"Глубокая разведка" - читать интересную книгу автора (Добряков Владимир Александрович)

ГЛАВА 23

Я еще не успел толком сориентироваться, куда мы попали, а Лена уже смотрит на дозиметр, прикидывая, какую дозу мы схватили и насколько она опасна. Лицо ее становится мрачным. Она удрученно качает головой и достает аптечку. Оттуда она извлекает красные шприц-тюбики и раздает нам по две штуки.

— Ну-ка, быстренько, двойную дозу антирада! Через два часа — еще по дозе. А потом начну кормить вас таблетками. С такими дозами облучения шутки плохи. Наташа, помоги Виру сделать инъекции.

— Хорошо еще, что мы не попали туда часа два-три назад, — глубокомысленно говорит Петр, морщась и вонзая себе в бедро иглу шприца.

— Да, спасибо Андрею, что он так удачно сорвался и задержал нас, — подхватывает Анатолий, — а то мы прямо под взрыв угодили бы.

— Ты уж молчал бы, Сусанин хренов, — огрызаюсь я, вкачивая в себя второй тюбик антирада. — Предупреждаю. Еще раз заведешь нас в такую Фазу, в ней и останешься. И никакие Наташа с Леной не уговорят меня изменить это решение.

— Елена Яновна, — спрашивает Сергей, — а сколько мы все-таки схватили?

— Достаточно, Сережа. Вполне достаточно, чтобы за неделю-другую отправиться на тот свет.

— И что? — Сергей держит за иглу пустой шприц-тюбик — Это зелье спасет нас?

— Конечно. Только его надо применять не позднее тридцати минут после облучения. Поэтому я вас и торопила. Если прозевать, то лечение будет и сложнее, и тяжелее.

— Но все-таки вылечиться можно?

— Да. Вылечить можно практически при любой дозе облучения. За исключением, разумеется, тех, которые убивают мгновенно или в течение часа. А сейчас надо с часок посидеть, чтобы препарат действовал в спокойной обстановке. Так он дает лучший эффект.

Не знаю, как у кого, но у меня «эффект» действия антирада, особенно в двойной дозе, всегда выражается исключительной сухостью во рту, слабым головокружением и легким подташниванием. А сейчас ко всему этому добавляется еще и острое чувство голода. Впрочем, голод, кажется, не от антирада. Мы просто ничего не ели много часов, пока карабкались по обледенелым склонам.

По моему предложению женщины занимаются стряпней, то есть готовят обед из пайков космодесанта. А мы с Анатолием, при участии Петра, Сергея и Дмитрия, пытаемся определиться, куда мы попали.

Первый признак развитой цивилизации — активный радиоэфир. В необитаемых Фазах мой радиомодуль удручающе молчит. Здесь же он хрипит, кашляет, чихает и чуть ли не плюется; но ничего более-менее систематического не выдает. Я меняю модуляции, перехожу на магнитную несущую, но ничего осмысленного поймать не могу. Остается теряться в догадках: то ли здесь принцип связи, нам еще не известный, то ли здесь такой своеобразный природный фон. Однако индикатор высокочастотных излучений ведет себя спокойно. Спокойно ведут себя и другие приборы, показывающие наличие опасных факторов. Здесь нет ни опасных микроорганизмов, ни ядовитых газов. Визуальный осмотр местности тоже мало что дает.

Мы находимся на ровном заснеженном поле. Слева, в одном километре, и справа, чуть подальше, темнеют леса. Высоко в небе (оно обычного земного цвета) пролетает стая птиц. Рассматриваю их в очки-бинокль. Птицы крупные, вроде ворон, но явно не вороны. Вот и все, что я сумел установить.

У Анатолия дела обстоят более успешно. По его словам, в этой Фазе достаточно устойчивых зон с подходящими для открытия переходов темпоральными характеристиками. И три из них довольно близко. Ближайшая — на расстоянии около сорока километров. Так что, если нам здесь не найдется работы, мы сможем достаточно быстро и легко уйти в другую Фазу.

— А здесь живут люди, — внезапно говорит Вир.

Он помогал женщинам готовить обед и набирал снег почище, чтобы зря не расходовать воду. Он отводит меня немного в сторону и показывает отпечатки копыт на неглубоком снегу. Верно! Копыта с подковами.

— Интересные подковы, — замечает Сергей.

— Чем же они тебе интересны?

Сергей показывает очень четкий отпечаток копыта. Такой четкий, хоть в рамку вставляй и на стену вешай. Я читал где-то, что было такое хобби: коллекционировать отпечатки копыт знаменитых лошадей.

— Во-первых, ни малейших следов гвоздей. Как они крепятся к копытам? А во-вторых, форма.

Форма действительно интересная. Это не подкова в классическом смысле. Это полоса шириной полтора сантиметра, окаймляющая копыто по контуру. По всему контуру. Такую «подкову» можно было бы посчитать естественным образованием, если бы ее не пересекали очень аккуратные и равномерно распределенные желобки одинаковой ширины. Природа так не умеет.

— Давайте решать, куда мы пойдем? — предлагаю я за обедом. — К зоне ближайшего перехода или по следам подкованного животного? Назовем его условно лошадью.

Большинством голосов решаем идти за «лошадью». Лена выдает нам к кофе на десерт еще по одному шприц-тюбику с антирадом, и мы трогаемся в путь.

Через полчаса нам попадается еще одно свидетельство разумной деятельности: скирда соломы. Скирда как скирда. Солома как солома. Но Петр озадаченно чешет в затылке.

— Посмотри, Андрей, как уложена солома. Ты так сможешь?

Солома уложена плотно и тщательно, как хвойные иглы в муравейнике. Кроме того, ни одна соломинка не поломана и не погнута. Вилами и граблями так не уложишь. Замечаю еще одну деталь. Солома с колосьями. И все колосья пустые, но целые. По примеру Петра чешу «репу». А Лена смотрит на меня и улыбается. Кажется, она уже все поняла, но молчит.

Дальше следы приводят нас в лес, и там перед нами предстает еще одно удивительное зрелище. Вдоль неширокой утоптанной дорожки почти на всех деревьях на одинаковой высоте расположены большие гнезда. В них сидят птицы, напоминающие голубей, но размером с глухаря. Видимо, это те самые, стаю которых я наблюдал в поле. Где-то птицы сидят по одной, а кое-где и по две. Но самое поразительное — другое. Из-под каждого гнезда спиралью вокруг ствола до самой земли спускается желоб. Он заканчивается в корзинке, выложенной мягким мохом. На подстилках лежат яйца, несколько крупнее куриных. Птичник, Время побери!

Дорога через лес тянется более двух километров. И на всем этом пути на нас из гнезд с любопытством поглядывают птичьи глаза. Лена видит мое удивление, снова улыбается и хочет что-то сказать, но в это время мы снова выходим в поле и видим на горизонте движущийся объект. Я рассматриваю его в бинокль. Это — стадо каких-то мелких животных, вроде овец. Стадо сопровождают два всадника. Надо входить в контакт, тем более что стадо движется в нашем направлении.

Подходим ближе и видим, что это действительно овцы и бараны. А сопровождают их две молодые девушки. Завидев нас, они переговариваются, и одна из них покидает седло. Вторая девушка направляется к нам. Приблизившись, она заговаривает с нами. Язык напоминает шведский, и мы быстро начинаем ее понимать и можем общаться.

— Легкого пути вам! Издалека идете?

— Издалека.

— Вы устали. Приглашаю отдохнуть у нас.

— А далеко вы живете?

— Вон, на опушке того леса.

Девушка спешивается и идет вместе с нами. Я внимательно ее разглядываю. Человек как человек. Ничего особенного, кроме глаз. Они большие, с длинными, густыми ресницами, и радужная оболочка имеет необычный бордовый цвет. Одета она довольно просто. На ней свободная куртка или короткое пальтишко из белой замши с пушистым меховым капюшоном. Белый мех обрамляет приятное лицо широкой каймой. На руках у девушки белые замшевые перчатки, отороченные мехом. На ногах белые замшевые брючки и высокие без каблуков сапожки из белой кожи, тоже отделанные по верху мехом.

— Меня зовут Дела. Мы с сестрой гоним домой это стадо. Овцы — животные глупые, они сами дорогу найти не могут.

— Меня зовут Андрей. А куда делась твоя сестра?

— Она отправилась домой, предупредить маму, что к нам идут гости.

Что-то я не уловил. Может быть, перевел слова Делы неточно? А может быть, она использовала в свой фразе какое-нибудь местное, жаргонное понятие? Растерянно гляжу на Лену. Но она, похоже, поняла, о чем идет речь. И, кажется, поняла еще кое-что. Вижу, как она улыбается.

— А много вас здесь живет?

— Клан у нас большой. Но сейчас здесь только я, мама и Клета. Вечером вернутся отец и братья. Они утром погнали стадо свиней в село. А все другие вернутся через несколько дней.

Мы идем за стадом, и я разглядываю животных поближе. Нормальные овцы и бараны. Одна только особенность. На внешней стороне задних ног и на боках у них какие-то странные наросты. У одних они побольше, у других — поменьше, но у всех без исключения. Лошади идут за нами.

Через полчаса мы видим большое куполообразное сооружение желтовато-розового цвета. Возле него еще несколько таких же строений, но поменьше размером. Овцы сами заходят в одно из малых строений, а лошади — в другое. А нас Дела ведет к большому куполу.

Судя по всему, это — жилое строение. Купол имеет около шести метров в высоту и примерно тридцать пять метров в диаметре. Странно, но я не вижу ни одного окна. Входом служат полукруглые арки двухметровой высоты, расположенные в разных местах основания купола. Едва мы подходим к одной из таких арок, как заслоняющая проход розовая перегородка исчезает. Она словно лопается и растворяется в воздухе. Перед нами открывается широкий проход с полукруглым потолком. Потолок светится мягким желто-розовым светом. Мы следуем за Делой и проходим в круглый зал. Освещение здесь такое же, как и в коридоре.

— Здесь вы можете раздеться и оставить свои вещи, — Дела показывает на ряд выпуклых овальных дверок, расположенных по окружности зала. — Потом я проведу вас в туалеты и столовую. Обед мама уже приготовила.

Без всякой опаски и с заметным облегчением освобождаемся мы от тяжелого снаряжения и оружия. Я хочу оставить за поясом «вальтер», но Лена улыбается и отрицательно качает головой. Свой пистолет она укладывает на полочку в ячейке-шкафчике. Кроме того, она снимает тяжелые, надоевшие ботинки и обувается в белые тапочки-чешки, которые достает из заплечного мешка. Следую ее примеру.

Дела проводит нас в соседнее помещение. Это что-то вроде бани. Там уже приготовлено восемь простыней и полотенец. Все вещи, как говорится, «первой категории». Быстро принимаем душ и с наслаждением смываем многодневные пот и пыль. Когда мы выходим из бани, Дела ведет нас в столовую, где уже накрыт большой стол, имеющий форму зерна фасоли. Впрочем, он повторяет планировку помещения.

Там нас встречает высокая, стройная женщина лет тридцати пяти-сорока. С первого взгляда видно, что это мать Делы. В чертах у них много общего. Только волосы у женщины намного длиннее. Они перехвачены на затылке причудливым зажимом и ниспадают по спине до лопаток. Одета женщина в облегающее платье из бежевой атласной ткани со свободными широкими рукавами. Рукава, воротник и подол платья, доходящий ровно до колен, оторочены пушистым белым мехом. На ногах у женщины ярко-желтые блестящие сапожки без каблуков и каких-либо признаков «молний» или шнуровки. Сапожки доходят почти до колен и вверху отделаны таким же белым мехом.

Дела тоже успела переодеться. Она в желтом атласном халатике до середины бедер. Халатик также отделан белым мехом. Белая меховая отделка везде: и на бежевых сетчатых гольфах, и на мягких желтых туфельках или тапочках.

— Проходите к столу, путники, — приглашает нас женщина. — Меня зовут ора Кинбрус. Путь ваш был долог, вы устали и проголодались. К тому же моя дочь, ори Дела, сказала мне, что вы тяжело больны. Сейчас я и сама это вижу. Вот ягоды, они помогут вам справиться с вашей болезнью.

Ора Кинбрус показывает на глиняные чашки, наполненные розовыми ягодами, кажется, брусникой. Помимо «брусники» на столе достаточно всего, что вполне может насытить и большую, чем наша, компанию. Здесь и овощи: листья салата, морковь, капуста и еще что-то. В центре стоит большой керамический сосуд, из-под крышки которого пробивается весьма аппетитный пар. Несколько сосудов поменьше тоже источают аромат жареного мяса и затейливых соусов. Кроме того, на столе стоят большие керамические кувшины, вроде греческих амфор, только с плоским днищем.

Хозяйка первой усаживается за стол. Дела и вышедшая в столовую ее сестра Клета следуют ее примеру. Усаживаемся за стол и мы. Конечно, пайки космодесанта — вещь сытная, питательная, разнообразная и даже вкусная. Я имею в виду наши пайки, а не те, какие мы с Леной смогли сотворить на синтезаторе конструкции ЧВП. Но в любом случае, после того, как поживешь на них несколько дней, а то и недель, «живая» пища вызывает приступ чревоугодия. Особенно такая, которой нас сейчас угощают.

Я не могу точно определить, чем нас угостили в качестве первого блюда. Это было нечто, похожее на борщ, но гораздо вкуснее. А может быть, это мне просто показалось. Дальше последовали отбивные котлеты из нежной свинины и жареные рыбы, вроде сазанов. Все это сопровождалось бесподобными соусами и затейливыми овощными гарнирами. То, что там присутствовали картофель, капуста, морковь и баклажаны, я не сомневаюсь. Но там было что-то еще, трудно определимое. В одних кувшинах был квас, в других хмельной напиток, вроде пива, в третьих — фруктовые или ягодные соки. На десерт мы съели по миске розовых ягод, которые и по вкусу напоминали бруснику, и по большой вазочке превосходного мороженого.

Ора Кинбрус, Дела и Клета тоже не сидели за столом без дела и по части аппетита мало чем уступали нам. Можно было подумать, что они тоже проделали длительный и тяжелый путь и все это время питались пайками космодесанта или консервами, вроде пресловутого «Завтрака туриста».

Когда стол опустел, девушки убирают посуду, а ора Кинбрус отводит нас в большой зал эллиптической формы. Вдоль стен стоят мягкие, удобные сиденья, вроде диванов, только без спинок. Возле них — невысокие эллиптические и овальные столики. На некоторых столиках стоят прозрачные сосуды, заполненные чуть подкрашенной жидкостью. Одни сосуды сферические, другие имеют форму чечевицы, третьи — плоские, как узкие аквариумы.

— Отдохните немного, — предлагает нам ора Кинбрус. — Мы не оставим вас надолго скучать и скоро придем.

С этими словами она покидает нас. Продолжаю осматриваться и нахожу при этом все новые и новые предметы непонятного назначения. Все мои друзья заняты тем же. Все, кроме Вира и Лены. Ну, с Виром понятно. Он вообще никогда и ничему не удивляется. Этим он напоминает английского лорда из старых анекдотов. А вот Лена загадочно улыбается и смотрит на меня. Она словно ждет моих вопросов, с тем чтобы посмеяться над моей несообразительностью. Я не даю ей такой возможности и сразу высказываю свое предположение:

— Полагаю, подруга, что на сей раз переход завел нас в Фазу биологической цивилизации. Иного объяснения я всему этому не нахожу.

— Ты удивительно догадлив, друг мой, — улыбается Лена. — Только непонятно, как это до тебя все-таки дошло? Ты же ни разу не работал в таких Фазах. Да и наблюдал-то их ты крайне редко.

Услышав Ленины слова, все разом оборачиваются к ней. Наташа с Анатолием слышали от Лены о таких Фазах, но видят это воочию (как и я) впервые. Петр, Сергей и Дмитрий о таких, наверное, даже и не слышали. Все ждут от Лены пояснений. Она задумывается.

— Коротко не скажешь, — говорит она, наконец, — а подробно можно объяснять до бесконечности. Главное отличие этих цивилизаций от обычных, хорошо нам известных, в том, что здесь полностью отсутствует техника… Разумеется, в том виде, к которому мы привыкли. Абсолютно все здесь делается с использованием прирученных и специально выведенных животных и микроорганизмов. Причем многие из микроорганизмов создаются искусственно. К примеру, освещение в этом доме; я уверена, что эти прозрачные светящиеся потолки двухслойные, и промежуток заполнен светящимися бактериями. Здесь нет электростанций. Если здесь и используется электрическая энергия, то получают ее не от генераторов, а как продукт деятельности все тех же микроорганизмов. Но очень часто используются другие виды энергии, не только электрическая. Я сразу определила, куда мы попали, как только увидела те скирды. Их укладывали муравьи или другие прирученные насекомые. Они же собрали урожай. Птичники в лесу утвердили меня в своей догадке. А когда я увидела, что одна из девушек после встречи с нами исчезла, я убедилась окончательно.

— Кстати, а куда она все-таки исчезла? — спрашивает Дмитрий.

— Она телепортировалась домой, чтобы предупредить свою мать: к ним идут гости. В биологических Фазах все владеют телепортацией и телекинезом. Поэтому здесь не нужен транспорт. Кроме того, в какой-то мере они все телепаты. Правда, читают мысли они только у тех, кто этого хочет, то есть мыслит ясно и конкретно.

— Подождите, — говорит Сергей, — вы сказали, что они не знают техники. Но как же они построили этот дом?

— А ты обратил внимание, что здесь нет ни одного угла: ни прямого, ни тупого, ни острого? Живая природа не знает углов. Эти здания созданы колониями микроорганизмов по специальным программам. Возможно, в строительстве принимали участие и насекомые. Да! Я хотела бы обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство. Глубочайшие медицинские познания жителей биологических Фаз. Вы слышали, как ора Кинбрус сказала: «Дела сказала мне, что вы тяжело больны. Сейчас я и сама это вижу»? Молодая девушка, не прикасаясь ни к кому из нас, не делая никаких анализов, никаких обследований, поставила диагноз лучевой болезни. И она не ошиблась, Мы все больны. Конечно, антирад свое уже сделал, иначе мы давно уже были бы при смерти. Но лечение требуется еще длительное и упорное. А сейчас я, после миски этой брусники, чувствую себя намного лучше. Разумеется, это еще надо проверить.

— Но почему здесь живут одни женщины? — интересуется Петр. — Здесь, что, царство амазонок?

— Отнюдь, — улыбается Лена, — я не могу сказать, где сейчас находятся мужчины. Но знаю наверняка, что половые отношения в таких Фазах играют главенствующую роль.

Наш разговор прерывается появлением оры Кинбрус в сопровождении Делы и еще двух женщин, лет около тридцати. Женщины одеты в такие же платья, как и ора Кинбрус, но алого цвета. Кроме того, их платья отделаны не мехом, а широкими полосами из белой кожи. Из такой же кожи выполнены и широкие отложные воротники платьев. На ногах у женщин белые высокие, с большими отворотами сапожки.

— Это ора Даглин и оре Даглин, — представляет женщин ора Кинбрус. — Я вызвала их, чтобы они помогли вам вылечиться. Это лучшие специалисты по тому заболеванию, которым вы все страдаете.

Мы вежливо представляемся. Ора Даглин, теперь я вижу, что ей не тридцать лет, а где-то около пятидесяти, подходит к Лене и берет ее за руку. Оре Даглин берет за руку меня. Складывается впечатление, что ее внимательные, большие бордовые глаза видят все внутри меня, наподобие рентгена. Она сокрушенно качает головой.

— И где это вы только умудрились подхватить эту гадость?

— Да вот, нашли такое место, постарались, — отвечаю я с усмешкой.

— Он еще и улыбается! Да вы хоть понимаете, чем вы заболели и какие могут быть последствия?

— Увы, очень хорошо понимаем и о последствиях осведомлены.

Оре Даглин вздыхает и быстро осматривает остальных. Женщины отходят в сторону и начинают о чем-то совещаться. Лене этот тайный консилиум явно не нравится. Она решительно встает, встряхивает волосами и присоединяется к «нашим врачам». Теперь консилиум состоит уже из пяти «медиков». Мы не слышим, о чем разговаривают женщины. Но по мимике и жестикуляции можно составить об этом некоторое представление. Женщины объясняют Лене, каким способом они намерены нас лечить. Лена вносит свои предложения. На это женщины реагируют с удивлением и откровенным недоверием. Лена что-то объясняет, и женщины еще больше удивляются. После этого завязывается оживленная беседа. Сначала солирует Лена, а потом оре Даглин. Лена внимательно слушает и задает уточняющие вопросы. Когда «консилиум» завершается, женщины покидают помещение, а Лена присоединяется к нам.

— И о чем же вы так долго и оживленно совещались? — интересуюсь я. — Я понял, что вы обсуждали методику нашего лечения. И на чем вы остановились? К чему нам готовиться?

— К тому самому, — смеется Лена. — Помнишь, ты говорил мне, что Старый Волк рассказывал тебе о сексуальной терапии, широко практикуемой в биофазах?

— Хм! — крякаю я и обвожу взглядом нашу компанию.

— Не раскатывай губу! — смеется Лена. — К тебе, милый друг, это не относится. Ты, что ни говори, все-таки хроноагент, к тому же экстра-класса. В свое время ты получил хорошую подготовку. И сейчас твой организм, с твоей помощью, разумеется, справился с последствиями облучения настолько, что к тебе нет смысла применять столь радикальное средство. Достаточно будет еще поесть этих замечательных ягодок. То же самое относится и ко мне, и, к моему изумлению, к Наташе с Толей. Я, конечно, занималась с ними, но никак не предполагала, что эти занятия в таких примитивных условиях дадут такие результаты. Они тоже практически здоровы. Разумеется, здесь значительную роль сыграло то, что я сразу же после выхода из зоны заражения ввела вам всем антирад. Но ни Вир, ни Петр, ни Дима, ни Сергей не могут контролировать свой организм и управлять им так, как мы. Поэтому у них и последствия облучения тяжелее, чем у нас. Так что, друзья мои, готовьтесь к сеансам сексотерапии.

Наши друзья переглядываются и пожимают плечами. Похоже, что они не могут понять, о чем говорит Лена. Первым врубается Петр. Он смущенно крякает и робко спрашивает:

— Не хочешь ли ты сказать, что нас будут лечить… — он запинается.

— Вот именно, Петруша! Ты правильно меня понял. Тем самым. К тебе придет оре Даглин, к Виру — ора Даглин. Ну а к Сергею с Димой придут Дела и Клета. Они еще молодые медикусы и поодиночке вряд ли справятся…

— Постой, постой, Лена! — прерывает ее Петр. — Я готов поверить многому. Но, чтобы таким образом можно было вылечить такую тяжелую болезнь! Извини. Это все равно, что массажем или иглоукалыванием лечить рак в последней стадии.

— А вот здесь ты ошибаешься. Не забывай, что мы находимся среди людей, которые в совершенстве познали человеческий организм. Достаточно сказать, что они давно уже расшифровали человеческий геном и продлили себе жизнь почти на тысячелетие. Что же касается секса и сексотерапии, то сегодня ты будешь иметь возможность убедиться в том, на какой высоте здесь стоит это искусство. Я не оговорилась, именно искусство. Больше того, секс здесь не украшение жизни и не ее услада. Здесь он — основное содержание жизни. Сам во всем убедишься.

Наш разговор прерывается появлением женщин. Ора Кинбрус, Дела и Клета несуг подносы, заставленные кувшинами, кружками и блюдечками.

— Мы просим прощения, — говорит ора Кинбрус, — наши мужчины задерживаются и прибудут сюда только завтра утром. Вам придется этим вечером удовлетвориться нашим обществом. Кстати, вы ведь прибыли сюда явно не из нашего Мира.

Я вздрагиваю и привстаю. Ничего себе! Как быстро они нас расшифровали. А ора Кинбрус словно не замечает моего замешательства и продолжает:

— Я не буду выяснять, откуда вы пришли и с какой целью. Спрошу только одно. Чем мы можем вам помочь, помимо вашего лечения? Вы ведь не просто так покинули один Мир и перешли в другой. Значит, вы хотите получить ответы на какие-то, интересующие вас вопросы. И второе: как долго вы намерены пробыть здесь? Не подумайте, пожалуйста, что вы нам в тягость. Просто в зависимости от времени вашего пребывания здесь, мы будем планировать курс вашего лечения.

Мы с Леной переглядываемся, и моя подруга, усмехаясь, качает головой. Мы никак не предполагали, что попадем в такую Фазу, где не только знают о существовании бесчисленного множества параллельных Миров, но и воспринимают выходцев из них как нечто само собой разумеющееся. Причем вычисляют этих пришельцев с ходу. Впрочем, в нашем случае это не составляет особого труда. Ни наша одежда, ни наше снаряжение, ни тем более наше оружие никак не вписываются в «интерьер» Фазы биологической цивилизации. А сверх того, наше облучение. Уж здесь-то никак нельзя схватить такую убийственную дозу. Меня поражает другое. Ора Кинбрус не выказывает никакого удивления по этому поводу. Создается впечатление, что гости из других Фаз навещают их здесь чуть ли не ежеквартально. Если только не еженедельно. Она, видите ли, не намерена выяснять: кто мы, откуда пришли и с какой целью. Она просто интересуется, а чем они могут быть нам полезны? Что ж, примем ее правила игры и будем вести себя так, словно и нам такое поведение абсолютно не в диковинку.

— Срок нашего пребывания здесь, ора Кинбрус, будет зависеть от того, как скоро мы выясним здесь то, что нас интересует, — отвечаю я и добавляю: — Заранее благодарю вас за помощь, которую вы сможете нам в этом оказать.

— Вы рано благодарите меня, — говорит женщина с улыбкой, — прежде, чем оказывать вам помощь, я должна знать, что вы хотите выяснить. Не исключено, что помочь вам в этом будет не только не в моих силах, но я даже не смогу дать вам никакого совета.

Интересно. Она словно заранее извиняется, что не сможет удовлетворить нашего любопытства. Причем не сможет потому, что действительно не сможет; а не потому, что не захочет или потому, что мы можем коснуться каких-либо запретных или секретных вопросов.

— Нас будет интересовать в основном один вопрос. Не было ли в обозримом прошлом или в достаточно отдаленном каких-либо событий в вашем Мире, которые заметно перевернули ваш образ жизни или могли перевернуть его? Причем нас интересуют события не местного, а, так сказать, глобального характера.

Некоторое время ора Кинбрус молча смотрит на нас и задумчиво покачивает головой. Она словно размышляет: стоит ли ей удовлетворять наше любопытство, или мы перетопчемся? Я не тороплю ее с ответом и гадаю про себя; для чего предназначены эти многочисленные сосуды с подкрашенной жидкостью? Наконец ора Кинбрус улыбается и говорит:

— Мне кажется, я поняла, что вас интересует. В принципе я и сама могла бы вам все рассказать. Но лучше пусть это сделает ор Гелаэн. Он наш старейший житель, ученый историк и замечательный лектор.

— Где мы сможем его найти?

— Не надо его искать. Я сегодня же свяжусь с ним, и он завтра же будет здесь. Если, конечно, он завтра будет свободен. Так что, завтра, в крайнем случае через день-другой, вы узнаете все, что вас интересует. Но я не советовала бы вам сразу после этого пускаться в дальнейший путь. Вам всем необходимо вылечиться и хорошо отдохнуть. Я вижу, что путь ваш был тяжел и опасен. Думаю, что и впереди вас ждет примерно то же самое. Не надо спешить.

— Мы не будем спешить. Тем более нам неизвестно, какую информацию мы получим от ора Гелаэна. Может быть, она будет такая, что нам придется задержаться здесь. Надеюсь, наше присутствие здесь не доставит вам особых хлопот?

— Что вы! — улыбается ора Кинбрус. — Милости просим. Чувствуйте себя как дома. Мы всегда рады гостям, откуда бы они ни пришли. Если, конечно, они пришли с добрыми намерениями.

— А откуда вы знаете, что мы пришли с добрыми намерениями? — спрашиваю я.

Лена с недоумением смотрит на меня, и я смущенно умолкаю. Надо же сморозить такую глупость! А еще с Корой несколько дней работал! Они же здесь телепаты. Пусть не все мысли, но самые ясные, их общее направление они читают без труда. А ора Кинбрус деликатно не замечает моего ляпа и с удовлетворением констатирует:

— Значит, договорились. Вы будете жить у нас столько, сколько вам необходимо для решения ваших вопросов. И сверх того, столько, сколько мы посчитаем необходимым для восстановления вашего здоровья и ваших сил.

— Договорились, — соглашаюсь я.

В самом деле, надо сделать небольшой привал. Мы-то с Леной и в какой-то мере Наташа с Анатолием вполне можем продолжать путь хоть завтра. А вот всем другим после этих передряг действительно надо восстановить силы как физические, так и моральные. Одна только последняя Фаза чего стоила. А лучшего места для «привала», чем биологическая Фаза, трудно найти.

А Дела с Клетой уже разносят нам чашки с темным горячим напитком, над которым поднимается ароматный пар. Напиток густой и по внешнему виду напоминает шоколад. Но пахнет он одновременно розой, гвоздикой и еще чем-то тонким, неуловимым и приятным.

Все вооружаются чашками, и под этот слегка сладковатый, терпкий напиток завязывается оживленная беседа. Женщин интересует, откуда мы пришли, где побывали? Они тактично не задают вопросов о цели нашего визита и нашего путешествия по параллельным Фазам. Наших же интересуют подробности и детали жизни биологической цивилизации. Замечаю, что беседующие постепенно разбиваются на партии.

Правда, мешает языковый барьер. Наташа с Анатолием, получившие лингвистическую подготовку, предоставляют нам с Леной возможность беседовать с орой Кинбрус и орой Даглин, а сами выступают в роли переводчиков. Анатолий помогает Петру разговаривать с оре Даглин, а Наташа переводит беседу Димы и Сергея с Делой и Клетой. Только Вир ни с кем не разговаривает. Он просто внимательно слушает. Всех сразу. И ничему не удивляется. Ну, вылитый английский лорд!

Мы с Леной решаем оставить главные вопросы для ора Гелаэна. Сейчас же мы в основном расспрашиваем женщин об их образе жизни, основных занятиях. Выясняется, что клан Кинбрус занимается в основном животноводством. Та отара, которую сопровождали Дела и Клета, составляет лишь десятую часть их овечьих стад. Кроме поставок мяса, шерсти и кожи, клан занимается выведением новых продуктивных пород. Недавно они закончили многолетнюю работу над новой породой свиней. Ор Кинбрус с двумя сыновьями как раз погнали вчера в село племенное стадо.

Со слов оры Кинбрус, я понял, что мясопродукты и кожа получаются здесь «без пролития крови». Веками развиваемая генная инженерия сделала свое дело. Овцы, свиньи и быки регулярно сбрасывают мясные наросты, вроде тех, какие я видел на овцах. Я тогда еще не понял, что это такое. А кожу животные сбрасывают в процессе линьки, как змеи.

Клан Даглин занимается разведением кроликов и птицы. Неподалеку живут земледельческие кланы. Между кланами происходит постоянный обмен продукцией. Но большую часть произведенного клан отправляет в села, в фонды общественного потребления и распределения. Там же они получают все, что им самим необходимо.

Мне хотелось бы еще и еще узнавать интересные подробности жизни и быта биологической цивилизации. Поговорить об ее энергетике, металлургии, об их социальном устройстве. Но разговором постепенно завладевает Лена. Ее больше интересуют вопросы генетики, медицины и психологии. Я, конечно, разбираюсь и в этих вопросах. Хроноагент должен знать все. Но знать и живо интересоваться — это, как говорят в Одессе, на Привозе, две большие разницы.

Потеряв нить разговора, я отвлекаюсь и наблюдаю за другими группами. У Димы и Сергея с Делой и Клетой беседа идет весьма оживленно. Наташа еле успевает переводить. Впрочем, мне кажется, что эти пары уже не нуждаются в переводчике. Глаза Дмитрия поблескивают, он подолгу задерживает свой взгляд то на ножках Делы, до самого предела выглядывающих из-под халатика и соблазнительно обтянутых сетчатыми гольфами, то на полушариях грудей Клеты, выглядывающих через низко расстегнутый ворот. А девушки действительно выглядят весьма привлекательно. Дмитрий знает, что ему предстоит этой ночью, и ему явно не терпится приступить к этой «медицинской процедуре». Сергей выглядит более сдержанным, но и у него глаза поблескивают, время от времени. Особенно когда Дела, закидывая ножку на ножку, слегка касается его носком тапочки.

Неожиданно раскрывается тайна наполненных водой сосудов. Дела встает, подходит к одному из них и что-то делает. Откуда-то звучит негромкая музыка, а в сосуде розоватая жидкость слегка туманится и словно закипает. Над сосудом даже поднимается легкий пар. Внезапно сосуд исчезает, и на столе появляются блестящий белый подиум овальной формы. На подиуме группа обнаженных мужчин и женщин исполняет замысловатый танец. Не танец даже, а сложную балетную сюиту. Изображение настолько реальное, что создается эффект полного присутствия. Танцующие фигуры можно разглядеть со всех сторон и во всех подробностях.

Не успеваем мы удивиться, как Дела удивляет нас еще больше. Присмотревшись к рисунку танца и прислушавшись к музыке, она начинает двигаться в ритме танцующих на подиуме фигур. Постепенно девушка втягивается в ритм, и уже создается иллюзия, что она — одна из танцующих на столе; только увеличившаяся в размерах, соскочившая на пол и успевшая надеть желтый халатик и гольфы.

Но Дела, уже полностью попавшая под власть музыки и втянувшаяся в танец, захваченная его ритмом и каким-то неведомым нам смыслом, устраняет одно из несоответствий. Плавными движениями, в такт музыке, она развязывает поясок халатика, и желтая атласная ткань скользит по ее плечам и при очередном па отлетает в сторону. Девушка танцует перед нами в одних лишь тапочках и сетчатых гольфах. Во время одного из движений она освобождается и от тапочек. Теперь она почти не отличается от танцующих на столе. Ажурные гольфы — не в счет.

Я откровенно любуюсь совершенством форм тела девушки и ее грациозными движениями. Ловлю себя на том, что во мне появляется желание тоже раздеться и присоединиться к этому танцу. Останавливает меня только одно. Я просто не смогу танцевать такой сложный танец и совершать такие отточенные движения. Мое появление разрушит гармонию. Окинув взглядом присутствующих, замечаю, что почти все из нашей команды, включая и Вира, испытывают примерно то же, что и я. Особенно выделяется Дмитрий. Он прямо-таки ерзает в кресле. Если бы не рука Наташи, которая твердо лежит у него на плече, он бы уже вскочил, сбросил одежду и присоединился бы к Деле. Я усмехаюсь: это было бы то зрелище.

А вот местные женщины смотрят на Делу по-другому. Они оценивают ее движения с иной точки зрения. Я бы сказал: профессионально. Только такая мысль приходит в мою голову, как оре Даглин встает со своего места и подходит к Деле. Пока она идет эти несколько метров, ее походка меняется, и она как бы входит в ритм танца. Она занимает позицию рядом с Делой и повторяет ее движения один к одному. Сразу становится ясно, что оре Даглин более искушена в этом деле. Ее движения более пластичны и грациозны. И это несмотря на то, что Дела танцует нагая, и ее движениям ничто не мешает, а Даглин демонстрирует свое искусство в облегающем платье и сапожках.

Впрочем, как выясняется, это была не демонстрация, а урок. Внимательно посмотрев на оре Даглин, Дела несколько изменяет характер движений. Даглин оценивает результат, удовлетворенно кивает и возвращается на место. Но Дела недолго остается одна. Клета сбрасывает халатик и туфельки и присоединяется к сестре. Теперь они танцуют вдвоем. Характерные движения обнаженных девичьих тел, движения фигур на столе и своеобразная музыка делают свое дело. У меня создается такой настрой, что я готов сию же секунду переспать со всеми присутствующими здесь женщинами. Можно и со всеми одновременно. С опаской поглядываю на Петра, Дмитрия и Сергея. Не дай Время, они сейчас сорвутся. Впрочем, я замечаю, что Лена с Наташей тоже разрумянились, и глаза у них поблескивают.

То, что нам демонстрируют девушки, ни в коей мере не напоминает пресловутый стриптиз. Это на несколько порядков выше. Ни одна профессиональная стриптизерша не сумеет подать себя так ярко и выразительно, как Дела и Клета. Впрочем, девушки отнюдь не «подают» нам себя. Этот танец для них — такое же естественное действие, как для наших людей механическое отбивание такта понравившейся, захватывающей мелодии. Они совершенно не заботятся о том, чтобы произвести на нас какое-то впечатление, тем более эротическое. Для них это что-то вроде гимнастики, оздоровительного комплекса, необходимого в их возрасте. Недаром оре Даглин только поправила Делу, указала ей, как верно выполнять некоторые движения, и сразу вернулась на свое место.

Музыка неожиданно обрывается на тревожном высоком аккорде. Клета застывает, вытянувшись в струнку и подняв руки над головой. А Дела падает на колени позади сестры, обхватывает ее бедра и талию руками и прижимается щекой к ягодицам. Примерно в таких же позах застывают и фигуры на столе.

Мы вздыхаем и начинаем потихоньку приходить в себя. Но через минуту вновь звучит музыка. На сей раз она в несколько замедленном ритме. Но мелодия какая-то более ласковая. Я бы сказал: более эротическая. Фигуры на столе оживают и начинают ласкать друг друга. Играть в эротические игры, можно так это назвать. Я с опасением смотрю на сестер. Но девушки спокойно подбирают свои халатики и накидывают их на плечи.

А на стол я стараюсь не смотреть. Там такое творится! Правда до прямых актов дело еще не доходит, но если смотреть на эти игры достаточно долго, то… Впрочем… А ведь то, что проделывают эти актеры, трудно назвать иначе чем искусством. Я вспоминаю, что рассказывала мне Кора Ляпатч. Как она училась, тренировалась и готовилась стать звездой сексуального театра. Что ж, в каждой Фазе свое искусство. Теперь я уже по-другому смотрю на действо, разыгрываемое на столе, и нахожу его действительно прекрасным и захватывающим. Но совсем иначе воспринимают это зрелище наши новые товарищи.

Петр отвернулся от стола и возобновил разговор с оре Даглин. Сергей последовал его примеру, и теперь он внимательно слушает Делу. А вот Дмитрий только делает вид, что занят разговором. Он весь там, на столе. Время от времени он делает глотательные движения и облизывается. Едва он отводит взгляд от стола, как на глаза ему попадаются Дела или Клета. Их вид никак не способствует восстановлению его душевного равновесия. Если Клета надела халатик в рукава и слегка запахнула его внизу, оставив открытыми только груди, то Дела лишь накинула халатик на плечи и сидит почти в том же виде, в каком только что танцевала. Она закинула ногу на ногу и покачивает лапкой, обтянутой сетчатым гольфом в опасной близости от Дмитрия.

Ора Кинбрус бросает взгляд на один из сосудов, где, как я заметил, окраска меняется в каком-то определенном порядке. Сейчас внизу жидкость зеленая, а вверху слой начинает синеть.

— Время уже позднее, — говорит ора Кинбрус. — Пойдемте, я провожу вас в ваши комнаты, где вы отдохнете и будете жить, пока остаетесь у нас.

Мы соглашаемся, встаем и идем за ней. По широкому коридору, плавно забирающему влево то с одной стороны, то с другой, попадаются полукруглые проемы, занавешенные желтыми или розовыми занавесями. В одну из комнат ора Кинбрус поселяет Вира, рядом располагается Петр. Чуть дальше она определяет Сергея с Дмитрием. Затем она спрашивает нас:

— Вы как предпочитаете: парами или отдельно?

— Парами, — отвечает за всех Лена.

Ора Кинбрус кивает и определяет нам комнаты. Мы с Леной откидываем занавеску, заслоняющую вход и останавливаемся на пороге. При нашем появлении куполообразный потолок начинает мягко светиться. Но это не тот розовато-желтый свет, к которому мы уже успели привыкнуть. Здесь преобладает нежно-сиреневый оттенок. При этом освещении мы осматриваемся.

Центральную часть занимает большое ложе овальной формы. Оно невысокое, чуть выше колен. Выстлано оно мягкой голубой тканью, вроде бархата. У стен — еще два ложа, поменьше. Но на них свободно может спать взрослый человек. Еще в комнате два дивана, небольшие столики и два стенных шкафчика.

— А что, друг мой, — говорит Лена, оценив обстановку, — здесь не так уж и плохо.

— Даже очень хорошо, — соглашаюсь я, — только надо бы сходить в гардеробную, взять кое-какие вещи и переодеться.

— Ты собираешься спать одетым?

— Отнюдь. Я имею в виду завтрашний день. Не ходить же здесь в камуфлированных комбезах.

— Верно. Сходи и принеси все, что нужно. Мне возьми кожаный костюм и белую блузку. Вот еще что, захвати ноутбук. При всем моем знании биологических Фаз я вряд ли смогу работать на здешних компьютерах.

— А они здесь есть?

— Конечно. Ты их уже видел, но не понял, что это они. Помнишь прямоугольные сосуды и чечевицы. Прямоугольники — это системные блоки, а чечевицы — мониторы.

Я только крякаю и отправляюсь в гардеробную. Проходя мимо помещения, которое занимают Дмитрий с Сергеем, я замедляю шаг. Занавеска прикрыта только наполовину, и из комнаты доносится звонкий смех Делы и Клеты и их голоса.

— Нет, не так! Не надо напрягаться. Да не так ты ложишься!

— Клета! Он же не понимает нашего языка! По-нашему говорят только Лена с Наташей и Андрей с Толей.

— Тогда ты ляг сама и покажи ему, что надо делать. Он поймет.

— Димка, — слышится недовольный голос Сергея, — не кобенься и не лапай девчонок. Делай все так, как они показывают. Они, сдается мне, свое дело лучше нас с тобой знают.

Я усмехаюсь и иду дальше. Забираю цивильную одежду для себя и Лены. Там же переодеваюсь. Сбрасываю надоевшие комбез и сертон, здесь можно обойтись и без них. Облачаюсь в брюки и рубашку. Захватываю Ленин костюм, ноутбук и направляюсь к себе.

Захожу в наше помещение и столбенею от неожиданности. Лена сидит на краю большого ложа. На ней атласный халатик малинового цвета и красные сетчатые гольфы. И халатик, и гольфы по краям отделаны белым пушистым мехом.

— Ну, как я выгляжу? — интересуется Лена.

— Вполне адекватно, — хвалю я ее, — только, где ты все это взяла?

— Позаимствовала у Делы. Но по выражению твоего лица я вижу, что-то не так.

— Все так, только цвета не твои. Непривычно.

— Для разнообразия пойдет. А что ты скажешь на это?

Лена соскакивает с постели, подходит к стене и нажимает какой-то выступ. Начинает звучать тихая музыка, вроде той, под которую танцевали Дела и Клета. Лена начинает танец, почти в точности повторяя движения девушек. При этом полы ее халатика распахиваются, и она сбрасывает его на пол, оставаясь в одних гольфах. Я только головой качаю. На такое способна, пожалуй, только одна Ленка.

А Лена в танце приближается к стене и что-то снова переключает. Музыка меняется. Теперь звучит та мелодия, под которую фигуры на столе занимались эротическими играми. Лена медленно приближается ко мне «кошачьей» походкой. Тут уже и я не выдерживаю. Быстро сбрасываю рубашку и брюки и так же медленно движусь навстречу подруге.

Повинуясь музыкальному ритму, мы с ней начинаем осторожно касаться друг друга. Сначала издалека, но постепенно сближаемся, и ласкающие касания принимают уже иной характер. Соски ее грудей касаются и трутся о мою грудь, живот и бедра. Мои пальцы играют ее сосками, гладят шею, поясницу, ласкают ягодицы. Дальше ласки принимают все более интенсивный и интимный характер. Мы опускаемся на ложе, и для нас перестает существовать все на свете, кроме нас двоих.

Ноги Лены в красных сетчатых гольфах то высоко взлетают вверх, то падают мне на спину и обхватывают ее. Лена то сладостно стонет, то вскрикивает. Но это — не конец. Это — только начало. Начало долгой радостной ночи, полной утех сладостного обладания друг другом.