ЧТО ЖЕ БЫЛО НА ОБОРОТЕ ЗАПИСКИ?

Толстый Макс сидел без рубашки на балконе своего третьего этажа и загорал.

- Эге-ге! - крикнул Гера снизу. - Спускайся, дело есть.

- Чего еще? - Макс свесился через перила, что-то жуя.

Он вышел из подъезда в серых брюках и коричневой рубашке навыпуск, что-то еще дожевывая. Гера вспомнил, что сам давно не ел - ведь сразу после уроков пошел к бабушке.

- Что у тебя? - кивнул он в надежде на то, что Швидько поделится.

Но не тут-то было. Толстый Макс и в школе никого не угощал, хотя на каждой перемене ел что-нибудь вкусное. И сейчас он тоже молча вынул из кармана конфетину в блестящей обертке, развернул и отправил в рот. У Герки потекли слюнки.

- Ладно, - сказал он, стараясь не глядеть на Макса. - Слушай, какое дело.

Но, выслушав Геру, Швидько разочарованно помычал.

- Да ну, еще топать куда-то в такую жару. - Он поглядел на небо, с которого действительно вовсю шпарило солнце.

- Недалеко же тут, - начал агитировать Гера. - Рядом музей. И тень всю дорогу, если под деревьями шагать.

- Да ну, - опять затянул Швидько и вдруг бодро спросил: - А мороженое купишь?

Гера торопливо ответил, будто готовился сам предложить, да еще не успел:

- Спрашиваешь! Швидько оживился:

- Ну тогда пошли. Только учти: пломбир в шоколаде. Я другого не ем.

Он еще торговался, этот пучеглазый толстяк!

- Ладно, - уверил Гера. - В шоколаде.

И вот они снова в том зале, где выставлена огромная пушка и висит сабля Кочубея. А в углу, на столике под стеклом…

Можете представить, с каким волнением приближался Гера к этому столику с партизанской запиской! Он словно боялся, что взглянет сейчас, а записки уже нет. Но она была на месте.

- Видишь? - шепотом спросил Гера.

Толстый Макс оглянулся на дверь, около которой сидела на стуле дежурная, седая женщина в черном платье, и потрогал руками стеклянную крышку. Крышка не открывалась.

- Как же быть? - зашептал и Швидько.

Гера глубоко вздохнул, словно готовился прыгать в холодную воду.

- Сейчас. - Он подошел к дежурной: - Скажите, пожалуйста…

- Что, мальчик?

- Мы пионеры, - заговорил он. - Идем в поход. Нам хочется знать, что в этой записке. С другой стороны. Откройте, пожалуйста.

- Нельзя, - сказала дежурная. - Смотрите, что выставлено.

- Но нам очень надо, - вмешался Толстый Макс.

- Мало ли что вам надо, - неумолимо отрезала дежурная. - Многие захотят с другой стороны или с третьей, так всем и показывай? Не положено. И не морочьте мне голову. - Она отвернулась.

- Мы не морочим, - пробормотал Гера.

Вот и весь сказ. А бабушка говорила: объясни, разрешат. Ей бы, конечно, разрешили. А на мальчишек - ноль внимания.

- Ну вот, видишь, ничего не вышло, - зашептал сбоку Швидько. - Только все равно это не считается, я с тобой ходил, гони теперь пломбир.

Его больше ничто на свете не интересовало. А Герка с тоской смотрел на пожелтевший листок, который словно поддразнивал: «Ну, прочитай меня на обороте, прочитай».

- Пошли, - потянул Толстый Макс за рукав. - Что зря-то торчать?

Но нет! Не для того Гера сюда явился! Не помогла строгая дежурная, так есть другие музейные работники. И он решительно направился в коридор, где видел дверь с надписью «Директор музея». И он поговорил бы с директором, да только… В коридоре встретилась девушка-экскурсовод, та самая, с колоколом-прической, которая объясняла им про Андрея Гузана. Сейчас она шла с группой взрослых. В руках у нее, как и тогда, была указка.

- Выход здесь, товарищи, - сказала она. - Осмотр окончен. До свиданья.

- До свидания, спасибо, - отвечали ей посетители, направляясь к выходу. А девушка повернула назад.

- Подождите минуточку, - остановил ее Гера вежливо.

Она взглянула на него, потом на Макса, и в глазах у нее сверкнул веселый огонек. Может, ей показалось забавным, что Швидько такой толстый, а Гера, наоборот, как спичка? Или она была от природы смешливая? Только, увидев в ее глазах этот озорной огонек, Гера почему-то сразу понял: она поможет! И он рассказал ей все: что они с Максом из того класса, которому она объясняла про Андрея Гузана, и что их интересует партизанская записка, и что они хотят ее прочитать с другой стороны.

- Так, понятно, - сказала девушка-экскурсовод. - Подождите. - И куда-то ушла.

- Ой, мальчики, а вы что здесь делаете? - вдруг послышался за спиной писклявый голос.

Гера оглянулся и увидел Гутьку Коноплеву. Она вышла из зала, в котором показывается природа Кавказа - цветы, деревья, чучела разных животных и птиц. В руках Коноплева держала книжку, на обложке ее Гера разглядел раскрашенную картинку - тоже птицы.

И надо же такому случиться! Каким это ветром занесло сюда Гутьку? Гера растерялся. А Швидько, наоборот, вызывающе спросил:

- А ты что здесь делаешь? Она охотно ответила:

- Да вот смотрела, какие птицы в горах водятся.

- А зачем тебе птицы, ты же ботаник? - Гера уже пришел в себя и тоже решил быть невозмутимым.

- Так когда пойдем в поход, интересно. Увидишь живую и знаешь, как ее называть.

- М-м, - промычал Гера и взглянул на Гутьку с любопытством: ишь ты, как готовится к походу!

- А вы что же? - опять спросила она.

- А мы, - начал Швидько, но не успел ответить - появилась девушка-экскурсовод.

- Пошли, ребята. - И посмотрела на Гутю: - Девочка тоже с вами?

- Да, я тоже с ними, - неожиданно быстро пискнула Гутька и даже забежала впереди Геры.

Вот ведь какая навязчивая!

- Записка, которая вас интересует, - сказала девушка-экскурсовод, отпирая столик, - написана в тысяча девятьсот девятнадцатом году.

- Да, - подтвердил Гера. - Шестого июля. А кто ее писал?

- Это не установлено. Ее нашли в архиве подпольного комитета большевиков, который был в нашем городе в период деникинщины. Может быть, кто-нибудь из подпольщиков и писал. Видите, какая она старенькая, - сказала девушка, осторожно взяв записку. - Ну вот, смотрите, что тут у нее на обороте. - И она повернула листок.

Гера так и впился в него глазами. На листке почти ничего не было. Слабо-слабо - время-то стерло карандаш! - различался какой-то рисунок. Три дерева рядышком, под средним из них - крестик. Потом стрелка и цифра «150».

А у самого краешка начиналась записка. Всего четыре слова. Да и то последнее, четвертое, не уместилось и было перенесено на другую сторону листка:

«Не задерживаясь в Принави-…»