"В огне страсти" - читать интересную книгу автора (Маккарти Моника)Глава 3После двух недель тайных встреч Джинни еще сильнее убедилась, что Дункан — ее мужчина. И риск был оправдан. Сердце ее трепетало, как крылышки колибри. Предвкушение счастья и опасность — неизъяснимое сочетание. Все ее чувства обострились, она прислушивалась к каждому шороху. Длинные узкие коридоры, освещенные факелами, казались запретным лабиринтом, состоявшим из холодного камня и темных теней. Надвинув пониже капюшон плаща, она старательно прятала лицо, бесшумно пробираясь по извилистым переходам замка, медленно выбирая путь к большому залу. Звуки голосов людей, направлявшихся в ее сторону, заставили сердце подскочить прямо к горлу. Джинни быстро нырнула в нишу, чувствуя, как кровь шумит в ушах, и увидела нескольких проходивших мимо мужчин. Судя по лязганью металла, это стража. Только когда их шаги замерли вдали, она осмелилась выдохнуть. Едва не попалась. Джинни решила передохнуть. Может, лучше повернуть назад? Если ее обнаружат, грянет беда. Ей придется срочно подыскивать какое-то оправдание тому, что она здесь. Поздний поход в гардеробную? Полночный голод? Глоток свежего воздуха? Она поморщилась, отчетливо представив себе ехидные смешки. Существует только одна причина, по которой юная леди может среди ночи бродить в одиночку по замку, и все в точности будут знать, что она собиралась сделать. Меньше всего Джинни предполагала, что ей когда-нибудь придется назначать тайное свидание. Если бы братья и сестры увидели ее сейчас, они бы не поверили своим глазам. Джинни вздохнула и покачала головой. Вот вам и добродетель. Она всегда старалась подавать хороший пример своим младшим братьям и сестрам, поэтому сегодняшняя ситуация казалась особенно поразительной. Это совсем другое, сказала себе Джинни. Она никогда раньше не влюблялась, во всяком случае, не так, как сейчас. Дункан Кэмпбелл — это мужчина, которым можно только восхищаться. Он был прирожденным вожаком, с осанкой и властностью вождя клана. Казалось, что он предназначен для высокого положения, и его семья наверняка это признавала. Отец назначил его капитаном войска и управляющим Каслсуина, но, помимо этого, он и к кузену был гораздо ближе, чем Джинни думала поначалу. Говорили, что Дункан — правая рука Аргайлла. И он выбрал ее, выделил из остальных женщин, жаждавших его внимания. Он редко танцевал, а когда все же позволял себе это, то только с ней либо с женой одного из своих товарищей. Он словно искал поводу чтобы увидеть ее, — например, недавно присоединился к утренней охоте. Все это особенно возбуждало, потому что Джинни чувствовала — Дункан меньше всего склонен волочиться за женщинами. Он прибыл ко двору по какому-то важному делу. И все-таки он за ней ухаживал. — Давай встретимся, — предложил он. Любому другому мужчине она бы мгновенно сказала «нет». Но Дункану отказать было невозможно. Если бы он собирался соблазнить ее, то так бы и сказал, а не предлагал совместно искупаться в полночь. Он просто излучал благородство и достоинство. Джинни ему доверяла. — Я не могу, — слабо запротестовала она, но они оба знали, как сильно ей хочется сказать «да». Она закусила губу. То, что Дункан ей предлагал, было возмутительно, невозможно… да так ли? — Если нас кто-нибудь увидит… — Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Ты не пожалеешь. — Его глаза потемнели от страсти, и тело ее затрепетало. Везде. Трепет все усиливался, становился все требовательнее с каждым днем. — Сегодня ночью будет очень жарко. Только представь себе, как освежает вода в озере! Ты же говорила, что любишь плавать? Я обещаю, что мы будем только купаться при полной луне, и больше ничего. — Он замолчал и заглянул ей в глаза. — Мы сможем побыть наедине. — Дункан протянул руку, чтобы убрать с ее лица прядку волос, и Джинни резко втянула в себя воздух. Он провел загрубевшей подушечкой большого пальца по ее щеке. Его прикосновение было нежным и вызвало удивительные ощущения. Она украдкой оглянулась, боясь, не заметил ли кто-нибудь такого интимного жеста. Но толпа, собравшаяся в зале, была увлечена танцами и превосходным кларетом, и некому было обратить внимание на зарождающуюся любовь между юной дочерью Гранта из Фруи и внебрачным сыном Кэмпбелла из Охинбрека. Джинни подозревала, что брат Дункана, Колин, догадался обо всем, но он уехал еще неделю назад. И тут Дункан привел самый веский аргумент: — Я скоро уеду. Может быть, уже завтра. Ее сердце сжалось. Одна мысль об этом вызвала панику. Когда она снова его увидит? Может быть, он просит о свидании, чтобы они обсудили их будущее? Дункан не дал ей ответить, он отошел раньше, чем она успела сказать «нет». Но его взгляд… словно он знал, что искушение слишком велико и она не сумеет ему воспротивиться. И все-таки Джинни не собиралась идти. Она хорошо усвоила урок, полученный от матери. Но посеянное семя уже дало свои ростки. В глубине души Джинни знала, что жаждет с ним встретиться, и очень скоро у нее не осталось сил убеждать себя в обратном. Она долгие годы вела себя осторожно. Но не в этот раз. «Я не моя мать». Возможность побыть с ним наедине после минут, украденных в течение этих двух недель под бдительным оком отца и тетушки, была слишком соблазнительной, чтобы отмахнуться от нее. Они так старались избежать подозрений, но легкого флирта во время коротких танцев было явно недостаточно. Джинни хотела, чтобы он ее обнял, хотела посмотреть в эти пронзительные синие глаза и услышать слова, до сих пор не сказанные им. Ощутить его губы на своих — в первый раз. В ней нарастала какая-то потребность, какое-то беспокойство, которого она толком не понимала. И боялась, что, если она этой возможностью не воспользуется, Дункан Кэмпбелл будет потерян для нее навсегда. Внезапно ее талию обвила чья-то рука, и Джинни оказалась прижата к груди твердой, как каменная стена. Она едва не закричала, но он прижал ладонь ей к губам и прошептал на ухо: — Тихо, тихо, это я. Сердце снова забилось, и Джинни остро ощутила, как ее тело прижимается к нему. Она никогда не оказывалась так близко к мужчине. Ощущение странное… и возбуждающее. Его тело оказалось твердым как гранит, и она сразу почувствовала себя в безопасности и под защитой. Но он напугал ее до полусмерти. Она повернулась к нему, собираясь отчитать его как следует, но Дункан приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Однако в глазах искрился смех. Дункан сменил придворный наряд на простую рубашку, килт и плед. Она впервые видела его в шотландском национальном наряде и очень удивилась, поняв, как тот ему идет. Впрочем, она подозревала, что даже в лохмотьях Дункан будет выглядеть, как король, — за счет врожденного благородства и горделивой внешности. Но простая рубашка и плед только подчеркивали его мужественность и давали Джинни возможность увидеть в нем не придворного, а воина, которым он заслуженно считался. Они дошли до бокового выхода в стене. Дункан шепотом велел Джинни надвинуть капюшон плаща и крепко обнял ее за плечи. Стражнику у ворот он сказал, что идет на «небольшую прогулку» со своей подружкой. Джинни почувствовала, как щеки ее побагровели. — Это кузен Аргайлла, пропусти его, — произнес второй стражник. Когда они отошли достаточно далеко от ворот и Дункан отпустил ее, Джинни накинулась на него: — Они решили, что я одна из твоих девок! — Девушка прищурилась. — И как часто ты сюда ходишь, Дункан Кэмпбелл? — Сегодня впервые, — ответил он примирительно, слегка улыбнувшись. — Мы с кузеном частенько выбираемся из замка, чтобы выпить по кружке эля в деревне, вот и все. — Пока Джинни решала, стоит ли ему верить, он добавил: — Прости, что смутил тебя, но я подумал, что так нам не будут задавать лишних вопросов. Они шли по дорожке, ведущей вниз со скалы, на которой располагался замок Стерлинг, и неловко молчали. Наконец Дункан произнес: — Ты все-таки пришла, — словно так до конца и не поверил в это. — А ты думал, что не приду? Дункан Кэмпбелл смотрел на девушку, спрятавшуюся под капюшоном плаща, все еще не веря, что она с ним. Джинни Грант околдовала его. И дело было не только в роскошных рыжих волосах, изумрудных глазах и коже — такой гладкой и нежной, что невольно вспоминались богини, нимфы, наяды и прочие неземные существа. И не в ее стройной изящной фигуре, и даже не в мягких округлостях упругой девичьей груди, спрятанной под жесткой тканью корсажа. (Хотя, как любой мужчина двадцати одного года, он время от времени опускал на нее глаза.) Причина была в ее непосредственности, в неутомимой энергии, которая, казалось, вскипала внутри ее радостными пузырьками, несмотря на попытки спрятать ее за внешне благопристойными манерами. Дункан лучше любого другого понимал, почему она так старалась подавить свою природную живость. Им обоим пришлось жить запятнанными: ему — из-за происхождения, ей — из-за скандала с матерью. Уж он-то хорошо знал, что значит быть брошенным ребенком. И все же, несмотря на то, что Джинни пришлось пережить, она не утратила живости духа. А для серьезного Дункана такая жизнестойкость служила своего рода эликсиром бодрости. Он понимал, что эта девушка не для него, но ничего не мог с собой поделать. Раньше он никогда не терял головы из-за мимолетных романов: ради всего святого, вот-вот начнется война с Хантли, до увлечения ли тут? И вот он крадется прочь из замка, чтобы в полночь поплавать в озере наедине с этой прекрасной девушкой. До встречи с Джинни перед Дунканом стояла единственная цель — создать себе имя и заслужить хорошее будущее, которое принадлежало бы ему по праву, невзирая на происхождение. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с неизбежными в таких случаях ограничениями. Брак казался чем-то далеким, просто средством еще немного продвинуться вперед. Но с первого же мгновения, увидев Джинни Грант, он потерял голову и захотел ее с такой силой, — с какой до сих пор не желал никого и ничего. Однако ему пришлось проглотить горькую пилюлю — Дункан прекрасно понимал, что происхождение может помешать ему получить эту девушку, и впервые в жизни испытал горечь. Тем более удивительным оказалось то, что Джинни ясно дала ему понять — его происхождение ничего для нее не значит. Она так охотно отвечала на его ухаживания, что Дункан в самом деле позволил себе поверить, будто у них есть общее будущее. Он схватил девушку за запястье и повернул к себе. Их тела не соприкоснулись, но он словно запылал просто от того, что она рядом. Кожа ее была неправдоподобно нежной, как у младенца. Она вглядывалась в его лицо, задержавшись на губах. Дункан замер. Вспышка желания и порыв поцеловать ее охватили его тело как огнем. Он услышал, как она резко втянула в себя воздух, и понял, что Джинни тоже это ощутила — отчаянную тягу, что влекла их друг к другу. Его взгляд опустился на ее губы. Они слегка приоткрылись. Господи, они такие мягкие и сладкие на вид… легкий цветочный аромат окутывал Дункана, притягивал его все ближе. Только разочек… Дункан вздохнул и отпустил ее руку. Он пригласил девушку сюда вовсе не для того, чтобы соблазнить ее. Но он понимал, что играет с огнем. Дункан не мог смотреть на нее, не возбуждаясь. Он просто терял контроль над собственным телом, поддаваясь недугу, изводившему молодых людей его возраста, — одержимости одним-единственным желанием. Джинни потупилась, но Дункан видел ее покрасневшие щеки, словно она не понимала, почему он ее не поцеловал. Проклятие, да он же просто пытается уберечь ее! Иногда приходилось напоминать себе, до чего она, черт возьми, юна и невинна. — Пойдем, — ласково произнес он, показав на дорожку, вьющуюся среди деревьев на север. — Озеро совсем рядом. — Было темно, но луна давала достаточно света, чтобы не натыкаться на редкие березки. Жар все еще пылал в его теле. Не доверяя себе, Дункан больше не стал брать ее за руку. Несколько минут они шли молча. Ему очень нравилось это в Джинни — он одинаково уютно чувствовал себя и когда разговаривал с ней, и когда молчал. — А как ты ускользнула от своей зоркой надсмотрщицы? Джинни виновата посмотрела на него. — Моя тетушка любит выпить бокал кларета перед сном. Дункан ухмыльнулся: — Дай-ка догадаюсь! Сегодня ты позаботилась о том, чтобы ей досталось несколько бокалов? Джинни закусила губу. Эта невинная девическая привычка привлекла его внимание к ее роскошному чувственному рту, к полным розовым губкам, вызывая отнюдь не невинный отклик. Такой ротик может довести любого мужчину до неистовства. — Вообще-то я отослала ей наверх целый графин, — созналась девушка. — Решила не полагаться на случай. Дункан фыркнул, оценив такую предусмотрительность и изобретательность. — Что, ты уже проделывала такое раньше? Джинни в негодовании повернулась к нему. — Разумеется, нет… — Она замолчала, увидев выражение его лица и поняв, что Дункан ее просто дразнит. Их взгляды встретились. Джинни засмеялась. От ее негромкого мелодичного смеха в груди у Дункана что-то встрепенулось, и он подумал, что стал бы самым счастливым человеком на свете, если бы до конца жизни мог слушать, как она смеется. Он не верил в любовь, но невозможно объяснить по-другому то, что он чувствовал к Джинни Грант. Сила этих чувств тревожила его. Романтическая любовь — вотчина трубадуров, а не воинов. Дункан, возможно, слишком торопился, но он впервые в жизни не мог остановиться. Когда дело доходило до Джинни, его хваленые рассудочность и самообладание куда-то исчезали. Еще несколько минут — и они пришли к небольшому озеру. Не более полумили от замка, но они как будто оказались в совершенно другом мире. Окруженное деревьями с одной стороны и неровными ступенями, вырубленными в скале, с другой, озеро представляло собой настоящий оазис, более подходящий отдаленным отрогам Шотландских гор. Полная луна висела низко в небе, прямо над центром озера. — Какая прелесть, — негромко произнесла Джинни. — Как ты его нашел? Дункан пожал плечами: — Сюда многие ходят. — Заметил гримаску Джинни и поправился: — Днем. — Наверное, зря мы сюда пришли. Дункан вскинул бровь. — Но ведь ты не собираешься сразу уйти? Она закусила губу; маленькие белые зубки прижали мягкую розовую плоть. — Не знаю… Боже, она не представляет, что с ним делает! Дункан с трудом отвел взгляд от ее рта. Самое время охладиться. Он быстро скинул одежду и положил на землю оружие. Вместо двуручного меча и длинного лука, которые он предпочитал на поле боя, при дворе Дункан носил пистолет, короткий меч (просто украшение для придворных) и кинжал. Расстегнув толстый кожаный ремень, снял плед и бросил его рядом с остальными вещами. Оберегая невинность своей спутницы, он остался в льняной рубашке, достигавшей ему почти до колен. Сверкнув лукавой улыбкой при виде вспыхнувших щек Джинни, Дункан произнес: — Раздевайся! — подбежал к воде и нырнул. Холодная вода встряхнула, придала сил и немного охладила разгорячившуюся кровь. Дункан вынырнул довольно далеко от берега, но и оттуда видел, что Джинни никак не может принять решение. Она по-прежнему стояла на берегу, то и дело посматривая на воду. Дункан немного поплавал, глядя на ее мучения и пытаясь удержаться от смеха. — В воде так приятно! — поддразнил он. — Ты просто не представляешь, чего лишаешься! Джинни подбоченилась и сердито взглянула на него. — Ты не очень хороший человек, Дункан Кэмпбелл! Он ухмыльнулся: — Я никогда и не утверждал этого. Он услышал, как Джинни бормочет что-то не особенно лестное, потом руки ее взметнулись вверх, она развязала плащ, и тот соскользнул на землю. Дункан замер. Ему сразу расхотелось шутить, а оторваться от представления на берегу было просто немыслимо. Он никогда не видел ничего более чувственного, чем то, как раздевается Джинни. Настоящая пытка, но Дункан не мог отвести взгляд. Простая льняная белая сорочка выглядела очень скромно, но тело Дункана словно охватило огнем — он сообразил, что только тонкая ткань скрывает от него наготу девушки. Ткань, которая намокнет и сделается прозрачной. Куда делось облегчение, которое всего лишь несколько мгновений назад принесла ему холодная вода? Его естество восстало, сделавшись твердым, как пика. Спасибо, что темная вода скрывает это от глаз Джинни. Девушка скинула башмаки и вытащила из волос гребни. Длинные локоны упали на спину густой блестящей рыжевато-каштановой волной. Дункану хотелось зарыться лицом в их шелк, почувствовать, как они падают на его обнаженную грудь. Он едва не застонал, так живо все это предстало перед его внутренним взором. Все сомнения исчезли. Джинни побежала к озеру и нырнула вслед за Дунканом. Он увидел всплеск, а потом рябь, отмечающую ее путь под водой. Девушка плыла к нему. Он ждал, когда она вынырнет, и сердце его бешено колотилось, а тело буквально сотрясалось от желания. Как, черт возьми, ему удержаться и не прикоснуться к ней? Она вынырнула в нескольких футах от Дункана. Мокрые волосы откинуты назад, на коже сверкают серебристые капли воды, а по лицу расплылась счастливая улыбка. Она хоть представляет, какая она красавица? В груди защемило. Если раньше у него и возникали некоторые сомнения, то теперь они полностью испарились. Он ее любит. Любит так сильно, что дух захватывает. Дункан никогда не думал, что способен на такое чувство. — Ты был прав, искуситель. Это действительно замечательно. Она щедро плеснула ему в лицо водой. Дункан потряс головой и хищно уставился на нее. — Значит, вот так вот, да? А тебе никто не говорил, что не нужно развязывать войну, в которой не сможешь победить? И устремился к Джинни. Она весело завизжала и резво отплыла в сторону. Ее глаза озорно засверкали. Девушка насмешливо покачала головой. — И это бравый воин-горец? Я ожидала большего. Если хочешь поймать меня, тебе придется очень постараться. С этими словами она скрылась под водой. Дункан ухмыльнулся и поплыл следом. Он был самым быстрым пловцом в своем клане. В прошлом году на состязаниях во время Большого сбора он приплыл вторым, сразу после Рори Маклеода. В следующем году Дункан собирался стать первым. Поэтому он не думал, что ему придется долго ее догонять, но Джинни его удивила. Может быть, ей недоставало силы, но она оказалась увертливой и стремительной. Нужно отдать ей должное, плавает она быстро. Но недооценивает его. Он немного отстал, внушая Джинни ложное чувство безопасности, а потом несколькими мощными гребками догнал ее, протянул руку, сомкнул пальцы на изящной лодыжке, потянул девушку к себе и обхватил за талию. Белоснежный лен ее сорочки вздулся, как парус, обнажив стройные красивые ноги. Она попыталась вырваться, но Дункан держал ее крепко, и все ее попытки приводили только к тому, что он все острее, все ближе ощущал ее тело рядом со своим. Они вынырнули на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Дункан повернул ее лицом к себе. Ее глаза блестели смехом. Джинни снова попыталась вырваться. — Отпусти меня! — Ну уж нет, — сказал Дункан, еще крепче прижимая ее к себе. Боже, ощущения были просто необыкновенные! Грудь к груди, бедро к бедру, ноги переплелись — он ощущал каждый дюйм ее восхитительного тела, от пышной груди до того сладкого места, где соединялись ее бедра. А упругие мышцы изящных ног!.. Казалось, что оба они обнажены, потому что между ними была только вода и мокрая ткань. «Я играю с огнем…» Внезапно Джинни сообразила, что они находятся в очень интимном положении. И не оставалось никаких сомнений в том, что Дункан чрезвычайно возбудился. Глаза девушки расширились. Дункан услышал, как она негромко ахнула — но не шевельнулась. Невинное любопытство в ее взгляде только распаляло пламя его вожделения и усиливало его мучения. — Ты сжульничал, — хрипло произнесла она. Дункан остро ощущал, как тяжело поднимается и опускается ее грудь, как эти упругие холмики прижимаются к нему, как задевают его эти тугие соски… Он усилием воли вернулся к разговору. Сжульничал… Дункан изогнул бровь. — Это как? — Ты схватил меня за щиколотку. Он пожал плечами: — На войне нет правил. Хороший воин пользуется любой возможностью. — Бессовестный! — Джинни хихикнула и снова попыталась оттолкнуть его. На этот раз Дункан отпустил ее. Он не знал, сколько еще сможет обнимать Джинни и не поцеловать. Она подплыла ближе к берегу и взобралась на плоский камень, нависший над водой. Дункан подтянулся на руках и сел рядом, заметив, как внимательно она смотрит на его руки. Впрочем, Джинни быстро отвернулась, смущенно порозовев. Он спрятал улыбку. Очевидно, бугристые мышцы, выпирающие у него на руках после долгих тренировок с тяжелым мечом, годятся не только для того, чтобы убивать врагов. Джинни подтянула коленки к груди, скрыв от него свою наготу, но Дункан, не доверяя себе, все равно не смотрел в ее сторону. Они молча сидели и любовались серебряным отражением луны в темных колышущихся водах озера, и отдыхали. — Ты скоро уезжаешь? — спросила она. Дункан кивнул: — Да. Положение с Хантли все ухудшается. Мне нужно вернуться в Каслсуин и доложить обо всем отцу. — Он не знал, что именно ей известно о причинах его появления при дворе. Король Яков был в ярости, видя, как упорствует непокорный граф Хантли, и намеревался обуздать великого лэрда. Хантли не только отказался отречься от католической веры или же покинуть страну, как предписывалось декретом прошлого года; его обвиняли еще и в том, что в сговоре с королем Испании он собирался возродить папистскую религию в Шотландии. Настойчивое упрямство Хантли являлось большим препятствием для короля Якова, пытавшегося провозгласить себя наследником — протестантским наследником — стареющей английской королевы. — Что, будет война? Очевидно, она знала достаточно много. — Похоже, ее не избежать — разве только Хантли согласится подчиниться требованиям короля и отречется от веры. — Но он этого не сделает. — Вероятно, нет, — согласился Дункан. — И ты пойдешь сражаться? — Она не смогла скрыть волнения. — Да. — Казалось, что Джинни хочет что-то сказать, но Дункан перебил ее: — Это то, чем я живу, Джинни. Девушка внимательно посмотрела на него и, чуть помолчав, спросила: — А какую роль во всем этом будет играть мой отец? Дункан пожал плечами: — Это решать ему. Но король надеется, что мы сумеем убедить его и он присоединится к нам. Надо сообща отстаивать правое дело. Джинни покачала головой: — Другими словами, король Яков рассчитывает извлечь выгоду из теперешней вражды между моим отцом и Хантли. Очень проницательно. Ее отец был в бешенстве, узнав о роли Хантли в убийстве графа Мори — этого достаточно, чтобы разорвать отношения, отказаться от вассального долга и начать междоусобную вражду со своим лэрдом. Король надеялся, что сумеет еще глубже вбить клин между ними. — Да, — признался Дункан. Джинни наморщила носик. — Полагаю, это возможно, но наша вражда с Хантли уже затихла. Она была жестокой, и я сомневаюсь, что мой отец захочет возобновить ее. Скорее он предпочтет остаться нейтральным — это не его битва. Гранты отреклись от католической веры много лет назад. — Она вытащила из-под себя ноги, опустила их в озеро и начала беспечно болтать ими в воде. Даже ее крохотные ступни с высоким подъемом выглядели восхитительно. Дункан внимательно посмотрел на нее. При всей своей наивности она гораздо лучше разбиралась в политической ситуации, чем он мог предположить. Джинни почти дословно повторила ему ответ своего отца. — Твой отец сказал почти то же самое, но скорее всего обстоятельства вынудят его принять чью-то сторону, хочется ему этого или нет. — И гораздо скорее, чем он думает. — Король приказал Аргайллу, своёму доверенному лицу, выступить в поход на Хантли до конца месяца… Ты близка со своим отцом? Джинни усмехнулась: — Вероятно, ближе, чем это принято у отцов с дочерьми. Мы все очень привязаны друг к другу — отец, брат, сестры и я. — Ты старшая? Она кивнула: — Да. — И сколько тебе было, когда мама ушла? — Девять. Совсем ребенок. Дункан искренне недоумевал, как женщина могла так бездумно бросить своих детей. — И тебе пришлось взять на себя обязанности матери? Джинни пожала плечами: — Я старалась, как могла, но ведь была совсем маленькой. — Похоже, она не хотела разговаривать на эту тему. — Все это произошло давным-давно. Теперь я почти не вспоминаю о случившемся. Дункан сомневался, что это правда. Скорее всего она думает об этом каждый день. — Нельзя забыть, как мать тебя бросает. Нечаянно вырвавшееся откровение ошеломило Дункана. Он никогда и никому не рассказывал об обстоятельствах своего рождения. Но с Джинни все было по-другому. Он вдруг понял, что хочет поделиться с ней. Она пытливо взглянула на него. — Говоришь по собственному опыту? Дункан усмехнулся: — Возможно. Джинни немного помолчала, словно из уважения к его воспоминаниям. — Ты близок со своим отцом? Он кивнул: — Да. Мне повезло. — Судя по тому, что я слышала, это твоему отцу повезло. Ты уже успел сделать себе имя. Он должен гордиться тобой. От слов похвалы на душе потеплело — возможно, сильнее, чем следовало. — Ты что, расспрашивала обо мне? Ее щеки очаровательно вспыхнули. — Конечно, нет! — Но, уловив, что он ее опять поддразнивает, Джинни улыбнулась и пробормотала: — Самоуверенный выскочка. — Она бросила в воду камешек. — Раз ты уезжаешь, это значит, что твоя миссия увенчалась успехом? — Он вскинул бровь. — Я полагаю, что именно тебе поручили убедить моего отца. На этот раз ее проницательность поразила Дункана. Эта девушка обладает острым умом — куда более острым, чем он предполагал. — Я настроен оптимистично. — Другими словами — «нет», но ты не теряешь надежды. Дункан рассмеялся и потряс головой. — Из тебя получился бы никудышный дипломат, ты слишком прямолинейна. Она улыбнулась в ответ: — Боюсь, что ты прав. Отец всегда говорит, что я «думаю языком» и что совсем ни к чему болтать все, что взбредет мне в голову. Дункан ухмыльнулся: — Трудно не согласиться. Но насчет отца ты права. Я его не убедил, но у меня в запасе есть еще один аргумент. Джинни повернула к нему голову, и у Дункана перехватило дыхание. Прелестное дитя! А с мокрыми волосами, разметавшимися по плечам, ее можно принять за морскую нимфу или русалку. Он мучительно хотел прикоснуться к ней. Провести ладонью по нежной щеке. Наклонить к ней лицо и прижаться губами к ее губам. Он хотел ее сильнее, чём когда-либо чего-либо в жизни. — Что за аргумент? — спросила Джинни. Дункан посмотрел ей в глаза. — Может быть, союз через брак. Она взволнованно вглядывалась в его лицо, словно искала какой-то скрытый смысл в его словах. — Что ты имеешь в виду? Волнение в ее голосе придало ему храбрости. Он хотел сказать ей все, что было у него на сердце. Что с первой минуты, как он увидел ее, понял, что она предназначена ему. Что никогда ничего подобного не чувствовал. Что она принесла надежду и радость в его жизнь, посвященную до этого лишь служению долгу и честолюбию. Он взял Джинни за руку. В его руке ее ладошка была такой маленькой и нежной. Конечно, еще слишком рано… но тут он словно со стороны услышал свой голос: — Ты выйдешь за меня замуж? Сердце, дыхание — все замерло в ожидании ответа, в ожидании хоть какого-то знака… Казалось, что жизнь его качается на тонкой грани, готовая упасть или воспарить в зависимости от ее решения. |
||
|