"Смерть экс-любовника" - читать интересную книгу автора (Козак Харли Джейн)

Глава 17

В жизни бывают вещи и похуже чем кислотно-оранжевые волосы. Войны, стихийные бедствия, голодающие народы… Так я твердила себе, глядя в зеркало на мокрые обвисшие пряди.

– Перекрась! – велела Джен.

– Не могу, – ответила Глория. – Ее волосы еле пережили обесцвечивание. Все, что я ни сделаю, окончательно их испортит.

– Боже, она похожа на клоуна!

В комнату танцующей походкой вошла Триша. В руках у нее был пакет с едой из ресторана.

– Готово? – с ходу поинтересовалась она. И тут увидела меня. – О, очень мило! Ей идет. Рыженькие вечно молоды…

– Рыженькие? – фыркнула Джен. – Да она оранжевая, Триша! Как фанта. Как сырные чипсы. Как дорожные конусы.

Я подняла руку, умоляя ее остановиться. Триша сказала:

– Джен, дело не в том, как кто выглядит. Я больше всего беспокоюсь о шоу. А такой цвет волос для него в самый раз. Ты согласишься со мной, когда немного успокоишься.

Джен закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Прекрасно. Но нам надо переснять ее свидание с Рупертом. Немедленно.

– Почему? – удивилась Триша.

– Потому что во вчерашнем материале она выглядит как совершенно другой человек. Я не могу устроить это прямо сейчас, сегодня выходной. Придется сделать несколько звонков. Никто не уходит.

Уйти? Я не могла даже рта раскрыть. И вовсе не собиралась уходить отсюда. Долгие недели. Месяцы. Столько, сколько потребуется на то, чтобы мои волосы отросли. Они походили на сахарную вату, и мне это было не к лицу. А такой цвет может иметь только… морковь.

Джен вернулась через десять минут – с новым планом, новой договоренностью. Я слушала ее, и во мне росла паника. Высыхая, мои волосы становились все ярче. Человек-огонь. Радиоактивно. Я знала это, ибо никто не отваживался смотреть на меня.

Всю свою жизнь я провела в самых разных частях Лос-Анджелеса и в его окрестностях, но ничего не знала о Голливудском парке. Ассистентка Джен, Софи, обещала поддерживать со мной связь по сотовому телефону до тех пор, пока я не окажусь там в целости и сохранности.

– Сверните на Доти, – сказала она.

– Доти. Да, вижу. – И по ту сторону гигантской автомобильной стоянки я усмотрела розовую надпись «Голливудский парк» и белую вывеску в стиле Лас-Вегаса «Казино», которую мог пропустить только слепой.

– Теперь вы немного подождете, а я позвоню Руперту, затем Джен и снова вам. Все будет хорошо.

– Софи, вы ангел. – Я была неизмеримо благодарна за слова утешения, пусть их и произносила девятнадцатилетняя пигалица, которой велели просто проследить, чтобы безумная женщина любой ценой проехала по убогому Инглевуду, не заблудившись.

Джен уже махала мне с автостоянки, словно я была готовым совершить посадку самолетом. Она представила меня сидящему в машине неопрятному мужчине, к нижней губе которого прилипла сигарета.

– Хэкбург был столь любезен, что отменил свои планы на вечер, желая нам помочь, – объясняла она, а Хэкбург тем временем занимался тем, что включал и выключал фары своей машины. – Хэкбург, не сломай их. Софи, – сказала Джен в телефон, – вызывай сюда Руперта. – Затем она повернулась ко мне: – Для съемок вы одеты слишком буднично. Но я дам вам свою шаль и все будет в порядке. Только не плачьте и не грустите. Помада у вас есть? – Она суетилась вокруг меня, прикрывая мою рубашку с капюшоном розовой шалью, похожей на кашемировую. – Пусть будет так. Совсем как сутана. А вот и Руперт!

Я посмотрела на Руперта. Он выглядел как человек, которого оторвали от игры в покер. По мне он скользнул отсутствующим взглядом.

Джен сказала:

– Мы быстро управимся. Хэкбург, освети их лица. Руперт, сделай то же самое, что и вчера. Поцелуй ее. Два раза. И мы поедем.

– Кого поцеловать? – спросил Руперт.

– Ее, Уолли.

Руперт непонимающе посмотрел на меня. Затем его глаза расширились, и он расхохотался:

– Господи! Что это с тобой?

– Руперт, заткнись! – приказала Джен. – Хэкбург? Готов?

– Нужны еще фары твоей машины, – сказал Хэкбург. – А может быть, еще и ее.

– Прекрасно, – кивнула Джен. – Пусть на заднем плане будет вывеска казино.

– Хэкбург? – спросил Руперт. – Чем это ты занимаешься? Хочешь получить скаутский значок за фотографирование?

– Руперт, – возмутилась Джен. – Черт тебя побери! Начинай целоваться, слышишь?

Хэкбург переставил машины и направил свет фар на наши лица. Я закрыла глаза и увидела перед собой открытку с выражением соболезнований – языки оранжевого пламени охватывают несчастную женщину, а внизу текст: «Сожалеем, что ваша жизнь пошла под откос». И в этот самый момент Руперт начал меня целовать.

Моя мама считала себя обязанной научить меня играть в покер, и потому, как и многие другие нерегулярные уроки, преподанные мне в детстве, его правила прочно угнездились в моей голове.

Они заняли там место, которое можно было бы использовать с большей пользой, потому что в покер я не играю. Азартные игры, даже если ставка всего цент за очко, вызывают у меня сердцебиение.

Руперт вел меня по казино, мимо столиков, за которыми ели, туда, где играют в покер. Бросив быстрый взгляд на скверно расписанные стены закусочной, я, чтобы не видеть реакции людей на цвет моих волос, сосредоточилась на потертом сине-золотом ковре.

– Перестань, – сказал Руперт, заметив это. – Плюнь и разотри. Не так уж и плохо. Я куплю тебе выпить, ты проведешь здесь десять минут и отправишься восвояси. Этого будет достаточно для репортажа в «Мыле и грязи».

Он, конечно же, прав. Легче действительно сходить на свидание, чем притворяться, будто оно у тебя было. Я рискнула оглядеться и решила: если кто-то хочет впервые появиться на людях в сомнительном виде или наряде, то казино в Голливудском парке – самое подходящее для этого место. Освещение здесь чересчур яркое, но необычных прикидов оказалось так много, что я не удостоилась долгих взглядов. Я начала врубаться в окружающую обстановку. За каждым столом сидело по девять игроков, в основном мужчин, а столов было несколько дюжин. Половина игроков находила время на то, чтобы смотреть по сторонам. Некоторые ели за столиками перед телевизорами, нанизывая на вилки корейское барбекю или яйца и картофельные оладьи, кетчуп капал на их рубашки, когда они оборачивались, следя за игрой. Играли, как я поняла, в основном в холдем[11] без ограничения ставок – этот вариант покера моя мама описала как «часы скуки, отмеченные моментами жуткого страха».

Мы дошли до стола, за которым играл Руперт, но приблизились к нему не сразу, а остановились посмотреть, что происходит. С переменным успехом играли трое парней, двоих из них я знала. Клэй Джейкс – реквизитор и Макс Фройнд – помреж пристально смотрели на парня в гавайской рубашке, часть головы которого была выбрита, а оставшиеся волосы зачесаны на «лысину». За ним было последнее слово, он не отрывал взгляда от карт – пары семерок, четверки, короля и туза. Гавайская Рубашка сделал ставку, Клэй повысил, Макс и Гавайская Рубашка приняли, и Гавайская Рубашка показал двух королей. Макс с отвращением бросил свои карты крупье. Клэй медленно улыбнулся, развернул руку и сказал:

– Котел мой. Семерочный фул с тузами.

Крупье невозмутимо пододвинул к нему фишки. Руперт похлопал его по плечу.

Макс снова сел, посмотрел в потолок и покачал головой. И тут он увидел меня.

– Боже ты мой! – воскликнул он. – А я думал, что трудный вечер выпал только на мою долю.

– Она не сама, Макс, – объяснил Руперт. – Это проделки Триши Франкенштейн. – Руперт представил меня Клэю, который, конечно, не помнил меня по вечеринке у Триши, и помог мне усесться на стул, словно отвратительные волосы являются физическим недостатком. Другие сидящие за столом мужчины посмотрели на меня и отвели взгляды. Я понаблюдала, как они сыграли еще один кон, а затем направилась в дамскую комнату позвонить Фредрик.

– Что ты сделала? – завопила она, услыхав о моих приключениях.

– Это не я, – прошептала я в телефон. – Они. Да, меня одурачили, я идиотка. Послушай, ты понимаешь в волосах и должна разобраться, можно ли что-нибудь исправить, а Глории я не доверяю. И еще: как я покажусь Саймону? Давай я приеду. Мне нужно рассказать тебе о Джо, и я не так уж далеко от твоего дома, в Голливудском парке с Рупертом и…

– С Рупертом? Моим Рупертом? Ты проводишь время с Рупертом Лингом? Где? В казино? Не двигайся с места. Я буду там через полчаса. Самое большее через сорок минут.

Десять минут я провела в туалете, пялясь в зеркало, а когда больше не смогла выносить своего общества, вернулась к покерному столу. За ним сидели все те же, но Руперт теперь играл, и они с Клэем, казалось, пребывали в отличном настроении. Чего нельзя было сказать о Максе – его добродушное обаяние улетучилось, число фишек рядом с ним стало меньше. Я сконцентрировалась на картах и забыла о волосах. Тут Клэй наклонился и что-то сказал Максу. Его слова привлекли мое внимание. Вокруг было довольно шумно, и мне пришлось напрячь слух.

– Сегодня копы конфисковали пистолеты, – сказал Клэй.

– Какие пистолеты? – не понял Руперт.

– Для сериала. Те, что мы взяли в Ай-эс-эс. Джен вчера вечером позвонила мне домой и попросила прийти и открыть ящики, где они лежали.

– Я ничего об этом не слышал, – удивился Макс, глядя на крупье.

Клэй вытер нос рукавом.

– Джен велела помалкивать, пока она не придумает, как с этим быть.

– И ты героически помалкиваешь. Очень разумно.

– Я просто понял, что у нас нет оружия для сцены захвата заложников, которую будут снимать в понедельник. Придется обойтись копиями, которые выглядят не слишком достоверно. Или же, Макс, ты найдешь специалиста и отправишь его в Ай-эс-эс, потому что с тех пор, как они узнали про обвинение в неосторожном вождении, мне даже камеру для внестудийного видеопроизводства не дают.

– Открываю. – Макс двинул вперед невысокую стопку желтых фишек. – В этом месяце на специалистов нет денег. Джен скажет, чтобы снимали с водяными пистолетами. Зрители от восемнадцати до двадцати четырех не заметят разницы.

Руперт рассмеялся:

– Что за звуки? Да это Дэвид переворачивается в могиле. Почему не взять пистолеты у Триши? Она вышла замуж за техасца, и я уверен, он принес в семью оружие.

Только я хотела спросить, что такое Ай-эс-эс, как увидела стоящую в дверях Фредрик. На ней было синее бархатное платье до пола, она смотрела на меня и немного дрожала. Я подозревала, что только присутствие Руперта Линга удерживает ее от громких воплей. Фредрик молча вошла, вытянула руку и дотронулась до моих волос. Мужчины смотрели на нас, их разговор стих.

– О, пожалуйста, только не это, – прошептала подруга.

– Фредрик, – ответила я также шепотом, – словами здесь не поможешь. Скажи мне, что можно сделать.

Она на секунду прикрыла глаза и выпалила:

– Подать в суд!

Фредрик затащила меня в туалет, чтобы поставить окончательный диагноз, потому что в той части казино, где играли в покер и мерцали телеэкраны, сосредоточиться было невозможно. Она изучила меня в самых разных ракурсах, прощупала мои волосы, прядь за прядью, и даже понюхала.

– Дело плохо, – заключила она. – План таков. Никто не смеет приближаться к тебе с какими-либо приспособлениями для волос. Никакого фена, никаких щипцов для завивки. Если на них ежедневно накладывать питательную маску, может быть, обернуть в пластик и скрыть под париком, через шесть месяцев ты будешь в порядке.

– Шесть месяцев? – задохнулась я. – А как быть с Саймоном? Взять долгосрочный отпуск от секса?

– Первое: сообщи ему эту новость по телефону. Условие второе: он должен видеть тебя только при плохом освещении. Неровный мерцающий свет, свечи, ничего слишком яркого, иначе ты предстанешь перед ним Рональдом Макдоналдом. Затем…

– Ладно, ничего страшного. Я разберусь. Пошли, покончим с этим свиданием.

Мы вернулись к столу, Руперт притащил еще один стул для Фредрик. Макс, судя по реакции Клэя, который обозвал его ослом, проиграл кучу денег.

– Ты недостаточно зарабатываешь, чтобы так плохо играть в карты, – бросил Клэй.

Макс же окликнул одетого в желтую униформу служителя, желая пополнить свой запас фишек.

– Вчера копы спрашивали меня о лечении Дэвида. – Руперт почти шептал. – Медсестра хранила у него дома запас морфия, а теперь он исчез. Уолли, Джо упоминала об этом?

Я посмотрела на Фредрик.

– Нет. С какой стати?

– Она была мажордомом Дэвида, – сказал Макс, доставая бумажник, чтобы расплатиться со служителем. – И какой ответ ты дал копам, Руперт?

– Посоветовал обыскать медицинский кабинет Клэя.

Клэй улыбнулся:

– Я бы не отказался от морфия. Но я не был у Дэвида с первого декабря, когда мы с Максом поставили ему елку. Макс, а ты что скажешь? Делаешь запасы наркотиков для операции коленки?

– Операция коленки? – переспросила Фредрик. – Ни в коем случае не делайте ее в «Кайзере». Кузине моего мужа пришлось ампути…

– Хватит, – запротестовал Макс. – Не хочу ничего знать.

Руперт разразился смехом.

– Макс – сущий ребенок. Его габариты – одна только видимость. Он пытается оправдать свою трусость, называя ее медицинским синдромом.

– Низкий порог болевой чувствительности, – сказал Макс. – Это не я выдумал. Но морфий мне не нужен, я обхожусь викодином.

– А что вы имели в виду, когда сказали, будто Джо была мажордомом Дэвида? – спросила я.

За столом воцарилась тишина, потому что раздали карты и все стали их смотреть.

– Дэвид сделал Джо своей поверенной, – нарушил молчание Руперт.

Клэй положил карты на стол:

– Джо часто бывала на съемочной площадке. Она сделала так, что Дэвид водворил на место еду и цветы в сцене свадьбы, после того как Джен урезала бюджет.

Джо провела весь рождественский сезон с Дэвидом, имела доступ к его жизни и работе. В том числе и к морфию, а у нее была тяга к изменяющим сознание веществам. Но не к иглам. И она не способна украсть.

Только откуда это знать копам? Или средствам массовой информации? И поверят ли они в то, что скажут им друзья Джо?

Фредрик хмурилась. Возможно, ее мысли текли в том же направлении.

И ответ здесь был один – «нет».