"За Пределом" - читать интересную книгу автора (Лобанова Елена Константиновна)

Глава 8

Дракон получился страшный, но противный. Довольно улыбался, глядя на чучело, только Даэрос. Ну, никто не опознал бы в странном чудовище известный сказочный персонаж. Некоторые атрибуты присутствовали, но общий образ не имел с драконами ничего общего — ни с воздушными, ни с водными. Неопознаваемого зверя разместили на площадке крутого склона — повыше, чтобы никто не мог рассмотреть это чудо вблизи. Сульс, как творец шедевра чучельной архитектуры, имел собственный выход на площадку для ухода за дивной тварью. Уход требовался регулярный.

Оружейник поставил перед собой задачу — сделать так, чтобы у дракона светились глаза. И решил её просто, как решал и все остальное. Он натянул глазницы выползня на жестяные фонари. В них следовало вставить масляные плошки и зажечь чудовищу взор. Пламенный. Взор не желал возжигаться. Воздуха не хватало, светильники гасли. Даэрос и Нэрнис полночи наблюдали за мучениями Сульса. Чудище гасило один глаз, потом другой и редко, когда оба сразу. Помучившись, оружейник сделал отверстия над глазницами. Тяга, наконец, образовалась, и зверь приобрел не только горящие глаза, но и дымные брови. Масляные светильники немилосердно коптили. Но, издалека это было не очень заметно, и творец остался доволен. После первых суток горения, не совсем подсохшая шкура ссохлась, особенно в области горячих фонарей. Глаза у дракона получились выпученные, как будто он увидел себя в зеркале.

Сульс регулярно доливал масло. Этот процесс требовал сноровки и некоторого чувства равновесия. Оружейник проходил по хвосту зверя, пробирался через отверстие в спине внутрь брюха и совершал свой ежевечерний ритуал по доливанию и возжиганию. Изнутри чудище было пустым, как недостроенный корабль и, действительно, имело с кораблями некоторые общие детали.

Пока шкура высыхала, натянутая на камень, Сульс принял кардинальное решение и устроил в бывшей конюшне «верфь». Даэрос был уверен в успехе, еще когда создавал по эскизу оружейника каменную основу для будущего зверя. Но результат превзошел все ожидания. Абсолютно не корабельные сосны предгорий были пущены на «бортовые» балки, и бывший выползень обрел новые ребра в большом количестве. Следом за мордой, которая грелась от полыхающих ночами фонарей, бока дракона усохли под осенним солнцем. Пучеглазый дракон стал костлявым и очень голодным на вид.

Поставить чучело на собственные ноги Сульс пытался три дня. Но лапы, набитые опилками, несмотря на дополнительные бычьи — для поддержки хвоста, не желали работать подпорками. Горные ветра грозили покалечить домашнего любимца Черного Властелина. Пришлось укладывать чучело на брюхо. Задние лапы разместили по обе стороны от костлявого туловища пятками вперед. Так обычно падают дети, когда еще толком ходить не научились. Но образ в целом получился не детским. Бычьи ноги свесили на одну сторону, и конструкция приобрела почти законченный облик: голодный, изувеченный жизнью выползень, рожает быка и удивляется. Когда Сульс приделал чудовищу крылья, сшитые из коровьих шкур, ветер опять чуть не испортил всю работу. Части тела «от гигантской летучей мыши» ловили воздух не хуже парусов. Проблему оружейник решил легко. Раз у дракона уже имелись некоторые корабельные части, то почему бы не добавить такую необходимую каждому кораблю вещь, как балласт. Сульс добавил не скупясь, благо недостатка в камнях не ощущалось.

Внешние отделочные работы оружейник провел с особым тщанием. Желанные серпы и косы были слишком далеко внизу, у селян. Поэтому местное Темное население в добровольном порядке сдавало художнику старые запасы из семейных арсеналов. Попробуй не сдай — Великий Открывающий не велел убивать наглого человека, а человек стремился в эти арсеналы залезть лично. Он, вообще, в начале претендовал не на железо, а на нефраль. Чтобы не ржавело и всегда сверкало. Но Открывающий призвал его к порядку, и творец чудовищ удовлетворился метательными ножами. Чтобы все прониклись степенью своей несознательности, он целый день у озера драил песком полученные полторы сотни ножей и громко сетовал на жадность эльфов. Темные на некоторое время прониклись к нему ненавистью. Их раньше еще никто не называл подгорными скрягами, душителями искусства и, тем более, тощими безбородыми гномами.

Ножи украсили сверкающей бахромой вечно распахнутые, как у испуганной курицы, крылья. Чудовище вышло разноплановым, многосоставным и, как оказалось — многофункциональным. Нэрнис и Даэрос осмотрели готовый «устрашающий фактор» и, обнаружив внутри пустоту, решили провести летные испытания. Сульсу было велено открыть зверю рот и сделать дырку в хвосте. Оружейник, ругаясь, распарывал пасть и настаивал, что оба эльфа не имеют никакого права вмешиваться в его творчество и требовать облик иной, нежели он замыслил. Облик и впрямь по началу несколько потерял по части страшности. Такая скотина, с жалобно распахнутой пастью выглядела не только не пугающе, а как бы умоляла: «Добейте меня кто-нибудь». Сульс глянул на результат и прослезился. Грозный облик был восстановлен при помощи оставшихся ножей. Огород клыков, которыми мог бы гордиться любой дракон, придал общему виду логическую завершенность. Заодно и выпирающие ребра получили объяснимую причину — попробуй поесть, если пасть не закрывается с такими «зубами».

Темные сбежались на внешние галереи посмотреть на первый полет и работу Светлых в паре. Аль Манриль использовал свои возможности, чтобы держать «дракона» на воздушных потоках, а Нэрнис отвечал за постоянное перемещение смерча из головы в хвост, что требовалось для передвижение крылатого чучела вперед — назад. Он закрутил смерч внутри чудовища, и дракон подпрыгнул на брюхе. Даэрос был вынужден пообещать Сульсу другого выползня на случай трагической гибели его пробного шедевра.

Морнин завел воздушные потоки под крылья, и тварь отправилась в первый полет. Сначала у Светлых получалось не слишком ладно — чучело мотало, как осенний лист ветром, благо хоть не падал. Но потом привыкли, сориентировались, и дракон стал бодро летать вперед-назад. Назад он летал хвостом вперед, поэтому не очень напоминал нормальное животное. Птицу — тем более. Хотя, кто может потребовать от драконов чего-то нормального или доказать, что они летают не так как надо? Потом кое-как справились с разворотами. Морнин придумал менять силу потока под левым и правым крылом. Во время первой пробы этой идеи чучело чуть не спикировало вниз. Но самое ценное качество изобретения Сульса, выяснилось, когда племянник и дядя решили поднять дракона на новую высоту. Нападение такой твари из-за облаков должно было по задумке выглядеть впечатляюще.

Морнин переместил потоки ближе к драконьей морде, так, чтобы они били под передние края крыльев, а Нэрнис еще раз воспользовался объемом внутри чучела и прибавил к первому смерчу второй. Дракон задрал морду и рванул навстречу облакам. Его стремительный взлет был красив. Сульс с восторгом слушал восхищенные вздохи эльфов. Чучело еще не достигло зенита славы и всеобщей признательности, как отверстие на конце хвоста расширилось, расползлось, и балласт, выносимый наружу собственным весом и смерчем, обрушился камнепадом на сверкающий скальный пейзаж. Потеряв изрядную часть веса, дракон стрелой вознесся ввысь.

Приземляли облегчившегося летуна с трудом. Сульс мешал. Он завывал от горя и требовал вернуть ему Глиса в целости и сохранности. Оказывается, пока оживленный воздухом зверь летал, оружейник придумал ему имя. Грозное Летающее Изобретение Сульса — Глис.

Самые смелые Темные с веревками дождались дракона на площадке и заякорили чучело за задние лапы. Даэрос осмотрел причиненные шкуре повреждения и внес бесценное, по мнению Сульса, предложение: часть балласта закрепить намертво, устроив поверх него настил вроде нижней палубы. Отверстие на конце хвоста должно было приобрести жесткость за счет вставленного внутрь обода от любой подходящей бочки. Дракон, конечно, получался тупохвостым, но зато через это отверстие можно было сыпать на голову врага специально подобранные по размеру камни. Во время боевых действий грозное орудие следовало приземлять, досыпать через дырку в спине валом на «палубу» булыжники и отправлять в следующий полет.

Конюшню-верфь немедленно переименовали в «каменный арсенал». Подданные Инэльдэ отправились к верхним склонам за самым древним в мире оружием. Даэрос поздравил Сульса и потребовал, чтобы к утру Глист был готов к боевому вылету. Обидеться на «глиста» оружейник не успел. Полутемный пояснил: Грозное Летающее Изобретение Сульса Травматическое, и многозначительно указал на испорченные кинжальные скалы, которые утратили часть своих пиков и острых граней.

Инэльдэ была восхищена и видом Глиста и его разрушительной мощью. Предназначение Сульса теперь стало для неё очевидным. Никакой разум, кроме истерзанного творческими потугами, не смог бы родить такую восхитительную, безобразную, летающую камнеметалку. Камне-сыпалку. Камне… В общем, убивать орков таким способом было не только оригинально, но и приятно. Её смущали только бычьи ноги, которые такому пучеглазому созданию были вроде бы и ни к чему. Даэрос пообещал, что в следующий раз художнику не дадут в руки лишнего. Будет работать только со шкурами. Сульс немедленно встрял и затребовал все коровьи рога, которые имеются. Если ему отказывают в свободном творчестве в одном месте, то он имеет право реализоваться в другом — не под брюхом, так на спине дракона. «Шипастый хребет» и «многорогая» голова звучали не плохо и рога оружейнику заранее уступили.

К сожалению самого Даэроса, «следующий раз» не замедлил наступить ближе к вечеру. Ларгис доложил, что под самым нижним уровнем имеются пещеры, и он просит их открыть. Это означало, что выползни могут появиться у Сульса в гораздо большем количестве. Если Полутемному удастся их придушить. Нэрнис не мог гарантировать, что он без вреда для шкуры сможет направленно выплеснуть из неё содержимое. К тому же он еще не пробовал работать, забравшись под землю весь, а не только мыслью по наводке брата. Даэрос обреченно вздохнул, объявил, что в Синих Горах заводятся дурные привычки, и велел Ларгису раздобыть масла. Инэльдэ одарила Полутемного горящим взглядом. Пришлось вздыхать еще раз. Темная дева излучала своими дивными очами далеко не только страсть. Или — не столько страсть. Если, конечно, не считать, что азарт, это и есть самая натуральная страсть в чистом виде.

Ларгис получил еще один повод для гордости и ощущения «всё — как дома». То, что надо для хорошего скольжения, он нашел быстро и даже без посторонней помощи. Любой здешний Темный мог бы ему рассказать, что хранилище масла раньше было единственным помещением с характерным запахом, пока не появился Сульс со своими заквасками.

Какое-то время спустя, после появления Предела, Темные эльфы Синих Гор научились отжимать масло из горючих сланцев. Уголь исправно привозили гномы, а эти, пропитанные горючим камни приходилось добывать самим на дальних отрогах. Занятие было опасным, хотя до некоторых пор жизнь вообще не баловала Темных безопасными занятиями. Вместительные глиняные бочки хранилища содержали в себе ценный продукт, который использовали и для коптящих ламп, и для пропитки факелов, а в случае крайней нужды жгли для обогрева, что было, конечно, слишком расточительно. Но Великий Открывающий Даэрос получил в свое распоряжение целое ведро сланцевого масла[1] — не без помощи дышавшего через раз Разведчика.

Местное подгорное население давно не обращало внимания на неприятный резкий запах — даже небольшая плошка с таким содержимым отравляла воздух в комнате. А уж когда оно горело… Даэрос до этого вечера рассматривал неудобство от использования зловонного продукта, как временное — жизнь наладится, и можно будет наслаждаться хоть цветочными ароматами. Но получить целое ведро для себя лично он никак не рассчитывал.

Если бы Даэрос был так же опытен в боях с выползнями, как Амалирос, то он бы ни за что не воспользовался таким сомнительным средством, как то, которое ему торжественно вручил Ларгис. То есть — не стал бы мазаться вообще. Запах — запахом, так еще и темно-коричневый цвет не мог не настораживать. Но на счету Полутемного был только один выползень, да и тот — средний. Даэрос понимал — таких замечательных драконов, как Глист надо размножать. Ради этого стоило потерпеть и цвет и запах. Даже Нэрнис убеждал не рисковать и использовать все средства защиты, раз уж брат собирается воевать с выползнем. Сама рискованная затея Светлому не нравилась. После недолгих препирательств решили, что Даэрос пойдет вниз с ведром, и если почувствует, что выползень в пещере имеется, то так уж и быть, намажется этим… маслом. Сульс обещал помочь — хоть искупать всего «Принца» в масле, лишь бы новый трофей был большой и целый.

По дороге вниз Полутемный рассуждал над другими возможностями получения нужной шкуры. Например, попробовать, как раньше, ободрать зверя. Освежевать. Пусть и живьем. Свою шкуру Даэрос тоже любил и не стремился с ней расстаться. В конце концов, как боевая единица, он был гораздо эффективнее дракона, даже камнеметательного. Нэрнис поддерживал его мнение — такой брат у него один, и если получится под горами повторить с живым выползнем то, что они сделали с мертвым, то он поддержит Даэроса всеми Светлыми силами.

Принятию разумного решения помешала Инэльдэ. Она выразила сомнение в том, что Даэрос вообще способен прикончить большую взрослую тварь руками, как это регулярно делает Повелитель Амалирос. Полутемный сразу понял, откуда подул такой сквозняк: Ларгис Ар Туэль предавался воспоминаниям о своем драгоценном Выползне в присутствии родственницы. Нэрнис тоже догадался, кто снабдил эту Темную Деву живописными подробностями глупых схваток и мысленно помянул нехорошим словом и всех Дев, и всех их родственников.

К процессии пытались присоединиться подданные Инэльдэ с разных уровней. Кого-то удалось отправить обратно, придумав неотложное дело, благо перед нападением орков дел было много. Но те, кто отдыхал изгнанию не подлежали. Они имели право находиться где угодно. И Таильмэ тоже имела такое право. Как только вся «правящая верхушка» собралась вниз, она присоединилась, сопровождаемая охающей Пелли и сопящей Вайолой. Вайола долго сердиться на Даэроса не могла — до первого обеда. А Пелли не умела даже на сытый желудок. Теперь эта странная троица шла сзади вроде как сама по себе, и приказать им уйти наверх повода не было. Таильмэ показывала «новым подругам подземные уровни». Так и сказала — достаточно громко, чтобы Инэльдэ и, особенно, Нэрнис уяснили «истинную» причину прогулки.

Нэрнис решил держаться стойко и не обращать на неё внимания. Три дня назад Таильмэ все-таки не нашла его в Цитадели Властелина, хотя точно видела, что он туда ушел. Светлый отсиживался в каменном мешке для особо провинившихся пленников в собственной темнице. В такое место Темная заглянуть не догадалась и ушла ни с чем. Ему определенно не нравилась навязчивость Девы, которая в одну ночь стучится в дверь его брата, а на другой день не менее настойчиво ищет его Светлого общества. Наверное, опять для беседы про луну и звезды.

Считать звезды с Таильмэ Нэрнис не собирался. Хитрая Дева это поняла и сменила тактику. Бегать за братьями, которые все время куда-то спешили, было невозможно. Ар Ниэль выбрала самый простой способ успешной засады — поближе к «дому».

Самой доверчивой жертвой её коварства стала Вайола. Одно восхищение секирой и обещание научить метать ножи открыло Таильмэ доступ в комнаты Воительницы — в любое время. Это, конечно, был самый дальний конец заветного коридора. Пока. Но ножи вонзались в новый щит громко, а потом грохот стал разноситься по всему коридору. Пелли в соседних комнатах заинтересовалась, чем это занимается её боевая подруга? Подруга вместо ножей метала секиру. Сила заменяла умение, и если оружие не билось в щит плашмя, то втыкалось в него совершенно тупой рукояткой. Хотя, иногда получалось и как положено. Эти броски сопровождались восторженным ревом Вайолы и нежным щебетанием Таильмэ. Ну, как тут не поинтересоваться? Поинтересовалась и осталась досматривать «тренировку». Потом как-то слово за слово, и вечером две девы из-за Предела обрели третью подругу — очаровательную Темную, внимательную, интересующуюся всем, чем ни попадя, их историей, способностями братьев и особенностями Дома Аль Арвиль.

Пелли восхитилась вышивкой по камню. Таильмэ переместилась еще на треть коридора ближе к цели. Цель, помимо своего высокого положения и яркой внешности, имела приятное обыкновение навещать сестру по вечерам и развлекать её рассказами. Оставалось только помириться с Инэльдэ и заполучить её в союзницы — для полного боекомплекта перед решающей атакой. На Открывающего Даэроса претендовать было неразумно, как выяснилось, но его очаровательный брат был совершенно неподобающе свободен.

До обретения такой бесценной подруги как Вайола, Таильмэ еще слегка смущалась своей настойчивости. Настойчивость эта происходила вроде бы как из ниоткуда и заставляла совершать избалованную вниманием Темную такие вот несуразности — искать, ждать, подкарауливать. Но гномская красавица с секирой так интересно обосновала, зачем ей эта секира нужна, что Таильмэ быстро и с удовольствием впитала новые идеи. Она сделала вывод из теорий Сестер Оплодотворительниц, как лучшая выпускница этого Ордена: «Обязан». И нечего сомневаться. Сам виноват.

Даэрос не был уверен, что сможет, как Амалирос почувствовать зверя в пещере. Но чувствовать не пришлось. Тварь решила поесть и звуки копошащегося в воде выползня услышали все, кто пришел на нижний уровень. Кроме разве что Пелли и Вайолы — они не обладали Темными чувствительными ушами и испугаться не успели. Представив себе толщину пола, Полутемный оценил размеры подгорной твари. Будь он Амалиросом, он бы на себя и самого мелкого тарла не поставил. Даэрос прислушался еще раз, и определив, откуда исходит звук, решил открыть не обычный проход — вниз и в обход пещеры, а вскрыть пол — сверху. Может тогда Инэльдэ посмотрит на выползня и начнет слезно умолять ценного Открывающего не кончать жизнь самоубийством? В любом случае, лучше было сначала самому посмотреть на выползня, чем дать ему возможность «увидеть» Даэроса первым. Пусть эти твари и слепые, но нюх их никогда не подводил.

Набившихся в коридор Темных любезно пригласили выйти вон — Открывающий будет работать. Инэльдэ уходила последней. Даэрос с сожалением отметил, что сомнения в её глазах так и не появилось. Нэрнис никуда уходить не собирался. Он обещал попытаться прибить выползня, даже если Сульс полысеет от горя. Лишь бы тварь не выскочила. Выползни не отличались особой прыгучестью в высоту, но тут все как раз от высоты и зависело. А точнее, от глубины — это откуда посмотреть.

Полутемный сосредоточился. Пещеры внизу он еще не видел и мысленно соединить «здесь и там» не мог. Приходилось ориентироваться только на «здесь». Пол под ногами качнулся, камень издал глубокий стон и стал расходиться от центра зала волнами, как круги на воде. Волны поднимались и застывали, их нагоняли следующие, пока, наконец, в центре не образовалось отверстие. Толщина пола оказалась впечатляющей — почти в рост самого Даэроса. Внизу пока ничего не было видно, кроме небольшого пятна света на полу. Но слышно стало лучше. Потревоженный зверь захлестал хвостом, почуяв новые диковинные запахи. Сразу же стало понятно, насколько глубокой оказалась пещера — никакой выползень не допрыгнет. Бросили вниз факел. Шипение и топот указывали, что тому, кто был внизу, такое вторжение очень не понравилось — зверь ушел далеко в сторону. Теперь, увязав наружную и внутреннюю части Полутемный уже уверенно «измыслил» результат, и пол, послушный его воле, расступился в стороны, образовав над пещерой круговой балкон. Уж делать, так делать. Вниз посыпалась пыль и мощный борт балкона обзавелся резными сквозными узорами.

Нэрнис осмотрел результат. Теперь каждому, кто будет входить в этот бывший зал по одному из семи коридоров, придется гулять по балкону, для перехода в другую часть подгорных владений Инэльдэ. Но мелкое неудобство того стоило — получилось красиво.

Факелы привязали к веревкам и свесили вниз. Жаждущие зрелищ не преминули вернуться, как только затих камень. Всем хотелось посмотреть на зверя с безопасного расстояния и оценить пещеру. Инэльдэ была в восторге. Вдалеке виднелась гладь воды, прямо внизу — перемазанный пометом пол, но стены самой пещеры терялись во мраке. Это новое помещение оказалось намного больше, чем зал с резным балконом, а насколько больше, предстояло узнать Даэросу. Теперь он мог открыть боковой проход и идти разглядывать свое достижение изнутри. Уж с одной-то стороны протяженность пещеры можно было распознать — там спрятался и шипел злобный выползень. Наверное, еще не освоился. Как освоится, начнет метаться.

Факелы подняли повыше и стали ждать. Нэрнис посмотрел на эту сцену со стороны и решил, что она очень напоминает ему рыбалку. Только рыбаки никогда не запускают в воду червей в свободное плавание. Даже не планируют. Самым азартным рыбаком была Инэльдэ. Она раскачивала веревку, чтобы факел осветил побольше места внизу и чтобы веревка не перегорела. А то отгорит и отвалится в самый интересный момент — когда выползень, наконец, вылезет из темноты.

Выползень вылез. Он метнулся через пещеру, к другому её краю, хлестанул хвостом по воде и снова исчез. Но и такого краткого появления было достаточно. Народ дружно ахнул — таких больших зверей они еще не видели. Инэльдэ, наконец, засомневалась. Даэрос обрел надежду — ни умереть, ни опозорить себя отказом от поединка с тварью, ему сегодня не дадут. Но Ларгис опять все испортил. Он хмыкнул и обозвал выползня «вполне сносным», а потом гордо добавил: «Повелитель таких душит с особенным удовольствием». Даэрос не видел всех, придушенных Амалиросом выползней, но очень сомневался в справедливости слов Разведчика. У этого ненормального обожателя «Великого Мыслителя» вполне могли случаться положительные галлюцинации, когда он видел предмет своей верноподданнической страсти в два раза большим и сильным, чем тот был на самом деле. О том, чтобы произвести оценку в пользу выползня любого размера против Амалироса — не могло быть и речи.

Нэрнис ужаснулся. Тварь была раза в два с половиной больше той, что пошла на изготовление дракона. И эту мысль он высказал вслух. Он бы добавил и еще что-нибудь веское, такое, как грядущее нападение орков и неразумный риск, но его прервал вопль «Где!?». Это примчался с опоздавшими Сульс, который должен был неустанно крепить балласт в брюхе своего творения. Оружейник-художник-чучельник не смог устоять перед новым грядущим замыслом. Темные, приносившие ему камни сболтнули лишнего. Им тоже хотелось посмотреть на поединок, и они поинтересовались у Творца Глиста, не хватит ли уже камней. Вниз сбежать не терпелось. Так «творец» выяснил, что его не пригласили полюбоваться на добывание новой шкуры.

Сульс довершил не благое начинание Ларгиса. Он толкал Темных, прорываясь к Даэросу вокруг балкона, утратив всякий страх. Почтения к этим прожившим не один век существам он и раньше не испытывал. Выползень порадовал своего поклонника, проскочив через пещеру еще раз. Сульс узрел свой будущий трофей, и Нэрнис впервые увидел на практике, что такое «безумный взгляд религиозно помешанного». От прочих больных на идейной почве Сульса отличало только нежелание лезть навстречу своей идее. Тут он больше походил на организатора помешанных, который, не сомневаясь, отправит на смерть кого угодно, но только не себя. Оружейник рвался к Полутемному, обещая приложить все силы и изготовить к битве еще одного Глиста. «Прекраснее и сильнее, чем первый». Силу своих творений он уже оценивал по количеству камней, которые в них можно запихнуть. Нэрнис воспользовался случаем и отловил злодея за шиворот. Но момент был безвозвратно упущен. Все Темные уже хотели видеть не только бой, но и второго дракона.

Даэрос посмотрел на Инэльдэ. Тень сомнения еще блуждала по её лицу. Но еле приметная.

— Что скажете, Правительница? Убивать вручную? — Полутемный использовал последний шанс. Деве придется взять на себя всю полноту ответственности за исход дела. Кто же захочет эту «полноту»? Но просчитался. Инэльдэ двести лет подряд только тем и занималась, что брала и несла ответственность. Да еще её родственник со своим извращенным понятием о достоинстве Правящего Дома, шептал так, чтобы все слышали: «Не смей оскорблять Великого Открывающего отказом!» Даэрос за такое оскорбление еще и приплатил бы. Инэльдэ посмотрела на «Великого» с восхищением, и Ар Ктэль понял, что может со всеми попрощаться.

Пелли посмотрела на Нэрниса, все поняла и затеребила рукав Таильмэ. В случае, если беда не грозила лично ей, она не торопилась отгородиться от мира обмороком. Наоборот, проявляла чудеса выдержки. Пелли просила новую подругу придумать что-нибудь, чтобы спасти одного её брата и не дать загнуться от тоски второму. «Подруга» пыталась, как могла утешить её. По-Темному. Предлагала умолять Создателя о благополучном исходе дела при их полном невмешательстве. Потому что вмешиваться в дела правителей — нельзя. Заодно Таильмэ прикидывала, как можно будет утешать Светлого после гибели брата. Вторая подруга — Вайола, оказалась по части верности идеалам близкой родственницей Ларгиса. Она громогласно, пугая скачущего внизу выползня, призывала Пелли не позорить брата своим недоверием к его силам. У Воительницы исход поединка сомнений не вызывал. Она даже щедро предложила Даэросу свою секиру. Нэрнис удержал Сульса, который чуть не рванулся к деве отнимать то, чем предлагалось испортить шкуру. Даэросу оставалось только пояснить, что секирой шкуру выползня не пробьешь и отправляться в боковой коридор открывать проход вниз к стене пещеры. Нэрнис забрал у брата ведро с маслом и отправился следом.

Темные смотрели с балкона как зверь доходил до крайней степени ярости. Рядом с его тихим жилищем творилось нечто весьма громкое, а пол пещеры дрожал. Дрожал не только пол. Сульс дрожал от предвкушения счастья, Пелли дрожала от ужаса, Инэльдэ дрожала и от страха за Даэроса, и от накатившего чувства вины. Прижатый к ней толпой Ларгис ощутил эту тряску, внимательно пригляделся к младшей родственнице и, поняв причину её такого странного состояния, задрожал от счастья. Если девочка поведет себя умно, о-о-й… Разведчик почувствовал, что у него кружится голова, как тогда — в змеевидном коридоре. Следом пришла мысль, что «девочки в таком состоянии умно вести себя не умеют». Но если рядом есть старший родственник, то ситуацию можно поправить.

Внизу, у закрытой пока стены, Даэрос готовился к последнему бою в своей жизни. Он уже пришел к выводу, что Ларгису дали задание его убить, Инэльдэ — бессердечная пещерная мокрица, Вайола — вовремя недобитая воительница, и на свете есть не так уж много тех, кто его любит: Мать, Отец, Нэрнис и Пелли. И Айшак. Список был кратким, но впечатляющим: Матери вообще волноваться нельзя, а когда его порвет выползень, она сойдет с ума от горя. Отец недавно обрел сына, а может потерять сразу двух детей. Тоже есть от чего в уме повредиться. Нэрнис без него «загнется от тоски» по выражению Пелли, а саму Пелли пожалуй, тогда не откачают. То есть, всех его бесценных близких уничтожат. Заставят умереть медленной мучительной смертью в тоске и печали. А буйного Айшака, который никого к себе не подпустит, Темные прирежут или придушат. С Сульса станется еще и чучело из него сделать. С рогами. Было от чего прийти в ярость. И Даэрос в неё «пришел».

Он уже не слушал предложения Нэрниса о том, что можно сделать. Брат предлагал свое вмешательство, если получится. И пусть тогда обвинят его, Светлого, что он отобрал у Полутемного честь победить эту «пиявку зубастую». Нэрнис злился ничуть не меньше брата и рвался в бой.

— Нэрьо, кончай истерику. Не этот выползень, так другой. — Даэрос закрыл глаза, и в камне открылась щель, в которую едва можно было протиснуться. Рубашка полетела на пол. — Нечего тянуть, мажь. Руки в масле мне лучше не пачкать.

Нэрнис, уповая теперь только на масло, опрокинул на брата ведро целиком. Коричневая отвратительная жижа потекла по животу и по плечам. Даэрос размазал густоватое масло, как мог тыльной стороной руки, и чуть не задохнулся от запаха самого себя. В щель попытался сунуться выползень, и Нэрнис увидел зубы, которыми тварь пыталась кусать камень. Вход в пещеру стал и входом прямо в пасть чудовища. Неожиданно обезумевший зверь отпрянул и рванул в другой конец своего развороченного жилища. Даэрос счел момент удачным и вошел в пещеру. Шел он не спеша, потому что умереть спешат только дураки.

Ларгис услышал последний вздох камня и непочтительно пихнул Инэльдэ в бок. Он вполне умел шептать тихо, когда надо:

— Кричи. Кричи, чтобы он оттуда уходил. Сообщи ему о своих чувствах немедленно и о том, что умрешь без него. Не стой, как его могильное надгробие.

Инэльдэ не любила команды, даже когда командуют шепотом. Но на сей раз, ей не пришло в голову возмутиться. Наоборот, она поразилась такому простому выходу из страшного положения. Разве можно оскорбить любовью какой-то там Правящий Дом и всю его, будь она неладна, честь? Правительница с запозданием и с помощью старшего родственника вспомнила, что у неё есть право не только как у правительницы, но и как у женщины. Даэрос появился под балконом — коричневый от масла, которое стекало с него, оставляя на влажном полу пещеры быстро ползущие вширь пятна.

Народ затих. Инэльдэ закричала. Она сообщила все, что было велено и еще от себя добавила. Темные оценили трагический романтизм, и будущий бой стал гораздо интереснее. Некоторые готовы были лезть по головам, чтобы увидеть, как этот боец, Великий Открывающий, сейчас начнет гибнуть на глазах страдающей Правительницы Инэльдэ. Сюжет для великолепной баллады зрел прямо на глазах. Боец остановился в центре под балконом и, задрав голову вверх, сообщил:

— Поздно.

Конечно, поздно. Добежать обратно до выхода он бы не успел. К выползню поворачиваться спиной и соревноваться в беге — неразумно. Выползни, обычно, стремительно нападают. Только этот, ошалевший, пока не спешил и шипел из темноты. Инэльдэ еще раз крикнула «Нет!», когда Даэрос отправился дальше, и затихла.

Ларгис оценил мужество командира, задохнулся от восторга и заметил непорядок. Огонь факелов грозил пережечь некоторые веревки.

— Вы же его подожжете! Там кругом масло! Командир, если начнется пожар, прыгайте в озеро! — Орал с балкона разведчик.

Но командир уже скрылся под свесом балкона, и было непонятно — оценил он заботу или нет.

Даэрос видел блестящую влажную шкуру, засевшего в дальнем углу пещеры выползня и не понимал, почему тот не собирается нападать. А потом зверь прыгнул. Но прыгнул в сторону и метнулся от Полутемного к противоположной стене. Гулять по пещере и тянуть время больше не имело смысла. Даэрос рванул следом. Если удастся запрыгнуть на эту тварь сбоку, хотя бы, то появится призрачная надежда её придушить. Выползень не стал ждать и совершил еще один рывок. И опять — прочь от эльфа.

Нэрнис вошел в узкий проход. Он тоже принял решение. Если пробегающий мимо Даэрос окажется достаточно близко, он просто втащит брата в коридор. И пусть эти Темные хоть лопнут от досады.

Темные на балконе затаили дыхание. Коричневый эльф с белыми волосами нападал, пытаясь догнать огромного выползня, а тварь, испугавшись бойца шустро убегала. Посмотреть на бегающих удавалось не всегда — они носились где-то под балконом кругами. Лишь изредка, на радость зрителям, эти двое проносились через центр пещеры.

Пелли не выдержала накала страстей. Она ожидала каждый миг, что зубастое чудовище развернется и встретит её брата открытой пастью. Поскольку ей лично сражаться было не с кем, а виновная в её горе стояла по другую сторону огромной дыры, Пелли решила дотянуться до неё словом. Темные получали теперь двойное наслаждение: внизу выползень убегал в страхе от их потрясающего Открывающего, а рядом с ними человеческая девица крыла их правительницу такими словами, которых они никогда в жизни не слышали. «Такие слова» слышал разве что Сульс, бывая в торговых рядах в Дреште, да еще те, кто хоть раз посещал рыбный ряд в портовой Малерне. Из этих счастливцев на балконе была только Пелли. Как бывшая служанка, она виртуозно владела техникой сбивания цены на товар и умела использовать весь словесный арсенал торговок против них же.

Если бы Инэльдэ обращала внимание на что-то еще, кроме боя, она бы непременно оценила то, во что скромная и тихая дева превратила её уважаемую персону. Для начала Пелли обстоятельно доказала, что Инэльдэ и есть тот самый «залежалый товар с душком» и что в её, Инэльдэ, возрасте «приличные люди помирать готовятся». Не менее справедливым с точки зрения Пелли было замечание о том, что «старая квашня на малолетнего запала — пятьдесят лет разницы, а все туда же». При пояснении от чего именно их правительница бесится, Темные выдохнули после слова «бесится» и некоторое время не вдыхали.

Ларгис оценил ледяное спокойствие родственницы и решил проявить такую же выдержку — почти член Правящего Дома как никак. Снизу донеслась ругань Великого Открывающего. Он очень несдержанно попросил всех замолкнуть и не пугать ему зверя. К огромному сожалению Темных, Пелли немедленно прервала свою потрясающую речь.

Даэрос гонял выползня по пещере и пытался понять, почему эта огромная тварь так странно себя ведет. Он уже и бегал и подкрадывался, но зверь чуял его приближение, шипел, свистел и убегал. Даже Нэрнис из прохода теперь давал советы, как загнать выползня в ловушку. Потому, что если его не загнать, то этот странный бой никогда не закончится.

Ларгис еще раз приказал заменить факелы и веревки. В пещере внизу рычал его командир. Ярость Открывающего была искренней и вдохновляла на подвиги. Даже Инэльдэ перестала трястись.

Пелли и Вайола услышали знакомые рычаще-шипящие интонации. Примерно в таком же тоне начиналось когда-то знакомство Даэроса с Айшаком:

— Иди сссюда, скотина, я тебя пррридушу, гада! Пияфффка трррусливая!

Выползень не сдавался. Он отчаянно хотел жить, и если бы мог, признал себя даже пиявкой. Но зверь не умел думать, он просто пытался спрятаться. А прятаться было негде. Когда хвостатый и зубастый житель пещер метнулся в озеро, надеясь на спасение в воде, Даэрос изловчился и, использовав удачно выступающий из стены камень, запрыгнул сзади на шею зверя.

Уши Темных немилосердно резанул дикий визг. Выползень визжал, расплескивая воду, и пытался скинуть с себя то, что прилипло. Даэрос, стиснув ему шею, душил зверя против всех правил и руками и ногами.

Зрители восторженно выли, определяя по звукам ход поединка. К их абсолютной радости из тьмы под балконом, наконец, выполз полузадушенный зверь, с Даэросом на шее. Боец ломал то, на чем сидел сомкнутыми в замок руками, загибая зубастую морду назад на себя. Выползень еще пытался мотать головой, но Полутемный почувствовал близость победы и выложился до конца. Позвонки хрустнули, и огромная туша чуть не погребла под собой героя. Даэрос успел в последний момент оттолкнуться от выползня ногами и с плеском рухнул в озеро.

Вода была как нельзя кстати. Масло она не смывала — только создавала иллюзию помывки, но и это было приятно. Полутемный сидел по плечи в воде, тер себя руками, охлаждался после забега и думал. Почему предыдущий выползень напал на него, а этот ненормальный наоборот — чуть сам не умер? Он же ему, в сущности, только помог расстаться с жизнью.

К озеру шел с факелом злой, но счастливый Нэрнис. Действительно, не стоило забывать, ради чего тут кое-кто рисковал жизнью. Выползень должен был стать шкурой. Даэрос еще раз задумался, кто именно рисковал. Он или выползень? Маслянистая пленка в свете пламени отливала радугой на поверхности воды. Ар Ктэль присмотрелся, потом принюхался. Этот запах был ему знаком. В меньшем объеме, не настолько резкий, но он его нюхал и не раз. Когда брат дошел до озера и протянул ему рубашку, предлагая вылезать, решение загадки озарило Даэроса, как факел — подгорные воды.

Нэрнис имел возможность рассмотреть все изменения на лице брата — от задумчивости до довольной ухмылки. Но там, наверху, было слишком много чутких ушей, и Светлый воздержался от вопросов — успеется. Вниз по коридору кто-то бежал.

Сульс протиснулся в пещеру и замер, готовый наброситься на свой трофей, как только он будет готов к утаскиванию. Нэрнис мысленно сравнил оружейника с удавом, который собирается проглотить корову. Получилось похоже. Следом примчалась счастливая Пелли. Но она на радостях обнимала самого Нэрниса, поэтому опоздавшей Таильмэ ничего не досталось. Кроме, конечно, притопавшей Вайолы, которая взялась расписывать подруге «выгодно оттененный маслом экстерьер лучшего жеребца в этих и прочих горах». Судя по голосам сверху, каждое утверждение Воительницы обсуждалось и принималось без поправок. Только изредка из общего хора выбивался голос Ларгиса, который стыдил подданных Инэльдэ за столь неделикатное обсуждение достоинств особы, принадлежащей к Правящему Дому. Сама Инэльдэ так и стояла, вцепившись в балкон побелевшими пальцами, и никуда не торопилась. Она не знала, насколько подействовала на Даэроса её речь, но сомневалась, что он простит её за такое запоздалое признание. И вряд ли в него поверит. Она бы на его месте не поверила.

Морнин Аль Манриль явился слишком поздно. Глянул вниз, оценил размер выползня, вспомнил забавы Амалироса в Чаше и трагически простонал: «Мальчик, как ты мог? Как я посмотрю в глаза твоей Матери?! Будь проклят Выползень, который научил тебя этому!». Никто кроме Ларгиса не понял, о ком идет речь и где водятся обучающие выползни.

Даэрос уходил наверх гордо, в сопровождении семьи, оставляя за собой мокрые пятна и масляные разводы. Нэрнис прижимал к себе Пелли, Пелли счастливо прижималась к Нэрнису. Таильмэ, недовольная таким положением дел, плелась позади, осаждаемая Вайолой. Воительница, понаблюдав за схваткой, пришла в боевое расположение духа и хотела что-нибудь пометать в щит. Темная поняла, что придется присутствовать — она и так не уделяла достаточно внимания «боевой подруге» в последние два дня. Где-то внизу на лестнице, отсекая остальную толпу, шестеро эльфов и ворчащий на них Сульс тащили наверх шкуру будущего дракона.

Инэльдэ ушла вниз по боковому коридору — осматривать новую пещеру. На самом деле ей немедленно требовалось остаться одной. Ларгис собрался было сопроводить правительницу, но когда она отмахнулась, безо всяких сентиментальных размышлений покинул свою младшую родственницу. Надо было поздравить командира с победой, сообщить, что он, как Разведчик, имеет право назвать пещеру его именем и выразить всю полноту своего восхищения. Но на пути встретилась толпа, забившая коридор. Кто-то уходил по боковым проходам, и все же продвижение наверх было медленным. Ему уступали дорогу, теснились как могли, но самым непреодолимым препятствием оказался Сульс. Когда Ларгис заявил, что он может пройти наверх по самой шкуре — ничего ей не сделается, оружейник с такой нечеловеческой силой схватил Разведчика за руку, что эльф понял: человек или не человек, но художник в творческом порыве может убить любого. Даже эльфа. Даже Темного. И поразился великой Силе искусства.

Однако, долг звал Ларгиса вперед и пришлось добиваться любезного разрешения Творца Драконов проползти снизу, под его, Сульса, шкурой. Творец оглянулся на эльфов позади, понял, что на такое больше никто не отважится, и милостиво разрешил. Разведчик, побывавший и не в таких узких неудобных местах, набрал в грудь побольше воздуха и скользнул под приподнятый край. Темные оценили разнообразие навыков за-Предельных жителей. Шкура временно ожила. Ларгис полз под ней, извиваясь как змея. Кто-то восхищенно произнес: «Как последняя предсмертная судорога зверя». Присутствующие согласились. Ларгис выполз выше по лестнице под одобрительный шепот Темных. Как и ожидал Сульс, больше желающих быть задавленными не нашлось.

Даэрос потребовал себе извинь и заперся в своей комнате с братом. К запаху масла добавился аромат местного напитка — не самый приятный. В комнате стало нечем дышать. Но открывать окно было нельзя. Почитатели таланта Отрывающего топтались на галерее, желая видеть его лично и поздравить с победой. А Великий Открывающий и его Светлый брат уже извели не одну тряпку и опорожнили целую бутыль извиня, стараясь общими усилиями избавиться от масла. Масло не желало отмываться даже таким сильным средством. Даэрос уже не блестел, но оставался коричневым, как хорошо обожженная глиняная кружка. Приходилось радоваться, что Нэрнис в панике не окатил его маслом с головой. А то бы и волосы прокрасились.

Вторая бутыль была изведена вслед за первой. Результат был тот же — копченый Открывающий. Даэрос обреченно покачал головой:

— Нэрьо, это бесполезно. В следующий раз надо будет не раздеваться, а одеться в кожаный доспех потолще и только потом лить масло. Не учел. Это средство отмоется только со временем. Дней десять придется ходить наглухо зашнурованным и нюхать эту прелесть. Никогда бы не подумал, что так пахнет моя жизнь. — Полутемный с наслаждением втянул в себя воздух.

— Даэр, с тобой все в порядке? А то мне кажется, что ты действительно получаешь удовольствие, нюхая это… это…

— Это дивное, прекрасное, замечательнейшее из масел. Да. С удовольствием! Запомни этот запах, брат. Он спас мою шкуру!

— Да? А я предположил, что Создатель справедлив…

— Конечно. Конечно — справедлив. Иначе он не подсунул бы Ларгису ведро масла. А надоумил бы его на какой-нибудь коровий жир. Недавно скот забивали, и топленый жир сейчас имеется в избытке. Но Разведчики всегда идут по проходам коротким путем и не считаются с такими мелочами как запах. Не забудь передать Амалиросу при встрече мою благодарность за такое потрясающее воспитание разведчиков… после которого они могут нюхать что угодно, валяться, в чем ни попадя и без сомнений предполагать, что другие тоже на это способны. Я непременно напишу стихотворение о пользе мерзких ароматов. Это будет философское произведение…

— Даэр, я знаю, что у выползней чуткий нюх. Но Амалирос тоже мажется маслом. А от него выползни не убегают с визгом.

— От его масла они не убегают. Я когда сидел в озере, вспомнил, где я этот запах не раз встречал. В Малерне. В порту. Точнее — в доках. Ну, вспомни, когда вы с Пелли отсиживались в старом лодочном сарае, а я нам маскировку наводил, там тоже был этот запах. Гораздо слабее, конечно. Во много раз. Но и из порта ветром доносило. Ну?

— Нет. Не помню. — Нэрнис изо всех сил напрягал память, но она подсовывала совсем другие запахи — гнилых водорослей, краски для волос, которой Даэрос перекрашивал Пелли, и тухлой рыбы.

— Ах, ну да, забыл. Ты же был тогда несколько не совсем трезв. Ну, хорошо, подскажу. Сланцевым маслом пропитывают корабли. Догадываешься зачем?

— Чтобы не гнили?

— Чтобы не гнили — достаточно просмолить. Сланцевое масло — протрава против корабельного червя. Ты не подумай, что это такой маленький червячок. Они вырастают длиной в мою руку. Правда, толщиной — с палец. — Даэрос продемонстрировал изумленному брату указательный палец. — Едят опилки и живут внутри днища, под водой. Вполне могут проесть корабль насквозь, хотя чаще делают это «вдоль». Бросай тряпку, и давай допьем, все, что осталось. И так — зря добро переводим. — Полутемный смирился со своим почти полным потемнением. — Н-да. Я теперь — хорошо протравленный корабль. Ну, должное спасительному маслу мы воздали. Как насчет того, чтобы поздравить меня со вторым выползнем? И не забудь рассказать Амалиросу, как меня эти звери боятся. До визга. Только не проговорись — почему. Пусть помучается.

— Поздравляю! Конечно… Но, выползень же — не этот подводный червяк! Как ты можешь объяснить такое… неприятие этого масла столь разными существами?

— Замыслы Создателя причудливы и порой необъяснимы. Конечно, червь и выползень выглядят не слишком похоже. Даже — совсем непохоже. Но, кто их знает — может они дальние родственники? — Даэрос разлил остатки извиня по кружкам. — Вот за родственников мы и выпьем. То есть, за тебя, за Пелли, за моего несчастного Светлого Отца и Счастливую Темную Мать… и за корабельного червя — родича Выползня!

Утром, в день счастливого избавления от заботливости Элермэ, Тиалас плавал в озере. Мысли тоже плавали — тихо, безмятежно, кружа вокруг глупейшего вопроса: Озерный Владыка в озере — это символично или нет? Оказалось, что это — совсем не кстати. Амалирос бегал у кромки воды и жестами призывал Высокую Плавающую Сторону выгребать быстрее на сушу. Приближаясь к берегу, Тиалас расслышал шипящий шепот Правящего собрата, который обзывал его снулой рыбой. Когда Светлый вышел из воды, Темный велел, именно — велел, шевелить быстрее плавниками и немедленно нырять следом за ним обратно в спальню.

Количество образных сравнений на единицу текста у Амалироса явно зашкаливало. Таким Тиалас его еще не видел. И не слышал.

— Приплыли, лебеди твои блохоносные. Понатащили паразитов… Сейчас я тебе одного покажу. Случайно отловил. — Темный был не просто не в духе — он, похоже, нашел врага, но, вопреки его жизненному опыту, враг не был заговорщиком. Никак иначе объяснить отсутствие пойманного злоумышленника, здесь и сейчас, было невозможно.

Тиалас перевел образы в слова. Приплыли, конечно, корабли. На корабле был кто-то, кто Амалиросу не понравился. Паразитом мог быть какой-нибудь разведчик Лаариэ. Или что-то в этом роде. Озерный Владыка попытался заранее предугадать, кто так раззадорил Повелителя Темных с утра пораньше и сам заинтересовался — слишком загадочно. Отец Элермэ исключался сразу. Член семьи не может быть паразитом. А если это Далиес Аль Арвиль, то — тем более. Сопровождающих Далиес выбирать умел и «натащить паразитов» никак не мог. Особенно туда, куда его вел Амалирос — в эту, будь она неладна, спальню.

— Вазочки, баночки, кувшшшинчики… — шипел Повелитель Темных, пересекая галерею. — Светлые излишества. Никогда не думал, что к Светлой Спутнице жизни прилагается такое количество хлама. Я готов был пережить платья…

— Темный, такое количество прилагается к любой женщине — хоть к Светлой, хоть к какой. Ты нашел в какой-то баночке паразита? Это не страшно. Бывает, заводятся… все-таки хозяйка давно ими не пользовалась. Ну, выкинешь! Надо же — какая ты чувствительная и брезгливая особа. — Озерный Владыка с сомнением посмотрел на Амалироса: как выползень перед прыжком — даже голову пригнул.

— Нет! — Темный остановился. Подумал, подозрительно прищурился и стал кружить вокруг Тиаласа — то ли нападать собрался, то ли предварительно запугивал. — Нет, такой паразит не помессстится в баночку, мой дорогой Правящий Скрытный собрат! Только в очень большое количество баночек. По чассстям. И я готов его разложить, разделав на куски… с твоей помощью. Ты же скажешь мне, кто он? Что это за карась такой пучеглазый в твоих прудах водится?

— Выползень, не морочь мне голову! — Тиалас не мог припомнить ни одного пучеглазого подданного. Таких просто не было. — И почему ты не спросил у Элермэ? Раз уж это — в её вещах… паразит, который никуда не помещается?

— А-а-а! Как же, как же! Так она и сссказала! Моя бесценная Элермэ сейчас беседует в Посольских покоях с родителем. Наверное, интересуется, не опух ли её окунек, мотыля обожррравшись? Сейчас твои слишком многочисленные подданные закончат распаковывать все эти бездонные сундуки, корзины и свертки, уберутся из моего дома, и я тебе его покажу. Ты же знаешь, кто он, да? Давай, Озерный, пообещай, что скажешь, как друг. И позволь тебе напомнить… ты собирался отдать Элермэ письмо моей матери. До сих пор не отдал. Почему? — Подозрительность Амалироса, которая отсутствовала уже несколько дней, возвращалась и занимала ранее оставленные позиции. — Молчишшшь?

— Темный, я не успел. Ну, как можно ни с того ни с сего подойти к Деве и сказать: «А вот не хотите ли почитать личные письма Благородной Фиритаэ, которые она мне шлет, всякий раз как её сын в дурь впадает?» Согласись, нужен повод. Как можно найти повод, если мы с тобой «умираем» по три дня лежа?

— Дурь? Мои чувства — дурь? Ну, Сссветлый!

— Прости, я… в переносном смысле. Хотя, «Светлые чары», несомненно — дурь! — Озерный Владыка решил, что во всем соглашаться с Выползнем — дорого обойдется. Амалироса надо было возвращать из пучины зреющего «заговора» обратно. То есть — опять спасать.

— Повода, значит, не было. Теперь есссть! Пошли.

Подданные Озерного Владыки покидали Покои Повелителя Темных. В ответ на их поклоны Амалирос нарочито любезно раскланивался, не скрывая своей радости от того, что они уходят. Когда, наконец, последний Светлый и последний пустой сундук исчезли за дверью малого зала, Ар Ниэль Арк Каэль приглашающе распахнул двери спальни. Тиалас обреченно вздохнул — эта комната ему порядком надоела. Что бы ни случалось в Нагорных Чертогах — оно начиналось здесь. И до завершения хоть какого-нибудь из этих начинаний было еще далеко.

— Прошу! Смотри. Кто он? — Амалирос указывал на виновника.

Из кресла на Тиаласа смотрел эльф. Светлый. Ярко синие глаза озаряли лицо неземной красоты, золотистые волосы разметались по плечам. Сочетание взгляда — чуть исподлобья, и улыбки-усмешки, таило в себе некую загадку. То ли эльф нагличал, то ли заигрывал. Даже жест — то, как его рука лежала на пряжке синего плаща, нельзя было оценить однозначно — расстегивает он плащ или просто поправляет? Тиалас наслаждался созерцанием. Шедевр. Истинное искусство. Надо было давно посетить Дом Аль Арвиль и посмотреть на работу Нальиса, о которой было столько разговоров.

Амалирос встал позади кресла с портретом, облокотился о спинку, и белые косы свесились поверх картины, нарушив гармонию. Зато появился контраст. Нахально-очаровательные глаза Светлого победно издевались над черным прищуром Темного. Улыбка сразу же стала самодовольной и самоуверенной, по сравнению с кривой вымученной гримасой Амалироса. Потрясающий эффект! Тиалас невольно задумался: ну, как можно, глядя на такую красоту, выбрать в итоге вот этого нервного, дерганого Выползня? Вот и верь после этого в формирование вкуса с детства…

— Сссравниваешь, Светлый? Повторяю вопрос — кто он? Кто он, этот твой наглый подданный, который прислал свою образину моей Элермэ? Отвечай, чей это портрет?! — Повелитель Темных нервно барабанил пальцами по раме картины и выжидающе смотрел на Озерного Владыку. Нехорошо смотрел.

— Это портрет Нальиса. — Тиалас не надеялся на немедленную перемену настроения Выползня. Такие как он сразу не успокаиваются.

— Врешшшь, камбала недоделанная! Я знаю, что у Великого живописца Нальиса — глаза зеленые. А у этого, на портрете — синюшные. Говори правду, а то я тебя сейчас раскатаю, как положено! — Амалирос змеёй выполз из-за кресла и приготовился к броску.

— Темный, не позорься. Это — портрет работы Нальиса. Картина, понимаешь?

— Ты совсем меня безумным считаешь? На холсте, в раме, нарисована красками. Вижу, что — картина. Нальис… Ладно — великолепная картина. Тогда я слегка изменю вопроссс — насколько тот, кого нарисовал Нальис, похож на это… лицо? — Темный ткнул почти в глаз эльфа «в синем плаще». Потом перевел взгляд на «Горный ручей», который выглядел как живой, и зарычал — Последний ррраз спрашиваю, кто он?

— Амалирос, это не «кто», это — некто. Фантазия художника. «Портрет Неизвестного в синем плаще». — Тиалас с запозданием понял, что имеет несчастье присутствовать при всплеске Темной ревности, которая не нуждается в ответах. Эта ревность просто кормится разговором, как кит планктоном… Рыбный день какой-то. — Такой вот результат творчества — не более.

— Неизвестный? Озерный, ты сам понимаешь, что говоришь? — Повелитель Темных сделал даже шаг назад и прижал руки к груди, чтобы показать, насколько он удивлен глупостью Владыки. — Я вижу только два варианта. Первый — Гениальный Нальис, когда фантазирует о прекрасном, рисует не дев, а вот этих… с наглой мордой. И второй — художник не знал имени того, кого он рисует, поскольку злодей пррриходил к моей Элермэ тайно! Какой из вариантов тебе больше нравится, извращенец?

Тиалас был шокирован таким малым количеством версий, из которых приходилось выбирать. Объяснять Амалиросу, что художник видит прекрасное везде, всюду и в своей голове в том числе — было бесполезно. А ответ требовался немедленно. К счастью, явилась сама виновница скандала.

Элермэ остановилась на пороге спальни. Её «оружие на крайний случай» оказалось пущенным в дело слишком рано и без её ведома. Кто-то, а предположительно это был её дражайший Супруг, сам залез в капкан. Зверей, которые сами себе ставят капканы, и сами в них попадают, она припомнить не могла. Наверное, это выползни — ящерицы глупые и любопытные. В любом случае, копаться в личных вещах — неприлично.

— Кто позволил это трогать? — Элермэ сочла себя в полном праве возмущаться. Её Супруг сам бы озверел, увидев, как кто-то таскает его картины из угла в угол без разрешения. Вот, даже у Озерного Владыки нервный тик начался — моргает одним глазом.

— А мы только немножко потрогали. — Амалирос немедленно приступил к допросу в нежной форме. — Сначала, твои сородичи, дорогая, когда раздевали… снимали тряпичную шелуху, в которую было завернуто это произведение искусства. Ну, а я только благоговейно подержался за раму, когда переносил шедевр Нальиса в спальню. Никак не могу решить, где разместить это полотно? Может вот сюда? — Темный указал на стену, с которой на него еще не так давно смотрела гадкая каменная рожа Нофера Руалона работы Сульса-Даэроса. — Чтобы тебе было его хорошо видно… с кровати.

Амалирос ласково провел рукой по щеке Элермэ. Озерный Владыка использовал последний шанс и жестами показывал, что сейчас последует за этой нежностью. Удушение. Он махал руками и мотал головой, показывая «Не вздумай согласиться». Темный посмотрел на отражение Тиаласа в полированной стене. И не обрадовался. Светлые сговаривались в буквальном смысле у него за спиной. Один из них — точно.

— Амалирос! — Элермэ все поняла правильно. Делать из «Незнакомца» тайну уже не требовалось. Требовалось обратное. — Эту картину мне нарисовал мой брат Нальис, когда я была еще ребенком…

— Понимаю-понимаю. — Темный сочувственно закивал. — Светлые с такими наглыми мордами наверняка не считаются с возрастом Девы. И сколько тебе было лет, когда этот наглец к тебе приставал? И как его зовут? И когда я сссмогу с ним познакомиться?

— Лирмо! Это просто картина! Фантазия моего брата — не более. Такого эльфа не было, нет и… ну, я бы не отказалась родить такого красивого ребенка… Это же просто — украшение Мира! — Светлая решила намекнуть на будущих детей и заставить Амалироса хоть слегка одуматься.

— Ах, даже так? Мой сын… похожий вот на него?

Дело вплотную приблизилось к трагедии. «Великий Мыслитель», казалось, получил неожиданный удар под дых, вытаращил глаза, открыл рот и стал похож на одну из рыб, которых он сегодня так часто упоминал. Тиалас за спиной Темного схватился за голову. Элермэ сообразила, что намек был не слишком правильный. У Повелителя начался приступ мнительности. Теперь будет каждое слово наизнанку выворачивать. Он бы, отдышавшись, и еще что-нибудь придумал, но примчался разведчик Ар Дэль и доложил:

— Поймали лазутчика. Светлый. Крался по нижним коридорам.

— Ага! — Амалирос возликовал. — Вот и попалась, фантазия! Сейчас я ему нафантазирую! Ар Дэль, доставьте его сюда, и чтобы волос с головы не упал. Бегом! Я с его волосами сам разберусссь… По од-но-му! Что скажешь, Озерный?! Давай, не стесняйся, сочини что-нибудь про оживающие полотна гениев, про воплощенные грезы дев. У Вас, кажется, в романах, что ни случай то «сбывшаяся мечта». Элермэ, моя дорогая Прекраснейшая, может ты все-таки хоть перед смертью скажешь, как его зовут? Перед его смертью, дорогая. Мне очень неприятно убивать «Незнакомца». — Темный потирал руки в предвкушении расправы.

— Лирмо, последний раз прошу тебя — не убивай никого. По крайней мере, не убивай сразу. Сравни с портретом, приглядись. Ну, не существует этот эльф с портрета в природе. — Элермэ надоело сдерживаться. Кто, как не она, будущая мать, имеет право на истерики и скандалы? А вместо того, чтобы хоть слегка покапризничать, ей же ещё и приходится усмирять это мнительное и буйное создание. — Ну, посмотри на Владыку! Он сам не знает, кому пришло в голову пробираться сюда тайно!

Последние слова Элермэ произнесла всхлипывая. Время до возвращения разведчиков с лазутчиком у неё было. И хорошо, что она не знала Амалироса с детства. Хорошо для Амалироса — иначе ему припомнили бы и первую испорченную пеленку.

Девы часто забывают о знаках внимания, потому что оказывать им, неповторимым, внимание — естественно. А вот каждый промах, он же — невнимание, бережно заносится в список, который хранится на самой доступной полке памяти. Все претензии к Выползню были изложены в строгом соответствии с датой нанесения обиды, с показом глубины сердечной раны, с учетом незаживших «шрамов на сердце» и с выводом, что он желает её, Элермэ, смерти. Чтобы сомнений в том, «кто есть где» не оставалось, по ходу изложения делались вставки на тему «а я-то, глупая для него…». Поскольку семейная жизнь с Амалиросом была только в самом начале, и количество проявленной заботы еще не превратилось в многотомное собрание сочинений «Мои Добрые Дела Для Этого Гада», все отвары и паштеты из крапивы пришлось разделить на равные порции добрых дел.

Светлая Супруга Темного Повелителя накаляла страсти, выводя скандал вверх по классической кривой, чтобы следом обрушить всю его мощь на голову недостойного. Страдальческий взгляд и свободно текущие слезы не только демонстрировали, как сильно злобный Выползень её обидел, но и доказывали, что она сама верит в то, что говорит. Как водится в таких случаях, к окончанию обвинительной речи, Элермэ почувствовала себя полностью несчастной. Она завершила устную часть горестным воплем: «Владыка, заберите меня отсюда!», повисла на шее Тиаласа и перешла к бурному слезному финалу. Финал вышел что надо — Озерный Владыка, как существо деликатное, расчувствовался, не устоял и пообещал «забрать». Теперь Элермэ могла спокойно икать в истерике, орошая горькими слезами плащ Утешителя.

Тиалас вспомнил свое высокое положение Защитника всех Светлых Дев, и его голос обрел благородную мощь, а обвинения — Темный размах. Он вскрывал коварные глубинные помыслы Выползня один за другим. После особенно сильных аргументов Элермэ начинала рыдать в голос. Одно дело — самой себя накручивать, и совсем другое — когда твое мнение неожиданно подтверждается со стороны. Когда Владыка сделал окончательный вывод: «Он воспользовался тобой, девочка, чтобы получить наследников, а тебя прикончить за ненадобностью», Элермэ даже перестала рыдать. Она отлепилась от плаща, с удивлением посмотрела на Тиаласа и стала оседать на пол — ноги от горя подогнулись.

Амалиросу не удавалось вставить ни слова, пока эти двое сочиняли про него страшную, даже по меркам Темных, историю. Её конец превосходил все читанные им кровавые легенды. Озерный Владыка бережно уложил Элермэ на кровать, обмахивал её полой плаща и обещал, что как только она найдет в себе силы, они немедленно покинут это жуткое место. Чтобы больше никогда не видеть… «злобное Темное чудовище», «Подгорного убийцу» и «бессердечного Выползня». Амалирос понял — именно так сочиняются все слезливые Светлые романы про несчастных дев. Девы сначала любят, потом рассказывают себе про любимых страшные сказки, а потом мрут от своей несчастной сказочной любви как мухи. Главное, чтобы нашелся какой-нибудь мерзавец, который из лучших побуждений их пожалеет и тем самым добьёт. Мол, умирай, несчастная, я бы сам на твоем месте удавился. Несчастная удавливается, несчастный кончает с собой на её могиле, сочувствующий мерзавец неожиданно узнает, что эти двое любили друг друга, пускает слезу и садится писать Светлый роман.

Темный расценил поведение Тиаласа как попытку убийства. Озерный Владыка был очень занят бледной и вялой Элермэ и пропустил удар.

Повелители душили друг друга, осознавая каждый свою правоту. Это не отменяло попыток морально подавить противника и доказать ему, как он не прав на словах. Элермэ ожила и призывала прекратить взаимное уничтожение. Но противники хрипели, обменивались оскорблениями и намеревались все-таки прикончить друг друга. Борьба уже велась на полу, и бойцы смещались под кровать. Амалирос решил проявить благородство и прикончить Светлого в нижней комнате, а не на глазах у Супруги. Элермэ ничего не знала о его благородный помыслах и только мешала своими стонами.

Наконец, первая часть плана Амалироса удалась, и оба Правителя скатились вниз по лестнице. Следом за ними вкатилась волной добрая половина озера. Элермэ поняла, что докричаться не удастся и воспользовалась Силой.

Гарнис Ар Нитэль, стоявший на посту в боковом коридоре не понял, почему на полу появилась вода, и открыл проход. Ворвавшийся поток снес разведчика и запасы багрянки. Это было страшно. Но не страшнее, чем два Правителя принесенные тем же потоком. Притопленные. Воды было по пояс и Гарнис сначала спас своего Повелителя, усадив его на вазу питьевого фонтана, в нишу. Потом помог отплеваться Озерному гостю, непочтительно перекинув его через плечо. Второго Правителя усаживать было некуда и пришлось помогать ему стоять, придерживая под руки.

Амалирос держался за чашу и чувствовал себя как в детстве — по пояс мокрый и на… вазе. Вода, конечно, охлаждает, но не настолько, чтобы сразу перестать хотеть кое-кого добить. Пусть пока и словесно.

— Гарнис, отпусти его. Я ему еще не все жабры пообрывал. И иди отсюда.

Разведчик решил, что Правители как обычно развлекаются и, повинуясь указующему жесту Повелителя, отправился вверх по лестнице. Наверху охнула Элермэ.

— Ну, жаба болотная, видишь, как меня Супруга любит — чуть тебя не утопила. — Темный отдыхал и собирался с силами.

— Конечно, любит, двое детей сразу… — Светлый осматривал помещение на предмет преимуществ. Вода и плавающие бочонки — замечательно.

— Тогда что же ты будущей Матери про Отца её детей свой Светлый бред излагаешь? — Амалирос не ожидал, что «про любовь» с ним согласятся.

— Это я потому излагаю, что у меня появились на то веские основания… после того как будущий Отец будущих детей изложил бред про портрет. Что, раскусил я тебя, Выползень? Вот, утоплю тебя, и будет у детей и живая Мать и Светлое будущее. — Тиалас подогнал поближе к себе бочонок и прикинул, насколько быстро сумеет его метнуть. — А то пока ты её будешь изводить своими бреднями, дети пострадают. Станут нервные, дерганые и сбегут из дома. Мало ли, какая тебе еще картина подвернетссся… потом за живых примешься, послов перебьешь, своих поданных перекалечишь… — Светлый выловил бочонок и переложил его на одну руку.

— Надо же! Уже о количестве моих подданных стал заботиться. Не рановато? Портретом он меня попрекает. А у твоей Лаариэ сколько портретов по углам припрятано? Хотя куда тебе… ты же у неё разрешение привык спрашивать на подышшшать и на понюхать.

— Не смей, оскорблять Мать моих детей, Темный! У моей Лаариэ есть только мой портрет! — Бочонок сорвался и не долетел.

Элермэ, призвав на помощь Ар Нитэля и Гарниса, приказала им ставить кровать на бок. Ползать под неё она больше не собиралась. Ар Нитэль понял, что опять узнал лишнее — он этого спуска вниз раньше не видел. Побледнел, помог и сбежал. Элермэ спустилась по лестнице к воде и осмотрела помещение. В комнату один за другим вплывали, кружась, бочонки. Голоса Правителей раздавались откуда-то сбоку, но идти к ним по пояс в воде не хотелось. По крайней мере, обстоятельства пока не требовали таких подвигов.

Зря она на этот портрет рассчитывала. Выползней дразнить, как оказалось, нельзя. Вот, уже шипит из темноты, а Владыка с ним спорит. Раз спорит, значит оправдывается. Светлая решила дождаться исхода спора здесь же.

На кромке проема вверху застыл и обтекал прямо на лестницу разведчик. Повелитель указал ему куда идти, но не пояснил, куда идти дальше. Повелительница многозначительно посмотрела на Гарниса и на бегущие к ней струйки воды. Ар Нитэль понял и отошел вглубь спальни.

Элермэ последний раз всхлипнула и прислушалась. Хорошо слышно было только Владыку Тиаласа — он громко возмущался.

— Да откуда мне знать какой лазутчик? Может кто-то с корабля что-то забытое нес и заблудился в твоих норах! Твои разведчики такие же неумные как ты!… Да, вот он придет, и посмотрим. А ты пообещай, что всю эту воду вылакаешь лично, если тебе неизвестный с портрета не явится… Согласен — все тарлы твои!… Это почему же ты не будешь спорить?… Нет, не нужны мне твои камни, я хочу посмотреть как ты, подавишься!… Ничего я не портил! Портить нечего!… Ты трус, Выползень! «Я вас, конечно, люблю, но…» — это признание?… Травился ты от собственной глупости, а не от любви!… Я чуть не убил? Да, я её спасал!… Конечно — поверила. А вот Лаариэ ни за что бы не поверила. Она бы тебе в лицо рассмеялась. А потом еще и оторвала что-нибудь, чтобы всякую чушь про меня не рассказывал. Она-то точно знает, что я её люблю, что тут непонятного? Я же ей это сказал… Ты не сказал, ты выкрутился, чтобы не сказать… Как положено… Что значит воспользуется? Я же говорил — трус. Выползни… вот она и чувствует себя страшнее выползня… Первый раз? А тебе какой надо — десятый? Я тоже не тренировался… Детям нужна любовь. Я тебе точно говорю — сбегут… Не знаю куда. К нам в Озерный Край, да хоть к людям… Ну, давай еще. И сколько тебе надо?… Да тренируйся ты быстрее, я уже замерз!

Элермэ тоже начала подмерзать, даже, несмотря на то, что разговор ей определенно нравился. Застенчивый Выползень… как трогательно! И не понятно — то ли ещё пообижаться, то ли сразу прощать? Ждать дальше или уходить? Или подождать, чтобы он свою решимость не расплескал по дороге и опять какую-нибудь нелепость не сказал?

На верхней ступеньке опять появился Гарнис, помялся, не имея возможности миновать Повелительцу, и прокричал вниз: «Привели». Из бокового прохода донеслось: «Пусть подождут, сейчас придем!». Светлая вздохнула. Ну, раз сейчас придут, то лучше здесь остаться. Владыку можно пропустить наверх, а Выползню перекрыть выход.

Из коридора выплыл бочонок, потом появились оба Правителя. Вид у них был редкостный. До такого состояния она еще никогда не доходили. Мокрые, растрепанные, у Владыки синяк на пол лица. Идут, воды рассекают. А у Амалироса в руках открытый бочонок… Багрянка. Элермэ соединила плавающие бочонки, боковой коридор, Гарниса и поняла — безнадежно. Обман и коварство. Все её старания на кухне запивались в спальне. И не исключено, что еще и заедались. Выползень. И Владыка — туда же. Как можно было переживать и думать, что они друг друга убьют? Они же жить… пить друг без друга не могут! В общем-то, с другими, с подданными — точно не могут. Ни поссориться, ни подраться, ни помириться. Несчастные…

Амалирос передал бочонок Тиаласу и решительно двинулся вперед. Озерный Владыка контролировал процесс. Пять тренировочных признаний — вполне хорошая подготовка, но от волнения все слова могут куда-нибудь улетучиться. Он то помнил, что именно сказал Лаариэ вместо «жить без тебя тяжело и невыносимо» и «любить тебя буду вечно». Заготовленная речь была длинной — два дня сочинял, все романы перелистал, а в итоге выдал: «Любить тебя тяжело, но я — буду». Спасибо, что жив остался. Выползню таких подробностей он, конечно, не сообщил.

Повелитель Темных дошел до лестницы. Вставать перед Элермэ на колени по совету Тиаласа было совершенно некуда. Голова, признающаяся в любви, окруженная плавающими бочонками — оригинально… Но Супруга в её состоянии после всех волнений может и не понять. Он и так признается оригинальнее всех — после Обряда. Так, слова…

— Элермэ, — Амалирос прижал руку к груди. Вода потекла с рукава звучной струйкой, отвлекая и путая мысли. — Мне, конечно, тяжело… — Где-то позади поперхнулся багрянкой Озерный Владыка. — Любовь вообще… Потому что я… да не могу я, когда он здесь следит! Озерный, уплыви в коридор обратно!

Элермэ смотрела на эти мучения и понимала, что на лестнице ей придется сидеть долго. К тому же она уже прочитала по воде это признание пять раз и знала его наизусть. Когда Тиалас скрылся в боковом проходе, она сжалилась, показала пальчиком, куда следует смотреть, и ободряюще кивнула.

Амалирос прочитал по губам дражайшей Супруги всю признательную речь без запинки. Помощь, конечно, была неоценимая. Но, какое коварство! Опять про воду забыл. Воспользоваласссь. И хорошо бы кто-нибудь из детей унаследовал такую нужную способность…

Тиалас пил багрянку и завидовал. Справился, надо же! А начал-то почти правильно… нет, про родственные души, это он рано подумал. Выползень не умеет волноваться как надо. Озерный Владыка решил, что ждал достаточно. С багрянкой, конечно, было не так холодно, но все равно — мокро. К тому же сначала надо было синяк свести, а потом пить. Ну, теперь уж — как получится.

Обнимающихся пришлось образумить. Примирение — это замечательно, но хотелось бы счастливое событие отпраздновать в сухом месте.

— Амалирос, там мой лазутчик мается. Пошли, посмотрим, кто тут у тебя плутал.

Темный бросил взгляд наверх. Кровать исчезла. На верхней ступеньке стоял Гарнис. Он еще не высох, но с него уже не капало. Вода… неизвестно куда этот кладезь информации сейчас просачивается. Супруге, конечно надо доверять. Но доверие лучше оказывать, чем давать им пользоваться.

Амалирос помог Элермэ подняться и повел наверх.

В спальне Правители более полно оценили ущерб. Мятый серебряный кувшин, расколотый мраморный столик, пара битых чаш и позеленевший синяк Тиаласа. Амалирос помочь не смог. Элермэ тоже старалась, но Озерный Владыка, лечивший себя наскоро после багрянки, совершенно не представлял, как ему удалось сотворить такое чудо. Больше всего его занимал вопрос — откуда взялся в его организме такой нетипичный пигмент? Зелень, конечно, была бледная, но она же была! Амалирос предложил списать все на происки врага, а подданным предложить гордиться Владыкой таким, какой есть. Временно местами Светло-Зеленым.

Элермэ вспомнила про «врага» и тайное совещание. Её предложение — признаться честно, как Тиалас сломал руку в подвале с багрянкой, понимания не вызвало. Оба правителя молчали. Но светло-зеленый синяк на покрасневшей щеке смотрелся совсем плохо.

— Дорогая, давай оставим этот вопрос для следующего раза. — Амалирос покосился на портрет «Неизвестного». — Переодеваться здесь все равно не во что, да и не нужно. Ар Намэль как раз спрашивал, не нападал ли на нас кто? Теперь можно сказать, что нападал. Бесценная моя, мы с Владыкой Тиаласом соблюдаем соглашение — никого применения Силы между Светлыми и Темными в этих стенах. Это, знаешь ли, очень тонкий дипломатический момент. Хотелось бы, чтобы и ты тоже присоединилась. То есть не пыталась топить, излишне быстро перемещать предметы воздушными потоками и… подглядывать в каждый кувшин. — Темный старался быть очень любезным. — Пожалей себя! А теперь, давайте посмотрим, кто по моим владениям ползает, где нельзя.

В малом зале воцарилась мертвая тишина. Правители явились прямо из боя. Даже сообщать ничего не пришлось. Ар Намэль так застонал, как будто это у него было лицо с зеленоватыми разводами.

Амалирос смотрел на лазутчика. Мальчишке еще и ста лет не было. Хорошо, если совершеннолетний. Глаза, конечно, голубые, но не синие, как у «Неизвестного», волосы может и будут золотистыми, если отмыть, но в любом случае — не тот. В чертах лица ничего общего. Вообще. Одет… так себе. И одежда-то далеко не первой свежести. Владыку своего пожирает глазами. И непонятно, чего в этом взгляде больше — страха или удивления. А Озерный, кажется, злится. Даже про свой нетипичный синяк забыл переживать.

— Тиалас, ну и с какого болота к нам занесло этот потрепанный ветром лист осины? И главное — зачем? — Амалирос, как ни старался, не мог поверить в такого «лазутчика».

— Это я у него сейчас спрошу! Потом мы пойдем в мою резиденцию, и я спрошу еще раз. — Светлый окинул подданного таким взглядом, что тот совсем сник. — А пока, позвольте Повелитель Амалирос, представить Вам моего младшего сына — Веилас Аль Анхель Ат Каэледрэ. Прибыл! Ты как здесь оказался… малышшш?

Повелитель Темных жестом отправил подданных прочь из зала. «Малыш» покосился на Амалироса и Элермэ.

— В трюме.

— Напомни-ка мне, Сын, кода у тебя совершеннолетие, после которого ты будешь иметь хоть какое-то право лазать по трюмам без разрешения? — Светлый Владыка решил не откладывать беседу надолго. Пусть сыну будет стыдно. Очень.

— Через два дня..

— И зачем тебе потребовалось залезать в трюм, а потом вылезать и попадаться здешним разведчикам?

— Я… сбежал. — Юный отпрыск Светлого Правящего Дома скис окончательно.

Амалирос расцвел. Если Тиалас лезет в его личную жизнь с советами, то почему бы и ему не вмешаться. Мальчик — обнадеживающе смел. И не стоит загонять обратно в болото будущих женихов его дочери. А у этого еще и возраст подходящий.

— Тиалас, у тебя потрясающий Сын! Поздравляю. Заметь, он попался только разведчикам. Прошел почти половину коридоров. Талант. А скажите мне, талантливый юноша, что Вы искали, к чему стремился Ваш долгий путь? Озерный, оцени — на твоем корабле его так и не нашли. Наверное, ничего не ел по дороге, я прав?

— Времени не было. Собраться. Я хотел… я хотел жить со Светлыми здесь. Элермэ Аль Арвиль Правительца и…

— Так ты сбежал из Озерного Края… вообще? — Тиалас был поражен. — Собрался дождаться совершеннолетия в норе? Ну, договаривай, и что потом?

— Присоединиться к тебе, Отец! Ты же тоже сбежал. Вот я и… решил.

— Кто тебе сказал, что я сбежал? Можешь не отвечать. Вот, значит как! Мы тут… жизнью рискуем, объединяем и спасаем народы, а я оказывается «сбежал». Кто еще в семье думает, что я сбежал?

— Ну, особенно никто. — Веилас поднял, наконец, глаза на отца и отчитался. — Лэриас говорит, что ему все надоело, Маилас обещал заморозить море и идти по льду, Фиалис и Тамрис собираются перейти через горы.

Амалирос пришел в полный восторг. Тиалас впал в прострацию. Элермэ отправляла весть Лаариэ, что её сын благополучно добрался до Владений Темных и гостит… у Отца.

— Озерный, ты говорил о любви к детям. Учту. Её должно быть в меру. Лэриас… твой старший сын, кажется, он младше меня… на пятьдесят один год! И ты меня попрекал двух тысячелетней…

— Не при детях, Темный! Ну, и что мне теперь с тобой делать, Сын? Ты бы о Матери подумал!

— Братья все объяснят… завтра. Я же могу соскучиться. И я — несовершеннолетний. Так что с политической точки зрения….

— Ой, ну надо же! — Амалирос всплеснул руками. — Тиалас, я сейчас умру от зависти! Какой потрясающий мальчик. Озерный, я хочу видеть остальных. Элермэ, никаких лишних вестей Лаариэ, кроме краткого сообщения, что Веилас у нас. Светлый, детям надо развлечься. Пусть приезжают.

— Темный, идея, может быть и не плохая…

— Идея замечательная. Владычица вполне справится в вашем тихом омуте. Элермэ, ты пошлешь весть кому-нибудь… из братьев этого потрясающего юного выползня, а я пошлю корабль. Лодки подберут ребят в условленном месте. Через горы — слишком рискованно. Я бы даже сказал — смертельно. Тиалас, ты и сам это знаешь. Хочешь лишиться двух сыновей?

Озерный Владыка осознал, что борьба с Лаариэ будет долгой. А отыгрываться на детях — дурно. И даже такого почтительного Супруга как он, можно довести до состояния злобного Амалироса. Так что он — не сбежал. Временно расстался — до полного установления истины «Кто в семье Владыка?»

— Посылай корабль. Пусть… расширяют кругозор и набираются опыта. Заговоры, интриги, местные боевые навыки, скалолазание, ползание по горному лесу, заползание в норы…

— Обеспечим. Элермэ, дорогая, скажи моей Матери, что у нас гость. Пусть подберет, что-нибудь из одежды. Веилас, пошли на кухню. Озерный, не переживай, за заговорщиками я прослежу. Убью, если что. Хочешь посмотреть на настоящих заговорщиков, лазутчик? Они и на твоего Отца нападали. — Амалирос завладел младшим Ат Каэледрэ, и пока Тиалас предавался размышлениям, вытеснил его за дверь, не дожидаясь подтверждения Отца. — Но твой Отец их героически заморозил… — донесло из коридора эхо.

Элермэ посмотрела на Владыку и поразилась произошедшей перемене. Это был очень упрямый Озерный Владыка. И синяк у него исчез.