"Время одиночек" - читать интересную книгу автора (Каменистый Артём)

Глава 18

Подрубив трокелем очередной слой смёрзшихся кусков льда и разного хлама, Тим увидел угол высокого ящика. Присел, топором очистил находку, вытащил на палубу. Сегодня он с утра раскапывал камбуз — ему нужна была еда. Конечно, выгоднее было бы раскопать кладовую, но, увы, она располагалась в кормовой части трюма и сейчас находилась подо льдом, да ещё и водой залита. Можно, конечно, постепенно счищая монолитный лёд, её промораживать всё глубже и глубже — и в итоге добраться до цели. Вот только времени на это уйдёт столько, что Тим уничтожит скромные запасы камбуза гораздо раньше. А голодать здесь нельзя: силы на холоде потеряешь вмиг.

В ящике оказались ржаные сухари. Вымокли, конечно, и заледенели, ну да ничего, Тим их высушит в салотопке.

Сегодня, не считая этих сухарей, он уже нашёл мешок с сухофруктами, немного солонины на дне бочонка, огромную керамическую солонку, почти полную. Всё, с ящиком сухарей и китовым жиром он гарантированно продержится недели две, а то и больше. Кроме того, трофеями Тима стало немало посуды. Обеспечив себя едой, надо позаботиться о хорошем жилище. И надо бы добраться до каюты капитана — и то, и другое нужно делать срочно. Ну почему Тимур не может раздваиваться!

Колебался он недолго: начнёт с жилища. Нынешний ночлег на салотопке ему в общем-то понравился — он замёрз лишь под утро, да и то не сильно. Если подкидывать дрова потолще, огонь будет тлеть дольше, и даже утром ему будет комфортно. Вот только не доверял он больше этому месту. Тим был не силён в гляциологии[4], но справедливо предполагал, что если лёд здесь разошёлся один раз, то может повторить это опять — место, скорее всего, тут слабое. Новообразованные торосы, подавляя своей высотой и основательностью, доверия не прибавили: при гибели «Клио» он видел такие же, явно старые, засыпанные снегом. И тем не менее по ним опять прошла та злополучная трещина, ставшая ловушкой для корабля. Если это повторится ночью, Тим погибнет.

Приблизительно в двухстах шагах от «Клио» он уже присмотрел ровненькое место, не обременённое шрамами былых катаклизмов. Вот там он и расположится. Вряд ли он сегодня успеет возвести жилище, но хотя бы начнёт. Если повезёт, это будет его последняя ночёвка на салотопке.

Первым делом Тим опустил на лёд вторую печку из камбуза — главную. Это был серьёзный груз — ему пришлось стравливать её через подвешенный за установленный брус блок, с помощью лебёдки для спуска шлюпок. Спустившись, он пришёл к выводу, что тащить здоровенный железный ящик — задача нелёгкая: будет цепляться за все неровности и нагребать перед собой снег.

Выход нашёл быстро — снял с разбитого вельбота парусиновый тент, на него завалил печку, потащил её за собой, будто в мешке. Снег при этом она не нагребала, да и не цеплялась.

Вернувшись к кораблю, вновь занялся раскопками. На этот раз работы было немного — он расчистил двери в каморку плотника и в кладовку, где хранились запасные паруса. Вода сюда тоже добралась и беспорядка наделать успела, но стены здесь не разгромило, так что лёд не набился. С парусами всё равно пришлось повозиться, обстучать массивной киянкой, найденной среди груды хлама в плотницкой. Лишь кое-как очистив материю от намёрзшей воды, повытаскивал все рулоны на палубу.

С парусами ему пришлось попотеть — с ними на подъёме и спуске работало несколько моряков, а он был один. Зато вниз можно было без затей доставлять — просто скидывал с палубы. Перетащив всё к месту, вернулся и плотницкую, тщательно обыскал, собрал все инструменты и мало-мальски полезные вещи.

Времени до вечера ещё хватало, и Тим вновь принялся за работу. На этот раз он занялся разборкой палубы над кубриком. Ему нужна была одежда, да и еды у матросов хранилось немало. В своих сундучках они частенько держали подслащённые медовые сухари, сухофрукты и ином, чеснок, чёрствые лепёшки, вяленую рыбу. Многие любили пожевать немного на ночной вахте, вот и прихватывали с камбуза съестное.

Сорвав несколько досок, Тим заглянул в дыру и не сдержал горестного вздоха. Нет, тел товарищей здесь не видно — очевидно, после тревоги, поднятой при появлении льдов, все успели выскочить на палубу. Но сам кубрик теперь выглядел мертвецом. Будто подвал, заваленным хламом: подвесные койки, сундучки, обломки досок, одежда, мешки с вещами — всё это, перемешавшись со льдом, огромной унылой кучей слежалось у задней стенки. Не верилось, что Тим здесь столько ночей провёл, да и днями отсыпался частенько после ночных вахт. Раньше здесь было тепло и уютно. Сейчас…

Кубрик умер — Тим смотрел на его труп.

С трудом подавляя в себе горестные мысли, спустился в пролом, начал собирать всё, что попадалось под руку. Чувствовал он себя при этом очень дискомфортно. Хотелось принести фонарь или соорудить из кружек несколько светильников, расставить их повсюду. Нет, света Тиму хватало, но темнота в углах немного нервировала — он бы не удивился, если оттуда начали выходить призраки. Странно — весь корабль, по сути, мертвец и могила, но остро это он почувствовал лишь здесь.

Не выдержав нервного напряжения, бросил работу, не расчистив и половины хлама. Потом закончит — не хватало ему ещё свихнуться для полного счастья.

На палубе наваждение Тима оставило: светило солнце, ветер трепал трос на его лебёдке — тишина и спокойствие. Наскоро рассортировав предметы из кубрика, Тим перетащил всю найденную одежду к месту стройки. Конечно, вся она заледенела и надеть такое сейчас невозможно, но потом, соорудив жилище, он высушит всё у печи и выберет себе самое лучшее. Кроме того, можно попробовать выморозить вшей — возможно, эти твари не переживут подобной экзекуции. А если и переживут, то он прокипятит все тряпки в котле салотопки: разводить паразитов в тёплой одежде Тим очень не хотел. В ней же даже не почесаться толком, если хорошо закутаешься. Нет уж, насекомых он оставит на корабле.

Солнце уже склонилось к горизонту, но время до темноты ещё было. Тим использовал его с толком. Для начала затопил салотопку, отличным плотницким топором и пилой разделал тимберс, поддерживавший ранее палубный настил, на несколько кусков. Вот теперь у него есть дрова, которые будут гореть до утра.

Затем Тим до темноты бродил вокруг корабля, собирая доски и бочки. Всё найденное он оттаскивал к месту будущей стройки — бочки пойдут на стены, доски на полы, что останется — на дрова.

Уже в потёмках посидел у раскрытой топки — при свете пламени и фонаря обшаривал матросские сундуки и ящики. Всё ценное отбирал в одну кучу — завтра утром перетащит к своему надёжному месту. И начнёт строительство. Или нет, подождёт со строительством — через все эти непроходимые завалы на корме ему надо ещё добраться до каюты капитана. Работы там предстоит немало. Но это та работа, без которой все его усилия абсолютно напрасны — получится лишь продление агонии. Ведь даже если он сумеет соорудить из обломков «Клио» парусную лодку, это бессмысленно — мало того что её надо доставить до воды (а она отсюда далековато), так ведь всё равно течение не позволит ему отойти от этих льдов.

Нет, надо добраться до капитанской каюты. Собрать карты и инструменты. И компас от рулевого колеса прихватить.

Тиму надо придумать способ отсюда выбраться.

Эддихот сегодня выглядел ещё более недовольным, чем при первой встрече. Выслушав почти полный доклад Сеула (чего последний имел полное право не делать, он был подотчётен лишь наместнику провинции), префект недовольно заявил:

— Я подозревал, что от вас ничего, кроме неприятностей, не дождаться, но даже в этом вы проявили уникальную оригинальность. Такого даже я не ожидал. Чуть ли не сотня малолетних девиц теперь на мне повисла. Они сироты, родственникам до них особого дела нет, приют «Семь дев» полностью разорён вашим нашествием, охрана перебита, воспитательницы зарезаны, хозяйка исчезла бесследно.

— И не она одна, — продолжил Сеул. — Главной попечительницы мы тоже не нашли — её городской дом пуст и хранит следы поспешного отъезда.

— Что?! Вы осмелились вломиться в дом баронессы Тшейн?!

— Увы, действительно осмелился. Там, кстати, даже слуг не осталось и двери нараспашку. Если вам так дорог этот дом — поставьте охрану, а то ведь ваши честные горожане всё разворуют.

— Господин Сеул, не указывайте мне, что я должен делать! И так вы уже натворили дел! Из-за ваших художеств у меня погиб один из лучших десятников! Я уж промолчу про трупы в приюте!

— В моей группе тоже есть потери. Погиб один из наших стражников и старый нюхач, хватает и ран, к счастью лёгких.

— Ваш нюхач, кстати, был зарезан в гостинице, в ваших апартаментах. И мне уже доложили массу интересного об обстоятельствах случившегося там. Вы там, оказывается, устроили настоящий балаган с пытками! Может, в Столице у вас и принято пытать народ где попало, но у нас всё не так — хозяин гостиницы весьма уважаемый горожанин, а сын его давно уже служит в налоговой управе и там на хорошем счету. Не стоило вам подобное непотребство устраивать — это бросает тень на заведение!

— Уважаемый господин префект, — устало произнёс Сеул, — я не спал всю ночь, меня пытались убить, я очень устал, и у меня болезненная рана в левом плече. Я не хочу с вами спорить. И не хочу выслушивать от вас грубости. Вы явно дезинформированы: советую вам запомнить тех, кто докладывал о наших неблаговидных делах, — это пригодится при расследовании дела под прямым контролем наместника.

— Вы собрались ему жаловаться?! — оскорблённо вскинулся префект.

— Что вы, конечно же нет. Но если мы с вами столкнулись лбами, рассудить нас должен он — я ведь подчиняюсь только наместнику. А рассудить нас надо будет: у вас кто-то сообщил преступникам информацию о нашем расследовании. Может быть, он и не один был — в префектуре у преступников явно свои глаза и уши.

— На что вы намекаете?

— Я? Я ни на что не намекаю — я вам прямо говорю. Преступники знали, что в провинцию прибыла группа из Столицы для расследования пропаж женщин. Откуда они могли это узнать? А? Ведь об этом знали только вы. Кому вы ещё рассказали? Или вы всерьёз верите, что им эти сведения из Столицы сообщили?

Эддихот опешил — заметно растерялся:

— Вы меня подозреваете? Знал тот же наместник, знал писарь, который сидел при нашей беседе. Знали старшие стражники, начиная от десятника. Конечно, знали они лишь в общих чертах, но знали же — им ведь приказали оказывать вам содействие и сообщать о новых похищениях. Это не так уж мало людей — круг посвящённых весьма широк!

— Я вас не обвиняю. Но не сомневаюсь — утечка идёт из префектуры. Мы наткнулись на след этой шайки, когда поймали их человека — он в гостинице рылся в моих бумагах. Очевидно, им было интересно, что нам известно о них. И также очевидно, что первичный допрос этого одержанного вызвал слухи о пыточном застенке, устроенном нами в гостинице. Заверяю вас — ничего подобного не было. С этого негодяя и волос не упал — так, припугнули немного. А затем оставили его под охраной нюхача. Этот мерзавец как-то провёл старину Бигля и перерезал ему горло, а потом ещё и ухитрился нас обогнать на пути к приюту, предупредил сообщников. Моя ошибка — не надо было оставлять его под таким ненадёжным присмотром. А теперь, господин Эддихот, давайте вместе спустимся вниз, и вы из первых уст выслушаете информацию, которая не может вас не заинтересовать.

Сеул, не ожидая реакции префекта, встал, направился к двери. Он знал, что Эддихот сейчас спорить не будет — своим выпадом в отношении его ведомства он выбил его из колеи, а подобные солдафоны не сразу от такого оправляются. Им проще секирой на поле боя махать, чем подавлять противника в словесном поединке: пойдёт как миленький, причём молча.

Дербитто, Пулио и таинственный нуриец дожидались дознавателя в скромной комнатке с единственным узким окном. Вроде бы здесь размещался секретарь архива, но куда его сплавили, Сеул даже не спрашивал. Его спутники даром времени не теряли: Дербитто занимался изучением оружия, собранного у убитых преступников, а Пулио играл с нурийцем в кости.

Сеул, согнав со стула Пулио, присел перед нурийцем, вежливо уточнил:

— Ты повторишь сейчас то, что рассказывал нам? Чтобы это слышал префект?

Нуриец, нехорошо покосившись на Эддихота, кивнул:

— Да. Мне нечего скрывать.

— Вот и хорошо. Как тебя зовут?

— Я уже говорил тебе это — неужели ты забыл?

— Пусть это узнает и господин префект, — терпеливо пояснил Сеул.

— Да. Пусть знает. Я — Одон, моё второе имя Ткра, а родовое Ртчи. Наш род — один из родов, держащих воду. Я тебе ответил.

— Хорошо, Одон. Расскажи мне ещё раз: как у тебя украли невесту?

— У меня её не крали! — вскинулся нуриец. — Ригидис не доехала до моего дома — там я бы её никому не позволил забрать! Мне говорят, что она сбежала сама, что она не хотела ко мне ехать. Те, кто это говорил, лживые свиньи с гнилыми языками! Там, возле приюта, перед его воротами, — там дом моего друга Ховата. Я был у друга и увидел её через стену, в саду. Я заговорил с ней, и она мне ответила. Так бывает между мужчиной и женщиной — один взгляд или одно слово связывает их крепче толстой верёвки. Я — нуриец, а она не наша. Но держащие воду далеки от гор — наш закон позволяет мне брать жену не из наших. Я свободен — я вдовец. Меня женили ещё ребёнком, но моя жена умерла, так и не попав в мой дом. Обычай требует держать траур четыре года. Это хорошо — эти годы сделали меня взрослым, и судьба на исходе четвёртого года подарила мне встречу с Ригидис. Отец выслушал меня и потом сказал «да». И никто не сказал «нет». Мы пошли в приют, но жалкие твари у входа нас даже не захотели туда пускать — мы ведь нурийцы. Я попросил Ховата. И Ховат помог. А ещё мы заплатили деньги баронессе, живущей в городе. Мы не нищие — мы заплатили много. Эти деньги платят те, кто ищет себе жену. Без денег это трудно, а нурийцу невозможно. Нам дали встречу в беседке, в саду приюта. Там я прикоснулся к руке Ригидис. Там она и сказала «да». Была назначена свадьба. Я послал своих друзей и братьев за невестой, как это принято у нас: её как бы должны были украсть. Это как игра — кражи на самом деле нет, ведь невеста и её родня согласны. Так принято даже у речных родов. Но так не принято у вас — Ригидис им не отдали. Моим друзьям в приюте сказали, что они сами привезут Ригидис прямо на свадьбу. Про нас, нурийцев, говорят много плохого, но чужие обычаи мы уважаем. Я ждал её, но никто её не привёз. Я послал брата узнать, когда же они приедут, но брат вернулся с вестью, что она пропала. Вот: так всё было.

— Одон, расскажи, что было дальше: префекту очень интересно.

— Ему интересно?! Я много раз всё рассказывал здесь, в этом каменном доме. Здесь мои слова записывали в бумаги, только если перед этим я давал деньги! Без этого ничего не писали! И зачем я им платил?! Слова, записанные в ваши бумаги, не возвращали мне Ригидис. Я был как безумный. Я днями и ночами сидел на балконе в доме моего друга Ховата. Я смотрел на сад, где впервые увидел Ригидис, и я вспоминал шёлк её руки. Я — мужчина, но я плакал, и я не стыдился своих слёз. Но как бы плохо мне ни было, мои глаза при этом не затуманивались. И я стал видеть вещи, которых не должен был видеть в таком месте. Я видел, что в приюте происходят очень странные вещи. Туда заходили плохие люди, грязь города, и их там принимали как дорогих гостей. Я видел, как оттуда увозили ночью какие-то грузы. У охраны видел арбалеты и пороховые трубки — это запрещённое оружие, его могут иметь лишь солдаты и стражники. Я стал думать, что эти люди как-то причастны к исчезновению моей любимой. И я стал сидеть на балконе с луком, одевшись в тёмное. Я ждал сам не знаю чего. Сегодня ночью я опять увидел странные вещи. Сперва из города прибежал какой-то бродяга и что-то сказал сторожу. Сторож забежал в дом, и там стало очень оживлённо. Люди что-то выносили из дома и взамен заносили дрова и хворост. А ещё двое с пороховыми трубками забрались на стену, притаившись над воротами. Потом стало сильно темно, и я мало что видел. Но всё же увидел, что из города очень поспешно явился какой-то человек, и после этого у ворот было много движения. А затем к фонарю пришли шестеро мужчин и стражник, и эти отродья болотных жаб начали в них стрелять. Мне трудно было решить, что делать, но я решил — я взялся за лук. Я не делал ничего плохого — я стрелял в людей, которые убили стражника, — это ведь не нарушение закона, это защита города. Лук — не запрещённое оружие, я не нарушил закона. Остальное вы всё и без меня знаете.

— Спасибо, Одон, — кивнул Сеул. — Видите, господин префект? Мы нашли кое-кого из преступников — у вас под вывеской приюта «Семь дев» шайка воровала женщин. Причём это длилось годами.

Эддихот сокрушённо покачал головой:

— Куда катится этот мир? Нуриец женится на имперской сироте и при этом водит тесную дружбу с Ховатом. Внуком того самого Ховата, которого нурийцы от злости прозвали Огненноруким. Уж очень он любил сжигать их селения. Надо сказать, его способы наведения порядка принесли тогда положительный результат — в горах на западе он всех к ногтю прижал, до сих пор нам там полегче. Но скажите мне, если, конечно, сможете: на кой им женщины? К чему такие сложности с приютом? Я за пару десятков китонов без помех договорюсь с подходящей мамашей, и та мне отдаст свою дочку. Безо всяких драм с пороховой стрельбой и похищениями. Что за ерунда? И вы уверяете, что это к тому же было массовым явлением? Полная бессмыслица!

— Я подозреваю, что через Тарибель ежегодно проходят сотни, а может, и тысячи девушек, похищаемых этой шайкой. На это указывает анализ ваших архивов — уверен, что и у соседей будет схожая картина.

— Вы совсем спятили! Тысячи женщин?! Здесь, в городе, население чуть больше тридцати тысяч человек. С пригородами — до пятидесяти. По столичным меркам — деревня. Вы думаете, здесь бы не заметили, что через приют перетаскивают такую толпу девиц?!

— А я разве упоминал приют? Я сказал «шайка». Приют — лишь одно из её владений, думаю, подобных мест у них множество. За эти годы они волей-неволей много раз должны были засветиться, так что достаточно покопаться в архивах и потрясти доносчиков — обязательно что-нибудь выплывет. Кроме того, они обзавелись своими людьми среди ваших подчинённых — это, разумеется, ваше дело, но я бы подобное непотребство вычистил в первую очередь. Сейчас, когда их впервые ухватили за нежные места, они начнут суетиться и делать ошибки. Самое время их начинать брать, пока следы не замели.

Дербитто, тактично кашлянув, не отрываясь от изучения трофеев, заговорил:

— Извините, что вмешиваюсь, но, думаю, господин префект до сих пор не понял, с чем он здесь имеет дело. Да и вам, Сеул, интересно будет некоторые вещи узнать.

— Вы о чём? — не понял Эддихот.

— Да я о том, что у вас наверняка есть масса проблем поважнее нашей. Всё же дела у вас в Тарибели плохие сейчас. И думаю, вам не до каких-то там женщин — пусть они даже сотнями пропадают. Женщины — это женщины, их удел — терпеть. Но вот на этом столе, передо мной, лежат кое-какие вещи, способные вас очень серьёзно озадачить. Меня они уже озадачили.

— Кинжалы, арбалеты и пороховые трубки? Вы думаете, я такого добра никогда не видел? Ошибаетесь. Уж чего-чего, а оружия за свою жизнь я насмотрелся.

— Я не это имел в виду. Пожалуйста, дайте мне пояснить — иначе не поймёте, о чём я вообще. Пороховое оружие в Империи не в чести — сами понимаете почему. Да и за пределами Империи его встретить нелегко: в изготовлении трудно, ненадёжно, порох хороший достать сложно. При стрельбе грохочет противно, а бывает, взрывается прямо в руках, калеча и убивая хозяина. Мне не раз доводилось отбирать подобные штучки у столичного отребья. Я от природы любознательный и всегда с интересом осматриваю вооружение преступников. Это полезно — всегда надо знать, что грозит твоей спине в тёмном переулке, да и зацепки иногда даёт лишние. Мне за всё время встречались две конструкции стволов для пороховых труб. Первая такая: медный лист закручивается вокруг хорошо обструганной палки или стального прута, затем запаивается. Вторая чуть сложнее — полосу меди или бронзы обкручивают вокруг палки или, скорее всего, стального прута, виток к витку, также запаивают или заваривают. Полученные стволы имеют длину в две ладони, редко — чуть побольше. Для выстрела заряд поджигают тлеющей лучиной или бечёвкой, погружая их в отверстие в верхней части начала ствола. Мало кто из преступников пользуется подобными штуками — плохо переносят сырость, надо всегда держать под рукой источник огня, грохот такой, что слышно за несколько кварталов. Единственное ценное качество — относительная дешевизна изготовления в сочетании с компактностью. Арбалет скрытого ношения стоит больших денег, а эту игрушку способен соорудить даже туповатый кузнечный подмастерье — всего-то и надо немного меди. С порохом, правда, посложнее, но тоже невелика проблема: сера и селитра продаются у аптекарей. А теперь взгляните сюда.

Дербитто поднял одну из пороховых труб:

— Первое, на что обратите внимание, — ствол. Ничего не замечаете?

— Он длинный, — нехотя буркнул Одон, — в нём не две ладони, а больше. Наверное, все четыре выйдет.

Префект злобно рявкнул:

— Тебя вообще не спрашивают!

— Не ругайте нурийца, — попросил Дербитто. — Он верно заметил — ствол длинный. И при этом он сделан из отличной стали — царапается с трудом. Я осмотрел его хорошо — швов сварочных вообще не видно. И непонятно, как выковали это расширение на конце — будто дудка вышла. При всём этом ствол поражает основательностью и тщательностью изготовления — ни изгибов, ни вмятин, ни каверн. Причём у всех этих штук стволы одинаковые, будто их под единый шаблон сделали — от диаметра до длины всё сходится. Но это ещё не всё. Обратите внимание на хитроумное ложе: будто приклад тяжёлого армейского арбалета. Из такой конструкции весьма удобно стрелять. Я подобного ещё не встречал — упорный приклад у пороховой трубки впервые вижу. Там или куцая рукоять обычно, или деревянный держатель, зажимаемый под мышкой. Далее обратите внимание на механизм для произведения выстрела: у этой трубы перед прикладом удобный железный крючок, соединённый с механизмом, в котором зажата тлеющая бечёва. Достаточно потянуть крючок на себя — и всё, произойдёт выстрел. Бечёва зажигает порох, помещённый вот сюда, — огонь подносить не требуется. Причём пока не потянуть крючок — порох на затравке будет прикрыт жестяным колпачком: это уберегает заряд от сырости. Но и это ещё не всё! Оцените!

Дербитто взял вторую трубку, потянул за крючок — в основании ствола резко щёлкнуло, брызнули искры.

— Самое остроумное, что только можно вообразить! Соединение пороховой трубки с огнивом! Здесь вообще огонь не требуется ни в каком виде — порох сам воспламеняется искрой, высекаемой вот об этот стальной конус. Ну как вам?

— Весьма познавательно: я тоже люблю следить за тем, чем вооружаются наши преступники, — почти благосклонно ответил Эддихот. — Но я не понимаю, что вы пытаетесь до меня донести этими пространными описаниями.

— Мне сложно это выразить словами… Но вот, рассмотрев эти трубки, вы разве ничего не заметили угрожающе-странного? Это ведь уже не кустарные поделки вороватых ремесленников. Это армейское вооружение — размер у деталей одинаков, конструкции идентичны, порох отменного качества, пулями служат свинцовые шарики одинакового размера. Две трубы с огневыми механизмами, две с искровыми — это все их различия. И, осмотрев трубы с огнивами, можно заметить следы переделки — раньше они также были оснащены устройством воспламенения с тлеющей бечёвой. Выходит, появилось новое усовершенствованное оружие, старого больше не выпускают, а то, что уже есть, переделывают на новый лад. Это как на флоте у нас сейчас постепенно меняют у бомбардных баллист костяные и деревянные детали на стальные. Вы можете представить себе у простых бандитов, изготавливающих кустарное оружие, подобную модернизацию? Вы взгляните сюда — в ложе каждой трубы уложен стальной прут для чистки и заряжания ствола. Так вот — даже прутья эти одинаковые, будто близнецы. И при всей сложности и совершенстве этих труб ни на одной нет ни малейшего украшения. Так не бывает: преступники обожают это дело. Они разрисовывают свои тела цветными татуировками, свои ножи гравируют, деревянные детали их арбалетов сплошь покрыты художественной резьбой. А тут ничего — такое ощущение, что эти трубы сделаны в тех же мастерских, где по одному шаблону мастерят двужильные армейские арбалеты. Один в один выходит всё.

— Вы, Дербитто, тоже бредить начали — в нашей армии нет пороховых труб, Империя подобное оружие не выпускает.

— Верно. Империя — нет. А кто же тогда?

Префект долго не раздумывал:

— Хабрийцы… чтоб их… Я слышал, что в армии Фоки пороховых трубок хватает. Не удивлён, что они попали сюда, — этот шельмец, будь его воля, всё наше отребье вооружил бы до зубов. Чем нам хуже, тем ему веселее.

— Обратите внимание — это оружие способно пробивать даже стальные пластины доспеха. Вашему десятнику заряд пробил шлем — все девять свинцовых шариков прошили сталь и лоб несчастного. Господину Сеулу задело плечо — токийская кольчуга лопнула там, будто бумажная. Моему погибшему стражнику ударило в грудь, а он носил под плащом армейскую кирасу. Второму два шарика ударили по наплечнику. Один тоже пробил сталь, второй не пробил, но лишь потому, что угодил вскользь — просто смял сталь и отскочил в сторону. Длина стволов позволяет вести прицельную стрельбу на расстояние в десятки шагов. Я, будучи в приюте, выстрелил из заряженной трубы в кирпичную стену с расстояния в пятьдесят шагов — шарики оставили огромные выбоины в кирпичах. И это жуткое оружие находится в руках шайки похитителей. Раз оно было у этих мерзавцев, наверняка есть и у остальных преступников. Сколько их, мы не знаем, но, учитывая масштабы их деятельности, наверняка немало. Представьте теперь, что в вашей провинции действует банда из сотни головорезов с подобными штуками, — каково вам будет?

— Ерунда, — отмахнулся префект. — Империя не зря не имеет дела с подобным оружием — достаточно одного паршивого мага, чтобы разгромить целую армию вооружённых дураков с этими дымными хлопушками.

Сеул решил вмешаться, осторожно уточнил:

— Скажите, Эддихот, а что, у вас в Тарибели много боевых магов? Пусть даже и паршивых?

Префект устало буркнул:

— Мало. Я бы сказал, что очень мало. Вряд ли даже один наберётся. У нас нет легионов военного времени, а магами лишь эти легионы усиливают.

— И вас всё ещё не пугают шайки похитителей с такими вот жуткими трубами?

— Меня уже давно ничто не пугает. Сдохнуть хочется… А вы чего от меня хотите? Чего добиваетесь этим разговором? Если хотите напугать — зря, не выйдет. Если хотите показать, насколько худо дело, так я и без вас это понял, лишь краем глаза глянув на эти трубы, — я в оружии разбираюсь не хуже господина Дербитто. Озадачить вы меня озадачили… Хотя я и не верю, что это Хабрия ворует людей: не нужны хабрийцам такие сложности, у них и без наших красоток баб хватает. Скорее всего, эта шайка завязана не только на похищениях, а на чём-то повыгоднее, и где-то у них есть путь для получения таких вот проклятых труб. Раз эти получили и если, их пустить против стражи, то жди плохих новостей — загремят такие хлопушки повсюду.

— Нам нужна помощь, — честно признался Сеул.

— Не удивлён.

— Вы не поняли. У нас есть зацепка: умирающий преступник рассказал нам, где можно найти их сообщников. Все в этой комнате слышали его слова, кроме вас. И если я сейчас сообщу это вам и вы, как обычно, начнёте отдавать приказы… Это надо удержать в секрете.

— Попробуем не посвящать в это дело лишних. Только самых надёжных людей, и только если без этого будет не обойтись.

— Хорошо. Умирающий бандит, убивший Бигля, сообщил, что девушек отвозят в большую пещеру. Пещера эта находится за постом пограничной стражи, что на Чагдальской тропе, у перевала. Там рядом ещё живёт в хибаре одинокий старик, вроде бы он там всем распоряжается. Больше допрашиваемый ничего интересного не рассказал и уже не расскажет.

— Понятно. Кстати, этот нуриец при первой же возможности от вас сбежит. Я так понимаю, он тоже знает про эту пещеру? Вы ведь сказали «все в этой комнате».

— Да, он тоже слышал слова преступника.

— Плохо. При первой возможности он от вас удерёт. Стыдно признать, но удержать нурийца под замком даже в префектуре нелегко. Я удивлён, что он до сих пор не сумел улизнуть.

— Я не убегу, — мрачно пообещал Одон. — Мне незачем бежать.

— Ври дальше, — недоверчиво ухмыльнулся префект. — Ты ведь готов горы грызть, чтобы найти эту свою Ригидис. И в то же время, зная расположение пещеры, сидишь тут? И не думаешь, как бы половчее удрать? Я не настолько глуп, чтобы в такое поверить.

— Да, я слышал про пещеру. Мы — люди долины, но мы также держащие воду, срывающуюся с гор. Мы хорошо знаем горы. Я знаю Чагдальскую тропу. Я знаю перевал. И я знаю, что нет там пещер. И быть не может. Ни больших, ни малых. Там гранитные горы, в них никогда не бывает пещер. Этот шакал, подыхая, что-то перепутал. Я не смогу сам найти это место. Но я слышал, как вы разговариваете: вы, люди из Столицы, хитры. Вы найдёте это место — я уверен. Вам будет трудно делать это в горах, и моя помощь будет полезной. Сейчас не старые времена — держащих воду люди гор никогда не тронут. Я и другие люди Ртчи защитим вас от стрел горцев. Так что мы должны отправиться в горы вместе.

— Никто ещё никуда не отправляется, — нахмурился Эддихот.

— Отправитесь — я знаю. И мы будем там с вами. Это полезно и вам, и мне. Я, может быть, найду свою Ригидис. Или хотя бы отомщу за неё. Вы схватите своих бандитов или убьёте их. Всем будет хорошо. И я буду драться за вас. Я так сказал. Слово нурийца крепче камня.

Префект кивнул:

— Если нуриец дал слово, это достаточно серьёзно. У этих головорезов много недостатков, но бабским отношением к своему слову они не отягощены. Да и Ртчи обитатели равнины, а главные бандиты — это горные кланы. Я бы на вашем месте от помощи не отказывался — учтите, у меня сейчас каждый человек на счету, людей ни на что не хватает.

Сеул не колебался:

— Хорошо, Одон, мы не откажемся от вашей помощи. Но и ты веди себя поосторожнее — ни одно слово, сказанное в этой комнате, не должно дойти до ушей похитителей.

— От меня не дойдёт — среди Ртчи нет их людей. Я возьму лишь близких родственников и друзей: кроме них, никто ничего не будет знать. Мы выступим по первому вашему слову.

Префект, задумчиво постукивая пальцами по столу, неохотно добавил:

— А я дам вам Тиамата — он лучший полусотник егерей пограничной стражи. Они подчиняются мне не напрямую, но это я как-нибудь решу. Также он возьмёт отряд своих людей — они в тех местах каждый кустик знают. В префектуре вряд ли что-нибудь пронюхают: пограничники — это наше ведомство, но у них всё отдельно. Так что, надеюсь, раньше времени птичек ваших они не спугнут. Обыщите этот перевал и его окрестности — возможно, нуриец всё же заблуждается. Да и с Тиаматом поговорите — может, он знает про пещеру. И ради всего святого, не оставьте в этих проклятых горах моих людей, у меня и без того их не хватает!