"Гадес" - читать интересную книгу автора (Эндрюс Рассел)

5

Еще рюмка водки и доза снотворного (какая богатая уважающая себя хэмптонская дама обходится без НЗ такого рода?), и Абигайль спала крепким сном в постели Джастина — не прошло и двадцати минут, как они переступили порог его дома на Дивижен-стрит. Джастин помог ей раздеться, уложил и, укрыв почти чистым покрывалом, накинул сверху легкое летнее одеяло. Наклонившись, он нежно поцеловал ее в лоб, хотя поцелуя она, конечно, не почувствовала. Ноздри защекотал сладкий аромат шампуня, и Джастин поспешно отвернулся — сейчас не до этого.

Внизу он не откладывая дело в долгий ящик набрал номер Леоны Криль, мэра Ист-Энд-Харбора. После четвертого гудка в трубке послышался женский голос, но когда Джастин спросил: «Леона?», в ответ заспанно буркнули: «Нет». Шуршание постельного белья, приглушенный шепот, и наконец Леона взяла трубку.

— Вы вообще в курсе, который час?

— Если бы ты не кувыркалась там не пойми с какими бабами, сейчас была бы как огурчик.

— Джей, ты?

— Ага.

— Мелисса, между прочим, моя жена. А тебя приглашали на свадьбу, только ты не соизволил явиться.

— Видел я Мелиссу. Остаюсь при своем мнении.

— И чего ты звонишь посреди ночи?

— Совершено убийство, я думал, тебе будет полезно узнать в числе первых.

— Бог мой! Кто?

— Эван Хармон.

На том конце провода наступила тишина.

— Леона? Заснула, что ли?

— Не заснула, не бойся. У меня столько вопросов — не знаю, с чего начинать.

— Ну и хорошо. Ответов-то у меня немного.

— Это точно убийство?

— А что еще?

— Ну, естественная смерть, самоубийство — не знаю, почему еще человек отдает концы посреди ночи?

— Он не отдавал концы, — пояснил Джастин.

— А как он умер?

— Его избили. И судя по всему, пытали.

— Жена?

— Что жена? Она ли его убила?

— Ну да.

— Нет, — ответил Джастин.

— Точно?

— По всей вероятности. Почему ты на нее подумала?

— Она кого угодно до смерти замучает. И потом, вторую половину всегда подозревают.

— У нее алиби.

— Железное?

— Можно сказать и так.

— Еще есть подозреваемые?

— Пока нет. Утром будет больше данных. Надеюсь.

— Я тоже надеюсь.

Пауза.

— Джей, ты понимаешь…

— Понимаю.

— Бог мой! Газеты, телевизионщики…

— Да, раздуют, мало не покажется.

— А еще кто в курсе?

— Кроме меня? Гэри Дженкинс. Он должен был позвонить Майку Хавершему. Опергруппа — если они уже на месте, врачи и водитель «скорой»…

— Ларри Силвербушу звонил?

Силвербуш, окружной прокурор, жил в сорока минутах езды от Ист-Энд-Харбора, в Риверхеде, и за последние пять-шесть лет выиграл несколько громких процессов. Прославился после того, как сумел упрятать за решетку британку, нянчившую дочь известного музыкального продюсера. Девочка погибла от отравления, обвинили няню. Дело было сложным, однако Силвербуш, продемонстрировав недюжинный талант, развернул перед присяжными печальную картину небрежности, халатности и черствости, проявленных обвиняемой. Несмотря на отсутствие свидетелей убийства и прямых улик, Силвербуш доказал присяжным (и прессе), что няня способна на убийство. Этого оказалось достаточно, чтобы суд признал ее виновной.

Год назад Силвербушу досталось еще одно скандальное дело. Известная, но не особенно любимая публикой рекламная дива, напившись, врезалась на своем внедорожнике в двери одного из хэмптонских клубов. Обошлось без погибших, но несколько завсегдатаев и два привратника серьезно пострадали. Дело превратилось в классовую войну — рабочий люд против богатеньких туристов. Поскольку рекламная дамочка была не из Лонг-Айленда и ее голос на местных выборах никакого значения не имел, она получила полтора года за решеткой.

Сам Джастин с Силвербушем почти не пересекался (так, разок обменялись рукопожатием), поэтому личного мнения о нем составить не успел. Окружной прокурор слыл человеком жестким, бескомпромиссным. Но почему-то Джастину эта характеристика доверия не внушала. Ходили слухи, что Силвербуш метит в генпрокуроры штата и уже обзавелся солидной финансовой поддержкой. А от генпрокурора недалеко и до губернатора. Значит, политик… О какой бескомпромиссности может идти речь?

— Нет, — ответил он на вопрос Леоны. — Я ему не звонил. Подумал, лучше, если ты ему сообщишь.

— Спасибо, — с нескрываемым сарказмом откликнулась она. — Сейчас, секундочку.

Снова зашуршало одеяло, трубку, видимо, прикрыли рукой, потому что Джастин разобрал едва слышное:

— Нет, зайка, все в порядке. Сейчас заканчиваю. — Затем снова четкий голос Леоны: — А с отцом Хармона говорили?

— Нет. Я еще никого не оповещал. Только миссис Хармон.

— Потому что сообщить отцу — долг жены убитого?

— Леона, я о таких тонкостях вообще не думал. Мое дело — сообщить ей, как ближайшему родственнику.

— Ладно тебе, иногда одними юридическими предписаниями не обойтись.

— Думаешь о чувствах?

— Не дури, меня практические вопросы интересуют. Плохо будет, если он узнает о случившемся от посторонних.

— Сейчас уже поздно, поэтому в утренние газеты информация не просочится. Даже если они сейчас сварганят заметку, выпуск уже давно в печати. Интернет с телевидением, думаю, тоже до утра потерпят.

— И что собираешься делать? Помалкивать и надеяться, что никто ничего не узнает, пока не сядет за утренний омлет?

— До утра собираюсь помалкивать. Выиграю время и определюсь, что надо делать. В любом случае, выдергивать людей из постели посреди ночи ради этого не стоит.

— А меня, значит, можно?

— Пока у нас преимущество. Кроме нас — и убийцы, разумеется, — о случившемся никто не знает. Пока не представляю, как этим преимуществом воспользоваться, но перспектива выслушивать в три часа ночи указания Хармона-старшего, как мне вести расследование, не особенно прельщает. И если тебе от этого легче, то я сегодня ночью тоже выспаться не рассчитываю.

Джастин явственно услышал скрип мозгов. Леона силилась осознать политический и общественный резонанс от преступления, о котором ей только что сообщили. Видимо, ни к каким серьезным выводам она так и не пришла, поскольку сказала только:

— Я поставлю Силвербуша в известность. Его в неведении оставлять нельзя.

— Хорошо.

— Нравится тебе или нет, театр одного актера устраивать нечего.

— Понимаю.

— Отдам тебя на откуп Силвербушу, но ты не волнуйся, Джей. Тебя на задний план не отодвинут, можешь не беспокоиться.

— Я не об этом беспокоюсь, Леона. Я беспокоюсь о том, как раскрыть убийство.

И опять скрип мозгов — прикидывает, что сказать окружному прокурору, да так, чтобы при этом не задвинуть собственного начальника полиции.

— Джей, нам надо будет положиться на Силвербуша, и я думаю, доверять ему можно. Но и тебе тоже, надеюсь. Ты ведь знаешь, что делаешь?

Джастин невольно глянул наверх и снова почувствовал сладкий аромат шампуня Абигайль. Пожав плечами, он ответил:

— Конечно знаю, — и повесил трубку.

Следующие четыре часа Джастин пытался доказать себе: он действительно знает, что делает. Первым делом зарядил медиабиблиотеку на компьютере. Два альбома Тома Петти — «Wildflowers» и «Лучшие песни». Дальше будет «When doves cry» в исполнении Патти Смит — четыре раза подряд. Напоследок фортепьянные импровизации Мингуса. Пусть с приглушенным звуком, чтобы не разбудить Абигайль, но музыка необходима. Под нее легче работается и думается. Направляет мысли в нужное русло и успокаивает, а сейчас как никогда требовалось напрячь все силы и при этом сохранять непоколебимое спокойствие. Так что Петти, Смит и Мингус.

Усевшись в гостиной за компьютер, он вошел на сайт PublicRecordsSearch.com, где у всех полицейских его участка был им лично оплаченный доступ. Поиск осуществлялся по девяти категориям: «Общая информация», «Личности», «Криминал», «Банкротство и залоговое удержание имущества», «Сексуальные домогательства», «Имущество», «Брак», «Смерть» и «Развод». В разделе «Личности» Джастин ввел в строку поиска имя «Эван Хармон» и распечатал все, чем располагала система, о его личной и служебной деятельности за последние несколько лет. Нашлась даже информация о школьных годах Эвана, взятая из биографии Хармона-старшего.

Эван родился и вырос в Нью-Гэмпшире, сменил две элитные школы. Из первой, приготовительной под названием Мелман, его перевели в старших классах. Странно… Джастин, знакомый с миром элитных школ не понаслышке, прекрасно знал, что «перевод» по сути означает исключение. Или отсев по неуспеваемости. Такие, как Эван Хармон, по собственной воле из престижной школы в заведение попроще не переходят, разве что их «попросят». Автор биографии склонялся к тем же выводам, но поскольку личное дело Эвана ему на руки не выдали, подкрепить подозрения фактами не удалось. Забеременевшая девушка, драка с одноклассником — никаких доказательств, сплошные слухи и домыслы. Слухи Джастин отмел за ненадобностью — если автор решил вставить в биографию пару жареных фактов, чтобы привлечь читателя, его дело. Но про смену школы запомнил и решил выяснить поподробнее. Самое главное сейчас — модели отношений, которые складывались у Эвана с окружающим миром. Пусть даже двадцатилетней давности.

В колледже ничего интересного. В Лигу плюща Эван не попал, поступил в небольшой частный колледж — Коннектикутский университет. Насколько Джастин знал, там учились в основном детки богатых родителей, которым, однако, не хватало ни знаний, ни денег, чтобы поступить куда-то покруче. В его студенческие годы это заведение окрестили ДТП — «Дыра с тухлыми перспективами». Хотя, как показало время, перспективы у Эвана оказались не такими уж и тухлыми. Закончил с приличным дипломом и без скандалов.

Дальше шло сухое перечисление мест работы с незначительными подробностями: сперва «Меррил Линч», затем четыре года в «Рокуорт и Уильямс» (той же управляющей компании, где сейчас работал Эллис Сент-Джон). Джастин выписал несколько имен — ничего определенного, пока не ясно, что это даст, но круг знакомств начал вырисовываться, а знакомствам и моделям взаимоотношений Джастин всегда уделял особое внимание. За годы работы в полиции он твердо усвоил, что мир непредсказуем и неисповедим, но люди в нем умудряются выбирать привычные пути. Джастин давно догадался, что мир понять нельзя, а людей — можно. Им проще идти по накатанной. В нашем безумном мире все — и плохие, и хорошие — ищут если не смысл, то хотя бы знакомый уклад. Раз за разом плохие наступают на эти грабли и попадаются. Вот почему Джастин в первую очередь обращал внимание на поступки и взаимоотношения. А уж потом на мотив преступления.

Мало-помалу перед Джастином раскрывался характер Эвана. Пока только наметки плюс то, что ему рассказывала Эбби. Хармон ему никогда особо не нравился, поскольку не имел отношения к производству, а Джастин таких не любил. У него сложился образ человека жесткого, бездушного, которому чужда человеческая теплота. Он припомнил, как Эбби постоянно избегала общения с собственным супругом. Интересно, насколько она осведомлена о его прошлом? И кстати, о настоящем тоже. Хотя, какое теперь у него настоящее? Эван Хармон теперь существует исключительно в прошлом.

В информации по «Восхождению», хеджевому фонду, основанному Хармоном, недостатка не было. Джастин бегло просмотрел историю компании, записал несколько важных имен и распечатал документ целиком, зная, что рано или поздно придется обратиться к нему снова. Тогда придет время для подробностей, которые смогут дать ответы на многие вопросы.

Напоследок фото Эвана Хармона, двухлетней давности, где он играет на ежегодной встрече по софтболу, проводимой среди хэмптонских знаменитостей. Каждый год, в июле, из писателей, актеров, музыкантов и просто людей с достатком собирали две команды, а вырученные от игры деньги шли на финансирование исследований по борьбе с лейкемией. Собранная сумма обычно составляла около 50 000 долларов, но и борьба на поле тоже представляла интерес. Богатые и знаменитые самоотверженно били по мячу и, не жалея ног, носились по полю, иногда болельщики так горячо спорили по поводу решения судьи, что доходило до стычек. На фото Эван стоял с битой, ожидая броска питчера. Уверенная поза, стоит прямо как профессиональный игрок. Спортсмен. А главное, живой…

Абигайль Хармон тоже на всякий случай проверил — хотя на душе кошки скребли. В основном посыпались статьи об участии Эбби в общественной жизни — благотворительность, ночные походы по клубам без Эвана, но зато с какой-нибудь другой богатой знаменитостью, приемы для политиков, зарабатывающих голоса перед очередными местными или нью-йоркскими выборами. В общих чертах ее биография была Джастину известна, но он все равно внимательно изучал всплывающие на экране статьи. Его не покидало чувство неловкости, ведь на самом деле он проверял, насколько рассказы самой Эбби совпадают с газетными версиями. Нужно убедиться в ее искренности, тогда ответам на вопросы, касающиеся убийства, тоже можно будет верить. И все равно ему было неудобно.

Он читал, удовлетворенно кивая, — пока никаких расхождений не обнаруживалось. Абигайль Марбери родилась в Чикаго в весьма обеспеченной семье. Наверное, даже более обеспеченной, чем Хармоны, однако статусом пониже. Отец Абигайль начинал продавцом в магазинчике бытовой техники. Владельцы — пожилые люди, не особенно заинтересованные в приумножении состояния, — вскоре продали Реджису Марбери магазин и благополучно удалились на пенсию. Однако Реджису до благополучия было далеко. Напористый, оборотистый, старающийся держаться в курсе последних новинок в области бытовой техники, он превратил малютку-магазинчик в разветвленную сеть. Не прошло и десяти лет, как она стала крупнейшей на Среднем Западе. А еще через два года у Реджиса случился обширный инфаркт — прямо на церемонии открытия очередного магазина в Сент-Луисе. Ему было сорок девять, единственной дочери — семнадцать. После смерти отца Абигайль поступила в колледж — Мичиганский университет, но проучилась только два года, а потом переехала в Нью-Йорк. Там красивая любительница приключений без труда устроилась работать моделью. Баловалась наркотиками, рок-звездами и актерами, фотографировалась во всех злачных местах. Об этих днях она вспоминала со смешанным чувством ностальгии и отвращения. Джастин тогда спросил, как она могла столько временя маяться дурью, прыгать из одной постели в другую, не думая о будущем. Она посмотрела на него и ответила: «Мне просто нравилось маяться дурью, трахаться и не думать о будущем. И сейчас тоже нравится». Джастину ничего не оставалось, кроме как согласиться. Но он все-таки уточнил: «Да, но ты же больше вообще ничего не делала», а она ответила: «Ну да. Потому и перестала. Надоело. И друзья надоели». Она произнесла это с такой холодностью и отчужденностью, что Джастин подумал — настанет день, когда она скажет ему: «И ты мне тоже надоел». Когда-нибудь этот день обязательно настанет. Ну и пусть, решил он тогда — главное, что сейчас она с ним.

Свадьба с Эваном. Все по схеме: пышная церемония, лакомый кусочек для таблоидов; медовый месяц — просто сказка, а уже через полгода молодожены закрутили романы на стороне и зажили собственной жизнью. Вряд ли Эван Хармон и Абигайль Марбери вообще когда-нибудь любили друг друга. Их пути пересеклись, когда обоим стало скучно и захотелось черпать радость и уверенность в ком-то близком. Не вышло. Но на развод они не подали. Оставаться вместе оказалось проще… Как однажды поведала Джастину Эбби, они с мужем всегда шли по пути наименьшего сопротивления.

Вспомнил, и на сердце похолодело. Для кого-то путем наименьшего сопротивления вполне может оказаться убийство!

Джастин закрыл все окна со статьями про Эбби и перешел к Хармону-старшему. На Герберта Рэндольфа Хармона поисковик выдал около тысячи страниц, поэтому Джастин распечатал только самое основное. Состояние и политический вес Хармон-старший обрел благодаря деньгам жены и кожевенному заводу, которым владел его тесть и который он возглавил после ухода тестя на пенсию. Общественными проблемами он вроде никогда не интересовался (в принципе ничем, кроме собственного благосостояния и престижа не интересовался), но в тридцать пять, к всеобщему удивлению, ему вдруг приспичило баллотироваться в Конгресс от Нью-Гэмпшира. Его предшественник, республиканец, занимавший этот пост в течение восемнадцати лет, как раз отправился на покой. Два срока Г. Р., как его называли в статьях, просидел в Палате представителей, ничем не отличившись, но и ничем себя не запятнав, а потом амбиции взяли верх, и он захотел в Сенат. К заветной цели он шел нелегким и, как впоследствии выяснилось, нечестным путем. Неподкупный и корректный в глазах общественности чиновник с головой окунулся в грязные игры, как только стало ясно, что выборная гонка под угрозой проигрыша. Хотя на самом деле самому марать ручки не пришлось, грязную работу сделали другие. И тут репутация сослужила ему плохую службу. Когда вся правда о подковерных играх выплыла наружу, позолота осыпалась и обнажился неприглядный фасад. Избирателей это сильно огорчило. Ну а когда до них дошло, что за неприглядным фасадом скрывается столь же малопривлекательное нутро — особенно когда доходит до защиты их интересов, — в напряженной борьбе Г. Р. проиграл. Пришлось снова вернуться в бизнес — было ему тогда сорок семь, на дворе конец 1982 года. Совсем из политики он не ушел, пополнив ряды примазавшихся. Долгое время не мог наладить связи с Вашингтоном, разве что раскручивал на финансовые вложения других таких же примазавшихся. Оказывал поддержку кандидатам от консерваторов, проводившим предвыборные кампании в его штате; участвовал в сборе средств для видных политических фигур, и вскоре его имя замелькало сначала в местных газетах, потом в крупных журналах. При этом он не забывал отстаивать идеалы консерваторов и со временем приобрел статус официального лица партии. К середине восьмидесятых он снова вошел в ближний круг и в 1985-м был назначен представителем США в ООН. Три года он устраивал изысканные приемы, разглагольствовал на пресс-конференциях о политике государств, название которых впервые слышал, а в 1988 году получил президентское назначение на пост министра торговли. Основной задачей его было развитие торговых отношений с Китаем — с этим он справился без нареканий. В 1992-м, когда его партия проиграла на выборах, Г. Р. снова ушел из политики в бизнес. На Уолл-стрит его переманил Линкольн Бердон — уважаемый глава не менее уважаемой компании «Рокуорт и Уильямс» («Опять они!» — мелькнуло у Джастина). Там Г. Р. и остался еще на десять лет, приумножив свое состояние и доведя его до заоблачных высот. Джастину пришла на ум фраза Джона Хьюстона из «Чайнатауна» о том, что здания, шлюхи и миллионеры обретают с годами почет и уважение.

В 2001 году Хармон-старший покинул свой уютный угловой офис и отправился послом в Китай. В 2003-м скончалась на больничной койке бостонской больницы Патрисия, его жена, мать Эвана. В продолжавшейся несколько лет борьбе с раком верх одержала болезнь. Г. Р., не видевшийся с женой четыре месяца, прилетел из Пекина в Бостон на похороны, а через три дня вернулся в Китай.

Должность посла он занимал до середины 2005-го, до первого сердечного приступа, положившего конец его карьере политика и покорителя чужеземных стран. С тех пор он жил в Нью-Йорке, работал консультантом в «Восхождении», хеджевом фонде сына. Его имя перестало мелькать в газетах. Он больше не появлялся в телевизионных интервью. Единственное, что он делал с прежней регулярностью, — играл в гольф. Каждый день, если не было дождя, он отправлялся в Уэстчерширский загородный гольф-клуб и ровно в четыре часа делал первый бросок. Именно в это время — в силу привычки, собственной пунктуальности и потому что в эту пору на поле больше никого не было. Иногда он прихватывал кого-нибудь из партнеров по фирме, иногда приятеля. Но в основном ходил один. Г. Р. Хармон предпочитал командной игре одиночную — мальчик, таскающий за тобой клюшки, не в счет. «Куда легче смухлевать, если тебя не видит никто, кроме человека, которому ты платишь за сопровождение», — подумал Джастин.

Больше ничего существенного он этой ночью не раскопал. В каком направлении двигаться, пока непонятно, хотя есть кое-какие имена и названия, уже хорошо. И тенденции, модели поведения. Пока неясные, едва уловимые, но они есть. Осталось только понять, что они означают.

В шесть тридцать утра Джастин Уэствуд оторвался от компьютера и вытянулся на кушетке в гостиной. В шесть тридцать пять он уже крепко спал. Поспать удалось ровно двадцать пять минут. Даже сквозь сон он услышал настойчивый телефонный звонок. И в семь утра, когда, пошатываясь, он добрел до своего маленького рабочего стола и снял трубку, сон как рукой сняло.