, пригласил Хрёрека конунга к себе, и тот оставался всю зиму у Торгильса сына Ари. Однако ему там не понравилось, и он просил, чтобы Торгильс велел отвести его к Гудмунду, и сказал, что, как он слышал, Гудмунд – самый богатый человек в Исландии, и он хотел бы, чтобы его отвезли к Гудмунду. Торгильс сделал, как он просил, и велел своим людям отвезти Хрёрека к Гудмунду в Подмаренничные Поля. Гудмунд его хорошо принял, потому что конунг просил принять его, и Хрёрек оставался следующую зиму у Гудмунда. Но и там ему не понравилось. Тогда Гудмунд поселил его на небольшом хуторе под названием Телячья Кожа. Там было мало челяди. Хрёрек провел там третью зиму. Он говорил, что, с тех пор как он потерял свои владения, ему больше всего понравилось жить там, потому что он был там самым уважаемым человеком. Летом Хрёрек заболел и умер. Говорят, что он – единственный конунг, похороненный в Исландии.

Торарин сын Невьольва много путешествовал и иногда гостил у Олава конунга.


LXXXVI


Тем летом, когда Торарин отправился с Хрёреком в Исландию, туда же поплыл и Хьяльти сын Скегги. Когда он прощался с Олавом конунгом, тот одарил его подарками в знак дружбы. Тем же летом Эйвинд Турий Рог отправился на запад в викингский поход и весной приплыл в Ирландию к конунгу ирландцев Конофогору. Той осенью в Ульврексфьорде сошлись конунг ирландцев и Эйнар ярл с Оркнейских островов, и произошла жестокая битва. У Конофогора конунга войско было гораздо больше, и он одержал победу. Эйнар ярл бежал на своем корабле и той же осенью вернулся на Оркнейские острова. В этом походе он потерял почти всех людей и всю добычу. Ярл был очень недоволен этим походом и винил в своем поражении норвежцев, которые сражались на стороне ирландского конунга.


LXXXVI I


Теперь пора рассказать о том, что произошло, когда конунг Олав Толстый отправился в свадебную поездку к своей невесте Ингигерд, дочери Олава конунга шведов. Конунга сопровождало много народу. С ним были все самые знатные люди, которых он смог созвать, и каждый из них выбрал себе в провожатые самых знатных и достойных людей. Всё у них было самое лучшее: и одежда, и оружие, и корабли. Они двинулись на восток к Конунгахелле. Когда они приплыли туда, от конунга шведов не было никаких вестей, и никто туда от него не приехал.

Олав конунг тем летом долго оставался в Конунгахелле и пытался разузнать, известно ли что‑нибудь о том, приедет ли туда конунг шведов или нет, и каковы его намерения. Но никто не мог сказать ему ничего определенного. Тогда он послал своих людей к Рёгнвальду ярлу и велел, чтобы они узнали у него, почему конунг шведов не приехал на встречу, как было условлено. Ярл отвечает, что он не знает:

– А как только узнаю, я пошлю своих людей к Олаву конунгу и сообщу ему, в чем дело, если только конунга шведов не задержало обилие дел, из‑за которого, как это часто бывает, его поездки затягиваются на более долгое время, чем он рассчитывает.


LXXXVIII


У конунга шведов Олава сына Эйрика была раньше наложница по имени Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была взята в плен на войне, и поэтому ее называли рабыней конунга. Их детьми были Эмунд, Астрид, Хольмфрид. У них был также сын, который родился в канун дня святого Якоба, и, когда мальчика крестили, епископ дал ему имя Якоб. Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб. Все дети Олава конунга были хороши собой и умны. Жена конунга была высокомерна и не любила пасынков и падчериц. Конунг отослал своего сына Эмунда в Страну Вендов, и тот воспитывался там у родичей матери, и долгое время был незнаком с христианством. Астрид конунгова дочь воспитывалась в Западном Гаутланде у одного достойного мужа по имени Эгиль. Она была очень хороша собой, красноречива, весела, приветлива и щедра, и, когда выросла, повсюду ездила с отцом, и все ее очень любили.

Олав конунг был высокомерен и неприветлив. Ему пришлось не по вкусу, что бонды выступили против него на тинге в Уппсале и грозили ему расправой. Больше всего во всем этом он винил Рёгнвальда ярла. Он не собирался отправляться на встречу с Олавом, несмотря на то, что зимой было условлено, что он должен поехать летом к границе и выдать свою дочь Ингигерд за Олава Толстого, конунга Норвегии. К концу лета многие хотели знать, что собирается делать конунг, собирается ли он соблюдать договор о мире с норвежским конунгом или нарушит его, и снова начнется распря. Многим эта мысль не давала покоя, но никто не осмеливался прямо спросить конунга. Многие обращались к дочери конунга Ингигерд и просили ее узнать, что собирается делать конунг. Она отвечает:

– Мне не хочется говорить с конунгом о его делах с Олавом Толстым, так как ни один из них не друг другому. Он уже однажды зло ответил мне, когда я заступалась за Олава Толстого.

Ингигерд много думала обо всем этом. Она была озабочена и удручена. Ей не терпелось скорее узнать, что задумал конунг. Она боялась, что скорее всего он не сдержит слова, которое дал конунгу Норвегии, потому что он по‑прежнему приходил в ярость, когда при нем Олава Толстого называли конунгом.


LXXXIX


Однажды рано утром конунг поскакал со своими ястребами и собаками на охоту, и с ним его люди. Когда они пустили ястребов, ястреб конунга сразу взял двух тетеревов, а потом взлетел снова и взял еще трех. Собаки подбежали и подобрали упавших на землю тетеревов. За ними скакал конунг, собирал свою добычу и очень похвалялся ею. Он говорил:

– Не скоро у кого‑нибудь из вас будет такая же удачная охота.

Все с этим согласились и сказали, что нет конунга, который был бы так же удачлив в охоте, как он. Конунг и все его люди поскакали домой. Конунг был тогда очень весел. Ингигерд конунгова дочь как раз выходила из своих покоев и, увидев, что во двор въезжает конунг, повернулась к нему и приветствовала его. Он ответил ей, смеясь, показал свою добычу, рассказал об удачной охоте и сказал:

– Знаешь ли ты другого конунга, который бы так же быстро взял столько добычи?

Она отвечает:

– Пять тетеревов за одно утро – это большая добыча, государь, но все же большей была добыча Олава конунга, когда он за одно утро захватил пятерых конунгов и завладел всеми их землями.

Услышав такие слова, он соскочил с лошади, повернулся к дочери и сказал:

– Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем. Я выдам тебя замуж за такого правителя, который достоин моей дружбы. Но я никогда не стану другом человека, который захватывал мои владения и причинял мне много ущерба грабежами и убийствами.

На этом их разговор закончился, и каждый пошел к себе.


ХС


Когда Ингигерд конунгова дочь узнала правду о замыслах Олава конунга шведов, она послала своих людей в Западный Гаутланд к Рёгнвальду ярлу и велела ему рассказать, что задумал конунг шведов, и что мир с конунгом Норвегии разорван. Она просила предупредить ярла и всех жителей Западного Гаутланда, что норвежцы могут напасть на них. Когда ярл получил это сообщение, он разослал гонцов по всем своим владениям и предупредил всех, что норвежцы снова могут начать совершать набеги на их земли. Ярл послал гонцов и к конунгу Олаву Толстому и велел передать ему все, о чем сам узнал, а также, что он хочет жить в мире и дружбе с Олавом конунгом и просит не совершать набегов на его владения. Когда Олав услышал все, что ему велел передать ярл, он страшно разгневался и не мог найти себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать.

Потом он собрал своих людей на тинг. Сначала поднялся Бьёрн окольничий и рассказал о том, как он зимой ездил на восток с предложением мира и как его хорошо принял Рёгнвальд ярл. Он рассказал также о том, каким упрямым и несговорчивым был вначале Олав конунг шведов.

– Мирный договор был заключен, – сказал он, – благодаря силе бондов, власти Торгнюра и помощи Рёгнвальда ярла, а не по доброй воле конунга шведов. Мы знаем, что договор нарушен по вине конунга, а вины ярла в том нет, мы знаем его как верного друга Олава конунга. А теперь конунг хочет услышать от знати, что он должен предпринять, идти ли ему походом на Гаутланд с тем войском, которое у нас есть сейчас, или вы считаете, что надо поступить иначе.

Он говорил долго и красноречиво. После этого говорили многие могущественные люди, и все сошлись в конце концов на том, что надо отказаться от похода. Они говорили так:

– Хотя у нас большое войско, и здесь собралось много могущественных и достойных людей, в военных походах не менее нужны и люди молодые, которые надеются добыть добро и завоевать славу.

Могущественные люди привыкли, отправляясь на войну или идя в бой, брать с собой людей, которые бы шли впереди них и защищали их, и часто тот, кто владеет немногим, сражается не хуже того, кто рожден богатым.

Они убедили конунга принять решение распустить войско. Он отпустил всех по домам и сказал, что следующим летом будет набирать ополчение по всей стране и выступит против конунга шведов, чтобы отомстить ему за то, что тот нарушил слово. Всем это решение понравилось. Потом Олав направился на север в Вик и остановился осенью в Борге. Он велел свозить туда все, что ему было нужно на зиму, и остался там зимовать. С ним было тогда много народу.


XCI


О Рёгнвальде ярле говорили разное. Одни считали, что он верный друг Олава конунга, а другие в этом сомневались и говорили, что уж он‑то мог бы убедить конунга шведов, чтобы тот сдержал слово и не нарушал мира с Олавом Толстым.

Сигват скальд всегда вел себя как большой друг Рёгнвальда ярла и часто говорил о нем с конунгом. Он предложил конунгу, что поедет к Рёгнвальду ярлу и разузнает, что тому известно о конунге шведов, и попытается добиться какого‑нибудь примирения. Конунгу эти слова понравились, так как он часто беседовал с теми, кому больше всего доверял, об Ингигерд конунговой дочери. Ранней зимой Сигват скальд с двумя провожатыми отправился из Борга через леса Маркир на восток в Гаутланд. Но прежде чем расстаться с конунгом, Сигват сказал такие висы:


Олав князь, счастливо

Оставаться! В этих

Стенах вновь предстану,

Герой, пред тобою.

Столпу грома шлемов [263]

Жизнь и власть желаю

Уберечь. Закончит

Скальд на этом речи.


Кончили мы слово, –

Днесь их нет важнее, –

Но еще немало

Скажем после, княже.

Пусть господь укажет

Путь народоправцу,

Твоя да пребудет,

Вождь, страна сохранна.


Потом они поехали на восток к Эйду, и им пришлось переплывать реку на долбленке из дуба. Им удалось переправиться с большим трудом. Сигват сказал:


Мы хлебнули лиха –

Был назад заказан

Путь – под Эйдом в утлой

Никчемной лодчонке.

Пусть сию скотину

Волн [264] уносят тролли. –

Хуже нет! – Однако ж

Все сошло на славу.


Потом они ехали по лесу Эйдаског, и Сигват сказал такую вису:


Тринадцать от Эйда

Поприщ лесом пеший

Я прошел – постылый

Снова труд – угрюмо.

Когда б княжьи люди

В пути не натерли

Пяток, мы бы раньше

Все поспели к месту.


Потом они ехали по Гаутланду и к вечеру добрались до места под названием Капище. Ворота были заперты, и они не смогли туда попасть. Им крикнули, что это священное место, и они поехали дальше. Сигват сказал:


А в Капище пуще

Мне досталось, долго –

На запоре двери –

Хозяев мы звали.

Язычники – нечем

Их пронять – прогнали

Нас: «священно место».

Пусть тролли с ними спорят!


Затем Сигват подъехал к другому двору. В дверях стояла хозяйка и не велела им входить, сказав, что они сейчас приносят жертвы альвам. Сигват сказал:


Мне в дверях старуха

«Прочь, – рекла, – треклятый.

Одинова гнева

Здесь у нас страшатся».

Меня выгоняла,

Будто волка, мол, «мы,

Язычники, ночью

Правим жертвы альвам».


На другой вечер Сигват приехал к трем бондам, и каждого из них звали Эльвир. Они его тоже выгнали. Сигват сказал:


Нас взашей прогнали,

Косо глядя, тезки.

Вели не похвально

Себя колья стали. [265]

Всяк, боюсь, кто носит

Имя Эльвир, скальда

Впредь, не глядя на ночь,

Погонит с порога.


Они поехали дальше и вечером встретили еще одного бонда. О нем говорили, что он там лучший из всех. Но и он их прогнал. Сигват сказал:


К мужу, кто добрейшим

Слыл, едва добрался:

Хоть под крышей стража

Злата ждал удачи.

Прут лопаты глянул

Люто. То‑то худший

Зол – предела злобе

Нет! – коль этот лучший. [266]


У нехристей Асты

Мне недоставало,

Когда скальд ночлега

Там найти не чаял.

Не сыскал и сына

Сакси я за лесом.

За вечер четыре

Раза гнали скальда.


Когда они приехали к Рёгнвальду ярду, тот сказал, что им, видно, нелегко пришлось в пути. Тогда Сигват сказал:


Выпала посланцам

Князя Согна [267] – друга

Войска мы искали –

Дальняя дорога.

Пригибал тяжелый

Нас груз, но указан

Сей путь от полнощи

Нам державной дланью.


Вождь, не вдруг дорогу

Сдюжила дружина

На восток сквозь Эйдский

Лес. Восславлю ярла!

Да не след бы людям

Вашим, кряжам солнца

Дола киля, [268] гнать нас

По пути к палатам.


Рёгнвальд ярл дал Сигвату золотое обручье, а одна из женщин сказала, что он обязан удачей своим черным глазам. Сигват сказал:


На тропах неторных

Те глаза исландца,

Черные, к обручью

Нас вели, Гна пива, [269]

Вдосталь исходили

Древних – твой, о дева,

Муж про них не слышал! –

Дорог эти ноги.


А вернувшись к Олаву конунгу и войдя в его покои, Сигват посмотрел на стены и сказал:


Гридь на славу князю,

Рьяная до брани,

Шлемами, бронями

Увесила стены.

Где – кто скажет? – юный

Вождь гордиться может

Такой – вся блистает –

Богатой палатой?


Потом он рассказывал о своей поездке и сказал такие висы:


Ты услышь, бесстрашный

Княже, что скажут

Висы – снес я много

Невзгод – о походе.

С лыж стези лебяжьей [270]

Послали, – без сна я

Долго шел – на осень

Глядя, в Свитьод скальда.


А когда он говорил с конунгом, он сказал:


Вам служил, как должно,

Скальд, пришел к Рёгнвальду,

Вершил у владыки Вашу,

Олав, волю. Со стражем оружья [271]

Вам, прещедрый, предан

Словом ярл и делом –

Толковал я часто.


В тебе родич ярлов

Мнит найти защиту

Для своих, растратчик

Рейнских солнц, посланцев.

Тож твои обрящут

Кров мужи, вожатый

Листов, на востоке

В чертогах Рёгнвальда. [272]


Многих, кто к измене

Был склонён роднёю

Эйрика, в коварных

Думах пошатнул я.

Брат же Ульва славно

Постоял, князь, ратью,

Чтоб вы край у Свейна

Взятый удержали.


Ульв сказал, что он де

Рад сам ради мира

Уступчиво встречи

С вами добиваться.

Зла, гонитель татей,

Рёгнвальд рек, не помнит

Он: навек да сгинут

Старые раздоры!


В начале зимы Сигват скальд с двумя провожатыми выехал из Борга на восток через леса Маркир в Гаутланд, и в этой поездке его часто плохо принимали. Однажды вечером он приехал к трем бондам, и они все его прогнали. Тогда‑то Сигват и сочинил Висы о Поездке на Восток.

Когда Сигват скальд приехал к Рёгнвальду ярлу, его хорошо приняли, и он там долго гостил. Из письма Ингигерд конунговой дочери он узнал, что к конунгу шведов Олаву прибыли с востока из Хольмгарда послы Ярицлейва конунга, [273] чтобы сватать дочь конунга шведов Олава за Ярицлейва, и что Олав конунг хорошо принял их сватовство. Тогда же к ярлу приехала Астрид, дочь Олава конунга, и был устроен пир на славу. Сигват стал часто беседовать с дочерью конунга. Она слышала о нем раньше и знала, какого он рода, так как Оттар скальд, племянник Сигвата, долгое время был любимцем Олава конунга шведов. Тогда говорилось о многом. Рёгнвальд ярл спросил, не захочет ли Олав конунг Норвегии взять в жены Астрид:

– А если захочет, то, я думаю, на этот раз мы обойдемся без согласия конунга шведов.

Астрид конунгова дочь подтвердила слова ярла. Потом Сигват и его люди отправились обратно и приехали к Олаву в Борг незадолго до йоля. Сигват тут же рассказывает Олаву обо всем, что он узнал. Сначала конунг был очень разгневан, когда Сигват рассказал ему о сватовстве Яриплейва конунга. Олав конунг сказал, что ничего хорошего от конунга шведов ждать нельзя, и добавил:

– Но когда‑нибудь мы заставим его заплатить за все.

Потом конунг спросил Сигвата, что нового в Гаутланде. Сигват рассказывает ему о том, как красива и любезна Астрид конунгова дочь и что, как многие считают, она нисколько не хуже своей сестры Ингигерд. Конунг охотно слушал. Сигват рассказал ему о своих беседах с Астрид. Конунгу все это понравилось, и он сказал:

– Вряд ли конунгу шведов придется по вкусу, если я посмею взять в жены его дочь против его воли.

Олав конунг и Сигват скальд часто говорили об этом замысле, но больше никого в него не посвящали. Конунг подробно расспрашивал Сигвата о том, что тот думает о Рёгнвальде ярле.

– Правда ли, что он наш друг?

Сигват отвечает, что ярл самый верный друг Олава конунга. Сигват сказал так:


Князь, с Рёгнвальдом узы

Не ослабь. О славе

День и ночь могучий

О твоей печется.

Ярл тебе первейший

Друг – мой стих порукой –

На путях восточных

У волны зеленой.


После йоля племянник Сигвата скальда Торд Скотаколль и один из слуг Сигвата отправились с тайным поручением конунга на восток в Гаутланд. Они уже ездили туда осенью с Сигватом. Приехав ко двору ярла, они показали знаки, которыми ярл и Сигват обменялись при расставании. У них были также с собой знаки, которые сам Олав конунг послал ярлу. Ярл тут же собрался в дорогу, и с ним поехала Астрид конунгова дочь. Ярл взял с собой около ста человек, и все были как на подбор. Среди них были его дружинники и сыновья могущественных бондов. По их оружию, одежде и лошадям было видно, что они снаряжены наилучшим образом. Они поскакали на север в Норвегию к Сарпсборгу и были там к сретенью.


XCII


Конунг приказал готовиться к встрече. Были приготовлены разные напитки, самые лучшие из тех, что можно было достать, и угощенье было на славу. Олав конунг созвал к себе многих знатных людей со всей округи. Когда приехал ярл со своими людьми, конунг его очень хорошо принял и приготовил для него роскошно убранные просторные покои. Там было много слуг и людей, которые следили за тем, чтобы всего было вдоволь на пиру. Пир шел уже несколько дней, когда конунг, ярл и конунгова дочь встретились для беседы, и было решено, что Рёгнвальд ярл обручит Астрид, дочь конунга шведов, с Олавом конунгом Норвегии и приданое за ней будет такое же, какое должно бы быть у Ингигерд, ее сестры, и конунг подарит Астрид такие же подарки, какие он собирался подарить Ингигерд, ее сестре. Тут пошел пир горой, и с большой пышностью сыграли свадьбу Олава конунга и Астрид конунговой жены.

Потом ярл отправился в Гаутланд. На прощанье конунг одарил его многими богатыми подарками, и они расстались лучшими друзьями и сохраняли дружбу до конца жизни.


XCIII


Следующей весной в Швецию прибыли послы Ярицлейва конунга из Хольмгарда узнать, собирается ли Олав конунг сдержать обещание, данное предыдущим летом, и выдать свою дочь Ингигерд за Ярицлейва конунга. Олав конунг сказал об этом Ингигерд и заявил, что он хочет, чтобы она вышла замуж за Ярицлейва конунга. Она отвечает:

– Если я выйду замуж за Ярицлейва конунга, то я хочу получить от него как вено все владения ярла Альдейгьюборга и сам Альдейгьюборг.

Послы из Гардарики согласились от имени своего конунга. Тогда Ингитерд сказала:

– Если я поеду на восток в Гардарики, я возьму с собой из Швеции человека, который мне покажется наиболее подходящим для того, чтобы поехать со мной. Я ставлю условием, чтобы на востоке у него было не ниже звание и не меньше прав, чем здесь, и чтобы ему оказывали почестей не меньше, чем здесь.

Послы и конунг с этим согласились и скрепили договор клятвами. Тогда конунг спросил Ингигерд, кто же тот человек, которого она хочет взять с собой. Она отвечает:

– Этот человек Рёгнвальд ярл сын Ульва, мой родич.

Конунг говорит:

– Не так я думал отплатить Рёгнвальду ярлу за измену своему конунгу, ведь он уехал в Норвегию с моей дочерью и отдал ее в наложницы толстяку, хотя знал, что он наш злейший враг. Я его за это повешу этим же летом.

Ингигерд стала просить отца сдержать слово, которое он ей дал. И, уступая ее просьбам, конунг сказал, что он отпускает Рёгнвальда, и пусть он уезжает из Швеции и никогда не возвращается назад и не попадается ему на глаза, пока он, Олав, будет конунгом. Ингигерд послала своих людей к ярлу, велела рассказать о том, что произошло, и назначила ему место встречи. Ярл быстро собрался в дорогу и поскакал в Восточный Гаутланд. Там он снарядил корабли и отправился вместе со своими людьми навстречу Ингигерд конунговой дочери. Тем же летом они вместе отправились на восток в Гардарики. Ингигерд вышла замуж за Ярицлейва конунга. Сыновьями их были Вальдамар, Виссивальд и Хольти Смелый. Ингигерд конунгова жена пожаловала Рёгнвальду ярлу Альдейгьюборг, и он стал ярлом всей той области. Рёгнвальд ярл правил там долго, и о нем ходила добрая слава. Сыновьями Рёгнвальда ярла и Ингибьёрг были Ульв ярл и Эйлив ярл.


XCIV


Одного человека звали Эмунд из Скарара. Он был лагманом в Западном Гаутланде. Он был очень умным и красноречивым мужем. Он был знатного рода, и родичей у него было много, к тому же он был очень богат. Он слыл хитрым, и на него не очень‑то можно было положиться. После того как уехал ярл, Эмунд стал самым могущественным человеком в Западном Гаутланде. Той весной, когда Рёгнвальд ярл уехал из Гаутланда, гауты сошлись на тинг. Они были очень обеспокоены тем, что предпримет конунг шведов, так как узнали, что он был сильно на них разгневан за то, что они завели дружбу с Олавом конунгом Норвегии вместо того, чтобы враждовать с ним. Он обвинял в измене и тех, кто сопровождал его дочь Астрид в Норвегию. Некоторые говорили, что им надо искать поддержки у конунга Норвегии и предложить ему свою дружбу, но другие были против этого и говорили, что западным гаутам не под силу тягаться со шведами.

– Норвежский конунг от нас далеко, – говорили они, – и главная часть его страны далеко отсюда, поэтому надо сначала послать людей к конунгу шведов и попытаться заключить мир с ним. А если это нам не удастся, то тогда нам останется только искать помощи у конунга Норвегии.

Бонды попросили Эмунда быть их послом и отправиться к конунгу шведов. Он согласился, взял с собой тридцать человек и отправился в Восточный Гаутланд. Там у него было много родичей и друзей, и его хорошо принимали. Он рассказал о своем трудном поручении самым мудрым людям, и все они согласились с тем, что конунг поступает против законов и обычаев. Потом Эмунд поехал в Швецию и совещался там со многими могущественными людьми, и все они были того же мнения.

Он продолжал свою поездку и добрался однажды вечером до Уппсалы. Они нашли себе хорошее пристанище и переночевали там. На следующий день Эмунд пошел к конунгу. Конунг был на сходе, и вокруг него было много народу. Эмунд подошел к конунгу, склонился перед ним и приветствовал его. Конунг посмотрел на него, поздоровался и стал расспрашивать о новостях. Эмунд отвечает:

– У нас, гаутов, мало новостей, но мы считаем за новость то, что произошло с Атти Дурашным из Вермаланда, когда он зимой отправился на лыжах охотиться с луком. Мы считаем его очень хорошим охотником. Там в горах он добыл столько беличьего меха, что едва мог свезти его на санках. Когда он возвращался из леса, то увидел на дереве белку. Он выстрелил в нее, но промахнулся. Тогда он разозлился, бросил санки и побежал за ней вдогонку. Белка бросилась в самую гущу, прыгая то по корням деревьев, то по ветвям, и ускользнула между ветвями. Когда Атти стрелял в нее из лука, стрела пролетала то выше нее, то ниже, хотя Атти все время видел белку. Он так увлекся погоней, что гнался за белкой целый день, но никак не мог ее застрелить. А когда стемнело, он лег в снег, как было у него в обычае, и провел так дочь. А была метель. Наутро Атти отправился искать свои санки, но так и не нашел их и вернулся домой ни с чем. Вот и все мои новости, конунг.

Конунг говорит:

– Не слишком это важные новости, если тебе больше нечего рассказать.

Эмунд отвечает:

– Недавно случилось еще такое, что тоже можно считать новостью. Гаути сын Тови отправился с пятью боевыми кораблями по Гаут‑Эльву, и когда он стоял у островов Эйкрейяр, туда приплыли датчане на пяти больших торговых кораблях. Гаути со своими людьми быстро справились с четырьмя кораблями, не потеряв ни одного человека, и захватили все добро, но пятому кораблю удалось уйти в море на парусах. Гаути на одном корабле поплыл за ним вдогонку. Он почти догнал их, но поднялся сильный ветер, и торговому кораблю удалось оторваться от них и уйти в открытое море. Гаути хотел повернуть назад, но разыгралась буря, и его корабль разбился у острова Хлесей. Большинство его людей погибло, и все добро пропало. Товарищи должны были ждать его у островов Эйкрейяр. Но тут подошли датчане на пятнадцати торговых кораблях, перебили их всех и захватили все то добро, которое они раньше добыли. Так им досталось за их алчность.

Конунг говорит:

– Это важные вести, и о них стоило рассказать. Но какое у тебя ко мне дело?

Эмунд отвечает:

– Я приехал, господин, чтобы ты вынес решение по одному трудному делу. Наши законы отличаются тут от уппсальских законов.

Конунг спрашивает:

– На что же ты жалуешься?

Эмунд отвечает:

– Жили два мужа знатного рода. Они были равны по происхождению, но не равны по богатству и нраву. У них были распри из‑за земли, и они наносили друг другу много ущерба, но больше тот, кто был могущественней, пока их распре не положили конец и не рассудили ее на всеобщем тинге. Тот, кто был могущественнее, должен был возместить ущерб. В первый же платеж гусенок пошел за гуся, поросенок за свинью, полмерки за мерку чистого золота и глина и грязь за вторую половину. К тому же он грозился расправиться с тем, кому ему пришлось платить. Как вы рассудите это дело, государь?

Конунг отвечает:

– Пусть заплатит ровно столько, сколько ему присудили и еще в три раза больше своему конунгу. А если он не заплатит в течение года, то должен лишиться всего своего имущества, и пусть отдаст половину своего добра конунгу, а половину – тому, кому он должен был возместить ущерб.

Эмунд призвал в свидетели этого решения всех самых могущественных людей, которые там были, и сослался на законы уппсальского тинга. После этого он попрощался с конунгом и ушел. Потом к конунгу стали обращаться с жалобами другие, и он долго разбирал дела людей.

Когда конунг пошел к столу, он спросил, где Эмунд лагман. Ему ответили, что тот ушел к себе. Тогда конунг сказал:

– Сходите за ним. Он сегодня будет моим гостем.

Тут принесли разные яства, вошли скоморохи с арфами, скрипками и другим снарядом, потом внесли напитки. Конунг был очень весел, вокруг него сидело много могущественных мужей, и он больше не вспоминал про Эмунда. Конунг пировал до вечера и потом проспал всю ночь, но когда он проснулся утром, то вспомнил, о чем ему вчера говорил Эмунд. Одевшись, он велел позвать к себе своих мудрецов.

У Олава конунга было двенадцать мудрейших людей. Они вершили суд вместе с Олавом и решали трудные дела. Это было нелегко, так как, хотя конунгу не нравилось, когда судили не по справедливости, он не терпел, если ему перечили. Собрав их, конунг велел позвать Эмунда лагмана. Тот, кого за ним послали, вернулся и сказал:

– Государь, Эмунд лагман уехал вчера после ужина.

Конунг сказал:

– Скажите, мудрые люди, на что намекал Эмунд, когда вчера просил меня рассудить тяжбу?

Те отвечали:

– Государь, Вы ведь, наверное, уже и сами думали, на что он намекал.

Конунг говорит:

– Когда он говорил о двух знатных мужах, которые враждовали между собой и наносили друг другу ущерб, хотя один из них был более могущественный, он имел в виду меня и Олава Толстого.

Они отвечали:

– Все так и есть, как Вы говорите, государь.

Конунг говорит:

– Нашу тяжбу решили на уппсальском тинге. Но что он имел в виду, когда сказал, что плохо возмещался ущерб и гусенок шел за гуся, поросенок за свинью, а золото пополам с глиной и грязью за чистое золото?

Арнвид Слепой отвечает:

– Государь, глина совсем не то же самое, что чистое золото, но еще больше разницы между конунгом и рабом. Вы обещали Олаву Толстому вашу дочь Ингигерд, а она ведет свой род от рода уппсальских конунгов, самого знатного рода в Северных Странах, потому что он ведет свое начало от самих богов. А теперь Олав взял в жены Астрид, и, хоть она и дочь конунга, но мать ее рабыня и к тому же вендка. Конечно, тот конунг, который берет такую жену с благодарностью, вам не чета. Тот, кто только норвежец, не может сравниться с уппсальским конунгом. Поблагодарим богов за то, что они не забывают своих любимцев, и пусть так и дальше будет, хотя сейчас уже многие отвернулись от старой веры.

Их было трое братьев. Одного звали Арнвид Слепой. Он так плохо видел, что едва мог сражаться, хотя был очень храбр. Второго брата звали Торвид Заика. Он не мог выговорить подряд и двух слов, но был очень смел и решителен. Третьего брата звали Фрейвид Глухой. Он плохо слышал. Все братья были людьми могущественными и богатыми, знатными и очень мудрыми. Все они были в большой милости у конунга.

Тогда Олав конунг сказал:

– А что имел в виду Эмунд, когда говорил об Атти Дурашном?

Все переглянулись и промолчали. Конунг сказал:

– Говорите прямо!

Тогда Торвид Заика сказал:

– Атти – склочный, жадный, злобный, глупый, дурашный.

Конунг спросил:

– А на кого это он намекал?

Тогда Фрейвид Глухой ответил:

– Государь, мы можем сказать и яснее, если будет на то Ваше позволение.

Конунг сказал:

– Так скажи, Фрейвид, я позволяю тебе сказать, что ты хочешь.

Тогда Фрейвид сказал:

– Мой брат Торвид, который слывет самым мудрым из нас, называет такого человека, как Атти, склочным, глупым и дурашным. Он потому его так называет, что такому человеку ненавистен мир, и он из кожи лезет вон, чтобы добиться какого‑нибудь пустяка, но не может его добиться, и упускает нужное и важное. Я глухой, но и то смог услышать то, о чем многие говорят. И могущественным людям и народу пришлось не по вкусу, что Вы, государь, не сдержали слова, данного конунгу Норвегии, но еще хуже то, что Вы отказались выполнить то, что было решено всем народом на уппсальском тинге. Вам не страшен ни конунг Норвегии, ни конунг датчан и никто другой, пока мы шведы готовы идти за Вами. Но если весь народ будет против Вас, то мы, Ваши друзья, уже не сможем Вам ничем помочь.

Конунг спрашивает:

– А кто же те люди, которые собираются возглавить народ и лишить меня власти?

Фрейвид отвечает:

– Все шведы хотят сохранить свои старые законы и права. Посмотрите, государь, сколько с Вами знатных людей сейчас сидит здесь на совете. По правде сказать, нас здесь только шестеро из тех, кого называют Вашими советниками, а остальные, как я полагаю, разъехались по стране и собирают бондов на тинги; если говорить начистоту, то уже вырезана ратная стрела и разослана по стране, чтобы собрался карательный тинг. И нас, братьев, просили принять участие в этом заговоре, но никто из нас не захотел стать предателем своего конунга, как никогда не был им наш отец.

Тогда конунг сказал:

– Как же теперь быть? Нам грозит большая беда. Посоветуйте мне. мудрые люди, что мне предпринять, чтобы остаться конунгом и сохранить наследство отцов, – я не хочу идти против народа шведов.

Арнвид Слепой отвечает:

– Государь, я советую Вам отправиться к устью реки с тем войском, которое последует за Вами, там взойти на корабли, выйти в Лёг и там собрать народ вокруг себя. Но не упрямьтесь и позвольте народу жить по их законам. Позаботьтесь о том, чтобы ратная стрела была уничтожена, она еще не дошла до всех концов страны, так как времени прошло немного. Пошлите людей, которым Вы доверяете, к тем, кто собирается выступить против Вас, и узнайте, нельзя ли их от этого отговорить.

Конунг говорит, что он примет этот совет, и добавляет:

– Я хочу, чтобы именно вы, братья, поехали с таким поручением, так как никому из своих людей я не доверяю, как вам.

Тогда Торвид Заика сказал:

– Я останусь. Пусть поедет Якоб. Так надо.

Фрейвид сказал:

– Государь, сделаем так, как говорит Торвид. Он не хочет покидать Вас в это трудное время, а мы с Арнвидом поедем.

Так и было сделано. Олав конунг отправился к своим кораблям и вышел в Лёг, и скоро к нему собрался народ. А Фрейвид и Арнвид поскакали в Улларакр, взяв с собой Якоба конунгова сына, но так, что об их поездке никто не знал. Скоро им стало известно, что там собралось большое войско, и бонды сходились на тинг и ночью и днем. Когда Фрейвид и его спутники встретили там своих родичей и друзей, они сказали, что хотят присоединиться к ним. Все этому были очень рады, и скоро братья оказались во главе всего войска: Народу там все прибывало, и все говорили одно: никто больше не хотел, чтобы ими правил Олав конунг, и никто не хотел терпеть его беззакония и высокомерия. Он, мол, не слушает даже знатных людей, когда они говорят ему правду.

Когда Фрейвид увидел, как народ возбужден, он понял, что дела конунга плохи. Он созвал вожаков и сказал им так:

– Как мне кажется, чтобы довести до конца наши замыслы и лишить власти Олава сына Эйрика, надо, чтобы все возглавили шведы из Уппланда. Всегда было так: если что‑то решали знатные люди из Уппланда, то за ними шли все остальные шведы. Наши предки не спрашивали совета западных гаутов о том, как править своей страной. И нам, их потомкам, не пристало слушаться Эмунда. Я предлагаю, чтобы все мы, родичи и друзья, заключили союз.

Всем эта речь понравилась, и они согласились так и сделать. После этого многие присоединились к союзу, который заключили знатные люди из Уппланда. И Фрейвид с Арнвидом стали предводителями всего войска. Когда об этом узнал Эмунд, он стал сомневаться в том, что замысел будет осуществлен. Он отправился к братьям и вступил с ними в переговоры. Фрейвид спрашивает Эмунда:

– Что вы думаете делать, если Олава сына Эйрика убьют? Кого вы тогда хотите в конунги?

Эмунд говорит:

– Того, кто по нашему мнению лучше всего подходит для этого, будь он высокого рода или нет.

Фрейвид отвечает:

– Мы, шведы из Уппланда, не хотим, чтобы нашим конунгом стал человек не из рода древних конунгов, и есть возможность избежать этого. У конунга – два сына, и мы хотим, чтобы один из них стал конунгом. Но между ними большая разница. Один рожден женой конунга, и отец и мать у него шведы, а другой – сын рабыни, и его мать вендка.

Тут все одобрительно зашумели, и все захотели Якоба в конунги. Товда Эмунд сказал:

– Вы, шведы из Уппланда, сейчас властны решать. Но я хочу сказать вам, что может случиться так, что многие из тех, кто сейчас и слышать не хотят о том, чтобы их конунгом стал человек не из древнего рода конунгов, сами потом посчитают, что лучше было бы, если бы их конунгом был человек из другого рода.

После этого братья Фрейвид и Арнвид велели привести на тинг Якоба конунгова сына, и он был провозглашен конунгом. Шведы дали ему имя Энунд, и потом так его и звали до самой смерти. Тогда ему было лет десять или двенадцать. Потом Энунд конунг набрал себе дружину и назначил предводителей. У всех них вместе было тогда столько людей, сколько он посчитал нужным. А всех бондов он распустил по домам.

После этого конунги снеслись через гонцов, а петом встретились и заключили мир. Олав должен был оставаться конунгом всей страны до смерти, но он должен был соблюдать мир с конунгом Норвегии и со. всеми теми людьми, которые были замешаны в заговоре. Энунд тоже должен был быть конунгом и владеть теми землями, которые он получил по договору со своим отцом. Но он должен был быть на стороне бондов, если Олав конунг стал бы делать то, чего не захотят потерпеть бонды.

После этого в Норвегию к Олаву конунгу отправились послы и передали ему, чтобы он приехал на встречу с конунгом шведов в Конунгахелле и что конунг шведов хочет заключить с ним мир. Когда Олав конунг получил это приглашение, он отправился со своим войском в условленное место, так как он все еще очень хотел заключить мир. Туда приехал и конунг шведов. Зять и тесть встретились и заключила договор о мире. Теперь Олав конунг шведов стал сговорчивее и мягче.

Торстейн Мудрый рассказывает, что в Хисинге есть местность, которая принадлежала то Норвегии, то Гаутланду. Конунги договорились, что пусть жребий рассудит, кому владеть этой местностью, и решили бросить кости. Эту местность должен был получить тот, кто выбросит больше. Конунг шведов выбросил две, шестерки и сказал, что Олаву конунгу уже незачем бросать. Тот ответил, встряхивая кости в руках:

– На костях есть еще две шестерки, и моему господу богу ничего не стоит сделать так, чтобы я их выбросил.

Он метнул кости и выбросил две шестерки. Тогда метнул кости Олав конунг шведов и снова выбросил две шестерки. Тут снова бросил кости Олав конунг Норвегии, и на одной из костяшек было шесть, а другая раскололась, и на ней оказалось семь, и он выиграл. Больше ничего об этой встрече не рассказывают. Конунги расстались с миром.


XCV


После тех событий, о которых только что было рассказано, Олав конунг двинул свое войско назад в Вик. Он сначала направился в Тунсберг и пробыл там некоторое время, а потом отправился на север страны. Осенью он двинулся еще дальше на север в Трандхейм. Он велел приготовить все на зиму и остался там зимовать.

В то время Олав конунг был единственным конунгом всей той державы, которой правил раньше Харальд Прекрасноволосый, и даже более того, он был тогда единственным конунгом в стране. По мирному договору он получил ту часть страны, которой прежде владел Олав конунг шведов, а ту часть, которой раньше владели датчане, он захватил и правил там так же, как и в других частях страны. Кнут конунг датчан правил в то время Англией и Данией. Он подолгу бывал в Англии, а в Дании он оставлял править наместников, и в то время не притязал на. Норвегию.


XCVI


Говорят, что Оркнейские острова были заселены во времена конунга Норвегии Харальда Прекрасноволосого, а раньше там бывали только викинги. Первого ярла на Оркнейских островах звали Сигурдом. Он был сыном Эйстейна Грохота и братом Рёгнвальда ярла Мёра. После Сигурда один год ярлом был его сын Гутхорм, а после него ярлом стал Торф‑Эйнар, сын Рёгнвальда ярла, человек могущественный. Он долго был ярлом. Хальвдан Высоконогий, сын Харальда Прекрасноволосого, выступил против Торф‑Эйнара и изгнал его с Оркнейских островов. Но Эйнар вернулся и сразил Хальвдана на острове Ринансёй. После этого на Оркнейские острова со своим войском приплыл Харальд конунг. Эйнар тогда бежал в Шотландию. Харальд конунг заставил оркнейцев поклясться в том, что они передают ему свои отчины. После этого конунг и ярл заключили мир. Ярл стал человеком конунга и получил у него в лен Оркнейские острова. Но он не должен был платить подати, так как острова часто подвергались набегам. Ярл заплатил конунгу шестьдесят марок золотом. Потом Харальд разорял селения в Шотландии, как об этом сказано в Глюмдрапе.

После Торф‑Эйнара островами правили его сыновья Арнкель, Эрленд и Торфинн Раскалыватель Черепов. В то время из Норвегии туда приплыл Эйрик Кровавая Секира, и ярлы ему покорились. Арнкель и Эрленд пали в бою, а Торфинн долго правил островами и дожил до старости. Его сыновьями были Арнфинн, Хавард, Хлёдвир, Льот и Скули. Их матерью была Грелёд, дочь Дунгада ярла из Катанеса. А ее матерью была Гроа, дочь Торстейна Рыжего.

Когда Торфинн был уже стариком, из Норвегии приплыли сыновья Эйрика Кровавая Секира, они бежали от Хакона ярла. Они очень притесняли жителей Оркнейских островов. Торфинн ярл умер от болезни, и после него островами правили его сыновья. О них сохранилось много рассказов. Дольше всех из них жил Хлёдвир, и после смерти братьев он один правил островами. Его сыном был Сигурд Толстый, который стал ярлом после смерти Хлёдвира. Он был мужем могущественным и очень воинственным. При нем, возвращаясь со своим войском из викингского похода на запад, Олав сын Трюггви пристал к Оркнейским островам и захватил Сигурда ярла на острове Рёгнвальдсей. У Сигурда был только один корабль. Олав конунг предложил ярлу, чтобы сохранить жизнь, креститься, принять праведную веру, стать его человеком и ввести христианство на Оркнейских островах. Олав взял заложником его сына, которого звали то ли Собачка, то ли Щенок. Оттуда Олав отправился в Норвегию и стал там конунгом. Собачка был несколько лет с конунгом и умер в Норвегии. Тогда Сигурд ярл перестал подчиняться Олаву конунгу. Он взял в жены дочь Мелькольма конунга скоттов. У них был сын Торфинн. Но у Сигурда ярла были сыновья и старше Торфинна. Их звали Сумарлиди, Бруси и Эйнар Кривой Рот. Спустя четыре или пять лет после гибели Олава сына Трюггви, Сигурд ярл отправился в Ирландию, а своих старших сыновей оставил править островами. Торфинна он отослал к его дяде, конунгу скоттов. В этом походе Сигурд ярл погиб в битве Бриана. [274] Когда об этом стало известно на Оркнейских островах, то ярдами провозгласили братьев Сумарлиди, Бруси и Эйнара, и они поделили острова между собой. Торфинну сыну Сигурда было пять лет, когда погиб Сигурд. Узнав о его смерти, конунг скоттов дал своему племяннику Торфинну Катанес и Судрланд, нарек его ярлом и дал ему людей, которые должны были помогать ему править этими владениями. Торфинн ярл рано возмужал. Он был рослым и сильным, но уродливым. Когда он вырос, стало видно, что он жаден, суров и умен. Об этом говорит Арнор Скальд Ярлов:


Какой муж моложе

Торфинна под синью

Сам готов за землю,

Ярый духом, спорить?



XCVII


Братья Эйнар и Бруси были нравом непохожи друг на друга. Бруси был спокойный, миролюбивый, умный и красноречивый, и все его любили. А Эйнар был упрямый, неразговорчивый, неприветливый, сварливый, жадный и очень воинственный. Сумарлиди был нравом похож на Бруси, он был старше всех, и братья его пережили. Он умер от болезни. После его смерти Торфинн стал притязать на свою долю наследства на Оркнейских островах. Эйнар отвечает, что у Торфинна есть Катанес и Судрланд, земли, которыми раньше владел их отец Сигурд ярл, что эти земли гораздо больше, чем третья часть Оркнейских островов, и что он не хочет делиться с Торфинном. А Бруси был согласен поделить наследство.

– Я не хочу, – сказал он, – чтобы мои владения были больше, чем та третья часть страны, которая принадлежит мне по праву.

Тогда Эйнар захватил две трети островов. Он стал могущественным, и у него было много людей. Он часто летом набирал большое войско и отправлялся в викингские походы, но не всегда он возвращался с добычей. Тогда бонды стали роптать, но ярл продолжал притеснять их и никому не позволял себе перечить. Эйнар ярл был очень высокомерен. Тогда в его владениях наступил голод из‑за тягот и притеснений, которые бондам приходилось терпеть. А в той части страны, где правив Бруси, у бондов были хорошие урожаи и благосостояние. И его очень любили.


XCVIII


Жил человек по имени Амунди. Он был могуществен и богат. Он жил на острове Хроссей в Сандвике на мысе Хлаупанданес. Его сына звали Торкель, и на Оркнейских островах не было человека доблестнее его. Амунди был очень мудрым мужем, и мало кого так уважали на островах, как его. Однажды весной, когда Эйнар, как обычно, стал набирать войско, бонды возмутились и пожаловались Амунди, и просили его заступиться за них перед ярлом. Амунди отвечает:

– Ярл никого не слушает, – и он добавил, что обращаться с такой просьбой к ярлу бесполезно.

– К тому же vы сейчас с ярлом добрые друзья, а, принимая во внимание мой и его нрав, я думаю, что если мы с ним в чем‑то раройдемся, то беды не миновать. Поэтому, – говорит Амунди, – я и не хочу вмешиваться.

Тогда бонды обратились к Торкелю. Он сначала тоже отказался, но потом поддался их уговорам и обещал им помочь. Амунди считал, что он слишком опрометчиво дал такое обещание. Когда ярл собрал тинг, от имени бондов говорил Торкель. Он просил ярла уменьшить налоги и рассказал о тяготах бондов. Ярл отвечал ему спокойно и сказал, что учтет просьбу Торкеля.

– Я собирался снарядить в поход шесть кораблей, но теперь обойдусь и тремя. Но ты, Торкель, никогда больше не обращайся ко мне с такими просьбами.

Бонды были очень благодарны Торкелю за помощь.

Ярл отправился в викингский поход и вернулся осенью. А весной он созвал бондов на тинг и снова предъявил им те же требования, что и раньше. Тут опять выступил Торкель и просил ярла пощадить бондов. На этот раз ярл разгневался и сказал, что заступничество Торкеля лишь ухудшит участь бондов. Он пришел в такую ярость, что сказал, что одному из них не дожить до следующего весеннего тинга, и на этом он распустил тинг.

Когда Амунди узнал о том, что Торкель с ярлом сказали друг другу, он посоветовал Торкелю уехать, и тот отправился в Катанес к Торфинну ярлу. Торкель пробыл там долго. Он очень привязался к ярлу, когда тот был маленьким, и его тогда прозвали Торкель Воспитатель. Он был очень уважаемым человеком.

Многие могущественные люди бежали из своих отчин на Оркнейских островах из‑за притеснений Эйнара ярла. Большинство бежало в Катанес к Торфинну ярлу, но некоторые – в Норвегию или другие страны.

Когда Торфинн ярл вырос, он потребовал от своего брата Эйнара те владения, которые считал своими на Оркнейских островах. А это составляло третью часть островов. Но Эйнар не спешил расставаться со своими владениями. Узнав об этом, Торфинн набрал в Катанесе войско и двинулся к островам. Как только Эйнару ярлу стало об этом известно, он тоже набирает войско, собираясь защищать свои земли. Бруси ярл тоже собирает войско и направляется навстречу братьям, и хочет их помирить. Они помирились на том, что Торфинн получил третью часть земель на Оркнейских островах, как ему и полагалось по праву. А Бруси и Эйнар объединили свои владенья, и Эйнар один должен был там править, но после смерти одного из них земли должен был получить тот, кто останется в живых. Но этот договор считался несправедливым, так как у Бруси был сын по имени Рёгнвальд, а у Эйнара сыновей не было.

Торфинн ярл посадил на Оркнейских островах людей, которые должны были править его владениями там, а сам больше жил в Катанесе. Эйнар ярл летом чаще всего ходил в походы в Ирландию, Шотландию и Бретланд.

Однажды летом, когда Эйнар был в походе в Ирландии, он сразился в Ульврексфьорде с Конофогором конунгом, как об этом уже было написано, и Эйнар ярл потерпел жестокое поражение и потерял многих людей.

На следующее лето Эйвинд Турий Рог отправился из Ирландии на восток. Он направился в Норвегию, но поднялся сильный ветер, и морские течения были неблагоприятны, и Эйвинд вошел в залив Асмундарваг и стоял там некоторое время в ожидании погоды. Когда об этом узнал Эйнар, он двинулся туда с большим войском. Он захватил Эйвинда и велел его убить, а большинство его людей он пощадил, и они той же осенью отправились в Норвегию, явились к Олаву конунгу и рассказали ему о гибели Эйвинда. Конунг ничего на это не сказал, но было заметно, что он почел гибель Эйвинда большой потерей и считал, что это убийство было совершено ему назло. Он всегда становился молчаливым, когда что‑нибудь было ему не по нраву.

Торфинн ярл послал Торкеля Воспитателя на острова взымать подати. Эйнар ярл винил Торкеля в том, что Торфинн заявил притязания на острова. Торкель быстро вернулся обратно с островов в Катанес. Он рассказал Торфинну ярлу, что, как он узнал, Эйнар собирался его убить. Он бы так и сделал, если бы Торкеля не предупредили его родичи и друзья.

– А теперь мне остается только встретиться с ярлом, и тогда решится наша с ним распря, либо уехать подальше отсюда, туда, где он до меня не доберется.

Ярл посоветовал Торкелю отправиться на восток в Норвегию к Олаву конунгу.

– Куда бы ты ни поехал, – говорит он, – ты везде будешь уважаемым человеком среди знатных людей. А насколько я знаю твой нрав и нрав ярла, вы недолго сможете сдерживать вашу ненависть друг к другу.

Осенью Торкель собрался и отправился в Норвегию к Олаву конунгу. Ту зиму он пробыл у конунга и был у него в большой милости. Конунг часто беседовал с Торкелем и считал его человеком умным и очень достойным, каким он и вправду был. Из его рассказов конунг понял, что Торкель большой друг Торфинна и ненавидит Эйнара ярла. Ранней весной конунг послал корабль на запад к Торфинну ярлу и велел передать ему приглашение приехать к себе. Ярл быстро собрался в дорогу, так как вместе с приглашением были переданы заверения в дружбе.


XCIX


Торфинн ярл отправился на восток в Норвегию и явился к Олаву конунгу. Его хорошо приняли, и в то лето он пробыл там долго. Когда он собрался обратно на запад, Олав конунг дал ему большой и хороший боевой корабль со всей оснасткой. Торкель Воспитатель решил отправиться с ярлом, и ярл дал ему тот корабль, на котором приплыл в Норвегию. Конунг и ярл расстались большими друзьями. Осенью ярл пристал к Оркнейским островам. Когда об этом узнал Эйнар ярл, он собрал большое войско и взошел на корабли. Бруси ярл снова отправился к братьям, чтобы их помирить, и братья заключили мир между собой и скрепили мир клятвами. Торкель Воспитатель тоже заключил мир с Эйнаром и стал его другом, и они договорились, что дадут пир друг другу и ярл первым должен был приехать к Торкелю в Сандвик.

Ярл приехал на пир, и хотя угощение там было на славу, он остался недоволен. Они пировали в больших палатах, с обеих сторон которых были двери. В тот день, когда ярл собрался уезжать, Торкель должен был отправиться на пир к ярлу. Торкель послал вперед своих людей, чтобы те разведали дорогу, по которой они должны были отправиться днем с ярлом. Когда они вернулись, они сказали Торкелю, что обнаружили три засады с вооруженными людьми.

– И мы думаем, – говорят они, – что это похоже на предательство.

Когда Торкелю сказали это, он отложил сборы и созвал своих людей. Ярл попросил его быстрее собираться и сказал, что пора ехать. Торкель сказал, что он еще многое должен сделать. Он то входил в палаты, то выходил во двор. На полу был разложен костер. Торкель вошел через заднюю дверь, и за ним вошел человек по имени Халльвард. Он был исландцем с восточных фьордов. Халльвард закрыл за ними дверь. Торкель прошел между костром и скамьей, где сидел Эйнар. Эйнар спросил:

– Ты все еще не готов?

Торкель отвечает:

– Теперь я уже готов.

Тут он нанес ярлу удар мечом по голове, и тот свалился на пол. Тогда исландец сказал:

– Плохо, что Вы не оттащили ярла от огня.

Он зацепил ярла секирой за шею и втащил его на скамью. Торкель вместе с исландцем быстро вышли через другие двери. Там уже стояли вооруженные люди Торкеля.

Люди ярла подняли своего господина, но он был уже мертв. Никто не решился отомстить за него, потому что все произошло очень быстро, и никто не ожидал такого поступка от Торкеля, так как все думали, что ярл и Торкель стали друзьями, как они договорились. К тому же большинство людей ярла были в палатах без оружия, и многие из них раньше были добрыми друзьями Торкеля. От судьбы не уйдешь, и Торкелю, видно, суждено было жить дольше, чем ярлу. Когда Торкель вышел, у него было не меньше людей, чем у ярла.

Торкель отправился к своему кораблю, а люди ярла ушли. В тот же день Торкель отчалил и поплыл на восток. Все это произошло в самом начале зимы. Торкель благополучно достиг Норвегии и сразу же отправился к Олаву конунгу. Там его хорошо приняли. Конунг был очень доволен его поступком, и Торкель провел с ним ту зиму.


С


После гибели Эйнара ярла Бруси получил ту часть страны, которой раньше владел Эйнар ярл, так как многие знали, каковы были условия договора, заключенного братьями Эйнаром и Бруси. Торфинн считал, что справедливее будет, если они с Бруси поделят страну пополам, но в ту зиму у Бруси оставалось еще две трети всех земель. Весной Торфинн потребовал от Бруси, чтобы тот поделился с ним и отдал ему половину земель Эйнара, но Бруси не согласился. Тогда они созвали тинг, чтобы решить, кому какими землями владеть. Их друзья пытались уладить все миром, но Торфинн ни на что, кроме половины всех земель, не согласился. Он говорил, что человеку с таким нравом, как у Бруси, хватило бы и трети земель. Тогда Бруси сказал:

– Я довольствовался третью страны, которую получил в наследство от отца, и не требовал большего. Но теперь мне досталась еще одна треть в наследство от брата по заключенному с ним договору. И хотя, брат, я не могу тягаться с тобой, я попытаюсь отыскать какое‑нибудь средство, чтобы не отдавать тебе этих земель.

На этом их разговор закончился.

Когда Бруси увидел, что ему не под силу тягаться с Торфинном, так как тот был гораздо могущественнее его и ему помогал его дядя конунг скоттов, он решил отправиться на восток к Олаву конунгу и взять с собой своего сына Рёгнвальда, которому тогда было десять лет. Когда ярл явился к конунгу, тот хорошо его принял. Ярл рассказал о своем деле и о тяжбе с братом. Он попросил конунга помочь ему сохранить свои владения и предложил взамен свою верную дружбу. Конунг отвечал, что с тех пор как Харальд Прекрасноволосый завладел всей отчиной на Оркнейских островах, ярлы всегда получали эти земли у него в лен, но никогда не становились их владельцами.

– И вот тому доказательство, – добавил он, – когда Эйрик Кровавая Секира и его сыновья были на Оркнейских островах, ярлы платили им дань, а когда туда приплыл мой родич Олав сын Трюггви, то твой отец Сигурд ярл стал его человеком. Теперь я наследник Олава конунга, и хочу предложить тебе стать моим человеком, тогда я отдам тебе острова в лен. И если я стану тебе помогать, тогда посмотрим, кому будет лучше, тебе или твоему брату Торфинну, которому помогает конунг скоттов. А если ты не согласишься, то я сам постараюсь вернуть себе те владения и отчины на западе, которыми владели наши предки и родичи.

Ярл задумался над этими словами. Он рассказал о предложении конунга своим друзьям и спросил у них совета, следует ли ему согласиться на предложение Олава конунга и стать его человеком.

– Я не знаю, что со мной будет после того, как я расстанусь с конунгом, если я откажусь, так как конунг ясно заявил о своих правах на Оркнейские острова. Могущество его велико, а мы сейчас в его власти, и ему ничего не стоит сделать с нами все, что ему захочется.

Хотя ярл считал, что он в любом случае прогадает, он решил все же подчиниться конунгу и передать ему свои владения. Так Олав конунг получил власть над всеми наследственными владениями ярла, и тот стал его человеком и скрепил это клятвами.


CI


Торфинн ярл узнал, что его брат Бруси отправился на восток к Олаву конунгу за помощью. И так как Торфинн раньше бывал у конунга и заручился его дружбой, он думал, что теперь ему нечего бояться. Он знал, что многие там будут на его стороне, но, как он полагал, у него было бы еще больше сторонников, если бы он сам отправился туда.

Тут Торфинн быстро собирается в дорогу и отправляется на восток в Норвегию. Он думал, что Бруси не намного его опередил и их тяжба не успеет решиться раньше, чем Торфинн встретится с конунгом. Но все вышло не так, как рассчитывал ярл, и, когда ярл явился к Олаву, все уже было решено, и тот уже заключил договор с Бруси. Торфинн не знал, что Бруси еще до его приезда отдал свои владения Олаву конунгу.

Когда Торфинн встретился с Олавом конунгом, тот заявил свои права на Оркнейские острова и потребовал от Торфинна того же, чего он требовал от Бруси, а именно, чтобы он отдал конунгу ту часть страны, которой владел прежде. Ярл отвечает на эти слова конунга дружественно, но сдержанно, и говорит, что дружба конунга для него многое значит.

– И если Вы, государь, считаете, что Вам нужна моя помощь против других правителей, то я в ней никогда Вам не откажу, но я не могу стать Вашим человеком, так как я ярл конунга скоттов и должен платить ему подать.

Из слов ярла конунг понял, что тот пытается отклонить его требование, и сказал:

– Если ты, ярл, не хочешь стать моим человеком, то я тогда поставлю править Оркнейскими островами того, кого захочу, и я хочу, чтобы ты поклялся, что не будешь заявлять притязаний на его земли и оставишь в покое тех, кого я там поставлю править. Если же ты не поклянешься во всем этом, то как бы тот, кто будет там править, не посчитал, что от тебя всегда можно ждать нападения, и уж тогда не удивляйся, если коса найдет на камень.

Ярл отвечает, что хочет обдумать его предложение. Конунг согласился дать ему время обсудить все со своими людьми. Тогда Торфинн попросил конунга дать ему отсрочку до будущего лета, а он бы тогда отправился на запад за море, так как советники его остались дома, а сам он еще слишком молод, чтобы решать такие дела. Но конунг велел ему решать сразу же.

C Олавом был тогда Торкель Воспитатель, он тайком послал к Торфинну ярлу своего человека и велел сказать ему, чтобы тот не артачился, что бы у него ни было на уме, и не уезжал от Олава конунга, не заключив с ним договора, поскольку сейчас он в его власти. Услышав такое предупреждение, ярл понял, что ему остается только подчиниться конунгу и отказаться от своего наследства и поклясться оставить в покое тех, кто будет им владеть, не имея на то права. Поскольку Торфинн не был уверен, что ему удастся выбраться из Норвегии, он решил подчиниться конунгу и стать его человеком, как это сделал Бруси.

Конунг понял, что Торфинн человек гораздо более гордый, чем Бруси, и менее покладистый, поэтому он доверял Торфинну меньше, чем Бруси. Конунг понимал, что если Торфинну захочется нарушить договор с ним, он будет рассчитывать на помощь конунга скоттов. Конунг был прозорлив и заметил, что Бруси не сразу согласился на условия конунга, но. обещает только то, что собирается выполнить, между тем как Торфинн, как только принял предложение конунга, с легкостью пошел на все условия и сразу же согласился со всем, что от него потребовал конунг, и конунг заподозрил, что ярл не во всем будет выполнять договор.


СII


Обдумав все, Олав конунг велел трубить в рог и созвать людей на тинг и позвать туда ярлов. Конунг сказал:

– Я хочу сообщить народу о нашем договоре с оркнейскими ярлами. Они признали мои права на Оркнейские острова и Хьяльтланд, и оба стали моими людьми, скрепив это клятвами. Теперь я хочу отдать треть страны в лен Бруси и треть Торфинну, это как раз те земли, которыми они раньше владели, а ту треть, которой владел Эйнар Кривой Рот, я беру себе за то, что он убил Эйвинда Турий Рог, моего дружинника, сотоварища и верного друга, и распоряжусь этой частью страны, как посчитаю нужным. А вам, мои ярлы, я хочу присудить вот что: вы должны помириться с сыном Амунди Торкелем, который убил вашего брата Эйнара, и, если вы согласны, я хочу, чтобы решение по этому делу было предоставлено мне.

Ярлы и на этот раз согласились со всем, что сказал конунг. Тут вышел Торкель и тоже обязался согласиться с решением конунга. На этом тинг закончился.

Олав конунг присудил виру за Эйнара ярла, как за трех лендрманнов, но так как Эйнар был сам во всем виноват, треть виры скидывалась. Затем Торфинн ярл попросил у конунга разрешения уехать, и когда конунг дал согласие, он очень быстро собрался в дорогу.

Однажды, когда ярл уже был готов отплыть и пировал на своем корабле, к нему неожиданно пришел Торкель сын Амунди. Он склонил свою голову ярлу на колени и сказал, что тот может делать с ним все, что захочет. Ярл спросил, зачем он это делает.

– Встань Торкель, нас ведь помирил конунг.

Торкель поднялся и сказал:

– Решение о мире между нами, которое принял конунг, важно для Бруси, а что до тебя, то ты сам будешь решать, как поступать. И хотя конунг разрешил мне сохранить свои владения и жить на Оркнейских островах, я, зная твой нрав, понимаю, что не смогу отправиться на острова, не заручившись твоей дружбой, ярл. И я хочу, – продолжал он, – поклясться Вам, что никогда не вернусь на Оркнейские острова, что бы на это ни сказал конунг.

Ярл помолчал немного, а потом сказал:

– Если ты, Торкель, хочешь, чтобы нашу с тобой распрю рассудил я, а не конунг, то пусть наше примирение начнется с того, что ты отправишься со мной на Оркнейские острова, останешься там со мной и никогда без моего ведома и согласия оттуда не уедешь. Ты должен будешь защищать мои владения и делать все, что я тебе повелю, пока мы оба живы.

Торкель говорит:

– В Вашей, ярл, власти решать, что я должен делать.

После этого он подошел и поклялся выполнять условия ярла. Ярл сказал, что о вире он скажет потом. Торкель поклялся сделать все, как ярл скажет. Потом Торкель стал собираться в дорогу. Когда он был готов, он отправился в плавание с ярлом и с тех пор ни разу не виделся с Олавом конунгом.

Бруси ярл оставался там еще некоторое время и готовился к плаванью не торопясь. Прежде чем отправиться в плавание, он встретился с Олавом конунгом, и тот сказал:

– Мне думается, ярл, что ты будешь мне верным другом там на западе за морем, поэтому я хочу, чтобы ты правил двумя третями страны, как раньше. Я хочу, чтобы теперь, когда ты стал моим человеком, ты был не менее уважаемым и могущественным, чем прежде. А чтобы ты оставался мне верным другом до конца, я хочу оставить у себя твоего сына Рёгнвальда. Я думаю, что, владея двумя третями страны и опираясь на мою помощь, ты вполне сможешь отстоять от посягательств своего брата Торфинна то, что тебе принадлежит по праву.

Бруси поблагодарил за то, что ему отдают две трети страны. После этого он пробыл там еще некоторое время, а потом отправился в плавание и той же осенью приплыл на запад на Оркнейские острова.

Рёгнвальд сын Бруси остался на востоке у Олава конунга. Он был очень хорош собой. Волосы у него были пышные и золотистые, как шелк. Он скоро вырос и стал большим и сильным. Он был умен и знал, как вести себя при дворе конунга. Он долго пробыл у Олава конунга. Оттар Черный в той драпе, которую он сочинил об Олаве конунге, говорит так:


Рядишь ты премудро

Державами славных

Конунгов. Под Вашей

Днесь хьяльтлаядцы дланью.

Допреж тебя кто же

Из вождей норвежских

Подмял, смелый, столько

Островов за морем?



CIII


Когда братья Торфинн и Бруси приплыли на Оркнейские острова, Бруси стал править двумя третями всех земель, а Торфинн – одной третью. Он все время был в Катанесе и в Шотландии, а править островами оставлял своих людей. Бруси нес охрану островов один. В то время острова часто подвергались набегам. Норвежцы и датчане часто отправлялись на запад в викингские походы и, плывя на запад или возвращаясь обратно, они подходили к Оркнейским островам и грабили на побережье.

Бруси упрекал своего брата Торфинна в том, что тот не несет охраны Оркнейских островов и Хьяльтланда, а подати со своей части островов собирает. Тогда Торфинн предложил, чтобы Бруси оставил себе только одну треть всех земель, а Торфинн стал бы править двумя третями, и тогда он бы один нес охрану островов. И хотя они поменялись не сразу, в саге о ярлах [275] рассказывается, что Торфинн правил двумя третями всех земель, а Бруси одной третью, в то время, когда Кнут Могучий подчинил себе Норвегию и Олава конунга уже не было в стране.

Ярл Торфинн сын Сигурда был самым знатным ярлом на островах и самым могущественным из всех оркнейских ярлов. Он владел Оркнейскими островами, Хьяльтландом и Южными Островами, и у него были большие владения в Шотландии и Ирландии. Об этом говорил Арнор Скальд Ярлов:


Все от Турсаскера

До Дюплинна люди

Стали, правду молвлю,

Торфинну повинны.


Торфинн был очень воинствен. Он стал ярлом в пять лет и правил более шестидесяти лет. Он умер от болезни в конце правления Харальда сына Сигурда, а Бруси умер во времена Кнута Великого, вскоре после гибели конунга Олава Святого.


CIV


Теперь надо продолжить два другие рассказа. Сначала надо продолжить первый рассказ с того места, где он был прерван, – с того, что Олав сын Харальда заключил мир с Олавом конунгом шведов и отправился летом на север в Трандхейм. К тому времени он был конунгом уже пять лет. Той осенью он приготовился к зимовке в Нидаросе и остался там на зиму. Той зимой с Олавом конунгом был Торкель Воспитатель, сын Амунди, как уже раньше было об этом написано.

Олав конунг подробно расспрашивал о том, как соблюдается христианство в стране. Он узнал, что чем дальше на север в Халогаланде, тем меньше там знакомы с христианством, а в Наумудале и во Внутреннем Трандхейме тоже далеко не все обстоит хорошо.

Одного человека звали Харек. Он был сыном Эйвинда Погубителя Скальдов. Он жил в Халогаланде на острове, который называется Тьотта. Эйвинд был не очень богат, но он был знатного рода и человек очень достойный. На Тьотте было тогда много мелких бондов. Харек купил там сначала небольшую усадьбу и переселился туда. Но через несколько лет он выжил всех живших там бондов. Он остался на острове один и построил там большую усадьбу. Харек быстро разбогател. Он был очень умен и предприимчив. Знатные люди его очень почитали. Он был в родстве с конунгами Норвегии, и поэтому все правители в стране его очень уважали. Гуннхильд, бабушка Харека, была дочерью Хальвдана ярла и Ингибьёрг, дочери Харальда Прекрасноволосого. Когда происходили все эти события, Харек был уже в летах.

Харек был самым уважаемым человеком в Халогаланде. Он уже долгое время собирал подать с финнов и был наместником конунга в Финнмёрке. Иногда он правил там один, а иногда вместе с другими. Он до сих пор не встречался с Олавом конунгом, но они сносились через гонцов и были друзьями. В ту зиму, когда Олав был в Нидаросе, они сносились через гонцов с Хареком с Тьотты. Конунг объявил, что летом он собирается отправиться на север в Халогаланд, а потом еще дальше на север до самого конца своих земель. Жители Халогаланда по‑разному отнеслись к этому намерению конунга.


CV


Олав конунг снарядил весной пять кораблей. У него было тогда около трех сотен человек. Собравшись, он отправился на север страны вдоль побережья. Когда он приплыл в Наумдёлафюльки, он стал созывать бондов на тинг. На каждом тинге его провозглашали конунгом. Здесь, так же как и в других местах, он приказывал зачитывать законы, в которых повелевал соблюдать христианство. Он грозился убить, искалечить или лишить имущества тех, кто не захочет подчиняться христианским законам. Многих конунг жестоко наказывал. Он велел одинаково наказывать людей и могущественных, и простых. Он уезжал из каждой области только после того, как народ сам соглашался соблюдать святую веру. Большинство могущественных мужей и богатых бондов устраивало пиры в честь конунга, и конунг отправился дальше на север в Халогаланд. Харек с Тьотты устроил пир в честь конунга. Там было очень много народу, и пир был на славу. Харек стал лендрманном Олава конунга. Олав конунг дал ему те же поместья, которые тот имел от прежних правителей.


CVI


Одного человека звали Гранкель или Гранкетиль. Он был богатым бондом и в то время был уже в летах. А когда он был молодым, он был очень воинственным и ходил в викингские походы. Он был человеком искусным во всем. Его сына звали Асмундом, и он во всем был под стать своему отцу и даже кое в чем его превосходил. Многие говорили, что по красоте, силе и ловкости он был третьим человеком в Норвегии. Лучшим, чем он, считался только Хакон Воспитанник Адальстейна и Олав сын Трюггви.

Гранкель пригласил Олава конунга на пир. Пир был на славу, и при прощании Гранкель поднес конунгу богатые подарки в знак дружбы. Конунг долго уговаривал Асмунда отправиться вместе с ним. Асмунд решил, что не стоит ему отказываться от своего счастья, и согласился поехать с конунгом. Он стал человеком конунга, и тот его очень полюбил.

Олав конунг провел большую часть лета в Халогаланде. Он ездил там по всем тингам и обращал весь народ в христианство.

На острове Бьяркей жил тогда Торир Собака. Он был самым могущественным человеком на севере. Он тоже стал лендрманном Олава конунга. Сыновья многих могущественных бондов присоединились тогда к Олаву конунгу. Когда лето подходило к концу, конунг повернул назад в Трандхейм, приплыл в Нидарос и остался там на зиму. В ту зиму Торкель Воспитатель приплыл с запада с Оркнейских островов в Норвегию, после того как он убил ярла Эйнара Кривой Рот.

В ту осень в Трандхейме был неурожай, но раньше там долгое время были хорошие урожаи, а на севере был недород, причем чем дальше на север, тем хуже, а на востоке страны и в Упплёнде с хлебом было хорошо. В том году в Трандхейме люди жили за счет того, что в прежние годы там были хорошие урожаи.


CVII


Осенью Олаву конунгу рассказали, что во Внутреннем Трандхейме бонды устраивали в начале зимы пиры, а в питье там не было недостатка. Конунгу рассказали, что там пили в честь асов по старому обычаю, резали скот и лошадей, окропляли алтари кровью и свершали жертвоприношения, утверждая, что это должно обеспечить хороший урожай. Все там считали, что боги, очевидно, разгневались на жителей Халогаланда за то, что те приняли христианство. Когда конунг узнал обо всем этом, он послал своих людей во Внутренний Трандхейм и велел, чтобы к нему явились бонды, которых он назвал по именам.

Одного человека звали Эльвир из Эгги. Его так прозвали, потому что он жил в усадьбе Эгга. Он был человек могущественный и знатного рода. Он стоял во главе тех бондов, которые отправились к конунгу. Когда они явились к конунгу, тот рассказал бондам, в чем их обвиняют. Эльвир отвечал от имени бондов и сказал, что этой осенью они не устраивали никаких пиров, были только пирушки или угощения вскладчину или встречи друзей. Он сказал:

– А то, что Вам наговорили о наших речах на пирах в Трандхейме, то я скажу, что умные люди поостереглись бы таких речей, а за речи дураков и пьяниц я не в ответе.

Эльвир был человеком красноречивым и смелым на правду, и он защитил бондов от обвинений. В конце концов конунг сказал, что жители Внутреннего Трёндалёга сами должны доказать, что они верны праведной вере. Потом бондам разрешили отправиться домой, и они собрались и уехали.


CVIII


Зимой конунгу рассказали, что многие жители Внутреннего Трандхейма собрались в Мэрине и совершают там жертвоприношения по случаю середины зимы, чтобы был мир и зима была хорошей. Когда конунг убедился в том, что это правда, он послал своих людей во Внутренний Трандхейм и вызвал бондов в город, причем он назвал тех, которых считал самыми умными. Бонды собрались и стали решать, как им быть с этим приглашением. Тем, кто ездил в прошлую зиму, особенно не хотелось ехать. Но, уступив уговорам всех бондов, Эльвир все же поехал. Как только он приехал в город, он сразу же отправился к конунгу. Они стали беседовать, и конунг обвинил бондов в том, что они совершали жертвоприношения по случаю середины зимы. Эльвир ответил, что бонды в этом невиновны, и добавил:

– У нас был йоль, и повсюду устраивались пиры. Бонды не поскупились на угощение к йолю, так что у них много всего осталось, и они пировали долго и после йоля. А Мэрин – средоточие страны, и там есть большие дома, а вокруг живет много народу. Вот бонды и посчитали, что веселее будет пировать там всем вместе.

Конунг ничего не ответил, но был рассержен, так как не поверил тому, что ему сказал Эльвир. Конунг велел бондам отправляться обратно и сказал:

– Но я узнаю правду, как бы вы ее ни скрывали. И что бы вы ни делали до сих пор, впредь так не поступайте.

Бонды уехали домой и рассказали о своей поездке и о том, что конунг был изрядно разгневан.


CIX


Олав конунг устроил на пасху большой пир и пригласил на него многих жителей города и бондов. После пасхи конунг велел спустить на воду свои корабли, принести на них снасти и весла, разбить на кораблях шатры и оставить их на плаву у причала. После пасхи Олав конунг послал своих людей в Верадаль.

Одного человека звали Торальди. Он был управителем конунга. Он управлял поместьем конунга в Хауге. Конунг велел передать ему, чтобы тот как можно быстрее приехал к конунгу. Торальди быстро собрался и вместе с гонцами конунга отправился в город. Конунг пригласил его побеседовать с глазу на глаз и просил его сказать, правду ли ему говорили, когда рассказывали, что жители Внутреннего Трандхейма снова стали совершать жертвоприношения. Конунг говорит:

– Я хочу, чтобы ты мне рассказал все, как есть. Ты знаешь правду и обязан мне ее сказать, потому что ты мой человек.

Торальди отвечает:

– Государь, я сначала хочу сказать Вам, что я привез сюда в город двух своих сыновей, жену и все добро, которое смог увезти с собой. Ты хочешь, чтобы я тебе все рассказал, – на то твоя воля, но если я расскажу все, как есть, ты должен взять меня под защиту.

Конунг говорит:

– Говори правду, раз я тебя спрашиваю, и я возьму тебя под защиту, так что тебе не смогут причинить вреда.

– Сказать Вам по правде, во Внутреннем Трандхейме почти все еще остаются язычниками по вере, хотя некоторые там крещены. У них есть обычай приносить жертвы осенью и встречать так зиму, потом приносят жертвы в середине зимы и в третий раз летом, тогда они встречают лето. Так делают жители Эйны, Спарабу, Верадаля и Скауна. Двенадцать человек устраивают жертвенные пиры, и этой весной пир должен давать Эльвир. Он сейчас в Мэрине и занят тем, чтобы доставить туда все необходимое для пира.

Когда конунг узнал правду, он велел трубить сбор и приказал своим людям идти на корабли. Конунг назначил кормчих и предводителей отрядов и указал, кому на каком корабле плыть. Они быстро собрались. У конунга было пять кораблей и три сотни человек. Он поплыл вглубь фьорда. Ветер был попутный, корабли шли очень быстро, и никто не ожидал, что конунг сможет так скоро добраться до Мэрина.

Конунг подошел к Мэрину ночью и тут же окружил все дома. Эльвир был схвачен, и конунг приказал убить его и многих других. Конунг захватил все то, что было приготовлено для пира, и велел отнести на свои корабли. Кроме того он захватил все добро, которое там было: ковры, одежду, дорогие украшения, и разделил эту добычу между своими людьми. Конунг велел также схватить тех бондов, которых считал виноватыми больше всех. Их заковали в кандалы, но некоторым удалось бежать. У многих тогда отобрали все их добро.

Потом конунг созвал бондов на тинг. Поскольку конунг захватил многих могущественных людей, и все они оказались в его власти, их родичи и друзья решили подчиниться конунгу, так что на этот раз никто не восстал против него. Он всех обратил в правую веру, назначил священников и велел построить и освятить церкви.

Конунг объявил, что за Эльвира не будет уплачено никакой виры, и взял себе все его добро. Всех других, кого он считал виновными, он приказал убивать или калечить. Некоторых он изгнал из страны, а у некоторых захватил все добро. Потом конунг отправился обратно в Нидарос.


СХ


Одного человека звали Арни. Он был сыном Армода. Он был женат на Торе, дочери Торстейна Виселицы. Их детей звали Кальв, Финн, Торберг, Амунди, Кольбьёрн, Арнбьёрн, Арни и Рагнхильд. Она была замужем за Хареком с Тьотты. Арни был лендрманном. Он был человек могущественный и уважаемый и большой друг Олава конунга. Его сыновья Кальв и Финн сопровождали тогда Олава конунга. Они были у него в большом почете. Женщина, которая была женой Эльвира из Эгга, была молода и красива. Она была знатного рода и богата. Теперь она стала завидной невестой, но судьба ее зависела от конунга. У нее с Эльвиром было двое маленьких сыновей. Кальв сын Арни попросил конунга, чтобы тот отдал ему в жены ту женщину, которая раньше была женой Эльвира. Конунг был другом Кальва и разрешил ему взять ее в жены. Кроме того он отдал ему те земли, которыми раньше владел Эльвир. Конунг сделал его лендрманном и поручил править Внутренним Трандхеймом. Кальв сделался тогда могущественным человеком. Он был очень умен.


CXI


К тому времени Олав конунг был уже семь лет конунгом Норвегии. В то лето к нему приплыли с Оркнейских островов ярлы Торфинн и Бруси и, как раньше уже было написано, Олав завладел их землями. Тем же летом Олав побывал в Южном и Северном Мере, а осенью в Раумсдале. Там он оставил корабли, отправился в Упплёнд и приехал в Лесьяр. Он велел схватить всех лучших людей в Лесьяре и Довраре, и они должны были либо принять христианство, либо лишиться жизни, либо бежать, если это им удавалось, У тех, кто принимал христианство, конунг брал для верности в заложники их сыновей.

В Лесьяре конунг остановился на ночь в усадьбе, которая называется Бёйяр. Он там назначил священников. Потом он отправился по долинам Лорудаль и Льярдаль и доехал до места под названием Ставабрекка. Внизу по долине текла река, которая называется Отта, а по обоим ее берегам расположена красивая населенная местность, которая называется Лоар. Сверху конунг мог увидеть всю местность. Он сказал:

– Жаль, что придется предать огню такую красивую местность.

Он спустился в долину со своим войском и остановился на ночь в усадьбе, которая называется Нес. Конунг занял одну горницу в доме, там он и спал. Этот дом и сейчас еще стоит, и ничего в нем с тех пор не изменилось. Там конунг пробыл пять ночей. Он созвал на тинг людей из Ваги, Лоара и Хедаля и грозил, что они должны либо биться с ним, и тогда он предаст огню их дома, либо принять христианство и отдать ему своих сыновей в заложники. Тогда они подчинились конунгу, а некоторые бежали на юг в Долины.


CXII


Одного человека звали Гудбранд из Долин. Он правил как конунг в Долинах, хотя был херсиром. Сигват скальд сравнивает его по могуществу и богатству с Эрлингом сыном Скьядьга. Сигват говорит об Эрлинге:


Один был мне ведом

Вождь, с тобою схожий:

Державой обширной

Мудро правил Гудбранд.

Вы и вправду ровня,

Обманетесь оба,

Рекши, я, мол, лучше,

Посох досок Ялька. [276]


У Гудбранда был сын, о котором здесь тоже пойдет речь. Когда Гудбранд узнал, что Олав конунг приехал в Лоар и принуждает людей обратиться в христианство, он вырезал ратную стрелу и послал ее по Долинам. Всех жителей Долин он созвал в усадьбу под названием Хундторп. Когда все туда съехались, то там собралось очень много народу. В Хундторп можно было добраться и по суше и на кораблях, так как там недалеко протекает река Лег. Гудбранд собрал тинг и сказал, что в Лоар приехал человек по имени Олав.

– Он хочет навязать нам другую веру, не такую, как у нас была раньше, и уничтожить наших богов. Он говорит, что его бог гораздо могущественнее. Удивительно, что земля не разверзается у него под ногами, когда он осмеливается говорить такое, и наши боги позволяют ему заходить так далеко. Я думаю, что если мы вынесем из храма стоящего там Тора, который нас всегда защищал, и он посмотрит на Олава и его людей, то бог Олава растает, и все его люди превратятся в ничто.

Тут все закричали, что Олаву ни за что не уйти живым, если он приедет к ним. Они говорили:

– Он не посмеет двинуться дальше на юг по Долинам.

Потом они снарядили семь сотен человек, которые должны были отправиться на разведку на север в Брейду. Предводителем этого войска был сын Гудбранда, которому было восемнадцать лет, и с ним поехали многие другие знатные люди. Они приехали в усадьбу под названием Капище и пробыли там три ночи. К ним тогда присоединились те, кто не хотел принимать христианство и бежал из Лесьяра, Лоара и Ваги.

Олав конунг и Сигурд епископ оставили священников в Лоаре и Ваги. Потом они перебрались через горы Вагарёст и спустились в Силь. Они пробыли там ночью и узнали, что против них собралось большое войско. О приезде конунга узнали бонды в Брейде и тоже приготовились биться с конунгом.

Когда конунг проснулся, он надел свои доспехи и отправился на юг по Сильвеллиру. Он нигде не останавливался, пока не добрался до Брейды. Там он увидел большое войско, готовое к битве. Конунг тогда построил свое войско, а сам на коне выехал вперед. Он обратился к бондам и потребовал, чтобы они приняли христианство. Те отвечали:

– Сегодня тебе уже не придется смеяться над нами!

Тут они издали боевой клич и стали бить оружием по щитам. Люди конунга бросились вперед и пустили в ход копья. Бонды сразу же обратились в бегство, только немногие из них устояли. Сына Гудбранда взяли в плен. Конунг его пощадил и оставил при себе. Конунг пробыл там еще четыре ночи. Он сказал сыну Гудбранда:

– Поезжай к своему отцу и скажи ему, что я скоро буду у него.

Тот поехал домой и сообщил своему отцу неприятную весть о том, как они встретились с конунгом и чем кончилась битва. Он сказал:

– Наше войско сразу же обратилось в бегство, а меня взяли в плен. Конунг пощадил меня и просил поехать к тебе и сказать, что он скоро будет здесь. От всего войска, которое сражалось с Олавом, у нас осталось только две сотни человек. Я не советую тебе, отец, биться с этим человеком.

Гудбранд отвечает:

– Видно, у тебя душа ушла в пятки. В несчастливый час уехал ты из дому, и ты еще долго будешь помнить об этой поездке. Ты уже даже веришь в ту несуразицу, которую проповедует тот человек, покрывший позором тебя и твое войско.

На следующую ночь Гудбранду приснилось, что к нему явился внушающий страх человек в сиянии и сказал:

– Твой сын не смог одолеть Олава конунга, а тебе будет еще хуже, если ты захочешь биться с конунгом. Ты и сам погибнешь, и погубишь всех своих людей, и вы станете добычей волков и воронов.

Этот страшный сон очень напугал Гудбранда. Он рассказал о нем Торду Толстое Брюхо, который тоже был предводителем жителей Долин. Тот сказал:

– Я видел точно такой же сон.

Наутро они велели трубить в рог и созывать тинг. Там они сказали, что разумнее всего, как они считают, будет повести переговоры на тинге с тем человеком, который пришел с севера с новой верой, чтобы узнать о ней правду. Потом Гудбранд сказал своему сыну:

– Ты должен взять двенадцать человек и поехать к конунгу, который даровал тебе жизнь.

Тот так и сделал. Они явились к конунгу и передали ему, что бонды хотят встретиться с конунгом на тинге и заключить с ним мир. Конунг был этим очень доволен, и они договорились соблюдать мир на время тинга. После этого гонцы отправились назад и сказали Гудбранду и Торду, что заключили мир. А конунг отправился в усадьбу, которая называется Лидсстадир, и оставался там пять ночей. Потом он отправился к бондам на тинг. В тот день шел сильный дождь. Когда начался тинг, конунг поднялся и сказал, что в Лесьяре, Лоаре и Ваги приняли христианство и разрушили капища, и добавил:

– И они верят теперь в истинного бога, который создал небо и землю и знает все на свете.

Конунг сел, и Гудбранд ему отвечает:

– Мы не знаем, о ком ты говоришь. Ты называешь богом того, кого ни сам ты, да и никто другой не видел. А у нас бог такой, которого каждый день можно увидеть. Сегодня его здесь нет просто потому, что идет дождь. Когда вы его увидите, то поймете, какой он страшный и могущественный. Я думаю, что если он появится на тинге, у вас душа уйдет в пятки. Но раз уж вы говорите, что ваш бог все может, пусть он сделает так, чтобы к завтрашнему дню дождь перестал, но тучи остались. Тогда мы и встретимся снова.

Конунг отправился в свои покои, и с ним поехал заложником сын Гудбранда, а конунг оставил в заложники своего человека.

Вечером конунг спрашивает сына Гудбранда, как сделан их бог. Тот отвечает, что он сделан по образу Тора.

– В руке у него молот. Он громадный, а внутри полый. Он стоит на подставке, и когда его выносят, то снова ставят на эту подставку. Он богато украшен золотом и серебром. Каждый день ему приносят четыре каравая хлеба и мясо.

Они легли спать, но конунг не спал всю ночь и молился. Когда рассвело, конунг пошел на мессу, а потом поел и отправился на тинг. Погода была такой, какую просил Гудбранд. Тут поднялся епископ. На нем была ряса, на голове митра, а в руке посох. Он рассказал бондам о христианской вере и о многих чудесах, которые сотворил бог. Когда он закончил говорить, ему ответил Торд Толстое Брюхо.

– Много знает тот человек в рогатой шапке и с палкой, изогнутой, как бараний рог. Раз вы говорите, что Ваш бог может совершить такие чудеса, скажи ему тогда, пусть он сделает так, чтобы завтра до восхода солнца стало ясно и солнечно. Тогда мы снова встретимся и либо примем христианство, либо будем биться.

На том они и расстались.


CXIII


C Олавом конунгом был тогда человек по имени Кольбейн Сильный. Он был родом из Фьордов. У него на поясе всегда был меч, а в руках большая дубина, которую называют булавой. Конунг предупредил Кольбейна, чтобы тот утром был рядом с ним. Потом он сказал своим людям:

– Пойдите ночью туда, где стоят корабли бондов, и проделайте в них дыры, а потом угоните всех их коней со стоянок.

Они так и сделали. Конунг всю ночь молился и просил бога помочь ему в беде своим милосердием и милостью. Когда рассвело, он после заутрени отправился на тинг. Когда он пришел на тинг, там уже было несколько бондов. Тут он увидел большую толпу бондов, которые шли на тинг и несли огромного истукана, разукрашенного золотом и серебром. Когда его увидели бонды, которые уже раньше пришли на тинг, они все вскочили и пали ниц перед этим чудищем. Потом его поставили посередине поля тинга. По одну сторону поля сидели бонды, а по другую конунг со своим войском. Тут поднялся Гудбранд из Долин и сказал:

– Где же твой бог, конунг? Он, наверно, совсем опустил теперь свою бороду, и ни ты, ни тот сидящий рядом с тобой человек с рогами, которого вы называете епископом, не будете сегодня так хвастливы, как вчера, потому что сейчас сюда пришел наш бог, которому все подвластно. Он смотрит на вас своим пронзительным взором, и вы все перепугались и не смеете поднять глаз. А теперь бросьте ваше суеверие и поверьте в нашего бога, который вершит вашими судьбами.

На этом он закончил свою речь. А конунг сказал Кольбейну, так чтобы бонды не слышали:

– Когда они во время моей речи перестанут следить за своим богом, ударь в него изо всех сил своей дубиной.

Потом конунг поднялся и сказал:

– Многое ты наговорил нам сегодня утром. Тебе странно, что ты не можешь увидеть нашего бога, но мы надеемся, что он скоро к нам придет. Ты пугаешь нас своим богом, а он слеп и глух и не может защитить ни себя, ни других, он даже не может сам сдвинуться с места, если его не понесут. Я думаю, что скоро ему придет конец. А теперь посмотрите на восток, там идет наш бог во всем своем блеске.

Тут взошло солнце, и все бонды посмотрели на солнце. В ато время Кольбейн так ударил по их богу, что он раскололся на куски, и оттуда выскочили мыши, величиной с котят, ящерицы и змеи. Бонды, перепугались и бросились бежать. Некоторые из них побежали к кораблям, но когда они спустили их на воду, в них сразу же набралась вода, и на корабли даже нельзя было взойти, а те, которые побежали к коням, не нашли их. Тут конунг велел созвать бондов и сказать, что он хочет говорить с ними. Бонды вернулись, и тинг продолжался. Конунг поднялся и сказал:

– Я не знаю, что значат ваши крики и беготня. Но вы теперь увидели, какова сила вашего бога, которого вы украшали золотом и серебром, поили и кормили. Теперь видно, кому это все шло – мышам и змеям, ящерицам и жабам. Плохо тем, кто верит в такого бога и упорствует в своей глупости. Соберите ваше золото и драгоценности, которые здесь рассыпались по земле, и отдайте вашим женам, и никогда больше не украшайте ими чурбаны и камни. А сейчас вам остается выбирать одно из двух: либо вы принимаете христианство, либо сегодня же будете биться со мной. И пусть победит сегодня тот, с кем будет бог, в которого мы верим.

Тут встал Гудбранд и сказал:

– Плохо пришлось нашему богу, и раз он не смог нам помочь, мы будем теперь верить в того бога, в которого веришь ты.

Тут все приняли христианство. Епископ крестил Гудбранда и его сына и оставил там священников. И те, кто был раньше врагами, расстались друзьями. Гудбранд велел построить церковь в Долинах.


CXIV


Потом Олав конунг отправился в Хейдмёрк и насаждал там христианство. После того как Олав захватил там конунгов, он не осмеливался разъезжать по стране без войска. Поэтому в Хейдмёрке мало где было принято христианство. Но на этот раз конунг не возвратился назад, пока весь Хейдмёрк не был крещен. Он освятил там церкви и оставил священников. Потом он отправился в Тотн и Хадаланд и установил там праведные обычаи и добился того, что все там приняли христианство. Оттуда он отправился в Хрингарики, и все там подчинились христианству. Когда жители Раумарики узнали, что Олав конунг собирается нагрянуть к ним, они собрали большое войско. Они говорили, что не забыли еще того, как Олав разъезжал по Раумарики в прошлый раз, и говорили, что в другой раз они такого не потерпят.

Когда Олав конунг пришел в Раумарики со своим войском, он встретился с войском бондов у речки под названием Нитья. У бондов была большая рать. Когда они сошлись, бонды сразу же бросились вперед, но скоро им пришлось туго, и они отступили. Они были вынуждены оставить свои плохие обычаи и принять христианство. Конунг прошел по этому фюльку и был там до тех пор, пока все не приняли христианство. Оттуда он отправился в Солейяр и крестил там всех.

Тут к Олаву конунгу приехал Оттар Черный и попросил, чтобы конунг взял его к себе. В ту зиму умер Олав конунг шведов, и конунгом Швеции стал Энунд сын Олава.

Олав конунг повернул назад в Раумарики. Зима тогда подходила к концу. Олав конунг созвал многолюдный тинг в том месте, где потом собирался Хейдсевистинг. Тогда он установил закон, что на этот тинг должны приезжать жители Упплёнда и что законам этого тинва должны подчиняться во всех фюльках Упплёнда и во многих других местах, как это потом и было.

А когда наступила весна, он отправился к морю, приказал снарядить корабли и поплыл в Тунсберг. Весной он оставался там. Тогда в Тунсберге собралось много народу, и много грузов было свезено туда из других стран. В том году урожай был хороший во всем Вике, и на севере до самого Стада урожай был тоже неплохой, а вот к северу от Стада был сильный недород.


CXV


Весной Олав конунг послал гонцов на запад в Агдир и на север в Рогаланд и Хёрдаланд. Он не велел вывозить оттуда ни зерна, ни солода, ни муки. Он приказал еще передать, что приедет туда со своим войском и будет ездить по пирам, как это было в обычае. Эта весть разнеслась по всем фюлькам. Конунг оставался летом в Вике, а потом отправился на восток и к самой границе страны.

Эйнар Брюхотряс после смерти своего шурина Свейна ярла оставался у Олава конунга шведов. Он стал его человеком и получил от него в лен большие владения. Но когда конунг умер, Эйнар захотел помириться с Олавом Толстым, и весной они сносились через гонцов. Когда Олав конунг стоял в Эльве, туда приехал и Эйнар Брюхотряс с несколькими своими людьми. Они обсудили с конунгом условия мира и договорились, что Эйнар отправится на север в Трандхейм и будет владеть там всеми своими землями, а также землями, которые были приданым Бергльот. Затем Эйнар отправился на север, а конунг остался в Вике и провел осень и начало зимы в Борге.


CXVI


Могущество Эрлинга сына Скьяльга было так велико, что ему подчинялись бонды от самого Согнсэра на севере до Лидандиснеса на востоке, хотя он получал от конунга в лен гораздо меньше, чем раньше. Все его так боялись, что никто там не смел поступить против его воли. Конунг считал, что могущество Эрлинга стало слишком большим.

Одного человека звали Аслак Фитьяскалли. Он был человеком могущественным и знатного рода. Скьяльг, отец Эрлинга, и Аскель, отец Аслака, были двоюродными братьями. Аслак был большим другом Олава конунга, и конунг посадил его в южном Хёрдаланде, дал ему большой лен и богатые поместья и просил, чтобы он ни в чем не подчинялся Эрлингу. Но когда конунга не было поблизости, это ему не удавалось. Тогда Эрлинг решал все, как сам того хотел, и не становился уступчивей оттого, что Аслак стремился настоять на своем. Их соперничество кончилось тем, что Аслак больше не мог оставаться в тех владениях, которые были даны ему в лен. Он отправился к конунгу и рассказал ему о том, что у него произошло с Эрлингом. Конунг попросил Аслака остаться с ним до тех пор, пока он не встретится с Эрлингом.

Конунг дал знать Эрлингу, что тот весной должен приехать к нему в Тунсберг. Когда они встретились и повели беседу, конунг сказал:

– Мне рассказывали о твоем могуществе и говорили, что от Согнсэра на севере до Лидандиснеса нет никого, кто не подчинялся бы тебе. Многие из людей знатного рода считают, что люди, равные им по рождению, должны и обходиться с ними, как с равными. Здесь сейчас ваш родич Аслак, и он считает, что испытывал на себе твою неприязнь каждый раз, когда имел с тобой дело. Я пока не знаю, что у вас там произошло. Может быть, Аслак сам виноват, а может быть, ему приходится расплачиваться за то, что я поставил его править моими владениями. Сейчас я говорю только о его жалобе, хотя многие обвиняют тебя в том же самом, и те, кто должны управлять моими поместьями и готовить лиры для меня и моих людей.

Эрлинг отвечает:

– Я на это отвечу сразу. Я отрицаю, что виню Аслака или других в том, что они служат тебе. Но я признаю, что сейчас, как это всегда было, каждый из нас, родичей, хочет быть больше другого. Я охотно склоняю голову перед тобой, Олав конунг, но мне было бы трудно кланяться Ториру Тюленю, который рожден рабом и происходит из рабского рода, хотя он Ваш управитель, или другим людям, которые не выше родом, чем он, хотя они у Вас и в чести.

Тут и к конунгу и к Эрлингу подходят друзья и просят их заключить мир. Они говорят конунгу, что никто не будет ему такой поддержкой, как Эрлинг:

– Если он станет Вашим верным другом.

А Эрлингу они говорят, что он должен подчиниться конунгу и что, если он заручится дружбой конунга, ему легко будет добиться от кого угодно всего, чего он захочет. Разговор их кончился тем, что Эрлинг получил в лен те же самые земли, которыми владел раньше, а конунг отказался от всех обвинений против Эрлинга. Кроме того, Эрлинг должен был отправить к конунгу своего сына Скьяльга, и тот должен был у него остаться. Тогда Аслак поехал назад в свои владения, и считалось, что был заключен мир. Эрлинг тоже отправился домой в свои владения и правил там так же, как и раньше.


CXVII


Одного человека звали Сигурд. Он был сыном Торира и братом Торира Собаки с Бьяркей. Сигурд был женат на Сигрид дочери Скьяльга, сестре Эрлинга. Их сына звали Асбьёрн. Было видно, что он будет достойным мужем, когда вырастет. Сигурд жил в Эмде на мысе Трандарнес. Он был человеком очень богатым и весьма уважаемым, но он не служил конунгу. Поэтому из двух братьев Торир был в большем почете, так как он был лендрманном конунга. Но дома в своих владениях Сигурд жил не в меньшей роскоши. Когда еще было язычество, он обычно устраивал три жертвенных пира в год: один – в начале зимы, другой – в середине зимы и третий – летом. Когда он принял христианство, он продолжал так же, как раньше, давать пиры. Осенью он устраивал большой пир и приглашал друзей, зимой был пир на йоль, и тогда он снова приглашал к себе много народу. Третий пир он устраивал на пасху, и тогда там тоже собиралось много народу. Так продолжалось, пока он был жив. Сигурд умер от болезни, когда его сыну Асбьёрну было восемнадцать лет. Он получил наследство от своего отца и продолжал давать по три пира каждый год, так же как это делал его отец. Вскоре после того, как Асбьёрн стал хозяином наследства, урожаи стали все хуже и хуже, а посевы совсем не всходили. Асбьёрн все‑таки продолжал устраивать пиры. Он мог это делать потому, что у него с прежних времен оставалось зерно и все, что было необходимо. Но когда прошел еще один год, урожай оказался нисколько не лучше, чем прежде. Сигрид хотела не устраивать больше пиров или хотя бы не устраивать их так часто. Асбьёрн не соглашался. Осенью он отправился к своим друзьям и купил у них зерна, сколько мог, а некоторые ему так дали. Так что и в тот год Асбьёрн устраивал пиры, как прежде. На следующую весну было плохо с посевами, так как никто не мог купить посевного зерна. Сигрид сказала тогда, что надо уменьшить число работников. Асбьёрн не согласился, и в то лето все осталось по‑прежнему. Надежды на урожай не было. К тому же с юга пришла весть, что Олав конунг запретил вывоз зерна, солода и муки на север. Тут Асбьёрн понял, что ему не достать всего необходимого в хозяйстве, и он решил спустить на воду один из своиг грузовых кораблей. Этот корабль был такой большой, что годился для плавания по морю. Корабль был отличный, оснастка его – отменная, а парус – полосатый.

Асбьёрн отправился в плавание и взял с собой двадцать человек. Летом они поплыли на юг, и ничего об их плавании не рассказывают, пока они однажды вечером не вошли в пролив Кармтсунд и стали у мыса Эгвальдснес. Недалеко оттуда на острове Кёрмт есть большое поместье, которое называется Эгвальдснес. Оно принадлежит конунгу. Там есть большая усадьба. Управителем этого поместья был Торир Тюлень. Торир не был знатного рода, но был человеком дельным, мастером на все руки и говорил красно. Он был высокомерен, тщеславен и непокладист. Он стал таким после того, как заручился поддержкой конунга. Он был остер на язык и за словом в карман не лез.

Асбьёрн со своими людьми пробыли там ночь. Утром, когда рассвело, к кораблю подошел Торир с несколькими людьми. Он спросил, кто хозяин этого великолепного корабля. Асбьёрн назвал себя и сказал, кто его отец. Торир спрашивает, куда он собирается плыть дальше и какое у него дело. Асбьёрн отвечает, что он хочет купить зерна и солода и говорит, что на севере у них большой неурожай, как на самом деле и было, и добавляет:

– А нам сказали, что у вас хороший урожай. Не продашь ли ты нам зерна, бонд? Я вижу у вас большие скирды, и нам, верно, незачем плыть дальше.

Торир отвечает:

– Тебе и вправду незачем плыть дальше за зерном, и в других местах в Рогаланде тебе его искать не надо. Я могу сказать тебе, что ты должен повернуть обратно и никуда не плыть дальше, потому что ни здесь, ни в других местах зерна ты не получишь, так как конунг запрещает нам продавать зерно на север. Возвращайся обратно, халогаландец, так тебе будет лучше.

Асбьёрн говорит:

– Если, бонд, все так, как ты говоришь, и мы не сможем купить зерна, тогда у меня есть не менее важное дело. Я хочу отправиться к своим родичам в Соли и навестить Эрлинга.

Торир говорит:

– А кем тебе приходится Эрлинг?

Асбьёрн отвечает:

– Моя мать ему сестра.

Торир говорит:

– Может быть, тогда я говорил опрометчиво, раз ты племянник конунга ругиев.

Тут Асбьёрн и его люди разобрали шатер и повернули корабль в море.

Торир тогда сказал:

– Счастливого пути! И заходите сюда на обратном пути.

Асбьёрн говорит, что они так и сделают. Они отправились в путь и вечером приплыли в Ядар. Асбьёрн, взяв десять человек, сошел на берег, а остальные десять человек остались охранять корабль. Когда Асбьёрн пришел в усадьбу, его там хорошо приняли. Эрлинг был очень рад его приезду, он усадил его рядом с собой и стал расспрашивать о новостях с севера. Асбьёрн подробно рассказывает ему о том, что у них произошло. Эрлинг сказал:

– Плохо, что конунг запретил продавать зерно. Я знаю, нет никакой надежды, что здесь кто‑нибудь посмеет вслушаться приказа конунга, а мне и так трудно ладить с ним, так как многие хотят нас рассорить.

Асбьёрн говорит:

– Поздно я узнаю правду. Когда я был молод, мне говорили, что все в роду у моей матери свободные люди, и самый знатный из ее родичей – Эрлинг из Соли. А теперь я слышу, как ты говоришь, что зависишь от рабов конунга и не можешь распоряжаться своим собственным зерном, как тебе хочется.

Эрлинг посмотрел на него, усмехнулся и сказал:

– Вы, халогаландцы, меньше знаете о могуществе конунга, чем мы, ругии. Такие смелые речи ты сможешь вести дома, и тебе уже недол‑то осталось ждать. Давай сначала сядем пировать, племянник, а завтра посмотрим, как быть с твоим делом.

Они так и сделали и веселились весь вечер. На следующий день Эрлинг и Асбьёрн стали беседовать. Эрлинг сказал:

– Я кое‑что придумал насчет твоего намерения купить зерно, Асбьёрн. Кте должен быть тот, у кого ты собираешься купить зерно?

Асбьёрн говорит, что ему все равно, у кого покупать, лишь бы тот, кто предлагает, имел на это право. Эрлинг сказал:

– Я думаю, что у моих рабов ты сможешь купить столько зерна, сколько тебе надо. На них законы не распространяются.

Асбьёрн говорит, что ему это подходит. Рабам сказали, что у них хотят купить зерна. Они принесли зерна и солода, продали Асбьёрну, и он загрузил свой корабль, как хотел. Когда он собрался в дорогу, Эрлинг на прощание поднес ему та знак дружбы богатые подарки, и они расстались большими друзьями. Дул попутный ветер, и Асбьёрн уже вечером пристал к Эгвальдснесу в проливе Кармтсунд. Они провели там ночь.

Ториру Тюленю уже было известно, что Асбьёрн плывет назад и что его корабль доверху нагружен. Ночью Торир созвал к себе людей, и еще до рассвета у него было шестьдесят человек. Когда стало светать, Торир отправился к кораблю Асбьёрна. Они сразу же взошли на корабль. Асбьёрн и его люди уже были одеты, и Асбьёрн поздоровался с Ториром. Торир спрашивает, что за груз у Асбьёрна на корабле. Тот отвечает, что это зерно и солод. Торир говорит:

– Эрлинг по своему обыкновению ни во что не ставит приказ конунга. Ему не надоедает во всем противиться конунгу. Странно, что тот ему все спускает.

Так Торир говорил в гневе, а когда он замолчал, Асбьёрн сказал, что купил зерно у рабов Эрлинга. Торир грубо отвечает, что ему нет дела до хитростей Эрлинга и его людей, и говорит:

– А теперь, Асбьёрн, или вы сами сойдете на берег, или мы вас сбросим за борт, так как мы не хотим, чтобы нам мешали, когда мы будем разгружать корабль.

Асбьёрн видел, что сила на стороне Торира, и вместе со своими людьми сошел на берег. Торир приказал забрать с корабля весь груз. Когда там уже ничего не осталось, Торир прошел по кораблю и сказал:

– У этих халогаландцев на удивление хороший парус. Возьмите наш старый парус и отдайте им. Для них он будет достаточно хорош, ведь корабль у них теперь пустой.

Так и было сделано, и паруса поменяли.

Асбьёрн со своими людьми поплыл дальше. Он плыл на север вдоль берега и нигде не останавливался до тех пор, пока в начале зимы не приплыл домой. Об этой его поездке очень много говорили.

Асбьёрну уже не надо было стараться готовить пиры на ту зиму. Торир Собака пригласил Асбьёрна, его мать и всех тех, кого они захотели с собой взять, на йоль. Асбьёрн ехать не захотел и остался дома. Как заметили люди, Торир считал, что Асбьёрн отнесся к нему неуважительно, отказавшись от приглашения. Он подшучивал над поездкой Асбьёрна:

– Не одинаково уважает своих родичей Асбьёрн. Летом он потратил много труда, чтобы встретиться со своим родичем Эрлингом в Ядаре, а ко мне не хочет приехать, хотя я живу от него ближе всех. Не боится ли он, что Торир Тюлень подстерегает его на каждом островке?

Об этих и подобных речах Торира узнал Асбьёрн. Он и так был очень недоволен своей поездкой, но рассердился еще больше, узнав, что над ним смеются и издеваются. В ту зиму он оставался дома и никуда не ездил, куда бы его ни приглашали.


CXVIII


У Асбьёрна был боевой корабль на сорок гребцов. Он стоял в большом сарае. После сретения он велел спустить его на воду, принести снасти и подготовить корабль к плаванию. Он созвал своих друзей и собрал около девяноста человек. Все они были хорошо вооружены. Когда корабль был готов и подул попутный ветер, они подняли паруса и поплыли вдоль берега. Ветер был несильный, и они плыли довольно медленно. Когда они были уже на юге, они стали держаться по возможности дальше от берега, чем обычно плавают корабли. Ничего не случилось во время их плавания, пока вечером на пятый день пасхи они не подошли к Кёрмту. Кёрмт – большой остров, длинный, но большей частью не широкий. Он лежит к западу от обычного морского пути. Остров заселен, но та часть острова, которая обращена к открытому морю, во многих местах пустынна. Асбьёрн и его люди как раз там и пристали. Когда они разбили шатер, Асбьёрн сказал:

– Вы останьтесь здесь и подождите меня, а я схожу на берег и разведаю, что здесь происходит, так как мы пока ничего не знаем.

Асбьёрн надел старую одежду, натянул на голову широкополую шляпу и взял в руки багор. Под одеждой у него был спрятан меч. Асбьёрн пошел вглубь острова и пересек его. Когда он поднялся на какую‑то возвышенность, он смог оттуда увидеть усадьбу на Эгвальдснесе и дальше пролив Кармтсунд. Он увидел, что и по морю, и по суше движется много людей, и все направляются в усадьбу Эгвальдснес. Ему это показалось странным. Тогда он пошел в усадьбу, туда, где слуги готовили еду. Из того, что они говорили, он понял, что на пир приплыл Олав конунг и что сейчас он уже сидит за столом. Тут Асбьёрн пошел в палаты. Когда он вошел в прихожую, никто на него не обратил внимания, так как там все время взад и вперед ходили люди. Дверь в палату была открыта, и он увидел Торира Тюленя, который стоял у стола перед престолом. Был уже поздний вечер. Асбьёрн слышал, как Торир рассказывал о том, как он с ним обошелся. Торир рассказывал подробно, но Асбьёрн видел, что рассказ его явно лжив. Тут Асбьёрн услышал, как кто‑то спросил:

– А как себя вел Асбьёрн, когда вы забирали груз с его корабля?

Торир ответил:

– Когда мы забирали груз, он вел себя более или менее сносно, хотя и не очень достойно, а вот когда мы взяли его парус, он заплакал.

Когда Асбьёрн услышал это, он тотчас выхватил меч, бросился в палату и нанес удар прямо Ториру по шее. Голова у того слетела с плеч и упала на стол перед конунгом, а тело Торира упало к ногам конунга. Всю скатерть сверху донизу залило кровью. Конунг велел схватить Асбьёрна, и так и было сделано. Асбьёрна схватили и вывели из палаты. Потом убрали всю утварь и скатерть со стола, вынесли труп Торира и вытерли все, что было забрызгано кровью. Конунг был очень рассержен, но, как и обычно в подобных случаях, не подал виду. Тут Скьяльг сын Эрлинга встал, подошел к конунгу и сказал:

– Теперь, конунг, как бывало и раньше, только Вы можете уладить это дело. Я хочу предложить выкуп за этого человека, чтобы он остался цел и невредим, а остальное, конунг, Вам решать.

Конунг отвечает:

– Разве не заслуживает смерти тот, кто нарушил мир на пасху? Тот, кто совершил убийство в покоях конунга? И, наконец, хотя, может быть, тебе и твоему отцу покажется, что в этом нет ничего важного, тот, кто превратил мои ноги в плаху?

Скьяльг отвечает:

– Жаль, конунг, что Вам этот поступок пришелся не по вкусу. Иначе его можно было бы считать истинным подвигом. Но, хотя Вы, конунг, считаете этот поступок тяжким преступлением, я все же надеюсь, что за свою службу могу многое у вас попросить, и многие скажут, что Вы не должны мне отказать.

Конунг говорит:

– Как бы дорог ты мне ни был, Скьяльг, я не буду из‑за тебя нарушать законы и терпеть унижение достоинства конунга.

Скьяльг повернулся и вышел из палаты. Со Скьяльгом было двенадцать человек, и все они ушли с ним. За ними последовали и многие другие. Скьяльг сказал Торарину сыну Невьольва:

– Если ты хочешь остаться мне другом, сделай все, чтобы этого человека не убили до воскресения.

Потом Скьяльг и его люди сели в лодку, которая там была у него, взялись за весла и поплыли на юг, гребя изо всех сил. Они приплыли в Ядар на рассвете, пошли в усадьбу и поднялись в покои, где спал Эрлинг. Скьяльг стал так ломиться в дверь, что она слетела с петель. Эрлинг и те, кто там были, сразу проснулись. Эрлинг быстрее всех вскочил на ноги и, схватив меч и щит, подбежал к двери и спросил, кто это так сюда ломится. Скьяльг говорит, что это он, и просит кого‑нибудь отворить дверь. Эрлинг говорит:

– Если уж кто‑то дурачится, то этого скорее всего можно было ожидать именно от тебя. Или за вами кто‑нибудь гонится?

Дверь отворили, и Скьяльг сказал:

– Хотя ты и считаешь, что я слишком тороплюсь, думаю, что Асбьёрн, твой племянник, который сидит в кандалах на севере в Эгвальдснесе, так не считает. Мы должны отправиться туда и помочь ему.

Отец стал расспрашивать сына, Скьяльг рассказал Эрлингу о том, как был убит Торир Тюлень.


CXIX


После того как в палате было убрано, Олав конунг сел на свое место. Он был очень разгневан и спросил, что сделали с убийцей. Ему ответили, что убийца сидит в сенях под стражей. Конунг спросил:

– Почему его до сих пор не убили?

Торарин сын Невьольва отвечает:

– Государь, разве не черное дело убивать ночью?

Тогда конунг сказал:

– Закуйте его в кандалы, а завтра утром убейте.

Асбьёрна заковали в кандалы и заперли на ночь. На следующий день конунг послушал утреню и пошел потом решать тяжбы, и задержался до обедни. Когда он возвращался с обедни, он спросил у Торарина:

– Не достаточно ли высоко встало солнце, чтобы можно было повесить вашего друга?

Торарин поклонился конунгу и сказал:

– Государь, епископ в прошлую пятницу рассказывал, что конунг, который правит всем миром, умел терпеть обиды, и благословен тот, кто может уподобиться ему, а не тому, кто приговаривает человека к смерти или убивает. До утра уже недолго осталось, и наступает будний день.

Конунг посмотрел на него и сказал:

– Хорошо, его сегодня не убьют, будь по‑твоему. Но ты должен тогда взять его к себе и стеречь, и знай, если он как‑нибудь сбежит, тебе не сносить головы.

Конунг ушел, а Торарин пошел туда, где сидел закованный в кандалы Асбьёрн. Торарин снял с него кандалы, отвел его в маленькую горницу, накормил, напоил и сказал ему, что сделает конунг, если он сбежит. Асбьёрн говорит, что Торарину бояться нечего. Торарин пробыл с ним целый день и остался там на ночь.

В субботу конунг встал и пошел к заутрене, а потом отправился решать тяжбы, вобралось много бондов, и у них было много жалоб. Конунг пробыл там долго и чуть даже не опоздал к обедне. После службы конунг пошел обедать. Конунг поел, но не ушел сразу, а сидел и пил, поэтому столы не убирали. Торарин пошел к священнику, который был тогда в церкви, и дал ему два эйрира серебра, чтобы тот начал праздничный звон, как только у конунга уберут столы. После того как конунг выпил столько, сколько ему хотелось, стол убрали. Тогда конунг говорит, что пора рабам вывести убийцу и казнить его. В это самое время раздался звон, возвещавший о начале праздника. Тут вышел Торарин и сказал:

– Надо оставить жизнь этому человеку на время праздника, хотя он и совершил преступление.

Конунг говорит:

– Позаботься тогда, Торарин, чтобы он не сбежал.

В конце дня конунг пошел в церковь, а Торарин и в этот день остался с Асбьёрном. В воскресенье к Асбьёрну пришел епископ, исповедовал его и разрешил ему присутствовать на торжественной мессе. Торарин пошел к конунгу и попросил, чтобы тот дал ему людей для охраны убийцы, и сказал:

– Я больше не хочу его стеречь.

Конунг поблагодарил его и дал людей для охраны Асбьёрна, и того снова заковали в кандалы. Когда все пошли на мессу, к церкви привели и Асбьёрна. Он остался стоять вместе со своими стражами около церкви, а конунг и весь народ были в церкви.


СХХ


Теперь надо вернуться к тому, на чем мы остановились, а именно к тому, как Эрлинг и его сын Скьяльг стали обсуждать, что им предпринять в этом трудном положении. По настоянию Скьяльга и других сыновой Эрлинга было решено разослать ратную стрелу и созвать войско. Скоро собралось большое войско, и они взошли на корабли. Когда людей посчитали, оказалось, что их было около пятнадцати сотен. Они пустились в плавание и в воскресенье приплыли в Эгвальдснес на Кёрмте. Их войско подошло к усадьбе как раз, когда кончалось чтение евангелия. Они сразу же направились к церкви и сняли кандалы с Асбьёрна.

Услышав шум и лязг оружия, все, кто стоял у церкви, вбежали внутрь, а те, кто был в церкви, стали оглядываться, кроме конунга, который стоял, не оборачиваясь. Эрлинг и его сыновья поставили своих людей пв обеим сторонам дороги, ведущей от церкви к палатам. А сам Эрлинг со своими сыновьями встал около палат.

После того как все молитвы были пропеты, конунг вышел из церкви. Он шел первым, а за ним один за другим шли его люди. Конунг был уже у дверей палат, когда к нему подошел Эрлинг, поклонился и приветствовал его. Конунг ответил на его приветствие. Тогда Эрлинг сказал:

– Мне говорили, что мой родич Асбьёрн сделал большую глупость. Жаль, конунг, что Вам пришелся не по вкусу его поступок, Я приехал сюда, чтобы закончить миром это дело и предложить выкуп, какой только Вы пожелаете, а взамен Вы даруете ему жизнь и разрешите остаться в стране.

Конунг отвечает:

– Сдается мне, Эрлинг, вы считаете, что решение дела Асбьёрна зависит теперь от вас. Я не знаю, зачем ты делаешь вид, будто просишь меня помиловать его. Я полагаю, что ты собрал большое войско для того, чтобы вынудить меня принять решение.

Эрлинг отвечает:

– Вы сами должны принять решение, но такое, чтобы мы расстались с миром.

Конунг сказал:

– Не думаешь ли ты запугать меня, Эрлинг? Не для того ли ты собрал большое войско?

– Нет, – отвечает Эрлинг.

– Смотри, если ты замыслил это, я не обращусь в бегство.

Эрлинг говорит:

– Тебе не следует напоминать мне, что наши встречи до сих пор происходили так, что у меня было меньше людей, чем у тебя. А сейчас я не хочу скрывать, что у меня на уме. Я хочу, чтобы мы расстались с миром, а иначе, сдается мне, нам не придется больше встречаться.

Тут кровь ударила Эрлингу в лицо. Тогда вперед вышел Сигурд епископ и сказал конунгу:

– Государь, я прошу Вас ради нашего бога не противиться и заключить мир с Эрлингом, как он предлагает. Пусть тому человеку даруют жизнь и не причиняют вреда. Но ты сам должен определить условия мира.

Конунг отвечает:

– Решайте Вы.

Тогда епископ сказал:

– Пусть Эрлинг обязуется выполнять условия, какие конунг пожелает, и тогда Асбьёрн будет помилован и покорится власти конунга.

Эрлинг дал обязательства, и конунг принял их. После этого Асбьёрн был помилован и покорился власти конунга, и поцеловал ему руку. Эрлинг со своим войском отправился обратно, не попрощавшись с конунгом, а конунг пошел в свои палаты, а с ним Асбьёрн. Потом конунг огласил условия мира и сказал:

– Условие нашего примирения, Асбьёрн, будет такое: ты должен подчиниться закону, по которому тот, кто убьет слугу конунга, сам должен занять его место, если этого захочет конунг. Я хочу, чтобы ты стал моим управителем вместо Торира Тюленя и управлял бы моей усадьбой в Эгвальдснесе.

Асбьёрн говорит:

– Пусть будет так, как того хочет конунг, но сначала мне надо съездить домой и управиться там с делами.

Конунг говорит, что ничего против этого не имеет. После этого конунг отправился в другое место, где для него был приготовлен пир, а Асбьёрн со своими людьми стал собираться в плавание. Все это время, пока Асбьёрна не было, они скрывались в укромных бухтах. Они узнали обо всем, что с ним произошло, и не хотели уплывать домой до тех пор, пока не станет ясно, чем все кончится. Асбьёрн отправился в плавание и не останавливался до тех пор, пока не приплыл к себе домой. С тех пор его прозвали Асбьёрн Тюленебойца.

Пробыв дома недолго, он встретился со своим родичем Ториром Собакой. Они стали беседовать, и Торир подробно расспросил Асбьёрна о его поездке и о том, что с ним произошло. Асбьёрн рассказал ему обо всем. Тогда Торир говорит:

– Ты, наверное, думаешь, что отомстил за то унижение, которое тебе пришлось испытать, когда тебя ограбили осенью?

– Да, – сказал Асбьёрн. – А как ты думаешь, родич?

– Я это тебе сейчас скажу, – отвечал Торир. – Твое плавание на юг покрыло тебя позором, но этот позор еще можно было как‑то смыть, а вот это твое плавание покроет позором и тебя, и твоих родичей, если ты и вправду станешь рабом конунга и сравняешься с худшим из людей – Ториром Тюленем. Ты поступишь как настоящий мужчина, если останешься здесь в своей усадьбе. А мы, твои родичи, постараемся, чтобы ты никогда больше не попадал в такую беду.

Асбьёрн посчитал это хорошим советом. И прежде чем они расстались с Ториром, было решено, что Асбьёрн останется в своей усадьбе, не поедет к конунгу и не станет ему служить. Он так и сделал, и остался дома в своей усадьбе.


CXXI


После того как Олав конунг и Эрлинг сын Скьяльга встретились в Эгвальдснесе, между ними снова возникли трения, которые в конце концов превратились в открытую вражду.

Весной Олав конунг отправился по пирам по Хёрдаланду и приехал в Вере, так как услышал, что народ там не крепок в вере. Он созвал бондов на тинг в месте под названием Ванг. Туда собралось много бондов, и все они были хорошо вооружены. Конунг предложил бондам принять христианство, а они предложили ему биться. И те и другие стали готовиться к битве. Но бонды струсили, никто из них не захотел стоять впереди. Все кончилось тем, и это было для их же блага, что они решили подчиниться конунгу и принять христианство. Конунг оставался там до тех пор, пока все не приняли христианство.

Однажды конунг ехал на коне и пел псалмы. Когда он проезжал между двумя холмами, он остановил коня и сказал:

– Пусть все передают из уст в уста мои слова, что ни один конунг Норвегии не должен никогда больше проезжать между этими холмами.

И говорят, что этот завет выполнялся.

Потом Олав конунг отправился в Острарфьорд, взошел со своими людьми на корабли и поплыл на север в Согн, и в то лето ездил там по пирам. Когда наступила осень, он вернулся во, фьорд и отправился в Вальдрес. Там все еще оставались язычниками. Конунг стремительно подошел к озеру, застал бондов врасплох, захватил их корабли и сел на них со всем своим войском. Потом он велел созвать тинг. Тинг был устроен у самого озера, так что конунг мог воспользоваться кораблями, если бы ему это понадобилось. Бондов собралось множество, и все были с оружием. Конунг предложил им принять христианство, но бонды завопили в ответ и велели ему замолчать. Они подняли сильный шум и стали бряцать оружием. Когда конунг увидел, что они не хотят слушать того, что он им говорит, и на их стороне большой перевес, так что не было никакой возможности биться с ними, конунг завел речь о другом. Он спросил, нет ли на тинге людей, у которых есть жалобы, и не хотят ли они, чтобы он их рассудил. Из речей бондов стало ясно, что многие из тех, кто не хочет сейчас принимать христианство, враждуют между собой. Когда бонды стали излагать свои жалобы, каждый из них собрал вокруг себя своих сторонников, чтобы те помогли им в их тяжбе. Так прошел целый день, и тинг закончился к вечеру.

Когда бонды узнали, что Олав конунг нагрянул к ним в Вальдрес, они послали ратную стрелу, собрали всех свободных и рабов и отправились навстречу конунгу, так что во многих местах людей почти не осталось. Бонды не распускали свое войско и после окончания тинга. Конунг знал об этом, и когда он со своими людьми сел на корабли, он велел грести ночью через озеро на другой берег. Там он приказал своим людям сойти на берег и грабить и жечь селения. На следующий день они стали плавать от мыса к мысу, и конунг приказывал жечь все усадьбы. Когда бонды, собравшиеся на тинг, увидели свои усадьбы в огне и дыму, они разбежались, и каждый бросился домой, посмотреть осталось ли там хоть что‑нибудь. Так войско бондов поредело, и они один за другим стали разбегаться, пока войско не распалось. Тогда конунг приказал грести обратно и жечь усадьбы по обоим берегам озера. Тут бонды пришли к нему и запросили пощады, и обещали повиноваться ему. Он отпустил с миром тех, кто к нему пришел, и оставил им все их добро. Тут уже никто ничего против христианства не говорил. Конунг велел крестить народ и взял у бондов заложников.

Той осенью конунг пробыл там долго. Он велел протащить корабли по перешейку между озерами. Конунг не отходил далеко от озер вглубь страны, потому что не доверял бондам. Он велел построить и освятить там церкви и оставил священников. Когда конунг увидел, что скоро начнутся морозы, он по суше отправился в Тотн. О том, что Олав жег селения в Упплёнде, упоминает Арнор Скальд Ярлов в той песне, которую он сочинил о его брате Харальде:


Жечь в роду владычном

Повелось упплёндцев,

Коль себе на гибель

Разгневали князя.

Вражий – долго зрела

Смута – люд карая,

Ослушников вешал

В правом гневе славный.


Потом Олав конунг отправился на север в Долины, и он доехал до самых гор, и нигде не останавливался, пока не приехал в Трандхейм и, наконец, в Нидарос. Он приготовил там все на зиму и остался зимовать там. Эта была десятая зима с тех пор, как он стал конунгом Норвегии.

А предыдущим летом Эйнар Брюхотряс уехал из страны и сначала отправился на запад в Англию, встретил там своего тестя Хакона ярла и пробыл у него некоторое время. Потом Эйнар отправился к Кнуту конунгу и получил от него богатые подарки. После этого Эйнар поплыл на юг в Румаборг и вернулся только на следующее лето. Он отправился в свою усадьбу и на этот раз с Олавом конунгом не встречался.


CXXII


Одна женщина звалась Альвхильд, ее называли рабыней конунга. Она была знатного рода и очень хороша собой. Она повсюду ездила с Олавом конунгом. В ту весну Альвхильд ждала ребенка, и друзья конунга знали, что отец этого ребенка – конунг. Однажды ночью Альвхильд почувствовала себя плохо, поблизости народу было мало: несколько женщин, священник, Сигват скальд и еще несколько человек. Альвхильд было очень плохо, и казалось, что ей уже не долго осталось жить. Она родила мальчика, и долго нельзя было понять, живой ли он. Когда он наконец подал признаки жизни, хотя и слабые, священник попросил Сигвата скальда пойти и сказать конунгу. Тот отвечает:

– Я ни за что не посмею разбудить конунга, ведь он никому не позволяет прерывать его сон до тех пор, пока сам не проснется.

Священник отвечает:

– Необходимо крестить ребенка, ибо, мне сдается, что он проживет недолго.

Сигват сказал:

– Я скорее решусь на то, чтобы ты крестил ребенка, чем пойду будить конунга. Я готов взять на себя ответственность дать ему имя.

Они так и сделали, крестили ребенка и дали ему имя Магнус. А утром, когда конунг уже проснулся и оделся, ему рассказали о том, что произошло. Он велел позвать к себе Сигвата.

Конунг сказал:

– Как ты смел позволить крестить моего ребенка без моего ведома?

Сигват отвечает:

– Потому что считаю, что лучше двух человек отдать богу, чем одного дьяволу.

Конунг сказал:

– А почему это могло случиться?

Сигват отвечает:

– Ребенок был при смерти, и если бы он умер некрещеным, то попал бы к дьяволу, а теперь он божий человек. Кроме того, я знал, что если ты разгневаешься на меня, то я поплачусь за это самое большее жизнью. Но я полагаю, что тогда я попал бы к богу.

Конунг спросил:

– Почему ты захотел, чтобы мальчика назвали Магнусом? У нас в роду не было такого имени.

Сигват отвечает:

– Я его так назвал в честь Карла Магнуса конунга, [277] а о нем я знаю, что он был лучшим человеком на всем белом свете.

Тогда конунг сказал:

– Ты очень удачливый человек, Сигват. Но неудивительно, что удача сопутствует уму. Странно, что иногда удача сопутствует и глупцам, и глупость оборачивается удачным исходом.

Конунг был очень весел.

Мальчик рос и, когда пришло время, он стал очень достойным мужем.


CXXIII


Той же весной Олав конунг назначил Асмунда сына Гранкеля правителем половины Халогаланда, а другую половину он оставил Хареку с Тьотты, который раньше правил всей этой областью, получив часть земель в полное владение, а часть в лен. У Асмунда был корабль, и на нем было около тридцати хорошо вооруженных человек. Когда Асмунд приплыл на север и встретился с Хареком, он рассказал ему, как конунг решил распорядиться этой областью, и показал ему знаки конунга. Харек тогда говорит, что конунг вправе решать, кому править областью.

– Но все же прежние правители страны так не поступали. Они не урезали прав тех людей, которым по рождению полагается получать власть от конунга, и не давали власть сыновьям бондов, которые раньше никогда ее не получали.

И хотя было видно, что Хареку решение конунга пришлось не по вкусу, он передал Асмунду половину Халогаланда, как приказал конунг Асмунд отправился домой к своему отцу. Он пробыл там недолго и отправился на север в Халогаланд в свои владения. Он приплыл на север к острову Лангей. Там жили тогда два брата. Одного из них звали Гуннстейн, а другого – Карли. Они были людьми богатыми и очень уважаемыми. Гуннстейн был старшим. Он был хорошим хозяином. Карли был хорош собой и любил покрасоваться. Оба они были людьми искусными во всем.

Асмунда там хорошо приняли, д он пробыл у них некоторое время. Он собирал по своей области все, что мог. Карли сказал Асмунду, что хочет отправиться с ним на юг к Олаву конунгу и попроситься к тому в дружину. Асмунд одобрил это решение и пообещал ему помочь добиться того, чего тот хотел. И вот Карли стал спутником Асмунда.

Асмунду стало известно, что Асбьёрн Тюленебойца поплыл на юг в Вагар на торг на грузовом корабле, и с ним было двадцать человек. Он должен был возвращаться с юга. Асмунд со своими людьми поплыл на юг вдоль берега. Ветер был встречный, но не очень сильный. Им навстречу плыли корабли, возвращавшиеся из Вагара, и они сразу же принялись расспрашивать об Асбьёрне. Им сказали, что он сейчас как раз в пути на север.

Асмунд и Карли спали на корабле рядом и были большими друзьями. Однажды, когда Асмунд со своими людьми шел на веслах по какому‑то проливу, им навстречу выплыл грузовой корабль. Его было легко узнать: нос у него был покрашен белой и красной краской, а парус полосатый. Тут Карли сказал Асмунду:

– Ты часто говорил, что тебе бы очень хотелось увидать Асбьёрна Тюленебойцу. Я ничего не понимаю в кораблях, если это не его корабль. Асмунд отвечает:

– Окажи услугу, друг. Скажи, когда его увидишь.

Когда корабли сблизились, Карли сказал:

– Вон там у кормила сидит Тюленебойца в синем плаще.

Асмунд говорит:

– Сейчас он у него будет красный.

Тут Асмунд метнул копье в Асбьёрна Тюленебойцу. Оно попало ему прямо в грудь, пронзило его насквозь и застряло в спинке скамьи. Асбьёрн упал замертво у кормила. Корабли разошлись и поплыли своим путем.

Труп Асбьёрна привезли на север в Трандарнес. Сигрид велела послать за Ториром Собакой на Бьяркей. Он приплыл, когда труп Асбьёрна уже был убран по их обычаям. Когда все стали разъезжаться, Сигрид поднесла подарки своим друзьям. Она проводила Торира до корабля и при расставании сказала ему:

– Вот мой сын Асбьёрн и послушал твоего доброго совета, Торир. Он не успел отблагодарить за то, за что стоило. И хотя я не смогу сделать. этого так, как он сделал бы это сам, я все же хочу сделать, что могу. Вот подарок, который я хочу тебе дать, и я надеюсь, что он тебе пригодится, – и она показала ему копье. – Вот копье, которое пронзило моего сына Асбьёрна. На нем еще видна кровь. Так ты лучше запомнишь, что оно было в ране, которую ты видел на теле твоего племянника Асбьёрна. Ты поступил бы доблестно, если бы так метнул это копье, что оно вонзилось бы в грудь Олава Толстого, и я назову тебя самым ничтожным из людей, если ты не отомстишь за Асбьёрна.

C этими словами она повернулась и ушла. Торир был так разгневан ее словами, что не смог ничего вымолвить. Он уже ничего перед собой не видел, ни копья, ни сходней, и свалился бы со сходней в воду, если бы его люди не помогли ему взойти на корабль. Копье это было небольшое, но наконечник его был с золотой насечкой.

Торир со своими людьми поплыл домой на Бьяркей.

Асмунд и Карли плыли дальше, пока не приплыли на юг в Трандхейм к Олаву конунгу. Асмунд рассказал конунгу, что произошло во время их поездки, и Карли стал дружинником конунга. Они с Асмундом оставались большими друзьями. О том разговоре, который вели Асмунд и Карли перед тем, как убить Асбьёрна, все стало известно, потому что они сами рассказали об этом конунгу. Но, как говорится, у каждого есть. друг среди недругов, и там были люди, которые запомнили их рассказ, и от них он дошел до Торира Собаки.


CXXIV


Когда весна подходила к концу, Олав конунг снарядил свои корабли и летом поплыл вдоль берега на юг. Он созывал бондов на тинги, вершил суды и учил народ правой вере. По пути он собирал и подати, которые причитаются конунгу. Осенью конунг направился на восток к самой границе. К тому времени Олав конунг обратил в христианство все части страны, где жило большинство населения. Он тогда установил также законы по всей стране. Он подчинил себе тогда и Оркнейские острова, как уже об этом раньше было сказано. Он посылал своих людей и заручился дружбой многих людей в Исландии, Гренландии и на Фарерских островах. Олав конунг послал в Исландию лес для строительства церкви, и эта церковь была построена на полях, где собирается альтинг. Он прислал и большой колокол, который и сейчас там.

Все это было после того, как исландцы изменили свои законы и приняли христианство в согласии с тем, что им сказал Олав конунг. После этого многие уважаемые люди отправились из Исландии к Олаву конунгу, чтобы стать его дружинниками. Среди них были Торкель сын Эйольва, Торлейк сын Болли, Торд сын Кольбейна, Торд сын Бёрка, Торгейр сын Хавара, Тормод Скальд Черных Бровей. Олав конунг послал в Исландию подарки многим знатным людям в знак дружбы. А те посылали ему то, что там нашлось и что, по их мнению, могло прийтись ему по вкусу. Но за всеми этими знаками дружбы, которые конунг оказывал исландцам, скрывались замыслы, открывшиеся только потом.


CXXV


Тем летом Олав конунг послал Торарина сына Невьольва с поручением в Исландию. Торарин отплыл на своем корабле из Трандхейма вместе с конунгом и плыл с ним до Мера. Оттуда Торарин вышел в открытое море. Дул сильный попутный ветер, и он добрался до Песков в Исландии за четыре дня.

Он сразу же отправился на альтинг и приехал туда, когда у Скалы Законов уже собрался народ. Он тоже подошел к Скале Законов. Когда кончили разбирать тяжбы, начал говорить Торарин сын Невьольва:

– Четыре дня назад я расстался с Олавом конунгом сыном Харальда. Он прислал свой привет и благословение божие всем знатным и могущественным людям в этой стране, а также всему народу, мужчинам и женщинам, молодым и старым, богатым и бедным. Он хочет быть вашим государем, если вы захотите стать его подданными. Он вам станет тогда другом и поспешником, а вы ему, во всех благих делах.

Люди отозвались дружественно на его слова. Все сказали, что были бы рады стать друзьями конунга, если он станет другом народа здесь в стране. Тогда Торарин сказал:

– Кроме привета конунг просил передать жителям северной четверти просьбу, чтобы они в знак дружбы отдали бы ему один островок, который лежит в море против Островного Фьорда и называется Остров Грима. А взамен он доставит из своей страны что только вы пожелаете. Он просит, чтобы Гудмунд из Подмаренничных Полей посодействовал его просьбе, так как он слышал, что от него здесь многое зависит.

Гудмунд отвечает:

– Я бы хотел стать другом Олава конунга и думаю, что от этой дружбы мне будет больше прока, чем от того островка, который он просит. Но конунгу напрасно сказали, что решение будет зависеть от меня, ведь сейчас этот остров – общее владение. Мы должны обсудить просьбу конунга между собой, мы, кому этот остров больше всего нужен.

После этого все разошлись по своим землянкам. А жители северной четверти собрались и обсудили просьбу конунга, и каждый сказал то, что думал. Гудмунд был за то, чтобы отдать остров конунгу, и у него было много сторонников. Потом спросили, почему молчит Эйнар, брат Гудмунда.

– Мы считаем, что он лучше других во всем разбирается.

Тогда Эйнар сказал:

– Я ничего не говорю, потому что меня никто не спрашивает. Но если мне надо сказать свое мнение, то я считаю, что жителям этой страды не следует платить Олаву конунгу никаких податей, ни брать на себя другие тяготы, как это делают его подданные в Норвегии. Мы обречем на рабство не только самих себя и наших сыновей, но и всех наших потомков, которые будут жить в этой стране. Тогда стране никогда не бывать свободной. И хотя я верю, что этот конунг человек хороший, но дальше все пойдет так, как и прежде бывало: будут меняться конунги, и среди них будут как хорошие, так и плохие. Если народ хочет сохранить свободу, которая была у него со времен заселения страны, то не следует давать конунгу никакой зацепки, которая позволила бы ему считать нас его подданными: ни отдавать ему нашу землю, ни платить податей. Но я думаю, хорошо будет, если тот, кто захочет, пошлет конунгу подарки в знак дружбы – ястребов или коней, шатры или паруса, или другие подходящие подарки. Хорошо, если этим мы завоюем дружбу конунга. А что касается Острова Грима, то, хотя с него нельзя вывезти никакого пропитания, там может разместиться целое войско. Но если там будет иноземное войско и оно двинется на боевых кораблях оттуда, то я думаю, что тогда многим нашим бондам небо с овчинку покажется.

Когда Эйнар сказал, чем все может кончиться, весь народ согласился с ним, что нельзя соглашаться на просьбу конунга. Тут Торарин увидел, что ему не удастся выполнить поручение конунга.


CXXVI


На следующий день Торарин пришел к Скале Законов, чтобы еще раз изложить свое поручение, и начал так:

– Олав конунг просил передать своим друзьям в этой стране, Гудмунду сыну Эйольва, Снорри Годи, Торкелю сыну Эйольва, Скафти законоговорителю, Торстейну сыну Халля, чтобы они приехали к нему и были его гостями. Он просит вас не откладывать поездки, если вы хоть во что‑нибудьставите дружбу конунга.

Они ответили на эти слова, поблагодарили за приглашение и сказали, что дадут Торарину ответ после того, как обсудят все между собой и посоветуются с друзьями. Когда приглашенные стали обсуждать предстоящую поездку, каждый сказал, что он о ней думает. Снорри Годи и Скафти законоговоритель предупреждали об опасности, которой подвергается страна, если все самые могущественные люди сразу уедут из Исландии. Они говорили, что предложение конунга кажется им подозрительным и что Эйнар был прав, когда говорил, что конунг хотел бы поработить исландцев, если бы это было в его власти. Гудмунд и Торкель сын Эйольва уговаривали принять приглашение конунга и говорили, что это – большая честь. Обсудив все, они решили, что сами никуда не поедут, а каждый из них пошлет от своего имени того, кого сочтет наиболее подходящим для такой поездки. После этого они все разъехались по домам. В то лето никто в Норвегию не поехал.

А Торарин отправился тем же летом назад. Осенью он явился к Олаву конунгу и рассказал ему о своей поездке все, как было, а также о том, что из Исландии приедут те люди, которых конург просил приехать, или пришлют своих сыновей.


CXXVII


Тем же летом с Фарерских островов приплыли в Норвегию по приглашению Олава конунга Гилли законоговоритель, Лейв сын Эцура, Торальв из Димона и многие другие сыновья бондов. Транд из Гаты тоже хотел поехать, но когда он уже совсем собрался, его свалила болезнь, так что он не смог никуда поехать и остался дома. Когда фарерцы явились к Олаву конунгу, он пригласил их для беседы и повел такой разговор: он объяснил, для чего он их пригласил, и сказал, что хочет получать подати с Фарерских островов, и чтобы фарерцы приняли те законы, которые им установит Олав конунг. Во время беседы из слов конунга стало ясно, что он хочет, чтобы приехавшие к нему фарерцы согласились и скрепили свое согласие клятвами. Он предложил тем, кого считал самыми достойными, стать его людьми и принять от него почести и уважение.

Фарерцы, услышав такие слова конунга, поняли, что им не сдобровать, если они откажутся сделать то, о чем он их просит. И хотя, прежде чем они согласились, они еще долго беседовали с конунгом, кончилось тем, что конунг добился всего, чего хотел. Лейв, Гилли и Торальв пошли на службу к конунгу и стали его дружинниками, а все те, кто с ними приплыли, поклялись Олаву конунгу, что будут соблюдать на Фарерских островах законы и порядки, которые он установит, и платить подати, какие он потребует.

После этого фарерцы стали собираться домой. Перед тем как они отправились в плавание, конунг поднес подарки в знак дружбы тем, кто стал его людьми. Когда фарерцы были готовы, они отправились в путь. А конунг велел снарядить корабль и послал людей на Фарерские острова, чтобы они собрали подати, которые фарерцы должны были ему платить. Они долго готовились к плаванию. Но об их поездке известно только, что они не вернулись. Не получил конунг податей и на следующее лето, так как те люди вообще не добрались до Фарерских островов. Так никто податей конунгу оттуда и не привез.


CXXVIII


Осенью Олав конунг отправился в Вик и послал гонцов в Упплёнд, чтобы там ему готовили пиры, ибо он собирался зимой ездить по Упплёнду. Потом он снарядился и отправился в Упплёнд. Ту зиму Олав конунг пробыл в Упплёнде. Он ездил по пирам и наводил порядок всюду, где не все ему казалось, и следил, где это было нужно, за тем, чтобы лучше соблюдалось христианство.

Когда конунг был в Хейдмёрке, стало известно, что Кетиль Теленок из Хрингунеса собирается жениться и посватался к Гуннхильд, дочери Сигурда Свиньи и Асты. Гуннхильд была сестрой Олава конунга, так что конунг должен был дать ему ответ. Конунг принял сватовство, потому что знал, что Кетиль знатен, богат, умен и могуществен. Он давно был Олаву конунгу большим другом, как об этом уже раньше рассказывалось.

В силу всего этого конунг не отказал Кетилю в его просьбе. Кетиль получил в жены Гуннхильд, и конунг сам был на их свадьбе.

После этого Олав конунг отправился на север в Гудбрандсдалир и ездил там по пирам. Там в усадьбе под названием Стейг жил Торд сын Готхорма. Торд был самым могущественным человеком в северной части Долин. Когда конунг встретился с Тордом, тот попросил его выдать за него замуж Исрид дочь Гудбранда, сестру матери Олава конунга. Конунг должен был дать ему ответ на его сватовство. Они с конунгом все обсудили, и сватовство было принято, и Торд получил в жены Исрид. Он стал с тех пор верным другом Олава конунга, и многие его родичи и друзья тоже стали друзьями конунга.

Потом Олав конунг отправился обратно на юг через Тотн и Хадаланд в Хрингарики, а оттуда в Вик. Весной он отправился в Тунсберг и долго там пробыл. Там была большая ярмарка, и туда привезли много всяких товаров. Потом он велел снарядить свои корабли. У него тогда было большое войско.


СХХIХ


В то лето из Исландии по приглашению Олава конунга приплыли Стейн, сын Скафти законоговорителя, Тородд сын Снорри Годи, Геллир сын Торкеля, Эгиль сын Халля с Побережья, брат Торстейна. А Гудмунд сын Эйольва умер предыдущей зимой. Как только представилась возможность, исландцы сразу же отправились к Олаву конунгу. Когда они явились к нему, их там хорошо приняли, и все они остались у конунга.

Тем же летом Олав конунг узнал, что корабль, который он посылал прошлым летом за податями на Фарерские острова, пропал, и никто не слышал, пристал ли он вообще где‑нибудь к берегу. Тогда конунг снарядил другой корабль и снова послал своих людей на Фарерские острова за податями. Они отчалили от берега, вышли в море, и никто о них так же, как и о первом корабле, ничего больше не слышал. Высказывали самые разные предположения о том, что с этими кораблями могло случиться.


CXXX


Кнут Могучий, которого некоторые называют Кнутом Старым, был в то время конунгом Англии и Дании. Кнут Могучий был сыном Свейна Вилобородого сына Харальда. Их предки издавна правили Данией. Харальд сын Горма, дед Кнута, захватил Норвегию после смерти Харальда сына Гуннхильд, обложил ее податями и поставил управлять страной ярла Хакона Могучего. Конунг датчан Свейн сын Харальда тоже владел Норвегией. Он поставил править этой страной ярла Эйрика сына Хакона. Братья Эйрик и Свейн, сыновья Хакона, правили тогда страной вместе, пока Эйрик ярл по велению своего шурина Кнута Могучего не отправился на запад в Англию. Он оставил править Норвегией своего сына Хакона ярла, племянника Кнута Могучего. Когда в Норвегии появился Олав Толстый, он захватил Хакона ярла и сверг его, как уже раньше было написано. Хакон тогда отправился к дяде своему Кнуту и оставался с ним все время до той поры, о которой здесь рассказывается.

Кнут Могучий завоевал Англию в битвах, но ему пришлось еще долго сражаться и затратить много усилий, прежде чем народ там покорился ему. Когда он посчитал, что его власть в Англии достаточно укрепилась, он вспомнил о том, что имеет права на державу, которой он сам не правит, а именно – на Норвегию. Он считал, что вся Норвегия принадлежит ему по праву наследства. А его племянник Хакон считал, что имеет право на часть Норвегии, тем более, что он с позором лишился там власти. Но тому, чтобы Кнут и Хакон заявили притязания на Норвегию, мешало одно обстоятельство: когда Олав сын Харальда появился в Норвегии, за него был весь народ, и никто даже слышать не хотел, чтобы кто‑нибудь, кроме Олава, был конунгом всей Норвегии. Но потом, когда увидели, что он отнимает у них свободу, некоторые бежали из Норвегии. Очень многие могущественные мужи и сыновья могущественных бондов отправились к Кнуту конунгу под разными предлогами. И каждый, кто приезжал к Кнуту конунгу и хотел ему служить, получал от него богатые подарки. Кроме того, виден был там гораздо больший размах, чем в других местах: и в том, сколько там ежедневно бывало людей, и в убранстве покоев, особенно тех, в которых жил сам конунг. Кнут Могучий собирал налоги и подати с самых богатых земель в Северных Странах. И поскольку он получал больше, чем другие конунги, он и раздавал больше, чем другие конунги. Во всей его державе царил такой прочный мир, что никто не смел нарушать его. Народ в стране жил в мире по старым законам. Вот почему слава о Кнуте разнеслась по всем странам. Люди, приезжавшие из Норвегии, жаловались на притеснения, и заверяли Хакона ярла, а кто и самого конунга, что норвежцы готовы снова подчиниться Кнуту конунгу и ярлу, чтобы вернуть себе свободу. Такие речи были по вкусу ярлу, и он тоже жаловался конунгу и просил, чтобы тот попытался заставить Олава конунга уступить им свою державу или как‑нибудь поделить ее с ними. Многие тогда поддержали просьбу ярла.


CXXXI


Кнут Могучий послал своих людей из Англии на восток в Норвегию. Посольство было роскошно снаряжено. Посланцы везли с собой письмо с печатью Кнута конунга англов. Той же весной они приплыли в Тунсберг к конунгу Норвегии Олаву сыну Харальда. Когда конунгу сказали, что прибыли послы Кнута Могучего, он был недоволен. Он сказал, что ничего хорошего от посланцев Кнута ни ему, ни его людям нельзя ждать.

Прошло несколько дней, прежде чем посланцы были приняты конунгом. Когда им, наконец, позволили поговорить с ним, они явились с письмом от Кнута конунга и сказали, что Кнут конунг просил их передать, что вся Норвегия по праву принадлежит ему и что до него этой страной владели его предки. Но так как Кнут конунг хочет, чтобы во всех странах был мир, он не пойдет войной на Норвегию, если найдется другой выход. Если конунг Олав сын Харальда хочет остаться конунгом Норвегии, он должен отправиться к Кнуту конунгу и получить эту страну от него в лен, стать его человеком и платить ему подати, как раньше платили ярлы. Потом они показали послание, в котором все это было сказано. Олав конунг отвечает:

– Как я слышал, в старых преданиях говорится, что Горм конунг датчан был могущественным конунгом, хотя он правил только Данией. Тем конунгам датчан, которые правили после него, этого показалось недостаточно. А теперь дошло до того, что Кнут, который правит Данией и Англией и, кроме того, захватил еще и большую часть Шотландии, требует от меня то, что мне досталось по наследству. Ему следовало бы, наконец, умерить свою жадность. Может быть, он хочет один править всеми Северными Странами? Может быть, он думает один съесть всю капусту в Англии? Что ж, это ему скорее удастся, чем заставить меня склонить перед ним голову и подчиниться. Передайте ему такие мои слова: пока я жив, я буду защищать Норвегию с оружием в руках и никому не стану платить податей с моих владений.

Услышав такой ответ, посланцы Кнута конунга стали собираться обратно. Они отнюдь не были довольны таким исходом дела.

Сигват скальд бывал раньше у Кнута конунга. Конунг подарил eмy золотое обручье весом в полмарки. У Кнута конунга побывал и Берси сын Скальд – Торвы. Кнут конунг подарил ему два золотых обручья, каждое весом в полмарки, и дорогой меч. Сигват сказал так:


Пестун, [278] нам запястья

Златом ратолюбный

Кнут – пред щедрым в гридне –

Обвил – мы явились.

Мне – полмарки, Берси –

Марка в дар и острый

Меч – Господь да судит

Сам о том – достались.


Сигват разговаривал с посланцами Кнута конунга и узнал у них о многом. По его просьбе они рассказали ему все о своем разговоре с Олавом конунгом и о том, что тот ответил. Они сказали, что конунгу их речи пришлись не по вкусу:

– Мы не знаем, на что он рассчитывает, когда отказывается стать человеком Кнута конунга и поехать к нему. Ведь это было бы лучшим, что он может сделать, поскольку Кнут конунг так милостив, что, как бы дерзко с ним ни обошлись, он всегда все прощает, если потом приезжают к нему и склоняются перед ним. Вот недавно к нему приезжали два конунга с севера из Фиви в Шотландии, и он перестал на них гневаться и пожаловал им все те земли, которыми они раньше владели, и дал в придачу богатые подарки в знак дружбы.

Сигват тогда сказал:


Головы на милость

Кнутову, торгуя

Мир, народоправцы

Принесли из Фиви.

Не нашивал Толстый

На поклон – лишь с брани

Брал победу – сроду

Головы, наш Олав.


Посланцы Кнута конунга отправились обратно. Дул попутный ветер, и они быстро добрались до Кнута конунга и рассказали ему о том, чем кончилась их поездка и какими словами Олав конунг закончил свою беседу с ними. Кнут конунг говорит:

– Олав конунг ошибается, предполагая, что я один хочу съесть всю капусту в Англии. Я бы хотел, чтобы он понял, что у меня под ребрами не только капуста и что отныне под каждым ребром у меня сидит ненависть к нему.

Тем же летом из Норвегии к Кнуту конунгу приплыли Аслак и Скъяльг, сыновья Эрлинга из Ядара. Их хорошо приняли, потому что Аслак был женат на Сигрид, дочери ярла Свейна сына Хакона. Она была двоюродной сестрой ярла Хакона сына Эйрика. Кнут конунг дай братьям большие поместья в своих владениях.


CXXXII


Олав конунг созвал своих лендрманнов и набрал летом большое войско, так как ходили слухи, что летом с запада нагрянет Кнут Могучий. Говорили, что от людей, приплывших с запада на торговых кораблях, узнали, будто Кнут набирает в Англии большое войско. Когда лето подошло к концу, одни продолжали утверждать, что скоро нагрянет войско, а другие это отрицали. Олав конунг оставался тем летом в Вике и высылал своих людей на разведку, чтобы те дали ему знать, не приплыл ли Кнут конунг в Данию.

Осенью Олав конунг послал людей на восток в Швецию к своему шурину Энунду конунгу и велел рассказать ему о посланцах Кнута конунга и о притязании на Норвегию, которое тот заявил Олаву конунгу. Еще он просил передать, что если Кнут покорит Норвегию, то и Энунду недолго мирно править Швецией, и поэтому Олав конунг предлагает заключить союз и подняться против Кнута, и тогда у них двоих хватит сил, чтобы потягаться с Кнутом конунгом.

Энунд конунг хорошо принял предложение Олава конунга и просил в ответ передать, что он готов заключить союз с Олавом конунгом с тем условием, что тот, кому первому понадобится помощь, получит ее из владений другого. Кроме этого, они договорились встретиться, чтобы принять окончательные решения. Энунд конунг собирался зимой ездить по Западному Гаутланду, а Олав конунг собирался провести зиму в Сарпсборге.

Кнут Могучий приплыл осенью в Данию и провел там зиму с большим войском. Ему сказали, что конунг Норвегии и конунг шведов сносились через гонцов и, должно быть, что‑то замышляют. Зимой Кнут конунг послал людей в Швецию к Энунду конунгу с богатыми подарками и предложениями дружбы и заверениями, что того не затронет их распря с Олавом конунгом.

– Я обещаю, – сказал он, – мир Энунду конунгу и его владениям.

Когда посланцы явились к Энунду конунгу, они передали ему подарки Кнута конунга и его заверения в дружбе. Энунд конунг не спешил с ответом, и посланцы решили, что он больше склонен к дружбе с Олавом конунгом. Они отправились обратно и рассказали Кнуту конунгу, чем кончилась их поездка, и сказали, чтобы тот не рассчитывал на дружбу Энунда конунга.


CXXXIII


Ту зиму Олав конунг провел в Сарпсборге, и у него было там большое войско. Он послал Карли халогаландца на север страны. Карли сначала отправился в Упплёнд, потом двинулся на север через горы и добрался до Нидароса. Там он взял из конунгова добра столько, сколько тот ему разрешил, и выбрал себе корабль, подходящий для поездки, в которую его послал конунг, а именно – для поездки на север в Страну Бьярмов. Карли заключил с конунгом договор: каждому из них должна была достаться половина прибыли от этой поездки.

Ранней весной Карли повел свой корабль на север в Халогаланд. С ним отправился и его брат Гуннстейн. Он тоже взял с собой товаров. На корабле у них было около двадцати пяти человек. Ранней весной они отправились на север в Финнмёрк.

Торир Собака, узнав об этом, послал своих людей к братьям. Он просил передать, что тоже хочет летом плыть в Страну Бьярмов и предлагает плыть вместе и добычу разделить поровну. Карли с братом велят передать Ториру, что у того должно быть двадцать пять человек, столько же, сколько у них. Кроме того, они хотят, чтобы вся добыча была поделена между кораблями, кроме вымененных товаров. Когда гонцы Торира вернулись обратно, он уже спустил на воду большой боевой корабль и приказал готовить его к плаванию. Он взял с собой своих работников, и у пего на корабле оказалось около восьмидесяти человек. Все на этом корабле подчинялось Ториру, и поэтому вся добыча в походе должна была достаться ему. Когда Торир был готов к плаванию, он повел свой корабль на север вдоль берега и встретил Карли с братом у Сандвера. Дул попутный ветер, и они вместе отправились в плавание.

Когда Торир встретился с братьями, Гуннстейн сказал своему брату Карли, что, как ему кажется, у Торира слишком много людей:

– Я думаю, – продолжал он, – что нам лучше вернуться. Плыть дальше нам не следует, так как Торир может сделать с нами все, что захочет. Я ему не доверяю.

Карли отвечает:

– Я не хочу возвращаться, но, по правде сказать, если бы я знал дома на Лангей, что Торир Собака отправляется в плавание с нами, взяв с собой так много людей, то и мы должны были бы взять с собой людей побольше.

Братья поговорили с Ториром и спросили, почему вышло так, что он взял с собой гораздо больше людей, чем было установлено. Тот ответил так:

– У нас большой корабль, поэтому нам и нужно много людей. И я считаю, что в таком опасном походе никто не будет лишним.

Все лето они плыли, как позволял ветер. Когда ветер был несильный, быстрее шел корабль Карли и его брата, и они тогда оказывались впереди, а когда ветер дул сильнее, то впереди шел корабль Торира. Они редко оказывались рядом, но каждый все время знал, где другой.

Когда они приплыли в Страну Бьярмов, они пристали у торжища, и начали торг. Все те, у кого было, чем платить, накупили вдоволь товара. Торир накупил много беличьего, бобрового и собольего меха. У Карли тоже было много денег, и он тоже накупил много меха.

Когда торг кончился, они отправились вниз по реке Вине и объявили, что не будут больше соблюдать мир с местными жителями. Потом они вышли в море и стали держать совет. Торир спросил, не хотят ли они пристать к берегу и добыть себе еще добра. Ему ответили, что хотят, если только добыча будет богатой. Торир говорит, что если поход удастся то добыча будет, но возможно, что поход многим будет стоить жизни. Все сказали, что готовы отправиться в поход, если есть надежда захватить богатую добычу. Торир говорит, что есть такой обычай, что, если умирает богатый человек, все его имущество делят между умершим и его наследниками. Мертвому достается половина или треть, но иногда еще меньше. Это сокровище относят в леса, иногда зарывают его в курганы. Иногда на этих местах потом строят дома. Он сказал, что к вечеру все должны быть готовы отправиться в поход. Было решено держаться всем вместе и не отставать от других, если кормчие крикнут, что пора уходить. Они оставили людей охранять корабли и сошли на берег.

Сначала они шли по равнине, потом начались большие леса. Торир шел впереди братьев Карли и Гуннстейна. Он велел, чтобы все шли, не делая шума.

– Сдирайте с деревьев кору, – сказал он, – так, чтобы от одного такого дерева всегда можно было видеть другое.

Они вышли на большую поляну. Середина поляны была огорожена высоким частоколом. Ворота в нем были заперты. Каждую ночь этот частокол охраняли шесть местных жителей, меняясь по двое каждую треть ночи. Когда Торир и его люди подошли к частоколу, стражи ушли домой, а те, кто должен был их сменить, еще не пришли. Торир подошел к частоколу, всадил повыше свою секиру, подтянулся, перелез через частокол и оказался с одной стороны ворот, а Карли тоже перебрался через частокол и оказался с другой стороны ворот. Торир и Карли одновременно подошли к воротам, вынули засов и открыли их. Тут все бросились внутрь. Торир сказал:

– Здесь внутри ограды есть курган. В нем золото и серебро перемешано с землей. Надо туда войти. В ограде стоит также бог бьярмов, который называется Йомали. Пусть никто не смеет его грабить.

Они пошли к кургану и выкопали из него столько сокровищ, сколько могли унести в своих одеждах. Как и следовало ожидать, сокровища были смешаны с землей. Потом Торир сказал, что пора возвращаться обратно:

– Вы, братья Карли и Гуннстейн, пойдете первыми, а я пойду сзади.

Все побежали к воротам, а Торир вернулся к Йомали и взял серебряную чашу, которая стояла у него на коленях. Она была доверху наполнена серебряными монетами. Он насыпал серебро себе в полы одежды, поддел дужку чаши рукой и пошел к воротам.

Когда все уже вышли за ограду, обнаружилось, что Торира нет. Карли побежал назад за ним и встретил его у ворот. Тут Карли увидел у Торира серебряную чашу. Он побежал к Йомали и увидел, что на шее у того висит огромное ожерелье. Карли поднял секиру и рассек нитку, на которой оно держалось. Но удар был таким сильным, что у Йомали голова слетела с плеч. При этом раздался такой грохот, что всем он показался чудом. Карли взял ожерелье, и они бросились бежать.

Как только раздался грохот, на поляну выскочили стражи и затрубили тревогу, и скоро норвежцы со всех сторон услышали звуки рога. Они побежали к лесу и скрылись в нем, а с поляны доносились крики и шум, туда сбежались бьярмы.

Торир Собака шел позади своих людей. Перед ним шли двое и несли мешок. Содержимое его было похоже на золу. Торир брал из мешка эту золу и разбрасывал позади себя. Иногда он бросал ее вперед на своих людей.

Так они вышли из леса в поле. Они слышали, что их преследует войско бьярмов с криками и страшным воем. Бьярмы выбежали из леса и бросились на них с двух сторон. Но им никак не удавалось подойти настолько близко, чтобы их оружие могло причинить норвежцам вред, и норвежцы тогда поняли, что те их не видят. Когда они подошли к кораблям, первыми на корабль сели Карли и его люди, потому что они шли впереди, а Торир далеко отстал и был еще на берегу. Карли и era люди взошли на корабль, убрали шатер и подняли якоря. Потом они поставили парус, и корабль быстро вышел в море.

А Торир со своими людьми задержался, так как их кораблем было гораздо труднее управлять. Когда они наконец подняли парус, Карли со своими людьми уже был далеко от берега. И вот и те и другие поплыли по Гандвику.

Ночи были светлые. Они плыли и днем и ночью, пока Карли и Гуннстейн однажды вечером не пристали к каким‑то островам. Они убрали паруса, бросили якоря и стали ждать отлива, так как им мешало сильное течение. Тут подошел Торир со своими людьми. Они тоже остановились и бросили якорь. Потом они спустили лодку. В нее сел Торир и еще несколько человек. Они поплыли к кораблю Карли и Гуннстейна. Торир поднялся на корабль, и братья приветствовали его. Торир потребовал, чтобы Карли отдал ему ожерелье:

– Я думаю, что справедливее всего будет, если я возьму себе все те сокровища, которые мы там добыли, так как только благодаря мне нам удалось выбраться оттуда без потерь. А вот из‑за тебя, Карли, мы подверглись большой опасности.

Карли говорит:

– Половина всего добра, которое я добыл в этом походе, принадле жит Олаву конунгу. Ожерелье я хочу отдать ему. Поезжай к нему, если хочешь, и, может статься, он отдаст тебе ожерелье, если не захочет оставить его себе, потому что я взял его у Йомали.

Торир отвечает, что он хочет, чтобы все они высадились на остров и поделили там добычу. Гуннстейн говорит, что начинается прилив и пора плыть дальше. И они подняли якоря. Когда Торир это увидел, он сел в лодку, и они поплыли к своему кораблю. Карли и его люди поставили парус и были уже далеко, когда людям Торира удалось наконец поставить парус. Они так и плыли дальше. Корабль Карли шел все время впереди. Но и Торир старался плыть как можно быстрее. Так они плыли, пока не достигли Гейрсвера. Это – первое место, где корабли, плывущие с севера, могут причалить. Они приплыли туда к вечеру и подошли к причалу. Торир поставил свой корабль внутри бухты, а Карли и Гуннстейн причалили ближе к морю.

– Люди Торира разбили шатер, а он, взяв с собой очень много своих людей, сошел на берег и отправился к кораблю Карли. Там уже тоже был разбит шатер. Торир окликнул их и попросил братьев сойти на берег. Братья с несколькими людьми сошли на берег. Тут Торир завел опять тот же разговор. Он просил их снести на берег всю захваченную в походе добычу, чтобы разделить ее. Братья сказали, что нет никакой надобности делать это, пока они не приплыли домой в населенную местность. Торир говорит, что нет такого обычая, чтобы делить добычу только по возвращении домой и так полагаться на честность людей. Они поговорили еще немного, но согласия не достигли. Тут Торир пошел обратно, но скоро остановился и попросил, чтобы его люди подождали его. Он зовет Карли и говорит:

– Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

Карли пошел к нему навстречу, и когда они встретились, Торир воткнул в него копье так, что оно пронзило его насквозь. Торир сказал:

– Теперь ты попомнишь, Карли, человека с Бьяркей, и я думаю, что ты узнал копье. Оно когда‑то отомстило за Тюленя.

Тут Карли умер, а Торир со своими людьми вернулся на свой корабль. Гуннстейн и его люди видели, как погиб Карли. Они побежали туда, взяли его труп и отнесли на корабль. Они убрали шатер, втащили сходни и отчалили. Потом они поставили парус и поплыли дальше. Торир и его люди видели это. Они тоже убрали шатер и стали поспешно готовиться к отплытию, но когда они поднимали парус, веревка оборвалась, а парус упал поперек корабля. Прошло немало времени, прежде чем Ториру и его людям удалось снова поставить парус. Гуннстейн со своими людьми уже был далеко в море, когда корабль Торира наконец тронулся с места. Корабль Торира шел под парусом, но его люди еще и гребли. Так же шел и корабль Гуннстейна. И те и другие старались плыть как можно быстрее, и плыли и днем и ночью. Расстояние между кораблями сокращалось медленно, так как они вошли в проливы между островами, а там удобнее было плыть небольшому кораблю Гуннстейна. Но все же Ториру удалось приблизиться к ним. И когда Гуннстейн со своими людьми подошел к Ленгьювику, они причалили к берегу и сошли с корабля. Немного погодя туда же пристал Торир со своими людьми. Они тоже сошли на берег и бросились за теми. Гуннстейну помогла одна женщина, она спрятала его, и говорят, что она была очень сведуща в колдовстве. Торир и его люди вернулись к кораблям. Они захватили все добро, которое было на корабле Гуннстейна, и нагрузили его камнями.

Они вывели корабль во фьорд, прорубили в нем дыры и потопили его. После этого Торир со своими людьми вернулся домой в Бьяркей.

Гуннстейн и его люди стали пробираться домой, как могли. По ночам они переправлялись на небольших лодках, а днем прятались на берегу., Так они пробирались, пока не миновали Бьяркей и не выбрались из владений Торира.

Гуннстейн отправился сначала домой на остров Лангей. Он пробыл там недолго, потом поплыл на юг и не приставал к берегу, пока не приплыл в Трандхейм. Там он пошел к Олаву конунгу и рассказал ему о том, что произошло во время их похода в Страну Бьярмов. Конунг был очень недоволен. Он предложил Гуннстейну остаться у него и сказал, что позаботится о его деле, как только ему представится возможность. Гуннстейн принял его предложение и остался у Олава конунга.


CXXXIV


Раньше уже рассказывалось, что ту зиму, когда Кнут Могучий был в Дании, Олав конунг провел в Сарпсборге. Энунд конунг шведов поехал той же зимой по Западному Гаутланду, и с ним было тогда более тридцати сотен человек. Они с Олавом конунгом снеслись через гонцов и договорились встретиться весной в Конунгахелле. Они отложили встречу до весны, потому что хотели выяснить сначала, что собирается предпринять Кнут конунг. Но когда весна подошла к концу, Кнут конунг собрался со своим войском назад в Англию. В Дании он оставил править. своего сына Хёрдакнута и при нем Ульва ярла сына Торгильса, Спракалегга. Ульв был женат на Астрид дочери Свейна конунга, сестре Кнута Могучего. У них был сын Свейн, который стал потом конунгом Дании. Ульв ярл был человек очень известный.

Кнут Могучий отправился на запад в Англию, и когда об этом узнала конунги Олав и Энунд, они двинулись к месту назначенной встречи в встретились на Эльве у Конунгахеллы. Они были очень рады встрече и повели беседы как истинные друзья, и весь народ был тому свидетелем. Но многое они обсуждали наедине, и то, о чем они договорились, стало ясно потом, когда некоторые из их замыслов были осуществлены. На прощание они обменялись подарками и расстались друзьями. Энунд конунг поехал в Гаутланд, а Олав конунг отправился на север в Вик, оттуда в Агдир, а потом еще дальше на север вдоль берега. Он долго простоял в проливе Эйкундасунд, дожидаясь попутного ветра. Он узнал, что Эрлинг сын Скьяльга и жители Ядара собирают войско, и у них много народа.

Однажды люди конунга говорили между собой о том, откуда ветер, с юга или с юго‑запада, и смогут ли они при таком ветре проплыть мимо Ядара. Большинство считало, что при таком ветре плыть нельзя. Тогда Халльдор сын Брюньольва сказал:

– Сдается мне, что при таком ветре мы вполне можем проплыть. мимо Ядара и посмотреть, не приготовил ли для нас Эрлинг сын Скьяльга пир в Соли.

Тут Олав конунг приказал разобрать шатры и вывести корабли в море. Так и было сделано. В тот же день они отправились в путь и обогнули Ядар. Ветер им благоприятствовал. К вечеру они стали у острова Хвитингсей. Потом конунг отправился дальше на север в Хёрдаланд и ездил там по пирам.


CXXXV


Той весной из Норвегии на Фарерские острова приплыл корабль. С этим кораблем Олав конунг послал своих людей и просил их передать, что к нему должен приехать кто‑нибудь из его дружинников с Фарерских островов – Лейв сын Эцура, Гилли законоговоритель или Торальв из Димуна. Когда об этом требовании конунга стало известно фарерцам, они стали обсуждать, что бы оно могло значить. Они склонялись к тому, что конунг, наверно, хочет выяснить, действительно ли, как утверждают некоторые люди, что‑то случилось на островах с посланцами конунга, отправленными на тех двух кораблях, с которых ни один человек не вернулся обратно. Они решили, что ехать должен Торальв. Он стал собираться в путь, набрал людей и снарядил грузовой корабль, который у него был. С ним отправилось десять или одиннадцать человек. Когда они уже были готовы отплыть и ждали попутного ветра, случилось на острове Аустрей в доме Транда из Гаты, что в один погожий день Транд вошел в дом и увидел, что на полатях лежат его племянники Сигурд и Торд, сыновья Торлака. Третьим с ними был Гаут Рыжий. Он тоже был их родичем. Все они воспитывались у Транда и были достойными людьми. Сигурд был самым старшим из них и всеми ими верховодил. У Торда было прозвище. Его прозвали Торд Коротышка, хотя он был очень высок и к тому же смел и силен. Транд сказал:

– Многое меняется за человеческий век. Когда мы были молодыми, не принято было, чтобы люди молодые и способные на любую работу сидели сложа руки или валялись в такой погожий день. В прежние времена не посчитали бы, что Торальв из Димуна крепче вас. Я думаю, что мой корабль, который стоит в сарае, так стар, что скоро совсем сгниет. У нас все дома забиты шерстью, но никто не удосужится отвезти ее на продажу. Если бы я был хоть немного помоложе, такого бы не случилось.

Сигурд вскочил и сказал Гауту и Торду, что не потерпит упреков Транда. Они вышли из дома, позвали работников, а потом пошли к кораблю и спустили его на воду. Они велели принести шерсть и погрузить ее на корабль. Шерсти оказалось дома достаточно, и корабельные снасти в порядке. Им понадобилось немного дней для сборов. Их было на корабле десять или двенадцать человек.

Они отплыли вместе с Торальвом и на море не упускали друг друга из вида. Они подошли к островам Хернар вечером, и Сигурд бросил якорь у берега, а недалеко от них стал Торальв.

Тем же вечером, когда стемнело и Торальв со своими людьми стали готовиться к ночлегу, Торальв и с ним еще один человек сошли на берег по нужде. И, как рассказывал потом человек, бывший там с Торальдом, когда они уже собирались возвращаться, ему на голову накинули какой‑то мешок и приподняли с земли. В это время он услышал звук удара. Потом его потащили к берегу и сбросили с обрыва в море, но ему удалось выбраться на берег, и он пошел к тому месту, где оставил Торальва. Там он увидел его. Голова Торальва была рассечена до плеч. Он был мертв. Когда об этом узнали люди на его корабле, они отнесли тело на корабль и оставили там на ночь.

Олав конунг был в это время на пиру в Люгре, и ему там рассказали о том, что произошло с Торальвом. Разослали стрелу и собрали тинг. На этом тинге был и конунг. Он велел, чтобы фарерцы с обоих кораблей явились на тинг. Они так и сделали. Когда начался тинг, конунг встал и сказал:

– Случилось такое, о чем бы мне лучше слышать пореже. Убит достойный человек, и мы думаем, что не по своей вине. Может быть, здесь на тинге есть кто‑нибудь, кто знает и может рассказать, кто совершил это преступление.

Никто ничего не ответил. Тогда конунг продолжал:

– Я не хочу скрывать того, что я думаю об этом убийстве. Я подозреваю в нем фарерцев. Сдается мне, что, вероятно, Сигурд сын Торлака убил Торальва, а Торд Коротышка сбросил в море того, кто был с ним. И я скажу, почему это сделали. Они не хотели, чтобы Торальв рассказал здесь правду, которую он наверняка знал, об их черных делах. Я подозреваю, что он собирался рассказать о тех убийствах и злодеяниях, жертвами которых стали посланные мной люди.

Когда конунг кончил свою речь, поднялся Сигурд сын Торлака и сказал:

– Я никогда раньше не говорил на тингах и боюсь, что мои речи покажутся неумелыми, но я все же считаю, что мне нужно ответить на обвинение. Я хочу ответить на то, что сказал конунг. Как я подозреваю, то, что говорил здесь конунг, он говорил со слов людей нехороших и гораздо менее мудрых, чем он сам. Сразу видно, что они изо всех сил стараются быть нашими недругами. Кому пришло бы в голову, что я мог стать убийцей Торальва? Ведь мы с ним были побратимами и добрыми друзьями. А если бы между нами и вправду что‑нибудь произошло, то у меня хватило бы ума рассчитаться с ним дома на Фарерских островах, а не здесь в Ваших владениях, конунг. Я хочу опровергнуть Ваше обвинение против меня и моих людей и готов поклясться, как этого требуют ваши законы. А если Вам и это покажется недостаточным, я готов пронести каленое железо и хочу, чтобы Вы сами присутствовали на этом божьем суде.

После того как Сигурд кончил свою речь, многие взяли его под защиту и просили конунга позволить Сигурду подвергнуться божьему суду. Сигурд, как они считали, хорошо говорил и наверняка невиновен в том, в чем его обвиняют. Конунг говорит:

– Разное говорят об этом человеке. Если его обвиняют несправедливо, то он достойный человек, но если он виновен, то его дерзость беспримерна, а я подозреваю, что он виновен. И я думаю, что он сам заставит нас в этом убедиться.

По просьбе многих конунг согласился, чтобы Сигурда испытали каленым железом. На следующий день ему надо было прийти в Люгру, и епископ должен был подвергнуть его божьему суду. На этом тинг закончился. Конунг отправился обратно в Люгру, а Сигурд и его люди пошли на свой корабль. Быстро стемнело, и Сигурд сказал своим товарищам:

– Мы, по правде сказать, попали в беду. Нас злостно оклеветали. Конунг этот хитер и коварен, и ясно, какая нас ждет участь, если он добьется того, чего хочет. Ведь это он сначала приказал убить Торальва, а теперь хочет свалить все на нас. Ему ничего не стоит сделать так, что божий суд обратится против меня. Сдается мне, что несдобровать тому, кто посмеет тягаться с ним. Сейчас подул ветер с гор, и я думаю, что нам надо поднять паруса и выйги в море. Пусть Транд сам следующим летом везет свою шерсть, если захочет ее продать. Я же, если мне сейчас удастся выбраться отсюда, постараюсь больше никогда не попадать в Норвегию.

Товарищи Сигурда сочли это правильным решением. Они подняли парус и той же ночью, как можно быстрее, вышли в море. Они плыли, не останавливаясь, пока не добрались до Фарерских островов и не оказались дома в Гате. Транд остался очень недоволен их поездкой. Они отвергали его упреки, но остались жить у него.


CXXXVI


Наутро Олав конунг узнал, что Сигурд со своими людьми уехал, и тогда их стали еще больше подозревать в убийстве Торальва. Многие из тех, кто раньше отрицали его вину и не соглашались с конунгом, теперь говорили, что Сигурда, похоже, обвиняли справедливо. Сам Олав конунг мало говорил об этом деле, но было видно, что теперь он уверился в том, что и раньше подозревал.

Конунг отправился в путь и останавливался там, где ему были приготовлены пиры. Он пригласил для беседы тех, кто приехал к нему из Исландии – Тородда сына Снорри, Геллира сына Торкеля, Стейна сына Скафти и Эгиля сына Халля. Конунг сказал:

– Этим летом вы дали мне понять, что хотите отправиться обратно в Исландию, и я пока еще ничего не ответил на вашу просьбу. Теперь я хочу сказать, что я думаю об этом. Я хочу, чтобы ты, Геллир, отправился в Исландию, если ты возьмешься выполнить мое поручение, но никто из остальных исландцев, которые сейчас находятся здесь, не поедут в Исландию, пока я не узнаю, как там отнесутся к моим словам, которые ты, Геллир, должен будешь им передать.

Когда конунг объявил об этом, все те, кто собрался уезжать в Исландию и кому теперь запретили уезжать, сочли, что с ними обошлись очень плохо и что их лишили свободы. А Геллир собрался в путь и летом отправился в Исландию. На следующее лего он должен был обнародовать на тинге послание конунга. Конунг приказал ему объявить, что он требует, чтобы исландцы приняли законы, установленные им в Норвегии, и платили ему подать, пеннинг с носа, и десять пеннингов должны идти за локоть сукна. Кроме того, он обещал всем исландцам свою дружбу, если они согласятся на его требования, и грозился жестоко расправиться с ними при первой возможности, если они откажутся. Исландцы долго обсуждали эти слова и в конце концов все сошлись на том, что надо отказаться платить все налоги и подати, которые с них требовали.

Тем же летом Геллир отправился в Норвегию и осенью встретился с Олавом конунгом на востоке в Вике, после того как тот приехал туда из Гаутланда. Я думаю, что об этой поездке еще будет рассказано в саге об Олаве конунге.

Когда осень подходила к концу, Олав конунг отправился со своим войском на север в Трандхейм в Нидарос. Там он велел готовить все к зиме. Олав конунг провел зиму в городе. Это была тринадцатая зима с тех пор, как Олав конунг стал конунгом Норвегии.


CXXXVII


Одного человека звали Кетиль Ямти. Он был сыном Энунда ярла из Спарабу в Трандхейме. Он бежал от конунга Эйстейна Злобного через Кьель на восток. Там он расчистил леса и поселился в краю, который теперь называется Ямталанд. Из Трандхейма туда на восток бежали многие от притеснений Эйстейна конунга, который заставлял трёндов платить ему подати и посадил там конунгом своего пса по кличке Саур. Внуком Кетиля был Торир Хельсинг. По его имени назван Хельсингьяланд. Он поселился там. А когда Харальд Прекрасноволосый расширял свои владения, многие трёнды и жители Наумудаля бежали из страны. Они тоже селились на востоке в Ямталанде, а некоторые добирались на востоке до самого Хельсингьяланда и становились людьми конунга шведов.

А когда в Норвегии правил Хакон Воспитанник Адальстейна, то воцарился мир, между Трандхеймом и Ямталандом установились торговые связи. И поскольку этого конунга все очень любили, ямталандцы отправились с востока к нему, признали его власть и стали платить ему подати. А он дал им законы и права. Ямталандцы больше хотели стать его людьми, чем подчиняться конунгу шведов, так как они были потомками норвежцев. Так же поступили и все жители Хельсингьяланда, которые были родом из края к северу от Кьёля. Так было до тех пор, пока Олав Толстый и Олав конунг шведов не стали спорить о границах между их владениями. Тогда жители Ямталанда и Хельсингьяланда подчинились конунгу шведов. Границей на востоке стал лес Эйдаског, а на севере до самого Финнмерка – хребет Кьёль. Конунг шведов собирал подати с Хельсингьяланда, а также с Ямталанда. А Олав конунг считал, что, по договору с конунгом шведов, ямталандцы не должны были платить тому податей, хотя издавна было так, что ямталандцы платили подати конунгу шведов, и управители там назначались из Швеции. Шведы же и слышать не хотели, чтобы земли к востоку от Кьёля могли принадлежать не конунгу шведов, а кому‑либо другому. И как это часто бывает, несмотря на родство и дружбу между конунгами, каждый из них хотел заполучить себе те земли, на которые, как он считал, он имеет права. Олав конунг послал гонцов в Ямталанд. Он требовал, чтобы ямталандцы платили ему подати, а иначе грозился жестоко расправиться с ними. Но ямталандцы, посовещавшись, решили, что будут подчиняться конунгу шведов.


CXXXVIII


Тородду сыну Снорри и Стейну сыну Скафти пришлось не по вкусу, что им не позволили поступать по своей воле. Стейн сын Скафти был очень хорош собой и искусен во всем. Он был хорошим скальдом, любил роскошные наряды и был честолюбив. Его отец Скафти сочинил драпу об Олаве конунге и научил Стейна исполнять ее. Он хотел, чтобы Стейн сказал ее конунгу. Стейн не скупился на слова и поносил конунга и в свеих речах и в висах. Оба они с Тороддом были неосторожны в речах и говорили, что Олав поступил хуже, чем исландцы: те доверчиво послали ему своих сыновей, а конунг держит их в неволе. Тогда конунг разгневался. Однажды Стейн сын Скафти был у конунга и спросил его, не хочет ли он послушать драпу, которую его отец Скафти сочинил о нем. Конунг тогда говорит:

– Ты лучше, Стейн, скажи то, что сам сочинил обо мне.

Стейн говорит, что его стихи не стоят внимания.

– Я ведь не скальд, конунг, – говорит он, – но если бы даже я и умел сочинять. Вам мои стихи показались бы такими же недостойными, как и я сам.

И Стейн ушел. Он понял, что имел в виду конунг.

Торгейром звался человек, который управлял поместьем конунга в Оркадале. Он тогда тоже был у конунга и слышал его разговор со Стейном. Немного погодя Торгейр отправился домой.

Однажды ночью Стейн вместе со своим слугой сбежал из города. Сначала они поднялись на Гауларас, а потом спустились в Оркадаль. Вечером они добрались до конунгова поместья, которым управлял Торгейр. Торгейр пригласил Стейна переночевать и спросил, куда он направляется. Стейн попросил, чтобы тот дал ему лошадь и сани. Он видел, что как раз в это время привезли в усадьбу зерно. Торгейр говорит:

– Я не знаю, куда. и зачем ты едешь и разрешил ли конунг тебе уехать. Я припоминаю, что позавчера вы с конунгом вели не слишком любезную беседу.

Стейн говорит:

– Хотя мне приходится подчиняться конунгу, я не намерен подчиняться его рабам.

Тут он выхватил меч и убил управителя. Потом он взял лошадь, велел своему слуге сесть на нее верхом, а сам уселся в сани. Так они отправились в путь и ехали всю ночь. Они ехали, пока не достигли Сурнадаля в Мере. Там они переправились через фьорд. Они очень спешили и, куда бы ни приезжали, никому ничего не говорили об убийстве Торгейра. Себя они выдавали за людей конунга, так что, куда бы они ни приезжали, их везде хорошо принимали. Однажды вечером оси приплыли на остров Гицки в усадьбу Торберга сына Арни. Его не было дома, но его жена Рагнхильд, дочь Эрлинга сына Скьяльга, была дома. Стейна там очень хорошо приняли, потому что были раньше хорошо знакомы с ним. Когда Стейн на своем корабле приплыл из Исландии, он подошел к Гицки и стал у острова. Рагнхильд была в то время на сносях, и ей было очень плохо, а священника на острове и нигде поблизости не было. Тогда обратились к исландцам и спросили, нет ли у них на корабле какого‑нибудь священника. На корабле был священник по имени Бард. Он был родом из западных фьордов. Человек он был еще молодой и мало ученый. Его попросили отправиться в усадьбу. Он боялся, что не справится, так как был еще мало чему обучен, и ехать отказался. Тогда к священнику обратился Стейн и просил его поехать. Священник отвечает:

– Я поеду, если и ты со мной поедешь, тогда я смогу рассчитывать на твою помощь и советы.

Стейн ответил, что он согласен. Они отправились в усадьбу и вошли в покои, где лежала Рагнхильд. Вскоре она родила ребенка. Это была девочка. Она была очень слаба. Священник крестил ребенка, а Стейн держал девочку над купелью. Ее окрестили Торой. Стейн подарил ей золотой перстень. Рагнхильд обещала быть Стейну верным другом и сказала, что, когда ему понадобится помощь, пусть обращается к ней. Стейн сказал, что он больше не будет помогать крестить девочек. На этом они расстались. А теперь. вышло так, что Стейн приехал за помощью к Рагнхильд. Он рассказал ей, что с ним произошло и что он навлек на себя гнев конунга. Она отвечает, что сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ему, но просила его подождать Терберга. Она усадила Стейна рядом со своим сыном Эйстейном Тетеревом. Тому тогда было двенадцать лет. Стейн подарил Рагнхильд и Эйстейну подарки.

Торберг узнал все о Стейне еще до возвращения домой и был очень недоволен его приездом. Рагнхильд рассказала ему все, что произошло со Стейном, и просила дать ему приют и взять под защиту. Торберг говорит:

– Я слышал, что конунг созвал тинг, узнав об убийстве Торгейра, и Стейн теперь объявлен вне закона. Конунг очень разгневан. Я не настолько глуп, чтобы брать под свою защиту чужеземца и навлекать на себя гнев конунга. Скажи Стейну, чтобы он уезжал отсюда как можно быстрее.

Рагнхильд отвечает, что тогда и она уедет. А останется она, только если останется Стейн. Торберг говорит, что она может ехать, куда хочет:

– Но сдается мне, что если ты уедешь, то все равно скоро вернешься обратно, потому что нигде у тебя не будет такого почета и уважения, как здесь.

Тут встал их сын Эйстейн Тетерев и сказал, что, если уедет Рагнхильд, он тоже не останется. Торберг тогда говорит, что оба они больно упрямы и строптивы.

– Может статься, – говорит он, – что вам и удастся добиться своего, если вам кажется это таким важным. Очень уж ты, Рагнхильд, похожа на своих родичей, раз ни во что не ставишь слово конунга.

Рагнхильд говорит:

– Если ты боишься оставить Стейна тут, поезжай тогда с ним к моему отцу Эрлингу или дай ему людей, чтобы он сам смог туда добраться.

Торберг отвечает, что он не пошлет Стейна к Эрлингу:

– Эрлинг и так уже дал достаточно поводов для гнева конунга.

И вот Стейн остался там на зиму. После йоля к Торбергу приехали гонцы конунга и сказали, что он должен явиться к конунгу до середины великого поста. Приказ был очень строг. Торберг рассказал о нем друзьям и просил совета, стоит ли ему ехать к конунгу при таких обстоятельствах. Многие не советовали ему ехать и говорили, что лучше избавиться от Стейна, чем ехать к конунгу. Но Торберг все же решил поехать. Немного погодя он отправился к своему брату Финну, рассказал ему обо всем и просил поехать с ним к конунгу. Финн говорит, что, как он считает, плохо, когда верховодит женщина и когда жена заставляет нарушать верность своему государю. Тогда Торберг говорит:

– Тебе решать ехать или не ехать, но сдается мне, что ты отказываешься просто из страха перед конунгом, а не из преданности ему.

Они расстались в гневе друг на друга. И Торберг поехал к Арни сыну Арни, своему брату, и рассказывает ему все, что произошло, и просит того поехать с ним к конунгу. Арни говорит:

– Странно, что такой умный и осмотрительный человек, как ты, попал в такую беду и навлек на себя гнев конунга, хотя в этом не было никакой необходимости. Было бы еще простительно, если бы ты прятал у себя родича или побратима, но ведь ты защищаешь исландца, скрываешь у себя того, кого конунг объявил вне закона, и этим подвергаешь опасности и себя самого и всех своих родичей.

Торберг говорит:

– Как говорится, в семье не без урода. Я вижу теперь, что несчастье моего отца в том, что ему не повезло с сыновьями, раз самый младший его сын совсем непохож на наших родичей, и ни на что не гож. Сказать по правде, если бы я не боялся оскорбить мать, то никогда не назвал бы тебя своим братом.

Тут Торберг повернулся и ушел. Он поехал домой очень недовольный. Затем он послал гонцов на север в Трандхейм к своему брату Кальву и просил того приехать в Агданес на встречу с ним. Когда гонцы явились к Кальну, тот обещал приехать и не добавил ни слова.

Между тем Рагнхильд послала своих людей на восток в Ядар к своему отцу Эрлингу и просила его прислать людей. Эрлинг послал своих сыновей Сигурда и Торира, и у каждого был корабль на сорок гребцов, а всего у них было девяносто человек. Когда они приплыли на север к Торбергу, тот принял их наилучшим образом и с радостью. Он собрался в поездку. У него тоже был корабль на сорок гребцов. Они поплыли на север. Когда они подошли к…, [279] там уже стояли корабли Финна и Арни, братьев Торберга, и каждый из их кораблей был на сорок гребцов. Торберг дружественно приветствовал своих братьев и сказал, что, видимо, ему все же удалось их подстегнуть. Но Финн сказал, что его редко нужно подстегивать.

Потом они со всем этим войском отправились на север в Трандхейм. Стейн тоже был с ними. Когда они подплыли к Агданесу, там уже ждал их Кальв сын Арни. У него был корабль на сорок гребцов.

Все это войско двинулось к Нидархольму и осталось там на ночь. Наутро они стали держать совет. Кальв и сыновья Эрлинга предлагали всем вместе двинуться на город и предоставить судьбе решить, чья возьмет. Торберг хотел действовать сначала осмотрительно и предложить конунгу выкуп. Финн и Арни поддержали его. Было решено, что сначала Финн и Арни с немногими людьми отправятся к конунгу.

Конунг знал, какое у них большое войско, и разговаривал с ними очень холодно. Финн предложил ему выкуп за Торберга и за Стейна. Он сказал, что пусть конунг требует, сколько пожелает, но пусть Торберг остается в стране и сохранит свои владения, а Стейн пусть сохранит жизнь. Конунг отвечает:

– Похоже на то, что вы собрались в поход, чтобы наполовину или даже полностью навязать мне свою волю. А я меньше всего ожидал от вас, братьев, что вы пойдете с войском против меня. Я знаю, что зачинщики всего этого – люди из Ядара. Нет нужды предлагать мне выкуп.

Тогда Финн говорит:

– Мы, братья, не для того собрали войско, чтобы идти на Вас войной, конунг. Мы сначала хотим предложить вам свою службу. Но если Вы откажетесь от нее и намерены сурово обойтись с Торбергом, то мы со воем нашим войском отправимся к Кнуту Могучему.

Конунг посмотрел на него и сказал:

– Если вы, братья, поклянетесь, что повсюду будете следовать за мной, и здесь в стране, и за ее пределами, и не покинете меня без моего позволения и согласия, и не скроете, если узнаете, что против меня замышляется измена, то я приму от вас предложение мира.

Финн вернулся к своим и рассказал, что им предложил конунг. Они стали держать совет. Торберг сказал, что он готов принять предложение конунга:

– Я не хочу бросать свои владения и искать убежища у иноземного правителя. Я сочту за честь последовать за Олавом конунгом и быть всегда вместе с ним.

Кальв говорит:

– Я не дам никаких клятв конунгу и буду с ним, только пока за мной остаются мои владения и почести, и если конунг будет мне другом. Я хотел бы, чтобы мы все приняли такое решение.

Финн отвечает:

– Я думаю, лучше пусть Олав конунг сам ставит нам свои условия.

Арни сын Арни сказал так:

– Раз уж я решил следовать за тобой, брат Торберг, когда ты хотел сражаться с конунгом, то тем более я не стану покидать тебя, если ты найдешь лучший выход. Я присоединяюсь к тебе и Финну и поступлю так, как вы сочтете нужным.

Потом же три брата, Торберг, Финн и Арни, сели на корабль и поплыли к городу, и пришли к конунгу. Был заключен мир, и братья поклялись в верности конунгу. Потом Торберг попросил конунга, чтобы тот помирился со Стейном. Конунг ответил, что Стейн может ехать с миром, куда захочет.

– Но при мне пусть он больше не остается, – добавил он. Торберг и братья вернулись к своему войску. Затем Кальв поехал в Эгг, Финн отправился к конунгу, а Торберг со своим войском вернулся домой на юг. Стейн отправился на юг с сыновьями Эрлинга. Ранней весной он поплыл на запад в Англию к Кнуту Могучему и долго у него оставался, и был у него в милости.


CXXXIX


Однажды, когда Финн сын Арни уже пробыл некоторое время у Олава конунга, тот вызвал к себе его и еще нескольких человек, с которыми он обычно держал совет. Конунг начал говорить и сказал так:

– У меня возник вот какой замысел. Я хочу весной созвать ополчение со всей страны, собрать корабли и людей и пойти со всем тем войском, какое смогу собрать, против Кнута Могучего, так как знаю, что его притязания на мои владения вовсе не пустые слова. А тебе, Финн сын Арни, я хочу сказать вот что. Я хочу, чтобы ты поехал на север в Халогаланд и объявил там всем, чтобы они собирали людей и готовили корабли. И ты с этим войском должен встретиться со мной у Агданеса.

Потом конунг обратился к другим и послал одних в Трандхейм, других – на юг, чтобы по всей стране стало известно его намерение созвать ополчение.

О поездке Финна можно рассказать, что у него был небольшой корабль и около тридцати человек. Он собрался, отправился в плавание и плыл, не останавливаясь, пока не достиг Халогаланда. Там он созвал бондов на тинг, объявил о приказе конунга и потребовал собрать ополчение. В этом краю у бондов были большие корабли, годные для военных походов. Бонды подчинились приказу конунга и снарядили свои корабли. Затем Финн отправился дальше на север по Халогаланду и созывал тинги. Своих людей он посылал для сбора ополчения туда, куда считал необходимым. Финн послал своих людей на остров Бьяркей к Ториру Собаке и потребовал, чтобы там тоже собирали ополчение. Когда Торир узнал о приказе конунга, он набрал людей, снарядил корабль, на котором летом плавал в Страну Бьярмов, и собрался в путь. Он снарядился за свой счет.

Всем халогаландпам, живущим к северу от Вагара, Финн назначил встречу в Вагаре. Весной там собралось большое войско, и все стали ждать, пока Финн не вернется с севера. Тогда туда приплыл и Торир Собака. Вернувшись, Финн велел трубить сбор и созвать на тинг все войско. На этом тинге каждый показывал свое оружие, и проверялось, все ли, кто был должен, снарядили свои корабли. Когда это было сделано, Финн сказал:

– Я хочу спросить тебя, Торир Собака, какую виру ты заплатишь Олаву конунгу за его дружинника Карли и как ты возместишь то, что ты захватил его добро в Ленгьювике? Конунг поручил мне узнать это, и теперь я хочу услышать твой ответ.

Торир посмотрел вокруг и увидел, что с обеих сторон от него стоят вооруженные люди. Он узнал среди них Гуннстейна и многих других родичей Карли. Тогда Торир сказал:

– Я не буду тянуть с ответом. Финн. Я хочу, чтобы конунг принял такое решение по этому делу, какое сочтет нужным.

Финн говорит:

– Скорее всего, тебе придется довольствоваться не столь высокой честью, потому что, если ты хочешь помириться с конунгом, ты должен подчиниться моему решению.

Торир говорит:

– Раз так, то мое дело в надежных руках, и я сделаю все, как ты скажешь.

Тут Торир вышел вперед, чтобы дать клятву, а Финн объявил условия примирения: Торир должен заплатить конунгу десять марок золота и еще десять марок Гуннстейну и другим родичам Карли, а за разбой и грабеж еще десять марок.

– И плати сейчас же, – добавил Финн.

Торир говорит:

– Это большие деньги.

– Если ты не заплатишь, то примирению не бывать, – сказал Финн. Торир говорит, что Финн должен дать ему время, чтобы он занял деньги у своих людей, но Финн велит ему платить сейчас же и, кроме того, отдать то большое ожерелье, которое он снял с убитого Карли. Торир отвечает, что никакого ожерелья он не брал. Тут выходит вперед Гуннстейн и говорит, что ожерелье было на шее у Карли, когда тот пошел к Ториру.

– А когда мы взяли его тело, ожерелья уже не было, – говорит он. Торир говорит, что ему нет никакого дела до этого ожерелья:

– И даже если у нас и есть какое‑то ожерелье, то оно сейчас дома на Бьяркей.

Тогда Финн приставил копье к груди Торира и сказал, что тот должен отдать ожерелье. Тут Торир снял ожерелье с шеи и отдал Финну. После этого Торир повернулся и пошел к своему кораблю. За ним на корабль пошел Финн и многие другие люди. Они прошли по кораблю, открыли трюм и увидели под палубой у мачты две огромные бочки. Бочки эти были такие большие, что все были поражены. Финн спросил, что в бочках. Торир ответил, что там пиво. Финн говорит:

– Что же ты тогда не угощаешь нас, приятель, раз у тебя так много пива?

Торир велел своим людям налить из бочки в чашу, и Финна и всех, кто был с ним, угостили пивом. Оно было отменное. Потом Финн велел Ториру уплатить все, что он присудил. Торир ходил взад и вперед по кораблю и переговаривался со своими людьми. Тогда Финн снова обратился к нему и велел уплатить деньги. Торир попросил Финна сойти на берег и сказал, что он все туда принесет. Финн и его люди сошли на берег. Потом на берег сошел Торир и принес серебро. Он отвесил из кошеля десять марок. Потом он принес еще много узелков. В одних было по марке, в других по полмарки или по нескольку эйриров. Торир сказал:

– Это те деньги, которые мне дали взаймы, так как все свое серебро я уже отдал.

Торир пошел на корабль и, вернувшись, отсчитал еще серебра. Так прошел день.

Когда кончился тинг, все разошлись по своим кораблям и стали собираться в путь. Когда они собрались и поставили паруса, вышло так, что большинство кораблей уплыло. Финн увидел, что людей у него стало меньше. Ему крикнули, чтобы он тоже собирался в путь. Но еще не была уплачена и треть денег. Тогда Финн сказал:

– Ты что‑то не спешишь расплачиваться, Торир. Видно, тебе очень трудно расставаться с деньгами. Что же, пока хватит. Остальное ты выплатишь самому конунгу.

И Финн поднялся. Торир тогда говорит:

– Хорошо, Финн, что мы с тобой расстаемся. Но я бы хотел выплатить столько, чтобы конунг и ты не считали, что я не доплатил.

Тут Финн пошел на корабль и отплыл вслед за своим войском. А Торир еще не скоро собрался в плавание. Поставив паруса, он поплыл по Вестфьорду, вышел в море и направился на юг вдоль берега. Он плыл так, что море закрывало горы до середины, а порой берег совсем скрывался из вида. Так они плыли дальше на юг, пока не вошли в Английское Море и не подошли к Англии.

Торир отправился к Кнуту конунгу, и тот его хорошо принял. Тут стало известно, что у Торира полным полно денег. У него было все то добро, которое они вместе с Карли захватили в Стране Бьярмов. В тех огромных бочках было двойное дно. Внизу там было немного пива, а сверху бочки были наполнены беличьим, бобровым и собольим мехом. Торир остался у Кнута конунга.

Финн сын Арни отправился к Олаву конунгу и рассказал все о своей поездке. Он сказал, что, как он думает, Торир уехал из страны на запад в Англию к Кнуту Могучему:

– И я думаю, что от него нам еще будет много вреда.

Конунг говорит:

– Я тоже думаю, что Торир нам недруг. Так что лучше уж пусть он будет подальше от меня.


CXL


Асмунд сын Гранкеля был в ту зиму дома у своего отца Гранкеля в Халогаланде в своем округе. Там далеко в море есть остров, где хорошо охотиться на тюленей и птиц, собирать птичьи яйца и ловить рыбу. Этот остров издавна был владением Гранкеля. Но Харек с Тьотты тоже притязал на этот остров, и вышло даже так, что он пользовался им несколько лет. Асмунд и его отец считали, что они могут рассчитывать на поддержку конунга в такого рода делах. И вот отец с сыном отправились весной к Хареку, сказали, что конунг велит ему отказаться от притязаний на этот остров, и показали ему знаки конунга. Харека это привело в ярость, и он ответил, что Асмунд, наверно, ездил к конунгу, чтобы оклеветать Харека в этом и многом другом:

– В этом деле правда на моей стороне. А тебе, Асмунд, следовало бы знать свое место. Ты сейчас мнишь себя большим человеком, поскольку тебе помогает конунг. Так, видно, оно и есть, раз тебе позволено убивать знатных людей, не платя за них виры, и грабить нас. Раньше мы считали, что можем тягаться даже с теми, кто равен нам по рождению, а ведь вы нам по рождению не ровня.

Асмунд отвечает:

– Многие знают, Харек, что ты знатного рода и могуществен и что из‑за тебя пострадало немало людей. Но сейчас, Харек, похоже на то, что тебе придется искать другое место, где бы ты мог проявить свое могущество и творить беззаконие, как ты сейчас это делаешь.

На этом они расстались. Харек послал десять или двенадцать своих людей на весельном корабле к тому острову. Они взяли там много всякой добычи и нагрузили ею корабль. Когда они собирались отправиться домой, туда подплыл Асмунд, и с ним было тридцать человек. Он потребовал, чтобы люди Харека отдали всю добычу. Те не торопились с ответом. Тогда Асмунд и его люди напали на них. Сказалось то, что у Асмунда было больше людей. Некоторые люди Харека были убиты, другие ранены, а некоторых сбросили в воду. Асмунд и его люди забрали всю добычу с их корабля и увезли ее с собой. А люди Харека вернулись домой и рассказали ему о своей поездке. Харек говорит:

– Это что‑то новое. Раньше не бывало, чтобы моих людей избивали.

Ничего больше не произошло. Харек не сказал больше ни слова и казался очень довольным. Весной Харек приказал снарядить корабль на сорок гребцов и велел своим людям готовиться к плаванию. Корабль этот был отлично оснащен, а люди хорошо вооружены. Весной Харек отправился по приказу конунга в его войско. Когда он явился к конунгу, там уже был Асмунд сын Гранкеля. Конунг позвал Асмунда и Харека и помирил их. Они должны были подчиниться решению конунга. Асмунд призвал свидетелей того, что раньше этот остров принадлежал Гранкелю. Конунг вынес решение в соответствии с этим и к выгоде Асмунда: Харек не получил виры за своих людей, и остров остался за Гранкелем. Харек сказал, что ему не стыдно подчиниться решению конунга, как бы потом не обернулось дело.


CXLI


Тородд сын Снорри остался в Норвегии по велению Олава конунга, когда Геллир сын Торкеля получил позволение отправиться в Исландию, как об этом уже раньше было написано. Он оставался при Олаве конунге и был очень недоволен тем, что ему не разрешили поехать туда, куда он хочет.

В начале зимы, когда Олав конунг был в Нидаросе, он объявил, что хочет послать людей в Ямталанд за податями. Но никто туда не хотел ехать, потому что тех, кого он посылал раньше, убивали. Так убили Транда Белого и еще одиннадцать человек, как уже раньше об этом было написано. С тех пор ямталандцы платили подати конунгу шведов. И вот Тородд сын Снорри сказал, что он согласен туда поехать, потому что ему все было нипочем, лишь бы быть свободным. Конунг согласился, и Тородд, взяв с собой одиннадцать человек, отправился в путь.

Они приехали на восток в Ямталанд и нашли там человека по имени Торар. Он был лагманом и человеком очень уважаемым. Их хорошо приняли. Погостив там некоторое время, они рассказали о своем поручении Торару. Тот сказал, что решение этого дела не в меньшей степени зависит и от других людей в Ямталанде, знатных и незнатных, и что надо созвать тинг. Так и было сделано. Сообщили всем о созыве тинга, и собрался многолюдный тинг. Торар отправился на тинг, а люди конунга остались у него дома. Торар объявил народу о требовании гонцов. Все сошлись на том, что никаких податей конунгу Норвегии они платить не будут, и одни предложили повесить гонцов, а другие – принести в жертву богам. В конце концов решили их задержать до приезда управителей конунга шведов, чтобы те по своему усмотрению и в согласии с волей народа решили, как с ними быть. А пока решили делать вид, что они хорошо принимают гонцов и задерживают их только потому, что еще не успели собрать подати. Они решили так разделить гонцов, чтобы у одного хозяина жило не больше двух. Тородд и с ним еще один человек остались у Торара.

Скоро начался йоль, и был устроен большой пир, на котором пиво было в изобилии. В деревне было много бондов, и они все пировали вместе. Недалеко оттуда была другая деревня. Там жил богатый и могущественный зять Торара. У него был взрослый сын. Торар и его зять должны были по очереди гостить друг у друга на йоль. Сначала пировали у Торара. Торар сидел рядом со своим зятем, а Тородд – рядом с сыном бонда. Стали состязаться, кто перепьет другого, а к вечеру завязался спор: стали сравнивать норвежцев и шведов, а потом и их конунгов, тех, которые были раньше, и тех, которые теперь правят. Поминали и войны между этими двумя странами, сравнивая, кто больше убил и награбил. Тут сын бонда сказал:

– Если наши конунги потеряли больше людей, чем ваши, то управители конунга шведов, которые приедут с юга после йоля, сравняют счет, убив еще двенадцать человек. А вы, бедняги, и не знаете, почему вас здесь задерживают!

Тут Тородд понял, в какое положение он попал. А многие смеялись и издевались над ними и над их конунгом. Ямталандцы были пьяны и выболтали то, о чем Тородд раньше и не подозревал. На следующий день Тородд и тот человек, что был с ним, положили свою одежду и оружие так, чтобы они были под рукой, и ночью, когда все спали, убежали в лес.

Наутро, когда ямталандцы узнали о побеге, они бросились вдогонку за ними с собаками и нашли их в лесу, где они прятались. Их привели обратно и поместили в сарай. В нем была глубокая яма. Их туда и посадили, а дверь закрыли на засов. Кормили их очень плохо и оставили им только ту одежду, что была на них.

Когда настала середина йоля, Торар со всеми своими свободными людьми отправился к своему зятю. Там они должны были пировать вторую половину йоля, а пленников в яме должны были стеречь рабы. Рабам оставили много питья. Они не знали меры и к вечеру совсем перепились. Напившись допьяна, те, кто должны были носить еду пленникам, стали говорить, что надо и пленникам дать поесть. Тородд говорил рабам висы и забавлял их, и они сказали, что он им пришелся по душе, зажгли и дали ему большую свечу. Тут рабы, которые оставались в доме, вышли и стали громко кричать, чтобы те, кто был в сарае, вернулся в дом. Но те были так пьяны, что забыли и закрыть яму и запереть дверь. Тогда Тородд со своим товарищем разорвали на ремешки свои тулупы, связали эти ремешки, на одном конце ремешка сделали узел и забросили его наверх в сарай. Ремешок обвился вокруг ножки стоявшего в сарае сундука и, благодаря узлу, закрепился. Они тогда попытались вылезти наверх. Тородд сначала поднял своего товарища к себе на плечи, и тот выкарабкался из ямы. В сарае было много всяких веревок. Он взял одну и бросил конец Тородду, но когда он попытался вытащить его наверх, то ему это оказалось не под силу. Тогда Тородд сказал, чтобы он перебросил веревку через балку в крыше, а на конце веревки сделал петлю и наложил на нее столько бревен и камней, чтобы они смогли перевесить Тородда. Тот так и сделал, и когда этот груз опустился в яму, Тородд поднялся наверх. В сарае нашлась вся необходимая одежда. Там лежало также несколько оленьих шкур. Они отрезали оленьи копыта и привязали их на ноги задом наперед. Прежде чем убежать, они подожгли большой амбар и потом побежали в кромешной тьме. Амбар сгорел, сгорело и много других построек в деревне.

Всю ночь Тородд и его спутник пробирались через дебри, а на рассвете они затаились. Когда утром обнаружилось, что они сбежали, их стали искать с собаками во все стороны от деревни. Но собаки все время возвращались обратно, потому что оленьи следы вели назад к деревне.

Так их и не смогли поймать.

Тородд и его спутник долго пробирались через дебри. Однажды вечером они подошли к небольшой усадьбе и вошли в дом. Там у огня сидели мужчина и женщина. Мужчина назвался Ториром и сказал, что сидящая рядом с ним женщина – его жена, и это их дом. Бонд предложил им остановиться у него, и они согласились. Он рассказал им, что поселился здесь, так как должен был бежать из своих мест, совершив убийство. Тородда и его спутника хорошо приняли и накормили у огня. Потом им приготовили постель на скамье, и они улеглись спать.

Огонь еще горел, и Тородд увидел, что из другого покоя вышел человек. Никогда раньше он не видел человека такого огромного роста. Одежда на нем была ярко‑красная, расшитая золотом. Это был очень видный муж. Тородд услышал, что он упрекает бонда с женой за то, что те приняли гостей, а самим им еды не хватает. Хозяйка сказала:

– Не сердись, брат, у нас такое редко бывает. Ты лучше помоги им, потому что ты им сможешь лучше помочь, чем мы.

Тородд услышал, что этого огромного человека зовут Арнльот Геллини, а хозяйка его сестра. Тородд слышал раньше об Арнльоте, о том, что он большой разбойник и злодей.

Тородд и его товарищ проспали всю ночь, так как очень устали после долгого пути. Но когда еще оставалась треть ночи, вошел Арнльот и велел им вставать и собираться. Тородд и его товарищ встали и оделись. Их накормили завтраком. Потом Торир дал каждому лыжи. Арнльот собрался вместе с ними. Он встал на лыжи. Они были широкие и длинные, и когда он оттолкнулся палкой, он сразу оказался далеко впереди них. Потом он их подождал и сказал, что так они далеко не уедут. Он велел им встать на его лыжи. Так они и сделали. Тородд встал позади Арнльота и держался за его пояс, а товарищ Тородда встал позади него. Арнльот побежал так быстро, будто он был один на своих лыжах.

Когда прошла треть ночи, на их пути оказался нежилой дом. Они развели в нем огонь и приготовили себе пищу. Когда они начали есть, Арнльот велел им ничего не выбрасывать, ни костей, ни крошек. Арнльот вынул из‑за пазухи серебряное блюдо и стал есть с него. Когда они наелись, Арнльот собрал объедки. Затем они приготовились ко сну.

В одном конце дома был ход на чердак. Они поднялись туда и легли там спать. У Арнльота было большое копье с наконечником, отделанным золотом, и таким длинным древком, что рукой он еле доставал до наконечника. На поясе у него был меч. Их оружие и одежда были при них на чердаке. Арнльот велел им не разговаривать. Он лежал ближе всех к двери.

Немного погодя в дом пришло двенадцать человек. Это были купцы, которые направлялись в Ямталанд с товарами. Войдя в дом, они стали шуметь и веселиться, и развели большой огонь. Когда они ели, они бросали кости вокруг себя. Затем они легли спать на полатях у огня. Едва они заснули, как в дом вошла огромная троллиха. Войдя, она загребла руками кости и все, что ей показалось съедобным, и сунула себе в рот. Затем она схватила человека, который был всего ближе к ней, разорвала и разодрала его на куски и бросила в огонь. Тут проснулись другие, как будто от страшного сна, и повскакали. А она отправила одного за другим в Хель, так что в живых остался только один. Он подбежал к ходу на чердак и стал звать себе на помощь, как будто зная, что на чердаке кто‑то есть, кто мог бы его спасти. Арнльот протянул вниз руку, схватил его за плечи и втащил на чердак. Тут троллиха бросилась к огню и стала пожирать людей, которые на нем поджаривались. Тогда Арнльот встал, взял свое копье и вонзил его ей между лопаток, так что острие вышло наружу из груди. Троллиха передернулась, страшно завыла и бросилась вон. Арнльот не мог удержать копье в руках, и она утащила копье с собой. Арнльот спустился, убрал трупы и вставил на место дверь, так как троллиха сорвала ее с петель, когда убегала. Остаток ночи они спокойно спали. Когда рассвело, они встали и стали завтракать. Когда они поели, Арнльот сказал:

– Здесь мы расстанемся. Идите по этому санному следу, который вчера оставили купцы, а я пойду искать свое копье. В награду себе я возьму то, что мне приглянется из добра, которое было у этих людей. А ты, Тородд, передай Олаву конунгу привет от меня и скажи ему, что мне никого так не хотелось бы встретить, как его. Но мой привет ему, конечно, ни к чему.

Он вынул серебряное блюдо, вытер его платком и сказал:

– Отдай конунгу это блюдо и скажи, что это привет от меня.

Затем все они собрались в путь и на этом расстались. Тородд и его спутник отправились своим путем, а тот купец, который остался в живых, своим. Тородд шел, пока не добрался до Каупанга. Там он встретился с Олавом конунгом, рассказал ему о своей поездке, передал ему привет от Арнльота и поднес его серебряное блюдо. Конунг выразил сожаление, что Арнльот не посетил его:

– И очень жалко, что такой хороший и доблестный человек пошел по такому плохому пути.

Тородд прожил у Олава конунга остаток зимы и получил от него разрешение летом вернуться в Исландию. Они с Олавом конунгом расстались друзьями.


CXLII


Весной Олав конунг стал собираться в поход из Нидароса. Из Трандхейма и с севера страны к нему съехалось множество людей. Он собрался и отправился со своим войском на юг в Мёр. Он сначала собрал ополчение там, а потом в Раумсдале. После этого он двинулся в Южный Мёр. Он долго стоял у островов Херейяр и ждал там своих людей. Тем временем он часто созывал своих людей на тинг. Ему стало известно многое такое, что он считал необходимым обсудить. На одном таком тинге он стал говорить о том, как много его людей погубили Фарерцы.

– А те подати, которые они мне обещали, так до меня и не дошли, – сказал он. – Я теперь снова хочу послать туда за податями.

Конунг обратился к своим людям и спрашивал, не поедет ли туда кто‑нибудь за податями, но ему отвечали, что никто туда ехать не хочет. Тогда поднялся один человек большого роста и очень видный. На нем был красный плащ, на голове шлем, за поясом меч, а в руке большое копье. Он сказал:

– По правде сказать, здесь собрались самые разные люди. У вас хороший конунг, а вот подданные у него плохие. Он просит вас только поехать и передать его требования, а вы отказываетесь. А ведь вы получали от него подарки и были у него в чести. До сих пор я не был другом этому конунгу, да и он видел во мне врага. Он считает, что для этого у него есть основания. Но сейчас, конунг, я хочу предложить тебе исполнить твое поручение, если никого получше меня не найдется.

Конунг спрашивает:

– Кто этот достойный муж, который соглашается исполнить мою просьбу? Ты заметно отличаешься от всех, кто здесь есть, если соглашаешься ехать. Ведь те, на кого я рассчитывал, отказываются. Но я не знаю, кто ты такой и как твое имя.

Тот отвечает:

– Мое имя нетрудно узнать. Я думаю, что ты, наверное, уже слышал обо мне. Меня зовут Карл из Мера.

Конунг говорит:

– Да, так и есть. Карл, я слышал о тебе, и, по правде сказать, если бы мы встретились раньше, то плохо кончилась бы для тебя наша встреча. Но сейчас я не хочу быть хуже тебя, и если ты предлагаешь мне свою помощь, я не окажусь неблагодарным и отплачу тебе добром. А сегодня. Карл, будь моим гостем, и мы с тобой все обсудим.

Карл ответил, что пусть так и будет.


CXLIII


Карл из Мера был раньше викингом и большим разбойником. Конунг часто посылал своих людей убить его. Карл был знатного рода, он никогда не сидел сложа руки и был ловок и искусен во многом.

Когда Карл решил ехать, конунг помирился с ним. Карл завоевал расположение конунга, и тот велел снарядить его в плавание наилучшим образом. На корабле у него было около двадцати человек. Конунг просил передать своим друзьям на Фарерских островах – Лейву сыну Эцура и Гилли законоговорителю, – чтобы они оказали Карлу помощь и поддержку, и послал им свои знаки. Карл собрался и отправился в плавание. Дул попутный ветер. Они подошли к Фарерским островам и стали в Торсхёвне на острове Страумей. Там они созвали тинг, и собралось множество народу. Приехал на тинг и Транд из Гаты с большим количеством своих людей. Приехали Лейв с Гилли и привели с собой много своих людей. Они раскинули шатры над своими землянками, устроились в них и потом отправились к Карлу из Мера. После дружеских приветствий Карл показал им знаки Олава конунга и передал Гилли и Лейву дружеские слова от него. Те хорошо отнеслись к этим словам конунга, пригласили Карла к себе, обещали содействовать в его деле и оказать ему помощь, какая будет в их силах. Он с благодарностью принял их предложение. Немного погодя туда пришел и Транд. Он тоже приветствовал Карла и сказал:

– Я очень рад, что конунг, которому мы все должны подчиняться, поручил поехать к нам в страну такому мужу, как ты. Я очень хочу, Карл, чтобы ты поехал ко мне и остался у меня на зиму. Ты можешь взять с собой всех своих людей, чтобы почета у тебя было не меньше, чем раньше.

Карл сказал, что он уже обещал поехать к Лейву, и добавил:

– Но если бы не это, я бы охотно принял твое приглашение.

Транд говорит:

– Выходит, что Лейву выпало больше чести, чем мне. Но может быть, я смогу помочь вам чем‑нибудь другим?

Карл отвечает, что посчитал бы за большую помощь, если бы Транд собрал подати с острова Аустрей и со всех островов Нордрейяр. Транд говорит, что считает своим долгом и обязанностью помочь конунгу и выполнить эту просьбу, и уходит обратно в свой шатер. Больше ничего на этом тинге не произошло. Карл поехал к Лейву сыну Эпура и остался у него на зиму. Лейв собрал подати с острова Страумей и со всех островов к югу от него.

Весной Транд из Гаты заболел. У него болели глаза и было много других недугов, но он все же собрался по своему обыкновению ехать на тинг. Когда он явился на тинг и раскинул шатер над своей землянкой, он приказал завесить вход черной занавеской, чтобы туда не проникал свет. Когда прошло несколько дней с начала тинга, Лейв и Карл, взяв с собой много своих людей, пошли к землянке Транда. Когда они подошли к землянке, то увидели около нее несколько человек. Лейв спросил, в землянке ли Транд. Ему ответили, что там. Лейв сказал, что они хотели бы попросить Транда выйти.

– У нас с Карлом к нему дело, – говорит он. Когда люди Транда снова вышли, они сказали, что у Транда так болят глаза, что он не может выйти.

– Но он просил, Лейв, чтобы ты зашел к нему.

Лейв сказал своим людям, чтобы они входили в землянку осторожно и не устраивали толкотни. И первым пусть выходит тот, кто войдет последним.

Первым вошел Лейв, за ним Карл, а потом остальные. Они все были вооружены, как будто собрались в бой. Лейв подошел к черной занавеске и спросил, где Транд. Транд отозвался и приветствовал Лейва. Лейв ответил на его приветствие и спросил, привез ли он подати с островов Нордрейяр и сколько он собрал серебра. Транд отвечает, что не забыл, о чем они договорились с Карлом, и готов выплатить подати.

– Вот возьми этот кошель, Лейв. Он полон серебра.

Лейв посмотрел вокруг и увидел, что в землянке народу немного. Несколько человек лежали на полатях, а кое‑кто сидел. Лейв подошел к Транду, взял кошель, пошел туда, где было светлее, и высыпал серебро себе на щит. Он порылся в нем рукой и сказал, чтобы Карл взглянул на серебро. Они некоторое время рассматривали серебро, а потом Карл спросил Лейва, что тот думает об этом серебре. Лейв отвечает:

– Я думаю, что здесь собраны все самые никудышные денежки, которые нашлись на островах.

Транд услышал эти слова и спросил:

– Тебе не нравится это серебро, Лейв?

– Не нравится, – отвечает тот.

Транд сказал:

– Видно, наши родичи очень нехорошие люди, на них ни в чем нельзя положиться. Этой весной я послал их за податями на острова, так как сам ехать не мог. Бонды подкупили их и всучили им эти денежки, которые, видимо, никуда не годятся. Ты посмотри лучше, Лейв, на то серебро, которым платили мне.

Лейв отдал кошель, взял другой и подал Карлу, и они вместе стали рассматривать его содержимое. Карл спросил, что Лейв думает об этих деньгах. Тот говорит, что и эти деньги кажутся ему плохими, но не настолько плохими, чтобы их нельзя было взять, если заранее не договаривались о том, какими деньгами платить.

– Однако для конунга я таких денег не взял бы.

Тут один из лежавших на полатях сбросил покрывало с головы и сказал:

– Верно говорит пословица: старый – что стареет, то дуреет. Так и ты, Транд, – позволяешь Карлу из Мера целый день рыться в твоих деньгах.

Это был Гаут Рыжий. Услыша слова Гаута, Транд вскочил и стал на чем свет стоит поносить своих родичей. Потом он велел Лейву отдать серебро обратно.

– Возьми кошель, в котором лежит уплаченное мне моими съемщиками этой весной. Хоть я и плохо вижу, но своя рука вернее.

Тут на полатях кто‑то приподнялся и оперся на локоть. Это был Торд Коротышка. Он сказал:

– Немалые оскорбления нам приходится терпеть от этого Карла из Мера. Надо бы ему за это отплатить!

Лейв взял кошель и показал его Карлу. Они стали рассматривать деньги, и Лейв сказал:

– На это серебро и смотреть долго не надо. Здесь все денежки одна лучше другой. Эти деньги мы возьмем. Позови сюда кого‑нибудь, Транд, кто бы его взвесил.

Транд говорит, что пусть лучше Лейв сам это сделает. Лейв и те, кто с ним был, вышли из землянки, уселись на землю неподалеку и стали взвешивать серебро. Карл снял шлем и стал класть туда уже взвешенное серебро. Тут они увидели, что мимо идет человек с секирой в руке, в широкополой шляпе, зеленом плаще, босой и в засученных полотняных штанах. Он воткнул секиру в землю, подошел и сказал:

– Смотри, Карл из Мера, как бы тебя не сразила эта секира!

Вскоре прибежал человек и сказал Лейву сыну Эцура, чтобы тот как можно быстрее шел в землянку к Гилли законоговорителю:

– К нему в землянку вбежал Сигурд сын Торлака и смертельно ранил одного из товарищей Гилли.

Лейв вскочил и побежал к Гилли. Все его люди побежали за ним. Карл остался сидеть, а вокруг него стояли норвежцы. Вдруг туда подскочил Гаут Рыжий и нанес удар секирой через их плечи прямо Карлу по голове, но только легко его поранил. Тогда Торд Коротышка схватил свою воткнутую в землю секиру и ударил ей сверху по секире Гаута так, что та вошла Карлу в мозг. Тут из землянки Транда выбежали люди. А Карла унесли мертвым.

Транд был очень недоволен происшедшим и предложил заплатить выкуп вместо своих родичей. Лейв и Гилли посовещались и решили не принимать выкупа. Сигурд был объявлен вне закона за то, что он смертельно ранил человека из землянки Гилли, а Торд и Гаут – за убийство Карла.

Норвежцы снарядили корабль, на котором приплыл Карл, и отправились на восток к Олаву конунгу. Тот был очень недоволен всем происшедшим, но отомстить Транду и его родичам ему было не суждено, так как в Норвегии началось немирье, о котором еще будет рассказано.

На этом заканчивается рассказ о событиях, вызванных тем, что Олав конунг потребовал собирать подать с Фарерских островов.

После убийства Карла из Мера на Фарерских островах началась распря между родичами Транда из Гаты и Лейвом сыном Эцура. О ней есть много рассказов.


CXLIV


Теперь надо продолжить рассказ о том, что произошло, когда Олав конунг отправился со своими людьми собирать ополчение по стране. С ним поехали все лендрманны с севера страны, кроме Эйнара Брюхотряса. С тех пор, как он вернулся в страну, он никуда не выезжал из своей усадьбы и не служил конунгу. У Эйнара были огромные владения, и он жил на широкую ногу, хотя и не получал от конунга земель в лен.

Олав конунг двинулся со своим войском мимо Стада на юг. Там со всей округи к нему стеклось много народа. Олав конунг плыл на корабле, который он велел построить зимой. Он назывался Зубр. Это был огромный корабль. На носу у него была золоченая голова зубра. Сигват скальд говорит:


Жерех поля, [280] жаром

Жабер полыхая,

Нес отпрыска Трюггви

К бармам брани, ярый.

Другой – рядом с Зубром

Волна рокотала –

Струг, рогат, рыть воды

Пустил Олав Толстый.


Конунг двинулся на юг в Хёрдаланд. Он узнал, что Эрлинг сын Скьяльга с большим войском на четырех или пяти кораблях уехал из страны. У него самого был большой боевой корабль, а у его сыновей по кораблю на сорок гребцов каждый. Они поплыли на запад в Англию к Кнуту Могучему.

Олав конунг с большим войском двинулся вдоль берега на восток. Он всех расспрашивал, известно ли что‑нибудь о том, где Кнут Могучий. Ему отвечали, что он в Англии. Говорили еще, что он собирает ополчение и хочет идти на Норвегию. Поскольку у Олава конунга было большое войско и он точно не знал, куда он должен двинуться, чтобы встретить Кнута Могучего, и люди считали, что плохо большому войску оставаться. долго на одном месте, он решил плыть со своим войском на юг в Данию. Он оставил с собой тех, кого считал самыми храбрыми и лучше всего снаряженными, а всех остальных распустил по домам. О его походе сказано так:


Гонит Зубра храбрый

От полнощи Олав,

Князь другой [281] врезает

Путь в пучину с юга.


Те, кого конунг считал менее годными, отправились домой. С Олавом конунгом осталось большое и отборное войско. С ним осталось большинство лендрманнов из Норвегии, кроме тех, которые, как раньше уже было сказано, уехали из страны или сидели дома.


CXLV


Когда Олав конунг двинулся в Данию, он сначала направился в Сьяланд. Подойдя туда, он стал разорять эту землю и совершать набеги. Одних он грабил, других убивал. Многих хватали, вязали и отводили на корабли. Те, кто мог, убегали, и никто не оказывал сопротивления. Олав конунг совершил там много военных подвигов. Когда Олав конунг был в Сьяланде, ему стало известно, что конунг Энунд сын Олава собрал ополчение и двинулся с большим войском с востока на Сканей и воюет там. Тогда.‑то все и узнали о договоре, заключенном на Эльве между Олавом конунгом и Энундом конунгом, и о том, что они заручились дружбой друг друга и договорились дать отпор Кнуту Могучему. Энунд конунг продвигался дальше, пока не встретился со своим зятем Олавом конунгом. Когда они встретились, они объявили своему войску и местным жителям, что хотят захватить Данию и потребовать, чтобы датчане признали их конунгами. Тогда случилось то, чему и раньше было много примеров. Когда в страну вторгается войско и у местных жителей нет сил дать отпор, то большинство соглашается на любые условия, лишь бы сохранить мир. Так и случилось: многие покорились конунгам и обещали повиноваться им. Конунги продвигались по стране и либо подчиняли ее себе, либо разоряли. Сигват скальд рассказывает об этом походе в драпе, которую он сочинил о Кнуте Могучем:


Был Кнут под небом.

Харальдову яр

Дух в походе

Помог потомку.

В чертоги брызг

Свой струг на юг,

Я сведал, из Нида

Повел Олав. [282]


Стылые кили –

Cе витязь мчит –

Направлены с севера

К мелям Селунда.

И Энунд на данов,

Другой вождь, тож,

Cо свейским войском

Ладьи двинул.



CXLVI


Кнут конунг узнал на западе в Англии, что Олав конунг Норвегии собрал ополчение, двинул свое войско в Данию и разоряет его владения. Тогда Кнут начал собирать войско. Вскоре он собрал большое войско и множество кораблей. Вторым человеком после конунга в этом войске стал Хакон ярл.

Тем летом в Англию с запада из Руды в Валланде приехал Сигват скальд и с ним человек по имени Берг. Предыдущим летом они оба отправились туда в торговую поездку. Сигват сочинил флокк, который называется Висы о Поездке на Запад. Он начинается так:


Берг, близ Рудуборга –

Тот поход в который

Раз вспомянем – вёсла

Мужи отложили.


Когда Сигват приехал в Англию, он пошел к Кнуту конунгу и хотел просить у него разрешения отправиться в Норвегию, так как Кнут конунг запретил торговым кораблям покидать Англию до тех пор, пока он не Снарядит свои корабли. Сигват подошел к покоям конунга, но двери были заперты, и он долго простоял перед дверьми. Когда конунг наконец принял его, он дал Сигвату разрешение, о котором тот просил его. Тогда Сигват сказал:


Возле дома с датским

Князем разговора

Я у врат закрытых

Долго домогался.

Все ж к моим он нуждам

Снизошел – я к ризам

Сеч [283] привычен, – только

Попал я в палаты.


Когда Сигват узнал, что Кнут конунг собирается идти войной против Олава конунга и что сила Кнута конунга велика, он сказал такую вису:


Вот Кнут мощный ищет,

Как сгубить – с ним Хакон, –

Не зря мне за княжью

Участь страшно – стража. [284]


Сигват сочинил еще много вис о походе Кнута и Хакона. Он сказал еще так:


Вождя не однажды

Ярл и бондов старых

Мирил – непомерен

Сей труд – велемудрый.

Слишком долго, ражи

В распрях, – род прославлен

Эйриков – герои

Прежде враждовали. [285]



CXLVII


Кнут Могучий снарядился в поход. У него было очень большое войско и огромные корабли. У него самого был такой огромный боевой корабль, что на нем умещалось шестьдесят скамей для гребцов. На штевне у него была золоченая голова дракона. У Хакона ярла был другой корабль с сорока скамьями для гребцов. И у него на штевне была золоченая голова дракона. На обоих кораблях были паруса в красную, синюю и зеленую полосу. Надводная часть кораблей была покрашена, и вся корабельная оснастка была отличной. У него было. и много других больших и хорошо оснащенных кораблей. Обо всем этом говорит Сигват в драпе о Кнуте;


Был Кнут под небом.

Достигли вмиг

C востока вести

Ясного князя.

И челн помчал,

Наряден, назад

К данам недруга

Адальрада. [286]


Был синь над пеной

Парус, и ярки –

Богат их вид –

Ладьи уходили,

Свой бег на восток

Стремя к Лимафьорду,

По водам, суда

Вождя державы.


Рассказывают, что Кнут конунг со своим огромным войском отправился из Англии на восток. Они благополучно доплыли до Дании и стали в Лимафьорде. Там уже собралось большое войско датчан.


CXLVIII


Когда Кнут конунг отправилсл в Англию, он оставил править Данией Ульва ярла, сына Спракалегга. С Ульвом ярлом он оставил своего сына по имени Хёрдакнут. Как уже раньше было написано, это произошло предыдущим летом. Ярл сказал, что перед отъездом Кнут конунг сказал ему, пусть Хёрдакнута, его сына, признают конунгом в Дании.

– Поэтому он и оставил его со мной, – сказал ярл. – Я и многие другие датчане, знатные и незнатные, жаловались Кнуту конунгу, что люди в этой стране считают большим несчастьем жить без конунга. Раньше конунги датчан считали, что им вполне достаточно править одной Данией, и в прежние времена многие конунги правили этой страной. А сейчас нам стало еще труднее, чем раньше, так как до сих пор мы жили в мире с иноземными правителями, а теперь мы узнаем, что на нас идет войной конунг Норвегии, и многие полагают, что и конунг шведов хочет последовать его примеру. А Кнут конунг сейчас в Англии.

После этого ярл показал послание с печатью Кнута конунга, которое подтверждало все то, что сказал ярл. Многие знатные люди поддержали ярла, и они убедили народ признать Хёрдакнута конунгом на этом же тинге, что и было сделано. Зачинщицей всего этого была Эмма, жена Кнута конунга. Это она велела написать грамоту и скрепить ее печатью. Эту печать она тайком взяла у конунга. Сам конунг ничего обо всем этом не знал.

Когда Хёрдакнуту и Ульву стало известно, что с севера из Норвегии приплыл Олав конунг с большим войском, они отправились в Йотланд, так как там у датчан наибольшая сила, послали ратную стрелу и собрали большое войско. Но когда они узнали, что в Данию с большим войском вторгся конунг шведов, то решили, что сил у них недостаточно, чтобы сражаться против обоих конунгов. Они остались с войском в Йотланде и готовились защищать эту землю от конунгов, а все свои корабли они собрали в Лимафьорде и стали ждать Кнута конунга. Когда им стало известно, что Кнут конунг подошел к Лимафьорду с запада, они послали гонцов к нему и его жене Эмме. Они просили ее узнать и сообщить им, гневается ли на них конунг или нет. Она повела разговор с конунгом и сказала, что их сын Хёрдакнут готов искупить свою вину, если он вызвал чем‑либо недовольство конунга, и сделает все, что тот захочет. Конунг отвечает, что Хёрдакнут действовал не по своей воле.

– А сейчас случилось то, чего и следовало ожидать, – сказал он. – Ведь он еще несмышленое дитя, и как только его провозгласили конунгом, на него сразу обрушились все беды. Вся страна подверглась бы разорению и попала под власть иноземных правителей, если бы не подоспело наше войско. А если сейчас он хочет помириться со мной, пусть приедет сюда и откажется от звания конунга, которое он себе присвоил по глупости.

Эмма передала через гонцов эти слова Хёрдакнуту и просила, чтобы он не откладывал поездки, так как сил у него маловато, чтобы тягаться со своим отцом. Так оно на самом деле и было. Когда Хёрдакнут узнал обо всем этом, он стал просить совета у ярла и других знатных людей, которые с ним там были. Как только в народе стало известно, что приехал Кнут Старый, к нему устремились люди со всей страны, так как считали, что только у него можно найти защиту. Ульв ярл и его товарищи увидели, что Хёрдакнуту остается либо поехать к конунгу и покориться его власти, либо уехать из страны. И все они стали уговаривать конунга поехать к отцу. Тот так и сделал.

Когда они встретились, Хёрдакнут упал к ногам своего отца и положил ему на колени печать, которая давала ему право на звание конунга. Кнут конунг взял Хёрдакнута за руку и усадил его на почетное место, где тот и прежде сидел. Ульв ярл послал к Кнуту конунгу своего сына Свейна. Свейн был племянником Кнута конунга. Он просил пощады и мира для своего отца и предложил остаться у конунга заложником ярла. Свейн и Хёрдакнут были ровесниками. Кнут конунг велел передать ярлу, чтобы тот собрал войско и корабли и отправился к нему, а потом они уже договорятся о мире. Ярл так и сделал.


CXLIX


Когда Олав конунг и Энунд конунг узнали, что Кнут конунг приплыл с запада с несметной ратью, они повернули на восток в Сканей и прошли там с огнем и мечом, а потом двинулись на восток вдоль берега в сторону владений конунга шведов. Когда местные жители узнали, что с запада вернулся Кнут конунг, они отказались подчиняться конунгам. Обо всем этом говорит Сигват скальд;


Да не доставил

Дании рьяным

Ратный труд

Народоправцам.

Тогда на брег

Сканей с войсками

Прошли вожди.

Князь достославный. [287]


Потом конунги двинулись дальше на восток и остановились на некоторое время у Хельги Реки. Тут они узнают, что за ними на восток движется Кнут конунг со своим войском. Они стали держать совет и решили сделать вот что. Олав конунг с частью своего войска сошел на берег и двинулся по лесам до того места, где Хельга Река вытекает из озера. Здесь они построили плотину из бревен и дерна и таким образом подперев воду в озере, а потом прорыли глубокие канавы, пустили по ним воду и затопили всю округу. А в старое русло реки они навалили больших бревен. Они были заняты этой работой много дней. Олав конунг руководил сооружением этой западни, а Энунд конунг оставался с кораблями.

Кнут конунг узнал, где прошли конунги и какой ущерб они нанесли его владениям, и двинулся им навстречу к Хельге Реке, к тому месту, где они стояли. У него было огромное войско. Оно было в два раза больше, чем войско обоих конунгов. Обо всем этом говорит Сигват:


Выти отчей

Не отдал оплот

Данов, встав снова

Среди державы.

На свой он край

Пресек набег,

Хранитель ютов. [288]

Князь достославный.



CL


Однажды вечером разведчики Энунда конунга увидели корабли Кнута конунга. Они были уже недалеко. Тогда Энунд конунг велел трубить сбор. Его люди убрали шатры и вооружились. Они вышли в море и двинулись на восток вдоль берега. Потом они связали корабли и приготовились к бою. Энунд конунг высадил своих разведчиков на берег. Те отправились к Олаву конунгу и рассказали ему обо всем. Тогда Олав конунг велел разрушить плотину и пустить воду по старому руслу, а сам ночью отправился к своим кораблям. Когда Кнут конунг подошел ближе, он увидел войско конунгов, готовое к бою. Дело было к вечеру, и он решил, что начинать битву слишком поздно, так как его войску еще нужно было подготовиться к бою, многие его корабли были еще далеко, строй его кораблей был растянут и в длину и в ширину, да и ветер был слабый.

Когда Кнут конунг увидел, что шведы и норвежцы вышли из бухты, он направил свои корабли туда и оставил там столько кораблей, сколько в ней могло разместиться, но все же большинство его кораблей остались в открытом море. Утром, когда уже рассвело, многие его люди были на берегу. Одни беседовали, другие развлекались. Они ни о чем не подозревали. Вдруг на них обрушилась огромная лавина воды, которая несла большие бревна. Эти бревна бросало на корабли, и те получали повреждения. Вода затопила все вокруг, и те, кто был на берегу, погибли. Много погибло и тех, кто оставался на кораблях. Те же, кто остались в живых, рубили концы, и корабли разнесло в разные стороны. Большого Дракона, на котором был сам конунг, понесло в море, и веслами его было не удержать. Его несло прямо на корабли конунгов Энунда и Олава. Когда корабль узнали, его окружили, но захватить его было нелегко, поскольку у него были высокие борта, он был как крепость, и к тому же на нем было хорошо вооруженное многочисленное отборное войско. Вскоре подоспел и Ульв ярл со своими кораблями, и началась битва. Корабли Кнута конунга надвигались теперь со всех сторон. Конунги Олав и Энунд увидели, что той победы, которая им была суждена на этот раз, они уже добились, и они приказали своим кораблям отойти и оторваться от кораблей Кнута конунга. Так и было сделано. Поскольку битва произошла не так, как рассчитывал Кнут конунг, и его люди действовали не так, как он хотел, он не поплыл вдогонку за конунгами. Кнут конунг сделал смотр своим кораблям и велел им заново выстроиться.

Когда корабли отошли друг от друга и двинулись в разные стороны, конунги тоже осмотрели свои корабли и увидели, что у них потерь нет. Они увидели также, что если станут ждать, пока Кнут конунг приведет в порядок свое войско и нападет на них, то на победу у них будет мало надежды, так как силы слишком неравны. Им было ясно, что, если снова начнется битва, то им не избежать больших потерь. Тогда было решено плыть на веслах со всем войском вдоль берега на восток, а когда они увидели, что корабли Кнута конунга их не преследуют, то поставили мачты и подняли паруса.

Оттар Черный так говорит об этой битве в драпе, которую он сочинил о Кнуте Могучем:


Полк разбил ты свейский

Наголову. Волки

Кости у Священной

Реки разгрызали.

Остоял шест рети.

Решительный – сыты

Враны – ты равнины

От врагов обоих. [289]


Скальд Торд сын Сьярека сочинил поминальную драпу о конунге Олаве Святом. Она называется Крестовая Драпа. Там так сказано об этом сражении:


C тем, кто, рьян, умеет

Резать кольца, Олав,

C господином ютским

В пурге стрел поспорил.

Рубился не робко –

Волки выли в поле –

C недругом – над грудой

Мертвых – Свейнов отпрыск. [290]



CLI


Олав конунг и Энунд конунг двинулись на восток вдоль владений конунга шведов. Вечером они пристали к берегу в заливе Барвик. Конунги провели там ночь. Вскоре стало ясно, что шведы заскучали по дому, так как большая часть войска шведов поплыла ночью вдоль берега дальше на восток, и они не останавливались, пока не приплыли домой. Когда утром об этом стало известно, Энунд конунг приказал созвать тинг. Все сошли на берег на тинг. Энунд конунг сказал:

– Как Вы, Олав конунг, знаете, этим летом мы вместе отправились в Данию и много там воевали. Мы взяли большую добычу, но не захватили никаких земель. У меня летом было три с половиной сотни кораблей, а теперь осталось не больше сотни. Сдается мне, что с таким малочисленным войском нам не добиться большего, хотя у Вас и остались все шестьдесят кораблей, которые были у Вас летом, Я думаю, что сейчас разумнее всего мне отправиться назад в свои владения. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. В этом походе мы кое‑чего добились и не понесли потерь. Я хочу предложить Вам, зять, поехать со мной и провести у меня зиму. Там Вы можете взять себе из моих владений, сколько понадобится, чтобы ни Вам, ни Вашему войску ни в чем не было недостатка. А когда наступит весна, мы решим, как нам действовать дальше. Если Вам больше хочется отправиться через нашу страну домой, мы поможем Вам в этом, и вы сможете проехать в Ваши владения в Норвегии по суше.

Олав конунг поблагодарил Энунда конунга за его дружеское приглашение и сказал:

– Если бы решал я, то поступил бы иначе. Я бы сохранил все оставшееся у нас войско. Этим летом у меня было сначала три с половиной сотни кораблей, когда я собирался в поход из Норвегии, но я отобрал из этого войска лучших и снарядил те шестьдесят кораблей, которые и сейчас со мной. Я думаю, что те люди из Вашего войска, которые уехали домой, не годятся для сражений и от них было бы мало проку. Но я вижу здесь всех Ваших знатных людей и предводителей дружин, а я знаю, что такие люди в сражениях всего лучше. У нас еще большое войско и много хороших кораблей, и мы всю зиму можем оставаться на кораблях, как это раньше делали конунги. Кнут конунг недолго останется на Хельге Реке, так как все его корабли там в бухте не поместятся. Он двинется вдогонку за нами на восток. Мы будем ускользать от него, и скоро к нам стечется большое войско. А если он повернет назад и найдет место, куда смогут причалить его корабли, то в его войске не меньше, чем в Вашем, людям захочется домой. Я думаю, что этим летом мы добились того, что жители Сканей и Сьяланда теперь знают, как им поступать, и люди из войска Кнута конунга быстро разбегутся в разные стороны, и тогда будет ясно, кому суждено одержать победу. Но сначала нашим разведчикам надо разузнать, что собирается делать Кнут конунг.

Олав конунг кончил свою речь. Всем она понравилась, и было решено сделать так, как он предложил. В войско Кнута конунга послали разведчиков, а оба конунга остались на том же месте.


CLII


Кнут конунг видел, что конунг Норвегии и конунг шведов держатся со своим войском у восточного берега. Тогда он послал своих разведчиков на берег и велел им скакать днем и ночью, преследуя корабли конунгов. Когда одни разведчики возвращались, им на смену посылали других, так что Кнут конунг все время знал, куда направляются конунги. У него были разведчики и в стане конунгов. Когда он узнал, что большая часть их войска повернула домой, он двинул свое войско обратно к Сьяланду и остановился с ним в Эйрарсунде. Часть кораблей стояла у Сьяланда, а часть у Сканей.

Накануне мессы Микьяля Кнут конунг с большой свитой поскакал в Хроискельду. Ульв ярл, его зять, устроил там для него пир. Угощение было на славу, и ярл был очень весел, но конунг молчал и был чем‑то недоволен. Ярл все время обращался к нему и старался говорить о том, что, как он полагал, должно было быть приятно конунгу. Но конунг продолжал молчать. Тогда ярл спросил, не хочет ли конунг сыграть в шахматы. Тот согласился. Они взяли шахматную доску и стали играть. Ульв ярл был остер на язык и никому не давал спуску ни на словах, ни на деле. Он был очень хорошим правителем и отличным воином. О нем есть большая сага. Он был самым могущественным человеком в Дании после конунга. Сестру Ульва ярла звали Гюда, она была замужем за ярлом Гудини сыном Ульвнадра. Их сыновьями были Харальд конунг Англии, Тости ярл, Вальтьов ярл, Мёрукари ярл и Свейн ярл. Дочь их Гюда была замужем за Эадвардом Добрым, конунгом Англии.


CLIII


Когда Кнут конунг и Ульв ярл играли в шахматы, конунг сделал неверный ход, и ярл взял его коня. Конунг взял свой ход обратно и сказал, что сделает другой ход. Ярл рассердился, сбросил шахматную доску и пошел прочь. Конунг сказал:

– Ты бежишь, трусливый Ульв?

Ярл остановился в дверях, обернулся и сказал:

– Это ты бежал бы у Хельги Реки, если бы мог! Ты не называл меня трусливым Ульвом, когда я со своими кораблями пришел к тебе на помощь. Шведы избивали вас там, как собак!

Ярл вышел и пошел спать. Немного погодя конунг тоже отправился спать. На следующее утро, когда конунг одевался, он сказал своему слуге:

– Пойти к Ульву ярлу и убей его.

Слуга ушел и, когда он через некоторое время вернулся, конунг спросил его:

– Ты убил ярла?

Тот отвечает:

– Нет, я его не убил, потому что он ушел в церковь Лудиуса.

Одного человека звали Ивар Белый. Он был родом из Норвегии. Он был дружинником Кнута конунга и спал с ним в одном покое. Конунг сказал Ивару:

– Пойди и убей ярла.

Ивар пошел в церковь, взошел в алтарь и пронзил ярла мечом. Ярл сразу умер. Ивар вернулся к конунгу с окровавленным мечом в руке. Конунг спросил:

– Убил ты ярла?

Ивар отвечает:

– Да, убил.

– И хорошо сделал, – сказал конунг.

После убийства ярла монахи велели закрыть церковь. Об этом сказали конунгу. Тот послал своего человека к монахам, велел им открыть церковь и продолжать службу. Они сделали так, как просил конунг. Когда конунг пришел в эту церковь, он подарил ей большие земли, так что теперь церковь владеет там целой областью. Место это стало процветать. С тех пор эти земли всегда принадлежат церкви.

Кнут конунг отправился опять к кораблям и провел там всю осень с очень большим войском.


CLIV


Когда Олав конунг и Энунд конунг узнали, что Кнут конунг вошел в Эйрарсунд и стоит там со своим войском, они созвали тинг. Олав конунг сказал, что, как он и предполагал, Кнут конунг недолго оставался у Хельги Реки.

– Я думаю, что и дальше всё пойдет так, как я предвидел. Сейчас у него войска меньше, чем было летом, а станет еще меньше, так как им, так же как и нам, неудобно оставаться осенью на кораблях. И если у нас хватит твердости и решительности, нас ждет победа. Летом у нас войско было меньше, чем у них, а они потеряли и людей и добро.

Потом стали говорить шведы. Они сказали:

– Нет смысла ждать здесь зимы и морозов, хотя норвежцы и подбивают нас на это. Они не знают, какой здесь может быть лед. Зимой все море часто замерзает. Мы не хотим здесь больше оставаться и хотим поехать домой.

Шведы одобрительно зашумели и стали говорить, перебивая друг друга.

Было решено, что Энунд конунг со своим войском отправится обратно, а Олав конунг остался.


CLV


Пока Олав конунг стоял там, он часто беседовал со своими людьми и советовался с ними, как поступить. Однажды ночью охранять корабль конунга должны были Эгиль сын Халля и человек, которого звали Тови сын Вальгаута. Он был знатного рода и происходил из Западного Гаутланда. Когда они стояли на страже, они услышали плач и стоны пленных, которых на ночь оставляли связанными на берегу. Тови сказал, что он не может слышать эти стоны, и попросил Эгиля, чтобы тот помог ему освободить пленных и дать им возможность бежать. Они так и сделали, пошли к пленным, разрезали веревки и отпустили их всех. За этот поступок все были на них сердиты, а конунг был так разгневан, что им пришлось опасаться за свою жизнь. Потом, когда Эгиль заболел, конунг долго не хотел пойти его навестить, хотя многие просили его об этом. Эгиль очень раскаивался в том, что совершил поступок, который вызвал недовольство конунга, и просил конунга сменить гнев на милость. В конце концов конунг простил его. Он положил руки Эгилю на бок, где у него болело, пропел молитвы, и боль как рукой сняло. После этого Эгиль выздоровел.

Тови потом тоже помирился с конунгом. Говорят, что за это он должен был привезти к конунгу своего отца. Вальгаут был закоренелым язычником. Своими речами конунг обратил его в христианство, и тот умер крещеным.


CLVI


Олав конунг беседовал с своими людьми и просил совета у предводителей, как действовать дальше. Но единодушия между его людьми не было. Одни считали подходящим одно, а другие – другое. Они долго спорили и не могли прийти к согласию. Разведчики Кнута конунга постоянно находились в войске Олава конунга. Они заводили разговоры со многими, предлагали им стать друзьями Кнута конунга и давали деньги. Многие поддавались на их уговоры и обещали стать людьми Кнута конунга и помочь ему захватить страну, если он прибудет в Норвегию. Сначала все это оставалось в тайне, но потом многие были разоблачены. Одни уже тогда взяли деньги, другим деньги обещали. Много было среди них и тех, кто и раньше получал богатые подарки в знак дружбы от Кнута конунга. Правду сказать, каждый, кто приходил к Кнуту конунгу и казался ему стоящим человеком и готов был дружить с ним, уходил от него с полными при‑гершнями денег. Поэтому его очень любили. Но щедрее всего он бывал к иноземцам, причем больше всего к тем, кто приезжал издалека.


CLVII


Олав конунг часто беседовал со своими людьми и собирал их на сходки, чтобы спросить их совета. Когда он увидел, что каждый гнет в свою сторону, он стал подозревать, что некоторые советуют ему поступить совсем не так, как сами считают для него наилучшим, и он стал сомневаться, все ли остались ему верны. Многие уговаривали его дождаться попутного ветра и плыть в Эйрарсунд, а оттуда на север в Норвегию. Они утверждали, что, хотя у датчан там и большое войско, они не осмелятся напасть. Но конунг был умен и понимал, что этого делать никак нельзя. Он помнил, что когда Олав сын Трюггви с небольшим войском встретился с большим войском датчан, то датчане не преминули напасть. Кроме того, конунг знал, что в войске Кнута конунга много норвежцев. Конунг подозревал, что те, кто дают ему такой совет, служат не ему, а Кнуту конунгу. И вот Олав конунг принял решение и объявил, что тот, кто хочет последовать за ним, должен готовиться к походу в Норвегию по суше через Гаутланд.

– А наши корабли, – сказал он, – и все то, что мы не сможем взять с собой, я отошлю на восток во владения конунга шведов, и пусть он сохранит все это для нас.


CLVIII


Харек с Тьотты так ответил на речь Олава конунга:

– Всем очевидно, что я не могу возвращаться в Норвегию пешком. Я человек старый и грузный и не привык ходить пешком. Да и со своим кораблем мне трудно расстаться. Я потратил так много времени и сил, чтобы построить этот корабль и снарядить его, и мне будет тяжело узнать, что его захватили мои недруги.

Конунг отвечает:

– Пойдем с нами, Харек. Если ты не сможешь идти, мы тебя понесем.

Тогда Харек сказал такую вису:


Чем пешим, я лучше

Борзого пришпорю

Коня нивы солнца

Рейна поскорее.

Пусть пасет Кнут конунг

Табун на Эйрарсунде

Жеребцов – все норов

Знают мой! – прибоя. [291]


Олав конунг приказал готовиться к походу. Его люди надели походную одежду и взяли с собой оружие. На лошадей, которых удалось достать, нагрузили одежду и другое добро. Конунг послал своих людей отвести корабли на восток в Кальмарнир. Там их вытащили на берег, а всю оснастку и паруса сложили для хранения.

Харек сделал так, как сказал. Он дождался попутного ветра и поплыл на запад мимо Сканей, пока не подошел с востока к Халару. День клонился к вечеру, и дул попутный ветер. Он велел убрать парус и мачту, снять шест с флюгером и покрыть весь корабль до самой воды серыми коврами. Потом он велел грести только нескольким гребцам на носу и на корме, а большинству своих людей приказал сидеть, низко согнувшись.

Дозорные войска Кнута конунга увидели корабль и стали обсуждать, что это за корабль. Они решили, что, должно быть, он гружен солью или сельдью, так как народу на нем мало и на веслах сидит только несколько человек, к тому же корабль выглядит серым и несмоленым, как будто выгорел на солнце, и у него глубокая осадка.

Когда Харек вошел в пролив и прошел мимо кораблей Кнута конунга, он приказал поднять мачту и парус и поставить шест с позолоченным флюгером. Парус у него был белый, как снег, и на нем были красные и синие полосы. Когда люди Кнута конунга увидели корабль, они сказали конунгу, что, как им кажется, это проплыл Олав конунг. Но Кнут конунг говорит им, что Олав конунг не настолько глуп, чтобы плыть навстречу кораблям Кнута конунга на одном корабле, и что, как он думает, это скорее всего Харек с Тьотты или какой‑нибудь подобный ему человек.

Многие тогда решили, что Кнуту конунгу было заранее известно о Хареке и что тому вряд ли удалось бы так проплыть, если бы он раньше не заручился дружбой Кнута конунга. Это и подтвердилось потом, когда о дружбе Харека с Кнутом конунгом всем стало известно. Харек сочинил вису, когда плыл на север мимо острова Ведрей:


Лундских жен – мы остров –

Тем не распотешу –

Обогнем на дубе

Обода обочин. –

Что, Ёрд персти пясти,

Не посмел на вепре

Снастей вспять пуститься

По угодьям Фроди. [292]


Харек поплыл дальше и нигде не останавливался, пока не приплыл на север в Халогаланд в свою усадьбу на Тьотте.


CLIX


Олав конунг отправился в путь. Сначала он двинулся по Смалёнду и дошел до Западного Гаутланда. Они продвигались, не нарушая мира, и местные жители оказывали им помощь. Так конунг продвигался, пока не достиг Вика. Потом он повернул на север вдоль Вика и добрался до Сарпсборга. Он остановился там и велел подготовить все к зимовке. Конунг отпустил по домам большую часть своего войска, но оставил при себе столько лендрманнов, сколько нашел нужным. С ним остались все сыновья Арни сына Армода. Они были в наибольшей чести у конунга. К конунгу прибыл и Геллир сын Торкеля, который предыдущим летом приплыл из Исландии, как об этом уже раньше было написано.


CLX


Сигват скальд, как уже было написано, долго пробыл у Олава конунга. Конунг сделал его своим окольничим. Сигват не был слишком красноречив, но у него был такой дар скальда, что стихи слетали у него с языка, как обыденная речь. Он ездил по торговым делам в Валланд и, возвращаясь оттуда, был в Англии и посетил Кнута Могучего. Тот разрешил ему поехать в Норвегию, как об этом было уже написано. Когда Сигват приплыл в Норвегию, он отправился к Олаву конунгу и встретился с ним в Борге. Он явился к конунгу, когда тот сидел за столом. Сигват приветствовал его. Конунг, взглянул на него и ничего не сказал. Сигват сказал:


Слух – я снова с вами –

Обрати вождь: твой же

Достичь тебя речью

Окольничий хочет.

Где, скажи, меж ваших

Слуг, владыка, прочишь

Место скальду? Будет

Любое мне любо.


Тут подтвердилась старая пословица, что у конунга много ушей. Олав конунг уже все знал о том, куда Сигват ездил и что он встречался с Кнутом конунгом. Олав конунг сказал Сигвату:

– Я теперь уже не знаю, хочешь ты остаться моим окольничим или ты стал человеком Кнута конунга.

Сигват сказал:


Кнут сказал: с охотой

Меня б он, как храбрый

Олав, взял, на кольца

Щедр, к себе в дружину.

Я ж в ответ: не служит

Скальд, и не пристало

Мне служить – я словом

Прям – вождям обоим.


Тогда Олав конунг сказал, чтобы Сигват сел на свое обычное место. Скоро Сигват снова был у конунга в чести.


CLXI


Эрлинг сын Скьяльга со всеми своими сыновьями летом был в войске Кнута конунга. Они были в дружине Хакона ярла. Там был и Торир Собака. Он был там в большой чести. Когда Кнут конунг узнал, что Олав конунг отправился в Норвегию по суше, он распустил ополчение, чтобы его люди смогли подготовиться к зиме. В Дании тогда было много иноземцев – англичан, норвежцев и людей из многих других стран, тех, кто летом был в войске Кнута конунга. Эрлинг сын Скьяльга со своими людьми отправился осенью в Норвегию, получив на прощание от Кнута конунга богатые подарки. А Торир Собака остался с Кнутом конунгом.

C Эрлингом на север, в Норвегию, отправились люди Кнута конунга. У них было с собой много денег. Зимой они разъезжали по всей стране и раздавали деньги тем, кому Кнут конунг обещал их осенью за помощь. Они раздавали деньги и многим другим, и за деньги те становились друзьями Кнуту конунгу. Эрлинг помогал людям Кнута в этом деле.

И вышло так, что многие стали друзьями Кнута конунга, обещали служить ему и выступить против Олава конунга. Одни делали это открыто, но другие скрывали это ото всех, и таких было большинство. Олаву конунгу стало обо всем известно, так как многие могли ему это рассказать. При его дворе много говорили обо всем этом. Сигват скальд сказал тогда так:


Вот, кошель раскрыли

Вороги – торгуют

Главой, лиходеи,

Вождя непродажной.

Путь един – в кромешный

Ад – таким, кто рады,

Злата ради, Кнуту

Продать государя.


Свергнуты – позорный

Торг не впрок предавшим –

В мир огня с небесной

Выси – господина.


Часто говорили о том, как недостойно поступает Хакон ярл, замышляя выступить с войском против Олава конунга, ведь тот даровал ярлу жизнь, когда захватил его в плен. Сигват был большим другом ярла, и, когда он услышал такие разговоры, он сказал:


Мзду за жизнь державца

Агдира [293] гридь княжья

Взяв, не вдвое ль против

Хакона потянет?

Сей шаг слуг владыки

Молва не прославит.

Вижу, всем нам должно

Снять измены скверну.



CLXII


Олав конунг пригласил много народа на йоль, и к нему приехало много знатных людей. На седьмой день йоля конунг вышел из палат. С ним было несколько человек. Сигват, который не расставался с конунгом ни днем, ни ночью, тоже был с ним. Они вошли в дом, где у конунга хранились сокровища. Конунг по обыкновению распорядился о больших приготовлениях к празднику. Он собирался на восьмой вечер йоля раздать подарки своим друзьям. В доме было немало мечей, отделанных золотом. Сигват тогда сказал:


Вот, стоят – хвала им

Наша – вёсла навьих

Рек, [294] покрыты златом.

Знаю щедрость князя.

Ратей вождь, за службу

Доброй сталью скальда

Награди, я ж дар сей

Принять не премину.


Тогда конунг взял один из мечей и дал ему. У этого меча рукоять была из витого золота и навершие отделано золотом. Такой меч был большим сокровищем. Но, как потом выяснилось, нашлись завистники.

После йоля Олав конунг отправился в Упплёнд, так как с ним было много народу, а осенью ему не привезли податей с севера страны, и все средства, которые конунг мог раздобыть, пошли летом на ополчение. Не было у него и кораблей, чтобы плыть со своим войском на север страны. А между тем с севера до него доходили такие вести, что, видел он, ему несдобровать, если он отправится туда без большого войска. По всем этим причинам конунг и решил проехать по Упплёнду. Правда, с тех пор, как он ездил там по пирам в последний раз, не прошло еще времени, установленного законом и обычно соблюдаемого конунгом. Но когда конунг проехал вглубь страны, лендрманны и могущественные бонды стали приглашать его. Они и помогали ему содержать войско.


CLXIII


Одного человека родом из Гаутланда, звали Бьёрн. Он был знакомым и другом Астрид, жены Олава конунга, и даже приходился ей родичем. Благодаря ей он сделался управителем сюслы в верхнем Хейдмёрке. Он управлял землями и в Эйстридалире. Конунг не любил Бьёрна, и бонды тоже недолюбливали его. Случилось, что в той местности, где правил Бьёрн, стал пропадать скот и свиньи. Бьёрн велел созвать тинг и стал выяснять, кто виноват в пропаже. Он сказал, что, скорее всего, виноваты в пропаже те, кто живут в лесах далеко от других людей. Он имел в виду жителей Эйстридалира. В этой местности усадьбы далеко друг от друга, у озер или в лесах, и только в некоторых местах они стоят близко.


CLXIV


Одного человека звали Рауд. Он жил в Эйстридалире. Его жену звали Рагнхильд, а сыновей Даг и Сигурд. Они были очень достойными людьми. Они тоже были на тинге, отвечали от имени жителей Эйстридалира и отклонили обвинение. Бьёрн посчитал, что они ведут себя слишком заносчиво и что одеты и вооружены они вызывающе, и он стал обвинять братьев и сказал, что, вероятно, они‑то и украли скот. Братья отвергли обвинение. На этом тинг закончился.

Вскоре после этого к Бьёрну управителю приехал Олав конунг со своим войском и остановился у него. Тут конунгу рассказали о деле, которое обсуждалось на тинге. Бьёрн сказал, что, как он считает, в краже, скорее всего, повинны сыновья Рауда. Послали за сыновьями Рауда, но когда они явились к конунгу, тот сказал, что они не похожи на воров, и признал их невиновными. Они пригласили конунга со всем войском погостить у их отца три ночи. Бьёрн стал отговаривать конунга, но конунг все же поехал к Рауду.

Пир у Рауда был на славу. Конунг спросил Рауда, какого он рода и кто его жена. Тот ответил, что он швед, человек богатый и знатного рода, и добавил:

– Но я бежал из Швеции с этой женщиной и женился на ней. Она сестра конунга Ринга сына Дага.

Тут конунг узнал, какого они рода и, увидев, что и отец и сыновья люди умные, спросил, что они умеют. Сигурд говорит, что он может толковать сны и различать время суток, даже если не видно ни луны, ни солнца. Конунг проверил, правда ли это, и убедился, что Сигурд сказал правду. Даг сказал, что если он хорошенько подумает, то сможет сказать о достоинствах и недостатках каждого, кого увидит. Тогда конунг попросил Дага сказать, какие недостатки он видит в нем, Даг сказал, и конунг нашел, что он сказал правду. Тогда конунг спросил, какие недостатки он видит в Бьёрне управителе. Даг говорит, что Бьёрн вор и что он знает, где у него в усадьбе спрятаны кости, рога и шкуры тех животных, которых он украл осенью.

– Он сам, – продолжал Даг, – украл весь тот скот, который пропал осенью, а обвинил в этом других.

И Даг назвал конунгу те места, где тот должен искать. А когда конунг уезжал от Рауда, тот дал ему богатые подарки в знак дружбы. С конунгом отправились сыновья Рауда. Конунг первым делом поехал к Бьёрну, и все оказалось так, как сказал Даг. Конунг сказал, чтобы Бьёрн убирался из страны да еще и благодарил жену конунга за то, что его оставили в живых.


CLXV


Торир, сын Эльвира из Эгга, пасынок Кальва сына Арни и племянник Торира Собаки, был очень хорош собой, высок ростом и силен. Ему было тогда восемнадцать лет от роду. Он удачно женился в Хейдмёрке и взял богатое приданое. Его все очень любили и уважали как самого знатного человека. Он пригласил конунга со всем его войском к себе погостить. Конунг принял приглашение и приехал к Ториру. Его очень хорошо приняли. Пир там был на славу, угощение отменное, и все было устроено наилучшим образом. Конунг и его люди говорили между собой, как все у Торира хорошо, и не могли решить, что им больше всего нравится: его усадьба, убранство, угощение, питье или сам хозяин. Даг все это время молчал.

Олав конунг имел обыкновение беседовать с Дагом и спрашивать его о разных вещах. Конунг убедился, что Даг всегда говорит правду и о прошедших событиях, и о том, что должно произойти. Конунг очень верил его словам. Однажды конунг позвал к себе Дага, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Конунг беседовал с ним о многом и в конце концов стал хвалить Торира и говорить, какой он достойный человек и какой роскошный пир он устроил. Даг не возражал и сказал, что все это правда. Тогда конунг спросил Дага, какие недостатки он видит в Торире. Даг отвечает, что его можно было бы назвать хорошим человеком, если бы он был во всем таков, каким его все видят. Тогда конунг попросил сказать ему всю правду и добавил, что Даг обязан это сделать. Даг отвечает:

– Тогда, если я докажу его вину, ты, конунг, должен позволить мне совершить возмездие.

Конунг обещает, что никому другому он не поручит исполнить свой приговор, и просит Дага не медлить с ответом. Даг отвечает:

– Слово конунга дорогого стоит. Я нахожу у Торира недостаток, который теперь есть у многих: он слишком сребролюбив.

Конунг отвечает:

– Что ж он, вор или разбойник?

Даг отвечает:

– Нет, совсем не то.

– Так что же тогда? – говорит конунг.

Даг отвечает:

– Он взял деньги за измену своему конунгу. Он взял их у Кнута Могучего за твою голову.

Конунг отвечает:

– А чем ты это докажешь?

Даг говорит:.

– На правой руке у него повыше локтя толстое золотое обручье, которое ему дал Кнут конунг. Он его никому не показывает.

На этом их разговор закончился. Конунг был в сильном гневе. Однажды конунг сидел за столом, и все уже порядком выпили и были навеселе, а Торир обходил гостей и угощал их. Конунг велел позвать к себе Торира. Тот подошел к конунгу и положил руки на стол. Конунг спросил:

– Сколько тебе лет, Торир?

– Мне восемнадцать лет, – говорит тот. Конунг сказал:

– Для своих лет ты очень рослый. К тому же ты знатного рода.

Тут конунг взял его за правую руку и пощупал ее у локтя. Торир говорит:

– Осторожней, у меня на этой руке нарыв.

Но конунг не отпускал его руки и почувствовал что‑то твердое под рукавом. Конунг сказал:

– Разве ты не знаешь, что я врач? Дай‑ка мне взглянуть на твой нарыв.

Торир понял, что ему не удастся скрыть обручье, снял его и подал конунгу. Конунг спросил, не подарок ли это Кнута конунга. Торир говорит, что он этого не может отрицать. Тогда конунг велел схватить Торира и заковать. Тут подошел Кальв, попросил пощадить Торнра и предложил за него выкуп. Многие стали просить за Торира и предлагать за нега выкуп, но конунг был так разгневан, что никого не хотел слушать. Он сказал, что Торира ожидает та же участь, какую тот готовил конунгу. Он велел казнить Торира. Казнь Торира вызвала сильное возмущение в Упплёнде и не меньшее на севере, в Трандхейме, где жило большинство его родичей. Кальв был тоже очень возмущен этой казнью, так как Торир был в детстве его приемным сыном.


CLXVI


Грьотгард сын Эльвира был старшим братом Торира. Он был тоже очень достойный человек, и у него была дружина. Он тоже был тогда в Хейдмёрке. Узнав о казни Торира, он стал нападать на людей конунга и разорять его владения, а потом скрываться в лесу или в других укромных местах. Узнав обо всем этом, конунг приказал выследить Грьотгарда, и конунгу сказали, где он. Грьотгард остановился на ночь недалеко от того места, где был конунг. Олав конунг отправился туда той же ночью и на рассвете добрался туда. Люди Олава конунга окружили дом, где ночевал Грьотгард. Грьотгард и его люди нроснулись от криков и бряцания оружия и сразу же взялись за оружие. Грьотгард выбежал в сени и спросил, кто тут предводитель. Ему ответили, что это приехал Олав конунг. Грьотгард спросил, может ли конунг слышать его слова. Конунг стоял у двери и сказал, что Грьотгард может говорить, что хочет.

– Я хорошо тебя слышу, – добавил он. Грьотгард сказал:

– Я не собираюсь просить о пощаде.

Тут он выбежал из дома, держа щит над головой в одной руке и обнаженный меч в другой. Было еще темно, и ему было плохо видно. Он метил мечом в конунга, но перед конунгом стоял Арнбьёрн сын Арни. Удар пришелся Арнбьёрну ниже кольчуги, и меч вонзился ему в живот. Тут Арнбьёрн пал. Грьотгард сразу же был тоже убит, как и большинство его людей.

После всего этого конунг отправился назад в Вик.


CLXVII


Когда Олав конунг приехал в Тунсберг, он разослал своих людей по всем сюслам и потребовал, чтобы ему поставили людей и корабли. В это время у него было очень мало кораблей. У него были только ладьи бондов. Из близлежащих местностей к нему собралось довольно много народу, а издалека приехали совсем немногие. Становилось ясно, что народ в стране больше не был верен своему конунгу. Олав конунг послал людей на восток в Гаутланд за своими кораблями и всем тем, что было оставлено там осенью. Но они добрались туда не скоро, потому что плыть через Данию было тогда не менее опасно, чем осенью, поскольку Кнут конунг собрал весной войско по всей Дании, и у него было не меньше двенадцати сотен кораблей.


CLXVIII


В Норвегии стало известно, что Кнут Могучий собрал в Дании несметную рать и всю эту рать он собирается двинуть в Норвегию и покорить эту страну. Когда об этом стало известно, народ в Норвегии с еще меньшей охотой стал подчиняться Олаву конунгу, и конунг мало что получал от бондов. Его люди часто обсуждали все это между собой. Сигват сочинил тогда такую вису:


Вот властитель англский

Рать сбирает. Мы же

Людьми и ладьями –

Твёрд княаь хердов [295] – слабы.

Хуже нет: норвежцы

К тому ведут, что будет

Брешь – продажны слуги

Княжьи – в войске нашем.


Конунг совещался со своей дружиной, а иногда собирал на тинг все свое войско и спрашивал совета, как ему следует поступить.

– Больше нет сомнений, – говорил он, – что этим летом Кнут конунг навестит нас. У него, как вы, наверное, знаете, огромное войско, а у нас сейчас войско по сравнению с ними маленькое, да и народ теперь нам неверен.

Люди, к которым конунг обращался, отвечали на его речи по‑разному. Но вот что говорит Сигват:


Бежать, все пожитки

Бросив, срок – упреков

И суда за трусость

Настал – мы не минем.

О себе снедаем.

Всяк, когда иссякло

Счастье князя – близко

До беды – заботой.



CLXIX


Той же весной в Халогаланде произошло такое событие. Харек с Тьотты не забыл, как Асмунд сын Гранкеля ограбил и избил его работников. У усадьбы Харека стоял его корабль на сорок гребцов. На нем был разбит шатер и настелена палуба. Харек говорил, что собирается плыть на юг в Трандхейм. Однажды вечером Харек со своими людьми пошел на корабль. С ним было около восьмидесяти человек. Они плыли всю ночь и к утру приплыли к усадьбе Гранкеля. Они окружили дом, а затем напали и подожгли его. Гранкель и те, кто с ним были, сгорели, а некоторых поубивали у дома. Всего там погибло тридцать человек. После этого Харек отправился домой и оставался в своей усадьбе. Асмунд был тогда у Олава конунга. И вышло так, что в Халогаланде никто за это убийство не потребовал у Харека виры, а сам он ее не стал предлагать.


CLXX


Кнут Могучий собрал войско и направился в Лимафьорд. Он снарядился и двинул свое войско в Норвегию. Он спешил и не приставал к восточному берегу фьорда. Затем он проплыл мимо Фольда и пристал в Агдире. Там он потребовал созывать тинги. Бонды спускались к берегу на тинги. Кнута провозглашали конунгом по всей стране. Он ставил там править своих людей, а у бондов брал заложников. Никто ему не перечил.

Когда корабли Кнута конунга плыли мимо Фольда, Олав конунг был в Тунсберге. Кнут конунг поплыл вдоль берега на север. К нему съезжались люди из близлежащих местностей и соглашались признать его власть. Некоторое время Кнут конунг стоял в проливе Эйкундасунд. Туда к нему приплыл Эрлинг сын Скьяльга с большим войском. Они с Кнутом возобновили свою дружбу. Кнут конунг обещал Эрлингу, что тот получит все земли между Стадом и Рюгьярбитом. Потом Кнут конунг двинулся дальше. Если говорить коротко, то можно сказать, что он нигде не останавливался, пока не достиг Трандхейма и не пристал к берегу у Нидароса. В Трандхейме он созвал тинг восьми фюльков, и на этом тинге Кнута провозгласили конунгом всей Норвегии. Из Дании с Кнутом конунгом. приплыл Торир Собака. Он тогда тоже был там. Прибыл туда и Харек с Тьотты. Он и Торир стали лендрманнами Кнута конунга и поклялись ему в верности. Кнут конунг пожаловал им большие владения, а также право торговать с финнами и собирать с них дань. Кроме того, он богато одарил их. Всем лендрманнам, которые хотели перейти на его сторону, он давал земли в лен и деньги, и все они получали большую власть, чем та, что у них была раньше.


CLXXI


Кнут конунг подчинил себе всю Норвегию. Он созвал многолюдный тинг, на который собрались и его люди и жители страны. На этом тинге Кнут конунг объявил, что хочет поручить своему родичу Хакону ярлу править всей той страной, которую он завоевал в этом походе. А потом он посадил рядом с собой на престол своего сына Хёрдакнута и провозгласил его конунгом Дании. Кнут конунг взял заложников у всех лендрманнов и могущественных бондов. Он брал их сыновей или братьев, или других, близких родичей, или тех, кто им был всего дороже и кого он сам считал наиболее подходящими для этой цеди. Таким путем конунг добивался того, что люди были ему верны.

Как только Хакон ярл стал править в Норвегии, он снова завел дружбу со своим дядей Эйнаром Брюхотрясом, и тот снова получил все земли, которые у него были во время правления ярлов. Кнут конунг богато одарил Эйнара, и тот стал его преданным другом. Конунг обещал, что пока он правит страной, Эйнар будет в Норвегии самым могущественным и знатным человеком из тех, у кого нет высокого звания. Он сказал еще, что, по его мнению, Эйнар или его сын Эйндриди по своему происхождению вполне могли бы носить высокое звание, если бы в Норвегии никакого другого ярла не было. Эти слова очень понравились Эйнару, и он взамен обещал конунгу свою верность. Так Эйнар снова стал могущественным человеком.


CLXXII


Одного человека звали Торарин Славослов. Он был исландец родом. Он был хорошим скальдом и часто бывал у конунгов или других правителей. Он жил тогда у Кнута Могучего и сочинил о нем флокк. Узнав, что Торарин сочинил о нем флокк, конунг разгневался и велел, чтобы на следующий день, когда он будет сидеть за столом, Торарин исполнил ему драпу. А если Торарин этого не сделает, говорит конунг, то его повесят за то, что он посмел сочинить о Кнуте конунге только флокк. Тогда Торарин сочинил стев и вставил его в этот флокк, а потом прибавил еще несколько вис. Стев был таким:


Кнут – земных хранитель

Царств, Христос – небесных.


Кнут конунг наградил его за эту драпу пятьюдесятью марками серебра. Эту драпу называют Выкуп Головы. Торарин сочинил другую драпу о Кнуте конунге. Она называется Тёгдрапа, В этой драпе рассказывается о походе Кнута конунга, когда он с юга из Дании двинулся в Норвегию. Вот одна из ее частей:


И Кнут под солнцем.

Сюда государь

C великой, благ,

Пустился силой.

Родиной выдр,

Духом, бодр, из фьорда

Лимского лосей

Прилива вывел. [296]


Эгдирам в горе

Нес он грозным,

Цапли капели

Ран приманщик.

Светлым златом

Ладья сияла

Княжья. Для вежд

Сей вид услада. [297]


Угольно‑черны

Струги от тура

Уключи далече

Шли близ Листи.

Весь был устлан

Эйкундасунд

Досками Ракни

За зверем реи. [298]


Ближники княжьи

К древнему древу

Вала [299] вели

Кургану Хьёрнагли.

Летели ладьи

Ладные к Стаду,

Не робко рать

Та выступала.


Шли о долгих

Туловах туры

Ходкие выдрьего

Дома к Стиму.

Двигался с юга

Табун бурунов,

И вот он Нид

Завидел, витязь. [300]


Тут и отдал

Норвегии брег

Родичу щедрый

В удел воитель.

Тут и отдал

Он во владенье

Данию сыну,

Достойный конунг.


Здесь говорится о том, что сочинивший эти стихи своими глазами видел то, о чем он рассказывает, ибо Торарин гордился тем, что, когда Кнут конунг приплыл в Норвегию, он был вместе с ним.


CLXXIII


Люди, которых Олав конунг послал за кораблями на восток в Гаутланд, взяли только те корабли, которые они почли лучшими, остальные сожгли. Всю корабельную оснастку и все добро конунга и его людей они погрузили на корабли. Когда они узнали, что Кнут конунг на севере в Норвегии, они поплыли на запад. Они вошли с востока в Эйрарсунд и повернули на север в Вик к Олаву конунгу. Они привели ему его корабли, когда он был в Тунсберге. Когда Олав конунг узнал, что Кнут конунг со своим войском двинулся на север, он поплыл по Ослофьорду и вошел в озеро под названием Дрёвн.

Там он оставался до тех пор, пока войско Кнута конунга не ушло на юг. Кнут конунг плыл вдоль берега на юг, созывал тинги в каждом фюльке, и везде ему присягали на верность и давали заложников. Он двинулся на восток мимо Фольда в Борг и созвал тинг, и там ему присягали так же, как и в других местах. Потом Кнут конунг двинулся на юг в Данию. Так он без боя захватил Норвегию и стал правителем трех стран. Так говорит об этом Халльвард Харексблеси в стихах о Кнуте конунге:


Вождь самодержавный

Данов, враг ограды

Дома сердца, – мир им

На благо – и англов,

Днесь он кряж норвежский

Подмял, полководец,

В битвах утолявший

Глад баклана Гёндуль. [301]



CLXXIV


Когда Олав конунг узнал, что Кнут конунг уплыл на юг в Данию, он со своими кораблями вернулся в Тунсберг. Потом он вместе с теми, кто захотел последовать за ним, стал собираться в поход. У него было тринадцать кораблей. Он поплыл вдоль Вика на юг. Но там ему не удалось собрать много денег и людей. За ним последовали только те, кто жил на островах или мысах. Конунг не уходил вглубь страны, а собирал людей и деньги только в тех местах, которые были на его пути. Он понял, что его страна больше не покорна ему. С попутным ветром он двигался дальше. Начиналась зима. Они долго ждали попутного ветра на островах Солейяр. Там купцы рассказали им, что происходит на севере, а именно, что Эрлинг сын Скьяльга собрал в Ядаре большое войско, его корабль стоит у берега, готовый к плаванью, и там же стоит множество кораблей бондов: ладьи, рыболовные и гребные суда. Конунг двинулся со своим войском на запад и некоторое время стоял в Эйкундасунде. Эрлинг, узнав о приближении конунга, собрал вокруг себя еще больше народу.


CLXXV


На рассвете дня святого Тумаса [302] перед йолем конунг вышел в море. Дул сильный попутный ветер. Конунг поплыл на север мимо Ядара. Погода была сырая, и неслись клочья тумана. По суше в Ядар дошла весть, что приближаются корабли конунга. Когда Эрлинг узнал, что с востока приближается конунг, он велел трубить сбор и созвал своих людей на корабли. Все его люди стеклись на корабли и приготовились к бою. Но корабли конунга быстро прошли мимо Ядара дальше на север. Конунг повернул к берегу. Он решил зайти во фьорды и собрать себе там людей и денег. Эрлинг поплыл за ним. У него было много кораблей и большое войско. Их корабли шли быстро, так как кроме людей и оружия на них ничего не было. Корабль Эрлинга ушел далеко вперед. Тогда Эрлинг велел опустить парус и стал ждать свои корабли. Олав конунг увидел, что Эрлинг скоро догонит их, так как у кораблей конунга сильно набухла обшивка, и у них была большая осадка, ведь они были на плаву все лето, осень и зиму. Он видел, что у Эрлинга будет большой перевес в людях, если все его войско нападет на них сразу. Тогда он приказал передать по кораблям, чтобы его люди постепенно опускали паруса и брали рифы. Они так и сделали. Люди Эрлинга увидели это. Эрлинг крикнул своим, чтобы они плыли быстрее.

– Вы видите, – сказал он, – они убирают паруса и уходят от нас. И он приказал отдать рифы, и его корабль быстро пошел вперед.


CLXXVI


Олав конунг повел свои корабли в пролив за Бокн, и Эрлинг потерял его из вида. Затем конунг велел убрать паруса и плыть на веслах в узкий пролив. Там они сплотили свои корабли. С внешней стороны пролива их закрывала скала. Они приготовились к бою.

Эрлинг заметил корабли конунга только когда уже вошел в пролив, и он увидел, что все корабли конунга идут навстречу ему. Эрлинг и его люди убрали парус и приготовились к бою. Корабли конунга окружили корабль Эрлинга со всех сторон. Началась жестокая битва, и большие потери были на стороне Эрлинга. Эрлинг стоял на корме. На голове у него был шлем, в одной руке щит, в другой – меч.

Сигват скальд оставался в Вике и узнал о том, что произошло. Сигват был большим другом Эрлинга. Он долго жил у него и получал от него подарки. Сигват сочинил флокк о гибели Эрлинга. Там есть такая виса:


Муж, в крови купавший

Перья врана, Эрлинг,

Ладью – сведал эту

Я весть – гнал на князя.

В гуще войска ясень,

Вражьего – сражались –

Встал, притиснут к тесу

Волн, [303] – на славу вой.


Люди Эрлинга гибли, и когда люди конунга ворвались на корабль Эрлинга, пали и те, кто еще оставался в живых. Конунг сам шел впереди. Сигват говорит так:


Шел вождь, яр, вдоль борта.

Всех бил, сея ужас.

Люта брань у Тунгура.

Всюду мертвых горы.

За Ядаром гордый

Князь ладью окрасил.

Кровь текла в пучину

Горяча ручьями.


Так пали люди Эрлинга все до единого, и на корабле оставался в живых только он один. Мало кто просил пощады, а тех, кто просил, все равно убивали. Бегство было невозможно, так как корабль Эрлинга был окружен. Но говорят, что никто и не пытался бежать. Сигват говорит еще так:


Вождь у брега Бокна

Не сберег, рьян, рати.

Враг повержен княжий

За Тунгуром на струге.

Долго Скьяльгов родич,

Один среди мертвых,

Насмерть у кормила

Стоял против стали.


На Эрлинга нападали и те, кто был уже на его корабле, и с других кораблей. На корме была надстройка, гораздо выше других кораблей, так что ничем, кроме стрел и копий, нельзя было его достать. Но он отбивался мечом. Эрлинг защищался настолько мужественно, что неизвестно другого случая, чтобы один человек держался так долго против такого множества людей. И он не пытался бежать и не просил пощады. Сигват говорит так:


Не просил, хоть сыпал

Пуще снег кольчужный,

Эрлинг мира, Скьяльгов

Сын неустрашимый.

Явится едва ли

Кто на сем поддонье

Кубка бурь, герою

Доблестью подобный. [304]


Олав конунг пошел на корму и увидел, как сражается Эрлинг. Конунг обратился к нему и сказал:

– Грудь к груди бьешься ты сегодня, Эрлинг!

Тот отвечает:

– Грудь к груди должны орлы биться. [305]

Об этих его словах говорит Сигват:


«Бьются птицы крови

Грудь к груди», – так гордый

Рек – допреж он стражем

Был державе – Эрлинг.

Так, не дрогнув духом,

Он Олаву молвил

Слово правды в рети

Под Утстейном лютой.


Тогда конунг сказал:

– Не хочешь ли сдаться мне, Эрлинг?

Тот отвечает:

– Хочу.

Эрлинг снял шлем, положил меч и щит и сошел вниз.

Тогда конунг нанес ему удар острием секиры по щеке, сказав:

– Так клеймят изменников.

Тут к Эрлингу подскочил Аслак Фитьяскалли и ударил его секирой по голове так, что она вошла в мозг. Рана была смертельной, и Эрлинг простился с жизнью. Конунг сказал Аслаку:

– Что ты наделал, несчастный! Этим ударом ты выбил Норвегию из моих рук!

Аслак говорит:

– Плохо, конунг, если я повредил тебе этим ударом. А я‑то думал, что этот удар вернет тебе Норвегию. Но, если я повредил тебе, конунг, и навлек на себя твой гнев, то тогда мое дело плохо, так как этим убийством я навлек на себя также гнев и вражду стольких людей, что без Вашей помощи и дружбы я пропал.

Конунг говорит, что обещает ему свою помощь. Затем конунг велел всем разойтись по кораблям и как можно быстрее приготовиться к плаванию. Он сказал:

– Мы не будем здесь брать добычу. Пусть у каждого останется то, что он успел захватить.

Все разошлись по кораблям и стали собираться в путь. Когда они уже были готовы плыть дальше, с юга в пролив вошли корабли бондов. И случилось так, как часто бывает: когда большое войско терпит поражение и теряет своих предводителей, оно уже не осмеливается ничего без них предпринять. Сыновей Эрлинга с бондами не было, поэтому те не стали нападать на конунга, и он поплыл дальше на север. Бонды взяли труп Эрлинга, убрали его, как полагается по обычаю, и отвезли домой в Соли, вместе с телами тех, кто погиб с ним. Об Эрлинге очень горевали, и люди говорили, что Эрлинг сын Скьяльга был в Норвегии самым знатным и могущественным человеком из тех, у кого не было более высокого звания. Сигват скальд говорит еще так:


Витязь пал, разбитый

Князем тем, кто властью

Облечен, – так лучших

Смерть уносит – Эрлинг.

Мне другой неведом

Муж, сумевший выше

Честь вознесть, хоть выпал

Краток век герою.


Он говорит также о том, что Аслак совершил злое дело, убив своего родича.


Не солгу я, Аслак

Родича ударом

Снес – чревато распрей

Зло – опору хёрдов. [306]

Здесь братоубийства

Не сокрыть: забыта

Мудрость предков. Худо

В роду сеять смуту.



CLXXVII


Одни сыновья Эрлинга были на севере в Трандхейме с Хаконем ярлом, другие на севере в Хёрдаланде, а третьи во Фьордах. Они собирали там войско. Когда о гибели Эрлинга стало известно, то стали собирать войско в Агдире, Рогаланде и Хёрдаланде. Собралось огромное войско и во главе с сыновьями Эрлинга двинулось на север вдогонку за Олавом конунгом.

После сражения с Эрлингом Олав конунг поплыл из пролива на север. День клонился к вечеру. Говорят, что он сочинил тогда такую вису:


Будет воин бледный

Мрачен – вран добычу –

Нынче ночью в Ядаре

Рвет – выл ветер Хёгни.

Так не одаль – гибель

Вождь нашел, алкавший

Нашей власти. Страшен

Шагал я меж павших. [307]


Конунг со своим войском двинулся на север вдоль берега. Ему было известно, какое войско собрали бонды. С Олавом были тогда многие лендрманны. С ним были все сыновья Арни. Об этом говорит Бьярни Скальд Золотых Ресниц в песни, которую он сочинил о Кальве сыне Арни:


Бился ты у Бокна,

Кальв, где сын Харальдов

Звал вас в бой. Пусть знает

Всяк твою отвагу.

Добрый пир вы серым

Задали. Ты, ратник,

Был на встрече тарчей

И бердышей [308] первым.


Героям на горе

Был раздор. Там Эрлинг

Пал. В кровь кони пены [309]

Бока окунали.

Все же не удержался

Князь у власти. Сила

Эгдиров отторгла

У смелого земли.


Олав конунг плыл до тех пор, пока не обогнул Стад с севера и не пристал к островам Херейяр. Там он узнал, что Хакон ярл с большим войском стоит в Трандхейме. Конунг стал держать совет со своими людьми. Кальв сын Арни очень настаивал на том, чтобы двинуться в Трандхейм и сразиться с Хаконом ярлом, несмотря на то, что у того много больше войска. Многие поддерживали его, но некоторые возражали, поэтому конунгу надо было принять решение самому.


CLXXVIII


Олав конунг повернул к Стейнавагу и остановился там на ночь. Аслак Фитьяскалли со своим кораблем направился в Боргунд и провел нвчь там. Виглейк сын Арни пристал к берегу рядом с ним. Утром, когда Аслак хотел пойти на корабль, на него напал Виглейк. Он хотел отомстить за Эрлинга. Тут Аслак пал.

C севера через Фрекейярсунд к конунгу приплыли его дружинники, которые летом оставались дома. Они рассказали конунгу, что Хакон ярл и многие лендрманны вечером с большим войском остановились в Фрекейярсунде.

– Они хотят убить тебя и твоих людей, если им это окажется под силу, – сказали они.

Конунг послал своих людей на высокую гору, которая есть там поблизости. Когда они туда забрались, то увидели, что с севера от острова Бьярней движется на кораблях большое войско. Они спустились и рассказали конунгу об этом. У конунга было только двенадцать кораблей. Он велел трубить сбор. Его люди убрали с кораблей шатры и сели на весла. Когда они собрались и уже отплыли от берега, с севера со стороны Трьотсхверви показалось войско бондов на двадцати пяти кораблях. Конунг обошел вокруг Хундсвера и повернул к острову Нюрви. Когда конунг проплывал мимо Боргунда, он встретил корабль Аслака. Люди Аслака рассказали ему, что Виглейк сын Арни убил Аслака Фитьяскалли, мстя за Эрлинга сына Скьяльга. Эта весть разгневала конунга, но он не мог останавливаться, так как его преследовали бонды, и он поплыл дальше через Вегсунд, минуя Скот. Тут люди стали покидать его. Уплыл Кальв сын Арни и многие другие лендрманны и кормчие, и все они отправились к ярлу. Олав конунг плыл дальше и нигде не останавливался, пока не вошел в Тодарфьорд и не пристал к берегу в Валльдале. Там он сошел на берег. У него осталось пять кораблей. Он велел их вытащить на берег, а паруса и оснастку спрятать. Затем он раскинул шатер на полуострове под названием Сульт, где есть красивые луга. Там на мысу он воздвиг крест.

В Мерине жил бонд по имени Бруси. Он был предводителем в этих долинах. Бруси и многие другие бонды явились к конунгу и приветствовали его, как и подобало. Конунг был очень рад такому приему. Он спросил, можно ли из долины добраться по суше до Лесьяра. Бруси говорит, что в долине есть каменный завал, что зовется Скервсурд, и через него ни пешком не пройти, ни на лошадях не проехать. Олав конунг отвечает ему:

– А все же мы попробуем через него перебраться, бонд. На все божья воля. Приходите сюда завтра сами и приведите лошадей. Мы отправимся к этому завалу и, когда придем к нему, посмотрим, сможем ли мы через него перебраться с лошадьми и людьми.


CLXXIX


В назначенный день бонды привели к берегу лошадей, как они договорились с конунгом. Люди конунга погрузили на лошадей вещи и одежды, а сами пошли пешком. Пешком шел и конунг. Он дошел до места, что зовется Кроссбрекка, и решил там отдохнуть. Конунг сидел на склоне горы и смотрел на фьорд. Он сказал:

– Тяжелый путь заставляют меня проделать мои лендрманны, те, что были раньше моими друзьями, а теперь изменили мне.

В том месте на склоне горы, где отдыхал конунг, и сейчас еще стоят два креста.

Конунг сел на коня и поехал по долине. Он не останавливался, пока не доехал до завала. Конунг спросил Бруси, нет ли здесь какой‑нибудь пастушьей стоянки, где бы можно было остановиться на ночь. Тот ответил, что есть. Конунг разбил свой шатер и провел в нем ночь. Наутро конунг велел пойти к завалу и посмотреть, нельзя ли через него проехать. Они пошли туда, а конунг остался в шатре. К вечеру дружинники конунга и бонды вернулись. Они сказали, что, как они ни пытались, им не удалась перебраться, и что через этот завал никогда нельзя будет проложить дорогу. Наступила вторая ночь. Конунг провел всю ночь в молитвах. А увидев, что уже рассвело, он снова велел пойти к завалу и еще раз попробовать через него перебраться. Люди отправились неохотно, говоря, что все равно и на этот раз ничего не выйдет. Когда они ушли, к конунгу пришел его кухарь и сказал, что у них не осталось никаких съестных припасов, кроме двух коровьих туш.

– А у тебя здесь четыре сотни твоих людей и сотня бондов.

Тогда конунг сказал, что пусть он ставит на огонь все котлы и в каждый положит по куску мяса. Так и было сделано. Конунг подошел к котлам, осенил их крестом и велел варить мясо. А сам он отправился к Скервсурду, где надо было проложить дорогу. Когда конунг приехал туда, они все сидели, отдыхая от тяжелой работы. Бруси сказал:

– Я говорил Вам, конунг, что с этим завалом нам не справиться, а Вы мне не верили.

Конунг снял плащ и сказал, что надо всем попробовать еще раз. Так и было сделано. И тут двадцать человек стали передвигать, куда хотели, такие камни, какие раньше и сто человек не могли сдвинуть с места. К полудню дорога была проложена, так что по ней можно было не только пройти людям, но и проехать лошадям с поклажей, как по ровному полю. Потом конунг снова спустился к тому месту, где были оставлены их припасы. Сейчас это месте называется Олавсхеллир. Там недалеко от пещеры есть родник. В нем конунг умылся. И если теперь в той долине у кого‑нибудь заболевает скотина, то стоит ей дать попить воды из этого родника, и болезнь как рукой снимает. Затем конунг со своими людьми пошел есть. Поев, конунг спросил, нет ли в долине за завалом какой‑нибудь пастушьей стоянки, где можно было бы переночевать. Бруси говорит:

– Есть там стоянка, что зовется Грёнингар, но там никто не может оставаться на ночь, так как там водятся тролли и злые духи.

Конунг велел собираться в путь и сказал, что он будет ночевать на этой самой стоянке. Тут к нему подошел кухарь и сказал, что еды оказалось очень много.

– И я не знаю, откуда она взялась.

Конунг возблагодарил бога за этот дар и велел дать еды с свбвй тем бондам, которые отправлялись в долину. Сам он остался на ночь в Грёнингаре. В полночь, когда все уже спали, во дворе раздался страшный крик.

– Меня так жгут молитвы Олава конунга, – кричал злой дух, – что я не могу больше оставаться здесь! Я ухожу отсюда и никогда сюда не вернусь!

Наутро, когда все проснулись, конунг поднялся на гору и сказал Бруси:

– Теперь здесь нужно построить усадьбу. И тот бонд, который поселится здесь, никогда ни в чем не будет испытывать недостатка. Здесь никогда не померзнут хлеба, даже если они померзнут ниже и выше этой усадьбы.

Олав конунг перебрался через горы и приехал в Эйнбуи. Он провел там ночь.

К тому времени Олав пробыл конунгом Норвегии пятнадцать лет, считая тот год, когда он правил страной вместе со Свейном ярлом и тот год, о котором только что рассказывалось и который кончился после йоля, когда конунг оставил свои корабли и сошел на берег, как уже было сказано. Об этих годах его правления первым написал священник Ари Мудрый сын Торгильса. Он был правдив, памятлив и настолько стар, что слышал рассказы людей, которые, в свою очередь, были настолько стары, что могли хорошо помнить все эти события. Он сам говорит об этом в своих книгах и называет тех людей, от которых получил свои знания. Но в народе говорят, что до своей гибели Олав был пятнадцать лет конунгом Норвегии. Те, кто так говорят, относят тот год, когда Свейн еще был в стране, к правлению Свейна. Тогда Олав правил до своей смерти действительно пятнадцать лет.


CLXXX


Переночевав в Лесьяре, Олав конунг со своими людьми отправился сначала в Гудбрандсдалир, а оттуда в Хейдмёрк, останавливаясь только на ночь. Теперь стало ясно, кто был ему другом, так как все они последовали за конунгом, те же, кто служил ему менее верно, оставили его, а некоторые из друзей стали настоящими врагами, как потом оказалось. Сказалось также и то, что многие жители Упплёнда были возмущены казнью Торира, как уже было сказано раньше. Олав конунг отпустил по домам многих своих людей, которые должны были позаботиться о своих усадьбах и о своих детях, так как они сомневались, что люди пощадят семьи и усадьбы тех, кто уедет с конунгом.

Конунг объявил своим друзьям, что он собирается покинуть Норвегию и поехать сначала на восток в Швецию, а потом решать, что делать дальше и куда отправиться оттуда. Но он просил своих друзей рассчитывать на то, что он намерен снова себе вернуть страну и власть, если бог дарует ему достаточно долгую жизнь. Он сказал, что, как он предчувствует, все люди в Норвегии еще будут служить ему.

– Я думаю, что Хакон ярл недолго будет править Норвегией, и это никому не покажется странным, так как и раньше Хакону ярлу не было удачи в распре со мной. А что касается Кнута Могучего, то немногие, наверное, поверят в то, что я скажу. Я предвижу, что ему осталось жить всего несколько лет и что вся его держава распадется и его род никогда больше не возвысится, если все будет так, как я предвижу.

Когда конунг кончил свою речь, его люди стали собираться в путь. С теми же людьми, которые у него остались, конунг направился на восток в Эйдаског. С ним были Астрид, его жена, Ульвхильд, их дочь, Маг‑нус сын Олава конунга, Рёгнвальд сын Бруси, Торберг, Финн и Арни сыновья Арни, и еще некоторые лендрманны. Это были очень достойные люди. Бьёрна окольничьего конунг отпустил домой, и тот отправился в свою усадьбу. Конунг отпустил по домам и многих других своих друзей, и они уехали в свои усадьбы. Конунг просил известить его, если в стране случится что‑нибудь такое, о чем ему необходимо будет знать. После этого конунг отправился в путь.


CLXXXI


О поездке Олава конунга рассказывается, что сначала он поехал из Норвегии на восток через Эйдаског в Вермаланд, а затем в Ватсбу. Оттуда он двинулся через лес, по которому идет дорога, и добрался до Нерики. Там жил могущественный и богатый человек по имени Сигтрюгг. Его сына звали Иваром, он потом стал достойным мужем. Весну Олав конунг провел у Сигтрюгга. Когда наступило лето, конунг стал собираться в дорогу. Он раздобыл корабль и двинулся в путь. Он нигде не останавливался, пока не приплыл на восток в Гардарики к Ярицлейву конунгу и его жене Ингигерд. Астрид, жена конунга, и Ульвхильд, дочь конунга, остались в Швеции, а Магнуса, своего сына, конунг взял с собой на восток.

Ярицлейв конунг хорошо принял Олава конунга и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько Олаву конунгу было надо для содержания его людей. Олав конунг принял приглашение и остался там.

Говорят, что Олав конунг был набожен и благочестив всю свою жизнь. Но когда он увидел, что теряет власть, а враги его становятся все могущественнее, он все свои помыслы устремил к богу. Теперь его не отвлекали труды и заботы, занимавшие его раньше. Когда он правил страной, он тратил много сил на то, что считал самым необходимым: сначала освободить страну от гнета иноземных правителей, а затем обратить народ в правую веру и установить законы и порядок. Во имя справедливости он наказывал тех, кто ему противодействовал.

Раньше в Норвегии было заведено, что сыновья лендрманнов и могущественных бондов отправлялись добывать себе добро на боевых кораблях и грабили как в других странах, так и внутри страны. Когда стал править Олав конунг, он установил мир в своей стране и запретил грабежи. Те, кто нарушал этот порядок, подвергались наказанию. Конунг приказывал убивать виновных или калечить их, и здесь уже не помогали ни просьбы, ни выкупы. Скальд Сигват говорит так:


Не шел на посулы

Татей – втуне златом

Жизнь у князя мнили

Выкупить – владыка.

На страну – преступник –

Пресек он набеги, –

Клал власы под острый

Нож – как должно князю.


Дал он вдоволь корма

Коням сеч, [310] увеча –

C корнем вырвал вора

Род – виновных, витязь.

Скольких он в калеках,

Достойный, оставил

Без рук – берёг в землях

Покой – и ног, конунг.


Как не знать, что сотням

Викингов великий

Вождь велел затылки

Сечь мечом точеным.

Счастлив в битвах, Олав

Вождь умножил славу.

Магнусов для многих

Был грозен воспитатель. [311]


Он одинаково наказывал и могущественных и не могущественных, но люди считали такие наказания слишком жестокими, и многие, теряя родичей, становились врагами конунга, даже если те были виноваты и приговор конунга был справедлив. Народ в стране потому выступил против Олава конунга, что не хотел подчиняться его справедливым приговорам, а он был скорее готов потерять звание конунга, чем поступиться справедливостью. Незаслуженны упреки в том, что он был скуп к своим людям. Он был очень щедр к своим друзьям. Народ потому пошел против него, что его считали слишком жестоким и беспощадным в наказаниях, а Кнут конунг раздавал деньги направо и налево. Знатных людей он обольщал также тем, что каждому обещал высокое звание и власть. Кроме того, все в Норвегии очень хотели, чтобы правителем стал Хакон ярл, так как, когда он раньше правил, его очень любили.


CLXXXII


Хакон ярл двинул свое войско из Трандхейма на юг в Мёр вдогонку за Олавом конунгом, как уже раньше было написано. Когда конунг вошел во фьорды, ярл устремился за ним. Там ярл встретил Кальва сына Арни и других, кто покинул Олава конунга. Кальва там хорошо приняли. Затем ярл двинулся в Тодарфьорд, в Валльдаль, где конунг оставил свои корабли, и захватил их. Он велел спустить их на воду и снарядить к плаванию и назначил кормчих на эти корабли. С ярлом был человек по имени Ёкуль, исландец родом, сын Барда сына Екуля из Озерной Долины. Ему было поручено править Зубром, кораблем, на котором раньше плавал Олав конунг. Ёкуль сочинил такую вису:


Жребий пал от Сульта

Струг – Ну что ж, не струшу –

Мне вести. Не минет

Бури тур стремнины, [312]

Коль сам Олав славный

Им владел. Покинут

Князь удачей в сече

Этим летом, дева.


Здесь надо рассказать о том, что произошло гораздо позднее, когда Ёкуль попался войску Олава конунга на Готланде и был взят в плен. Конунг велел отрубить ему голову. Человек должен был держать Ёкуля за прут, прикрученный к его волосам. Ёкуль сидел на пригорке. Человек конунга взмахнул секирой, но Ёкуль, услышав ее свист, приподнялся, и удар пришелся ему по голове. Рана оказалась очень глубокой. Увидев, что рана смертельна, конунг велел оставить Екуля в покое. Тогда Ёкуль привстал и сочинил такую вису:


Течь во лбу мне точит

Силы, рдян из раны

Хлещет ток. Получше

Живал я, бывало.

Привыкай, покуда

Жив, мужаться! Брызжет

Кровь. Державный страшен

В гневе стражник края.


Тут он умер.


CLXXXIII


Кальв сын Арни отправился с Хаконом ярлом на север в Трандхейм. Ярл пригласил его к себе и предложил стать его человеком. Кальв говорит, что сначала ему нужно съездить в свою усадьбу в Эгг, а затем он даст ответ.

Когда он приехал к себе, он увидел, что его жена Сигрид очень зла на Олава конунга. Она говорила, что Олав конунг был причиной многих бед. Сначала он велел убить ее первого мужа Эльвира.

– А теперь, – продолжала она, – он убил и двух моих сыновей. А ты, Кальв, был при этом. Я никак от тебя такого не ожидала.

Кальв говорит, что был очень против казни Торира.

– Я предложил за него выкуп. А когда убивали Грьотгарда, я потерял своего брата Арнбьёрна.

Сигрид говорит:

– Хорошо, что и тебе досталось от конунга. Может быть, ты теперь хоть за своего брата захочешь отомстить, раз ты не хочешь мстить за обиды, которые конунг причинил мне. Ты видел, когда убивали твоего приемного сына Торира, как тебя уважает конунг.

Так она постоянно жаловалась Кальву. Сначала он отвечал ей сердито, но в конце концов поддался на ее уговоры и обещал сделаться человеком ярла, если тот увеличит его лен. Сигрид дала знать ярлу, что ей удалось уговорить Кальва. Когда ярл получил это известие, он послал за Кальвом и просил его приехать к нему. Кальв не стал откладывать поездку и вскоре отправился в Нидарос и явился к Хакону ярлу. Тот его хорошо принял и завел с ним беседу. Они обо всем договорились. Было решено, что Кальв станет человеком ярла и получит от него большие владения в лен. После этого Кальв отправился обратно в свою усадьбу. Он теперь владел большей частью Внутреннего Трандхейма.

Когда наступила весна, Кальв стал готовить свой корабль и, снарядив его, вышел в море и поплыл в Англию, так как он узнал, что Кнут конунг ранней весной уплыл из Дании на запад в Англию. Кнут конунг сделал ярлом Дании Харальда сына Торкеля Высокого. Когда Кальв приплыл в Англию, он отправился к Кнуту конунгу. Бьярни Скальд Золотых Ресниц говорит так:


Двинул войнолюбец

Ствол весла [313] к востоку.

Храбр, по водам в Гарды

Уплыл брат Харальдов.

Небыли о людях

Не пристало скальду

Плести. Ты пустился

В путь, я видел, к Кнуту.


Когда Кальв явился к Кнуту конунгу, тот очень хорошо его принял и повел с ним беседу. Кнут конунг потребовал, чтобы Кальв обязался выступить против Олава Толстого, если тот попытается вернуться в Норвегию.

– А я, – говорит конунг, – сделаю тебя ярлом, и мы будем править Норвегией, а мой родич Хакон уедет ко мне. Так ему будет лучше. Он ведь так боится нарушить клятву, что, как я думаю, вряд ли бросит копье в Олава конунга, если они сойдутся в бою.

Кальв выслушал все, что ему сказал Кнут конунг, и загорелся желанием стать ярлом. Он согласился на предложение Кнута конунга. После этого Кальв стал собираться домой. На прощание Кнут конунг богато одарил его. Обо всем этом говорит Бьярни скальд:


Из Лундуна, сладив

Дело, ты, наследник

Ярлов, благодарен

Князю, вёз подарки.

Не вдруг у владыки

Англов – многих выгод

Добился ты – земли

Сыскались для Кальва.


Кальв вернулся в Норвегию и отправился домой в свою усадьбу.


CLXXXIV


Летом Хакон ярл отправился из Норвегии на запад в Англию. Кнут конунг его хорошо принял. У ярла в Англии была невеста, и он приехал за ней. Он собирался справить свадьбу в Норвегии, но хотел закупить в Англии то, чего в Норвегии, как он знал, было не достать. Он долго собирался в обратный путь и собрался только поздней осенью. Наконец, он вышел в море. Об этом его плавании рассказывают, что корабль потонул и никто из людей не спасся. Некоторые говорят, что однажды вечером в большую бурю, когда ветер дул в сторону Петтландсфьорда, его корабль видели к северу от Катанеса. Те, кто так говорят, полагают, что корабль попал в водоворот. Но точно известно только, что Хакон ярл утонул в море и никто из тех, кто был с ним на корабле, не добрался до берега. Той же осенью купцы рассказали, что в Норвегии ходят слухи о гибели ярла. Но во всяком случае все знали, что той осенью он не возвратился в Норвегию, так что страна осталась без правителя.


CLXXXV


После того как Бьёрн окольничий расстался с Олавом конунгом, он жил в своей усадьбе. Бьёрн был человек известный, и скоро все знали, что он живет у себя в усадьбе. Об этом узнал и Хакон ярл и другие знатные люди. Они послали своих людей к Бьёрну. Тот их хорошо принял и пригласил для беседы. Он спросил, какое у них к нему дело, а тот, кто у них был главным, передал Бьёрну привет от Кнута конунга, Хакона ярла и других знатных людей. Потом он сказал:

– Кнут конунг много о тебе слышал. Он знает, что ты долго был с Олавом Толстым и что ты враг Кнута конунга. Ему это не по душе, ибо он хочет стать твоим другом, как и другом всех достойных людей, если только ты перестанешь быть его врагом. Единственное, что тебе остается, – это обратиться за помощью и дружбой туда, где тебя ожидает богатство и куда считают за честь обращаться все люди северной части мира. Вы, кто шли за Олавем, теперь, наверное, видите, что он бросил вас на произвол судьбы. Вы теперь остались беззащитными перед Кнутом конунгом и его людьми. А ведь прошлым летом вы разоряли его владения и убивали его друзей. Поэтому ты должен с благодарностью принять предложение дружбы от конунга, хоть тебе скорее бы пристало просить его об этом и предложить ему выкуп.

Когда он кончил говорить, заговорил Бьёрн и ответил так:

– Я хочу спокойно жить дома в своей усадьбе и не хочу больше служить правителям.

Посланец отвечает:

– Такие люди, как ты, должны служить конунгам. Я могу сказать тебе только, что тебе остается выбирать: либо ты изгнанником покинешь свои владения, как это сделал ваш товарищ Олав, либо, и такое решение будет разумнее, примешь дружбу Кнута конунга и Хакона ярла, станешь их человеком, поклянешься им в верности и получишь за это вознаграждение.

Тут посланец высыпал из большого кошеля английское серебро. Бьёрн был сребролюбив и, когда он увидел серебро, глаза у него разгорелись, и он молчал, решая, как ему поступить. Он думал, что плохо будет, если он лишится своих владений, и что Олав конунг вряд ли снова станет править Норвегией. Когда посланец понял, что Бьёрн, увидев серебро, заколебался, он протянул ему два толстых обручья и сказал:

– Возьми их, Бьёрн, и поклянись в верности. Уверяю тебя, что это серебро – ничто по сравнению с тем, что ты получишь, если отправишься к Кнуту конунгу.

Серебра было много, и гонец обещал еще большие подарки, и жадность в Бьёрне возобладала. Он взял серебро, стал человеком Кнута конунга и Хакона ярла и дал им клятву верности. Тут посланцы отправились в обратный путь.


CLXXXVI


Узнав, что Хакон ярл утонул, как об этом уже было рассказано, Бьёрн окольничий стал раскаиваться в том, что изменил Олаву конунгу. Он посчитал, что теперь он свободен от клятвы верности Хакону ярлу. Теперь есть надежда, подумал он, что скоро страной снова будет править Олав конунг, если он вернется в Норвегию, поскольку страна осталась без правителя. И Бьёрн быстро собрался в дорогу. Он взял с собой несколько человек и отправился в путь. Он ехал днем и ночью, то на лошадях, если это было возможно, то на корабле, если иначе нельзя было. Он не останавливался, пока зимой на самый йоль не приехал в Гардарики к Олаву конунгу. Когда Бьёрн встретился с конунгом, тот был ему очень рад. Тут конунг узнал обо всем, что произошло в Норвегии. Бьёрн сказал ему, что ярл утонул и страна осталась без правителя. Эта новость обрадовала всех, кто приехал в Гардарики с Олавом конунгом из Норвегии. У них оставались там владения, родичи и друзья, поэтому все они очень хотели вернуться домой. Бьёрн рассказал конунгу и о многих других новостях, которые конунг хотел знать. Конунг спросил о своих друзьях и о том, сохраняют ли они верность своему конунгу. Бьёрн ответил, что по‑разному. Тут Бьёрн упал к ногам конунга, обхватил их руками и сказал:

– Все во власти божьей и в твоей власти, конунг. Я взял серебро у людей Кнута конунга и поклялся ему в верности. А теперь я хочу следовать за тобой и не расставаться с тобой, пока мы оба живы.

Конунг говорит:

– Встань, Бьёрн, я тебя прощаю, и пусть бог тебя простит. Теперь я знаю, что немного, верно, в Норвегии людей, оставшихся мне верными, раз даже такие, как ты, изменили. Правда, они оказались в очень трудном положении, ведь я далеко, и они один на один с моими врагами.

Бьёрн рассказал конунгу, кто поклялся выступить против Олава конунга и его людей, и он назвал сыновей Эрлинга из Ядара и других его родичей, Эйнара Брюхотряса, Кальва сына Арни, Торира Собаку, Харека с Тьотты.


CLXXXVII


Приехав в Гардарики, Олав конунг предавался глубоким раздумьям и размышлениям о том, как ему быть дальше. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд предлагали Олаву конунгу остаться у них и стать правителем страны, которая, называется Вульгария. Она составляет часть Гардарики, и народ в ней некрещеный. Олав конунг стал обдумывать это предложение. Но когда он рассказал о нем своим людям, те стали его отговаривать от того, чтобы он остался в Гардарики, и убеждали его вернуться в Норвегию в свои владения. У конунга была также мисль сложить с себя звание конунга и поехать в Йорсалир или другие святые места и принять обет послушания. Но чаще всего он думал о том, нельзя ли как‑нибудь вернуть свои владения в Норвегии. Раздумывая об этом, он вспоминал, что в первые десять лет его правления все у него шло легко и удачно, а потом, что бы он ни делал, все давалось с трудом, и все его благие начинания кончались неудачно. И он сомневался, стоит ли испытывать судьбу и отправляться с таким небольшим войском навстречу своим врагам, когда весь народ примкнул к ним и выступает против него. Он часто думал обо всем этом и обращал свои мысли к богу, прося, чтобы бог указал, как ему лучше всего поступить. Все эти мысли не давали ему покоя, и он не знал, что ему делать, ибо видел, что ему не миновать беды, как бы он ни поступил.


CLXXXVIII


Однажды ночью Олав лежал в своей постели и долго не мог уснуть, думая о том, на что же ему решиться. На душе у него было очень неспокойно. Устав от таких мыслей, он наконец заснул. Он увидел сон, но такой ясный, что ему казалось, будто он не спит, а видит все наяву. Он увидел у своей постели высокого благообразного мужа в богатых одеждах. Конунг подумал, что это, должно быть, Олав сын Трюггви. Этот муж сказал ему:

– Ты мучаешься и не знаешь, как поступить? Меня удивляет, что ты никак не можешь принять решение, а также, что ты собирался сложить с себя звание конунга, которое дано тебе от бога, или хочешь остаться здесь и получить владения от иноземных конунгов, которых ты совсем не знаешь. Лучше возвращайся в свои владения, которые тебе достались по наследству. Ты долго правил там с божьей помощью и не позволял своим подданным запугивать себя. Слава конунга в том, чтобы побеждать своих недругов, и славная для него смерть – пасть вместе со своими людьми в битве. Или ты сомневаешься, что будешь сражаться за правое дело? Ты не должен обманывать себя. Поэтому ты можешь смело возвращаться в свою страну и бог даст тебе знамение, что она – твое владение.

Когда конунг проснулся, ему показалось, что он видел тень уходящего человека. После этого сна его оставили все сомнения, и он твердо решил ехать обратно в Норвегию. Он и раньше хотел этого больше всего, и он видел, что его люди ждут такого решения. Он подумал, что сейчас страну легко будет захватить, ибо, как ему рассказали, теперь там нет правителя. Он надеялся, что многие будут на его стороне, если он сам туда приедет. Когда конунг объявил о своем решении своим людям, те были ему очень благодарны.


CLXXXIX


Говорят, что, когда Олав конунг был в Гардарики, случилось, что у сына одной знатной вдовы в горле вскочил такой большой нарыв, что мальчик не мог ничего есть, и считали, что дни его сочтены. Его мать пошла к Ингигерд, жене конунга Ярицлейва, так как была с ней знакома, и показала ей сына. Ингигерд сказала, что она не может его вылечить.

– Пойди к Олаву конунгу, – говорит она. – Он здесь лучший лекарь – и попроси его коснуться рукой того, что болит у твоего сына, а если он откажется, то скажи, что я его об этом прошу.

Вдова сделала так, как ей сказала жена конунга. Придя к Олаву конунгу, она сказала ему, что у ее сына нарыв в горле и он при смерти, и попросила конунга коснуться рукой больного места. Конунг ответил, что он не лекарь и что ей надо обратиться к лекарю. Тогда она сказала, что ее послала жена конунга:

– Она просила меня передать ее просьбу, чтобы Вы применили все свое искусство. Она мне сказала, что ты лучший лекарь здесь в городе.

Конунг подошел к мальчику, провел руками по его шее и долго ее ощупывал, пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял кусочек хлеба, размочил его и положил крестом себе на ладонь. Потом он положил этот кусочек хлеба мальчику в рот, и тот его проглотил. У мальчика сразу прошла боль, и через несколько дней он был совсем здоров. Мать мальчика и все его родные и знакомые были очень этому рады. Сначала думали, что у Олава конунга просто искусные руки, какие бывают у тех, кто владеет искусством лечить, но потом, когда все узнали, что он может творить чудеса, поняли, что это исцеление было подлинным чудом.


СХС


Однажды в воскресенье случилось, что Олав конунг сидел на своем почетном месте за столом и был так занят своими мыслями, что не замечал, как идет время. В одной руке он держал нож, а в другой – какую‑то деревяшку, от которой он отстругивал мелкие стружки. Перед ним стоял слуга и держал кувшин. Он увидел, чем занят конунг, и понял, что тот о чем‑то задумался. Слуга сказал:

– Завтра понедельник, государь.

Услышав эти слова, конунг взглянул на слугу и вдруг опомнился. Тут он велел принести свечу. Он собрал стружки себе в ладонь, поднес к ним свечу и поджег их. Отсюда видно, как он строго соблюдал все порядки и заповеди и не хотел нарушать их.


CXCI


Когда Олав конунг решил вернуться домой, он сообщил об этом Ярицлейву конунгу и его жене Ингигерд. Они стали его отговаривать и говорили, что у них в стране он может получить владения, подобающие ему. Они просили его не ехать навстречу врагам с таким небольшим войском. Тогда Олав конунг рассказал им о своем сне и сказал, что, как он думает, то было знаменье божье. Увидев, что конунг твердо решил ехать, они предложили ему воспользоваться их помощью и взять в дорогу все, что ему нужно. Конунг поблагодарил их дружескими словами за их участие и сказал, что он охотно возьмет у них все, что ему будет необходимо в пути.


CXCII


Сразу после йоля конунг стал собираться в путь. У него было тогда около двух сотен людей. Ярицлейв конунг снабдил их всех лошадьми и всем необходимым снаряжением. Когда конунг собрался, он отправился в путь. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд проводили его с большими почестями. Своего сына Магнуса он оставил у Ярицлейва конунга.

Олав конунг добрался зимой до самого моря, а когда наступила весна и сошел лед, его люди стали снаряжать корабли к плаванию. Когда все было готово и подул попутный ветер, корабли вышли в море. Плавание прошло удачно. Олав конунг со своими кораблями пристал к Готланду. Там он узнал, что происходит в Швеции, Дании и Норвегии. Ему подтвердили, что Хакон ярл утонул и Норвегия осталась без правителя. Конунг и его люди стали тогда надеяться, что их поездка не окажется напрасной. Когда подул попутный ветер, они вышли в море и поплыли в Швецию. Конунг привел свои корабли в Лёг и пристал к берегу в устье реки. Затем он послал своих людей к Энунду конунгу шведов и назначил ему встречу. Энунд конунг выслушал гонцов своего зятя и отправился к Олаву конунгу, как тот его об этом просил. Навстречу Олаву конунгу поехала и его жена Астрид со своими людьми. Для всех эта встреча была радостной. Конунг шведов хорошо принял своего зятя Олава конунга.


CXCIII


Теперь надо рассказать о том, что в это время происходило в Норвегии. Торир Собака ездил две зимы в Финнмёрк. Он провел эти зимы в горах, много торговал с финнами и был в большом барыше. Он велел сделать себе двенадцать рубашек из оленьих шкур. Эти рубашки были заколдованы, так что никакое оружие не брало их. Они были даже лучше кольчуги.

На следующую весну Торир снарядил свой боевой корабль и взял на него свою челядь. Он созвал бондов и потребовал, чтобы они собрали ополчение со всей северной округи. Собрав большое войско, он весной двинулся на юг.

Харек с Тьотты тоже собрал войско, и у него в войске было много народу. Вместе с ними отправились и многие другие знатные люди, но Харек и Торир были среди них самыми знатными. Они объявили, что их войско пойдет против Олава конунга и будет защищать страну от него, если он вернется с востока.


CXCIV


После того как стало известно о гибели Хакона ярла, Эйнар Брюхотряс стал править в Трандхейме. Он считал, что у них с Эйндридк, его сыном, всего больше прав на владения и добро, принадлежавшие раньше ярлу. Эйнар помнил дружеские речи и обещания Кнута конунга, которые тот дал ему на прощание. Эйнар велел снарядить большой корабль, который у него там был, и взошел на него вместе с немалой дружиной. Собравшись, он отправился на юг вдоль берега, а потом на запад через море и плыл, пока не достиг Англии. Там он сразу же отправился к Кнуту конунгу. Тот его хорошо принял. Эйнар рассказал конунгу, зачем он приехал. Он сказал, что просит конунга сдержать данное ему обещание сделать его ярлом Норвегии, если Хакона ярла не будет. Кнут конунг говорит, что все теперь сложилось иначе.

– Я сейчас послал людей со своими знаками в Данию к моему сыну Свейну, – говорит конунг, – и обещал его сделать правителем Норвегии. Но я остаюсь твоим другом и дам тебе то звание, которого ты достоин по своему рождению. Ты станешь моим лендрманном и получишь большие владения в лен, так что будешь выше других лендрманнов, ибо ты больше совершил, чем они.

Тут Эйнар увидел, как обстоят его дела и чем все кончилось, и он стал собираться в обратный путь. Теперь он знал о замыслах конунга и о том, что, если с востока вернется Олав конунг, то мира в стране не будет. Поэтому он подумал, что не стоит ему особенно торопить своих людей собираться в обратный путь, так как если ему придется сражаться с Олавом конунгом, то от этого у него не прибавится владений. Когда все сборы были окончены, Эйнар вышел в море. Он приплыл в Норвегию, когда все важнейшие события, произошедшие тем летом, были уже позади.


CXCV


Заправилы в Норвегии послали своих разведчиков на восток в Швецию и на юг в Данию, чтобы вовремя знать, не возвращается ли с востока из Гардарики Олав конунг. Они узнали, что Олав конунг прибыл в Швецию, как только их люди смогли им сообщить об этом. Когда это известие подтвердилось, по всей стране стали созывать войско и набирать ополчение, и собралось большое войско. Лендрманны из Агдира, Рогаланда и Хёрдаланда разделились. Одни двинулись на север, а другие на восток. Они считали, что и там, и там нужно держать войско. Сыновья Эрлинга двинулись из Ядара на восток вместе со всем войском, собранным к востоку от Ядара. Они были предводителями этого войска. На север повернули Аслак с Финней и Эрленд из Герди и лендрманны, жившие к северу от них. Все, кто сейчас был назван, поклялись Кнуту конунгу убить Олава конунга, если им представится такая возможность.


CXCVI


Когда в Норвегии стало известно, что Олав конунг приехал с востока в Швецию, те его друзья, которые хотели ему помочь, собрались вместе. Самым знатным среди них был Харальд сын Сигурда, брат Олава конунга. Ему было тогда пятнадцать лет. Он был высок ростом и выглядел, как взрослый муж. Там было много и других знатных людей. С ними было шесть сотен человек, когда они двинулись из Упплёнда на восток через Эйдаског в Вермаланд. Затем они направились на восток через леса в Швецию. Там они узнали, где Олав конунг.


CXCVII


Весной Олав конунг был в Швеции и послал оттуда разведчиков на север в Норвегию. Ему говорили в один голос, что туда ехать опасно, и те, кто приезжал с севера, отговаривали его ехать в Норвегию. Но он оставался при своем мнении.

Олав конунг спросил у Энунда конунга, какую тот сможет оказать ему помощь, чтобы он мог вернуть себе свою державу. Энунд конунг сказал, что шведы не очень‑то хотят отправляться в поход в Норвегию.

– Мы знаем, – говорит он, – что с норвежцами шутки плохи, они очень воинственны, и идти на них войной опасно. Я хочу сразу сказать, чем я смогу тебе помочь. Я дам тебе четыре сотни человек, и вы можете выбрать себе из моих дружинников хороших воинов, готовых идти в бой. Кроме того, я дам тебе разрешение свободно проехать по моей стране и взять с собой всех тех людей, которые захотят последовать за тобой.

Олав конунг принял это предложение и стал собираться в путь. Его жена Астрид осталась в Швеции вместе с дочерью конунга Ульвхильд.


CXCVIII


Когда Олав конунг отправился в путь, к нему присоединилось и войско, которое ему дал конунг шведов. В нем было четыре сотни человек. Шведы показывали конунгу дорогу. Конунг двигался вглубь страны по лесам и добрался до местности под названием Ярнбераланд. Тут к конунгу присоединилось войско, шедшее к нему навстречу из Норвегии, о чем уже было сказано раньше. Конунг встретился со своим братом Хараль‑дом и многими другими родичами. Их встреча была очень радостной. Всех вместе их стало двенадцать сотен человек.


CXCIX


Одного человека звали Даг. Его считали сыном Хринга конунга, который бежал из страны от Олава конунга. Но говорят, что Хринг был сыном Дага сына Хринга, сына Харальда Прекрасноволосого. Даг был родичем Олава конунга. Хринг и его сын Даг обосновались в Швеции и получили там владения.

Весной, когда Олав конунг приехал с востока в Швецию, он послал гонцов к своему родичу Дагу и просил того присоединиться к нему со всем тем войском, которое он может собрать. Он просил передать, что если они отвоюют Норвегию, то Даг станет не менее могущественным человеком, чем были его предки. Даг выслушал гонцов, и обещание конунга пришлось ему по вкусу. Ему очень захотелось вернуться в Норвегию и получить земли, которыми раньше владели его родичи. Он не стал долго раздумывать и обещал присоединиться к Олаву конунгу. Даг был быстр на слово в дело, решителен и смел, но не слишком умен. Он набрал войско, и у него оказалось около двенадцати сотен человек. С этим войском он отправился к Олаву конунгу.



Олав конунг разослал своих людей по всей стране и велел объявить, что тот, кто хочет добыть себе добро, захватив его у врагов конунга, пусть присоединяется к нему и следует за ним.

Олав конунг продвигался со своим войском дальше, то по лесам, то по пустынной местности, и часто перебирался через большие озера. Свои корабли между озерами они волокли или несли. К конунгу присоединилось много людей из лесов. Среди них были и разбойники. Те места, где конунг останавливался на ночлег, с тех пор называются Землянки Олава. Он продолжал двигаться вперед и достиг Ямталанда. Затем он повернул на север к Кьёлю. В заселенных местностях его войско разбредалось и шло отдельными кучками, так как люди знали, что врага поблизости нет. Но каждый раз, когда войско делилось, норвержцы шли с конунгом, затем шел Даг со своим войском и, наконец, шло войско шведов.


CCI


Одного человека звали Торир Кукушка, а другого Фасти Пахтанье. Оба были отъявленными разбойниками. С ними было еще тридцать человек, все им под стать. Эти два брата были больше и сильнее остальных, и решительности и смелости им было не занимать. Узнав, что мимо проезжает войско, братья посоветовались и решили, что неплохо было бы отправиться к конунгу и последовать за ним в его страну, участвовать в сражении на его стороне и отличиться. Они раньше не бывали в настоящем сражении, когда войска выстраиваются в боевые порядки, и им очень хотелось это увидеть. Такое решение пришлось по вкусу и их товарищам, и все они отправились к конунгу. Явившись к нему, братья всей шайкой и в полном вооружении подошли к конунгу и приветствовали его. Конунг спросил у них, кто они такие. Они назвали себя и сказали, что они здешние. Затем они сказали о своем деле и предложили конунгу последовать за ним. Конунг говорит, что, как он видит, от таких людей и в самом деле может быть большая польза.

– Так что я хотел бы взять вас с собой, – говорит он, – но крещеные ли вы?

Торир Кукушка отвечает, что он и не крещеный и не язычник.

– У нас у всех нет другой веры, кроме той, что мы верим в самих себя, в свою силу и удачу. Нам этого хватает.

Конунг говорит:

– Очень жаль, что такие видные люди, как вы, не верите в Христа, своего создателя.

Торир отвечает;

– Есть ли у тебя в войске, конунг, какой‑нибудь христианин, который был бы виднее нас, братьев?

Конунг потребовал, чтобы они крестились и приняли правую веру.

– Вот тогда и следуйте за мной, – говорит он, – и я сделаю вас очень уважаемыми людьми. А если не хотите креститься, то поезжайте обратно и продолжайте заниматься своим делом.

Фасти Пахтанье отвечает, что он не хочет креститься.

И они пошли прочь. Тут Торир Кукушка сказал:

– Для нас позор, что конунг прогнал нас из своего войска. Еще никогда не бывало, чтобы кто‑нибудь отказался взять меня в товарищи. Я так не поеду назад.

И они вместе с другими людьми из лесов присоединились к войску.

А Олав конунг двинулся на запад к Кьёлю.


CCII


Олав конунг перебрался через Кьёль с востока и стал спускаться с гор. К западу от него лежала вся страна, и он увидел ее с гор. Много народу шло впереди конунга, и много шло сзади. Конунг ехал, выбирая место посвободнее. Он был молчалив и не разговаривал с людьми. Так он ехал большую часть дня, не оглядываясь. Тут к нему подъехал епископ и спросил, о чем он думает, раз он так молчалив. А обычно в походах он бывал оживлен, беседовал со своими людьми и веселил всех вокруг себя. Погруженный в свои мысли, конунг ответил:

– Мне только что было чудесное видение. Я видел Норвегию, когда смотрел на запад с гор. Я вспомнил, как я был много дней счастлив в этой стране. Мне показалось, что я вижу весь Трандхейм, а затем всю Норвегию. Чем дольше я смотрел, тем больше открывалось моему взору, и наконец, я увидел весь мир, и сушу, и море. Я узнавал места, которые видел раньше, когда бывал там. Так же ясно я увидел места, которых я раньше никогда не видел: и те, о которых я раньше только слышал, и даже те, о которых я раньше ничего не слышал, заселенные и незаселенные земли, так далеко, как простирается мир.

Епископ говорит, что это видение священное и достопримечательное.


CCIII


Спустившись с гор, войско конунга подошло к хутору Суль в верхней части долины Верадаль. Когда они подъезжали к усадьбе, им пришлось ехать через поля. Конунг просил своих людей ехать осторожнее, чтобы не потоптать посев бондов. Те, кто ехал рядом с конунгом, его послушались, но те, кто был сзади, не слышали слов конунга, проехали прямо по полю и его затоптали. Бонда, который там жил, звали Торгейр Лоскут. У него было два взрослых сына. Торгейр очень хорошо принял конунга и его людей и сказал, что сделает все, что в его силах, чтобы помочь конунгу. Конунг принял его предложение и стал расспрашивать Торгейра о новостях, о том, что происходит в стране и собрали ли против него какое‑нибудь войско. Торгейр говорит, что в Трандхейме собралось большое войско, и к нему примкнули лендрманны и с юга страны и с севера из Халогаланда.

– Но я не знаю, – говорит Торгейр, – собираются ли они идти против Вас или против кого‑нибудь другого.

Затем он пожаловался конунгу на его людей, которые причинили ему ущерб – помяли и затоптали все его поле. Конунг говорит, что те, кто так сделали, поступили плохо, и он поскакал на поле и увидел, что все поле затоптано. Он объехал поле и затем сказал:

– Я думаю, бонд, что бог возместит твой ущерб. Через неделю твое поле выправится.

И случилось так, как сказал конунг. Конунг провел ночь у бонда, а утром стал собираться в путь. Он сказал, что Торгейр бонд должен поехать с ним. Бонд предложил конунгу взять его сыновей, но конунг сказал, что он их не возьмет. Парни очень хотели поехать, но конунг велел им оставаться. Они не унимались, и дружинникам конунга пришлось их связать. Конунг, увидев это, сказал:

– Пусть едут! Они вернутся назад.

И случилось так, как сказал конунг.


CCIV


Конунг двинул свое войско к Ставу. Подойдя к болотам у Става, он остановился. Здесь ему точно стало известно, что бонды идут с войском против него и что скоро ему придется сразиться с ними. Конунг сделал смотр своему войску, и люди были подсчитаны. Девять сотен человек оказались язычниками. Узнав об этом, конунг велел им креститься. Он сказал, что не хочет, чтобы в его войске сражались язычники.

– Нам нельзя, – говорит он, – рассчитывать на то, что у нас больше войска, мы должны возложить все наши надежды на бога, ибо его сила и милосердие должны принести нам победу, и я не хочу, чтобы язычники сражались вместе с моими людьми.

Когда язычники услышали об этом, они посовещались, и в конце концов четыре сотни человек решили креститься, а пять сотен отвергли крещение и повернули обратно в свои земли. Тут вышли братья Торир Кукушка и Фасти Пахтанье и еще раз предложили конунгу свою помощь. Конунг спрашивает, приняли ли они крещение. Торир Кукушка говорит, что не приняли. Тогда конунг снова предложил им либо креститься и обратиться в правую веру, либо, если они этого не сделают, уходить прочь. Братья ушли и стали советоваться, как им поступить. Фасти сказал:

– Что до меня, то мне не по душе возвращаться назад. Я все равно буду сражаться в этой битве, если не на стороне конунга, то против него, и мне все равно, на чьей стороне быть.

Торир отвечает:

– Если я буду сражаться в этой битве, то я буду на стороне конунга, потому что он больше нуждается в помощи. А если мне для этого нужно поверить в какого‑то бога, то чем белый Христос хуже любого другого бога? Так что я предлагаю креститься, если конунгу это так важно, и пойдем в бой вместе с ним.

Все с этим согласились, пошли к конунгу и сказали, что хотят креститься. Священники крестили их, а епископ благословил. Конунг взял их в свою дружину и сказал, что они будут сражаться под его знаменем.


CCV


Олав конунг теперь был уверен, что ему уже скоро придется сразиться с бондами. Когда он сделал смотр своему войску, и люди были подсчитаны, оказалось, что у него было более тринадцати сотен человек. Это тогда считалось большим войском.

Конунг обратился к своему войску и сказал так:

– У нас большое и хорошее войско. Я сейчас скажу, как я собираюсь его построить. В середине я хочу поставить свой стяг. Вокруг него будут мои дружины и гости, а также войско, которое пришло к нам из Упплёнда, и войско, которое присоединилось к нам в Трандхейме. По правую руку от стяга будет стоять Даг сын Хринга со всем своим войском, которое последовало за нами. У него будет другой стяг. По левую руку от моего войска будет стоять войско, которое дал нам конунг шведов, и с ними все те, кто присоединился к нам в Швеции, У них будет третий стяг. Я хочу, чтобы люди поделились на отряды так, чтобы родичи и знакомые оказались вместе, тогда люди будут лучше замечать друг друга, так как они знают друг друга. У всех нас будет одинаковый знак. На щитах и шлемах белой краской мы поставим святой крест. Когда мы пойдем в бой, пусть у всех нас будет один клич: вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга! Когда людей у нас станет меньше, пусть ряды наши станут реже, но не короче, так как я не хочу, чтобы они окружили нас своим войском. Пусть все войско поделится на отряды, а отряды соединятся в полки. Пусть каждый знает свое место и следит за тем, как далеко он стоит от своего стяга. Мы теперь будем держаться полками, и никто не должен расставаться с оружием ни днем, ни ночью, пока не будет известно, где мы сразимся с бондами.

После речи конунга его войско построилось в том порядке, как он сказал. Потом конунг собрал предводителей отрядов. Тем временем вернулись люди, которых конунг посылал по всей округе, чтобы собирать людей. Они рассказали, что повсюду, куда бы они ни приезжали, они почти не могли найти людей, способных носить оружие. Все пошли в войско бондов, и лишь немногие из тех, кого они нашли, согласились последовать за ними. Большинство же говорило, что они остались дома, так как не хотят сражаться ни против конунга, ни против своих родичей. Люди конунга собрали лишь немногих. Конунг спросил своих людей совета, как, по их мнению, следует теперь поступить. Финн так ответил на речь конунга:

– Я скажу, – говорит Финн, – как я бы поступил, если бы мне пришлось решать. Нам надо пройти с огнем и мечом по всей округе, разграбить всех и сжечь все дотла, чтобы не осталось камня на камне. Так надо отплатить бондам за измену своему конунгу. Я думаю, что многие бонды покинут войско, увидев свои дома в огне и дыму и не зная судьбы своих детей, жен и стариков, отцов, матерей и других родичей. Я думаю, что стоит хоть кому‑нибудь из них покинуть войско, как их ряды скоро поредеют, потому что у бондов всегда так: новое всегда кажется им самым лучшим.

Когда Финн кончил свою речь, люди стали выражать свое одобрение. Многим хотелось пограбить, и все считали, что бонды заслуживают наказания и что, возможно, они тогда сразу же разбегутся, как об этом говорил Финн. Тормод Скальд Черных Бровей сказал тогда такую вису:


Подожжем все домы

Здесь окрест! Пусть гложет

Кровли огнь. Готово

К бою княжье войско.

Да пожрут пожары

Стены трёндских хижин,

В корчах пней [314] да сгинет

Всё! – вот слово скальда.


Когда конунг услышал, чего хотят его люди, он попросил, чтобы все замолчали, и сказал:

– Бонды заслуживают того, чтобы с ними поступили так, как вы предлагаете. Они помнят, что по моему велению их сжигали в их собственных домах и карали другими карами. Их жгли по моему велению, когда они отступались от правой веры и впадали в язычество, не слушая моих слов. Мы должны были тогда наказывать за измену богу. Измена своему конунгу не заслуживает столь сурового наказания, хотя они и нарушили клятву верности мне, а так не подобает поступать тем, кто хочет быть достойными людьми. Я могу простить измену мне теперь, но я не мог простить им их измену богу. Я хочу поэтому, чтобы мои люди вели себя мирно и не грабили бондов. Я сам первым поеду к бондам, и хорошо, если нам удастся заключить с ними мир, но если они вступят с нами в бой, то нам останется либо пасть в битве, – и если мы погибнем, не совершив грабежей, то это будет нам на благо, – либо мы одержим победу, и тогда вы станете наследниками тех, кто сражался против нас, так как они либо погибнут, либо обратятся в бегство, а их имущество и в том и в другом случае достанется вам. Вот тогда‑то и пригодятся их большие усадьбы и хорошие дома, а от того, что сгорит, никому никакого проку не будет, так что от грабежей будет больше потерь, чем приобретений. А сейчас нам надо прочесать всю округу и собрать всех способных носить оружие, кого мы еще сможем найти. Пусть наши люди режут скот и берут другие припасы, необходимые нам, чтобы прокормиться, но сверх этого ничего делать не следует. Хорошо бы, однако, убить разведчиков бондов, если только вы поймаете их. Даг со своим войском поедет с севера по долине, а я со своим войском поеду по главной дороге. К вечеру мы встретимся и заночуем в одном месте.


CCVI


Говорят, что когда Олав конунг построил свое войско, он поставил вокруг себя людей, которые должны были защищать его щитами. Для этого он отобрал самых сильных и ловких. Потом он позвал к себе своих скальдов и велел им быть рядом с ним.

– Вы должны, – говорит он, – стоять здесь и видеть все, что происходит, собственными глазами, тогда вам не придется полагаться на рассказы других, ведь потом вы должны будете рассказать об этой битве и сложить о ней песни.

Там были Тормод Скальд Черных Бровей и Гицур Золотые Ресницы, приемный отец Ховгарда‑Рэва. Третьим был Торфинн Рот. Тормод сказал Гицуру:

– Не будем стоять вплотную друг к другу, товарищ, оставим место и для Сигвата скальда, если он приедет сюда. Он наверняка захочет стоять перед конунгом, да и конунг будет недоволен, если перед ним окажется кто‑то другой.

Услышав эти слова, конунг сказал:

– Не надо винить Сигвата за то, что его здесь нет. Он часто бывал со мною в сражениях, а сейчас он, наверно, молится за нас, это нам теперь нужнее всего.

Тормод говорит:

– Возможно, конунг, что молитвы тебе сейчас всего нужнее, но вокруг твоего стяга сильно поредело бы, если бы все твои дружинники отправились молиться в Румаборг. Мы просто хотели сказать, что, правду говоря, Вы никого так охотно не слушали, как Сигвата.

Тогда скальды стали говорить между собой о том, что им подобает сочинить песни о тех событиях, которые скоро должны произойти. Тут Гицур сказал:


Не встревожу мужних

Жен – нас дождь ободьев

Иви ждет, пусть слово

К ним летит – уныньем,

Хоть твердят, что рядом

Хильд. Подмогой в играх

Хединовых будем

Вождю сей державы. [315]


А Торфинн Рот сказал такую вису:


Хмарит перед бурей

Крепи ратных щепок. [316]

Мнят вердальцы силу

Против князя бросить.

Станем мы заслоном

Вождю, гробя трёндов.

Взвеселим – пусть будет

Сыт бирюк –друг друга.


Тогда Тормод сказал:


Знай, стрелец, пусть войско

Страх отринет! Силу

Копит крепкоструйный

Дождь, сюда все ближе.

Снарядившись к буре

Хильд, из уст не пустим

Подлых слов и в сече

Подле князя встанем. [317]


Эти висы люди сразу же заучили.


CCVII


Конунг собрался в путь и поехал по долине. Когда стемнело, он остановился на ночлег, и в этом месте собралось все его войско. Они спали, укрывшись щитами. Когда рассвело, конунг построил войско, и они двинулись дальше по долине. К конунгу стали приходить бонды, и большинство из них присоединялись к его войску. Все они говорили ему, что лендрманны собрали несметную рать и собираются биться с конунгом. Тогда конунг достал много серебра, отдал его одному из бондов и сказал:

– Эти деньги ты должен сохранить и потом разделить. Часть из них пусть пойдет церквям, часть – священникам, часть – беднякам, а часть на молитвы за души тех, кто погибнет, сражаясь против нас.

Бонд спрашивает:

– Надо дать деньги также на молитвы за Ваших людей?

Конунг отвечает:

– Нет, эти деньги ты отдашь на молитвы за души тех, кто погибнет от оружия наших людей, сражаясь на стороне бондов. А что касается тех, кто будет с нами и погибнет в этом бою, то мы все и так будем спасены,


CCVIII


В ту ночь, когда конунг остановился со своим войском, как об этом уже раньше было сказано, он долго бодрствовал и молился за себя и своих людей и мало спал. Только к рассвету он задремал. Когда он проснулся, уже рассвело. Конунг решил, что еще рано будить войско. Он спросил, где Тормод скальд. Тот был рядом с конунгом и спросил у него, чего он от него хочет. Конунг говорит:

– Скажи нам какую‑нибудь песнь.

Тормод приподнялся на ложе и стал говорить песнь так громко, что все войско его слышало. Это была древняя песнь о Бьярки, [318] и вот ее начало:


Близится день,

Бьет крылами петел,

Пора рабам

За работу браться,

Вставайте, вставайте,

Друзья первейшие,

Вы, достославные

Товарищи Адильса. [319]


Хар Крепкорукий

И Хрольв Стрелец, [320]

Вы доброго рода,

Не дрогнете духом.

Вас зову не на пир,

Не на встречу с подругой,

Зову вас на бранные

Игры валькирий.


Люди проснулись, и когда скальд кончил песнь, его стали благодарить за нее, так как она пришлась по вкусу и все нашли, что он выбрал подходящую песнь, и назвали ее Призыв к Бою. Конунг тоже поблагодарил его за песнь. Он взял золотое обручье весом в полмарки и дал его Тормоду. Тормод поблагодарил конунга за подарок и сказал:

– Хороший у нас конунг, но трудно сказать, долгая ли ему суждена жизнь. Я хочу просить тебя, конунг, вот о чем; пусть мы будем вместе до самой смерти.

Конунг отвечает:

– Мы все будем вместе, пока это в моей власти, раз вы не хотите со мной разлучаться.

Тормод сказал:

– Я надеюсь, конунг, быть всегда рядом с Вами, пока это будет возможно, и в мир, и в немирье, где бы ни был и куда бы ни направлялся Сигват со своим мечом с золотой рукоятью.

Затем Тормод сказал:


При тебе, покуда

Ждешь ты, вождь, другого

Скальда – только скоро ль

Он придет? – останусь.

Уцелеем, птицу

Ран [321] кормя, иль примем

Смерть, – а третьей

Доле не бывать – воитель.



CCIX


Олав конунг двинулся со своим войском вниз по долине дальше, а Даг со своими людьми направился другой дорогой. Конунг не останавливался, пока не добрался до Стикластадира. Там они увидели войско бондов. Оно так рассеялось и было так велико, что по всем дорогам шли люди, и повсюду собирались большие толпы народа. Люди конунга увидели, что кучка бондов направляется к ним из долины Верадаля. Это были разведчики. Они подъехали совсем близко к войску конунга, но заметили его, только когда оказались так близко к нему, что можно было узнавать друг друга в лицо. Это был Хрут из Вигга и с ним тридцать человек. Конунг велел гостям поехать навстречу Хруту и убить его. Те были готовы выполнить этот приказ. Тогда конунг сказал исландцам:

– Мне говорили, что у вас в обычае давать своим работникам зарезать себе овцу. Так вот я хочу дать вам зарезать себе барана. [322]

Исландцев не надо было долго уговаривать. Они взяли с собой людей и поехали навстречу Хруту. Хрут был убит вместе со всеми, кто с ним был.

Когда конунг подошел к Стикластадиру, он остановился вместе со своим войском. Конунг приказал всем спешиться и приготовиться к бою. Его люди так и сделали. Затем войско построилось, и был поднят стяг. Даг со своим войском еще не подошел, так что правого крыла не хватало. Тогда конунг сказал, что жители Упплёнда должны пойти туда и поставить свой стяг там.

– Но я считаю, – говорит конунг, – что моему брату Харальду не следует сражаться в этой битве, ведь он еще ребенок.

Харальд отвечает:

– Я непременно буду сражаться, и если я еще недостаточно силен, чтобы удержать меч, я знаю, что надо сделать: я привяжу рукоять меча к руке. Никто так не хочет насолить бондам, как я. Я хочу сражаться вместе с моими товарищами.

Говорят, что Харальд сказал тогда такую вису:


Край прикрыть сумею

Войска, в строй лишь дайте

Встать. Утешу, страшен

В ратном гневе, матерь.

Не отступит, копий

Убоявшись, – пляшет

Сталь – младой в метели

Скёгуль [323] скальд удалый.


И Харальд настоял на том, чтобы ему разрешили участвовать в бигве.


CCX


Бонда, который жил в Стикластадире, звали Торгильс сын Хальмы. Он был отцом Грима Доброго. Торгильс предложил конунгу свою помощь и выразил желание сражаться на его стороне. Конунг поблагодарил его за предложение.

– Но я не хочу, – говорит конунг, – чтобы ты, бонд, участвовал в битве. Лучше помоги нам иначе; позаботься о наших раненых после битвы и похорони тех, кто погибнет. И если случится так, бонд, что и я погибну в бою, убери мое тело, как полагается, если тебе никто не помешает.

И Торгильс обещал конунгу выполнить его просьбу.


CCXI


Конунг построил войско и обратился к нему с речью. Он сказал: что, когда начнется битва, люди должны проявить мужество и смело идти вперед.

– У нас хорошее и большое войско, – говорит он, – и хотя у бондов войско немного больше нашего, судьба решит, кому достанется победа. Но я должен объявить вам, что в этом бою я не отступлю. Я либо одержу победу над бондами, либо погибну в бою. Я буду молить бога, чтобы мне было суждено то, что он считает для меня наилучшим. Мы полагаемся на то, что мы стоим за правое дело, а не бонды, и что бог вернет нам наши владения после этой битвы или вознаградит нас за потери, которые мы понесем, лучше, чем мы сами того можем пожелать. И если после этой битвы это будет в моей власти, я воздам каждому из вас по заслугам и по тому, как вы бились в этом сражении. Когда мы одержим победу, то и земли, и добро, которые сейчас принадлежат нашим врагам, будут нашими, и мы сможем поделить их между вами. Будем сразу же решительно наступать, тогда исход битвы может быстро решиться, даже если наши силы неравны. В быстром натиске залог нашей победы. Но нам придется плохо, если сражение затянется и наши люди так устанут, что не смогут сражаться. К тому же у нас гораздо меньше людей, которые могли бы прийти на смену уставшим и дать им возможность отдохнуть. Но если наш натиск будет так силен, что их первые ряды дрогнут, то, отступая, они сомнут тех, кто будет позади вих, и чем больше их там будет, тем большим будет их смятение.

Когда конунг закончил эту речь, все одобрительно зашумели и стали подбадривать друг друга.


CCXII


Торд сын Фоли нес знамя Олава конунга. Об этом говорит Сигват скальд в поминальной драпе об Олаве конунге со стевом, в котором говорится о сотворении мира:


Торд с Олавом рядом

Насмерть дрался острой

Сталью, крепкосерды

Шли стеной герои.

Вознес он пред князем

Хрингов позлащенный

Стяг, Эгмундов мощный

Был раж в сраженье родич. [324]



CCXIII


Олав конунг был вооружен так: на голове у него был позолоченный шлем, в одной руке – белый щит со святым крестом из золота, в другой – копье, которое стоит теперь в алтаре в Церкви Христа, у пояса – меч Хнейтир, очень острый меч с рукоятью, обвитой золотом. На конунге была кольчуга. Это упоминает Сигват скальд:


Бил ворога Олав

Толстый, вел, победы

Добиваясь, войско

Герой броненосный.

Всё грядут с востока

Свеи, что по свежей

Крови шли с державным –

Слог мой ясен – князем.



CCXIV


Когда Олав конунг построил свое войско, бонды были еще далеко. Конунг сказал, чтобы люди сели на землю и отдохнули. Он сам сел на землю, а за ним и все сели и устроились поудобнее. Конунг откинулся назад и положил голову на колени Финну сыну Арни. На него набежал сон.

Тут его люди увидели войско бондов. Те подняли стяги и двигались вперед навстречу войску конунга. Это была огромная толпа. Тогда Финн разбудил конунга и сказал, что на них идут бонды. Конунг проснулся и сказал:

– Зачем ты меня разбудил, Финн, и не дал досмотреть сон?

Финн отвечает:

– Вряд ли досмотреть этот сон для тебя важнее, чем приготовиться к отпору войска, которое идет на нас. Разве ты не видишь, как близко толпа бондов?

Конунг отвечает:

– Они еще не так близко, и лучше бы я еще поспал.

Финн спросил:

– Что же, конунг, тебе снилось такого, если ты так жалеешь, что тебя пришлось разбудить?

Тут конунг рассказал свой сон. Он сказал, что ему снилась высокая лестница и что он поднялся по ней так высоко, что перед ним открылись небеса, так высоко поднималась лестница.

– Когда ты меня разбудил, я поднялся до самой верхней ступеньки.

Финн говорит:

– Мне твой сон не кажется таким хорошим. Боюсь, что он предвещает твою смерть, если это только не было пустое сновиденье.


CCXV


Когда Олав конунг подошел к Стикластадиру, к нему явился один человек. Ничего удивительного в этом не было, так как к конунгу приезжали люди со всей округи. Но удивительным событием это показалось потому, что этот человек был совсем не похож на других. Он был так высок, что. самые высокие люди были ему по плечо. Он был очень хорош собой, и у него были пышные волосы. Он был хорошо вооружен: у него были очень красивый шлем и кольчуга, красный щит, за поясом разукрашенный меч, а в руке большое позолоченное копье с древком толщиной с кулак. Он предстал перед конунгом, приветствовал его и спросил, не хочет ли конунг принять от него помощь. Конунг спросил, как его имя и кто он родом, и откуда он. Тот отвечает:

– Мои родичи живут в Ямталанде и Хельсингьяланде. Зовут меня Арнльот Геллини. Еще могу Вам сказать, что я помогал тем, кого Вы посылали в Ямталанд за податями. Я дал им серебряное блюдо, которое просил передать Вам в знак того, что хочу быть Вашим другом.

Тогда конунг спросил, крещен ли он или нет. Арнльот мог сказать о своей вере только то, что он верит в свою мощь и силу.

– Этой веры мне до сих пор хватало. А теперь я хочу верить в тебя, конунг.

Конунг говорит:

– Если ты хочешь верить в меня, то должен поверить и в то, чему я тебя научу. Ты должен поверить, что Иисус Христос создал небо и землю и всех людей и что к нему идут после смерти все добрые и праведные люди.

Арнльот говорит:

– Я слышал о белом Христе, но ничего не знаю о его делах и о том, где он правит. А сейчас я поверю всему, что ты говоришь, и хочу полностью довериться тебе.

Арнльота крестили, и конунг научил его тому, что считал необходимым. Он поставил его в первые ряды войска и перед своим стягом. Там стояли также Торир Кукушка и Фасти Пахтанье со своими товарищами.


CCXVI


Теперь надо вернуться к тому, на чем мы остановились раньше. Узнав, что Олав конунг уехал с востока из Гардарики и приехал в Швецию, лендрманны и бонды собрали несметную рать. А узнав, что конунг направился с востока в Ямталанд и собирается дальше на запад через Кьёль в Верадаль, они двинули свое войско в Трандхейм, собрали там весь народ, и свободных, и рабов, и направились в Верадаль. У них было несметное войско. Никто в Норвегии раньше не видел такой рати. Как в любом большом войске, там были разные люди: там было много лендрманнов и могущественных бондов, но был и простой народ – поселяне и работный люд. Главная часть этого войска была собрана в Трандхейме. Эти люди были особенно озлоблены против конунга.


CCXVII


Как уже раньше было написано, Кнут Могучий захватил всю Норвегию и сделал Хакона ярла ее правителем. Он дал ярлу придворного епископа по имени Сигурд, датчанина родом, который долго был у Кнута конунга. Этот епископ был человеком решительным и очень красноречивым. Он поддерживал в своих речах, как мог. Кнута конунга и был злейшим недругом Олава конунга. Епископ тоже был в войске бондов и часто обращался к бондам с речами, подстрекая их биться против Олава конунга.


CCXVIII


Однажды Сигурд епископ говорил на тинге, где собралось очень много народу. Он начал свою речь так:

– Здесь собралось очень много народу. В такой бедной стране вряд ли когда‑нибудь можно будет увидеть большее войско из местных жителей. Такая сила вам сейчас очень кстати. Она вам сейчас очень нужна, так как этот Олав не собирается прекращать свои походы против вас. С молодости он привык грабить и убивать людей, разъезжая по разным странам. Наконец, он приехал сюда в эту страну и начал с того, что стал недругом всех ваших самых лучших и могущественных мужей, а также Кнута конунга, которому все должны служить по мере своих сил. Он обосновался в стране, которая должна платить подати Кнуту конунгу. Он потворствовал Олаву конунгу шведов, а ярлов Свейна и Хакона он изгнал из их вотчины. Он был жесток даже со своими родичами, когда изгнал всех конунгов из Упплёнда, хотя, с другой стороны, это было и хорошо, так как они нарушили клятву верности Кнуту конунгу и помогали Олаву во всех его злодеяниях. А потом их дружба расстроилась, как и следовало ожидать. Он велел их покалечить, захватил их владения, и в стране совсем не осталось конунгов. Вы хорошо знаете, как он обошелся с лендрманнами: самые уважаемые из них убиты, а многим пришлось бежать от него из страны. Он много разъезжал по этой стране с шайкой разбойников, жег селения и убивал, и грабил народ. Есть ли здесь хоть один могущественный муж, кому не за что было бы отомстить Олаву конунгу? А теперь он явился сюда с иноземным войском, в котором большинство – лесные люди, грабители и разбойники. Вы думаете, он пощадит вас теперь, когда он нагрянул с войском злодеев? Ведь он и раньше совершал злодеяния, от которых его отговаривали даже те, кто следовал за ним. Я советую вам вспомнить слова Кнута конунга. Он говорил вам, как отстоять свою свободу, которую вам обещал Кнут конунг, если в страну вернется Олав. Он призывал вас дать ему отпор и прогнать эту шайку разбойников. Надо пойти против этой шайки и перебить их всех, и сделать их добычей орлов и волков. И пусть они лежат там, где их убили, разве что вы захотите оттащить их трупы в пустынное место и завалить камнями. Пусть никто не посмеет перенести их трупы в церковь, ведь все они викинги и злодеи.

Когда он кончил эту речь, все одобрительно зашумели и обещали сделать все так, как он сказал.


CCXIX


Лендрманны, которые были в этом войске, собрались на совет и стали решать, как надо построить войско и кто будет его предводителем. Кальв сын Арни сказал, что Харек с Тьотты больше всех подходит для того, чгобы стать предводителем их войска:

– Он из рода Харальда Прекрасноволосого, и конунг на него очень зол за убийство Гранкеля, так что, если Олав снова станет править, то Хареку не избежать жестокого наказания. К тому же Харек испытан в сражениях и честолюбив.

Харек отвечает, что для такого дела больше подходят те, кто помоложе его.

– Я же стар и дряхл, – говорит он, – и не гожусь в полководцы. К тому же мы с Олавом конунгом в родстве, и хотя он это родство ни во что не ставит, мне все же не подобает быть в битве против него выше любого другого из нашего войска. А вот ты, Торир, очень годишься быть предводителем в битве против Олава конунга. Для этого у тебя есть достаточно оснований. Тебе надо отомстить ему за убийство твоих родичей и за то, что он изгнал тебя и захватил все твои владения. К тому же ты обещал Кнуту конунгу и своим родичам отомстить за Асбьёрна. Или ты, может быть, надеешься, что тебе представится лучшая возможность отомстить Олаву за весь твой позор?

Торир отвечает:

– Я не дерзну стать предводителем нашего войска и нести знамя в битве против Олава конунга, так как здесь в войске большинство трёндов. Я знаю их гордыню – они ни за что не станут слушать ни меня, ни любого другого халогаландца. Но незачем напоминать мне, что я должен отплатить Олаву, я помню, кого я потерял: Олав убил четырех моих родичей, всё мужей знатного рода и очень уважаемых – Асбьёрна, сына моего брата, Торира и Грьотгарда, сыновей моей сестры, и Эльвира, их отца. Я должен отомстить за каждого из них. О себе скажу только, что я отобрал одиннадцать самых смелых своих людей, и думаю, что мы не станем торговаться с другими людьми о том, кому сразиться с Олавом конунгом, если представится возможность с ним сразиться.


ССХХ


Тогда стал говорить Кальв сын Арни:

– Мы должны завершить начатое дело, а не заниматься пустыми разговорами, раз наше войско собралось здесь. Если мы хотим биться с Олавом конунгом, то никто из нас не должен отговариваться и бояться трудностей, так как, хотя у Олава войско меньше нашего, но сам он непреклонный вождь, за которым все его войско пойдет в огонь и в воду. А если мы сейчас колеблемся, а ведь именно мы должны быть предводителями нашего войска, и не сможем воодушевить его и повести за собой, то у многих наших людей пропадает мужество, и каждый будет заботиться только о себе. Хотя здесь у нас собралось большое войско, мы можем попасть в трудное положение, когда сойдемся с Олавом конунгом и его войском, и тогда нам не избежать поражения, если сами мы, предводители, не будем решительными и в войске не будет единства. Если этого не будет, то лучше нам и не вступать в бой. Придется нам тогда сдаться на милость Олаву, а ведь он был беспощаден к нам и тогда, когда у него было меньше оснований для этого. Впрочем, я знаю, что в его войске есть люди, благодаря которым я мог бы получить пощаду у конунга, если бы попросил ее. Если вы захотите сделать так, как я вам скажу, то ты, Терир, мой родич, и ты, Харек, должны встать под стяг, за которым мы все пойдем. Будем мужественны и непреклонны в деле, за которое мы взялись, и поведем за собой войско бондов так, чтобы нельзя было заметить в нас и тени страха. Мы воодушевим народ и поведем его за собой, если будем веселы, выстраивая войско и вдохновляя его к бою.

Когда Кальв кончил свою речь, все ее одобрили и согласились сделать все так, как он сказал. Все хотели, чтобы Кальв стал предводителем войска и построил его так, как он хочет.


CCXXI


Кальв поднял стяг и поставил вокруг него своих людей и Харека с Тьотты с его людьми. Торир Собака со своими людьми стоял в самом переднем ряду перед стягами. По обе руки от него стояло отборное войско самых смелых и лучше всего вооруженных бондов. Их боевой строй был длинным и глубоким. Здесь стояли трёнды и халогаландцы. Справа от этого боевого строя стоял еще один боевой строй, а слева от главного боевого строя стояли жители Рогаланда, Хёрдаланда, Согна и Фьордов. В войске было три стяга.


CCXXII


Одного человека звали Торстейн Корабельный Мастер. Он был купцом и отличным мастером. Он был высок и силен, во всем сноровист и очень воинствен. Торстейн был в ссоре с конунгом, так как тот отобрал у него большой и новый торговый корабль, который Торстейн сам построил, за его бесчинства и как виру за человека конунга. Торстейн тоже был в войске бондов. Он вышел вперед, туда, где стоял Торир Собака, и сказал:

– Я хочу быть здесь, Торир, с вами, так как, если мы встретимся с Олавом, я хочу быть первым, кто нанесет ему удар, если окажусь рядом с ним. Я хочу отплатить ему за то, что он отобрал у меня корабль, который был лучшим из всех торговых кораблей.

Люди Торира приняли Торстейна, и тот встал вместе с ними.


CCXXIII


Когда войско бондов построилось, лендрманны стали просить, чтобы каждый запомнил, где он должен стоять в бою, под каким стягом он будет сражаться, с какой стороны от стяга и на каком расстоянии от него. Они просили своих людей быстро построиться в боевые порядки и, как только протрубят к бою, двинуться вперед, сохраняя строй, так как им еще довольно много надо было пройти вперед, и по пути боевые порядки могли расстроиться.

Затем они стали воодушевлять войско к бою. Кальв сказал, что все, кто хотят отплатить Олаву конунгу за свои горести и беды, должны сражаться под тем стягом, который понесут прямо навстречу стягу Олава, и вспомнить все обиды, которые он нанес им. Oн сказал, что у них не будет лучшей возможности отомстить за свои несчастья и освободиться от гнета и рабства, в которые их вверг конунг.

– Кто не будет смел в бою, – говорит он, – того назовут трусом, ибо вы сражаетесь против тех, кто виноват в ваших бедах, и они не пощадят вас, если им удастся одержать верх.

После этих слов все одобрительно зашумели. Раздался боевой клич, и все стали подбадривать друг друга.


CCXXIV


Бонды двинули свое войско к Стикластадиру. Олав конунг со своим войском уже был там. Впереди войска бондов шли Кальв и Харек со стягом. Когда войска сошлись, битва началась не сразу. Бонды медлили, так как не все их люди подошли к полю боя, и они ждали тех, кто шел сзади. Торир Собака шел со своими людьми самым последним, так как он должен был следить за тем, чтобы никто не повернул назад, когда раздастся боевой клич и покажутся враги, так что Кальв и его люди ждали Торира. В войске бондов боевой клич, с которым они должны были идти в бой, был таким: вперед, вперед, войско бондов! А Олав конунг не начинал боя, так как ждал Дага и его войско. Конунг и его люди видели, как приближается войско Дага.

Говорят, что в войске бондов было не менее сотни сотен человек. Сигват говорит так:


Гложет скорбь, что храбрый

Вождь – в его деснице

Был сжат златовитый

Меч – в мужах нуждался.

Мудрено ль, что бонды

Вдвое большим войском –

Многих счет сей смерти

Обрек – победили?



CCXXV


Когда войска сошлись настолько близко, что можно было узнать друг друга, конунг крикнул:

– А ты почему здесь, Кальв? Ведь мы расстались друзьями в Мере. Не подобает тебе сражаться против нас и бросать в нас копье, ведь с нами четверо твоих братьев!

Кальв отвечает:

– Многое теперь не так, как должно бы быть! Ты так покинул нас, что нам ничего не оставалось, кроме того, чтобы помириться с теми, кто остался. А теперь каждый должен оставаться там, где он есть. Но мы могли бы еще помириться, если бы это зависело от меня.

Тут Финн сказал:

– Это похоже на Кальва: если он говорит хорошие слова, то, значит, собирается на злое дело.

Конунг сказал:

– Может быть, Кальв, ты и хочешь помириться со мной, но мне не кажется, что вы, бонды, хотите мира.

Тут Торгейр из Квистстадира сказал:

– Вы сейчас получите от нас такой мир, который раньше многие получали от вас, и теперь вам придется расплачиваться за это!

Конунг говорит:

– Тебе‑то не следует так рваться в бой, так как сегодня тебе не суждено взять над нами верх. Ведь это я сделал тебя из ничтожного могущественным.


CCXXVI


Тут подошел Торир Собака со своими людьми. Он встал перед стягом и крикнул:

– Вперед, вперед, войско бондов!

Раздался боевой клич, и полетели стрелы и копья. Издали боевой клич и люди конунга. И когда он смолк, они стали подбадривать друг друга, крича, как их научили:

– Вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга!

Когда это услышали бонды, стоявшие с краю, они стали повторять, то, что они слышали, а остальные бонды, услышав их, подумали, что это кричат люди конунга. И бросились на своих, и завязался бой, и многие пали, прежде чем увидели, с кем сражаются.

Погода была хорошая, и светило солнце. Но когда началось сражение, ю и небо и солнце побагровели, а потом вдруг стало темно, как ночью. [325]

Олав конунг поставил свое войско на возвышенности, и оттуда его люди бросились вниз на войско бондов. Их натиск был так силен, что бонды отступили, и первые ряды войска конунга оказались там, где раньше стояли последние ряды бондов. Бонды уже собирались обратиться в бегство, но лендрманны со своими дружинниками не дрогнули, и завязалась ожесточенная битва. Сигват говорит так:


Сила их подмяла

Землю, загремели

Тьмы, сошедшись, – рухнул

Мир – мужей кольчужных.

Там, где в светлых шлемах

В бой лучники тучей

Шли. Был спор секирный

Велик в Стикластаде.


Лендрманны подбадривали своих людей и призывали их идти вперед, Сигват говорит так:


Стяг вперед средь трёндских

Войск – но вскоре бонды –

Двинулся – деянье

Свое проклинали.


Тут войско бондов стало нападать со всех сторон. Те, кто были в первых рядах, рубились мечами, те, кто стоял за ними, кололи копьями, а все, кто шли сзади, стреляли из лука, метали копья, бросали камни и другое метательное оружие. Скоро разгорелась жесточайшая битва. Многие гибли и с той, и с другой стороны.

При первом натиске погибли Арнльот Геллини, Торир Кукушка и Фасти Пахтанье и все их люди, но каждый из них успел сразить одного или двух врагов, а некоторые и больше.

Ряды перед стягом конунга стали редеть. Тут конунг велел Торду вынести стяг вперед и сам стал под стягом с теми, кто должен был быть рядом с ним в битве. Это были самые смелые и всего лучше вооруженные люди. Сигват говорит так:


Знаю, шел воитель

Cо знаменем рядом.

Стяг летел пред смелым

Моим господином.


Когда конунг вышел из круга людей, защищавших его щитами, и прошел вперед, и бонды увидели его лицо, они исполнились ужасом, и у них отнялись руки. Об этом говорит Сигват:


Знать, ужас на стражей

Кладов [326] наводили

Княжьи вежды, копий

Острёных острее.

Конунгов был трёндам

Страшен взор, сверкавший,

Как у змея. Грозен

Им казался Олав.


Битва была очень жаркой, и сам конунг рубился в этой сече. Сигват говорит так:


Тёк багрец – покрыться

Кровью сталь успела –

По щитам, от полчищ

Отбивался Олав.

Но и вождь изведать

Дал им лиха в смехе

Стрел, врубая острый

Меч в дворы пробора. [327]



CCXXVII


Олав конунг сражался отважно. Он нанес удар мечом по лицу лендрманну Торгейру из Квистстадира, который уже раньше упоминался, и рассек ему берму и голову ниже глаз, так что у того голова чуть не слетела с плеч. Когда Торгейр упал, конунг сказал:

– Ну что, разве не правду я сказал, что ты не одержишь верх в бою со мной?

В это время Торд так сильно ткнул древко стяга в землю, что оно застряло там. Он получил смертельную рану и пал у стяга. Пали и Торфинн Рот, и Гицур Золотые Ресницы. На Гицура напали сразу двое. Он успел убить одного и ранить другого. Ховгарда‑Рэв говорит так:


Один дрался в стоне

Стрел с двумя – звенело

Пенье Гунн – бойцами

Могучими лучник.

Смерть принес Ньёрд пены

Драупнировой – ранен

Был другой – кормильцу

Врана, сталь окрасив. [328]


Тут, как уже раньше было сказано, исчезло солнце, хотя на небе и не было ни облака, и наступила темнота. Об этом говорит Сигват:


Почитают чудом

Великим, что в крике

Хильд [329] средь сини солнце

C глаз людских сокрылось.

Ясный день – мы вести –

Померк: к смерти было

Князевой знаменье –

За морем узнали.


В это время подошел Даг сын Хринга со своим войском. Он построил своих людей и поднял стяг. Но было очень темно, и они не сразу вступили в бой, так как не знали, кто перед ними. Они двинулись туда, где стояли жители Рогаланда и Хёрдаланда. Эти события произошли одновременно, или что‑то случилось чуть раньше, а что‑то чуть позже.


CCXXVIII


Кальвом и Олавом звали родичей Кальва сына Арни. Они сражались рядом с ним. Оба были рослыми и дюжими. Кальв был сыном Арнфин‑на сына Армода и племянником Арни сына Армода. Рядом с Кальвом сыном Арви сражался Торир Собака. Олав конунг нанес удар мечом по плечу Торира Собаки, но меч не рассек его рубашки, и только будто поднялся столб пыли от оленьей шкуры. Сигват говорит так:


В яви видел щедрый

Вождь: волшба и силы

Финнов ведовские

Торира хранили.

В руках у владыки

Не сек клинок, стала

Сталь тупа, затылка

Пса едва коснувшись.


Торир нанес ответный удар, и они стали рубиться, но меч конунга не мог рассечь оленью шкуру. Торир все же был ранен в кисть. Сигват говорит так:


Кто взял в ум, что

Торир Трусоват? Мне хватит

Глаз, чтоб видеть дерзость

Пса на поле брани,

Когда посмел полный

Силы Тротт оплота

Непогоди ратных

Крыш [330] напасть на князя.


Тут конунг сказал Бьёрну окольничему:

– Прибей собаку, раз его не берет железо!

Бьёрн перевернул секиру и ударил Торира обухом. Он попал Ториру в плечо. Удар был очень силен, и Торир пошатнулся. В это мгновение конунг повернулся к родичам Кальва и смертельно ранил Олава, родича Кальва. Между тем Торир Собака вонзил копье Бьёрну окольничему в грудь. Это была смертельная рана. Торир сказал:

– Так мы бьем медведей! [331]

Тут Торстейн Корабельный Мастер нанес Олаву конунгу удар секирой. Удар пришелся по левой ноге выше колена. Финн сын Арни тотчас сразил Торстейна. Получив эту рану, конунг оперся о камень, выпустил меч и обратился к богу с мольбой о помощи. Тогда Торир Собака нанес ему удар копьем. Удар пришелся ниже кольчуги, и копье вонзилось в живот. Тут Кальв нанес конунгу удар мечом. Удар пришелся с левой стороны шеи. Но люди по‑разному говорят о том, куда Кальв ранил конунга. От этих трех ран конунг умер. После его гибели пали почти все, кто сражался рядом с ним. Бьярни скальд Золотых Ресниц сказал о Кальве сыне Арни так:


Встал защитой против

Вождя ты, отважный

Страж страны. Наслышан

Скальд о распре стали, [332]

Когда шел под стягом

Ты по Стикластаду,

Бился до погибели

Олава, преславный.


А Сигват скальд так сказал о Бьёрне окольничем:


Окольничий, доблий

Духом, Бьёрн, до слуха

Весть дошла, как стойко

За князя он дрался.

Пал средь гриди – гибель –

C государем рядом

Именитым – эту

Молва да восславит.



CCXXIX


Когда Даг сын Хринга вступил в бой, первый его натиск был так силен, что бонды не выдержали, и некоторые из них обратились в бегство. Множество бондов погибло, пали и лендрманны Эрленд из Герди и Аслак с Финней. Стяг, с которым они шли в бой, был порублен. Разгорелась ожесточенная битва, и ее назвали натиском Дага. Тогда на Дага двинулись Кальв сын Арни, Харек с Тьотты и Торир Собака со своими людьми. На их стороне был большой перевес, и Даг обратился в бегство, и с ним все войско, которое еще оставалось. Там есть долина, и в нее бросилось большинство людей. Многие тогда там погибли. Тогда одни бросились в одну сторону, а другие – в другую. Многие были тяжело ранены, а многие не могли двигаться от усталости. Бонды не долго преследовали бегущих. Их предводители повернули назад на поле боя, где лежали убитые, так как многие не досчитывались своих родичей и друзей.


CCXXX


Торир Собака пошел к телу Олава конунга и убрал его, как полагается. Он положил тело конунга на землю, распрямил его и накрыл. Он говорил потом, что, когда он вытирал кровь с лица конунга, оно было прекрасно, и на щеках его играл румянец, как у спящего, но только ярче, чем при жизни. Кровь конунга попала на кисть Торира, на то место, где у него была рана, и ему не понадобилось ее перевязывать, так быстро она зажила. Торир сам рассказывал об этом чуде, когда святость Олава конунга стала явной для всех. Торир был первым из знатных людей в войске врагов конунга, кто признал святость конунга.


CCXXXI


Кальв сын Арни стал искать среди павших своих братьев. Он нашел Торберга и финна. Люди говорят, что Финн хотел убить Кальва, бросил в него кинжал и стал поносить его, называя изменником и предателем. Кальв пропустил все это мимо ушей и велел унести Финна и Торберга с поля боя. Их осмотрели и опасных ран не нашли. Они свалились от усталости и под тяжестью собственного оружия. Кальв велел отнести братьев на свой корабль и отправился с ними домой. Когда он уплыл, отправились домой и все бонды, жившие поблизости, кроме тех, кто остался искать своих раненых или убитых родичей и друзей. Раненых отправляли в дома, так что все соседние дома были полны раненых, а некоторых разместили в шатрах. Удивительно, что в войске бондов собралось так много народу, но не менее удивительно и то, как быстро это войско распалось после сражения. Так случилось в основном потому, что большинство бондов было из близлежащих местностей и стремилось домой.


CCXXXII


Бонды, жившие в Верадале, пошли к своим предводителям, Хареку и Ториру, и стали жаловаться на свои беды. Они говорили так:

– Те, кому удалось бежать, направились в Верадаль в наши усадьбы и осели в них. Мы не можем вернуться домой, пока они здесь в долине. Мы просим вас нагрянуть на них с войском и не дать никому уйти. Ведь они, наверное, поступили бы также с нами, если бы им больше повезло в этой битве, и они еще могут поступить так, если мы встретимся с ними, когда перевес будет на их стороне. Они останутся в долине, если их никто оттуда не прогонит, и тогда они начнут разорять наши усадьбы.

Бонды долго говорили так, призывая предводителей поехать и перебить всех, кому удалось бежать. Посовещавшись, предводители нашли, что многое из сказанного бондами справедливо, и они решили, что пусть Торир Собака со своими людьми отправится в Верадаль. У него было шесть сотен человек. Они двинулись в путь к вечеру и дочыо добрались до Суля. Торир узнал, что вечером там был Даг сын Хринга и многие другие люди Олава конунга. Они остановились там, чтобы поужинать, и отправились дальше в горы. Торир сказал, что он не станет гоняться за ними по горам, и повернул обратно в долину. Им удалось перебить там лишь немногих из войска конунга. Бонды отправились тогда в свои усадьбы, а Торир со своими людьми на следующий день поехал к своим кораблям. Люди же конунга, которые были в состоянии бежать, попрятались в лесах или укрылись у местных жителей.


CCXXXIII


Тормод Скальд Черных Бровей в этой битве сражался под стягом конунга. Когда конунг пал и вражеский натиск был всего сильнее, люди конунга гибли один за сругим, а большинство из тех, кто ещё сражался, были ранены. Тормод был тяжело ранен, поэтому он, так же как и Другие, ушел оттуда, где было всего опаснее. А некоторые тогда бежали с поля боя. Тут началась битва, которую называют натиском Дага, и все люди конунга, которые еще могли держать оружие, устремились туда. Но Тормод не был в этой битве, так как не мог сражаться из‑за ран и сильной усталости. Он стоял рядом со своими товарищами и уже ничего не мог предпринять. Тут ему в левый бок попала стрела. Он отломал комель стрелы и пошел с поля боя в ближайшую усадьбу, и зашел в какой‑то большой сарай. В руке у Тормода был обнаженный меч. Когда он вошел туда, к нему навстречу вышел человек и сказал:

– Что‑то ужасное здесь творится, все плачут и стонут. Стыдно, что взрослые мужи так плохо выносят боль. Может быть, люди конунга и смело сражались, но они совсем не по‑мужски терпят боль.

Тормод говорит:

– Как твое имя?

Тот назвался Кимби. Тормод спрашивает:

– Ты был в бою?

– Да, – говорит он, – я был с бондами, и это было к лучшему.

– Ты не ранен? – спрашивает Тормод.

– Немного, – отвечает Кимби, – а ты был в бою?

– Я был с теми, чье дело лучше.

Кимби увидел на руке у Тормода золотое обручье и сказал:

– Ты, верно, человек конунга. Дай мне это обручье, и я тебя спрячу. Ведь бонды убьют тебя, если ты попадешься им.

Тормод говорит:

– Возьми обручье, если сможешь. Я потерял большее.

Кимби протянул руку, чтобы взять обручье, тут Тормод взмахнул мечом и отрубил ему кисть. Говорят, что Кимби терпел боль не лучше, чем те, кого он только что поносил. И Кимби ушел.

А Тормод остался в сарае. Он сидел и слушал, о чем говорят люди. Каждый рассказывал о том, что видел в этой битве и кто как сражался. Одни хвалили больше всего отвагу Олава конунга, а другие называли людей, которые вели себя не менее мужественно. Тогда Тормод сказал:


Грозен князь был в сердце,

Он мечом червленым,

Шед по Стикластаду,

Путь врезал кровавый.

Не бежал он смерти,

Герой, созывая

Вязов вьюги – много

Их отличилось – Трота. [333]



CCXXXIV


Затем Тормод ушел из сарая и вошел в какой‑то дом. Там было много тяжело раненых, и какая‑то женщина перевязывала им раны. На земляном полу был разведен огонь, и она грела на нем воду для промывки ран. Тормод сел у дверей. Люди, которые ухаживали за ранеными, входили и выходили. Один из них, проходя мимо, повернулся к Тормоду, взглянул на него и сказал:

– Отчего ты такой бледный? Ты ранен? Почему ты не просишь, чтобы тебя полечили?

Тогда Тормод сказал такую вису:


Мглист челом, куда мне

C румяным равняться –

На нас и не глянут –

Мужем Наины кружев.

Сегодня я бледен

Неспроста, растратчик

Злата: много выжгло

Ран оружье данов. [334]


Тормод встал, подошел к огню и постоял там некоторое время. Лекарка сказала ему:

– Эй ты! Пойди‑ка принеси дров, которые лежат там снаружи у дверей.

Тормод вышел, принес охапку дров и бросил ее на пол. Тут лекарка посмотрела ему в лицо и сказала:

– Ужас, какой он бледный. Что с тобой?

Тормод сказал:


Вот, страшит лещину

Брашен бледность наша,

Никого, хозяйка

Бус, не красят раны.

Знай, от мощной длани

Летели в нас стрелы.

Рядом с сердцем, чую,

Встал зубец железный. [335]


Тогда лекарка сказала:

– Покажи‑ка мне твои раны, я перевяжу их.

Он сел и сбросил с себя одежду. Осмотрев его раны, лекарка стала ощупывать рану в боку и почувствовала, что там застряло железо, но она не могла определить, как глубоко оно вошло. В каменном котле у нее варилась смесь лука с другими травами, и она давала эту смесь раненым, чтобы узнать, глубоки ли их раны: если рана оказывалась глубокой, то из нее чувствовался запах лука. Она дала этой смеси Тормоду и велела ему съесть. Он говорит:

– Унеси это, я не голоден.

Тогда она взяла клещи и хотела вытянуть железо. Но оно сидело крепко и мало выдавалось наружу, так как рана распухла. Тогда Тормод сказал:

– Вырежь все вокруг железа, чтобы можно было ухватить его клещами, и дай их мне, я его вытащу.

Она сделала, как он сказал. Тормод снял золотое обручье с руки, отдал лекарке и сказал, что она может делать с ним, что захочет.

– Это хороший подарок, – говорит он, – Олав конунг подарил мне это обручье сегодня утром.

После этого Тормод взял клещи и вытянул из раны наконечник стрелы. На его крючьях зацепились волокна сердца, одни красные, другие белые. Увидев их, Тормод сказал:

– Хорошо кормил нас конунг! Жир у меня даже в сердце.

Тут он упал навзничь мертвый. Здесь кончается рассказ о Тормоде.


CCXXXV


Олав конунг погиб в среду в четвертые календы августа месяца. Войска сошлись около полудня, битва началась до мидмунди, конунг пал до нона, а темно было от мидмунди до нона99. Сигват скальд так рассказывает о конце битвы:


Худо нам без недруга

Англов. Пал, изранен,

На поле – расколот

Щит в руке – воитель.

У Олава взяли

Жизнь – он в бой неистов

Шел, а Дага бегство

Спасло, – в пляске Скёгуль, [336]


А еще он говорит так:


C неслыханной силой

Херсиры шли – смерти

Обрёк его в крике

Хильд народ – и бонды.

Там жердями ратных

Крыш такой повержен

Вождь, – их сотни в битве

Полегло – как Олав. [337]


Бонды не стали обирать убитых, так как сразу после битвы многих из тех, кто сражался против конунга, обуял страх. Но они все же сохраняли вражду к людям конунга и говорили между собой, что тела погибших с конунгом не следует готовить к погребению и хоронить, как полагается, и называли их всех разбойниками и преступниками. Но могущественные люди, чьи родичи погибли в этой битве, не слушали их и отвозили тела своих родичей в церкви и убирали их, как полагается по обычаю.


CCXXXVI


Торгильс сын Хальмы и его сын Грим отправились на поле боя вечером, когда уже стало темно. Они взяли тело Олава и перенесли его в заброшенную хижину, стоявшую в стороне от усадьбы. У них были с собой светильник и вода. Они сняли одежды с тела конунга, омыли его и завернули в льняное покрывало. Затем они положили его на пол и прикрыли ветками, чтобы никто из тех, кто мог зайти туда, не заметил его. Потом они вышли оттуда и пошли домой в усадьбу.

И то и другое войско сопровождало множество нищих и бедняков, просивших себе на пропитание. Вечером после битвы весь этот люд остался там и, когда наступила ночь, они стали искать приюта во всех домах, как больших, так и маленьких. Среди них был один слепой, о котором рассказывают следующее. Он был беден, и с ним ходил поводырем мальчик. Они вышли из усадьбы и стали искать пристанища. Они подошли к хижине, где лежало тело конунга. Двери в йей были такие низкие, что вовнутрь нужно было чуть ли не вползать. Когда слепой вошел в хижину, он стал ощупывать пол, ища, где бы ему лечь. На голове у него была шапка, и когда он наклонился, ощупывая пол, она сползла ему на лицо. А когда он ощупывал пол, он почувствовал под руками что‑то мокрое. Поправляя шапку мокрыми руками, он коснулся пальцами глаз. Он почувствовал сильную резь в глазах и стал тереть их мокрыми руками. Затем он вылез из хижины и сказал, что там нельзя лежать, так как все внутри мокро. Но когда он вылезал из хижины, он увидел свои руки, а потом и все, что было поблизости и что можно было видеть в темноте. Он сразу же пошел обратно в усадьбу, вошел в дом и сказал всем, что он прозрел и стал зрячим. А многие знали, что он раньше был слепым, так как он бывал там раньше, странствуя но всей округе. Он сказал, что прозрел, когда вылез из какой‑то заброшенной хижины.

– Там внутри все было мокро, – говорит он. – Я щупал пол, а потом мокрыми руками потер глаза.

И он рассказал, где эта хижина. Люди, которые там были, очень дивились этому происшествию и спрашивали друг друга, что же это могло быть внутри хижины. А Торгильс бонд и Грим, его сын, знали, отчего все это произошло, и очень боялись, что недруги конунга пойдут обыскивать хижину. Они тайком отправились туда, взяли тело конунга, перенесли его на луг и спрятали там, а потом вернулись в усадьбу и легли спать.


CCXXXVII


Торир Собака в четверг вернулся из Верададя в Стикластадир, и вместе с ним пришло много народу. Еще многие бонды оставались там. Они все еще осматривали поле боя, увозили тела своих убитых родичей и друзей и помогали раненым, тем, кому хотели помочь. Многие умерли уже после битвы. Торир Собака пошел к тому месту, где пал конунг, и стал искать его тело. Не найдя его, он стал искать кого‑нибудь, кто бы мог ему сказать, куда девалось тело конунга. Но никто ему не мог ничего сказать. Тогда он спросил Торгильса бонда, не знает ли тот, где тело конунга. Торгильс отвечает так:

– Я не участвовал в битве и мало что знаю о ней. Говорят, что Олава конунга видели ночью у Става, и с ним были его люди, А если он погиб, то ваши люди, верно, спрятали его тело в пустынном месте и засыпали камнями.

И хотя Торир точно знал, что конунг погиб, словам Торгильса поверили, и стал ходить слух, что конунг спасся из битвы и скоро соберет войско, и снова двинется на бондов.

Торир пошел к своим кораблям, отчалил от берега и поплыл вдоль фьорда. Тогда все бонды стали разъезжаться, взяв с собой тех раненых, которых можно было перевозить.


CCXXXVIII


Торгильс сын Хальмы со своим сыном Гримом хранили тело конунга. Они много думали, как сберечь его, чтобы недруги конунга не смогли надругаться над ним, ибо они слышали, как бонды говорили, что, если найдется тело конунга, то надо его сжечь или потопить в море.

Отец и сын видели, как ночью на боле боя, там, где лежало тело конунга, горит свеча, и также потом, когда они спрятали его тело, они все время видели ночью свет над тем местом, где лежало тело конунга. Они боялись, что недруги конунга найдут его тело, если увидят этот свет. И вот Торгильс и его сын решили, что надо перевезти тело в такое место, где оно будет в безопасности. Они сделали гроб, убрали его наилучшим образом и положили в него тело конунга. Потом они сделали другой гроб и положили в него столько соломы и камней, сколько понадобилось, чтобы он стал таким тяжелым, как будто в нем лежит тело, а затем тщательно закрыли его.

Когда из Стикластадира разъехалось все войско бондов, Торгильс с сыном стали собираться в дорогу. Торгильс решил отправиться на небольшом гребном судне. С ним поехало шесть или семь человек, все – его родичи и друзья. Они тайком перенесли гроб с телом конунга на корабль и спрятали его под палубой. А гроб с камнями они тоже взяли на корабль и поставили его на самое видное место. После этого они поплы ли по фьорду. Дул попутный ветер, и вечером, когда стало темнеть, они подплыли к Нидаросу и подошли к причалу конунга. Торгильс послал своих людей в город и велел им сказать Сигурду епископу, что они привезли тело Олава конунга. Когда епископу стало об этом известно, он послал к причалу своих людей. Они сели на лодку, подплыли к кораблю Торгильса и сказали, чтобы им отдали тело конунга. Торгильс и его люди взяли гроб, стоявший на палубе, и перенесли к ним в лодку. Затем люди Сигурда епископа выплыли на середину фьорда и сбросили этот гроб в море.

Была глубокая ночь. Торгильс и его люди плыли вверх по реке, пока город не скрылся из виду. Они подошли к берегу у склона, который называется Грязный Склон. Это – выше города. Они перенесли тело конунга на берег в какую‑то заброшенную хижину, стоявшую в стороне от других домов. Всю ночь они бдели у тела конунга. Торгильс отправился в город к людям, которые были верными друзьями Олава конунга. Торгильс спросил, не хотят ли они взять на свое попечение тело конунга. Но никто не осмелился сделать это. Тогда Торгильс отправился с телом дальше вверх по реке и похоронил его на песчаном холме. Затем они сравняли землю так, что могилы нельзя было заметить. Они кончили все до рассвета. Затем они пошли на корабль, поплыли по реке во фьорд и плыли, пока не добрались до Стикластадира.


CCXXXIX


Свейн, сын Кнута Могучего и Альвивы, дочери Альврима ярла, был тогда в Йомсборге и правил Страной Вендов. Кнут конунг, его отец, прислал к нему гонцов, которые сообщили ему, что он должен поехать в Данию, а оттуда в Норвегию, стать ее правителем и принять звание конунга. Свейн отправился в Данию и взял с собой оттуда большое войско. С ним отправился Харальд ярл и многие другие могущественные люди. Об этом говорит Торарин Славослов в песне, которую он сочинил о Свейне сыне Альвивы и которая называется Песнь о Тиши на Море.


Знают все,

Как знатно даны

C ярлом в путь

Снарядились.

Был сам вождь

Меж них первейшим,

А следом шли

Все его люди,

Как на подбор

Добрые вои.


Затем Свейн отправился в Норвегию со своей матерью Альвивой. Там его провозгласили конунгом на всех тингах. Когда была битва при Стикластадире и Олав конунг погиб, Свейн приплыл с востока в Вик. Он двигался дальше и осенью добрался на север до Трандхейма. Там его, как и в других местах, провозгласили конунгом.

Свейн конунг установил в стране много новых законов по датскому образцу, но некоторые из них были много более жестокими. Никто не мог уехать из страны без разрешения конунга, а если он все же уезжал то все его владения доставались конунгу. Тот, кто совершал убийство, лишался земель и добра. Если человеку, объявленному вне закона, выпадало наследство, то это наследство присваивал конунг. К йолю каждый бонд должен был отдать конунгу меру солода с каждого очага и окорок трехгодовалого бычка – эта подать называлась винартодди – и, кроме того, бочонок масла. Каждая хозяйка должна была отдать конунгу столько выделанного льна, сколько можно охватить большим и средним пальцами. Бонды должны были строить все дома, в которых нуждался конунг. От семи человек старше пяти лет один человек должен был идти в войско конунга, и, кроме того, они должны были поставлять ремни для уключин. Каждый, кто выходил в море, куда бы он ни плыл, должен был платить конунгу подать за то, что он ловит рыбу, а именно – он должен был отдать ему пять рыбин. На каждом корабле, уходящем в море, должно было быть оставлено место для конунга. Каждый, кто отправлялся в Исландию, иноземец или местный житель, должен был уплатить конунгу пошлину. К тому же датчане должны были пользоваться таким уважением, что свидетельство одного датчанина перевешивало свидетельство десяти норвежцев. Когда эти законы стали известны народу, все были ими очень недовольны и стали роптать. Те, кто не сражался против Олава конунга, говорили:

– Вот вы, трёнды, и стали друзьями Кнютлингов и получили от них награду за то, что сражались против Олава конунга и убили его. Вам обещали мир и лучшие законы, а получили вы кабалу и рабство, к тому же над вами издеваются и унижают вас.

Ответить на это было нечего. Тут все поняли, что поступили опрометчиво. Но никто не осмелился выступить против Свейна конунга и в основном потому, что многие отдали своих сыновей и других близких родичей в заложники Кнуту конунгу, а также потому, что у них не было предводителя. Вскоре все стали роптать на Свейна конунга, но больше всего на Альвиву, которой приписывали все, что было норвежцам не по душе. Многие тогда смогли говорить правду об Олаве конунге.


CCXL


В ту зиму многие в Трандхейме стали говорить, что Олав конунг был святым, и рассказывали о многочисленных свидетельствах его святости. Многие тогда стали взывать к нему в своих молитвах, прося помочь в их нуждах. Такие молитвы помогали многим, одни получали исцеление от недуга, другие удачу в путешествии или что‑нибудь еще, в чем они нуждались.


CCXLI


Эйнар Брюхотряс вернулся домой с запада из Англии в свою усадьбу. Он правил теперь владениями, которые получил в лен от Кнута конунга, когда они встретились в Трандхейме. Это были почти такие же большие владения, как владения ярла. Эйнар Брюхотряс не участвовал в борьбе против Олава конунга и гордился этим. Эйнар помнил, как Кнут обещал ему, что он станет ярлом Норвегии, и как он не сдержал своего слова. Эйнар был первым из могущественных людей, кто уверовал в святость Олава конунга.


CCXLII


Финн сын Арни недолго оставался в Эгге у Кальва, так как он был очень возмущен тем, что Кальв сражался против Олава конунга. Финн часто поносил его за это. Торберг сын Арни был более сдержан в речах, чем Финн, но и он хотел поскорее уехать домой в свою усадьбу. Кальв дал братьям хороший боевой корабль со всей оснасткой и другим снаряжением и достаточно людей. И вот они поплыли домой в свои усадьбы. Арни сын Арни долго не мог оправиться от ран, но в конце концов они зажили, и он не стал калекой. Зимой он отправился на юг в свою усадьбу. Все братья помирились со Свейном конунгом и жили спокойно дома.


CCXLIII


Летом многие стали говорить о святости Олава конунга. Теперь о конунге говорили совсем не так, как раньше. Даже многие из тех, кто раньше ожесточенно ратовал против конунга и не желал слышать о нем правды, верили теперь, что он – святой. Люди стали поносить тех, кто всего больше ратовал против конунга. Во многом обвиняли Сигурда епископа. Вражда против него стала так сильна, что он посчитал за лучшее плыть на запад в Англию к Кнуту конунгу. После этого трёнды послали людей в Упплёнд, чтобы просить Гримкеля епископа приехать на север в Трандхейм. Когда Олав конунг отправился на восток в Гардарики, он отослал Гримкеля епископа обратно в Норвегию. С тех пор тот был в Упплёнде. Когда епископу передали просьбу трёндов, он сразу же собрался в путь. Он охотно согласился поехать, так как верил тому, что говорили о чудесах и святости Олава конунга.


CCXLIV


Гримкель епископ поехал к Эйнару Брюхотрясу, тот принял епископа очень радушно. Они беседовали о многом, в том числе и о тех важных событиях, которые произошли в стране. Они во всем пришли к согласию. Затем епископ отправился в Каупанг, и весь народ его приветствовал там. Он стал подробно расспрашивать о том, что рассказывают о чудесах Олава конунга, и получил точные сведения. Потом епископ послал в Стикластадир за Торгильсом и его сыном Гримом и просил их приехать к нему в город. Отец с сыном быстро собрались и отправились в город к епископу. Они рассказали ему о всех чудесах, о которых они знали, и о том, где они похоронили тело конунга. Затем епископ послал за Эйнаром Брюхотрясом, и тот приехал в город. Эйнар и епископ поговорили с конунгом и Альвивой и просили конунга разрешить им выкопать тело Олава конунга из земли. Конунг дал им такое разрешение и предоставил епископу свободу действий.

В городе было тогда очень много народа. Епископ и Эйнар отправились вместе с другими людьми туда, где было похоронено тело конунга, и велели там копать. Гроб тогда уже сам вышел из земли. Многие стали просить епископа, чтобы он велел похоронить конунга в Церкви Клеменса. А когда со дня кончины Олава конунга прошло двенадцать месяцев и пять дней, гроб с его святыми останками открыли. Он тогда опять сам почти вышел из земли и был совсем, как новый, будто его только что обстругали. Когда Гримкель епископ подошел к гробу Олава конунга, из него разносилось благоухание. Епископ открыл липо конунга. Оно совсем не изменилось, и щеки розовели, будто конунг только что уснул. Но те, кто видел Олава конунга, когда он пал, заметили в нем перемену, У него отросли волосы и ногти, почти так же, как если бы он еще продолжал жить в этом мире и после того, как пал. Свейн конунг и все знатные люди, которые там были, подошли, чтобы посмотреть на тело Олава конунга. Альвива сказала:

– Удивительно долго не разлагаются трупы в песке. Если бы он лежал в земле, такого бы не случилось.

Епископ взял ножницы и подстриг конунгу волосы на голове и бороду. У него была длинная борода, как это тогда было принято. Потом епископ сказал конунгу и Альвиве:

– Вот теперь волосы и борода у него такие, какие были, когда он скончался. Я отстриг ровно столько, насколько они отросли.

Альвива говорит:

– Я поверю, что эти волосы – святые мощи, только если они не сгорят в огне. Мы ведь часто видели, как хорошо сохраняются волосы у людей, которые пролежали в земле и дольше, чем этот человек.

Епископ велел зажечь огонь в кадиле, освятил его и положил туда ладан. Затем он положил в огонь волосы Олава конунга. Когда весь ладан сгорел, епископ вынул из огня волосы. Они были невредимы. Епископ показал их конунгу и другим знатным людям. Тогда Альвива сказала, пусть положат волосы в неосвященный огонь. Но Эйнар Брюхотряс велел ей замолчать и стал поносить ее. Тогда епископ с согласия конунга и по решению всего народа объявил, что Олав конунг – святой. Затем гроб с телом конунга внесли в Церковь Клеменса и поставили над алтарем. Гроб обернули шелковой тканью, а сверху покрыли дорогими коврами. Вскоре много всяких чудес произошло от мощей Олава конунга.


CCXLV


Из песчаного холма, где был сначала похоронен Олав конунг, забил чудесный родник. Водой из этого источника многие излечились от своих недугов. Этот источник огородили, и воду из него бережно охраняют с тех пор. Сначала там построили часовню, а на том месте, где лежало тело конунга, поставили алтарь. Теперь на этом месте стоит Церковь Христа. На том месте, где была могила конунга, Эйстейн архиепископ велел поставить главный алтарь, когда он построил огромный собор, который и теперь стоит. На этом же месте был главный алтарь и в старой Церкви Христа. Говорят, что на месте той хижины, где тело конунга оставили на ночь, теперь стоит Церковь Олава. А то место, куда мощи конунга перенесли с корабля, называется Склоном Олава, теперь это место – прямо в середине города.

Епископ радел о святых останках Олава конунга. Он стриг ему волосы и ногти, ибо они росли так, будто конунг еще продолжал жить в этом мире. Сигват Скальд говорит так;


Солгу ль? У Олава

Власы, как у вяза

Стрел живого – славлю

Росли – княжье войско.

Досель не истлела

Прядь, что в Гардах – светел

Был челом он – болесть

Сняла с Вальдамара. [338]


Торарин Славослов сочинил песнь о Свейне сыне Альвивы. Она называется Песнь о Тиши на Море, в ней есть такие висы:


Днесь престол

Он поставил,

Страж держав,

Свой в Трандхейме.

И навсегда

Господином

Выти сей

Свеян пребудет.

Где допреж

Правил Олав,

Да отошел

В предел небесный,

И стал теперь,

Всякий знает,

Он нетлен,

Всевластитель.

Путь прямой

Был уготован

На небеса

Харальда сыну,

Прежде чем стол

Взял властитель.

Будто жив,

Там лежит он,

Телом свят,

Вождь пресветлый,

И растут

Непрестанно

Власы над челом

Его и ногти.

И сам собой

C поднебесья

Льется звон

Многогласный.

Там всякий день

Слышат люди

Колокола

Над княжьим ложем.

Там всегда

Христу в угоду

Над алтарем

Горят свечи,

Ибо князь

Олав при жизни

Душу спас

Свою, безгрешный.

Ищет люд

Исцеленья

Там, где свят

Вождь почиет,

Всяк слепой

И безъязыкий

Там станет зряч

И речь обрящет.

Олава ты

Проси, чтоб отдал –

Он богу люб –

Тебе свой одаль.

Ведь получил

Для человеков

От бога он

Всякое благо.

Когда к столпу

Святой веры

Ты мольбы

Обращаешь.


Торарин Славослов был тогда со Свейном конунгом и видел и слышал эти чудеса святого Олава конунга. Люди слышали, как над его святыми останками небесные силы издавали звуки, подобные звону колоколов, свечи зажигались сами над алтарем от небесного огня. Торарин говорит, что к святому Олаву конунгу приходило множество всякого народу – хромые, слепые или страдающие другими немощами – и все уходили от него исцеленными. Он не рассказывает подробностей, а говорит только, что, должно быть, бесчисленное множество людей излечилось благодаря первым чудесам святого Олава конунга. Но самые большие чудеса Олава конунга, о которых потом больше всего было написано и рассказано, свершились позднее.


CCXLVI


Люди, на которых можно положиться, говорят, что Олав Святой был конунгом в Норвегии пятнадцать лет после того, как Свейн ярл уехал из страны. Но еще за год до этого жители Упплёнда провозгласили его конунгом. Сигват Скальд говорит так:


Леном он пятнадцать,

Олав, полных правил

Зим, да принял, рьяный,

Смерть в стране норвежской.

Вождь какой превыше

Конунга – он кончил

Рано жизнь – в сей горний

Край допреж рождался?


Когда конунг Олав Святой погиб, ему было тридцать пять лет, как говорит священник Ари Мудрый. Он сражался в двадцати больших битвах. Сигват скальд говорит так:


Был раскол средь рати,

Коль не всяк чтил бога.

Двадцать он изведал

Битвищ, витязь смелый.

Князь крещеных, мощный

Духом, ставил справа.

Прими ж к себе мужа

Праведного, боже.


Вет и рассказана часть саги об Олаве конунге, о тех событиях, которые произошли, когда он правил Норвегией, о его гибели и о том, как проявилась его святость. Но не следует забывать и о том, что принесло ему наибольшую славу, о его чудесах, хотя о них будет написано в этой книге позднее.


CCXLVII


Конунг Свейн сын Кнута правил Норвегией несколько лет. И по возрасту и по уму он был еще ребенок. Страной тогда правила больше Альвива – его мать, и жители страны очень не любили ее и тогда и позже. В Норвегии было тогда засилье датчан, и жители страны были этим очень недовольны. Когда о засильи датчан пошли разговоры, то все стали говорить, что трёнды больше всех виноваты в том, что конунга Олава Святого не стало в стране и что норвежцы попали под этот гнет, который принес им кабалу и рабство, и богатым, и бедным, и всему народу. Все говорили, что трёнды должны начать восстание, чтобы сбросить этот гнет. Жители страны считали, что у трёндов в Норвегии наибольшая сила: у них есть предводители, у них всего больше народа. Когда трёнды узнали, как народ в стране поносит их, они должны были признать, что их поносят справедливо и что они совершили большую глупость, лишив Олава конунга жизни и власти, глупость, за которую им пришлось жестоко поплатиться.

Их предводители собирались и советовались, как лучше поступить. Эйнар Брюхотряс заправлял на этих совещаниях. Что до Кальва сына Арни, то он теперь понял, в какую ловушку попал, когда поддался на уговоры Кнута конунга. Тот не сдержал ни одного обещания, которые он дал Кальву. Ведь он обещал Кальву звание ярла и власть над всей Норвегией, и Кальв был главарем в битве против Олава Конунга, в которой тот погиб. Но никакого звания Кальв не получил. Он считал, что остался с носом. Братья Кальв, Финн, Торберг и Арни снеслись через гонцов и снова стали дружны.


CCXLVIII


Когда Свейн пробыл три года конунгом, в Норвегию пришло известие, что на западе за морем собралось войско, предводителем которого был человек по имени Трюггви. Он говорил, что он сын Олава сына Трюггви и Гюды английской. Когда Свейну конунгу стало известно, что иноземное войско хочет нагрянуть в его страну, он созвал ополчение на севере страны, и многие лендрманны из Трандхейма присоединились к нему. Эйнар Брюхотряс остался дома, он не захотел идти в поход со Свсейном конунгом. Когда гонцы Свейна конунга приехали к Кальву в Эгг и сообщили, что он должен идти в поход с конунгом, Кальв снарядил свой корабль на сорок гребцов, быстро собрался со своими людьми и поплыл вдоль фьорда, не дожидаясь Свейна конунга. Кальв направился на юг в Мёр и не останавливался, пока не добрался до Гицки, где жил его брат Торберг. Затем все братья сыновья Арни собрались на совет и стали решать, что делать. После этого Кальв отправился обратно на север, и, когда он вошел в пролив Фрекейярсунд, там уже стоял Свейн конунг со своим войском. Когда Кальв входил с юга в пролив, люди конунга окликнули его и просили его последовать за конунгом, чтобы защищать страну. Кальв отвечает:

– Я и так уже больше чем довольно сражался против жителей нашей страны на стороне Кнютлингов.

Люди Кальва продолжали грести на север. Кальв не останавливался, пока не приплыл домой в Эгг. Никто из сыновей Арни не участвовал в этом походе Свейна конунга.

Свейн конунг повернул свое войско на юг. Не получив никаких вестей о том, что нагрянуло войско с запада, он поплыл на юг в Рогаланд, а потом в Агдир, так как предполагалось, что Трюггви захочет сначала отправиться на восток в Вик – там жили раньше его предки и там была его твердыня. У него было там много могущественных родичей.


CCXLIX


По дороге с запада Трюггви конунг подошел со своим войском к Хёрдаланду. Там он узнал, что Свейн конунг уплыл на юг. Тогда Трюггви конунг направился на юг. Когда Свейн конунг узнал, куда направился Трюггви, приплыв с запада, он снова повернул со своим войском на север. Они сошлись с Трюггви у Бокна в Сокнарсунде, недалеко от того места, где погиб Эрлинг сын Скьяльга. Разгорелась жестокая битва. Говорят, что Трюггви бросал копья обеими руками сразу, приговаривая:

– Так учил меня мой отец служить мессу!

Его недруги говорили, что он сын какого‑то священника, но он гордился тем, что он больше похож на Олава сына Трюггви. И на самом деле Трюггви был очень доблестный муж. В этой битве пал Трюггви конунг и многие из его войска, а некоторые обратились в бегство или попросили пощады. Во флокке о Трюггви говорится так:


Шли на брань с войсками

C юга Свейн, а Трюггви

От полнощи, вспыхнул

Спор меж них секирный.

Был я – сталь звенела –

Свидетелем этой

Ссоры. Смерть средь бранных

Игр нашли герои.


Об этой битве говорится также во флокке, который сочинили в честь Свейна конунга:


Не яства в воскресный

День носила дева,

Там поутру рати

Меч вздымали в сече,

Когда вой штевни

По веленью Свейна –

Вволю поживился

Мясом вран – связали.


После этой битвы Свейн конунг продолжал править страной. Никто тогда больше не нарушал мира. Ту зиму Свейн конунг провел на юге страны.


CCL


Эйнар Брюхотряс и Кальв сын Арни той зимой стали держать совет и решать, что предпринять. Они встретились в Каупанге. К Кальву сыну Арни приехал посланец от Кнута конунга и сказал, что Кнут конунг требует, чтобы Кальв прислал ему три дюжины секир и чтобы все они были как на подбор. Кальв отвечает:

– Я не пошлю никаких секир Кнуту конунгу. Скажите ему, что я готовлю секиры его сыну Свейну, и что у того не будет в них недостатка.


CCLI


Ранней весной Эйнар Брюхотряс и Кальв сын Арни собрались в поход. У них была с собой большая дружина из лучших людей, которых только можно было найти в Трёндалёге. Весной они направились на восток через Кьёль в Ямталанд, оттуда в Хельсингьяланд и добрались до Швеции. Там они раздобыли корабли и летом отплыли на восток в Гардарики. Осенью они добрались до Альдейгьюборга. Они послали своих людей в Хольмгард к Ярицлейву конунгу и просили передать ему, что они хотят взять с собой Магнуса, сына конунга Олава Святого, и отвезти его в Норвегию, а там помочь ему получить отцовское наследство и стать конунгом в стране.

Когда об этом узнал Ярицлейв конунг, он стал советоваться со своей женой и другими знатными людьми. Они решили послать гонцов к норвежцам и пригласить их к Ярицлейву конунгу и Магнусу. Им обещали свободный проезд по стране. Когда они добрались до Хольмгарда, то было решено, что норвежцы, которые приехали, станут людьми Магнуса и будут ему служить, и это было скреплено клятвами Кальва и всех тех, кто сражался при Стикластадире против Олава конунга. А Магнус заключил с ними полный мир и поклялся, что он будет им верен, что и они во всем могут на него положиться, если он станет конунгом Норвегии. Он должен был стать приемным сыном Кальва сына Арни, а Кальв обязался делать все, что, по мнению Магнуса, способствовало бы укреплению его власти в Норвегии и сделало бы его правление свободнее.



Сага о Магнусе Добром

(Magn ú ss saga g óð a)


I


Магнус сын Олава отправился в путь с востока из Хольмгарда в Альдейгьюборг после йоля. Как только сошел лед, они снаряжают вместе со своими людьми корабли. Об этом говорит Арнор Скальд Ярлов в драпе о Магнусе:


Днесь – внемлите люди –

Я рассказ о князе –

Ведомы мне подвиги

Славного – слагаю.

Одиннадцать татю

Мира [339] не сравнялось

Зим, как струг из Гардов

Друг хёрдов [340] направил.


Магнус конунг поплыл весною с востока в Швецию. Арнор так говорит:


Клич губитель тарчей [341]

Кликнул – вмиг в одеждах

Рать к вождю под стяги

Ратных собиралась.

Киль заиндевелый

Резал гладь и резво

Нес конь зыбей князя

Юного в Сигтуны.


Здесь сказано, что Магнус конунг, отправившись с востока из Гардарики, сперва приплыл в Швецию, в Сигтуны. Конунгом в Швеции был тогда Эмунд сын Олава. Женой конунга была Астрид, которая прежде была замужем за конунгом Олавом Святым. Она очень сердечно приняла своего пасынка Магнуса и тотчас велела созвать многолюдный тинг в месте, называемом Ханграр. На этом тинге Астрид держала речь и сказала так:

– Прибыл к нам сын святого конунга Олава, по имени Магнус; он намерен ныне отправиться в Норвегию и потребовать отцовское наследство. Мой долг – поддержать его в этой поездке, потому что, как известно и шведам, и норвежцам, он – мой пасынок. Я ничего не пожалею из того, чем располагаю, для того чтобы сила его возросла, и дам ему множество людей и денег. Поэтому всякий, кто вознамерится примкнуть к нему, может рассчитывать на мою полнейшую дружественную поддержку. Я объявляю, кроме того, что и сама приму участие в его походе. Из этого все могут видеть, что я окажу ему всяческую помощь.

И так говорила она долго и красноречиво. Но когда она закончила свою речь, то многие возражали ей. Они говорили, что шведам, которые сопровождали Олава конунга, его отца, немного славы прибавил их поход в Норвегию.

– И вряд ли с этим конунгом следует рассчитывать на большую удачу, – говорят они, – и по этой причине люди не очень‑то хотят участвовать в его походе.

Астрид отвечает:

– Тех, кто хотят считаться храбрецами, это не должно страшить. Но если кто‑либо потерял своего сородича в походе конунга Олава Святого или сам получил рану, то ему должно хватить мужества для того, чтобы отправиться теперь в Норвегию и отомстить за это.

Словами своими и помощью Астрид добилась того, что множество народа примкнуло к ней и последовало за Магнусом в Норвегию. Скальд Сигват говорит так:


За дары намерен

Воздать щедро дщери

Олава – ей Толстый

Мужем был – хвалою.

В Ханграре средь многих

Полчищ свеев дело

Мужня сына славно

Отстояла Астрид.

О Магнусе, словно

О родном, радела,

Словом горделивых

Усовестив свеев.

Замысл – на земли

Твердо встал Харальда [342]

Магнус, ей подмогой

Был Христос, – исполнен.

Отчиной могучий

Князь кому ж обязан,

Магнус – многих взял он

Под власть, – как не Астрид?

Помочь кто из мачех

Лучше сей сумеет –

Честь глубокомыслой –

Пасынку? – и слава.


А скальд Тьодольв говорит во флокке о Магнусе:


О шести десятках

Вёсел – весел реи

Скрип – на тропы моря

Вышла княжья шнека.

Буйный под тобою

Ветр ревел, и парус

Рвался, вы ветрило

Спустили в Сигтунах.



II


Магнус сын Олава отправился из Сигтун, и у него было большое войско, которое предоставили ему шведы. Пешими двигались они по Швеции и прибыли таким образом в Хельсингьяланд. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Красные по свейским селам

Пронесли, Игг брани, [343] тарчи,

К вам стекались толпы, слали

Люди помощь отовсюду.

Храбрецы на запад, ради

Хруста стрел, [344] в доспехах ратных

Cо щитами, к пущей славе

Вашей, вы умчались, княже.


Затем Магнус сын Олава прошел с востока Ямталанд и пересек Кьёль, а оттуда двинулся в Трандхейм, и все население хорошо его принимало. А люди Свейна конунга, как только узнали, что в ту часть страны пришел Магнус сын Олава конунга, все разбежались кто куда и попрятались. Магнусу не было оказано никакого сопротивления. Свейн конунг был на юге страны. Как говорит Арнор Скальд Ярлов:


Ты в селеньях трёндов, ужас

Сея, шёл, поилец сойки

Игга, [345] был напуган, молвят

Люди, недруг твой заклятый.

Знать, смекнул твой враг, что много

Бед ему ты прочишь, щедрый

Сотоварищ щура моря

Сечи, [346] – жизнь спасти не чаял.



III


Магнус сын Олава прибыл вместе с войском своим в Каупанг. Его хорошо там приняли. Затем он приказал созвать Эйратинг. И когда бонды собрались на тинг, Магнус конунг был провозглашен конунгом над всею страной, какою владел прежде Олав конунг, его отец. После этого Магнус конунг набрал себе дружину и назначил лендрманнов. По всем местностям он поставил людей на службы и должности. Той же осенью Магнус конунг созвал ополчение со всего Трандхейма, и собралось к нему много народу, и он отплыл вместе с войском вдоль берега на юг.


IV


Конунг Свейн сын Альвивы был в южном Хёрдаланде, когда получил вести о войне. Он приказал вырезать ратную стрелу и послать ее на четыре стороны, созывая к себе всех бондов. Он объявил, что собирает общее ополчение для защиты страны. Все, кто были неподалеку, собрались к конунгу. Конунг созвал тинг и обратился к бондам с речью. Он изложил им свое дело, сказав, что намерен выступить против конунга Магнуса сына Олава и сразиться с ним, если бонды согласятся следовать за ним. Речь конунга была очень короткой. Бонды не очень‑то одобрили его слова. Тогда датские вожди, что были вместе с конунгом, произнесли длинные и красивые речи, но бонды возражали им. Многие говорили, что готовы последовать за Свейном конунгом и сражаться на его стороне, но другие отказывались. Иные же вообще хранили молчание, но были и такие, кто сказал, что перейдут на сторону конунга Магнуса, как только представится возможность. Тогда Свейн конунг говорит:

– Сдается мне, немного бондов явилось сюда из приглашенных нами. А те бонды, которые здесь, сами нам говорят, что желают примкнуть к Магнусу конунгу, и думается мне, что от них всех один будет толк нам, и от тех, что заверяют, будто хотят остаться в покое, и от тех, что помалкивают. Из тех же, которые утверждают, что желают следовать за нами, пожалуй, на каждого второго, если не больше, нельзя будет положиться, коль дело дойдет до битвы против Магнуса конунга. Мое мнение таково: не будем рассчитывать на верность этих бондов, но лучше отправимся туда, где весь народ предан нам и верен. Там у нас достанет сил для того, чтобы подчинить себе эту страну.

Стоило конунгу принять это решение, как все его люди поддержали его. Они поворачивают свои корабли и поднимают паруса. Конунг Свейн отплыл на восток вдоль берега и не останавливался до тех пор, пока не прибыл в Данию. Там его хорошо приняли. А когда он встретился со своим братом Хёрдакнутом, тот предложил Свейну конунгу править вместе с ним Данией, и Свейн согласился.


V


Магнус конунг отправился осенью к восточным пределам страны. Повсюду он был провозглашен конунгом, и весь народ был рад тому, что Магнус стал конунгом. Тою же осенью в ноябрьские иды, [347] умер в Англии Кнут Могучий. Он был погребен в Винсестре. Он был конунгом Дании в течение двадцати семи лет, и из них в Англии двадцать четыре года [348] а в Норвегии семь лет. После него в Англии конунгом провозгласили Харальда сына Кнута. Тем же самым летом умер в Дании Свейн сын Альвивы. Тьодольв так говорит о конунге Магнусе:


Путь держа к закату,

Князь, вы грязь топтали

C войском, землю свойскую

За спиной оставив.

Свейн – Альвивы сыну

Поделом, – удела,

Бежав восвояси,

Жалкого дождался.


Бьярни Скальд Золотых Ресниц говорит в песне о Кальве сыне Арни:


Твой совет владыке,

Кальв, престол доставил,

Юному, а Свейну

И Дании довольно.

Верный путь из Гардов

Указуя князю,

Магнуса подвигнул

Овладеть наследством.


Магнус конунг управлял ту зиму Норвегией, а Хёрдакнут – Данией.


VI


Следующей весной оба конунга созвали ополчения, и распространилась весть, что между ними состоится битва на реке Эльв. И когда оба войска готовились к бою, лендрманны посылали гонцов из одного ополчения в другое к своим сородичам и друзьям и вели между собой переговоры с тем, чтобы достигнуть примирения между конунгами. И поскольку оба конунга были незрелыми и юными, то управление находилось в руках могущественных людей, которые были выбраны в той и в другой стране. Кончилось дело тем, что назначили встречу конунгов для заключения мира. Тогда встретились и они сами и обсуждали условия примирения. Они договорились, что принесут клятву побратимов и будут соблюдать мир между собою, пока оба живы, а если один из них умрет, не оставив сыновей, то другому, кто его переживет, достанутся его земли и подданные. Двенадцать человек, самых знатных в обеих державах, принесли клятву вместе с конунгами, что мир этот будет соблюдаться, пока кто‑либо из них останется в живых. Затем конунги расстались и отправились по домам в свои державы. Этот договор соблюдался, пока они были живы.


VII


Астрид, которая прежде была замужем за конунгом Олавом Святым, поехала в Норвегию вместе с Магнусом конунгом, своим пасынком, и жила у него в большом почете, как и подобало. Затем прибыла ко двору и Альвхильд, мать Магнуса конунга. Конунг принял ее с большой любовью и оказывал ей всяческие почести. Но, как бывает со многими, достигшими могущества, Альвхильд не довольствовалась этими почестями. Ей не нравилось, что Астрид занимала лучшее место на пиру и получала другие почести. Альвхильд хотелось сидеть рядом с конунгом, а Астрид называла ее своею служанкой, как и было прежде, когда Астрид была женой конунга Норвегии, и Олав конунг правил страною. Астрид ни под каким видом не желала допустить, чтобы Альвхильд сидела вместе с нею. Невозможно им было жить под одной крышей.

Скальд Сигват отправился в Рум в то время, как произошла битва при Стикластадире. И когда он находился в пути с юга, он узнал о гибели Олава конунга, и это было для него большим горем. Он сказал такую вису:


Долго вспоминал я

У стены средь горных

Круч, как резал тарчи

Меч, броня гремела.

Вспомянул, как Олав

Встарь – был с ним и Торрёд,

Мой отец – исполнен

Сил, державой правил.


Однажды Сигват проходил через деревню и услышал, как некий муж громко оплакивал свою умершую жену, бил себя в грудь и рвал на себе одежду, рыдал, говоря, что охотно умер бы сам. Сигват сказал вису:


За любовь немало

Платит тот, кто, плача,

Смерть жены не в силах

Снесть, сам смерти ищет.

Но вождя утратив,

Слезы гнева твердый –

Много горше наша

Скорбь – уронит воин.



VIII


Сигват возвратился в Норвегию. В Трандхейме у него были дом и дети. Он плыл с юга вдоль побережья на торговом корабле, и когда они. находились в Хилларсунде, они увидели множество летящих воронов. Сигват сказал вису:


Вижу, кружит стая

Там, где Олав волны –

Помнит коршун брашно –

Рассекал бывало.

Всякий день орлиный

Слышен клик у Хилля,

Здесь не раз им мясо

Швырял северянин.


Когда же Сигват прибыл на север в Каупанг, там находился конунг Свейн, и он предложил Сигвату быть с ним, потому что прежде тот был с Кнутом Могучим, отцом Свейна конунга. Сигват же отвечает, что хочет отправиться домой в свою усадьбу. Однажды Сигват шел по улице и. увидел людей конунга, занятых игрой. Он сказал вису:


Ушел, лишь бы игрищ

Княжьей гриди – тяжко

Давит скорбь – не видеть,

Бересты белее.

Памятны мне наши

Прежние – в пределах

Отчих средь дружины

Князь играл – забавы.


Затем он ушел домой. Он слышал, как многие хулят его, говоря, что. он бежал от Олава конунга. Сигват сказал вису:


Пусть меня, коль мнил я

Бросить господина,

Свят‑Христос на пекло

– Тут я чист! – осудит.

Смело молвлю – скальду

Весь свет будь свидетель, –

Трудна к граду Руму

Шла моя дорога.


Дома Сигвату не нравилось. Как‑то вышел он и сказал вису:


Жив был Олав, мнилось,

Все скалы смеялись,

Манил морехода

Прежде брег норвежский.

Ныне даже склоны

Смотрят хмуро. Скорби

Не избыть. Утратил

Я поддержку княжью.


В начале зимы Сигват уехал на восток, через Кьёль и Ямталанд, а оттуда в Хельсингьяланд и прибыл в Швецию. Он явился к Астрид, конунговой вдове, и долго был при ней, пользуясь большим почетом. Был он и с Энундом конунгом, ее братом, и получил от него десять марок чистого серебра. Так сказано в Драпе о Кнуте. Сигват часто расспрашивал купцов, которые ездили в Хольмгард, что могут они поведать ему о Магнусе сыне Олава. Он сказал вису:


Жду с востока вести

О княжиче каждой

Я из Гардов, верить

Рад словам похвальным.

Малым сыт – ведь сами

Птицы сих приветов

Тощи. Тщетно князя

Сюда поджидаю.



IX


Когда же Магнус сын Олава прибыл в Швецию из Гардарики, Сигват встретил его с Астрид, конунговой вдовой, и все они были очень рады. Сигват сказал вису:


Вижу, сколь отважно,

Вождь, идешь к родному

Дому, дабы земли

Взять. Так знай: я с вами.

В Гарды, верный узам,

Сам везти сбирался

Писанные Астрид

Я крестнику вести.


Затем Сигват поехал вместе с Астрид, конунговой вдовой, сопровождать Магнуса в Норвегию. Сигват сказал вису:


Магнус, се от бога

Власть твоя. Пусть знают

Окрест: торжествую

Твой приход к престолу.

Стоящий взращён был

Князем сын, коль станет

Вровень – к вящей славе –

C Олавом – державы.


А когда Магнус сделался конунгом в Норвегии, Сигват примкнул к нему. Во время пререканий между Астрид, мачехой конунга, и Альвхильд, матерью конунга, он сказал такую вису:


Нрав смиряй, но Астрид –

Ведь была на это

Божья воля, – Альвхильд,

Поставь над собою.



X


Магнус конунг велел изготовить раку, отделанную золотом и серебром и выложенную драгоценными камнями. Эта рака была сделана наподобие гроба, такого же размера и вида. Под нею были ножки, а сверху крышка, украшенная головами драконов. На задней части крышки были петли, а спереди запоры, замыкаемые на ключ. Потом Магнус конунг приказал уложить в раку святые останки Олава конунга. Много чудес произвели святые мощи Олава конунга. Скальд Сигват говорит:


Вот, лежит в злаченой

Раке вождь, вошедший

К богу, ибо благ он,

Державец, был сердцем.

Идут толпы – спала

C глаз их темень – вязов

Колец, [349] что к гробнице

Сей стекались слепы.


Был принят закон для всей Норвегии праздновать день Олава конунга. И с тех пор этот день почитали как величайший праздник. Об этом говорит скальд Сигват:


Олавов – он силой

Божьей полн – нам должно

Праздновать отныне

День, отринув злобу.

Свято чтить я стану

Праздник князя – скорби

Не смирить – он руки

Унизал мне златом.



XI


Торир Собака уехал из страны вскоре после гибели Олава конунга. Торир отправился в Йорсалир и, по словам многих, так и не вернулся домой. Сигурдом звали сына Торира Собаки. Он был отцом Раннвейг, которая была женой Йоана сына Арни, сына Арни. Их детьми были Видкунн с Бьяркей, Сигурд Собака, Эрлинг и Ярдтруд.


XII


Харек с Тьотты сидел дома в своих владениях до тех пор, пока Магнус сын Олава не прибыл в страну и не стал конунгом. Тогда Харек отправился на юг в Трандхейм на встречу с Магнусом конунгом. В то время Асмунд сын Гранкеля был с Магнусом конунгом. Когда Харек, прибыв в Нидарос, сходил с корабля, Асмунд стоял на галерее рядом с конунгом. Они увидели Харека и узнали его. Асмунд сказал конунгу:

– Теперь я отплачу Хареку за убийство моего отца.

В руке у него была короткая боевая секира с широким, остро отточенным лезвием. Конунг взглянул на него и ответил:

– Лучше возьми мою секиру.

Она была клинообразная и увесистая, и конунг сказал:

– Думается мне, Асмунд, кости у этого мужика крепкие.

Асмунд взял секиру и спустился из усадьбы, и когда он дошел до перекрестка, навстречу ему поднимались Харек и его люди. Асмунд ударил Харека в голову, так что секира рассекла ему мозг. Тут и был конец Хареку. Асмунд же возвратился в усадьбу к конунгу. У секиры обломился весь край лезвия. Тогда конунг сказал:

– Какой был бы толк в тонкой секире. Сдается мне, и эта больше ни на что не годна.

После этого Магнус конунг пожаловал Асмунду лен и управление в Халогаланде. Сохранилось немало подробных рассказов о распре между людьми Асмунда и сыновьями Харека.


XIII


Кальв сын Арни первое время был главным правителем страны при Магнусе конунге. Но затем люди напомнили конунгу, на чьей стороне был Кальв в Стикластадире. После этого Кальву стало нелегко угодить конунгу. Однажды, когда у конунга было много народа с жалобами, к нему пришел по своему делу человек, который раньше уже упоминался, Торгейр из Суля в Верадале. Конунг не обратил внимания на его слова и слушал тех, кто был ближе к нему. Тогда Торгейр сказал конунгу громко, так что все слышали, кто стоял поблизости:


Внемли ты мне,

Магнус конунг,

В рати отца

Твоего я дрался.

Весь иссечен

Был мой череп,

Когда мы от тела

Вождя отходили,

Тебе же люб

Люд презренный,

Кто предал вождя

На радость дьяволу.


Тут люди подняли крик, а некоторые велели Торгейру выйти вон. Но конунг подозвал его к себе и выслушал его дело, так что Торгейр был очень доволен, и конунг обещал ему свою дружбу.


XIV


Немного погодя Магнус конунг был на пиру в Хауге в Верадале. И когда конунг сидел за столом, по одну руку от него сидел Кальв сын Арни, а по другую Эйнар Брюхотряс. Конунг был холоден с Кальвом и больше отличал Эйнара. Конунг обратился к Эйнару:

– Сегодня мы поедем с тобою в Стикластадир. Я хочу увидеть следы того, что произошло.

Эйнар отвечает:

– Я не тот, кто мог бы тебе их показать. Вели поехать Кальву, твоему приемному отцу. Он‑то сможет рассказать, как там было дело.

И когда столы убрали, конунг собрался ехать. Он сказал Кальву:

– Ты поедешь со мною в Стикластадир.

Кальв отвечает, что не его это дело. Тогда конунг вскочил и в гневе сказал:

– Ты поедешь, Кальв!

И с этим конунг вышел. Кальв торопливо оделся и приказал своему слуге:

– Поезжай в Эгг и вели моим дружинникам до заката снести все нужное на корабль.

Конунг поскакал в Стикластадир, и Кальв вместе с ним. Они сошли с коней и пошли к тому месту, где произошла битва. Тут конунг сказал Кальву:

– Где то место, на котором пал конунг?

Кальв ответил и указал место древком копья.

– Здесь он лежал, когда упал, – говорит он.

– А ты где был, Кальв?

Тот отвечал:

– Здесь, где я стою теперь.

Конунг сказал, сделавшись красным, как кровь:

– В таком случае твоя секира могла его достать.

Кальв отвечает:

– Моя секира не достала его.

Он пошел прочь к своему коню, вскочил на него и ускакал вместе со всеми своими людьми, а конунг возвратился в Хауг.

Вечером Кальв прибыл в Эгг. Корабль ждал его близ берега со всем его имуществом и дружинниками на борту. Тою же ночью они отплыли и пошли вдоль фьорда. Кальв плыл днем и ночью, насколько позволял ветер. Он уплыл за море на запад и долго там оставался, воевал в Шотландии и в Ирландии, и на Южных Островах. Бьярки Скальд Золотых Ресниц говорит во флокке о Кальве:


Брат Торберга, знаю:

Князь с тобою ласков

Был, да люди в злобе

Клин меж вами вбили.

Завистники вашу

Вражду разжигали –

Cе урон для сына

Олавова – рьяно.



XV


Магнус конунг наложил руку на Вигг, который прежде принадлежал Хруту, и на Квистстадир, владение Торгейра, а также на Эгг и все имущество, оставленное Кальвом. Перешли к конунгу и многие другие крупные владения, которые были собственностью тех, кто пал при Стикластадире в войске бондов. Он подверг суровым наказаниям многих людей, которые, выступали в той битве против Олава конунга. Кое‑кого он изгнал из страны, у других отобрал большие богатства, а у некоторых велел перебить скот. Тогда бонды начали роптать и говорить между собой:

– Что замыслил этот конунг, нарушая наши законы, которые установил конунг Хакон Добрый? Разве не помнит он, что мы никогда не сносили притеснений? Как бы не случилось с ним того же, что произошло с его отцом и с другими правителями, которых мы лишили жизни, когда нам надоели их несправедливости и беззакония.

Это брожение распространилось по всей стране. Жители Согна собрали ополчение, и стало известно, что они выступят на борьбу против Магнуса конунга, если он появится в их краю. А Магнус конунг был тогда в Хёрдаланде и задержался там надолго. У него было большое войско, и он говорил, что собирается отправиться на север, в Согн. Об этом узнали друзья конунга, и двенадцать человек сговорились бросить жребий, кому идти и рассказать конунгу об этом недовольстве. И вышло так, что жребий выпал скальду Сигвату.


XVI


Сигват сочинил флокк, который называется Откровенные Висы. Он начал с того, что, как им думалось, конунг замышлял выступить против бондов, когда они грозили поднять мятеж против него. Он говорил:


Рад, твердят, Вас Сигват

Отвратить от битвы

В Согне, Магнус. Но с Вами

Скальд, коль нет отступы.

Взяв доспех, без страха

В лязг мечей, за князя

Хоть сейчас мы в отчих

Землях сталь сломаем.


В этой же песни есть такие висы:


Круто правил, к вору

Лют, но люб народу,

Добрым слыл, кто принял

В Фитьяре смерть, воитель.

Крепко помнят бонды

Тот закон, что Хакон

В те поры, Воспитанник

Адальстейна, дал им.

В князьях, видно, бонды

Не ошиблись, выбрав

Олавов, коль оба

Их добро щадили.

На закон, что бондам

Дали, сын Харальдов

Никогда – и Трюггви

Сын – не посягали.

Нельзя Вам на слово

Правды – ведь радеем,

Вождь, о чести Вашей –

Гневаться – державной.

Коль не лгут, ты хуже

Днесь законы бондам

Даешь, чем те, что прежде

Сулил в Ульвасунде.

По чьему же, княже,

Наущенью – в ножны

Спрячь свой меч – не держишь

Злопамятный, слова?

Доблестный да будет

Ствол побед в обетах

Тверд, а слыть неверным,

Вождь, тебе негоже.

По чьему же, княже,

Наущенью режешь

Скот и – стыд великий! –

Своих разоряешь?

Княжичу негоже

Слух склонять к советам

Злым. Все пуще ропщет

Твой народ, воитель.

Молвы, витязь смелый,

Берегись, – пусть меру

Знает длань! – что люди

Разносить горазды.

Друг тебя, радетель,

Остерег, сороки

Влаги мертвых. Внемли

Воле бондов, воин!

Вождь, не доводи же

До беды. Недобрый

Знак, когда на князя

Седые сердиты.

Беда, коль примолкли

Те, кто прежде предан

Был, уткнули в шубу

Нос и смотрят косо.

Ропщет знать: властитель

Отчину, мол, отнял –

Поднялись повсюду –

У подданных – бонды.

Всяк, кто согнан с выти –

Строг ко многим скорый

Ваш суд – нас, мол, грабят,

Скажет, люди княжьи.


После этого увещевания конунг изменился к лучшему. Да и многие другие говорили ему подобное же. Кончилось дело тем, что конунг посоветовался с мудрейшими мужами, и законы были приведены в порядок. После этого Магнус конунг велел составить сборник законов, который еще хранится в Трандхейме и называется Серый Гусь. [350] Магнус конунг приобрел в народе любовь. С тех пор стали его звать Магнусом Добрым.


XVII


Конунг англов Харальд умер пять лет спустя после смерти отца своего Кнута Могучего. [351] Он был погребен подле своего отца в Винсестре. После его смерти власть над Англией перешла к брату Харальда Хёрдакнуту, другому сыну Кнута Старого. Он был конунгом сразу и в Англии и в Дании. Он правил этими державами два года. Он умер в Англии [352] от болезни и был погребен в Винсестре подле своего отца. После его смерти конунгом был провозглашен в Англии Эадвард Добрый, сын конунга англов Адальрада и Эммы, дочери Рикарда ярла в Руде. Эадвард конунг был по матери братом Харальда и Хёрдакнута. Дочь Кнута Старого и Эммы звали Гуннхильд. Она была выдана замуж за Хейнрека, кейсара Страны Саксов. Его прозвали Хейнрек Щедрый. Гуннхильд едва провела три года в Стране Саксов, как заболела. Она умерла через два года после смерти Кнута конунга, своего отца.


XVIII


Когда конунг Магнус сын Олава узнал о смерти Хёрдакнута, он тотчас же отправил своих людей на юг, в Данию, с посланием к людям, которые были связаны с ним присягою с того времени, когда были заключены мир и договор между Магнусом и Хёрдакнутом, и напомнил им об их обещаниях. Он прибавил, что сам придет летом в Данию с войском. В заключение он заявил, что подчинит себе всю Датскую Державу, как это значилось в договоре и клятвах, либо погибнет в бою вместе со своею ратью. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Был князь достохвальный

Непреклонен в слове.

Все свершил стяжатель

Побед по обету:

Мол взойдет на датский

Он престол иль в стоне

Дротов, конунг, мертвый,

Достанется врану.



XIX


Затем Магнус конунг собрал ополчение, призвал к себе лендрманнов и могущественных бондов и приготовил боевые корабли. И когда войско собралось, оно оказалось могучим и хорошо снаряженным. У него было семьдесят кораблей, когда он отплыл из Норвегии. Так говорит Тьодольв:


Смело вел ты к землям

Датским семь десятков

Стругов, вождь, что кряжи

Битв [353] в поход собрали.

Зубр нырял на гребнях

Волн. Взрывала хляби

Грудь ладьи. На реях

Паруса плескали.


Тут сказано, что у Магнуса конунга был Великий Зубр, который был построен по приказу конунга Олава Святого. На нем находилось более тридцати скамей для гребцов. На носу была голова зубра, а на корме хвост. Голова и хвост и их опоры были позолочены. Арнор Скальд Ярлов говорит:


Океан во злобе пеной

Брызгал. Грыз корабль буйный

Гарм сосны. [354] Срывали с борта

Злато красное ненастья.

Всё на юг ты правил, конунг,

Мимо Ставанга, к Державе

Датской. Вздыбил море ветер,

Как лучи, сверкали мачты.


Магнус конунг отплыл из Агдира в Йотланд. Арнор говорит:


Зубр великий борта,

Накренясь, нес князя

Сопва к югу, иней

Грудь челна окутал.

И вождь у прибрежья

Ютского, ас прута

Хильд, [355] пристал на радость,

Духом бодр, народу.



XX


Когда Магнус конунг прибыл в Данию, его хорошо там приняли. Он спешно созвал тинг и встретился с жителями страны. Он просил у них признания его конунгом, согласно договору. И по той причине, что самые влиятельные мужи Дании были связаны присягою с Магнусом конунгом и желали соблюсти свои обещания и клятвы, они поддержали его просьбу перед народом. Во‑вторых, помогло ему и то, что скончался Кнут Могучий и умерло все его потомство. В‑третьих, в то время по всем странам распространилась весть о святости Олава конунга и творимых им чудесах.


XXI


Затем Магнус конунг велел созвать тинг в Вебьёрге. На нем датчане провозглашали своих конунгов и в прежние и в новые времена. На этом тинге датчане провозгласили Магнуса сына Олава конунгом над всею Датскою Державою. Магнус конунг долго оставался в Дании в течение лета, и весь народ хорошо его принимал повсюду, куда он прибывал, и выражал ему покорность. Он назначил служилых людей по всей стране по должностям и округам и пожаловал лены могущественным людям. К концу осени он возвратился вместе со своим войском в Норвегию и провел некоторое время на Эльве.


XXII


Свейном звали одного человека, сына ярла Ульва, сына Торгильса Спракалегга. Матерью Свейна была Астрид, дочь конунга Свейна Вило‑бородого. Она была сестрою Кнута Могучего по отцу и единоутробной сестрою конунга шведов Олава сына Эйрика. Их матерью была конунгова жена Сигрид Гордая, дочь Скёглар‑Тости. Свейн сын Ульва долгое время жил у своих родичей, шведских конунгов, с тех пор как пал Ульв ярл, его отец, как написано в Саге о Кнуте Старом. Кнут велел убить в Хроискельде Ульва ярла, своего свойственника. По этой причине Свейн с тех пор не бывал в Дании. Свейн сын Ульва был красивейшим мужем. Он превосходил всех ростом и силою, ловкостью и красноречием. По мнению всех людей, его знавших, он обладал всеми качествами, украшающими хорошего правителя.

Свейн сын Ульва отправился на встречу с Магнусом конунгом, когда тот был на Эльве, как прежде было написано. Конунг хорошо его принял. Было там и немало людей, которые замолвили за него слово, потому что Свейна очень любили. Он и сам красиво и умело говорил с конунгом, и кончилось дело тем, что Свейн признал власть Магнуса конунга и стал его человеком. После этого конунг со Свейном о многом беседовали с глазу на глаз.


XXIII


Однажды, когда Магнус конунг сидел на престоле и вокруг него было много народа, Свейн сын Ульва сидел у подножья его престола. Конунг сказал:

– Я хочу объявить знатным людям и всему народу о своем решении. Ко мне сюда пришел муж, славный и родом, и собственной доблестью, Свейн сын Ульва. Он сделался моим человеком и обещал мне свою верность. А как вам ведомо, все датчане летом стали моими людьми. Теперь же страна не имеет правителя, ибо я уехал оттуда, и на нее, как вы знаете, совершают многочисленные нападения венды, куры и другие народы с Восточного Пути, а также и саксы. Я обещал дать им правителя для защиты и управления страною. Думаю я, что никто не подходит для этого лучше, чем Свейн сын Ульва. По происхождению своему он должен быть правителем. И ныне я делаю его своим ярлом и передаю ему в руки для управления Датскую Державу на то время, пока я нахожусь в Норвегии, подобно тому, как Кнут Могучий поставил Ульва ярла, отца его, править Данией, когда Кнут был в Англии. Эйнар Брюхотряс говорит:

– Слишком могущественный ярл, сынок!

Конунг сказал тогда гневно:

– Вы мне мало доверяете, но мне кажется, что вы одних считаете слишком могущественными, а других вообще за людей не считаете.

Тут конунг встал, взял меч и повесил его Свейну на пояс. Затем он взял щит и повесил его Свейну на плечо. Затем он надел ему на голову шлем и присвоил ему звание ярла. Он пожаловал ему поместья в Дании, которые раньше принадлежали Ульву ярлу, отцу Свейна. Затем была принесена рака со святыми мощами. Свейн возложил на нее руки и поклялся в верности Магнусу конунгу. Затем конунг возвел ярла к себе на престол. Тьодольв говорит так:


Не скупился отпрыск

Ульва на посулы,

Там за Эльвом клялся

На святой он раке,

Вторя в каждом слове

Клятвы сей – но краток

Век – владыке сконцев –

Был обетов этих.


Свейн ярл уехал после этого в Данию, и весь народ его там хорошо принял. Он набрал себе дружину и вскоре сделался могучим правителем. Зимой он ездил по всей стране и заводил дружбу с могущественными людьми. Весь народ его любил.


XXIV


Магнус конунг направился со своим войском на север Норвегии и оставался там всю зиму. С приходом весны Магнус конунг собрал большое войско и двинулся на юг в Данию, Когда он прибыл туда, из Страны Вендов до него дошло известие, что венды в Йомсборге вышли у него из повиновения. Там у датских конунгов – они‑то и основали Йомсборг – было большое владение, подчиненное ярлу, и Йомсборг стал сильной крепостью. Когда же Магнус конунг узнал эти новости, он собрал в Дании много боевых кораблей и летом отплыл в Страну Вендов вместе со всем своим войском, и была то огромная рать. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Слушай песнь о том, наследник

Княжий, как носил ты красный

Щит на вендов. Индевелый

Киль вы на воду спустили.

Дождались тогда несчастий

Венды. Мне другой не ведом

Вождь, чтоб к пажитям их, волны

Бороздя, вел больше стругов.


Когда Магнус конунг прибыл в Страну Вендов, он направился к Йомсборгу и захватил его, перебил множество народа, пожег крепость и все вокруг, подвергая все разграблению. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:.


Ты огнем прошел по землям,

Князь. Не ждал спасенья жалкий

Люд. За Йомом взвились клубы

Дыма к небу, войнолюбец.

Нехристи тряслись от страха,

Не хранили их и стены

Крепостные. Ты им жару

Задал всем, гроза народов.


Множество народу в Стране Вендов признало власть Магпуса конунга, но намного больше было таких, которые бежали. Тогда Магнус конунг возвратился в Данию и подготовился к зимовке, распустив по домам войско датчан и большое ополчение, которое пришло с ним из Норвегии.


XXV


Тою же зимой, когда Свейн сын Ульва получил всю Данию в управление и заручился дружбой могущественных людей и поддержкой всего народа, он присвоил себе титул конунга. Многие знатные люди поддержали его. Но весною, узнав, что Магнус конунг отплыл с севера из Норвегии вместе с большим войском, Свейн уехал в Сканей, а оттуда на север в Гаутланд и дальше в Швецию к конунгу шведов Эмунду, своему родичу, и провел там лето. А соглядатаи в Дании извещали его о передвижениях Магнуса конунга и о численности его войска. Когда же Свейн узнал, что Магнус конунг отпустил большую часть своего ополчения и находится на юге, в Йотланде, Свейн отправился из Швеции на юг с большим войском, которым снабдил его конунг шведов. Когда Свейн прибыл в Сканей, то местные жители хорошо его приняли и посчитали за конунга. К нему стеклось множество народа. Затем он отправился в Сьяланд, и там его тоже хорошо приняли. Там он все подчинил себе. Тогда он приплыл на Фьон, подчинил себе все острова, и народ признал его. У Свейна было большое войско и много кораблей.


XXVI


Магнусу конунгу стали известны эти новости, а также и то, что венды выступили в поход. Магнус конунг созвал ополчение, и к нему собралось войск со всего Йотланда. Явился к нему герцог Страны Саксов Отта из Брунсвика. Он был женат на Ульвхильд, дочери конунга Олава Святого, сестре Магнуса конунга. Герцога сопровождал большой отряд.

Датские вожди подбивали Магнуса конунга выступить против войска вендов, чтобы не допустить вторжения язычников в страну и ее опустошения, и было решено, что конунг направит свою рать на юг, к Хейдабю. Но в то время как Магнус конунг находился близ реки Скотборгары на Хлюрскогсхейде, он получил известие о войске вендов: оно настолько огромно, что никому не сосчитать его, и конунгу Магнусу нет никакой возможности тягаться с такою силой и ничего не остается, как только бежать. Конунг Магнус тем не менее намеревался дать бой, если имеется хоть какая‑то надежда победить, но большинство отговаривало его, и все как один твердили, что у вендов превосходящие силы. Герцог же Отта скорее склонялся к тому, чтоб сразиться.

Тут конунг приказал протрубить сбор и велел всем надеть доспехи. Они пролежали ночь под открытым небом, укрывшись щитами, потому что им было сказано, что войско вендов близко. Конунг был очень подавлен. Бежать ему было вовсе не по душе, потому что он никогда еще этого не делал. Он мало спал в ту ночь и все читал молитвы.


XXVII


Следующий день был кануном мессы Микьяля. [356] К утру конунг уснул, и ему приснился сон. Он увидел святого Олава конунга, отца своего, и тот сказал ему:

– Ты подавлен и боишься из‑за того, что венды идут против тебя с большим войском? Ты не должен страшиться язычников, хотя бы и было их множество. Я буду с тобою в этой битве. Как только ты заслышишь мою трубу, иди в бой против вендов.

Когда конунг пробудился, он рассказал свой сон. Начинало светать. Тут все услыхали в небесах колокольный звон, и люди Магнуса конунга, которые бывали в Нидаросе, узнали его, и подумалось им, что это звонит Колокол Радости. Этот колокол Олав конунг подарил церкви Клеменса в Каупанге.


XXVIII


Тогда Магнус конунг поднялся и приказал трубить сбор. Войско вендов двигалось на них с юга через реку. Все войско конунга вскочило и направилось навстречу язычникам. Магнус конунг сбросил с себя кольчугу. На нем была только красная шелковая рубаха, в руках – секира Хель, принадлежавшая прежде Олаву конунгу. Магнус конунг бросился навстречу вражескому войску впереди всех и тотчас же стал рубить обеими руками встречных одного за другим. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Шел князь с остролезой

В сваре стрел секирой,

Сбросил с плеч, могучий,

Хёрдов друг, кольчугу.

Оберучь – урочищ

Сих господь устроил

Судьбы – Хель вздымал он,

Черепа калеча.


Битва эта была непродолжительна. Люди конунга сражались яростно. И повсюду, где они сходились, венды падали густо, как волны в прилив, а те, кто стоял позади, пустились в бегство, и тут их били, как скотину. Сам конунг преследовал бегущих на восток по пустоши, и вся пустошь была усеяна трупами. Так говорит Тьодольв:


В тысячной сородич

Рати – рад насытить

Брюхо волк – Харальдов [357]

Шел, как молвят, первым.

Груды павших пустошь

Скрыли вкруг на милю.

К бегству Магнус вендов,

Удал, тьму принудил.


Все в один голос говорили, что такого количества убитых не было в северных странах в христианское время, как у вендов на Хлюрског‑схейде. Из войска же Магнуса конунга пало немного народа, хотя многие получили раны. После окончания битвы Магнус конунг приказал перевязывать раны своим людям, но лекарей в войске оказалось меньше, чем требовалось. Тогда конунг пошел к тем, которые показались ему пригодными, и ощупал им руки. Он брал их ладони и гладил их, и так он выбрал двенадцать человек с самыми мягкими руками и сказал им, чтоб они перевязывали раны. И хотя никто из них прежде не делал перевязок, все они стали превосходными лекарями. Среди них были два исландца: Торкель, сын Гейра из Вересков, и Атли, отец Барда Черного из Долины Тюленьей Реки. От них вели свой род многие лекари.

После этой битвы широко по всем странам распространилась весть о чуде, которое сотворил конунг Олав Святой. Все говорили, что никто не в состоянии сразиться против конунга Магнуса сына Олава и что отец его Олав конунг так ему близок, что враги не способны оказать ему из‑за этого никакого сопротивления.


XXIX


Магнус конунг повернул затем свое войско против Свейна, которого он называл своим ярлом, а даны звали конунгом. Магнус конунг велел снарядить корабли и собрать войско. С обеих сторон было множество народу. В войске Свейна было немало могущественных мужей из Сканей, Халланда и Фьона. А у Магнуса конунга были главным образом норвежцы. И вот он двинул свое войско на Свейна. Столкновение произошло близ Вестланда у острова Рэ. Там была большая битва, и закончилась она тем, что победа досталась Магнусу конунгу, а Свейн обратился в бегство, оставив много убитых. Он бежал назад, на Сканей, потому что в Гаутланде у него было убежище, в котором он мог укрываться в случае нужды. А Магнус конунг возвратился в Йотланд и провел там зиму вместе с большим войском, поставив стражу к своим кораблям. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Раж, оружье в сече

Князь в Рэ окрасил.

Близ Вестланда властный

Вальской бился сталью.



XXX


Узнав, что Магнус конунг высадился с кораблей на берег, Свейн сын Ульва немедленно поспешил к своим кораблям. Он собрал войско, какое смог, и зимою плавал около Сьяланда, Фьона и островов. К йолю он двинулся на юг в Йотланд и сперва в Лимафьорд. Там примкнуло к нему много народу, и он собрал с некоторых подати. А кое‑кто присоединился к Магнусу конунгу.

Когда Магнус конунг узнал о том, что затевает Свейн, он направился к своим кораблям с ополчением норвежцев, которое в то время находилось в Дании, и с отрядом датчан, и поплыл на север, держась берега. Свейн тогда находился в Аросе с большим войском. Узнав о приближении войска Магнуса конунга, он вывел свое войско из города и приготовился к сражению. Когда же Магнус конунг проведал, где находится Свейн, и узнал, что он неподалеку, он созвал своих людей на сходку и обратился к ним с такою речью:

– Нам стало ведомо, что ярл со своим войском должен быть поблизости. И мне сказали, что войско его велико. Я хочу сообщить вам о своих намерениях. Я желаю двинуться против него и сразиться с ним, хотя наше войско и меньше. Мы, как и прежде, должны уповать на бога и на святого Олава конунга, моего отца. Не раз он уже даровал нам победу в бою, а ведь часто у нас было меньшее войско, нежели у наших врагов. Теперь я хочу, чтобы люди приготовились к выступлению, и как только мы с ними сойдемся, поплывем им навстречу и вступим с ними в бой. Поэтому пусть все мои люди будут готовы к сражению.

После этого они надели доспехи, и каждый приготовился и привел в порядок свое место на корабле. Корабли Магнуса конунга шли на веслах до тех пор, пока не показалось войско ярла, и тотчас вступили в бой. Люди Свейна вооружились и связали свои корабли один с другим. Завязался жестокий бой. Так говорит скальд Тьодольв:


Померился с ярлом

Князь – вступили вязы

Блеска вод [358] в нещадный

Спор секирный – силой.

И впрямь не припомнить

Яростнее свары

Платов – люто бились –

Хильд [359] – орлов кормильцы.


Бой шел на носах кораблей, и только те, кто стоял там, могли рубиться мечами, те же, кто находился за ними в средней части корабля, бились копьями. Стоявшие еще дальше метали дротики и остроги. Другие бросали камни и гарпуны, а кто стоял за мачтой, стрелял из лука. Так говорит Тьодольв:


Тучи копий в тарчи –

Сыт остался петел

Ран [360] – впивались, все мы

Шлемов шум [361] вершили.

Клены Гунн [362] пускали

Стрелы в ход и дроты,

Путь меж павших в ратном

Поле пролагая.

Был изряден трёндов

Ратный труд. Там с гнутых

Луков стаи колких

Линей ран [363] срывались.

Несть числа тем дротам,

Что стеной застили

Свет, и буйный вихорь

Стрел летел над полем.


Здесь говорится о том, сколь жестокой была перестрелка. В начале битвы Магнус конунг стоял за стеной из щитов, но когда ему показалось, что дело идет слишком медленно, он выбежал вперед из‑за щитов и громко вскричал, воодушевляя своих людей, и пошел прямо на нос корабля, вмешавшись в рукопашную схватку. А когда это увидели его люди, они стали подбадривать друг друга. Громкие крики раздавались по всему ойску. Так говорит Тьодольв:


В друга рад отвагу

Был всяк вселить в ярой

Сече. От бранных кличей

Метель Хильд [364] гремела.


Разгорелась яростная битва. Во время нее была очищена от бойцов осовая часть корабля Свейна вплоть до мачты. Тут взошли на корабль Свейна сам Магнус конунг вместе со своею дружиной, а вслед за ними его люди, один за другим, и они нападали с такой силой, что люди Свейна отступили. Магнус конунг очистил весь корабль, а потом и другие по очереди. Свейн и большая часть его войска обратились в бегство, много его людей погибло, но не мало получило пощаду. Тьодольв говорит:


Взнуздал князь для битвы

Новой Хравна сходней, [365]

Вошел, к вящей славе

Князевой, на штевень.

Сила их у ярла

Пало слуг на струге,

Мы ж в бою умели,

Вождь, добычу множить.

Искр морских растратчик [366]

Недругам он щедро

Жизнь дарил, а ярла

Рати вспять бежали.


Эта битва произошла в последнее воскресенье перед йолем. [367] Так говорит Тьодольв:


Красна в воскресенье

Стала сталь у княжьих

Слуг. Не дрогнув дрались

Древа игрищ Игга.

Не счесть, сколько стыло

Мертвых в море. Сотни

Тел – настал для воев

Смертный срок – тонули.


Магнус конунг захватил там у людей Свейна семь кораблей. Тьодольв говорит:


Семь ладей – ликуйте

Девы в Согне! – сыну –

Идет он с победой –

Олава достались.


И еще говорит он:


Дубам сеч [368] ухабист

Выпал путь, до дому

Мало кто из полчищ

Ярла жив добрался.

Бьет их трупы ветер,

Черепа на черных

Гребнях пляшут. Топкий

Брег тела глотает.


Тою же ночью Свейн бежал в Сьяланд с теми людьми, которым удалось спастись и которые пожелали следовать за ним. А Магиус конунг бросил якорь близ берега и приказал своему ополчению этой же ночью сойти на сушу. Рано поутру они возвратились, забив много скота. Так говорит Тьодольв:


В лбы летели градом –

Был отпор не спор их –

Камни, черепа мы

Вчера поразбивали.

На убой нагнали

Мы скота, пристал наш

Челн. Видать, у Свейна

Лишь слова в запасе.



XXXI


Магнус конунг тотчас отплыл со своим войском на север в Сьяланд вдогонку за Свейном. Но как только войско Магнуса конунга приплыло туда, Свейн и все его войско бежали на сушу. Магнус конунг преследовал беглецов, убивая тех, кто был им настигнут. Тьодольв говорит:


Вопрошали в Сьяланде

Жены, – с обагренной –

Чей же строй под стягом –

Сталью мы шагали.

Ели брашен [369] еле

До дубрав добрались.

В Хрингстадире прытко

Удирали рати.

Странно ли, что сконский

Властелин – князь грязью

Шел облеплен – землю

Отстоял прославлен.

До брега стяг ярлов –

Чрез болота дроты –

Волочился – целый

День вчера летали.


Тогда Свейн бежал на Фьон, а Магнус конунг прошел с огнем и мечом по Сьяланду и повсюду сжигал поселения тех людей, которые осенью присоединились к Свейну. Тьодольв говорит так:


Свергнут ярл с престола

По зиме. Дознался

Днесь всяк, что у князя

Добра оборона.

Жив, что мертв, отпора

Враг тебе – ты, Магнус,

Тверд стоял под тарчем –

Не дал, Кнутов нетий.

Пса древес [370] пустил ты

В домы, конунг трёндов,

Яр. Пожарам отдал

На поживу жила.

Приспешникам был страшен

Свейновым во гневе

Князь. Спешили мести

Убежать ужасной.



XXXII


Как только Магнус конунг узнал о местопребывании Свейна, он направился со своими кораблями на Фьон. Услышав об этом, Свейн погрузился на корабль и отплыл в Сканей, оттуда поехал в Гаутланд, а затем к конунгу шведов. А Магнус конунг прибыл на Фьон и приказал там грабить и жечь. Все люди Свейна, находившиеся там, разбежались кто куда. Тьодольв говорит так:


Буря вздула в долах

Китов [371] на дубовых

Стенах огнь. На юге

Буйный пламень пляшет.

Выжечь все на Фьоне

Мнят норвежцы. Лижет

Кровли жар. Деревни

Там горят кострами.

Нам пора на Фьоне

Познать асинь злата

Свейновых – в сраженьях

Мужей – мы трижды были,

Должно – но послужат –

Здесь пригожи девы –

Нам мечи, мы в сечу

Снова строй направим.


После этого весь народ в Дании подчинился Магнусу конунгу. В конце зимы там установился добрый мир. Магнус конунг назначил своих людей управлять всею Данией. В конце весны он повел свое ополчение на север в Норвегию и оставался там большую часть лета.


XXXIII


Как только об этом узнал Свейн, он тут же поспешил из Швеции в Сканей с большим войском. Жители Сканей хорошо его приняли. Силы его увеличились, после чего он двинулся в Сьяланд и подчинил ее себе, а также Фьон и все острова. Магнусу конунгу стало об этом известно, и тогда он собрал ополчение и корабли и направился на юг в Данию. Разведав, где расположился Свейн со своим войском, Магнус конунг пошел против него. Столкновение их произошло у мыса, называемого Хельганес, и было то вечером. Когда началась битва, у Магнуса конунга было меньше войска, но его корабли были длиннее и лучше снаряжены. Арнор говорит так:


Князь у Хельганеса

Нескольких – неслыхан

Ратный труд – очистил

Кляч дороги крачек. [372]

Видур ведьмы тарчей, [373]

Ввечеру он сечу

Начал, в ночь не схлынул

Дождь ужей кольчужных! [374]


Бой был ожесточенным, и к концу ночи много народа пало. Магнус конунг всю ночь продолжал обстреливать врага метательными снарядами. Тьодольв говорит:


Свейновых, достойных

Смерти, слуг согнула

Сталь у Хельганеса,

Шли на дно дружины.

Длань вдевал владыка

Трёндов в петли дротов.

Полководец жала

Ясеней [375] окрасил.


Коротко говоря, в этой битве Магнусу конунгу выпала победа, а Свейн обратился в бегство. Его корабль был очищен от бойцов от носа до кормы, и все другие корабли Свейна тоже были очищены. Тьодольв говорит так:


Бросил опустелый

Свой челн непреклонный

Свейн, тесним во брани,

Враг Магнусов ярый.

Острый меч окрасил

Ратобитец. К власти

Шёл князь, весь обрызган

Потом ран багряным.


Арнор же говорит:


Куда сконцам против

Князя! Сани сходней

Свейновы в счастливый

Час очистил витязь.

Множество людей

Свейна погибло.


Магнусу конунгу и его людям досталась богатая добыча. Тьодольв так говорит:


Щит блестящий с боя

Я добыл – рубились

Мы в суровой брани

На юге – и кольчугу.

Пусть попомнит – шлемом

Завладел я – дева

Слово скальда. Давеча

От нас досталось данам.


Свейн после этого бежал в Сканей вместе со всем своим войском, какому удалось спастись, а Магнус конунг и его ополчение долго преследовали беглецов в глубине страны, почти не встречая сопротивления со стороны Свейна или бондов. Так говорит Тьодольв:


Магнусовы с брега

Шли вперед великой

Силой вой, вел их,

Страшен в гневе, княжич.

Всюду крик. По кличу

Князя разоряем

Днесь страну. По долам

Сконским мчатся кони.


Затем Магнус конунг велел пройти с огнем и мечом по всем селениям. Тьодольв говорит:


В сторону отставлю

Тарч, коль все сметая,

Топчет веси войско

C Магнусовым стягом.

Не споткнутся сконцы,

Так спешат – нам вышла

Хоть куда дорога,

Не в труд поход – к Лунду.


Они стали жечь поселения. Народ весь разбегался кто куда. Тьодольв так говорит:


Остреной для сконцев

Нам достанет стали,

Враз рать позабудет

Тешиться надеждой.

Красный огнь на веси

Мы пускаем в Сканей.

Раздувом добавим

Мощи вору рощи. [376]

Пламя домы данов

Жжет дотла. Пощады

Жителям от рати

Вождя не дождаться.

У всех поиссякли

Силы в пре великой

За престол. Мы взяли

Верх, а Свейн низвержен.

Год назад по гатям

Вытоптанным – видно

Мне окрест – по фьонским

Мы шли вперед походом.

Признаёт за князем

Силу – взмыли стяги –

Враг, кто днесь на ноги

Уповает – утром.


Свейн бежал на восток в Сканей. А Магнус конунг отправился к своим кораблям и, снарядившись с большой поспешностью, двинулся вдоль побережья Сканей. Тогда Тьодольв сочинил такую вису:


Утоляем солью

Жажду, люди княжьи,

Эгирову влагу

Весь поход глотаем.

Сконский край – а свеев

Не страшимся – вижу

Впереди. Был ратный

Труд бойцам отраден.


Свейн бежал на север в Гаутланд и направился потом к конунгу шведов. Он был хорошо им принят и перезимовал у него.


XXXIV


Подчинив себе Сканей, Магнус конунг повернул в другую сторону. Сперва он приплыл к Фальстру, высадился там и подверг его разорению, многих убил из тех, кто прежде признал власть Свейна. Арнор говорит об этом так:


C изменников‑данов

Князь взыскал жестоко.

Уложил из Фальстра

Рать батог богатства. [377]

Орлов не оставил

Он без корма, кормчий

Готи волн, [378] и билась

Гридь за господина.


Потом Магнус конунг поплыл со своими кораблями на Фьон, разграбил его и разорил. Как говорит Арнор:


Вновь на Фьоне данов

Наголову, стяги

Крася, вождь кольчужный

Разбил за измену.

Из чад княжьих кто же

На зиме двадцатой

Пекся так о черном,

Рьяный в сердце, вране?



XXXV


Магнус конунг просидел ту зиму в Дании, и был там тогда добрый мир. Много сражений дал он в Дании и во всех победил. Так говорит Одд Кикинаскальд:


Неистов пред мессой

Микьяля пронесся

Клич мечей, [379] и тучи

Вендов сталь косила.

Вдругорядь на юге

От Ароса грозный

Затеяли к йолю

Топот копий вои.


А Арнор говорит:


Суть вложил ты в драпу, мститель

Олава, я ж строки словом

Оснащу. Кормил ты галок

Мист. [380] Пусть крепнет эта виса!

За зиму четыре бури

Стрел ты учинил, всесильный

Щиторуб, вотще железо

Заносил на князя ворог.


Три битвы дал Магнус конунг Свейну сыну Ульва. Так говорит Тьодольв:


В сече – новый случай

Петь победу скальду

Князь доставил – счастье

Шло к оплоту трёндов.

В трёх, доспехи кровью

Крася, бранных плясках.

Был опять добычей

Богат ратобитец.



XXXVI


Магнус конунг правил отныне и Данией и Норвегией. Подчинив себе Датскую Державу, он отправил послов на запад в Англию. Они отправились к Ятварду конунгу и отвезли ему послание с печатью Магнуса конунга. После приветов Магнуса конунга в послании значилось:

– Тебе должно быть ведомо о соглашении, которое мы учинили с Хёрдакнутом о том, что тот из нас двоих, кто переживет другого, не оставив сына, получит его страну и подданных. И так ныне вышло, что, как я знаю, тебе ведомо, я получил в наследство после Хёрдакнута всю Датскую Державу. Когда он умер, ему принадлежала Англия не в меньшей мере, нежели Дания. Поэтому я теперь, согласно законному договору, заявляю о своих правах на Англию. Я желаю, чтобы ты отказался от своей державы в мою пользу, а в противном случае я буду добиваться её с помощью военных сил, как из Датской Державы, так и из Норвегии. Тогда тот пусть управляет страною, кому выпадет военное счастье.


XXXVII


Когда Ятвард конунг прочитал это послание, он ответил так:

– Всем людям здесь в стране ведомо, что Адальрад конунг, мой отец, от рождения обладал наследственным правом на эту державу и в прежние и в новые времена. Нас было четверо сыновей. И когда он пал вне пределов страны, то державу и власть принял брат мой Эадмунд, поскольку он был старшим из нас братьев. Я был вполне этим доволен, пока он был жив. После него власть перешла к Кнуту конунгу, моему отчиму. Нелегко было заявлять притязания, пока он жил. А после него конунгом был Харальд, брат мой, пока дарована была ему судьбою жизнь. Когда же и он скончался, Хёрдакнут, мой брат, стал править Датской Державой, и я думаю, было справедливым уговором между нами, братьями, чтобы он был конунгом как Англии, так и Дании. У меня же не было державы в управлении. Теперь он скончался. Все люди в этой стране советовали провозгласить меня конунгом здесь в Англии. Пока я не носил почетного звания, я служил своим правителям нисколько не более гордо, чем те, кто по рождению не обладали никакими правами на власть здесь в стране. Ныне же я получил помазание в конунги и такую же полную власть конунга, какою обладал мой отец до меня. И я не откажусь от этого звания, пока жив. Но если Магнус конунг явится сюда в страну со своим войском, я против него не стану собирать рати. Пусть он завладеет Англией, прежде лишив меня жизни. Передайте ему эти мои слова.

Послы возвратились и явились к Магнусу конунгу и передали ему, что услышали. Конунг ответил не сразу и сказал так:

– Я полагаю, что разумнее и лучше всего будет предоставить Эадварду конунгу мирно владеть своей державой, поскольку это от меня зависит, а мне владеть той державой, какую бог мне пожаловал.



Сага о Харальде Суровом

(Haralds saga har ð r áð a)


I


Харальд, сын Сигурда Свиньи, брат конунга Олава Святого по матери, был в битве при Стикластадире, в которой пал святой Олав конунг. Харальд был тогда ранен и бежал вместе с другими. Так говорит Тьодольв:


Бич болгар [381] на горе

Недругу под Хаугом

Лучший был помощник

В ратоборстве брату.


Лишь печась о веже

Шлема, [382] бросил – десять

Зим сравнялось князю

И пять – тело братне.


Рёгнвальд сын Бруси помог Харальду бежать из битвы и привел его к одному бонду, который жил в лесу вдали от людей. Там лечили Харальда, пока он не поправился. Потом сын бонда проводил его На восток через Кьёль, они ехали по возможности лесами, избегая больших дорог. Сын бонда не знал, кого он ведет. И когда они ехали верхом по какому‑то дикому лесу, Харальд сказал такую вису:


Вот плетусь из леса

В лес – немного чести –

Как знать, не найдет ли

И нас в свой час слава.


Он продвигался на восток по Ямталанду и Хельсингьяла яду дальше в Швецию. Там он повстречал ярла Рёгнвальда сына Бруси и многих других людей Олава конунга, которые спаслись из битвы.


II


На следующую весну они снарядили корабли и летом отплыли в Гардарики к Ярицлейву конунгу. [383] Они пробыли там зиму. Так говорит Бёльверк:


C острия стряхнул ты

Капли трупа. В лапы

Бросил снеди гусю

Ран. Выл волк на взгорье. [384]


Год прошел, и в Гарды

На восток дорога,

Вождь наипервейший

Из мужей, Вам вышла.


Конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда с его людьми. Харальд сделался предводителем над людьми конунга, которые охраняли страну, вместе с Эйливом, сыном ярла Рёгнвальда. Так говорит Тьодольв:


C Эйливом давно

Был князь заодно.

Крепили строй

Они боевой.


Взяли в тиски

Вендов полки.

Изведал лях

Лихо и страх.


Харальд провел в Гардарики несколько зим и ходил походами по Восточному Пути. А потом он отправился в поход в Страну Греков, и у него была большая дружина. Он дошел до Миклагарда. Бёльверк так говорит:


Шли вперёд одеты

В сталь – и снасть блистала

Богато – под ветром

Крепким вепри моря.


Узрил златоверхий

Град герой, там стройных

Стругов мимо башен

Череда промчалась.



III


В то время Страною Греков правила конунгова жена Зоэ Могучая вместе с Микьялем Каталактом. [385] И когда Харальд прибыл в Миклагард и встретился с конунговой женой, он поступил к ней на службу. Осенью он отплыл на галере вместе с войском, и они плавали по Греческому Морю. У Харальда была своя дружина. А предводителем войска был человек по имени Гюргир. [386] Он был сородичем конунговой жены.

Харальд пробыл в войске недолгое время, как веринги крепко с ним подружились и всегда были вместе с ним в битвах. Вскоре Харальд сделался предводителем всех верингов. Гюргир с войском плавал между островами Страны Греков, нападая на корсаров.


IV


Однажды, когда они шли походом по суше и собирались расположиться на ночлег близ какого‑то леса, веринги первыми достигли места, где нужно было разбить шатры, и они хотели поставить их там, где было выше и удобнее всего, потому что земля оказалась болотистая, и когда шел дождь, плохо приходилось тем, кто устроился в низине. В это время подошел Гюргир, предводитель войска, и когда увидел, где поставили шатры веринги, приказал им удалиться и разбить лагерь в другом месте, сказав, что здесь он сам намерен поставить шатры. Харальд говорит:

– Если б вы раньше прибыли на ночлег, вы бы и получили этот лагерь, и тогда нам пришлось бы разбить шатры в другом месте, какое приглянулось бы нам. А теперь вы так и поступайте – поставьте палатки в другом месте, где вам захочется. Я думал, что это право верингов здесь, во владениях греческого конунга, жить по собственной воле и во всем быть свободными перед другими людьми, служа только конунгу и его жене.

Разгорелся между ними спор, и дошло до того, что обе стороны взялись за оружие. Недалеко было и до драки. Вмешались тогда наиболее разумные люди и развели их. Они говорили, что лучше всего будет, если они примирятся и достигнут согласия, так чтобы в дальнейшем не происходило подобных ссор. Назначили сходку, и решение должны были принять лучшие и умнейшие люди. На этой сходке договорились о том, что греки и веринги будут тянуть жребий из полы, кому первым ехать, или плыть, или приставать к берегу и выбирать место для палаток. И те и другие должны подчиняться тому, что укажет жребий. Затем приготовили жребии и пометили их. Тогда Харальд сказал Гюргиру:

– Я хочу посмотреть, как ты пометил свой жребий, для того чтобы мы оба не пометили их одинаково.

Тот показал свой жребий. После этого Харальд пометил свой жребий и бросил его в полу. Так сделал и Гюргир. А тот человек, который должен был вытягивать жребии, вынул один и, держа его между пальцами, поднял со словами:

– Эти должны первыми ехать, плыть, и занимать пристань и выбирать себе место для шатров.

Харальд схватил его за руку, выхватил жребий и бросил его в море. Он сказал затем:

– Это был наш жребий.

Гюргир говорит:

– Почему же ты не дал посмотреть другим людям?

– Погляди теперь, – говорит Харальд, – на тот, который остался. Ты узнаешь свой знак.

Посмотрели тот жребий, и все признали пометку Гюргира. Было решено, что верингам принадлежит выбор во всех спорных случаях. Много раз возникало несогласие между ними, и всегда дело кончалось тем, что Харальд добивался своего.


V


Летом все они ходили в походы за добычей. Когда все войско было вместе, Харальд приказывал своим людям не участвовать в битве или находиться там, где меньше опасности для жизни. Он говорил, что хочет уберечь свою дружину от потерь. Когда же он был один со своими людьми, то бросался в битву с такой яростью, что должен был либо победить, либо погибнуть.

И часто выходило, что, если Харальд стоял во главе войска, он побеждал там, где Гюргир терпел поражение. Это заметили воины и говорили, что дело пошло бы лучше, если бы Харальд стал единственным предводителем всего войска, и осуждали военачальника за то, что ни от него, ни от его войска нет никакого толку. Гюргир говорит, что веринги не оказывают ему помощи, и предложил им отправиться куда‑нибудь еще, а он пойдет с остальным войском, и пусть они добиваются того, чего сумеют. Тогда Харальд отделился от войска, а с ним веринги и латиняне. [387] Гюргир же пошел с войском греков. И тогда стало ясно, кто на что способен. Харальд всякий раз одерживал победу и брал добычу, а греки отправились домой в Миклагард, исключая юношей, которые, желая завоевать богатства, присоединились к Харальду и признали его своим военачальником.

Харальд пошел со своим войском на запад, в Африку, [388] которую веринги называют Страна Сарацин. Его войско тогда сильно увеличилось. Он захватил в Стране Сарацин восемьдесят городов. Некоторые из них сдались ему, другие же он взял силою. Потом он отплыл на Сикилей. Тьодольв так говорит:


Восемьдесят – сеял

Смерть в Серкланде недруг

Красных перстней [389] – в играх

Ратных взял ты градов,


Прежде чем – нарушен

Мир опять – обидчик

Серков – с тарчем к долам

Сикилей пустился.


Иллуги Скальд из Долины Брони так говорит:


Ты земли прирезал –

Шурьев родич Будли

Неспроста звал в гости –

Микьялю на юге. [390]


Здесь рассказывается, что Микьяль был в то время конунгом греков. Харальд провел в Африке много лет, захватил огромные богатства, золото и всякого рода драгоценности. Но все имущество, какое он добыл и в каком не нуждался для того, чтобы содержать себя, он посылал с верными людьми на север в Хольмгард на хранение к Ярицлейву конунгу, и там скопились безмерные сокровища. Так и следовало ожидать, потому что он ходил походами в ту часть мира, которая всего богаче золотом и драгоценностями, и совершил множество подвигов, а именно – как уже было сказано, захватил восемьдесят городов.


VI


Когда Харальд приплыл на Сикилей, он воевал там и подошел вместе со своим войском к большому городу с многочисленным населением. Он осадил город, потому что там были настолько прочные стены, что он и не помышлял о том, чтобы проломить их. У горожан было довольно продовольствия и всего необходимого для того, чтобы выдержать осаду. Тогда Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам ловить птичек, которые вьют гнезда в городе и вылетают днем в лес в поисках пищи. Харальд приказал привязать к птичьим спинкам сосновые стружки, смазанные воском и серой, и поджечь их. Когда птиц отпустили, они все полетели в город к своим птенцам в гнезда, которые были у них в крышах, крытых соломой или тростником. Огонь распространился с птиц на крыши. И хотя каждая птица приносила немного огня, вскоре вспыхнул большой пожар, потому что множество птиц прилетело на крыши по всему городу, и один дом стал загораться от другого, и запылал весь город. Тут весь народ вышел из города просить пощады, те самые люди, которые до этого в течение многих дней вызывающе и с издевкой поносили войско греков и их предводителя. Харальд даровал пощаду всем людям, кто просил о ней, а город поставил под свою власть.


VII


И другой город осадил Харальд со своим войском. Он был таким многолюдным и укрепленным, что невозможно было рассчитывать на прорыв, да и окружала город плоская безводная равнина. Тогда Харальд велел прорыть подкоп от того места, где тек ручей в глубоком овраге, так что этого места нельзя было увидеть из города. Вырытую землю они выбрасывали в воду, давая потоку уносить ее прочь. Работали они по сменам – и днем, и ночью. Войско ежедневно подходило к городу, а горожане выходили на укрепления, и они обстреливали друг друга. По ночам же и те и другие спали.

Когда Харальд убедился в том, что подземный проход стал таким длинным, что по нему можно было пробраться под городскими стенами, он приказал своему войску вооружиться. На рассвете они вошли в подкоп. Когда же они дошли до конца его, они стали рыть у себя над головами, пока не добрались до камней, скрепленных известью, – то был пол в каменных палатах. Затем они взломали пол и вошли в палаты. Перед ними сидело множество горожан, которые ели и пили, и появление противника оказалось для них полной неожиданностью, веринги бросились на них с обнаженными мечами и одних убили на месте, а другим удалось убежать. Веринги погнались за ними, и некоторые из них захватили городские ворота и отворили их, и все войско вошло в город. Когда же они вступили в город, то жители его обратились в бегство, и многие просили пощады, и все, кто сдался, ее получили. Так Харальд завладел городом и огромными богатствами.


VIII


Они подошли к третьему городу. Он был больше прежних и неприступнее, и богаче и имуществом и людьми. Вокруг города шли широкие рвы, и они увидели, что здесь им не помогут те хитрости, какие они применяли раньше. Они долго там стояли, но им ничего не удавалось предпринять. А горожане, видя это, осмелели. Они выставили своих воинов на городские стены, открыли городские ворота и кричали верингам, приглашая их войти в крепость. Они издевались над ними, говоря, что они не лучше пригодны к бою, чем куры. Харальд велел своим людям делать вид, будто они не понимают, что те говорят.

– Мы ничего не достигнем, – говорит он, – даже если и нападем на крепость. Они сверху будут метать в нас оружие. И хотя бы нам удалось с частью войска войти в крепость, они могут запереть его, коль захотят, оставив других снаружи, потому что над всеми городскими воротами они поставили стражу. Но и мы подшутим над ними и покажем, что не боимся их. Пусть наши люди выйдут на равнину, поближе к городу, но так, чтобы не попасть под их стрелы. И пусть все наши люди будут без оружия и заняты игрой и дадут увидеть горожанам, что мы не обращаем внимания на их воинов.

Так продолжалось несколько дней.


IX


Упоминают двух исландцев, которые были в походе с Харальдом. Один из них – Халльдор, сын Снорри Годи, – он принес этот рассказ сюда в Исландию, а другой – Ульв, сын Оспака, сына Освивра Мудрого. Оба они были людьми необычайной силы и боевого мужества и друзьями Харальда. Оба принимали участие в играх.

После того как дела шли таким образом в течение нескольких дней, горожане захотели показать еще больше мужества. Они поднялись на городские стены безоружными и оставили ворота города открытыми. Это увидели веринги, и однажды они пошли на игры, спрятав мечи под плащами, а шлемы под шляпами. Вот играют они так некоторое время и видят, что горожане не тревожатся. Тогда они быстро выхватили оружие и побежали к городским воротам.

Горожане, увидев это, вышли навстречу им в полном вооружении. Завязался бой в воротах. У верингов не было никакого прикрытия, помимо того что они обвязали себе плащами левую руку. Одни были ранены, другие пали, и все оказались в тяжелом положении. Харальд и воины, которые были с ним в лагере, пришли на помощь своим.

Но горожане, поднявшиеся на городские стены, стреляли в них из луков и забрасывали камнями. Вспыхнул жестокий бой. Тем, кто сражался в воротах, казалось, что помощь к ним идет медленнее, чем им хотелось бы. Когда Харальд подошел к воротам, пал его знаменосец. Тогда Харальд крикнул:

– Халльдор, подними знамя!

Халльдор откликнулся и, поднимая древко, сказал необдуманно:

– Кто же понесет перед тобой знамя, если ты так робко продвигаешься?

То была речь скорее оскорбительная, чем справедливая, потому что Харальд был очень мужественным воином. Они пробились затем в город. Битва была ожесточенной и кончилась тем, что Харальд победил и захватил крепость.

Халльдор получил в битве много ран и был сильно ранен в лицо. Рубец от этой раны оставался у него всю жизнь.


Х


Четвертый город, к которому подошел Харальд со своим войском, был больше всех тех, о которых было прежде рассказано. Он был так укреплен, что им нечего было и рассчитывать на то, чтобы ворваться в него. Поэтому они осадили город и перерезали все пути к нему, так чтобы продовольствие не могло быть доставлено к его жителям. Когда же прошло немного времени, Харальд заболел, да так, что пришлось ему улечься в постель. Он велел поставить свою палатку поодаль от остального лагеря, потому что, думалось ему, покойнее будет не слышать шума и веселых криков войска. Его люди часто приходили толпами к нему за советом.

Тут горожане увидели, что у верингов происходит что‑то необычное. Они послали соглядатаев узнать, что бы это могло быть. Когда же соглядатаи возвратились в город, они рассказали, что предводитель верингов заболел и что по этой причине не происходит нападений на город. Прошло таким образом некоторое время, и силы у Харальда убавилось. Стали тогда его люди горевать и печалиться. Все это прознали горожане. Наконец, болезнь так одолела Харальда, что по всему войску стали поговаривать о последнем его часе. Тут веринги вступили в переговоры с горожанами, сказали им о кончине своего вождя и просили священников разрешить ему быть погребенным в городе. А когда горожане узнали об этой новости, то многие из тех, которые управляли монастырями или храмами в городе, выражали желание принять его тело в свои церкви, зная, что можно будет ожидать большого притока пожертвований. Все священники нарядились тогда в свои облачения и вышли из города с ковчегами и мощами, образовав пышное шествие. Веринги же приготовили пышные похороны. Гроб был поднят и покрыт драгоценной тканью, и его несли вместе со множеством стягов.

Когда гроб внесли в городские ворота, то опустили его, поставив поперек дороги. Тут веринги протрубили во все свои трубы и обнажили мечи. Все войско верингов бросилось тогда из лагеря в полном вооружении с кликами и гиканьем и ворвалось в город. Монахи же и другие священники, которые выступали в этом погребальном шествии, состязаясь между собой, кто первым получит приношения, теперь состязались в том, чтобы подальше убежать от верингов, потому что те убивали всякого, кто им попадался, будь то клирик или мирянин. Так веринги прошли по всему городу, убивая народ, разграбили все городские церкви и взяли огромную добычу.


XI


Харальд пробыл много лет в этом походе, о котором было рассказано, и в Стране Сарацин и на Сикилей. Затем он возвратился в Миклагард вместе с этим войском и провел там недолгое время, прежде чем отправился в Йорсалахейм. Он тогда оставил золото, полученное в уплату за службу греческому конунгу, и все веринги, которые отправились вместе с ним, поступили так же. Как рассказывают, во всех этих походах Харальд дал восемнадцать крупных битв. Так говорит Тьодольв:


Восемнадцать песней

Ножен [391] – изничтожен.

Был мир – смертоносных

Храбро начал Харальд.


Клюв орлиный кровью,

Князь, ты часто мазал,

Прежде чем зачинщик

Войн домой вернулся.



XII


Харальд отправился со своей дружиной в Йорсалаланд и через нее в город Йорсалаборг. И пока он шел по Йорсалаланду, все города и крепости сдавались под его власть. Так говорит скальд Стув, который слышал, как об этих событиях рассказывал сам конунг:


Шел герой в Йорсальский

Край из греков – грады

Покорялись – сердцем

Бодр, путем победным.


Народ – нет преграды

Власти князя – разом

Без огня согнул он.

Пусть всегда пребудет. [392]


Здесь рассказывается, что эта страна перешла под власть Харальда без пожаров и грабежей. Он дошел вплоть до Иордана и искупался в нем, как это в обычае у паломников. Харальд совершил богатые приношения Гробу Господню и Святому Кресту и другим святыням в Иорсалаланде. Он установил мир по всей дороге к Иордану и убивал разбойников и прочий склонный к грабежам люд. Так говорит Стув:


Чинил на Иордане

Суд и правду, смуту,

Мудрохрабрый трёндов

Пастырь, истребляя,


Не ушёл ослушный

Люд – был крут во гневе

Князь – и вор от кары.

У Христа на небе.


После этого он возвратился в Миклагард.


XIII


Когда Харальд вернулся в Миклагард из Йорсалаланда, ему захотелось отправиться в северные земли на свою родину. Он узнал тогда, что Магнус сын Олава, сын брата его, сделался конунгом в Норвегии и в Дании. Он отказался тогда от службы греческому конунгу. Но когда конунгова жена Зоэ проведала об этом, она разгневалась и обвинила Харальда в том, что он присвоил имущество греческого конунга, которое захватил во время военных походов, когда Харальд был предводителем войска.

Марией звали одну юную и красивую девушку. Она была племянницей Зоэ, конунговой жены. Эту девушку Харальд сватал, но конунгова жена ему отказала. Как здесь на севере рассказывали веринги, служившие в Миклагарде, осведомленные люди передавали, что Зоэ, конунгова жена, сама хотела выйти замуж за Харальда, и это была главная и истинная причина ее ссоры с Харальдом, когда он захотел уехать из Миклагарда, хотя перед народом она выдвигала другую причину. Конунга греков в то время звали Константин Мономах. [393] Он управлял царством вместе с Зоэ конунговой женой. И вот греческий конунг приказал схватить Харальда и отвести его в емницу.


XIV


Но когда Харальд подходил к темнице, ему явился святой Олав конунг и сказал, что поможет ему. На этом месте на улице впоследствии была построена часовня, посвященная Олаву конунгу, и с тех пор эта часовня там стоит.

Темница же была устроена в виде высокой башни, открытой сверху, а дверь вела в нее с улицы. Туда был помещен Харальд, а с ним Халльдор и Ульв. Следующей ночью пришла в верхнюю часть темницы одна знатная женщина, поднявшись по лестнице вместе с двумя своими слугами. Они сбросили сверху в темницу веревку и вытянули узников наружу. Этой женщине святой Олав конунг даровал исцеление и явился ей, повелев освободить его брата из тюрьмы.

Харальд тотчас же отправился к верингам, и все они встали навстречу ему и радостно его приветствовали. Тут вся дружина вооружилась, и они отправились туда, где спал конунг. Они схватили конунга и выкололи ему оба глаза. Торарин сын Скегги так говорит в своей драпе:


Стольный каязь – застила

Очи темь – увечен

Стал, осыпан снова

Жаром зыбей [394] Харальд.


А скальд Тьодольв говорит так:


Выколоть друг волка, [395]

Мир презревший, вежды

Повелел – вот повод

К лязгу копий – князю.


Страшной метой витязь

Эгдов [396] лик владыке

Греческому – почесть

По заслугам! – метил.


В этих двух драпах о Харальде и во многих других песнях о нем рассказано, что Харальд ослепил самого конунга греков. Скальды могли бы приписать этот поступок военачальнику или графу или другому знатному человеку, если б знали, что это более правильно. Но Харальд сам рассказывал так, да и другие люди, которые там были вместе с ним.


XV


В ту же самую ночь Харальд со своими людьми пришел в дом, где спала Мария, и силою взял ее с собою. Они направились к галерам верингов и, захватив две галеры, отплыли в Сьавидарсунд. Но когда они приплыли туда, где поперек пролива были протянуты железные цепи, Харальд сказал, чтобы люди на обеих галерах взялись за весла, а те, кто не гребет, перебежали бы на корму, взяв в руки свою поклажу. Тут галеры подплыли к железным цепям. Как только они въехали на них и остановились, Харальд велел всем перебежать вперед. Галера, на которой находился Харальд, погрузилась носом в воду и соскользнула с цепи, но другая переломилась пополам, застряв на цепи, и многие утонули в проливе, иных же спасли.

Таким путем Харальд ушел из Миклагарда и поплыл в Черное Море. Но прежде чем он отплыл от суши, он высадил на берег девушку, дав ей надежную охрану для пути назад в Миклагард и наказал ей передать ее родственнице Зоэ, что сколь большую власть та не имела над Харальдом, могущество конунговой жены не помешало ему захватить девушку. Затем Харальд отплыл на север в Эллипалтар, а оттуда поехал в Восточную Державу. Во время этой поездки Харальд сочинил Висы Радости, и было их всего шестнадцать с одинаковым припевом в каждой. Вот одна из них:


Взгляду люб, киль возле

Сикилей – сколь весел

Бег проворный вепря

Вёсел! – нес дружину.


Край пришелся б здешний

Не по вкусу трусу. Но

Герд монет [397] в Гардах

Знать меня не хочет.


Так обращался он к Эллисив, дочери Ярицлейва конунга в Хольмгарде.


XVI


Когда Харальд прибыл в Хольмгард, Ярицлейв принял его отменно хорошо. Он провел там зиму и получил в свое распоряжение все то золото, которое прежде посылал туда из Миклагарда, и самые разные драгоценности. Там было столько добра, сколько никто в Северных Странах не видал в собственности одного человека. Харальд трижды ходил в обход палат, пока находился в Миклагарде. Там было в обычае, что всякий раз, когда умирал конунг греков, веринги имели право обходить все палаты конунга, где находились его сокровища, и каждый был волен присвоить себе то, на что сумеет наложить руку.


XVII


В ту зиму Ярицлейв конунг выдал свою дочь за Харальда. Имя ее было Элисабет, а норвежцы звали ее Эллисив. Об этом рассказывает Стув Слепой:


По сердцу ствол распри

Лат жену сосватал.

Светом вод владеет

Днесь и княжьей дщерью. [398]


Весною Харальд отправился из Хольмгарда в Альдейгьюборг, снарядил там корабли и летом отплыл на запад, сперва повернул в Швецию и причалил в Сигтунах. Вальгард с Поля говорит:


Счастлив славой, вывел

Ты струг с красным грузом,

Вез казну златую,

Харальд князь из Гардов.


Ветр клонил студеный

Коней рей. В Сигтуны

По свирепым тропам

Выдр спешил ты, княже. [399]



XVIII


Харальд встретился там со Свейном сыном Ульва. Тою осенью он бежал от Магнуса конунга после битвы у Хельганеса. И когда они повстречались, они были очень рады друг другу. Олав Шведский конунг шведов, был отцом матери Эллисив, жены Харальда, а мать Свейна Астрид была сестрою Олава конунга. Харальд и Свейн вступили в дружбу и заключили союз. Всё шведы были друзьями Свейна, потому что его род был самым большим в стране. Теперь же все шведы стали друзьями и помощниками Харальда. Множество знатных людей были связаны с ним свойством. Тьодольв говорит:


Мчал вперёд, покрытый

Льдом – ждала вас помощь

Свеев, достославный

Вождь – твой челн смолёный.


Ревел вал злобесный

Вкруг вождя. На струге

Вёз ты груз – лёг на бок

Бык пучин – бесценный.



XIX


После этого они снарядили корабли, Харальд и Свейн, и вскоре же собралось к ним большое войско, и когда они были готовы, они отплыли на запад в Данию. Вальгард так говорит:


В новый путь из шведской

Ты державы с жаром

Устремился, властью

Влеком в отчем доме.


Мчался в полный парус

Конь морской близ сконских

Мелей. Вид у датских

Невест был невесел.


Сперва высадили они войско в Сьяланде, воевали и жгли там повсюду. Потом они двинулись на Фьон, сошли там на берег и воевали. Так говорит Вальгард:


Ворога поверг ты

В Сьяланде – сбегались

Ведьмины на падаль

Кони [400] – разорённом.


Ужас множа, велий

Полк ты вёл по Фьону,

Пытал не на шутку

Меч, щиты калеча.


Отдал под Хроискельдой

Дворы древожору Князь.

В домах неистов

Огнь валил стропила.


Людей не щадила

Хель, редели толпы.

Жалкий сброд, не тратя

Слов, в лесах спасался.


Все, кто жив – жестоко

Бил их князь, а красных

Жён ждал плен – средь долов

Разбредались даны.


Брели – стёрты стопы

В кровь – в оковах к стругам –

Оплетала тело

Цепь – унывно девы.



XX


Конунг Магнус сын Олава осенью после битвы при Хельганесе отплыл на север в Норвегию. До него дошла весть, что сородич его Харальд сын Сигурда прибыл в Швецию и что они со Свейном сыном Ульва заключили союз и отправились во главе большого войска в поход, желая подчинить себе Датскую Державу, а затем и Норвегию.

Магнус конунг созвал ополчение со всей Норвегии, и к нему собралось большое войско. Он слышал, что Харальд и Свейн пришли в Данию, все там пожгли, и население страны повсюду покорилось им. Рассказывали также, что Харальд – человек роста и силы не чета прочим, и так умен, что нет для него ничего невозможного, всякий раз достается ему победа, когда он сражается, а золотом так богат, что ни один человек не видывал подобного. Тьодольв говорит:


Струги, что под брегом

Встали – в страхе люди –

Прочного пням вепрей

Строп [401] не прочат мира.


Харальд с юга, Магнус

C севера, до смертных

Сеч охочи, коней

Вод в поход готовят.



XXI


Советники Магнуса конунга говорят, что, как им кажется, плохо будет дело, если родичи Харальд и Магнус станут смертельными врагами. Многие предлагали поехать и достигнуть соглашения между ними, и конунг согласился на их уговоры. Снарядили тогда быстроходный корабль и спешно отплыли на юг в Данию. Для этого посольства к Харальду были выбраны датчане, верные друзья Магнуса конунга. Это дело держали в большой тайне. Когда же Харальд услышал, что сородич его Магнус конунг предлагает ему примирение и дружбу и хочет, чтобы Харальд поделил Норвегию с ним пополам, а также, чтобы они поделились поровну своими богатствами, он согласился на это, и гонцы поехали назад к Магнусу конунгу.


XXII


Немного спустя случилось как‑то вечером, что Харальд и Свейн беседовали за питьем. Свейн спросил, какое из сокровищ Харальда тому всего дороже. Тот отвечает: его стяг Опустошитель Страны. Тогда Свейн спросил, что делает его таким ценным сокровищем. Харальд говорит, что, как было предсказано, тому достанется победа, перед кем понесут этот стяг, и так это и было с тех пор, как он у него. Свейн отвечает:

– Я тогда поверю, что таково свойство стяга, когда ты дашь три сражения своему сородичу Магнусу конунгу и одержишь во всех них победу.

Тогда Харальд говорит сердито:

– Я знаю о своем родстве с Магнусом, даже если б ты и не напомнил мне о нем. Но даже если мы сейчас с ним враги, это не значит, что мы не можем встретиться с ним и как друзья.

Свейн изменился в лице и сказал:

– Кое‑кто говорит, что ты соблюдаешь только ту часть соглашения, из которой, как тебе кажется, ты способен извлечь выгоду.

Харальд отвечает:

– Ты знаешь меньше случаев, когда я не соблюдал соглашений, чем я знаю случаев, когда Магнус конунг мог бы сказать, что ты соблюдал соглашения с ним.

На этом они расстались. Вечером, когда Харальд пошел спать на корму своего корабля, он сказал своему слуге:

– Я не лягу сегодня ночью в свою постель, потому что у меня есть предчувствие – дело не обойдется без предательства. Я заметил сегодня вечером, что свояк мой Свейн очень рассердился на мои откровенные речи. Сторожи, не случится ли чего здесь ночью.

Харальд пошел спать на другое место, а на свою постель положил бревно. Ночью к корме корабля подплыла лодка, какой‑то человек взобрался на борт, распахнул шатер на корме и подошел к постели Харальда и ударил большой секирой, так что та прочно застряла в дереве. Затем этот человек спрыгнул в лодку, а была кромешная тьма, и уплыл прочь, но секира осталась свидетельством – она прочно засела в дереве. Тогда Харальд разбудил своих людей и показал им, какое предательство против них было совершено.

– Мы можем видеть из этого, – говорит он, – что нет нам поддержки от Свейна, раз он замыслил против нас измену. Лучше всего убраться отсюда, пока есть возможность. Отвяжем‑ка наши корабли и тихонько уплывем.

Так они и сделали, уплыли ночью на север, держась берега, и плыли днем и ночью, пока не встретили Магнуса конунга в том месте, где он находился со своими кораблями. Тогда Харальд встретился со своим сородичем Магнусом, и была то радостная встреча, как говорит Тьодольв:


В датский край на стройном

Корабле – летели,

Вал взрывая, кони

Киля – плыл властитель,


Полдержавы – дружбу

Родичи на сходе

Скрепили – вскоре отпрыск

Олавов [402] вам отдал.


После этого сородичи беседовали между собой, и все происходило самым мирным образом.


XXIII


Корабли Магнуса конунга стояли на якоре, а шатры были разбиты на берегу. Он пригласил своего сородича Харальда к своему столу, и Харальд отправился на пир вместе с шестью десятками людей. Пир шел горой. А к концу дня Магнус конунг пошел в шатер, где сидел Харальд. С ним шли люди, неся поклажу, то были оружие и одежды. Конунг подошел к людям, сидевшим с краю стола, и дал им хорошие мечи, а иным щиты, одежды или оружие либо золото, и те, кто был знатнее, получали более ценные подарки. Потом он подошел к своему сородичу Харальду, держа в руке два камышовых стебля, и сказал так:

– Какой из стеблей желаешь взять?

Харальд отвечает:

– Тот, что ближе ко мне.

Тут Магнус конунг сказал:

– Вместе с этим стеблем камыша даю я Вам половину Норвежской Державы со всеми налогами и поборами и со всей собственностью, какая там находится, на условии, что ты будешь таким же равноправным конунгом в любом месте Норвегии, как и я. Но когда мы будем вместе, то меня будут первым приветствовать, служить мне и усаживать. И если сойдутся три знатных мужа, я должен сидеть посредине. Мне будут принадлежать стоянка конунга и пристань конунга. Но Вы обязаны поддерживать и укреплять нашу державу за то, что мы сделали Вас таким человеком в Норвегии, каким, мы полагали, никто не будет, пока наша голова высится над землею.

Тут Харальд поднялся и сердечно поблагодарил его за честь и отличие. После этого они оба уселись, и тот день прошел в веселии. Вечером Харальд со своими людьми ушел к своим кораблям.


XXIV


Наутро Магнус конунг приказал трубить сбор всего войска. Когда тинг собрался, Магнус конунг объявил всем людям о том пожаловании, которое он даровал своему сородичу Харальду. Торир из Стейга дал на этом тинге Харальду звание конунга.

В тот же день Харальд конунг пригласил Магнуса конунга к себе за стол, и тот пришел с шестью десятками людей в шатер Харальда конунга, где был устроен пир. Оба конунга сидели вместе, и пир был пышный и обильный. Конунги были веселы и радостны.

В конце дня Харальд конунг велел принести в шатер множество сундуков. Люди принесли, кроме того, одежды, оружие и всяческие другие ценные вещи. Это имущество он разделил и раздал людям Магнуса конунга, присутствовавшим на пиру. Затем он велел открыть сундуки и сказал Магнусу конунгу:

– Вчера Вы передали нам большую державу, которую Вы прежде отняли у Ваших и наших врагов, и передали нам в совместное с Вами владение. Это было хорошо с Вашей стороны, ведь Вы немало потрудились, добывая Вашу державу. Ну, а мы были за пределами страны и тоже подвергались опасностям, прежде чем я собрал это золото, которое Вы можете теперь видеть. Я хочу поделить его с Вами, Давайте владеть этим имуществом на равных правах, так же как мы поровну делим власть над Норвегией. Я знаю, что Ваш и мой нрав неодинаковы. Ты – человек намного более щедрый, чем я. Так поделим же это имущество между собою поровну. И пусть каждый распоряжается своею долей, как пожелает.

Затем Харальд велел расстелить большую воловью шкуру и высыпать на нее золото из сундуков. Принесли тут весы и гири, и все было порознь взвешено на чашах весов и разделено по весу, и казалось всем, кто видел это, в высшей степени удивительным, что в северных странах могло столько золота собраться в одном месте. И в самом деле, это были имущество и сокровища греческого конунга, у которого, как все говорят, дома полны червонного золота.

Конунги очень веселились. Тут внесли слиток величиною с человеческую голову. Харальд конунг взял этот слиток и сказал:

– Где то золото, родич мой Магнус, которое ты мог бы поставить против этого слитка?

Магнус конунг отвечает:

– Столько было войн и больших ополчений, что я тебе отдал почти все золото и серебро, какое у меня имелось. Теперь нет у меня больше золота, кроме этого обручья.

Он взял обручье и передал Харальду. Тот посмотрел и сказал:

– Немного золота, сородич, для конунга, под властью которого две державы, и однако кое‑кто может усомниться в том, тебе ли принадлежит это обручье.

Магнус конунг отвечал озабоченно:

– Если не мне по праву принадлежит это обручье, тогда я и не знаю, что мое по праву, потому что святой Олав конунг, отец мой, дал мне это обручье, когда мы с ним навсегда расстались.

– Верно говоришь ты, Магнус конунг: отец твой дал тебе обручье. Он взял его у моего отца за малое дело. Но и то верно, нелегко приходилось мелким конунгам в Норвегии, когда твой отец был на вершине власти.

Харальд конунг дал на пиру Ториру из Стейга кленовую чашу, обрамленную позолоченным серебром и с ручкой из позолоченного серебра сверху, всю наполненную монетами из чистого серебра. Затем он дал ему и две золотых гривны, обе весом в марку. Он дал ему также свой темно‑пурпурный плащ на белом меху и обещал ему большой почет и свою дружбу. Как рассказывал Торгильс сын Снорри, он видел алтарный покров, который был сделан из этого плаща, а Гудрид дочь Гутхорма, сына Торира из Стейга, говорила, что Гутхорм, отец ее, владел чашей, которую она видела. Бёльверк так говорит:


Принесла зелёный

Дол тебе и вдоволь

Магнусу, как молвят,

Монет встреча эта.


C тех пор вы о мире,

Родичи, радели –

Но войну готовил

Свейн – о добром оба.



XXV


Следующей зимой после их примирения Магнус конунг и Харальд конунг оба правили Норвегией, и каждый имел свою дружину. В течение зимы они ездили по Упплёнду по пирам и то были вместе, то порознь. Они доезжали на севере до Трандхейма и Нидароса. Магнус конунг хранил святые мощи Олава конунга, с тех пор как прибыл в страну. Каждые двенадцать месяцев он подстригал его волосы и ногти, и у него находился ключ, которым отпиралась рака. В то время происходили разного рода чудеса от святых мощей Олава конунга.

Вскоре начало расшатываться согласие между конунгами, и многие были настолько злонамеренными, что стали сеять раздор между ними.


XXVI


Свейн сын Ульва спал в то время, как Харальд бежал. После этого Свейн стал выведывать, что делает Харальд. Когда же он узнал, что Харальд и Магнус помирились и у них общее войско, он двинул свои корабли на восток, вдоль берегов Сканей, и оставался там до тех пор, пока не узнал зимою, что Магнус и Харальд повели свои корабли на север в Норвегию. Тогда Свейн направился со своими кораблями на юг в Данию и в ту зиму собрал там все поборы, полагающиеся конунгу.


XXVII


C приближением весны Магнус конунг и Харальд конунг созвали ополчение со всей Норвегии. И случилось однажды так, что ночью Магнус конунг и Харальд конунг стояли в одном заливе, а на другой день Харальд первым собрался и тотчас же отплыл. Вечером же он причалил в заливе, в котором намеревался переночевать Магнус конунг со своими кораблями. Харальд конунг поставил свои корабли у причала конунга и разбил там шатры.

Магнус конунг отплыл позднее днем и прибыл с кораблями туда, где Харальд и его люди уже поставили шатры. Видят они, что Харальд расположился у причала конунга и намерен там оставаться. И когда люди Магнуса конунга спустили паруса, Магнус конунг сказал:

– Пусть люди гребут и сидят по бортам, а другим достать свое оружие и приготовиться к бою. Если они не уступят место, будем сражаться.

Но когда Харальд конунг увидел, что Магнус конунг намерен сразиться, он сказал своим людям:

– Рубите канаты и выводите корабли со стоянки. Гневается родич мой Магнус!

Так они и сделали и отвели корабли от причала, а Магнус конунг поставил свои корабли к причалу. После того как те и другие устроились, Харальд конунг пошел с несколькими людьми на корабль Магнуса конунга. Конунг хорошо его принял и приветствовал. Тут Харальд конунг сказал:

– Казалось мне, что мы друзья, но недавно я усомнился в том, что Вы хотите быть мне другом. Верна поговорка, что горяча юность. Я не хочу расценивать Ваш поступок иначе, как ребячество.

Тогда Магнус конунг говорит:

– Это семейная черта, а не детская. Я помню, что я даю и в чем отказываю. Если бы эта малость была у меня отнята, за ней могло бы последовать другое. Мы намерены соблюдать весь договор, каков он есть, и того же ожидаем мы от Вас.

Тогда Харальд конунг ответил:

– Существует старый обычай, что более мудрый уступает. – И он ушел на свой корабль.

Из подобных стычек между конунгами видно, как трудно было им соблюдать сдержанность. Люди Магнуса конунга говорили, что он был прав в своих словах, а те, кто был поглупее, говорили, что Харальд был посрамлен. Люди же конунга Харальда считали, что Магнус конунг имел право занять причал, если бы они прибыли одновременно, но Харальд не был обязан уступать причала, если занял его первым, и они говорили, что Харальд поступил мудро и правильно. А те, кто желал дурно все перетолковать, утверждали, что Магнус конунг намерен расторгнуть соглашение и что он поступил несправедливо и унизил Харальда конунга. Такие столкновения давали пищу для болтовни неумных людей, которая привела к несогласию между конунгами. Много было такого, о чем каждый конунг думал по‑своему, хотя здесь записано лишь немногое.


XXVIII


Магнус конунг и Харальд конунг отплыли на юг в Данию. Когда Свейн узнал об этом, он бежал на восток в Сканей. Магнус конунг и Харальд конунг в то лето долго оставались в Дании, подчинив себе всю страну. Осенью они были в Йотланде.

Однажды ночью, когда Магнус конунг лежал в своей постели, ему приснилось, будто он находится там, где отец его, святой Олав конунг, и будто тот говорит ему:

– Что ты предпочитаешь, сын мой, пойти теперь со мною или сделаться могущественнейшим из конунгов и жить долго и совершить такое прегрешение, какое тебе с трудом удастся искупить, либо вообще не удастся?

И будто он ответил:

– Я хочу, чтобы ты решил за меня.

Тогда ему приснилось, будто конунг ответил:

– В таком случае ты должен идти со мною.

Магнус конунг рассказал об этом сне своим людям. Немного погодя он заболел и слег в месте, называемом Судаторп. Когда же смерть его стала близка, он послал своего брата Торира к Свейну сыну Ульва с просьбой, чтобы тот оказывал помощь Ториру, когда тот будет в ней нуждаться. Затем он просил передать, что завещает Датскую Державу Свейну, считая, что будет справедливо, если Харальд будет править Норвегией, а Свейн – Данией. После этого конунг Магнус Добрый скончался, и весь народ очень его оплакивал. Одд Кикинаскальд говорит:


Смерть взяла – немало

Слез лилось, ведь конунг

Людям щедро сыпал

Злато – ратоборца,


Разрывала грудь им

Скорбь, не сякло горе

Княжьих слуг, и долго

Печаль их снедала.



XXIX


После этих событий Харальд конунг созвал на тинг свое войско и говорит своим людям, что намерен отправиться с ними на тинг в Вебьёрге и добиваться провозглашения себя конунгом Датской Державы и затем подчинить себе страну. Он говорит, что Дания также досталась ему в наследство после его сородича Магнуса конунга, как и Норвежская Держава, и он просит войско поддержать его, обещая, что с этих пор норвежцы во все времена будут господами над датчанами.

Тогда Эйнар Брюхотряс возразил ему, говоря, что его долг скорее заключается в том, чтобы проводить Магнуса конунга, его воспитанника, до могилы и отправить его к отцу, Олаву конунгу, чем воевать за пределами страны или домогаться державы и собственности другого конунга. Он закончил свою речь тем, что считает за лучшее следовать за мертвым Магнусом конунгом, нежели за каким‑нибудь другим живым конунгом. Затем он взял тело покойного и пышно его убрал, и эти приготовления можно было видеть с корабля конунга. Тогда все трёнды и норвежцы приготовились к поездке домой с останками Магнуса конунга, и ополчение разошлось. Харальд конунг увидел, что ему лучше возвратиться в Норвегию и прежде подчинить себе эту державу, а потом собирать войско. И Харальд конунг отплыл вместе со всем ополчением в Норвегию. Когда же он прибыл в Норвегию, он созвал народ на тинг, и его провозгласили конунгом над всею страной. Он поехал на запад из Вика, и в каждом фюльке Норвегии его провозглашали конунгом.


XXX


Эйнар Брюхотряс поехал с останками Магнуса конунга, а с ним и все ополчение трёндов, и они приплыли в Нидарос, и конунг был погребен в церкви Клеменса. Там находилась рака конунга Олава Святого. Магнус конунг был человек среднего роста с правильными чертами лица, со светлой кожей и светлыми волосами, он был красноречив и быстро принимал решения, был великодушен, очень щедр, очень воинствен и смел в бою. Он был любим больше всех других конунгов, его хвалили как друзья, так и противники.


XXXI


В ту осень Свейн сын Ульва оставался в Сканей и готовился к походу на восток в Шведскую Державу. Он намеревался отказаться от звания, которое принял в Дании. Но когда он садился на коня, прискакали к нему какие‑то люди и сообщили прежде всего, что умер конунг Магнус сын Олава, а также, что все войско норвежцев отплыло из Дании. Свейн быстро ответил и сказал:

– Бог свидетель, отныне никогда больше не обращусь в бегство из Датской Державы, пока я жив!

Он уселся на своего коня и поехал на юг по Сканей. В короткое время к нему собралось большое войско. Тою зимой он подчинил себе всю Датскую Державу. Все датчане приняли его тогда как конунга. Осенью прибыл к Свейну Торир, брат Магнуса конунга, с посланием Магнуса конунга, о котором прежде было написано. Свейн хорошо его принял, и Тори? долго оставался у него, пользуясь большим почетом.


XXXII


Харальд конунг сын Сигурда принял власть конунга над всей Норвегией после смерти Магнуса конунга сына Олава. Когда же он провластвовал над Норвегией одну зиму и пришла весна, он созвал ополчение со всей страны, половину всех людей и кораблей, и отплыл на юг, в Йотланд. В течение лета он повсюду воевал и жег и остановился в Годнарфьорде. Тогда Харальд конунг сочинил такую вису:


Бросили – а Рёсква

Одежд [403] мужа тешит

Той порой – мы якорь

Острый в Годнарфьорде.


Он обратился к скальду Тьодольву и предложил ему сочинить вису. Тот сказал:


Следующим – чует

Сердце – летом хладный

Крюк мы глубже бросим

C лани Ран [404] на юге.


Бёльверк в своей драпе упоминает, что Харальд на следующее лето после кончины Магнуса конунга отплыл в Данию:


Минул год, и рати –

Гладь взрезал на ладных

Конях вод – для битвы

Снаряжал вождь снова.


Волн табун [405] на темных

Водах войско княжье –

Данов незавидный

Ждал удел – узрело.


Они сожгли тогда усадьбу Торкеля Гейсы. Он был могущественным мужем. Дочерей его привели связанными к кораблям. Предыдущей зимой они зло шутили по поводу того, что Харальд конунг собирается приплыть в Данию на боевых кораблях. Они вырезали из сыра якорь и говорили, что такой якорь смог бы крепко держать корабли норвежского конунга. Тогда была сочинена виса:


Резали, сим князя

Разъярив, из сыра

Якоря для ради

Смеха жены данов.


Ныне ж поуняли

Смех, глядя, как якорь

Железный княжьих коней

Вод надежно держит.


Как передавали люди, соглядатай, который увидел корабли Харальда конунга, сказал дочерям Торкеля Гейсы:

– Вот вы, дочери Гейсы, говорили, будто Харальд конунг не придет в Данию.

Дотта отвечала:

– То было вчера.

Торкель выкупил своих дочерей за огромные деньги. Так говорит Грани:


Потрудился витязь

Эгдский, чтоб в чащобе

Хорнског Хлёкк метели

Хрольва [406] сокрушалась.


Врагов вождь бесстрашный

Гнал с позором к морю.

Отец Дотты злата

Отсчитал немало.


В течение всего того лета Харальд конунг воевал в Датской Державе и захватил огромные богатства, но он не задержался тем летом в Дании и осенью отплыл в Норвегию и перезимовал там.


XXXIII


Харальд конунг взял в жены Тору, [407] дочь Торберга сына Арни, на следующую зиму после того, как умер конунг Магнус Добрый. У них было два сына. Старшего звали Магнус, другого Олав. У Харальда конунга и его жены Эллисив было две дочери. Одну звали Мария, другую – Ингигерд. Следующей весною после того похода, о котором только что было рассказано, Харальд конунг созвал войско и летом отплыл в Данию и воевал там, и так поступал каждое лето. Скальд Стув говорит:


Всякий год – безлюден

Стал Фальстр – лихо данов

Поджидало. Долго

Был сыт голубь битвы. [408]



XXXIV


C тех пор как скончался Магнус конунг, Свейн конунг правил всею Датской Державой. Зимою он спокойно сидел дома, а летом собирал ополчение и грозился отправиться с датским войском на север в Норвегию и причинить там не меньше вреда, чем Харальд конунг учинил в Датской Державе. Зимой Свейн конунг предложил Харальду конунгу встретиться с наступлением лета на Эльве и сразиться не на жизнь, а на смерть, или достичь примирения. Тогда на протяжении всей зимы они оба готовили свои корабли и следующим летом созвали ополчение, половину людей и кораблей.

Тем летом прибыл из Исландии Торлейк Красавец и принялся сочинять флокк о конунге Свейне сыне Ульва. Прибыв в северную часть Норвегии, он узнал, что Харальд конунг отплыл на юг к Эльву навстречу Свейну конунгу. Тогда Торлейк сочинил такую вису:


Храброму на тропке

Рыб с несокрушимым,

Знать, не разминуться

Согнским войском князю. [409]


Чья возьмет, кто в битве

Той лишится выти –

Свейн мир попирает –

Бог решит – и жизни.


И еще он сочинил такую вису:


Ведет струг по стогнам

Будли вождь, пронесший

От полнощи, мощный,

Тарч повсюду, Харальд.


А встречь золочёных

Гонит войнолюбый

Шляхом Ракни с юга

Свейн зверей пучины. [410]


Харальд конунг прибыл со своим войском в назначенное место. Тогда он узнал, что Свейн конунг находится со своими кораблями на юге в Сьяланде. Харальд конунг разделил свое войско и велел возвратиться большей части ополчения бондов. От отплыл со своею дружиной, лендрманнами и отборными воинами, а также с ополчением тех бондов, которые жили ближе к Дании. Они поплыли на юг в Йотланд, к югу от Вендильскаги, затем на юг мимо Тьода, повсюду совершая набеги. Так говорит скальд Стув:


От вождя люд в Тьоде

Бежал – не удержишь.

Велик он в свершеньях.

В царстве смелый Харальд.


Они плыли на юг вплоть до Хейдабю, захватили город и сожгли его. Тогда люди Харальда конунга сочинили такую вису:


Хейдабю властитель

Сжег дотла – прославить

Нам след сей подвиг древа

Бойни [411] – разъяренный.


Не щадили – рвался

Изверг рощи [412] мощный

Из‑под крыш – разрушен

Крепкий град – мы Свейна.


О том же говорит и Торлейк в своем флокке, который он сочинил, узнав, что не было битвы на Эльве:


Может у дружины

Батог рети [413] сведать,

Как в Хейдабю походом

Шёл муж, сея ужас.


Когда, не понуждаем

Никем, лыжи жижи [414]

В год недобрый гнал он,

Харальд, к граду Свейна.



XXXV


Затем Харальд отплыл на север с шестью десятками кораблей, и почти все большие и груженные добычей, которую они захватили летом. Когда же они плыли на север мимо Тьода, Свейн конунг вышел в море с большим войском. Он вызвал Харальда конунга сойти на берег и сразиться с ним. У Харальда конунга людей было наполовину меньше. Тем не менее, он предложил Свейну конунгу сразиться с ним на кораблях. Торлейк Красавец говорит:


Вызвал князь на суше

Биться, Свейн, рождённый

На земле в счастливый

День, дружины княжьи,


Но Харальд на звере

Пастбищ ската, [415] витязь,

Безудержный в граде

Стрел желал сражаться.


После этого Харальд поплыл на север мимо Вендильскаги. Тут им помешал встречный ветер, и они остановились у Хлесей и пробыли там ночь. Пал сильный туман. Когда же рассвело и взошло солнце, они увидели на другой стороне моря, будто горят огни. Сказали об этом Харальду конунгу. Он посмотрел и тотчас же сказал:

– Снять шатры на кораблях и пусть люди возьмутся за весла. Похоже на то, что датские корабли идут на нас. Туман, видимо, рассеялся там, где они находятся, и солнце осветило позолоченные головы драконов.

Так и было, как сказал Харальд. То приплыл Свейн конунг датчан с превосходящим войском. Те и другие стали грести изо всех сил. У датчан корабли были более быстроходные, а пропитанные водой корабли норвежцев глубоко сидели в воде, так что расстояние между противниками уменьшалось. Тут Харальд увидел, что так дело не пойдет. Дракон Харальда конунга плыл последним из всех его кораблей. Харальд конунг приказал тогда выбросить за борт доски, а на них – одежды и ценные вещи. Погода была такая тихая, что все это поплыло по течению. А когда датчане увидели, как их имущество плавает в море, то те, кто находился впереди, повернули к нему, считая, что легче подобрать то, что свободно плавает, нежели добывать его на кораблях норвежцев. Погоня приостановилась.

Но когда Свейн конунг догнал их на своем корабле, он стал подстрекать их и говорил, что великий для них позор с такой огромной ратью не захватить тех, у кого кораблей немного, и не одолеть их. После этого датчане снова налегли на весла. А Харальд конунг, увидев, что корабли датчан пошли быстрее, велел своим людям облегчить корабли и выбросить за борт солод, пшеницу и мясо и вылить питье. На некоторое время это помогло. Затем Харальд конунг приказал бросать за борт корабельные щиты и пустые бочонки и кадки, а также пленников. И когда все это поплыло по морю, Свейн конунг велел помочь людям. Так и было сделано. Во время этой задержки расстояние между ними выросло. Тогда датчане повернули назад, а норвежцы поплыли свои путем. Торлейк Красавец говорит:


Ускользнули – шел им

Вслед отважный в рети

Свейн – дружины княжьи

Средь полей тюленьих.


Сгинул груз в йотландской –

Без урона тренды

Не ушли – пучине

Пенной, драгоценный.


Свейн конунг повернул свои корабли к Хлесей и встретил там семь кораблей норвежцев. То были корабли из ополчения с одними лишь бондами. И когда Свейн конунг пошел на них, они запросили пощады и предложили за себя выкуп. Так говорит Торлейк Красавец:


Чтоб мир купить, рати,

Не скупясь – пляс копий

Стих – давали, силой

Слабы, князю злато.


И тотчас за речи

Мужи, сталь отставив,

– Пеклись ратобитцы

– Принялись – о жизни.



XXXVI


Харальд конунг был могущественный и твердый правитель страны, сильный разумом, так что все говорили, что не было такого правителя в Северных Странах, который сравнялся бы с ним по разумности принимаемых решений и мудрости даваемых советов. Он был великий и мужественный воин. Он обладал большой силой и обращался с оружием более умело, чем любой другой человек, как уже было написано. Но гораздо больше его подвигов осталось незаписано. Это вызвано незнанием нашим, а также тем, что мы не хотим помещать в книге рассказы, не подтвержденные свидетелями. Хотя мы слышали немало речей и встречали всякие упоминания, нам кажется лучшим впоследствии добавить о них, чем быть вынужденным изымать.

Много рассказов о Харальде конунге содержится в песнях, которые исландцы исполняли перед ним самим или перед его сыновьями. Поэтому он был великим их другом. Он вообще очень дружил со всеми людьми из нашей страны. Когда был большой неурожай в Исландии, [416] Харальд конунг разрешил вывоз зерна в Исландию на четырех кораблях и определил, что корабельный фунт не должен быть дороже сотни локтей домотканого сукна. Он разрешил выезд из страны всем беднякам, которые могли запастись продовольствием для переезда по морю. И таким образом эта страна смогла улучшить свое положение.

Харальд конунг послал сюда колокол для той церкви, для которой конунг Олав Святой послал строительный лес и которая построена на альтинге. Поэтому люди здесь хранят память о Харальде конунге. Много других богатых подарков раздал он тем людям, которые посетили его.

Халльдор сын Снорри и Ульв сын Оспака, о которых прежде говорилось, прибыли в Норвегию к Харальду конунгу. Они очень различались между собой. Халльдор был высок и силен, как никто, и очень красив. Харальд конунг говорит, что он был самым невозмутимым из всех его людей. Узнавал ли он о смертельной опасности или о радостной новости, он не становился ни радостнее, ни печальнее и спал не меньше и не больше, чем обычно, и пил и ел, как всегда. Халльдор был человек немногословный, резкий в речах и прямой, упрямый, непреклонный, он плохо ладил с конунгом, на службе у которого было довольно других знатных людей. Халльдор недолго оставался у конунга. Он уехал в Исландию, построил себе усадьбу на Стадном Холме и жил там до старости.


XXXVII


Ульв сын Оспака был очень приближен к Харальду конунгу. Он был умнейший человек, красноречивый, большой храбрец, верный и прямой. Харальд конунг сделал Ульва своим окольничим и выдал за него Йорунн дочь Торберга, сестру Торы, на которой был женат Харальд конунг. Детьми Ульва и Йорунн были Иоан Сильный из Расвёлля и Бригида, мать Овечьего Ульва, отца Пэтра Носильщика, отца Ульва Мухи и его братьев и сестер. Сыном Иоана Сильного был Эрленд Медлительный, отец архиепископа Эйстейна и его братьев. Харальд конунг пожаловал окольничему Ульву достоинство лендрманна и лен в двенадцать марок вместе с половиной фюлька в Трандхейме. Так говорит Стейн сын Хердис во флокке об Ульве.


XXXVIII


Конунг Магнус сын Олава велел построить Церковь Олава в Каупанге на том месте, где тело конунга пролежало ночь. Она находилась над городом. Он там возвел и усадьбу конунга. Церковь не была еще закончена, когда конунг умер. Харальд конунг приказал завершить недоделанное. Он велел возвести в усадьбе каменную палату, и она еще не была закончена, когда он велел заложить Церковь Марии на песчаном холме, неподалеку от места, где были погребены святые останки конунга в первую зиму после его гибели. То был большой собор, крепко построенный с помощью извести, так что его с трудом удалось разрушить, когда архиепископ Эйстейн велел его снести. Мощи Олава конунга сохранялись в Церкви Олава, пока строилась Церковь Марии. Харальд конунг велел построить усадьбу конунга ниже Церкви Марии на берегу реки, где и сейчас она стоит. А палаты, которые он построил, он превратил в Церковь Григория.


XXXIX


Одного человека звали Иваром Белым. Он был знатный лендрманн. У него была усадьба в Упплёнде. Он был сыном дочери ярла Хакона Могучего. Ивар был красив, как никто. Сына Ивара звали Хаконом. О нем рассказывают, что он превосходил всех людей, которые в то время жили в Норвегии, мужеством, силою и способностями. С молодых лет он ходил в походы, завоевал большую славу и стал пользоваться великим почетом.


XL


Эйнар Брюхотряс был наиболее могущественным из лендрманнов Трандхейма. Отношения между ним и Харальдом конунгом были довольно холодными. Но пока Магнус конунг был жив, Эйнар сохранял свои доходы. Эйнар был очень богат. Он был женат на Бергльот, дочери Хакона ярла, о чем раньше было написано. Сын их Эйндриди был уже взрослым. Он был женат на Сигрид, дочери Кетиля Теленка и Гуннхильд, дочери сестры Харальда конунга. Эйндриди был хорош собой и пригож в материнскую родню, ярла Хакона и его сыновей, а ростом и силой он был в своего отца Эйнара, как и всеми достоинствами, которыми Эйнар превосходил других людей. У него было очень много друзей.


XLI


Ярла в Упплёнде звали Орм. Матерью его была Рагнхильд, дочь ярла Хакона Могучего. Орм был славнейшим мужем. На востоке в Ядаре в Соли жил в то время Аслак сын Эрлинга. Он был женат на Сигрид, дочери Свейна ярла, сына Хакона. А Гуннхильд, вторая дочь Свейна ярла, была замужем за Свейном сыном Ульва конунгом датчан. Все они и многие другие знатные люди в Норвегии были потомством ярла Хакона, и выделялись эти сородичи среди всех своею красотой и другими многочисленными достоинствами, и все они были выдающимися людьми.


XLII


Харальд конунг был человек властный, и властность его возросла с тех пор, как он укрепился в стране, и многим людям оказалось небезопасным противоречить ему или поступать иначе, чем ему было угодно. Скальд Тьодольв так говорит:


Послушно пусть войско

Сидит, как гневливый

Захочет зачинщик

Бури Гунн, [417] иль встанет.


Гнёт весь люд пред гордым

Бранных птиц поильцем [418]

Выю, самовластца

Речам не переча.



XLIII


Эйнар Брюхотряс был главным предводителем бондов со всего Трандхейма. Он заступался на тингах за тех, кого притесняли люди конунга. Эйнар хорошо разбирался в законах. У него не было недостатка в смелости настаивать на своем на тингах, даже когда там был сам конунг. Все бонды поддерживали его. Конунга это очень гневало, и доходило до того, что между ними вспыхивал спор. Эйнар говорил, что бонды не желают сносить несправедливость, если конунг будет нарушать законы страны. И так происходило между ними не раз. Поэтому Эйнар окружал себя множеством людей, когда находился дома, а когда приезжал в город и там был конунг, то его сопровождало еще больше народу.

И вот однажды он отплыл в город с большой ратью, и с ним было восемь или девять боевых кораблей и почти пять сотен людей. Харальд конунг был в своих палатах и стоял на галерее и увидел, как дружина Эйнара сходит с кораблей, и рассказывают, что Харальд сложил такие висы:


Зрю, идёт народа

Тьма за тем, кем взрыто

Море, тароватым,

Не раз, Брюхотрясом.


Не солгу я, властный

Зарится – и ярлу

Меньше слуг – на место

Вождя – угождает.


Должно нас прогонит

Эйнар, коль с острёным

Не сведёт властитель

Сеч клинком знакомства.


Эйнар оставался в городе несколько дней.


XLIV


Однажды собралась сходка, и на ней был сам конунг. В городе схватили некоего вора и привели его на сходку. Этот человек прежде был с Эйнаром, и тот благоволил к нему. Рассказали об этом Эйнару. Тот решил, что конунг наверно не отпустит этого человека, потому что знает, что Эйнар благоволит к нему. Эйнар приказал тогда своей дружине вооружиться и тотчас идти на сходку. А на сходке Эйнар силою отбил того человека. После этого друзья конунга и Эйнара старались восстановить согласие между ними. Кончилось тем, что договорились об их встрече. Дом, где они должны были встретиться, был в усадьбе конунга, внизу у реки. Конунг вошел в палату с немногими людьми. Другие остались во дворе. Конунг приказал прикрыть оконце в крыше, оставив небольшую щель. Затем в усадьбу пришел Эйнар со своею дружиной. Он сказал своему сыну Эйндриди:

– Будь с дружиной снаружи, тогда никакой опасности для меня не будет.

Эйндриди встал снаружи у дверей в палату. Когда же Эйнар вошел в нее, он сказал:

– Что‑то темно в палате конунга.

Тотчас к нему подскочили люди, одни кололи его копьями, а другие рубили мечами. Услышав это, Эйндриди выхватил меч и вбежал в палату. Тут зарубили их обоих. Затем люди конунга вбежали в палату и встали перед дверью, а у бондов опустились руки, потому что они остались без предводителя. Они подбадривали один другого, говоря, что позор не отметить за своего вождя, и все же никто не двинулся с места. Конунг вышел наружу вместе со своей дружиною и выстроил ее к бою поставив свое знамя, но бонды не напали на него. Тогда конунг пошел на свой корабль, и с ним вся его дружина, и они отплыли вниз по реке далее по фьорду.

Бергльот, жена Эйнара, узнала о его гибели. Она была в том доме где они останавливались с Эйнаром, посещая город. Она немедля отправилась в усадьбу конунга, где стояло войско бондов. Она изо всех сил подстрекала их к бою, до в это время конунг уже плыл по реке. Тогда Бергльот сказала:

– Недостает нам теперь Хакона сына Ивара, моего сородича. Стой Хакон здесь на берегу, не плыли бы по реке убийцы Эйндриди.

Затем Бергльот велела позаботиться о телах Эйнара и Эйндриди. Они были погребены в Церкви Олава близ гробницы конунга Магнуса сына Олава. После гибели Эйнара Харальда конунга сильно осуждали за это дело, и для того чтобы лендрманны и бонды напали на него и вступили с ним в бой, недоставало только одного – не было вождя, который поднял бы знамя перед войском бондов.


XLV


В то время Финн сын Арни жил в Аустратте в Ирьяре. Он был лендрманиом Харальда конунга. Финн был женат на Бергльот, дочери Хальвдана, сына Сигурда Свиньи. Хальвдан был братом конунгу Олаву Святому и Харальду конунгу. Тора, жена Харальда конунга, была дочерью брата Финна сына Арни. Финн был очень близок с конунгом, и все его братья тоже. Финн сын Арни провел несколько лет в викингских походах на западе. Они все вместе были в этих походах, Финн, Гутхорм сын Гуинхильд и Хакон сын Ивара.

Харальд конунг отплыл из Трандхейма в Аустратт. Там его хорошо приняли. После этого они обсуждали между собой, конунг и Финн, те события, которые только что произошли, убийство Эйнара и его сына и недовольство трёндов конунгом. Финн тотчас же говорит:

– Во всем плохо у тебя идут дела. Ты совершаешь злой поступок, а затем так боишься, что не знаешь, как тебе быть.

Конунг со смехом отвечает:

– Свояк, я хочу теперь послать тебя в город. Я хочу, чтобы ты примирил бондов со мною. И если из этого ничего не выйдет, я желаю, чтобы ты отправился в Упплёнд к Хакону сыну Ивара и устроил бы так, чтобы, он не был моим врагом.

Финн отвечает:

– Что ты обещаешь мне, если я выполню это опасное поручение, потому что и трёнды и упплёндцы так ненавидят тебя, что никому из твоих посланцев не поздоровится, если он сам о себе не позаботится?

Конунг отвечает:

– Поезжай, свояк, с этим поручением, ибо я знаю, что если кто способен его исполнить и достичь примирения, так это ты, и потребуй от нас, чего желаешь.

Финн говорит:

– В таком случае сдержи свое слово, а моя просьба такова: я прошу пощады и отмены изгнания из страны для Кальва, брата моего, и возвращения всех его владений, и чтобы он сохранил свое звание и всю свою власть, какими он обладал, прежде чем уехал из страны.

Конунг сказал, что согласен на все, о чем просит Финн, и они договорились при свидетелях и ударили по рукам. Потом Финн сказал:

– Что я должен предложить Хакону для того, чтобы он согласился на примирение с тобою? Он теперь у трёндов самый влиятельный человек.

Конунг говорит:

– Прежде всего ты должен узнать, чего желает Хакон для себя в случае примирения. А затем отстаивай мое дело, как только сумеешь, но в конце концов обещай ему все, кроме власти конунга.

После этого Харальд конунг отплыл на юг в Мёр и собрал войско, и было оно многочисленно.


XLVI


Финн сын Арни поплыл в город, и с ним были его дружинники, почти восемь десятков человек. Когда он прибыл в город, он устроил тинг вместе с жителями города. Финн говорил на тинге долго и красноречиво и убеждал горожан и бондов отказаться от вражды к конунгу или от намерения изгнать его, и напомнил, сколько зла произошло после того, как они в свое время поступили так со святым Олавом конунгом. Он сказал, что конунг хочет возместить убийства Эйнара и Эйндриди так, как постановят лучшие и умнейшие люди. Когда Финн закончил свою речь, было решено отложить дело до тех пор, пока не возвратятся посланцы, которых Бергльот направила в Упплёнд к Хакону сыну Ивара. После этого Финн поехал в Оркадаль с теми людьми, которые сопровождали его в город. Оттуда он поехал к Доврафьяллю и на восток через эти горы. Сперва Финн поехал навстречу с Ормом ярлом, своим зятем, – ярл был женат на Сигрид, дочери Финна, – и поведал ему о своем поручении.


XLVII


После этого была устроена их встреча с Хаконом сыном Ивара. Когда они встретились, Финн передал Хакону то, о чем Харальд конунг просил его. Тут же из речей Хакона выяснилось, что он считает своим непременным долгом отмстить за своего родича Эйндриди. До него дошла весть из Трандхейма, – он сказал, – что он найдет там полную поддержку для восстания против конунга.

Затем Финн постарался показать Хакону, насколько ему выгоднее получить от конунга такие почести, какие он сам захочет потребовать, чем подвергаться опасности, поднимая мятеж против того конунга, которому он прежде был обязан верно служить. Он сказал, что Хакон может потерпеть поражение, и добавил:

– Тогда уж ты лишишься и имущества и мира. Если же ты победишь Харальда конунга, тебя будут звать государевым изменником.

Ярл поддержал эти речи Финна. После того как Хакон все это про себя обдумал, он открыл, что было у него на уме, и сказал так:

– Я согласен примириться с Харальдом конунгом, если он выдаст за меня свою родственницу Рагнхильд, дочь конунга Магнуса сына Олава, с таким приданым, какое ей подобает и какое она себе выберет.

Финн говорит, что он выражает согласие на это от имени конунга. Так они между собою и порешили. После этого Финн возвратился на север в Трандхейм. Волнения и немирье прекратились, так что конунг продолжал управлять страной в мире, потому что с того времени распался союз сородичей Эйндриди против Харальда конунга.


XLVIII


C наступлением срока, когда Хакон должен был потребовать выполнения договора, он отправился на встречу с Харальдом конунгом. Когда они начали договариваться, конунг сказал, что желает соблюсти все то, о чем было условлено между Финном и Хаконом.

– Но твое дело, Хакон, – говорит конунг, – спросить Рагнхильд, согласна ли она. Ни с твоей и ни с чьей другой стороны не было бы разумным заставлять Рагнхильд идти замуж, если не будет на то ее согласия.

Тогда Хакон пошел к Рагнхильд и рассказал ей о своем сватовстве. Она отвечает так:

– Часто приходится мне чувствовать, что нет больше Магнуса конунга, моего отца! Особенно теперь, когда мне предлагают выйти замуж за простого бонда, хотя ты и хорош собой и во всем искусен. Будь жив Магнус конунг, не выдал бы он меня за меньшего человека, чем конунг. Так что трудно было бы ожидать, чтобы я пожелала выйти замуж за человека невысокого рода.

Хакон пошел тогда к Харальду конунгу и рассказывает ему об их разговоре с Рагнхильд, напомнив также о соглашении между ним и Финном. Там были и Финн и другие люди, которые присутствовали при переговорах с Финном. Хакон призывает их всех в свидетели того, что, как было договорено, конунг должен дать за Рагнхильд такое приданое, какое она пожелает.

– Раз она не желает выходить за человека невысокого рода, – говорит он, – Вы должны пожаловать мне высокое звание. Я происхожу из такого рода, что могу зваться ярлом, да имею и кое‑какие другие достоинства, как говорят люди.

Конунг говорит:

– Олав конунг, мой брат, и Магнус конунг, его сын, когда они правили, допускали, чтобы только один ярл был в стране в одно и то же время. Так и я поступал, с тех пор как стал конунгом. Я не намерен отнимать у Орма ярла звание, которое я прежде ему пожаловал.

Тут Хакон увидел, что из его намерений ничего не выходит. Ему это очень не понравилось. Финн также разгневался. Они сказали, что конунг не держит своего слова, и на том они расстались. Хакон уплыл тотчас же из страны на боевом корабле, хорошо снаряженном. Он поплыл на юг в Данию и отправился на встречу со своим свояком Свейном конунгом. Конунг встретил его радостно и пожаловал ему большие лены. Хакон стал ведать защитой страны от викингов, которые сильно разоряли Датскую Державу, вендов и других людей Восточного Пути, а также куров. Он плавал на боевых кораблях и зимой и летом.


XLIX


Асмундом звали человека, о котором рассказывали, что он сын сестры Свейна конунга и его воспитанник. Асмунд был очень искусен и красив. Конунг очень его любил. Но когда Асмунд подрос, он стал заносчивым и буйным. Конунгу это не нравилось. От отпустил его прочь и пожаловал ему богатый лен, так чтобы он мог содержать себя и своих людей.

Как только Асмунд получил богатство от конунга, к нему собралось большое войско. Ему стало не хватать пожалованного конунгом имущества для своего содержания, и тогда он захватил много других богатств, которые принадлежали конунгу. Когда же конунг узнал об этом, он призвал к себе Асмунда. И при встрече их конунг говорит, что Асмунд должен быть в его дружине, а собственного войска не должен иметь, и Асмунд подчинился конунгу. Однако после того как Асмунд провел с конунгом немного времени, ему не понравилось там, и он однажды ночью убежал и возвратился к своим товарищам, и стал чинить еще больше зла, чем прежде. Когда же конунг ездил по стране и приблизился к тому месту, где находился Асмунд, он послал войско захватить Асмунда. Затем конунг приказал заковать его в железо и держать его так некоторое время, надеясь, что тот утихомирится. Но как только Асмунда освободили от оков, он тотчас же убежал и собрал своих людей и боевые корабли. Он начал воевать и за пределами страны и внутри страны и учинил огромное разорение, убил много народу и повсюду грабил. А те люди, которые страдали от этих бесчинств, пришли к конунгу и жаловались на причиненный им ущерб. Он отвечает:

– Почему вы говорите об этом мне? Почему не идете к Хакону сыну Ивара? Он ведь мною назначен защитником страны и должен поэтому охранять бондов и защищать их от викингов. Мне говорили, что Хакон смелый и мужественный человек, но теперь, думается мне, он старается избежать всего, что кажется ему опасным.

Эти слова конунга передали Хакону, многое прибавив. Тогда Хакон отплыл со своим войском на поиски Асмунда. Их корабли встретились. Хакон тотчас вступил в бой. И был это жестокий и жаркий бой. Хакон взошел на корабль Асмунда и очистил его от бойцов. И так вышло, что они вступили с Асмундом в рукопашный бой, нанося друг другу удары. Тут пал Асмунд. Хакон отрубил ему голову. Затем Хакон поспешил к Свейну конунгу и прибыл к нему в то время, когда конунг сидел за столом. Хакон подошел к столу, положил голову Асмунда перед конунгом и спросил, узнает ли он ее. Конунг не отвечал, но густо покраснел. Затем Хакон удалился. Немного погодя конунг послал к нему своих людей и отпустил его прочь.

– Скажите ему, что я не намерен причинять ему никакого зла, но я не могу поручиться за всех моих сородичей.


L


Тогда Хакон отплыл прочь из Дании на север в Норвегию, в свои владения. В то время умер Орм ярл, его родственник. Сородичи хорошо приняли Хакона. Многие знатные люди старались примирить Харальда конунга с Хаконом. Кончилось это тем, что Хакон получил в жены дочь конунга Рагнхильд, а Харальд конунг пожаловал Хакону титул ярла и такую же власть, какой обладал Орм ярл. Хакон присягнул Харальду конунгу в верности, обязавшись выполнять ту службу, какая была ему положена.


LI


Кальв сын Арни был в викингских походах на западе с тех пор, как покинул Норвегию, а зимой часто бывал на Оркнейских островах у своего свояка Торфинна ярла. Брат его Финн сын Арни послал ему известие и велел поведать ему о том, что Харальд конунг разрешил Кальву вернуться в Норвегию и пользоваться своими владениями и такими доходами, какие ему пожаловал Магнус конунг.

Когда Кальв получил это известие, он тут же собрался в путь, отплыл на восток в Норвегию, сперва на встречу с Финном, своим братом. Финн добился пощады для Кальва, и они сами встретились, конунг и Кальв, и договорились о соблюдении того соглашения, которого достигли конунг с Финном. Кальв обязался перед конунгом выполнять все те условия, какие прежде связывали его с Магнусом конунгом, а именно, что Кальв обязан совершать все, чего пожелает Харальд конунг и что он посчитает полезным для своей державы. И Кальв получил все свои владения и доходы, какими обладал прежде.


LII


На следующее лето Харальд конунг созвал ополчение и отплыл на юг в Данию, и воевал там в течение лета. Когда он прибыл на юг на Фьон, против него собралось там большое войско. Тогда конунг приказал своей рати высадиться с кораблей и приготовиться к битве. Он разделил свое войско и поставил Кальва сына Арни во главе отряда, которому велел сойти на берег первым, и указал, в каком направлении им следует двигаться. Он сказал, что пойдет вслед за ними и будет их поддерживать.

Отряд Кальва сошел на берег и тут же встретился с войском врага. Кальв вступил в бой, и эта битва была непродолжительной, потому что Кальва одолела превосходящая сила, и они вместе с войском обратились в бегство, а датчане их преследовали. Многие норвежцы погибли. Пал и Кальв сын Арни. Харальд конунг сошел на сушу со своим войском, и вскоре на их пути оказались тела павших, и они нашли тело Кальва. Его отнесли на корабль. Конунг же двинулся по стране и воевал там, и перебил много народу. Арнор говорит:


Забрызгал – и красный –

Фьонский кровью, конунг,

Брани шип [419] каленый –

Огнь пожег жилища.



LIII


После этого Финн сын Арни стал питать вражду к конунгу из‑за гибели Кальва, своего брата, и говорил, что конунг – виновник смерти Кальва и что Финн был обманут, когда он призвал Кальва, брата своего, возвратиться с запада из‑за моря и убедил его отдаться во власть конунга и довериться ему. Когда весть об этих речах распространилась, то многие люди говорили, что Финн был близорук, думая, будто Кальв добьется доверия Харальда конунга, и что конунг всегда мстит и за меньшие провинности, чем та, какую Кальв имел перед Харальдом конунгом. Конунг же позволял каждому говорить об этом, как угодно, не подтверждая, но и не отрицая ничего. Одно только можно было понять – что конунг был доволен случившимся. Харальд конунг сочинил такую вису:


Одиннадцать – люди –

Жизней, меч обрызгав,

Я пресек – припомнят –

И две – смерти эти.


Отыщут блестящих

Перстней лиходеи [420]

Хитрость против козней.

Капля камень точит.


Финн был до того потрясен случившимся, что он уплыл из страны и отправился на юг в Данию, встретился со Свейном конунгом и был тепло принят. Они долго тайком разговаривали, и закончилось это тем, что Финн присягнул на верность Свейну конунгу и сделался его человеком, а Свейн конунг пожаловал Финну звание ярла и дал ему Халланд в управление. Он должен был защищать страну от норвежцев.


LIV


Гутхормом звали сына Кетиля Теленка и Гуннхильд с Хрингунеса, сына сестры Олава конунга и Харальда конунга. Гутхорм был человеком способным и рано возмужавшим. Гутхорм часто бывал у Харальда конунга, пользовался его привязанностью и охотно давал советы, потому что Гутхорм был умный человек. У него было очень много друзей. Гутхорм часто ходил в походы и много воевал в Западных Странах. У него была большая дружина. Он имел мирное пристанище и место для зимовки в Дюплинне в Ирландии и очень дружил с Маргадом конунгом.


LV


На следующее лето Маргад конунг и Гутхорм отплыли вместе и воевали в Бретланде и захватили там огромную добычу. Затем они приплыли в Энгульсейярсунд. Они хотели поделить там свою добычу. Но когда принесли множество серебра, и конунг увидел его, он пожелал один взять все это богатство и не посчитался со своей дружбой с Гутхормом. Гутхорму не понравилось, что он и его люди лишатся своей доли добычи. Конунг говорит, что он может выбрать одно из двух:

– Первое – удовольствоваться тем, что мы пожелаем оставить, другое – сразиться с нами, и пусть богатство достанется тому, кто победит, и кроме того, ты должен оставить свои корабли, а я их заберу.

Гутхорму и то и другое показалось плохим. Он подумал, что позорно отдавать свои корабли и богатство ни за что, ни про что. Вместе с тем было очень опасно сражаться с конунгом и столь большим войском, какое за ним следовало. Силы их были очень неравны: у конунга было шестнадцать боевых кораблей, а у Гутхорма – пять. Тогда Гутхорм попросил у конунга дать ему отсрочку на три ночи, чтобы он мог обсудить дело со своими людьми. Ему думалось, может быть, его люди уговорят за это время конунга смягчиться, и спор с конунгом разрешится дружественно. Но конунг отверг его просьбу. Был канун дня Олава Святого. [421]

И вот Гутхорм предпочел скорее умереть мужественно или добиться победы, чем претерпеть позор и унижение и обвинения в трусости за то, что он потерял так много. Он обратился к богу и к святому Олаву конунгу, своему родичу, прося поддержки и помощи, и дал обет подарить церкви этого святого десятину со всей боевой добычи, какая ему достанется, если они одержат победу. После этого он выстроил своих воинов в боевой порядок и выступил против огромного войска, и сразился с ним. Но с помощью божьей и святого Олава конунга Гутхорм одержал победу. Пали Маргад конунг и все его люди, молодые и старые. После этой славной победы Гутхорм возвращается домой радостный, со всею добычей, которую захватил в бою. Была взята каждая десятая монета из захваченного серебра, как он дал обет святому Олаву конунгу, и было столь огромное богатство, что из этого серебра Гутхорм велел изготовить распятие ростом с него или с того бойца, который стоял на носу корабля, и было это изображение высотою в семь локтей. Гутхорм подарил таким образом изготовленное распятие церкви святого Олава конунга. Оно там с тех пор находится в память о победе Гутхорма и чудесном деянии святого Олава конунга.


LVI


В Дании был один граф, злой и завистливый. У него была служанка норвежка, родом из Трендалёга. Она почитала святого Олава конунга и твердо верила в его святость. А граф, которого я упомянул, не верил всему тому, что ему рассказывали о чудесах святого, и говорил, что это всего лишь пустые басни и болтовня, насмехался и издевался над восхвалениями и славой, воздаваемой народом доброму конунгу. Но вот наступил святой день, когда милостивый конунг ушел из жизни, день, который соблюдают все норвежцы. Неразумный граф не пожелал соблюдать этот праздник и приказал в этот день своей служанке затопить печь и испечь хлебы. Она знала нрав этого графа и знала, что он жестоко ее накажет, если она не выполнит того, что он ей приказал. Против своей воли она пошла и затопила печь, и пока она работала, плакала она и взывала к Олаву конунгу, говоря, что не будет в него верить, если он не отметит за это преступление при помощи какого‑нибудь знамения. И вот вы можете услышать здесь о заслуженной каре и истинном чуде: в тот самый час граф ослеп на оба глаза, а хлеб, который она положила в печь, превратился в камень. Куски этого камня отнесли в церковь святого Олава конунга и во многие другие церкви. С тех пор день святого Олава всегда соблюдался в Дании.


LVII


На западе в Валланде жил один больной человек, и был он калека, ползал на коленях, опираясь на руки. Как‑то он остановился на дороге и заснул. И приснилось ему, что подошел к нему человек благородного обличил и спросил, куда он идет, и он назвал какой‑то город. Тогда благородный человек сказал ему:

– Отправляйся в Церковь Олава, что стоит в Лундуне, и исцелишься. После этого он проснулся и тотчас же отправился разыскивать Церковь Олава. Наконец, пришел он на лундунский мост и расспрашивал там горожан, не скажут ли ему, где Церковь Олава, а они отвечали и говорили, что там столько церквей, что они не знают, какому святому каждая посвящена. Но немного спустя подошел там к нему некий человек и спросил, куда он идет. Он отвечал, и тогда тот сказал:

– Мы оба пойдем с тобой к Церкви Олава, я знаю путь.

Они перешли мост и пошли по улице, которая вела к Церкви Олава. А когда они приблизились к воротам церковной ограды, тот человек переступил порог в воротах, а калека перекатился через порог и тотчас встал на ноги исцеленным. Но когда он обернулся, спутник его исчез.


LVIII


Харальд конунг велел построить торговый город на востоке в Осло и часто там жил, потому что туда было легко доставлять припасы из окрестных мест. Он бывал там также и для защиты страны от датчан, да и для набегов на Данию. Он часто совершал такие набеги, хотя бы и с небольшим войском.

И вот одним летом Харальд отплыл с несколькими легкими кораблями и с небольшим войском. Он держал путь на юг в Вик и, приплыв в Йотланд, начал там воевать. Но жители страны собрались вместе и стали защищать свою землю. Тогда Харальд конунг двинулся в Лимафьорд и расположился внутри фьорда. Вход в Лимафьорд узок, как река, но когда плывешь по фьорду, то он подобен широкому морю. Харальд воевал на обоих берегах, но повсюду против него собирались датчане. Тогда Харальд конунг поставил свой корабль около какого‑то небольшого незаселенного острова. Они стали искать воду, но не нашли нигде и сказали об этом конунгу. Он велел поискать, не найдется ли на острове какая‑нибудь змея, и когда нашли ее, принесли конунгу. Он приказал отнести ее к огню, прогреть и истомить ее, так чтобы она испытывала сильнейшую жажду. Потом к хвосту ее привязали нить и выпустили змею. Она быстро поползла, а нить сматывалась с клубка. Люди шли за змеей до того места, где она скрылась в земле. Конунг велел там рыть и искать воду. Так и было сделано, и нашли там воду, и ее было вполне достаточно.

Харальд конунг узнал от своих лазутчиков, что Свейн конунг приплыл к устью фьорда во главе большой рати. Он медленно входил во фьорд, потому что за раз только один корабль мог в него проникнуть. Харальд конунг продолжал плыть со своими кораблями по фьорду. Та часть, где он всего шире, называется Лусбрейд, и внутренняя часть залива отделена от моря на западе узким перешейком. Туда вечером приплыл Харальд со своими кораблями. Ночью же, когда стемнело, они разгрузили корабли и перетащили их через перешеек, и до наступления дня они закончили работу и вновь приготовили корабли к плаванью, после чего отплыли на север вдоль Йотланда. Тогда они сказали:


Не поддался

Харальд данам.


Конунг сказал тогда, что другой раз он придет в Данию с большим войском и более крупными кораблями. Затем конунг направился на север в Трандхейм.


LIX


В течение зимы Харальд конунг оставался в Нидаросе. Он приказал построить корабль тою зимою в Эйраре. То был большой боевой корабль. Размером он был с Великого Змея и построен с большою тщательностью. На носу была голова дракона, на корме – хвост, и шея дракона и его хвост были все позолочены. На нем было тридцать пять пар скамей для гребцов и много места между скамьями. Корабль был очень красивым. Конунг велел выбрать всю самую лучшую оснастку для корабля, парус, ванты, якорь и канаты. Харальд конунг отправил зимой весть на юг в Данию Свейну конунгу, чтобы тот весной прибыл с юга в Эльв на встречу с ним и сразился с ним, и так решится, кому достанутся их земли, с тем чтобы один из них владел обоими королевствами.


LX


В ту зиму Харальд конунг созвал морское ополчение со всей Норвегии. И когда настала весна, собралось большое войско. Тогда Харальд конунг велел спустить в реку Нид тот большой корабль. Затем он приказал установить драконью голову. Скальд Тьодольв сказал тогда:


Дева, глянь, вот стройный

Чёлн на волны спущен.

Бьёт струя в одетый

Сталью борт драконий.

Горит жаром грива

Над гружёным лоном

Змея, и злачёный

Хвост блестит на солнце.


Затем Харальд конунг приготовил этот корабль к походу, и когда он был снаряжен, вывел его из реки. Гребли на нем очень усердно. Тьодольв говорит:


Бальдр побед в субботу

Шатёр весел, сдёрнул.

Глядят вслед лососю

Рвов из града вдовы.

Прямиком из Нида

Вёл корабль на запад

Вождь, и дружно вёсла

Топят в хляби вои. [422]


Рубить гладь умеет

Княжий полк, и толпы

Дев зрят, как на диво,

На труд гребцов дружный.

Не устанем, сосны

Вод [423] в пути пытая,

Жёны, но в сраженья

На меч вёсла сменим.


Знать, невзгод, покуда

Семьдесят из пенных

Волн взлетает палиц

Длинных, нам не минуть.

Гребут в лад норвежцы,

Словно взмахи орлих

Зришь ты крыльев. Сталью

Борт обшит драконий.


Харальд конунг поплыл на юг вдоль берега, собирая по пути ополчение из войска и кораблей. Но когда они продвинулись на восток в Вик, они повстречали сильный противный ветер, и корабли укрылись за островами и внутри фьордов. Тьодольв говорит:


Сгрудились под брегом –

Укрыл конунг струги –

Длинноборты звери

Ложа Ран [424] – надёжно.

Княжьи рати жмутся

По протокам. Сколько

Их, ладей, одетых

В сталь, у брега встало.


Во время этой сильной бури, в которую они попали, большому кораблю очень пригодился крепкий якорный канат. Тьодольв говорит так:


Вождь путь сквозь окружье

Хлесей в бурю держит,

В яром напрягает

Споре с ветром стропы.

Казнит борт железный

Лиходей ладейный,

Бьёт камнями ветер,

Якоря терзая. [425]


C попутным ветром Харальд конунг повел корабли на восток к Эльву и прибыл туда к вечеру. Тьодольв говорит:


Полпути до Эльва

Промчал – ночь застала

У границ державца

Хёрдов – Харальд гордый.

Он искал со Свейном

Встречи в Тумли, думал

Дать пир – да решатся ль

Только даны? – врану.



LXI


Когда датчане узнают, что пришло норвежское войско, все, кто может, обращаются в бегство. Норвежцы узнают, что конунг датчан тоже созывает свое войско и ставит его на юге у Фьона и у Смалёнда. А когда Харальд конунг узнал, что Свейн конунг не желает встретиться с ним или сразиться, как было условлено, он поступил так же, как и прежде: отправил домой ополчение бондов и оставил себе только полторы сотни кораблей. Затем он повел это войско на юг вдоль Халланда и воевал там повсюду. Он поставил корабли в Ловуфьорде и воевал на суше.

Немного спустя подошел к ним туда Свейн конунг с войском датчан. У него было три сотни кораблей. Когда норвежцы завидели войско, Харальд конунг велел трубить сбор. Многие говорили тогда, что нужно бежать, так как сражаться невозможно. Но конунг сказал:

– Скорей каждый из нас упадет мертвым один на другого, чем побежит.

Так говорит Стейн сын Хердис:


Ястребиносердый

Сказал князь неистов,

Что пощады недруг

Пусть в пре пращи не ищет.


Рек, велик меж смертных,

Вождь, мол, раньше сложим

Мы главу – был многим

Бой люб, – чем отступим.


Тут Харальд конунг построил свои корабли в боевой порядок. Своего Большого Дракона он поставил посредине. Тьодольв говорит:


Князь, жестокий к пеклу

Вод, решил в вершине

Войска, кормчий тура

Рей, поставить Змея. [426]


Этот корабль был превосходно снаряжен, и на нем было много воинов. Так говорит Тьодольв:


Велел войску насмерть

Стоять в пре тать мира.

Щит к щиту, сплотили

Строй друзья героя.

Укрытьем из ратных

Листьев [427] князь, неистов

В смертной бойне,

Змея Оградил, всесильный.


Борт о борт с кораблем конунга поставил свой корабль Ульв окольничий. Он сказал своим людям, что они должны выдвинуть корабль вперед. Стейн сын Хердис был на корабле Ульва. Он сочинил вису:


Ульв вселял в нас бранный,

Окольничий, – колки

Сиги сечи [428] тучей –

Дух – в бою свистели,

Вперед рядом с княжьим,

Самодержцу предан,

Струг – повиновались

Ульву люди – он вывел.


Ярл Хакон сын Ивара находился с краю одного крыла, и у него было много кораблей, и эти корабли были хорошо снаряжены. На другом крыле были предводители трёндов. У них также было превосходное и большое войско.


LXII


Свейн конунг тоже выстроил корабли. Он поставил свой корабль посредине против корабля Харальда конунга, а ближе всех к нему поставил свой корабль ярл Финн сын Арни. Вокруг них выстроилась та часть датского войска, которая была самой доблестной и лучше всех вооруженной. Затем и те и другие связали вместе корабли, размещенные в боевом порядке. Но так как войско было очень велико, множество кораблей плавали свободно, и каждый направлял свой корабль так, как считал нужным, – все по‑разному. И хотя неравенство в силах было очень велико, с обеих сторон была огромная рать. В войске Свейиа конунга было шесть ярлов. Так сказал Стейн сын Хердис:


Бросил полтораста

Боевых – там вспыхнул

Бунт железный – конунг

Саней бухт [429] на данов.


Но тотчас по слову

Владетеля Хлейдра [430]

Триста распороли

Стругов гладь морскую.



LXIII


Харальд конунг приказал протрубить к бою, как только его корабли были готовы, в он велел своим людям грести вперед. Так говорит Стейн сын Хердис:


Устье князь отрезал –

Не искал, неистов,

Мира Харальд, твердо

Он встал – воям Свейна.


Навалились, – рдяны,

Омывали Халланд

Волны – смелодушны,

На весла шлемоноспы.


После этого началась битва, и она была жестокой. Оба конунга подбадривали свое войско. Стейн сын Хердис говорит:


Вожди – им не нужен

Щит – сошлись дружины –

Рекли мужам лезвий

Не жалеть железных.


Смерть – от крови ржавы

Жезлы ран [431] – сминала

Полки, стрел и дротов

Вой наполнил воздух.


Битва разгорелась в конце дня и длилась всю ночь. Харальд конунг долгое время стрелял из лука. Тьодольв говорит так:


Спускал князь упплёндский [432]

До утра – по тарчам

Белым били стрелы –

Тетиву в той рети.


Дань втыкалась финнов [433]

В броню, мёл с дракона

Снег копейный, воев

Жала поражали.


Хакон ярл со своим войском не связывал своих кораблей и пошел на те датские корабли, которые плыли свободно, и очищал от людей каждый корабль, который брал на абордаж. И когда датчане увидели это, то каждый стал уходить от корабля, на котором плыл ярл. Он преследовал датчан, которые отступали, и они уже готовы были обратиться в бегство.

В это время подошла лодка к кораблю ярла, и позвали его, сказав, что отступает другое крыло войска и что там погибло много народа. Тогда ярл отплыл туда и стал сильно наседать на датчан, так что они стали отступать и там. Так ярл плавал всю ночь из края в край, нападая там, где была наибольшая нужда, и где бы он ни появлялся, никто перед ним не мог устоять. К исходу ночи датчане обратились в повальное бегство, потому что в это время Харальд конунг взошел со своей дружиной на корабль Свейна конунга. Он был полностью очищен, так что все люди на корабле были убиты, кроме тех, которые попрыгали в воду. Арнор Скальд Ярлов говорит:


Струг покинул конунг

Неспроста, – блестящий

Красные грыз горчи

Меч – велеречивый.


Друзей вождь не прежде,

Твердосердый, мертвых,

Бросил, чем на рыси

Ветра сгиб последний.


И когда упало знамя Свейна конунга, а корабль его был очищен, то все его люди обратились в бегство, и многие пали. С тех кораблей, что были связаны между собой, люди попрыгали в воду, иные же перебрались на другие корабли, которые не были связаны. Все люди Свейна, кто сумел, отплыли прочь. Очень много народу погибло. А там, где сражались сами конунги и где большинство кораблей было связано между собой, больше, чем семь десятков кораблей конунга Свейна плавали очищенные от людей. Тьодольв говорит так:


Не в труд, слышь, от ратей

Свейна семь десятков

Стругов было согнцу [434]

Быстрому очистить.


Харальд конунг поплыл за датчанами, преследуя их, но это было нелегко, потому что корабли так теснились один к другому, что едва можно было продвигаться вперед. Финн ярл не пожелал пуститься в бегство и был захвачен в плен. Да и видел он плохо. Тьодольв говорит так:


Не судьба, знать, Свейну

Одаривать ярлов

Шестерых, кто, духом

Тверд, шел в реть без страха.


Был он в плен, сын Арни,

Взят, Финн, в середине

Войска, грозен в битве,

Ярл, он храбро дрался.



LXIV


Хакон ярл остался позади со своим кораблем, когда конунг с войском преследовали врага, потому что корабль ярла не мог продвинуться из‑за стоявших перед ним кораблей. В это время к кораблю ярла подплыл в лодке один человек и пришвартовался к корме. Это был высокий человек, в широком куколе. Он окликнул людей на корабле:

– Где ярл?

А тот был на носу корабля, унимая кровь у одного человека. Ярл взглянул на человека в куколе и спросил его имя. Тот говорит:

– Здесь Человек‑в‑Беде. Поговори со мною, ярл.

Ярл наклонился к нему через борт. Тогда человек в лодке сказал:

– Я принял бы от тебя жизнь, если бы ты согласился мне ее даровать.

Ярл выпрямился и позвал двух человек, оба они были его близкими друзьями, и говорит:

– Садитесь в лодку и отвезите Человека‑в‑Беде на землю. Проводите его к бонду Карлу, моему другу. В знак того, что это я вас послал, велите ему дать того коня, которого он получил от меня накануне, седло к нему и сына в провожатые.

Затем они сошли в лодку и взялись за весла, а Человек‑в‑Беде правил. Занимался рассвет. В то время в море было много кораблей, и больших и маленьких, одни плыли к берегу, другие – в море. Человек‑в‑Беде правил туда, где казалось ему, был проход между кораблями. И когда близ них оказывался норвежский корабль, люди ярла называли себя, и все их пропускали.

Человек‑в‑Беде правил вдоль берега и не приставал к суше, пока они не миновали мест, где было скопление судов. Потом они добрались до хутора Карла, и в это время рассвело. Они вошли в горницу. Там был Карл, только что одевшийся. Люди ярла передали ему свое поручение. Карл ответил, сказав, что сперва им нужно поесть, и велел накрыть для них стол, и дал им помыть руки. В это время в горницу вошла хозяйка и тут же сказала:

– Возмутительно! Из‑за крика и шума мы не могли ночью ни поспать, ни отдохнуть.

Карл отвечает:

– Ты, что же, не знаешь, что нынче ночью сражались между собой конунги?

Она спросила:

– Кто же одолел?

Карл отвечает:

– Норвежцы победили.

– Значит, опять наш конунг обратился в бегство – говорит она. Карл отвечает:

– Никто не знает, погиб он или убежал.

Она сказала:

– Не везет нам с конунгом. И хром он, и труслив.

Тогда Человек‑в‑Беде сказал:

– Конунг не трус, но ему не везет в бою.

Затем он стал мыть руки, а когда взял полотенце, то вытерся серединой. Хозяйка схватила полотенце и вырвала его у него из рук. Она сказала:

– Мало чему тебя научили! Мужицкая это привычка – вытираться всем полотемцем зараз.

Человек‑в‑Беде ответил:

– Я еще буду там, где смогу вытереться серединою полотенца.

Затем Карл расставил перед ними стол, и Человек‑в‑Беде уселся посредине. Некоторое время они ели, а потом вышли из дома. Конь был уже под седлом, и сын бонда был готов в дорогу, и у него был другой конь. Они ускакали в лес, а люди ярла направились к своей лодке и отплыли к корабдю ярла.


LXV


Харальд конунг и его войско недолго гнались за бегущими датчанами и вскоре возвратились к кораблям, которые были очищены от бойцов. Они осматривали там убитых. На корабле Свейна конунга оказалось множество трупов, но тела конунга не нашлось. Тем не менее они думали, что он убит. Тогда Харальд конунг приказал позаботиться о телах своих людей, которые пали, и перевязать раны тем, кто нуждался в помощи. Петом он велел отвезти на берег тела людей Свейна и передать бондам, чтобы те предали трупы земле. После этого он стал делить добычу. Он оставался там некоторое время. И тогда он узнал, что Свейн конунг прибыл в Сьяланд и что к нему собрались все те, кто бежал после битвы, и большие другие силы, так что у него было огромное войско.


LXVI


Ярл Финн сын Арни был захвачен в плен во время боя, о чем уже было написано. Его привели к конунгу. Харальд конунг был тогда очень весел и сказал:

– Вот где повстречались мы с тобою, Финн, а прежде виделись в Норвегии. Датская дружина не очень‑то стойко тебя защищала, и пришлось норвежцам выручить тебя, слепца, и спасти твою жизнь.

Тут ярл отвечает:

– Много злого приходится делать норвежцам, и хуже всего то, что ты приказываешь им делать.

Тогда Харальд конунг сказал:

– Хочешь пощады, хоть ты и не заслужил ее?

Ярл отвечает:

– Не от тебя, собака!

Конунг сказал:

– Хочешь, чтобы Магнус, твой сородич, [435] дал тебе пощаду?

Магнус, сын Харальда конунга, правил тогда кораблем. Ярл отвечает:

– Как щенок может даровать пощаду?

Тогда конунг засмеялся – ему было забавно дразнить Финна – и сказал:

– Желаешь получить пощаду от Торы, твоей родственницы?

Ярл говорит:

– А она здесь?

– Здесь она, – говорит конунг.

Тогда Финн ярл произнес грубые слова, которые с тех пор запомнились и которые показывают, в каком гневе он был, если не мог сдержать себя в выражениях:

– Не удивительно, что ты зло кусался, коль кобыла сопровождала тебя!

Финну ярлу даровали пощаду, и Харальд конунг некоторое время держал его при себе. Финн был очень мрачен и груб в речах. Тогда Харальд конунг сказал:

– Вижу я, Финн, что тебе не хочется дружить со мною и с твоими родичами. Я намерен дать тебе разрешение уехать к Свейну, твоему конунгу.

Ярл отвечает:

– Я приму его с тем большей благодарностью, чем скорее смогу уехать отсюда.

Тогда конунг приказал отправить на берег ярла и его спутников. Халландцы хорошо его приняли. А Харальд конунг повел свои корабли на север в Норвегию. Они прибыли сперва в Осло, и там он распустил по домам всех, кто этого пожелал.


LXVII


Люди рассказывают, что ту зиму Свейн конунг провел в Дании и правил своею державой, как и прежде. Зимою он послал людей на север в Халланд за Карлом и его женою. А когда они прибыли к конунгу, он позвал Карла к себе. Затем конунг спросил, узнает ли тот его и не кажется ли ему, что они прежде встречались. Карл отвечает:

– Я узнаю тебя теперь, конунг, узнал тебя и прежде, как только увидел тебя, и надобно благодарить бога, что тебе пригодилась та небольшая помощь, какую я тебе оказал.

Конунг отвечает:

– За все те дни, которые я с тех пор прожил, я обязан тебя вознаградить. Прежде всего, я жалую тебе усадьбу в Сьяланде, какую ты выберешь, и затем я сделаю тебя большим человеком, если ты с этим справишься.

Карл горячо поблагодарил конунга за его слова и сказал:

– Есть еще одна просьба, с которой я хочу обратиться.

Конунг спросил, что это. Карл говорит:

– Я хочу попросить, чтобы ты, конунг, оставил со мною мою жену. Конунг говорит:

– Этого я не могу тебе позволить, потому что я дам тебе другую жену, гораздо лучше и умнее. А твоя жена пусть владеет хижиной, которая у вас была. Это даст ей пропитание.

Конунг пожаловал Карлу большую и великолепную усадьбу, устроил ему достойный брак, и он стал большим человеком. Молва обо всем этом широко распространилась. Стало это известно и на севере в Норвегии.


LXVIII


Зиму, следующую после битвы у реки Ниц, Харальд конунг просидел в Осло. Осенью, когда войско возвратилось с юга, было немало разговоров и рассказов о битве, которая произошла осенью близ реки Ниц. Всякий, кто там побывал, считал, что может кое‑что поведать. Случилось раз, что какие‑то люди сидели в погребе, выпили и сделались очень разговорчивыми. Они говорили о битве у реки Ниц и о том, кто больше всех там прославился. Все они были одного мнения, что никто не сравнился с Хаконом ярлом.

– Он был самым мужественным и самым ловким и наиболее удачливым, и все, что он делал, принесло наибольшую пользу, и это он добился победы.

Харальд конунг в это время находился во дворе и беседовал с какими‑то людьми. Потом он подошел к дверям помещения и сказал:

– Каждый здесь хотел бы теперь называться Хаконом.

И он пошел своею дорогой.


LXIX


Осенью Хакон ярл поехал в Упплёнд и зиму провел в своих владениях. Он очень дружил с упплёндцами. Однажды в конце весны люди сидели за выпивкой и вновь разговор зашел о битве у реки Ниц, и люди очень хвалили Хакона ярла, но некоторые не меньше хвалили и других. И после того как они побеседовали так некоторое время, один человек говорит:

– Возможно, многие сражались у реки Ниц мужественно, помимо Хакона ярла, но, я думаю, не было никого, у кого была бы такая же удача, как у него.

Другие говорят, что наибольшая его удача в том, что он обратил в бегство множество датчан. А тот отвечает:

– Наибольшая его удача в том, что он даровал жизнь Свейну конунгу.

Другой отвечает ему:

– Не можешь ты знать того, о чем говоришь.

– Я это знаю, потому что мне рассказал об этом человек, который сопровождал конунга на берег.

И было так, как часто говорят, что много ушей у конунга. Было об этом рассказано конунгу, и конунг немедленно приказал седлать множество коней и прямо среди ночи поехал с двумя сотнями людей. Он скакал всю ночь и день. Им повстречались люди, которые везли в город муку и солод. Одного человека, который ехал вместе с конунгом, звали Гамаль. Он подъехал к одному бонду, тот был его знакомым. Они переговорили наедине. Гамаль говорит:

– Я тебе заплачу, если ты как можно быстрее тайком и кратчайшим путем поедешь к Хакону ярлу. Скажи ему, что конунг намерен убить его, потому что узнал о том, что ярл переправил Свейна конунга на берег у реки Ниц.

Они договорились. Бонд поехал и прибыл к ярлу, когда тот сидел в пил и еще не пошел спать. Когда бонд сказал ему о своем поручении, ярл тотчас же встал, и все его люди тоже. Ярл велел увезти все его имущество из усадьбы в лес. Ночью же все люди покинули усадьбу, до того как приехал конунг. Он оставался там в течение ночи. А Хакон ярл поехал своим путем и прибыл на восток в Шведскую Державу к конунгу Стейнкелю и провел у него лето. А Харальд конунг возвратился в город. Летом конунг поехал на север в Трандхейм. Там он оставался лето, а осенью возвратился на восток в Вик.


LXX


Хакон ярл возвратился летом в Упплёнд, сразу же после того как узнал, что конунг отправился на север, и оставался там до того времени, как конунг вернулся с севера. После этого ярл двинулся на восток в Вермаланд и долго пробыл там зимою. Стейнкель конунг поставил ярла править там. В конце зимы он поехал на запад в Раумарики, и у него было большое войско, которое дали ему жители Гаутланда и Вермаланда. Тогда он собрал с упплёндцев поземельные поборы и подати, которые ему полагались. Затем возвратился на восток в Гаутланд и провел там весну. Харальд конунг просидел зиму в Осло и послал своих людей в Упплёнд собрать там налоги и поземельные поборы и положенные королю подати. Но упплёндпы говорят, что все поборы, которые вни обязаны уплатить, они будут платить Хакону ярлу, пока он жив и не лишен жизни или власти. И конунг не получил оттуда в ту зиму никаких поземельных платежей.


LXXI


В ту зиму между Норвегией и Данией был обмен посланиями и гонцами, и было установлено, что и те и другие, норвежцы и датчане, желают установить между собою мир и согласие и просят об этом конунгов, и было похоже на то, что эти переговоры приведут к соглашению, и кончилось тем, что была назначена мирная встреча на реке Эльв между Харальдом конунгом и Свейном конунгом. И когда пришла весна, оба конунга собрали большое войско и корабли для этой поездки. Один скальд в своем флокке так говорит о поездке конунгов:


Свейн от Эйрарсунда

Пустил челн на север.

Попрал долгим килем

Гавань, князь преславный.

От Халланда чертят

Путь к закату, в злато

Убраны, по гребням

Волн борты крутые.


Ладьи Харальд, в клятве

Твёрд, по морю водит.

Киль, минуя мели,

На сход несёт князя,

Свейн, товарищ враний,

Идёт с гридью, витязь,

Чьи челны на юге

Сторожат державу.


Здесь сказано, что конунги имели встречу, о которой договорились, и оба прибыли в порубежную землю, как здесь говорится:


Не попусту, посох

Сечи, [436] ради встречи

C данами, достойный,

От полнощи шёл ты.


И вождь к порубежью

В непогодь, о сходе

Печась, князь, с тобою,

Вёл Свейн с юга струги.


И когда конунги встретились, стали люди обсуждать примирение между конунгами, и сразу многие стали жаловаться на ущерб, который был принесен военными действиями, грабежами и убийствами. И это длилось долго, как здесь говорится:


Глас возвысив, бонды,

Как дошло до схода,

Без умолку, смелы

В пре, друг с другом спорят.

Коль гнева державцы

Не смирят, о мире

Долго здесь кормильцам

Волка не столковаться.


Беда, коль не ладят

Вожди и враждебны

Рати. Миротворцы

Всё, как есть, пусть взвесят.

Пусть до слуха – лиха

Ждать вождям, коль алчность

Не удержат – княжья

Глас людской достанет.


Потом вмешались лучшие люди и те, кто были наиболее мудрыми. В конце концов между конунгами было достигнуто соглашение о том, что Харальд должен владеть Норвегией, Свейн – Данией с соблюдением тех рубежей, какие издавна существовали между Норвегией и Данией. Ни тот ни другой не должны платить возмещении. Военные действия, какие были, должны прекратиться, и что кому досталось, пусть тот это удержит. Мир должен соблюдаться, пока они остаются конунгами. Этот договор был скреплен клятвами. Затем конунги обменялись заложниками, как здесь говорится:


Мир скрепили Харальд –

Заложников, божьей –

И Свейн – внемля воле,

Достохвальны, дали.


Клятвы, что вселюдно

Рекли, да не канут

Княжьи, да надёжно

Рать блюдёт обеты.


Харальд конунг повел свое войско на север в Норвегию, а Свейн конунг отплыл на юг в Данию.


LXXII


Харальд конунг провел лето в Вике. Он послал своих людей в Упплёнд на сбор податей и поборов, какие ему там полагались. Но бонды ничего им не дали, говоря, что уплатят все Хакону ярлу, когда он приедет к ним. Хакон ярл был тогда в Гаутланде, и у него было большое войско. В конце лета Харальд конунг направился на юг в Конунгахеллу. Затем он собрал все легкие корабли, какие сумел достать, и двинулся вверх по Эльву. Он велел перетащить корабли через пороги и переправить их в озеро Венир. Затем он поплыл на восток по озеру, туда, где, как он слышал, находится Хакон ярл.

Но когда ярлу стало известно о приближении конунга, он стал спускаться к озеру, не желая, чтобы конунг там учинил разорение. У Хакона ярла было большое войско, которое ему выставили гауты. Харальд конунг поставил свои корабли в устье какой‑то реки. Потом он приготовился к высадке на берег, оставив часть войска для охраны кораблей. Сам конунг и часть войска ехали верхом, но большинство шло пешком. Им пришлось проходить через лес, потом повстречались им на пути поросшее кустарником болото и каменистый кряж. И когда они взобрались на кряж, они увидели войско ярла. Между ними лежало болото. Тогда оба войска выстроились в боевом порядке. Конунг сказал, чтобы его войско держалось на склоне кряжа.

– Посмотрим сперва, ие нападут ли они на нас. Хакон нетерпелив, – говорит он.

Был мороз, и слегка мело. Люди Харальда сидели, укрывшись своими щитами, а гауты были легко одеты и мерзли. Ярл велел им выжидать, пока не нападет конунг, и тогда они окажутся на одной высоте с ним. У Хакона ярла было то знамя, которое прежде принадлежало конунгу Магнусу сыну Олава. Лагмана гаутов звали Торвидом. Он сидел на коне, и уздечка была привязана к торчащему из болота пеньку. Он сказал:

– Слава богу, у нас тут большое войско и самые мужественные люди. Пусть Стейнкель конунг узнает, что мы хорошо оказываем помощь этому доброму ярлу. Я знаю, что если норвежцы нападут на нас, мы сумеем дать им отпор. А если молодежь ворчит и не хочет ждать, давайте добежим до того ручья, но не дальше. Но если молодые будут все еще ворчать, чего я не думаю, тогда добежим не дальше, чем до того холма.

Как раз в это время вскочило войско норвежцев и испустило боевой клич, стуча по своим щитам. Тогда кликнуло клич и войско гаутов. Тут конь лагмана, испугавшись боевого клича, дернулся с такой силой, что пенек выскочил и ударил по голове лагмана. Он сказал:

– Будь проклят норвежец, который в меня выстрелил!

И лагман ускакал. Харальд конунг сказал раньше своему войску:

– Хотя мы будем кричать и шуметь, мы не сойдем с кряжа прежде, чем они приблизятся к нам.

Так и было сделано. Как только раздался боевой клич, ярл приказал нести вперед свое знамя, а когда они подошли к кряжу, на них бросилось сверху войско конунга. Тотчас часть войска ярла погибла, а часть обратилась в бегство. Норвежцы не долго преследовали бегущих, потому что уже вечерело. Они захватили там знамя Хакона ярда и столько оружия и одежды, сколько смогли. Конунг велел нести перед собой оба знамени, когда он поехал назад.

Они судили между собой, погиб ли ярл. Когда же они ехали через лес, то нужно было ехать по одному. Вдруг на дорогу выскочил человек и проткнул копьем того, кто нес знамя ярла. Он схватил древко знамени и скрылся в лесу вместе со знаменем. Когда конунгу сказали об этом, он сказал:

– Жив ярл! Подать мне мою кольчугу!

Ночью конунг приехал к своим кораблям. Многие говорили, что ярл отметил за себя. Тьодольв сочинил тогда вису:


От Стейнкеля тщетно

Ждал ярл достославный –

Всех угробил храбрый

Страж держав [437] – подмоги.


Потому – впредь скажет

Всяк – из брани Хакон

Убежал, мол, доблий –

Ярла обеляя.


Остаток той ночи Харальд конунг провел на своих кораблях, а когда рассвело, лед охватил корабли, и такой толщины, что можно было ходить вокруг кораблей. Тогда конунг велел своим людям прорубить во льду проход для кораблей в озеро. Люди пошли и стали рубить лед.

Магнус, сын Харальда конунга, правил кораблем, который стоял ниже всех по реке и всего ближе к озеру. Когда люди уже вырубили много льда, вдруг на лед, туда, где его рубили, выскочил человек и стал рубить лед как одержимый или безумный. Один человек сказал тогда:

– Как всегда, никто не может так помочь в нужде, как Халль Убийца Кодрана. Смотрите, как он рубит лед!

На корабле Магнуса был человек, которого звали Тормод сын Эйндриди. Когда он услыхал имя Убийцы Кодрана, он подскочил к Халлю и нанес ему смертельный удар. Кодран был сыном Гудмунда, сына Эйольва, [438] а Вальгерд, сестра Гудмунда, была матерью Йорунн, матери Тормода. Тормод был годовалым, когда убили Кодрана, и он никогда прежде не видел Халля, сына Отрюгга.

Проход к озеру был тогда уже прорублен, и Магнус вывел свой корабль в озеро, тотчас поставил парус и поплыл на запад по озеру, а корабль конунга стоял дальше в устье реки и вышел последним. Халль был в дружине конунга, и тот очень им дорожил, так что конунг был в страшном гневе. Конунг поздно пришел на стоянку. К тому времени Магнус отправил убийцу в лес. Он предложил за него возмещение, но конунг все же чуть не схватился с Магнусом и его людьми, прежде чем их друзья вмешались и примирили их.


LXXIII


Тою зимой Харальд конунг отправился в Раумарики вместе с большим войском. Он обвинил бондов в том, что они не уплатили ему податей и поборов и помогали его врагам в мятеже против него. Он велел схватить бондов, одних изувечить, других убить, а у многих было отобрано все имущество. Все, кто мог, бежали. Повсюду он приказывал жечь в опустошать местности. Тьодольв говорит так:


Обуздал он, грозный

Самодержец, раумов. [439]

Прошлось по их весям

Раже войско княжье.


Пёс оград [440] был властью

Харальда – пожары

Жгли жилища – спущен

На смирённых бондов.


Затем Харальд конунг отправился в Хейдмёрк и жег там, и подвергал все разграблению не меньше, чем в Раумарики. Оттуда он двинулся в Хадаланд и дальше в Хрингарики, и там жег и разорял селения.

Тьодольв говорит так:


Грабя бондов, пламень

Бежал рыж по крышам.

По строптивым крепко

Хейнам [441] князь ударил.


Огнь – вопили хринги ‑

Бушевал – от страшных

Пыток. Долго Хальвов

Кат плясал в палатах. [442]


После этого бонды во всем подчинились конунгу.


LXXIV


После того как умер Магнус конунг, прошло пятнадцать лет до битвы у реки Ниц, и еще два года, прежде чем Харальд и Свейн примирились. Тьодольв так говорит:


Дверь открыл для мира

Пастырь хёрдов [443] – в море

Билась рать – на третий

Год, народоправец.


После заключения мира три полугодия длилась распря конунга с упплёндцами. Так говорит Тьодольв:


Упплёндингам конунг

Бойню – как достойно

Воспеть мне свершенья

Грозного? – устроил.

Полтора покрыли

Года ратоводца

Столь великой славой,

Что в века не канет.



LXXV


Эадвард сын Адальрада был конунгом в Англии после Хёрдакнута, своего брата. Его прозвали Эадвардом Добрым. Таким он и был. Матерью Эадварда была Эмма, дочь Рикарда, ярла Руды. Братом ее был Родбьярт ярл, отец Вильяльма Незаконнорожденного, который был герцогом в Руде, в Нормандии. Эадвард был женат на Гюде, дочери Гу‑дини ярла, сына Ульвнадра. Братом Гюды были Тости ярл, он был старшим, вторым был Мёрукари ярл, третьим – Вальтьов ярл, четвертым – Свейн ярл, пятым – Харальд – он был младшим. Он был воспитан в дружине Эадварда конунга и был его приемным сыном. Конунг очень любил его и усыновил, потому что своих детей у конунга не было. [444]


LXXVI


Однажды летом Харальд сын Гудини совершил поездку в Бретланд. Он плыл туда на корабле. Но когда они вышли в море, подул противный ветер и погнал их в открытое море. Они достигли земли на западе в Нормандии, перенеся страшнейшую бурю. Они бросили якорь у города Руды и посетили Вильяльма ярла. Он приветливо принял Харальда и его спутников.

Харальд долго пользовался его гостеприимством, потому что бури продолжались и нельзя было выйти в море. С наступлением зимы ярл и Харальд рассудили, что Харальд должен остаться там на зиму. Харальд сидел на почетном сидении по одну руку ярла, а по другую руку сидела жена ярла. Она была красивее всех женщин, каких только видели люди. Они все вместе весело беседовали и пировали. Ярл часто уходил спать рано, а Харальд подолгу сиживал по вечерам, беседуя с женою ярла. Так продолжалось всю зиму. Однажды, когда они беседовали, она сказала:

– Ярл нынче говорил со мной и спрашивал, о чем мы все время говорим, он начинает гневаться.

Харальд отвечает:

– Нужно рассказать ему поскорей обо всех наших беседах.

На другой день Харальд сказал ярлу, что хочет поговорить с ним, и они пошли в приемную палату. Там была и жена ярла и их советники.

Харальд сказал так:

– Надобно сказать Вам, ярл, что большее скрывалось за моим прибытием к Вам, чем то, о чем я Вам поведал. Я хочу просить твою дочь себе в жены. Я часто говорил об этом с ее матерью, и она обещала мне помочь в этом деле перед Вами.

И как только Харальд сказал так, все, кто слышал, хорошо приняли его предложение и поддержали его перед ярлом. Кончилось это тем, что девушка была помолвлена с Харальдом, но так как она была еще молода, было решено отложить свадьбу на несколько лет.


LXXVII


C наступлением весны Харальд снарядил свои корабли к отплытию. Они расстались с ярлом как большие друзья. Харальд поплыл в Англию к Эадварду конунгу и так и не вернулся в Валланд за невестой. Эадвард конунг правил Англией в течение двадцати трех лет и умер от болезни в Лундуне в январские ноны. [445] Он был похоронен в Церкви Павла, и англичане считают его святым. Сыновья Гудини ярда были в то время могущественными людьми в Англии. Предводителем войска английского конунга был поставлен Тости, и он ведал охраной страны с тех пор, как конунг начал стареть. Он был поставлен над всеми другими ярлами. [446] Брат его Харальд был вторым после него при дворе, и он был хранителем казны конунга.

Люди рассказывали, что когда конунгу пришло время испустить дух, около него был Харальд вместе с несколькими другими людьми. Харальд наклонился тогда над конунгом и потом сказал:

– Я призываю вас всех быть свидетелем того, что конунг только что завещал мне свою корону и всю власть над Англией.

Вскоре после этого тело покойного конунга было поднято из постели. В тот же день состоялось совещание предводителей. Обсуждали, кто будет преемником конунга. Тогда Харальд представил своих свидетелей того, что конунг Эадвард в свой смертный час передал ему власть. Совещание закончилось тем, что Харальд был провозглашен конунгом и на тринадцатый день йоля [447] был коронован в Церкви Павла. Тогда все предводители и весь народ присягнули ему на верность.

Когда об этом узнал Тости, его брат, ему это очень не понравилось. Он считал, что у него нисколько не меньше права быть конунгом.

– Я хочу, – говорит он, – чтобы предводители страны того выбрали конунгом, кого они считают наиболее достойным этого.

Такими речами братья обменялись друг с другом, и Харальд конунг сказал, что не желает отказываться от власти конунга, потому что он был возведен на престол там, где полагается короновать конунгов, и был помазан и посвящен в конунги. Кроме того, на его стороне было огромное большинство народа, и в его руках была казна конунга.


LXXVIII


Когда Харальд узнал, что брат его Тости хочет отнять у него власть конунга, он перестал ему доверять, потому что Тости был человек умный и влиятельный и дружил с могущественными людьми в стране. И вот Харальд конунг лишил ярла Тости начальствования войском и всей власти, какою тот прежде пользовался преимущественно перед всеми другими ярлами там в стране. [448]

Тости ярл ни в коем случае не желал терпеть того, чтобы быть служилым человеком своего родного брата. Он отплыл тогда вместе со своей дружиной на юг, за море, во Фландр, провел там некоторое время, а затем отправился в Страну Фризов, а оттуда в Данию, к конунгу Свейну, своему сородичу. Они были братом и сестрой – Ульв ярл, отец Свейна конунга, и Гюда, мать Тости ярла. Ярл просит Свейна конунга о помощи и поддержке. Свейн конунг пригласил его к себе и говорит, что он получит власть ярла в Дании, и это дало бы ему возможность жить, как подобает могущественному человеку.

Ярл так говорит:

– Мне хочется возвратиться в Англию в мои наследственные владения. Но если я не получу от Вас, конунг, никакого содействия в этом, то я готов оказать всю ту помощь, на какую могу рассчитывать в Англии, в случае если Вы пожелаете пойти с датским войском на Англию и завоевать страну, подобно Кнуту, брату Вашей матери.

Конунг говорит:

– Я настолько меньший человек, чем мой родич Кнут конунг, что едва могу удержать Датскую Державу, воюя против норвежцев. Кнут Старый получил Данию по наследству, Англию же он завоевал, да и то одно время казалось, что это будет стоить ему жизни. Норвегия досталась ему без боя. Так что лучше уж я буду жить в соответствии с моей малой доблестью, нежели пытаться повторить подвиги Кнута конунга, моего родича.

Тогда ярл сказал:

– Хуже получается, чем я надеялся. Такой могущественный человек, как ты, мог бы лучше помочь мне, своему сородичу. Но возможно, я получу дружескую поддержку там, где вовсе ее не заслужил. Может статься, что я найду правителя, который меньше будет бояться пойти на большое дело, чем Вы, конунг.

После этого они расстались, конунг и ярл, и не очень дружественно.


LXXIX


Тости ярл направился теперь в другую сторону и прибыл в Норвегию, где встретился с Харальдом конунгом. Тот был в Вике. Когда они встретились, ярл излагает конунгу свое дело, рассказывает ему все, что произошло с тех пор, как он покинул Англию, и просит конунга оказать ему поддержку в его притязании на английский престол. Конунг говорит, что у норвежцев нет охоты ехать в Англию и воевать там под началом английского предводителя.

– Народ считает, – говорит он, – что нельзя положиться на англичан.

Ярл отвечает:

– Правда ли то, что я слышал в Англии, будто Магнус конунг, твой родственник, посылал людей к Эадварду конунгу напомнить, что Магнус конунг имеет право владеть Англией, подобно тому как он унаследовал Данию после Хёрдакнута, согласно клятвам, которыми они обменялись?

Конунг говорит:

– Почему же он не владел ею, если имел на это право?

Ярл говорит:

– Почему ты не владеешь Данией, как до тебя владел ею Магнус конунг?

Конунг говорит:

– Нечего датчанам похваляться перед нами, норвежцами. Немало мы выжгли отметин на твоих сородичах.

Тогда ярл сказал:

– Если ты не хочешь сказать мне, так я тебе скажу: потому Магнус конунг подчинил себе Данию, что ему помогали тамошние могущественные люди, и потому ты не сумел этого сделать, что весь тамошний народ был против тебя. Потому Магнус конунг не пытался завоевать Англию, что весь ее народ хотел иметь конунгом Эадварда. Но если ты хочешь завладеть Англией, то я могу сделать так, что большинство могущественных людей в Англии станут твоими друзьями и помощниками. По сравнению с моим братом Харальдом мне недостает одного только звания конунга. Всем ведомо, что в Северных Странах не рождалось воина, подобного тебе, и меня удивляет, что ты пятнадцать лет воевал, пытаясь овладеть Данией, и не хочешь получить Англию, которой ты сейчас легко можешь овладеть.

Харальд конунг обдумал сказанное ярлом и заключил, что тот сказал много дельного. В то же время ему очень хотелось завладеть Англией.

Впоследствии конунг и ярл подолгу и часто беседовали друг с другом. Они решили, что летом они поедут в Англию и завоюют страну. Харальд конунг послал гонца по всей Норвегии и созвал ополчение в половинном размере. Об этом стало повсюду известно. Немало гадали, чем обернется этот поход. Кое‑кто говорил, перечисляя подвиги Харальда конунга, что для него нет ничего невозможного, а другие говорили, что трудно одолеть Англию – в ней очень много народа и есть войско, называемое тингаманны. [449] То люди такого мужества, что каждый из них в одиночку превосходит двоих из числа лучших людей Харальда. Тогда Ульв окольничий сказал:


Окольничий, кочка

Кладов, – так я смладу

Учен – здесь у князя

И глаз не казал бы,

Когда б тингаманна,

Красна ветка света

Валов, устрашилось

Двое наших воев. [450]


Ульв окольничий умер тою весной. Харальд конунг стоял у его могилы и произнес, уходя прочь:

– Здесь лежит человек, который был самым доблестным и самым преданным своему господину.

Тости ярл отплыл весною в Страну Флемингов навстречу войску, которое последовало за ним, когда он покинул Англию, и тому, которое собралось к нему из Англии и из Страны Флемингов.


LXXX


Войско Харальда конунга собралось на островах Солундир. И когда Харальд конунг был готов к отплытию из Нидароса, он пошел к раке Олава конунга и открыл ее, подстриг его волосы и ногти и вновь запер раку, а ключи бросил в Нид, и с тех пор раку святого Олава конунга не отпирали. Тогда прошло со времени его гибели тридцать пять лет. Он прожил на свете тоже тридцать пять лет.

Харальд конунг повел свое войско на юг, на встречу со своим ополчением. Там собралась огромная рать, и, как говорили люди, у конунга Харальда было до двух сотен кораблей, помимо грузовых и мелких судов. Когда они стояли на якоре у островов Солундир, человек по имени Гюрд, находившийся на корабле конунга, видел сон. Приснилось ему, что он стоит на корабле конунга и смотрит на остров, и там стоит огромная великанша, и в одной руке у нее большущий нож, а в другой – корыто. Ему казалось, что он видит все их корабли, и на носу каждого корабля сидит птица. Это были всё орлы и вороны. Великанша сказала вису:


Вот он, знаменитый,

Заманен на запад,

Гость, чтоб в земь с друзьями

Лечь. Предчую сечу.

Пусть же коршун кружит,

Брашнам рад, – мы падаль

Оба любим – княжий

Струг подстерегая.



LXXXI


Тордом звали человека, который находился на корабле, стоявшем поблизости от корабля конунга. Ему приснилось ночью, будто корабли Харальда конунга подплывают к берегу и будто он знает, что это – Англия. На берегу он видел выстроившиеся полчища, и обе стороны готовились к бою и подняли множество знамен, а перед войском жителей той страны огромная великанша едет верхом на волке и в зубах волка – человеческий труп, и кровь падает из пасти волка, и когда он сжирает одного, она бросает ему в пасть другого, и так одного за другим, и он всех проглатывает. Она сказала вису:


Ведьма вздела рдяный

Щит, в грядущей битве

Гейррёда проводит

Дщерь [451] в погибель князя.

Челюстями мясо

Мелет человечье.

Волчью пасть окрасив,

Жена кровожорна,

Жена кровожорна.



LXXXII


Харальду конунгу приснилось однажды ночью, что он в Нидаросе и встретил Олава конунга, своего брата, и тот сказал ему вису:


В смерти свят стал Толстый

Князь, кто час последний

Встретил дома. Ратный

Труд стяжал мне славу.

Страшно мне, что к горшей

Ты, вождь, идешь кончине.

Волк – не жди защиты

Божьей – труп твой сгложет.


О многих других снах рассказывали тогда и о других видениях, по большей части неблагоприятных.

Харальд конунг, прежде чем уехать из Трандхейма, велел провозгласить конунгом своего сына Магнуса, и тот стал править Норвегией, когда Харальд конунг уехал. Тора дочь Торгберга тоже осталась дома, а Эллисив конунгова жена поехала с ним, и дочери ее Мария и Ингигерд. Олав сын Харальда конунга также уехал вместе с ним из страны.


LXXXIII


Когда Харальд конунг снарядился и подул попутный ветер, он вышел в море и поплыл к Хьяльтланду, а часть его кораблей приплыла к Оркнейским островам. Харальд конунг пробыл там некоторое время, прежде чем отплыл на Оркнейские острова, и оттуда с ним отправилось большое войско и ярлы Паль и Эрленд, сыновья Торфинна ярла, однако он оставил там Эллисив, свою жену, и дочерей Марию и Ингигерд.

Они поплыли оттуда на юг вдоль Шотландии и далее вдоль Англии и приплыли к земле, которая зовется Кливленд. Там он сошел на берег и сразу же начал воевать и подчинил себе страну, не встретив сопротивления. Затем Харальд конунг осадил Скардаборг и сразился там с горожанами. Он поднялся на гору, которая там находилась, и велел сложить и зажечь там большой костер. А когда костер разгорелся, они взяли большие вилы и стали бросать горящие сучья в город. Один дом за другим начал тогда вспыхивать. Весь город сгорел. Норвежцы убили много народа и захватили все имущество. Для англичан не было иного выхода, если они хотели сохранить свою жизнь, как подчиниться Харальду конунгу. Он тогда покорил всю землю, через которую шел. После этого Харальд конунг вместе со всем войском поплыл на юг вдоль берега и пристал в Хеллорнесе. Там собралось против них войско, и Харальд конунг дал бой и одержал победу.


LXXXIV


Затем Харальд конунг поплыл к реке Хумбре и вверх по этой реке и там пристал к берегу. В Йорвике были в то время ярлы Мёрукари и Вальтьов, его брат, с огромным войском. Харальд конунг стоял на якоре в реке Усе, когда войско ярлов напало на них. Харальд конунг сошел тогда на берег и стал выстраивать свое войско. Одно крыло войска стояло на берегу реки, а другое развернулось поперек и упиралось в какой‑то ров. Там было глубокое и широкое болото, полное воды. Ярлы велели своему войску спускаться к реке вместе со всем ополчением. Знамя конунга было около реки. Там ряды стояли плотнее всего, а у рва они были реже, и войско там было менее надежное. Ярлы стали наступать на ров. Крыло норвежского войска, которое развернулось у рва, подалось назад, а англичане преследовали их, думая, что норвежцы побегут. Там наступал Мёрукари.


LXXXV


Но когда Харальд конунг увидел, что строй англичан пошел против них у рва, он приказал протрубить в рог и стал горячо подбадривать войско. Он велел вынести вперед знамя Опустошитель Страны, и натиск был таким сильным, что противник не устоял против него. Тогда в войске ярлов погибло много народу. Их войско обратилось в бегство, одни бежали вверх по реке, другие вниз, а большая часть попрыгала в ров. Убитые лежали там так плотно, что норвежцы могли, как посуху, переходить болото. Погиб там и Мёрукари ярл. Стейн сын Хердис говорит:


Люд в трясину канул.

Гибли вои в водах.

Гридь с младым погибла

Ярлом Мёрукари.


Ужасая вражий

Полк, железом дерзкий

Гнал их ратобитец.

Ствол побед [452] проведал.


Эту драпу Стейн сын Хердис сочинил об Олаве, сыне Харальда конунга, и сказано в ней, что Олав был в бою вместе с Харальдом конунгом, своим отцом. Об этом упоминается и в Песни о Харальде:


И Вальтьова

Мёртвое войско

Топи телами

Устилало.

Как по твёрдой

Земле, по трупам

Шли норвежцы,

Отважны духом.


Вальтьов ярл и та часть войска, какой удалось спастись, бежали в город Йорк. Огромное количество людей было убито. Бой произошел в среду накануне мессы Матеуса. [453]


LXXXVI


Тости ярл прибыл с юга из Страны Флемингов к Харальду конунгу, как только тот появился в Англии, и ярл участвовал во всех этих битвах. Вышло так, как он говорил Харальду при первой их встрече, что в Англии к ним примкнет много народа. Это были сородичи и друзья Тости ярла, они были большим подкреплением для конунга.

После битвы, о которой было рассказано, весь народ из окружающей местности покорился Харальду конунгу, но кое‑кто бежал.

Затем Харальд конунг стал готовиться к захвату Йорка и расположил войско у Станфордабрюггьюра. И по той причине, что конунг одержал такую большую победу над могущественными правителями и превосходящей армией, весь народ перепугался и отчаялся оказать сопротивление. Решили тут горожане отправить к Харальду конунгу послов и сдаться на его милость вместе с городом. И было сделано так, что в воскресенье [454] Харальд конунг вместе со всем войском пришел к городу, и конунг и его люди устроили тинг, и горожане пришли на этот тинг. Весь народ изъявил покорность Харальду конунгу, заложниками ему дали сыновей знатных людей, потому что Тости ярл всех знал в этом городе, и вечером после этой легкой победы конунг отправился к кораблям и был в большом веселье. Был назначен тинг в городе на утро понедельника, и тогда Харальд конунг должен был назначить в городе управителей и пожаловать почетные должности и лены.

Тем же самым вечером, после захода солнца, подошел с юга к городу конунг Харальд сын Гудини во главе огромной рати. Он въехал в город с согласия и по желанию всех горожан. После этого все городские ворота и дороги стали охраняться с тем, чтобы новости не достигли норвежцев. Это войско провело в городе ночь.


LXXXVII


В понедельник, когда Харальд сын Сигурда позавтракал, он приказал трубить высадку, приготовил войско и распорядился, кому идти с ним, а кому оставаться на месте. Он велел, чтобы из каждого отряда два человека шли, а один остался.

Тости ярл со своим войском приготовился к высадке вместе с Харальдом конунгом, а для охраны кораблей остались сын конунга Олав, оркнейские ярлы Паль и Эрленд, и Эйстейн Тетерев, сын Торберга сына Арни. Он тогда был самым знатным из всех лендрманнов и ближайшим другом конунга. Харальд конунг обещал ему в жены свою дочь Марию.

Был погожий день, и очень пригревало. Люди сняли свои кольчуги и пошли на берег, взяв только щиты, шлемы, копья и опоясавшись мечами, но у многих были луки со стрелами. Все были очень веселы.

Но когда они приблизились к городу, им навстречу выехало большое войско. Они увидели тучи пыли, а под ними красивые щиты и блестящие кольчуги. Тут конунг остановил войско, призвал к себе Тости ярла и спросил, что это могло бы быть за войско. Ярл говорит, что, скорее всего, это враги, но возможно и то, что это кое‑кто из его сородичей, которые пришли просить пощады и предлагают дружбу в обмен на защиту и доверие конунга. Тогда конунг сказал, что нужно им сперва остановиться и разведать, что это за войско. Так они и сделали. А войско казалось тем больше, чем ближе оно подходило, и когда оружие сверкало, это выглядело, как битый лед.


LXXXVIII


Конунг Харальд сын Сигурда сказал тогда:

– Примем правильное и разумное решение, потому что несомненно – это враги, и, наверное, сам конунг.

Тогда ярл отвечает:

– Первое, что нужно сделать, это как можно скорее повернуть назад к кораблям, чтобы взять людей и оружие, и тогда мы дадим отпор изо всех наших сил. Либо пусть корабли защищают нас, и тогда рыцарям нас не одолеть.

Тогда Харальд конунг сказал:

– Я хочу принять другое решение: пусть трое храбрых воинов на самых быстрых конях во всю прыть скачут и скажут нашему войску, чтобы они спешно шли нам на помощь, и тогда англичане скорее должны ожидать ожесточенной битвы, нежели мы – поражения.

Тогда ярл говорит, что пусть конунг решает в этом деле, как и в других, и что у него нет охоты обращаться в бегство. Затем Харальд конунг велел поднять свое знамя Опустошитель Страны. Фриреком звали человека, который нес знамя.


LXXXIX


Затем Харальд конунг выстроил свое войско так, чтобы ряды были длинными, но не глубокими. Он отвел оба крыла назад, так что они сомкнулись. Образовался широкий и плотный круг, ровный снаружи, щит к щиту во всю глубину строя. А дружина конунга находилась внутри круга вместе со знаменем. То было отборное войско. В другом месте внутри круга стоял Тости ярл со своею дружиной. У него было другое знамя. Построились так по той причине, что, как конунг знал, рыцари обычно нападают небольшими отрядами и тут же отступают.

Тут конунг сказал, что его дружина и дружина ярла должны вступать в бой там, где будет наибольшая нужда.

– А лучники наши тоже должны быть вместе с нами. Те, кто стоит впереди, пусть воткнут в землю древка своих копий, а острия направят в грудь рыцарям, если они поскачут на нас: те же, кто стоят за ними, пусть наставят копья в грудь их коням.


ХС


Конунг Харальд сын Гудини пришел туда с огромной ратью, и рыцарями, и пешими людьми. Конунг Харальд сын Сигурда стал объезжать тогда свое войско и осматривать, как оно построено. Он сидел на вороном коне с белой звездой во лбу. Конь упал под ним, и конунг свалился с него. Он быстро вскочил и сказал:

– Падение – знак удачи в поездке!

А английский конунг Харальд сказал норвежцам, что были с ним:

– Не знаете ли вы, кто тот рослый муж, который свалился с коня, в синем плаще и блестящем шлеме?

– То сам конунг, – сказали они. Английский конунг говорит:

– Рослый муж и величественный, но похоже, что удача оставила его.


XCI


Двадцать рыцарей выехали из дружины тингаманнов и подъехали в рядам норвежцев. Рыцари были все в кольчугах, также как и их кони Один из рыцарей сказал:

– Здесь ли Тости ярл?

Тот отвечает:

– Незачем скрывать, он здесь.

Тогда один из рыцарей говорит:

– Харальд, твой брат, шлет тебе привет и предлагает тебе жизнь и весь Нортимбраланд. Если ты перейдешь на его сторону, он уступит тебе треть своей державы.

Тогда ярл отвечает:

– Это – несколько иное предложение, нежели вражда и оскорбление, какие были зимою. Будь тогда сделано это предложение, многие были бы живы из тех, кто теперь мертв, и власть в Англии была бы прочнее. Но если б я принял это предложение, то что бы он предложил конунгу Харальду сыну Сигурда за его труды?

Тогда рыцарь отвечал:

– Он сказал кое‑что о том, что он мог бы предоставить ему в Англии кусок земли в семь стоп длиной или несколько больше, раз он выше других людей.

Тогда ярл говорит:

– Поезжай и скажи Харальду конунгу, чтобы он приготовился к битве. Норвежцам не придется говорить, что Тости ярл покинул конунга Харальда сына Сигурда и перешел в войско его противников в то время когда тот должен был сражаться на западе в Англии. Лучше уж все мы выберем одну судьбу – либо с честью погибнуть, либо с победою получить Англию.

Рыцари ускакали. Тогда конунг Харальд сын Сигурда сказал ярлу:

– Кто был этот речистый муж?

Ярл говорит:

– Это был конунг Харальд сын Гудини.

Тогда конунг Харальд сын Сигурда сказал:

– Слишком поздно нам это сказали. Они настолько приблизились в нашему войску, что этот Харальд не остался бы в живых для того, чтобь поведать о смертельных ранах наших людей.

Тогда ярл говорит:

– Это верно, государь. Неосторожный поступок для правителя страны, и могло бы случиться так, как ты говоришь. Я понял, что он хочеч предложить мне жизнь и большую власть. И я бы сделался его убийцей, если бы сказал, кто он. Я предпочел бы, чтоб он был моим убийцею, нежели я – его.

Тут конунг Харальд сын Сигурда сказал своим людям:

– Невысокий муж, но гордо стоял в стременах.

Передают, что конунг Харальд сын Сигурда сказал такую вису:


И встречь ударам

Синей стали

Смело идём

Без доспехов.


Шлемы сияют,

А свой оставил

Я на струге

C кольчугой рядом.


Его кольчугу называли Эмма. Она была такой длинной, что закрывала его ноги ниже колен, и такой прочной, что ее не брало никакое оружие. Затем конунг Харальд сын Сигурда сказал:

– Это было плохо сочинено, нужно мне сочинить другую вису получше.

И он сказал эту вису:


В распре Хильд – мы просьбы

Чтим сладкоречивой

Хносс – главы не склоним –

Праха горсти в страхе.

Несть на сшибке шапок

Гунн оружьем вежу

Плеч мне выше чаши

Бражной ель велела. [455]


Затем Тьодольв сказал вису:


Коль вождь – пусть вершится

Суд господен – сгибнет

От оружья, княжьих

Сынов я не покину,

Досель не рождалось

Отроков под кровом

Отчим, лучше этих

Меч носивших в сече.



XCII


Тут началась битва, а англичане поскакали на норвежцев. Отпор был сильным. Стрелы мешали англичанам наступать на норвежцев, и они стали окружать их.

Пока норвежцы прочно держали строй, битва шла вполсилы. Англичане быстро нападали и отходили, не сумев ничего достигнуть. Увидев, что на них, как им казалось, нападают вполсилы, норвежцы сами стали наступать, думая обратить противника в бегство, но когда стена из щитов распалась, англичане стали нападать на них со всех сторон, осыпая их копьями и стрелами.

Когда конунг Харальд сын Сигурда увидел это, он вступил в бой там, где схватка была всего ожесточеннее. Бой был жестоким, и с обеих сторон пало много народа. Тут конунг Харальд сын Сигурда пришел в такое неистовство, что вышел из рядов вперед и рубил мечом, держа его обеими руками. Ни шлемы, ни кольчуги не были от него защитой. Все, кто стоял на его пути, отпрядывал. Англичане были близки к тому, чтобы обратиться в бегство. Как говорит Арнор Скальд Ярлов:


Как с открытой грудью

Вождь – не знало дрожи

Сердце – под удары

Стали шел, видали.


Многих, лютый, ратью

Окружён, оружьем

Бил врагов, кровавым,

Вседержитель в рети.


Стрела попала конунгу Харальду сыну Сигурда в горло. Рана была смертельной. Он пал, и с ним все, кто шел впереди вместе с ним, кроме тех, кто отступил, удержав его знамя. Возобновилась жесточайшая битва. Тости ярл встал под знамя конунга. Но тут обе стороны стали вновь строить свое войско, и наступило длительное затишье в битве. Тьодольв сказал тогда вису:


Вождь – нашел ловушку

Народ в сём походе –

Полк сгубил, с востока

В путь ушед последний.


Здесь – обрёк он войска

На горести – хёрдов

Друг, не уберёгши

Главы, смерть изведал.


Но прежде чем битва возобновилась, Харальд сын Гудини предложил пощаду Тости ярлу, своему брату, и другим людям, кто оставался в живых из войска норвежцев. Но все норвежцы немедля вскричали, что все они лучше погибнут один за другим, чем примут пощаду от англичан, и кликнули боевой клич. Вновь возобновилась битва. Так говорит Арнор Скальд Ярлов:


Не знал златовитый

Милости к кормильцу

Волка [456] меч, был мощный

Князь злосчастлив в смерти.


Предпочли дружины

Лечь с владыкой в сече,

Чем с позором мира

Выпрашивать, княжьи.



XCIII


В это время подошел от кораблей Эйстейн Тетерев с тем войском, которое было под его началом. Они были в полном вооружении. Эйстейн взял тогда знамя Харальда конунга Опустошитель Страны. В третий раз возобновилась битва, и она была очень ожесточенной. Тогда погибло множество англичан, и они были близки к бегству. Эту битву прозвали Сечей Тетерева.

Эйстейн и его люди так спешили на пути от кораблей, что были совершенно измучены, и когда пришли на поле боя, почти не имели сил сражаться, но затем пришли в такое неистовство, что не прикрывались щитами, пока могли стоять на ногах. В конце концов они сбросили кольчуги. Тогда англичанам стало нетрудно наносить им удары, но некоторые из них умерли, не получив ран, просто от изнеможения. Пали почти все знатные норвежцы. Было это уже в конце дня. Как можно было ожидать, не все вели себя одинаково, многие обратились в бегство, много было и таких, которым посчастливилось спастись. Прежде чем завершилась вся эта резня, пала вечерняя тьма.


XCIV


Стюркар, окольничий конунга Харальда сына Сигурда, доблестный муж, спасся из битвы. Он добыл коня и ускакал. Вечером подул довольно холодный ветер, а на Стюркаре не было ничего, кроме рубахи. На голове у него был шлем, а в руке обнаженный меч. Когда его усталость прошла, ему стало холодно. В это время ему повстречался один возничий, одетый в кожух. Стюркар сказал:

– Не продашь ли ты мне кожух, хозяин?

– Не тебе, – говорит тот. – Ты, должно быть, норвежец, я узнал тебя по твоей речи.

Тогда Стюркар сказал:

– Если я норвежец, то что же?

Бонд отвечает:

– Я хотел бы убить тебя, но к несчастью нет при мне оружия, чтобы делать это.

Тут Стюркар сказал:

– Коль ты не можешь меня убить, то я попробую, может быть, сумею убить тебя.

Он поднимает меч и ударяет им бонда по шее так, что у того отлетает голова. Затем он взял кожух, сел на коня и поскакал к берегу.


XCV


Вильяльм Незаконнорожденный, ярл Руды, узнал о смерти Эадварда онунга, своего сородича, а также о том, что после этого конунгом Англии был провозглашен Харальд сын Гудини и был помазан в конунги. Но Вильяльм считал, что он имеет больше прав на власть в Англии, чем Харальд, из‑за своего родства с Эадвардом конунгом. [457] Кроме того, он считал, что должен отомстить Харальду за оскорбление, нанесенное ему, когда тот расторг помолвку с его дочерью. По всем этим причинам Вильяльм собрал войско в Нормандии, и оно было очень многочисленно. К тому же у него было довольно и кораблей. В тот день, когда он выезжал из города к своим кораблям и уже сел на коня, к нему подошла его жена и пожелала с ним поговорить. Но когда он увидел ее, он пихнул её пяткой, так что шпора вонзилась ей в грудь. Она упала и тотчас же умерла, [458] а ярл поехал к кораблям. Он отплыл вместе с войском в Англию. С ним был тогда епископ Отта, его брат. Когда ярл прибыл в Англию, он стал разорять и покорять страну, по которой проезжал.

Вильяльм был высок и силен, как никто. Он был превосходный наездник и могучий воин, но очень жестокий. Он был человек умный, но считали, что ему нельзя доверять.


XCVI


Конунг Харальд сын Гудини разрешил Олаву, сыну конунга Харальда сына Сигурда, уехать из страны вместе с тем войском, которое у него еще оставалось после битвы. А Харальд поспешил вместе со своим войском на юг Англии, потому что он узнал, что Вильяльм Незаконнорожденный прибыл с юга в Англию и подчиняет себе страну. С конунгом Харальдом были его братья – Свейа, Гюрд и Вальтьов. Место, где произошла встреча Харальда конунга с Вильяльмом ярлом, находилось на юге Англии, близ Хельсингьяпорта. Там произошла большая битва. Пали тогда Харальд конунг, Гюрд ярл, его брат, и большая часть их войска. Произошла эта битва девятнадцать ночей спустя после гибели конунга Харальда сына Сигурда. [459]

Вальтьов ярл спасся бегством, а поздно вечером ярл повстречал какой‑то отряд из людей Вильяльма. Когда они увидели войско ярла, они побежали в ближайшую дубовую рощу. Их было сто человек. Вальтьов ярл приказал поджечь лес и сжег их всех. Так говорит Торкель сын Лысого в своем флокке о Вальтьове:


Довелось – так властный –

Испечь им за вечер

Сотню слуг – правитель

Рек – народоводца.


Слышь, пожрала лошадь

Ведьмы уйму франков.

Буры кони Меньи

Наглотались мяса. [460]



XCVII


Вильяльм был прововглашен конунгом Англии. Он послал Вальтьову ярлу предложение примириться и обещал ему безопасность на время встречи. Ярл поехал в сопровождении немногих людей, но когда он доехал до пустоши севернее Касталабрюггьи, ему навстречу вышли двое посланцев конунга во главе отряда и схватили его, заковали в цепи и затем обезглавили. Англичане считают его святым. Как говорит Торкель:


И впрямь он Вальтьову

Вильяльм, смерть, неверный, –

Правил с юга ливший

Кровь рекой – подстроил.


В Англии – достойней

Досель не являлся

Князь – смертоубийству

Несть конца – на свете.


После этого Вильяльм был конунгом Англии в течение двадцати одного года, и с тех пор его потомки продолжают править Англией.


XCVIII


Олав сын Харальда конунга отправился со своим войском из Англии. Он отплыл из Хравнсейра и осенью прибыл на Оркнейские острова. Там он узнал, что Мария, дочь конунга Харальда сына Сигурда, внезапно умерла в тот самый день и в тот самый час, когда пал ее отец, Харальд конунг. Олав провел там зиму.

Летом Олав отплыл на восток в Норвегию. Он был провозглашен конунгом вместе со своим братом Магнусом. Эллисив конунгова вдова отплыла с запада вместе с Олавом, своим пасынком, а вместе с нею Ингигерд, ее дочь. Вместе с Олавом прибыли с запада и Скули, которого впоследствии звали приемным отцом конунга, и Кетиль Крюк, его брат. Оба они были знатные и родовитые люди из Англии, и оба очень умные. Оба они были очень дороги Олаву конунгу.

Кетиль Крюк отплыл на север в Халогаланд. Олав конунг устроил ему хороший брак, и от него произошло много могущественных людей. Скули воспитатель конунга был мудрый человек и очень доблестный и красивый с виду. Он стал предводителем дружины Олава конунга и говорил на тингах, и был советником конунга по всем делам страны.

Олав конунг предложил Скули дать ему один фюльк в Норвегии, какой ему больше понравится, вместе со всеми податями и доходами, какие получал там конунг. Скули поблагодарил его за предложение и сказал, что хотел бы попросить его о другом.

– Потому что, если произойдет смена конунга, то может случиться, что этот подарок будет у меня отнят. Я хочу, – говорит он, – получить кое‑какие владения, расположенные близ торговых городов, в которых Вы, господин, обычно бываете и устраиваете пиры на йоль.

Конунг согласился и пожаловал ему земли на востоке близ Конунгахеллы и близ Осло, близ Тунсберга, близ Борга, близ Бьёргвина и на севере близ Нидароса. То были, пожалуй, лучшие владения близ каждого города, и с тех пор они принадлежали потомкам Скули. Олав конунг выдал за него свою родственницу Гудрун дочь Невстейна. Ее мать была Ингирид, дочь конунга Сигурда Свиньи и Асты. Она была сестрою конунга Олава Святого и Харальда конунга. Сына Скули и Гудрун звали Асольвом из Рейна. Его женой была Тора дочь Скофти сына Эгмунда. Сын Асольва и Торы был Гутхорм из Рейна, отец Барда, отца Инги конунга и Скули герцога.


XCIX


На следующую зиму после гибели Харальда конунга его тело было отправлено с запада из Англии на север в Нидарос и было погребено в Церкви Марии, которую он велел построить. Все в один голос говорили, что Харальд конунг превосходил всех людей мудростью и умом, принимал ли он быстрые решения или вынашивал свои замыслы и думал ли он за себя или за других. Он был смел, как никто, в бою. Он был удачлив в бою, как было описано. Тьодольв говорит так:


В лад с молвой: где смелость,

Там победа. Недруг

Фьонских толп добился,

Пыл являя, славы.


Харальд конунг был хорош собой и статен. У него были светлые волосы, светлая борода, длинные усы, и одна его бровь была немного выше другой. У него были длинные руки и ноги, но он был хорошо сложен. Рост его был пять локтей. [461] Он был беспощаден к врагам и сурово наказывал за всякое сопротивление. Тьодольв говорит так:


Князь искореняет

В подданных – негодных

Гордость – слуг настигла

Харальдова кара.

Воздает он вязам

Кольчуг по заслугам

Изверга суровы

Воров приговоры. [462]


Харальд конунг был крайне жаден до власти и до всякого богатства. Он был очень щедр со своими друзьями, которые были ему дороги. Тьодольв говорит так:


Жаловал мне волчий

Сотоварищ марку.

Он к достойным, ясень

Милостив, кормила. [463]


Харальду конунгу было пятьдесят лет отроду, когда он погиб. У нас нет достойных внимания рассказов о его юности, пока ему не исполнилось пятнадцать лет, когда он был в битве при Стикластадире вместе с Олавом конунгом, своим братом, а после этого он прожил тридцать пять лет. И все это время он жил среди тревог и войн. Харальд конунг никогда не обращался в бегство из боя, но часто прибегал к хитростям, сражаясь с превосходящим противником. Все, кто ходили с ним в бои и походы, говорили, что когда ему угрожала великая опасность и все зависело от того, какое решение он немедля примет, он находил выход, который оказывался, как все видели, наиболее удачным.


C


Халльдор, сын старого Брюньольва Верблюда, был мудрым и могущественным человеком. Когда он слышал, что люди говорили о том, сколь не схожи были характеры братьев, конунга Олава Святого и Харальда, то говорил так:

– Я был у обоих братьев в большой милости и знал нрав обоих. Я никогда не встречал двух людей, столь же схожих. Оба были умнейшие, мужественнейшие и незаурядные люди, но жадные до богатства и власти, высокомерные, властные и мстительные. Олав конунг силою принуждал народ креститься и принять истинную веру и жестоко карал тех, кто не слушал его. Могущественные люди страны не снесли его справедливого правления, восстали против него и сразили его в его же собственных владениях. Поэтому он стал святым. А Харальд воевал, добиваясь славы и власти и подчинял весь народ своей власти, как только мог. И вот он пал во владениях другого конунга. Оба брата были в повседневной жизни людьми благовоспитанными и степенными. Они были также людьми, много странствовавшими и предприимчивыми, поэтому прославились и стали знаменитыми.


CI


Конунг Магнус сын Харальда правил Норвегией первую зиму после гибели Харальда конунга, а потом в течение двух лет он правил страною вместе со своим братом Олавом. Они оба были конунгами. Магнус владел северной частью страны, а Олав – восточною. У Магнуса конунга был сын, которого звали Хаконом. Его воспитал Торир из Стейга. Хакон был очень обещающим юношей.

После гибели конунга Харальда сына Сигурда Свейн, конунг датчан, утверждал, что мир между норвежцами и датчанами кончен, он будто бы был установлен только на время жизни их обоих, Харальда и Свейна.

Тогда были созваны ополчения в обеих державах. Сыновья Харальда собрали ополчение в Норвегии, людей и корабли, а Свейн конунг отплыл с юга во главе датского войска. Тогда стали ездить между ними послы с предложениями мира. Норвежцы говорили, что желают либо придерживаться тех условий, которые были раньше приняты, либо воевать. Поэтому была сочинена такая виса:


Олав князь посулы

И угрозы взвесил,

Выть от ратей мудро

Заслонив словами.


Так говорит Стейн сын Хердис в Драпе об Олаве:


В Каупанге он крепко

Щит, где князь почиет

Свят, от Свейна, – держит, –

Свой край ограждая.


Олав князь отчизну

Не дал сыну Ульва. [464]

Рук к земле норвежской

Пусть не тянут даны.


На встрече ополчений конунги заключили мир между странами. Магнус конунг заболел стригущим лишаем и некоторое время лежал больной. Он скончался в Нидаросе, и был там погребен. Он был конунгом, которого любил весь народ.



Сага об Олаве Тихом

( Ó lafs saga kyrra)


I


Олав был теперь единовластным конунгом Норвегии после кончины своего брата Магнуса. Олав был мужем рослым и статным. Все говорят, что не было мужа более красивого или видного, чем он. У него были золотистые и красивые, как шелк, волосы, пышащее здоровьем тело, очень красивые глаза и соразмерное сложение. Он был обычно немногословен и не любил говорить на тингах. Но он был не прочь попировать и за пивом был разговорчив и приветлив. В продолжение всего своего правления он был миролюбив. Стейн сын Хердис говорит о нем так:


Вождь великодушный

Мир на землю, – все мы

Сим довольны – славный

Войнолюб, доставил.


И на благо слугам

Княжьим, их склоняет

К миру ворог англов.

Рьян под солнцем Олав.



II


В Норвегии было раньше в обычае, что престол конунга стоял в середине продольной скамьи. Пиво передавали через огонь, разведенный посредине палаты. Но Олав конунг велел поставить свой престол в середине поперечной скамьи. Он также первый велел ставить печи и застилать пол соломой как зимой, так и летом.

Во времена Олава конунга стали процветать города, а некоторые из них тогда впервые возникли. Олав конунг основал город Бьёргюн. Вскоре там стали жить многие богатые люди, и немало купцов из других стран стало приезжать туда. Он велел заложить там большую каменную церковь – но при нем постройка ее мало продвинулась – и достроить старую деревянную церковь.

Олав конунг велел основать Большую Гильдию в Нидаросе и многие другие в городах, а раньше там были круговые пиры купцов. [465] Краса Города, большой гильдейский колокол, был тогда в Нидаросе. Гильдейские братья построили там каменную Церковь Маргреты.

Во времена Олава конунга в городах стали множиться пиры в складчину и разные пирушки. Пошли новые моды. Люди стали носить шаровары, стянутые в щиколотках, золотые кольца на ногах, платье до пят, зашнурованное сбоку и с рукавами в пять локтей длиной и такими узкими, что их надо было стягивать шнуром к плечу, высокие башмаки, отороченные шелком или даже отделанные золотом. Многие другие моды пошли тогда.


III


Олав конунг ввел такой придворный обычай, что перед его столом стояли два стольника и подносили чаши ему, а также всем знатным мужам, которые сидели за его столом. У него были также свечники, которые держали свечи у стола перед ним, а также перед всеми знатными мужами, сидевшими за столом. На особой скамье в стороне от большого стола сидели окольничьи и другие вельможи лицом к престолу конунга. У Харалъда конунга и других конунгов до него было в обычае пить из рогов. Они протягивали рог с пивом над огнем и пили, за кого хотели. Скальд Стув говорит так:


От всего он ветра

Гьяльп приветил скальда, –

Дружбы кто ж с подобным

Дубом битв не ищет? [466]


Когда в Хауге с полным

Рогом сокрушитель

Гривен [467] вышел наше

Пить здоровье, витязь.



IV


У Олава конунга было сто двадцать дружинников, шестьдесят гостейт и шестьдесят прислужников, которые должны были доставлять ко двору все, что нужно, или выполнять другие поручения конунга. И когда во время поездок конунга по пирам бонды спрашивали его, почему у него больше людей, чем полагается по закону и чем было у конунгов до него, он отвечал им так:

– Я не лучше правлю страной и меня не больше боятся, чем моего отца, хотя у меня в полтора раза больше людей, чем было у него. Но вам от этого нет угнетения, и я не хочу вас притеснять.


V


Конунг Свейн сын Ульва. [468] умер от болезни через десять лет после гибели обоих Харальдов [469] После него конунгом в Дании был его сын Харальд Точило, который правил четыре года, а потом – Кнут, второй сын Свейна. Он правил семь лет. Он был объявлен святым. Потом правил Олав, третий сын Свейна, потом Эйрик Добрый, четвертый сын Свейна конунга. Он правил восемь лет.

Конунг Норвегии Олав женился на Ингирид, дочери конунга датчан Свейна, а конунг датчан Олав сын Свейна женился на Ингигерд, дочери Харальда конунга, сестре Олава конунга Норвегии. У сына Харальда Олава, которого некоторые называют Олавом Тихим, а многие Олавом Бондом, был сын от Торы дочери Иоана. Он был назван Магнусом. Мальчик был очень красив видом и подавал большие надежды. Он рос при дворе конунга.


VI


Олав конунг велел построить в Нидаросе каменную церковь на том месте, где было сперва погребено тело. Олава Святого. Там, где была могила конунга, был поставлен алтарь, и была освящена Церковь Христа. Туда перенесли раку с мощами Олава конунга и поставили на алтарь. Вскоре там произошло много чудес. На следующее лето, в тот самый день, когда была освящена церковь, в ней собралось много народу. В вечер накануне дня святого Олава прозрел один слепец. В день самого праздника, когда раку с мощами вынесли и поставили на церковном дворе, как это было в обычае, обрел речь один человек, который до этого был немым, и воспел славу богу и святому Олаву конунгу, свободно двигая языком. Третье чудо произошло с одной женщиной. Она пришла туда с востока из Швеции, и в пути очень бедствовала из‑за своей слепоты. Однако она полагалась на милость бога и поспела к этому празднику. Ее ввели слепую в церковь днем во время мессы, и еще прежде, чем служба кончилась, она видела обоими глазами и видела зорко, и ее глаза блестели. А до этого она была слепой четырнадцать лет. Она ушла оттуда, ликуя.


VII


Случилось в Нидаросе, что раку Олава конунга несли через улицу, и рака вдруг стала такой тяжелой, что люди не могли нести ее дальше. Раку поставили на землю, и улицу взрыли, чтобы узиать, что там зарыто. В земле нашли труп ребенка, который был убит и зарыт там. Труп убрали и улицу привели в прежний вид, и тогда раку понесли, как обычно.


VIII


Олав конунг часто проводил время в больших поместьях, которые ему принадлежали. Однажды, когда он был в Хаукбёре, на востоке в Ранрики, он заболел, и от этой болезни умер. Он тогда пробыл двадцать шесть лет конунгом в Норвегии. Он был провозглашен конунгом год спустя после гибели Харальда конунга. Тело Олава конунга было отвезено на север в Нидарос и погребено в Церкви Христа, которую он велел построить. Он был конунгом, которого очень любили, и во время его правления Норвегия очень процвела и украсилась.



Сага о Магнусе Голоногом

(Magn ú ss saga konungs berf œ tts)


I


Магнус, сын Олава конунга, был сразу же после кончины Олава конунга провозглашен в Вике конунгом всей Норвегии. Но когда жители Упплёнда узнали про кончину Олава конунга, они провозгласили конунгом Хакона Воспитанника Торира, двоюродного брата Магнуса.

Затем Хакон и Торир отправились на север, в Трандхейм, и, прибыв в Нидарос, созвали Эйратинг. На этом тинге Хакон потребовал, чтобы его признали конунгом, и бонды признали его конунгом половины страны, как в свое время был Магнус, его отец.

Хакон отменил в Трандхейме налог на выезд из страны и ввел многие другие улучшения законов. Он отменил также рождественскую подать. Всем этим он завоевал расположение трандхеймцев. Хакон конунг набрал себе дружину и вернулся в Упплёнд. Он ввел в Упплёнде такие же улучшения законов, какие он ввел в Трандхейме, и этим завоевал полное расположение жителей Упплёнда. В Трандхейме сочинили тогда такую вису:


Млад достиг он, Хакон

Сей земли, – с ним Стейгар‑

Торир, – достохвальный

Муж, средь смертных первый.


И, войдя в державу,

Дерзостный урезал

У Магнуса власть он

И выть вполовину.



II


Осенью Магнус конунг отправился на север в Каупанг. Прибыв туда, он расположился в конунговой усадьбе и пробыл там первую половину зимы. Он держал наготове семь боевых кораблей в незамерзшем месте реки Нид напротив конунговой усадьбы. Когда Хакон конунг узнал, что Магнус конунг в Трандхейме, он отправился с востока через Доврафьялль и затем в Трандхейм и в Каупанг. Он расположился в усадьбе Скули, что у Церкви Клеменса. Там раньше была конунгова усадьба.

Магнусу ковунгу очень не нравилось, что своими щедротами Хакон конунг завоевал расположение бондов. Он считал, что так тратится его добро, и он был очень возмущен. Он считал, что его родич ущемил его нрава, поскольку он должен был теперь получать гораздо меньше доходов, чем получал его отец или его предки, и он винил во всем Торира.

Узнав об этом, Хакон конунг и Торир стали опасаться, что Магнус предпримет что‑либо. Им казалось очень подозрительным, что Магнус держит наготове боевые корабли. И вот весной, близко к сретенью, Магнус конунг отплыл ночью на кораблях с шатрами и огнем в них и направился в Хевринг. Там они расположились ночевать и развели на берегу большие костры. А Хакон конунг решил, как и люди в городе, что замышлена измена, и велел трубить сбор, и все люди в Каупанге собрались и держались вместе всю ночь. А утром, когда рассвело и Магнус конунг увидел народ, собравшийся на берегу у устья реки Нид, он вышел из фьорда в море и поплыл на юг, в Гулатингслёг.

Хакон конунг собрался тогда в путь. Он намеревался отправиться на восток в Вик. Но раньше он собрал сход в городе и говорил народу, прося у него поддержки и обещая ему свою дружбу. Он сказал, что его родич Магнус конунг, наверно, замыслил недоброе.

Хакон конунг сел на коня и был готов к отъезду. Все обещали ему свою дружбу и поддержку, если она понадобится, и весь народ провожал его до Стейнбьёрга. Хакон конунг направился к горам Доврафьялль. Однажды, когда он ехал через горы, он погнался за куропаткой, которая улетала от него. Тут он заболел, и от этой болезни там в горах умер. Его тело привезли в Каупанг через полмесяца после того, как он оттуда уехал. Весь городской люд, большинство – плача, вышел встречать тело конунга, потому что все его от души любили.

Тело Хакона конунга было погребено в Церкви Христа. Хакону конунгу было не меньше двадцати пяти лет. Он был у норвежского народа вдним из самых любимых конунгов.

Он ходил походом на север в Страну Бьярмов и одержал там победу в битве.


III


Магнус конунг отправился зимой на восток в Вик, а весной он направился на юг в Халланд и разорял там страну. Он пожег тогда Вискардаль и другие селения. Он взял там большую добычу, а потом вернулся в свою страну. Бьёрн Безрукий так говорит в драпе о Магнусе:


Шёл сквозь Халланд вёрсов

Столп, настигнув толпы

Беглецов, жёг сёла

Окрест конунг трёндов. [470]


Выжег вождь округу

Хёрдский [471] – жар наделал

Зол, – вискдальским девам

Не до сна – достойный.


Здесь говорится о том, что Магнус конунг прошел с огнем и мечом по Халланду.


IV


Одного человека звали Свейн. Он был сыном Харальда Живодера и датчанин родом. Он был удалой викинг и воитель. Он слыл знатным в своей стране. Он был приверженец Хакона конунга. После смерти Хакона Торир из Стейга не рассчитывал на расположение или дружбу Магнуса конунга, если бы власть того распространилась на всю страну, по причине вражды, которую Торир проявил раньше к Магнусу конунгу. И вот Торир и Свейн приняли решение, которое они и выполнили, – собрать войско на средства и из людей Торира. Но так как Торир был тогда стар и тяжел на подъем, Свейн стал предводителем этого войска. К этому заговору примкнули и некоторые другие знатные мужи. Самым могущественным из них был Эгиль, сын Аслака из Форланда. Эгиль был лендрманном. Он был женат на Ингибьёрг, дочери Эгмунда сына Тор‑берга и сестре Скофти из Гицки. Скьяльгом звали могущественного и богатого человека, который тоже примкнул к заговору. Торкель Хамарскальд так говорит в драпе о Магнусе:


Рать для брани с выти

Набрал гордый Торир –

Пагубен для многих

Был сей шаг – и Эгиль.


Не дождались слуги

Скьяльга блага в споре

C достославным – только

Жилы надорвали.


Торир и те, кто был с ним заодно, набрали войско в Упплёнде, отправились оттуда в Раумсдаль и Южный Мёр и там раздобыли себе корабли. Оттуда они поплыли на север в Трандхейм.


V


Сигурдом Шерстяная Веревка звали одного лендрманна, сына Лодина Виггьярскалли. Он собрал войско, послав ратную стрелу, когда он узнал о войске Торира, и направился с войском, которое ему удалось собрать, к Виггу. А Свейн и Торир тоже направились туда со своим войском и сразились с Сигурдом. Они одержали победу и перебили много народу, а Сигурд бежал и добрался к Магнусу конунгу. Торир и его войско направились в Каупанг и оставались там некоторое время во фьорде. К ним присоединилось там много народу.

Узнав об этих событиях, Магнус конунг сразу же собрал войско и затем направился на север в Трандхейм. Но когда он вошел во фьорд и Торир и его люди узнали об этом – они были тогда у Хевринга и собирались выйти из фьорда в море, – они подошли к Вагнвикастрёнду, сошли с кораблей и перебрались на север в Тексдаль и Сельюхверви, а Торира несли через горы на носилках. Затем они сели на корабли и поплыли на север, в Халогаланд.

А Магнус конунг отправился вдогонку за ними, как только он приготовился к походу. Торир и его люди поплыли на север и доплыли до Бьяркей, а Йоп и его сын Видкунн бежали оттуда Торир и его люди разграбили там все добро, сожгли усадьбу и хороший боевой корабль, который был у Видкунна. И когда горящий корабль накренился, Торир сказал:

– Право руля, Видкунн!

Тогда была сочинена такая виса:


Грабит крепкосрубный

Двор средь Бьяркей яркий

Тать ветвей. [472] Содеял

Все злотворец Торир.


Хватит бед – усадьбу

Дотла вор дубравы [473]

Нынче Йону – выжег.

Дым застил полнеба.



VI


Йон и Видкунн плыли день и ночь, пока не добрались к Магнусу конунгу. А Свейн и Торир, возвращаясь со своим войском с севера, грабили по всему Халогаланду. Но когда они стояли во фьорде, который называется Харм, они увидели, что приближается Магнус конунг, и, решив, что у них недостаточно войска, чтобы сражаться, пустились наутек.

Торир и Эгиль поплыли в Хесьютун, а Свейн вышел в открытое море, некоторые же из их войска поплыли вглубь фьорда. Магнус конунг стал преследовать Торира и Эгиля. Когда корабли, причаливая к берегу, столкнулись, Торир стоял на корме своего корабля, и Сигурд Шерстяная Веревка крикнул ему:

– Здоров ли ты, Торир?

Торир отвечает:

– Руки‑то здоровы, но дряхлы ноги.

Тут все люди Торира и Эгиля бежали на берег, а Торир был схвачен. Эгиль был тоже схвачен, так как он не хотел оставить свою жену. Магнус конунг велел отвезти их обоих на Вамбархольм. Когда Торира вели на берег, он пошатнулся. Тогда Видкунн сказал:

– Лево руля, Торир!

Затем Торира повели к виселице. Тогда он сказал:


– Четверо нас счетом

Было, кормчий – первый.


А когда он подошел к виселице, он сказал:

– На лихо жди лиха!

Затем его повесили. Торир был так тяжел, что, когда поднялась поперечина виселицы, его шея перервалась и туловище упало на землю. Торир был огромен: и высок ростом, и тучен.

Эгиля тоже повели на виселицу, и когда рабы конунга стали его вешать, он сказал:

– Не потому вы меня вешаете, что каждый из вас меньше заслужил того, чтобы быть повешенным. – Как сказано в висе:


Уста не солгали

Эгилевы, дева,

Слово к чуждым правды

Рабам обращая,


Всем бы им, – так ратник

Рек, – скорей веревка

Подошла. Жестокой

Не избег он казни.


Магнус конунг сидел около, когда их вешали, и он был в таком гневе, что никто из его людей не посмел просить о пощаде для тех. Но когда Эгиль уже висел на виселице, Магнус сказал:

– Твои добрые друзья теперь тебе не помогут.

Откуда следует, по‑видимому, что он хотел, чтобы его попросили о пощаде для Эгиля. Бьёрн Безрукий говорит так:


Меч кровавил в сече

Князь, казня смутьянов,

Всюду в Харме ведьмин

Конь [474] вгрызался в кости.


Вождь пресек – повешен

Торир, спор победой

Увенчал зачинщик

Пенья Хильд [475] – измену.



VII


После этого Магнус конунг отправился на юг в Трандхейм и зашел вo фьорд. Он наложил суровые наказания на тех, кто был изобличен в измене ему. Одних он велел убить, у других – сжечь их усадьбы. Бьёрн Безрукий говорит так:


Нагнал страх на трёндов

Ратоборец, татя

Веток выть в оградах

Их дворов заставив.


Отнял жизнь он сразу

У двоих, воитель,

Херсиров и, врана

Теша, многих вешал.


Свейн сын Харальда бежал сначала в открытое море, а потом в Данию и оставался там, пока не помирился с сыном Магнуса, Эйстейном конунгом. Тот принял его с миром, сделал своим стольником, и Свейн пользовался его любовью и уважением.

Магнус конунг правил теперь страной один. Он установил мир в стране и очистил ее от викингов и разбойников. Он был мужем решительным, воинственным и деятельным и во всем походил скорее на Харальда, своего деда, чем на своего отца.


VIII


Магнус конунг отправился в поход за море. У него было большое и хорошее войско и отличные корабли. Он направился со своим войском на запад за море и сперва на Оркнейские острова. Он взял в плен ярлов Паля и Эрленда и отослал их обоих на восток в Норвегию. Он посадил своего сына Сигурда править островами и дал ему хороших советников. Затем Магнус конунг направился со своим войском на Южные Острова и, прибыв туда, сразу же стал разорять и жечь селения. Они убивали людей и грабили всюду, куда ни приходили. Местные жители бежали кто куда, кто в шотландские фьорды, кто на Сальтири или в Ирландию. Некоторые сдались и подчинились. Бьёрн Безрукий говорит так:


Рвался из‑под кровель

Ввысь с шипеньем изверг

Леса [476] в Льодхусе.

Люд бежал повсюду.


Выжег Ивист чуждый

Страха князь, ни скарба,

Ни голов, гневливый,

Врагам не оставив.


Пролил кровь поилец

Трупной птицы в Скиди.

Спешил, чуя брашна,

Конь Хюррокин в Тюрвист. [477]


До слез князь гренландский

Вдов довёл на Южных

Островах. От страху

Зашёлся дух у мюльцев.



IX


Магнус конунг приплыл со своим войском на Святой Остров и обещал мир и безопасность всем людям и сохранность всему добру. Люди говорят, что он хотел отпереть часовню Колумкилли, [478] но не вошел в нее, а закрыл дверь на замок и сказал, чтобы никто не смел больше заходить в эту часовню, и этот запрет был соблюден.

После этого Магнус конунг отправился на Иль и прошел там с огнем и мечом. Завоевав эту страну, он поплыл на юг мимо Сальтири и разорял берега Ирландии и Шотландии. Так он доплыл до острова Мен и разорял там селения, как и в других местах. Бьёрн Безрукий говорит так:


Сталь вздымая, Сандей

Он топтал и лихо

Прутьев [479] рать владыки

Подпустила в Иле.


У Саннтири косы

Брани [480] – пригибали

Род людской, и предал

Воин смерти менцев.


Сына Гудрёда конунга Южных Островов [481] звали Лёгманн. Он должен был защищать Северные Острова. Когда Магнус конунг приплыл на Южные Острова со своим войском, Лёгманн бежал от него, но оставался на островах, и в конце концов люди Магнуса конунга захватили его на его корабле, на котором он хотел уплыть в Ирландию. Конунг велел заковать его в кандалы и стеречь. Бьёрн Безрукий говорит так:


Рад найти укрытье

Был Гудрёдов отрок,

Да Лёгманну не дал

Нигде герой покоя.


Захватил средь шляха

Моржей лиходея

Света вод вожатый

Эгдов в зове лезвий. [482]



X


Затем Магнус конунг направился со своим войском в Бретланд. Когда он вошел в пролив Энгульсейярсунд, навстречу ему вышло войско из Бретланда. Во главе его были два ярла – Хуги Гордый и Хуги Толстый. [483] Они сразу же вступили в бой. Битва была жестокой. Магнус конунг стрелял из лука, но Хуги Гордый был с ног до головы в броне, так что незащищены у него были только глаза. Магнус конунг пустил в него стрелу, и одновременно один человек из Халогаланда, стоявший рядом с конунгом, тоже выстрелил в него из лука. Одна из этих стрел попала в щиток, закрывавший нос ярла, и погнула этот щиток, а вторая попала прямо в глаз ярлу и пронзила его голову. Второй выстрел приписывают конунгу. Тут Хуги ярл пал, и все войско бриттов бежало, потерпев большие потери. Бьёрн Безрукий, говорит так:


Смерть – гудели дроты –

Уготовил Хуги

Гордому клён бури

Тунда [484] в Энгульссунде.


Была сочинена еще такая виса:


Били дроты в латы.

Пытчик лука руку

Тешил, по шеломам

Реки ран стекали.

В пре за землю Князев

Был удар для ярла –

Многих гнули долу –

Смертоносен – стрелы. [485]


Магнус конунг одержал победу в этой битве. Он тогда завладел островом Энгульсей. Это было самое южное из владений, которое когда‑либо было у конунгов Норвегии. Энгульсей – это треть Бретланда.

После этой битвы Магнус конунг повернул со своим войском назад и направился сперва в Шотландию. Между ним и конунгом скоттов Мелькольмом [486] ходили гонцы, и конунги заключили между собой мир. Магнусу конунгу должны были принадлежать все острова, которые лежат к западу от Шотландии, если между ними и материком можно пройти на корабле с подвешенным рулем. И когда Магнус конунг приплыл с юга на Сальтири, он велел протащить ладью с подвешенным рулем через перешеек Сальтири. Конунг сам сидел на корме у руля и так присвоил себе страну, которая лежала по левому борту. Сальтири – большая страна и лучше, чем лучший из Южных Островов, за исключением острова Мен. От остального шотландского материка ее отделяет узкий перешеек. Через него нередко переволакивают боевые корабли.


XI


Магнус конунг пробыл зиму на Южных Островах. Его люди прошли по всем шотландским фьордам и проливам между островами, населенными и ненаселенными, и сделали все острова владениями конунга Норвегии. Магнус конунг сосватал Сигурду, своему сыну, Бьядмюнью, дочь конунга ирландцев Мюрьяртака сына Тьяльби. [487] Мюрьяртак правил в Куннактире.

Следующим летом Магнус конунг направился со своим войском на восток в Норвегию. Эрленд ярл умер от болезни в Нидаросе и погребен там, а Паль – в Бьёргюне.

Скофти, сын Эгмунда, сына Торберга, был знатным лендрманном. Он жил в Гицки в Южном Мере. Он был женат на Гудрун, дочери Торда, сына Фоли. Их детьми были Эгмунд, Финн, Торд и Тора, жена Асольва сына Скули. Сыновья Скофти подавали большие надежды в молодости.


XII


Конунг Швеции Стейнкель умер примерно тогда же, когда умерли оба Харальда. [488] После Стейнкеля в Швеции правил конунг, которого звали Хакон. Потом конунгом там был Инги сын Стейнкеля, хороший и могущественный конунг, статный и могучий, как никто. Он был конунгом в Швеции, когда Магнус правил в Норвегии.

Магнус конунг считал, что владения конунга шведов и конунга норвежцев издревле делит Гаут‑Эльв, а затем Венир, до самого Вермаланда. Магнус конунг притязал поэтому на все земли к западу от Венира – Сунндаль и Норддаль, Веар и Вардюньяр и все прилегающие леса. Но все это уже давно было во власти конунга шведов и обязано податью Западному Гаутланду, и жители пограничных лесов хотели оставаться под властью конунга шведов.

Магнус конунг выехал из Вика с большим и хорошим войском и направился в Гаутланд. Добравшись до лесных селений, он прошел по ним всем с огнем и мечом. Народ подчинялся ему и присягал в верности.

Когда он подошел к озеру Венир, уже была поздняя осень. Они перебрались на остров Квальдинсей и сделали там крепость из дерна и бревен, и вырыли вал вокруг нее. Когда крепость была готова, туда были доставлены съестные и другие необходимые припасы. Конунг оставил там триста шестьдесят человек, и начальствовали над ними Финн сын Скофти и Сигурд Шерстяная Веревка. У них было отборное войско. А конунг вернулся в Вик.


XIII


Когда конунг шведов узнал об этих событиях, он собрал войско, и ходили слухи, что он собирается в поход. Однако поход откладывался. Тогда норвежцы сочинили такое:


Засиделся дома

Толстозадый Инги.


Но когда озеро Венир замерзло, Инги конунг все же приехал туда. У него было тридцать сотен человек. Он послал гонцов норвежцам, которые сидели в крепости, и предложил им уйти оттуда, захватив с собой свои припасы, и вернуться в Норвегию. Когда посланцы передали слова конунга, Сигурд Шерстяная Веревка сказал, им, что лучше Инги предпринял бы что‑нибудь другое, чем выгонять их, как скот на пастбище, но для этого ему пришлось бы подойти к ним поближе. Посланцы передали эти слова конунгу. Тогда конунг направился на остров со всем своим войском. Он снова послал людей к норвежцам, предлагая им уйти, взяв с собой оружие, одежду и коней, но оставив награбленное добро. Те отвергли предложение. Тогда шведы стали наступать, и началась перестрелка. Конунг велел подвезти камней и бревен и засыпать ров. Затем он велел взять якорь, привязать его к длинному бревну и забросить на деревянную стену. Множество людей взялись за бревно и разломали стену. Затем развели большие костры и стали метать горящие головни в норвежцев. Тут норвежцы попросили пощады, и конунг велел им выходить без оружия и плащей, и когда они выходили, каждого из них секли прутьями.

Так они ушли оттуда и вернулись в Норвегию. А жители пограничных лесов вернулись под власть Инги конунга. Сигурд и его товарищи явились к Магнусу конунгу и рассказали ему о своей неудаче.


XIV


Ранней весной, как только тронулся лед, Магнус конунг направился с большим войском на восток к Эльву. Он поплыл по восточному рукаву реки и разорял все владения конунга шведов. Поднявшись до Фоксерни, они сошли с кораблей. Но когда они перешли через речку, которая там есть, навстречу им вышло войско гаутов, и завязалась битва. Норвежцы были разбиты и обратились в бегство, и многие из них были убиты у одного водопада. Магнус конунг бежал, а гауты преследовали его, и перебили столько норвежцев, сколько смогли.

Магнуса конунга было легко узнать: он был большого роста, на нем был красный плащ поверх брони, и светлорусые волосы падали ему на плечи. Эгмунд сын Скофти скакал рядом с конунгом. Он был тоже высок ростом и красив. Он сказал:

– Дай мне плащ, конунг!

Конунг ответил:

– Зачем тебе плащ?

– Я хочу его, – сказал тот, – ты мне уже делал большие подарки.

Местность там была ровная и открытая, так что гауты и норвежцы все время видели друг друга, но попадались пригорки и кустарник, которые заслоняли вид. И вот конунг отдал плащ Эгмунду, и тот надел его. После этого они выехали на открытое место, и тогда Эгмунд круто повернул со своими людьми в сторону. Когда гауты увидели это, они решили, что перед ними конунг, и все поскакали вслед. Так конунг смог спокойно вернуться на свой корабль, а Эгмунд еле‑еле ускользнул от преследователей, но все же вернулся на корабль цел и невредим. Магнус конунг после этого поплыл вниз по реке и потом на север в Вик.


XV


На следующее лето была назначена встреча конунгов в Конунгахелле на Эльве. Туда прибыли конунг норвежцев Магнус, конунг шведов Инги и конунг датчан Эйрик сын Свейна. На этой встрече был заключен мир. Когда начался тинг, конунги вышли вперед на поле и некоторое время беседовали друг с другом, а затем они вернулись к своим людям, и тогда было заключено такое соглашение: каждый из конунгов должен владеть теми землями, которыми раньше владели их отцы, возмещать своим подданным грабеж и убийства и потом рассчитываться между собой. Магнус конунг получал в жены Маргрету, дочь Инги конунга, которую потом прозвали Девой Мира.

Люди говорили, что никогда не бывало более царственных мужей, чем эти. Инги конунг был самый статный и могучий и казался самым величавым. Магнус конунг казался самым доблестным и мужественным, а Эйрик конунг был самым красивым. Но все они были пригожи, статны, величественны и красноречивы.

Затем они расстались.


XVI


Магнус конунг женился на Маргрете, дочери конунга шведов. Ее привезли из Швеции в Норвегию, и ее сопровождала почетная свита. У Магнуса конунга уже до этого были дети, о которых известно. Одного его сына звали Эйстейн. Мать его была низкого рода. Другого его сына звали Сигурд, он был на год младше. Мать его звали Тора. Третьего звали Олав. Он был намного моложе всех. Матерью его была Сигрид, дочь Сакси из Вика, знатного мужа в Трандхейме. Она была наложницей конунга.

Люди говорят, что, когда Магнус конунг вернулся из викингского похода на запад, он одевался, как было принято в Западных Странах, и также одевались многие из его людей. Они ходили с голыми ногами по улице и в коротких куртках и плащах. Его поэтому стали звать Магнус Голоногий. Некоторые звали его также Магнус Долговязый, а некоторые – Магнус Война. Он был очень высок ростом. Была сделана отметка его роста в Церкви Марии в Каупанге, в той, которую Харальд конунг велел построить. Там у северных дверей на каменной стене было прибито три креста, один отмечал рост Харальда, второй – Олава, третий – Магнуса. Он. и показывали, на какой высоте им было всего удобнее прикладываться. Выше всего был крест Харальда, ниже всего – крест Магнуса, а крест Олава был посредине.


XVII


Скофти сын Эгмунда был в ссоре с Магнусом конунгом из‑за одного наследства. Скофти удерживал это наследство, а конунг требовал его выдачи с такой настойчивостью, что недалеко было до беды. Они много раз встречались тогда, и Скофти принял такое решение: он и его сыновья никогда не должны оставаться одновременно во власти конунга. Он считал, что так будет всего лучше. Говоря с конунгом, Скофти напоминал ему, что они с ним близкая родня, что он всегда был верным другом конунга и что их дружбу никогда ничто не нарушало.

– Люди могли бы понять, – говорил он, – что я достаточно разумен, чтобы не начинать этого спора с тобой, не имея правды на своей стороне. Но я в том пошел в моих предков, что я отстаиваю свои права, с кем бы я ни имел дело и невзирая на лица.

Но конунг оставался непреклонным, и такие речи не смягчали его. Так Скофти отправился домой.


XVIII


Затем Финн сын Скофти отправился к конунгу, говорил с ним и добивался от конунга, чтобы тот поступил с ними справедливо в этом деле. Но конунг отвечал сердито и резко. Тогда Финн сказал:

– Когда я остался в Квальдинсей, на что пошел бы мало кто из Ваших друзей, я ожидал от Вас, конунг, не того, что Вы будете ущемлять мои права. Правы были люди, когда говорили, что те, кто остался в Квальдинсей, были преданы. Мы были бы осуждены на смерть, если бы только Инги конунг не поступил с нами лучше, чем ты поступаешь с нами. Хотя, может быть, многим покажется, что мы подверглись там унижению, если бы это имело какое‑нибудь значение.

На конунга не подействовали эти речи, и Финн поехал домой.


XIX


Затем Эгмунд сын Скофти отправился к конунгу и, придя к нему, просил конунга не отнимать у них с отцом то, на что они имеют право. Но конунг возразил, что право – это то, что он сказал, и что больно они дерзки. Тогда Эгмунд сказал:

– Что ж, ты добьешься своего и сделаешь нам зло в силу твоего могущества. Оправдается поговорка, что большинство платит злом или ничем за спасение их жизни. Добавлю к этому только вот что: я никогда больше не пойду к тебе на службу, а также мой отец и мои братья, если это будет зависеть от меня.

Эгмунд поехал домой, и больше они никогда не виделись с Магнусом конунгом.


XX


Следующей весной Скофти сын Эгмунда снарядился в путь прочь из страны. У него было пять боевых кораблей, хорошо оснащенных. Его сыновья, Эгмунд, Финн и Торд, тоже отправились с ним в поход. Они вышли в море довольно поздно, а осенью направились в Страну Флемингов и остались там на зиму. Ранней весной они поплыли на запад в Валланд, а летом они прошли через пролив Нёрвасунд и к осени были в Румаборге. Там Скофти умер. Они все, отец и сыновья, умерли во время этого похода. Торд жил всего дольше из них. Он умер в Сикилей. Люди говорят, что Скофти был первым из норвежцев, проплывшим через пролив Нёрвасунд, и об этом их походе разнеслась слава.


XXI


Случилось в Каупанге, где покоится Олав конунг, что загорелся один дом в городе, и огонь распространился. Тогда вынесли из церкви раку Олава конунга и поставили против огня. Тут подбежал какой‑то человек, полоумный и неугомонный, и стал бить раку и грозить святому, говоря, что все сгорит, если он не спасет их своими молитвами, и церковь, и другие дома. Тогда всемогущий бог остановил пожар церкви, и в ту же ночь наслал на полоумного человека болезнь глаз, и тот лежал до самых тех пор, пока святой Олав конунг не попросил всемогущего бога смилостивиться, и тогда тот прозрел в той же церкви.


XXII


Еще случилось в Каупанге, что к тому месту, где покоится Олав конунг, привели одну женщину калеку. Она была вся так скрючена, что обе ноги ее были подогнуты к бедрам. Но так как она ревностно молилась и, плача, обращалась к нему, он излечил ее великое увечье, так что ноги и другие ее члены выпрямились, и все ее члены с тех пор служили ей согласно своей природе. Раньше она не могла даже доползти туда, а теперь пошла, здоровая и радостная, к себе домой.


XXIII


Магнус конунг отправился в поход прочь из страны с большим войском. Он тогда уже был конунгом Норвегии девять лет. Он направился на запад за море. У него было лучшее из войск, какое бывало в Норвегии. За ним последовали все могущественные люди страны: Сигурд сын Храни, Видкунн сын Йоана, Даг сын Эйлива, Серк из Согна, Эйвинд Локоть, окольничий конунга, Ульв сын Храни, брат Сигурда, и многие другие могущественные мужи. Конунг отправился со всем этим войском на запад на Оркнейские острова и захватил с собой оттуда сыновей Эрленда ярла – Магнуса и Эрлинга. Затем он поплыл на Южные Острова, и когда он стоял у берегов Шотландии, Магнус сын Эрленда бежал ночью с корабля конунга на берег, скрылся в лесу и в конце концов оказался в дружине конунга скоттов.

Магнус конунг направился со своим войском в Ирландию и разорял там страну. Мюрьяртак конунг присоединился к нему, и они завоевали большую часть страны, Дюплинн и Дюплиннарскири. Магнус конунг остался на зиму в Куннактйре у Мюрьяртака конунга и поставил своих людей охранять земли, которые он завоевал. Весной конунги отправились со своим войском на запад в Улацтир, дали там множество битв и завоевывали земли. Они завоевали тогда большую часть Улацтира. После этого Мюрьяртак вернулся домой в Куннактир.


XXIV


Магнус конунг снарядил свои корабли и думал вернуться на восток в Норвегию. Он оставил в Дюплинне своих людей для охраны страны. Он стоял со всем своим войском в Улацтире и был готов к отплытию. Им нужен был скот для забоя на берегу, и Магнус конунг послал своих людей к Мюрьяртаку конунгу, чтобы тот прислал ему скота. Посланные должны были вернуться, если бы они были невредимы, накануне дня Бартоломеуса. [489] В канун мессы они не вернулись. В день мессы, когда взошло солнце, Магнус конунг сошел на берег с большей частью своего войска и отправился на поиски своих людей и скота, который должен был быть пригнан. Погода была безветренная и солнечная. Путь лежал через болота и топи по кладям, а по обе стороны был кустарник. Но когда они продвинулись дальше, они вышли на высокую возвышенность. С нее было далеко видно. Они увидели вдалеке столбы пыли и стали обсуждать, не войско ли это ирландцев, но некоторые говорили, что это, наверно, их люди со скотом.

Они там остановились. Эйвинд Локоть сказал:

– Конунг, куда ты нас ведешь? Людям кажется, что ты действуешь. опрометчиво. Разве ты не знаешь, что ирландцы вероломны? Распорядись как‑нибудь нашим войском.

Тогда конунг сказал:

– Построим наше войско и приготовимся на случай, если против нас замышляют недоброе.

Они построились. Конунг и Эйвинд шли впереди боевого порядка. У Магнуса конунга был шлем на голове и красный щит со львом, выложенным золотом. Опоясан он был мечом, который звался Ногорез. Перекрестие и навершие на мече были из моржовой кости, а рукоять обвита золотом. Это было отличное оружие. В руке у конунга было копье. Сверху рубашки на нем был красный шелковый плащ, и на нем спереди и сзади желтым шелком был выткан лев. Люди говорили, что никогда не бывало более доблестного или отважного мужа. Эйвинд был тоже в красном шелковом плаще, таком же, что был на конунге. Он тоже был муж статный, красивый и самого воинственного вида.


XXV


Когда столбы пыли приблизились, они узнали своих людей, которые гнали много скота. Его посылал конунг ирландцев, который сдержал все свои обещания Магнусу конунгу.

Они повернули назад к кораблям. Было около полудня. Но когда они вышли на болото, их продвижение стало медленнее. Тут вдруг из каждого выступа леса выскочили ирландцы и бросились в бой. А норвежцы шли, рассеявшись, и сразу же многие из них пали. Тогда Эйвинд сказал:

– Конунг, плохо приходится нашему войску. Надо быстро что‑то предпринять.

Конунг сказал:

– Пусть трубят сбор и все войско собирается под знамя. А те, кто здесь, пусть сомкнут щиты и, пятясь, отступают через болото. Мы будем в безопасности, если выберемся на равнину.

Ирландцы стреляли ожесточенно, и хотя много их гибло, на место погибшего сразу же становился другой. Конунг подошел к следующему рву. Переход через него был очень труден, и только в немногих местах можно было перебраться через него. Тут погибло много норвежцев. И вот конунг крикнул Торгриму Кожаная Шапка – он был его лендрманном и родом из Упплёнда – и велел ему переправиться через ров со своими людьми:

– А мы будем вас прикрывать, – говорит он, – так что вы будете в безопасности. Идите затем на вон тот островок и стреляйте в ирландцев, пока мы будем переправляться. Ведь вы хорошие стрелки.

Но когда Торгрим и его люди переправились через ров, они забросили щиты за спины и побежали к кораблям. Увидев это, конунг сказал:

– Подло ты бросаешь твоего конунга! Неразумен был я, когда сделал тебя лендрманном, а Сигурда Собаку объявил вне закона. Тот бы так никогда не поступил.

Тут Магнус конунг был ранен. Копье пронзило ему оба бедра повыше колена. Он схватил древко у себя между ног, сломал его и сказал:

– Так ломаем мы все копья!

Тут Магнус конунг был ранен секирой в шею, и эта рана была смертельной. Тогда те, кто еще оставался в живых, обратились в бегство.

Видкунн сын Йоана донес на корабль меч Ногорез и стяг конунга. Он, Сигурд сын Храни и Даг сын Эйлива бежали последними. Вместе с Магнусом конунгом погибли Эйвинд Локоть, Ульв сын Храни и многие другие знатные мужи. Потери норвежцев были велики, но потери ирландцев были много большими.

Норвежцы, которые спаслись, в ту же осень уплыли. Эрлинг, сын Эрленда ярла, пал в Ирландии вместе с Магнусом конунгом. Когда войско, которое бежало из Ирландии, приплыло на Оркнейские острова и Сигурд узнал о гибели Магнуса конунга, своего отца, он сразу же решил ехать вместе с этим войском, и в ту же осень они отправились на восток в Норвегию.


XXVI


Магнус конунг правил Норвегией десять лет, [490] и во время его правления царил мир внутри страны, но его походы за море стоили людям много труда и средств. Люди Магнуса конунга очень любили его, но бондам он казался суровым. Рассказывают, что, когда его друзья упрекали его в том, что он во время своих заморских походов бывает неосторожен, он говорил так:

– Конунг нужен для славы, а не для долголетия.

Магнусу конунгу было тридцать лет, когда он пал. Видкунн убил в битве того, что был убийцей Магнуса конунга. После этого Видкунн бежал, получив три раны. По этой причине сыновья Магнуса очень любили его.



Сага о сыновьях Магнуса Голоногого

(Magn ú ssona saga)


I


После гибели конунга Магнуса Голоногого его сыновья – Эйстейн, Сигурд и Олав – стали конунгами Норвегии. Эйстейну принадлежала северная часть страны, а Сигурду – южная. Олаву конунгу было тогда четыре или пять лет. Той третью, которая принадлежала ему, управляли оба его брата. Сигурд был провозглашен конунгом, когда ему было тринадцать или четырнадцать лет, а Эйстейн был на год старше его. Сигурд конунг оставил на западе за морем дочь конунга ирландцев.

Когда сыновья Магнуса были провозглашены конунгами, те люди, которые уехали из страны со Скофти сыном Эгмунда, вернулись из Йорсалахейма, а отчасти из Миклагарда. Они очень прославились и могли много о чем рассказать. Наслушавшись этих рассказов, многие люди в Норвегии захотели отправиться в такую же поездку. Говорили, что в Миклагарде норвежцы, которые нанимались на службу, получали уйму денег.

И вот конунгов стали просить, чтобы один из них – Эйстейн или Сигурд – стал во главе войска, которое отправилось бы в такую поездку. Конунги согласились и снарядились в поход на их общий счет. В поход собрались многие могущественные мужи, и лендрманны, и богатые бонды. Когда подготовились к отъезду, было решено, что поедет Сигурд, а Эйстен будет управлять страной за них обоих.


II


Спустя год или два после гибели Магнуса Голоногого с Оркнейских островов приехал на восток Хакон, сын Паля ярла, и конунги наделили его званием ярла и облекли его властью над Оркнейскими островами, которой обладали ярлы до него – Паль, его отец, или Эрленд, его дядя. И Хакон вернулся на запад на Оркнейские острова.


III


Через четыре года после гибели Магнуса конунга Сигурд конунг отправился во главе своего войска из Норвегии. У него было шестьдесят кораблей. Торарин Короткий Плащ говорит так:


Сила бойцов,

Все по сердцу

Князю – господь

Им указ – сбиралась.


И шестьдесят

Ладей, одетых

Красно, по сини

Вдаль отплывали.


Сигурд конунг отправился осенью в Англию. Там правил тогда Хейнрек конунг, [491] сын Вильяльма Незаконнорожденного. Сигурд конунг провел там зиму. Эйнар сын Скули говорит так:


К западу в невзгодах

Стойкий витязь с войском

Шёл, и конь стремнины,

Резвый, зыби резал.


Зимовать на землях

Английских преславный

Вождь, сошед со зверя

Стапелей остался. [492]



IV


Сигурд конунг отправился следующей весной со своим войском в Валланд и осенью добрался до Галицуланда, и там провел зиму. Эйнар сын Скули говорит так:


И другую горесть

Змей герой на землях

Якоба, под небом

Первый, жить сбирался. [493]


Скаредности ярлу

Не спустил он, сытно,

Я слышал, кочет сечи [494]

Был накормлен, черный.


Произошло вот что. Ярл, который правил страной, договорился с Сигурдом конунгом, что он обеспечит продажу харчей Сигурду в продолжение всей зимы. Но так продолжалось только до йоля, а потом стало нечего есть, так как земля там неплодородная и урожаи скудные. Тогда Сигурд конунг отправился с большим войском к замку ярла. Тот бежал, так как у него было мало людей. Сигурд конунг добыл там много съестных припасов и уйму другого добра и велел переправить всю эту добычу на корабли. После этого он собрался в путь и поплыл вдоль западного побережья Испании.

Когда Сигурд конунг плыл вдоль побережья Испании, случилось, что какие‑то викинги, которые плыли на нескольких галерах в поисках добычи, попались ему навстречу. Сигурд конунг вступил с ними в бой – это был его первый бой с язычниками – и захватил у них восемь галер. Халльдор Болтун говорит так:


Презренны на князя

Викинги – вождь в крике

Хильд посёк довольно

Асов стрел [495] – напали.


Был добычлив в сече

Вождь, очистил восемь –

Мужи не бежали –

Он галер – от смерти.


После этого Сигурд конунг направился к замку, который называется Синтре, и там у него произошла вторая битва. Это было в Испании. В этом замке засели язычники, и они нападали на крещеный люд. Он завладел замком, перебил в нем всех, так как они не хотели креститься, и взял там большую добычу. Халльдор Болтун говорит так:


Речь начнём, как в землях

Князь стяжал испанских

Славу, замахнувшись

На твердыню Синтре.


Ни в какую вои

Знать Христа, хоть рати

Вождь их сталью страшно

Карал, не желали.



V


После этого Сигурд конунг поплыл со своим войском к Лицибону. Это большой город в Испании, наполовину христианский, наполовину языческий. Там как раз граница христианской и языческой Испании.

Край к западу оттуда весь языческий. Здесь у Сигурда конунга произошла третья битва с язычниками. Он одержал победу и взял большую добычу. Халльдор Болтун говорит так:


В граде том вы третью,

В Лицибоне, конунг,

Одержали, княжий

Наследник, победу.


После этого Сигурд конунг направился со своим войском на запад в языческую Испанию и подошел к городу, который называется Алькассе. Там у него произошла четвертая битва с язычниками. Он взял город, перебил много народу, так что город опустел. Они взяли там огромную добычу. Халльдор Болтун говорит так:


В Алькассе рвались вы

В смертоносный посвист

Ратовищ в четвёртый

Раз, народоправец.


И еще так:


Зарыдали в граде

Разорённом жены

Нехристей, ты лихо

Нёс их ратям, храбрый.



VI


Потом Сигурд конунг поплыл дальше и вошел в пролив Нёрвасунд. В проливе он встретил большое войско викингов. Конунг вступил с ними в битву – это была пятая битва – и одержал победу. Халльдор Болтун говорит так:


Клинки в Нёрвасунде,

Вождь – Вас помощь божья

Укрепляла – в реки

Ран вы погружали.


После этого Сигурд конунг поплыл со своим войском на юг вдоль Серкланда и подошел к острову, который называется Форминтерра. Там в одной пещере засела большая шайка черных язычников, и они загородили вход в пещеру каменной стеной. Они опустошали страну и стаскивали всю добычу в пещеру. Сигурд конунг высадился на этом острове и направился к пещере. Она была в скале. К стене перед входом в пещеру был крутой подъем, и скала нависала над стеной.

Язычники защищали стену перед входом в пещеру. Оружие норвежцев было им не страшно, и они могли бросать камни и копья вниз на норвежцев, так что те не решались идти на приступ. Тогда язычники вынесли на стену парчовые одеяния и другие драгоценности, махали ими норвежцам и кричали им, подбадривая их и упрекая их в трусости.

Конунг решил прибегнуть к хитрости. Он велел взять две корабельные лодки, которые называются баркасами, втащить их на скалу над входом в пещеру и обвязать их толстыми канатами с обоих концов. Затем в лодки вошло столько народу, сколько они вместили, и лодки были опущены на канатах к входу в пещеру. Те, кто были в лодках, стали бросать камни и копья в язычников, и те отпрянули от стены.

Тогда Сигурд конунг взобрался со своим войском на скалу к стене, и они взломали стену и ворвались в пещеру, а язычники укрылись за каменную стену, которая перегораживала пещеру. Тут конунг велел принести бревен, сложить большой костер у входа в пещеру и поджечь бревна. Спасаясь от огня и дыма, некоторые язычники бросились наружу, где их встретили норвежцы, и так вся шайка была перебита или сгорела. Норвежцы взяли там самую большую добычу за весь этот поход. Халльдор Болтун говорит так:


Узрил средь моря

Мирокрушитель,

В сечах счастливый,

Форминтерру.


От жара и стали

Досталось чёрным,

Прежде чем смерть

Их настигла.


И еще так:


Люди славят подвиг

Твой, вождь: со стежки турсов

Ты на серков барки,

Мудр, спускать придумал. [496]


И, ударив, гордый

Гримнир визга, снизу

По пещере, толпы

Их прикончил, Гёндуль. [497]


А так говорит Торарин Короткий Плащ:


Был воям приказ

Князев – поднять

На гребень двух коней

Волны смоляных.


И вепри строп

На канатах рать

Вниз к пещерной

Стащили щели. [498]



VII


Затем Сигурд конунг отправился дальше и подошел к острову, что называется Ивица. Там он сразился и одержал победу. Это была его седьмая битва. Халльдор Болтун говорит так:


Вождь, возжаждав славы,

Гнал к Ивице балки

Сходней рьян, ободьев

Скёгуль сокрушитель. [499]


Потом Сигурд конунг приплыл на остров, что называется Манорк. Там произошла его восьмая битва с язычниками, и он одержал победу. Халльдор Болтун говорит так:


Разразился лезвий

Звон восьмой, зелёный

Багрила дружина

Данью финна Манорк. [500]



VIII


Весной Сигурд конунг приплыл на Сикилей и долго там оставался. Там правил тогда Родгейр герцог. [501] Он хорошо принял конунга и пригласил его на пир. Конунг пришел в сопровождении многих своих людей. Пир был роскошный, и каждый день на пиру Родгейр герцог стоял и прислуживал у стола Сигурда конунга. На седьмой день пира, когда все омыли себе руки, Сигурд конунг взял за руку герцога, подвел его к престолу, нарек его конунгом и облек его властью конунга над Сикилей. А раньше там правили ярлы.


IX


Родгейр конунг Сикилей был очень могущественным конунгом. Он завоевал весь Пуль и подчинил себе многие большие острова в Греческом Море. Его называли Родгейр Могучий. Его сыном был Вильяльм, конунг Сикилей, у которого была большая распря с кейсаром Миклагарда. У Вильяльма конунга было три дочери и ни одного сына. Он выдал одну из своих дочерей за Хейнрека кейсара, сына Фрирека кейсара. Их сыном был Фрирек, который теперь кейсар в Румаборге. Другая дочь Вильяльма конунга была замужем за герцогом Капра. Третья была женой Маргита, предводителя корсаров. Хейнрек кейсар убил их обоих. Дочь Родгейра, конунга Сикилей, была замужем за Манули, кейсаром в Миклагарде. Их сыном был Кирьялакс кейсар. [502]


X


Летом Сигурд конунг поплыл из Греческого Моря в Йорсалаланд. Затем он поехал в Йорсалаборг и встретился там с Бальдвини конунгом Йорсалаланда. [503] Бальдвини конунг очень хорошо принял Сигурда конунга и ездил с ним к реке Иордан и назад в Йорсалаборг. Эйнар сын Скули говорит так:


Греческие – почесть –

Прочертил князь килем

Хляби – златорубу

Любая пристала,

Прежде чем дождался

Вождь – и с ним дружина

Наутро, прещедрый,

Радости в Акрсборге.


Вождь вошел в йорсальский

Край. Второй подобный

Досель не являлся

Столп секир под солнцем.

Искупался перстней

Ненавистник в чистых

Водах – витязь мыслил

Благо – иорданских. [504]


Сигурд конунг очень долго пробыл в Йорсалаланде, всю осень и первую половину зимы.


XI


Бальдвини конунг дал роскошный пир Сигурду конунгу, пригласив на него также многих людей из его дружины. Потом Бальдвини конунг подарил Сигурду конунгу много святынь. По совету Бальдвини конунга и патриарха взяли стружку от святого креста, и они оба поклялись над святыней, что это действительно стружка от святого креста, на котором сам бог был замучен. Затем эту святыню передали Сигурду конунгу с условием, что он и двенадцать его людей раньше поклянутся распространять всеми силами христианство и учредить у себя в стране архиепископство. А крест пусть хранится там, где покоится святой Олав конунг, и пусть собирается десятина, и пусть он сам тоже ее платит.

После этого Сигурд конунг поехал к своим кораблям в Акрсборг. Бальдвини конунг тоже снарядил тогда свое войско, чтобы двинуться к городу в Сюрланде, который называется Сэт. Этот город был еще языческим. Сигурд конунг должен был отправиться в поход вместе с ним. После короткой осады города язычники сдались, и конунги захватили город, а их воины – другую добычу. Сигурд конунг передал Бальдвини конунгу весь город. Халльдор Болтун говорит так:


Тороватый, отдал

Ты град, взятый с бою

У неверных, коней

Ведьм кормивший в рети.


Эйнар сын Скули тоже говорит об этом:


Шёл на приступ Сэтта

Княвь. Там в лязге Скёгуль [505]

Помню камнемёты

Люты вихрь в скрутили.


Вал крушил, крошивший

Мясо вранам, красен

Стал булат. Победу

Добыл вождь всесильный.


Затем Сигурд конунг отправился к своим кораблям и стал готовиться к отплытию из Йорсалаланда. Они поплыли на север к острову, который называется Кипр, и Сигурд конунг оставался там некоторое время. Он направился потом в Страну Греков и стал со всеми своими кораблями у Энгильснеса, и стоял там полмесяца. Каждый день дул свежий ветер, благоприятный для плавания вдоль моря на север, но конунг хотел дождаться бокового ветра, чтобы можно было натянуть паруса во всю длину корабля. Все его паруса были из парчи, а его люди, как те, что были на носу, так и те, что были на корме, не хотели, чтобы паруса были обращены к ним изнанкой.


XII


Когда Сигурд конунг подходил к Миклагарду, он плыл близко к берегу. А по берегу там вплотную стоят города, замки и деревни. И с берега были видны надутые паруса, и так как между ними не было пробелов, они выглядели как одна сплошная стена. Весь народ стоял на берегу, чтобы посмотреть, как подплывает Сигурд конунг.

Кирьялакс кейсар, узнав о приезде Сигурда конунга, велел открыть те ворота Миклагарда, которые называются Золотыми. В эти ворота въезжает кейсар в Миклагард, когда он долго отсутствовал и возвращается с победой. Кейсар велел устелить коврами все улицы города от Золотых Ворот до Лактьярнира. Там самые великолепные палаты кейсара.

Сигурд конунг сказал своим людям, чтобы они въезжали в город горделиво и делали вид, что не замечают всего того нового для них, что они там увидят. Они так и сделали. Сигурд конунг и все его люди въехали в Миклагард с большим великолепием и направились в самые роскошные палаты, где все было приготовлено для их приема. Сигурд конунг оставался там некоторое время.

Затем Кирьялакс послал к нему людей и велел спросить, хочет ли он получить от кейсара шесть скиппундов золота или он предпочитает, чтобы кейсар велел устроить для него игры, которые обычно по его повелению устраивались на Падрейме. Сигурд конунг выбрал игры, и посланцы сказали, что эти игры стоят кейсару не меньше, чем то золото. Тогда кейсар велел устроить игры, и их сыграли, как было в обычае, но на этот раз исход игр был благоприятен для кейсара. Жене кейсара принадлежит половина участвующих в играх, и во всех играх ее люди соревнуются с людьми кейсара. И греки говорят, что если кейсар выиграет больше игр на Падрейме, чем его жена, то он одержит победу, когда отправится в поход.


XIII


Затем Сигурд конунг собрался в обратный путь. Он отдал кейсару все свои корабли, а на корабле, которым управлял конунг, была позолоченная голова. Эти корабли были поставлены в Церкви Петра.

Кирьялакс кейсар подарил Сигурду конунгу много лошадей и дал ему провожатых по всей своей стране. Сигурд конунг уехал из Миклагарда, но очень многие из его людей остались там и стали наемниками. Сигурд конунг поехал сначала в Болгараланд, затем через Унгараланд и Паннонию, Сваву и Бюйараланд. Там он встретился с Лоцариусом кейсаром из Румаборга, [506] который его очень хорошо принял, дал ему провожатых по всей своей стране и велел обеспечить ему покупку всего необходимого.

Когда Сигурд конунг приехал в Слесвик в Дании, Эйлив ярл дал в его честь роскошный пир. Это было в середине лета. В Хейдабю он встретился с Николасом конунгом датчан. [507] Тот его очень хорошо принял, проводил его сам на север Йотланда и дал ему корабль со всей оснасткой. На этом корабле он поплыл в Норвегию.

Так Сигурд конунг вернулся в свою страну, и его там хорошо приняли. Все говорили, что не бывало более славного похода из Норвегии, чем этот. Ему было тогда двадцать лет. Поход длился три года. Олаву, его брату, было тогда двенадцать лет.


XIV


Эйстейн конунг сделал много полезного, пока Сигурд конунг был в походе. Он основал мужской монастырь на Норднесе в Бьёргюне и пожертвовал на него много денег. Он велел построить Церковь Микьяля. Это была самая великолепная из каменных церквей. В усадьбе конунга он велел построить церковь апостолов. Это была деревянная церковь. Он велел построить там также большие палаты. Это была самая великолепная из деревянных построек в Норвегии. Он велел также построить церковь на Агданесе, а также укрепление и пристань, а раньше там нельзя было пристать к берегу. А в усадьбе конунга в Нидаросе он велел построить Церковь Николаса. Эта постройка была разукрашена разнообразной резьбой и всякими искусными поделками. Он велел также построить церковь в Вагаре в Халогаланде и назначил ей пребенду.


XV


Эйстейн конунг послал гонцов к наиболее мудрым и могущественным мужам в Ямталанде и пригласил их к себе. Он принял всех, кто приехал к нему, очень радушно и отпустил их с дружественными подарками, и таким образом заручился их расположением. И так как у многих стало в обычае ездить к нему и получать от него подарки, и некоторым из тех, кто не приезжал к нему, он посылал подарки, он добился дружественного расположения всех, кто имел власть в той стране. Беседуя с ними, он сказал, что жители Ямталанда плохо поступили, отвернувшись от конунга Норвегии и перестав платить ему подати. Он напомнил им, что жители Ямталанда подчинились в свое время конунгу Хакону Воспитаннику Адальстейна и потом долго были под властью конунгов Норвегии. Он напомнил им также о том, как много нужного для себя они могут получать из Норвегии и как трудно им обращаться к конунгу шведов за тем, что им необходимо. Он добился своими речами того, что жители Ямталанда сами стали просить его, чтобы он взял их под свою руку, и сказали, что им это нужно и необходимо. Расположение жителей Ямталанда к Эйстейну конунгу было таково, что они отдали всю свою страну в его руки. Сначала могущественные мужи приняли присягу от всего народа, а потом поехали к Эйстейну конунгу и под присягой передали страну в его руки, и эта присяга с тех пор сохраняет свою силу. Так Эйстейн конунг завладел Ямталандом при помощи ума, а не при помощи оружия, как некоторые из его предков.


XVI


Эйстейн конунг был очень красив видом. У него были голубые и довольно большие глаза, светлорусые и курчавые волосы. Он был среднего роста, умен, сведущ в законах и сагах, а также в людях, находчив и красноречив. Он был человек веселый и простой в обращении, и весь народ его очень любил. Его женой была Ингибьёрг, дочь Гутхорма сына Торира из Стейга. Их дочь звали Марией, на ней потом женился Гудбранд сын Скавхёгга.


XVII


Сигурд конунг был большого роста, у него были русые волосы. Он был человек доблестный, некрасивый, но рослый и живой. Он был неразговорчив и часто неприветлив, но хорош к друзьям и постоянен. Он был не речист, но добродетелен и великодушен. Правитель он был твердый и суровый, хорошо соблюдал законы, был щедр, могуществен и знаменит.

Олав конунг был высок ростом, строен и красив видом. Он был человек веселого нрава и простой в обращении, и люди его любили.

Когда конунги‑братья правили в Норвегии, были отменены многие налоги, введенные датчанами во время правления Свейна сына Альвивы. Поэтому конунгов‑братьев очень любили как простые, так и знатные люди.


XVIII


Олав конунг заболел и от этой болезни умер. Он был похоронен в Церкви Христа в Нидаросе. Его очень оплакивали. Страной стали править два конунга – Эйстейн и Сигурд, а раньше в продолжение двенадцати лет конунгами были три брата, пять лет после того, как Сигурд вернулся в страну, и семь лет до этого. Олав конунг умер, когда ему было семнадцать лет. Это случилось в одиннадцатую календу января. [508]

В тот год, когда Эйстейн конунг был на востоке, а Сигурд конунг был на севере, Эйстейн конунг зимой долго жил в Сарпсборге.


XIX


Одного могущественного бонда звали Олав в Долине. Он был богат. Он жил в Ауморде в большой долине. У него было двое детей. Его сына звали Хакон Фаук, а дочь – Боргхильд. Она была красавица, к тому же умна и во всем сведуща. Олав и его дети зимой долго гостили в Сарпсборге, и Боргхильд много беседовала с конунгом, и люди говорили разное об их дружбе. Следующим летом Эйстейн конунг поехал на север страны, а Сигурд поехал на восток. На следующую зиму Сигурд конунг был на востоке страны. Он долго оставался в Конунгахелле и очень способствовал процветанию этого торгового города. Он построил там большую крепость и велел вырыть вокруг нее большой ров. Она была из дерна и камня. В крепости были построены дома и церковь. Он велел хранить святой крест в Конунгахелле и тем самым не сдержал клятвы, которую он дал в Йорсалаланде. Но десятину он ввел и выполнял большую часть того, что он поклялся выполнять. Оставляя крест на восточной окраине страны, он думал, что это будет защитой всей страны. Но как оказалось впоследствии, было очень опрометчивым оставлять эту святыню в такой близости от языческой державы.

Боргхильд дочь Олава слышала, что о ее беседах и дружбе с Эйстейном конунгом ходит дурная слава. Она отправилась в Сарпсборг, попостилась, как полагается перед испытанием раскаленным железом, пронесла его и совершенно очистилась от обвинений. Услышав об этом, Сигурд конунг проехал за один день расстояние, которое обычно проезжали за два, приехал к Олаву в Долине и заночевал там. Он сделал Боргхильд своей наложницей и увез ее с собой. Их сыном был Магнус. Его сразу же отослали на воспитание в Халогаланд на Бьяркей к Видкунну сыну Йоана. Там он и рос. Магнус был очень красив и быстро стал рослым и сильным.


XX


Сигурд конунг женился на Мальмфрид, дочери конунга Харальда сына Вальдамара из Хольмгарда. Матерью Харальда конунга была Гюда Старая, конунгова жена, дочь конунга англов Харальда сына Гудини. Матерью Мальмфрид была Кристин, дочь конунга шведов Инги сына Стейнкеля. Сестрой Мальмфрид была Ингильборг, на которой был женат Кнут Лавард, сын конунга датчан Эйрика Доброго, сына Свейна, сына Ульва. Детьми Кнута и Ингильборг были Вальдамар, который стал конунгом Дании после Свейна сына Эйрика, Маргрет, Кристин и Катрин. Маргрет была женой Стига Белая Кожа. Их дочерью была Кристин, которая была женой конунга шведов Карла сына Сёрквира. Их сыном был Сёрквир конунг.


XXI


Эйстейн конунг и Сигурд конунг были одной зимой оба на пиру в Упплёнде. Каждый из них жил в своей усадьбе. Но так как усадьбы, в которых жили конунги, были недалеко друг от друга, то решили, что они будут пировать вместе в каждой из этих усадьб по очереди. Сначала оба пировали в усадьбе Эйстейна конунга. Вечером, когда люди начали пить пиво, то оказалось, что оно плохое, и люди молчали. Тогда Эйстейн конунг сказал:

– Что‑то молчат люди. А ведь за пивом принято веселиться. Надо нам затеять какую‑нибудь забаву. Тогда люди развеселятся. Самое лучшее будет, брат Сигурд, если мы с тобой затеем какую‑нибудь потеху.

Сигурд конунг отвечает довольно сухо:

– Говори сколько хочешь, но оставь меня в покое.

Тогда Эйстейн конунг сказал:

– За пивом часто бывало в обычае, что люди выбирали себе кого либо для сравнения с ним. Пусть и тут будет так.

Сигурд конунг промолчал.

– Я вижу, – говорит Эйстейн, – что начинать потеху придется мне. Я выбираю, брат, тебя для сравнения со мной. Я делаю это потому, что у нас с тобой одинаковое звание и одинаковые владения, и как по происхождению, так и по воспитанию между нами нет различия.

Сигурд конунг отвечает:

– А помнишь ли ты, что я мог переломить тебе хребет, если бы захотел, хотя ты был на год старше меня?

Эйстейн конунг отвечает:

– Я помню хорошо, что ты не мог играть ни в какую игру, которая требовала ловкости.

Тогда Сигурд конунг сказал:

– А помнишь, как мы с тобой плавали? Я мог потопить тебя, если бы хотел.

Эйстейн конунг говорит:

– Я мог проплыть не меньше тебя и не хуже тебя нырял. А по льду я катался так, что не знал никого, кто бы мог меня обогнать. А ты был на льду, как корова.

Сигурд конунг говорит:

– Стрелять из лука – более благородное и более полезное искусство. А ты, наверно, не натянешь моего лука, даже если ляжешь и упрешься в него ногами.

Эйстейн конунг отвечает:

– Я не могу натянуть лук с такой силой, как ты, но меньше различаемся мы в меткости, и я гораздо проворнее тебя на лыжах, а это раньше считалось тоже хорошим искусством.

Сигурд конунг говорит:

– Для правителя страны, для того, кто должен повелевать другими, важно, чтобы он выделялся, был сильнее, владел оружием лучше, чем другие, и чтобы его легко можно было увидеть и узнать, когда собралось много людей.

Эйстейн конунг говорит:

– Красота тоже преимущество в муже. Его тогда легко узнать в толпе. Красота лучшее украшение правителя. Я и законы знаю гораздо лучше, чем ты, и если нам приходится держать речь, то я гораздо красноречивее.

Сигурд конунг отвечает:

– Возможно, что ты искуснее меня в крючкотворстве. Ведь я был занят другими делами. И я не отрицаю, что ты речист. Но многие говорят, что ты не очень‑то держишь свое слово и что твоим обещаниям нельзя верить. Ты всегда поддакиваешь тем, кто рядом с тобой, а правителям это не подобает.

Эйстейн конунг отвечает:

– Я просто хочу, чтобы всякое дело, с которым ко мне приходят люди, было решено к общему удовольствию. Когда ко мне приходит человек, у которого тяжба с другим человеком, я стараюсь посредничать между ними так, чтобы оба были довольны. Часто бывает, что я обещаю то, о чем меня просят, так как хочу, чтобы все уходили от меня радостными. Я бы мог делать, как ты, если бы захотел: всем обещать только плохое. Понятно, что тебя никто не упрекает в том, что ты не выполняешь обещанного.

Сигурд конунг отвечает:

– Все говорят, что мой поход в заморские страны делает мне честь как правителю. А ты во время этого похода сидел дома, как дочь своего отца.

Эйстейн конунг говорит:

– Ну вот, ты теперь тронул самое больное место. Я бы не начинал этой перебранки, если бы не умел тебе ответить. Больше похоже на то, что я снарядил тебя в поход, как свою сестру.

Сигурд конунг говорит:

– Ты, наверно, слышал, как много битв было у меня в Серкланде, тебе, наверно, о них рассказывали. Во всех них я одержал победу и захватил много сокровищ, таких, которые никогда раньше не попадали сюда в эту страну. Мне оказывали самые высокие почести, когда я встречался с самыми знаменитыми правителями, а ты, я слышал, все домоседничал.

Эйстейн конунг отвечает:

– Слышал я, что у тебя были какие‑то битвы в заморских странах, но стране нашей было полезнее то, что сделал я за это время. Я построил пять церквей, а также пристань у Агданеса, где раньше нельзя было пристать к берегу, хотя всем, кто плыл на север или на юг вдоль побережья, приходилось там останавливаться. Я построил башню у Синхольмссунда и палаты в Бьёргюне, пока ты черту на забаву ухлопывал черных людей в Серкланде. Нашей державе было мало пользы от этого.

Сигурд конунг говорит:

– Я дошел в моем походе до Иордана и переплыл эту реку. А на том берегу есть куст, и я завязал на нем узел и наложил на него такое заклятье: если ты не развяжешь этот узел, то тебя постигнет беда.

Эйстейн конунг отвечает:

– Не стану я развязывать узла, который ты мне завязал. Но я мог завязать тебе узел, который бы тебе было гораздо труднее развязать, когда ты, возвращаясь из похода, приплыл на одном корабле прямо в мое войско.

После этого они оба замолчали, и оба были в большом гневе. Между братьями бывали и другие несогласия, и видно было, что каждый из них хотел выдвинуться вперед и превзойти другого. Но мир между ними сохранялся до самой их смерти.


XXII


Сигурд конунг был однажды в Упплёнде на каком‑то пиру, и ему приготовили баню. Когда он мылся и над ним был разбит шатер, ему показалось, что в воде рядом с ним плавает рыба, и он так захохотал, что с ним сделался припадок, и потом у него очень часто бывали такие припадки.

Рагнхильд, дочь конунга Магнуса Голоногого, братья выдали за Харальда Копье. Он был сыном Эйрика Доброго конунга датчан. Их сыновьями были Магнус, Олав, Кнут и Харальд.


XXIII


Эйстейн конунг велел построить большой корабль в Нидаросе. По размеру и постройке он походил на Змея Великого, корабль, который Олав сын Трюггви когда‑то велел построить. На новом корабле тоже спереди была голова дракона, а сзади – его хвост, и то и другое позолоченное. Борты у корабля были высокие, но нос и корма считались недостаточно высокими. Эйстейн конунг велел также построить в Нидаросе корабельные сараи, такие большие, что они казались чудом. Они были из лучшего леса и отлично сплочены.

Эйстейн конунг был на пиру в Хусстадире в Стиме. Там он внезапно заболел и от этой болезни умер. Он скончался в четвертую календу сентября, [509] и его тело отвезли в Каупанг. Там он похоронен в Церкви Христа. Говорят, что с тех пор как скончался Магнус конунг, сын конунга Олава Святого, над гробом ни одного человека в Норвегии не стояло столько опечаленного народу, как над гробом Эйстейна конунга. Эйстейн был конунгом Норвегии двадцать лет. После смерти Эйстейна конунга Сигурд конунг правил страной один до самой смерти.


XXIV


Николас сын Свейна, конунг датчан, женился потом на Маргрете дочери Инги, на которой раньше был женат конунг Магнус Голоногий. Сына ее и Николаса звали Магнус Сильный. Николас конунг послал гонцов конунгу Сигурду Крестоносцу. Он просил оказать ему помощь людьми и отправиться с ним в поход на восток в Шведскую Державу в Смалёнд, чтобы крестить там народ, так как люди там не соблюдали христианства, хотя некоторые из них приняли его. В то время в Шведской Державе многие еще были язычниками, а многие – плохими христианами, ибо некоторые из конунгов там отступились от христианства и приносили жертвоприношения, как, например, Свейн Язычник или позднее Эйрик Урожай.

Сигурд конунг обещал отправиться в поход, и конунги назначили встречу в Эйрарсунде. Затем Сигурд конунг объявил сбор людей и кораблей по всей Норвегии. Когда ополчение собралось, у него было целых три сотни кораблей.

Николас конунг явился на встречу раньше назначенного времени и долго ждал там. Датчане стали роптать и говорили, что, наверно, норвежцы не приплывут. Поход был отменен, и конунг уплыл со всем своим войском.

Затем туда приплыл Сигурд конунг и был очень недоволен. Они направились на восток в Свимрарос и держали там тинг. Сигурд конунг сказал, что Николас конунг не сдержал своего слова, и они решили в отместку за это совершить набег на его страну. Они напали на селение, которое называется Туматорп и расположено недалеко от Лунда, затем направились на восток к городу, который называется Кальмарнар. Они пограбили там, а также в Смалёнде, взяли у жителей Смалёнда дань в пятнадцать сотен голов скота и обратили жителей в христианство.

После этого Сигурд конунг вернулся с войском назад и привез в свою страну много сокровищ и добычи, которую он захватил в этом походе. Он был назван походом в Кальмарнар. Было это за одно лето до великого затмения. [510] Это был единственный поход Сигурда конунга, когда он один правил страной.


XXV


Сигурд конунг жил в своем поместье и однажды утром, когда его одевали, он был молчалив и невесел. Друзья его опасались, что у него снова будет припадок. Управитель поместья был муж умный и смелый. Он заговорил с конунгом и спросил, не получил ли тог какого‑нибудь важного известия, которое его расстроило, или, может быть, он недоволен угощением или чем‑нибудь другим, что можно исправить. Сигурд конунг отвечает, что виной тому, что он невесел, другое.

– Виной тому, – говорит он, – скорее то, что я думаю о сне, который мне снился сегодня ночью.

– Господин, – говорит тот, – это, наверно, хороший сон, и мы охотно послушаем тебя.

Конунг сказал:

– Мне снилось, что я стою здесь в Ядаре перед домом и смотрю в море, и вижу там великую черноту. Потом в ней что‑то задвигалось я приблизилось сюда. Тут мне почудилось, будто это – огромное дерево. Ветви его были в небе, а корни – в море. И когда дерево достигло берега, оно сломалось, и обломки его разнеслись по всей стране – и по материку, и по островам и островкам, и по берегу. И мне почудилось, будто я вижу всю Норвегию до самого моря и все морские заливы, и в каждом из них валяются прибитые к берегу обломки этого дерева, в большинстве случаев маленькие, но некоторые большие.

Управитель говорит:

– Похоже на то, что Вы сами всего лучше можете истолковать этот сон, а мы охотно Вас послушаем.

Тогда конунг сказал:

– Всего вероятнее, как мне кажется, что этот сон предвещает появление в стране некоего человека, который станет в ней твердой ногой, а его потомки распространятся по всей стране, но будут очень неравны друг другу по значению.


XXVI


Халлькель Сутулый, сын Йоана Смьёрбальти, был лендрманном в Мёре. Он отправился на запад за море на Южные Острова. Там он встретился с человеком по имени Гилликрист, [511] и тот сказал, что он сын Магнуса Голоногого. С ним была его мать, и она сказала, что его другое имя Харальд. Халлькель взял с собой этих людей и привез их с собой в Норвегию. Он сразу же явился к Сигурду конунгу с Харальдом и его матерью. Те рассказали конунгу, с чем они приехали.

Сигурд конунг стал советоваться со своими приближенными, прося их высказать свое мнение, но они все сказали, что пусть он решает сам. Тогда Сигурд конунг велит позвать Харальда и говорит, что он не будет препятствовать тому, чтобы тот попробовал божьим судом доказать свое происхождение, при условии, что тот обязуется, даже если ему удастся его доказать, не притязать на власть конунга, пока Сигурд конунг или Магнус конунгов сын живы. Этот договор был скреплен клятвой.

Сигурд конунг сказал, что Харальд должен пройти по раскаленному железу, чтобы подтвердить свое происхождение. Такое испытание почли очень жестоким, ибо он должен был только доказать свое происхождение, а не право на власть конунга. От этого права он отрекся.

Однако Харальд согласился на испытание и стал поститься, чтобы подготовиться к нему. Это было самое большое испытание из всех, которым когда‑либо подвергались в Норвегии. Девять раскаленных лемехов были положены на землю, и Харальд прошел по ним босыми ногами, ведомый двумя епископами. Спустя три дня осмотрели его ступни, и они оказались необожженными.

После этого Сигурд конунг признал родство Харальда, но Магнус, его сын, был недружелюбен к Харальду, и многие знатные люди следовали его примеру. Сигурд конунг настолько полагался на любовь всего народа к себе, что мог ото всех потребовать клятвы в том, что Магнус, его сын, будет конунгом после него, и весь народ дал ему такую клятву.


XXVII


Харальд Гилли был высок ростом, худощав, проворен и легок на бегу. У него была длинная шея, довольно длинное лицо, черные глаза и темные волосы. Одевался он по‑ирландски: в короткое и легкое одеяние. Норвежский язык плохо давался ему. Он спотыкался на словах, и многие поэтому смеялись над ним.

Однажды Харальд сидел на пиру и разговаривал с другим человеком. Он рассказывал об Ирландии и говорил, что в Ирландии есть люди такие скорые на ногу, что никакая лошадь не может их обогнать. Магнус конунгов сын, услышав это, сказал:

– Тут он опять лжет, как обычно.

Харальд говорит:

– Нет, это сущая правда, что в Ирландии есть люди, которых никакая лошадь в Норвегии не обгонит.

Они еще поспорили. Оба были пьяны. Тогда Магнус сказал:

– Ставь в заклад свою голову, что ты побежишь так же быстро, как я скачу на моем коне. А я ставлю в заклад мое золотое обручье.

Харальд отвечает:

– Я не говорю, что я так быстро бегаю. Но я найду людей в Ирландии, которые бегают так, и об этом я готов биться об заклад.

Магнус конунгов сын отвечает:

– Не поеду я в Ирландию. Здесь будем биться, а не там.

После этого Харальд отправился спать и не стал больше с ним разговаривать. Все это происходило в Осло.

На следующее утро, когда кончилась ранняя месса, Магнус выехал на улицу. Он велел позвать Харальда. Когда тот явился, он был так одет: на нем были рубашка и штаны со штрипками, короткий плащ, ирландская шапка на голове и копье в руке. Магнус стал отмеривать расстояние. Харальд сказал:

– Расстояние слишком длинно.

Тогда Магнус еще удлинил его и сказал, что даже так оно слишком коротко. Собралось много народу. Началось состязание. Харальд все время держался вровень с плечом лошади, и когда они достигли конца отмеренного расстояния, Магнус сказал:

– Ты держался за подпругу, и лошадь тащила тебя.

У Магнуса был очень быстрый гаутский скакун. Они побежали снова. На этот раз Харальд все время бежал впереди лошади. Когда они добежали до конца, Харальд сказал:

– Ну что, держался я за подпругу?

Магнус говорит:

– Теперь ты бежал впереди.

Магнус дал своему скакуну отдохнуть немного. Потом пришпорил его и пустился вскачь. А Харальд стоял спокойно. Тогда Магнус оглянулся и крикнул:

– Беги!

Харальд побежал и намного обогнал Магнуса. Он добежал до конца отмеченного расстояния задолго до Магнуса, лег там и, когда Магнус доскакал туда, вскочил и приветствовал его. После этого они отправились в усадьбу конунга.

А Сигурд конунг был в это время на мессе и узнал о том, что произошло, только после обеда. Он сказал Магнусу в гневе:

– Вы называете Харальда глупым, но мне кажется, что ты сам дурак. Ты не знаешь иноземных обычаев. Ты не знал, что у иноземцев в обычае закалять себя в разных искусствах, а не заниматься только тем, что напиваться до бесчувствия? Отдай Харальду свое золотое обручье и никогда больше не насмехайся над ним, пока я жив.


XXVIII


Однажды, когда Сигурд конунг был на своих кораблях, около его корабля стоял исландский торговый корабль. Харальд Гилли поместился на корме корабля конунга. Рядом с ним поместился Свейн сын Хримхильд. Его отцом был Кнут сын Свейна из Ядара. А правил кораблем Сигурд сын Сигурда, знатный лендрманн. Погода была отличная, солнце пекло, и многие, как с кораблей конунга, так и с торгового корабля, купались в море. Один исландец, который плавал в море, забавлялся тем, что окунал под воду тех, кто хуже его плавал. Люди смеялись. Сигурд конунг смотрел на то, что происходит, и слышал, что люди смеются. Он сбросил с себя одежду, прыгнул в воду, и, подплыв к исландцу, схватил его, окунул под воду и стал держать под водой. А когда тот вынырнул, он снова окунул его, и так несколько раз. Тогда Сигурд сын Сигурда сказал:

– Неужели мы дадим конунгу погубить человека?

Кто‑то сказал, что никому неохота вмешиваться. Сигурд сказал:

– Был бы тут Даг сын Эйлива, он бы вмешался.

Тут Сигурд прыгнул за борт, подплыл к конунгу, схватил его и сказал:

– Не топи человека! Все и так видят, что ты плаваешь гораздо лучше его.

Конунг сказал:

– Пусти, Сигурд! Я умерщвлю его. Он топит наших людей.

Сигурд отвечает:

– Давай сначала мы с тобой поиграем! А ты, исландец, плыви к берегу.

Тот так и сделал. А конунг оставил Сигурда и поплыл к своему кораблю. Сигурд тоже поплыл назад. А конунг сказал, чтобы Сигурд не смел больше показываться ему на глаза. Это передали Сигурду, и тот сошел на берег.


XXIX


Вечером, когда люди пошли спать, некоторые еще играли на берегу. Среди играющих был Харальд. Он велел своему слуге пойти на корабль, чтобы приготовить ему постель, и ждать его там. Слуга так и сделал. А конунг уже лег спать. Между тем слуге надоело ждать, и он лег в постель Харальда. Тогда Свейн сын Хримхильд сказал:

– Великий позор знатным людям приезжать сюда из дома только для того, чтобы здесь возвышать до себя своих холуев.

Слуга отвечает, что Харальд послал его сюда. Свейн сын Хримхильд сказал:

– Нам не так уж нравится и то, что Харальд лежит здесь, даже если он не тащит за собой сюда рабов или нищих.

Он схватил палку и ударил слугу по голове так, что у того пошла кровь. Слуга сразу же побежал на берег и рассказал Харальду, что случилось. Тогда Харальд отправился на корабль и прошел на корму. Он ударил Свейна секирой и сильно ранил его в руку. После этого Харальд сошел на берег. Слуга его побежал на берег вслед за ним. Тут сбежались родичи Свейна, схватили Харальда и хотели его повесить. Пока они собирались, Сигурд сын Сигурда пошел на корабль Сигурда конунга и разбудил его. Когда конунг открыл глаза и узнал Сигурда, он сказал:

– За то, что ты снова показался мне на глаза, ты умрешь! Ведь я запретил тебе показываться мне на глаза, – и конунг вскочил. Сигурд сказал:

– Можешь сделать это, когда захочешь. Но сейчас есть более важное дело. Иди как можно быстрее на берег и помоги Харальду, своему брату. Ругии [512] хотят повесить его.

Тогда конунг сказал:

– Сохрани бог! Сигурд, вели трубить сбор. Пусть соберутся мои люди.

Конунг бросился на берег, и все, кто его узнал, последовали за ним туда, где была приготовлена виселица. Он взял Харальда под свою защиту, и люди во всеоружии бросились к конунгу, как только зазвучала труба. Тогда конунг объявил, что Свейн и все его товарищи изгоняются из страны. Но по общей просьбе конунг разрешил им остаться в стране и сохранить свои владения. Свейн, однако, не должен был требовать выкупа за свою рану. Тут Сигурд спросил, хочет ли конунг, чтобы он ушел.

– Нет, – сказал конунг, – Я хочу, чтобы ты всегда оставался со мной.


XXX


Одного человека звали Кольбейн. Он был молод и беден. Тора, мать конунга Сигурда Крестоносца, велела вырезать у него язык. А вина юноши заключалась всего лишь в том, что он съел кусок со стола матери конунга и сказал, что повар дал ему, так как побоялся признаться, что взял сам. После этого юноша был долго нем. Эйнар сын Скули так говорит об этом в драпе об Олаве:


Языка берёза

Одежд не за дело

Убого Игга

Дня реки лишила. [513]


Златовержца [514] вскоре

Видели мы в Хлиде

Этого, не мог он

Слова, отрок, молвить.


Юноша отправился в Трандхейм, пришел в Нидарос и стал молиться в Церкви Христа. Во время утренней службы в день явления мощей святого Олава он заснул и увидел во сне, что конунг Олав Святой подошел к нему, взял рукой остаток его языка и потянул к себе. Он проснулся исцеленный и возблагодарил, полный радости, нашего господа и святого Олава конунга за полученные исцеление и милость. Он был нем, когда пришел к святой раке, и ушел исцеленный и владеющий речью.


XXXI


Одного юношу, родом из Дании, взяли в плен язычники и отвезли в Страну Вендов, и держали там в оковах вместе с другими пленными. Днем он лежал в оковах один без охраны, а ночью, чтобы он не убежал, его приковывали к сыну хозяина. Несчастный не знал ни сна, ни покоя из‑за своих страданий и своего горя. Он обдумывал, как бы себе помочь, и очень страдал от своей недоли. Он страшился голода и пыток и не надеялся на то, что его родичи выкупят его, ибо они уже дважды выкупали его из языческих стран. Он полагал поэтому, что сделать это в третий раз покажется им слишком тяжело и дорого. Хорошо, думал он, тому, кто не попал в этом мире в такую беду, в какую попал он.

Ему ничего не остается, как пытаться бежать, если только это окажется возможным. И вот однажды ночью он решает бежать, убивает сына своего хозяина, отрезает у него ногу и бежит в оковах в лес. На следующее утро, когда рассвело, его побег обнаруживают, и гонятся за ним с двумя собаками, приученными к тому, чтобы выслеживать беглецов. Его находят в лесу, где он пытался скрыться от преследователей. Его хватают, бьют и жестоко расправляются с ним.

Затем его тащат домой и, хотя оставляют в живых, но обращаются с ним без всякой жалости. Его подвергают пыткам и затем сажают в темницу, где уже шестнадцать пленных, и все они христиане. Его заковывают в кандалы и связывают так крепко, как могут. Его прежние страдания и мучения стали казаться ему лишь тенью той беды, в которую он попал теперь. Он не видал в этой темнице ни одного человека, который бы просил за него. Никто не сжалился над несчастным, кроме христиан, которые там лежали связанные. Они горевали и скорбели о его беде и своей недоле и своем несчастьи.

И вот однажды они посоветовали ему, чтобы он обратился к святому Олаву конунгу и обещал стать слугой в его священном доме, если, благодаря божьей милости и его молитвам, выйдет из этой темницы. Он с радостью согласился и сразу же сделал так, как они ему посоветовали.

В следующую же ночь он увидел во сне мужа невысокого роста, который стоял рядом с ним и сказал ему так:

– Слушай, несчастный! Почему ты не встаешь?

Тот отвечает:

– Господин мой, кто ты такой?

– Я Олав конунг, к которому ты обратился.

– О мой добрый господин, – говорит он, – я бы охотно встал, если бы мог. Но я лежу в кандалах и оковах с этими людьми, которые здесь в темнице.

Тогда муж обратился к нему и сказал:

– Встань сразу же и не бойся. Уверься, что ты свободен.

Тут он проснулся и рассказал своим сотоварищам, что ему приснилось. Тогда они посоветовали ему встать и проверить, правдив ли сон. Он встал, и почувствовал, что свободен. Тут его товарищи по темнице стали говорить, что это ему не поможет, так как дверь заперта снаружи и изнутри. Но вот один старик, лежавший там в жалком состоянии, вмешался в разговор и посоветовал ему не сомневаться в милосердии того, кто его освободил, и добавил:

– Он сотворил с тобой чудо для того, чтобы ты воспользовался его милостью и освободился отсюда, а не для того, чтобы продолжались твои страдания и мучения. Ну же, ищи дверь, и если ты сможешь выйти отсюда, то ты спасен.

Он так и сделал. Дверь оказалась уже открытой. Он выбежал из нее и сразу же бросился в лес. Как только его побег обнаружили, спустили собак и бросились за ним. А он, бедняга, лежит, спрятавшись, и отчетливо видит, как его преследуют. Но собаки потеряли след, когда добежали до него, и у всех преследователей застлало глаза, так что никто не мог его найти, хотя он лежал у их ног. Так они вернулись домой и очень огорчались и сокрушались, что не могли его найти. Олав конунг не дал замучить его, когда он спрятался в лесу, и вернул ему слух и полное здоровье – ведь его так били и колотили по голове, что он оглох. Затем он сел на корабль вместе с двумя христианами, которых там долго муча‑ли, и они вместе воспользовались возможностью поскорее уехать оттуда.

После этого он посетил дом святого. Он был теперь совершенно здоров и снова годен к ратному делу. Тут он раскаялся в своем обете, нарушил слово, которое дал милостивому конунгу, и однажды днем убежал и к вечеру пришел к одному бонду, который его приютил ради бога.

В ту же ночь ему приснилось, что к нему пришли три девы, красивые и нарядные, обратились к нему и осыпали его горькими упреками. Они укоряли его в том, что он дерзнул убежать от доброго конунга, который оказал ему такую великую милость, освободив его из оков и из темницы, и отверг того милостивого господина, в руки которого он отдался.

Вскоре после этого он проснулся исполненный страха. Он встал рано утром и рассказал свой сон хозяину. Этот добрый человек сказал ему, что он должен вернуться в священное место.

Это чудо записал человек, который сам видел того человека и следы оков на нем.


XXXII


Сигурд конунг так много способствовал процветанию торгового города в Конунгахелле, что не было более богатого города в Норвегии, и он сам подолгу оставался там для обороны страны и велел построить палаты конунга в крепости. Он наложил такую повинность на всю местность вокруг города, а также сам город: каждый двенадцатый месяц каждый житель мужского пола от девяти лет и старше должен был приносить в крепость пять метательных камней или пять кольев. Колья должны были быть пяти локтей в вышину и заострены с одного конца.

В крепости Сигурд конунг велел построить Церковь Креста. Она была деревянная, но из лучшего леса и отлично отделана. Когда Сигурд пробыл двадцать четыре года конунгом, Церковь Креста была освящена. Конунг велел хранить в ней святой крест и многие другие святыни. Она называлась крепостной церковью. Он велел поставить там перед алтарем престол, который ему изгоговили в Стране Греков. Он был из меди и серебра и роскошно позолочен. Кроме того, он был украшен финифтью и драгоценными камнями. В церкви хранился также ковчег, который конунг датчан Эйрик Незабвенный [515] прислал Сигурду конунгу, и пленарий, написанный золотыми буквами, который патриарх подарил Сигурду конунгу.


XXXIII


Три года спустя после того, как Церковь Креста была освящена, Сигурд конунг заболел. Он был тогда в Осло. Он скончался однажды ночью после благовещенья и был похоронен в Церкви Халльварда, в стене вне алтаря на южной стороне. Магнус, сын Сигурда конунга, был тогда в городе. Он сразу же завладел всей казной конунга, как только Сигурд скончался. Сигурд был конунгом Норвегии двадцать семь лет. Ему было сорок лет, и его правление было благодатным для народа. При нем царили благоденствие и мир.



Сага о Магнусе Слепом и Харальде Гилли

(Magn ú ss saga blinda ok Haralds gilla)


I


Магнус, сын Сигурда конунга, был провозглашен в Осло конунгом всей страны, как в свое время весь народ клятвенно обещал Сигурду конунгу. Сразу же многие, и в том числе лендрманны, сделались его людьми.

Магнус был самым красивым из всех людей, которые тогда жили в Норвегии. Но он был надменен и жесток. Правда, он был человеком очень способным, но расположением народа к нему он был обязан только тому, что все любили его отца. Он много бражничал и был жаден, недоброжелателен и необходителен.

Харальд Гилли был человеком доброжелательным, веселым, расположенным к шутке, простым в обращении и щедрым. Он ничего не жалел для своих друзей. Он слушал советы других и позволял другим делать так, как они хотят. Все это завоевало ему расположение людей и добрую славу. Так что многие могущественные люди тянулись к нему не меньше, чем к Магнусу конунгу.

Харальд Гилли был в Тунсберге, когда он услышал о кончине Сигурда конунга, своего брата. Он сразу же стал совещаться со своими друзьями, и те посоветовали ему созвать Хаугатинг там в городе. На этом тинге Харальд был провозглашен конунгом половины страны. Его клятвенный отказ от отцовского наследства был назван тогда вынужденным. [516] Харальд набрал себе дружину и назначил лендрманнов. Скоро у него стало никак не меньше людей, чем у Магнуса конунга. Они посылали друг другу гонцов, и так продолжалось семь дней. Но поскольку у Магнуса было много меньше людей, ему не оставалось ничего другого, кроме как поделить страну с Харальдом. Раздел был произведен так, что каждому из них доставалась половина той державы, которой владел Сигурд конунг, но корабли, столовая утварь, сокровища и все движимое имущество, которые раньше принадлежали Сигурду конунгу, доставались Магнусу конунгу. Он, однако, был недоволен своей долей. Все же некоторое время оба правили страной в мире, хотя каждый из них таил что‑то против другого.

У Харальда конунга был сын, которого звали Сигурд, от Торы, дочери Гутхорма Седобородого. Харальд конунг был женат на Ингирид, дочери Рёгнвальда, сына конунга Инги сына Стейнкеля. Женой Магнуса конунга была Кристин, дочь Кнута Лаварда, сестра Вальдамара конунга датчан. Магнус не любил ее и отослал ее назад в Данию, и с тех пор его положение стало ухудшаться. Все ее родичи очень невзлюбили его.


II


После того как Магнус и Харальд пробыли три года конунгами, они оба были зимой на севере в Каупанге и оба пригласили к себе друг друга в гости. Но между их людьми тогда чуть не произошло сражение. А весной Магнус поплыл со своими кораблями на юг вдоль берега и собрал столько войска, сколько смог. Он стал просить своих друзей помочь ему отнять у Харальда власть конунга. Он говорил, что даст тому взамен такую часть своих владений, какую тот пожелает. Он напоминал им, что ведь Харальд клятвенно отказался от власти конунга. Так Магнус конунг заручился согласием многих могущественных людей.

Между тем Харальд конунг двинулся в Упплёнд и дальше на восток в Вик. Он также стал собирать войско, когда узнал, что затевает Магнус конунг. И всюду, где Харальд и Магнус проходили, они резали скот друг друга, а их люди убивали друг друга. У Магнуса конунга было много больше людей, так как он собирал свое войско в большей части страны. Харальд был в Вике на восточном берегу фьорда и собирал там войско. Так один отнимал у другого и людей и добро.

C Харальдом был Кристрёд, его единоутробный брат, и много лендрманнов. Но у Магнуса конунга их было много больше. Харальд был со своим войском в Ранрики, в местности, которая называется Форс. Оттуда он двинулся к морю. В канун дня Лавранца [517] они ужинали в месте, которое называется Фюрилейв. Дозорные конники были разосланы во все стороны от усадьбы. И вот дозорные увидели, что войско Магнуса конунга приближается к усадьбе. У Магнуса конунга было почти шестьдесят сотен людей, а у Харальда было всего пятнадцать сотен. Дозорные прискакали и донесли, что войско Магнуса конунга приближается к усадьбе. Харальд говорит:

– Что нашему Магнусу нужно от нас? Неужели он хочет сразиться с нами?

Тогда Тьостольв сын Али говорит:

– Господин, Вам придется распорядиться собой и Вашим войском. Похоже на то, что Магнус конунг потому все лето собирал войско, что намерен сразиться, как только встретится с Вами.

Тогда конунг встал, обратился к своим людям и велел им взяться за оружие.

– Если Магнус хочет сразиться, то и мы будем сражаться.

Затрубили к бою, и войско Харальда конунга вышло из усадьбы на огороженное поле и поставило там свое знамя. На Харальде конунге было две кольчуги, а на Кристрёде, его брате, ни одной. Он слыл храбрецом, каких мало.

Когда Магнус конунг и его люди увидели войско Харальда конунга, они построились в боевой порядок с таким расчетом, чтобы окружить все войско Харальда конунга. Халльдор Болтун говорит так:


Во всю ширь – был войском

Мощен Магнус – гнулись

Воев – развернул он

Рати – толпы в поле.



III


Магнус конунг велел нести перед собой в битве святой крест. Битва была жаркая и ожесточенная. Кристрёд, брат конунга, ворвался со своей дружиной в середину войска Магнуса конунга и рубил направо и налево, так что люди отступали перед ним в обе стороны. Один могущественный бонд, который был в войске Харальда, стоял за Кристрёдом. Он поднял обеими руками копье и вонзил его Кристрёду в спину, так что оно вышло наружу из груди. Тут пал Кристрёд. Многие, кто ствяли около, недоумевали, зачем он совершил это злое дело. Он сказал:

– Теперь он поплатился за то, что они резали мой скот этим летом, забрали все мое добро и заставили меня пойти в их войско. Я давно задумал расправиться с ним так, если представится возможность.

После этого войско Харальда конунга обратилось в бегство, и он сам бежал вместе с войском. Много народу пало из его войска. Смертельную рану получили Ингимар из Аска, сын Свейна, лендрманн из войска Харальда конунга, и почти шестьдесят дружинников. Харальд конунг бежал на восток в Вик к своим кораблям и затем уплыл в Данию к конунгу Эйрику Незабвенному, [518] чтобы просить его помощи. Они встретились на юге в Сьяланде.

Эйрик конунг хорошо его принял, и больше всего потому, что они были названными братьями. Он дал Харальду Халланд в лен и в управление, а также восемь боевых кораблей, но без оснастки. После этого Харальд конунг отправился из Халланда на север, и народ стал стекаться к нему.

Магнус конунг подчинил себе всю страну после этой битвы. Он даровал жизнь всем раненым и велел лечить их наравне со своими людьми. Он считал себя теперь конунгом всей страны. Его войско состояло из лучших людей, которые были в стране.

Когда они стали совещаться, то Сигурд сын Сигурда, Торир сын Ингирид и все умнейшие люди советовали ему остаться с войском в Вике и ждать там, пока Харальд не придет с юга. Но Магнус конунг единовластно решил отправиться на север, в Бьёргюн, и там провести зиму. И он распустил войско и также отпустил лендрманнов в их поместья.


IV


Харальд конунг приплыл в Конунгахеллу с тем войском, которое последовало за ним из Дании. Лендрманны и горожане собрались и построились выше города в боевой порядок. А Харальд конунг сошел со своих кораблей и отправил гонцов к войску бондов. Он просил не защищать от него с боем его страну и заверял, что не будет требовать большего, чем то, на что он имеет право по закону, и гонцы посредничали между ними. В конце концов войско бондов разошлось, и они подчинились Харальду конунгу. Тогда Харальд пожаловал лены и доходы лендрманнам, чтобы они его поддерживали, а бондам, которые примкнули к его войску, большие права.

После этого у Харальда конунга собралось очень много народу. Он двинулся с востока в Вик и обеспечивал добрый мир всем людям, кроме сторонников Магнуса конунга. Тех он велел грабить или убивать, где только их ни находил. Придя с востока в Сарпсборг, он захватил там двух лендрманнов Магнуса конунга – Асбьёрна и Нерейда, его брата. Он сказал, что один из них должен быть повешен, а другой сброшен в водопад Сарп, и предоставил им самим выбор. Асбьёрн выбрал быть сброшенным в водопад, потому что он был старшим, и такая смерть считалась более мучительной. Так и сделали. Халльдор Болтун говорит об этом так:


В Сарп шагнул неверный

В слове Асбьёрн. Кровью

Князь окрест неясыть

Гунн [519] поил всесильный.


Не поостерегся

В речи Нерейд, вздернул

Вождь его на страшном

Скакуне Хагбарда. [520]


Затем Харальд конунг двинулся на север в Тунсберг, и его там хорошо приняли. Там тоже вокруг него собралось большое войско.


V


Магнус конунг был в Бьёргюне, и до него дошли вести обо всем этом. Он позвал могущественных людей, которые были в городе, к себе на совещание и спросил их, что они посоветуют ему сделать. Тогда Сигурд сын Сигурда сказал:

– Я могу дать хороший совет: вели снарядить корабль с надежными людьми и пошли на нем меня или другого лендрманна к Харальду конунгу, твоему родичу, с предложением помириться, согласно тому, как справедливые люди решат спор между вами, и пусть страна будет поделена между вами пополам. И я полагаю, что если достойные люди поддержат это предложение своими речами, то Харальд конунг примет его, и вы помиритесь.

Магнус конунг ответил:

– Я так не сделаю. Какая же нам тогда польза от того, что мы завоевали осенью всю страну, если теперь нам достанется только половина? Дайте другой совет.

Тогда Сигурд сын Сигурда сказал:

– Я думаю, что твои лендрманны, которые осенью просили тебя отпустить их домой, сидят теперь дома и не приедут к тебе. Ты тогда не послушался моего совета и отпустил все то множество людей, которое у нас было. А ведь я тогда знал, что Харальд вернется со своими людьми в Вик, как только узнает, что там нет правителя. Но вот другой совет. Он правда плох, но может быть, он окажется полезным. Пошли своих гостей [521] и с ними других людей к этим лендрманнам, и пусть они убьют тех из них, которые теперь не хотят прийти тебе на помощь, и отдай их владения тем, которые Вам преданы, хотя до сих пор и не были особенно уважаемы. Поднимите народ, ведь у Вас не меньше плохих людей, чем хороших, отправляйтесь на восток навстречу Харальду с тем войском, которое Вы соберете, и сразитесь с ним.

Конунг отвечал:

– Это вызовет недовольство, если я велю убить многих знатных людей и возвышу незнатных. Ведь они часто бывали не менее надежны, и страна бывала в большей беде.

Сигурд сказал:

– Не знаю, что еще и советовать, раз ты не хочешь ни мириться, ни сражаться. Отправимся тогда на север в Трандхейм, туда, где наша наибольшая сила в стране, и соберем по дороге столько народу, сколько сможем. Может статься, что люди Гаут‑Эльва не погонятся тогда за нами.

Конунг отвечал:

– Я не намерен бежать от тех, кого мы летом прогнали, – дай мне совет получше.

Тогда Сигурд встал, собрался уходить и сказал:

– Тогда я посоветую тебе то, что, как я вижу, ты хочешь, чтобы тебе посоветовали, и что все равно совершится. Сиди здесь в Бьёргюне, пока Харальд не придет с полчищем, и тогда тебе останется одно из двух – смерть или позор.

И Сигурд не участвовал больше в разговоре.


VI


Харальд конунг поплыл с востока вдоль берега, и у него была огромная рать. Эту зиму называли зимой полчищ. Харальд подошел к Бьёргюну в канун йоля и расположился со своей ратью в заливах Флорувагар. Он не хотел сражаться во время йоля из‑за святости этого праздника.

А Магнус конунг велел приготовиться к сопротивлению в городе. Он велел поставить метательное орудие в Хольме и протянуть железные цепи, перемежающиеся с бревнами, поперек залива от конунговых палат. Он также велел изготовить капканы и разбросать их по полю Йоансвеллир. Святость йоля соблюдалась только три дня, когда никто не работал. В последний день йоля [522] Харальд конунг велел трубить к отплытию. Во время йоля к Харальду конунгу стеклось девять сотен людей.


VII


Харальд конунг дал обет святому Олаву конунгу поставить в случае победы в городе церковь Олава на свой собственный счет. Магнус конунг построил свое войско у Церкви Христа, а Харальд подплыл сначала к Норднесу. Когда Магнус конунг и его люди увидели это, они повернули в город и направились в конец залива. Но когда они шли по улице, многие горожаяе убегали в свои усадьбы и дома, а те, которые вышли на Йоансвеллир, попадали в капканы.

Тут Магнус и его люди увидели, что Харальд поплыл со всей своей ратью к Хегравику и высадился там на берег повыше города. Тогда Магнус конунг направился назад по улице. А люди из его войска убегали от него, кто в горы, кто в женский монастырь, кто прятался в церквах или других местах.

Магнус конунг взошел на свой корабль, но они не могли уплыть на нем, так как железные цепи запирали залив. К тому же у него оставалось так мало людей, что ними ничего нельзя было предпринять. Эйнар сын Скули в драпе о Харальде говорит так:


Заперт – и путь

Назад заказан

Зубрам зыбей [523]

Залив бьёргюнский.


Вскоре люди Харальда конунга взошли на корабли Магнуса конунга. Он был взят в плен. Он сидел в покойчике на корме корабля на рундуке‑престоле. С ним был Хакон Фаук, брат его матери, очень красивый муж, но слывший неумным. Также Ивар сын Эцура и многие другие друзья Магнуса были тогда взяты в плен, а некоторые сразу убиты.


VIII


Харальд конунг созвал тогда своих советников и попросил у них совета. В конце концов было решено так низвести Магнуса с престола, чтобы он больше не мог называться конунгом.

Его отдали в руки конунговых рабов, и те искалечили его – выкололи глаза, отрубили одну ногу и потом еще оскопили. Ивар сын Эцура был ослеплен, а Хакон Фаук – убит.

После этого вся страна подчинилась Харальду конунгу. Стали всячески разузнавать, кто были лучшими друзьями Магнуса конунга и кто может лучше знать о его сокровищах и драгоценностях. Святой крест Магнус после битвы при Фюрилейве носил с собой, но не захотел сказать, куда он потом делся.

Рейнальд епископ Ставангра был англичанин родом и слыл очень корыстолюбивым. Он был близким другом Магнуса конунга, и люди считали, что, наверно, ему были отданы на хранение ценности и сокровища. За ним послали людей, и он явился в Бьёргюн. Его понуждали признаться, что он знает, где сокровища, но он отпирался и потребовал божьего суда. Однако Харальд не пошел на это. Он потребовал, чтобы епископ заплатил ему пятнадцать марок золота. Но епископ сказал, что не хочет так обеднять свое епископство и предпочитает расстаться с жизнью. Тогда Рейнальда епископа повесили в Хольме на метательном орудии. Когда его вели к виселице, он сбросил с ноги сапог и сказал, клянясь:

– Я не знаю ни о каком добре Магнуса конунга, кроме того, которое в сапоге.

А в сапоге было золотое обручье. Рейнальд епископ был погребен на Норднесе в Церкви Микьяля, и его убийство очень осуждали. После этого Харальд был единовластным правителем Норвегии, пока он жил.


IX


Спустя пять лет после кончины Сигурда конунга в Конунгахелле были великие знамения. Управителями конунга там были тогда Гутхорм сын Харальда Флеттира, и Сэмунд Хозяйка. Он был женат на Ингибьёрг, дочери священника Андреаса сына Бруна. Их сыновьями были Паль Губошлеп и Гунни Пердун. Асмундом звали незаконного сына Сэмунда. Андреас сын Бруна был очень уважаемый человек. Он совершал богослужения в церкви креста. Его жену звали Сольвейг. У них был тогда на воспитании Йоан сын Лофта. Ему было тогда одиннадцать лет. Священник Лофт сын Сэмунда, отец Йоана, тоже был тогда там. Дочь Андреаса священника и Сольвейг звали Хельга. Она была замужем за Эйнаром.

В ночь на воскресенье после пасхальной недели в Конунгхелле по улицам всего города пронесся ужасающий гул, как будто конунг ехал со всей своей дружиной, и собаки так ярились, что их нельзя было удержать дома. А когда они вырывались на улицу, то становились бешеными и кусали всех, кто им попадался, людей и скот. И все, кого они кусали или забрызгивали кровью, тоже бесились, и все беременные выкидывали и бесились.

Такие зловещие знаменья являлись почти каждую ночь от пасхи до вознесения. Люди были очень напуганы этим чудом, и многие уехали, продав свои дворы, в окрестные местности или в другие торговые города. Наибольшее значение придавали всему этому те, кто были наиболее мудрыми. Они боялись, что все это, как и оказалось впоследствии, предвещает великие бедствия в будущем.

В троицын день Андреас священник проповедовал долго и красноречиво и в конце своей проповеди говорил об обязанностях горожан. Он призвал их набраться мужества и не дать опустеть этому великолепному городу, следить за собой, взвешивать свои решения, беречься всего, что может случиться, – огня или немирья, и просить господней милости.


Х


Тринадцать торговых кораблей отправились из города в Бьёргюн, и одиннадцать из них погибли с людьми и грузом и всем, что на них было, а двенадцатый тоже потерпел крушение, но люди спаслись, хотя добро погибло. Тогда же Лофт священник отправился в Бьёргюн и добрался туда целым и невредимым. Торговые корабли погибли в канун дня Лавранца.

Эйрик конунг датчан и Эцур архиепископ послали гонцов в Конунгахеллу. Они предупреждали об опасности, грозящей городу, и сообщали, что венды приближаются с большой ратью и нападают повсюду на крещеный люд, и всегда одерживают победу. А горожане мало беспокоились о своей безопасности и тем меньше думали о ней, чем больше времени протекло после зловещих знамений.

В канун дня Лавранца, когда только что кончилась торжественная месса, Реттибур конунг вендов подошел к Конунгахелле. У него было пять с половиной сотен вендских шнек, и на каждой шнеке было сорок четыре человека и две лошади. Дунимицом звали сына сестры конунга и Унибуром одного из его военачальников, у которого было большое войско. Оба они пошли на веслах с частью войска вверх по восточному рукаву Гаут‑Эльва мимо Хисинга и подошли таким образом к городу выше его по течению, а другую часть войска они подвели к городу по западному рукаву. Они причалили к берегу у корабельных свай, высадили там конницу и, перебравшись через Братсас, подъехали к городу.

Эйнар, зять Андреаса, принес эти известия в крепостную церковь, так как туда собрался городской люд на торжественную мессу. Он пришел туда, когда Андреас говорил проповедь.

Эйнар говорит людям, что к городу подошло войско с множеством кораблей, а часть войска перебралась верхом через Братсас. Многие тогда стали говорить, что это, наверно, Эйрик конунг датчан, и выражали надежду, что он их пощадит. Все бросились вниз в город к своему имуществу, вооружились и спустились к пристани. Тут они сразу же увидели, что это вражеское войско и такое огромное, что ему невозможно противостоять.

Девять купеческих кораблей, готовых к поездке в Восточные Страны, стояли на реке у пристани. Венды подошли к этим кораблям и вступили в бой с купцами. Купцы вооружились и долго сопротивлялись отважно и мужественно. Купцы были побеждены только после жестокой битвы. В этой битве венды потеряли полторы сотни кораблей со всеми людьми. Пока битва была в разгаре, горожане стояли на пристани и стреляли из луков в язычников. Но когда битва стихла, горожане бросились в город, а затем весь народ укрылся в крепости. Люди захватили с собой свои сокровища и все добро, которое можно было захватить. Сольвейг, ее дочери и еще две женщины ушли вглубь страны.

Когда венды овладели купеческими кораблями, они сошли на берег и сделали смотр своему войску. Тут они увидели свои потери. Одни из них бросились в город, другие на купеческие корабли. Они захватили все добро, которое могли с собой взять. Затем они подожгли город и сожгли его дотла, а также корабли. После этого они двинулись всем войском к крепости и приготовились к ее осаде.


XI


Реттибур конунг велел предложить тем, кто укрылся в крепости, сдаться и обещал, что выпустит их из крепости с оружием, одеждой и золотом. Все, однако, с криком отвергли это предложение и взошли на стены крепости. Одни стреляли из луков, другие метали камни, еще другие – колья. Началась жестокая битва. У обеих сторон гибло много народу, но много больше у вендов.

Сольвейг пришла в Сольбьяргир и рассказала там о случившемся. Была вырезана ратная стрела и послана в Скурбагар. А там собрались на какой‑то пир, и было много людей. Среди них был бонд, который звался Эльвир Большеротый. Он сразу же вскочил, взял щит и шлем и большущую секиру и сказал:

– Вставайте, добрые люди! Берите ваше оружие и пойдем на помощь горожанам! Ведь всякому, кто об этом узнает, покажется позором, что мы здесь сидим и наливаемся пивом в то время, как добрые люди в городе сражаются не на жизнь, а на смерть за наше дело.

Многие возражали, говоря, что они только погубят себя и ничем не помогут горожанам. Тут Эльвир вскочил и сказал:

– Даже если все останутся, я отправлюсь один, и язычники потеряют одного или двух из своих, прежде чем я погибну!

И он бросается к городу. А люди бегут за ним, чтобы посмотреть, что у него получится, а может быть, и помочь ему как‑нибудь.

Когда он настолько приблизился к крепости, что язычники его увидели, навстречу ему бросилось восемь человек в полном вооружении. Когда они встретились, язычники окружили его со всех сторон. Эльвир занес секиру и ее передним острием ударил под подбородок того, кто стоял сзади него, так, что рассек ему челюсть и горло, и тот упал навзничь. Затем он взмахнул секирой перед собой и ударил другого по голове, и рассек ее по самые плечи. Началась схватка, и он убил еще двоих, а сам был тяжело ранен. Тут остальные четверо обратились в бегство.

Эльвир побежал за ними, но по дороге им попался ров. Двое язычников прыгнули в него, и Эльвир убил их обоих. А двум язычникам из восьми удалось убежать.

Тут люди, которые последовали за Эльвиром, взяли его и отнесли в Скурбагар, и там его полностью вылечили. Люди говорят, что никто никогда не проявлял большей доблести.

Два лендрманна Сигурд сын Гюрда, брат Филиппуса, и Сигард пришли с шестью сотнями людей в Скурбагар, но Сигурд повернул назад с четырьмя сотнями. Он слыл после этого малодостойным человеком и жил недолго. А Сигард двинулся с двумя сотнями людей в город и сражался там с язычниками. Он пал там вместе со всем своим войском.

Венды стали наседать на крепость, но конунг и предводители кораблей стояли вне битвы. В одном месте, где стояли венды, был стрелок из лука, который каждой стрелой убивал человека. Перед ним стояли два человека со щитами. Сэмунд сказал Асмунду, своему сыну, что надо им сразу обоим выстрелить в стрелка:

– А я выстрелю в того, кто держит щит.

Он так и сделал, и тот защитил себя щитом. Тогда Асмунд выстрелил так, что стрела прошла между щитами, попала стрелку в лоб и вышла у него из затылка. Он упал навзничь, мертвый. Когда венды увидели это, они все завыли, как собаки или волки.

Тут Реттибур конунг велел обратиться к осажденным и предложить пощаду. Но они отвергли это предложение. Тогда язычники стали ожесточенно нападать. Один из них подобрался к самым воротам крепости и сразил мечом того, кто стоял в них. Горожане стали осыпать его стрелами и камнями, но, хотя он был без щита, он был таким волшебником, что никакое оружие не брало его. Тогда Андреас священник взял освященное огниво, перекрестил его и присек огонь. Вспыхнувший трут он насадил на острие стрелы и дал ее Асмунду. Тот пустил стрелу в волшебника, и она сделала свое дело: волшебник свалился мертвый на землю. Тут язычники, как и раньше, пришли в ярость: они стали выть и скрежетать зубами.

Весь народ пошел тогда к конунгу. Христиане решили, что они советуются, не уйти ли им подобру‑поздорову. Толмач, который знал язык вендов, понял, что сказал военачальник, который звался Унибур. Он сказал так:

– Это народ стойкий, и плохо иметь с ним дело, и если мы и захватим все добро, которое есть в этом городе, мы бы дали не меньше, чтобы только не приходить сюда, столько мы потеряли людей и немало знати. И сперва, когда мы пошли сегодня на крепость, они оборонялись стрелами и копьями, затем они стали побивать нас камнями, а теперь они бьют нас палками, как собак. Я заключаю отсюда, что их средства обороны истощаются. Нам нужно еще раз напасть на них и попытаться одолеть их.

И было, как он сказал: они метали колья, так как израсходовали стрелы и камни. Когда христиане увидели, что запас кольев истощается, они стали рубить каждый кол надвое. А язычники снова нападали на них и шли ожесточенно на приступ, а в перерывы между приступами отдыхали. И с той и с другой стороны все устали, и было много раненых.

И вот в один из таких перерывов конунг снова велел предложить им сдаться и обещал, что выпустит их с оружием, одеждой и тем, что они смогут вынести из крепости.

Жена Сэмунда тогда уже погибла. И вот те, кто еще оставался в живых, решили сдать крепость язычникам и сдаться самим. Это было очень опрометчивое решение, ибо язычники не сдержали слова. Они взяли в плен всех, мужчин, женщин и детей, и убили многих, всех, кто был ранен и слишком молод или кого им было трудно взять с собой. Они взяли все добро, которое было в крепости. Они пошли в Церковь Креста и ограбили ее и захватили все ее убранство.

Андреас священник сам дал Реттибуру конунгу отделанный серебром посох, а Дунимицу, сыну его сестры, золотой перстень. Они поэтому решили, что он должен быть каким‑то важным человеком в городе, и обращались с ним лучше, чем с другими. Они взяли святой крест и увезли с собой. Они взяли также престол, который стоял перед алтарем и который был изготовлен Сигурду конунгу в Стране Греков и привезен им оттуда. Они, однако, оставили его на ступенях перед алтарем. Затем они вышли из церкви. Тут конунг сказал:

– Этот дом построен с большой любовью к тому богу, которому этот дом принадлежит. Но мне кажется, что этот город или этот дом плохо охраняли, ибо я вижу, что бог разгневан на хранителей.

Реттибур конунг дал Андреасу священнику церковь, ковчег, святой крест, пленарий и четырех священнослужителей. Но язычники сожгли церковь и все дома, которые были в крепости. Однако огонь, который они зажгли в церкви, дважды потухал. Тогда они прорубили сверху церковь. Тут она вся запылала внутри и сгорела, как другие дома.

Затем язычники пошли со своей добычей к кораблям и сделали смотр своему войску. Увидев, как велики их потери, они взяли с собой всех пленных и разделили их между кораблями.

Андреас священник и его люди попали на корабль конунга, и с ними был святой крест. Тут язычников охватил ужас, ибо произошло чудо: на корабль конунга вдруг напал такой жар, что все на нем думали, что сгорают. Конунг велел толмачу спросить священника, откуда такое чудо. Тот сказал, что всемогущий бог, в которого верят христиане, посылает знак своего гнева тем, кто осмелился взять в свои руки памятник его мученичества и кто не хочет верить в своего создателя, и он добавил:

– И такова сила, присущая этому кресту, что он часто являл подобные знамения язычникам, которые брали его в руки, и некоторые из этих знамений были еще явственнее.

Тут конунг велел посадить священников в лодку, и Андреас нес крест у себя на груди. Они протащили лодку вдоль корабля и потом вокруг носа и вдоль другого борта корабля к корме и затем оттолкнули ее баграми и пихнули к пристани. Андреас священник пошел с крестом ночью в Сольбьяргир, и были буря и ливень. Андреас отдал крест на хранение в надежные руки.


XII


Реттибур конунг с остатками своего войска вернулся в Страну Вендов. Многие из тех, кто были взяты в плен в Конунгахелле, долго оставались в Стране Вендов в рабстве, а все те, кто были освобождены и вернулись в Норвегию в свои отчины, стали жить хуже, чем раньше. Торговый город в Конунгахелле никогда уже не был таким процветающим, каким он был раньше.

Магнус, который был ослеплен, отправился в Нидарос, пошел в монастырь и надел монашескую рясу. На его содержание был выделен Большой Хернес во Фросте.

Всю следующую зиму Харальд правил страной один. Он простил всем, кто хотел получить его прощение, и взял в свою дружину многих из тех, кто раньше служил Магнусу. Эйнар сын Скули говорит, что Харальд дал две битвы в Дании, одну у Хведна, другую у Хлесей:


Пал твой меч, кормилец

Ворона, острёный

На бесчестных – счастье

Шло тебе – под Хведном.


И еще так:


Шёл на брег отлогий

Хлесей биться, весел,

Тополь Игга, [524] стяги

Взвил над ратью ветер.



XIII


Сигурдом звали одного человека, который вырос в Норвегия. Его называли сыном Адальбрикта священника. Матерью Сигурда была Тора, дочь Сакси из Вика, сестра Сигрид, матери конунга Олава сына Магнуса и Кари конунгова брата, женой которого была Боргхильд, дочь Дага сына Эйлива. Их сыновьями были Сигурд из Аустрагта и Даг. Сыновьями Сигурда были Йоан из Аустратта, Торстейн и Андреас Глухой. Йоан был женат на Сигрид, сестре Инги конунга и Скули герцога.

Сигурд был в детстве отдан в ученье, сделался потом священнослужителем и был посвящен в дьяконы. Когда он стал взрослым и набрался силы, он стал смелым и могучим, как никто. Он был большого роста и во всех искусствах превосходил всех своих сверстников и почти всех в Норвегии. Сигурд был смолоду очень заносчив и неуживчив. Его прозвали Слембидьякон. [525] Он был пригож с виду. Волосы у него были красивые, хотя довольно редкие.

И вот Сигурду стало известно, что его мать сказала, будто конунг Магнус Голоногий – его отец. Как только он стал сам собой распоряжаться, он забросил свое священство и уехал из страны. В таких странствиях он провел много времени. Потом он отправился в Йорсалир, был на Иордане и посетил святые места, как это в обычае у паломников. Вернувшись, он ездил в торговые поездки. Одной зимой он провел некоторое время на Оркнейских островах. Он был у Харальда ярла, когда был убит Торкель Приемыш, сын Сумарлиди. Сигурд был также в Шотландии у Давида конунга скоттов. Он пользовался там большим почетом.

Затем Сигурд отправился в Данию и там он, по его словам и по словам его людей, подвергся божьему суду с целью доказать свое происхождение, и будто вышло так, что он сын Магнуса конунга и будто пять епископов присутствовало при этом. Ивар сын Ингимунда так говорит в песни о Сигурде:


Пять допытались

Епископов славных

До рода владыки

Судом божьим:

Доподлинно вышло,

Что велию был

Магнус отцом

Мощному конунгу.


Но друзья Харальда говорили, что все это обман и ложь датчан.


XIV


Когда Харальд пробыл конунгом Норвегии шесть лет, Сигурд приехал в Норвегию к Харальду конунгу, своему брату. Он застал его в Бьёргюне и сразу же пошел к нему. Он объявил конунгу о своем происхождении и потребовал, чтобы тот признал его своим родичем.

Конунг не принял никакого быстрого решения и обратился к своим друзьям за советом, и у них были разговоры и встречи. После этих разговоров конунг обвинил Сигурда в том, что тот на западе за морем участвовал в убийстве Торкеля Приемыша. А Торкель последовал за Харальдом конунгом, когда тот впервые приехал в Норвегию и был закадычным другом Харальда конунга. Дело повели так строго, что Сигурда приговорили к смертной казни. И вот по решению лендрманнов однажды поздно вечером несколько гостей пришли к Сигурду и позвали его с собой. Они сели в лодку и поплыли с Сигурдом из города на юг на Норднес.

Сигурд сидел сзади на рундуке и обдумывал свое положение. Он подозревал, что дело его плохо. Он был так одет: на нем были синие штаны, рубаха и сверху плащ со шнурками. Он смотрел вниз перед собой и держал руки на шнурах плаща, то стягивая его с головы, то снова натягивая его на голову. Когда они обогнули какой‑то мыс – а были они навеселе, гребли изо всех сил, и сам черт был им не брат, – Сигурд встал и подошел к борту. Тогда двое, которые должны были его сторожить, тоже встали, подошли к борту и взяли его плащ за края, как принято делать, когда знатный человек подходит к борту за маленькой нуждой. Но так как он подозревал, что они держат и другие части его одежды, он сгреб их обоих и прыгнул с ними за борт. Лодка же скользнула далеко вперед, и повернуть ее назад было им нелегко, и прошло много времени, прежде чем им удалось выловить своих людей.

Между тем Сигурд вынырнул так далеко, что был уже на берегу, прежде чем они повернули лодку, чтобы погнаться за ним. Сигурд был скор на ногу, как никто. Он направился вглубь страны, а люди конунга, которые погнались за ним, искали его всю ночь, но так и не нашли. Он улегся в каком‑то ущелье и очень замерз. Тогда он снял с себя штаны, прорезал отверстие в ластовице, надел их на себя, а руки просунул в штанины. Так он спас свою жизнь на этот раз. А люди конунга вернулись назад и не могли скрыть неудачу, которую они потерпели.


XV


Сигурд понял, что ему не стоит искать встречи с Харальдом конунгом, и он прятался всю осень и первую половину зимы. Он скрывался в городе Бьёргюне у одного священника и придумывал, как бы ему погубить Харальда конунга. С ним заодно были очень многие, и некоторые из них были тогда дружинниками или приближенными Харальда конунга, а раньше были дружинниками Магнуса конунга. Теперь же они пользовались расположением Харальда конунга, так что всегда кто‑нибудь из них сидел за столом конунга. Вечером в день Люции [526] разговаривали двое из тех, кто там сидел, и один из них сказал конунгу:

– Господи, мы отдаем решение нашего спора в Ваши руки. Каждый из нас ставит в заклад бочонок меду. Я говорю, что Вы будете сегодня ночью спать с Ингирид, твоей женой, а он говорит, что Вы будете спать с Торой дочерью Гутхорма.

Тогда конунг отвечал, смеясь и совсем не подозревая, что в вопросе таилось такое большое коварство:

– Ты не выиграешь заклада.

Так они узнали, где конунг будет в эту ночь. А главная стража стояла тогда у того покоя, где, как думало большинство, спит конунг и его жена.


XVI


Сигурд Слембидьякон и несколько людей с ним пришли к тому покою, где спал конунг. Они взломали дверь и ворвались в покой с обнаженными мечами. Ивар сын Кольбейна первым нанес удар Харальду конунгу. А конунг лег спать пьяным и спал крепко. Он проснулся только когда его стали разить, и сказал спросонья:

– Ты жестока со мной, Тора!

Она вскочила и сказала:

– Те с тобой жестоки, кто больше хотят тебе зла, чем я!

Тут Харальд конунг распростился с жизнью. А Сигурд со своими людьми ушел.

Затем он велел позвать людей, которые обещали примкнуть к нему, если ему удастся лишить Харальда конунга жизни. Сигурд пошел к лодке, люди его сели на весла, и они поплыли к заливу под конунговы палаты. Уже начинало светать.

Сигурд встал и обратился к тем, кто стоял на конунговой пристани. Он объявил, что убил Харальда конунга, и потребовал, чтобы они примкнули к нему и провозгласили его конунгом, как ему подобает по рождению. На пристань сбежалось много народу из конунговых палат. Все они как один человек отвечали, что никогда этого не будет, чтобы они подчинились и служили убийце своего брата:

– А если он не был твоим братом, тогда ты не конунг по рождению.

Они бряцали оружием и объявили Сигурда и его людей вне закона. Протрубили в конунгову трубу и созвали всех лендрманнов и дружинников. Тут Сигурд и его люди увидели, что им остается лишь уходить.

Сигурд отправился в северный Хёрдаланд и созвал там бондов на тинг. Они подчинились ему и провозгласили его конунгом. Затем он направился в Согн и созвал там бондов на тинг. Там он тоже был провозглашен конунгом. Затем он отправился на север во Фьорды. Его там хорошо приняли. Ивар сын Ингимунда говорит так:


Взвели на престол

Сына Магнуса

Хёрды и согнцы

Следом за Харальдом.


Рати на тинге,

Как некогда брату,

Княжьему сыну

Клятвы давали.


Харальд конунг был погребен в старой Церкви Креста.



Сага о сыновьях Харальда Гилли

(Saga Inga Haraldssonar ok br œð ra hans)


I


Ингирид, конунгова вдова, лендрманны и дружина Харальда конунга решили послать быстроходный корабль на север в Трандхейм, чтобы сообщить трёндам о смерти Харальда конунга, а также о том, что трёнды должны провозгласить конунгом Сигурда, сына Харальда конунга, который был тогда на севере и который воспитывался у Гюрда Сеятеля сына Барда.

А Ингирид, конунгова вдова, сразу же отправилась на восток в Вик. Другого ее сына от Харальда конунга звали Инги. Он воспитывался в Вике у Амунди, сына Гюрда, сына Берси Законодателя. Когда они приехали в Вик, был созван Боргартинг. На нем Инги, которому тогда шел второй год, был провозглашен конунгом. Его провозглашение поддержали Амунди, Тьостольв сын Али и многие другие могущественные мужи.

Когда на север в Трандхейм пришло известие о том, что Харальд конунг убит, Сигурд, сын Харальда конунга, был провозглашен конунгом. Его провозглашение поддержали Оттар Кумжа, Пэтр сын Овечьего Ульва, и братья, Гутхорм из Рейна, сын Асольва, и Оттар Балли, и многие другие могущественные мужи.

Так братьям подчинился почти весь народ, и больше всего потому что их отец прослыл святым, и вся страна признала их власть с условием, что страна не попадает под власть никого другого, пока жив один из сыновей Харальда конунга.


II


Сигурд Слембидьякон поплыл на север к Стаду, и, когда он достиг Северного Мера, там уже были получены письма и знаки тех могущественных мужей, которые подчинились сыновьям Харальда конунга, и Сигурд не встретил там никакой поддержки. И так как людей у него было мало, он решил направиться в Трандхейм, куда он уже раньше послал гонцов к своим друзьям и приверженцам Магнуса конунга, который был ослеплен.

Когда он приплыл в Каупанг, он направился вверх по реке Нид и бросил якорь у двора конунга. Но им пришлось оттуда уйти, потому что весь народ был против них. Они поплыли тогда на Хольм и взяли из монастыря Магнуса сына Сигурда против воли монахов, так как он уже принял монашество. Но большинство людей говорит, что Магнус ушел из монастыря по своей воле и что слух, будто он был взят оттуда, был распространен, чтобы помочь его делу. Он надеялся добиться таким образом поддержки народа, и он ее добился. Все это произошло сразу после йоля.

Сигурд со своими людьми поплыл вдоль фьорда. За ним последовали Бьёрн сын Эгиля, Гуннар из Гимсара, Халльдор сын Сигурда, Аслак сын Хакона, братья Бенедикт и Эйрик, а также дружина, которая раньше следовала за Магнусом конунгом, и много других людей. Они все поплыли на юг вдоль побережья Северного Мера в низовья Раумсдаля. Там они разделились. Сигурд Слембидьякон сразу же еще зимой отправился на запад за море, а Магнус направился в Упплёнд, где он рассчитывал найти большую поддержку и в самом деле ее нашел. Он пробыл зиму и все лето в Упплёнде, и у него собралось большое войско.

Подошел Инги конунг со своим войском, и они встретились в месте, которое называется Мюнни. Завязалась ожесточенная битва. У Магнуса конунга было больше войска. Говорят, что во время битвы Тьостольв сын Али держал Инги конунга у себя за пазухой и шел под знаменем и что его очень теснили со всех сторон. Рассказывают, что именно тогда Инги получил увечья, которые у него остались на всю жизнь: спина у него была скрючена, и одна нога короче другой и так слаба, что он всю жизнь плохо ходил.

Но вот Магнус конунг стал терпеть большие потери. В первых рядах его войска пали Халльдор сын Сигурда, Бьёрн сын Эгиля и Гуннар из Гимсара. Погибла большая часть войска Магнуса, прежде чем он бежал с поля битвы. Колли говорит так:


Бились вы в метели

Гунн под Мюнни. Снова

C меча сычу крови

Корм давали вскоре. [527]


И еще так:


Он ушел не раньше,

Кольцеруб, чем в поле

Гридь оставил, щедрый.

Слыл героем в войнах.


Магнус бежал на восток в Гаутланд, а оттуда в Данию. В то время Карл сын Сони был ярлом в Гаутланде. Он был могуществен и жаден. Магнус Слепой и его люди говорили всем правителям, которых они встречали, что Норвегию может захватить любой могущественный правитель, если он захочет в нее вторгнуться, так как конунга в стране нет, а правят страной лендрманны, но те лендрманны, которые поставлены править страной, все враждуют друг с другом на почве зависти. И вот, поскольку Карл ярл был жаден до власти и прислушался к уговорам Магнуса, он собрал войско и поскакал на восток в Вик, и много народу подчинилось ему из страха.

Когда об этом узнали Тьостольв сын Али и Амунди, они двинулись навстречу ему с тем войском, которое им удалось собрать, и взяли с собой Инги конунга. Они сошлись с Карлом ярлом и гаутским войском на востоке в лесу Крокаског, и это была вторая битва, в которой Инги конунг одержал победу. В битве пал Мунан сын Эгмунда, брат матери Карла ярла. Эгмунд, отец Мунана, был сыном Орма ярла, сына Эйлива и Сигрид, дочери ярла Финна сына Арни. Астрид дочь Эгмунда была матерью Карла ярла. Много народу погибло в Крокаскоге, и ярл бежал из леса на восток. Инги конунг прогнал их далеко на восток из своей державы, так что их поход кончился позором. Колли говорит так:


Возвестим, как витязь –

Вран припал к горячим

Ранам гаутов – светлый

Меч кровавил в сече.


Плату взял с пней битвы [528]

Тех, кто спор затеял,

Свою в Крокаскоге

Утвердил ты силу.



III


Магнус Слепой направился в Данию к Эйрику Незабвенному, [529] и его там хорошо приняли. Он предложил сопровождать Эйрика в Норвегию, если бы тот захотел подчинить себе страну и, пришел бы в Норвегию с датским войском. Он уверял, что, если бы тот нагрянул с ратной силой, ни один человек в Норвегии не решился бы метнуть в него копьем.

Конунг поддался на уговоры и созвал ополчение. Он двинулся с шестью сотнями кораблей на север в Норвегию, и Магнус Слепой и его люди сопровождали конунга датчан в этом походе. Приплыв в Вик, они направились вдоль западного побережья фьорда, не нарушая особо мира. Но когда их войско подошло к Тунсбергу, там было большое множество лендрманнов Инги конунга. Ватн‑Орм сын Дага, брат Грегориуса, предводительствовал ими.

Так что датчане не могли сойти на берег и запастись водой. Многие из них были там перебиты. Тогда они направились внутрь фьорда к Осло, но там был Тьостольв сын Али.

Рассказывают, что ковчег с мощами святого Халльварда хотели вынести вечером из города, и несло его столько людей, сколько могло поместиться под ним, но его не сумели даже вынести из церкви. А утром, когда увидели, что войско на кораблях подходит к острову Хёвудей, четыре человека вынесли ковчег из города, и Тьостольв и весь городской люд шли за ковчегом.


IV


Эйрик конунг и его люди вторглись в город, а некоторые стали преследовать Тьостольва с его людьми. Тьостольв пустил стрелу в человека. которого звал Аскель, – он защищал нос на корабле Эйрика конунга, – и она попала ему в горло и вышла на затылке. Тьостольв считал, что ему никогда не случалось более удачно выстрелить, потому что на том не было другого обнаженного места, кроме горла. Ковчег с мощами святого Халльварда был отнесен в Раумарики и оставался там три месяца. Тьостольв объехал Раумарики и ночью собрал там войско. Утром он вернулся в город.

Эйрик конунг велел поджечь Церковь Халльварда и дома повсюду в городе, и все сгорело дотла. Тут подоспел Тьостольв с большим войском, и Эйрик конунг уплыл со своими кораблями. Они нигде не могли высадиться на севере фьорда из‑за лендрманнов. Всюду, где они пытались высадиться, было пять или шесть лендрманнов или еще больше.

Инги конунг стоял в Хорнборусунде с большим войском. Когда Эйрик конунг узнал об этом, он повернулся назад в Данию. Инги конунг преследовал их, нанося им столько ущерба, сколько мог. Говорят, что никогда не бывало более неудачного похода, предпринятого с большой ратью, во владения другого конунга, и Эйрик конунг был очень сердит на Магнуса и его людей и считал, что он сделал из себя посмешище, поддавшись на их уговоры, и говорил, что больше не будет таким их другом, каким был раньше.


V


Сигурд Слембидьякон приплыл в то лето с запада из‑за моря в Норвегию. Когда он услышал о неудаче Магнуса, своего родича, он понял, что найдет мало поддержки в Норвегии, и поплыл на юг вдоль побережья, держась открытого моря, и приплыл в Данию. Он вошел в Эйрарсунд и к югу от Эрри встретил несколько вендских кораблей. Он вступил с ними в бой и одержал победу. Он очистил восемь кораблей, перебил много людей и некоторых повесил. Он сразился с вендами также у Мена и одержал победу. Затем он поплыл на север и зашел в восточный рукав Эльва. Так он захватил три корабля Торира Навозника и Олава, сына Харальда Копье, своего племянника. Матерью Олава была Рагнхильд, дочь конунга Магнуса Голоногого. Он согнал Олава на берег.

Торир был в Конунгахелле и собрал там войско. Сигурд направился туда, и между ними завязалась перестрелка. У обеих сторон были убитые, и многие были ранены. Сигурду и его людям не удалось высадиться на берег. В перестрелке погиб Ульвхедин сын Сёксольва, он был родом с севера Исландии и сражался на носу корабля Сигурда. Сигурд уплыл оттуда и направился на север в Вик, и разорял там страну. Он стоял в Портюрье на Лунгардссиде, подстерегая корабли, которые шли в Вик или из Вика, и грабил их. Жители Тунсберга собрали войско и нагрянули на него, когда он и его люди были на берегу и делили добычу. Одни напали на них с суши, а другие поставили свои корабли поперек, загораживая выход в море. Сигурд побежал на свой корабль и поплыл им навстречу. Ближайшим к нему оказался корабль Ватн‑Орма, и тот отвел свой корабль. Сигурд проплыл мимо него и ускользнул на одном корабле, но многие из его войска погибли. Тогда сочинили такие стихи:


Ватн‑Орм у Портюрьи

Сплоховал в пре стали, [530]



VI


Сигурд Слембидьякон поплыл затем на юг в Данию, и тут погиб один человек с его корабля – Кольбейн сын Торльота из Батальда. Он был в лодке, привязанной к кораблю, а они плыли быстро. Корабль Сигурда разбился, когда они приплыли на юг, и он остался на зиму в Алаборге. А на следующее лето они с Магнусом отправились на семи кораблях на север и подошли ночью, когда их никто не ждал, к Листи и причалили к берегу.

Там был в то время Бентейн сын Кольбейна, дружинник Инги конунга, смельчак, каких мало. На рассвете Сигурд и его люди сошли на берег, напали врасплох и хотели поджечь усадьбу. Но Бентейн укрылся в какой‑то клети. Он был во всеоружии. Он стоял у двери с обнаженным мечом. Перед собой он держал щит, а на голове у него был шлем, и он приготовился защищаться. Дверь была довольно низкая. Сигурд спросил, почему никто не входит внутрь. Ему ответили, что никто не решается. Но в то время, когда шел этот разговор, Сигурд проскочил внутрь мимо Бентейна. Тот нанес по нему удар, но промахнулся. Тогда Сигурд повернулся к нему, и они успели обменяться только немногими ударами, прежде чем Сигурд сразил его и вышел, держа его голову в руке. Они взяли все добро, какое было в усадьбе, и ушли на свои корабли.

Когда Инги конунг и его друзья узнали об убийстве Бентейна и двух других сыновей Кольбейна – Сигурда и Гюрда, братьев Бентейна, конунг собрал войско и сам отправился в поход против Сигурда и его людей. Он захватил корабль Хакона Пунгельты сына Паля, внука Аслака сына Эрлинга из Соли, двоюродного брата Хакона Брюхо. Инги согнал Хакона на берег и захватил у них все пожитки. Сигурд Аист, сын Эйндриди из Гаутдаля, Эйрик Хелль, его брат, и Андреас Кельдускит, сын Грима из Виста бежали во фьорды, а Сигурд и Магнус и Торлейв Четверик поплыли с тремя кораблями на север в Халогаланд, держась открытого моря.

Магнус провел зиму на Бьяркей у Видкунна сына Иона. А Сигурд отрубил штевни у своего корабля, пробил в нем дыру и потопил его в глубине Эгисфьорда. Он пробыл зиму в Тьяльдасунде на Хинне в месте которое называется Глюврафьорд. В глубине фьорда есть пещера в скале. Сигурд и его люди, их было больше двадцати человек, пробыли там зиму. Они заделали вход в пещеру, так что его не было видно с берега. В продолжение зимы Сигурду доставляли пропитание Торлейв Четверик и Эйнар, сын Эгмунда из Санда и Гудрун дочери Эйнара, сына Ари из Дымных Холмов. Говорят, что в ту зиму финны сделали Сигурду две лодки в глубине фьорда. Они были сшиты жилами, и в них не было гвоздей. Куски прутьев служили в них скрепами. В каждой из этих лодок умещалось двенадцать гребцов. Сигурд был у финнов, когда они мастерили лодки. У них было пиво, и они пригласили Сигурда на пир. Он потом сочинил такое:


Славно в землянке

Мы пировали,

И княжий сын весел

Шагал меж скамей.


За брашнами нашими

Не сякла радость,

И муж веселье

Вселял в мужа.


Лодки эти были такие быстроходные, что никакой корабль не мог их обогнать, как сказано здесь:


Всех обойдет

Ладья халейгов,

Бежит под ветром,

Жилами сшита.


Весной Сигурд и Магнус поплыли на юг на двух лодках, сделанных финнами. Приплыв в Вагар, они убили там Свейна священника и двух его сыновей.


VII


Сигурд поплыл на юг в Викар и захватил там Вильяльма Скорняка – он был лендрманном Сигурда конунга – и Торальда Челюсть. Обоих они убили. Затем Сигурд поплыл на юг вдоль берега и на юге у Бюрды встретил Стюркара Блестящий Хвост. Он плыл на север из Каупанга. Они убили его. Приплыв на юг на Вальснес, Сигурд встретил Свинячего Грима и велел отрубить ему правую руку. Потом он поплыл на юг в Мёр мимо Трандхеймсмюнни и захватил там Хедина Твердобрюхого и Кальва Круглоглазого. Хедина он отпустил, а Кальва они убили.

Сигурд конунг и Гюрд Сеятель, его воспитатель, услышали о поездках Сигурда и его делах. Они послали людей на поиски его. Предводителями их назначили Йона Курицу, сына Кальва Кривого, брата Ивара епископа, и Йона Дербника, священника. Они взошли на Оленя. На нем было двадцать две скамьи для гребцов. Это был самый быстроходный из кораблей.

Они отправились на поиски Сигурда, но не нашли его и вернулись, не покрыв себя славой, потому что, как говорят, они видели Сигурда и его людей, но не решились напасть на них.

Сигурд направился на юг в Хёрдаланд и приплыл на Хердлу. Там жил Эйнар сын Лососьего Паля. Он уехал в Хамарсфьорд на празднование вознесенья. Они забрали все добро, которое нашли у него, боевой корабль с двадцатью пятью скамьями для гребцов, принадлежавший Эйнару, и его четырехлетнего сына, который находился у одного из его работников. Некоторые хотели убить мальчика, другие хотели увезти его с собой. Работник Эйнара сказал им:

– Вам не будет никакой пользы от того, что вы убьете этого мальчика, и никакой выгоды от того, что вы его увезете с собой. Он мой сын, а не Эйнара.

Поверив его словам, они оставили мальчика и уехали. Когда Эйнар вернулся домой, он дал этому работнику денег до двух эйриров золота, поблагодарил его за вмешательство и обещал всегда быть его другом.

Так говорит Эйрик сын Одда, который первым записал этот рассказ. [531] По его словам, он слышал в Бьёргюне, как Эйнар сын Паля рассказывал об этих событиях.

Сигурд поехал затем на юг вдоль берега и дальше на восток в Вик и на востоке в Квильдире настиг Финна сына Овечьего Ульва, который ехал собирать подати для Инги конунга, и они повесили его. Они поехали потом на юг в Данию.


VIII


Жители Вика и Бьёргюна говорили, что не подобает Сигурду конунгу и его друзьям сидеть спокойно на севере в Каупанге, в то время как убийцы его отца проплывают по большой дороге мимо Трандхеймсмюнни, а Инги конунг со своим войском на востоке в Вике подвергается опасности и защищает страну, и уже много раз сражался. И вот Инги конунг шлет послание на север в Каупанг. Это послание гласило:

– Инги конунг, сын Харальда конунга, шлет божье и свое приветствие Сигурду конунгу, своему брату, Гюрду Сеятелю, Эгмунду Свифтиру, Оттару Кумже, всем лендрманнам, дружинникам и слугам и всему народу, богатым и бедным, молодым и старым. Всем людям известна опасность, в которой мы находимся, а также наша молодость, то, что тебе всего пять лет от роду, а мне всего три. Мы ничего не можем предпринять, не пользуясь помощью наших друзей и добрых людей. Но я думаю, что мне и моим друзьям больше угрожают беда и опасность, которые нас обоих постигли, чем тебе и твоим друзьям. Поэтому соизволь поскорее прибыть ко мне с возможно большие войском, дабы мы были вместе, что бы ни случилось. Тот наш лучший друг, кто хочет, чтобы мы всегда были в возможно большем согласии и во всем заодно. Но если ты, как ты и раньше делал, не откликнешься на призыв, с которым я вынужден к тебе обратиться, и не прибудешь ко мне, то будь готов к тому, что я пойду против тебя с войском. И пусть тогда бог рассудит нас, потому что мы не можем больше нести такие большие расходы и содержать такое большое войско, которое здесь необходимо из‑за немирья, в то время как ты получаешь половину всех податей и других доходов в Норвегии. Божий мир с вами!

Тогда Оттар Кумжа ответил и встал на тинге и сказал:


IX


– Вот что Сигурд конунг должен сказать своему брату Инги конунгу: да возблагодарит тебя бог за твое дружественное приветствие, а также за труды и тяготы, которые ты и твои друзья несут в этой державе вследствие беды, которая постигла нас обоих. И хотя кое‑что в словах Инги конунга своему брату Сигурду конунгу кажется довольно суровым, он по многим причинам имеет право говорить так. Я хочу высказать свое мнение и услышать, согласны ли с ним Сигурд конунг или другие могущественные люди. По‑моему, ты, Сигурд конунг, должен собраться в поход с войском, которое за тобой последует, чтобы защищать свою страну, и отправиться к Инги конунгу, твоему брату, с возможно большим числом людей, как только ты сможешь, и помогать друг другу во всех опасностях, а всемогущий бог да поможет вам обоим. Мы хотим услышать твое решение, конунг.

Пэтр, сын Овечьего Ульва, принес Сигурда конунга на тинг. Его с тех пор стали называть Пэтр Носильщик. Конунг сказал:

– Знайте все, если я должен вынести решение, что я хочу отправиться к Инги конунгу, моему брату, как можно скорее.

После этого говорили один за другим, и хотя каждый начинал по‑своему, их речи кончались тем же, что сказал Оттар Кумжа, и было решено собрать войско и отправиться на восток страны. И Сигурд конунг направился на восток в Вик и встретился там с Инги конунгом, своим братом.


X


В ту же самую осень приплыли Сигурд Слембидьякон и Магнус Слепой с юга из Дании с тридцатью кораблями и войском датчан и норвежцев. Это было в начале зимы. Когда конунги и их войско узнали об этом, они двинулись на восток им навстречу.

Они сошлись у островов Хвалир у Острова Серого на следующий день после дня Мартейна. [532] Это было воскресенье.

У конунгов Инги и Сигурда было двадцать кораблей, и все они были большие. Завязалась ожесточенная битва, но после первого натиска датчане бежали с восемнадцатью кораблями к себе домой на юг. Тогда стали очищать от людей корабли Сигурда и Магнуса. И когда корабль Магнуса был почти очищен, а он лежал на своем ложе, Хрейдар сын Грьотгарда, который давно примкнул к нему и был его дружинником, подхватил Магнуса конунга и хотел перепрыгнуть с ним на другой корабль. Тут копье попало Хрейдару между лопаток и пронзило его насквозь. Люди рассказывают, что Магнус погиб от этого же копья и что Хрейдар упал навзничь на палубу, а Магнус – на него. И все говорят, что Хрейдар хорошо и доблестно постоял за своего господина. Хорошо тому, кто снискал такую славу!

На корабле Магнуса конунга погибли также Лодин Хлебала из Линустадира, Бруси сын Тормода, защищавший нос на корабле Сигурда Слембидьякона, Ивар сын Кольбейна и Халльвард Лощильник, защищавший корму на корабле Сигурда Слембидьякона. Ивар был тем, кто, ворвавшись к Харальду конунгу, первым нанес ему удар.

Погибла большая часть войска Магнуса и Сигурда, так как люди Инги никому не давали ускользнуть, кого они могли настичь, хотя я называю только немногих. На одном островке они убили больше шестидесяти человек. Там были убиты также два исландца: Сигурд священник, сын Бергтора сына Мара, и Клемент, сын Ари сына Эйнара. Там был также Ивар Кольцо, сын Кальва Кривого. Он был потом епископом на севере в Трандхейме. Он был отцом Эйрика архиепископа. Ивар всегда следовал за Магнусом. Он спасся, бежав на корабле своего брата Иона Курицы. Йон был женат на Цецилии, дочери Гюрда сына Барда. Трое спаслось на корабль Йона: вторым был Арнбьёрн Амби, который потом женился на дочери Торстейна из Аудсхольта, а третьим – Ивар Хлыщ сын Стари. Он был братом Хельги сына Стари, и трандхеймец со стороны матери. Это был очень красивый муж.

Когда люди узнали, что эти трое на корабле Иона, они взялись за оружие и хотели напасть на Йона и его людей. А те приготовились к сопротивлению, и было похоже на то, что снова начнется битва. Однако помирились на том, что Йон взялся выкупить своего брата Ивара и Арнбьёрна, и тут же выплатил деньги, и эти деньги ему потом вернули. А Ивара Хлыща свели на берег и обезглавили: сыновья Кольбейна Сигурд и Гюрд не захотели брать за него выкуп, так как не могли простить ему того, что он присутствовал при убийстве их брата Бентейна.

Ивар епископ говорил, что его ничто никогда не затрагивало сильнее, чём то, как Ивара свели на берег, чтобы обезглавить, а он обернулся к ним и пожелал им счастливо оставаться. Это рассказала Гудрид дочь Бергира, сестра Йона архиепископа, Эйрику сыну Одда5. По ее словам, она слышала это от Ивара епископа.


XI


Трандом Мытарем звали человека, который правил одним из кораблей в войске Инги. А дошло до того, что люди Инги подплывали на лодках к тем, кто был в воде, и убивали всех, кого настигали.

Сигурд Слембидьякон прыгнул в море со своего корабля, когда тот был очищен от людей, и скинул с себя кольчугу в воде. Затем он поплыл, прикрываясь щитом. А какие‑то люди с корабля Транда настигли одного человека, который плыл, и хотели его убить. Тот стал просить пощады и сказал, что откроет, где Сигурд Слембидьякон. Они согласились. А щиты, копья, трупы убитых и одежда плавали повсюду между кораблями.

– Видите, – говорит он, – как плывет красный щит. Он под ним.

Они подплыли туда, схватили человека под щитом и отвезли на корабль Транда. Тот известил Тьостольва, Оттара и Амунди. Сигурд Слембидьякон имел при себе огниво и трут, спрятанный в ореховой скорлупе, облепленной снаружи воском. Об этом упоминается потому, что это казалось очень хитрым способом сохранять трут сухим. Он плыл под щитом, чтобы никто не узнал, он это или кто другой, потому что многие плыли так в море. Они сами говорят, что никогда бы его не нашли, если бы им не сказали. Когда Транд сошел с ним на берег и людям было сказано, что он схвачен, в войске раздался крик радости. Услышав его, Сигурд сказал:

– Многие злые люди порадуются сегодня моей смерти.

Тут Тьостольв сын Али подошел туда, где тот сидел, и сорвал у него с головы шелковую шапку, отделанную лентами. Тьостольв сказал:

– Как ты посмел, рабий сын, назваться сыном Магнуса конунга?

Тот ответил:

– Не смей равнять моего отца с рабом, потому что мало чего стоил твой отец рядом с моим.

Халль, сын Торгейра Лекаря сына Стейна, был дружинником Инги конунга и присутствовал при всех этих событиях. Он рассказал о них Эйрику сыну Одда, и тот записал этот рассказ. Эйрик написал книгу, которая называется Хрюггьярстюкки. В этой книге рассказывается о Харальде Гилли и двух его сыновьях, о Магнусе Слепом и о Сигурде Слембире, всё до самой их смерти. Эйрик был человек умный и подолгу бывал в Норвегии в те времена. Некоторые рассказы он записал со слов Хакона Брюхо, лендрманна сыновей Харальда. Хакон и его сыновья участвовали во всех этих распрях и делах. Эйрик называет также других людей, умных и заслуживающих доверия, которые рассказали ему об этих событиях и которые присутствовали при них, так что видели или слышали, что происходило, а кое‑что он написал, согласно тому, что сам слышал или видел5.


XII


Халль рассказывает, что предводители войска хотели сразу же предать Сигурда Слембира смерти, но самые жестокие и те, у которых было за что мстить ему, настояли на том, чтобы пытать его, и это было поручено братьям Бентейна Сигурду и Гюрду, сыновьям Кольбейна. Также Пэтр Носильщик хотел отомстить за Финна, своего брата. Но предводители войска и большинство других устранились.

Ему поломали ноги и руки обухом секиры. Затем сорвали с него одежду и хотели содрать с него живого кожу. У него стали сдирать кожу с черепа, но потоки крови помешали им. Тогда они сделали ременный бич и долго стегали его, так что вся кожа сошла с него, как будто ее содрали с него. Тут они стали бить его поленом по хребту, пока не переломили. Затем они подтащили его к дереву и повесили. Затем они отрубили у него голову и оттащили его труп и закопали в куче камней.

Все, как друзья, так и враги его, говорят, что не было человека в Норвегии, который в чем‑либо превосходил Сигурда, насколько помнят люди, которые тогда жили. Но не было ему кое в чем удачи. Халль рассказывает, что он мало говорил и почти не отвечал, когда к нему обращались, и вел себя так, как если бы они били по бревну или камню. Халль утверждает, что он, наверно, был человеком большой силы духа, раз он переносил пытки, не моргнув глазом. Халль рассказывает также, что он ни разу не изменил голоса и говорил так же спокойно, как будто он сидел за пивом, не повышал и не понижал голоса, и голос его не дрожал. Он говорил до самой своей смерти и в промежутки пел что‑то из псалтыря. Халль сказал, что, как ему кажется, все это намного превосходит мужество и силу духа других людей.

Священник, церковь которого была неподалеку, позаботился о том, чтобы тело Сигурда перенесли в церковь. Этот священник был другом сыновей Харальда. Но когда те узнали об этом, они разгневались на него и велели отнести тело туда, где оно лежало раньше, и кроме того священник должен был раскошелиться. Но друзья Сигурда приехали потом за его телом на корабле с юга из Дании, отвезли его в Алаборг и погребли там в городе в Церкви Марии. Кетиль пробст, который был хранителем Церкви Марии, сказал Эйрику, что Сигурд похоронен там.

Тьостольв сын Али велел отвезти тело Магнуса конунга в Осло и похоронить его в Церкви Халльварда рядом с Сигурдом конунгом, его отцом. Тело Лодина Хлебалы они отвезли в Тунсберг, и всех остальных дружинников они погребли там.


XIII


Сигурд и Инги правили Норвегией шесть лет. В ту весну с запада из Шотландии приехал Эйстейн. Он был сыном Харальда Гилли. Арни Стурла, Торлейв сын Брюньольва и Кольбейн Куча поехали на запад за море за Эйстейном и привезли его в страну и сразу же направились на север в Трандхейм. Трёнды хорошо его приняли, и он был провозглашен конунгом на Эйрартинге на неделе перед вознесеньем. Он должен был владеть третью Норвегии, как его братья.

Сигурд и Инги были тогда на востоке страны. Конунги вступили в переговоры через гонцов и договорились, что Эйстейн будет править третью державы. (. .) [533] так как верили тому, что некогда сказал Харальд конунг. Мать Эйстейна звали Бьядок. Она приехала в Норвегию вместе с ним.


XIV


Магнусом звали четвертого сына Харальда конунга. Его воспитывал Кюрпинга‑Орм. Магнус тоже был провозглашен конунгом и получил свою часть страны. У Магнуса были больные ноги. Он прожил недолго и умер в постели. О нем упоминает Эйнар сын Скули:


Кольца Эйстейн делит.

Разит Сигурд в битве.

Звонок меч у Инги.

Мир приносит Магнус.


Четверо, меж смертных

Всех превыше – крыши –

Братья – Игга [534] в рети

Княжий род пятнает.


После смерти конунга Харальда Гилли Ингирид, конунгова вдова, вышла замуж за Оттара Кумжу. Он был лендрманном и могущественным человеком. Он был трёнд родом. Он был могучей опорой Инги конунга, когда тот был ребенком. Сигурд конунг недолюбливал его. Он считал, что тот всегда держит сторону Инги конунга, своего пасынка. Оттар Кумжа был убит однажды вечером в Каупанге, когда он пошел к вечерне. Он услышал свист меча в воздухе и поднял руку, чтобы защититься плащом, думая, что в него бросили снежком, как это в обычае у мальчишек. Удар меча сразил его. Альв Драчун, его сын, как раз в это время входил на церковный двор. Он увидел, что его отец упал, а также, что человек, который его сразил, побежал на восток за церковь. Альв побежал за ним и убил его у церковного угла. Люди говорили, что месть ему хорошо удалась, и стали думать о нем гораздо лучше, чем раньше.


XV


Конунг Эйстейн сын Харальда был в Трандхейме, когда услышал о смерти Оттара. Он сразу же собрал войско бондов. Он направился в город, и у него было много народу. Родичи и друзья Оттара винили в его убийстве Сигурда конунга, который был тогда в Каупанге. Бонды были очень злы на него. А он сказал, что готов подвергнуться божьему суду и пронести раскаленное железо, чтобы снять с себя обвинение, и на этом помирились. Сигурд конунг уехал после этого на юг страны, и божий суд так и не состоялся.


XVI


У Ингирид, конунговой матери, был сын от Ивара Прута. Его имя было Орм, а потом его звали Конунговым Братом. Он был очень красив с виду и стал могущественным человеком, о чем еще будет речь позднее. Ингирид, конунгова мать, вышла замуж за Арни из Стодрейма. Его потом звали Конунговым Отчимом. Их детьми были Инги, Николае, Филиппус с Хердлы и Маргрет, на которой был женат Бьёрн Козел, а потом Симун сын Кари.


XVII


Эрлингом звали сына Кюрпинга‑Орма и Рагнхильд, дочери Свейнки сына Стейнара. Кюрпинга‑Орм был сыном Свейна сына Свейна, сына Эрленда из Герди. Матерью Орма была Рагна, дочь ярла Орма, сына Эйлива и Ингибьёрг, дочери ярла Финна сына Арни. Матерью Орма ярла была Рагнхильд, дочь ярла Хакона Могучего.

Эрлинг был человеком умным и большим другом Инги конунга. По его совету Эрлинг женился на Кристин, дочери Сигурда конунга и Мальмфрид, конунговой жены. У Эрлинга было поместье в Студле в южном Хёрдаланде.

Эрлинг уехал из страны и с ним Эйндриди Юный и еще другие лендрманны. У них была хорошая дружина. Они собрались в Йорсалир и поплыли на запад за море на Оркнейские острова. Там к ним присоединился Рёгнвальд ярл, которого прозывали Кали, и Вильяльм епископ. Они отплыли с Оркнейских островов с пятнадцатью боевыми кораблями и направились к Южным Островам, а оттуда на запад в Валланд и дальше путем, по которому плавал Сигурд Крестоносец, в Нёрвасунд и воевали повсюду в языческой Испании. Вскоре после того, как они прошли Нёрвасунд, от них отделился Эйндриди Юный со своей дружиной и шестью кораблями, и обе части поплыли своим путем.

Рёгнвальд ярл и Эрлинг Кривой встретили в море дромунд [535] и с девятью кораблями напали на него и вступили с ним в бой. В конце концов они поставили свои корабли борт о борт с дромундом. Язычники [536] бросали сверху копья, камни и котлы, полные кипящих смолы и масла. Эрлинг поставил свой корабль всего ближе к дромунду, так что всё это язычники обрушили на его корабль; Но тут Эрлинг и его люди прорубили отверстия в борту дромунда, некоторые под водой, а некоторые над водой, и вошли в них. Торбьёрн Скальд Кривого говорит в Драпе об Эрлинге так:


Под водой – поддался

Борт – норвежцы бреши

Пробили, неведом

Им страх, топорами.


И сверху сквозь железо,

У кормильцев орлих

На виду, врубились

В бок оленю пены. [537]


Аудун Рыжий – он защищал нос на корабле Эрлинга – первым взошел на дромунд. Они овладели дромундом и перебили на нем уйму народу. Они захватили огромную добычу и одержали славную победу.

Рёгнвальд ярл и Эрлинг Кривой добрались до Йорсалаланда и до реки Иордан. Затем они повернули назад и сначала направились в Миклагард. Там они оставили свои корабли, отправились дальше по суше и в конце концов благополучно вернулись в Норвегию. Эта поездка очень прославила их. Эрлинг стал теперь большим человеком, как благодаря этой поездке, так и благодаря своей женитьбе. К тому же он был человеком умным, богатым, знатным и красноречивым. Он был привержен Инги больше, чем его братьям.


XVIII


Сигурд конунг ездил со своей дружиной по пирам на востоке в Вике и проезжал мимо усадьбы, принадлежавшей богатому бонду по имени Симун. Проезжая через эту усадьбу, конунг услышал в доме такое красивое пение, что был им пленен. Он подъехал к дому и, заглянув в него, увидел женщину, которая молола на мельнице и необычайно красиво пела. Конунг сошел с коня, подошел к женщине и возлег с ней. Когда он уехал, Симун узнал, что произошло. Женщину звали Тора. Она была работница Симуна. С тех пор Симун стал заботиться о ней. В свое время эта женщина родила сына. Ему дали имя Хакон и называли сыном Сигурда конунга.

Хакон воспитывался у Симуна сына Торберга и Гуннхильд, его жены. Там росли также сыновья Симуна и Гуннхильд – Энунд и Андреас. Они и Хакон очень любили друг друга, так что ничто не могло разлучить их, кроме смерти.


XIX


Эйстейн конунг был на востоке в Вике близко к границе страны. У него была распря с бондами Ранрики и Хисинга. Они выступили против него, и он сразился с ними и одержал победу. Место, где они сражались, называется Лейкберг. Он пожег многих в Хисинге. После этого бонды покорились ему, заплатили большую дань, и конунг взял у них заложников. Эйнар сын Скули говорит так:


В Лёйкберге всяк,

Кто встал под стяг,

Был духом твёрд,

Вождю оплот.

Был княжий суд

В Ранрики крут.

Люд отдать спешил

Всё, что князь просил.


На Вик ополчась,

Платил им князь

Гневен войной,

Доблий герой.

Дрожал народ

За свой живот

И нёс он дань,

Лишь бы кончить брань.



XX


Вскоре после этого Эйстейн конунг предпринял поход на запад за море и поплыл в Катанес. Узнав, что ярл Харальд сын Маддада в Торсе, он направился туда с тремя большими кораблями и застал ярла и его людей врасплох. У ярла был корабль с тридцатью скамьями для гребцов и на нем восемьдесят человек. Но так как они были застигнуты врасплох, Эйстейну конунгу и его людям удалось сразу же взойти на корабль. Они захватили ярла в плен и отвели на свой корабль. Он откупился тремя марками золота. На этом они расстались. Эйнар сын Скули говорит так:


Восемьдесят вывел

Харальд воев ярый

В бой. Радетель чайки

Павших [538] рвался к славе.


Князь с тремя санями

Строп разбил – на милость

Вождя кряж кольчужный

Скоро сдался – ярла. [539]


Оттуда Эйстейн конунг поплыл на юг вдоль восточного побережья Шотландии и пристал у торгового города, который назывался Апардьон. Он перебил там много народу и разорял город. Эйнар сын Скули говорит так:


Сгубил князь полк –

Грыз трупы волк –

И в Апардьон

Нёс тарчей звон.


Вторая битва у него была на юге у Хьяртаполля против войска рыцарей, которых он обратил в бегство. Они очистили там несколько кораблей. Эйнар говорит так:


Булат сёк рьян,

И рдел дождь ран,

Шла воевать

Хьяртаполль рать.


Ладей в тот раз,

Слышь, англ не спас,

Лился бранный ток,

Витнира глоток. [540]


Затем он направился на юг в Англию, и его третья битва была у Хвитабю. Он одержал победу и сжег город. Эйнар говорит так:


Гром палиц Хлёкк [541]

Героя влёк,

Сёк меч в бою

При Хвитабю.


Князь рушил мир,

Ждал волка пир.

Яр, жёг людей

Древес злодей. [542]


После этого он воевал в разных местах в Англии. Стевнир [543] был тогда конунгом Англии. Затем Эйстейн сразился у Скарпаскера с несколькими рыцарями. Эйнар говорит так:


В Скёрпускере вождь –

Стальной шёл дождь –

Сломить сумел

Властителей стрел.


Затем он сражался у Пилавика и одержал победу. Эйнар говорит так:


Князь в Пилавик

Мечом проник,

И парта [544] труп

Рвал волчий зуб.


Он Лангатун рад –

За морем булат

Кромсал тела –

Спалить дотла.


Они сожгли Лангатун, большое селение, и люди говорят, что с тех пор оно не было отстроено заново. Затем Эйстейн конунг уплыл из Англии и осенью вернулся в Норвегию. Люди говорили о его походе по‑разному.


XXI


Мир царил в Норвегии в первые дни правления сыновей Харальда, и согласие между ними было более или менее устойчивым, пока жили их старые советники и пока Инги и Сигурд был младенцами. У них была общая дружина, а у Эйстейна была своя. Он был уже взрослым. Но когда умерли воспитатели Инги и Сигурда, а именно Гюрд Сеятель сын Барда, Амунди сын Гюрда, Тьостольв сын Али, Оттар Кумжа, Эгмунд Свифтир и Эгмунд Денгир, брат Эрлинга Кривого – Эрлинг не был в почете, пока был жив Эгмунд, – Инги и Сигурд разделили свою дружину, и советником Инги конунга стал Грегориус сын Дага, сына Эйлива и Рагнхильд, дочери Скофти сына Эгмунда. У Грегориуса было много добра, и сам он был очень дельный человек. Грегориус стал управлять страной при Инги конунге, и конунг позволял ему распоряжаться своими владениями, как тот хотел.

Сигурд конунг сделался очень необузданным и немилостивым, когда вырос. Таким же был Эйстейн. Правда, Эйстейн был несколько сдержанней, но зато он был крайне жаден и скуп. Сигурд конунг был мужем рослым, сильным и статным. Волосы у него были русые. У него был некрасивый рот, хотя другие черты лица были у него хорошие. Он был необычайно красноречив и находчив. Об этом упоминает Эйнар сык Скули:


Затмил вождь отважный

Всех речами, в сече

Сигурду от бога

Успех, столбу победы.


Остальных, коль молвит

Слово тот, кто в битвах

Кровь, велеречивый,

Пролил, и не слышно.



XXII


Эйстейн конунг был черноволос и смугл. Он был среднего роста. Человек он был умный и понятливый, но ему вредило в глазах людей то, что он был скуп и жаден. Он был женат на Рагне, дочери Николаеса Чайки.

Инги конунг был очень красив лицом. У него были светло‑русые несколько жидкие, но кудрявые волосы. Он был мал ростом и с трудом мог ходить один. Одна нога у него была сухая, а плечи и грудь скрючены. Он был приветлив и обходителен с друзьями, щедр на деньги и в управлении страной охотно слушался своих советников. Народ его любил. Благодаря всему этому большинство людей было на его стороне.

Дочь конунга Харальда Гилли звали Бригида. Она была замужем сначала за конунгом шведов Инги сыном Халльстейна, затем за ярлом Карлом сыном Сони и затем за Магнусом конунгом шведов. Она и конунг Инги сын Харальда были единоутробными братом и сестрой. Ее последним мужем был ярл Биргир Улыбка. У них было четверо сыновей. Одним был Филиппус ярл, вторым – Кнут ярл, третьим – Фольки, четвертым – Магнус. Их дочерьми были Ингигерд, на которой был женат Сёрквир конунг – их сыном был Йон конунг, – второй была Кристин, третьей – Маргрет. Вторую дочь Харальда Гилли звали Мария. На ней был женат Симун Ножны, сын Халлькеля Сутулого. Их сына звали Николас. Третью дочь Харальда Гилли звали Маргрет. На ней был женат Йон сын Халлькеля, брат Симуна.

Между братьями происходило много такого, что вело к раздору. Но я упомяну только о том, что имело важные последствия.


XXIII


Николас кардинал из Румаборга приехал в Норвегию во времена сыновей Харальда. Его послал в Норвегию папа. Кардинал гневался на Сигурда и Эйстейна, и они должны были искать примирения с ним. А к Инги он благоволил и называл своим сыном.

Когда они все помирились с ним, он соизволил посвятить Йона сына Биргира в архиепископы в Трандхейме, пожаловал ему одеяние, которое называется паллиум, и постановил, что престол архиепископа должен быть в Нидаросе в Церкви Христа, где покоится конунг Олав Святой. А раньше в Норвегии были только епископы. Кардинал распорядился, что никто не должен безнаказанно входить в торговый город с оружием, кроме двенадцати дружинников, сопровождающих конунга. Он во многом улучшил нравы людей в Норвегии, пока был в стране. Никогда в Норвегию не приезжал чужестранец, который был бы всеми так уважаем и оказал такое влияние на народ, как он. Он потом уехал на юг, получив богатые дружеские подарки, и обещал, что всегда останется лучшим другом норвежцев. Вскоре после того как он вернулся на юг в Румаборг, умер тогдашний папа, и весь народ Румаборга пожелал, чтобы Николаи стал папой. И он был посвящен в папы под именем Адриануса. [545] Люди, которые в его времена бывали в Румаборге, говорят, что, как бы он ни был занят делами с другими людьми, он всегда раньше говорил с норвежцами, которые хотели, чтобы он их выслушал. Он был папой недолго и считается святым.


XXIV


В дни сыновей Харальда Гилли случилось, что человек по имени Халльдор попал в руки вендов, и они взяли и покалечили его. Они взрезали у него глотку, вытащили язык и отрезали его у корня. Он тогда обратился к святому Олаву конунгу, направил весь свой дух к этому святому человеку и в слезах просил Олава конунга вернуть ему дар речи и здоровье. И вот он получил от этого доброго конунга дар речи и милостивое исцеление и сразу же сделался его слугой на всю жизнь, и стал благочестивым и твердо верующим человеком. Это чудо произошло за полмесяца до второй мессы Олава, [546] в день, когда Николас кардинал ступил на норвежскую землю.


XXV


В Упплёнде жили два брата, знатного рода и богатые, сыновья Гутхорма Седая Борода, Эйнар и Андреас, дядья конунга Сигурда сына Харальда. Там была их отчина и все их владения. У них была сестра, красивая видом, но, как потом оказалось, она не остерегалась того, что о ней могли сказать злые люди. Она была дружественно расположена к одному английскому священнику по имени Рикард, который жил у ее братьев, и оказывала ему многие услуги и делала ему разные одолжения из доброжелательности. Это не привело к добру: о ней пошли нехорошие слухи. И когда это сделалось предметом общих разговоров, все стали винить священника, и ее братья тоже. Ибо когда слухи дошли до них, они решили, что он виноват в той большой дружбе, которая была между ним и их сестрой. Так те попали в большую беду, как и следовало ожидать, потому что братья скрывали свои замыслы и не выдавали своих намерений.

Однажды они позвали священника к себе – а он не ожидал от них ничего, кроме добра, – и увезли с собой под тем предлогом, что у них было какое‑то дело в другой местности, и попросили его сопровождать их. Они взяли с собой одного своего челядинца, который был посвящен в их замыслы.

Они поплыли на корабле по озеру, которое называется Рёнд, и, направляясь вдоль берега, приплыли на мыс, который называется Скифтисанд. Там они сошли на берег и некоторое время играли. Потом они пошли в укромное место и велели челядинцу ударить священника обухом топора. Челядинец ударил священника так, что тот упал в обморок. Очнувшись он сказал:

– Почему вы так жестоко со мной поступаете?

Они ответили:

– Хотя тебе этого никто не говорил, но сейчас ты узнаешь, что ты натворил.

И они сказали ему, в чем его винят. Он отрицал свою вину и сказал, что пусть бог и святой Олав конунг рассудят их. Затем они переломали ему ноги и вместе потащили его в лес и связали ему руки на спине. Тут они закинули ему под голову веревку, положили доску ему под плечи и голову, сделали петлю в веревке и натянули веревку заверткой. Затем Эйнар взял колышек и приставил его к глазу священника, а челядинец стоял рядом и ударил обухом топора по колышку, так что глаз выскочил и скатился на бороду. Затем Эйнар приставил колышек к другому глазу и сказал челядинцу:

– Ну‑ка, ударь немного слабее.

Тот так и сделал. Колышек соскользнул с глазного яблока и срезал веко. Эйнар взял веко в руку, поднял его и увидел, что глазное яблоко осталось на месте. Тогда он приставил колышек к щеке, а челядинец ударил по колышку, и глазное яблоко выскочило на скулу. Затем они открыли ему рот, схватили его язык, вытащили его и отрезали. Затем они развязали ему руки и голову.

Когда он очнулся, он прежде всего приставил глазные яблоки к глазницам и держал их там обеими руками, как только мог. Затем они отнесли его на корабль и поплыли к хутору, который называется Сэхеймруд, и сошли там на берег. Они послали человека на хутор сказать, что у корабля на берегу лежит священник. Пока посланный ходил, они спросили священника, может ли он говорить, и он стал шевелить языком и пытался заговорить. Тогда Эйнар сказал брату:

– Когда он поправится и обрубок языка заживет, я боюсь, он заговорит.

Тут: они защемили обрубок языка щипцами, вытащили его, дважды обрезали его и, наконец, вырезали корень языка. Так они оставили священника полумертвым.

Хозяйка на хуторе была бедная женщина. Однако она сразу же пошла со своей дочерью, и они принесли его на своих плащах. Затем они пошли за священником, и когда тот пришел туда, он перевязал все его раны, и они старались облегчить его мучения, как могли.

Так он лежал, израненный священник, в жалком состоянии, надеялся все время на божью милость и никогда не отчаивался в ней, молил бога безмолвно в мыслях и в скорбном сердце, и тем ревностнее, чем больше страдал, и обращался душой к милосердному конунгу, Олаву Святому, божьему любимцу, ибо он много слышал ранее о его славных деяниях и полагался поэтому тем тверже и всем сердцем на его помощь в своей беде. И, лежа так, покалеченный и совсем бессильный, он горько плакал и стенал и молил израненным сердцем святого Олава конунга, чтобы тот помог ему.

И вот после полуночи израненный священник уснул. И привиделось ему, что к нему подошел величавый муж и сказал:

– Плохо с тобой обошлись, друг Рикард. Я вижу, что силы твои невелики.

Священник подтвердил, что это так. Тогда тот сказал:

– Ты нуждаешься в милости.

Священник говорит:

– Я нуждаюсь в милости всемогущего бога и святого Олава конунга.

Тот говорит:

– Ты ее получишь.

Тут он схватил обрубок языка и дернул так сильно, что священнику стало больно. Затем он провел рукой по его глазам и ногам и другим членам, которые были покалечены. Тогда священник спросил, кто он. Тот взглянул на него и сказал:

– Я Олав с севера из Трандхейма.

Затем он исчез, а священник проснулся совершенно здоровый и сразу же заговорил.

– Благословен я, – сказал он. – Хвала богу и святому Олаву конунгу! Он исцелил меня.

И насколько плохо ему пришлось раньше, настолько же быстро исцелился он от всех немощей, и ему казалось, что он никогда и не был изранен или немощен. Язык у него был цел, глаза на месте, переломанные кости срослись, все другие раны зажили и не болели, он был совершенно здоров.

Но в знак того, что глаза его были выколоты, на обоих веках осталось по белому рубцу, так что зрима была слава великого конунга, которую тот явил человеку, так жестоко покалеченному.


XXVI


Эйстейн и Сигурд были в ссоре, потому что Сигурд конунг убил одного дружинника Эйстейна конунга – Харальда из Вика, у которого был дом в Бьёргюне, и еще другого – священника Иона сына Бьярни Тапарда, сына Сигурда. По этой причине они должны были встретиться зимой в Упплёнде для примирения. Они долго разговаривали вдвоем, и во время этого разговора было решено, что все братья должны встретиться в Бьёргюне следующим летом и что Инги конунг должен иметь два или три поместья и достаточно средств, чтобы содержать при себе тридцать человек, но в силу своего плохого здоровья не может быть конунгом.

Инги и Грегориус узнали об этих замыслах и отправились в Бьёргюн с большим числом людей. Сигурд прибыл немного позднее, и у него была значительно меньшая дружина. Инги и Ситурд к этому времени пробыли девятнадцать лет конунгами Норвегии. Эйстейн приехал с востока из Вика позднее, чем они – с запада.

Инги конунг велел трубить, чтобы собирался тинг на Хольме, и Сигурд и Инги прибыли с множеством людей. У Грегориуса было два боевых корабля и не меньше девяноста человек, содержание которых он обеспечивал. Он содержал своих людей лучше, чем другие лендрманны. Так, он никогда не пировал без того, чтобы все его люди пировали вместе с ним. Он пришел на тинг в позолоченном шлеме, и вся его дружина была в шлемах.

Инги конунг встал и рассказал людям о том, что, как ему стало известно, его братья замыслили против него, и просил поддержать его. Люди встретили его речь одобрительно и выразили готовность поддержать его.


XXVII


Тогда встал Сигурд конунг и стал держать речь. Он сказал, что неверно то, в чем Инги конунг их упрекает. Он утверждал, что все это придумал Грегориус, и пригрозил, что уж он позаботится о скорой встрече с ним, когда он сшибет с него этот позолоченный шлем. В заключение своей речи он заявил, что им не придется долго жить вместе. Грегориус сказал в своем ответе, что Сигурду едва ли стоит стремиться к встрече с ним и что он приготовился к ней.

Несколько дней спустя один дружинник Грегориуса был убит на улице, а тот, кто убил его, был дружинником Сигурда конунга. Тогда Грегориус хотел напасть на Сигурда конунга и его людей, но Инги конунг и многие другие удержали его. Но когда Ингирид, мать Инги конунга, шла с вечерней службы, она увидела, что Сигурд Красивая Секира лежит убитый. Сигурд был дружинником Инги конунга. Он был старым человеком и служил многим конунгам. Его убили люди Сигурда конунга – Халльвард сын Гуннара и Сигурд сын Эйстейна Травали – и сказали, что Сигурд конунг велел убить его. Ингирид пошла сразу же к Инги конунгу и сказала ему, что он надолго останется мелким конунгом, если будет позволять, чтобы его дружинников убивали одного за другим, как свиней. Конунг рассердился на ее упреки. Но когда они так пререкались, вошел Грегориус в шлеме и кольчуге и просил конунга не гневаться. Он сказал, что его мать права.

– Я пришел сюда, чтобы поддержать тебя, если ты хочешь напасть на Сигурда конунга. Здесь во дворе больше сотни людей, моих дружинников, в шлемах и кольчугах. Мы нападем там, где напасть будет всего труднее.

Большинство, однако, отговаривали и говорили, что Сигурд, наверно, предложит виру за убитых. Но когда Грегориус увидел, что его хотят удержать, он сказал Инги конунгу:

– Так они лишают тебя твоих защитников. Недавно они убили моего дружинника, а теперь твоего. Скоро они начнут охотиться на меня или других лендрманнов, без которых, по их расчету, тебе всего хуже придется. Они видят, что ты ничего не предпринимаешь, и они отнимут у тебя власть конунга, когда все твои друзья будут перебиты. Какой бы путь ни выбрали другие лендрманны, я не хочу быть зарезанным, как скотина. Я намерен сегодня ночью рассчитаться с Сигурдом, что бы ни получилось из этой сделки. Тебе же и здоровье не позволяет сражаться, да и мало у тебя желания защитить своих друзей. Но я готов выступить против Сигурда, и мое знамя уже поднято.

Инги конунг встал и велел подать свою одежду. Он приказал вооружиться всем, кто хочет идти за ним, и сказал, что теперь уже бесполезно удерживать его, довольно он отступал, пусть теперь мечи решают спор между ними.


XXVIII


Сигурд конунг пировал в усадьбе Сигрид Соломенной Вдовы. Он был готов к бою, но думал, что вряд ли на него нападут. Но вот они подошли к усадьбе, Инги – со стороны кузницы, Арни, отчим конунга, – со стороны Сандбру, Аслак сын Эрленда – из своей усадьбы, а Грегориус – с улицы, где напасть было всего труднее. Сигурд конунг и его люди отстреливались из чердачных окон и, сломав печи, сбрасывали камни на нападающих. Грегориус и его люди взломали ворота, и там в воротах пал Эйнар сын Лососьего Паля. Из людей Сигурда конунга был сражен также Халльвард сын Гуннара. Он был застрелен на чердаке. Но никто не жалел, что он погиб. Нападавшие стали подрубать дом, и люди Сигурда вышли у него из повиновения и просили пощады.

Тут Сигурд вышел на галерею и хотел, чтобы его выслушали. Но его узнали по его позолоченному щиту и не захотели слушать: стрелы посыпались на него градом, и он не смог там оставаться.

Но так как его люди оставили его и нападавшие сильно подрубили дом, он вышел из него вместе с Тордом Хозяйкой, своим дружинником родом из Вика, и хотел пройти туда, где стоял Инги конунг, и Сигурд крикнул Инги, своему брату, прося пощады. Но их сразу же обоих зарубили, причем Торд Хозяйка пал, покрыв себя славой. Многие погибли из войска Сигурда, а также из войска Инги, хотя я называю немногих, и четверо из войска Грегориуса, а также несколько человек, которые не принадлежали ни к той, ни к другой стороне, но поцали под стрелы, будучи на пристани или на кораблях.

Сражение произошло в пятницу за четырнадцать дней до дня Йона Крестителя. Сигурд конунг был погребен в старой Церкви Христа на Хольме. Инги конунг отдал Грегориусу корабль, который раньше принадлежал Сигурду конунгу.

На два или три дпя позднее приплыл с востока Эйстейн конунг с тридцатью кораблями, и с ним приехал Хакон, его племянник. Эйстейв не доплыл до Бьёргюна и остановился в Флорувагаре. Между ними ходили гонцы, и делались попытки примирить их. Грегориус настаивал на том, чтобы напасть на Эйстейна, и говорил, что потом не будет более удобного случая, и брался быть предводителем.

– А ты, конунг, не езди. У нас нет недостатка в людях. Но многие отговаривали от нападения, и оно не состоялось. Эйстейн конунг отправился на восток в Вик, а Инги конунг – на север в Трандхейм, и они вроде как помирились, хотя сами не встретились.


XXIX


Грегориус сын Дага отправился на восток немного позднее, чем Эйстейн конунг, и расположился в Братсберге в Хёвунде в своем поместье. Эйстейн конунг приехал в Осло. Его корабль пришлось тащить по льду больше двух морских миль, так как в Вике лед был крепкий. Эйстейн направился в Хёвунд, чтобы захватить там Грегориуса, но тому стало известно о его замысле, и он бежал в Теламёрк с девятью десятками людей и оттуда на север через горы в Хардангр и дальше в Студлу в Эдни. Там у Эрлинга Кривого было поместье. Сам он тогда был в Бьёргюне, но Кристин, его жена, дочь Сигурда конунга, была дома и обеспечила Грегориуса всем, чего тот хотел.

Грегориуса хорошо приняли. Он получил там боевой корабль, который был у Эрлинга, и все, в чем нуждался. Грегориус поблагодарил Кристин и сказал, что она обошлась с ним так, как и следовало ожидать от жены могущественного человека. Затем они направились в Бьёргюн и встретили там Эрлинга, и тот сказал, что его жена хорошо поступила.


XXX


Затем Грегориус сын Дага направился на север в Каупанг и приплыл туда перед йолем. Инги конунг был очень рад ему и просил распоряжаться его имуществом. Эйстейн конунг сжег усадьбу Грегориуса и порезал его скот. А великолепные корабельные сараи, которые велел построить Эйстейн конунг старший, [547] были сожжены зимой вместе с отличными кораблями, принадлежавшими Инги конунгу. Это считалось очень злым делом и приписывалось Эйстейну конунгу и Филиппусу сыну Гюрда, сводному брату Сигурда конунга.

Следующим, летом Инги конунг поплыл с севера, и с ним было очень много народу, а Эйстейн койунг поплыл с востока, и он тоже собрал себе войско. Они встретились у островов Селейяр к северу от мыса Лидандиснес. У Инги конунга было много большее войско. Между ними чуть не завязалась битва. Они помирились на том, что Эйстейн обязался уплатить сорок пять марок золота. Конунг Инги должен был получить тридцать марок в возмещение за корабли и корабельные сараи, сожженные Эйстейном, а Филиппус и все, кто участвовал в их сожжении, должны были быть объявлены вне закона. Люди, о которых было известно, что они участвовали в убийстве Сигурда конунга, тоже должны были быть объявлены вне закона, ибо Эйстейн конунг обвинял Инги конунга в том, что тот покрывает их. А Грегориус должен был получить пятнадцать марок в возмещение за то, что Эйстейн конунг пожег у него. Эйстейну конунгу этот расчет не понравился. Он считал, что ему его навязали силой. Инги конунг поплыл со встречи на восток в Вик, а Эйстейн – на север в Трандхейм.

После этого Инги конунг оставался в Вике, а Эйстейн конунг оставался на севере, и они не встречались. Сообщения, которыми они обменивались, не вели к миру. Каждый из них был виновен в убийстве друзей другого, и Эйстейн не уплатил того, что должен был уплатить. Каждый из них обвинял другого в том, что тот не сдержал слова. Инги конунг и Грегориус переманивали к себе людей Эйстейна конунга. Так, они переманили Барда Стандали сына Брюньольва, Симуна Ножны, сына Халлькеля Сутулого и много других лендрманнов, Халльдора сына Брюньольва и Иона сына Халлькеля.


XXXI


Но когда после смерти Сигурда конунга прошло два года, конунги двинули друг против друга войска, Инги с востока страны – у него было восемьдесят кораблей, – а Эйстейн с севера – у него было сорок пять кораблей. У Эйстейна был большой дракон, построенный для конунга Эйстейна сына Магнуса. У обоих было хорошее и большое войско. Инги конунг стоял со своими кораблями к югу от острова Мостр, а Эйстейн конунг – немного севернее, в Грёнингасунде. Эйстейн послал на юг к Инги молодого Аслака сына Иона и Арни Стурлу сына Сэбьёрна. У них был один корабль. Но когда люди Инги увидели их, они напали на них, перебили много их людей и захватили корабль со всем, что на нем было, и все их пожитки. Аслаку и Арни удалось бежать на берег, и они отправились к Эйстейну конунгу и рассказали, как Инги конунг встретил их.

Эйстейн конунг созвал тогда домашний тинг и рассказал людям, как люди Инги нарушили мир, и просил своих воинов следовать за ним:

– Ибо у нас такое большое и хорошее войско, что я ни в коем случае не обращусь в бегство, если только вы будете следовать за мной.

Но его речь не встретила одобрения. Халлькель Сутулый был там, но оба его сына, Симун и Йон, были у Инги. И Халлькель сказал тогда так громко, что многие слышали:

– Пусть твои сундуки с золотом следуют за тобой и защищают твою страну.


XXXII


Следующей ночью они уплыли потихоньку на многих кораблях, некоторые, чтобы присоединиться к Инги конунгу, другие – в Бьёргюн, еще другие – во фьорды. Утром, когда рассвело, конунг оставался один с десятью кораблями. Он тогда решил бросить большого дракона, ибо тот был слишком тяжел на плаву, и некоторые другие корабли, и они сильно порубили дракона, а также бочонки с пивом, и все, что они не могли с собой взять, они уничтожили. Эйстейн конунг перешел на корабль Эйндриди сына Йона Жирный Нос, и они поплыли на север, вошли в Согн и оттуда отправились сухим путем в Вик.

Инги конунг поплыл на восток в Вик по морю. А к востоку от Фольда расположился Эйстейн, и было у него почти двенадцать сотен людей. Но увидев корабли Инги конунга, они решили, что у них недостаточно войска, чтобы ему противостоять, и они бежали в лес. Они бежали кто куда, так что при конунге остался только один человек.

Люди конунга Инги узнали, где Эйстейн и что люди его разбежались. Они отправились искать его. Симун Ножны встретил его в то время, как тот выходил из кустарника. Симун приветствовал его:

– Привет тебе, господин! – говорит он. Конунг отвечает:

– Наверно, ты считаешь, что теперь ты мой господин.

– Похоже на то, – говорит Симун.

Конунг стал просить, чтобы тот помог ему бежать, и сказал:

– Тебе бы это подобало. Ведь мы долго были друзьями, хотя сейчас дело обстоит иначе.

Симун сказал, что ничего такого не будет. Конунг попросил, чтобы ему дали выслушать мессу. Эту просьбу его уважили. Затем он лег ничком, расставил руки и попросил, чтобы его зарубили ударом накрест между лопаток. Он сказал, что теперь будет видно, выдержит ли он испытание железом, которого требовали друзья Инги. Тут Симун велел тому, кто должен был нанести смертельный удар, делать свое дело. Довольно, как он сказал, конунгу пресмыкаться в вереске. И его зарубили, и все нашли, что он мужественно встретил смерть. Его тело перенесли в Форс и положили на ночь к югу от церкви на пригорке.

Эйстейн конунг был погребен в церкви в Форсе. Его могила находится в середине церковного пола, и на нее положена подстилка. Люди считают его святым. Там, где он был зарублен и где его кровь пролилась на землю, забил родник; а другой родник забил там, где его тело пролежало ночь. Многие люди считают, что вода из этих родников исцелила их.

Люди из Вика рассказывают, что на могиле Эйстейна произошло много чудес до того, как его враги вылили на нее варево из собаки.

Симуна Ножны очень не любили из‑за его поступка, и все его осуждали. Но рассказывают, что, когда Эйстейн конунг был схвачен, Симун послал человека к Инги конунгу, а тот сказал, что не хочет, чтобы Эйстейн показывался ему на глаза. Так велел написать Сверрир конунг. [548] А Эйнар сын Скули говорит так:


Закоснел в злодействах

Симун – днесь и князя

Предал, – нет пощады

Средь людей злодею.




Сага о Хаконе Широкоплечем

(H á konar saga her ð ibrei ð s)


I


Хакон, сын Сигурда конунга, стал предводителем тех, кто раньше следовал за Эйстейном конунгом, и они провозгласили его конунгом. Ему было тогда десять лет. При нем были тогда Сигурд, сын Хаварда Хёльда из Рейра, Андреас и Энунд, сыновья Симуна и сводные братья Хакона, и многие другие знатные люди и друзья Эйстейна конунга и Сигурда конунга. Они двинулись сперва в Гаутланд. А Инги конунг завладел всем их имуществом в Норвегии и объявил их вне закона. Он отправился на север в Вик и оставался там, но временами он жил и на севере страны. Грегориус был в Конунгахелле, подвергая себя опасности и защищая страну.


II


Следующим летом Хакон и его люди двинулись из Гаутланда в Конунгахеллу. У них было очень большое и хорошее войско. Грегориус был тогда в городе. Он созвал бондов и горожан на многолюдный тинг и потребовал войска для себя. Но он встретил мало одобрения и заявил, что он им не доверяет. Он уплыл на двух кораблях в Вик и был очень недоволен. Он хотел встретиться с Инги конунгом. Он слышал, что Инги конунг с большим войском движется с севера по Вику. Но когда Грегориус лишь немного продвинулся на север, он встретил Симуна Ножны, Халльдора сына Брюньольва и Гюрда сына Амунди, сводного брата Инги конунга. Грегориус очень им обрадовался. Он повернул назад, и они все поплыли вместе с ним. У них было одиннадцать кораблей.

Когда они подплывали к Конунгахелле, Хакон и его люди держали тинг перед городом и увидели их. Сигурд из Рейра сказал:

– Грегориусу не миновать смерти, раз он с таким небольшим войском идет к нам в руки.

Грегориус пристал к берегу против города и хотел там ждать Инги конунга, так как тот обещал приплыть. Но он не приплыл. Хакон конунг приготовился к сопротивлению в городе и назначил Торльота Чубатого предводителем войска, находившегося на торговых кораблях, стоявших перед городом. Торльот был викинг и разбойник. А Хакон и Сигурд со всем войском, которое было в городе, построились на пристани. Все в городе примкнули к Хакону.


III


Грегориус и его люди поднялись вверх по реке и затем пустили свои корабли по течению на Торльота и его людей. После недолгой перестрелки Торльот и его товарищи попрыгали за борт. Некоторые из них были убиты, другие выбрались на берег. Тогда Грегориус со своими людьми подплыл к пристани и велел спустить сходни со своего корабля прямо под ноги людям Хакона. Тут пал его знаменосец, как раз когда он хотел ступить на землю. Тогда Грегориус приказал взять знамя Халлю, сыну Аудуна сына Халля. Тот так и сделал. Он вынес знамя на пристань, и Грегориус шел сразу за ним и держал щит над его головой.

Но когда Грегориус взошел на пристань и люди Хакона узнали его, они отступили, и вокруг него стало пусто. А когда с кораблей сошло больше людей, Грегориус и его люди устремились вперед, а люди Хакона сначала отступили, а потом бросились бежать в город. Грегориус и его люди преследовали их и дважды прогоняли их из города и перебили многих. Говорят, что не бывало более славного похода, чем этот поход Грегориуса, ибо у Хакона было более сорока сотен воинов, тогда как у Грегориуса было неполных четыре сотни. После битвы Грегориус сказал Халлю сыну Аудуна:

– Многие в битве проворнее вас, исландцев, поскольку вы не так привычны к ним, как мы, норвежцы, но никто не отважнее вас.

Вскоре после этого прибыл Инги и велел казнить многих из тех, кто примкнул к Хакону. Некоторых он заставил откупиться, у других пожег усадьбы, еще других изгнал из страны и причинил им много зла.

Хакон отправился следующей зимой сухим путем на север в Трандхейм и приехал туда перед пасхой. [549] Трёнды провозгласили его конунгом. Он должен был получить от Инги конунга отцово наследство – треть Норвегии. А Инги и Грегориус были в Вике. Грегориус хотел пойти походом на север, но многие не советовали делать это, и в ту зиму поход не состоялся.


IV


Весной Хакон отправился в поход на север. У него было около тридцати кораблей. Люди из Вика плыли на восьми кораблях впереди войска Хакона и разоряли оба Мёра. Неслыхано было раньше, чтобы шла война между торговыми городами. [550] Йон, сын Халлькеля Сутулого, собрал войско бондов, напал на них, захватил Кольбейна Неистового и перебил всех до одного на его корабле. Затем он стал искать остальных и вышел против них на семи кораблях. Завязалась битва, но Халлькель, его отец, не приплыл к нему на подмогу, как они договорились. Много доблестных бондов погибло в этой битве, и сам Йон был ранен.

Хакон поплыл на юг в Бьёргюн со своим войском, но когда они доплыли до Стьорнвельты, они узнали, что Инги конунг и Грегориус приплыли с востока в Бьёргюн несколько дней тому назад, и они не решились зайти туда. Они поплыли на юг мимо Бьёргюна, держась открытого моря, и встретили три корабля с дружинниками Инги конунга, которые позднее других отправились с востока. На этих кораблях были Гюрд сын Амунди, сводный брат Инги конунга, – он был женат на Гюрид, сестре Грегориуса, – также Гюрд Законник сын Гуннхильд и еще Хавард Клининг. Хакон велел убить Гюрда сына Амунди и Хаварда Клининга, а Гюрда Законника взял с собой и поплыл на восток в Вик.


V


Когда Инги узнал обо всем этом, он отправился на восток в погоню за ними. Они встретились на востоке в Эльве. Инги конунг вошел в реку по северному рукаву и велел разведать, где Хакон и его люди. Инги конунг пристал к берегу у Хисинга и ждал там сообщения разведчиков. Вернувшись, разведчики явились к конунгу и сказали, что видели войско Хакона конунга и разведали его расположение. Они сообщили, что корабли Хакона стоят у корабельных свай и привязаны кормами к сваям.

– У них два больших торговых корабля, и они стоят по краям.

На мачтах и на носу обоих кораблей были укрытия для стрелков из лука.

Когда конунгу все это стало известно, он велел трубить сбор всему войску на домашний тинг. Когда тинг собрался и был открыт, конунг стал просить совета у своего войска. Он обратился к Грегориусу сыну Дага и Эрлингу Кривому, своему зятю, и другим лендрманнам и предводителям кораблей. Он рассказал обо всем, что было известно о войске Хакона. Грегориус ответил первым и высказал свое мнение.

– Мы уже несколько раз встречались с Хаконом, и обычно у него бывало больше войско, но победа бывала за нами. Теперь же у нас много больше войска, и люди, которые недавно потеряли из‑за них своих добрых родичей, конечно, решат, что представилась хорошая возможность отомстить, ибо они долго не давались нам в руки этим летом. Мы часто выражали желание, чтобы они нас подождали, и теперь, как нам сообщают, они ждут того, чтобы мы напали на них. Что касается меня, то я хочу вступить с ними в бой, если это не против воли конунга, ибо я уверен, что, как это и раньше бывало, они не выдержат нашего натиска. Я же нападу на них там, где другим покажется всего труднее.

Речь Грегориуса была встречена с большим одобрением, и все сказали, что готовы вступить в бой с Хаконом и его людьми. И вот все корабли поплыли вверх по реке, пока войска не увидели друг друга. Тут Инги конунг и его корабли отошли со стрежня за остров. Конунг обратился ко всем предводителям кораблей и велел им приготовиться к бою. Он обратился затем к Эрлингу Кривому и сказал – и это было верно, – что он самый мудрый человек в войске и самый отважный в бою, хотя у некоторых более горячие головы. Затем конунг обратился еще к некоторым лендрманнам и назвал их по имени. Под конец своей речи он попросил каждого высказать совет, который тот сочтет нужным, и призвал всех действовать потом заодно.


VI


Эрлинг Кривой так отвечал на речь конунга:

– Я должен, конунг, ответить на Вашу речь. И если Вы хотите знать, каков мой совет, я его от Вас не утаю. Намерение, которое здесь было высказано, мне совсем не по душе, так как я считаю невозможным сражаться с ними в этих условиях, хотя войско у нас большое и хорошее. Если мы на них нападем, плывя против течения, то из каждых трех человек один будет грести, а один защищать его щитом. Но не будет ли тогда только треть нашего войска сражаться? Мне кажется, что те, кто гребут, сидя спиной к врагам, будут беззащитны в бою. Дайте мне время подумать, и я обещаю, что, прежде чем истекут три дня, я придумаю, как всего лучше напасть на них.

Из речи Эрлинга было видно, что он хочет предотвратить бой. Тем не менее многие настаивали и говорили, что иначе Хакон снова сбежит на берег.

– И тогда мы их упустим, – говорили они, – между тем войска у них мало, и они в наших руках.

Грегориус сказал всего несколько слов и обвинил Эрлинга в том, что тот стремится предотвратить бой только потому, что хочет провалить его, Грегориуса, предложение, а не потому, что лучше, чем другие, разобрался в положении.


VII


Инги конунг сказал тогда Эрлингу:

– Зять, мы послушаемся твоего совета, как нам напасть на врага, но раз так предпочитают предводители кораблей, мы нападем на него сегодня.

Тогда Эрлинг сказал:

– Пусть все мелкие и легкие корабли обойдут остров, подымутся по восточному рукаву и затем поплывут на вражеские корабли по течению и попытаются открепить их от свай. Тогда мы на больших кораблях подойдем к ним и посмотрим, будут ли те, кто рвутся в бой, сражаться лучше, чем я.

Этот совет всем очень понравился. Между ними и войском Хакона выдавался мыс, так что войска не видели друг друга. Но когда мелкие корабли поплыли вниз по реке, то Хакон и его люди увидели их. А перед этим они совещались и держали совет. Некоторые из них предполагали, что Инги конунг и его люди нападут на них, но большинство полагало, что они не решатся напасть, раз они так медлят, и они полагались на свою готовность к бою и свое войско. В их войске было много могущественных людей. Там был Сигурд из Рейра и оба сына Симуна. Там был также Николас сын Скьяльдвёр и Эйндриди сын Йона Жирный Нос. Он был самым знаменитым и уважаемым человеком в Трёндалёге. Было там также много других леддрманнов и могущественных мужей.

Когда Хакон и его люди увидели, что люди Инги на многих кораблях плывут вниз по реке, они решили, что те хотят бежать, и они отвязали корабли от свай, взялись за весла и хотели преследовать бегущих. Корабли быстро поплыли по течению, но когда они обогнули мыс, который раньше разделял их, они увидели, что главные силы Инги стоят у острова Хисинга. А люди Инги увидели тогда корабли Хакона и решили, что те хотят напасть на них. Поднялся сильный шум, раздалось бряцание оружия, они стали воодушевлять друг друга на бой и издали боевой клич. Но люди Хакона повернули свои корабли к северному берегу, сошли со стрежня и вошли в бухту, которая там была.

Они расположили в ней свои корабли, пришвартовали их к берегу, поставили носами к реке и связали. Оба больших торговых корабля они поставили по краям, один выше по течению, другой ниже, и связали их с боевыми кораблями. В середине стоял корабль конунга, рядом с ним – корабль Сигурда. С другого борта корабля конунга стоял Николас, а рядом с ним – Эйндриди сын Йона. Все меньшие корабли стояли дальше. Почти все корабли были нагружены камнями и оружием.


VIII


Сигурд из Рейра заговорил и сказал так:

– Похоже на то, что наша встреча с Инги, которой мы давно ждем, наконец произойдет. Мы очень давно к ней готовимся, и многие из наших людей похвалялись, что не побегут и не дрогнут, встретившись с Инги конунгом и Грегориусом. Уместно теперь вспомнить об этом. Но мы могли бы быть меньше уверены в себе, поскольку раньше нам изрядно доставалось от них и, как каждый слышал, в сражениях с ними нам не раз приходилось плохо. Тем не менее нам необходимо проявить возможно большее мужество и держаться как можно тверже, ибо у нас нет другого выхода, если мы хотим победить. И хотя у нас войска несколько меньше, чем у них, пусть судьба решает, кто одержит верх. Лучшая надежда в нашем деле – то, что, как известно богу, право на нашей стороне. Инги уже зарубил двух своих братьев, и никто не слеп настолько, чтобы не видеть, какую виру он готовит Хакону конунгу за его отца: он хочет зарубить его, как он зарубил других своих родичей, и сегодня это станет очевидным для всех. Хакон с самого начала просил только треть Норвегии, то же, чем владел его отец, и ему было отказано. Но, по моему мнению, у Хакона больше прав на наследство Эйстейна, его дяди, чем у Инги или у Симуна Ножны или других людей, которые убили Эйстейна. Казалось бы, что тот, кто хочет спасти свою душу и виновен в таких великих преступлениях, как те, которые совершил Инги, не должен бы дерзнуть перед богом называться конунгом, и я удивлен, что бог терпит эту дерзость. Низвергнуть его – воля божья. Давайте же сражаться отважно, ибо бог дарует нам победу. Если же мы падем, то бог возместит нам великим блаженством то, что он дал силы злым людям одолеть нас. Сохраняйте спокойствие и не дрогните, когда начнется битва. Пусть каждый защищает сам себя и своих товарищей, а бог защитит нас всех.

Речь Сигурда была встречена с большим одобрением, и все обещали не ударить лицом в грязь. Хакон конунг взошел на один из больших торговых кораблей, и люди стали вокруг него, образовали стену из щитов, а знамя его осталось на боевом корабле, на котором он был раньше.


IX


Теперь надо рассказать о людях Инги. Когда они увидели, что люди Хакона готовятся к битве, – а их разделяла только река, – они послали быстроходную лодку за кораблями, которые уплыли, с приказанием, чтобы те вернулись. А конунг и остальное войско ждали их и готовились к битве.

Предводители совещались и говорили людям, что они должны делать, и прежде всего, какие корабли должны стоять всего ближе к неприятелю. Грегориус сказал:

– У нас большое и хорошее войско. Мой совет, конунг, чтобы Вы не участвовали в битве, потому что самое важное, чтобы Вы были в безопасности, а никто не знает, куда может залететь шальная стрела. Они рассчитывают метать камни и стрелять из укрытий на мачтах торговых кораблей. Поэтому те, кто находятся дальше, будут в меньшей опасности. У них отнюдь не такое большое войско, чтобы нам, лендрманнам, было не под силу сразиться с ними. Я поставлю мой корабль против их самого большого корабля. Я полагаю, что и на этот раз нам не придется долго сражаться с ними. Так обычно бывало во время наших встреч, хотя различие в силах бывало не такое, как сейчас.

Всем понравились слова Грегориуса о том, что конунг не должен принимать участие в битве. А Эрлинг Кривой сказал:

– Я присоединяюсь к тому совету, что Вы, конунг, не должны участвовать в битве. Я считаю, что, учитывая их приготовления к битве, мы должны быть очень осмотрительны, если не хотим потерпеть большие потери в людях. Как говорит пословица, всего легче перевязывать здорового. Во время сегодняшнего совещания многие были против моего предложения и говорили, что я не хочу сражаться. Но мне думается, что мы очень выиграли от того, что они отошли от свай. И теперь я не буду удерживать от нападения, ибо я знаю, как и все, что необходимо разогнать эту шайку преступников, которая разоряет страну грабежами и разбоем, и дать людям жить в мире и служить одному конунгу, который так добр и справедлив, как Инги конунг, и который долго терпел тяготы и напасти из‑за заносчивости и задиристости своих родичей, и открыл свою грудь всему народу, и подвергался многим опасностям, чтобы установить мир в стране.

Эрлинг говорил много и красноречиво. Говорили также и другие могущественные мужи, и все сходились на том, что призывали к нападению. Они ждали, пока соберутся все корабли. Инги конунг был на корабле Буковый Борт. Он уступил просьбам своих друзей и не участвовал в битве, а остался у острова.


X


Когда войска приготовились к бою, и те и другие устремились с боевым кличем вперед. Люди Инги не связали свои корабли и не шли сплоченным строем, так как они должны были плыть поперек течения, и большие корабли очень относило. Эрлинг Кривой напал на корабль Хакона конунга и стал между ним и кораблем Сигурда. И вот завязалась битва.

Корабль Грегориуса отнесло на мель, и он сильно накренился, так что они сперва не участвовали в нападении на врага. Когда люди Хакона увидели это, они подплыли к ним и напали на них, а корабль Грегориуса не двигался. Ивар, сын Хакона Брюхо, подплыл к нему, и их кормы столкнулись. Ивар зацепил крюком Грегориуса, где тот был всего тоньше, и хотел притянуть к себе. Грегориус, шатаясь, подошел к борту, и крюк соскользнул с него, но сам он чуть не свалился за борт. Он был только слегка ранен, так как на нем был панцирь. Ивар крикнул ему, что у него, видно, хороший панцирь, и Грегориус крикнул ему в ответ, что, видно, он не зря его надел. Уже было похоже на то, что Грегориусу и его людям ничего не остается, кроме как прыгать за борт, но тут Аслак Юный зацепил их корабль якорем и стащил с мели.

Тогда Грегориус напал на корабль Ивара. Бой между ними продолжался долго. Корабль Грегориуса был крупнее, и на нем было больше народу. На корабле Ивара многие погибли, а некоторые бросились за борт. Ивар был тяжело ранен и не мог больше сражаться. Когда его корабль был очищен, Грегориус велел отнести Ивара на берег и так дал ему спастись. С тех пор они были друзьями.


XI


Когда Инги конунг и его люди увидели, что корабль Грегориуса сел да мель, конунг велел своим людям плыть туда. Он сказал:

– Было очень неразумно нам здесь оставаться, в то время как наши друзья пошли в бой. У нас самое большое и лучше всего оснащенное судно во всем войске. И я вижу, что Грегориус, человек, которому я больше всего обязан, нуждается в помощи. Бросимся в бой! Подобает, чтобы я участвовал в битве, поскольку я хочу, чтобы победа была моя, если мы ее одержим. И даже если бы я знал заранее, что наши люди будут побеждены, я бы считал, что должен быть там, где мои люди, так как я не смогу ничего предпринять, если потеряю людей, которые составляют цвет моего войска и полны отваги и долгое время были защитниками меня и моей державы.

И он велел поднять его знамя. Так и было сделано, и они поплыли через реку. Кипела ожесточенная битва, но конунг не находил места, где можно было бы напасть на врага, так тесно стояли корабли. Тогда они подошли к большому торговому кораблю. На них посыпались копья, колья и такие большие камни, что от них невозможно было защититься, и они не смогли там остаться.

Но когда воины увидели, что приплыл конунг, они освободили для него место, и он стал рядом с кораблем Эйндриди сына Йона. Между тем люди Хакона покидали мелкие суда и переходили на большие корабли, а некоторые бежали на берег.

Эрлинг Кривой и его люди вели ожесточенный бой. Эрлинг был на корме корабля. Он крикнул своим людям на носу и велел им взойти на корабль конунга. Те отвечали, что это нелегко, так как корабль обит железом. Эрлинг пошел на нос корабля и после того, как он пробыл там некоторое время, они взошли на корабль конунга и очистили его. Началось общее бегство. Многие бросились в воду или пали, но большинство бежало на берег. Эйнар сын Скули говорит так:


Окровавлен, в волны

Лось ветрила сбросил

Воев – хватит сыти

Сойке Скёгулль – многих

Был багров от навьей

Пены Эльв студёный.

Нёс он к стогнам сигов

Жарку брагу волчью. [551]


Сколько опустелых –

Сёк клинок и луки

Выгибались – стругов

Поток мчал жестокий!

Да бежал – им сраму

Не избыть – из битвы

Подале от водных

Коней [552] полк хаконов.


Эйнар сочинил о Грегориусе сыне Дага флокк, который называется Висы о битве на Эльве.

Инги конунг пощадил Николаса сына Скьяльдвёр, когда корабль того был очищен, и он перешел к Инги конунгу и с тех пор оставался при нем до самой смерти. Эйндриди сын Йона бежал на корабль Инги конунга, когда его корабль был очищен, и попросил пощады. Конунг хотел пощадить его, но тут подбежал сын Хаварда Клининга и зарубил Эйндриди насмерть. Этот поступок очень порицали. Но он сказал, что Эйндриди был причиной смерти Хаварда, его отца. Все очень оплакивали Эйндриди, особенно в Трёндалёге. Тогда погибли многие из войска Хакона, но из могущественных мужей больше никто. Из войска Инги погибло мало, но многие были ранены. Хакон бежал вглубь страны, а Инги поплыл на север в Вик со своим войском. Он пробыл зиму в Вике, и также Грегориус.

Когда после этой битвы в Бьёргюн вернулись сыновья Ивара из Эльды, Бергльот и его братья, – они были людьми Инги конунга, – они убили Николаса Бороду, который собирал подати для конунга, и затем отправились на север в Трандхейм. Хакон конунг приехал на север перед йолем, а Сигурд бывал временами у себя дома в Рейре. Грегориус выхлопотал для него прощение у Инги, так что он сохранил все свои владения. Грегориус и Сигурд были близкими родичами.

Хакон конунг провел йоль в Каупанге. Однажды вечером в начале йоля его люди подрались в палатах конунга. Семь человек было убито и многие ранены. На восьмой день йоля товарищи Хакона, а именно – Альв Драчун, сын Оттара Кумжи, и с ним почти восемьдесят человек, отправились в Эльду и, нагрянув туда в начале ночи, когда люди там были пьяны, подожгли дом. Те вышли из дома и защищались. Тут погиб Бергльот сын Ивара, Эгмунд, его брат, и очень много народу. В доме было почти тридцать человек.

В ту зиму в Каупанге на севере умер Андреас сын Симуна, сводный брат Хакона конунга. Его очень оплакивали.

Эрлинг Кривой и люди Инги конунга, которые были в Бьёргюне, говорили, что поедут зимой на север и захватят Хакона, но поездка не состоялась. Грегориус прислал с востока из Конунгахеллы послание, в котором заявлял, что, если бы он был так близко оттуда, как Эрлинг, то он бы не сидел спокойно в Бёргюне, в то время как в Трандхейме по велению Хакона убивают друзей Инги конунга и их товарищей.


XII


Инги конунг и Грегориус отправились весной с востока в Бьёргюн. Но как только Хакон и Сигурд узнали, что Инги уехал из Вика, они поехали на восток сухим путем в Вик. А когда Инги конунг и его люди прибыли в Бьёргюн, произошла распря между Халльдором сыном Брюньольва и Бьёрном сыном Николаса. Челядинец Бьёрна спросил челядинца Халльдора, когда они встретились внизу на пристани, почему он такой бледный, и тот ответил, что ему пускали кровь.

– Я бы не стал бледным, как рыба, если бы мне пускали кровь.

– А я думаю, – возразил тот, – что ты бы совсем сробел, если бы тебе пустили кровь.

C такого пустяка началось. Но слово за слово, и они стали переругиваться и, наконец, подрались. Халльдору сыну Брюньольва рассказали, что его челядинец ранен на пристани. А Халльдор пировал в своем доме неподалеку оттуда. Он сразу же пошел туда. А уже раньше туда пришли челядинпы Бьёрна, и Халльдор решил, что с его челядинцами несправедливо обошлись, и он с ними прогнал челядинцев Бьёрна и побил их. Тогда Бьёрну Козлу рассказали, что внизу на пристани люди из Вика бьют его челядь.

Тут Бьёрн и его люди взялись за оружие и пошли, чтобы отомстить за своих людей. Дело дошло до того, что стали наносить друг другу большие раны. Тогда сказали Грегориусу, что людей Халльдора, его родича, разят на улице и что он нуждается в помощи. Грегориус и его люди надели на себя кольчуги и поспешили туда. Тут Эрлинг Кривой услышал, что Бьёрн, его племянник, сражается с Халльдором и Грегориусом на пристани и нуждается в помощи. Он отправился туда в сопровождении многих людей и велел им помочь ему. Он сказал, что было бы позором для них, если бы челавек из Вика взял верх над нами в наших родных местах. Нас бы этим всегда попрекали.

Так погибло четырнадцать человек, из них пять умерло сразу, а пять скончалось от ран позднее, и многие были ранены.

Инги конунгу доложили, что Грегориус и Эрлинг сражаются на пристани, и он отправился туда и хотел разнять их, но ему это не удалось, так как и те и другие были в ярости.

Тут Грегориус крикнул Инги конунгу. Он просил его уйти и говорил, что ему все равно не удастся разнять их, но всего хуже будет, если с ним что‑нибудь случится.

– Потому что неизвестно, не захочет ли кто‑нибудь натворить беду, если увидит, что это в его силах.

И конунг ушел. Когда битва несколько стихла, люди Грегориуса пошли наверх к церкви Николаев, а люди Эрлинга пошли за ними, и они переругивались. Тут Инги конунг пришел во второй раз и пытался их примирить. И теперь обе стороны согласились, чтобы он уладил спор между ними.

Когда стало известно, что Хакон в Вике, Инги конунг и Грегориус отправились на восток, и у них было очень много кораблей. Но когда они приплыли на восток, Хакон со своими людьми улизнул, и битва не состоялась. Инги конунг направился в Осло, а Грегориус был в Конунгахелле.


XIII


Вскоре Грегориусу стало известно, что Хакон и его люди скрываются в местности, которая называется Саурбюир и расположена в лесах. Он двинулся туда и нагрянул ночью. Он думал, что Хакон и Сигурд в большей из двух усадеб и поджег дом там. Но Хакон и его люди были в меньшей усадьбе. Они подошли, когда увидели огонь, и хотели помочь тем, кто в доме. Тут пал Мунан, сын Али Оскейнда, брат Сигурда конунга, отца Хакона. Люди Грегориуса убили его, когда он хотел помочь тем, кто был в горящем доме. Им удалось выйти, и много людей было там убито.

Асбьёрн Кобыла спасся из усадьбы. Это был отчаянный викинг. Он был сильно ранен. Один бонд встретил его, и Асбьёрн попросил его, чтобы тот помог ему скрыться. Он обещал дать бонду денег. Но бонд сказал, что сделает то, что ему больше но душе. Он сказал, что довольно жил из‑за него в страхе, и убил его.

Хакон и Сигурд спаслись, но много их людей было перебито. Грегориус направился затем на восток в Конунгахеллу. Немного позднее Хакон и Сигурд двинулись к поместью Халльдора сына Брюньольва в Ветталанде, подожгли там дома и сожгли их. Халльдор выбрался из дома и был сразу же зарублен, как и его люди. Всего было убито человек двадцать. Сигрид, его жене, сестре Грегориуса, они позволили убежать в лес в одной рубашке. Они захватили там Амунди, сына Гюрда сына Амунди и Гюрид дочери Дага, племянника Грегориуса, и увезли с собой. Ему было тогда пять лет.


XIV


Грегориус услышал об этих событиях и счел их крупными. Он тщательно разведал, где его враги. В последние дни йоля Грегориус отправился из Конунгахеллы с большим войском. На тринадцатый день йоля он приехал в Форс. Он переночевал там и слушал там утреннюю службу в последний день йоля, [553] и ему после этого читали евангелие. Это была суббота.

Когда Грегориус и его люди увидели войско Хакона, им показалось, что оно много меньше, чем их собственное. Там, где они встретились, между ними была река. Она называется Бевья. Лед на реке был плохой, так как морской прилив доходил туда подо льдом. Люди Хакона сделали проруби во льду и засыпали их снегом, так что их не было видно.

Когда Грегориус подошел к реке, он сказал, что лед кажется ему плохим и что надо идти через мост, который немного выше по реке. Но бонды в войске стали говорить, что как это он мол не решается напасть на тех через лед, когда тех так мало. Лед ведь, сказали они, хорош, но вот, видно, счастье покинуло его.

Грегориус отвечал, что никогда не бывало надобности упрекать его в трусости, не будет и теперь. Он призвал следовать за собой и не оставаться на берегу, если он ступит на лед. Он сказал, что это их совет идти на плохой лед, и только поэтому он неохотно идет на него.

– Но ваших упреков в трусости я не стерплю! – сказал он и велел вынести вперед свое знамя.

И он вышел на лед. Но когда бонды увидели, что лед плох, они попятились. Грегориус увяз в снегу, но не глубоко. Он велел людям быть осторожными, но за ним пошло не более человек двадцати. Все остальное войско отступило. И вот один человек из войска Хакона пустил в него стрелу, и она попала ему в горло. Тут пал Грегориус и с ним двадцать человек. Так кончилась его жизнь.

Все говорили, что он был лучшим предводителем лендрманнов в Норвегии, насколько помнили люди, которые тогда жили. Лучше всех он был для нас, исландцев, с тех пор как скончался конунг Эйстейн Старший. Тело Грегориуса было перенесено в Хёвунд и погребено на Гимсей в тамошнем женском монастыре. Там была тогда аббатисой Баугейд, сестра Грегориуса.


XV


Два управителя поехали в Осло, чтобы рассказать Инги конунгу о том, что случилось. Когда они приехали туда, они попросили конунга принять их. Он спросил, что они могут сообщить.

– Погиб Грегориус сын Дага, – сказали они.

– Как случилась такая беда? – спросил конунг. Они рассказали. Конунг возразил:

– Виноваты в этом плохие люди.

Говорят, что он был так потрясен, что плакал, как ребенок. Когда он успокоился, он сказал так:

– Я хотел поехать к Грегориусу, когда услышал об убийстве Халльдора, ибо я знал, что немного пройдет времени до того, как Грегориус станет мстить. Но люди вели себя так, как будто ничего нет важнее пира на йоль и как будто его нельзя отложить. Но я уверен, что если бы я был там, то либо не произошло бы такого, либо мы с Грегориусом отправились бы в одно и то же место. Погиб тот, кто был моим лучшим человеком и кому я всего больше обязан тем, что страна в моих руках. До сих пор я думал, что наши смерти будут близко друг от друга. Но теперь я должен один идти против Хакона, и одно из двух: либо я погибну, либо одолею Хакона. Но за такого человека, как Грегориус, невозможно отомстить, даже если они все погибнут.

Один человек возразил на это, что их недолго придется искать. Он сказал, что они уже движутся сюда, чтобы встретиться с ним.

В Осло была тогда Кристин, дочь Сигурда конунга, двоюродная сестра Инги конунга. Конунг услышал, что она собирается уехать из города, и послал к ней узнать, почему она хочет уехать. Она сказала, что в городе неспокойно и не место женщине. Конунг попросил ее не уезжать:

– Так как если мы одержим победу, в чем я уверен, то ты будешь здесь в почете, если же я паду, то мои друзья не смогут убрать как полагается, мое тело, и тогда ты должна просить, чтобы тебе позволили сделать это. Так ты всего лучше сможешь отблагодарить меня за то что я хорошо с тобой обходился.


XVI


Вечером в день Бласиуса [554] разведчики донесли Инги конунгу, что Хакон приближается к городу. И вот Инги конунг велел трубить, чтобы войско вышло из города. В нем оказалось около сорока сотен человек. Конунг велел построиться в длину и так, чтобы было не больше пяти человек в глубину. Люди стали уговаривать конунга не принимать участия в битве и не подвергать себя опасности.

– Пусть Орм, твой брат, будет предводителем войска, – говорили они.

Но конунг возразил:

– Я уверен, что если бы Грегориус жил и был здесь теперь, а я был бы убит и за меня надо было мстить, то он бы не прятался в укромном месте, а участвовал в битве.

Люди говорят, что Гуннхильд, вдова Симуна, приемная мать Хакона, велела колдовать, чтобы узнать, как Хакону одержать победу, и вышло, что они должны биться с Инги ночью, но не днем, и тогда они одержат победу. Говорят, что колдунью, которая гадала, звали Тордис Бородуля, но я не знаю, правда ли все это.

Симун Ножны пошел в город и лег спать. Его разбудил боевой клич. В конце ночи разведчики донесли Инги конунгу, что Хакон и его люди подходят с моря по льду. Лед был плотный от города и до Хёвудей.


XVII


Инги конунг вышел с войском на лед и построил свои боевые порядки перед городом. Симун Ножны был в крыле, обращенном к Трелаборгу, а в крыле, обращенном к женскому монастырю, были Гудрёд, конунг Южных Островов, сын Олава Клининга, и Йон, сын Свейна, сына Бергтора Козла.

Когда люди Хакона подошли к боевым порядкам Инги конунга, обе стороны издали боевой клич. Гудрёд и Йон махнули людям Хакона, давая знать, где они. Тогда люди Хакона двинулись туда, и Гудрёд и его люди сразу же обратились в бегство. Их было около пятнадцати сотен. А Йон и много народу с ним перебежали в войско Хакона и сражались на его стороне. Об этом донесли Инги конунгу. Он сказал так:

– Очень разные у меня друзья. Никогда бы так не поступил Грегориус, если бы он был жив.

Тогда люди стали уговаривать конунга сесть на коня и скакать прочь в Раумарики.

– Ты там найдешь довольно подмоги еще сегодня, – говорили они.

– И не подумаю, – говорит конунг. – Вы мне часто говорили, и, наверно, это правда, что мало счастья принесло Эйстейну конунгу, моему брату, то, что он обратился в бегство. А ведь у него было все, что украшает конунга. При моей немощи мало счастья принесло бы мне то, что повергло его в такую беду, ведь и здоровье и силы у меня не такие, как у него. Мне шел второй год, когда меня провозгласили конунгом в Норвегии, а теперь мне уже двадцать пять. Но за то время, что я был конунгом, у меня было больше тягот и огорчений, чем забав и радостей. Я дал много битв, иногда с большим войском, чем у неприятеля, иногда с меньшим. Наибольшей моей удачей было то, что я никогда не обращался в бегство. Пусть бог распорядится моей жизнью и тем, сколько она еще продлится, но я никогда не обращусь в бегство.


XVIII


Когда Йон и его товарищи расстроили боевые порядки Инги конунга, многие из тех, кто стоял рядом, обратились в бегство. Боевые порядки смешались и нарушииись, а люди Хакона устремились вперед. Наступил день. Завязался бой вокруг знамени Инги конунга. В этом бою пал Инги конунг. Но Орм, его брат; продолжал битву.

Много народу бежало тогда в город. После гибели конунга Орм дважды уходил в город и подбадривал войско, и снова возвращался на лед, и продолжал битву.

Хакон и его люди напали на то крыло войска, где был Симун Ножны. Тут в войске Инги пал Гудбранд сын Скавхёгга, зять Инги, а Симун Ножны и Халльвард Бездельник стали биться друг с другом, и их дружины тоже сражались и дошли до Трелаборга. В этом бою погибли оба, и Симун, и Халльвард. Орм, брат конунга, сражался доблестно, но в конце концов бежал.

Предыдущей зимой Орм обручился с Рагной, дочерью Николаса Чайки, которая раньше была женой конунга Эйстейна сына Харальда. Свадьбу должны были играть в следующее воскресенье. День Бласиуса пришелся на пятницу. Орм бежал в Швецию к Магнусу, своему брату, который был там конунгом, а их брат Рёгнвальд был там ярлом. Они были сыновьями Ингирид и Хейнрека Хромого. Он был сыном Свейна сына Свейна, конунга датчан.

Кристин, конунгова дочь, убрала как полагается тело Инги конунга. Он был погребен в каменной стене Церкви Халльварда на южной стороне за алтарем. Он пробыл конунгом двадцать пять лет.

В битве погибло много народа и с той, и с другой стороны, но много больше в войске Инги. Арни сын Фрирека погиб в войске Хакона. Людям Хакона досталось все, приготовленное к свадьбе, и много другой добычи.


XIX


Хакон конунг подчинил себе теперь всю страну и посадил своих людей во все округи и торговые. города. Хакон конунг и его люди собирались в Церкви Халльварда, когда обсуждали дела страны. Кристин, конунгова дочь, дала денег священнику, у которого были ключи от церкви, чтобы он спрятал в церкви ее человека, который мог бы подслушать о чем Хакон совещается со своими людьми. Узнав, что они замышляют, она послала сообщение в Бьёргюн Эрлингу Кривому, своему мужу, прося его не доверять им.


XX


В битве при Стикластадире, о которой было написано раньше, случилось, что Олав конунг отбросил свой меч Хнейтир, когда был ранен. У одного человека, шведа родом, сломался меч, и он взял меч Хнейтир и сражался им. Этот человек выбрался из битвы и бежал вместе с другими. Он добрался до Швеции и вернулся к себе домой. А меч тот он сохранял всю жизнь. Потом он достался его сыну, и так он передавался из поколения в поколение, и каждый, кто передавал меч следующему, говорил, как он называется и откуда он.

Много позднее, во времена Кирьялакса, кейсара Миклагарда, [555] в этом городе были большие дружины варягов. Одним летом, когда кейсар был в каком‑то походе и был разбит лагерь, варяги стояли на страже и охраняли конунга. Они расположились в поле, вне лагеря. Всю ночь они по очереди стояли на страже, и те, кто раньше стоял на страже, ложились спать. Они все были в полном вооружении.

У них было в обычае, ложась спать, оставлять шлем на голове, класть щит на себя, а меч – под голову и держать правую руку на его рукояти. Один из этих сотоварищей, которому досталось стоять на страже в конце ночи, проснулся на рассвете и обнаружил, что его меч пропал. Он стал его искать и увидел, что тот лежит в поле далеко от него. Он встал и взял меч. Он думал, что это его товарищи, которые стоят на страже, шутят над ним, унося его меч. Те, однако, отрицали это. То же самое повторялось три ночи. Он сам, а также другие, кто видел или слышал, что происходит, очень удивлялись, и люди спрашивали его, как такое может происходить. Тогда он сказал, что меч его называется Хнейтир и что он принадлежал Олаву Святому и был у него в битве при Стикластадире. Он рассказал также, что случилось с мечом потом.

Обо всем этом доложили Кирьялаксу конунгу. Тот вслед позвать человека, которому принадлежал меч, и дал ему золота втрое больше, чем стоил меч. А меч конунг велел отнести в Церковь Олава, которую содержат варяги. Там он всегда и оставался над алтарем.

Эйндриди Юный был в Миклагарде, когда происходили эти события. Он рассказал о них в Норвегии, как свидетельствует Эйнар сын Скули, в драпе, которую он сочинил о конунге Олаве Святом. В ней воспевается это событие.


XXI


Случилось в Стране Греков, когда там конунгом был Кирьялакс, что конунг отправился в поход в Блёкуманналанд и, когда он дошел до равнины Пецинавеллир, навстречу ему вышел, языческий конунг с огромным войском. У них была конница и очень большие повозки с бойницами. Когда они расположились на ночлег, они поставили повозки, одну рядом с другой, вокруг своего лагеря, а перед ними они вырыли глубокий ров. Получилось укрепление, большое как крепость. Языческий конунг был слепой.

Когда конунг греков пришел, язычники построили свое войско на поле перед крепостью из повозок. Греки тоже построили войско, и обе стороны поскакали друг на друга и стали сражаться. Но дело кончилось плохо и несчастливо: греки обратились в бегство и потерпели большие потери, а язычники одержали победу.

Тогда конунг построил войско из франков и Флемингов, и те поскакали против язычников и сражались с ними. Но получилось то же самое: многие были убиты, а те, кто остались живы, бежали. Конунг греков очень рассердился на своих воинов, а те ему говорят, пусть обращается к верингам, своим винным мехам. Конунг отвечает, что он не хочет расточать цвет своего войска, посылая так мало людей, какими бы они ни были храбрыми, против такого огромного войска. Тут Торир Хельсинг, который был тогда предводителем верингов, так ответил на слова конунга:

– Даже если бы это был горящий огонь, все равно я и мои воины бросились бы в него, если бы я знал, что этим будет куплен тебе мир, конунг.

Конунг сказал:

– В таком случае молитесь Олаву Святому, вашему конунгу, чтобы он даровал вам успех и победу.

Верингов было четыре с половиной сотни. Они ударили по рукам и дали обет построить церковь в Миклагарде на свои средства и с поддержкой добрых людей и посвятить ее святому Олаву конунгу. Затем веринги устремилсь на поле, и когда язычники увидели их, они сказали своему конунгу, что войско конунга греков снова идет на них.

– Но на этот раз, – сказали они, – это всего горсть людей.

Конунг спросил:

– Кто этот статный муж, который скачет на белом коне впереди их войска.

– Мы его не видим, – отвечали они.

Численное превосходство язычников было таково, что не меньше шестидесяти язычников приходилось на одного христианина. Тем не менее веринги смело бросились в бой. И когда войска сошлись, страх и ужас овладели язычниками, так что они сразу же обратились в бегство, а веринги преследовали их и вскоре перебили большое множество их. Когда это увидели греки и франки, которые раньше бежали от язычников, они тоже бросились в бой и стали вместе с верингами преследовать бегущих. Тут веринги ворвались в крепость из повозок. Очень много народу было убито. Во время бегства язычников был взят в плен языческий конунг, и веринги захватили его с собой. Так христиане овладели лагерем язычников и крепостью из повозок. [556]



Сага о Магнусе сыне Эрлинга

(Magn ú ss saga konungs Erlingssonar)


I


Когда Эрлингу стали известны замыслы Хакона и его людей, он послал гонцов всем могущественным мужам, о которых знал, что они были друзьями Инги конунга, а также его дружине и людям, которые ему служили и которым удалось спастись, а также людям Грегориуса и пригласил их на встречу. Встретившись и переговорив между собой, они сразу же решили, что не будут отпускать своих людей и скрепят свое решение клятвами. После этого они стали обсуждать, кого следует провозгласить конунгом. Эрлинг Кривой взял слово и спросил, не будет ли на то воля могущественных мужей или других лендрманнов, чтобы сын Симуна Ножны, внук конунга Харальда Гилли, был провозглашен конунгом, а Йон сын Халлькеля был бы предводителем войска. Но Йон отказался. Тогда спросили у Николаса сына Скьяльдвёр, племянника Магнуса, не возьмется ли он быть предводителем войска. Николас ответил, что, по его мнению, надо провозгласить конунгом того, кто происходит из рода конунгов, а предводителем войска сделать того, у кого можно ожидать достаточно ума для этого. Тогда будет и войско легче собрать. Спросили у Арни, отчима конунга, не позволит ли он провозгласить конунгом кого‑нибудь из своих сыновей, братьев Инги конунга. Тот ответил, что сын Кристин, племянник Сигурда конунга, по своему происхождению имеет всего больше права быть конунгом в Норвегии.

– И есть человек, – добавил он, – который будет опекать его и руководить им и державой. Это Эрлинг, его отец, муж умный, решительный и хорошо испытанный в битвах и государственных делах. Он хорошо справится, если только удача будет ему сопутствовать.

Многие одобрили этот совет. А Эрлинг сказал:

– Насколько я слышу, большинство из тех, к кому обращаются, предпочитает уклониться от трудного дела и не браться за него. Мне ясно также, что если я возьмусь за это дело, то что бы ни случилось, почет должен принадлежать тому, кто будет предводительствовать войском. Но может случиться и так, как бывало со многими, кто брался за такое большое дело, что они теряли при этом все свое добро и свою жизнь в придачу. Но если дело пойдет успешно, то легко найдутся люди, которые сами захотят взять его в свои руки. Поэтому тот, кто возьмется за это трудное дело, должен принять решительные меры против возможного сопротивления или вражды со стороны тех, кто сейчас участвует в этом соглашении.

Все единодушно обещали блюсти верность. Эрлинг сказал:

– О себе я должен сказать, что служить Хакону было бы для меня равносильно смерти, и хотя дело кажется мне очень опасным, я все же. решаюсь предоставить вам решение и возьмусь предводительствовать войском, если таковы ваши воля и решение и если вы все свяжете себя клятвами.

Все согласились, и на этой сходке было решено выбрать Магнуса сына Эрлинга конунгом. Затем был созван тинг в городе, и на этом тинге Магнус был провозглашен конунгом всей страны. Ему было тогда пять лет. Затем стали его людьми все, кто там присутствовал и кто раньше были людьми Инги конунга, и всякий сохранял то звание, которое у него было при Инги конунге.


II


Эрлинг Кривой собрался в поход и велел снарядить корабли. С ним отправился Магнус конунг и все, кто стали его людьми. В походе участвовали Арни, отчим конунга, и Ингирид, мать Инги конунга, два ее сына, Йон Коровий Сосок, сын Сигурда Журавля, люди Эрлинга, а также те, кто были раньше людьми Грегориуса. Всего у них было десять кораблей. Они отправились на юг в Данию, к Вальдамару конунгу и Бурицу сыну Хейнрека, брату Инги конунга. Вальдамар конунг был близкий родич Магнуса конунга. Ингильборг, мать Вальдамара конунга, и Мальмфрид, мать Кристин, матери Магнуса конунга, были дочерьми Харальда конунга с востока из Гардарики, а он был сын Вальдамара сына Ярицлейва. [557] Вальдамар конунг их хорошо принял. Они с Эрлингом много встречались и совещались, и в конце концов было решено, что Вальдамар конунг окажет Магнусу конунгу всяческую поддержку, которая ему может понадобиться, чтобы овладеть Норвегией и удержать ее в своих руках, а Вальдамар получит ту часть Норвегии, которой его предки – Харальд сын Горма и Свейн Вилобородый – раньше владели, а именно – весь Вик до Рюгьярбита на севере. Этот договор был скреплен клятвами и торжественными обещаниями. Затем Эрлинг и его люди снарядились в обратный путь из Дании и отплыли от Вендильскаги.


III


Хакон конунг отправился весной сразу после пасхи на север в Трандхейм. У него были тогда все корабли, которые раньше принадлежали Инги конунгу. Хакон созвал тинг в городе Каупанге и был на нем провозглашен конунгом всей страны. Он дал Сигурду из Рейра звание ярла, и тот был провозглашен ярдом. Затем Хакон отправился со своими людьми назад на юг и дальше на восток в Вик. Конунг направился в Тунсберг и послал Сигурда ярла на восток в Конунгахеллу, чтобы защищать страну с частью его войска, в случае если Эрлинг нападет с юга.

Эрлинг приплыл со своими людьми в Агдир и сразу же направился на север в Бьёргюн. Там они убили Арни Лысуна Бригиды, управителя Хакона конунга, и отправились назад на восток навстречу Хакону конунгу. Сигурд ярл ничего не слышал о тем, что Эрлинг приплыл с юга, и оставался на востоке на Эльве, а Хакон конунг был в Тунсберге. Эрлинг пристал к берегу у Хроссанеса и стоял там несколько ночей.

Хакон конунг приготовился к бою в городе. Эрлинг подошел к городу. Он велел взять корабль, нагрузить его древами и соломой и поджечь. Ветер дул в сторону города, и корабль погнало к нему. Эрлинг велел укрепить два каната на этом корабле, привязать к ним две лодки и плыть на этих лодках туда, куда ветер погонит корабль. Когда горящий корабль близко подошел к городу, те, кто были в лодке, стали тянуть канаты к себе, чтобы город не загорелся. На город повалил такой густой дым, что с пристани, где стояло войско конунга, ничего не было видно. Тогда Эрлинг со всем своим войском поплыл в том направлении, куда ветер гнал дым, и они стреляли в тех, кто стоял на берегу. И вот, когда горожане увидели, что огонь приближается к их домам, и многие были ранены стрелами, они посовещались и послали священника Хроальда Долгоречивого к Эрлингу, чтобы испросить пощады себе и городу. И когда Хроальд сказал им, что пощада обещана, они вышли из войска конунга. Когда горожане ушли, войско на пристани поредело. Некоторые из людей Хакона говорили, что все же надо сражаться. Но Энунд сын Симуна, которого всего больше слушали в войске, сказал:

– Я не буду сражаться за владения Сигурда ярла, раз его самого здесь нет.

Затем Энунд бежал, и за ним все войско вместе с конунгом бежало в глубь страны. Много народу было при этом перебито в войске Хакона. Тогда сочинили такую вису:


Не след нам за князя

Сталь пытать, – рек Энунд, –

Коль от Сигурда с юга

Ни слуху, ни духу.


Твёрд шаг по дороге

Магнусовых воев,

А Хаконовы храбры

Рати дали дёру.


А Торбьёрн Скальд Кривого говорит так:


Не в труд ратоводцу

Был в Тунсберге – волку

В глотку лил ты пиво

Павших – звон копейный. [558]


То‑то натерпелся

Страху враг, в ограде

Сидя, от несметных

Шильев Хильд [559] и жара.


Хакон конунг отправился сухим путем на север в Трандхейм. Когда Сигурд ярл узнал об этом, он отправился морским путем навстречу Хакону конунгу со всеми кораблями, которые мог собрать.


IV


Эрлинг Кривой захватил в Тунсберге все корабли, которые принадлежали Хакону конунгу. Он присвоил себе также Буковый Борт, корабль, который раньше принадлежал Инги конунгу. Затем Эрлинг отправился дальше и подчинил Магнусу весь Вик и всю страну, по которой он проезжал. Зиму он провел в Бьёргюне. Эрлинг велел убить Ингибьёрна Сосуна, лендрманна Хакона конунга на севере во Фьордах. Хакон конунг провел зиму в Трандхейме, а весной он созвал ополчение и снарядился в поход на юг против Эрлинга. С ним были тогда Сигурд ярл, Йон сын Свейна, Эйндриди Юный, Энунд сын Симуна, Филиппус сын Пэтра. Филиппус сын Гюрда, Рёгнвальд Кунта, Сигурд Плащ, Сигурд Епанча, Фрирек Чёлн, Аскель из Форланда, Торбьёрн сын Гуннара Казначея, Страд‑Бьярни.


V


Эрлинг был в Бьёргюне с большим войском. Он решил запретить выезд всем торговым кораблям, которые собирались на север в Каупанг, так как боялся, что, если бы корабли ходили туда беспрепятственно, то Хакон слишком быстро узнал бы о его приближений. Они принял такое решение якобы потому, что, как он говорил, лучше людям в Бьёргюне достанутся товары, которыми нагружены корабли, даже если они и меньше заплатят за них корабельщикам, чем те хотели бы, а не врагам и недругам, и тем их усилят.

Так в городе стали собираться корабли, ибо много их приходило каждый день, но ни один не уходил. А Эрлинг велел вытащить на берег самые легкие из своих кораблей и пустить слух, что он собирается оставаться в городе и обороняться в нем при поддержке своих друзей и родичей. Но вот однажды Эрлинг велел трубить сбор, чтобы пришли все корабельщики, и разрешил всем хозяевам торговых кораблей плыть, куда они хотят. Поскольку Эрлинг дал разрешение на выезд, и ветер был попутный для поездки на север вдоль берега, все торговые корабли, которые уже стояли нагруженные товарами и готовые к плаванью, то ли с торговыми, то ли с другими целями, отплыли еще до полудня того дня. Те, у кого были более быстроходные корабли, помчались вперед, и один старался перегнать другого. Когда все эти корабли доплыли до Мёра, то войско Хакона конунга уже было там. А он сам собирал людей и снаряжал их, и он созвал своих лендрманнов и предводителей ополчения. Он уже давно не получал никаких известий из Бьёргюна. И вот люди со всех кораблей, которые плыли с юга, сообщили ему, что Эрлинг вытащил свои корабли на берег в Бьёргюне и что можно напасть на него там. Они сообщили также, что у него большое войско.

Хакон отправился на Веей, но послал Сигурда ярла и Энунда сына Симуна в Раумсдаль собирать людей и корабли. Он послал также людей в оба Мера. Пробыв несколько дней в торговом поселке на Веей, Хакон уехал оттуда и продвинулся несколько дальше на юг, думая, что так скорее начнется их поход и быстрее соберутся к нему люди.

Эрлинг Кривой разрешил отъезд торговым кораблям из Бьёргюна в воскресенье, а во вторник, как только кончилась ранняя месса, затрубила труба конунга, созывая к нему войско и горожан, и он велел спустить на воду корабли, которые раньше были вытащены на берег. Войско и ополчение собрались на домашний тинг у Эрлинга, и он рассказал о своих намерениях и назначил начальников кораблей. Он велел зачитать список тех, кто был назначен на корабль конунга. Тинг закончился тем, что Эрлинг призвал каждого занять то место, на которое тот назначен, и сказал, что всякий, кто останется в городе, после того, как он отплывет на Буковом Борту, поплатится жизнью или членами своего тела. Орм Конунгов Брат отплыл на своем корабле в тот же вечер, а большинство других кораблей уже раньше были спущены на воду.


VI


В среду, до того как в городе отслужили мессы, Эрлинг отплыл из города со всем своим войском. У них был двадцать один корабль. Дул попутный ветер с юга вдоль берега. С Эрлингом был Магнус конунг, его сын. С ним было также множество лендрманнов, и войско у него было отличное. Когда Эрлинг проплывал к северу мимо Фьордов, он послал по пути лодку в усадьбу Йона сына Халлькеля и велел захватить Николаса, сына Симуна Ножны и Марии дочери Харальда Гилли. Они привезли его с собой, и он остался на корабле конунга.

В пятницу на рассвете они приплыли в Стейнаваг. Хакон конунг стоял тогда в заливе, который называется (…) [560] У него было четырнадцать кораблей. Он сам и его люди высадились на остров и забавлялись игрой, а его лендрманны сидели на пригорке. Вдруг они увидели, что какая‑то лодка плывет с юга к острову. В лодке было два человека. Они гребли изо всех сил, пригибаясь к самому дну лодки, и когда они причалили к берегу, оба бросились бежать, не привязав лодку. Лендрманны видели это и решили между собой, что, наверно, эти люди могут рассказать какие‑нибудь новости. Они встали и пошли им навстречу. Когда они встретились, Энунд сын Симуна спросил:

– Нет ли у вас новостей об Эрлинге Кривом, раз вы так торопитесь?

Тогда тот, кто первым отдышался настолько, что мог говорить, сказал:

– Эрлинг плывет с юга на вас, и у него двадцать кораблей или около этого, и многие из них очень большие. Вы скоро увидите их паруса.

Тогда Эйндриди Юный сказал:

– Почти в нос! – сказал один воин, когда стрела попала ему в глаз.

Они поспешно пошли туда, где шла игра, и сразу же прозвучала труба. Это трубили к бою, чтобы все войско как можно быстрее шло на корабли. А было то время дня, когда обед был почти готов. Все бросились к кораблям. Каждый садился на корабль, который был к нему ближе, так что на кораблях оказалось очень неодинаковое число людей. Они взялись за весла, а некоторые подняли паруса, и они направили корабли на север, к Веей, так как рассчитывали, что жители торгового поселка окажут им большую помощь.


VII


И вот показались паруса кораблей Эрлинга, и обе стороны увидели друг друга. Корабль Эйндриди Юного назывался Драглаун. Это был большой и широкий боевой корабль. Но на нем оказалось мало людей, так как те, кто раньше были на нем, сели на другие корабли. Это был самый тихоходный из кораблей Хакона. И когда корабль Эйндриди был против острова Секк, Буковый Борт, корабль, которым правил Эрлинг, настиг его и сцепился с ним. Между тем Хакон уже почти достиг Веей, когда раздался трубный звук, потому что корабли, которые были всего ближе к Эйндриди, повернули назад, чтобы оказать ему помощь. Обе стороны вступили в бой, кому с кем пришлось. Многие паруса упали поперек кораблей, и корабли не сцеплялись, а стояли борт к борту.

Битва продолжалась недолго. Вскоре всё смешалось на корабле Хакона конунга. Одни были убиты, другие попрыгали за борт. Хакон набросил на себя серый плащ и прыгнул на другой корабль. Пробыв на нем недолго, он понял, что находится среди врагов, так как, осматриваясь, он не видел поблизости ни своих людей, ни своих кораблей. Он тогда перешел на Буковый Борт, к тем, кто был на его носу, и сдался им. Те приняли его к себе и подарили ему жизнь.

В битве погибло много народу, и больше в войске Хакона. На Буковом Борту погиб Николас, сын Симуна Ножны, и в его убийстве обвиняли людей самого Эрлинга. Тут битва стихла, и корабли той и другой стороны разошлись.

Эрлингу доложили, что Хакон конунг на его корабле и что его приняли те, кто были на носу, и обещали защитить его. Эрлинг послал человека на нос корабля и велел сказать тем, кто были на носу, чтобы они хорошо стерегли Хакона и не дали ему убежать. Он сказал, что не будет возражать против пощады Хакону, если так посоветуют могущественные мужи и это приведет к миру. Люди на носу сказали, что это наилучшее решение.

Тут Эрлинг сказал, чтобы затрубили как можно громче, и велел людям вступить в бой с теми кораблями, которые еще не были очищены. Он сказал, что им не представится лучшей возможности отомстить за Инги конунга. Раздался боевой клич, все стали подбадривать друг друга, и корабли рванулись в битву. В этой битве Хакон конунг был смертельно ранен. После его гибели, когда его люди узнали о ней, они бросились в битву и, откинув щиты, рубили обеими руками, не щадя своей жизни. Эта отчаянность стоила им больших потерь, так как людям Эрлинга было видно, где те не защищены. Большая часть войска Хакона конунга погибла. Причиною было численное превосходство войска Эрлинга, а также то, что люди Хакона не щадили своей жизни. Никто из них не смел просить пощады, разве что могущественные люди брали их под свою защиту и платили выкуп за них. Вот кто погиб в войске Хакона: Сигурд Плащ, Сигурд Епанча, Рёгнвальд Кунта. А несколько кораблей ускользнули и заплыли во фьорды, и люди на них спасли так свою жизнь. Тело Хакона конунга было перевезено в Раумсдаль и там погребено. Сверрир конунг, его брат, велел перевезти тело Хакона конунга на север в Каупанг и замуровать в каменную стену Церкви Христа к югу от алтаря.


VIII


Сигурд и Эйндриди Юный, Энунд сын Симуна, Фрирек Челн и еще некоторые могущественные мужи не дали войску рассеяться. Они оставили корабли в Раумсдале и направились в Упплёнд. Эрлинг Кривой и Магнус конунг поплыли с войском на север в Каупанг, и им подчинялась вся страна, где они ни появлялись. Затем Эрлинг созвал Эйрартинг. На нем Магнус был провозглашен конунгом всей страны. Эрлинг оставался там некоторое время, так как он подозревал, что трёнды не верны ему и его сыну. Магнус стал теперь считаться конунгом всей страны. Хакон конунг был красив видом и статен, высок и строен. Он был очень широк в плечах. Поэтому его воины называли его Хаконом Широкоплечим. Но так как он был молод, другие могущественные мужи помогали ему советами. Он был человеком веселым и простым в обращении, любил пошутить и сохранял повадки юноши. Народ его любил.


IX


Одного человека из Упплёнда звали Маркус из Скога. Он был родичем Сигурда ярла. Маркус воспитывал сына Сигурда конунга. Его тоже звали Сигурд. Жители Упплёнда провозгласили Сигурда конунгом по совету Сигурда ярла и других могущественных мужей, которые поддерживали Хакона конунга. У них еще оставалось большое войско. Оно часто делилось на две части. Конунг и Маркус меньше подвергали себя опасности, а Сигурд ярл и другие могущественные мужи ходили в более опасные походы. Большей частью они ходили в походы по Упплёнду, но иногда и в Вик.

При Эрлинге Кривом всегда был Магнус, его сын. Эрлингу были подчинены все силы на море и на суше. Осенью он был некоторое время в Бьёргюне, а затем отправился на восток в Вик и расположился в Тунсберге. Он готовился зимовать там и собирал в Вике подати и налоги, которые причитались конунгу. У него тоже было большое и хорошее войско.

Так как Сигурду ярлу была подчинена небольшая часть страны, а людей у него было множество, ему скоро стало не хватать денег, и если поблизости не было могущественных мужей, он добывал деньги незаконным путем, частично вымогательством, частично просто открытым грабежом.


X


В то время Норвежская Держава процветала. Бонды были богаты и могучи и непривычны к поборам и притеснениям со стороны бродячих войск. Всякий грабеж сразу же вызывал большой шум и много разговоров.

Жители Вика были большими друзьями Магнуса конунга и Эрлинга. Причиной тому была их дружба с конунгом Инги сыном Харальда, ибо жители Вика всегда верой и правдой служили под его щитом. Эрлинг велел охранять город, и каждую ночь двенадцать человек стояли на страже.

Эрлинг часто созывал бондов на тинги, и на этих тингах много говорилось о бесчинствах людей Сигурда, и, выслушав речи Эрлинга и других дружинников, бонды единодушно заявили, что было бы большим благодеянием, если бы этим бесчинствам был положен конец. Арни, отчим конунга, говорил долго и под конец очень настойчиво. Он требовал, чтобы все, кто присутствует на тинге, дружинники, бонды и горожане, приняли решение осудить по закону Сигурда ярла и всю его шайку, живых и мертвых, послав их к черту. Ярость и неистовство народа были таковы, что все согласились. Такое неслыханное решение было принято и скреплено, как полагается это делать на тингах. Священник Хроальд Долгоречивый произнес речь. Он был человек речистый, и вся его речь сводилась к тому, что уже было сказано раньше.

Эрлинг дал пир на йоль в Тунсберге, а на сретенье он выплатил жалованье дружинникам.


XI


Сигурд ярл прошел с отборным войском по Вику, и многие подчинились ему, уступая силе, а многие откупились деньгами. Так он прошел по всей стране и появлялся в разных местах. Некоторые из его шайки тайно пытались помириться с Эрлингом и всегда получали такой ответ: всем, кто хочет помириться с ним, будет дарована жизнь, но остаться в стране будет дозволено только тем, за кем нет большой вины перед ним. Но когда люди Сигурда слышали, что не всем из них будет дозволено остаться в стране, то это удерживало их в его шайке, так как многие из них знали за собой вину, которую, как они полагали, Эрлинг не простит им. Филиппус сын Гюрда помирился с Эрлингом, получил назад свои владения и вернулся в свою усадьбу. Но вскоре после этого туда пришли люди Сигурда и убили его. Многие были убиты или преследовались и с той и с другой стороны, но здесь написано только о распрях между могущественными мужами.


XII


В начале поста Эрлйнгу стало известно, что Сигурд ярл собирается нагрянуть на него. О нем было слышно то здесь, то там, иногда ближе, иногда дальше. Эрлинг разослал разведчиков, чтобы точнее узнать, где они. Он велел также каждый вечер трубить сбор вне города всему войску, и так оно стояло всю ночь, построенное в боевые порядки. И вот Эрлйнгу донесли, что Сигурд ярл и его люди совсем недалеко, в Рэ. Тогда Эрлинг вышел из города со всеми боеспособными и вооруженными горожанами, а также купцами, кроме двенадцати человек, которые остались сторожить город. Он вышел из города во вторник на второй неделе великого поста после трех часов дня, и каждый в его войске захватил с собой пропитание на два дня. Уже была ночь, когда войско, наконец, выбралось из города. Одна лошадь и один щит приходились на двух человек. Когда подсчитали людей, то оказалось, что в войске около тринадцати сотен. Разведчики, вернувшиеся назад, донесли, что Сигурд ярл в Рэ, в усадьбе, которая называется Хравнснес, с пятью сотнями человек. Тут Эрлинг велел созвать своих людей и сказал им, что ему донесли. Все стали говорить, что надо поспешить и напасть на них врасплох или же вступить с ними в бой еще ночью. Тогда Эрлинг заговорил и сказал так:

– Похоже на то, что мы скоро вступим в бой с Сигурдом ярлом. В их шайке много людей, чьих злодеяний нам не забыть. Они зарубили Инги конунга и многих других наших друзей, которых не пересчитаешь. Эти злодеяния они совершили из подлости и с помощью дьявола и колдовства, ибо в законах нашей страны говорится, что тот совершает низость и подлость, кто убивает людей ночью. Эта шайка выведала у колдунов, что им будет удача, если они вступят в бой ночью, а не при свете солнца. Вот как они одержали победу и сразили такого правителя. Мы часто говорили и заявляли, что нам кажется подлостью то, что они начали битву ночью. Давайте лучше последуем примеру тех правителей, которых мы знаем с лучшей стороны и которые больше достойны подражания, и будем сражаться днем и в боевом порядке, а не подкрадываться ночью к спящим людям. У нас хорошее войско, не большее, чем у них. Дождемся рассвета и дня и будем держаться в боевом порядке, на случай их нападения.

После этого все сели. Некоторые улеглись на сене из стогов, которые там оказались, другие сидели на своих щитах и так ждали рассвета. Погода была холодная, и шел мокрый снег.


XIII


Сигурд ярл узнал о приближении войска, только когда оно было уже совсем близко. Его люди встали и вооружились. Они совсем не знали, как велико войско Эрлинга. Некоторые хотели бежать, но большинство хотело ждать. Сигурд ярл был человек умный и красноречивый, но считался не очень решительным. Он тоже склонялся тогда к тому, чтобы обратиться в бегство, и его люди очень осуждали его за это.

Когда рассвело, оба войска начали строиться. Сигурд ярл построил свое войско на склоне выше моста, между мостом и городом. Там было устье небольшой речки. А люди Эрлинга построились по другую сторону реки. За их рядами стояли хорошо вооруженные конники. С ними был конунг. Тут люди ярла увидели, что численный перевес не на их стороне, и стали говорить, что надо уходить в лес. Тогда ярл сказал:

– Вы говорите, что у меня нет мужества. Сейчас вы увидите, так ли это. Смотрите, пусть никто не побежит и не дрогнет раньше меня. Мы выгодно расположились. Дадим им перейти через мост, и как только их знамя будет по эту сторону, мы бросимся на них вниз по склону, и пусть тогда никто не отстанет от других.

Сигурд ярл был в коричневом одеянии и красном плаще с подоткнутыми полами. На ногах у него были меховые сапоги. Он держал щит и меч, который назывался Бастард. Ярл сказал:

– Богу известно, что груде золота я бы предпочел возможность нанести Эрлйнгу Кривому удар Бастардом!


XIV


Войско Эрлинга Кривого двинулось к месту. Но Эрлинг велел войску повернуть и направиться вдоль речки.

– Эта речка маленькая, – сказал он, – и через нее легко перебраться, так как у нее низкие берега.

Так и было сделано. А войско ярла двинулось вдоль склона навстречу войску Эрлинга. Когда склон кончился и через речку можно было легко перебраться, Эрлинг велел своим людям петь Патер ностер и просить, чтобы победу одержали те, чье дело более правое. А все люди ярла стали громко петь Кирьяль [561] и бить оружием о свои щиты. В этом шуме три сотни людей ускользнули из войска Эрлинга и обратились в бегство. Тут Эрлинг и его войско перешли через речку. Люди ярла издали боевой клич. Но уже не было склона, по которому они могли бы броситься вниз на войско Эрлинга. Битва началась у подножья склона. Сперва метали друг в друга копья, но вскоре завязался рукопашный бой. Знамя ярла отступило, так что люди Эрлинга поднялись на склон. После недолгого боя люди ярла бежали в лес, который был у них в тылу. Об этом сказали Сигурду ярлу и уговаривали его бежать. Но он сказал:

– Вперед, пока мы еще можем сражаться!

И они шли отважно вперед, рубя на обе стороны. В этой схватке погибли Сигурд ярл, Йон сын Свейна и около шестидесяти человек. У Эрлинга потери были невелики, и его люди преследовали бегущих до самого леса. Тут Эрлинг остановил свое войско и повернул назад. Он подошел туда, где рабы конунга собирались содрать одежду с Сигурда ярла. Тот еще был жив, хотя и был без сознания. Его меч был вложен в ножны и лежал рядом с ним. Эрлинг поднял меч и стал бить им рабов, крича им, чтобы они убирались прочь.

Затем Эрлинг вернулся назад со своим войском и расположился в Тунсберге. Через семь дней после гибели ярла люди Эрлинга взяли в плен Эйндриди Юного и убили его.


XV


Маркус из Скога и его воспитанник Сигурд направились весной в Вик и раздобыли себе там корабли. Когда Эрлинг узнал об этом, он отправился на восток в погоню за ними, и они встретились у Конунгахеллы. Маркус и Сигурд бежали на остров Хисинг. Жители Хисинга собрались на берегу и присоединились к людям Маркуса. Эрлинг и его люди подплыли к берегу, но люди Маркуса стали стрелять в них. Тогда Эрлинг сказал:

– Захватим их корабли и не будем высаживаться на берег, чтобы сражаться с ними на суше. С жителями Хисинга лучше не иметь дела. Они упрямы и неразумны. Но они не надолго приютят у себя эту шайку, ведь Хисинг это только клочок земли.

Так и было сделано. Они захватили корабли и отвели их в Конунгахеллу. А Маркус и его войско ушли в пограничные леса и предполагали совершать набеги оттуда. Обе стороны следили друг за другом через разведчиков. У Эрлинга было очень много народу, он созвал людей из окрестных местностей. Но ни та, ни другая сторона не напала на другую.


XVI


Эйстейн, сын Эрленда Медлительного, был выбран архиепископом после кончины Йона архиепископа. Эйстейн был посвящен в архиепископы в том самом году, когда погиб Инги конунг. Когда Эйстейн взошел на престол архиепископа, весь народ очень полюбил его. Он был достойный муж и знатного рода. Трёнды приняли его хорошо, так как большинство знати в Трёндалёге было в родстве или в каком‑нибудь свойства с архиепископом, и все были его добрыми друзьями. Архиепископ вступил в переговоры с бондами. Он сказал им сперва о нуждах своей церкви, о том, насколько велико должно быть ее благолепие, чтобы она стала достойной той славы, которую она приобрела с тех пор, как в ней находится архиепископский престол. Он потребовал от бондов, чтобы они платили ему подать полновесными серебряными эйрирами. А раньше он получал подать такими же эйрирами как конунг. [562] А подать полновесными серебряными эйрирами, которую он хотел получить, была вдвое больше той, которую обычно получал конунг. И благодаря поддержке родичей и друзей архиепископа и его собственным стараниям, его требование было принято и стало законом во всем Трёндалёге, а также в тех фюльках, которые входили в его епархию.


XVII


После того как Сигурд и Маркус оставили свои корабли в Эльве, они увидели, что не могут сразиться с Эрлингом. Они повернули в Упплёнд и направились сухим путем на север в Трандхейм. Их там хорошо приняли. Сигурд был провозглашен конунгом на Эйрартинге. К ним примкнули сыновья многих достойных людей. Они сели на корабли и быстро снарядились. В начале лета они поплыли на юг в Мёр и собирали все налоги конунга всюду, где появлялись. В Бьёргюне тогда защищали страну следующие лендрманны: Николас сын Сигурда, Нёккви сын Паля, а также начальники дружин Торольв Толстяк, Торбьёрн Казначей и многие другие. Маркус и Сигурд поплыли на юг, но им стало известно, что войско Эрлинга в Бьёргюне очень многочисленно, и они тогда поплыли на юг, держась открытого моря. Люди говорили, что в то лето Маркусу и его людям всегда дул попутный ветер, куда бы они ни плыли.


XVIII


Когда Эрлинг Кривой узнал, что Маркус и Сигурд повернули на север, он направился на север в Вик, созвал к себе людей, и вскоре у него было большое войско и много больших кораблей. Но когда он хотел выйти в Вик, подул противный ветер, и Эрлинг долго простоял то здесь, то там все это лето.

Когда Маркус и Сигурд доплыли до Листи, они услышали, что у Эрлинга в Вике огромная рать, и они снова повернули на север. Они доплыли до Хёрдаланда и хотели направиться в Бьёргюн, но когда они подходили к городу, навстречу им выплыл Николас. У него было много больше войска и гораздо более крупные корабли. Маркусу и его людям ничего не оставалось, кроме как уходить назад на юг. Одни поплыли в открытое море, другие – на юг в проливы, еще другие – в глубь фьордов, а Маркус и кое‑кто с ним пристали к острову, который называется Скарпа. Николас и его люди захватили их корабли. Они подарили жизнь Йону сыну Халлькеля и некоторым другим людям, но большинство из тех, кого они захватили, они убили. Несколько дней спустя Эйндриди Кобыла нашел Сигурда и Маркуса. Их отвезли в Бьёргюн. Сигурд был обезглавлен у Гравдаля, а Маркус и еще один человек были повешены на Хварвснесе. Это было в день Микьяля. [563] Войско их тогда рассеялось.


XIX


Фрирек Челн и Бьярни Злой, Энунд сын Симуна, Эрнольв Корка ушли с несколькими кораблями в море и поплыли, держась открытого моря, вдоль побережья на восток. Всюду, где они приставали к берегу, они грабили и убивали друзей Эрлинга.

Когда Эрлинг услышал о казни Маркуса и Сигурда, он отпустил лендрманнов и ополчение, а сам направился со своими людьми через Фольд на восток, так как он услышал, что там есть люди Маркуса. Эрлинг приплыл к Конунгахеллу и оставался там всю осень. В первую неделю зимы Эрлинг отправился на остров Хисинг с большой ратью и потребовал, чтобы там был созван тинг. Жители Хисинга собрались и стали держать тинг. Эрлинг обвинил их в том, что они присоединились к шайке Маркуса и выступили против него. Эцуром звали человека – он был самым могущественным из бондов, – который выступал от их имени. Тинг длился долго. В конце концов бонды предоставили Эрлингу решение, и он назначил встречу с ними через неделю в городе и назвал пятнадцать человек, которые должны были явиться туда. Когда они пришли, Эрлинг присудил их к выплате трех сотен голов скота. Бонды отправились домой, очень недовольные.

Вскоре после этого река стала, и корабли Эрлинга оказались скованы льдом. Тогда бонды не стали платить выкупа и не расходились некоторое время. Эрлинг дал пир на йоль, а жители Хисинга устроили свой пир в складчину и не расходились весь йоль. В ночь после пятого дня йоля Эрлинг отправился на остров, окружил дом Эцура и сжег его в нем. Всего он убил тридцать человек и сжег три усадьбы. После этого он вернулся в Конунгахеллу. Тут бонды пришли к нему и выплатили выкуп.


XX


Эрлинг Кривой сразу же весной снарядился в поход и, как только пошел лед, уплыл из Конунгахеллы. Он услышал, что на севере в Вике бесчинствуют те, кто раньше были людьми Маркуса. Эрлинг велел разведать, где они, отправился на поиски и застал их врасплох, когда они стояли в одном заливе. Энунд сын Симуна и Эрнольв Корка ускользнули, а Фрирек Челн и Бьярни Злой были схвачены, и многие из их шайки были убиты. Эрлинг велел привязать Фрирека к якорю и бросить за борт. Эрлинга очень осуждали за это в Трёндалёге, так как Фрирек был очень хорошего рода. Бьярни он велел повесить, и тот очень богохульствовал, как за ним водилось, прежде чем был повешен. Торбьёрн Скальд Кривого говорит так:


Викингов обрек он

Смерти, Эрлинг. Сгинул

Там Челнок, злолютый

Погубитель многих.


Крюк Фриреку впился

Под лопатки, Бьярни ж

Лиходей на древо,

Вредоносный, вздёрнут.


Энунд и Эрнольв и те, кто ускользнули с ними, бежали в Данию, но они бывали иногда и в Гаутланде или в Вике.


XXI


Эрлинг Кривой направился потом в Тунсберг и оставался там долго в ту весну. С наступлением лета он поплыл на север в Бьёргюн. Там собралось тогда очень много народа. Там был тогда Стефанус легат из Румаборга, Эйстейн архиепископ и другие епископы страны. Там был и Бранд епископ, который был тогда посвящен в епископы Исландии. [564] Был там и Йон сын Лофта, внук конунга Магнуса Голоногого, и Магнус конунг и другие родичи Йона признали тогда свое родство с ним. Эйстейн архиепископ и Эрлинг Кривой часто беседовали друг с другом с глазу на глаз. И вот однажды во время их беседы Эрлинг спросил:

– Правда ли это, владыко, что, как говорят люди, Вы увеличили подать, которую Вам должны платить бонды на севере страны?

Архиепископ отвечает:

– Да, это правда, что бонды согласились увеличить подать, которую они мне должны платить. Они сделали это по своей воле, а не по принуждению, и этим приумножили славу бога и богатство церкви.

Эрлинг говорит:

– Это было согласно закону конунга Олава Святого, владыко, или Вы отступили от того, что написано в книге законов?

Архиепископ говорит:

– Когда конунг Олав Святой давал свои законы, он получал согласие и одобрение всего народа. Но в его законах не говорится, что запрещено приумножать права бога.

Эрлинг отвечает:

– Если Вы хотите приумножить Ваши права, то Вы, конечно, поможете нам также приумножить права конунга.

Архиепископ отвечает:

– Ты уже раньше довольно возвысил сан и власть твоего сына. И если я противозаконно взял с трёндов более высокую подать, то, как я полагаю, ты больше нарушил закон, поскольку тот теперь правит страной, кто не сын конунга. А это противозаконно и беспримерно здесь в стране.

Эрлинг говорит:

– Когда Магнус был провозглашен конунгом норвежской державы, то это было сделано с Вашего ведома и по совету Вашему и других епископов страны.

Архиепископ говорит:

– Ты обещал, Эрлинг, когда мы дали тебе согласие на то, чтобы Магнус был провозглашен конунгом, что будешь поддерживать права бога повсюду и всеми твоими силами.

– Я признаю, – говорит Эрлинг, – что я обещал поддерживать права бога и законы страны всеми моими и конунга силами. Но я думаю что было бы лучше, если бы вместо того, чтобы возводить друг на друга обвинения, мы бы соблюдали все, о чем мы договорились. Поддержите власть Магнуса конунга, как Вы обещали, а я поддержу Вашу власть во всем, что может быть Вам полезным.

Вся эта беседа была дружественной. И Эрлинг сказал:

– Если Магнус не так провозглашен конунгом, как исстари было в обычае здесь в стране, то в Вашей власти дать ему корону и в согласив с божьим законом помазать его на царство. И хотя я не конунг и не иэ рода конунгов, большинство конунгов на нашей памяти не так хорошо разбиралось в законах и правах, как я. Но мать Магнуса конунга – дочь конунга и его законной жены. Так что Магнус законнорожденный сын дочери конунга. И если Вы помажете его в конунги, то никто потом не сможет оспаривать его сан; Вильяльм Незаконнорожденный не был сыном конунга, однако он был посвящен и коронован в конунги Англии, и с тех пор сан конунга сохраняется в его роде в Англии, и все его потомки были коронованы. Свейн сын Ульва в Дании тоже не был сыном конунга, однако он был коронован, и с тех пор его сыновья и их потомки один за другим были коронованы. [565] Здесь в стране есть теперь архиепископ. Это высокая честь и слава нашей стране. Так приумножим их. Пусть будет у нас коронованный конунг, как у англичан или датчан.

Затем архиепископ и Эрлинг часто беседовали об этом замысле. И они обо всем договорились. Архиепископ рассказал об их замысле легату и легко склонил его к согласию. После этого архиепископ встретился с епископами страны и другими священнослужителями и рассказал им обо всем, и они ответили единогласно, что пусть будет так, как хочет архиепископ, и стали высказываться за посвящение, когда узнали, что архиепископ за него. Таково было тогда общее мнение.


XXII


Эрлинг Кривой велел приготовить в конунговой усадьбе великолепный пир. Большая палата была украшена драгоценными тканями и коврами и роскошно убрана. На пиру была дружина и все люди конунга. Было множество гостей, и среди них много могущественных мужей. Магнус принял посвящение в конунги от Эйстейна архиепископа в присутствии других пяти епископов, легата и множества священнослужителей. Эрлинг Кривой и с ним двенадцать лендрманнов принесли присягу конунгу. В тот день, когда состоялось посвящение, конунг и Эрлинг пригласили на пир архиепископа, легата и всех епископов, и пир был самый роскошный. Отец и сын раздали много богатых подарков. Магнусу конунгу было тогда восемь лет. Он тогда уже три года пробыл конунгом.


XXIII


Вальдамар конунг датчан услышал, что Магнус стал единовластным конунгом в Норвегии и что там в стране нет больше войск, поддерживающих других правителей. Он послал тогда Магнусу конунгу и Эрлингу своих людей с письмом. Он напоминал о договоре, заключенном Эрлингом с Вальдамаром конунгом, как здесь было написано раньше. Согласно этому договору, Вальдамар конунг должен был получить Вик до Рюгьярбита, если Магнус сделается единовластным конунгом Норвегии. Но когда посланцы явились и показали Эрлингу письмо конунга датчан и он узнал о притязаниях конунга датчан на норвежскую землю, то Эрлинг рассказал о них мужам, с которыми он обычно советовался, и те как один сказали, что нельзя уступать датчанам часть Норвегии, ибо, как говорят люди, то время, когда датчане владели Норвегией, было худшим временем в стране. Посланцы конунга датчан изложили Эрлингу свое поручение и просили его дать ответ. Эрлинг предложил им поехать с ним осенью на восток в Вик и сказал, что он даст ответ только после того, как встретится с умнейшими мужами в Вике.


XXIV


Эрлинг Кривой отправился осенью на восток в Вик и некоторое время был в Тунсберге. Он послал людей в Борг и велел созвать там тинг четырех фюльков. Затем Эрлинг направился туда со своим войском. Когда тинг начался, Эрлинг выступил и рассказал о соглашении, которое он заключил с конунгом датчан, когда он и его друзья впервые собрали это войско.

– И я хочу, – продолжал он, – выполнить все, о чем мы договорились тогда, если на то будет ваша воля и согласие и вы, бонды, хотите служить конунгу датчан, а не тому правителю, который здесь в стране посвящен в конунги и коронован.

Бонды ответили Эрлингу так:

– Мы ни в коем случае не хотим стать людьми конунга датчан, пока хоть один из нас, жителей Вика, жив.

И весь народ стал шуметь и кричать, прося Эрлинга сдержать клятву, которую он когда‑то дал всему народу, в том, что будет защищать [566] – землю твоего сына. А мы все пойдем за тобой!

На этом тинг кончился. После этого посланцы конунга датчан вернулись на юг в Данию и рассказали о том, как они выполнили свое поручение. Датчане очень поносили Эрлинга и всех норвежцев и говорили, что никогда не видели от них ничего, кроме плохого. Ходили слухи, что конунг датчан соберет весной свое войско и пойдет войной на Норвегию. Эрлинг отправился осенью на север в Бьёргюн и остался там на зиму, и платил жалованье.


XXV


В ту зиму несколько датчан пробирались сухим путем по стране. Они говорили, что, как это было в обычае, направляются на праздник святого Олава конунга. Добравшись до Трандхейма, они встретились с многими могущественными мужами и открыли, с каким поручением они посланы: конунг датчан поручил им заручиться их дружбой и радушным приемом в Норвегии, если он прибудет в страну, и он обещал власть и деньги. Это словесное послание сопровождалось письмом с печатью конунга датчан и просьбой, чтобы бонды прислали в ответ свое письмо с печатью. Они так и сделали, и большинство из них хорошо приняло послание конунга датчан. Посланцы поехали назад на восток в конце великого поста.

Эрлинг был в Бьёргюне. Весной друзья Эрлинга рассказали ему о том, что они слышали от корабельщиков, которые приехали с севера, из Трандхейма, а именно, что трёнды ведут себя как его враги, что они заявляют на своих тингах, что, если Эрлинг приедет в Трандхейм, он никогда не обогнет Агданеса живым. Эрлинг сказал, что это пустые слухи и болтовня.

Эрлинг объявил, что он собирается на юг в Унархейм на вознесенье и велел снарядить корабль с двадцатью скамьями для гребцов, другой – с пятнадцатью скамьями и грузовой корабль для дорожных припасов. Но когда корабли были снаряжены, поднялся сильный южный ветер. Во вторник в неделю перед вознесеньем Эрлинг велел трубить, чтобы люди шли на корабли, но им не хотелось отправляться из города, так как грести против ветра было трудно. Тогда Эрлинг направил корабли на север в Бюскупсхёвн и сказал:

– Вы ропщете на то, что нужно грести против ветра. Так поставьте мачты и поднимите паруса. Пусть корабли идут на север.

Они так и сделали и плыли на север день и ночь. В среду к вечеру они обогнули Агданес. Тут было множество кораблей, грузовых и гребных, и лодок. Это люди плыли в город на праздник. Одни плыли перед ними, другие за ними. Поэтому люди в городе не обратили внимание на то, что плывут боевые корабли.


XXVI


Эрлинг Кривой приплыл в город в то время, когда в Церкви Христа пели раннюю мессу. Эрлинг и его люди бросились в город. Им сказали, что Альв Драчун, лендрманн, сын Оттара Кумжи, еще пирует со своей дружиной. Эрлинг напал на них. Альв был убит, как и большая часть его дружины. Других людей погибло мало, так как большинство было в церкви. Это было в ночь перед вознесеньем.

В то же утро Эрлинг велел трубить, чтобы весь народ собрался на Эйраре на тинг. На этом тинге Эрлинг обвинил трёндов в измене себе и конунгу и назвал Барда Стандали, Паля сына Андреаса, Раца‑Барда – он был тогда сборщиком податей – и еще многих других. Они оправдывались и говорили, что не виновны.

Тогда встал капеллан Эрлинга и показал много писем с печатями и спросил, узнают ли они свои печати, которые они послали весной конунгу датчан. Эти письма были тут же прочтены вслух. С Эрлингом были тогда и те датчане, которые зимой возили эти письма. Эрлинг задержал их. Тут они огласили перед всем народом слова, которые каждый из тех сказал.

– Ты, Раца‑Бард, говорил и при этом бил себя в грудь: «из этой груди пошел весь заговор!»

Бард сказал:

– Я был помешан, господин мой, когда говорил такое.

Им ничего не оставалось кроме как предоставить Эрлингу решение по всему этому делу. И тот взял уйму денег с многих людей и объявил, что за убитых не будет выплачена вира. После этого он вернулся на юг в Бьёргюн.


XXVII


Вальдамар конунг собрал в ту весну большую рать в Дании и направился с ней на север в Вик. Как только он вторгся во владения конунга Норвегии, бонды собрали большое войско. Конунг держал себя мирно и спокойно, но всюду, где они подплывали к материку, люди, даже если их было всего один или два, стреляли в них из луков, и датчане поняли, что их тут сильно не любят. Когда датчане приплыли в Тунсберг, Вальдамар конунг созвал там тинг в Хаугаре, но никто из окружающей местности не явился. Тогда Вальдамар конунг выступил и сказал:

– Из того, как ведет себя этот народ, ясно, что они все против нас. У нас есть только две возможности: одна из них – пройти с огнем и мечом по стране, не щадя ни добра, ни людей; другая – вернуться на юг не солоно хлебавши. Но мне всего больше по душе отправиться на восток в языческие страны, которых вдоволь, и не убивать здесь крещеный люд, хотя они вполне заслужили это.

Все остальные хотели пройти по стране с огнем и мечом, но конунг настоял на том, чтобы вернуться на юг. Все же они пограбили на дальних островах и когда конунга не было вблизи. Затем они вернулись в Данию.


XXVIII


Эрлинг Кривой услышал, что войско датчан нагрянуло в Вик. Он созвал по всей стране ополчение, и собралась огромная рать, и он направился с ней на восток вдоль берега. Когда он доплыл до Лидандиснеса, он услышал, что войско датчан вернулось в Данию, пограбив там и сям в Вике. Тогда Эрлинг отпустил домой все ополчение, а сам поплыл с несколькими лендрманнами на очень многих кораблях в погоню за датчанами в Йотланд. Когда они приплыли к реке, которая называется Дюрса, они увидели датчан, вернувшихся из похода. У них было много кораблей. Эрлинг напал на них и сразился с ними. Датчане вскоре обратились в бегство и потеряли много народу, а Эрлинг и его люди пограбили корабли, а также торговый город и захватили там огромную добычу. Затем они вернулись в Норвегию. Некоторое время между Норвегией и Данией было немирье.


XXIX


Кристин, конунгова дочь, отправилась осенью на юг в Данию. Она поехала в гости к Вальдамару кенунгу, своему родичу. Они были детьми сестер. Конунг ее очень радушно принял и пожаловал ей доходы, так что она могла хорошо содержать своих людей. Она часто беседовала с конунгом, и он был очень дружествен к ней. И вот весной Кристин послала людей к Эрлингу и пригласила его приехать к конунгу датчан и помириться с ним. Следующим летом Эрлинг был в Вике. Он снарядил боевой кврабль, взял на него своих лучших людей и отправился в Йотланд. Он услышал, что Вальдамар конунг в Рандаросе. Эрлинг отправился туда и приплыл в город в то время, когда большинство людей сидело за столом. Когда они бросили якорь и разбили шатер на корабле, Эрлинг сам двенадцатый сошел на берег. Они были все в кольчугах, на шлемах у них были колпаки, а мечи спрятаны под плащами. Так они вошли в палату конунга. В это время как раз вносили еду, и двери были открыты. Эрлинг подошел со своими людьми к престолу. Эрлинг сказал:

– Мы хотим мира, конунг, и надеемся, что ты отпустишь нас с миром.

Конунг взглянул на него и сказал:

– Ты здесь, Эрлинг?

Тот ответил:

– Да, Эрлинг здесь, но говори скорей, отпустишь ли ты нас с миром.

В палате было восемьдесят людей конунга, но все они были безоружны. Конунг сказал:

– Я отпущу вас с миром, Эрлинг, как ты просишь. Я никогда не поступаю низко с теми, кто приходит ко мне.

Тут Эрлинг поцеловал руку у конунга, а затем вышел и отправился на свой корабль. Он оставался там некоторое время в гостях у конунга. Они беседовали о примирении между ними и между их странами, и они договорились, что Эрлинг останется заложником у конунга датчан, а Асбьёрн Петля, брат Абсалона архиепископа, поедет заложником в Норвегию.


XXX


Однажды Вальдамар конунг и Эрлинг беседовали друг с другом. Эрлинг сказал:

– Государь, наверно, всего больше способствовало бы миру, если бы Вы получили ту часть Норвегии, которая Вам была обещана в нашем договоре. Но если бы Вы ее получили, кого бы вы назначили ее правителем? Какого‑нибудь датчанина.? Нет, – продолжал он, – никакой датский вельможа не захотел бы ехать в Норвегию и там иметь дело с упрямым и непокорным народом, когда им и здесь у Вас достаточно хорошо. Я приехал сюда потому, что не хотел бы ни за что потерять Вашу дружбу. Сюда в Данию уже раньше приезжали люди из Норвегии, Хакон сын Ивара и Финн сын Арни, и Свейн конунг, Ваш родич, обоих сделал своими ярлами. У меня не меньше власти в Норвегии, чем было тогда у них, а конунг отдал под их власть Халланд, землю, которой он владел раньше. Я полагаю, что Вы вполне могли бы отдать мне Вашу землю в Норвегии, если я стану Вашим ленником, при условии, что я получу от Вас эту землю. Также и Магнус конунг, мой сын, ничего не будет иметь против этого, а я буду служить Вам так, как подобает ярлу.

Такие и подобные им слова говорил Эрлинг, и кончилось тем, что Эрлинг сделался ленником Вальдамара конунга, а конунг возвел Эрлинга на престол ярла и дал ему Вик в леи. И вот Эрлинг вернулся в Норвегию и с тех пор был ярлом, пока жил, и всегда оставался в мире с конунгом датчан.

У Эрлинга было четверо сыновей от его наложниц. Одного звали Хрейдар, другого – Эгмунд. У них была одна мать. Третьего звали финн, а четвертого – Сигурд. Их матерью была Аса Светлая. Они были младшие. У Кристин, конунговой дочери, и Эрлинга была дочь, которую звали Рагнхильд. Она была замужем за Йоном сыном Торберга из Рандаберга. Кристин уехала из страны с человеком, которого звали Грим Русли. Они поехали в Миклагард и жили там некоторое время, и у них было несколько детей.


XXXI


Олав, сын Гудбранда сына Скавхёгга и Марии, дочери конунга Эйстейна сына Магнуса, воспитывался у Сигурда Колпака в Упплёнде. Когда Эрлинг был в Дании, Олав и его воспитатель Сигурд собрали войско, и к ним примкнули многие жители Упилёнда. Олав был провозглашен конунгом. Они прошли со своим войском по Упплёнду, бывали иногда в Вике, а иногда на востоке в пограничных лесах. Кораблей у них не было.

Когда Эрлинг услышал об этом войске, он отправился со своими людьми в Вик. Он оставался летом на кораблях, а осенью был в Осло и там же праздновал йоль. Он выслал разведчиков вглубь страны и сам углублялся в страну в поисках войска Олава. С ним был Орм Конунгов Брат. Когда они подошли к озеру, которое называется (…) [567] они захватили все корабли, которые были на озере.


XXXII


Священник, который служил в Рюдъёкуле – это на берегу озера, – пригласил ярла на пир на сретенье. Ярл принял приглашение. Он решил, что хорошо послушать там службу. Они поплыли туда через озеро вечером накануне праздника. Но у священника был злой умысел. Он послал людей к Олаву, чтобы сообщить тому о приезде Эрлинга. А вечером он напоил Эрлинга и его людей крепким напитком. Им были приготовлены постели там, где они пировали. Проспав немного, ярл проснулся и спросил, не пора ли начинать раннюю мессу. Но священник сказал, что еще только начало ночи, они могут спокойно спать. Ярл ответил:

– У меня сегодня много снов, мне не спится.

Затем он снова заснул. Еще раз он проснулся и велел священнику встать и начинать службу. Но священник сказал, что еще только полночь и можно спать. Ярл лег, но, проспав немного, вскочил и велел своим людям вставать и одеваться. Они так и сделали и взяли свое оружие. Затем они пошли в церковь и оставили свое оружие снаружи, а священник начал раннюю мессу.


XXXIII


Олаву донесли вечером, и они прошли за ночь шесть миль пути, и его людям показалось, что это ужасно много. Они пришли в Рюдъёкуль во время ранней мессы. Еще была темная ночь. Олав и его люди бросились к дому, издав боевой клич. Они убили в нем несколько человек, которые не пошли в церковь.

Когда Эрлинг и его люди услышали боевой клич, они кинулись к своему оружию и затем направились к кораблям. Олав и его люди сошлись с ними у какого‑то забора, и завязалась битва. Эрлинг и его люди пробирались к озеру вдоль забора, и он их защищал. Их было много меньше, и многие из них были убиты или ранены. Больше всего помогло им то, что люди Олава не могли их разглядеть, такая была темь. Люди Эрлинга упорно пробивались к кораблям. Тут погиб Ари сын Торгейра, отец Гудмунда епископа, и многие другие дружинники Эрлинга. Эрлинг был ранен в левый бок, и некоторые рассказывают, что он поранился, вынимая свой меч. Орм был тяжело ранен. Еле‑еле они добрались до кораблей и сразу же отчалили.

Все говорили, что Олаву очень не повезло, так как Эрлинг и его люди погибли бы, если бы Олав действовал умнее. Люди стали звать его с тех пор Олавом Несчастье, а некоторые называли его людей колпаками.

Войско Олава, как и раньше, ходило по стране, а Эрлинг ярл вернулся в Вик к своим кораблям и оставался там до конца лета. Олав со своими людьми держался в Упплёнде, а иногда на востоке в пограничных лесах. Его войско не расходилось и вторую зиму.


XXXIV


Следующей весной Олав со своими людьми отправился в Вик и взял там конунговы подати. Они долго оставались там летом. Эрлинг услышал об этом и двинулся со своим войском на восток навстречу им. Они сошлись на восточном берегу фьорда в месте, которое называется Стангир. Завязалась жаркая битва, и Эрлинг одержал победу. Сигурд Колпак и многие из людей Олава были убиты, а Олав спасся бегством. Он направился на юг в Данию и следующую зиму был в Алаборге в Йотланде. А следующей весной он заболел и умер. Он погребен в Церкви Марии. Датчане считают его святым.


XXXV


Николас Улитка, сын Паля сына Скофти, был лендрманном Магнуса конунга. Он захватил Харальда, о котором говорили, что он сын конунга Сигурда сына Харальда и Кристин конунговой дочери и единоутробный брат Магнуса конунга. Николас отвез Харальда в Бьёргюн и передал его Эрлингу ярлу. Когда враги попадали в руки Эрлинга, то у него было в обычае не говорить ничего или говорить мало и сдержанно, если он решил, что их надо убить, и осыпать их руганью, если он хотел, чтобы они остались в живых. Эрлинг говорил мало с, Харальдом, и люди поняли, что он замыслил. Они попросили Магнуса конунга, чтобы тот заступился за Харальда. Конунг так и сделал. Тогда ярл сказал:

– Так тебе советуют твои друзья. Но ты будешь недолго править державой в покое, если будешь добросердечным.

Затем Эрлинг велел отвезти Харальда на Норднес, и там ему отрубили голову.


XXXVI


Эйстейном звался человек, который говорил, что он сын конунга Эйстейна сына Харальда. Он был тогда еще совсем молодым, когда, как рассказывают, он приехал одним летом на восток в Швецию и явился к Биргиру Улыбка. Тот был тогда женат на Бригиде, дочери Харальда Гилли, сестре отца Эйстейна. Эйстейн рассказал им о своих намерениях и попросил их помочь ему. Ярл и его жена приняли его хорошо и обещали свою поддержку. Он оставался там некоторое время, Биргир ярл дал Эйстейну несколько людей и денег на дорогу и хорошо его снарядил. Он и его жена обещали ему свою дружбу.

Эйстейн отправился на север в Норвегию и приехал в Вик. К нему сразу же стал стекаться народ, и войско его росло. Они провозгласили Эйстейна конунгом и оставались зиму в Вике. Но так как у них не было денег, они занялись грабежом. Лендрманны и бонды собрались и выступили против них и обратили их в бегство. Они бежали в леса и долго оставались в лесной глуши. Одежда у них износилась, так что они завертывали ноги в бересту. Поэтому бонды стали называть их берестениками.

Они часто вовершали набеги на селения, появлялись то здесь, то там, и сразу нападали, когда им противостояло мало народу. Они дали несколько битв бондам, и то одни, то другие одерживали верх. В трех битвах берестеники сражались, построившись в боевые порядки, и во всех них они одержали победу. А в Крокаскоге они чуть не потерпели поражение. Там на них напало войско бондов, очень многочисленное. Берестеники устроили завал из деревьев и затем ускользнули в леса. Берестеники были два года в Вике и за это время ни разу не уходили на север страны.


XXXVII


Магнус конунг пробыл тринадцать лет конунгом, когда появились берестеники. На третье лето они раздобыли корабли. Они стали плавать вдоль берегов, добывая добро и вербуя людей. Сначала они оставались в Вике, но к концу лета они отправились на север страны и плыли так быстро, что об их приближении ничего не было известно до тех пор, пока они не приплыли в Трандхейм.

В войске берестеников большинство было из пограничных лесов и с Гаут‑Эльва, но многие из них были из Теламёрка. Они были тогда хорошо вооружены. Эйстейн, их конунг, был человек статный, с узким, но красивым лицом, не очень большого роста. Многие называли его Эйстейн Девчушка. Магнус конунг и Эрлинг ярл были в Бьёргюне, когда берестеники плыли на север мимо них, но они не знали, что те плывут мимо.

Эрлинг был человеком могущественным и умным, очень воинственным, если шла война, умелым и властным правителем. Его считали крутым и суровым и в основном потому, что он мало кому из своих врагов разрешал остаться в стране, как они ни просили об этом, сдаваясь на его милость, и поэтому многие сразу же примыкали к тем, кто восставал против него. Эрлинг был высок и крепко сложен, у него была несколько короткая шея, длинное лицо, острые черты лица, светлые сильно поседевшие волосы. Голову он держал немного вкривь. Он был обходителен и степенен. Одевался он по‑старинному: носил длинную безрукавку, куртку и рубашку с длинными рукавами, вадьский плащ и очень высокие сапоги. Он так же заставлял одеваться и конунга, пока тот был молод. Но когда конунг стал самостоятелен, он одевался очень нарядно. Магнус конунг был легкомыслен и склонен к шутке. Он любил повеселиться и был большим женолюбом.


XXXVIII


Матерью Николаса, сына Сигурда сына Храни, была Скьяльдвёр, дочь Брюньольва Верблюда, сестра Халльдора сына Брюньольва и единоутробная сестра конунга Магнуса Голоногого.

Николас был могущественный муж. На острове Энгуль в Халогаланде у него было поместье, которое называется Стейг. У Николаса была также усадьба в Нидаросе выше Церкви Йона, где были владения Торгейра капеллана. Николас часто бывал в Каупанге, и горожане его слушались. Скьяльдвёр, дочь Николаса, была замужем за Эйриком сыном Арни. Тот тоже был лендрманном.


XXXIX


Случилось, что когда во время праздника рождества богородицы [568] люди возвращались с ранней мессы в городе, Эйрик подошел к Николасу и сказал:

– Тесть, какие‑то рыбаки, которые вернулись с моря, рассказывают, что боевые корабли плывут с моря по фьорду, и люди предполагают, что это берестеники. Вели трубить сбор, тесть, чтобы горожане собрались во всеоружии на Эйраре.

Николас ответил:

– Болтовня рыбаков мне не указ, зять. Я пошлю разведчиков во фьорд, и созовем сегодня тинг.

Эйрик отправился домой, и когда зазвонили к высокой мессе, Николас пошел в церковь. Эйрик подошел к нему и говорит:

– Я думаю, тесть, что слух справедлив. Здесь сейчас люди, которые говорят, что видели паруса. Я полагаю, что надо выезжать из города и собирать войско.

Николас говорит:

– Больно ты настойчив, зять. Вот послушаем мессу, а потом примем решение.

И Николас вошел в церковь. А когда месса кончилась, Эйрик подошел к Николасу и сказал:

– Тесть, мои лошади оседланы. Я выезжаю.

Николас ответил:

– Счастливого пути! Вот соберем тинг на Эйраре и увидим, сколько у нас войска.

И Эйрик ускакал, а Николас пошел в свою усадьбу и сел за стол.


XL


В то самее время, когда еда была поставлена на стол, вошел человек и сказал Николасу, что берестеники уже плывут по реке. Тогда Николас крикнул своим людям, чтобы они вооружились, а когда они вооружились, он велел им выйти на галерею, что было очень неразумно, так как если бы они стали защищать усадьбу, то горожане пришли бы им на помощь. Между тем берестеники уже заполнили всю усадьбу и ходили вокруг галереи.

Начались переговоры. Берестеники предложили Николасу пощаду, но он отказался. Завязалась битва. Николас и его люди защищались, стреляя из луков, бросая копья и печные камни, а берестеники подрубали дом и осыпали их стрелами.

У Николаса был красный щит с позолоченными гвоздями и украшениями в виде звезд. Берестеники стреляли так, что стрелы вонзались в щит по самые комли. Николас сказал:

– Изменяет мне щит!

Тут погиб Николас и большая часть его дружины. Его очень оплакивали. Берестеники пощадили всех горожан.


XLI


Эйстейн был затем провозглашен конунгом, и весь народ подчинился ему. Он пробыл некоторое время в городе, а потом углубился в Трандхейм. К нему примкнуло много народу. Присоединился к нему Торфинн Черный из Снёса и с ним многие. В начале зимы они двинулись к городу. Тут к ним присоединились сыновья Гудрун и Сальтнеса – Йон Котенок, Сигурд и Вильяльм. Они двинулись из Нидароса в Оркадаль – их насчитывалось тогда около двадцати сотен людей, – затем – в Упплёнд и через Тотн и Хадаланд – в Хрингарики.


XLII


Магнус конунг направился осенью на восток в Вик с войском. С ним был Орм Конунгов Брат. Эрлинг ярл оставался в Бьёргюне. У него было большое войско, и он должен был выплыть навстречу берестеникам, если бы они возвращались морским путем. Магнус конунг и Орм расположились в Тунсберге. Конунг отпраздновал там йоль.

Магнус конунг услышал, что берестеники в Рэ. Конунг и Орм вышли с войском из города и направились в Рэ. Лежал глубокий снег, и было очень холодно. Когда они пришли в усадьбу, они вышли со двора на дорогу и построились вне усадьбы, вытоптав под собой снег. Их было неполных пятнадцать сотен человек. Берестеники были в другой усадьбе, а часть их войска рассеялась по домам.

Когда берестеники узнали, что пришло войско Магнуса конунга, они стянулись и построились. А увидев его войско, они решили, что их войско больше, и так оно и было на самом деле, и они бросились в бой. Но когда они стали продвигаться вперед по дороге, только немногие смогли идти вперед одновременно. Те же, кто сходили с дороги, попадали в такой глубокий снег, что едва могли пробираться вперед. Тут их ряды расстроились, и те, кто шли впереди, были сражены. Знамя их было сбито, а те, кто шли всего ближе к нему, отступили, а некоторые обратились в бегство. Люди Магнуса преследовали их и убивали каждого, кого настигали. Так, берестеники не смогли построиться в боевой порядок и, беззащитные против оружия неприятеля, многие из них погибли, а многие бежали.

И случилось, как часто случается даже с отважными и доблестными воинами, что если им нанесен удар и они обратились в бегство, то большинство из них уже не возвращается. И вот большая часть берестеников обратилась в бегство, и множество погибло, ибо люди Магнуса конунга убивали всех, кого могли, и никому не давали пощады из тех, кого настигали, так что и те бежали, кто куда.

Эйстейн конунг тоже бежал. Он бросился в какой‑то дом и попросил хозяина пощадить и спрятать его. Но тот убил его, а потом отправился к Магнусу конунгу и застал его в Хравнснесе. Конунг был в доме и грелся у огня. В доме было много народу. Люди пошли и принесли труп Эйстейна и внесли его в дом. Конунг велел людям подойти и опознать труп. А на поперечной скамье сидел какой‑то человек. Никто не обратил на него внимания. А это был берестеник. Увидев труп своего государя и узнав его, он сразу же вскочил. В руке у него была секира. Он быстро подбежал к Магнусу конунгу и нанес ему удар секирой. Удар пришелся в шею у плеча. Какой‑то человек увидел секиру в воздухе и оттолкнул ее, так что она вонзилась в плечо. Это была глубокая рана. Затем берестеник взмахнул секирой во второй раз, метя в Орма Конунгова Брата. Тот лежал на скамье. Удар должен был прийтись по обеим голеням. Но когда Орм увидел, что этот человек хочет убить его, он быстро подобрал ноги и перебросил их себе через голову, и секира вонзилась в стояк скамьи. Она крепко застряла в нем. Между тем берестеник был так утыкан копьями, что он едва мог упасть. Тут только люди увидели, что он тащил за собой по полу свои внутренности. Мужество этого человека очень хвалили.

Люди Магнуса конунга долго преследовали бегущих и убили всех, кого могли. Тут погиб Торфинн из Снёса и многие другие тренды.


XLIII


Войско, которое называли берестениками, составилось из большого множества разных людей. Это был народ суровый и очень искусный во владении оружием, но довольно несдержанный. Они вели себя буйно и бешено, когда их было очень много. Среди них было мало таких, которые могли дать хороший совет или были привычны править страной или знали законы или умели управлять войском. И хотя некоторые из них понимали что к чему, большинство хотело делать то, что им вздумается. Им казалось, что в силу их многочисленности и их мужества они могут ничего не бояться.

Многие из тех, кто спаслись бегством, были ранены и потеряли оружие и одежду, и все были без денег. Некоторые бежали на восток в пограничные леса, многие – в Теламёрк, в основном те, которые были оттуда родом. Некоторые бежали на восток в Швецию. Все постарались скрыться, так как у них было мало надежды, что Магнус конунг или Эрлинг ярл пощадят их.


XLIV


Магнус конунг отправился назад в Тунсберг. Победа над берестениками его очень прославила, так как все всегда говорили, что Эрлинг ярл – щит и сила их обоих, но после того как Магнус конунг одержал победу над таким большим и многочисленным войском, имея меньше людей, все стали считать, что он всех превзойдет и будет настолько же лучшим воином, чем ярл, насколько он младше того.



Приложения


«Круг Земной» как литературный памятник


Долгое время «Круг Земной» [569] принимался за рассказ о прошлом, заслуживающий полного доверия, т. е. за историю. С развитием исторической науки возрастал скептицизм по отношению к «Кругу Земному» как истории, и все более частыми становились высказывания, которые сводятся к тому, что «Круг Земной» – это, в сущности, не история, а исторический роман, т. е. художественная литература. А что же такое «Круг Земной» на самом деле? Необходимо прежде всего учесть следующее. В сознании средневекового исландца не было деления на рассказ о прошлом, отвечающий требованиям, которые предъявляются к истории как науке, и рассказ о прошлом, отвечающий требованиям, которые предъявляются к художественной литературе. Рассказ о прошлом был, поэтому, так сказать, «праисторией». Пытаться ответить на вопрос, что такое «Круг Земной», в терминах таких понятий как «история» и «исторический роман», например – толковать его как нечто среднее между ними, или нечто, совмещающее в себе то и другое, – это значит приписывать средневековому исландцу то, что было совершенно чуждо его сознанию. Праистория – это нечто резко отличное как от истории, так и от исторического романа, а в известном смысле даже противоположное им.

Праистория отличается от истории прежде всего тем, что задача, которую она себе ставила, была несравненно больше той, которую может ставить себе история.

Праистория претендовала на то, что она правда, а не вымысел, но вместе с тем стремилась к тому, чтобы воссоздать прошлое как живую и полнокровную действительность. Так, хотя автор «Круга Земного» несомненно осознавал свой рассказ о прошлом как вполне правдивый, он изображал события прошлого как действия и слова конкретных людей, т. е. как живую действительность, которую можно наблюдать совершенно так же, как человек может наблюдать то, что находится перед его глазами и в пределах его слуха. Иллюзии присутствия при событиях, которые описываются в «Круге Земном», способствует еще и то, что, поскольку события не комментируются, читателю приходится самому догадываться, что скрывается за теми или иными действиями или словами, подобно тому, как это обычно приходится делать непосредственному наблюдателю событий.

Между тем, хотя история тоже претендует на то, что она правда, а не вымысел, она может претендовать на это только ценой отказа от какой‑либо попытки воссоздать прошлое как живую действительность, как слова и действия отдельных людей, только ценой сведения прошлого к перечислению фактов общегосударственного значения, средних цифр, действий социальных сил и тенденций, политических и экономических факторов и т. п., т. е. ценой сведения прошлого к абстракциям, которые нельзя наблюдать как живую действительность и которые, в той мере, в какой они обычно обусловлены субъективной концепцией автора‑историка, образуют как бы дымовую завесу, застилающую конкретную действительность.

Но такая же ограниченность, только с обратным знаком, характерна и для исторического романа. Правда, исторический роман может воссоздавать прошлое как полнокровную действительность, и в этом его отличие от истории, но он может воссоздавать прошлое так только ценой отказа от того, чтобы быть правдой, а не вымыслом. Автор исторического романа не может не сознавать, что в его романе исторические факты, а что – его собственный вымысел. Вымысел в историческом романе – это, в сущности, в большей степени «литература», чем вымысел в романе из современной жизни: исторический роман подразумевает более четкое разделение на факты, послужившие материалом для повествования, и вымысел автора, и тем самым большую выделенность вымысла в сознании автора. Не случайно исторический роман возник как жанр гораздо позднее, чем роман из современной жизни. Он явно более поздняя стадия развития вымысла в литературе.

Между тем в праистории то, что с точки зрения современного человека представляется художественным вымыслом, было вымыслом неосознанным и поэтому отнюдь не препятствовало осознанию повествования, в котором такой вымысел был представлен, как правды. Но что касается «Круга Земного», то в нем неосознанный вымысел был еще и результатом того, что его автор унаследовал свой метод рассказывания о прошлом от устной традиции: поскольку в устной традиции не могло быть фиксированного текста, рассказчик более или менее точно воспроизводил только общее содержание, форму же он должен был импровизировать, т. е. создавать заново при каждом исполнении. Такая заново создаваемая форма не могла, естественно, осознаваться как вымысел: она была неизбежным элементом всякого добросовестного, т. е. правдивого рассказа о прошлом. Автор «Круга Земного» действительно унаследовал такую технику рассказа, его повествование – это творческий пересказ, в котором сочинение неотделимо от исполнения, что особенно очевидно, если сравнивать те места «Круга Земного», письменный источник которых известен, с самим источником. [570] Такое сравнение показало, что автор «Круга Земного» пересказывал свой письменный источник отнюдь не дословно. Пересказывая тот или иной эпизод, он присочинял конкретный фон, уточнял время и место действия, даже погодные условия, диалогам придавал большую содержательность и драматичность, присочинял монологи, углубляющие историческую перспективу или характеризующие персонажей (такие монологи – черта, вообще характерная для «Круга Земного»), вводил бытовые детали и т. д.

То, что многое в праистории – художественный вымысел, стало заметным только с развитием исторической науки. Вместе с тем, неверным было бы утверждение, что история в принципе объективнее праистории. В исследованиях «Круга Земного» немало места занимали попытки определить политическую концепцию его автора. Характерно, однако, что единства взглядов в этом вопросе как правило не удавалось достигнуть. Оказывалось, что в «Круге Земном» можно обнаружить выражения не только разных, но и противоположных политических концепций. В одной из последних работ, посвященных этому вопросу, утверждается даже, что автор «Круга Земного» сознательно и последовательно проводил две противоположные политические концепции (роялистскую и антироялистскую) с целью «медиации» между ними. Гораздо более вероятно, однако, что идеологические противоречия, в которых повинен автор «Круга Земного», объясняются просто его наивностью как праисторика. Автор «Круга Земного» не умел замалчивать факты, противоречащие его взглядам, или соответствующим образом манипулировать ими. В этом отношении особенно характерно его отношение к христианству. В «Круге Земном» есть немало прямых высказываний автора, где прославляется христианство и осуждается язычество, и нет никаких оснований сомневаться в том, что в этих высказываниях выражаются взгляды автора. Однако то, что рассказывается в «Круге Земном» о христианизации Норвегии и христианстве как государственной идеологии (а рассказ этот занимает очень большое место), современному читателю могло бы показаться написанным с целью вызвать отвращение к христианству и к государственной идеологии вообще. На самом деле это, конечно, просто наивная объективность праисторика. Впрочем, объективность в рассказе «Круга Земного» о государственной идеологии и методах ее насаждения вероятно связана и с тем, что автор «Круга Земного» был исландцем, т. е. жителем страны, где в то время не было государственной власти.

В последних сагах «Круга Земного» в ряде мест в трезвое и реалистическое повествование вклиниваются рассказы о чудесах, посмертно совершенных Олавом Святым. Эти рассказы подчас настолько нелепы с точки зрения современного человека, что их можно было бы принять за пародию на церковную пропаганду. Но в действительности они, конечно, тоже проявление объективности автора «Круга Земного». Рассказы о чудесах Святого Олава, усиленно распространявшиеся церковью как пропаганда, пересказываются в «Круге Земном» так добросовестно, что даже сохраняется стиль, характерный для такого рода литературы, в частности – манерные повторения того же самого другими словами.

Объективность автора «Круга Земного» несомненно связана еще и с той особенностью психологии праисторика, которая людям нашего времени должна представляться наиболее парадоксальной: хотя, как было показано выше, «Круг Земной» подразумевает гораздо больший творческий вклад, чем тот, который возможен в истории как науке, невозможно обнаружить никаких признаков того, что автор «Круга Земного» осознавал этот вклад. Свое произведение он начинает словами: «В этой книге я велел записать древние рассказы о правителях, которые были в северных странах и говорили на датском языке, как я их слышал от мудрых людей». Эти слова надо, несомненно, понимать буквально, т. е. так, что автор не осознавал того, что он вложил в «слышанные им рассказы». Этим объясняется, конечно, и то, что ни в одной из сохранившихся рукописей «Круга Земного» не говорится, кто был его автором. Характерно также начало одной из рукописей «Круга Земного»: «Здесь начинается книга о королях, написанная со слов священника Ари Мудрого». Но очевидно, что Ари (он умер в 1148 г.) не мог быть автором «Круга Земного». Ставшее в новое время общепринятым мнение, что автором «Круга Земного» был Снорри Стурлусон, основано только на словах Лауренца Ханссёна, норвежца, который в 1548–1551 гг. перевел «Круг Земной» на датский язык, и Педера Клауссёна, другого норвежца, переведшего «Круг Земной» на датский язык в 1599 г. Но неизвестно, на чем основано утверждение Ханссёна и Клауссёна, и, следовательно, неизвестно, обосновано ли оно вообще.

Между тем Снорри Стурлусон был одним из наиболее известных людей своей эпохи. О нем много раз упоминается в одной из саг, входящих в состав «Саги о Стурлунгах», большого собрания саг о событиях XII–XIII веков в Исландии, а именно в «Саге об исландцах» (ее не следует смешивать с так называемыми «сагами об исландцах», или «родовыми сагами»), написанной по свежим следам событий Стурлой Тордарсоном (1214–1284), племянником Снорри, и охватывающей период с 1183 по 1244 г., т. е. как раз то время, когда жил Снорри (1179–1241). В другом произведении Стурлы – «Саге о короле Хаконе» – Снорри тоже упоминается не раз. Вкратце факты его жизни таковы.

Снорри был один из Стурлунгов, знатного рода, игравшего очень большую роль в Исландии первой половины XIII века (отсюда и название «эпоха Стурлунгов»). Он родился в 1179 г. на хуторе Хвамм. Его отцом был Стурла из Хвамма (от него пошло название рода Стурлунгов). Снорри воспитывался на хуторе Одди, у Йона Лофтссона, знатного исландца, который предложил отцу Снорри взять Снорри себе на воспитание. Со стороны матери Йон был внуком норвежского короля Магнуса Голоногого, а со стороны отца – внуком исландского ученого Сэмунда Мудрого и сам славился ученостью. В 1199 г. Снорри женился на богатой невесте и в 1202 г. переехал в Борг, ее хутор. В 1206 г. он переехал на хутор Рейкьяхольт, где и жил с тех пор, а жена его осталась в Борге. В 1224 г. Снорри, как говорится в «Саге о Стурлунгах», «вступил в союз на половинных началах» с очень богатой вдовой, и у него «стало тогда много больше богатства, чем у кого‑либо другого в Исландии». Сообщается также, что Снорри «был непостоянен, и у него были дети и от других женщин». Многочисленные распри, в которых Снорри участвовал, были для него путем к власти и богатству. Но в противоположность тому, что обычно рассказывается в сагах о людях его положения, Снорри никогда не участвовал в сражениях и не прибегал к оружию. Он предпочитал использовать других, оставаясь сам в стороне. Так, во время его распри с оркнейскими купцами он подослал к ним трех наемных убийц. Но вообще в его участии в распрях нет драматических моментов, и оно поэтому трудно поддается пересказу. Дважды Снорри избирался на альтинге законоговорителем (высшая выборная должность, которая, впрочем, никакой реальной власти не давала). Все же Снорри занимал очень видное положение в Исландии. Он устраивал у себя на хуторе многолюдные пиры, а в ежегодных поездках на альтинг его сопровождали сотни людей.

Дважды Снорри ездил в Норвегию. В первый раз он был там в 1218–1220 гг. От тогдашних правителей Норвегии – ярла Скули и короля Хакона – Снорри получил звание скутильсвейна (стольника). Снорри ездил тогда и в Швецию. Ярл Скули собирался организовать поход в Исландию. Снорри был среди тех, кто отговаривал ярла от похода, он взялся уговорить исландцев подчиниться Норвегии. Поход не состоялся, и Снорри получил тогда звание лендрманна (обладателя земельного пожалования от короля). Вернувшись в Исландию, Снорри послал своего сына в Норвегию в качестве заложника, но обещанного не выполнил. Второй раз Снорри был в Норвегии в 1237–1239 гг. Отношения между герцогом Скули (он был теперь уже герцогом, а не ярлом) и королем Хаконом ухудшились, и власть ускользала из рук герцога. Когда Снорри собирался уезжать из Норвегии, от короля – он был тогда на юге Норвегии – пришла грамота, запрещавшая всем исландцам выезд в то лето. Но Снорри все‑таки уехал. Как рассказывает «Сага о Стурлунгах» по словам одного исландца, при отъезде Снорри получил от герцога Скули звание ярла, но другие исландцы, которые были тогда со Снорри, отрицали это. Когда после гибели герцога Скули, пытавшегося поднять мятеж против короля, власть в Норвегии стала принадлежать только королю Хакону, Гицур Торвальдссон, главный враг Снорри в Исландии, получил от короля грамоту с требованием заставить Снорри выехать в Норвегию или убить его за то, что тот выехал из Норвегии без разрешения короля. В ночь на 23 сентября 1241 г. Гицур в сопровождении семидесяти человек приехал в Рейкьяхольт, и люди его вломились в дом. Снорри успел выскочить из него и по совету священника, который был тогда в Рейкьяхольте, спрятался в подвал. Священник этот выдал Снорри за обещание пощады. Пять людей Гицура ворвались в подвал, где спрятался Снорри, и зарубили его.

Хотя в «Саге о Стурлунгах» о Снорри сообщается масса фактов, единственное место в ней, которое можно истолковать как проливающее свет на отношение Снорри к «Кругу Земному» и вообще к сагам, гласит: «Стурла [571] бывал тогда подолгу в Рейкьяхольте и усердно давал списывать саги с тех книг, которые составил Снорри». Но при этом не поясняется, что это были за «книги» и что значит «составил». Поэтому все, что пишут о том, когда именно Снорри создал «Круг Земной» (а писали об этом много), – только догадки.

В то же время о Снорри как авторе скальдических стихов в современных ему источниках сообщается очень много. Это объясняется, конечно, тем, что скальдическое авторство, в отличие от сагового, всегда было осознанным и что поэтому скальдические стихи, в отличие от саг, всегда были фиксированными текстами. Снорри был «хорошим скальдом и искусным во всем, что он брался мастерить», – говорится в саге. Сообщается также, что он сочинял скальдические хвалебные песни о нескольких норвежских правителях. Правда, из его стихотворных произведений сохранился только «Перечень размеров», заключительная часть «Младшей Эдды» и в то же время хвалебная песнь в честь короля Хакона и ярла Скули. Снорри обычно считается автором и прозаической части «Младшей Эдды». Но в какой мере он был ее автором, в сущности, неясно. Сохранились также три строки из его другой хвалебной песни о ярле Скули. Они сохранились потому, что послужили поводом для насмешек над Снорри: выражение «жестокий к золоту», т. е. щедрый, которое Снорри употребил о ярле в этих строчках, могло быть понято и так, что у ярла «жесткая морда», и враги Снорри язвительно шутили насчет того, что ему пришлось «целовать ярла в его жесткую морду», и поносили его как скальда. Знаменитым как автор Снорри стал только в новое время!

Из того, что автор «Круга Земного» говорит о своих источниках, очевидно, что он не отличал источника от его пересказа, своего или чужого, а также – пересказа устного источника от пересказа письменного источника. Он начинает свой «Пролог» с того, что он «велел записать» в своей книге то, что он «слышал от мудрых людей», и «чему его учили». Но из того, что он говорит дальше, очевидно, что его источником были и письменные произведения. Не ясно, впрочем, как надо понимать выражение «велел записать» (сравни также аналогичное выражение в «Саге об Олаве Трюгвасоне», гл. LXXX). Значит ли оно, что автор диктовал свое произведение, или оно значит, что он только давал указания, откуда списывать? В первом случае он мог диктовать по памяти, прочтя отрывок памятника или даже прочтя его целиком, но мог и диктовать то, что он слышал от кого‑то. Вместе с тем, как списывание, так и письмо под диктовку могли оставлять известную свободу для творчества.

Стихи скальдов – единственный из источников «Круга Земного», отчетливо противостоящий авторскому пересказу, они даже в устной традиции сохранились как фиксированные тексты. Автор «Круга Земного» говорит о стихах скальдов как источнике следующее: «У конунга Харальда были скальды, и люди еще помнят их песни, а также песни о всех конунгах, которые потом правили Норвегией. То, что говорится в этих песнях, исполнявшихся перед самими правителями или их сыновьями, мы признаем за вполне достоверные свидетельства. Мы признаем за правду все, что говорится в этих песнях об их походах или битвах. Ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель, знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой». Исследования историков полностью подтвердили оценку скальдических хвалебных песней как наиболее надежного источника, и даже делались попытки написать древнейшую историю Норвегии, основываясь исключительно на скальдических стихах. Дело в том, что стихи скальдов, крайне своеобразные по форме, не менее своеобразны по отношению в них формы к содержанию: они были всегда продуктом осознанного творчества, но это было творчество, направленное только на форму, а не на содержание, вследствие чего вымысел и был в них невозможен.

Своеобразие скальдической формы прежде всего в ее резкой подчеркнутости, ее, так сказать, гипертрофии, граничащей временами с полной независимостью формы от содержания. Для скальдических стихов характерны не только сложный и строгий узор аллитераций и внутренних рифм, делающий стихотворный размер максимально тесным, и вычурная, подчас совершенно условная лексика, но также и черты, в силу которых поэзия скальдов уникальна в мировой литературе, а именно – так называемые кеннинги, т. е. крайне замысловатые и похожие на загадки поэтические фигуры (в настоящем издании они как правило расшифрованы в примечаниях) и причудливое переплетение отдельных предложений между собой (в настоящем издании такие вставные предложения в ряде случаев выделены курсивом).

Нетрудно понять поэтому, какие огромные трудности представляет перевод скальдических стихов на другие языки. Сколько‑нибудь точное копирование скальдической версификации средствами русского языка невозможно, поскольку русский язык располагает несравненно меньшими возможностями аллитерирования и внутренней рифмовки, чем древнеисландский. Сколько‑нибудь точный дословный перевод скальдических стихов тоже невозможен, отчасти потому, что в русском языке нет такого огромного богатства синонимов, какое есть в древнеисландском, но в большей мере потому, что, если перевести скальдический стих дословно, то обычно получается просто бессмыслица! По‑видимому, единственная возможность эквивалентного перевода скальдических стихов – это передача их специфики, так сказать, намеками, т. е. подыскание таких эквивалентов, которые давали бы достаточно полное представление о ней, но вместе с тем позволяли бы оставаться в рамках допустимого в русском языке и возможного в русском стихе. Именно такой перевод скальдических стихов был с большим мастерством и вместе с тем с глубоким и тонким пониманием скальдического искусства выполнен для настоящего издания О. А. Смирницкой.

Хотя автор «Круга Земного» оценивал правдивость скальдических стихов так же, как ее оценивают современные историки, отсюда не следует, что он так же, как они, использовал этот источник. Как видно из сравнения этих стихов (автор «Круга Земного» большей частью приводит их) с тем, что он говорит, поясняя или развивая их содержание, он считал себя вправе, оставаясь в пределах правды, очень свободно пересказывать их содержание, присочиняя то, что ему казалось правдоподобным. Впрочем, скальдические стихи едва ли могли бытовать в устной традиции (а они несомненно бытовали в устной традиции в той мере, в какой их авторы жили в дописьменное время) без сопровождающей их прозы – сведений о том, кто сочинил эти стихи, при каких обстоятельствах и т. д.

«Круг Земной» принадлежит к так называемым «сагам о королях», или «королевским сагам», т. е. древнеисландским сагам, в которых рассказывается о событиях не в Исландии, а в тех скандинавских странах, где, в отличие от Исландии, были короли, и прежде всего – о событиях в Норвегии. Общепризнанно, что «Круг Земной» – самая замечательная и во всех отношениях лучшая из «королевских саг». Но она не первая из них по времени написания. Есть сведения, что исландский ученый Сэмунд Сигфуссон (1056–1133), или Сэмунд Мудрый, написал, вероятно на латинском языке, краткую историю норвежских королей. Это произведение не сохранилось. Есть сведения также, что Ари Торгильссон по прозванию Мудрый (1067/68–1148), другой не менее знаменитый исландский ученый, был автором какого‑то произведения о норвежских королях на исландском языке. Оно тоже не сохранилось. Древнейшая «королевская сага», о которой есть более точные сведения, – это сага о королях Сигурде (1136–1155) и Инги (1136–1161), написанная в 1150–1170 гг. исландцем по имени Эйрик Оддссон. Но и это произведение («Hryggjarstykki» – название неясного значения) не сохранилось.

Древнейшая «королевская сага», которая сохранилась (в семи отрывках) – это сага об Олаве Святом (1013–1028), написанная в Исландии в конце XII века. Ее принято называть «Древнейшая сага об Олаве Святом». В начале XIII века была написана так называемая «Легендарная сага об Олаве Святом». Она тоже была написана в Исландии, но сохранилась только в норвежской рукописи. В 1210–1225 гг. Стюрмир Карасон, приор одного исландского монастыря, написал другую сагу об Олаве Святом. Полностью она не сохранилась, но части ее вошли в позднейшие саги. Несколько раньше, еще во время правления короля Сверрира (1184–1202), была написана «Сага о Сверрире», причем, как говорится в этой саге, ее писал Карл Йонссон, аббат одного исландского монастыря, а сам Сверрир якобы говорил ему, что писать. Около 1190 г. Одд Сноррасон, монах одного исландского монастыря, написал сагу об Олаве Трюггвасоне (994–1000). Эта сага (она была на латинском языке) сохранилась только в переводе на исландский язык, сделанном в начале XIII в. Около 1200 г. Гуннлауг Лейвссон, другой монах того же монастыря, написал, тоже на латинском языке, другую сагу об Олаве Трюггвасоне. Как целое произведение она не сохранилась, но значительные куски из нее вошли в позднейшие произведения.

В конце XII века был написан так называемый «Свод» (Agrip), первая «королевская сага», представлявшая собой уже не историю правления одного короля, а историю Норвегии на протяжении царствования многих королей. «Свод» охватывает период с IX в. по 1177 г., т. е. он (так же как и «Круг Земной» и другие сводные саги) кончается временем, с которого начинается «Сага о Сверрире». «Свод» – это единственная «королевская сага», которая была, как предполагается, написана не исландцем, а норвежцем. Характерно, однако, что она сохранилась только в исландском списке. Правда, сохранились также два латинских сочинения, написанных в XII–XIII веках в Норвегии – «История древнейших норвежских королей» монаха Теодорика и анонимная «История Норвегии». Но хотя эти сочинения и представляют некоторую ценность как исторические источники, как литературные произведения они не могут идти ни в какое сравнение с исландскими сагами. Наконец, в начале XIII века были написаны исландцами две другие сводные «королевские саги» – так называемые «Гнилая Кожа» (Morkinskinna) и «Красивая Кожа» (Fagrskinna). Первая охватывает период с 1035 по 1177 г. (но конец ее не сохранился), а вторая – с IX века по 1177 г. По‑видимому, в то время, когда создавался «Круг Земной», существовали как письменные произведения также «Сага о Йомсвикингах», «Сага об оркнейцах», «Сага о фарерцах», «Сага о Скьёльдунгах» (т. е. древнедатских королях, потомках Скьёльда), а возможно и другие саги, о которых сведений не сохранилось.

Отношения между «Кругом Земным» и всеми этими письменными произведениями подробно и неоднократно исследовались. Считается установленным, что большинство этих произведений было известно автору «Круга Земного» и что многие из них (разные в разных сагах «Круга Земного») были им широко использованы. Несомненно, однако, что у «Круга Земного» были не только письменные, но и устные источники. Но у современного исследователя древнего произведения могут быть более или менее точные сведения только о письменных источниках этого произведения – то ли потому, что они сохранились, то ли потому, что они упоминаются в сохранившихся источниках. Устные источники древнего произведения – это всегда только гипотеза.

Устные источники, которые прощупываются в «Круге Земном», – это как правило не конкретные произведения, а жанры, послужившие прообразом «Круга Земного» в том, что касается мотивов или манеры повествования, характерных для этих жанров. Так, в «Круге Земном» кое‑где прослеживаются мотивы, характерные для сказок‑бывальщин, иногда – для волшебных сказок, часто – для героических сказаний. Что же касается манеры повествования в «Круге Земном», то она несомненно восходит к устной саге. Правда, мы знаем этот жанр только по его письменному отражению: по так называемым «родовым сагам», или «сагам об исландцах», т. е. письменным произведениям, которые возникали в Исландии на протяжении XIII века (вероятно, позднее, чем «Круг Земной») на основе устной традиции и в большей или меньшей степени хранят следы своего происхождения. [572] Но по всей вероятности в ту эпоху, когда создавался «Круг Земной», устная сага была еще живым жанром. Во всяком случае, как показывает сравнение «Круга Земного» с его письменными источниками, еще жива была техника творческого пересказа, которая должна была быть характерна для устной саги.

Автор «Круга Земного» подает материал трезво, сдержанно, без какого‑либо комментирования событий, строго фактографично; вместе с тем события конкретизируются в действиях и словах отдельных лиц, изображаются живо, ярко и драматично. Эта манера повествования характерна и для лучших «родовых саг». Однако кое в чем она в «Круге Земном», как и в «королевских сагах» вообще, все же отличается от манеры «родовых саг». В «королевских сагах» рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. Поэтому рассказываемое в «королевских сагах» связано тем, что оно о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В «родовых сагах» описываемые события, т. е. та или иная распря между членами исландского общества, охватываются полностью, упоминаются все участники данной распри и все действия и высказывания, имеющие к ней отношение. Между тем в «королевских сагах» охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходило в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым «королевские саги» ближе к истории как науке, чем «родовые саги»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте.

В «королевских сагах», так же как и в «родовых сагах», время – это не равномерный и непрерывный поток, независимый от событий, которые в нем происходят. Поэтому в «королевских сагах», как и в «родовых сагах», обычно игнорируются изменения, которые происходят не в результате событий, а постепенно и незаметно, т. е. изменения общественных и экономических отношений и т. п., и эти отношения оказываются в изображении «королевских саг» неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, т. е. XIII век, подставляются в более древнюю эпоху, т. е. IX–X века. Немало таких подстановок было обнаружено в «Круге Земном». Допуская такие подстановки, автор «Круга Земного» повинен в модернизации эпохи, более древней, чем та, в которую он жил. Не следует забывать, однако, что когда, например, современные исследователи «Круга Земного» называют его произведение «историческим романом», они повинны в гораздо большей модернизации (ведь исторический роман возник как жанр только в XIX веке!).

Все же в «королевских сагах» и, в частности, в «Круге Земном», время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в «родовых сагах». Ведь правление короля, т. е. то, что образует стержень повествования в «королевских сагах» (откуда и название их), – это не только события, но и течение времени. Поэтому время в «королевских сагах» в какой‑то мере отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в «королевских сагах» своего рода хронологической сетки (отсчета от начала или конца правления королей, привязывание событий к году правления короля), которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях. Внутренняя связь событий, характерная для «родовых саг», начинает уступать место связи одновременности. И, по‑видимому, то, что саги‑жизнеописания одного короля (как саги об Олаве Святом или Сверрире) уступают место сагам, охватывающим историю страны на протяжении царствования многих правителей (как «Свод», «Гнилая кожа» и «Красивая кожа»), а в случае «Круга Земного» – на протяжении царствования всех когда‑либо существовавших в северных странах правителей, тоже было развитием в направлении более абстрактного понимания времени и тем самым некоторым приближением к исторической науке нового времени.

«Королевские саги» начали писать раньше, чем «родовые саги», и в ряде случаев известно, кто их написал. И то и другое связано, вероятно, с тем, что «королевские саги» представлялись более важными, чем «родовые саги»: на «королевские саги» и тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие «королевские саги», т. е. саги‑жизнеописания королей‑миссионеров – Олава Трюггвасона и Олава Святого, были написаны под влиянием латиноязычной житийной литературы (некоторое ее влияние заметно кое‑где и в «Круге Земном») и ставили своей целью возвеличенье церкви в лице ее наиболее видных миссионеров. Однако даже если о той или иной «королевской саге» известно, кто ее «написал», то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Значение древнеисландского слова «написать» совсем не тождественно значению современных слов «сочинять» или «быть автором». Кроме того, сообщение о том, что такой‑то «написал» тот или иной памятник, делалось, по‑видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что‑то, написанное кем‑то другим, тем самым называя его имя. Впрочем, не исключено и то, что роль автора становилась более осознанной по мере того, как она приближалась к роли историка, т. е. по мере того, как она становилась менее творческой.

«Круг Земной» был новаторским произведением в том отношении, что в нем впервые история Норвегии начинается не с первых норвежских королей, а с их шведских предков – Инглингов. Поэтому «Сага об Инглингах» заслуживает особого рассмотрения.

Хотя проблема источников «Саги об Инглингах» издавна привлекала к себе внимание исследователей, она до сих пор не решена полностью. [573] Об основном источнике того, что в «Круге Земном» рассказывается об Инглингах, сам его автор в своем «Прологе» говорит так: «Тьодольв Мудрый из Хвинира был скальдом Харальда Прекрасноволосого. Он сочинил песнь о конунге Рёгнвальде Достославном. Эта песнь называется Перечень Инглингов. Рёгнвальд был сыном Олава Альва Гейрстадира, брата Хальвдана Черного. В этой песне названы тридцать предков Рёгнвальда и рассказано о смерти и месте погребения каждого из них. Фьёльниром звался сын Ингви‑Фрейра, которому шведы долго потом совершали жертвоприношения. По его имени весь род называется Инглингами. (…). Жизнеописание Инглингов написано сперва со слов Тьодольва и пополнено со слов мудрых людей». Это свидетельство о «Перечне Инглингов» у многих ученых вызывало сомнения. Однако, согласно позднейшим исследованиям, песнь, которая цитируется в «Саге об Инглингах», вполне могла быть сочинена Тьодольвом, скальдом Харальда Прекрасноволосого, т. е. в конце IX – начале X века, она вряд ли подверглась позднейшим переработкам или сокращениям и цитируется почти полностью. [574] Утеряно, вероятно, только начало, где шведский королевский род Инглингов возводится к богам Фрейру и Ньёрду. Тьодольв рассказывает о смерти каждого из предков Рёгнвальда, а также о событиях, связанных с их смертью, но о месте их захоронения он упоминает только в десяти случаях. В некоторых случаях автор «Саги об Инглингах» видимо не понял того, что говорит Тьодольв (см. примечания 52, 53, 68 и 87 к этой саге).

Автор несомненно принимал «Перечень Инглингов» за вполне правдивый источник. Тем не менее он, по‑видимому, считал себя вправе развивать сведения, сообщаемые Тьодольвом о том или ином событии, в обстоятельный рассказ о том, что, по мнению рассказчика, должно было привести к данному событию, психологически его обосновывая и принимая правдоподобие придуманного им за фактическую правду. Так, например, сообщение «Перечня Инглингов» о том, что братья Альрек и Эйрик убили друг друга удилами («Альрек, подняв руку на Эйрика, сам от руки братней умер. Да не меч, а узду простую князья в бою заносили»), было скорее всего единственным материалом для обстоятельного рассказа о том, как братья соперничали в умении ездить верхом, как они во время одной поездки отбились от своих спутников и как их потом нашли мертвыми с проломленными черепами (глава XX).

Несомненно также, что «Перечень Инглингов» не был единственным источником «Саги об Инглингах». Это видно прежде всего из того, что в саге нередко рассказывается о событиях, о которых в стихах Тьодольва ничего не говорится. В тех случаях, когда рассказ в саге более обстоятелен, чем рассказ о том же событии у Тьодольва, или в чем‑либо отличен от него, вполне возможно, что у автора саги был, помимо стихов Тьодольва, еще и другой источник. Таким другим источником могла быть прежде всего проза, сопровождавшая в устной традиции стихи Тьодольва. О возможных устных источниках «Саги об Инглингах» было высказано много разных предположений. Но естественно, что дальше более или менее правдоподобных гипотез пойти в этой области невозможно. Не поддается установлению, в частности, на каких источниках основывался Тьодольв в своей песни. Считается, однако, наиболее вероятным, что ему были известны более древние произведения, аналогичные «Перечню Инглингов», или устные генеалогические перечни.

Кроме «Перечня Инглингов», в саге цитируется «Перечень Халейгов» (гл. VIII), песнь, сочиненная в конце X века Эйвиндом Погубителем Скальдов о предках ярла Хакона. Были у «Саги об Инглингах» и письменные источники. Установлено, что в ряде случаев она следует не стихам Тьодольва, а «Саге о Скьёлъдунгах», датской истории (Скьёльдунги – датский королевский род), написанной в конце XII или начале XIII в., но до наших дней сохранившейся только в одном отрывке и в сокращенном латинском пересказе, сделанном в конце XVI в. исландским ученым Арнгримом Йонссоном. Автор «Саги об Инглингах» сам ссылается на эту сагу, рассказывая о битве на льду озера Венир (гл. XXIX). Предполагается, что в некоторых случаях, например в рассказе об Ингьяльде, Гранмаре и Хьёрварде (главы XVII–XIX), «Сага о Скьёльдунгах» была основным источником «Саги об Инглингах». Предполагается также, что у «Саги об Инглингах» был какой‑то несохранившийся письменный источник, к которому восходит также и латинская «История Норвегии», написанная в Норвегии в конце XII или в начале XIII века.

Проблема исторической основы «Саги об Инглингах» не менее сложна, чем проблема ее источников.

Считается установленным, что первые восемнадцать глав «Саги об Инглингах», т. е. то, что рассказывается о первых десяти поколениях Инглингов (Ньёрде, Фрейре, Фьёльнире, Свейгдире, Ванланди, Висбуре, Домальди, Домаре, Дюггви и Даге), не содержит ничего исторического. Однако в той мере, в какой рассказываемое в этих главах восходит к древним языческим мифам, эти главы – содержат очень важный материал по истории духовной культуры древних скандинавов, по их верованиям, обрядам и обычаям. То, что рассказывается в первых десяти главах об Асах и Ванах, Одине, Фригг, Ньёрде, Фрейре, Фрейе, Хёнире, Квасире и т. д., в основном совпадает с двумя другими важнейшими источниками по скандинавской языческой мифологии – «Младшей Эддой» и мифологическими песнями «Старшей Эдды». Однако в «Саге об Инглингах» персонажи мифов – это не боги, а некогда существовавшие короли, которые владели колдовством и при его помощи выдавали себя за богов. Таким образом все сверхъестественное, о чем рассказывается в эддических мифах, сохранено, однако сделано приемлемым для тех, кто не хотел верить в языческих богов, но верил в колдовство. Такая эвгемеристическая трактовка языческих богов есть и в некоторых других древнеисландских памятниках. Так, она есть в «Саге о Скьёльдунгах». Она есть и в «Младшей Эдде», произведении, которое, как и «Круг Земной», приписывается Снорри Стурлусону. Но в «Младшей Эдде» эвгемеристическая трактовка языческих богов менее последовательна: она есть в «Прологе» и в обрамлении «Видения Гюльви», но в том, что там рассказывается дальше, она, в сущности снята. Между «Младшей Эддой» и «Сагой об Инглингах» есть также ряд расхождений в частностях: о Мимире и Квасире в саге рассказывается иначе, чем в «Младшей Эдде»; Фрейр и Фрейя в саге – дети Ньёрда от его сестры, а в «Младшей Эдде» – от Скади, его жены, и в «Младшей Эдде» не говорится, что Скади была потом женой Одина; чудесный корабль Скидбладнир в саге принадлежит Одину, а в «Младшей Эдде» – Фрейру.

C эвгемеристической трактовкой мифов связаны и фантастические этимологии, основанные на приравнивании созвучных имен и названий. Так, связываются названия «Азия» и «Асы», и соответственно Асы оказываются выходцами из Азии (гл. II). Скифия приравнивается по созвучию Швеции (исл. Sv íþ j óð ), и таким образом происхождение Асов, т. е. предков шведских конунгов, из Азии подтверждается тем, что страна у Черного моря, т. е. моря, отделяющего Азию от Европы, носит то же название, что и Швеция (гл. I). Топоним «Танаис» (латинское название Дона) толкуется как «речной рукав Ванов» (Vanakv í sl из Tanakv í sl), и таким образом подтверждается происхождение Ванов из страны у Черного моря. Происхождение Асов из Азии не придумано автором «Круга Земного». Оно есть и в других древнеисландских памятниках, в частности в прологе «Младшей Эдды». Отличие тут только в том, что автор пролога «Младшей Эдды» обильно уснащает повествование ученостью французского и английского происхождения, тогда как автор саги в основном не выходит за рамки скандинавского материала. Впрочем, географические сведения, которые сообщаются в начале саги, – это, по‑видимому, свободная передача ходячей европейской учености того времени.

Высказывалось предположение, что в рассказе о переселении Асов из Азии в Швецию живет древняя историческая традиция, отражающая какое‑то переселение германских племен с побережья Черного моря к Балтийскому, происходившее в первые века нашей эры. Это предположение убедительно опроверг Хойслер в капитальной работе, посвященной всему кругу вопросов, связанных с трактовкой древнейшей истории Скандинавии в древнеисландской литературе. [575]

В главах XI–XVIII «Саги об Инглингах» основа – скорее сказка, чем миф. Эта основа особенно ясно видна в главе XII (камень, который закрывается, когда герой в него входит, и карлик, который заманивает героя к себе в камень) и главе XIII (герой нарушает обещание вернуться в страну, населенную демоническими существами, и обманутое существо умерщвляет его). Характерно, что имена действующих лиц в этой главе носят явно сказочный характер: Сньяр (Snj á r) значит «снег». Дрива (Dr í fa) значит «метель», Хульд – имя великанши в сказках (ср. также имена Фрости и Логи, что значит «мороз» и «огонь» в гл. XIX). Но основа того, что рассказывается в главе XI, – это скорее эвгемеризованный миф: предполагается, что Фьёльнир – это демон зерна, который должен утонуть в напитке, чтобы придать ему крепость. Основа из сказки или мифа ясна в главе XXV (девятикратное продление жизни посредством принесения в жертву своих сыновей). Однако, начиная с главы XIV, в том, что рассказывается, появляются и мотивы, характерные для героических сказаний скорее, чем для сказок, – проклятие, наложенное на золотое сокровище, распря между родичами, месть за отца, сожжение героя в его доме, убийство через повешение, убийство из ревности, геройская гибель в битве. Начиная с главы XIX мотивы, характерные для героических сказаний, становятся в «Саге об Инглингах» господствующими. Особенно ясно проступает героическое сказание в том, что рассказывается об Ингьяльде (главы XXXIV–XL). В той мере, в какой героическое сказание обычно содержит какое‑то историческое зерно или по меньшей мере отражает определенную социальную действительность, там, где прощупывается героическое сказание, наличие исторической основы вполне вероятно. С главы XXII социальная действительность начинает находить и непосредственное отражение: в главе XXII упоминаются викингские походы в чужие страны, в главе XXVII признается существование в Швеции многих местных конунгов, а в главах XXX, XXXVI и XLII описывается освоение новых земель в Швеции.

В попытках датировать события, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», большую роль сыграли соответствия между сагой и древнеанглийской поэмой «Беовульф». Охтхере (Ohthere), Эадгильс (Eadgils) и Онела (Onela), о которых рассказывается в «Беовульфе», – это, несомненно, Оттар (Ottar), Адильс (A ð ils) и Али ( Á li), о которых рассказывается в «Саге об Инглингах» (главы XXVII–XXIX). Совпадают не только имена, но и многое из того, что рассказывается об этих лицах. Поскольку историческое зерно в «Беовульфе» поддается датированию (франкского историка Григория Турского можно понять так, что один из походов, описываемых в «Беовульфе», имел место в 516 г.), открылась возможность датировать и то, что рассказывается в «Саге об Инглингах».

Для датировки событий, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», были использованы также свидетельства «Саги об Инглингах» о местах захоронения Инглингов. О трех Инглингах сообщается в саге, что они погребены в курганах в Упсале – Ауне, Эгиле и Адильсе (главы XXV, XXVI и XXIX). В Упсале действительно только три древних кургана. Древнейший из них датируется концом V века, другой – началом VI века, третий – концом VI века. Предполагается, что они вполне могут быть курганами Ауна, Эгиля и Адильса. Об Оттаре (сыне Эгиля и отце Адильса) в «Перечне Инглингов» говорится, что он погиб в битве с датчанами в Вендиле (т. е. в Вендсюсселе в Ютландии), а в «Саге об Инглингах» добавляется, что его тело «положили в какой‑то курган» (глава XXVII). Однако местность с таким названием есть также в Швеции (Вендель в Упланде, около Упсалы). По‑видимому, Оттар был погребен в Венделе в Упланде, ибо там есть древний курган, который издавна называется «курганом Оттара». Этот курган того же времени, что и упсальские курганы. Тогда находит объяснение и то, что Оттар был прозван «вендильской вороной» (глава XXVII): «ворона» – это издавна прозвище жителей Венделя. Оно было вероятно перенесено на Оттара, поскольку он был погребен там или, возможно, там живал. По‑видимому, Тьодольв, а за ним автор «Саги об Инглингах», принял шведскую местность за ютландскую того же названия. Ошибка Тьодольва вероятно объясняется тем, что он жил в Вестфолле, т. е. ближе к Ютландии, чем к Упланду.

Два древних захоронения в Вестфолле связывают с лицами, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах». Предполагается, что курган в Гокстаде (где был откопан знаменитый викингский корабль) был местом захоронения Олава Альва из Гейрстадира. О нем говорится в саге, что он был «высок ростом» и что «у него заболела нога, и от этого он умер» (глава XLIX). У скелета, найденного в кургане, обнаружены деформации в суставах ног, особенно – левой, и он принадлежал человеку высокого роста. Однако в саге сказано, что Олав был погребен в Гейрстадире, а не в Гокстаде. Предполагается также, что курган в Усеберге (где был откопан другой, не менее знаменитый корабль эпохи викингов) был местом захоронения Асы, жены Гудрёда (глава XLVIII). В Усебергском кургане были погребены две женщины (видимо, знатная женщина и ее служанка, последовавшая за ней в могилу). Название «Усеберг» (Oseberg) толкуют как «гора Асы» (Oseberg ( Ä su‑berg). Однако в саге ничего не говорится о том, где была погребена Аса, и этимология эта оспаривается.

На основании археологических и прочих данных известный шведский археолог Биргер Нерман предложил следующие датировки: смерть Агни – начало V века; смерть Альрека и Эйрика, а также Ингви и Альва – первая половина V века; смерть Ёрунда – после середины V века; смерть Ауна – конец V века или не позднее 500 г.; смерть Эгиля – незадолго до 516 г.; смерть Оттара – около 525 г.; смерть Адильса – около 575 г.; смерть Эйстейна – конец VI века или не позднее 600 г.; смерть Ингвара – около 600 г. или в начале VII века; смерть Энунда – около 640 г.; смерть Ингьяльда – вскоре после 650 г.; смерть Олава Дровосека – конец VII века; смерть Хальвдана Белая Кость – до 750 г.; смерть Эйстейна – конец VIII века; смерть Хальвдана Щедрого – начало IX века; смерть Гудрёда – 821 г.; рождение Олава Альва из Гейрстадира – 801 г.; смерть Рёгнвальда Достославного – 855–865 гг. Разумеется, все эти датировки – только гипотеза.


О поэзии скальдов в «Круге Земном» и её переводе на русский язык


I


Многие переводчики с древних языков готовы согласиться с тем, что «перевод должен производить на своего читателя то же впечатление, какое производит подлинник, на того, кто достаточно знает язык, чтобы воспринимать подлинник как произведение литературное». [576]

Но как в таком случае подступиться к поэзии, которая в подлиннике редко кем из нынешних читателей признается за явление вполне литературное? Посреди столь доступной и близкой современным стилистическим вкусам прозы исландских саг скальдические строфы отпугивают головоломной и, главное, некстати головоломной формой, столь мало идущей к той сухой информации, которую они зашифровывают. Славословия похвальных вис в наше время скорее звучат пародией.

Поскольку, однако, в необходимости перевода скальдов никто не сомневается, переводчики обычно ищут выход в том, чтобы отступить от подлинника, каким‑то образом устранить тот непостижимый для нас разлад между стилем и смыслом скальдических строф, который в глазах многих не оставляет за ними права называться поэзией. Это можно сделать двумя путями, которые и были доныне испытаны переводческой практикой.

Всего проще сохранить только одну сторону подлинника, именно ту, которая вызывает меньше нареканий, т. е., конечно, фактическую информацию, отождествляемую с содержанием вис. Нельзя не отнестись с сочувствием к доводам, которые угадываются за такой поэзией, заменяющей поэтический перевод подстрочником, обычно слегка версифицированным и сохраняющим ради couleur locale некоторые из наиболее трафаретных скальдических иносказаний – кеннингов. Ведь форма скальдического стиха всё равно может быть передана только с очень большими потерями (об этом мы скажем ниже) и, ничего не добавляя к содержанию вис, воспринимается лишь как докучливая помеха, не позволяющая дойти до сути. Не подают ли здесь примера и издатели подлинных текстов саг, которые, не питая иллюзий относительно готовности читателей брать барьеры формы ради малой толики информации, обычно снабжают висы не только толкованиями, но и прозаическим резюме?

Так обычно переводят скальдическую поэзию в сагах. [577]

Второй путь, недавно блестяще испытанный, [578] состоит прежде всего в том, что чрезмерная форма (воспроизведенная, однако, не буквально, а в согласии с законами и традициями русского стиха, отчего она звучит очень «по‑русски», хотя и поражает воображение) оправдывается изнутри, обретая содержание себе под стать. Преизбыток созвучий и метафор уравновешивается преизбытком эмоционального напора каждой висы. Конечно, специалисты могут сказать, что здесь есть отступление от стиля подлинника, и поэзия скальдов получает в переводе смысловую многомерность и эмоциональную глубину, ей не свойственную. Но зато перевод становится поэзией, не требующей посредников, и – немаловажное обстоятельство – как нельзя лучше согласуется с тем образом эпохи, который стал частью нашей собственной культуры, и с тем романтическим ореолом, который прочно соединился в нашем сознании с самим словом «скальды».

Иначе и не могут переводить скальдов поэты.

В этом издании делается попытка ступить на третий путь. Переводчик не ищет способов сгладить впечатление, производимое оригиналом: содержание здесь не опоэтизировано и сохраняет ценимую историками фактическую информацию, а форма делает лишь немногие уступки нашему восприятию. Главное в предлагаемом переводе, собственно, и состоит в том, чтобы по возможности передать исторически неповторимые (а стало быть преходящие) черты оригинала. Кажется не слишком смелым предположение, что в исторических сагах, составляющих «Круг Земной», эти черты, т. е. та особенная привязанность скальдической поэзии к своей эпохе, о которой шла речь выше, могут быть не недостатком, а важным достоинством. Их «инакость», то самое, сопротивление, которое они оказывают нашему восприятию, помогают лучше почувствовать дистанцию, отделяющую эпоху викингов от нашего времени, ту дистанцию, о которой заставляет подчас забыть лишенный прикрас и непринужденный стиль саги.

Конечно, избранный путь вынуждает переводчика к самым серьезным компромиссам. Как мы уже отмечали, скальдическую форму нельзя имитировать. Язык входит в нее составной частью: она и вырастает из языка, и обыгрывает, и опровергает его законы, доводя до предела владение звуком и словом. Скальдическое мастерство включало в себя в высокой степени развитую способность к лингвистическому анализу, раскрывая не столько душу языка, сколько возможности, таящиеся в его структуре. Неслучайно среди скандинавских рукописей, современных «Кругу Земному», почётное место занимает «Первый грамматический трактат», в котором предвосхищены некоторые идеи современного структурного языкознания, а все технические приемы скальдической поэтики каталогизированы в трактатах по поэтике, самый знаменитый из которых – «Младшая Эдда». Никакой другой язык, кроме древнескандинавского, непригоден для воссоздания скальдической формы во всей детализованности и строгости ее конструкций. Но можно было попытаться сохранить хотя бы намеками, прибегая к необходимым заменам и компенсациям, самое отношение этой формы к языку, а через язык и к смыслу скальдических стихов. Отсюда парадокс перевода: то насилие над языком, которое может в нем ощущаться (перегруженность звуками и словами, неестественные перифразы и т. п.) – это, как правило, не плата за имитацию чужой и неподходящей русскому языку формы, а свойство оригинала, та черта его стиля, ради сохранения которой переводчик подчас отступал от его буквы.

Напрашивается и еще один вопрос: не заведомо ли безнадежен такой подход к переводу, если взвесить все то, что было сказано выше о сложности восприятия самого подлинника? Ведь никакие соображения о ценности скальдической поэзии как памятника архаической культуры не прибавляют обычно читателям готовности преодолевать заграждения ее формы. Оставляя без внимания скальдические висы в тексте саг, многие видят в них не более чем «довольно‑таки бессмысленные слова, ничего не прибавляющие к сюжету». В таких выражениях констатирует положение дел Ли Холландер, известный исследователь и переводчик поэзии скальдов. [579] Но обратим внимание, что страницей раньше автор, совсем в ином тоне, пишет, что взялся переводить скальдов, «повинуясь тому же желанию, которое исторгает у людей возглас: „Разве этот закат не великолепен?“ и побуждает их настаивать, чтобы и другие подошли полюбоваться зрелищем». [580]

Когда же и для кого совершается этот решающий перелом от неприятия к восхищению? Автор этих строк на своем опыте пришел к убеждению, что начало ему кладет только специальное знакомство с основами скальдической поэтики.

Не приходится удивляться тому, что скальдические висы находят себе мало читателей в неблагоприятном для них, ибо слишком резко с ними контрастирующем, контексте древнеисландской прозы. Ведь умение понимать висы взращивалось в древности тою же многовековой традицией, что и умение сочинять их. Не подлежит сомнению: всякий памятник иной культуры нуждается в разнообразном комментарии. [581] Но скальдическая поэзия принадлежит к тем из них, чтение которых должно начинаться с комментария. Скальдическая поэзия должна быть сначала постигнута умом. И лишь тогда, когда должным образом подготовленное восприятие научится различать её условности и уловки, в искусственности её построений может проступить та красота, которая дает ей право называться подлинным искусством.


* * *


Нижеследующие заметки призваны служить пояснением к переводу. В той мере, в какой следование скальдам было ведущим принципом перевода в этом томе, канву заметок образует рассказ об элементах скальдической формы. Но вместе с переводом они вынуждены и отклоняться от подлинника, подчас опуская его существенные черты и уделяя, взамен, место собственно переводческим проблемам. [582]


II


Культ формы имел в ту эпоху глубокий смысл.

Одна из погребальных рунических надписей IX в. (Sparl ö sa‑stenen) заканчивается угрозой: «А тот, кто испортит эти знаки, да будет отверженцем, погрязшим в извращениях, известным всем и каждому». В надписи, которую мастер высекал на камне, увековечивалась память покойного. Надпись не просто сообщала некоторые сведения о нем или об обстоятельствах его гибели, но, судя по всему, и сама казалась скандинавам воплощением, овеществлением его посмертной славы. Поэтому считали, что «порча рун», вместе с искажением информации, наносит и прямой ущерб покойному, грозит обратить его славу в бесславие.

Устное слово, свидетельствуя об актуальных событиях, было способно, подобно надписи на камне, увековечить память об этих событиях и прославить тем самым конунга в потомках. Но для этого было необходимо облечь слово в обладающую особыми свойствами форму. Изъяны формы в хвалебных висах (каковых большинство в «Круге Земном») оскорбляли не только слух, но и достоинство конунга, умаляли его славу. Конунг Кнут Могучий имел все основания гневаться, когда скальд Торарин Славослов сочинил в его честь флокк вместо драпы, [583] и, только находчиво исправив свою оплошность, скальд «выкупил» голову, как об этом рассказывается в главе CLXXII «Саге об Олаве Святом».

Правильность скальдической формы – это, во‑первых, следование великому множеству правил. Чем более замысловатыми были эти правила, тем надежнее предохранялась виса «от порчи» и тем большие требования предъявлялись к мастерству скальда. Отсюда понятна необыкновенная консервативность скальдической традиции, которая оставалась почти неизменной на протяжении более чем полутысячелетия.

Вместе с тем, чтобы стать действенной, форма должна была создаваться в каждой висе заново, т. е. выявлять индивидуальное мастерство скальда. Сочинение висы утверждало славу не только того, кому виса предназначалась, но было и актом самоутверждения. Поэтому сочинение вис нередко приобретало форму соперничества, и скальды, как это видно из многих эпизодов «Круга Земного», были склонны ревниво относиться к своим заслугам.

И, наконец, скальдическая форма была призвана не обнаруживать смысл висы, а с помощью особых приемов скрывать его. Тем самым обыденное содержание обретало присущую сокровищам ценность. Такое содержание должно было разгадываться, что требовало от слушателя немалого напряжения, делая его сопричастным скальдическому творчеству.

Эти стороны скальдической формы соединялись в ней на трех ее уровнях – в стихосложении, фразеологии и синтаксисе.

В этом тройном заслоне скальдической формы стихосложение идет первым не только из‑за относительной простоты своих единиц, но и потому, что законы стихосложения отличались особой непреложностью. В «Круге Земном» встречаются разные скальдические размеры, но наиболее распространенным и, вместе с тем, наиболее типичным из них является трехударный размер дротткветт, [584] описанием которого мы и ограничимся.

Дротткветт напоминает по первому впечатлению трехстопный хорей с безударными («женскими») окончаниями. Действительно, в его строках также шесть слогов, три из которых занимают метрически ударные, а три – метрически безударные позиции, [585] причем первый слог в строке чаще ударный, а последний всегда безударный:


Ужа ́ с мно ́ жа, ве ́ лий

По ́ лк ты вёл по Фьо ́ ну…


Однако дротткветт не обладает мерностью хорея, поскольку распределение ударных и безударных слогов в строке все же может в нем варьироваться. Варьирование схемы дротткветта естественно приводит на память дольник, в котором число слогов между метрическими ударениями также подвержено колебаниям. Дротткветт неотождествим и с дольником. Начнем с того, что при постоянном числе слогов в строке и постоянном ее окончании. [586] любое отступление от хореической схемы, как легко понять, влечет за собою столкновение ударений, и это придает многим строкам дротткветта ломаный, спотыкающийся ритм, нетипичный для дольника: «За ́ дали. Ты ́, ра ́ тник; Э ́ гдира гри ́ дь кня ́ жья; То ́ рд с О ́ лавом рядом; Бежа ́ ть, все пожи ́ тки.» [587]

Но не этот спотыкающийся ритм и даже не постоянное число слогов в строке составляют самое важное (и труднее всего передаваемое в переводе) отличие дротткветта от чисто тонических размеров. В тоническом стихе метрические ударения обыкновенно совпадают с языковыми, что придает его звучанию непринужденность разговорной речи. Напротив, метрическая схема дротткветта может приходить в прямое противоречие с языковыми ударениями. Стих остается трехударным и тогда, когда его строки состоят из двух слов (правда, в подлиннике это чаще всего бывает в тех случаях, когда одно из слов – сложное), и тогда, когда в них скапливается по четыре (или даже больше) полнозначных слова. Так необходимо произносить стих и в переводе:


Шёл, вождь, я ́ р, вдоль бо ́ рта.

Все ́ х бил, се ́ я у ́ жас.


Но самое удивительное – это предусмотренные дротткветтом «передвижки ударений», благодаря которым служебные слова, в противоречии с законами тонического стиха, попадая на определенные места дротткветтпых метрических схем, могут оттеснять на задний план полнозначные и, среди них, даже важнейшие по смыслу слова (например, имя самого прославляемого конунга). В некоторых случаях может ломаться даже словесное ударение: стих перебарывает язык и навязывает ему свой, искусственный и отъединяющий ритм от смысла, узор. [588]

В создании этого узора ведущую роль играют воспроизводимые в каждом двустишии звуковые повторы – аллитерация и рифма, выделяющие те слоги в строке, которые требуют метрических ударений (чаще всего выделяются все три вершины строки).

Аллитерацией в германском стихе называется созвучие предударных согласных, которые в древнескандинавском почти всегда бывают одновременно начальными в слове и принадлежат корню. По законам скальдического стихосложения в нечетных строках должны аллитерировать два слога, а в четном один. Аллитерация традиционна для германского стиха, скрепляя, по словам Олава Тордарсона Белого Скальда (племянника Снорри Стурлусона), строки в двустишии, подобно тому «как гвозди скрепляют корабль»: Ведет струг по стогнам / Спрутов вождь, пронесший.

В переводе, однако, немного примеров, подобных приведенным. Как заметит читатель, аллитерация скальдического образца используется здесь лишь эпизодически, уступая место другим видам созвучий (о которых см. ниже). Ведь сохранить каноническую аллитерацию было бы возможно не иначе, как подбирая специально слова с начальным, притом корневым, ударением – жертва не только непосильная, но и заведомо бесплодная: нельзя заставить русские слова звучать на древнескандинавский лад.

Аллитерация в германском стихе гораздо древнее, чем поэзия скальдов. Напротив, каноническая рифма – это собственное ее достояние. Именно рифме, которая, по сохранившимся свидетельствам, особенно ценилась скальдами, отдастся предпочтение и в переводах этого тома. Но было бы заблуждением думать, что причина такого предпочтения кроется в большей привычности для нас этого звукового повтора. Внутренняя рифма скальдов не имеет ничего общего со знакомой нам конечной рифмой. Она не «оперяет» стих легкими созвучиями, подчеркивающими последний ударный гласный в строке, а как бы разрубает его на части по заударным согласным, которые и образуют созвучие. Что же касается самих ударных гласных, то они, в соответствии с правилами скальдического стихосложения, совпадают только в четных строках (a ð alhending – главная, полная рифма), в то время как в нечетных строках их совпадение считается изъяном формы. Таким образом, скальдическая внутренняя рифма не уподобляет строку строке, а противопоставляет строки, скрепляя их изнутри, подчеркивая качественные между ними различия:


Бросил полтораста

Боевых – там вспыхнул

Бунт железный – конунг

Саней бухт на данов.


Внутренняя рифма часто сохраняется в переводе, но все же здесь не делается попытки воспроизвести ее как канонический прием. Такое воспроизведение, вероятно возможно технически, думается, превратило бы русскую внутреннюю рифму лишь в мертвый слепок с оригинала. Ведь она не могла бы выполнить своего основного конструктивного назначения, вне которого стих звучал бы чрезвычайно однообразно: она не способна играть активной роли в передвижке языковых ударений, т. е. в создании самоценного и самовластного метрического узора строки. Рифма в переводе не диктует произношения; напротив, ее роль зависит от тех акцентных условий, в которые она попадает. На сильных (метрически ударных) позициях в стихе рифма легко улавливается на слух и способна поддерживать строку; в других случаях её большая или меньшая заметность зависит от множества ритмических и звуковых факторов, [589] и она занимает место в ряду других видов созвучий, которые используются в переводе для инструментовки стиха. В нижеследующих примерах все выделенные звуки принимают участие в разного рода звуковых повторах:


Чтоб мир купить, рати,

Не скупясь – пляс копий…


Взгляду любу киль возле

Сикилей – сколь весел…


Звуковая инструментовка стиха становится в переводе средством, призванным хоть в малой степени возместить отсутствие канонической аллитерации и неполноценность рифмы. Говоря иначе, единообразие звуковых повторов, которое и делает их заметными в оригинале, уступает здесь место индивидуальному для каждой строки рисунку созвучий, который, чтобы быть заметным, должен быть богатым, т. е. охватывать максимальное число звуков. В обоих случаях роль самих созвучий сходна: отчуждаясь от смысла, они образуют не фон строки, а переходят на авансцену. Такой стих, наполненный броскими созвучиями, очевидно нуждается и в стилизованном произношении: разговорные интонации, выделяющие логические ударения, ему чужды; это стих чеканный, медленный, каждый звук в котором, отчетливо выговоренный, наполняет тяжестью строки.

Имеет смысл отметить два частных момента инструментовки, помогающих в какой‑то мере передать впечатление, создаваемое подлинником, без имитации его канонических приемов.

Часто применяется в переводе рифма на словоразделах, скрадывающая границы слов и подчеркивающая тем самым независимость звукового узора от смысловых единиц языка: Кто на сем поддонье; Мне другой неведом. Меня б он, как храбрый; На страну преступник.

Труднопроизносимые скопления согласных, обычно противопоказанные стихотворной речи, [590] также служат здесь стилистическим целям: создавая звуковую преграду, затрудняющую течение стиха, они поневоле способствуют задержке внимания на его звуковой материи. Эта переобремененная словами и звуками тяжеловесность стиха, стиснутого формой, но как бы все время вздыбливающегося под ее узами, заставляет остро почувствовать те качества скальдического стиха, о которых хорошо сказал С. В. Петров: «Доминантой творчества скальдов была борьба с сопротивлением материала, борьба с языком, желание подчинить его своей воле по ими же установленным законам. То была сознательная победа человека‑мастера над стихией языка». [591]

Богатство словаря скальдов не имеет себе равных в древней поэзии. В целом скальдическая лексика заметно выделяется на фоне древнеисландской прозы своей архаичностью: это и не удивительно, если мы примем во внимание, что благодаря жесткой стихотворной форме язык скальдических стихов почти не повергался изменениям в устной передаче. Среди архаизмов в словаре скальдов есть вместе с тем и такие, которые, по всей вероятности, вышли из повседневного употребления задолго до эпохи викингов и сохранялись только в языке поэзии. Но скальд черпает отовсюду: владея словами глубочайшей древности, он не гнушается и самой обыденной лексикой. Мастерство скальда не в последнюю очередь проявляется и в языкотворчестве, в умении использовать, не истощая, все те возможности, которые дает словообразовательная система языка. [592]

Существует, однако, обширнейшая область скальдической лексики, где стилистические контрасты разнообразных по своему происхождению слов нивелируются. Это область поэтической синонимики. Неисчислимое (ибо пополняемое каждым скальдом) множество поэтических синонимов («хейти») служило здесь для обозначения всего двух‑трех десятков переходящих из висы в вису понятий, таких, как мужчина, женщина, корабль, море, битва, меч и им подобных (ниже они называются «ключевыми»). Выбирая тот или иной синоним или придумывая новый, скальд сообразовывался не с теми стилистическими оттенками, которые были присущи данным словам как единицам лексических систем, а только с их фонетическими свойствами, необходимыми для построения метрических и звуковых орнаментов. Более того, поэтическая синонимика упраздняет, – конечно, в заданных традицией пределах, – и различия между словами, не вполне тождественными по своему понятийному значению. Поэтому и в переводе «жена, дева, девушка, невеста» и даже «сноха» и «вдовица» совершенно равноправны и все служат просто обозначением женщины (Глядят вслед лососю/ Рвов из града вдовы = Женщины смотрят из города вслед кораблю «Змей»). Переводчик счел себя вправе использовать в качестве хейти и любые редкие или устаревшие слова, полагая, что, регулярно воспроизводясь в одном ряду с обиходной лексикой, такие слова станут в конце концов привычными и будут восприниматься не столько как примета торжественного стиля, сколько как формальная замена простых слов (например, «пря, битвище» вместо «битвы»).

Но, как бы ни расширял свои права переводчик, ему не приходилось все же соперничать со скальдами в богатстве и разнообразии поэтических синонимов. Самый перечень ключевых понятий отражает уклад и представления своей эпохи: трудно было бы рассчитывать найти в русском языке, даже обращаясь ко всем «запасникам» его словаря, скажем, десятки синонимов для обозначения меча или вождя. Да и в остальных случаях возможности перевода не идут ни в какое сравнение с возможностями оригинальной скальдической поэзии, так как подобное коллекционирование синонимов никогда не было свойственно русской поэзии. Если прибавить к этому, что многие слова оказываются малопригодными в качестве хейти из‑за своих фонетических особенностей (слишком длинные или слишком легкие для полновесной скальдической строки слова), станет понятным, что многократное повторение одних и тех же слов в висах – удел переводчика, оставившего надежду сравняться со скальдами.

Но можно несколько уменьшить ущерб, причиняемый поэтической лексике перевода, подражая скальду в его искусстве создавать кеннинги.

Кеннинги, т. е. особым образом построенные перифразы, служащие для иносказательного обозначения все тех же ключевых понятий, – это поистине венец скальдического стиля. Но именно поэтому они с наибольшим трудом воспринимаются современным читателем. Самое трудное здесь состоит не в их расшифровке: почти все кеннинги настолько трафаретны, что расшифровка даже хитроумнейших из них требует только некоторого навыка. Но трудно отказаться от воспитанной всем нашим поэтическим опытом потребности видеть в них образ – в одних случаях традиционно поэтический («конь моря», «спор клинков»), в других как бы нарочито сниженный («колода ожерелий» = женщина, «лыжи жижи» = корабль). Между тем, скальдические кеннинги, как правило, совершенно условны, и даже в тех из них, которые восходят к традиционной поэтической метафоре, образ низведен до шаблона, в соответствии с которым «порождаются» новые кеннинги.

Так, упомянутый кеннинг «конь моря» может рассматриваться как начальное звено в бесконечной цепочке преобразований. В нем могут быть заменены оба компонента. Ближайшим источником для замен служат, конечно, все синонимы коня и моря. Иначе говоря, любое из слов ряда «лошадь, скакун, жеребенок, рысак, одёр» и т. п. сочетается с любым из слов ряда «океан, пучина, глубь, зыбь, хлябь» и т. п. Но это дает хотя и очень большое, но все‑таки конечное число сочетаний.

Приравнивание слов друг к другу зашло в кеннингах гораздо дальше, чем в синонимических рядах. Место хейти в них могут занимать, наряду с синонимами, и многие слова, связанные с соответствующими понятиями по сходству либо по смежности. Это открывает скальдам гораздо больший простор для творчества, позволяя им без конца упражнять свое мастерство в создании не слыханных прежде перифраз. Так, вместо слова «конь» в наш исходный кеннинг можно подставить название любого (впрочем, как правило, только крупного) животного, а также название любого транспортного средства, включая и «лыжи». Хейти моря, в свою очередь, могут быть заменены любыми словами, обозначающими водную поверхность, влагу и т. п. получившийся в результате таких замен кеннинг «лыжи жижи» равноправен исходному кеннингу «конь моря», т. е. не содержит дополнительных стилистических оттенков и не претендует на то, чтобы поражать смелостью образа. Самое важное в нем – это его новизна, не нарушающая, однако, трафаретности внутренней формы.

Подобным же образом кеннинг женщины типа «береза нарядов» может быть преобразован в такие кеннинги, как «колода полотенец» или «подставка драгоценностей», лишь бы составляющие их основу существительные принадлежали женскому роду, т. е. формально не противоречили обозначению женщины (напротив, кеннинги с основой типа «шест, столб, дуб, пень» и т. п. широко употребительны в качестве обозначений мужчины).

Другой, дающий неограниченные возможности способ построения новых кеннингов заключается в развертывании двухчленных перифраз в трехчленные, четырехчленные и т. д. Этот способ основывается на том, что ключевые понятия, ради которых и множатся до бесконечности богатства скальдической фразеологии, образуют своего рода систему: большинство из них может быть обозначено с помощью перифразы, включающей другое ключевое понятие. Так, муж – это «вяз битвы», но битва – это «лязг щитов», щиты – «солнца корабля», а корабль – «зверь моря». Мы развернули исходный кеннинг в пятичленный «вяз лязга солнц зверя моря», который остался открытым и для дальнейшего развертывания. Но предел развертыванию кладет, конечно, само ограниченное пространство полустишия, в которое должны уместиться кеннинги, поэтому более длинные кеннинги редко встречаются в висах. Самый длинный из них, семичленный, употребляется в приведенной Снорри висе скальда Торда сына Сьярека (ср. примечание 63 саги «О Хаконе Добром»). Расшифровка такого, многочленного, кеннинга, облегчаемая ограниченностью числа самих ключевых понятий и стандартностью всех составляющих цепочку звеньев (т. е. элементарных перифраз), ведется в порядке, обратном развертыванию, т. е. справа налево, «зверь моря» – корабль, его «солнца» – щиты и т. д., как это указано в любом примечании к многочленному кеннингу.

Впрочем, стандартность кеннингов почти упраздняет и необходимость их расшифровки. Накопив некоторые навыки, можно заметить, что какая бы цепочка слов не тянулась за словом «спор» (= «распря, драка, ссора, крик…»), перед нами не что иное, как кеннинг битвы; равным образом, всякий кеннинг, начинающийся со слова «свет» (= «лучи, сполох, молния, угли…»), обозначает золото и т. п. Нужно полагать, что уловками такого рода не пренебрегали и те, кому надлежало разгадать вису в процессе устного ее исполнения, хотя самая витиеватость перифраз, конечно, очень ценилась.

Из сказанного можно сделать вывод, что связи между ключевыми понятиями бывают обратимыми: битва – это «спор мечей», но мечи – «палицы битвы»; море – это «дорога корабля», но корабль, в свою очередь, – «конь моря». В висах не возбраняются многочленные кеннинги, развертывающиеся по кругу. Так, в кеннипге «посох оплота непогоди ратных крыш» последние четыре слова служат обозначением щита, но «ратные крыши» в его определении – это тоже щиты.

Однако отнюдь не все ключевые понятия связаны между собой обратимыми связями, так как отношения между ними часто неравноправны. Понятие мужчина, например, может быть зашифровано посредством самых разнообразных кеннингов, [593] но ему не свойственно быть определением в кеннингах, зашифровывающих другие ключевые понятия. Можно, например, обозначить мужа как «посох битвы», но битва никогда не обозначается, как, скажем, «ссора мужей». Таким образом, это и подобные понятия образуют вершину системы, [594] и именно к ним относится большинство самых длинных кеннингов.

Напротив, такое понятие, как змея = змей чаще всего встречается именно в качестве определения, прежде всего внутри кеннингов золота (змей Фафнир охранял золотой клад, которым затем завладел Сигурд), называемого «ложем (= периной, подстилкой, землей…) змеи». Можно развернуть этот кеннинг, обозначив змею, например, как «обод обочин» или «спрут рытвин», но дальше ни один из полученных кеннингов развернуть нельзя, поскольку все перифрастические обозначения змеи строятся на понятиях, не принадлежащих к ключевым, т. е. являются закрытыми.

Большинство кеннингов, восходящих не к метафорам, а к мифологическим или героическим сюжетам, [595] также принадлежит к числу закрытых (в качестве определения в них обычно стоит собственное имя: «распорка пасти Фенрира» – меч, дочь Онара – земля и т. п.). Эти сюжеты по большей части известны (из песней «Старшей Эдды», а особенно из пересказов Снорри в «Младшей Эдде»; истолкование кенниигов и было целью этих пересказов), но есть и такие, о происхождении которых приходится только гадать. Так, например, неизвестно, почему дух называется «ветром великанши». Есть основания думать, что не все сюжеты были известны самим скальдам и их аудитории. В сочинении и восприятии вис, но всяком случае, первоначальная мифологическая мотивировка кеннингов играла минимальную роль.

Только так можно объяснить, каким образом кеннинги, связанные с языческими мифами или просто включающие имена мифологических персонажей, не вышли из употребления во времена жестоких гонений на язычников.

В «Саге об Олаве Святом», например, встречаются (в подлиннике) кеннинги «Фрейр битвы» (муж), «радость жены Хедина» (битва; «жена Хедина» – валькирия, «костер Одина» – меч), «Фрейр росы Драупнира» (муж; Драупнир – кольцо Одина; его роса – золото). Подобные им кеннинги придуманы и для перевода.

Мы, однако, почти не найдем кеннингов, упоминающих имена мифологических персонажей или основанных на мифологических сюжетах, у знаменитейшего из скальдов Олава Святого – Сигвата Тордарсона. И дело здесь, конечно, не в том, что Сигват превосходил прочих в своей нетерпимости к язычникам, а в тех новых тенденциях, которые прокладывают себе дорогу, хотя еще и очень непоследовательно, в его поэзии. Кеннинги, бывшие когда‑то поэтической метафорой или хранилищем мифологических сведений; кеннинги, «порождение» которых превратилось у скальдов в насквозь формальную операцию, имеющую на первый взгляд большее отношение к структурной лингвистике, чем к поэзии; эти кеннинги претерпевают у Сигвата новую метаморфозу, становясь (по крайней мере в некоторых стихах) средством выражения личного отношения к изображаемому, т. е. несут в себе зародыш лирики. Сигват избегает в то же время подчеркнуто условных кеннингов – многочленных или таких, буквальный смысл которых слишком уж расходится с сутью обозначаемого. Многие среди его вис обращают на себя внимание (на общем фоне скальдической поэзии, конечно!) своей безыскусностью. В них почти отсутствуют не только кеннинги, но и те замысловатые приемы скальдического синтаксиса, которые составляют третью и вероятно самую высокую преграду на пути к их смыслу.

Как бы громоздки и условны не были иные из кеннингов, основное затруднение при чтении вис создают не они, а скальдический синтаксис. И в данном случае мы снова можем видеть, как приемы поэтической техники, встречающиеся в поэзии других эпох и других народов, абсолютизируются в скальдической поэзии, доводятся до небывалой изощренности, становясь частью целостной и по‑своему совершенной системы.

C фразой скальд поступает так же, как со звуком и словом: он строит из нее орнамент, противоречащий ее прямому назначению – служить выражением смысла. Смысл благодаря этому открывается посвященному в скальдическое ремесло не непосредственно из слов, стоящих в определенном порядке, а вопреки этим словам и этому порядку: до него доискиваются в хитросплетениях скальдической формы.

Говоря о необыкновенной сложности скальдического синтаксиса, заметим, что сложность состоит не в самом построении предложений: те два‑три предложения, из которых обыкновенно состоит полустрофа, напротив, как правило, предельно просты. Например, дружинник конунга Харальда Сурового сообщает: «Как видно, мы причинили ущерб Свейну. Я был в конце ночи в окрестностях города. Из домов рвалось высокое пламя». Но в скальдической висе, из которой взяты эти фразы, каждая из них превращена как бы в отдельную прядь, которая сплетена с другими такими же прядями в целостный рисунок: «Как видно, мы причинили Свейну – я был в конце ночи – рвалось высокое пламя из домов – ущерб – в окрестностях города».

Каждое полустишие – это свой такой рисунок, удивительно напоминающий «плетенку» – непременный компонент скандинавского орнамента эпохи викингов. В результате слова, связанные друг с другом по смыслу, оказываются принадлежащими разным строкам и, напротив, в строке соседствуют слова из разных фраз – прядей. Этот разрыв и переплетение фраз ощущается тем сильнее, чем крепче построена сама строка: внимание должно одновременно охватывать оба, пересекающих и опровергающих друг друга, рисунка – фонетический (соответствующий строкам) и смысловой (заполняющий всю полустрофу).

Скальдический синтаксис выполняет свою орнаментальную функцию прежде всего благодаря двум дополняющим друг друга приемам. Во‑первых, это так называемый перенос. Он состоит в том, что слова, тесно связанные друг с другом синтаксически, разрываются границей строки. [596] Перенос играет большую роль и в современной поэзии, но скальды пользовались им гораздо шире, смело играя на разъединении самых тесных синтаксических комплексов. В переводе это выглядит таким образом:


Нам невзгод, покуда

Семьдесят из пенных

Волн взлетает палиц

Смоленых не минуть.


Но эффект плетения достигается только благодаря соединению переноса со вторым и наиболее характерным приемом скальдического синтаксиса – тмесисом. Тмесис – это семантически не мотивированное разъединение одного предложения другим предложением или его частью. [597] В первом случае говорят о вставных предложениях:


Восемьдесят – сеял

Смерть в Серкланде недруг

Красных перстней – в играх

Ратных взял он градов.


Во втором случае возникает переплетение предложений в узком смысле слова:


Не солгать мне, властный

Зарится – и ярлу

Меньше слуг – на место

Вождя – угождает.


Способы переплетения и вставки предложений настолько многообразны, что для их чтения не может быть рекомендовано никаких общих правил. Но снова отметим примечательное расхождение между переводом и подлинником. В подлиннике переплетение предложений несравненно сложнее; поэтому между специалистами до сих пор нет согласия в том, как следует связывать слова в некоторых висах. Но это лишь одна сторона дела. Долгое время господствовало убеждение, что расположение слов в подлиннике произвольно; сравнительно недавно удалось показать в специальных исследованиях, что это не так: здесь, как и везде в поэзии скальдов, многообразие форм управляется действием сложных и предельно детализованных правил. С помощью целого арсенала научных методов филологам удалось, наконец, сформулировать эти правила, без знания которых не обходились скальды и их слушатели. Вспоминаются слова А. Хойслера: «Мы бы, конечно, приняли скальдические стихи за плод ученых занятий в четырех стенах, если бы из саг не следовало со всей очевидностью, что авторами их были неграмотные воины, привычные к вольной жизни под открытым небом и умеющие постоять за себя в жестоких схватках». [598]



«Круг Земной» и история Норвегии


Саги о конунгах, приписываемые Снорри Стурлусону, охватывают обширную эпоху истории Норвегии, начиная с легендарных времен и вплоть до последней четверти XII века. Эта эпоха включает Великие переселения народов, походы викингов и формирование национальных монархий в Европе. Это эпоха позднеродового (или «варварского») общества и перехода к обществу классовому – феодальному (на континенте XI и XII века были временем начинавшегося расцвета феодализма). Однако по сравнению со многими другими странами средневековой Европы в Норвегии процессы перестройки родового общества в раннеклассовое шли медленнее и с большим запаздыванием.

В центре внимания автора «Круга Земного» находятся правители Норвегии. Саги повествуют о походах конунгов внутри страны и за ее пределами, об их отношениях со знатью и с сельскими жителями – бондами, о постепенном объединении страны и её христианизации. Государство, в понимании Снорри как, собственно, и других средневековых историков, персонифицировано особой короля, и от его личных качеств, мужества, решительности и удачи в первую очередь зависят и прочность государства, и благополучие населения.

«Круг Земной» содержит огромный материал по истории Норвегии, да и всей Скандинавии. События, происходившие за пределами европейского Севера, известны Снорри гораздо хуже, и, скажем, повествования его о Древней Руси, связанные с пребыванием норвежских конунгов на Руси, или сообщения о походах викингов в Восточную Европу, столь же мало заслуживают доверия, как и рассказы о подвигах норвежцев в Византии, Италии или Англии. Нетрудно видеть, что такого рода рассказы имеют целью преимущественно продемонстрировать доблесть этих конунгов. Отбор сведений о делах в самой Норвегии – существенно иной. Современные источниковедческие исследования выявили в королевских сагах большое количество неточностей, ошибок, анахронизмов, и тем не менее общие контуры развития норвежского государства обрисованы в них довольно отчетливо.

Отношение к «Кругу Земному» как к памятнику истории и культуры средневековых скандинавов менялось на протяжении XIX и XX столетий. В поле зрения историков прошлого века находилась история событий, и, соответственно, саги о конунгах вызывали у них наибольший интерес и давали обильный материал для раскрытия процесса объединения Норвегии и укрепления королевской власти. Хотя со временем достоверность саг как исторических источников и внушала сомнения, в целом считалось, что их показаниям можно доверять. Работы таких видных норвежских историков, как Р. Кейсер, П. А. Мунк, Э. Capс. [599] опирались прежде всего на анализ саг и других видов нарративной литературы. Возрастание с конца минувшего столетия внимания к социально‑экономической истории, к материальным основам политического развития сопровождалось переоценкой разных категорий исторических памятников и их сравнительной значимости; на первый план стало выдвигаться исследование сборников права, актового материала, данных археологии, топонимики, рунологии, лингвистики. Этот материал, будучи интенсивно вовлечен в историческое исследование, дал возможность познакомиться с историей хозяйства, торговлей, связями Норвегии с другими странами, ранними городскими поселениями, с социальной структурой норвежского общества и сдвигами, которые она претерпевала, с внутренней колонизацией. Такая переориентация исследования открыла новые перспективы перед учеными и позволила им по‑новому и в целом более критично отнестись и к повествовательным памятникам. В результате усилилась тенденция видеть в сагах, в том числе и королевских, скорее произведения литературы, фиксацию длительной фольклорной традиции, в которой факты с течением времени переосмыслялись и искажались до такой степени, что в сагах, на той стадии, когда они были записаны, уже трудно, если вообще возможно, вычленить достоверную основу. Труды норвежского историка X. Кута и шведского историка Л. Вейбулля в этом отношении явились переломными [600]

В сагах о конунгах известное доверие продолжало внушать собственно только то, что находило подтверждение в песнях скальдов, отрывки из которых цитируются в «Круге земном» более обильно, чем в каких‑либо иных сагах. Но сколь ни интересны в ряде отношений скальдические висы в королевских сагах, на основании их сообщений вряд ли возможно воспроизвести ход событий или познакомиться со многими сторонами норвежской действительности того времени, – слишком эти сообщения отрывочны и однобоки; ведь скальды обычно воспевали походы, битвы, победы или героическую смерть вождя, подарки, полученные скальдом от конунга, и другие аспекты дружинной жизни. Все остальное как правило не привлекало поэта. Правда, нужно отметить, что в историографии последних лет гиперкритические позиции в отношении достоверности саг о конунгах частично пересмотрены и смягчены. Историки убеждаются в том, что в сообщениях Снорри многое заслуживает доверия, и нет оснований a priori отметать его рассказ как «исторический роман». [601]

Изучение «Круга Земного» дает возможность (привлекая другие источники разных видов, как норвежские, так и иностранные) представить канву политической истории Норвегии на протяжении нескольких столетий. Разумеется, внутренний смысл описываемых в сагах событий нередко представляется современному историку существенно иным, чем средневековому автору, и, вероятно, было бы небесполезно наметить основные линии истории Норвегии в IX–XII веках, что облегчило бы чтение «Круга Земного». [602]

Первая форма политического объединения Норвегии – установление над большей частью ее населения власти одного монарха – выросла из экспансии викингов, во всяком случае, с нею связана. Могущество мелких конунгов и ярлов в период повышенной агрессивности, естественно, укрепилось, частично эта агрессивность могла быть направлена не только вовне, но и на население самой Норвегии. Первым конунгом, который подчинил себе значительную часть страны, был Харальд Харфагр (Прекрасноволосый), правитель Вестфольда, области в Восточной Норвегии. Вестфольдом издавна правила династия Инглингов, согласно легендам и поэме «Инглингаталь» скальда Тьодольва (цитируемой в «Саге об Инглингах»), находившаяся в родственных отношениях со шведскими королями. В Вестфольде сохранились курганы с погребениями в кораблях: в Туне, Гокстаде и – самое замечательное из них – в Усеберге. Раскопки обнаружили в этих курганах корабли, повернутые носом к югу, к морю и как бы готовые отправиться в плаванье. В двух кораблях были похоронены мужчины, видимо, местные князья в усебергском корабле найдены останки двух женщин. Одна из них, очевидно, была властительница, может быть, Аса – Бабка Харальда Прекрасноволосого; другая женщина, видимо – ее рабыня, последовавшая за нею в царство мертвых, чтобы и там ей служить. Богатая утварь, сани, повозка, кровати, другие вещи, украшенные резным орнаментом, выполненным несколькими искусными мастерами, – доказательство высокого общественного положения правителей Вестфольда. Курганы с кораблями свидетельствуют о том, что в IX веке Инглинги, находившиеся в широких контактах с другими странами, достигли значительного могущества. Это могущество возросло, как можно утверждать, именно в связи с внешней экспансией. Таким образом, начало объединения Норвегии явилось одним из моментов викингской экспансии и приобрело форму завоевания западных и северных областей страны конунгом, уже подчинившим себе восточную ее часть.

Это не означает, что военный предводитель, которому удавалось утвердиться в Норвегии, и в дальнейшем вел себя как завоеватель. Хотя многим из них приходилось преодолевать сопротивление местной знати, короли должны были заручиться поддержкой бондов; обычно претендент являлся на областные судебные сходки – тинги и просил их участников согласиться с его верховенством; при этом нередко ему приходилось идти на некоторые уступки. Лишь король, провозглашенный на тингах, пользовался авторитетом и чувствовал себя относительно прочно.

Наука не располагает бесспорными данными ни о ходе завоевания Норвегии Харальдом, ни о времени, когда оно было осуществлено. Решающая битва в Хаврсфьорде (юго‑западная Норвегия) произошла, вероятно. незадолго до 900 года (раньше историки датировали ее 872 г. [603]). Противники Харальда – местные «хёвдинги» (вожди) были разбиты, и Харальд имел все основания назвать себя (так, во всяком случае, именует его скальд Торбьёрн, воспевший эту победу) «властителем норвежцев» (allvaldr auslmaima, dr ó ttinn nor ð manna). Правители ряда областей Норвегии лишились самостоятельности, признав верховенство завоевателя, либо были изгнаны или погибли. Начавшаяся в тот период колонизация норвежцами Исландии, возможно, отчасти была связана с эмиграцией, на которую толкали многих знатных людей притеснения и конфискации Харальда.

В отдельных областях Норвегии на протяжении всего X века сохранялись тем не менее местные князья. Однако эти мелкие конунги, не принадлежавшие к роду Харальда Прекрасноволосого, не имели прав на норвежский престол. «Сага об Олаве Святом» (гл. XXXIII) рисует одного из конунгов восточной Норвегии Сигурда Свинью в облике хозяина, который лично наблюдал за сельскими работами, правил населением своего района, но был совершенно лишен и широты кругозора и высоких политических аспираций, присущих королям Норвегии. Оказывая противодействие норвежскому королю, поскольку тот пытался лишить их власти и влияния, мелкие конунги вместе с тем не обнаруживали честолюбивых притязаний подчинить страну собственной власти, в противовес представителю рода Харальда Прекрасноволосого. Эти местные потентаты были главным оплотом партикуляризма.

В этой связи встаёт нелегкий вопрос о сакральной природе королевской власти в Норвегии в дохристианскую эпоху. Большинство историков считают, что норвежские короли рассматривались населением как носители сакрального начала. В сагах и в песнях скальдов идет речь о происхождении королей от языческих богов; когда, однако, сложились эти королевские генеалогии, остается неясным. В «Саго об Инглингах» сохранились предания об отдельных конунгах, которых народ в древности приносил в жертву богам для того, чтобы обеспечить всеобщее процветание. В «Саге о Хальвдане Черном» (гл. IX) рассказано, что после смерти этого конунга его тело было расчленено и части его были погребены в разных областях, так что все жители могли пользоваться благополучием, магически связанным с его особой. Однако исследователи полагают, что в действительности Хальвдан был погребен в кургане близ Стейна (в Хрингарики), а в других областях в память о нем были насыпаны курганы. Существовала вера в «удачу» короля, которая возрастала вследствие ритуальных жертвоприношений и возлияния на пирах («за конунга, за мир и урожай»). Считалось, что эту «удачу» король мог распространить и на своих приближенных, в частности, посредством награждения их оружием, гривнами и другими ценностями (вера в магическую партиципацию лиц и вещей, которыми они владели). Однако ученые, придерживающиеся гиперкритической позиции в отношении достоверности источников, отвергают эти толкования, считая их результатом переноса христианских представлений в более раннее время. [604] Идея сакральной природы королевской власти в языческой Норвегии могла бы быть вернее оценена при сопоставлении ее с трактовкой власти монарха у других народов на аналогичной или сходной стадии развития, ибо представления о связи властителя с высшими силами были широко распространены и не являются особенностью одних только скандинавов. Труднее ответить на вопрос о том, как именно рисовалось норвежцам отношение их королей со сферою сакрального: получали ли вожди от богов могущество в силу своего происхождения от них или же вследствие ритуальных действий и жертвоприношений? На основании «Круга Земного» вряд ли возможно восстановить эти верования, так как его автор, возводя династию Инглингов к Одину и Ингви‑Фрейру, одновременно превратил асов в людей и «культурных героев».

Харальд Прекрасноволосый, собственно, не объединил страну, – он поставил под свою личную власть ряд ее областей, преимущественно приморских, и создал в них свои опорные пункты. Это объединение было довольно поверхностно и лишено прочной социальной основы. По существу произошло лишь расширение власти местного князя на другие территории, но ни органов управления, на которые он мог бы опереться, ни общественной группы, которая поддерживала бы его, будучи заинтересована в объединении государства, не существовало. Харальд захватил владения побежденных противников в юго‑западной Норвегии, но в целом страна оставалась, как и до того времени, совокупностью разрозненных областей с собственными обычаями и порядками, с совершенно автономным самоуправлением, которое осуществлялось на сходках населения – тингах.

Власть первых королей Норвегии была слабо обеспечена и материальными ресурсами. Поборы взимались лишь с северных соседей норвежцев – саамов, но и эти контрибуции первоначально (как явствует из рассказа норвежца Оттара. [605]) присваивали отдельные могущественные правители, а не короли Норвегии. Бонды никаких налогов не платили, и самая идея принудительного обложения даже и в более позднее время встречала в народе упорное противодействие. Понятие свободы в этом обществе предполагало отсутствие каких бы то ни было проявлений зависимости, и уплата подати была бы воспринята бондами как посягательство на их владельческие права. В этих условиях единственной формой материальной поддержки правителя могли быть угощения, подарки, в которых выражались бы взаимные отношения между бондами и конунгом. Конунг получал угощение от местных жителей, переезжая из одного района в другой; бонды устраивали пиры для прибывших в их местность государя и его дружины. Эти пиры в языческое время носили религиозно‑магический характер. Прямое общение между народом и правителем было существенным условием благополучия страны, равно как и отправления королем его полномочий. В соответствии с культурной моделью той эпохи имела значение не столько абстрактная идея королевской власти, сколько персона конкретного монарха: вместе с ним необходимо было совершать возлияния языческим богам. Конунг обеспечивал мир и процветание – бонды снабжали его необходимым, и эти припасы потреблялись ими совместно с ним во время пиров; торжественная трапеза принадлежала к центральным институтам этого общества [606] Слово «veizla» (пир) со временем приобрело значение технического термина: как мы увидим далее, «вейцла» могла превратиться в «кормление», передаваемое королем своему приближенному, в специфическое ленное пожалование. Но подобная трансформация началась вряд ли ранее XI в. Пока же существенным источником материальных ресурсов короля, помимо военной добычи и предоставляемых бондами угощений, были доходы с его собственных владений. Как и другие крупные (по норвежским масштабам) собственники, короли имели в своих сельских усадьбах рабов и арендаторов, которые пасли скот и возделывали небольшие участки земли за продуктовые оброки.

Не пользовались норвежские правители и судебной властью. Наряду с тингами отдельных округов в IX и начале X в. сложились областные тинги. Короли не были их создателями, как склонен изображать дело Снорри Стурлусон, но они, несомненно, способствовали их организации, посещали их; однако судебная власть оставалась у бондов. Авторитетный король мог оказать давление на участников собрания и добиться выгодного для себя решения, но нормой по‑прежнему было самоуправление бондов. Естественно, что наиболее зажиточные и влиятельные бонды и местная знать пользовались решающим влиянием на судебные дела и вообще на самоуправление.

Более заметной была, казалось бы, военная власть конунга. Но и функции предводителя всех вооруженных сил страны далеко не сразу сосредоточились в его руках. В отдельных областях существовали самостоятельные воинские ополчения, участие в них принимали все вооруженные мужчины, и обладание оружием было неотъемлемым признаком свободного человека. В Норвегии, стране приморской, особое значение в обороне имел флот. Основная масса населения концентрировалась в прибрежных районах; они сообща снаряжали боевые корабли для охраны страны от набегов викингов и других беспокойных соседей. Ополчение возглавляли представители местной знати, родовитые «могучие бонды».

Таким образом, первоначальное объединение Норвегии было непрочным. Это стало заметным еще при жизни Харальда Прекрасноволосого, когда вспыхнули раздоры между его сыновьями; после его смерти [607] усобицы усилились. Братья не признали единовластия нового конунга, Эйрика Кровавая Секира, которому в конце концов пришлось бежать из Норвегии (он сумел захватить престол в викингских колониях на Британских островах, в Йорке). Положение в Норвегии несколько стабилизовалось после перехода власти к младшему сыну Харальда Прекрасноволосого – Хакону Доброму. Он воспитывался в Англии, при дворе англосаксонского короля Этельстана (Адальстейна саг), где и принял христианство. Однако его попытки распространить новую религию в Норвегии натолкнулись на упорное противодействие бондов. В отличие от своего отца и братьев, Хакон воспитанник Адальстейна получил власть в стране не как завоеватель, – его признали тинги разных частей страны, а он, очевидно (так, во всяком случае, рассказывается в «Круге Земном»), пошел на уступки их требованиям и не притеснял народ, – отсюда его прозвище «Добрый». При Хаконе укрепляется правопорядок в стране, окончательно оформляются областные тинги. Тинги оказывали поддержку Хакону, благодаря этому ему удалось упорядочить и оборону страны. При нем народное ополчение стало под начало конунга.

Но в качестве военного вождя король не пользовался неограниченной властью, и имели место случаи, когда ополчение отказывалось следовать за ним или даже выступало против него. Боевой силой, на которую король мог всецело рассчитывать, осталась его дружина. Разумеется, ее численность возрастала: наличие в стране верховного правителя привлекало в ряды его приверженцев молодых людей, искавших славы, добычи и высокого положения. Могущество короля в то время и измерялось в первую очередь размерами его дружины. Король ужо стал отчасти некоей точкой концентрации социальных интересов, близость к нему служила средством возвышения, способствовала поднятию социального престижа. Но это воздействие короля на окружение еще не было институциональным, оно в большой мере определялось его личностью: королю, которого считали удачливым, охотно служили; если же в стране царил голод (явление, в высшей степени частое в стране со столь ограниченными ресурсами и слабо развитыми производительными силами, как Норвегия) или она подвергалась иным бедствиям, то в них охотно винили того же правителя, – его, как полагали, оставила магическая «удача».

Королевская власть в IX–X веках оставалась в Норвегии относительно мало эффективной и вряд ли была способна оказывать заметное преобразующее влияние на внутренние отношения. Никакого административного аппарата в распоряжении короля не было. Функции ad hoc выполняли его приближенные, усадьбами короля, разбросанными в разных частях страны, управляли его слуги. Иными словами, король не был еще в состоянии создать собственный механизм власти, и все сообщения саг о таковом грешат анахронизмами. В частности, нет оснований доверять сообщению «Саги о Харальде Прекрасноволосом» (гл. VI) о том, что этот король якобы назначил в каждую область ярла, наделенного широкими фискальными, судебными и административными полномочиями, которому были подчинены херсиры, и что ярлы и херсиры должны были выставлять по приказу короля определенное число воинов. Снорри в данном случае приписывает Норвегии IX пока черты феодального королевства и присущей ему иерархии сеньоров и вассалов, – такой иерархии в Норвегии не сложилось и ко времени написания «Круга Земного».

Характер раннего государства в Норвегии на этой первоначальной стадии определялся, следовательно, тем, что в стране еще отсутствовало социальное «разделение труда». Функции хозяйственные, военные, религиозные, административные не были последовательно дифференцированы. Бонды были не только сельскими хозяевами, но и членами народных собраний, участниками воинского ополчения, в их руках сосредоточивалось местное управление. Языческий культ отправлялся в капищах, которые принадлежали знати или «могучим бондам», никакого особого жречества норвежцы не знали. Свобода бонда реально выражалась в его полноправии, ничем не ущемленном ни в личном, ни в имущественном отношении. Важно подчеркнуть, что ни и тот период, ни и более позднее время и Норвегии земля не представляла собой объекта свободного распоряжения и отчуждения. Право собственности на землю, которая переходила из поколения в поколение в пределах одной и той же семьи, выражалось в обладании ею, причем на семейное владение не смотрели лишь как на объект, вещь, – в нем видели скорее некое продолжение личности его обладателей, с которым они находились в нерасторжимом органическом единстве. Слово óð al «одаль», которым обозначалась эта наследственная собственность, имело вместе с тем и смысл – «родина», «отчина»; это слово общего происхождения и со словами, выражающими понятия «благородство», «знатность», т. е. «полноправие»; личные и имущественные права образовывали нерасторжимое единство и равно считались неотъемлемыми качествами члена общества. [608] Подобная структура собственности – показатель замедленной имущественной дифференциации – вместе с тем была и немаловажным препятствием на ее пути. Такой социальный строй, отличавшийся высокой сопротивляемостью, устойчивостью по отношению к всякого рода переменам, традиционалистский по самым своим основам, служил своего рода барьером на пути укрепления государственности.

Снорри Стурлусон, сосредоточивающий внимание на политической истории Норвегии, естественно, не проявляет особого интереса к социально‑экономическим отношениям, которые, напротив, выдвинулись на первый план в построениях историков конца XIX и XX века. Наши знания о формах собственности в древней Норвегии основываются преимущественно на указаниях памятников права, в первую очередь «Законов Фростатинга» и «Законов Гулатинга», записи которых сохранились в редакциях XII и XIII веков, но содержание которых в немалой своей части восходит к более раннему периоду.

Для понимания дальнейшего развития раннего государства в Норвегии существенно иметь в виду реальность внешней опасности. Уже Харальду Прекрасноволосому пришлось организовать военную экспедицию против викингов. На протяжении X века Норвегия неоднократно подвергалась нападениям датчан и викингов, которые хозяйничали на Балтийском море. Одно время Норвегия оказалась даже в зависимости от датских королей. Таким образом, необходимость организации обороны страны ощущалась весьма остро. При всей своей рудиментарности королевская власть воспринималась жителями Норвегии как сила, противостоящая такой же силе в других странах. Уже существовало сознание, что только король способен представлять общие интересы норвежцев перед остальным миром. Показательно, что как раз в конце X века в источниках (в записи рассказа Оттара королем Альфредом) впервые встречается наименование страны Noregr, [609] и с этого же времени в поэзии скальдов наряду с наименованиями жителей отдельных областей Норвегии, отчасти восходящими к именам племен (ругии, хёрды, трёнды и др.), появляется слово «норвежцы» (nor ð menn) как общее обозначение всех жителей норвежского королевства. Было бы неверно придавать чрезмерное значение этим явлениям, так как локальная разобщенность оставалась и впредь весьма сильной, но какие‑то черты общенорвежского самосознания уже существовали и в моменты внешней опасности приобретали актуальность. Королевская власть могла ими воспользоваться в своих целях.

Около 960 г. Хакон Добрый погиб во время вторжения в Норвегию его племянника Харальда Серая Шкура (сына Эйрика Кровавая Секира), которому при поддержке датского конунга удалось захватить власть. Харальд Серая Шкура правил страной подобно своему деду, – как завоеватель. Он отнимал усадьбы у своих противников, вымогал поборы у населения. Совершив поход в Бьярмию, область на побережье Северного моря, Харальд получил дополнительные значительные богатства от грабежей, которым подверг тамошнее население. Все это давало ему средства привлекать в свою дружину новых воинов. Иными словами, первые конунги Норвегии, за исключением Хакона Доброго, мало чем отличались от предводителей викингов, которые устанавливали свое господство в захваченных странах. Они, собственно, и были викингами, ибо карьера многих норвежских конунгов не только в X, но и в первой половине XI века начиналась за морем, в завоевательных походах и грабительских экспедициях или на службе у иноземного государя. Обороняя Норвегию от нападений викингов, они сами управляли ею подчас подобными же методами.

Положение Харальда Серая Шкура осложнялось тем, что он подчинил себе Норвегию с датской помощью. Укрепившись же, он старался охранить свою самостоятельность от притязаний на верховенство со стороны датского короля. В этой борьбе он пал (ок. 970 г.). Власть над страной перешла к ярлу из Хладира (в Трандхейме) Хакону Сигурдарсону, пользовавшемуся поддержкой короля Дании. Последний рассматривал ярла как своего вассала, хотя и не вмешивался во внутренние дела Норвегии, по крайней мере до тех пор, пока ярл платил ему дань в знак подданства и выполнял военную службу по его приказанию. Так, во время войны между Данией и Германией в 70‑е годы X века ярл Хакон выставил норвежский флот: война шла из‑за контроля над важными морскими путями, центром которых был датский порт Хедебю, перевалочный пункт торговли между Балтийским и Северным морями, и в защите их от посягательств императора Оттона II был заинтересован и сам ярл.

Показательно, что датский король Харальд Синезубый, проводя у себя дома политику христианизации, терпимо относился к тому, что ярл Хакон и его подданные оставались язычниками. Население Норвегии продолжало держаться веры своих отцов. Но словам скальда, ярл Хакон исправно совершал жертвоприношения старым богам, и поэтому в стране царил мир. Согласно языческим верованиям, под властью правителя, угодного богам, страна процветает, урожаи обильны и скот дает хороший приплод. Таким образом, ярл Хакон выполнял также и религиозные функции короля. Тем не менее, королевского титула он не присваивал, ибо, как уже было упомянуто, считалось, что королем Норвегии может быть только представитель рода Харальда Прекрасноволосого. [610]

В остальном ярл постепенно стал держаться вполне независимо и старался избавиться от датского верховенства. Это неизбежно вело к военным действиям, и около 985 г. на Норвегию напал флот из Йомсборга, полулегендарной крепости викингов на балтийском побережье. Хакон собрал ополчение со всей Норвегии, и опасный враг был разбит, 25 кораблей викингов были захвачены, [611] остальные обратились в бегство. Победа укрепила положение ярла Хакона, и он стал вести себя как всесильный правитель и злоупотреблять своею властью по отношению к населению. Саги сохранили жалобы бондов на вымогательства и правонарушения, учиненные ярлом. В результате около 995 года бонды Трёндалага восстали против ярла, он был убит собственным рабом, а на престол с согласия населения вступил Олав Трюггвасон, знаменитый викинг, представитель рода Харальда Прекрасноволосого, как раз в это время явившийся в Норвегию из Англии.

Хотя Норвегия была расположена на окраине средневекового мира, ее достигали импульсы, шедшие из стран Европы, дальше продвинувшихся по пути политического и социального развития. Проводниками этих влияний были в первую очередь норвежские монархи. Вступая на норвежский престол после того, как они провели молодость в более цивилизованных и феодализированных государствах, короли стремились укрепить свою власть, используя в этих целях накопленную за рубежом добычу, а равно и приобретенный там политический опыт. В конце X и в первой трети XI века короли Олав Трюггвасон (995–999 или 1000 гг.) и Олав Харальдссон (Олав Святой, 1015–1028) последовательно проводили политику искоренения самостоятельности местных князей, и важнейшим средством этой политики явилась христианизация. Не говоря уже о том, что христианская церковь в Норвегии, как и везде в Европе, способствовала торжеству монархического принципа, переход к новой вере подрывал основы власти старой знати, под контролем которой находился языческий культ. Разрушая капища богов и запрещая жертвоприношения, оба Олава сознательно ликвидировали триединство «культ‑тинг‑правитель», на котором держалось местное самоуправление. Из источников явствует, что и население ощущало связь между своей независимостью и старыми культами. Христианизация Норвегии, проводимая королями с большой решительностью и жестокостью, привела к гибели части старой знати и конфискации ее владений; представители знати, которые не пали в этой кровопролитной борьбе, были принуждены вступать на службу к норвежскому королю. Однако, проводя христианизацию, короли прибегали не только к насилию (как это может показаться при чтении саг о конунгах). Имеются указания на то, что в целях обращения влиятельных людей Олав Харальдссон в некоторых случаях даровал им владения и привилегии. Со времени Олава Харальдссона можно говорить о норвежской церкви как учреждении, установленном во всей стране и подчиненном королю.

Переход от старых культов к новому (о перемене в самих религиозных верованиях приходится говорить с большой осторожностью) отразился и на сдвигах в институте вейцлы. Если прежде вейцла была сакральным пиром, трапезой, на которой встречались конунг и бонды и которая гарантировала, по их убеждению, благополучие и мир в стране, то вместе со сменою культа отпала обязательность присутствия монарха на этих кормлениях. Обнажилась материальная их основа, и отныне вейцла представляла собой не что иное, как способ обеспечения короля и его служилых людей продовольствием. Короли продолжали свои разъезды по стране, необходимость которых вызывалась уже только потребностями управления и невозможностью транспортировки продуктов на дальние расстояния. Но король мог и вовсе не посещать пиры в том или ином районе, а передать право сбора продуктов своему приближенному. То были своего рода ленные пожалования, заключавшиеся, однако, в наделении ленника не землями, а поступлениями с населения, которое по‑прежнему сохраняло право собственности на свои владения. Другим существенным отличием этих пожалований от ленов в более феодализированных странах Европы было то, что пожалования в Норвегии (как и в других скандинавских странах) не приобретали наследственного характера: лицо, которое с разрешения короля обладало полномочиями облагать население той или иной местности податями, пользовалось привилегией лишь на протяжении срока своей службы или пожизненно, но без права передать эту привилегию по наследству. С течением времени раздача вейцл выросла в целую систему материального обеспечения служилых людей короля, причем в зависимости от ранга должностного лица или дружинника размер кормления был большим или меньшим. [612] Ненаследственный характер скандинавского «лена» – вейцлы имел самую прямую связь со структурой господствующего слоя и его отношением к центральной власти. Его ядро образовывали члены королевской дружины. Hir ð – так первоначально называлась дружина, и затем это название перешло на королевский двор (как социальное окружение государя). Невозможность превратить вейцлу в свое полное достояние и закрепить ее в обладании семьи привязывала «вейцламаннов» – держателей вейцл – к престолу. Норвежская вейцла надолго удержала свои примитивные черты, отличающие ее от классического феода.

Но и введение подобной системы не произошло безболезненно. С изменением культ и прекращением регулярных непосредственных контактов короля с бондами вейцла утратила черты взаимности, эквивалентности: на смену торжественному пиру, в котором наглядно воплощалось единство правителя с народом, пришел односторонний сбор податей должностным лицом короля. Эта перемена, сливавшаяся и сознании бондов с уничтоженном капищ и изображений старых богов, воспринималась как насилие и поругание всех традиций.

В «Саге об Олаве Святом» Снорри Стурлусона (гл. I), записанной до создания «Круга Земного», в «Круге Земном» – в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» (гл. VI) и в «Саге об Эгиле сыне Скаллагрима» (гл. IV), приписываемой некоторыми учеными тому же Снорри, содержится рассказ об «отнятии одаля» Харальдом Прекрасноволосым у всего населения страны: вследствие этой тотальной конфискации бонды превратились якобы в арендаторов короля, обязанных платить ему за пользование своими землями (до тех пор, пока Хакон Добрый при вступлении на престол не возвратил бондам их отчины, «Сага о Хаконе Добром», гл. I). То, что эти сообщения не отражают каких‑либо реалий времени правления первого объединителя страны, давно показано в норвежской историографии. [613] Но какова фактическая основа этих рассказов? Видимо, эти сообщения саг нужно сопоставить с показаниями других источников, в частности с песнями скальдов. В них Норвегия неоднократно названа «одалем» короля, «наследственным семейным достоянием» королевского рода. Трактовка государства как «отчины» или «вотчины» его главы относится ко времени короля Олава Харальдссона. По‑видимому, укрепление королевской власти и изменение в системе вейцл, упомянутое выше, породили идею верховенства короля над всем населением и его земельными владениями; эта идея королевского суверенитета не могла, однако, найти адекватного юридического и терминологического выражения (ибо римское право оставалось чуждым сознанию средневековых скандинавов) и интерпретировалась единственно возможным и наиболее естественным для них образом, а именно – в виде «воспоминания» о будто бы имевшей место узурпации королем‑объединителем всего одаля бондов.

Если иметь в виду, что в сознании бондов право собственности на наследственные владения и правоспособность, полноправие свободного человека сливались воедино, то легенда об «отнятии отчин» Харальдом Прекрасноволосым была, видимо, не чем иным, как своеобразным выражением чувств, вызванных посягательствами укреплявшейся монархии на независимость свободного населения Норвегии – посягательствами, которые стали особенно ощутимыми в XI веке. Здесь приходят на память «Откровенные висы» скальда Сигвата Тордарсона, в которых он призывал конунга Магнуса, сына Олава Святого, не посягать на отчины своих подданных, – эти притеснения и конфискации вызывают недовольство и чреваты мятежом (см. «Сагу о Магнусе Добром», гл. XVI). Тот факт, что из системы пиров‑вейцл, некогда устраиваемых населением для короля и его дружины на началах добровольности, с начала XI века стала развиваться зачаточная система принудительного обложения, расценивался бондами как насилие и узурпация. В действительности, разумеется, земельные владения основной массы сельских жителей (исключая усадьбы опальных магнатов и их сторонников) оставались в их собственности. Но обязанность содержать на свой счет короля и его людей и в самом деле была возложена на население и вызывала его недовольство. Это недовольство выразилось и в неоднократных случаях сопротивления бондов фискальным требованиям королевских слуг.

Усиление королевской власти, приобретение ею новых прав и полномочий, расправа с язычеством и его приверженцами, вообще политика открытого разрыва со старыми порядками, которую Олав Харальдссон проводил более решительно и последовательно, нежели его предшественники, породили глубокий конфликт между ним и значительной частью старой знати, нашедшей поддержку у многих бондов. Знать перешла на сторону Кнута Могучего, короля Дании и Англии, который претендовал также на верховенство над Норвегией. Норвежские хёвдинги предпочитали далекого чужеземного государя самовластному правителю из рода Харальда Прекрасноволосого, вмешивавшемуся в их дела. Ученые высказывали гипотезу, что еще до захвата Олавом Харальдссоном норвежского престола между ним и Кнутом существовало соглашение, по которому Олав, служивший в качестве наемника в Англии, не откажет в поддержке английскому королю, а Кнут, добивавшийся в ту пору власти над Англией, за это передаст ему в управление Норвегию (или часть ее). Однако Олав правил страной в качестве самостоятельного государя, что в конце концов и привело к конфликту между ним и Кнутом Могучим.

После поражения шведов и норвежцев в войне против Дании Олаву Харальдссону пришлось покинуть Норвегию и бежать в Швецию и оттуда дальше на восток – на Русь, к киевскому князю Ярославу. Попытка Олава вернуть себе престол завершилась его гибелью в битве при Стикластадире (29 июля 1030 г.). [614] Но в высшей степени символично, что это поражение короля обернулось победой монархии над традиционным крестьянским обществом. Ибо мятеж и убийство короля сопровождались установлением датского верховенства над Норвегией, в условиях которого преимущества отечественной королевской власти стали очевидны, и спустя немного времени авторитет покойного Олава настолько возрос, что церковь могла провозгласить его святым, покровителем норвежских королей и даже «вечным королем Норвегии». Идея о сакральной природе королевской власти получила новое обоснование. Вместе с тем этот акт продемонстрировал наличие новой важной опоры королевской власти – церкви.

Католические священники в окружении норвежского короля (как Олава Трюггвасона, так и Олава Святого) были выходцами из Англии. Норвегия в церковном отношении первоначально была подчинена архиепископам северной Германии. Но политика, проводившаяся духовенством, прежде всего способствовала укреплению норвежской монархии. В свою очередь и церковь нашла у короля поддержку, и том числе и материальную. В отличие от других стран Запада, церковь в Норвегии не могла рассчитывать на широкий приток пожертвований населения и на передачу в ее пользу массы земельных владений. Отчуждению наследственных участков земли препятствовали традиционные ограничения, и попытки духовенства отменить их были малоуспешными. Владения церкви и монастырей, которые вскоре стали основывать в Норвегии, составились преимущественно из пожалований королей; впоследствии они росли за счет подарков знати, а также в результате закладов недвижимой собственности бедными людьми, которые не сумели затем выкупить свои участки, и путем расчистки новых территорий. Далеко не сразу сумела церковь добиться и введения десятины (лишь в первой половине XII века).

Христианизация ознаменовала новый этап в развитии норвежского раннего государства. Появилась новая идеологическая опора его, в лице духовенства в норвежском обществе возникла сила, последовательно боровшаяся против старых языческих порядков, которые пронизывали всю традиционную социальную структуру. Если прежде социально‑правовая община (округ тинга) была вместе с тем и культовой общиной, то теперь это единство было разбито, поскольку церковные приходы строились по новой схеме, не совпадавшей с системой тингов.

Наряду с духовенством, тесно связанным с монархией, значительную роль в стране стали играть должностные лица короля – лендрманны (институт, утвердившийся, по‑видимому, со времени правления Олава Святого). [615] В компетенцию лендрманна входила в первую очередь организация ополчения, в котором должно было принимать участие население. Выполнение этих военно‑организационных функций неизбежно влекло за собой вмешательство лендрманнов в местное самоуправление, хотя обычное право и ставило им определенные препоны. Наряду с лендрманнами роль должностных лиц выполняли управители владений короля. Но если они всецело зависели от своего господина, были людьми невысокого социального статуса, нередко рабами или вольноотпущенниками, то лендрманны занимали более самостоятельное положение, – у большинства их были собственные довольно крупные владения. Дело в том, что лендрманнами назначались преимущественно представители старой знати, которые изъявляли готовность служить королю. Таким образом, институт лендрманнов, возможно, созданный по английским образцам, был плодом компромисса между королевской властью и частью старой знати.

То, что на протяжении XI и XII веков среди лендрманнов было немало родовитых людей, относительно независимых от короля, характеризует определенный этап в истории норвежской монархии и вместе с тем отчасти раскрывает тайну ее неустойчивости. Короли не могли опираться только на свою дружину, состоявшую по большей части из людей невысокого происхождения, или на духовенство, сравнительно немногочисленное и не пользовавшееся еще глубоким влиянием на население. Старая знать, органически связанная с традиционными социальными отношениями, оставалась сильной, поскольку и старые доклассовые порядки трансформировались в новый, более глубоко дифференцированный строй лишь медленно и с большим трудом. В Норвегии оказался невозможным тот радикальный переворот в отношениях собственности и производства, какой произошел во Франкском государстве, – силы «социальной инерции» проявили здесь огромную сопротивляемость. Значительная масса бондов не превратилась в зависимых крестьян и продолжала вести самостоятельное хозяйство. И хотя реальное содержание их свободы и полноправия начинало изменяться (см. ниже), норвежские бонды разительно отличались от подневольных сервов и вилланов других стран Европы того времени.

C этой существенной чертой социальной структуры Норвегии, очевидно, и нужно связывать специфику ее государственного устройства в XI–XII веках. У королевской власти в Норвегии были определенные преимущества по сравнению с ослабленной и лишенной широкой основы королевской властью в феодальных странах Европы. Норвежские короли не потеряли непосредственной связи с массою народа, между ними и рядовыми подданными не вырос могущественный класс крупных сеньоров, которые подчинили бы себе большинство крестьянства и присвоили политические полномочия. В частности, король Норвегии, в отличие от многих западных государей, не зависел полностью и целиком от вооруженной поддержки благородных вассалов и располагал ополчением народа. [616]

Но и старая знать сохраняла с бондами традиционные связи. Она была способна вовлекать их в свою борьбу против тех королей, которые чрезмерно, на ее взгляд, усиливались. Мы уже видели, что в решающей схватке между Олавом Харальдссоном и могущественными людьми Норвегии, которые перешли на сторону Кнута Датского, большинство бондов выступило против своего короля. И это нетрудно объяснить, если вспомнить, что в качестве носителя новшеств выступал именно король: он безжалостно искоренял языческие культы, а заодно и их приверженцев, он посягал на институт родовой мести, весьма живучей у скандинавов, упорядочивал сбор кормлений и раздавал вейцлы своим приближенным. Приверженное традиции крестьянское общество отрицательно реагировало на эти нововведения.

Правда, вскоре после гибели Олава Святого национальная монархия была восстановлена, сын его Магнус был возвращен на родину и возведен на престол (в 1035 или 1036 г.), но при этом он (точнее, хёвдинги, которые правили от имени малолетнею короля) был вынужден обещать соблюдение обычаев страны и вольностей бондов и знати и отменить часть податей, введённых датскими правителями. Все эти компромиссы были временными, и положение монархии в большей степени по‑прежнему зависело от личности короля. Когда могучий викинг Харальд Сигурдарсон, единоутробный брат Олава Святого, возвратившись из заморских походов, в 1046 г. разделил власть над Норвегией с Магнусом Добрым, а затем стал ее единовластным государем, конфликты между королевской властью и народом вновь обострились. Харальд вполне заслужил прозвание «Суровый»: огнем и мечом он подавил выступления бондов, пытавшихся сохранить независимость и не желавших платить ему подати; он истребил тех хёвдингов, которые не склонились перед ним, духовенство находилось у него в полном подчинении. При Харальде Сигурдарсоне в большей мере, чем при его предшественниках, стала заметной роль торговых центров в стране. Традиция приписывала ему основание Осло, служившего базой как для борьбы против Дании, так и для развертывания внешней торговли, поставленной под королевский контроль. Харальд упорядочил чеканку норвежской монеты и превратил ее в королевскую регалию. Показательно, что со своими дружинниками он расплачивался деньгами. При нем же началась и порча монеты: сообщения саг о том, что Харальд добавлял в серебряные монеты наполовину меди, подтверждаются исследованием найденных монет, чеканенных в 50‑е годы XI в. [617]

C гибелью Харальда во время похода на Англию (1066 г.) завершается эпоха викингов. Прозвище его сына и преемника на престоле Олава «Тихий» (или «Бонд») не менее символично, чем прозвище самого Харальда. Наступает мирный период, во время которого культурные контакты с Западом усиливаются. Именно ко времени правления Олава Тихого (1066–1093) относится рост городов, в частности Бергена; при нем строятся первые каменные церкви в Норвегии (до этого существовали только деревянные церкви оригинальной конструкции). В это же время в Норвегии оформляется церковная организация с четырьмя епископствами, подчиненными архиепископству в Гамбурге‑Бремене (до 1104 г., когда было основано архиепископство в Лунде, Швеция).

Внешняя политика Норвегии вновь сделалась более агрессивной при Магнусе Голоногом (1093–1103), когда были подчинены Оркнейские острова и велись войны в Ирландии, и при его сыне Сигурде, стяжавшем в результате участия в крестовых походах прозвище Крестоносец (1103–1130). При нём была введена церковная десятина, и церковь, уже располагавшая пожалованными ей владениями, получила более солидную материальную основу.

На протяжении XII века институциональная неустойчивость монархии проявлялась в то и дело вспыхивавших усобицах между претендентами на престол и окружавшими их кликами. Усобицы разразились сразу же после смерти Сигурда Крестоносца, и последние пять саг «Круга Земного» (начиная с «Саги о Сыновьях Магнуса») вводят нас в перипетии этой кровавой борьбы. Неупорядоченность наследования престола, разумеется, не была подлинной причиной конфликтов, – невыработанность механизма передачи власти сама по себе служит симптомом слабости монархии, слабости, в сохранении которой определенная часть знати была заинтересована. В последней четверти XII века внутренняя смута стала все более выходить за пределы ограниченного круга социальной верхушки и вылилась в конце концов в борьбу, захватившую широкие слои населения.

Но прежде чем обратиться к ее рассмотрению, нужно вкратце остановиться на тех сдвигах в положении бондов, которые, несомненно, наложили свой отпечаток на ход и исход гражданских войн.

Как мы уже знаем, норвежский бонд оставался лично свободным. Но конкретное содержание его свободы медленно, подспудно, но неуклонно изменялось и сужалось. В основе этого процесса находился раздел «больших семей», который начался, видимо, еще в канун эпохи викингов и растянулся на столетия, насколько можно судить по памятникам права. Если в составе довольно многочисленной «большой семьи», которая охватывала три поколения ближайших родственников, а также зависимых людей, мужчин хватало и для хозяйственной деятельности и для других форм социальной активности, то для главы малой семьи прежнее сочетание производственной и общественной деятельности оказывалось все менее возможным. Бонды из полноправных деятельных членов общества, участников народных собраний и ополчения все более превращались в крестьян, поглощенных трудом и лишь в ущерб своему хозяйству отрывавшихся для исполнения иных общественных функций непроизводственного характера.

Из источников видно, что многие бонды уклонялись от исполнения этих публичных обязанностей – от военной службы и от посещения тинга (путь на тинг и обратно в природных условиях Норвегии и при рассеянном хуторском характере поселений нередко занимал длительное время). В конце концов королевской власти пришлось реорганизовать областные тинги, и из собраний всех взрослых мужчин они превратились в собрания представителен бондов, причем этих представителей со временем стали назначать не сами бонды, а духовенство и местные служилые люди. Вместе с тем центр тяжести в военном деле стал все явственнее перемещаться с ополчения народа на профессиональное конное войско рыцарского типа – процесс, который за два‑три столетия до того начался и гораздо интенсивнее совершился во Франкском государстве, а затем и в других феодализировавшихся странах. Хотя бонды и не были полностью избавлены от воинской службы, но частично вместо явки в ополчение они могли уплатить подати, и в Норвегии появился первый постоянный налог(если оставить в стороне церковную десятину). Этот налог так и назывался lei ð angr (первое значение – «военное ополчение»).

Эти процессы имели глубокие последствия и для бондов и для развития государства. Начать с того, что в более ранний период право ношения оружия, как и право судить и обсуждать общественные дела, являлось вместе с тем и обязанностью: бонд должен был участвовать в ополчении и в самоуправлении. Права и обязанности не были разделены, не противопоставлялись, ибо в эпоху викингов они образовывали прочное, нерасторжимое единство, в котором и выражалась свобода‑полноправие члена общества. Теперь же отрицательная сторона этих прав выступала на первый план, ибо стала ощущаться их обременительность; более реальными сделались повинности, которые население должно было нести в пользу государства. Но стремясь избавиться от исполнения этих повинностей, бонды вместе с тем объективно отказывались от пользования своими правами. Внутреннее содержание традиционной свободы норвежских бондов стало изменяться таким образом, что из свободы‑полноправия она отчасти вырождалась в свободу‑неполноправие. То не была зависимость сеньориально‑вотчинного типа, распространенная тогда в Европе, а свобода, неотъемлемой стороной которой стала эксплуатация бондов государственной властью и теми силами, которые вокруг нее концентрировались.

Подчеркивая незавершенность этого развития, тем не менее нужно видеть в нем проявление прогрессировавшего социального разделения труда между массой крестьян и военной и управленческой верхушкой. Вместе со всеми этими переменами должна была измениться и социальная база королевской власти. Королю отныне приходилось рассчитывать прежде всего не на народное ополчение, члены которого могли к тому же обладать лишь довольно примитивным оружием, а на профессиональное рыцарство. В судебных и административных вопросах король имел дело не с массою бондов, а с элитой – «могучими бондами», «лучшими бондами». Аристократизация государства сделала определенные успехи. Но если, с одной стороны, часть бондов стремилась избавиться от несения публичных повинностей, то, с другой, она не могла не страдать от ущемления своей свободы, и это порождало недовольство. Поскольку центр тяжести в государственных делах перемещался «кверху», поскольку основную роль в управлении стали играть могущественные люди, приближенные короля, то стал усиливаться и их нажим на бондов, росли поборы, притеснения и произвол – факторы, порождавшие широкое социальное брожение.

Во второй половине XII века заметно возрос удельный вес той части крестьян, которые уже не являлись собственниками своих наделов. Слой лейлендингов‑арендаторов земли стал существенным компонентом общества. Лейлендинга неверно было бы приравнивать к зависимым держателям в других странах феодальной Европы, но некоторые элементы личного неполноправия в эту эпоху неизбежно сопровождали материальную зависимость. В условиях господства натурального хозяйства эксплуатация арендаторов существенно не увеличивалась, и антагонизм между лейлендингами и крупными землевладельцами вряд ли мог приводить к серьезным вспышкам борьбы между ними. Основным социальным противоречием, которое порождало конфликты, было противоречие между бондами и государственной властью.

Таким образом, на протяжении XII в. неуклонно накапливались факторы, в конце концов породившие широкий и сложный социально‑политический кризис. Социальный протест бедняков и обездоленных; недовольство бондов; конфликт между старой знатью, возглавляемой лендрманнами, и «новыми людьми», которые поднялись на государственной службе; противоречия между разными областями страны, отстаивавшими свои традиции и относительную самостоятельность; рост противоположности между городским и сельским населением – все эти конфликты еще более осложнились борьбой между норвежской монархией и церковью, которая везде в Западной Европе в XII веке добивалась более независимого положения по отношению к светской власти. Тянувшееся уже десятилетиями соперничество претендентов на престол переросло в гражданскую войну. Этот период истории Норвегии уже не описан в «Круге Земном», изложение в котором заканчивается 1177 годом. [618] Трудно, однако, сомневаться в том, что всю предшествовавшую историю Норвегии Снорри рассматривает под знаком конфликтов, раздиравших страну в его время, и поэтому в заключение нашего очерка нужно хотя бы пунктиром наметить ход гражданских войн.

На первом этапе гражданских войн (конец 70‑х – начало 80‑х годов XII в.) против группировки лендрманнов, возглавляемой их ставленником королем Магнусом и его отцом ярлом Эрлингом Кривым и поддерживаемой высшим клиром, выступали самозванец Сверрир и его приверженцы – биркебейнеры, деклассированные элементы, выходцы из низов. [619] Сверрир выдавал себя за незаконнорожденного сына конунга из династии Харальда Прекрасноволосого. Он оказался способным политиком, опытным демагогом и удачливым военачальником, который сумел нанести поражение своим противникам. В противоположность королю Магнусу Эрлингссону, который всецело зависел от знати, Сверрир охотно прибегал к социальной пропаганде, обещая примкнувшим к нему беднякам передать им, в случае победы, высшие должности и богатства лендрманнов. Сверрир не остановился перед тем, чтобы пойти на разрыв с церковью и пренебрег даже папским отлучением. Свои притязания на власть он обосновывал ссылками на «Законы святого Олава», т. е. на старинные традиции, в защите которых бонды видели условие сохранения своих вольностей, тогда как Магнус Эрлингссон опирался на новый закон о престолонаследии (1163 г.), принятый при активном участии высшего духовенства и ставивший монархию под контроль церкви.

Сверриру, благодаря тому, что к нему примкнула часть бондов, удалось захватить норвежский престол (в 1184 г.) и утвердить на нём новую династию. Характерно, однако, что при этом его приверженцы биркебейнеры, присвоив государственные должности и земельные владения, отбитые у истребленных или оттесненных ими представителей знати, возвысились и порвали с крестьянским движением. Впервые в истории Норвегии в такой мере произошло сплочение социальной верхушки вокруг престола: выскочки, всем обязанные королю, видели в прочной монархической власти гаранта своего господствующего положения. Поддержавшие же их крестьяне ничего от смены династии не получили и, разочарованные, продолжали бунтовать, но их выступления были жестоко подавлены, причем при преемниках Сверрира (он умер в 1202 г.) в расправе над бондами принимали участие как биркебейнеры (из пренебрежительной клички это слово стало почетным званием), так и бывшие их противники баглеры (приверженцы «церковной партии», от bagall – «епископский посох»). К середине XIII века положение королевской власти полностью укрепилось, враждовавшие между собой фракции знати достигли примирения, оформилась служилая привилегированная верхушка общества, в которую входили светские и церковные крупные землевладельцы, приближенные короля и его служилые люди, обладатели королевских пожалований. Крестьянство, потеряв прежнее влияние на общественные дела, было в основном низведено до положения простых непосредственных производителей, за счет которых жила новая аристократия. Общество было расколото на сплотившийся вокруг престола господствующий класс и крестьянство. Никогда до этого времени норвежское государство в такой мере не приближалось по своей структуре и организации, как и по своему оформлению, к европейским феодальным королевствам.

В обстановке, сложившейся после завершения гражданских войн, и был написан «Круг Земной». Как и его современники, автор был умудрен опытом минувших десятилетий усобиц. Вместе с тем, есть основания полагать, что понимание Снорри Стурлусоном истории норвежских королей в немалой мере окрашивалось его размышлениями об отношениях между Норвегией и его родиной – Исландией. Нелишне напомнить, что два десятилетия спустя после убийства Снорри Стурлусона – убийства по прямому приказу короля Хакона Хаконарсона – Исландия утратила политическую независимость и была вынуждена признать верховенство норвежской монархии.