"Рыцарь и буржуа" - читать интересную книгу автора (Оссовская Мария)

Содержание


• К. А. Шварцман, А. А. Гусейнов. Исторические образы морали


• От переводчика


• Рыцарский этос и его разновидности • 

Предисловие

Глава I. Понятие образца и понятие подражания

Глава II. Рыцарский этос в Древней Греции

Глава III. Спартанский воин

Глава IV. Древние германцы

Глава V. Рыцарь в средневековье

Глава VI. Рыцарь в роли придворного

Глава VII. Джентльмен

Глава VIII. Рыцарский этос в Новом Свете

Заключительные замечания


• Буржуазная мораль • 

Предисловие

Глава I. Предварительные замечания

Глава II. Буржуазная мораль в отступлении

Глава III. Классическая модель буржуазной морали: Бенджамин Франклин

Глава IV. Добродетель бережливости

Глава V. Купец и джентльмен у Даниеля Дефо

Глава VI. Пуританские секты и буржуазная этика в развитии капитализма Нового времени

Глава VII. Зависть как мелкобуржуазная черта

Глава VIII. Буржуазная этика раннего итальянского капитализма: Леон Баттиста Альберти

Глава IX. Буржуазные моральные катехизисы эпохи Великой французской революции

Глава X. Интерференция буржуазных и дворянских личностных образцов в XIX веке

Глава XI. Методологические замечания о выявлении социальной обусловленности идеологии

Глава XII. Обозрение книги в целом


• О некоторых изменениях в этике борьбы

• Указатель имен

• Предметный указатель

Глава I Понятие образца и понятие подражания


Следует выбрать кого-нибудь из людей добра и всегда иметь его перед глазами, — чтобы жить так, словно он смотрит на нас, и так поступать, словно он видит нас. Сенека. Нравственные письма к Луцилию, XI, 8

Возьми себе, наконец, за образец чей-либо характер и подражай ему, — и когда ты живешь один, и когда пребываешь среди людей. Эпиктет. Беседы

Когда в 30-е годы я писала о личностных образцах и их роли в жизни общества, я чувствовала себя едва ли не одиночкой. Ныне положение коренным образом изменилось — пробудился интерес к проблеме, а вместе с ним начались поиски терминов, в которых она нашла бы адекватное выражение. Так, например, во французской социологии говорят о «направляющих образах» (images-guides) и об «идеалах личности» (idйal de la personne). В английских исследованиях мы встречаем такие выражения, как «человеческий образ, представляющий предмет притязаний» (enviable human figure), «идеальный тип человека в данной культуре» (human ideal-type of a given culture), «образ, вызывающий восхищение» (admirablehumanfigure). Немцы пользуются словом «Vorbild» (пример, образец) или выражением «идеальный тип группы» (Ideal-Typus der Gruppe).

В литературе на интересующую нас тему многие недоразумения связаны с многозначностью слова «образец», а также с использованием в последнее время слова «модель», теперь столь же модного, как и слово «структура», и столь же часто употребляемого всуе. Ведь во многих случаях «модель» означает «тип». Например, когда в дискуссии о семье задается вопрос: «Какой моделью семьи занимается данный автор?», — то часто имеется в виду, занимается ли он матрилокальной или патрилокальной семьей, семьей, состоящей из двух или более поколений, короче, каким типом семьи он занимается. Слово «образец» нельзя заменить словом «тип», хотя нередко одно употребляется вместо другого. Те, кто различает эти понятия, руководствуются различными соображениями. У некоторых авторов «образец» предполагает оценку в отличие от аксиологически нейтральной «модели»; у других дело обстоит как раз наоборот. Для А. Клосковской «в образце находит выражение повторяемость человеческого поведения, повторяющаяся структура этого поведения», тогда как модель — это «словесное, наглядное или какое-либо иное изображение человеческого поведения (общественных институтов, личностей), которое может служить примером, а также объектом соотнесения оценок и которое сконструировано для практических общественных целей»

Kloskowska A. Modele spoleczne i kultura masowa. — Przeglad sociologiczny, 1959, t. 13, zesz. 2, s. 48, 50..

Так же понимает образец Ф. Студницкий; согласно Студницкому, нечто служит образцом поведения для популяции P, если это поведение преобладает в ней статистически в определенной ситуации См.: Studnicki F. Wzoacute; r zachowania , wzoacute post powania i norma. — Zeszyty naukowe Universytetu Jagiello; skiego, 1961, 44, s. 9.. Образцам соответствуют здесь определенные эмпирически установленные закономерности.

В связи с рассмотренными здесь терминами, предлагавшимися в литературе, мы хотели бы выступить против использования слова «идеал» или «идеальный». Выражение «идеальный тип» уже «присвоено» М. Вебером и получило у него совершенно определенное, иное значение. Идеал, как об этом уже писалось, предполагает совершенство и нереальность. Это нечто недостижимое, его осуществление означало бы состояние полного удовлетворения — черты, которые мы не связываем с личностным образцом. В статье «Идеалы» Т. Котарбиньский выделяет четыре интерпретации совершенства: безупречность, гармоничность, законченность и наивысшая степень Kotarbiсski T. Wybуr pism. Warszawa, 1957, t. 1, s. 469.. Безупречность — это, говоря иначе, безошибочность; гармоничность — это «некая мера, благодаря которой наши поступки в данной области возможно лучше соответствуют нашим нуждам». Законченность, которая ассоциируется со словом «perfectio» [Законченность, совершенство (лат.)], — это осуществление до конца, без недочетов, полностью; наконец, наивысшая степень относится к качеству, которое может выступать в большей или меньшей степени. Эта высшая степень не должна забывать о гармоничности, ибо любая чрезмерность может повредить совершенству целого.

Понятие о совершенстве, как справедливо заметил Спиноза, предполагает соотнесение с чем-то в двояком смысле. «Мы будем называть людей более или менее совершенными, смотря по тому, более или менее приближаются они к этому образцу» (то есть к «предначертанному нами образцу человеческой природы») Спиноза Б. Этика. — Избр. произв. М., 1957, т. II, с. 524.. Но кроме «примеривания» человека к образцу, речь может идти и о сравнении человека с другими людьми. «Совершенство и несовершенство в действительности составляют только модусы мышления, именно понятия, обыкновенно образуемые нами путем сравнения друг с другом индивидуумов одного и того же вида или рода» Там же, с. 523..

Здесь Спиноза уже говорит об образце в том смысле, который мы имеем в виду. Личностный образец предполагает здесь некую иерархию ценностей; это — образец, называемый иногда нормативным. Не прибегая к понятию совершенства, можно дать следующее рабочее определение личностного образца: реальное или вымышленное лицо, которое побуждает или должно побуждать к подражанию. Точнее, личностным образцом для данного индивида или группы будет образ человека, который должен служить или фактически служит для этого индивида или для этой группы объектом притязаний.

Я предпочитаю говорить об образце, а не о модели, так как выражение «служить образцом» лучше отвечает моим намерениям. Образец — это нечто такое, чего мы стремимся достичь, подобно тому как мы стремимся, чтобы метр в качестве единицы измерения как можно более походил на эталон, который хранится в Севре под Парижем. Между тем, когда фирма «Фиат» выпускает новую модель автомобиля «Фиат-1200», она попросту выпускает новую марку машины, не собираясь никому предлагать пример для подражания. Заметим, что Ф. Знанецкий в своей «Социологии воспитания» говорит о личностном идеале как системе «векторных» норм, указывающих путь к будущему и к совершенству. В свою очередь само совершенство может пониматься по-разному. Для хулигана его частью является, например, здоровенный кулак и презрение к «слабакам».

Пользуясь понятием личностного образца как объекта чьих-то притязаний, мы ощущаем отсутствие общепринятого термина для обозначения образа человека, который вызывает не восхищение, а отвращение. В немецкой литературе в таких случаях говорится о Gegenbild [Противоположность (букв.: противообраз)] в отличие от Vorbild. У французов имеется слово repoussoir [Выделение по контрасту]. y нас некоторые авторы предлагают термин «антиобразец». Пробел в терминологии свидетельствует о недостаточном внимании к самой проблеме, о недооценке роли антиобразцов в жизни общества. Понимание мещанства в негативном смысле было источником антиобразцов не только для «Молодой Польши» [Неоромантическое литературно-художественное течение конца XIX - начала XX века]. В формировании личности революционеров антиобразцы обычно имели особенно большое значение. Достаточно вспомнить критику «Святого семейства» у Маркса См. об этом мою статью: Myњl etyczna Karola Marksa. — In: Ossowska M. Socjologia moralnoњci. Warszawa, 1969, s. 377.. В развитии индивидов и целых групп отмежевание от чего-либо играет нередко не меньшую роль, чем притягательность вымышленных или реальных личностей. Англичане, как пишет У. Мак-Даугал, не жестикулируют и не бросаются друг другу в объятья на улице, ибо так поступают французы. Люди «из общества» не одевали лучший костюм в воскресенье, ибо так поступали работяги из простонародья. Антиобразцы нередко «сотрудничают» с образцами: ведь мы, случается, подражаем одним, чтобы отличить себя от других.

Точно так же выбор образцов может вызываться неприятием стереотипов. У. Липпман, который ввел в науку это понятие, определяет стереотип как «образ человека, принадлежащего к определенной группе, составленный из черт, считающихся характерными для этой группы» Lippman W. Public opinion. New York, 1932.. Стереотипы, согласно Липпману, имеют свою хорошую сторону, поскольку упорядочивают мир и облегчают процесс мышления; благодаря им мы чувствуем себя в мире удобно, как в разношенной обуви. Но так как стереотипам присуща тенденция к окостенению и отставанию от социальных перемен, они способствуют искажению действительности, превращаясь в бастионы традиции, которая затрудняет действия в меняющихся обстоятельствах.

До недавнего времени интеллигент на наших плакатах изображался слабогрудым очкариком, рабочий же — бунтарем-атлетом, грозно напрягшим бицепсы. К устаревшему стереотипу прибегали анекдоты о раввинах, выступающих в роли скептичных и преувеличенно осторожных советчиков. В бунте против стереотипа женщины как существа эмоционального и иррационального, не умеющего мыслить логически, женщины-эмансипантки перенимали мужские манеры, превозносили трезвую действительность и демонстрировали холодность, часто мнимую. Вот пример выбора образца, противостоящего стереотипу. Поляк за границей часто вспоминает о стереотипе «необязательного поляка» и руководствуется образцом, противостоящим этому стереотипу. Зато по части галантности в отношениях с дамами он старается быть на уровне своего стереотипа.

Выше мы охарактеризовали личностный образец в самых общих чертах — как образ, являющийся объектом чьих-либо притязаний; теперь рассмотрим некоторые его разновидности. Общеизвестно, что следует различать образцы пропагандируемые и образцы признаваемые, «внедрение» и восприятие образцов. «Руководство в области морали и политической экономии для рабочих классов», изданное в Берлине в 1861 г., убеждает рабочего быть трудолюбивым и довольным судьбой. В свою очередь образец верного слуги обладает всеми чертами, служащими интересам хозяина; это — пропагандируемые образцы, вероятность принятия которых невелика. В эпоху бурного развития пропаганды разница между тем, во что стремятся людей превратить, и тем, как они представляют себе человека, которого ценят, может быть весьма существенной.

Техника исследования пропагандируемых и признаваемых образцов различна, причем первые реконструировать легче, особенно если они исходят из одного единственного установочного центра, а граждане не имеют возможности высказаться. В обществах, использующих печатное слово, можно выявлять образцы, которые пропагандируются прессой, радио, телевидением, уголовными кодексами, биографиями государственных мужей и которые изменяются вместе с переменами в идеологии. Признаваемые образцы мы пробуем обнаружить методами опроса или включенного наблюдения. Эти методы, к сожалению, применимы только к настоящему времени.

Наконец, среди образцов, признаваемых теми, для кого они предназначены, следует различать действительно реализуемые образцы и образцы, признаваемые лишь на словах. Те, кто пропагандирует определенные образцы (если они не предназначены исключительно для чужого употребления), могут руководствоваться ими сами, однако не обязательно, даже если в принципе они их признают. Рассказывают, будто М. Шелер на вопрос, почему он сам не следует предлагаемым образцам, ответил, что никто ведь не требует от дорожных указателей идти в направлении, которое они указывают. Определить степень признания и реализации тех или иных образцов нелегко. Мы не сомневаемся, что франклиновский образец [Личностный образец, пропагандировавшийся Б. Франклином, M. Оссовская рассматривает в гл. III монографии «Буржуазная мораль»] не только получил широкое признание, но и воплощался на практике и что его популярность была иной, чем популярность нового образца, появившегося в Соединенных Штатах в 1958 г., — образца одиночки, бунтующего против общепризнанных авторитетов.

В примитивных обществах изучать образцы проще: здесь обычно не сталкивается множество соперничающих друг с другом образцов, а расхождения между общепризнанными образцами, передаваемыми традиционным путем, несомненно, не столь велики. Упорное подсовывание различными каналами социального воспитания одних и тех же образцов еще не свидетельствует о широком общественном спросе на них. Быть может, здесь мы имеем дело с полным контролем над центрами формирования образцов: находясь в одних руках, они говорят одним голосом.

Одним из авторов, раньше других заинтересовавшихся личностными образцами, был М. Шелер; но из его абстрактных дедукций можно извлечь не слишком много. Мы говорим о дедукции, поскольку Шелер начинает с выделения главных типов ценностей, после чего — предположив, что каждой из них должен соответствовать особый личностный образец, — перечисляет эти образцы поочередно, не слишком заботясь о том, как обстоит дело в действительности. Выделив ценности религиозные, духовные (или ценности культуры), витальные, утилитарные и гедонистические, он выделяет соответственно образцы святого, гения, героя, пионера цивилизации и мастера наслаждаться жизнью. Такой метод установления личностных образцов нам не подходит.

Личностные образцы долго не привлекали внимания, скрываясь за неадекватной терминологией. Они присутствовали в спорах о природе человека, которые были обычно спорами о том, каким должен быть человек, но имели видимость рассуждений о фактах. Они скрыто содержались в концепции психического здоровья. Обращаю внимание читателя на необычайно интересную работу, посвященную этой проблеме: Sowa J. Niektуre definicje zdrowia psychicznego. — In: Moralnoњж i spoіeczeсstwo. Warszawa, 1969, s. 237-264., ибо представление о человеке нормальном и психически здоровом зависело от личностного образца того, у кого это представление сложилось. Они неявно присутствовали в представлениях о настоящем счастье, которое должно было быть уделом лишь тех, кто следовал определенному личностному образцу. Конкретные образцы имели в виду и те, кто считал определенные межчеловеческие конфликты не только допустимыми, но и желательными. Перечень прав человека зависел от того, каким хотели его воспитать.

Как было отмечено в предисловии, интерес к личностным образцам растет, и сегодня уже совершенно ясно, что нельзя понять какую-нибудь культуру, не зная, какие образцы лежат в основе ее социально-воспитательной деятельности. Точно так же, чтобы понять какое-нибудь направление в искусстве, указывают искусствоведы, нужно уловить одушевлявшую его «художественную волю» Я имею в виду концепцию Алоиза Ригля (1838-1905).; при этом окажется, что художник творил так, как творил, не потому, что не мог иначе, но потому, что иначе он не хотел.

В связи с определением личностного образца как вымышленного или реального лица, побуждающего индивидов или социальные группы к подражанию, следует несколько слов сказать о подражании.

Знакомство с литературой, посвященной этому понятию, заставляет задуматься о том, как сходят на нет некоторые научные понятия и связанные с ними проблемы. Понятие подражания было особенно популярно в социальной психологии на рубеже XIX-XX веков. Сегодня в многочисленных американских компендиумах слово «imitation» (подражание) встречается довольно редко. Отчасти это вызвано капризами терминологической моды, но дело не только в ней Э. Клапаред, П. Гийом, Ж. Пиаже исследуют подражание у младенцев. Этого рода подражание нас здесь не интересует..

Непопулярность понятия подражания иногда объясняют тем, что подражание понималось как инстинкт, и критика представлений об инстинкте заставила усомниться во всех предрасположенностях, причислявшихся к инстинктам. Здесь необходимо одно историческое уточнение. Дело в том, что к грешникам, считавшим подражание инстинктом, упорно относят У. Мак-Даугала. Эта ошибка повторяется у разных авторов. Между тем Мак-Даугал в своем «Введении в социальную психологию» писал: «Причины, по которым мы не можем признать существования инстинкта подражания, сводятся к следующему: подража тельные действия чрезвычайно разнообразны, так как подражать можно любому действию; следовательно, в подражательных движениях нет ничего специфического» (Mac Dougall W. An introductiontosocial psychology. London, 1928, p. 88. (1-е изд., 1908).). Это предвосхищает получившую известность позднейшую критику понятия «инстинкт» в работах Л. Л. Бернарда (См.: Bernard L. L. Instinct: A study in social psychology. New York, 1924.). Бернард не соглашался признать существование чего-то подобного материнскому инстинкту или преступному инстинкту на том основании, что им соответствует множество способов поведения. Между тем инстинкт, считал он, должен проявляться в совершенно определенном, стереотипном поведении. Потому-то, не разрешая говорить о материнском инстинкте, Бернард считал вполне правомерным говорить о сосательном инстинкте у новорожденных. Называя в своих работах подражание псевдоинстинктом, Мак-Даугал поступал так еще и потому, что инстинкту, по его мнению, должны соответствовать: определенный импульс и определенное чувство; и то, и другое характерно, например, для полового инстинкта, но не для подражания.

Подражание усматривают в самых различных видах поведения. Мак-Даугал различал: 1) подражание в сфере эмоций, когда на улыбку отвечают улыбкой, на плач — плачем; 2) повторение за кем-то определенных движений, например зевание, когда кто-то зевает, или наклон тела в том же направлении, в каком наклоняется у нас на глазах канатоходец; 3) стремление походить на человека, вызывающего восхищение или уважение. Дело договоренности, считать ли подражанием все эти случаи или оставить понятие подражания только для ситуации, где речь идет о ценностях, об оценивании, — ситуации, которая, как легко догадаться, особенно нас интересует.

«Общество — это подражание, а подражание — род гипноза», — писал Г. Тард. (Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892, с. 89. 34.) Иллюстрацией понимаемого таким образом подражания могло бы служить явление, обозначаемое в современной социологии арабским словом «latah». Оно встречается в некоторых азиатских странах: например, женщина выбрасывает за борт судна ребенка, которого она держала на руках, после того, как кто-то выбросил в море сверток. В этом случае вполне правомерно говорить о гипнозе. Но слово «гипноз» гораздо меньше подходит к подражанию, обусловленному уважением к лицу, которому подражают, а это Тард считает существенным в подражании. «Мы увидим, — пишет он, — что все, кому мы подражаем, пользуются нашим уважением и что всем, кого уважаем, мы и подражаем или стремимся подражать... Уважение прежде всего есть впечатление, произведенное примером одного лица на другое» Там же, с. 88, 98.. Вторая часть первого из этих высказываний кажется нам гораздо более сомнительной. Действительно ли мы подражаем всем, кого уважаем? Множество людей восхищаются Альбертом Швейцером и уважают его, но мало кто стремится ему подражать.

Подражание, понимаемое как бессознательное, спонтанное «заражение» (подобно тому как мы заражаемся весельем в каком-нибудь развлекательном заведении или заражаемся страхом, хотя нет и следа опасности), особенно пригодно для того, чтобы рассматривать его наподобие природных явлений, таких, как эпидемии. Можно попробовать установить какие-нибудь зависимости между распространением понимаемого таким образом подражания, с одной стороны, и плотностью населения, интенсивностью контактов благодаря средствам коммуникации — с другой. Не удивительно, что в поисках законов, управляющих подражанием, некоторые исследователи пользовались понятием подражания именно в таком смысле.

Но, как уже говорилось, подражание можно понимать и иначе — как нечто, связанное с ценностями. В этом смысле наш известный психолог и переводчик Платона В. Витвицкий подражал Сократу. В случае подражания Сократу действует притягательность этого образа. Но следует выделить и такую ситуацию, когда мы подражаем кому-то не потому, что его личность нас привлекает, а по той причине, что желаем достичь того же результата, какого удалось достичь этому человеку. Так, подмастерье подражает мастеру, а спортсмен внимательно следит за движениями тренера и повторяет их. В таком случае я делаю что-то не потому, что так делает A, но потому, что поведение A позволяет мне лучше реализовать мои цели. Одинаковость целей под влиянием одинаковых стимулов ведет к одинаковому поведению. Например, на улице начинается дождь, и один зонтик раскрывается за другим. Вряд ли здесь можно говорить о подражании. Видимо, о подражании нельзя говорить и тогда, когда один из гостей, вставая из-за стола, чтобы попрощаться, вызывает тем самым целую серию прощаний. Его поведение было лишь толчком для гостей, которые и сами собирались поступить так же. Этими примерами я обязана А. Фиркандту, но использую их иначе. Фиркандт приводит их для иллюстрации разных мотивов, ведущих к подражанию, хотя и признает, что во втором случае гость, попрощавшийся первым, дал лишь толчок (Anstoss) остальным См.: Vierkandt A. Gesellschaftslehre. Stuttgart, 1928, S. 114.

В современной литературе, посвященной понятию подражания, оно трактуется самым различным образом. Иногда с его помощью определяется «заражение». Так, в коллективной работе «Динамика власти» американские авторы, изучавшие вопрос о влиянии одних детей на других в группах ровесников, пишут: «Мы определяли заражение в поведении (behavioral contagion) как спонтанное воспроизведение детьми поведения одного из членов группы или подражание его поведению в том случае, когда объект подражания не проявлял каких-либо намерений побуждать товарищей делать то, что делал он сам» Lippit R., Polanski N., Redl F., Rosen F. The dynamics of Power. — In: Readings in social psychology. New York, 1958, p. 251.. Здесь подражание, вообще говоря, может быть аксиологически нейтральным. Но если мы говорим, что восхищение, зависть или уважение благоприятствуют подражанию (об этом смотри ниже), то мы уже явно имеем в виду подражание, руководствующееся оценочными суждениями.

В современной научной литературе понятие подражания вытесняется понятием идентификации с кем-либо. Например, говорят о том, что ребенок, который одевает куклу и везет ее в колясочке на прогулку, идентифицируется с матерью. В этом случае нет причин возражать против замены терминов. Но труднее усмотреть идентификацию, когда речь идет о том, что ребенок учится говорить путем подражания. Поэтому употребление этого нового термина (особенно популярного в теориях личности) не представляется мне особым достижением.

Теперь обратимся к психологическим и социологическим вопросам, связанным с понятием подражания. Что касается психологии, то во многих современных работах подтверждаются эмпирические наблюдения прежних теоретиков. По мнению А. Бандуры, лица привлекательные, обладающие престижем, властью, компетентностью, интеллектом, чаще становятся объектами подражания. Пол и возраст того, кому подражают, и того, кто подражает, при этом небезразличны См.: Bandura A. Social learning through imitation. Nebraska symposium on motivation, 1962. Эмоции подражающего лица, способствующие подражанию, весьма разнообразны. Уважение, восхищение, зависть, покорность, доверие, симпатия — вот некоторые из них. Подражать можно и ненавидя, что наблюдалось в колониальных и постколониальных странах. Об отношении индусов к англичанам в колониальной Индии один индус сказал так: «Мы ненавидим их, и мы их копируем». Разные авторы подчеркивают, что социальная дистанция между объектом подражания и тем, кто подражает, не должна быть слишком большой. В сословном обществе, утверждал Мандевиль, подражают тем, кто стоит не слишком далеко на социальной лестнице. Мещанин мечтает не о четырехконном, а о двуконном экипаже.

Когда ребенок подражает родителям, те выражают радость; считается, что это и есть поощрение, поддерживающее склонность к подражанию. Здесь не место полемизировать с теорией обучения в таком ее применении. Она, как нам кажется, разделяет судьбу теории, которая стремление к удовольствию и уклонению от страданий считает достаточным для объяснения любых поступков, и имеет тот же, что и эта теория, недостаток, а именно: она не поддается опровержению, ведь если постараться, всегда можно найти какие-нибудь выгоды от поведения, которое выбирается и затем закрепляется.

В книге двух американских авторов Н. Миллера и Дж. Доллэрда «Социальное обучение и подражание» изложены результаты экспериментов с детьми, свидетельствующие о том, что подражанию можно научиться и от него отучиться, если оно не поощряется, то есть если из него не извлекается никаких выгод и даже можно понести ущерб. На основании своих наблюдений авторы выделили 4 группы лиц, которым подражали: старшие служат объектом подражания для младших, стоящие выше в групповой иерархии — для ниже стоящих, более развитые умственно — для менее развитых, более умелые — для менее умелых. «Важным условием обучения путем подражания, — пишут авторы, — является наличие в данном обществе четкой иерархии индивидов, в которой они независимо друг от друга научаются реагировать так, чтобы получить максимум поощрений. Дети разного возраста образуют иерархию подобного рода» Miller N. E., Dollard J. Sociallearningand imitation. New Haven; London, 1965, p. 165..

Известно, что роль подражания в формировании личностей и целых обществ огромна и крайне разнообразна. Подражание может быть и фактором прогресса, и консервативным фактором, фактором сплочения и фактором дезинтеграции общества. У. Мак-Даугал, а до него Г. Тард ссылаясь на склонность людей подражать тем, кто в чем-то их превосходит, приписывали привилегированным особую роль в распространении определенных образцов и нововведений. «Главная роль знати, — писал Г. Тард, — ее отличительная черта — это ее инициаторский, если не творческий характер» Тард Г. Цит. соч., с. 225.. Отсутствием социальной стратификации Мак-Даугал объяснял отставание ряда стран. В царской России, считает он, подражать аристократии мешало отсутствие среднего класса и слишком большая дистанция между «низами» и «верхами», поэтому культура «верхов», при отсутствии промежуточного звена, не перенималась «низами». Китай, продолжает Мак-Даугал, не принял западной цивилизации, так как здесь не было влиятельной аристократии, которая могла бы ее воспринять. Иначе обстояло дело в Японии, отчего и история ее сложилась иначе. В Англии, где наличие третьего сословия делало возможным нисхождение образцов «сверху вниз», подражание играло большую роль и способствовало унификации общества; ведь каждый англичанин, «как хорошо известно, любит лорда и подражает ему» MacDougallW. Ор. cit., p. 296..

Концепция Мак-Даугала исходит из трех предпосылок: 1) «низы» подражают «верхам»; 2) при слишком большой дистанции между ними подражание невозможно; 3) привилегированные классы легко воспринимают нововведения, коль скоро им отводится роль инициатора перемен. Последний пункт вызывает особенно большие сомнения, поскольку противоречит общепринятому мнению о консерватизме аристократии.

В заключение этих замечаний сформулируем вывод из них. Следуя по пути, проложенному нами уже несколько десятилетий назад, мы будем пользоваться термином «личностный образец» для обозначения объекта притязаний, а подражанием будем считать старание походить на кого-то, обусловленное сознательным или неосознаваемым убеждением в тех или иных достоинствах лица, которому мы подражаем.