"Последняя битва (Демонические войны-3)" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 25 ДРУЗЬЯ ИЛИ ЗАВОЕВАТЕЛИ?

Бринн стояла на восточной стене Дариан-Дариалла, снова и снова прокручивая в сознании события двух последних недель. Она никак не могла выбросить из памяти образ аббата Олина в Чом Дейру и выражение его лица — такое самодовольное и самоуверенное.

И такое угрожающее.

Все полученные тогайранкой известия лишь усиливали это тяжелое впечатление. Воодушевленная победой над главным противником, армия бехренцев выступила из Хасинты. Некоторые провинции и города уже оказались под властью ятола Маду Ваадана, на что, собственно говоря, Бринн и ее друзья рассчитывали с самого начала. Однако бехренские войска сопровождало множество священнослужителей — причем не только ятолов, но и монахов-абеликанцев! А в одном полученном Бринн отчете из оазиса Дадах утверждалось, что во главе многих воинских подразделений Хасинты стояли люди с севера.

— У тебя такой вид, словно ты в любой момент ждешь нападения, — прервал размышления тогайранки знакомый голос.

Повернув голову, она увидела подошедшего к ней Астамира.

— Меня мучают опасения, что мы сражались не за Хасинту и Маду Ваадана, а за аббата Олина из Хонсе-Бира, — сказала Бринн.

— Да, такие слухи имеют место.

— Что же мы сделали на самом-то деле? — спросила она.

— Остановили Гайсана Бардоха, что во всех случаях на руку для Тогая, — ответил мистик. — Если бы твой старый враг захватил Хасинту, тогда на этой стене стояло бы гораздо больше народу. И они бы взирали на приближающееся войско Гайсана Бардоха.

— Этот негодяй никогда не смирился бы с тем, что Дариан-Дариалл находится под властью тогайру, — согласилась Бринн.

— Значит, мы все же поступили правильно?

Тот факт, что Астамир высказал не утверждение, а вопрос, заставил тогайранку догадаться: тот хочет, чтобы она поглубже заглянула в себя и разобралась наконец в своих чувствах. Именно поэтому мистик был для нее больше чем близким другом. Спокойствие и здравомыслие составляли саму суть его существа, а приверженность моральным принципам Джеста Ту позволяла рассматривать все проблемы, как большие, так и малые, исключительно в свете рационализма, внимательно рассматривать со всех сторон с целью оценить скрытый в них баланс добра и зла. Даже когда воины чежу-лей, явившиеся в Огненные горы, навязали монахам жестокий бой, мистики, возглавлявшие Обитель Облаков, в числе которых был и Астамир, не поддались эмоциям, действуя хладнокровно и взвешенно.

Глядя на безмятежного, как всегда, Астамира, Бринн подумала, что Джеста Ту — истинно совершенные человеческие существа. В ее друге ощущалась глубокая внутренняя гармония, что вызывало у тогайранки зависть и стремление достичь подобного состояния души.

— Я опасаюсь, что аббат Олин взял верх над ятолом Маду Вааданом, — спустя некоторое время снова заговорила Бринн. — На покрывале Хасинты, наброшенном на страну, все более проступает узор абеликанской церкви. По крайней мере, такие слухи доходят из капитулирующих перед наступающей армией городов. Бехрен, без сомнения, вскоре снова обретет единство, с севера до юга, с запада до востока, но это будет не та страна, какой она была до падения Чезру Эакима Дуана.

— А как она может остаться такой же? — спросил мистик. — Падение Дуана вскрыло столь ужасные факты, что это нанесло удар в самое сердце религии ятолов. Вера поколеблена, а может быть, и разрушена до основания. Если церкви Бехрена и удастся подняться из пепла, она неизбежно будет отличаться от прежней.

— А не будет ли она сильно смахивать на церковь Абеля? — спросила тогайранка. — Очень может быть, что аббат Олин ради этого тут и объявился. Это вполне понятно, но вот ятол Ваадан, как я посмотрю, ничего не имеет против.

— Если и так, кто знает, к добру сие или нет? Абеликанская церковь не так давно тоже прошла через тяжелые испытания. Когда-нибудь я расскажу тебе о падении отца-настоятеля Маркворта и усилении влияния последователей Эвелина Десбриса.

Бринн с любопытством посмотрела на мистика. Ей уже приходилось кое-что слышать об этом, сначала от тол'алфар и позже, когда она возглавила свой народ и узнала, что Эйдриан, ее юный товарищ по обучению у эльфов, захватил трон северного королевства.

— То, что Эйдриан стал королем, видимо, как-то связано с этими событиями, поскольку его родители были преданными сторонниками Эвелина.

— И теперь Хонсе-Бир пришел на помощь южному соседу в трудный для него момент, — продолжал Астамир. — Возможно, аббат Олин неплохо разбирается в такого рода проблемах и поделится опытом с отчаявшимися правителями Бехрена.

Тогайранка устремила на него пристальный взгляд, зная, что, высказывая то или иное предположение, мистик хочет не столько убедить ее в его правильности, сколько заставить рассмотреть все альтернативы.

— А возможно, аббат Олин пришел сюда, увидев, какие открываются возможности, когда страна охвачена междоусобицей, а народ раздроблен, сбит с толку, — сказала она.

Судя по выражению лица Астамира, тот не исключал подобного варианта.

— Вполне возможно, что аббат Олин и впрямь стремится расширить сферу влияния Эйдриана, — заметил он.

Бринн перевела взгляд на восток и пожала плечами.

— Чем это обернется для тебя и твоих людей? Если король Хонсе-Бира хочет подчинить себе южного соседа, разве в этом случае угроза Тогаю со стороны Бехрена не уменьшится? Ведь Эйдриан твой друг, если не ошибаюсь?

— Может, и уменьшится.

— Тогда почему тебя так тревожит, что мы оказали ятолу Ваадану помощь во время битвы за Хасинту, даже если помощь наша, возможно, способствовала интересам аббата Олина? — спросил мистик. — Ты отодвинула угрозу войны от своих границ. Разве не в этом долг любого предводителя?

Это, конечно, имело смысл, но не вызвало отклика в душе тогайранки, поскольку существовало еще одно соображение.

— А как же Бехрен? — спросила она.

— Разве твой друг Эйдриан не заслуживает доверия? Ты считаешь его таким страшным тираном?

— Он не бехренец, — ответила Бринн. — И не уверена, что монахи церкви Абеля достаточно разбираются в концепции веры жрецов-ятолов.

— Веры, основы которой подорваны, а не исключено, что и разрушены до основания.

— Да, у людей внезапно возникло ощущение, что их молитвы, возможно, некому услышать. Неужели лучший выход для них — чужеземное завоевание?

Тогайранка взволнованно взглянула в лицо Астамира и поняла, что он сознательно подвел ее к этому выводу.

— Выходит, я способствовала тому, что народ Бехрена оказался под пятой чужеземной армии и церкви, как в свое время мои соотечественники оказались под пятой самих бехренцев?

— Разве это делается, по утверждениям тех, кто взял здесь верх, не ради благополучия самих бехренцев?

— Нет, — без малейших колебаний ответила женщина. — Когда-то тогайру тоже пытались убедить, что бехренцы покажут им дорогу к лучшей жизни. А между тем они учили нас приспосабливать природу к своим нуждам, а не жить в согласии с ней.

— И твоих соотечественников подобный подход не устроил?

— Нет, потому что тогда мы утратили бы самобытность, — сказала Бринн. — Наше издревле возникшее мировоззрение не просто традиция; это сама суть народа тогайру. И нас хотели лишить его, не оставив выбора…

По выражению лица мистика было ясно, что он рассчитывал именно на такой ответ.

— Нет, я не могу оставаться спокойной, если Хонсе-Бир и вправду покушается на независимость Бехрена. И боюсь, я еще не раз пожалею, что сыграла «медведям» на руку. Бехрен должен принадлежать бехренцам, как тогайские степи — тогайру. Если Хонсе-Бир и абеликанские монахи готовы помочь этой стране в тяжелый час испытаний, даже если они хотят распространить свое влияние на бехренцев, чья собственная вера пошатнулась, это, возможно, не так уж и плохо. Но использовать такой кризис для завоевания… Этого быть не должно.

— Может, вскоре ты встретишься со старым другом Эйдрианом и он поделится с тобой своей версией происходящего.

— Я как раз сказала Аграделеусу, что вскоре мне понадобится его помощь.

— Это весьма кстати. Дракон понадобится нам если не для военных действий, то хотя бы для того, чтобы иметь возможность быстро перемещаться.

— Нам? — В голосе Бринн вспыхнула надежда.

Она опасалась, что в ближайшее время Астамир отправится на юг, в монастырь в Огненных горах.

— Обитель Облаков существует не одно столетие, — сказал мистик. — Она дождется меня и через год, и через два.

— Меня радует, что ты видишь свое место рядом со мной.

Астамир ласково обнял подругу за внешне хрупкие, но на самом деле такие сильные плечи. Они долго стояли под темным небом, глядя на восток.

— Они не тратят времени даром, — заметила Бринн.

Один из ее лазутчиков только что сообщил, что армия под знаменами Хасинты, предводительствуемая ятолом Де Хамманом, приготовилась к штурму Авру Изы. Этим городом правил Гайсан Бардох, и сейчас, когда Дариан-Дариалл перешел под управление тогайру, Авру Иза стала одним из самых значимых бехренских городов в западной части страны.

Тогайранка перевела взгляд на Астамира.

— Я должна отправиться туда.

К удивлению Бринн, ее друг возражать не стал. Он сидел, глядя прямо перед собой и задумчиво поглаживая подбородок.

— Я могу слетать туда на Аграделеусе, все разузнать и быстро вернуться, — предложил он.

— Я хочу сама все увидеть, — возразила тогайранка. — То, как Хасинта обойдется с жителями Авру Изы, подскажет, чего можно ждать от сформировавшегося в Бехрене странного союза.

Не прошло и часа, как Бринн и мистик в сопровождении двухсот всадников покинули Дариан-Дариалл. Дракон Аграделеус, в обычном для него облике огромного крылатого змея, кружил над головами, выступая со своим острым зрением в качестве дозорного, и был готов в любой момент откликнуться на призыв тогайранки.

На протяжении двух последующих дней, пока они скакали на юг, направляясь к огромному плато, разделяющему Бехрен и тогайские степи, Бринн несколько раз использовала необыкновенную силу и скорость дракона. Летая над местностью, по которой они передвигались, она пополняла отряд за счет живущих здесь тогайру. В результате к тому времени, когда они приблизились к Авру Изе — неделю спустя после выхода из Дариан-Дариалла, — их численность увеличилась до пятисот человек.

Аграделеус, облетев окрестности, сообщил, что Авру Иза уже сдалась Де Хамману. Бринн подвела воинов к городу, чтобы их увидели с западной стены, и вместе с Астамиром и еще дюжиной солдат, один из которых держал белый флаг перемирия, поскакала к воротам.

Тогайский Дракон, захватывавшая город всего несколько месяцев назад, понимала, что вряд ли ее встретят здесь с распростертыми объятиями, если, конечно, у ворот по-прежнему стояли стражники Авру Изы. Однако стражники, приветствующие тогайранцев со сторожевых башен на западной стене, оказались из Хасинты.

И, как заметили Бринн и Астамир, среди них попадались светлолицые солдаты в доспехах Хонсе-Бира.

Небольшой отряд тогайру впустили в город без всяких препятствий. Бринн это не слишком удивило. Разве не она со своими людьми изменила ход сражения за Хасинту? Одержи Бардох победу, сколько бы из этих людей ныне уцелело?

— Мне надо переговорить с ятолом Де Хамманом, — заявила тогайранка офицеру охраны.

Тот подозвал двух солдат и велел отвести ее в храм, где временно разместился их предводитель.

Еще даже не успев войти в пострадавшее от боев, но по-прежнему величественное здание, Бринн получила ответ на многие вопросы.

Потому что на площади перед храмом во множестве лежали раненые солдаты, все в бело-красных тюрбанах, которые носили люди Бардоха. Эти несчастные сейчас находились в ужасных условиях. За окружающим их кольцом солдат из Хасинты стояли зеваки, но мало кто из них осмеливался хотя бы попытаться подойти к раненым. Женщины умоляли облегчить участь своих мужей, дети плакали, однако стражники не обращали на все это никакого внимания, грубо отпихивая тех, кто все же предпринимал попытку прорваться сквозь их строй.

Более того, и это говорило о многом, — среди раненых ходили монахи церкви Абеля и жрецы-ятолы, наклоняясь к лежащим и разговаривая с ними.

Тогайранка оставила пегого пони по кличке Крепыш чуть в стороне и, подойдя поближе, прислушалась к одному из таких разговоров.

— Боли больше не будет, — говорил ятол тяжелораненому, измученному солдату. — Мы приведем сюда твою жену и дочь. Они будут держать тебя за руки, когда магистр Маккеронт откроет тебе истину догматов святого Абеля. Ты познаешь гармонию нашей общей веры, друг мой.

Раненый, с презрительным выражением на лице, угрюмо смотрел в сторону. Поддаваться на посулы он явно не желал. Жрец выпрямился, сплюнул в сердцах и перешел к следующему.

Или, точнее, только вознамерился сделать это, потому что Бринн остановила его.

— Сколько времени лежат здесь эти люди?

Все повернулись к ней, а на лице абеликанца, в котором она узнала магистра Маккеронта, вспыхнула широкая улыбка.

— Рад видеть тебя… — начал он, но суровый взгляд и вскинутая рука тогайранки заставили монаха умолкнуть.

— Сколько времени они лежат здесь? — повторила она.

— Три дня, — отозвался ятол. — Их было гораздо больше, конечно, но многие уже скончались от ран.

Его лицо неожиданно просветлело.

— Но еще больше тех, кому открылся свет истины. Сейчас они покоятся с миром!

— Вы притащили сюда их семьи и держите здесь, даже не оказывая раненым никакой помощи? — холодно спросила Бринн. — Это так церковь Абеля распространяет слово Божье?

— Мы предоставляем им возможность, которой все эти годы тирании были лишены несчастные бехренцы, — ответил Маккеронт, и женщина почувствовала, насколько привычно ему произносить эти слова. — Пусть проявят хотя бы сожаление о том, что долгие годы прожили в слепоте и неведении. Последователи религии Абеля добры и великодушны, но мы не можем тратить дарованную Богом магию на еретиков.

Тогайранка в бешенстве стиснула зубы. Понимая, что толку сейчас от ее возмущения не будет никакого, она, бросив последний взгляд на жуткое зрелище на площади, вернулась к спутникам и с угрюмой решимостью зашагала в сторону дворца.

Оказавшись перед ятолом Де Хамманом, она не стала тратить время на формальные приветствия.

— Как ты мог допустить такое? — спросила она.

Ятол сделал вид, будто не понимает, о чем речь, однако Бринн не поверила ему ни на миг.

— Ты силой заставляешь бехренцев переходить в абеликанскую веру. На тебе одеяние ятола, но ты предал все заповеди своей религии.

За спиной тогайранки и ее спутников возникла суматоха. Обернувшись, она увидела, что на носилках в комнату вносят того самого человека, который недавно лежал у ног магистра Маккеронта. Рядом шли женщина и девочка, по-видимому жена и дочь раненого, держа его за руки и горько плача. Маккеронт был тут же; приложив одну руку к своей груди, другую он прижимал к боку раненого.

— Неужели твое двуличие не имеет границ? — спросила разозленная Бринн Де Хаммана.

— Двуличие? — с иронией переспросил ятол. — И в чем же оно состоит? В признании того, что Чезру Дуан обманывал народ? В том, что бехренцы приняли помощь друзей с севера?

— Эти «друзья» — монахи церкви Абеля, — напомнила ему тогайранка. — Они поклоняются другому богу и вряд ли станут радеть за интересы Бехрена в ущерб своим собственным.

Заметив, что при этих словах Де Хамман вздрогнул, она подумала, что, может быть, ятол не так глубоко погряз во всем этом бесстыдстве, как хочет показать.

— Освободись от ненависти в душе, Бринн Дариель, — посоветовал ей между тем собеседник. — Мы живем в просвещенные времена. И поверь, мы поступаем так, учитывая в первую очередь благополучие Бехрена.

— Ты готов растоптать саму душу своей страны! — запальчиво воскликнула женщина и тут же почувствовала, что Астамир успокаивающим жестом положил ей на плечо руку.

— А разве ты не водишь дружбу с мистиками Джеста Ту? — возразил Де Хамман.

Бринн не стала продолжать спор и усилием воли заставила себя успокоиться. Она понимала, конечно, что эта аналогия неверна — в конце концов, мистики Джеста Ту не пытались обратить в свою веру тогайранцев, — и понимание этого позволило ей оставить замечание ятола без ответа.

— Кто правит Бехреном, ятол Де Хамман? — без обиняков спросила она. — Ятол Маду Ваадан? Или аббат Олин из Хонсе-Бира, прикрываясь завесой так называемой «просвещенности»?

Это замечание, похоже, по-настоящему задело ятола, но он сумел взять себя в руки и вернулся к прежней жесткой позиции.

— Сейчас я был бы уже мертвецом, — сказал он. — Без помощи аббата Олина, предложенной Хасинте в час нужды, я был бы уже мертвецом, как и множество других последователей нашей религии.

Этот нехитрый довод слегка остудил пыл тогайранки.

— И на каких небесах я оказался бы после смерти? На тех, что были обещаны Чезру Дуаном? На тех самых, которых он так стремился избежать на протяжении всех этих столетий, когда завладевал телами еще не рожденных младенцев, чтобы снова и снова продлевать свое подлое существование?

Бринн задумалась над последним замечанием ятола. Ужасный обман Эакима Дуана стал причиной раскола в Бехрене и вдребезги разбил основу исповедуемой его жителями религии. Де Хамман вряд ли так уж сильно отличался от них; тяготы войны и междоусобицы многих могли отвратить от древних традиций. Придя к этому выводу, тогайранка бросила взгляд в сторону занавески, за которой скрылись раненый и те, кто его сопровождал. Криков боли больше слышно не было.

— Это дружеский жест? — спросила она, пристально глядя в глаза собеседника. — Или завоевание?

Ответ ятола поразил Бринн в самое сердце и убедил в том, что огромное восточное королевство ожидают в самом ближайшем будущем крайне серьезные неприятности.

— Какая разница? — уронил Де Хамман.