"Бойцы Сопротивления" - читать интересную книгу автора (Пронин Николай Матвеевич, Гладкий Сергей...)

Труден поиск через двадцать пять лет

Глава написана Джузеппе Фьюмарой

Как я узнал, Бьянки был арестован действительно случайно. Тогда облавы гитлеровцами иногда делались и с целью профилактики. Селение было оцеплено. Комиссара Бьянки узнали те, против кого он боролся. Его посадили в тюрьму Бальденич, и поэтому невозможно описать удивление Бьянки при его освобождении из тюремной камеры в результате проведенной партизанами операции, о которой пойдет рассказ позже. Когда я встретился с ним (через 25 лет после освобождения), он мне рассказал, что ему пришлось пробыть в заключении долгое время, в самых разных условиях тюремного режима. Сначала он двадцать дней просидел в одиночке, потом четыре месяца — в камере под постоянным наблюдением надзирателя-нациста, потом следующие два месяца — в полной изоляции, после чего Бьянки перевели в общую камеру с четырьмя товарищами.

Я спрашивал его, подвергали ли пыткам в тюрьме, но он при этом постоянно менял тему разговора. Я видел, что ему тяжело говорить об этом, и задал ему тот же вопрос лишь некоторое время спустя. Наконец он признался, что его долго и упорно мучили, причем так, что не хотелось бы вспоминать об этом. Теперь мне стало неловко за свою настойчивость, я упрекал себя за это. Продолжая наш разговор, я не мог не восхищаться его скромностью, а ведь так много было совершено им во имя общей свободы.

По совету Бьянки я решил побывать в тех районах, где действовали партизаны. Меня вызвался проводить туда Карло.

Когда установилась теплая погода, мы поехали.

По дороге в Больцано ди Беллуно Карло показал мне дом Совиллы, построенный у самого подножия неровного склона горы, омываемого бурным ручьем. Старик Совилла был верным помощником партизан.

Оказалось, Совилла теперь здесь не живет, они всей семьей переехали ближе к автостраде в маленькую квартирку в кирпичном доме. Наконец мы нашли и этот дом мужественных людей, отдавших Сопротивлению своего сына и столь много сделавших лично для успеха борьбы партизан.

С улицы идет коридор прямо в маленькую комнатку, которая одновременно и прихожая, и гостиная, и кухня.

Жена Совиллы внимательно присматривается к Карло, прежде чем узнать его, а потом раздаются возгласы удивления и радости, боевые друзья крепко обнимаются. Входит дочка Совиллы — Пупа, которая во время войны, совсем маленькой, была связной у партизан, — и новые улыбки, и новые воспоминания.

Старика нет дома, он в горном селении Казе Бартот, и жена Совиллы передает Карло ключи от внутренних дверей тюрьмы, которые считались потерянными и которые эта семья сохраняла двадцать пять лет в ожидании, что наконец их можно будет вручить тем, кто ими пользовался во время операции «Бальденич».

От дома Совиллы держим путь к Казе Бортот, однако подъехать к нему не так просто из-за очень крутой и потому трудной дороги.

Казе Бортот — это несколько старых крестьянских домишек. Во всей деревне живет не более двух-трех семей; вокруг не видно ни обработанных полей, ни стад. Совершенно пустынные места, пересекаемые на крутых откосах редкими тропинками. Глядя на эту местность, невольно думаешь о маршруте, по которому много лет назад двигались партизаны после операции и где они скрывались.

Стрелки наших часов подходили к полудню, когда мы добрались до Казе Бортот и подъехали к дому Совиллы. Постучались. Дверь открылась, и навстречу нам вышел старик…

Он с первого же взгляда узнал Карло и обнял его. Мне пришлось ждать довольно долго, прежде чем он успокоился и ввел нас внутрь.

Старик, сохранивший удивительно ясную память, рассказывая о прошлых событиях, дополняет Карло и говорит, что в ночь с 14 на 15 июня 1944 года партизан сопровождал к тюрьме не Беппо, его сын, а Нино, который впоследствии был увезен в Германию, и о нем говорили, что он пропал без вести. Припоминает, что Де Люка оставлял ему деньги, чтобы купить целого теленка на мясо и доставить его для партизан в заранее условленное место. Он прекрасно помнит то время, когда прятал Карло в старом домишке в глубине узкой долины, и даже помнит имя доктора, вызванного в связи с тяжелым ранением, которое получил Карло, упав с моста в реку.

С сожалением старик вспоминает о своем сыне Беппо, вынужденном эмигрировать в поисках работы и остаться за границей.

Ближе к вечеру обходим места, где партизанам приходилось в боях отражать атаки нацистов. Здесь для Карло каждый поворот ручья, каждый брод, каждое дерево, каждая скала связаны с чьим-нибудь именем, каким-то событием или воспоминанием. К вечеру мы пошли к Кавиоле, где Карло с восемнадцатью товарищами отбивал атаку двух тысяч эсэсовцев. Когда кончились боеприпасы, он отдал приказ отступать в горы. Он потерял в этом бою несколько человек убитыми, зато немцы — 150. Вспоминаем, что сегодня — 25 апреля, и многие жители города решили поехать в Венецию, чтобы присутствовать на открытии памятника партизанам работы скульптора, который в прошлом сам был партизаном и носил кличку Мурер.

Был почти полдень, когда мы подошли к дому бывшего партизана Оресте, Он встретил нас сердечно и сразу же сказал, что на следующее утро он не пойдет на работу, чтобы проводить нас в те места, где смертью храбрых пал Кузнецов, и к форту Тромбион, где когда-то партизаны совершили свою удивительную операцию.

Рано, в девять утра, мы уже были в кухне дома Оресте. Он быстро надел пиджак, и мы отправились в путь по узкой и пыльной деревенской улице.

Поднимаемся по крутому склону холма, возвышающемуся над всей долиной Чезиомаджоре. Здесь Оресте мне рассказывает о том, как 22 февраля 1945 года партизаны попали в окружение и как при этом был убит Кузнецов. Перед тем как подробно рассказать мне обо всех событиях этого трагического дня, меня проводили к месту героической гибели Кузнецова.

Оресте тщетно пытался уговорить власти поставить после освобождения памятник русскому, отдавшему жизнь за свободу Италии от фашизма. После безуспешных попыток он на партизанские и личные сбережения купил этот участок и воздвиг там маленький памятник из белого мрамора, около которого каждый год в день Первого, мая появляется венок из живых цветов.

После полудня Оресте повел нас к развалинам форта Тромбион, до последнего времени не восстановленного, стены которого по-прежнему сохраняли следы страшного взрыва. Стена оборвана метров на пять.

Слушаю рассказ моего проводника о том, как тонко и чрезвычайно хитроумно был разработан план операции.

Форт Тромбион создавал большие трудности для партизан при передвижении отрядов. Кроме того, его разрушение нанесло бы значительный ущерб нацистам. Они в нем хранили боеприпасы и взрывчатку. Долго пришлось ждать подходящего момента для диверсии, и наконец такая возможность представилась. Ему — Оресте Грису — с группой партизан удалось захватить коменданта форта. Руководители партизанского отряда решили воспользоваться этим обстоятельством и срочно провести операцию по взрыву форта. Срочно, потому что боялись, что длительное отсутствие коменданта форта — обер-лейтенанта — будет замечено, и тогда возможен провал. Выполнить операцию было поручено Брунетти с минимальным количеством людей. С ним пошли Кузнецов, Бортников и двое итальянцев.

Группа захвата форта в условленном месте, указанном Оресте, заполучила круглолицего, правда, за две ночи похудевшего обер-лейтенанта. На нем все тот же выглаженный костюм. Комендант имел вид бравого офицера.

Перед началом операции его предупредили: если он попробует что-нибудь сделать по-своему, то его «адъютант» (светловолосый Иван Кузнецов, стоявший тут же в немецкой форме) продырявит его из автомата. Переведенные слова офицер воспринял серьезно. Ему хотелось жить, и потому он поклялся переводчику сделать все, что ему скажут. Ходили слухи о том, что на Гитлера готовилось второе покушение. Фашизм трещал по всем швам и в Италии. Комендант верил и чувствовал все это. Присутствовавший при инструктаже командир бригады Карло заверил, что офицеру будет сохранена жизнь и его отпустят за границу Италии, хотя бы в Австрию.

Вместе с переданным группе гитлеровским комендантом четверо партизан во главе с Брунетти ушли среди ночи к форту. Им предстояло до взрыва разоружить весь гарнизон в составе шестидесяти трех человек и при этом не вызвать и тени подозрения. Малейшая оплошность могла всех погубить.

Коменданту придумали легенду. Если часовой задаст вопрос об охране, идущей рядом, комендант должен сообщить, что он возвращается с совещания и с ним представители гарнизона — один майор (в форму майора облачился Брунетти) и четверо унтер-офицеров.

…Темной скалой приближалась крепость, дорога была выложена брусчаткой. Далеко слышались шаги в ночной тиши. Часовой заметил движение группы людей, укрылся в башенку, которая находилась на стене, и окриком остановил незнакомцев. Комендант назвал фамилию и объяснил, кто с ним рядом. Послышался щелчок в замке, и массивная дверь открылась так, что мог зайти только один человек. Внутри форта горел огонь. Комендант медлил. Может быть, на миг ему захотелось вскочить и захлопнуть дверь, но офицер хотел жить, да и дверь не так быстро закроешь. Казалось, тянулись долгие минуты. В этот момент в открытый проем шагнул Брунетти. «Майор» двинулся на часового. Тот отошел и стал во фронт. За «майором» следовал комендант, потом Бортников своей высокой фигурой закрыл проем. Он внимательно осмотрелся и махнул остальным рукой, приглашая зайти. Быстрым движением Кузнецов стал сзади коменданта, а двое итальянцев — возле часового. Его надо было обезоружить. Но у входа за ним внимательно наблюдал другой часовой, находившийся на стене. Он еще спросил: «Кому там ночью не спится?» — хотя знал, что офицер и до этого приходил в крепость поздно ночью или даже под утро.

По плану операции Брунетти должен рукой указать, куда идти. Он промолвил что-то, затем показал рукой коменданту на дверь в высоком строении в конце небольшой площадки, где обычно проводился развод караула. Там был основной вход в форт и узкие ходы на участки средневекового замка.

Вошли в холл. Часовой ушел на пост. При входе группы дежурный унтер-офицер вскочил, застегивая на ходу френч и надевая фуражку.

Комендант посмотрел на лежащий на столе пистолет в кобуре вместе с поясом, на открытый шкаф с автоматами и карабинами дежурной команды.

По замыслу операции, комендант должен был к чему-то придраться и любой ценой заставить дежурного унтер-офицера выйти из-за своего стола: там была сигнализация. Офицер крикнул и указал на ящик с оружием. Когда унтер метнулся к шкафу, его схватили

Бортников и итальянский партизан. Связанного, с кляпом во рту дежурного офицера упрятали в шкаф.

Комендант пытался пройти к столу и сесть на стул. Может быть, он решил включить сигнализацию? Но Кузнецов, внимательно следивший за ним, подтолкнул офицера автоматом в другое направление, к стулу у окна. Комендант сел, снял фуражку.

— Где ключи от караульного помещения? — спросил Брунетти у переводчика, который стоял «телохранителем» возле коменданта.

— Все в связке на железной двери шкафа, — отвечал комендант. Брунетти уже вынимал ключи, когда на стене загорелась лампочка.

— Что это за сигнал? — спросил переводчик.

— Это идет смена. — Караул — десять человек вместе с начальником — как бы подтверждал всю правоту разговора перед операцией о том, что трудно будет разоружить немецких солдат. Комендант кисло улыбнулся. Его взгляд как бы говорил: «Ну что, провели немцев?»

Однако Брунетти внешне был совершенно спокоен. «Нам нужно взорвать форт. Вот основная задача, а где она, взрывчатка? Как узнать?» — думал он.

— Где склад тротила или динамита? Что у вас тут есть? — спросил Брунетти коменданта.

— Динамит там, — перевел слова коменданта переводчик и предложил использовать караул для переноски взрывчатки: — Солдаты сами нам помогут. Все сделают, — скороговоркой проговорил партизан. Он тоже волновался.

Брунетти стал вблизи коменданта и объяснил:

— Когда войдет смена караула, прикажите им оружие срочно составить в козлы. Если начальник караула откажется, мы всех перестреляем. Прикажите им также перенести динамит сюда. Скажите, что немцы уходят и потому приказано взорвать форт. Понятно? — Не успел договорить это командир группы, как в дверь вошла смена — девять молодых, с заспанными лицами гитлеровцев. Завидев коменданта и постороннего «майора», начальник смены отдал рапорт «майору». Брунетти вытянулся. Комендант стоя тоже выслушал доклад и без промедления трагическим голосом сказал: «Пусть пока никто не знает, чтобы не было паники. Запомните, мы отступаем, форт по приказу заминируем, а потом взорвем. Оружие положите здесь, а вы, — указал он на середину строя, где стоял длинный худой ефрейтор, — пойдите откройте склад динамита. Ключ отдайте ему, — указал он на переводчика.

То ли майор, «инспектирующий» форт, то ли властный голос, какого до этого не слышали подчиненные от коменданта форта, а может, сообщение об отходе подействовало. Потому караульные безропотно сносили ящики динамита, аккуратно, укладывая их в трех местах здесь же, в помещении. Весь остальной гарнизон спал.

Когда динамит был разложен в самых уязвимых местах форта, по приказу коменданта была поднята по тревоге команда и срочно (без оружия) выведена из форта.

Охранники бежали впереди подрывников-партизан, сохраняя видимый строй. Вблизи форта находилась группа прикрытия, выставленная на всякий случай Карло. Партизаны в этот раз с помощью четвертых «унтер-офицеров» взяли в плен группу гитлеровцев, 60 итальянских солдат.

Еще утренняя заря не успела осветить верхушки гор, окружавших перевал, на котором стоял форт Тромбион, а уже весь гарнизон и партизаны находились за его пределами. Раздался страшный взрыв, закончивший историю этой крепости…

Уже темнело, когда мы покинули груду развороченных глыб, разорванные арки сводов, стены, изрезанные глубокими шрамами мощного взрыва. Ночевали мы в домике Оресте.

На следующее утро, совсем рано, мы уезжали обратно, увозя с собой несколько тетрадей записок и воспоминания о сердечных, искренних и скромных людях, бывших партизанах, с которыми мне удалось познакомиться за такое короткое время, но о которых уже никогда не забуду.