"Дети Грозы" - читать интересную книгу автора (Атрейдес Тиа)Глава 18. Шкатулка с секретомЗваный обед у сашмирского посла был по обыкновению великолепен. Изысканные восточные блюда сменялись традиционными танцами с покрывалами и чашами, к винам тридцатилетней выдержки подавались цветистые оды во славу Императора — персонально для маркиза Длинные Уши. Роскошь убранного парчой и цветным хлопком зала с расписным потолком, томные мелодии ситар и дудаков, тонкие вина и еле прикрытые газом изгибы юных тел оставили маркиза равнодушным так же, как и предназначенные для убеждения Империи в исключительно дружественных намерениях витийства сиба Русаахажди. Даже беседа с послами Северных Баронств и соседних королевств занимала Дайма куда меньше, чем следовало бы. Объясняя сишерам все выгоды, последующие за оказанием ими поддержки наследнику Кейранну и невзгоды — за противлением воле Императора, маркиз то и дело возвращался мыслями к Ее Высочеству. Посреди разговора о пошлинах, процентах, контрабанде и имперском флоте ему мерещились шелковые прикосновения сумрачной магии и щекотные искры, стекающие с черных локонов. К шести часам убедив дюжину вельмож в правильности избранной ими тактики, Дайм распрощался сибом Русаахажди и его гостями. Маркиз пообещал алеру Ваадермельге в ближайшие дни продолжить беседу о поставках имперским войскам знаменитого сукна из северного Мельга, принял приглашение ирсидского посла, шера Илебая, на ужин в узком кругу заинтересованных в виноторговле персон. Проигнорировал пылкие взгляды племянника посла — хотя в прошлый свой визит провел с юношей несколько довольно приятных часов. И, сославшись на неотложные дела, покинул сашмирский особняк с витыми колоннами и карминными куполами. Аш-тунец под маркизом косил глазом и нервно переступал тонкими ногами: жеребец не мог понять, чего хочет хозяин. Дайм и сам не понимал толком. Казалось бы — скорее во дворец, к Шу. Снова окунуться в водоворот солнца и льда, снова греться в восторге и доверии. Казалось бы — все складывается великолепно. Сумрачная вот-вот приручит Закатную башню, научится защищаться, и Рональду останется лишь кусать локти с досады, что упустил последний шанс заполучить девочку с приданным. Наверняка шер Бестерхази звал Ее Высочество Шуалейду не только в ученицы, но и замуж: какой дурак откажется от вливания крови Суардисов и Тальге в свой проклятый род? А там, чем Хисс не шутит, и заполучить трон на почти законных основаниях… Ну уж нет! Жеребец тонко и пронзительно заржал, чувствуя гнев всадника, и поднялся на дыбы. — Тихо, малыш, — усмехнулся Дайм и похлопал коня по шее. — Зря кто-то думает, что может разевать пасть на мою принцессу! — он выделил голосом «мою». — Подавится! Дайм пустил коня рысью и снова вернулся мыслями к сумрачной и темному. Жениться на Шу! Кишка тонка. Не про вашу честь сумрачные принцессы! Если маркиз Длинный Язык расстроил сватовство принца Лермы, то уж как-нибудь отвадит от принцессы магистра Рональда. Подумаешь, останется старой девой. Все лучше, чем попасть к Хиссу. Слава Светлой, клятва ученика действительна, только если дана добровольно. А Дайм позаботится о том, чтобы прелестная Шуалейда думать забыла о посулах темного: куда ему против первого обольстителя Метрополии! Еще немного, и она влюбится. Это же так просто, влюбить в себя наивную девочку. Просто, удобно, выгодно… сплошные достоинства. А что на душе погано, так то издержки работы… Через полчаса Дайм скомкал третий испорченный лист, и, помянув Хисса, задумчиво посмотрел в окно. Приторно-белые цветы магнолии и такие же сахарные облака на голубой глазури ничего приятного не сказали. Молчал даже внутренний голос: совести с разумом надоело спорить. Маркиз поглядел на четвертый лист. Белый, чистый, как… — Сишах! Маркиз стукнул кулаком по столу, вскочил и принялся ходить из угла в угол. «Ну, признайся, что влюбился! Себе-то не ври, что спасаешь ее от темного исключительно ради блага Империи. Посмотри правде в глаза — нет никакой фигурки! Есть та, которую ты бы назвал женой, если бы… Какого дбысса она не мальчик? — Дайм нервно засмеялся. — Как было бы чудесно. Милая, необременительная интрижка с наследником Валанты, прелестный скандальчик на всю Империю. И какого дбысса я не принц короны? Или хотя бы не обыкновенный барон? Интересно, Его Величество Мардук отдал бы дочь за барона Маргрейта?» «Прекратить истерику! — скомандовал он сам себе. — Подумай головой, а не…» Дайм остановился перед зеркалом, прочертил пальцем по стеклу Око Зееле. Мгновение подождал, пока из тумана проступит изображение, и выругался еще раз: комната Ее Высочества полнилась остаточными эманациями темного колдовства, а сама она съежилась на кровати, закрыв лицо руками. Рядом сидела эльфийка, поглаживала принцессу по волосам и шептала что-то на ире-аль. — Чтоб тебя демоны порвали, тварь! Если ты посмел… — Дайм не успел договорить, как Шу оторвала руки от лица и испуганно огляделась. Светлый отпрянул от зеркала, унимая отчаянно бьющееся сердце. — Дождался? — спросил Дайм у собственного отражения в погасшем зеркале. — Ну и? Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Она цела и пока еще не дала согласия темному. Зачем ты оставил ее одну? План сложился мгновенно. Через минуту Дайм стоял у дверей принцессы с непринужденной улыбкой и охапкой жасмина. — Ваша Светлость? Какой приятный сюрприз. — Открывшая двери Балуста вежливо улыбнулась, пряча настороженность. — Добрый вечер! Прошу вас, проходите! Тем не менее, шиера не давала ему зайти в комнату, загораживая от Шу полуоткрытой дверью и собственными юбками. Дайм не видел, но знал — принцесса срочно приводит себя в надлежащий вид, чтобы, упаси Светлая, не показаться плаксой и размазней. — Добрый вечер, сиятельная шиера! Вы меня смущаете, право слово… надеюсь, я не помешал? Продолжая мило улыбаться, Дайм аккуратно проник в разум эльфийки, вызвав у нее приступ головокружения. Ничего нового он не узнал: темный попросту выгнал Ахшеддинов из комнаты, чтобы остаться с Шу наедине. Разумеется, маркиз мог без проблем поступить так же… и потерять последний шанс из невозможного сотворить вероятное. — Ну что вы, маркиз! Мы очень рады вас видеть. — Побледневшая Баль не двигалась с места. — Какой чудесный жасмин! Как вы догадались, что это любимые цветы Ее Высочества? Ах, ну как же! Как я не подумала — вы же маг разума, от вас ничего не скроешь! Он одобрительно усмехнулся и кивнул: «Так надо. Ради Шу». И одновременно, вслух: — Ну что вы, сиятельная шиера! Вы мне льстите… Балуста сжала губы, признавая: «Да, ради Шу делай что угодно. Но если ты ей навредишь!..» Вид выгнувшегося трупа с ножом под сердцем и искаженным мукой лицом напомнили Дайму, на что способна мислет-ире ради любимой госпожи. «Не навредить — защитить. Я люблю ее» — ответил Дайм и покинул разум Баль. — Вы позволите мне войти? — О, простите! — Принимая обещание, кивнула мислет-ире и отступила в сторону. — Это все от неожиданности. Проходите же! — Благодарю. — Маркиз слегка поклонился Балусте, вручил веточку жасмина и, наконец, зашел в комнату. — Добрый вечер, Ваше Высочество! — Маркиз, рада видеть вас. Встретившая его почти у дверей принцесса улыбалась, как будто ничего не случилось. Как будто магистр Рональд заходил лишь для того, чтобы перекинуться парой слов о погоде и отдать трактат по магии. Шу вместе с Балустой щебетали, словно истинные придворные дамы: какие милые цветы, какая милая погода, какой милый маркиз… Если бы Дайм не знал, что сумрачная прячет под беззаботным лепетом, счел бы блаженной идиоткой. Но девочка кроме маски держала неплохой барьер — в отличие от беззащитной перед сканированием мислет-ире. Дайм подступался и так и этак, но влезть в ее сознание так, чтобы она не догадалась, не выходило. Единственное, что он видел, это страх и готовность драться до последнего. Неважно с кем, темным или светлым. Сейчас Шу не доверяла никому. «Что это порождение Ургаша ей наговорил? Проклятье. Надо же так напугать ребенка…» Маркиз лукавил: Шу при всем желании не сошла бы за ребенка. Слишком взрослые глаза. Глаза, видевшие смерть совсем близко. Через несколько минут Дайм понял, что бессмысленная полуистерическая болтовня может продолжаться бесконечно. Сама Шу ни за что не скажет, что случилось, Балуста тоже ничем не поможет: слава светлой, хоть согласилась не мешать. Маленькая гордячка Шуалейда… на ее месте Дайм бы тоже молчал до последнего. Как же с ней просто! Не надо мудрить и выдумывать. Всего лишь представить, как поступил бы сам. — Ваше Высочество, — Дайм не особо вежливо прервал рассуждение принцессы о скаковых лошадях. — Вы ведь знаете, что в дни весеннего праздника цветет не только каштан? Шу замолчала и удивленно посмотрела на него. — Извольте, я покажу Вашему Высочеству, где цветет фейская груша. Вам не доводилось ее видеть? — Нет… — Пойдемте. Как раз смеркается — мы успеем до темноты к берегу. Цветы открываются только при лунном свете, а сегодня почти полнолуние. Шу улыбалась в ответ, но Дайм чувствовал ее страх и недоверие. Чувствовал, как ускользает и рвется связавшая их на балу нить. Еще чуть — и все… он потеряет ту единственную вероятность, манящую теплом и счастьем. Пусть она слишком тонка и хрупка, пусть для того чтобы осуществить ее, придется поменять добрую половину планов. Пусть риск вместо цели получить плаху возрастет многократно. Но если сейчас позволить судьбе повернуть в сторону — то останется ли смысл в грандиозных замыслах и тонких интригах? Послав в Ургаш собственный страх, во всю глотку орущий: «Нет! ни за что! никакой откровенности — кругом враги и предатели!» — Дайм взял в ладони руку Шу и снял первый слой ментальной защиты. — Дайм? Что ты… — осеклась она и замерла. Сиреневые глаза удивленно распахнулись, потоки энергии забурлили, потянулись к нему — как любопытные зверьки: обнюхать, потрогать лапкой. — Пойдем. Не здесь, — он показал глазами на дверь. Шу согласно кивнула, не отрывая от него удивленного взгляда, позволила окутать себя — обоих вместе — новой пеленой защиты и увести прочь. Всего сотня саженей: по коридорам дворца, вниз к боковому подъезду, до первых деревьев Леса Фей — показалась Дайму бесконечностью. Он молился Светлой: только бы Рональд не вмешался сейчас! Только бы не расплескать, не разбить вновь родившееся доверие! Только бы не поддаться собственному страху, не спрятаться за привычной броней. Без многослойной пелены он чувствовал себя голым и беззащитным — и не мог спрятать даже неловкости обнажения, чтобы не нарушить связь. И ведь это только начало. Всего лишь первый слой из… скольких? Он не считал, сколько масок — одна на другой — между ним и миром. Маркиз Длинные Уши сам забыл уже, какой он, настоящий Дайм. Светлая услышала молитвы — Рональд или не увидел их, или не понял, что происходит, или просто не успел перехватить. Лес Фей распахнул объятия дочери Суардисов у самых ступеней: что ему две сотни саженей лужаек и фонтанов? Если позовет кровь Варкуда, Фельта-Сейе откроет тропу и посреди каменой площади. Едва они ступили в тень древних грабов, Шу словно споткнулась. — Что это, Дайм? — ее голос дрожал, она озиралась кругом. — Где дворец? Дайм?! — Это Лес Фей, Шу. Познакомься — твое наследство, — шепнул успокаивающе Дайм. Деревья, обступившие их со всех сторон, согласно зашумели кронами. — Но… это же… легенда? — Сумрачные маги тоже легенда, — усмехнулся он и тихонько потянул Шу за собой. — Не бойся. Ты же чувствуешь, это твое место, твоя сила. — Моя? Испуг Шу уступил место любопытству и восторгу: лес менялся на глазах. Среди листьев показывались стрекозы — необыкновенно большие, разноцветные, они осыпали все вокруг светящейся пыльцой еле уловимым мелодичным звоном. Мох на стволах ожил: пятна бирюзового, лазурного и малахитового мерцания перетекали друг в друга, то вспыхивая, то угасая. Цветы поднимались из травы, раскрывали венчики и наполняли лес нежными ароматами. — Твоя, Шуалейда. Магов из шерре Суардис. Дайм подставил руку подлетевшей стрекозе, и та зависла над ладонью. Шу осторожно потянулась к ней, боясь даже дышать, и просунула ладошку поверх даймовой. Стрекоза встрепенулась, осыпала руку Шу мельчайшими искорками, и словно подернулась туманом. Миг, и вместо насекомого показался крохотный человечек в пестром наряде и со стрекозиными крылышками. Фея засмеялась, стряхнула с крылышек целое облако пыльцы и исчезла. Поднеся обсыпанную светящейся пудрой руку к лицу, Шу вдохнула, чуть лизнула кожу и засмеялась. — Сладкая! Дайм, она сладкая, как… как карамель! Попробуй! И провела пальцем по его губам. Дайм вздрогнул от неожиданности. Губы словно загорелись… — Феи… настоящие феи… — шепнула Сумрачная и заглянула ему в глаза. Теперь уже Дайм рассмеялся: — Ты пьяна. Феи любят пошутить над маленькими девочками, — он поймал Шу за руки и, притянув все еще мерцающее пыльцой запястье к лицу, понюхал. — Настоящая фейская циль. Груша. — Он слизнул немножко пыльцы. — Вот, теперь я тоже пьян! — Дайм… — растеряно позвала Шу. — Что ты делаешь? — Ничего. Ровным счетом ничего, — он улыбнулся и приложил пойманные ладошки к своим щекам. — Ты теплая. И пахнешь фейской грушей. Лес вокруг них шелестел и смеялся, шептал на разные голоса, пел и вздыхал — среди ветвей словно заблудилась мелодия деревянной флейты. — Послушай, — одними губами проговорил Дайм. Они замерли, близко-близко друг к другу, а вокруг из зеленого мерцания вырастали призрачные фигуры воинов: гномов и драконов, эльфов и орков, людей и троллей. Прерывистая, живая мелодия окутывала, пронзала — как корни землю. Из вздохов и нежных переливов флейты сплеталась фигурка светловолосого мальчика на белом единороге: приложив дудочку к губам, он летел между воюющими. Те бросали рассыпающееся в руках оружие, оглядывались в удивлении и страхе: мечи и секиры, падая на землю, пускали корни и прорастали колючими кустами. Недавние враги вместе бежали прочь, срывая с себя доспехи — те выпускали листья и шарили белесыми корнями в поисках плодородной почвы. И когда последний орк, отбросив секиру, помог собрату-гному выбраться из шевелящейся массы ростков, маг и единорог упали замертво у ног Королевы Фей: седой морщинистый дед и иссохший от старости зверь. Тела их проросли кустами тёрна — вечноцветущего алой пеной, залившей долину от края до края головокружительным сладким ароматом. Наваждение рассеялось, истаяла флейтовая мелодия, а Дайм и Шу все стояли, не в силах ни шевельнуться, ни оторваться друг от друга. Ожившая легенда о юном золотом маге, тысячу лет назад остановившем последнюю всеобщую войну, стояла перед глазами, словно они сами побывали там — в долине Тёрна. В чудесной плодородной долине между Империей и Хмирной. На ничейной земле, на полсотни лиг покрытой пеной лепестков. За тысячу лет цветы побледнели с траурно алого до белорозового. Еще, быть может, век-другой, и розовый сменится белым. А когда снег укроет долину Тёрна посреди лета — жители смогут вернуться в те места, и переплетение колючек, прикрытое нежными цветами, уступит место полям и садам. Притихшие, они пошли дальше. Солнце уже село, но сам Фельта-Сейе освещал тропинку к берегу: меж деревьев выгнули спинки радуги, на ветвях качались гирлянды светящихся цветов и мхов, в траве сияли фейские домики из ажурных грибов. Дайм молча благодарил фей: страх спрятался, и он почти верил — все получится. Вот сейчас… еще чуть, только дойти до берега, а там… Ставка сделана, карты розданы. Пора открываться. Тихая Чифайя встретила их хором лягушек и томным ароматом кувшинок. Толстое бревно под ветлой, полощущей ветви в заводи, словно приглашало в уютный зеленый грот. А может, не словно — может, уже завтра здесь не будет ни заводи, ни ветлы… неважно. Пора. Он усадил Шу, опустился рядом на колени и взял ее за руки. — Шу, девочка моя… посмотри. Просто посмотри. Одна за другой падали и растворялись маски: глава Тайной Канцелярии, Голос Императора, маркиз Длинные Уши, могущественный светлый, записной сердцеед, прожженный интриган, самоуверенный кукловод… Таяли пелена за пеленой защитные заклинания, оставляя его один на один с самим собой. Впервые с тех пор, как он попал во Фьонадири, впервые с тех пор, как стал зваться Дукристом. Он не знал, как это выглядит со стороны, но для него сначала упали латы, затем одежда, последней — кожа. В глазах Шу плескалась растерянность, остатки страха и отчаянное любопытство вперемешку со смущением. Она приняла приглашение заглянуть в душу — осторожно, словно по ободку фарфоровой хмирской вазы, она скользила по его чувствам и воспоминаниям. Не умея прочесть все слои, не слыша слов и улавливая лишь смутные образы, она на ощупь изучала его. И — он чувствовал отклик — открывалась навстречу. С колдуньи тоже падали маски. Не так много, не так изощренно. Но много больше, чем мог себе представить четырнадцатилетний Дайм Маргрейт. Там, за упрямством, высокомерием и авантюризмом, он видел не только одинокую испуганную девочку, но и юную женщину — ее нежность, жажду любви и доверия, готовность отдать всю себя. И едва зародившееся сияние любви. К нему. Нити цвета зари тянулись навстречу, сплетались с его собственной любовью. Такой же юной и уязвимой… Его ладони горели болью. Негой. Жаждой. Он хотел ласкать обжигающе прохладную кожу, пить пряную цикуту дыхания. Мир кружился водоворотом, затягивал его — в любовь, в боль. В отчаяние и надежду. Через пропасть длиной в пол ладони — разделяющую сейчас и никогда. Не в силах противиться, Дайм притянул ее к себе и коснулся сомкнутых губ, словно лезвия кинжала. Она вздохнула, вздрогнула и ответила на поцелуй… и через мгновенье отпрянула. — Дайм? Почему? Что? — шептала она, заглядывая ему в глаза и осторожно проводя пальцами по скулам. Он ошеломлено молчал, пытаясь понять: что это было? Куда девалась боль, поначалу острая до темноты в глазах? — Дайм! Тебе больно? Это из-за меня, да? — в ее голосе прорывались слезы. — Нет, Шу, нет! Что ты, — опомнился он. — Это печать верности… и… кхе корр! Голос сломался, взгляд сам собой уперся в траву. — Тебе больно меня касаться? — Касаться женщины, Шу. Я не имею права на детей… никакой возможности… — он не смел поднять глаз, сбивался, торопясь сказать, пока стыд и боль не лишат голоса. — Бастард… отец дал мне шанс сохранить разум и видимость свободы. В обмен на верность. И никакой угрозы трону… не только жениться — я не могу быть с женщиной. Никак. Никогда… — Никогда… — она повторила приговор. Медленно, тихо. Поверив — сразу и безоговорочно. — Дайм? Он поднял голову — тяжело, как золотой слиток с клеймом имперской казны: профилем Кристиса. Страх переливался ртутью в висках, выплескиваясь дрожью губ и рук. — Прости. Прости, Шу. Я не должен был… если… если кто-то узнает… — Нет. Никто. Оба замолчали. Упрямо задранный подбородок, сердитые синие молнии, сжатые в ниточку губы, упавшие на лоб шелковые пряди, запах близкой грозы — Шу казалась невероятно прекрасной. И невероятно желанной. — Шу, я… из меня не выйдет ни мужа, ни любовника. Как бы мне того ни хотелось… — Я поняла, Дайм. Ну… мы же друзья, да? — Я люблю тебя. Я не хотел… не думал, что это возможно… — Дайм снова поймал ее руки и прижал к губам. — Если бы… Шу! Я сделаю для тебя все, что только смогу. Даже больше. Ты же видишь… — Не надо, Дайм, не… — она отняла руку и стерла что-то мокрое с его щеки. — Я тоже люблю тебя. Ты же видишь. Шу улыбнулась — робко, едва-едва. — Можно мне поцеловать тебя, Шу? — Тебе же больно, — отпрянула она. — Не надо… — Плевать. — Дайм обнял ее за плечи и привлек к себе. — Не так уж и больно… Он целовал волосы, вдыхая терпкий осенний аромат, и понимал: не так уж и соврал. Почти не больно. Но как же сладко! Чувствовать всем телом ее тепло, слышать биение сердца, ощущать ладонями, как загорается ее кожа — от его прикосновений. Купаться в завораживающих потоках ее любви и желания. Зарывшись рукой в ее волосы, он поймал приоткрытый рот губами. Она вздрогнула вместе с ним — вспышка боли едва не погасила сознание. И схлынула, оставив лишь отзвук, несравнимый с привычной пыткой женских прикосновений. Он пил свой первый настоящий поцелуй и пьянел. Нежданное счастье, дар Светлой! Самые изысканные ласки прелестных юношей не могли сравниться со вкусом любимых губ, с нежностью любимых рук. Но через несколько мгновений Шу оттолкнула его. — Дайм? Ты… тебе очень больно! — Она задыхалась и дрожала, переливаясь от ослепительно голубого до исчезающего фиолета. — Я не могу… — Да нет же! Шу… — Он снова обнял ее, не давая вырваться. — Ты чувствуешь мою боль? Тебе самой больно? Или… — Мне — нет. — Шу покраснела и засияла еще ярче. — Я же темная. Мне нравится… — Она опустила глаза, прикусила губу и сердито помотала головой. — Так нельзя. — Чш… можно. Все можно. Дайм замолчал. Он держал ее крепко, как никогда не позволял себе держать женщину, и присматривался к сплетению потоков. С ними творилось нечто несусветное. Печать действовала, как и положено, превращая для него женщину в полыхающую алым статую. Но вместо сжигающего до углей жара — боль, не больше чем от порки, и острое, терпкое наслаждение — словно изысканное вино. Хотелось смеяться и плакать одновременно: светлый и темный магистры защитили свое творение от светлой и темной магии, но не предусмотрели встречи с сумрачной. Темная часть Шу поглощала его боль и наслаждалась ею. А светлая утишала ее и щедро отдавала свое удовольствие. Если бы Шу могла так же просто погасить действие последнего слоя печати! Но магистры построили запрет на слишком простом и надежном принципе, чтобы его могла обойти любая, самая диковинная магия. Лишь сломать, но тогда жизнь маркиза Дукриста не будет стоить и гнутого медяка — и ни ему, ни его возлюбленной не удастся скрыться от гнева Императора даже у Красных Драконов Хмирны. — Ты не темная, любовь моя. Ты сумрачная. Самая чудесная на свете сумрачная фея! — Послав к оркам все сомнения и размышления, Дайм подхватил Шу на руки и закружил. — Тебе вкусно? — Да! Что ты творишь? Дайм! Дайм… Он поймал свое имя губами и бережно опустил Шу на траву. — Люблю тебя. Моя Шу, моя фея… Уснув под ласковое журчание Чифайи, принцесса не слышала, как друзья зовут её. Не знала, что Эрке и Баль ищут ее по саду, не решаются зайти в чащу, что выросла на месте ухоженного парка, ощетинилась колючками, заплела тропинки лианами. Шу снились удивительно светлые сны, полные радости и покоя. Ей снился молочный туман над высокой травой, залитая рассветным золотом река. Белобрысый мальчик играл на деревянной флейте, сидя на ветке ивы. Чарующая мелодия плыла над водой, лепила из тумана фей и единорогов, манила в сказочный мир без начала и конца. Там было так тепло, так уютно и безопасно… и ветер шептал: спи, Шу, моя прекрасная Шу… — … моя Шу… — утро наступило шепотом у виска, надежными объятиями, биением пульса под щекой и белопенным облаком магии, качающим её, словно младенца в колыбели. Это был не сон? Влюбленный светлый, лес Фей — на самом деле? Шу прислушалась. Фельта-Сейе струился теплой зеленью сквозь закрытые веки, пел шелестом ветвей и журчанием реки: «Здесь безопасно, здесь твой дом. В лесу Фей никто не найдет и не тронет тебя». Прекрасная иллюзия. Но прекрасные иллюзии не длятся долго. Она открыла глаза и встретилась взглядом с Даймом. Морская бирюза, подернутая рябью тревоги, под надеждой — пучины, в которые страшно заглянуть. Но лишь вчера она была там, в глубине любимых глаз. А сегодня? Что будет сегодня? Снова обманчивый блеск непроницаемого камня? Ведь не может быть, чтобы… Она осторожно потянулась к нему — не веря, что вчерашний Дайм не привиделся. И запнулась, почувствовав гладкость и прохладу барьера. Снова — как будто не было вчера. «А чего ты ждала? Что ради тебя маркиз Длинные Уши перестанет быть самим собой? Что он останется в Суарде, преподнесет тебе голову Темноного в качестве свадебного подарка, и вы заживете долго и счастливо? Ну конечно. Мечтай» — обида и разочарование захлестнули с головой, но она мгновенно загнала их куда подальше и улыбнулась, словно на светском приеме. — Не надо, не прячься, любимая. Дайм склонился к ней, укутывая собственным теплом, как одеялом. Коснулся губами ее губ и вздрогнул. «Печать! Злые боги…» — вздрогнула Шу вместе с ним. Снова боль Дайма хлынула пряной волной, омывая, впитываясь в кожу, насыщая и пьяня. И вместе с болью — страх. Тот, из самой глубины. Страх за нее, за драгоценное сокровище — и со страхом ярость, гнев. Готовность зубами и когтями рвать любого, кто покусится на нее. Под сомкнутыми веками плыл образ черного кугуара с бирюзовыми глазами: скалились клыки, хвост бил по бокам, под блестящей шкурой переливались мускулы — миг, и зверь сорвется в прыжок. Светлый маг, потомок Кристисов, основателей Империи: кто посмеет отнять его добычу или его самку? Если только его же братья… четыре хищные кошки с такими же глазами: страшно, как же страшно! Бежать отсюда или встать с ним рядом? Добыча или ровня?.. — Шу? — встревоженный голос Дайма вырвал ее из видений. — Что случилось? Твердые ладони отводили спутанные пряди с глаз и утешали: «Все будет хорошо». — Дайм, ты… твой отец, братья… тебе всегда будет больно? — Больно? Это не то, о чем стоит беспокоиться. — Дайм улыбнулся и тут же посерьезнел. — Нам пора. Маркиз вскочил и подал ей руку. — Ширхаб! Баль и Эрке! А если?.. — тревога за друзей ледяной водой смыла остатки романтики. Она вскочила, порываясь бежать, но Дайм не пустил. — Чш… не волнуйся так. Рональд их не тронет, пока… — Дайм осекся, не желая произносить «не получит тебя», но Шу поняла и без слов. — Ты же не собираешься идти во дворец в таком виде? Оглядев измятые, в зеленых пятнах травы, юбки, Шу собралась наложить иллюзию, но Дайм остановил ее. — Смотри: инерция, гармония. — Он замедленно нарисовал двойной символ, добавив капельку магии Жизни. — Повтори. Сфокусируй на одежде. Шу нарисовала знак, вплела немного Воздуха… и отпрянула: первозданно чистый, отглаженный камзол вместе со всем, что было на Дайме, аккуратно лег на траву. Щеки ее вспыхнули смущением, а взгляд сам собой заскользил по белесой нити, наискось пересекшей смуглую грудь и спустившейся на живот. Дайм тоже замер на миг, но тут же опомнился и улыбнулся: — Не самый подходящий вид для визита во дворец. — Он коротко взмахнул кистью, возвращая свою одежду на место и приводя в порядок платье и прическу Шу. — Ты немножко перестаралась, любовь моя. — Прости… — Она наконец сумела отвести взгляд, но не преодолеть любопытство. — А почему шрам? Разве?.. — Нет, нельзя. Метки темных так просто не сводятся. Я расскажу, непременно, — прервал он Шу, предвосхищая поток вопросов. — Шу, нам не стоит показываться вместе. Твоя репутация… — И так хуже некуда. Об этом тоже не стоит беспокоиться. Я не настолько маленькая, чтобы не понимать, что о нас будут говорить. — Шу грустно улыбнулась. — Ты же знаешь, Ристана все равно что-нибудь придумает. А мне лучше прослыть любовницей светлого Дайма, чем дворцового конюха. Но я не хочу, чтобы у тебя были сложности из-за меня. Твой отец… — В любом случае все узнает. И обратит к собственной выгоде. Шу, ты уверена? — Я — да. Знаешь, Дайм, я давно уже поняла, что замужество мне не светит. Да и… не уверена, что из меня бы получилась хорошая жена. — Самая лучшая. Лучше не бывает. — Дайм притянул ее руку к губам. — Если бы я мог… ширхаб! Все равно не отдам тебя темному. Слышишь? Даже не думай. — Я не хочу! — Шу вздрогнула при воспоминании о Рональде. — Только как? Ты не сможешь быть рядом вечно. Еще день, неделю, и все — ты уедешь. Единственный шанс — моя башня. И то… я же ничего не умею. Как тролль с дубиной — сила есть, ума нету. — Научишься. Для начала надо просто ее приручить. Ты раздобыла артефакт? — Эрке должен сегодня принести. — Вот и хорошо. Милль обещал круг завтра к утру. А если артефакт не подойдет, что-нибудь придумаем. Образ, промелькнувший в глазах Дайма, вызвал у Шу приступ дрожи. — Нет! Дайм, не вздумай… я не возьму! — Возьмешь, — в голосе светлого не было ни намека на шутку. — Или ты думаешь, что пинта крови мне дороже тебя? — О боги… ну почему все так сложно? — Можно и просто, Шу. Но ты же не оставишь брата, чтобы жить в тишине и безопасности среди Даилла-ире, — он не спрашивал, он утверждал. Она не могла не согласиться. Сбежать в Даилла-Сейе, зная, что Рональд сделает из Кея невменяемую марионетку, а из Валанты — пустыню? Ни за что и никогда. Пока есть хоть малейший шанс, она будет драться. — Идем, Твое Высочество. Безупречно элегантный маркиз подал руку принцессе. — Идем… — эхом откликнулась она. — Я видел у тебя трактат магистра Хлаффа. Это случаем не Рональд подарил? — А, да. Я еще не успела… — И не надо, — перебил Дайм. — Там всего одна полезная глава. Наверняка Рональд и не подозревает, что среди этой чуши есть действительно ценные советы. За обсуждением причин, побудивших магистра Хлаффа скрыть редчайшие бриллианты среди нагромождений барахла, они дошли до покоев принцессы. Стража и слуги при их появлении не выказали ни удивления, ни радости: видимо, Ахшеддины не сочли нужным ставить кого-либо в известность о том, что Ее Высочество провела ночь вне собственных покоев. Зато сами они прождали ее допоздна — так и уснули в обнимку в кресле перед дверью. На миг Шу одолел стыд. Но стоило взглянуть на Дайма, и радость от того, что он — есть, вытеснила все прочее. Маркиз же, едва войдя, набросил на Ахшеддинов легкое сонное заклятие. На молчаливый вопрос: «Зачем?» — лишь усмехнулся и привычным, еле уловимым жестом активировал еще одно: плотную защиту от подслушивания и подглядывания. — А теперь смотри внимательно. В замедленном темпе Дайм рисовал один за другим символы, объясняя и показывая, как фокусировать и сколько энергии добавлять. — Это из арсенала Конвента, — пояснил он, закончив. — Запрещено к использованию без лицензии с подписью Парьена. Пока не переедешь в Башню, придется быть очень осторожной: применение Темной магии поднимет тревогу. Я услышу, где бы ни находился. Кроме того, все происходящее в комнате увидит и запомнит Око Рахмана. — Рональд заметит заклинание, да? — Конечно. Ты запомнила? — Да. Нечто похожее было у магистра Затрана на амулете. — А, ты уже познакомилась с этим беднягой, — хмыкнул Дайм. — Он много и красиво говорит, но толку от него… — Почему? Хотя… — Вот-вот. Он слишком слаб и уязвим. Закон защищает его семью от темной магии, но не может защитить от интриг. Никогда не доверяй слабым, Шу. Она подняла взгляд, собираясь спросить: но ты же доверяешь мне? И, поймав его улыбку, передумала. — Ты сильная, — подтвердил Дайм. — Ты — Суардис. Она улыбнулась в ответ: мы вместе. Мы сообщники. Мы… Мы — счастье?.. — Не выходи пока из комнаты, — попросил он уже у дверей. — У меня дела в городе. Вернусь не позже чем к обеду. Хорошо? — Конечно. Дайм?.. Он обернулся и шагнул обратно. Обнял, коснулся губами виска, шепнул: — Ты справишься. Мы — справимся. До встречи, Шу. Уже в дверях Дайм подмигнул и снял с Ахшеддинов заклинание сна. Постояв мгновенье в задумчивости, Шу обернулась. На нее глядели две пары требовательных и любопытных глаз. «Как они умудряются выглядеть столь похожими? Только по цвету и определишь, кто есть кто!» — Ну?! — вопросила Баль. Рыжие растрепанные косички поднялись, угрожающе потрескивая зелеными искрами, раскосые глазищи засветились — эльфийка напомнила Шу атакующую рысь. Не желая строить виноватую физиономию и оправдываться, Шу опустила глаза и промолчала. — И что это? — не унималась Баль. — Утро на дворе! Где Ваше Высочество носило? О чем Ваше Высочество вообще думало?! Балуста не на шутку разволновалась: Шу окатило волной страха, гнева, облегчения и обиды вперемешку. Успокоительные объятия Эрке и шепот: «Тише, Белочка, тише…» — лишь раззадоривали эльфийку. — А если бы зашел Кей или Его Величество? Что мы должны были врать?! Или сказать правду: Их Высочество вместе с Его Светлостью демоны утащили в колдовской лес? — Баль, ну не надо… — подняла глаза Шу. — Все же в порядке. Ты же не думаешь, что с Даймом мне что-то угрожает? — А ширхаб вас разберет, — чуть сбавила тон мислет-ире. — Так где вы были, Шу? — От Эрке тоже исходило беспокойство, но много меньше, чем от Баль: он не сомневался в том, что самое безопасное место для Шу — рядом с маркизом Дукристом, хоть бы он завел ее к троллям в болото. — Я не смог вас отыскать. — Да здесь, в парке… — удивилась Шу. Чтобы Эрке не смог кого-то отыскать? Такого не бывает! Сколько раз она пыталась от него спрятаться — перепробовала все заклинания, найденные в библиотеке Сойки, все без толку. — Здесь, в Лесу Фей? — переспросил лейтенант. — И не заметила ничего странного? Или страшного? — Странного? — встряла Баль. — А соваться в Фельта-Сейе ночью — это нормально… — Вообще-то много чего… — задумчиво ответила Шу. — Дайм сказал, что Фельта-Сейе будет меня защищать. И что это мое наследство. — Защищает на славу, — усмехнулся Эрке, погладив возмущенную супругу по торчащим во все стороны косичкам. — Он не пустил нас дальше первых деревьев. Настращал… Таких страстей я давно не видал. Ты так не умеешь. Балуста успокоилась, но сидела нахохлившись: обиделась. Еще бы! Ее, ире, эльфийский лес исколол колючками, облил ледяной водой, и, напугав до колик, выгнал прочь. Как будто она не маг природы, а простая селянка! — Баль, перестань уже. — Присев на подлокотник кресла, Шу принялась вместе с Эрке утешать подругу. — Фельта-Сейе слишком странное место. Хоть он и обещает защиту, но… я его боюсь. Подарки фей всегда с подвохом. — Я тоже боюсь, Шу. Ты уверена, что Дукрист не подставит тебя под удар? — Уверена… Увидев, что Балуста успокоилась, Эрке быстренько распрощался и отправился на улицу Ткачей. А девушки остались завтракать и обсуждать подробности лесного свидания. Их, подробностей, было на удивление мало: Шу держала обещание никому не рассказывать о печати. А об эльфийской магии и древних легендах говорить не хотелось, чтобы не расстраивать Баль снова. Кидая тоскливые взгляды на приближающееся к зениту солнце, Шу листала сочинение магистра Хлаффа. Как славно, что Дайм предупредил ее! Если поверить хоть десятой части тех ужасов, что обещает магистр смельчакам, рискнувшим сунуться в Источник, то проще сразу повеситься. По крайней мере, получится не так отвратительно и мучительно. Когда раздался стук в дверь, Шу как раз рассматривала миниатюру, отдающую Тьмой: Придворный маг явно не раз открывал книгу на этой странице. — Ну? Ты принес? — отбросив книгу, Шу вскочила навстречу лейтенанту. — Покажи! — А толку? Сокрушенно покачав головой, Эрке выложил на стол три предмета: шкатулку, кинжал и затертую книгу. — Я не ошибся? Шу кивнула, еле сдерживая слезы разочарования. — Ублюдки, — выплюнул Эрке. — Если до завтра не раздобудут подходящей вещи, придется Мастеру искать другого помощника. Не желая верить своим глазам, она поочередно брала их в руки. Кинжал в легком молочном сиянии: похоже на индикатор и нейтрализатор ядов. Книжица в налете черно-голубой плесени: пристанище осколка души ведьмы, последнее, что ей удалось утаить от Хисса. Шкатулка с аляповатой инкрустацией и теплым запахом прелой земли: возможно, для хранения редких семян. Магии во всех трех вещицах было — гоблин наплакал. На всякий случай Шу открыла шкатулку — вдруг там, паче чаяния, завалялось что-то кроме пыли. И тут же вздрогнула от отвращения: из-под крышки завоняло мертвечиной и тьмой. Заклинание, оставленное Даймом, затрещало искрами. Темная магия! Она захлопнула шкатулку, чтобы не тревожить Дайма по пустякам. Удивленный и испуганный лейтенант обернулся от порога: — Что это? — Кажется, бие Махшур еще немножко поживет. Посмотри! Как только Эрке подошел, Шу осторожно приоткрыла крышку, и из оранжевого сияния хлынул поток черноты с привкусом гнили. — Ничего себе… — Ахшеддин сморщился. — А вот это нам подойдет, — хмыкнула Шу и закрыла крышку, пряча хищные спирали смертельной магии. — Узнаешь цвет? Забавно получается, не находишь? — Очень забавно. Надеюсь, ты не будешь ее открывать? — Еще чего. Интересно, где ее взяли. — Кто-то здорово разозлил магистра… — Эрке с опаской взял в руки шкатулку с секретом. — Не хотелось бы мне увидеть, что будет с тем, кто откроет ту штуку. — А мне не хочется даже брать ее в руки. Ширхаб! — Шу передернула плечами. — Надеюсь, до завтра магистр не обнаружит пропажу. — Шу, ты уверена, что мне не стоит пойти завтра с тобой? Возможно, тебе понадобится помощь. — Нет. Если я не справлюсь сама, то мне уже никто и ничто не поможет. Разве что… помолись Светлой, чтобы приготовила мне уютное местечко в Стране Звенящих Ручьев, — улыбнулась Шу. — Помолюсь. От ее помощи ты не откажешься? — Скажу спасибо. Если мне удастся, я закажу большой молебен и… Эрке! — голос Шу сорвался. — Мне страшно. — Мне тоже. Это что-то меняет? — Ничего. — Шу устремила взгляд за окно, в прозрачную безоблачную синеву. — Мне, возможно, понадобится жертва. Зверюшка какая-нибудь. Артефакт слишком темный, потребует крови. — Точно зверюшку? — Ну не человека же. Можно курицу. Да хоть ворону, только живую. — Завтра с утра будет тебе ворона. А сейчас — давай-ка бросай чтение всякой гадости… Лейтенанта прервала отворившаяся дверь: Его Высочество, соскучившись, пришел поболтать с сестрой о новостях дворцовой жизни. |
|
|