"Приятные ночи" - читать интересную книгу автора (Страпарола Джованфранческо)

Сказка V Фламиньо Веральдо уходит из Остии и отправляется разыскивать смерть; не находя её, он встречается с жизнью,каковая заставляет его пережить страх и изведать смерть

Существуют люди, которые со всем усердием и старанием настойчиво стремятся добиться желаемого, а добившись своего, горестно сожалеют об этом и, как чёрт от ладана, бегут во всю мочь от того, чего так добивались. Это и случилось с Фламиньо, который, стремясь разыскать смерть, наткнулся на жизнь, заставившую его пережить страх и изведать смерть, как вы об этом узнаете, прослушав настоящую сказку.

В древнем городе Остии {82}, что находится невдалеке от Рима, жил, как рассказывают в народе, некогда юноша, скорее простоватый и непоседливый, чем умный и дальновидный, по имени Фламиньо Веральдо. Великое множество раз слыхал он о том, что нет на свете ничего ужаснее и страшнее, чем таинственная и неотвратимая смерть, ибо она ни с кем не считается, будь то бедняк или богач, и равно никого не щадит. Поражённый и изумлённый этим, он решил про себя обязательно её разыскать и увидеть своими глазами, что же представляет собой то нечто, которое смертные зовут смертью. И вот, облачившись в одежду из грубой ткани и взяв в руку прочную кизиловую палку с хорошо прилаженным железным наконечником, Фламиньо покинул Остию. Оставив за собой многие мили, он как-то оказался на одной улице, пройдя половину которой, заметил сапожника, занимавшегося у себя в лавке изготовлением обуви и голенищ. Хоть готового товара у него было великое изобилие, он, тем не менее, продолжал усердно трудиться, не разгибая спины. Подойдя к сапожнику, Фламиньо сказал: "Да хранит вас господь, хозяин". - "Добро пожаловать, сынок", - отозвался сапожник. Продолжая начатый разговор, Фламиньо спросил: "А что вы делаете?" - "Работаю, - ответил сапожник, - и заставляю себя неустанно трудиться, чтобы не впасть в нужду; и вот я заставляю себя и тружусь, не разгибая спины, над изготовлением обуви". На это Фламиньо сказал: "А зачем? У вас её и так уйма.

Зачем вам шить её ещё и ещё?" Сапожник ответил: "Чтобы её носить, чтобы её продавать на прожитие как моё собственное, так и моего семейства и ещё для того, чтобы я мог, когда состарюсь, поддержать себя заработанными деньгами". - "А потом, - сказал Фламиньо, - что будет потом?" - "Придёт пора умереть", - ответил сапожник. "Умереть?" - повторил Фламиньо. "Да", - подтвердил сапожник. "О, хозяин, - проговорил Фламиньо, - не могли бы вы мне сказать, что же такое эта самая смерть?" - "По правде говоря, нет", - ответил сапожник. "А вы её когда-нибудь видели?" - спросил Фламиньо. "Не видал и не хотел бы ни увидеть её, ни испытать; ведь все в один голос твердят, что она чудовище ужасное и жуткое". - "В таком случае, - попросил Фламиньо, - может быть, вы по крайней мере укажете или скажете, где она обретается? Я иду дни и ночи, разыскивая её, иду через горы, долы, мимо озёр и нигде ничего не могу проведать о ней". На это сапожник сказал: "Я не знаю, ни где она пребывает, ни где обретается, ни какова с виду, но идите всё вперёд и, может статься, вы её и разыщете".

Попрощавшись с сапожником и покинув его, Фламиньо зашагал дальше и добрался, наконец, до густого и тенистого леса, а войдя в него, увидел крестьянина, который, нарубив множество дров, продолжал, не покладая рук, заниматься их рубкой. Обменявшись с дровосеком приветствиями, Фламиньо спросил: "А зачем тебе, братец, такое множество дров?" Тот ответил: "Я их заготовляю, чтобы было что жечь зимой, когда будет снег и лёд и зловредный туман, и я мог бы обогреть себя самого и моих детей, а излишек продать и купить хлеба, одежды и всё необходимое для существования и провести так нашу жизнь до самой смерти". - "Скажи, пожалуйста, - обратился к дровосеку Фламиньо, - не можешь ли ты указать, где же обретается эта самая смерть?" - "Разумеется, нет, - ответил крестьянин, - ведь я её никогда не видел и мне неведомо, где она пребывает. Я нахожусь в этом лесу целый день, поглощён своим делом, а по этим местам почти никто не проходит, вот я ничего и не знаю". - "Но как же мне поступить, чтобы её отыскать?" - сказал на это Фламиньо.

Крестьянин ответил: "Я не сумею вам это сказать, а ещё меньше этому научить, но идите всё вперёд и вперёд и, может статься, вы на неё и наткнётесь". Попрощавшись с крестьянином, Фламиньо отправился дальше и шагал до тех пор, пока не достиг того места, где жил портной, у которого на вешалках и в складе при лавке было полным-полно всевозможной отменной одежды. Фламиньо обратился к нему с такими словами: "Да пребудет с вами господь, хозяин". Портной отозвался: "Так же и с вами". - "Что вы делаете, - спросил Фламиньо, - с такою великолепною, богатой и пышной одеждой? Вся она ваша?" - "Кое-какая моя, кое-какая купцов, кое-какая знатных господ, а прочая разных людей". - "А для чего им такая уйма её?" - продолжал спрашивать юноша. Портной ответил: "Они пользуются ею в разные времена года, - и, показывая ему всевозможное платье, говорил, - этим - в летнюю пору, этим - зимою, а остальным - весною и осенью, надевая когда одно, а когда другое". - "Ну, а потом, что они делают?" - спросил Фламиньо. "Потом, - ответил портной, - они торопятся и спешат, и так вплоть до смерти".

Услышав упоминанье о смерти, Фламиньо проговорил: "Ах, милый хозяин, не могли бы вы мне сказать, где же эта смерть обретается?" Распалившись гневом и весь трясясь от негодования, портной воскликнул: "Ах, сын мой, вы только и знаете, что задавать нелепые вопросы. Я не в состоянии ни сказать, ни указать, где обретается эта смерть. Я никогда не помышляю о смерти, и кто со мной говорит о ней, тот причиняет мне великую неприятность; поэтому давайте поговорим о чём-либо другом или ступайте отсюда, ибо я враг таких разговоров". Попрощавшись с портным, Фламиньо снова пустился в путь. Он побывал уже во многих странах, когда добрался, наконец, до пустынного и уединённого места, где встретил отшельника с редкою бородой, настолько измождённого годами и постом, что, казалось, будто это бесплотный дух, и Фламиньо почудилось, что перед ним и впрямь сама смерть. Обратившись к отшельнику, он сказал: "Да будет к добру моя встреча с вами, святой отец!" - "Добро пожаловать, сын мой", - молвил отшельник. "Отец мой, - спросил Фламиньо, - что вы делаете в этих пустынных горах, где у вас нет ни занятий, ни возможности общаться с людьми?" Отшельник ответил: "Я предаюсь молитвам, постам, созерцанию". - "А зачем это нужно?" - спросил Фламиньо.

"Как зачем, сын мой? Чтобы служить господу богу и умерщвлять эту жалкую плоть, - ответил отшельник, - чтобы замаливать неисчислимые оскорбления, нанесённые людьми предвечному и бессмертному богу и истинному сыну Марии, и, наконец, чтобы спасти эту грешную душу и чтобы, когда придёт час смерти моей, я отдал душу мою очищенной от всякия скверны, и в грозный день страшного суда, по милости моего искупителя, а не за собственные мои заслуги, душа моя явила меня достойным блаженной и ликующей обители рая, и там я вкушал бы блага вечной жизни, к чему да приведёт всех нас господь". - "О, милый отец мой, расскажите мне коротко, если вам это не в тягость, - проговорил Фламиньо, - что же такое смерть и какова она с виду?" На это святой отец ответил такими словами: "Ах, сын мой, не тщись это узнать; она нечто страшное и ужасное, и учёные люди называют её завершением горестей, желанным отдохновением для обездоленных, скорбью для счастливцев, крайним пределом, за которым нет больше суетных мирских дел. Она отделяет друга от друга, отца от сына и сына от отца, разлучает мать с дочерью и дочь с матерью, развязывает брачные узы и, сверх всего, разъединяет душу и тело, и отрешённое от души тело не может больше трудиться и становится столь зловонным и столь смердящим, что все сторонятся его и бегут от него, как от самой последней мерзости".

- "А вы, отче, её когда-нибудь видели?" - спросил Фламиньо. "Нет, никогда", - ответил отшельник. "Ну, а как бы я мог увидеть её?" - продолжал Фламиньо. "Если вы так жаждете её разыскать, - сказал отшельник, - отправляйтесь дальше, сын мой, потому что в этом случае вы её всенепременно найдёте, ибо чем больше человек бродит по свету, тем больше он к ней приближается". Поблагодарив святого отца и получив его благословение, юноша снова пустился в дорогу. Продолжая свои странствия, Фламиньо преодолел бесчисленные глубокие долы, скалистые горы и неприютные леса, навидался различных страшных существ, неизменно осведомляясь у каждого, не смерть ли оно, но все отвечали ему отрицательно. И вот, обойдя многие страны и насмотревшись на множество всевозможных диковинок, он подошёл, наконец, к горе, поднимавшейся на огромную высоту. Преодолев и её, Фламиньо спустился в мрачный, глубочайший дол с бездонными пещерами по бокам и увидел там диковинного и чудовищного зверя, рыкание которого наполняло гулом всю эту долину.

Фламиньо обратился к нему: "Кто ты? Послушай, уж не смерть ли ты часом?" Зверь отвечал: "Нет, я не смерть; но следуй своим путём, ибо ты вскоре её найдёшь". Услышав столь желанный ответ, Фламиньо немало обрадовался. Из-за длительного напряжения и мучившей его душевной тоски бедняга был совсем изнурён и едва жив, когда уже в полном отчаянии добрался наконец до обширной, неоглядной равнины; поднявшись на прелестный холм, сплошь поросший цветами и немного возвышавшийся над окружающей местностью, и устремляя взор то туда, то сюда, он увидел очень высокие стены великолепного города, до которого было не очень уж далеко. Снова пустившись в путь и двигаясь теперь быстрым шагом, Фламиньо на вечерней заре подошёл к одним из его ворот, отделанным превосходнейшим белым мрамором. Войдя в город с дозволения приставленного к воротам стражника - первого попавшегося ему здесь человека, он почти сразу наткнулся на древнюю-предревнюю, согбенную под бременем бесчисленных лет старушонку с белым-пребелым лицом, и она была такой тощей и такой худой, что из-за её худобы можно было одну за другой пересчитать все её кости.

Её лоб был изборождён морщинами, глаза у неё были косые, слезящиеся и до того воспалённые, что казались багровыми, щёки дряблые и запавшие, губы вывернутые и отвислые, руки заскорузлые и скрюченные, голова и всё тело трясущиеся, походка заплетающаяся, и облачена была она в платье из грубой ткани бурого цвета. Ко всему этому на левом боку был у неё остро отточенный меч, а в правой руке - толстая палка, увенчанная железной, похожей на трёхрогие вилы, надставкой, на которую она то и дело присаживалась, чтобы передохнуть. Ещё была у неё за плечами большая-пребольшая сума, в которой она держала склянки, баночки, пузырьки, полные различных жидкостей, мазей, пластырей, предназначенных для лечения всевозможных увечий. Увидев эту беззубую и безобразную старушонку, Фламиньо вообразил, будто она и есть смерть, которую он непрестанно разыскивал, и, подойдя к ней, сказал: "Да хранит вас господь, матушка". Шамкая, старушонка ему ответила: "Да оберегает и пестует господь и тебя, сынок". - "Чего доброго, уж не смерть ли вы, матушка?" - спросил Фламиньо. "Нет, не смерть, - отозвалась старуха, - напротив, я - жизнь.

И знай, что внутри той сумы, что я ношу за плечами, у меня есть кое-какие снадобья и притирания и что сколь бы велика ни была нанесённая человеку рана, я с превеликой готовностью залечиваю и зарубцовываю её, и, какое бы страдание она ни причинила ему, в мгновение ока избавляю его от боли". Тогда Фламиньо сказал: "Ах, милая матушка, не смогли бы вы указать, где же обретается смерть?" - "А кто ты такой, что так настойчиво расспрашиваешь меня?" - спросила старуха. "Я простой юноша, - ответил Фламиньо, - и уже миновали многие дни, месяцы, годы, как я разыскиваю её, но нигде так и не нашёл хоть кого-нибудь, кто сумел бы мне указать, где она. Поэтому, если вы всё-таки смерть, сделайте милость, скажите мне правду, ибо я сгораю от желания увидеть её и даже её испытать, дабы выяснить, так ли она страшна и ужасна, какою почитается всеми". Выслушав эту нелепую просьбу юноши, старушонка произнесла: "Ну, что же, сынок, раз ты этого хочешь, я помогу тебе увидеть воочию, до чего она безобразна, и, больше того, испытать на себе самом, до чего страшна". На это Фламиньо воскликнул: "Ах, матушка, не томите меня; сделайте так, чтобы я увидел её наконец". Старушонка, вознамерившись удовлетворить его любопытство, приказала ему раздеться донага.

Пока он раздевался, она успела вынуть из сумы кое-какие пригодные для исцеления различных недугов пластыри и, покончив с этим делом, сказала: "Наклонись, сынок, - и он послушно наклонился, - опусти голову и закрой глаза", - он повиновался и этому её повелению. Как только её приказания были исполнены, старуха схватила резак, который висел у неё на боку, и одним ударом отсекла у Фламиньо голову. Затем, не мешкая, взяла в руки отсечённую голову и приставила её к туловищу, приложив к шее Фламиньо какие-то бывшие у неё наготове пластыри, и он сразу же ожил. Но в чём тут дело, судить не берусь: то ли, соединяя голову с туловищем, врачевательница слишком поторопилась, то ли сделала это по коварному умыслу, но, так или иначе, голова оказалась повёрнутой задом наперёд. По этой причине Фламиньо, созерцая свою спину, поясницу и выпяченные вперёд огромные ягодицы, чего он никогда прежде не видел, пришёл в такое смятение и такой ужас, что не находил места, куда бы спрятаться, и с горечью и дрожью в голосе обратился к старухе: "Горе мне, матушка, возвратите меня в прежнее моё состояние; возвратите меня в него ради бога, ибо я никогда не видел ничего безобразнее, ничего ужаснее этого.

Избавьте меня, умоляю вас, от беды, в которую я попал. Так не медлите, милая матушка, выручите меня, ведь вам так легко меня выручить!" Лукавая старушонка молчала, притворяясь, что не замечает случившейся несообразности, и оставила юношу сетовать и жариться на медленном огне. В конце концов, продержав юношу в таком виде в течение двух часов и решив исправить свою работу, старуха снова заставила его наклониться и, положив руку на разящий свой меч, заново снесла ему голову. Взяв затем в руки отсечённую голвву, она приладила её к туловищу и, приложив свои пластыри, вернула Фламиньо его прежний облик. Убедившись, что он приведён в первоначальное состояние, юноша облачился в свою одежду и, пережив страх и испытав на собственном опыте, сколь безобразна и страшна смерть, покинул старуху, даже не попрощавшись с нею, и самым коротким и удобным путём, какой смог и сумел найти, возвратился в Остию и впредь стал искать только жизнь и бежать смерти, отдавшись занятиям не в пример лучшим, нежели поглощавшие его ранее.

Лионоре оставалось лишь предложить положенную загадку и поэтому, охваченная радостным возбуждением, она прочла такие стихи:

Среди цветов сияющего луга Ведомые божественной рукой Три девы шествуют, держась друг друга. Одна проходит с прялкой. У другой Веретено, и нить его упруга, Но всё же этой нити золотой Не избежать судьбы; и третья дева Порвёт её - без жалости, без гнева.

Эта загадка была с лёгкостью разгадана всеми, ибо великолепный обширный луг не что иное, как мир, в котором мы все пребываем. Девы - это три прославленные сестры, а именно Клото, Лахезис и Атропос {83}, которые, согласно поэтическому вымыслу, олицетворяют собой начало, середину и конец нашей жизни. Держащая прялку Клото олицетворяет начало жизни, прядущая Лахезис обозначает время, которое мы живём; Атропос, рвущая нить, выпряденную Лахезис, представляет неотвратимую смерть. Уже посвящённый Меркурию бдительный и неугомонный петух {84} возвестил своим пением, что близится утренняя заря, когда Синьора повелела наконец закончить повествование сказок и всем присутствующим разойтись по домам с тем, однако, чтобы следующим вечером они неукоснительно явились в собрание под страхом кары, какую её милость сочтёт надлежащею.

Конец четвёртой ночи