"Мудрость прощения. Доверительные беседы" - читать интересную книгу автора (Гьяцо Тензин, Чен Виктор)

Глава 6 Без резиновых уток

Воздух в личной часовне Далай Ламы, превращенной на пять дней в конференц-зал Десятой конференции «Разум и жизнь», вибрировал от нервного трепета ожидания и возбуждения. Все внимание присутствующих было обращено на Стивена Чу, американского физика, нобелевского лауреата. Он сидел на месте распорядителя справа от Далай Ламы; позади него высилась большая медная ваза со свежесрезанными цветами. Чу готовился объяснить Далай Ламе и собравшимся гостям тонкую связь, существующую между математикой и квантовой механикой.

— Что такое математика? — начал он, обращаясь к главе Тибета. Лично я не был готов к такому вопросу; видно было, что Далай Лама тоже несколько озадачен. Он не ответил, и Чу продолжал: — Ну, большинству людей математика внушает страх.

Зал взорвался смехом. Двумя короткими фразами Чу сумел всех развеселить. Эрик Ландер, генетик из Бостона, сидевший справа от Чу, схватился толстыми руками за живот. Далай Лама, сидевший в обычной для него позе лотоса в удобном кресле, улыбался, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

Чу набрал пароль на ноутбуке, стоящем перед ним на низком столике. На большом экране, закрывающем противоположную стену, появилось изображение: одна утка в верхнем ряду, две — в среднем и три — в нижнем.

— Это технический объект. Называется он — «резиновая утка». Мы помещаем уток в ванну, — сказал Чу, указывая красным лазерным лучом на одинокую утку вверху. — Итак, одна утка, две утки, три утки. Мы может добавлять уток...

В маленьком конференц-зале началось что-то невообразимое. Ландер хлопал себя руками по бокам и хохотал во все горло. Чу запнулся на середине предложения, его кадык ходил вверх-вниз. На одну-две минуты он потерял контроль над аудиторией, потом прилив веселья схлынул и обстановка вернулась в рамки порядка.

На лице покачивающегося Далай Ламы сохранялась улыбка. Но она напоминала улыбку сфинкса. Он казался немного отстраненным, не похожим на себя самого. Я почему-то ожидал, что он будет смеяться громче всех.

Тхуптен Джинпа, переводчик Далай Ламы, наклонился к нему и что-то сказал по-тибетски. У меня мелькнула мысль: возможно, Далай Лама не понимает культурного контекста. Он, скорее всего, никогда не играл с резиновыми утками в ванне. Скорее всего, о резиновых утках в Тибете и слыхом не слыхивали. Он просто не понимал, из-за чего все так заходятся.

— Это можно проверить экспериментально! — вопил генетик, все еще охваченный приступом смеха.

— Действительно, это было проверено экспериментально много, много раз, — сказал Стив Чу, с трудом беря себя в руки. — В некотором смысле, это реальность. Итак, мы знаем, как добавлять уток. Теперь, если у нас есть две утки и мы заберем одну, у нас останется одна утка. Но что, если у нас всего одна утка: возможно ли забрать две? — Он посмотрел на Далай Ламу, пожал плечами и развел руками. — Что произойдет? — спросил Чу. — Ну, совершенно неожиданно произойдет нечто новое. Процесс вычитания приводит математиков к изобретению отрицательных чисел. А затем мы устанавливаем правила — правила сложения и вычитания, например. Это приводит к комплексным числам... числам, в состав которых входит квадратный корень из минус единицы. И именно комплексные числа позволяют нам описывать процессы квантовой механики.

Разрешение посетить эту конференцию в Дхарамсале, проходившую в октябре 2002 года, мне выдал личный секретариат Далай Ламы. Около полусотни участников — ученых, приглашенных гостей (среди которых были Ричард Гир и Голди Хон[13]) и небольшая группа тибетских монахов — заполнили маленький зал в резиденции Далай Ламы. Тема заседания

— «Природа материи, природа жизни», среди присутствовавших — всемирно известные специалисты по комплексным числам, генетики, эволюционисты, буддистские философы и, конечно, физики. С 1987 года встречи Далай Ламы с западными неврологами, физиологами и философами проходят регулярно. Результатом этих встреч стали несколько научно-исследовательских работ и многочисленные публикации.

Мне нравится дух товарищества в среде ученых, и я оценил чувство юмора Стива Чу. Этот физик-очкарик удостоился Нобелевской премии в 1997 году. Он нашел способ охлаждать газы лазерным излучением, замедляя атомы, имеющие при комнатной температуре скорость 4000 км/ч, до скорости 2 см за тот же отрезок времени. Он заставил их плавать в «атомной ловушке», создавая действием лазерного излучения то, что он назвал «оптической патокой».

Чу, несомненно, приводило в восхищение, что он находится в Дхарамсале. Он получал удовольствие в возможности объяснять Далай Ламе понятия материи и жизни с позиций физики. Как раз перед началом выступления, где он приводил в пример резиновых уток, Чу напомнил тибетцу об их первой встрече.

— Ваше Святейшество, — сказал Чу, — может, вы помните... Мы встречались шесть лет назад в Стэнфорде. Во время дискуссии, которая продлилась с утра до ланча. Это было очень важное событие в моей жизни, — последние слова были сказаны совсем тихо, и Чу несколько раз моргнул. Затем, взяв себя в руки, продолжал в своей обычной непринужденной манере: — Прибыв сюда, я узнал много замечательных вещей. Конечно, что-то и от своих западных коллег, но главным образом — от вас и от тибетских монахов. Я надеюсь когда-нибудь вернуться и узнать больше.

Именно такой взаимный обмен знаниями, по представлениям Далай Ламы, и был целью конференции «Разум и жизнь». Он надеялся, что ученые смогут открыть новые направления исследований, научившись смотреть на действительность с позиций буддизма, а буддисты, как ему кажется, смогут почерпнуть полезные сведения о современной науке.

— Моему интересу и тесным контактам с учеными уже более пятнадцати лет, — сказал мне Далай Лама. — Мне кажется, все больше и больше ученых начинают проявлять подлинный интерес к диалогу с буддистами. Я вижу в этом нечто полезное, и не только для удовлетворения собственного любопытства. Диалог между учеными и буддистами может помочь расширить границы человеческого знания. В последние два-три года мы проводим научные  обследования  некоторых  специально  отобранных  тибетских  монахов.  Я  уверен, научные  обследования  некоторых  специально  отобранных  тибетских  монахов.  Я  уверен, что мы начали нечто верное, нечто полезное для широкой общественности.

Но у Далай Ламы есть еще одна причина для организации этих встреч буддистов и ученых, и именно ее он считает наиважнейшей.

— Все хотят жить счастливо — более спокойно, более мирно, более успешно, — продолжал объяснять мне свои отношения с учеными Далай Лама. — А для этого очень важно совершенствовать внутренний мир — эмоции. Это очень важно. Я не говорю о религиозной вере. Я не говорю о небесах, освобождении или будущей жизни. Речь идет о более счастливых индивидуумах, более счастливом обществе. Все хотят, чтобы повсеместно укоренились общечеловеческие ценности — забота о ближнем, чувство сопричастности. В результате все мы станем более открытыми, а наши возможности расширятся. И тогда проблемы, с которыми мы неизбежно сталкиваемся, нанесут гораздо меньший ущерб нашему внутреннему миру.

Мудрость древних индусов предполагала жертвовать знаниями и техникой ради совершенствования духа. Да, конечно, достижения науки порождают огромную ответственность. Но, я думаю, тем более важно развитие внутренних ценностей. Возьмите нью-йоркские события 11 сентября. Они ясно показали, что современные технологии, подчиненные человеческому разуму и управляемые негативными эмоциями вроде ненависти, могут вызвать катастрофу. Колоссальную катастрофу, приносящую страдания множеству людей. Для того чтобы технологии использовались более созидательно, важнейшим фактором является мирный внутренний настрой. Вот главная причина, чтобы искать пути сближения современной науки и древней мудрости. Работая бок о бок, они найдут способ сделать мир лучше.

Меня заинтересовали слова Стивена Чу о его первой встрече с Далай Ламой. Несомненно, это событие оказалось для него очень важным. Поэтому, когда физик закончил свое выступление, я спросил его, не согласится ли он встретиться с Далай Ламой и мною для приватной беседы. Чу ответил, что мысль об аудиенции не приходила ему в голову. Он приехал в Дхарамсалу с единственной целью: узнать, как относится буддизм к передовым достижениям физики. Но моя идея ему нравится. Конечно, он почтет за честь встретиться с главой Тибета.

В последний день конференции Стив Чу, его жена Джин и я явились в зал для приемов и кое-как умостились на кушетке напротив Далай Ламы. Американский китаец был одет очень просто: в светло-голубую рубашку и бежевые слаксы. На ногах пара поношенных теннисных туфель — в Стэнфорде он известен как страстный любитель тенниса. Тэнздин Гейче, гораздо более академичный и внушительный в сером тибетском одеянии, сидел в стороне.

— Вчера, выступая на конференции, вы придерживались азиатских традиций, — начал разговор Далай Лама, обращаясь к Чу. — Скромность. Подчеркнули ограниченность ваших знаний. А во время объяснения продемонстрировали полную компетентность.

— Когда ученый объясняет, он всегда напоминает себе: это мы знаем, а это — нет, — заметил Чу.

— Это правильно. Я замечал, истинные ученые... они непредубежденные наблюдатели. Не слишком много воображения; всегда стараются понять реальность, — сказал Далай Лама.

— Стараемся, — сказал Чу.

— Итак. Нобелевский лауреат. По происхождению китаец. И этот мой старый друг, — Далай Лама указал на меня, — тоже предположительно китайского происхождения. Но сейчас скорее полукитаец. — Его знаменитый баритональный смех заполнил приемную. Он всегда при любой возможности высмеивает мои западные пристрастия.

— Обычно, когда я приезжаю сюда, чтобы увидеться с Его Святейшеством, я оказываюсь единственным китайцем среди тибетцев. А сейчас у меня появилось подкрепление, — сказал я, хлопнув американского китайца по коленке. — Но есть различие: один китаец — умный, а другой — совсем тупой. Я прекрасно понял объяснение про резиновых уток. А вот остальное оказалось для меня совершеннейшей физикой.

Чу улыбнулся, покачал головой. Далай Лама подался вперед, сосредоточив внимание на ученом.

— Позавчера один генетик рассказывал нам о Бостонском исследовательском центре, — начал Далай Лама. — А потом сообщил, что у центра существуют филиалы в Европе и даже один в Пекине. Так что я почувствовал — ученые действительно представляют все человечество. Для них не важны расы, нации или идеология. Они просто продолжают исследования, независимо ни от чего.

— Это верно, по крайней мере для большинства ученых, — согласился Чу.

— Необходима такая же атмосфера среди политиков, среди мировых лидеров, — продолжал Далай Лама. — Иногда они слишком фокусируются на своих идеологиях, своих нациях. Тогда появляются ненужные проблемы. Это печально. Возьмите китайцев и тибетцев. Две тысячи лет между нами существовали тесные связи. Время от времени — борьба, убийства друг друга. Время от времени — тесная дружба. Сегодня все усложнилось.

Далай Лама вздохнул и продолжал:

— Моя главная забота не о тибетской нации. Моя главная забота о тибетских традициях: комбинации буддизма, логики и философии. Это не только древняя культура, это также очень изощренное и уместное в современном мире знание — как глубже понять наши эмоции, как преобразовывать наши эмоции. Я понимаю, что сохранение тибетской духовности важно не только для шести миллионов тибетцев, но и для более широкого сообщества. Особенно для наших китайских собратьев. Они очень многое утратили из своего богатого наследия. Традиции тибетского буддизма могут внести свой вклад; их сохранение полезно для всех.

— Профессор Чу, — вставил я, воспользовавшись паузой, — вы поддерживаете тесные контакты с научной общественностью Китая. Как, по-вашему, китайцы относятся к Тибету?

— Большинство людей получают информацию о Тибете из контролируемых правительством источников, — ответил Чу. — Они говорят: мы должны быть очень осторожны, Далай Лама очень хитер. Не профессора, конечно, а молодые. Но постепенно происходят изменения. Правительству все сложнее контролировать прессу, особенно Интернет. Оно пытается; даже пробовало избавиться от Google. За несколько недель властям удалось направить все программы поиска через подотчетные правительству поисковые системы. Но в конце концов затея провалилась. Слишком многие знали обходные пути.

— Кроме того, все больше и больше китайцев ездят в Тибет, — добавил Далай Лама. — Прежде приезжали просто туристы. А теперь многие прибывают в Тибет как паломники. Недавно я услышал, что тибетские монахи в Лхасе получают в качестве пожертвований приблизительно 6000 юаней в год. Эквивалент...

— 800 долларов, — подсказал я.

— Нет, нет, нет... Я хотел сказать... — Далай Лама явно огорчился, что не может подобрать точных слов. Он повернулся к Тэндзину Гейче и заговорил с ним по-тибетски.

— Его Святейшество говорит, что пожертвования монахам почти равно... — начал Гейче.

— Нет, нет, нет, — прервал его Далай Лама. Он наконец нашел слова, соответствующие его мыслям. — Сумма, которую монахи получают за год от китайских туристов, равняется зарплате партийных кадровиков, работающих на правительство. Источник доходов монахов — не тибетцы, а, главным образом, китайские паломники. Так что, хотя ситуация в  Тибете  все  еще  сложная:  притеснения,  репрессии,  но  они  уже  получают  деньги  от китайцев. Он громко рассмеялся.

Нескрываемое веселье Далай Ламы, казалось, загипнотизировало Джин Чу. Тэндзин Гейче, обычно образец сдержанности, тоже широко улыбался.

— Это позитивные признаки, — продолжал Далай Лама. — Сейчас у некоторых тибетских лам обучается множество китайцев. Один лама из Восточного Тибета посвятил шестьсот китайских буддистов. Вот явные признаки того, что китайцы проявляют истинный интерес к тибетской культуре. И все же мы должны подружиться с еще большим числом китайцев. И лучше всего для этого подходят американские китайцы, канадские китайцы. Чу, казалось, задумался.

— Я езжу в Китай приблизительно раз в год и встречаю все больше и больше людей, желающих обсуждать реальные проблемы, — сказал он. — В приватных беседах, таких, как эта, на самом деле обсуждают действия правительства. Вероятно, я мог бы поднять вопрос о Тибете... — Он подумал, а потом решительно закончил: — И спросить, почему этот вопрос не поднимался прежде. И не только вопрос о тибетской культуре. О Фалун Гонге, например, и вообще о вопросах духовности.

— Правильно, правильно, — согласился Далай Лама.

Некоторое время все молчали. Похоже, мы понимали друг друга без слов. И тут я вспомнил, о чем хотел спросить Стивена Чу.

— Вчера вы сказали, что ваша встреча с Далай Ламой в Стэнфорде оказалась для вас очень важным моментом жизни. Почему? Чу повернулся к Далай Ламе.

— Тогда я впервые почувствовал ваше воздействие. Перед встречей я прочел вашу биографию. И совершенно не понимал, чего ожидать. Как ученый, я был настроен немного скептически. Ну, думаю, вы понимаете. А затем... то, как вы держите себя. Вы сразу же мне улыбнулись. Меня поразило, что все, что я о вас слышал, оказалось правдой. Я почувствовал, что вы очень душевный человек, очень добрый, вы действительно любите людей, даже тех, кого не знаете. То, что вам почти не требуется времени, чтобы сформировать в себе добрые чувства к новому человеку, глубоко меня поразило.

Чу сделал паузу.

— У меня в лаборатории работает аспирант, — продолжал он. — Очень умный парень, вырос в Гонконге. Я сказал ему, что собираюсь встретиться с Далай Ламой. Он слегка удивился и сказал, что считает Далай Ламу трусливым политиком.

Все засмеялись.

— Я ответил ему, что встречал разных политиков и они ведут себя совершенно по-разному, — продолжал Чу. — А студент возразил: «Но он глава государства». «Да, — ответил я. — Он глава государства, но я не думаю, что он политик».

Далай Лама передвинулся на край кресла. Подавшись вперед, удобно расположив руки на коленях, он смотрел в пространство, собираясь рассказать историю.

— Много лет назад, — начал он, — я познакомился с одним китайцем. Он изучал китайский буддизм, конфуцианство. Работал в Америке. Его друзья, китайские бизнесмены из Нью-Йорка, говорили ему: «Далай Лама не религиозный человек, он, главным образом, политический деятель. Другие тибетские ламы — это да, среди них есть истинные духовные мастера. Но Далай Лама не из их числа». Поэтому он не хотел ехать ко мне учиться. Но приехал, из любопытства. Он заметил, что Далай Лама достаточно искренний, достаточно сострадательный. Он многое узнал обо мне и хорошо изучил мое поведение. В конце концов он стал моим близким духовным другом. Он называл меня своим учителем, фактически я его посвятил. Так что не только коммунисты, но и широкая публика придерживается этой ложной точки зрения. Поскольку я несу ответственность за Тибет, СМИ  создали  впечатление,  что  Далай Лама  не  просто  буддистский  монах,  он  —  главным образом политик.

Он сделал эффектную паузу. И добавил:

— Хотелось бы надеяться, сильный политик.

Когда смех утих, Далай Лама обратился к Джин Чу, которая до этого молчала:

— Скажете что-нибудь?

— Вчера мы посетили тибетскую детскую деревню, — начала она, — и меня поразило, что вам удалось сохранить свою культуру здесь, в Дхарамсале. Вы покинули родину, но продолжаете сохранять самобытность. Я думаю, это потрясающий пример для других людей.

Далай Лама начал было отвечать, но передумал и обратился к Тэндзину Гейче по-тибетски.

— Ваше замечание очень воодушевляет, — перевел Гейче.

— Да, — сказал Далай Лама. — С самого начала, сорок три года назад, нашей главной заботой стало сохранение тибетской культуры. Открытие школ, детских деревень и всего прочего. Мы создавали тибетские колонии на юге Индии. По тому же принципу: сохранить нашу культуру. И я горжусь, утверждая, что тибетская традиция, буддийское знание в чистом виде существуют вне Тибета.

— И еще, мы узнали замечательную вещь — буддизм очень открытый, — добавила Джин.

— Он в состоянии воспринять различные знания и впитать эти знания, обогащая буддистское сообщество.

— Спасибо, — сказал Далай Лама. — Именно поэтому цель каждого живущего в Индии молодого тибетца: уехать в Америку.

И он снова от души рассмеялся. Подошло время возвращаться вверх по склону на очередное заседание конференции.