"Последняя битва (Демонические войны-3)" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 26 СБОР СВЕДЕНИЙ

— Наконец-то у нас есть король, который понимает, что священными магическими камнями, этим даром Божьим, должны распоряжаться исключительно монахи, представляющие Бога на земле, — как-то утром заявил Маркало Де'Уннеро внимательно слушающим его братьям, которых он собрал в аббатстве Сент-Прешес. — С благословения короля Эйдриана, мы можем снова заняться возвращением магических камней церкви Абеля.

Многие закивали в знак согласия, а некоторые даже разразились одобрительными возгласами, хотя братья, конечно, понимали, что Де'Уннеро и монахи, которых он привел с собой из аббатства Сент-Хонс, именно этим и занимались на всем пути из Урсала.

Один пожилой магистр аббатства, много лет прослуживший в Палмарисе, особого энтузиазма не проявлял, что и было замечено как окружающими, так и Де'Уннеро, зорко приглядывающим за «вверенными его заботе» братьями.

— Магистр Де Наур? — вопросительно произнес он.

Старик — хотя он прожил на свете и не намного дольше, чем Де'Уннеро, но выглядел гораздо старше неестественно молодо выглядящего тигра-оборотня — поднял на него взгляд подслеповатых серых глаз.

— Разве ты уже не занимался этим прежде, аббат? — спросил он. — Разве не это входило в обязанности епископа Де'Уннеро, когда он явился в Палмарис в качестве представителя отца-настоятеля Маркворта?

Маркало Де'Уннеро вперил в старого магистра пристальный взгляд, пытаясь вспомнить его. Был ли этот человек среди братьев-отступников, окружавших Браумина Херда? Может, он последователь Джоджонаха и Эвелина? Стоило монаху лишь подумать об этом, как испытующее выражение на его лице сменилось злобным, а внутри зашевелился дикий зверь. Де'Уннеро постарался утихомирить его, на время по крайней мере. Напомнил себе, что они с Эйдрианом с осторожностью отбирали братьев захваченного аббатства и что со времени завоевания Палмариса только приверженцам Эйдриана и нового образа церкви Абеля дозволено видеть дневной свет. И Де'Уннеро знал, что способности юного короля позволяют ему выйти далеко за рамки обычной человеческой интуиции. Прибегая к магическим камням, Эйдриан мог проникать в самые сокровенные мысли монахов и без труда выяснял, кто из них настолько поддался лживым словам Браумина Херда, что стал непригоден для использования Де'Уннеро и той церковью, которую он пытался выстроить.

— По-твоему, все, что делал отец-настоятель Маркворт, было неправильно? — спросил Де'Уннеро, прищурив темные глаза.

Магистр Де Наур откинулся в кресле и даже глазом не моргнул, встретившись с его угрожающим взглядом.

— Дело в том, брат, что и я, и король Эйдриан придерживаемся вот какого мнения: последователи Эвелина Десбриса, полные энтузиазма в связи с победой над розовой чумой и впавшие в излишнюю самоуверенность после падения отца-настоятеля Маркворта, существенно перегнули палку в том, что касается великодушия абеликанской церкви. Они, вероятно, полагали, что должны раскрыть сундуки всех аббатств и отдать магические камни каждому крестьянину, который этого пожелает. Может, они даже собирались обучить крестьян использовать камни! — Произнося эти слова, Де'Уннеро расхаживал перед братьями, трагически взмахивая руками. — Однако мнение брата Эвелина, что церковь ничем не отличается от простого люда, которым мы служим, было в корне неверным!

— Никогда не слышал, чтобы святому Эвелину приписывались подобные высказывания, — осмелился сказать старый магистр.

Де'Уннеро чуть не подскочил, когда старик назвал Эвелина святым.

— Святой Эвелин? — с иронией повторил он.

— Санта-Мер-Абель осталось лишь сделать официальное заявление по этому поводу, — ответил Де Hayр. — Процесс канонизации был успешно завершен, ты ведь знаешь об этом?

— Заявления Санта-Мер-Абель сейчас не имеют никакого веса, дорогой брат, — уронил Де'Уннеро. — По крайней мере пока — или если — тамошние братья не признают Эйдриана королем.

— А вслед за тем и Маркало Де'Уннеро отцом-настоятелем?

Этот вопрос породил волну ярости, пробежавшую по всему телу Де'Уннеро и пробудившую в нем дикое, первобытное желание. Ему необходимо присутствие рядом Эйдриана, понял он. Или Садьи! В общем, кого-то, кто способен обуздать поднимающего внутри его голову оборотня. Монах изо всех сил пытался удержаться от непоправимого; ведь если сейчас зверь вырвется на волю, уговаривал он себя, и растерзает этого надоедливого старикашку, как он, Де'Уннеро, сможет и дальше держать в кулаке всю остальную братию? Смертоносная лапа тигра в клочья разорвет и всякое доверие к нему!

Устав сражаться с самим собой, он сосредоточился на том, чему его учил Эйдриан. Закрыв глаза, впал в кратковременный транс и приложил все усилия, чтобы погасить яростное желание обернуться зверем. Он успел сунуть правую руку в широкий рукав рясы и сделал это вовремя, поскольку чувствовал, что под коричневой тканью уже не человеческая рука, а смертоносная лапа огромного полосатого хищника.

Однако, благодаря преподанным Эйдрианом методам, разум, управляющий этой лапой, не стал примитивным, основанным на инстинктах разумом тигра.

Де'Уннеро открыл глаза и посмотрел на упрямого магистра.

— Когда король Эйдриан захватил Палмарис, каждому брату был задан прямой вопрос, готов ли он присягнуть на верность ему, — напомнил он.

— Я признал Эйдриана королем, — отозвался Де Наур.

— Ну, ну… — с нетерпением подтолкнул его Де'Уннеро.

— И то, что церковь Абеля отклонилась с верного пути, — признал магистр. — В свое время мантию отца-настоятеля следовало отдать не Фио Бурэю, а аббату Олину Жантилю.

— Аббат Олин и в нынешнем качестве очень много делает для церкви! — с воодушевлением воскликнул Де'Уннеро. — Благодаря ему абеликанская церковь распространяет свое влияние так далеко, как никогда со времен шестого столетия.

Монах расхаживал туда и обратно перед внимавшими ему братьями, наслаждаясь блеском обращенных на него, полных восхищения глаз.

— Но! — Он внезапно остановился и многозначительно поднял палец. — Чрезвычайно важные обязанности аббата Олина не позволят ему вернуться к. нам еще много месяцев, а может быть, и лет. Учитывая это, мудрый король Эйдриан имеет другие намерения в отношении церкви Абеля, и нам стоит с ними посчитаться.

— Отец-настоятель Де'Уннеро! — с энтузиазмом воскликнул какой-то молодой монах, и множество голосов радостно присоединились к нему.

Поглядывая на Де Наура, Де'Уннеро заметил, что хотя тот не проявляет подобного воодушевления, но и открытого несогласия тоже высказать не решается.

— Брат Де Наур, — сказал Де'Уннеро, когда восторженные возгласы смолкли, — выскажись, если ты не согласен с этими планами.

— Если бы я был не согласен, меня бы здесь не было, брат, — отозвался старый магистр, и от Де'Уннеро не укрылся двойной смысл его слов. — Но хотя я не являюсь фанатичным приверженцем Эвелина Десбриса, однако верю, что он был благочестивым человеком, благодаря чуду завета которого страна была спасена от розовой чумы, и достоин называться святым. А твое решение касательно магических камней я ставлю под сомнение не от недостатка уважения к тебе, а потому, что мне не дают покоя мучительные воспоминания. Как отнесется к этому Палмарис, если братья снова постучатся в двери зажиточных людей, требуя вернуть драгоценные камни? Камни, как правило, купленные у нашей церкви, причем за немалые деньги?

Выслушав старика, Де'Уннеро понимающе кивнул.

— Сначала нужно найти и опознать каждый камень, а потом мы в частном порядке вступим в контакт с их владельцами. Мы не станем отбирать камни, как поступал некогда отец-настоятель Маркворт, а предложим за них приличный выкуп. Король Эйдриан понимает, насколько взрывоопасной может оказаться подобная акция, и потому оставил нам значительные средства, позволяющие вернуть камни, которые церкви никогда не следовало выпускать из своих рук.

Он умолк на миг, дабы перевести дыхание.

— Мы откроем новую главу в истории нашей веры, братья, — возбужденно продолжал Де'Уннеро. — Церковь Абеля больше не будет отделена от светского общества Хонсе-Бира. Теперь мы едины, церковь и государство. Король Эйдриан наш союзник.

Предвидя возражения, он неожиданно резко повернулся к Де Науру.

— И не так, как якобы была нашим союзником королева Джилсепони, — воскликнул он, не дав старику открыть рот. — Потому что король Эйдриан понимает саму суть нашей веры. Его наставником был не Эвелин Десбрис — да, не спорю, благочестивый, весьма достойный во многих отношениях человек, но ведь во многом же и заблуждавшийся! Король Эйдриан понимает как брата Эвелина, так и отца-настоятеля Маркворта. Он знает, в чем каждый из них был прав, а в чем отошел от истины. Нам оставлено огромное состояние, братья. И у нас за спиной могущество трона. Так давайте призовем на помощь всю свою мудрость и достойно реформируем абеликанскую церковь!

Снова зазвучал хор восторженных голосов, и Маркало Де'Уннеро с трудом сдержал усмешку. Ему, конечно, было крайне неприятно произносить даже одно-единственное доброе слово об Эвелине, но ведь надо же, надо подсластить свои распоряжения хоть малой толикой великодушия. Эти молодые братья знали Эвелина лишь со слов его восторженных последователей вроде Браумина Херда и тех, кто пережил розовую чуму, что, как верили эти люди, явилось следствием чуда завета Эвелина. Де'Уннеро был достаточно умен, чтобы не оспаривать открыто эти убеждения. Нет, он лучше будет опираться на них, исподволь, ненавязчиво подталкивая братьев в желательном для себя направлении.

В тот же день братья аббатства Сент-Прешес, вооружившись магическими камнями, способными обнаруживать присутствие магии, и составленными еще во времена епископов Деллакорта и Де'Уннеро списками богатеев, владеющих волшебными камнями, вышли на улицы Палмариса. Провожая их взглядом, Маркало Де'Уннеро уже в который раз поблагодарил удачу, сведшую его с Эйдрианом. Произойди сегодняшнее собрание монахов несколько лет назад, магистр Де Наур сейчас был бы уже мертв, разорванный когтями тигра-оборотня. К старикашке-то он, разумеется, жалости никакой не испытывает; но это принесло бы ему вред, поскольку привело бы к тому, что братья аббатства Сент-Прешес в страхе отвернулись бы от Де'Уннеро.

Но теперь…

Теперь впереди замаячила надежда. Эйдриан научил его держать себя в узде, и теперь присутствие тигра-оборотня внутри не помешает ему приобрести должное влияние в церкви.

Стоя у окна в аббатстве Сент-Прешес, Де'Уннеро устремил взгляд на восток, по ту сторону лениво катившего свои воды залива. Перед его внутренним взором возникли величественные каменные стены Санта-Мер-Абель, самого древнего, пользующегося наибольшей славой аббатства. Он знал, что рано или поздно будет править оттуда церковью.

Или с помощью короля Эйдриана сровняет эти стены с землей.

Прошло несколько дней после возвращения тогайранки из Авру Изы, и как-то после полудня она услышала крик дозорного:

— Дракон!

Оказавшись снова в Дариан-Дариалле, она послала своих командиров на Аграделеусе поднимать воинов тогайру. Происходящее в Бехрене ее тревожило; беспокойство, овладевшее Бринн в Авру Изе, не ослабевало. Похоже, Хонсе-Бир решительно наступал и ее друг Эйдриан явно имел захватнические намерения.

И тогайранка отдавала себе отчет в том, что отчасти эта тревога объяснялась воспоминаниями об Эйдриане того времени, когда они обучались у тол'алфар. Он, единственный человек, бывший на протяжении нескольких лет товарищем Бринн, всегда нравился ей, но даже тогда она отчетливо ощущала таящуюся в нем опасность. Она не раз слышала, что ни один рейнджер не доставлял столько хлопот госпоже Дасслеронд. И причиной тому был пылавший в Эйдриане внутренний огонь, не идущий ни в какое сравнение даже со страстным желанием самой Бринн видеть Тогай свободным от бехренского ига. В Эйдриане ощущалось что-то такое… Он даже в детстве был слишком амбициозен и нетерпелив.

Из предосторожности и учитывая, что у ее степного народа охотничий сезон сейчас заканчивался, Бринн собрала воинов вдоль плато, отделяющего тогайские степи от Бехрена, и еще больший отряд перевела в Дариан-Дариалл с целью как можно более усилить охрану города и иметь возможность рассылать разведчиков в горы, на плато и в пустыню. Неоценимую пользу приносил ей в этом Аграделеус. Благодаря его зорким глазам и небывалой скорости тогайранка могла следить за перемещением по пескам пустыни любого воинского подразделения.

Так что она знала: пока Де Хамман не выдвигал войска за пределы Авру Изы.

Когда дракон подлетел поближе, Бринн разглядела, что на спине у него находится всадник. Сердце женщины радостно забилось. Было не так уж много людей, которым Аграделеус сделал бы такое одолжение, а если учесть, что он летел с юга…

Дракон спланировал к своему обычному «насесту» — плоской крыше главной сторожевой башни Дариан-Дариалла. Ожидания тогайранки оправдались: на спине Аграделеуса восседал Астамир. Спустя несколько минут он уже выходил из сторожевой башни, у подножия которой и встретил подругу.

— Как я рада, что ты вернулся! — С этими словами Бринн заключила мистика в крепкие объятия.

После того как тогайранка покинула город, Астамир остался в Авру Изе с целью присмотреться получше к столь неожиданно возникшей дружбе между жрецами-ятолами и абеликанскими монахами. Бринн, конечно, предпочла бы, чтобы ее главный советник находился рядом во время подготовки Тогая к возможному нападению с востока, и все же она не возражала, когда тот предложил ей это.

— Я боялась за тебя, — призналась ему подруга. — И ятолы, и церковники из Хонсе-Бира не слишком-то жалуют Джеста Ту.

— И это после того, как благодаря мне был раскрыт обман Чезру Дуана! — с деланным сокрушением вздохнул Астамир.

— Как раз поэтому. Что ни говори, именно это нарушило привычный порядок в Бехрене.

— Внешне все вели себя со мной уважительно, хотя и держали на расстоянии, — сказал мистик. — Впрочем, подозреваю, эта вежливость объясняется не столько моим участием в деле свержения Эакима Дуана, сколько тем, что я выступал там в качестве твоего советника.

— На расстоянии? — переспросила Бринн. — От тебя пытались что-то скрыть?

— Пытались, — подтвердил Астамир. — Я, однако, многое вынес из одних только официальных воззваний Де Хаммана. Согласно им, именно лживая политика Эакима Дуана была основной причиной разрушительного и ненужного разлада между церковью Абеля и жрецами-ятолами. Не вызывает сомнений, что нынешнее руководство бехренской церкви на всех уровнях принимает абеликанских монахов как друзей и союзников. Эти новости заставили тогайранку вздрогнуть.

— Ятол Де Хамман зашел даже так далеко, что заявил, будто на самом деле обе церкви поклоняются одному богу, хотя и под разными именами, и имеют одинаковые представления о вечной жизни на небесах, общие для праведников обоих народов.

— Значит, ничего удивительного в их союзе нет. Церковники ничем не отличаются друг от друга по сути, — заметила Бринн.

— Для нашего ордена подобное никогда не было тайной, — сказал мистик.

Бринн усмехнулась и лукаво посмотрела на него.

— Это относится и к самим Джеста Ту?

— Возможно, — ответил он. — Однако тот факт, что нам известно об этом, делает моих собратьев терпимее к тем, кто идет своим, отличным от нас путем.

— Как думаешь, внедрение абеликанских догматов действительно сделает народ Бехрена более просвещенным? — спросила тогайранка. — Или ввергнет их страну в еще больший мрак?

— Так просто на этот вопрос не ответишь.

— Признаться, меня это сильно тревожит. И я боюсь Эйдриана.

— Да, теперь можно без сомнений сказать: солдаты и священники Хонсе-Бира двинулись на юг решительно, быстро и целеустремленно, — согласился Астамир. — И они пришли в Бехрен отнюдь не с целью выручить из беды передравшихся между собой ятолов.

— Это может привести к тому, что они растекутся по пескам до самых наших ног.

— Ну и какой ты сделаешь вывод?

Вопрос мистика застал Бринн врасплох.

— Не знаю, — призналась она. — Мы готовы отразить нападение, если «медведи» на нас нападут, но сама я не склонна развязывать войну в защиту бехренцев против вторжения с севера. В особенности если учесть, что многие в Бехрене ничего не имеют против монахов-абеликанцев.

— Тут есть еще один момент, который вызывает тревогу, — заметил Астамир. — Если дело дойдет до нападения на Тогай, на этот раз враг будет лучше вооружен — в особенности против нашего главного «оружия».

— Дракон боится магии камней.

Тогайранка перевела взгляд на площадку сторожевой башни, с которой свисал хвост Аграделеуса; тот слегка помахивал им из стороны в сторону.

Судя по выражению лица мистика, он не только знал о том, как дракон относится к магии камней, но и считал, что у него есть все основания ее бояться.

Когда стражник развязывал веревки на запястьях Роджера, лицо того исказила гримаса; тем не менее он не отвел взгляда от человека, который вызвал его к себе.

Роджер находился в одном из потайных помещений аббатства Сент-Прешес. Он хорошо знал его, поскольку провел здесь немало часов с аббатом Браумином и магистром Виссенти в те времена, когда они вместе управляли Палмарисом. Ему всегда нравилось бывать в этой уютной комнате с великолепными гобеленами на стенах и огромным камином, перед которым лежал толстый шерстяной ковер и стояли три в высшей степени удобных кресла.

Сейчас, однако, она казалась холодной и неуютной. Трудно сказать почему — то ли из-за присутствия того, кто составлял компанию Роджеру, то ли из-за отсутствия огня в камине.

— Можете идти, — приказал Де'Уннеро стражникам, и те молниеносно испарились.

Роджер остался стоять у двери, потирая нывшие запястья.

Конечно, распухшие запястья были не самой серьезной проблемой. Солдаты, схватившие его, отвели душу, основательно помяв ему бока. Несколько глубоких царапин на груди и животе Роджера без лечения и даже без возможности промыть раны от грязи заживали плохо.

— Я страшно устал от тебя, господин He-Запрешь, — произнес Де'Уннеро, прерывая молчание.

Роджер глянул в сторону, на лежащий на маленьком столике штопор, который аббат Браумин держал здесь на случай встреч с Роджером и Виссенти. Мельком взглянув на монаха, Роджер увидел, что тот отошел к окну и выглянул наружу, не обращая на него внимания.

Роджер сделал незаметный шажок в сторону столика.

— Долго еще мы будем враждовать? — Де'Уннеро оглянулся на Роджера, тут же замершего на месте. — Сколько десятилетий это длится?

— Мне казалось, вражда между нами закончилась много лет назад, — ответил тот. — Когда свергли Маркворта. Но я ошибся.

Монах издал короткий смешок и снова отвернулся к окну.

— Потому что затем ты привел в этот город братьев Покаяния, чем обесчестил себя и заслужил вечное проклятие. — Роджер продвинулся еще немного и схватил наконец штопор. — Не забыл, как Джилсепони с позором выгнала тебя из Палмариса?

Де'Уннеро с окаменевшим лицом медленно повернулся к нему.

— Мы думали, ты сдох, Де'Уннеро. — В голосе Роджера прозвучал откровенный вызов. — Мы надеялись, что ты сдох. Все беды, которые ты принес…

— Беды? — не сулящим ничего доброго тоном прервал его монах. — Это ты и твои жалкие друзья способствовали разложению величайшего в истории человечества ордена. И ведь ты до сих пор даже не понимаешь, какой вред вы причинили! Не понимаешь, что вы лишили людей Хонсе-Бира всякого чувства духовности и понятия хоть о какой-то справедливости!

— А я вот думаю, что именно ты в этом виновен.

— Я говорю истину! — яростно воскликнул Де'Уннеро. — Ты и твои гнусные друзья, начиная с этого идиота Эвелина, способствовали падению церкви Абеля. Когда-то они… — монах взмахнул рукой в сторону окна и улиц Палмариса за ним, — воспринимали нас как посланцев Божьих. Отец-настоятель абеликанской церкви был могущественнее короля во всем, что касалось людских душ. Вы в оголтелом эгоизме разрушили все это. Сначала Эвелин, чтобы покрыть собственное преступление — убийство. Потом его приспешники — Джоджонах, Элбрайн, Джилсепони. А дальше совсем жалкие ничтожества, околдованные уже ими.

— У меня нет ни малейшего желания обсуждать с тобой ход течения войны с демоном-драконом, Де'Уннеро. Как и окончание нашествия розовой чумы — ты ведь наверняка помнишь это незначительное событие? Если веру людей и поколебало падение Маркворта — я-то считаю, что в этом не было ничего удивительного, — то потом она вернулась и стала вдесятеро крепче. И это произошло благодаря тем, кто отправился на гору Аида, где человек, которого ты назвал идиотом, спас смертные тела людей!

Роджер думал, что от этих слов монах разъярится и набросится на него. И незаметно сжал покрепче штопор, надеясь, что у него появится шанс вонзить его в грудь Де'Уннеро.

— Ты неисправим, и потому тебя ждет тот же конец, — фыркнул, однако, тот. — Все они мертвы теперь, тебе это известно? Эвелин, Джоджонах… О да, мне доставило особое удовольствие складывать бревна для костра, на котором сожгли этого еретика. И Элбрайн. Я горжусь, что он погиб именно от моей руки.

Де'Уннеро вперил злобный взгляд в Роджера.

— И Браумин Херд, чтобы ты знал. Он тоже погиб от моей руки.

— Лжешь… — внезапно охрипшим голосом еле слышно произнес тот.

— Думаю, рыбы уже успели до костей обглодать его плоть. — Видно было, что монах чрезвычайно доволен собой.

— Лжешь! — уже громче воскликнул Роджер, чувствуя, как внутри закипает гнев.

Он старался подавить этот гнев, понимая, что Де'Уннеро нарочно подстрекает его — точно так же, как он сам недавно подстрекал этого человека в расчете на его вспыльчивость. Судя по самодовольной улыбке монаха, его намерения не вызывали сомнений.

— Все они мертвы, — повторил он. — А помнишь, кстати, брата Кастинагиса? Который был назначен служить в часовне Эвелина близ Кертинеллы? Этого я убил тоже, и часовню поджег я. В то время я был там вместе с молодым Эйдрианом, заявившим права на меч и лук отца, принадлежащие ему по праву.

Дыхание у Роджера вырывалось из груди с хрипом, колени подгибались. И все же он упрямо старался держать себя в руках, не желая доставлять Де'Уннеро ожидаемого удовольствия.

— Но трое все-таки остались, — задумчиво продолжал монах. — Ты здесь живой исключительно потому, что мне так взбрело в голову. Надоедливый коротышка Виссенти, конечно, прячется в Санта-Мер-Абель и очень скоро встретит там заслуженный конец. По правде говоря, мне наплевать как на него, так и на тебя. Я без огорчения дал ему сбежать, как могу позволить тебе выйти отсюда свободным человеком.

Роджер, услышав эти слова, сплюнул ему под ноги.

— Потому что, Роджер He-Запрешь, из трех оставшихся меня волнует только один человек. И ты знаешь, о ком я говорю.

Де'Уннеро зловеще расхохотался.

— Ты, она и твоя жена удрали, словно трюмные крысы, незадолго до того, как король Эйдриан ворвался в Палмарис, — продолжал он. — Думаешь, в этом городе все настолько преданы тебе и твоей приятельнице Джилсепони, что я ничего не смогу узнать? Воображаешь, все братья здесь, в аббатстве Сент-Прешес, настолько отравлены ложью Браумина Херда, что одобряют любые, даже самые нелепые перемены в церкви Абеля?

— Ты жаждешь узнать о ней? Спроси лучше об этом своего хозяина, демона-дракона! — закричал Роджер.

— Где она? — с убийственным спокойствием спросил монах.

— Не знаю!

— Врешь, скотина!

Де'Уннеро шагнул к нему — и Роджер, выбросив вперед руку, направил штопор прямо ему в грудь.

И тут же ощущение радостного предвкушения того, что ему наконец вот-вот удастся сразить самого ненавистного врага, сменилось взрывом дикой боли. Несравненный воин, Де'Уннеро среагировал молниеносно. Схватив протянутую к нему руку за запястье, он дернул ее вперед и вверх, заставив Роджера упасть на одно колено.

— Где она? — повторил монах, продолжая выворачивать ему руку.

Послышал хруст локтевого сустава, и Роджера накрыла волна боли. Он свалился бы на пол, если бы Де'Уннеро не схватил его за волосы, резко вздернув вверх. Бедняга потянулся к сломанной руке, но монах с силой ударил его по лицу, и Роджер, свалив столик, грохнулся на пол у стены.

Снова обретя способность видеть, он различил склонившегося над ним Де'Уннеро. И попытался ударить его ногой, но тот с силой прижал ее к полу.

— Ты ушел на север со своей женой, — сказал монах. — За Кертинеллу. Значит, в Дундалис. Когда я разыщу твою драгоценную женушку, может, мне удастся вытянуть из нее, где сейчас Джилсепони.

Упоминание о Дейнси придало сил Роджеру, и он попытался нанести удар свободной ногой, целясь в колено противника.

Однако Де'Уннеро успел отскочить и, не дав Роджеру возможности отвести ногу для нового удара, сам ударил его в лицо.

В глазах у того потемнело.

— В твоих силах облегчить участь жены, как и свою собственную, Роджер He-Запрешь, — как бы издалека донеслось до него.

Почувствовав, что его поднимают в воздух и ставят на ноги, он заставил себя открыть глаза и постарался сфокусировать взгляд.

Но все, что ему удалось увидеть, так это кулак Де'Уннеро, нацеленный в его челюсть.

Кулак метнулся вперед, и Роджер с размаху стукнулся затылком о стену.

Де'Уннеро с яростными криками набросился на него, осыпая ударами.

Очнулся Роджер некоторое время спустя на грязном полу камеры, в луже собственной крови. Почувствовал, что он тут не один, и с трудом приподнял голову.

В дверном проеме он различил темный силуэт Де'Уннеро.

— Мы продолжим наш разговор, когда ты будешь в состоянии чувствовать боль, — заявил он. — И понимать, чем твой отказ грозит твоей разлюбезной Дейнси.

С этими словами монах ушел.

Роджер без сил опустился на грязный пол. Ясно, что он провалялся без чувств несколько часов, и все же монах стоял здесь, дожидаясь, пока сможет отпустить это последнее замечание.

Головокружение. Боль. Однако навязчивее всего перед внутренним взором Роджера маячил внушительный темный силуэт, вызывающий у него неизведанное доселе, острое чувство беспомощности.