"Время одиночек" - читать интересную книгу автора (Каменистый Артём)

Глава 12

Губернаторский префект Эддихот был похож на префекта Столицы Юронуса примерно так же, как матёрый волкодав на комнатную болонку. Телом будто медведь на задних лапах, руки мозолистые, с узловатыми суставами, кожа на лице обветрена, под левым глазом плохо залеченный шрам. Кабинет скромных размеров, без малейших излишеств: простейшая мебель из толстых досок, узкая щель окна, одинокий светильник сбоку от маленькой карты провинции. Единственным украшением помещения можно было признать щит, висящий на стене за спиной префекта. Но щит, честно говоря, украшением не выглядел — голая функциональность. Предмет воина без парадных излишеств.

Эддихот внимательно изучил бумагу, полученную от Сеула. Более чем внимательно. И занимался этим подозрительно долго. Там и читать то, по сути, нечего. Всего три фразы: «Податель сего, старший дознаватель Сеул Расквис из столичной управы. Оказать ему и его людям полное содействие в расследовании его дела. На период расследования приказы господина Сеула обязательны для исполнения сотрудниками губернских префектур, сам же он подотчётен лишь королевскому наместнику». И две подписи с расшифровкой: «Граф Тори Экский, первый председатель королевского совета»; «Его светлость принц Монк, второй наследник престола Империи и главнокомандующий войсками Империи».

Наконец, когда Сеул уже было собирался задремать (благо низкое кресло к этому располагало), префект заговорил:

— Первая подпись заставляет сожалеть о затраченных на неё дорогих чернилах. Скажите мне, господин Сеул, жив ли император? Здравствует?

— Вы и без меня прекрасно понимаете, что с ним всё в порядке. Будь это не так, в стране сразу объявили бы траур.

— Да, согласен. Но я одно не пойму — если он действительно правит страной, то где же он прячется? Я понимаю, что лично к нам он вряд ли когда-нибудь пожалует, но почему его не встретишь даже на бумаге? Весь королевский совет это ничто — сборище неудачников, если по чести. Титулованные писари, возомнившие себя богами получив всего лишь крошечную, почти игрушечную власть. Тупорылые мыши, возомнившие, что раз они никогда не видели кота, то этот мир принадлежит им. Но даже у мыши хватило бы мозгов правильно подписаться в подобной писульке. Она подписалась бы так: «Я паршивая мышь, которую нагуляла мать моя мышь, от отца моего мыши, в каком-то грязном хлеву на куче навоза. Так уж вышло, что мышь, рождённая в этом хлеву, по давней традиции получает титул графа, значит я мышь-граф. И, поедая крошки со стола императора, своей рукой доношу до вас его волю — внемлите воле императора». Понимаете, господин Сеул? А здесь что?!

Здесь ни слова про императора! Этот индюк, прижитый папашей в кладовке от кухарки, приказывает мне от своего имени! Так получается?! Прав у него на это поменьше, чем у меня на корону Империи. Так что я сразу прямо говорю: «Пошёл он вон!» Не знаю… будь император жив и здоров, вряд ли он бы допустил подобные «подписи» — в былые времена за подобное спускали в подвалы Немервата, а назад поднимали уже по частям. Не хочу впадать в крамолу, но даже из нашей дыры уже заметно, что у вас там, в Столице, не всё в порядке. Так что я первую подпись попросту вычёркиваю — будем считать её пустячным недоразумением. Да не хмурьтесь вы господин Сеул — ведь вторая подпись это совсем другое дело. Принц Монк это принц Монк. Странно, конечно, видеть на такой писульке его подпись по соседству с росчерком этой жирной пиявки, но, по чести говоря, если кто и способен править Империей, то это он. И, как мне кажется, он уже начинает это делать.

И делает, надо честно признать, весьма эффектно — даже приставка «второй наследник» ему, очевидно, не сильно мешает. Интересно, он спит когда-нибудь? Скорее всего, нет, иначе как бы он поспевал за всем сразу смотреть?

Сеул протянул руку:

— Господин Эддихот, позвольте мне забрать эту бумагу. Если вам, разумеется, она больше не нужна.

— Разумеется. Забирайте. И заодно уж просветите меня неразумного, зачем вы сюда припёрлись? Иначе мне будет трудно оказывать вам содействие. Или дело настолько тайное, что даже мне, префекту провинции, знать ничего не положено?

— Что вы! От вас никаких тайн! Совет озабочен многочисленными жалобами на массовые исчезновения женщин в ваших краях. По просьбе пострадавших семей это дело взял под свой контроль королевский наместник, и лично обратился к совету за помощью.

Эддихот понимающе ухмыльнулся:

— Понятно. Значит, мне знать не положено.

— Вы мне не верите? — уточнил Сеул.

— А вы бы поверили? Взгляните в окно — что вы видите? Вы видите не окно, а узкую амбразуру в толстой стене. Здание префектуры это укреплённый замок, способный выдержать серьёзную атаку. Скажите, у вас там, в Столице, здание управы может выдержать осаду?

— Сомневаюсь, — честно признал Сеул.

— А вот у нас, в Тионе, может. Взгляните вон туда, в угол. Там, в шкафу, хранится полный кавалерийский доспех. Он вычищен и смазан, всегда готов к бою. Во втором шкафу два меча, кавалерийский арбалет, топор и булава. Щит мой висит на стене — вы можете его увидеть за моей спиной. В любой момент я могу облачиться для драки и спуститься вниз — в конюшне стоят наготове боевые кони. Скажите, ваш уважаемый префект, так же как и мы, всегда готов к бою?

Вспомнив амёбообразного толстяка Юронуса, Сеул не сдержал саркастической усмешки. Поняв его без слов, Эддихот констатировал:

— Вот видите господин Сеул — а мы готовы. Мы здесь давно уже выплясываем на раскалённой сковороде — ноги привыкли к жару.

— Неужели всё настолько плохо?

— Нет, плохо было вчера, сегодня у меня уже нет приличных слов, чтобы описать насколько всё… гм… нехорошо. Взгляните на карту. Провинция Тарибель крайний север Империи, она треугольным клыком вдаётся в Северную Нурию. Под имперский протекторат Тарибель попала двести лет назад, после Шериханского договора. По договору хабрийцы оставили захваченную ими северную часть Нурии, но мы, непонятно почему, не отошли из освобождённой части страны, а остались, и дали этой области свой протекторат. Все наши беды с того времени и пошли… И даже то, что сорок лет назад Тарибель потеряла статус протектората, став полноценной провинцией, ничего уже не изменило. Нам надо было тогда, ещё двести лет назад, оставить Нурию нурийцам и наглухо запечатать границу с ними. Пусть бы и дальше были заслоном между нами и Хабрией, варясь в собственном соку. Скажите мне, господин Сеул, что вам известно про нурийцев?

— Воры, — честно признал Сеул. — В Столице их хватает, и я ещё ни разу не слышал, чтобы нуриец занимался честными делами. Существенное число убийств из-за них — у них дурная привычка самую пустячную проблему решать с помощью ножа или удавки. Их немного у нас, но держатся они друг за друга крепко — очень дружный народ. Если нурийца арестовать, надо быстро и под хорошей охраной доставить его в надёжную камеру, иначе по дороге запросто отобьют — нурийцы единственные из бандитов, у кого хватит наглости напасть на отряд стражи… Ну и потом уже, когда их человек надёжно заперт в подвале управы, бесцеремонно стараются его выкупить. Должен признать, у них это нередко получается…

— Вот! Вы всё сами понимаете! А представьте, Сеул, если нурийцев у вас там вдруг станет в сто раз больше. Каково это будет?

— Неприятно…

— Вот-вот! А мы так и живём.

— То есть даже здесь, на родной земле, нурийцы чураются честной жизни? Я, признаться, почему-то считал, что преступные наклонности присущи лишь беженцам, оторванным от родной земли после войны.

— И да и нет. Нурийцы очень неоднородны — честных трудяг среди них достаточно. Они хорошие пастухи и садоводы. Бандитизм присущ тем кланам, что издавна занимаются скотоводством — земледельцы более спокойны. Пока в жизнь Нурии никто не вмешивался, между ними царило какое-то равновесие. Но потом… Когда Хабрия захватила Нурию, здесь около двух лет резня шла. Хабрийцы умеют навязывать свои варварские убеждения даже тем, кто категорически не желает их разделять. В первую очередь страдали земледельцы — землю в кармане не унесёшь. Пастухам полегче было — в леса и горы прятались. Оттуда, сбившись в шайки, наведывались в долины, вырезая зазевавшихся хабрийцев. Вам знакома фраза «нурийский гость»?

— Да, так называют погибших при пожаре, кого огонь на совесть изуродовал.

— Вот! Это с тех времён пошло! Если нурийская шайка ловила хабрийского жреца, она делала из него «нурийского гостя». Вы не подумайте, что они негостеприимны — это вовсе не так, но жрецов они, сами понимаете, не сказать, чтобы сильно любили.

— Понимаю.

— Что-то я в дебри ушёл… Короче говоря — бандитов здесь очень много. Граница… на карту гляньте — она у нас очень длинная. Проходит в основном по лесам и горам. Ни войск ни стражи на её даже частичное закрытие не хватает — патрулями мы только видимость порядка там создаём. Нурийцы свободно бегают через неё туда-сюда. Контрабанда. Хабрийские некроманты. Нелегальные плантации итиса в горах. Банды численностью до сотни и более нурийцев, вооружены они подчас получше стражи, а уж выучка… Первая игрушка мальчика-нурийца — кинжал. Острейший кинжал. Если порежется, и начинает бояться стали, его оскопляют, и продают хабрийцам. Вот и подумайте, что за дети вырастают у этого разбойничьего народа… Чтобы взять банду из десятка нурийцев, надо посылать полсотни стражников. У меня под началом около пятисот человек — если всех боеспособных соберу. Два корпуса пограничной стражи это две тысячи — на них я тоже могу рассчитывать.

Ещё здесь стоит Ликский легион — войско мирного времени, не более трёх тысяч солдат, причём приказывать им я не могу, лишь просить имею право, или через наместника действовать. Итого, если собрать всё живое, у нас не наберётся и шести тысяч боеспособных, притом все они раскиданы по провинции, и собрать их быстро не выйдет. А у нурийцев три десятка крупных банд с численностью более ста головорезов в каждой. Банд с численностью в полсотни не менее пятидесяти. А если взять ещё и всю мелочь, то наберётся не менее семи тысяч вооружённых и обученных бандитов. И это лишь по минимальным подсчётам. Но и это ещё не всё! Хабрия точит ножи на Нурию. Фока считает, что Империя грубо нарушила условия Шериханского договора, и говорит это публично. По сути он прав — после заключения мира Хабрия свою армию вывела, а вот Империя нет. В итоге южная часть Нурии теперь имперская провинция, а северная часть свободное государство. Он считает, что это дело надо уравновесить самым простейшим способом.

Я видел его… давно… Если он что-то говорит, то не ради пустых слов. Будет война — хабрийцы полезут на Нурию. Оттуда, как и двести лет назад, в Империю хлынут беженцы. Это будет похоже на нападение Северной Нурии на Тарибель. Нам и сейчас несладко, а что уж тогда начнётся, и подумать страшно. За последние четыре года я больше сотни докладных написал куда только можно. Я всем орал, что мы на грани пляшем, и недалёк тот час, когда сверзимся. В ответ тишина — никого и ничего. Или нет? Или я ошибаюсь? Всё же кого-то прислали проверить мои слова! Кого? Команду опытных сотрудников столичной управы! Они сейчас, наверное, вмиг оценят обстановку с преступностью, и, наконец, донесут до императора и его совета истину! Что?! Нет?!! Они пришли не за этим?!! А зачем же?!! Это что, скажите мне, может быть важнее?!! Не может быть — они припёрлись узнать, куда у нас тут бабы пропадают!!! Сеул, вы спросили, верю ли я вам? Вам, надеюсь, понятен мой ответ?

— Я вас понял, — холодно ответил Сеул. — Извините, что разочаровал вас, но мы прибыли именно за этим. Приказ я получил на самом высоком уровне.

— Понимаю. И желаю вам больших успехов в вашем «нелёгком» расследовании.

Сеул, желая закончить тягостный разговор на продуктивной ноте, попытался перевести его в другое русло:

— Здесь действительно пропадает много женщин, или это преувеличение?

— Действительно, — кивнул префект. — А ещё здесь пропадают мужчины. Тоже часто. Вот у меня на днях пропало сразу четверо стражников. Патруль, объезжавший приграничную дорогу. Может быть вы и их заодно уж поищите?

— Если мне что-нибудь удастся о них узнать, я немедленно дам вам знать, — уклончиво ответил Сеул.

— Ну тогда не смею вас больше задерживать — ещё раз желаю вам удачи в вашем нелёгком деле. Найдите этих женщин — это спасёт нашу несчастную провинцию от всех её бед.

Из кабинета префекта Сеул вышел будто оплёванный. Даже подавил невольное желание утереться. Ненавидел он подобные моменты. Да, у префекта масса проблем, но Сеул тут при чём? Он не виноват в том, что его прислали сюда не для помощи префекту. Да и кто знает, во что выльется это расследование — почему-то Сеул был уверен, что это дело станет самым ярким событием в его жизни. Он не знал, почему так решил, но сомнений в этом не испытывал.

Честно пересказав Дербитто весь разговор с префектом, Сеул закончил уже по-деловому:

— Давай зароемся в архив, надо вникнуть в обстановку для начала. Заодно там же соберём все дела о пропавших женщинах, чтобы местные были уверенны, что мы заняты именно ими.

— А что мы будем искать в архиве?

— Не знаю Дербитто. Как минимум просто войдём в курс дела — поймём, что творится в провинции. Слова префекта это хорошо, но вот полистать текущие бумаги за несколько лет, это совсем другое.

— Тарибель немаленькая провинция, бумаг в префектуре должно накапливаться прилично. Надеюсь, мы не за двести лет будем всё смотреть? Это ж нереально много.

— Если потребуется, будем смотреть за двести лет — нам всё равно надо дождаться Бигля и Пулио.

* * *

Карвинса взяли прямо во дворце.

Ещё минуту назад он подвёл баланс, позволил себе расслабиться, удовлетворённо улыбнулся. Его оптимистичные расчёты более чем подтвердились — прибыль превысила максимально ожидаемую на целых четыре процента. Пустяк? Но в империи Карвинса один процент за такой период это уже состояние — вполне достаточно для средней руки графа. Четыре процента это уже граф, потихонечку мечтающий о герцогском титуле… На эти деньги можно, пожалуй, снарядить новенький китобойный корабль — уж больно прибыльным оказался этот рискованный вид бизнеса. Для кого и рискованный, но не для Карвинса — тот лично озаботился о том, чтобы его китобои взяли на вооружение самые передовые технологии. Не пожалел денег и на работников — основа его команд это профессионалы. То, что для нищих промысловиков подвиг, для этих морских волков рутина. Карвинс никогда не видел ни свои корабли, ни этих людей; жир китовый наблюдал лишь в свечах и светильниках, амбру в душистых притираниях, а китовый ус в корсетах тупоголовых придворных дам.

Ему не надо было это видеть — пусть за всем этим следят глаза его людей. Умение найти для человека место, максимально раскрывающее его возможности, вознесло Карвинса на вершину его могущества. Его люди не просто работники — они его руки и глаза, а уж эти органы у него с детства умеют находить выгоду там, где никто её даже не заметит. Не будь этого, так и пребывал бы на задворках имперской жизни, пытаясь выдоить жалкие медяки из почти разорённых поместий предков.

По такому поводу не грех выпить коньячку. Хороший южный коньяк с приморских виноградников эллян. Имперский бренди в сравнении с этим нектаром просто протухшая моча вонючих клопов — пить её можно лишь из соображений патриотизма, но никак не ради удовольствия. Карвинс не стал звать слугу — лично наполнил пузатый низкий бокал, поднёс к носу, с наслаждением оценил аромат.

В этот момент его и взяли.

Дверь с грохотом распахнулась, в кабинет ворвалось четверо дворцовых стражников. Все в боевом облачении, забрала опущены, доспехи затянуты, за спинами четвёрку страхует боевой маг в форменном фиолетовом плаще.

Плохо дело.

Миг, и Карвинса грубо уткнули лицом в стол. В нос ударил густой аромат пролитого коньяка (девять серебряных китонов за бутылку по оптовым ценам), жалобно зазвенела упавшая статуэтка работы Нуэмо, изображающая обнажённого мальчика бросающего дротик (меньше тысячи китонов не стоит даже собачье дерьмо, если к нему прикасались руки Нуэмо). Карвинс вскрикнул от боли в заломленных руках, в воротник впилась грубая лапа, потянула за собой с такой силой, что затрещала ткань (за камзол уплачено портному шестьдесят пять китонов, на ткань ушло примерно двадцать семь с половиной, драгоценный бисер на рукавах и груди ещё семьдесят четыре китона).

Очень плохо дело.

Личная стража Карвинса стояла на входе. Отборные головорезы выглядели неважно — глаза почти закрыты, челюсти отвисли, из уголков ртов стекают струйки слюны. Рядом с ними невозмутимо замерли ещё два мага, полностью контролируя его солдат.

Совсем плохо дело.

Карвинса проволокли по коридору, втащили в потайную дверь. Про её существование он даже не догадывался, что неудивительно — в этом замшелом дворце их, наверное, больше чем обычных. По спиральной лестнице его доставили в мрачное подземелье, освещаемое скудным светом цветков Ноха в стенах. Карвинса подняли на миниатюрный эшафот, надели на шею пеньковую петлю, свисавшую с массивной балки потолочного перекрытия. Грубые лапы с треском стянули до колен его штаны (в сумме сто двадцать восемь китонов). Почувствовав, как холодный металл коснулся кожи, Карвинс душераздирающе заорал — стальные клещи, готовясь сомкнуться, зловеще обхватили его гениталии (практически бесценная вещь).

Это уже не плохо дело — это полная задница!!!

Принц Монк, появившись на пороге застенка, с деланным радушием поприветствовал бедолагу:

— Карвинс! Как приятно, что ты решил нас сегодня посетить!

Если бы коты умели разговаривать, именно таким голосом они бы обращались к пойманным мышкам.

Несмотря на колоссальные неудобства своего положения, Карвинс сумел ответить достойно, голос его почти не дрожал, лишь зубы предательски лязгали:

— И я очень рад встрече с вами, ваша светлость. Хотя, должен признаться, я надеялся на более тёплый приём.

— Ах, друг мой Карвинс, простите меня великодушно — позабыл я предупредить палача, чтобы клещи накалил хорошенечко. Судя по чечётке, выбиваемой вашими зубами, прикосновения холодного металла к вашим чреслам явно ведёт дело к простуде.

Меньше всего Карвинса сейчас волновала перспектива простудиться. Испуганно косясь на палача (как бы у этого мерзавца лапы на ручках клещей не дрогнули), он проблеял:

— Ваша светлость, может быть, побеседуем в менее напряжённой обстановке? Ни к чему нам всё это — если между нами возникло какое-то недопонимание, то случилось это вовсе не по моему злому умыслу. Уверен — мы легко разрешим любые затруднения. Мы же с вами неглупые люди, между нами бывало всякое — право не стоит так волноваться из-за какого-то пустяка, или вовсе навета вражеского.

— Пустяк?! Навет?! — взорвался принц. — А скажи-ка мне, друг мой Карвинс — ты выяснил, о чём я просил? Узнал что-нибудь о том человеке, убитом в трактире?

— Разумеется принц! Я ведь лично вашему секретарю передавал записку с информацией по этому человеку. Там, кстати, интересные зацепки были…

— Зацепки?! Ты называешь это зацепками?! Целая шайка, неизвестно откуда взявшись, не жалея сил и денег суёт свой нос в самые заповедные уголки Империи, и не только Империи — на них можно наткнуться по всему миру! И, как я понимаю, этот детина был как раз одним из них. И ещё у меня есть крепкое подозрение, что это всё идёт от зайцев. Кстати — убитый с парочкой ушастых как раз в трактире и должен был встречаться, судя по всему. Так что под моими подозрениями есть основания. Что-то в этом есть — что-то они гадкое творят, вот только ещё не знаю что… И ещё я подозреваю, что ты в этой гадости замаран по самые уши, и под этим нехорошим подозрением у меня тоже есть веское основание!

— Ваша светлость! Ну что вы! Я всецело предан вам телом и душой! Вы же знаете! Ни разу ещё я и шагу лишнего не сделал без вашего соизволения! Это всё наветы врагов!

— Наветы? — зловеще сбавив тон, уточнил принц. — Скажи-ка мне Карвинс, ты на землях Эгоны ничего интересного в последнее время не замечал?

— Ваша светлость, ничего достойного, требующего лично вашего внимания, там не замечал. Клянусь! Я слежу за Эгоной, вы же знаете, какая змея там притаилась — за кочевниками нужен глаз да глаз, силища у них такая, что без присмотра никак нельзя их оставлять. Если вам интересно знать, то я прибрал к рукам сеть из агентов Имперской Тайной Канцелярии, и своих несколько там приобрёл, причём они не на побережье, а в глубине материка, в сердце степи. Не переживайте — кочевники и шагу не смогут сделать без нашего ведома.

— Да ты что! Я разве спрашивал тебя о кочевниках? Известно ли тебе, что у убитого в трактире были братья-близнецы? Причём одеваются они так же, как и покойный их братец?

— Ну… доподлинно неизвестно, но я знаю, что в этой тайной организации все одеваются в чёрное, и также отмечено немало близнецов, или похожих членов…

— Карвинс — вместо головы у тебя член! О боги! За что мне приходится иметь дело с подобным мусором человеческим! Ты способен думать о чём-нибудь кроме денег и мальчишеских задниц?! Не делай вид, что ты дурак! Ты умён Карвинс, и всё понимаешь. И прекрасно понимаешь, что я тебя за яйца сейчас держу, вот этими самыми щипцами. Что меня удерживает от приказа их тебе отхватить? Да ничего, если не считать такую малость, как желание услышать от тебя правду без лишней крови. Правду мне хочется услышать!

— Но ваша светлость — я сама искренность! Да скажите же, в чём меня заподозрили! Ума не приложу — ведь я был с вами всегда абсолютно честен!

Принц, внезапно успокоившись, шагнул к стене, присел в высокое деревянное кресло, добродушно заметил:

— Извини Карвинс — кресло здесь одно, и сесть тебе не предлагаю.

Палач, стоявший всё это время не шелохнувшись, с завистью покосился в сторону Монка, но при этом щипцы на гениталиях Карвинса даже не дрогнули.

— Значит, ты хочешь узнать, в чём же тебя подозревают. Ну что же, друг мой Карвинс, я тебе это поведаю. У тебя два прегрешения — целых два. Начну с первого — граф Боккорский обвиняет тебя в совращении своего среднего сына.

— Боги! — взвыл Карвинс. — И из-за этого захудалого графишки я стою тут с петлёй на шее и клещами на яйцах?! Ваша светлость — все задницы рода Боккоров не стоят и одного моего яйца!

— Может быть и так, — согласился Монк. — Но род Боккоров настолько древний, что их герб впору мхом обклеивать. Сын его, опять же, в пажах здесь обтирается. А пажи это инкубатор офицеров с блестящей карьерой. А тут такой конфуз…

— Да эти пажи попросту живой вертеп! Никого я не совращал! Они там и без меня совращённые все! Знали бы вы, насколько гнусна их церемония посвящения в пажи! Я говорю не об официальном посвящении, а о том, что там потом происходит под покровом ночи! Гнусность происходящего…

— Карвинс! Заткнись!

— Уже заткнулся, ваша светлость!

— Мне, честно говоря, плевать на этого пажа и его задницу. Но вот второе твоё прегрешение… Карвинс, известно ли тебе, что эта самая тайная организация, работающая, как мы понимаем, на зайцев, поставила на уши всю Эгону из-за какого-то степняка? Известно ли тебе, что каждый бродяга Эгоны сейчас роет землю носом в его поисках? Не просто так роет — им обещано неслыханное вознаграждение! Ну?

— Да, ваша светлость. Эти новости привёз один из моих кораблей. Более того, я узнал, что этот юноша внук того самого Ришака Тчи из Ликадов, одного из вождей степняков. Он правит войском накхов, а накхи это одно из крупнейших объединений кочевых родов. Сожалею, но мы не знаем, зачем им понадобился этот молодой человек, однако заверяю вас — мы приложим все силы, чтобы это узнать и постараемся найти его первыми. И, кроме того, я ничего не скрывал: все это вы и без меня знаете — доклады к вам шли по мере поступления сведений.

Монк презрительно хохотнул, выказывая своё отношение к словам Карвинса. Тот, замолчав, недоумённо уставился на принца:

— Но ваша светлость! Я говорю чистую правду! Сведения получены от надёжных людей!

— Карвинс, эти сведения уже изрядно заплесневели от давности срока. Да и не в этом дело. Вот ты говоришь, что я всё узнавал от тебя первым. Если так, то скажи мне, как могло получиться, что разыскиваемый зайцами юноша покинул Эгону на твоём корабле, а я об этом узнал самым последним? Причём не от тебя узнал.

Обескураженный Карвинс захлопал глазами, недоумённо произнёс:

— Ваша светлость, я не знаю, как это могло получиться. Я впервые слышу об этом. Может это всего лишь досадное недоразумение — ошибка?

— Не ошибка Карвинс, не ошибка. Искомый молодой человек покинул порт Тувиса на твоём китобое «Клио». И я, почему-то, узнаю об этом не от тебя. Это похоже на предательство и…

В дверях показался маг, замер на пороге, выжидающе уставился на Монка. Тот вопросительно поднял брови. Маг молча проскользнул к принцу, протянул ему распечатанный жёлтый пакетик голубиной почты.

Принц, мельком изучив бумагу из пакета, повернулся к палачу, воздел указательный палец к потолку, кивнул. Палач тут же отложил клещи на железный столик, сноровисто снял с шеи жертвы петлю, вслед за магом исчез за дверью.

Карвинс, чувствуя ни с чем не сравнимое облегчение, осторожно пригнулся, подтянул штаны, настороженно-вопросительно уставился на принца.

— Садитесь, друг мой, — щедро произнёс владыка.

Кресло в застенке было одно, но любое слово принца это приказ — Карвинс уселся прямо на эшафот.

— Карвинс, скажите мне, каким образом вам доставляют донесения из Эгоны?

— Ваша светлость, обычно их привозят мои корабли. В первом же порту, где есть мои конторы, их отправляют далее ко мне голубиной почтой. Дело в том, что голубям не под силу пересекать проливы, вот и приходится прибегать к такому неудобному способу.

— Да уж Карвинс… старомоден ты. Вот у меня всё иначе: маги работают над донесениями. Новости из Эгоны я могу получить за несколько минут, а тебе на это потребуются дни или недели.

— Ваша светлость, я уважаю вашу тесную дружбу с магами, но сам так и не привык им безраздельно доверять. Вы уж извините — мне спокойнее по старинке.

— Карвинс, твои методы работы меня умиляют! Странно даже, что ты до сих пор ещё жив. Твоя голова побывала в петле лишь потому, что донесение об этом юноше добиралось слишком долго. Я узнал об этом сразу, и несколько дней ждал, когда же ты соизволишь мне об этом доложить. Твоё молчание укрепило самые нехорошие мои подозрения.

— Ваша светлость! Я всецело вам предан! Не сомневайтесь во мне! Прошу вас — в следующий раз не спешите с подобными выводами!

— Пустое Карвинс, — принц небрежно отмахнулся. — Смешно вышло — будет тебе теперь что вспомнить. Да и заодно тебе напомнили, кто есть кто, и чья рука держит тебя за нежные места. Ладно, давай теперь о деле — когда мы сможем пообщаться с этим степным пареньком? Мне очень интересно знать, чем же он так ценен для зайцев, раз из-за него поднялся такой переполох.

— Ваша светлость, я весь в неведении. Нельзя ли мне ознакомиться с донесением? Иначе мне будет трудно ответить на ваши вопросы.

— Конечно мой друг! Возьмите — это ведь ваша бумага, заберите её себе.

Карвинс, ознакомившись с содержанием донесения, нервно поёжился. Принц, заметив это, насторожился:

— Что-то не так?

— Да, ваша светлость. У нас возникло досадное затруднение — я понятие не имею, когда мы сможем доставить вам этого юношу. Капитан «Клио» взял его как матроса, и никакого приказа доставить его в Империю, конечно, не получал. То, что он попал на мой корабль, простое совпадение.

— Вот как? Ну да это не смертельно. Предупредите свои конторы, чтобы караулили «Клио» во всех портах. Как только судно появится, парень будет наш.

— Боюсь вас разочаровывать, но ждать, возможно, придётся очень долго. Китобойное судно может уйти на год и более. Запасов они берут много, и пока не заполнят трюм добычей в порт им возвращаться не резон.

— Проклятье! Я так понимаю, связаться с капитаном в плавании невозможно?

— Да ваша светлость — магов китобои не используют.

— Маршрут судна известен?

— Маршрута, как такового, у них нет — они просто выходят в районы, богатые китами, и бороздят их во всех направлениях в поиске добычи. Если я не ошибаюсь, «Клио» должен уйти южнее Эгоны, может даже спустится до самых льдов. Эта область богата китами, и оттуда удобно уходить назад — там есть отличное течение идущее строго на север. На нём они любят охотиться, и на нём же возвращаются к имперским берегам.

— Год мы ждать не можем. У меня плохие предчувствия… Нам этот парень нужен сейчас — раз он так ценен чем-то для зайцев, то, как минимум, нельзя допустить, чтобы он попал в их лапы.

— Ваша светлость — я немедленно распоряжусь, чтобы «Клио» караулили во всех портах. И каждое моё судно при встрече с «Клио» передаст капитану приказ возвращаться в имперский порт.

— Хорошо Карвинс, так и сделай. Я тоже приму свои меры — пошлю туда «Эристар».

— Новый дракононосец?! Тот самый?! Новейшей конструкции?!

— А что, разве есть какой-нибудь другой «Эристар»?

— Ну… вроде был.

— Это был тёзка — нынешнего назвали в его честь. Учите историю, Карвинс: старый «Эристар» не был дракононосцем — это был двупалубный бомбардирский корабль, если не ошибаюсь, восемь бортовых баллист. Сгорел в Стокском сражении, после атаки брандерами. Прославился тем, что уже объятый пламенем протаранил флагман адажей. Вот только мало кто знает, что подвига, как такового не было — команда покинула «Эристар» сразу после столкновения с первым брандером, и судно шло никем не управляемое. Ветер тогда сыграл с адажами злую шутку. Но так как ветер признавать героем никто не станет, награда досталась капитану «Эристара». Этот трусоватый маркиз сумел тогда выбраться живым, а вот его команде повезло меньше — тех, кому не хватило места в шлюпках, сожрали акулы. Их в проливе полно, а от запаха крови эти твари свирепеют. Вот так и родилась легенда о героическом огненном таране. Понял, Карвинс?

— Да, ваша светлость, спасибо за экскурс в историю. Надеюсь, новый «Эристар» не повторит печальную судьбу старого.

— Драконы могут далеко уходить от корабля — с их помощью можно прочёсывать огромные площади. Будем надеяться, что «Эристар» найдёт «Клио». А если «Клио» зайдёт в порт раньше, то ни дай тебе боги прохлопать внука Ришака — на этот случай клещи будут уже раскалёнными!