"Северная Аврора" - читать интересную книгу автора (Никитин Николай Николаевич)

4

Известие о взятии Лукьяновской пришло в Архангельск около полудня девятнадцатого января. По старому стилю это был праздник крещенья. В Троицком соборе шла обедня, после которой на Двине должна была состояться церемония «водосвятия».

Солдат строем пригнали на берег, и они с унылым видом стояли на набережной, замерзая в своих подбитых ветром английских шинелях. Среди форменных офицерских пальто виднелись шубы купцов, чиновников, иностранных дипломатов.

Крестный ход вышел из собора и спустился на лед. Возле сделанной ночью проруби была поставлена парусиновая палатка. Место для церемонии оградили елками.

Возгласы архиерея в сверкающем сакосе и позолоченной митре сменились песнопениями хора. Затем архиерей взял в красные, мясистые руки золотой крест, унизанный драгоценными каменьями, и важно, со значительным лицом троекратно опустил его в прорубь. На Соборной площади сверкнули огни. Пехота выстрелила холостыми патронами.

Именно в эту минуту на Соборную площадь приехал из штаба полковник Брагин. Ему волей-неволей пришлось ждать конца молебна. Улучив, наконец, подходящий момент, он подошел к Миллеру и на ухо, чтобы не слышали соседи, изложил содержание телеграмм, только что полученных с фронта.

Миллер выслушал его с невозмутимым видом. По мнению генерала, сейчас не следовало соваться в дела союзников.

– Уместнее выждать, – философски сказал он. – Ведь они командуют Важским участком.

Вечером Миллер встретил Айронсайда в клубе георгиевских кавалеров. Они обменялись двумя-тремя фразами. Из слов Айронсайда Миллер понял, что тот не придает действиям на Ваге Никакого значения.

– Большевики хотят отвлечь наше внимание от Восточного фронта. Вот они и устраивают маленькую ложную демонстрацию. А вы уж, наверное, испугались? – Айронсайд улыбнулся. – Вы, русские, страдаете преувеличениями. Вага – это болотный пузырь. Дайте только этой несчастной горсточке сумасшедших большевиков добраться до Высокой горы… Их там разнесут! Мы посылаем туда резервы. Все меры приняты. Шенкурск – это северный Верден. Мы заманиваем большевиков в ловушку. Ведь и Верден отдавал свои форты и все-таки оставался Верденом.

А до Высокой горы у нас есть еще такая совершенно неприступная зимой позиция, как Усть-Паденьга, – самоуверенно продолжал Айронсайд, – сильнейший форт, окруженный несколькими линиями прекрасно сделанных окопов, имеющий много блокгаузов и превосходную артиллерию…

Он еще не знал, что почти вся эта артиллерия вместе с боевым запасом уже досталась Фролову. Усть-Паденьга была взята центральной колонной в шесть часов вечера. Американцы и англичане отступили, ничего не успев вывезти.

…Обед накрыли в столовой клуба, помещавшейся в подвале. Стены подвала были украшены зеленью и флагами. Долговязый Айронсайд в мешковатом френче с отвислыми карманами сидел во главе стола и весело рассказывал о своих охотничьих похождениях в Южной Африке.

Неподалеку от него восседали генералы Миллер и Марушевский. Среди штатских были иностранные дипломаты, управляющий финансами князь Куракин, заведующий управлением торговли и промышленности доктор Мефодиев, юрист Городецкий, все члены «правительства». Присутствовали также члены кадетской партии, не занимающие правительственных должностей, вроде адвоката Абросимова.

На диване, у шампанского и вазы с фруктами, удобно расположился толстый Кыркалов, владелец десятка лесопильных заводов. Щурясь на всех и согревая в руке бокал с красным вином, он молча курил папиросу за папиросой.

Когда Айронсайд исчерпал, наконец, свои охотничьи рассказы, разговор зашел о Париже. Глава «правительства» Чайковский завтра уезжал туда на так называемое «политическое совещание» представителей всех белых «правительств» России. Все считали, что после этого «совещания» военное положение коренным образом изменится и что новый, 1919 год сулит присутствующим только одни радости. Миллер произнес тост за здоровье Колчака таким громким голосом, словно он обращался к эскадрону юнкеров.

Но успевший уже опьянеть Кыркалов как будто не слыхал этого тоста.

– Чего там дурака валять! – сказал он, поворачиваясь к Айронсайду всем своим тяжелым туловищем. – Вся надежда на вас, господа союзнички. Да, лучше сгореть всем моим заводам, лучше мне провалиться сквозь землю, чем что-нибудь отдать большевикам. Бейте их! Последней рубахи для вас не пожалею! Только бейте, господин Айронсайд!

Находившимся в этом обществе белым офицерам слова Кыркалова показались обидными. Назревал скандал. Положение спас Абросимов. Он мигом очутился возле Миллера и Айронсайда.

– За цивилизацию и порядок! – выкрикнул адвокат, поднимая бокал. – За белую Россию! За доблестную Британию, за героическую Францию и великую Америку! За их военные силы! За всеобщую встречу в Москве под звон кремлевских колоколов!.. Ура!..

Офицеры подхватили этот клич. Все потянулись к Айронсайду и Миллеру с рюмками и бокалами.

В конце обеда, когда за столом остались только избранные, опьяневший Айронсайд вдруг сказал:

– Если бы я был на месте Черчилля, я бы поступал по-другому… Я бы воевал без всяких планов. Ведь наступление на Вятку не вышло, теперь это ясно видно. Большевики всполошились и подняли на ноги все! Значит, уже нет надежды, что наши войска в этом районе соединятся с войсками Колчака. В этой стране нельзя воевать по плану.

– Потерпите, боевое счастье изменчиво, – осторожно заметил Миллер.

– Я бы предпочел, – в запале крикнул Айронсайд, – чтобы оно изменяло большевикам, черт возьми!

Белые офицеры один из другим поднимались из-за стола и уходили в соседние комнаты, где начинались танцы.

«Ну и шушера!.. – презрительно подумал о них Айронсайд. – Что за самомнение! Эти господа действительно считают, что мы пришли сюда им помогать… Идиоты! Они помогут нам справиться с мужиками, а потом мы их пошлем к черту. Эта страна будет нашей страной!.. Как Галлия для Цезаря!»

Тупыми, осоловевшими глазами он оглядел стол.

– Теперь, когда русские ушли, я позволю себе быть откровенным…

Миллер смущенно усмехнулся.

– А вас я не считаю за русского, генерал, – бесцеремонно заявил Айронсайд. – Простите меня, но это так…

Он наклонился к бригадному генералу Ричардсону, командующему американскими войсками.

– Вы правы! Помните, вы мне как-то сказали, что лучше бы нам не вступать в бой с большевиками, а пройти огнем и мечом среди мирного населения, смыть начисто большевистское пятно с цивилизации… Ограбить… Да, ограбить Россию! Говоря по-военному – взять трофеи! И пусть все наслаждаются жизнью, как может наслаждаться солдат, не боящийся крови…

Айронсайд засмеялся.

– Когда я был в Лондоне, я поделился этими мыслями с Черчиллем. Он был в восторге. Он мне сказал: «Прекрасно… Так и действуйте. Но не забывайте и о стратегической обстановке…» – Он допил вино. – Нам надо действовать, как в Африке! Ведь русские ничем не отличаются от негров.

…Пользуясь тем, что благодаря празднику в центре города было некоторое «оживление», Греков с соблюдением всяческих предосторожностей решил вечером навестить Базыкину.

Шурочка уже спала. Услыхав стук в окно, она мгновенно проснулась. «За мной», – Подумала Шура и, соскочив с кровати, подбежала к замерзшему окну. На дворе было пустынно. Босиком, в одной рубашке она вышла в холодные сени.

– Кто там? – дрожа от холода и страха, прошептала Шура.

– Не бойся, Александра Михайловна, – раздался знакомый голос. – Свои!

Шура вернулась в комнату, накинула на себя пальто и открыла дверь.

– Ты только не волнуйся, – сказал Греков, входя вслед за ней. – Говорят, пришел ледокол с Мудьюга и привез заключенных. Сейчас они в архангельской тюрьме. И Коля здесь, и шенкурский Егоров, и еще кто-то. Ты только не волнуйся.

– Я не волнуюсь, я все знаю.

Шура сообщила ему о своем разговоре с Ларри.

– Меня, конечно, арестуют. Он меня нарочно отпустил. Я завтра собиралась сказать Дементию, чтобы ты не заходил.

– Что ж, дело! – сказал Греков. – Пожалуй, мне не следует к тебе ходить. Держи связь со мной только через Силина. Приходи на Рыбный рынок утречком, пораньше. Дементий почти каждый день там бывает. Возьми еще немного деньжонок. От рабочих… В случае ареста мы тебе поможем. Не беспокойся. И Максим Максимович и Чесноков поддержат полностью. Я надеюсь, что через одного надзирателя нам удастся передать Коле посылку. И тебе передадим в случае чего… Но, может быть, все и обойдется. Не волнуйся, Александра Михайловна! Не так уж страшен черт.

Греков ушел. Осматриваясь по сторонам, он вышел на набережную. Мимо пронесся санный поезд. На передних санях, держась одной рукой за плечо кучера и размахивая другой, стояла дочь Кыркалова. Ее поддерживал иностранный офицер. «Гайда, тройка, снег пушистый», – пела она на всю улицу.

– Сволочи, – пробормотал Греков. – Волчья стая!..

Под утро к Шурочке Базыкиной пришел офицер из контрразведки в сопровождении двух солдат. Он предъявил ордер, подписанный подполковником Ларри.

Солдаты долго обыскивали комнату, даже выстукивали стены, но ничего не нашли.

– Одевайтесь! И одевайте детей, – сказал офицер, когда обыск был закончен.

– Но позвольте, при чем же здесь дети? – возразила Шура. – Я отправлю их к соседке.

– Мне приказано забрать всех… Дети вписаны в ордер.

– Я категорически протестую!

– Одевайтесь! А то я вас сам одену, – с угрозой проговорил офицер. – Одевайте их… – сказал он, указывая солдатам на девочек.

Людмила с рыданием бросилась к матери.

– Мама, я не хочу… Я не хочу в тюрьму! Мамочка!

Побледневшая Шура стояла посредине комнаты, заложив руки за спину.

– Одевайте детей, – приказал ей офицер.

– Ни за что… – ответила Шура.

Девочки вырывались. Один из солдат облапил Леночку, поднял ее на воздух, другой в это время напяливал на девочку платьишко, шубенку. Ветхая шубенка затрещала.

– Мама… Мамуля! – что есть силы кричала Леночка. – Возьми меня… Возьми меня!

Шура не выдержала и вырвала из рук солдата дочку.

– Их-то за что?! – с душевной болью за детей крикнула она. – И вы… – Она обратилась к офицеру, который хладнокровно наблюдал за всем происходящим, – вы… офи-цер?! Так не поступают даже на большой дороге!

– Мамочка, не спорь с ним, – в ужасе зашептала Людмила. – Я с тобою, мама.

Страх и отчаянье увидела Шура в глазах дочки. Она прижала ее к себе.

– Успокойся, доченька… – зашептала Шура. – Только успокойся.

Через полчаса всех троих вывели солдаты. Шура несла рыдающую Леночку на руках. Затем их толкнули в крытый брезентом грузовик. Он затарахтел и поехал по набережной в тюрьму.