"Не тронь добычу!" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

4

На дворе стояла теплая лунная ночь, дул ласковый освежающий ветерок. Тихий уютный Серпухов погрузился в сон. Но далеко не все предпочитали по ночам спать. У команды бывшего лейтенанта Гусакова по понедельникам был банный день, когда вся его команда собиралась в сауне и устраивала там оргии с девчонками. Элитная баня с бассейном, кабинетами, банкетным залом, стилизованным под русскую избу, находилась на окраине города и по понедельникам не работала. Этот день принадлежал лицам особой касты, а для них все всегда работало. Персонал отдыхал. Ребята сами себя обслуживали и расходились по домам под утро усталые, пьяные и довольные, в то время когда жители города торопились на работу, втискиваясь в переполненные автобусы. Каждый сам себе хозяин и волен распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. Если, конечно, ты ни в чем не нуждаешься и тебе не надо думать о хлебе насущном.

Они о хлебе не думали. Стол ломился от деликатесов. Четыре кабинки для четырех пар. Десять минут потеешь с подружкой на верхней полке при температуре шестьдесят градусов, потом прыгаешь в бассейн, охлаждаешься и за стол. Рюмочка холодной водочки, пивка, раков — и опять в сауну. Нагрузка на сердце большая, так ведь и мужики не хилые, на здоровье не жалуются.

Итак, на дворе стояла тихая лунная ночь. Неподалеку от знаменитой городской бани остановились две машины. Неприметный «жигуленок» и «Газель», похожая на маршрутное такси. Погасили фары. Из «Газели» вышли четверо парней крепкого телосложения в униформе, с автоматами. Бесшумно они перебежали от шоссе через пролесок к огромному, рубленному из бревен двухэтажному дому со светящимися окнами и просторной верандой, где стояли столики и стулья. Днем здесь работает шашлычная. Окна веранды закрыты ставнями. На двери надпись «Санитарный день».

Бойцы распределились по обе стороны от двери, и один из них нажал кнопку звонка.

В железной двери открылось окошко. Любопытная толстая физиономия с недоумением глянула на пришедшего.

— Ты чё, читать не умеешь?

— Умею. Открывай, придурок, у меня посылка из Москвы.

— Какая посылка?

— Не твоего ума дело, халдей. Живо открывай. Щелкнул засов, потом второй, и дверь приоткрылась.

Посетитель дернул дверь за ручку с такой силой, что «халдей» едва не вылетел на крыльцо. Цепочка оборвалась. Мужика успокоили несколькими ударами резиновой дубинкой по голове. Больше он не задавал глупых вопросов.

Налетчики развернули вязаные шапочки, и те превратились в черные маски с прорезями. Входили в баню они не спеша.

В зале, где стоял накрытый на восемь персон стол, находились двое. Один убирал со стола грязную посуду, другой потел в черном костюме и галстуке. И что это за мода такая — брать себе в охранники мордоворотов под сто двадцать килограммов весом? У него час уходит на то, чтобы голову повернуть. Так и получилось.

Мордоворот потерял сознание раньше, чем успел что-то осознать. А официанта обижать не стали. Увидев стволы, он сам поднял руки вверх и дал понять, что кричать не собирается.

Один из бойцов подошел к нему и тихо спросил:

— Где гости?

Тот кивнул на двухстворчатую дверь.

— Иди первый. Возражать официант не стал.

Дверь открылась. Большой предбанник. Слева — раскрытая дверь в раздевалку, без окон, но с зеркалами. На другой стороне — такая же раздевалка.

Официанта впихнули в одну из них и закрыли. Тут в каждой двери торчал ключ, но все они были раскрыты настежь.

Команда прошла через предбанник и очутилась в зале, где находился бассейн. Точнее, лягушатник. Круглая ванна в шесть-семь метров в диаметре и в метр глубиной. Две кабины — справа, две — слева. В дверях сауны тоже торчали ключи.

Шум, визг, всплески воды. Нет, не от испуга. Вошедших еще никто не заметил. Голые девочки и мальчики веселились.

Четверо вошедших распределились по полукругу бассейна так, чтобы иметь полный обзор и не мешать друг другу. Веселье вдруг оборвалось, будто кто-то нажал кнопку «стоп».

Повисла пауза. Одни в бассейне трезвели, другие — кто держал их на мушке — не мешали им трезветь.

— Девушки, во избежание неприятностей просим по одной выйти из воды и пройти в раздевалку. Мужчины останутся на месте.

— Что за дела, мужики? — подал голос крепкий парень с волосатой грудью. — Я что-то не понял.

— Поймешь, Гусаков. Отцепись от своей телки. Давно ли бабами стал прикрываться?

Тот отпустил девчонку. Женская половина не так была напугана, как мужская. Совсем еще дети. Лет по пятнадцать, им все в диковинку. Они с любопытством наблюдали за происходящим, но не реагировали, словно сидели в кинозале. Картинка и впрямь выглядела киношной.

По одной, гуськом, девочки поднялись по лесенке, и один из бойцов проводил их в раздевалку, где скучал официант. Там всех и заперли на ключ.

Теперь уже не имело смысла прятать свои лица. Бойцы скинули свои маски. Пожалуй, этот жест стал самым неприятным событием. Мужчины сгруппировались в центре бассейна. Если тебе показывают свое лицо, то уже не боятся, что ты его запомнишь, а потом найдешь и отомстишь за унижение.

У всех автоматчиков торчали переговорные устройства в ушах. Один тихо сказал:

— Все готово. Команда в сборе.

В ту же минуту двери «Жигулей» открылись, и из машины вышли еще двое мужчин. Один прихрамывал, опираясь на трость. Они медленно направились к дому.

— Кто вас послал, ребята? — продолжал суетиться волосатый. — Мы можем договориться. Я заплачу в два раза больше. Назовите цену.

— При твоем образе жизни, Гусаков, в парилку надо ходить с пулеметом. А ты оружие в раздевалке бросил.

— Знать бы где упасть…

— Знал. Сколько веревочке ни виться…

— Давайте по-хорошему, мужики. Я вас перекупаю.

— Денег не хватит.

— Назови цену.

— Твоя шкура.

Когда в зал вошли еще двое, Гусаков перестал торговаться, а трое его приятелей застонали, словно им рвали зубы.

— Да-да, господа бывшие офицеры. Вы не ошиблись. Это я, — почти ласково заговорил хромой. — Как вам не стыдно? Стрелять разучились. Пьете много, пули веером летят. А пуля — не пробка от шампанского. Она должна в цель ложиться.

— Не может такого быть! — воскликнул здоровяк со шрамом на щеке. — Я в тебя весь рожок выпустил.

— Поторопился, Пащенко. Бить из автомата с десяти метров — это лишь присказка. Врага добивать надо, а не с ног валить.

— Брось, Боря. Мы даже не знали, кого нам велено убрать. Гусаков нас в Москву послал. Велел ждать в машине на пятом километре Калужского шоссе. Потом позвонил, дал адрес и велел действовать. На все про все полчаса. Когда ж там думать-то? Приехали, пальнули и смылись. Только потом поняли, что своих положили.

Гусаков хрустнул зубами и ударил кулаком в челюсть своего холуя. Тот увернулся и ответил ему.

— Может, они сами друг друга порешат, как пауки в банке? — спросил Бориса Валерий Богданов, стоящий рядом.

— В лучшем случае покусают один другого. Удары не те, глаз не тот. Шпана, а не профессионалы. Скурвились.

Возня в бассейне кончилась, как только один из бойцов дал короткую очередь по потолку. Сверху посыпалась штукатурка.

— Ну, хватит полемик, пора к делу приступать, — жестким голосом заговорил Борис, и он гулко отдавался в закупоренной кастрюле с лужей посередине. — Объявляю приговор. Бывший лейтенант Пащенко, бывший лейтенант Колобков, бывший прапорщик Терентьев. Вы расстреляли на моем дачном участке самых достойных из нас — Олега Дубенского и Ивана Трушина. О себе я промолчу. За совершенные вами деяния вы приговариваетесь к расстрелу без суда и следствия по законам-военного времени.

После его слов раздались автоматные очереди. Трое из четверых расстались с жизнью. Вода в бассейне начала багроветь.

Гусаков смотрел на автоматчиков выпученными глазами, в которых кроме ужаса ничего не осталось.

— Что, приятель, напугался? — с усмешкой спросил Богданов.

— Я тут ни при чем. Я получил приказы из Москвы.

— От кого?

— От Илюши Проскурина.

— Проскурин — шестерка Максимова. Он решений не выносит. Осенью прошлого года ты со своей шпаной сжег самолет в моем клубе. Приказ тебе тоже Проскурин отдавал?

— Нет. Максимов. Он сказал, что ты не платишь денег в «общак» и тебя надо наказать.

— Наказал. Я выплатил хозяину самолета восемьдесят тысяч долларов и до сих пор еще не рассчитался. Но хозяин самолета меня попросил найти и наказать виновных. Тогда он готов мне вернуть четверть суммы.

— Спрашивай с Максимова. Я даже не знал…

— Не путайся, Гусаков. Только что ты сказал, кого наказывал. Следи за своими словами.

Тот не мог следить. Бассейн превратился в красную лужу и перестал быть прозрачным. Вокруг него плавали три трупа, и он вот-вот станет четвертым.

— Рассказывай по порядку, Гусаков, — стальным голосом потребовал Борис. — Какие ты получал приказы от Максимова и Проскурина за последние два месяца? Начнешь вилять — тут же получишь пулю в лоб.

— В начале мая, на ежегодной сходке в клубе ветеранов Проскурин дал мне поручение похитить парня. Сопляк, лет шестнадцати. Дал мне адрес. Поселок Озерцы. Фамилия Ливенталь. Парня мы нашли и увезли. Потом Илюшка велел его хлопнуть и отвезти к гробовщику.

— Подробней о гробовщике.

— Магазин ритуальных услуг для богатых клиентов. Называется «Православный обряд». Максимов сбагривает туда трупы, которые должны исчезнуть с лица земли. Гробовщик укладывает их в гроб и направляет в военный госпиталь. У Максимова там свои люди работают в морге. Он лежал в этом госпитале четыре месяца после ранения. Обзавелся связями. Труп расчленяют, а сверху кладут умершего в больнице и хоронят официально на кладбище.

— И парня похоронили?

— Наверное. Я не знаю. Потом Илья велел мне позвонить папаше парня из Серпухова и потребовать выкуп в полмиллиона. Дать ему на сборы две недели и хорошенько припугнуть, чтобы тот не пошел к ментам. Прошло три недели, Проскурин опять позвонил мне и сказал, чтобы я вызвал Ливенталя в Серпухов с деньгами, и дал мне его новый телефон. Я все сделал. Но никто не приехал. Я и не ждал. Обычная телефонная игра. Он хотел, чтобы звонки исходили из другого города. А пятого июня Илья потребовал, чтобы я прислал ему трех стрелков, готовых приступить к работе по сигналу. Цель понятна, но кто был мишенью, я не знал. Когда ребята вернулись, они мне рассказали, в кого стреляли на даче. Я обозлился на Проскурина и сказал ему, что мы больше не будем работать вслепую. Вот и все. Илья больше не звонил.

— Да, Гусаков. Ты отъявленная тварь. Тебя уже не отмоешь. Выходи. Сделаем попытку смыть с тебя кровь.

Перепуганный мужик вышел из лужи крови. От пояса до пят он был покрыт бурой водой, стекающей с него разводами.

— Заходи в кабину. Попарься. Может, отойдет или, наоборот, впитается.

Боец подтолкнул голого бандита стволом в спину и загнал его в сауну. Богданов захлопнул дверь и запер на ключ. На стене возле каждой кабины висел регулятор температуры. Стрелка стояла на шестидесяти градусах. Валерий повернул рычаг, и стрелка остановилась на пределе, возле цифры двести.

— Пусть попарится мужик. Очистится перед кончиной. Когда они покинули баню, на дворе еще стояла ночь.

— Боюсь, что не успею вернуться к рассвету, — глянув на часы, сказал Борис. — Соня проснется, а меня нет. Напугается.

— Может, тебе не возвращаться? У тебя жена, Боря. А Соня в тебя втюрилась по уши. Лучше сразу оборвать, чем тянуть.

— Она все понимает. Я ей уже об этом говорил. Но без ее помощи я не могу еще обходиться. Болячки не засохли. Скажи, Лера, если ты знал, кто сжег самолет, то почему раньше не действовал? У тебя отличная команда ребят. Настоящие профи.

— Я не знал, Боря. Гусаков с испугу признался. Если бы мы встретили его за столом с рюмкой в руках да в мирной обстановке, он ни за что бы не признался. А кто такой Ливенталь?

— Впервые о нем слышу. В нашу игру вступили какие-то посторонние силы и провели свою партию, цель которой мне неизвестна. И я не могу ничего понять. То ли нас хотели прикрыть, то ли сдать. Но ни тот, ни другой варианты не подходят, если по следу пустили киллеров. Сплошные противоречия.

Они сели в машину. Яркие огни окон двухэтажного деревянного дома вскоре остались позади.