"Мера отчаяния" - читать интересную книгу автора (Леон Донна)

6

На следующее утро, вопреки обычному распорядку, Брунетти не пошел в квестуру: пройдя мост Риальто, он свернул направо. Все в Венеции знали, что «Роза Сальва» — один из лучших баров в городе. Брунетти особенно нравились маленькие пирожные с творожным сыром рикотта, что у них продавались. Он заглянул туда выпить кофе, перекинулся парой слов со знакомыми, кивнул тем, кого едва знал.

Покинув бар, он отправился по Кале-делла-Мандола в сторону кампо Сан-Стефано — эта дорога в конце концов должна была привести его на площадь Сан-Марко. Путь его лежал через кампо Манин, где рабочие выгружали с лодки на деревянную платформу на колесиках огромное стекло, чтобы потом перевезти его к туристическому агентству и установить.

Брунетти присоединился к толпе зевак, собравшихся поглазеть, как стекло едет через площадь. Грузчики подоткнули полотенца между стеклом и удерживающей его деревянной рамой. По двое с каждой стороны, они катили его по направлению к зияющей дыре, которую оно должно было закрыть.

Грузчики шли по площади, и вслед им волной катились пересуды.

— Это сделали цыгане.

— Нет, кто-то, кто раньше здесь работал, выстрелил в стекло из пистолета.

— Я слышал, это владелец, чтобы получить страховку.

— Глупости! В стекло просто попала молния.

Как это обычно бывает, каждый из говоривших был абсолютно уверен в своей правоте и с презрением отвергал все прочие версии.

Когда деревянная платформа докатилась до окна, Брунетти покинул небольшую толпу и двинулся своей дорогой.

Войдя в квестуру, он остановился в большом помещении, где сидели дежурные офицеры, и попросил отчеты о происшествиях за прошлую ночь. Событий было мало, ни одно из них не заинтересовало его. Поднявшись в свой кабинет, он большую часть утра занимался бесконечным перекладыванием бумаг с одной части стола на другую. Много лет назад его банковский управляющий сказал ему, что копии документов о всех банковских операциях, какими бы невинными они ни были, десять лет хранят в архиве, прежде чем уничтожить.

Оторвав взгляд от страницы, он мысленно представил себе Италию, покрытую слоем бумаг: отчеты, ксерокопии, машинописные копии, малюсенькие чеки из баров, магазинов и аптек, — высотой по щиколотку. И в этом море бумаг письма до Рима по-прежнему шли две недели.

Приход сержанта Вьянелло вывел его из задумчивости. Сержант явился доложить комиссару, что уговорился о встрече со своим информатором, мелкой рыбешкой с преступного дна города, иногда подкидывавшим им нужные сведения. Тот сообщил Вьянелло, что хочет сообщить полиции нечто важное, однако воришка боялся, что его заметят с кем-нибудь из легавых, а потому Брунетти предстояло встретиться с ним в баре в Местре, промышленном пригороде Венеции. Значит, комиссару предстоит после обеда сесть на поезд до Местре, а потом на автобусе добираться до бара. В такие места на такси не ездят.

Из этой встречи ничего не вышло, впрочем, Брунетти так и подозревал. Парнишка, вдохновленный газетными статьями о тех миллионах, что правительство готово отстегнуть людям, имеющим отношение к мафии и соглашающимся свидетельствовать против нее, потребовал у Брунетти пять миллионов лир вперед. Запрос его поражал своей нелепостью, день пропал, зато комиссар был при деле до начала пятого — как раз в это время он вернулся в свой кабинет и обнаружил там ожидавшего его взволнованного Вьянелло.

— В чем дело? — спросил Брунетти, увидев выражение лица Вьянелло.

— Тот человек из Тревизо!

— Яковантуоно?

— Да.

— И что с ним? Решил не приезжать?

— Его жена погибла.

— Как?

— Она упала с лестницы в доме, где жила, и сломала шею.

— Сколько ей было лет? — поинтересовался Брунетти.

— Тридцать пять.

— Проблемы со здоровьем?

— Никаких.

— Свидетели?

Вьянелло отрицательно покачал головой.

— Кто ее нашел?

— Сосед. Он пришел домой пообедать.

— Он заметил что-нибудь подозрительное?

Вьянелло снова покачал головой.

— Когда это случилось?

— Сосед говорит, что она, кажется, была еще жива, когда он ее обнаружил без малого в час дня. Но точно он не уверен.

— Она что-нибудь сказала?

— Он вызвал скорую, но к тому времени, как машина приехала, жена Яковантуоно скончалась.

— Соседей допрашивали?

— Кто?

— Тревизская полиция.

— Нет, они никого не допрашивали. Думаю, их не интересуют ничьи свидетельства.

— Почему же, бог ты мой?

— Они сочли происшествие несчастным случаем.

— Разумеется, это и должно было выглядеть как несчастный случай! — взорвался Брунетти. Вьянелло промолчал. Брунетти спросил: — Кто-нибудь разговаривал с ее мужем?

— Когда это случилось, он был на работе.

— Кто-нибудь с ним разговаривал? — с нажимом переспросил Брунетти.

— Не думаю, комиссар. Полагаю, ему лишь сообщили о случившемся — и все.

— Мы можем достать машину? — осведомился Брунетти.

Вьянелло подошел к телефону, набрал номер и некоторое время с кем-то говорил. Повесив трубку, он обернулся к комиссару:

— Машина будет ждать нас на Пьяццале Рома в пять тридцать.

— Я позвоню жене, — сказал Брунетти.

Паолы дома не оказалось, так что он попросил Кьяру передать матери, что, вероятно, задержится и не скоро вернется домой.

За двадцать с лишним лет работы в полиции у Брунетти выработался безошибочный инстинкт, позволявший ему предчувствовать неудачу задолго до того, как она случится. Еще прежде, чем они с Вьянелло переступили порог квестуры, он уже знал, что поездка в Тревизо обречена на провал и надежда получить показания от Яковантуоно умерла вместе с женой бедняги.

Они добрались до места в начале восьмого, в восемь с минутами уговорили Яковантуоно побеседовать с ними и в одиннадцатом часу смирились с его отказом когда-либо впредь иметь дело с полицией. После всех этих тяжелых часов Брунетти утешало лишь то обстоятельство, что он удержался и не стал задавать Яковантуоно риторического вопроса: что будет с нашими детьми, если он откажется свидетельствовать? Ответ был очевиден, по крайней мере для Брунетти: сам Яковантуоно и его дети останутся живы. Чувствуя себя полным идиотом, комиссар протянул pizzaiolo свою визитную карточку, после чего они с Вьянелло отправились к машине.

Водитель пребывал в дурном настроении, оттого что ему пришлось так долго сидеть без дела, поэтому Брунетти предложил остановиться где-нибудь по дороге и перекусить, хотя и знал, что, если они так поступят, домой он вернется много после полуночи. Наконец около часа ночи шофер высадил их с Вьянелло на Пьяццале Рома, и обессиленный Брунетти решил поехать домой на вапоретто, вместо того чтобы идти пешком. Ожидая трамвайчик и потом, уже на борту, пока судно величественно двигалось по одному из самых красивых каналов в мире, они с Вьянелло вели бессвязный, не относившийся к делу разговор.

Брунетти сошел на берег у Сан-Сильвестро, не обращая внимания на красоту лунной ночи. Он хотел лишь одного: снова увидеть жену, добраться до постели и забыть о грустных, всезнающих глазах Яковантуоно. Войдя в квартиру, он повесил пальто на вешалку и отправился по коридору в спальню. В комнатах детей было темно, тем не менее он приоткрыл двери, чтобы убедиться, что они спят.

Минуту спустя он потихоньку открыл дверь в свою спальню, намереваясь раздеться при свете, проникавшем из коридора, чтобы не побеспокоить Паолу. Но предосторожность оказалась напрасной: постель была пуста. Лампа в кабинете тоже не горела, и все же он заглянул туда, чтобы убедиться в том, что и так уже знал наверняка, — никого. Во всей квартире царил мрак, но он все же отправился в гостиную, теша себя призрачной надеждой, что обнаружит Паолу спящей на диване, хотя он прекрасно знал, что ее там нет.

Темноту нарушала лишь красная мигающая лампочка автоответчика. На нем было три сообщения. Первое — его собственный звонок из Тревизо около десяти: он предупреждал Паолу, что задержится еще ненадолго. Второе — кто-то повесил трубку, не дождавшись сигнала. Третье, как он и боялся, содержало послание от офицера Пучетти из квестуры: он просил комиссара перезвонить, как только тот придет домой.

Что он и сделал, по прямому номеру связавшись с квестурой, с комнатой для младшего офицерского состава. Трубку сняли после второго звонка.

— Пучетти, это комиссар Брунетти. В чем дело?

— Думаю, вам лучше приехать сюда, комиссар.

— В чем дело, Пучетти? — повторил Брунетти, но голос его звучал устало, а не резко и повелительно, как он того хотел.

— Ваша жена, комиссар.

— Что случилось?

— Мы ее арестовали, комиссар.

— Понятно. Можете рассказать поподробнее?

— Думаю, вам лучше приехать сюда, комиссар.

— Можно мне с ней поговорить? — спросил Брунетти.

— Да, конечно, — ответил Пучетти, и в голосе его послышалось облегчение.

Через некоторое время трубку взяла Паола:

— Да.

Его вдруг захлестнула волна ярости. Ее арестовали, а она по-прежнему разыгрывает из себя примадонну.

— Я еду к тебе, Паола. Ты снова это сделала?

— Да, сделала — и все.

Он положил трубку, пошел на кухню и оставил записку для детей. Потом двинулся в квестуру с огромной тяжестью на сердце, еще большей, чем в ногах.

Начало накрапывать — скорее легкая влажная дымка в воздухе, чем дождь в собственном смысле этого слова. Он машинально поднял воротник пальто.

Через четверть часа Брунетти уже был в квестуре. Молодой полицейский в форме с обеспокоенным видом стоял у двери и открыл ее перед комиссаром, столь бодро отдав ему честь, что в такой поздний час это показалось неуместным. Брунетти кивнул юноше — имени его он не мог вспомнить, хотя и знал, и побрел по лестнице на второй этаж.

Пучетти встал и тоже отдал честь комиссару. Паола сидела напротив Пучетти и без улыбки взглянула на вошедшего мужа.

Брунетти взял стул и присел рядом с Паолой, потом взял протокол допроса, лежавший перед его коллегой, медленно прочел.

— Вы обнаружили ее на кампо Манин? — спросил Брунетти полицейского.

— Да, комиссар, — ответил Пучетти, по-прежнему стоя.

Брунетти знаком велел молодому человеку сесть, тот подчинился: он явно испытывал робость перед шефом.

— С вами кто-то был?

— Да, комиссар. Ланди.

«Значит, пути к отступлению отрезаны», — подумал Брунетти и вернул бумагу на место.

— Что вы предприняли?

— Мы вернулись сюда, комиссар, и попросили у нее… у вашей жены, — вежливо поправился он, — удостоверение, поняли, кто она такая, и Ланди позвонил лейтенанту Скарпе.

Брунетти знал, что Ланди обязан был это сделать.

— Почему вы оба вернулись сюда? Почему один не остался?

— Один из патрульных услышал сигнал тревоги и пришел, так что мы оставили его на месте происшествия до прибытия владельца.

— Понятно, — сказал Брунетти. — Лейтенант Скарпа приходил сюда?

— Нет, комиссар. Они с Ланди просто поговорили по телефону. Но он не отдавал никаких особых распоряжений, предоставив нам делать то, что положено по процедуре.

Брунетти чуть было не возразил, что не существует никакой принятой процедуры относительно ареста жены комиссара полиции, но заставил себя промолчать. Он встал, посмотрел на Паолу и наконец заговорил с ней:

— Думаю, мы можем идти, Паола.

Она не ответила, но тут же поднялась.

— Я отведу ее домой, Пучетти. Мы вернемся утром. Если лейтенант Скарпа будет спрашивать, так ему и скажите, хорошо?

— Конечно, комиссар, — ответил Пучетти. Он хотел было что-то добавить, но Брунетти, подняв руку, пресек его попытки.

— Все в порядке, Пучетти. У вас не было выбора. — Он взглянул на Паолу и проговорил: — Кроме того, рано или поздно это должно было случиться. — И попытался улыбнуться.

Когда они дошли до конца лестницы, молодой полицейский стоял у двери, готовый открыть ее. Брунетти пропустил Паолу вперед, поднял руку в прощальном жесте, не глядя на полицейского, и вышел на улицу. Промозглая и влажная ночь окутала их. Выдыхаемый ими воздух сразу же превращался в мягкие белесые облачка. Они побрели домой рядом, и несогласие между ними казалось столь же ощутимым и вещественным, как их дыхание, отчетливо различимое в воздухе.