"Любовь искупительная" - читать интересную книгу автора (Риверс Франсин)

19

Она подумала, прежде чем ответить. — По моим собственным.

Выбираясь из сарая и бережных рук Михаила, Ангелочек постоянно ощущала на себе дружелюбное внимание Мириам. Куда бы она ни шла, девушка умудрялась подорвать решимость Ангелочка соблюдать дистанцию. Мириам смешила ее. Она была молода и полна невинного озорства. Ангелочек никак не могла понять, как ни старалась, почему эта девочка пожелала стать ее другом. Она знала, что по всем законам давно уже должна была разочаровать ее, но Мириам будто не слышала ее резких отказов и продолжала шутить с ней и радовать ее.

Будучи в детстве лишена нормальной семейной жизни, Ангелочек не знала, чего от нее ожидают, когда они с Михаилом проводили вечера в доме вместе с семьей Элтман. Она просто тихо сидела и наблюдала. Ее пленили те почтительные и в то же время дружеские отношения, которые царили между Элизабет Элтман и ее пятерыми детьми. Джон был довольно строгим, редко улыбался, но было очевидно, что он обожает своих детей и что у него особое отношение к старшей дочери, несмотря на их постоянные споры.

Черноглазый Андрей был очень похож на отца и внешностью, и поведением. Иаков был общительным и озорным. Лия — серьезной и стеснительной. Маленькая Руфь, открытая и веселая, была светом в окошке для всей семьи. По каким–то никому не понятным причинам ребенок обожал Ангелочка. Возможно, ее золотистые волосы привлекли внимание девочки. Что бы это ни было, каждый раз, когда они с Михаилом приходили в дом, присоединяясь к семейному общению, Руфи устраивалась у нее в ногах.

Это забавляло Мириам. — Кто–то сказал, что собаки и дети безошибочно определяют человека с мягким сердцем. С этим невозможно спорить, верно?

Всю следующую неделю после переезда Элизабет была слишком слаба, чтобы выбираться из постели. Ангелочек готовила и следила за порядком в доме, в то время как Мириам присматривала за матерью и детьми. Михаил и Джон выкапывали пни в поле. Когда они приходили ужинать, Джон усаживался на кровать к жене и держал ее за руку, тихо с ней беседуя, пока дети играли.

Наблюдая за Джоном, Ангелочек вспоминала о тех долгих неделях, когда Михаил выхаживал ее после избиения Магованом. Она вспоминала его нежную заботу и внимание. Он переносил ее худшие выпады с тихим терпением. Он был создан из одного теста с этими людьми. А она была чужой.

Ангелочек не могла удержаться от сравнений. Родной отец ненавидел ее так сильно, что был готов убить еще не родившегося ребенка, выкинуть, словно мусор. Ее мать была настолько одержима им, что почти забыла, что у нее есть ребенок. Пожив с проститутками, Ангелочек привыкла к женщинам, которые непрестанно заботятся о своем теле, боясь старости. Она привыкла к женщинам, которые были сильно озабочены прической и одеждой и говорили о сексе, словно о погоде.

Элизабет и Мириам были чем–то новым и пленительным для нее. Они обожали друг друга. Они никогда не грубили, следили за собой, всегда чисто одеваясь, но в то же время не были слишком заняты мыслями о своем внешнем виде. Они могли часами говорить обо всем, исключая секс. Несмотря на то, что Элизабет была слишком слаба, чтобы выполнять какую–либо работу по дому, она смогла организовать и направить действия Мириам и других детей. Выслушав ее совет, Андрей сделал ловушку для рыбы и поставил на ручье. Лия приносила воду. Иаков пропалывал сад. Помогала даже маленькая Руфь — она расставляла тарелки и кухонную утварь, приносила полевые цветы и ставила в вазу на столе. Мириам стирала, гладила и зашивала одежду, присматривая за братьями и сестрами. Ангелочек почувствовала себя бесполезной.

Когда Элизабет смогла подняться на ноги, она возглавила команду. Распаковав свою посуду, она взяла на себя приготовление еды. Элтманы пополнили свои запасы в Сакраменто, и она готовила вкуснейшую еду — зажаривала соленую свинину, которую подавала со сладкой подливкой и запеченными бобами, пекла кукурузный хлеб, тушила кролика с яблоками. Когда впервые сработала ловушка, она запекла форель со специями. Умело поджаривая на сковороде блинчики, она могла одновременно готовить на гриле двух уток. Едва ли не каждое утро она пекла на завтрак булочки, а в особенные дни замачивала сушеные яблоки и делала чудо–пирог.

Однажды вечером, поставив еду на стол, она сказала:

— Придет день, когда мы сможем купить корову, и у нас опять будет молоко и масло.

— У нас была корова, когда мы только отправились в дорогу, — объяснила Мириам Ангелочку. — Но индейцы положили на нее глаз недалеко от Форта Ларами.

— Эх, я отдал бы папины часы за ложку сливового варенья, — признался Иаков, вызвав громкий смех матери и заслужив легкий подзатыльник.

После семейного ужина у Элтманов была традиция читать и обсуждать Писание. Джон часто просил Михаила прочесть отрывок из Библии. Дети с удовольствием слушали и задавали множество вопросов. Если Бог сотворил Адама и Еву, то почему Он позволил им согрешить? Неужели они и правда ходили по Эдемскому саду голые? Даже зимой? Если там были только Адам и Ева, тогда на ком женились их дети?

Потом Джон, удобно устроившись на стуле, курил трубку, посмеиваясь в усы, а Элизабет пыталась ответить на бесконечный поток вопросов. Михаил делился своей точкой зрения. Он предпочитал рассказывать истории, а не читать.

— Ты бы мог стать отличным проповедником, — заметил однажды Джон. Ангелочек чуть было не начала протестовать и только потом поняла, что это был, скорее, комплимент.

Она никогда не принимала участия в обсуждении. Даже когда Мириам спрашивала ее, что она думает, она пропускала вопрос мимо ушей или задавала его ей же самой.

Однажды вечером маленькая Руфь решила поставить вопрос ребром.

— Ты что, не веришь в Бога?

Не зная, что ответить, Ангелочек сказала:

— Моя мама была католичкой.

Андрей широко открыл рот от удивления.

— Брат Варфоломей говорил, что католики поклоняются рукотворным идолам.

Элизабет бросила на него такой взгляд, что он тотчас же замолчал. И сразу же извинился.

— Не стоит извиняться, — ответила Ангелочек. — Моя мама не поклонялась каким–то идолам, насколько я помню, но молилась много. «Если бы это ей хоть сколько–нибудь помогло», — подумала она.

— О чем она молилась? — настаивала Руфь.

— Об искуплении. — Стараясь не втянуться в религиозную дискуссию, она взяла в руки ткань, которую купил Михаил, чтобы она сшила себе новую одежду. В доме повисло тягостное молчание, от которого мурашки побежали у нее по коже.

— Что такое «искупление»? — не сдавалась Руфь.

— Мы поговорим об этом позже, — прервала ее Элизабет. — А теперь, дети, вам пора делать домашнее задание. — Она поднялась, доставая учебники. Через мгновение Ангелочек подняла глаза и увидела нежный взгляд Михаила. Ее сердце странно затрепетало. Ей захотелось оказаться в прохладной, тихой темноте сарая, чтобы никто ее не видел, даже этот человек, который начинает слишком много значить для нее.

Она вновь сосредоточилась на изучении материи, лежавшей у нее на коленях. Как ей начать? Она еще никогда ничего для себя не шила, и поэтому пребывала в некотором замешательстве. Она думала о тех деньгах, которые потратил Михаил, и боялась все испортить.

— Что ты так нахмурилась? — усмехнулась Мириам. — Тебе что, не нравится шить?

Ангелочек почувствовала, что краснеет. Она ощущала себя униженной из–за того, что ничего не знает и не умеет. Конечно же, Элизабет и Мириам точно знают, что тут надо делать. Всякая приличная девушка сумеет сшить блузку и юбку.

У Мириам вдруг стал удрученный вид, словно она только что поняла, что привлекла всеобщее внимание к тому, к чему не следовало. Она осторожно улыбнулась Ангелочку.

— Мне и самой это не очень–то нравится. В нашем доме мама делает работу швеи.

— Я была бы рада помочь, — отозвалась Элизабет. Лицо Мириам просветлело.

— Да, позволь маме сделать это для тебя, Амэнда. Ей так нравится шить, а за последний год не слишком часто приходилось этим заниматься. — Не дожидаясь ответа, она забрала материю из рук Амэнды и отдала ее матери.

Элизабет рассмеялась — она казалась довольной.

— Ты не будешь возражать, Амэнда?

— Думаю, нет, — ответила Ангелочек.

Когда маленькая Руфь внезапно вскарабкалась к ней на колени, она тихо ойкнула. Мириам усмехнулась.

— Она почти что не кусается. Достается, обычно, только братьям.

Ангелочек прикоснулась к черным, шелковым волосам и была очарована ребенком. Малютка Руфь, с розовыми щечками и светло–карими глазами, была словно мягкая игрушка. Ангелочек почувствовала, как ноет ее сердце. Как бы выглядел ее собственный ребенок? Она поспешила выбросить из головы страшные воспоминания о том вечере, когда Хозяин и доктор пришли в ее комнату, и отдала все свое внимание Руфи. Девочка говорила без умолку, словно маленькая сорока, и Ангелочек слушала, кивая. Подняв на секунду глаза, она встретилась взглядом с Михаилом. «Он хочет иметь детей», — подумала она, и эта мысль отозвалась болью в ее сердце. А если он узнает, что она не может родить? Наверняка, его любовь к ней умрет. Она не могла выдержать его взгляд.

— Пап, а ты не сыграешь нам на скрипке? — спросила Мириам. — Ты так давно не играл.

— Папа, ну, пожалуйста, — умоляюще хором заговорили Иаков и Лия.

— Она упакована с другими вещами, — возразил, помрачнев, отец. Ангелочек ожидала, что на этом дискуссия закончится, но Мириам была упорной девушкой.

— Нет, уже нет. Я ее достала сегодня утром. — Джон хмуро взглянул на дочь, но она только улыбнулась, наклоняясь к нему и положив руку на его колено. — Пожалуйста, папа. — Ее голос звучал так нежно. — Ведь всему есть свое время под солнцем. Помнишь? Время плакать, и время смеяться, время горевать, и время танцевать.[7]

Элизабет застыла на месте, положив руки на материю, разложенную на столе. Когда Джон поднял глаза на нее, они были потемневшими от боли. Из ее глаз заструились слезы.

— Да, прошло уже достаточно времени, Джон. И я уверена, что Амэнда и Михаил хотели бы тебя услышать.

Мириам кивнула Лие, которая мгновенно достала инструмент и смычок и протянула отцу. Он взял их и положил на колени.

— Я настроила инструмент, пока ты работал в поле, — призналась Мириам, когда он пробежал пальцами по струнам. Затем, подняв скрипку, он прижал ее под подбородком и начал играть. С первыми звуками музыки глаза Мириам наполнились слезами, и она запела высоким чистым голосом. Закончив играть, Джон снова положил инструмент на колени.

— Это было прекрасно, — проговорил он растроганно. Прикоснулся к волосам старшей дочери. — В память о нашем Дэйвиде, да?

— Да, папа.

Элизабет подняла голову, ее лицо было в слезах.

— Наш сын, — объяснила она Михаилу и Ангелочку. — Ему было всего лишь четырнадцать, когда… — Ее голос дрогнул, и она отвернулась.

— Он пел альтом, — сказала Мириам. — У него был замечательный голос. Он потрясающе пел многие песни, но больше всего он любил «О, благодать». Он был такой жизнерадостный и любил приключения.

— Он погиб недалеко от Мыса Скотта, — продолжала Элизабет. — Лошадь сбросила его, когда он гнался за бизоном. Он ударился головой.

Довольно долго никто не мог произнести ни слова.

— А бабушка умерла у Хамболдта, — нарушил, наконец, молчание Иаков.

Элизабет медленно села. — Мы были единственными близкими людьми, которые у нее остались, поэтому она поехала с нами, когда мы решили перебраться на Запад. Она себя не очень хорошо чувствовала тогда.

— Она не жалела о своем решении, Лиз, — заметил Джон.

— Я знаю, Джон.

Ангелочек подумала о том, жалела ли Элизабет. Возможно, ей вообще не хотелось никуда уезжать. Может быть, это было желание Джона. Ангелочек взглянула на них и решила, что и Джон, наверное, об этом думает. Но когда к Элизабет вернулось самообладание и она подняла глаза на Джона, сидевшего в противоположном углу, в ее взгляде не было обиды или негодования. Джон снова положил на плечо скрипку и сыграл следующий гимн. На этот раз Михаил присоединился к пению. Звук его красивого, глубокого голоса разносился по дому, и дети замерли на месте от восторга.

— Как хорошо! — сказала Элизабет, радостно улыбаясь. — Пусть Господь благословит вас обильно, мистер Осия.

Мальчикам захотелось спеть дорожные песни, отцу пришлось аккомпанировать. Когда их репертуар иссяк, Михаил рассказал им историю о чернокожем Ездре и рабах, и о том, как они пели, работая на хлопковых полях. Спел одну из их песен, которую ему удалось вспомнить. Это была красивая напевная мелодия, а слова были полны глубокого смысла и печали. «Вот она, славная колесница, вот она здесь, чтоб забрать меня домой…» — голос Михаила разрывал на части сердце Ангелочка.

Когда они вдвоем ушли к себе, она была тихой и задумчивой. «Что если» опять переполнили ее голову. Что было бы, если бы мама вышла замуж за человека, подобного Джону Элтману? Что, если бы она родилась и выросла в такой семье? Что, если бы она смогла встретиться с Михаилом, будучи цельной и чистой?

К сожалению, жизнь распорядилась иначе, и от этих мыслей ей нисколько не становилось лучше.

— Ты бы мог неплохо зарабатывать в баре «Серебряный доллар», — произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал безмятежно. — Певец, который там работал, был не настолько хорош, как ты. Некоторые мелодии у него были похожи на твои. — Помолчав, она, ухмыльнувшись, добавила: — Слова песен, правда, были совсем другими.

— Где, как ты думаешь, церковь брала свои мелодии, когда все только начиналось? — спросил он, смеясь. — Проповедникам нужны были известные в народе мотивы, чтобы люди могли их легко узнавать и петь все вместе. — Положив руки на голову, он продолжал: — Быть может, мне бы даже удалось обратить несколько человек в этом баре.

Он поддразнивал ее, но ей больше не хотелось показывать свою слабость. Ее сердце и так ныло. Когда она смотрела на него, ей казалось, что отзывается каждый нерв в ее теле.

— Слова тех песен, которые я могла бы спеть, показались бы тебе ужасными. — Он молчал, задумавшись, а она разделась и нырнула под одеяло. Ее сердце бешено стучало, ей казалось, что он может услышать этот стук. — Но не пытайся заставить меня учить слова твоих песен, — предупредила она. — Мне не за что петь славу Богу.

Он не отвернулся, хотя именно этого она ожидала. Он схватил ее своими сильными руками и поцеловал таким долгим поцелуем, что у нее перехватило дыхание.

— Пока не за что, — сказал он. — Пока. — Его руки разожгли искру внутри нее, и вскоре там уже пылало пламя, но он не собирался его утолять. Он дал ей свободу, которой она хотела, и так и оставил огонь гореть.

Через несколько дней Элизабет сообщила, что желтая блузка в клеточку и темно–коричневая юбка готовы к примерке. Ангелочек, смущаясь своего поношенного нижнего белья, разделась.

— Нужно еще немного убавить здесь, мама, — сказала Мириам, сжимая около сантиметра ткани на поясе юбки.

— Да, и немного добавить сзади, мне кажется, чтоб было попышнее — согласилась Элизабет, встряхивая материал юбки.

Ангелочек забеспокоилась, думая, что им придется для нее слишком много трудиться. Чем меньше они сделают, тем меньше она будет им обязана.

— Это ведь для работы в саду…

— Это еще не значит, что ты должна выглядеть, как пугало, — возразила Мириам.

— Я не хочу обременять вас и отнимать ваше время. — Одежда казалась ей очень милой и в том виде, в каком была сейчас, и она подумала, что вовсе необязательно доводить все до совершенства.

— Обременять? — уточнила Элизабет. — Ну, что за глупости! Я не получала такого удовольствия от работы уже несколько месяцев! Снимай–ка все, но осторожно, там булавки.

Когда Ангелочек, быстро раздевшись, потянулась к старой одежде Тесси, она заметила полный жалости взгляд Элизабет на поношенный лиф и протертые до ниток панталоны. Если бы она могла показать ей то, что она носила во «Дворце», это точно произвела бы впечатление на эту женщину. Они, наверняка, никогда не видели кружевное и атласное белье из Франции или шелковые халатики из Китая. Хозяин одевал ее во все самое лучшее. Даже Хозяйка, будучи жадной, не додумалась бы одеть ее в такие жалкие тряпки. Но нет, ей выпало предстать перед ними в нижнем белье, которое выглядело как старая мешковина.

Ей хотелось объяснить, что это не ее вещи, что они принадлежали сестре Михаила, но она испугалась, что это породит новые вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. И что еще хуже, это может быть нехорошо для Михаила. Она не хотела допускать, чтобы они плохо о нем думали. Она не понимала, почему это так много значит для нее, но это было так. Она быстро оделась, пробормотала слова благодарности и ретировалась в сад.

Где же Михаил? Ей захотелось, чтобы он был рядом. В его присутствии она чувствовала себя защищенной. Она меньше ощущала одиночество и свою непричастность к окружающим, когда он был рядом. Они с Джоном с раннего утра отправились в поле выкапывать пни, но сейчас их нигде не было видно. Лошади стояли в загоне. Возможно, они пошли на охоту.

Маленькая Лия собирала листья салата под покровом огромных дубов, Андрей и Иаков рыбачили. Ангелочек склонилась над сорняками, стараясь ни о чем не думать.

— Можно мне здесь поиграть? — спросила малютка Руфь, появляясь в дверях. — Мама убирает в доме и говорит, что я вредитель.

Ангелочек рассмеялась.

— Иди сюда, милая.

Руфь присела на дорожку, где работала Ангелочек, и продолжала не переставая болтать, выдергивая сорняки, на которые Ангелочек ей указывала.

— Мне не нравится морковка, я люблю зеленый горошек.

— Так вот ты где, — раздался голос Мириам из распахнутой двери. — Говорила же я маме, что знаю, где тебя искать, — продолжала она, шутливо грозя сестре пальцем.

Подойдя ближе, она ущипнула Руфь за румяную щечку. — Ну, ты умеешь убежать куда–нибудь и не сказать куда.

— Я с Амэндочкой.

— С Амэндочкой? — удивилась сестра, устремляя свои искрящиеся озорством глаза на Ангелочка. — Ты же видишь, Амэндочка занята.

Ангелочек показала маленькую морковку в корзине: — Она мне помогает.

Мириам отправила Руфи успокоить маму и склонилась над грядками, помогая Ангелочку.

— Это тебе лучше подходит, — высказалась она, обрывая горох.

— Что? — спросила Ангелочек подозрительно.

— Амэндочка, — ответила Мириам. — Амэнда почему–то не кажется правильным.

— Меня звали Ангелочек.

— Да ну? — переспросила Мириам, театрально вздернув бровь. Тряхнула головой, в глазах снова зажглась шутливая искорка. — Это тебе тем более не подходит.

— А «Эй ты!» подойдет?

Мириам швырнула в нее комком земли. — Я думаю, что буду называть тебя Мисс Колючка, — решила она. — Кстати, — добавила она, складывая сорняки в корзину, — я бы на твоем месте не стыдилась так твоего исподнего. — Увидев немой вопрос в глазах Ангелочка, она рассмеялась: — Ты бы видела мое!

Через несколько дней Элизабет подошла к Ангелочку и дала ей что–то, завернутое в наволочку, предупредив, что это можно открыть, только оставшись одной. Встретив на себе недоумевающий взгляд Ангелочка, она покраснела и устремилась в дом. Сгорая от любопытства, Ангелочек отправилась в сарай и вывалила содержимое из наволочки. Развернув сверток, она увидела чудесные дамские панталоны и лиф. Тонкое вышитое белье было просто изысканным.

Сжимая на коленях эти милые вещицы, Ангелочек почувствовала, как кровь приливает к щекам. Зачем Элизабет это сделала? Из жалости? Ей еще никто никогда ничего не давал, не ожидая чего–то взамен. Что Элизабет хочет от нее? Все, что у нее есть, принадлежит Михаилу. Даже она сама не принадлежала больше себе. Засунув вещи обратно в наволочку, она вышла на улицу. Мириам набирала воду в ручье, и Ангелочек подошла к ней.

— Отдай эти вещи твоей маме и скажи, что мне ничего не нужно.

Мириам поставила ведра на землю. — Мама боялась, что ты обидишься.

— Я не обиделась. Они мне просто не нужны.

— Ты сердишься.

— Просто отдай их маме, Мириам. Они мне не нужны. — Ангелочек попыталась сунуть сверток в руки Мириам.

— Мама сделала их специально для тебя.

— Так она жалеет меня? Что ж, передай ей большое спасибо, она сможет сама их носить.

Мириам казалась оскорбленной.

— Почему ты так плохо о нас думаешь? Единственным желанием мамы было угодить тебе. Она пытается отблагодарить тебя за то, что ты дала ей крышу над головой, впервые за долгие месяцы в этой жуткой повозке!

— Нет нужды благодарить меня. Если ей все же хочется кого–то отблагодарить, скажи, что стоит благодарить Михаила. Это была его идея. — Она сразу же пожалела о своих жестоких словах, увидев слезы на глазах девушки.

— Что ж, я думаю, он сможет носить лифчик и панталоны, не правда ли? — Мириам подхватила ведра, слезы показались на ее бледных щеках. — Ты не хочешь полюбить нас, верно? Ты настроилась против нас!

Ангелочек огорчилась, увидев печаль в глазах девушки.

— Почему бы тебе просто не оставить их себе? — предложила она гораздо мягче.

Мириам не успокоилась. — Если ты хочешь обидеть маму, тебе придется сделать это самой, Амэнда Осия. Я не собираюсь делать это за тебя. Иди и скажи ей, что тебе не нужны ее подарки, которые она сделала из любви к тебе, как к своему собственному ребенку. А ведь ты и правда ребенок, верно? Всего лишь глупый ребенок, который не может увидеть что–то драгоценное даже у себя под носом. — Ее голос дрогнул, и она заспешила прочь.

Ангелочек бегом вернулась в сарай.

Сжимая в руках лифчик и панталоны, она села, прислонившись спиной к стене. Она никогда не думала, что всего лишь несколько точных замечаний, высказанных наивной девочкой, могут так глубоко задеть. Отшвырнув вещи, она прижала ладони к глазам.

Мириам тихо вошла и подобрала белье. Ангелочек ожидала, что она сейчас же уйдет, но вместо этого она села.

— Прости, что так сердито говорила с тобой, — сказала она тихо. — Я всегда говорю слишком много лишнего.

— Ты просто говоришь, что думаешь.

— Да, это правда. Пожалуйста, прими мамин подарок, Амэнда. Ей будет очень больно, если ты откажешься. Она целыми днями работала, чтобы это сшить, а потом все утро собиралась с силами, чтобы отдать это тебе. Она сказала, что у каждой молодой жены должно быть что–то красивое и особенное. Если ты не примешь их, она решит, что обидела тебя.

Ангелочек крепко прижала колени к груди. Она почувствовала, что попала в ловушку.

— Я бы проехала мимо вас в тот вечер, когда вы стояли на дороге. — Внутренне сжавшись, она выдержала взгляд Мириам. — Ты ведь знаешь это, верно?

Мириам слегка улыбнулась. — Но тебя ведь не сильно огорчает наше присутствие теперь, правда? Я думаю, ты в первые дни не знала, что с нами делать. Но сейчас это изменилось, да? Руфи увидела тебя насквозь. Может, ты не поверишь, но она льнет далеко не ко всякому встречному. К тебе у нее, пожалуй, особое отношение. И я тоже люблю тебя, даже если тебе это не нравится.

Ангелочек крепко сомкнула губы, не говоря ни слова. Мириам взяла белье и, аккуратно свернув, положила ей на колени.

— Что скажешь?

— Это очень красивые вещи. Ты должна оставить их себе.

— У меня уже есть несколько таких в моем сундучке надежды. Но пока я не стану новобрачной, мешковина отлично сойдет.

Ангелочек поняла, что не сможет ничего поделать с этой девочкой.

— Ты не знаешь, как вести себя с нами, да? — не переставала говорить Мириам. — Иногда я замечаю, как странно ты на меня смотришь. Твоя прежняя жизнь очень сильно отличалась от моей?

— Так сильно, что ты даже не можешь себе представить, — грустно ответила Ангелочек.

— Мама говорит, что иногда стоит выговориться. Ангелочек вздернула бровь. — Я не думаю, что хочу обсуждать свою жизнь с ребенком.

— Мне уже шестнадцать. Вряд ли я намного младше тебя.

— Все дело в том, чем я занималась.

— Ты ведь больше этим не занимаешься, правда? Ты замужем за Михаилом. Тот период твоей жизни закончился.

Ангелочек отвернулась. — Он никогда не закончится, Мириам.

— Никогда, если ты будешь таскать свое прошлое за собой, как ненужный багаж.

Ангелочек окинула ее удивленным взглядом. Потом невесело усмехнулась. — У вас с Михаилом так много общего. — Он однажды сказал ей то же самое. Но они оба ничего не понимают. Невозможно просто жить дальше, будто ничего не произошло. Что случилось, то случилось, и все это оставило глубокие, рваные раны. Даже когда эти раны заживают, остаются шрамы. — Ну да, просто живи и забудь, — издевательски заметила она. — Не так все это просто.

Мириам поиграла с соломинкой и сменила направление разговора. — Я понимаю, что для этого нужны усилия, но разве результат не стоит этого?

— От прошлого все равно никуда не уйдешь.

— Может быть это потому, что ты еще не достаточно доверяешь Михаилу.

Ангелочку не хотелось обсуждать Михаила, особенно с этой милой, созревшей девочкой, которая гораздо больше подошла бы ему, чем она.

— Я гуляла как–то утром и увидела домик неподалеку, — продолжила разговор Мириам. — Ты не знаешь случайно, кто в нем живет?

— Зять Михаила. Его жена умерла по дороге на Запад. Темные глаза Мириам загорелись огоньком любопытства.

— Почему же он никогда не приходит в гости к Михаилу? У них плохие отношения?

— Нет. Он просто не слишком дружелюбный.

— Он старше Михаила или младше?

— Младше.

На ее губах появилась игривая улыбка. — А насколько младше?

Ангелочка передернуло.

— Ему слегка за двадцать, я думаю. — Она отлично понимала, к чему клонит девушка, и ей это совершенно не нравилось. Мириам вдруг напомнила ей Ревекку, проститутку, которая проявляла такой же интерес к Михаилу.

— А он красивый? — настаивала Мириам.

— Я думаю, для молоденькой девушки, всякий, у кого нет жутких бородавок и передние зубы целы, покажется красавчиком.

Мириам рассмеялась. — Что ж, мне уже шестнадцать. Большинство девушек моего возраста уже замужем, а у меня поклонника не видно даже на горизонте. Естественно, я заинтересована в тех, кто все еще свободен. Мне надо найти жениха, чтобы я смогла носить все те прелестные вещички, которые мама для меня сшила и припрятала в сундук с приданым.

Подумав, что Павел может сотворить с этой милой девочкой, Ангелочек испугалась.

— Знаешь, то, что красиво, не всегда хорошо. Это правда. Дождись кого–то, как Михаил. — Она поверить не могла, что говорит такое.

— Есть только один Михаил, Амэнда, и он твой. А Павел этот что собой представляет?

— Полная противоположность Михаилу.

— Наверно, это значит, что он… уродливый, слабый, мрачный и наглый?

— Это совсем не смешно, Мириам.

— Ты еще хуже мамы. Она вообще ничего о мужчинах не рассказывает.

— А много нового и не узнаешь. Они едят, испражняются, занимаются сексом и умирают, — не задумываясь, выпалила Ангелочек.

— В тебе и правда так много горечи, да?

Ангелочек внутренне содрогнулась. Эта девочка не сможет понять. Не испытав того же, что она пережила с Хозяином, это невозможно понять. Ей лучше оставить свои мысли при себе, вместо того, чтобы выплескивать их, не подумав. Что она может рассказать? «Я была изнасилована в восемь лет взрослым мужиком? Когда я ему надоела, он отдал меня Салли, и она научила меня таким вещам, которые нормальному ребенку, воспитанному в хорошей семье, не приснятся даже в страшном сне?»

Этой девочке следует остаться невинной, найти хорошего молодого человека, выйти за него замуж и обрести семью, такую же, как та, в которой она родилась и выросла. Ей не стоит осквернять свой ум подобными вещами.

— Не спрашивай меня о мужчинах, Мириам. Тебе не понравится то, что я могу рассказать.

— А я надеюсь, что придет день, когда какой–нибудь мужчина будет смотреть на меня так же, как Михаил смотрит на тебя.

Ангелочек не стала говорить ей, что мужчины смотрят на нее так уже очень давно, гораздо дольше, чем она хотела бы. Эти взгляды ничего не значат.

— Папа говорит, что мне нужен сильный мужчина, который своей крепкой рукой будет направлять меня, — сказала Мириам. — Но мне бы хотелось, чтобы мой муж еще и нуждался во мне. Мне хочется, чтобы он был сильным и нежным.

Ангелочек внимательно изучала Мириам, сидевшую перед ней и мечтавшую о своем принце на белом коне. Может быть, все сложилось бы совершенно иначе, если бы Михаил встретил Мириам немного раньше. Разве он мог бы не влюбиться в нее? Она такая живая, чистая, преданная. Она не запугана призраками, и дьявол никогда не ездил на ее спине.

Мириам встала и отряхнула юбку от соломинок.

— Мне пора спуститься с небес и помочь маме с уборкой. — Она наклонилась и положила лифчик с панталонами на колени Ангелочка. — Почему бы тебе не примерить эти вещицы? А потом решишь, что с ними делать.

— Мириам, я не буду обижать твою маму.

В глазах девочки появились слезы. — Я знала, что ты не сможешь это сделать, — радостно заметила она, выходя.

Ангелочек прислонилась спиной к стене. В первый же день Хозяин купил для нее множество платьиц с оборочками и белых атласных фартучков, набил ящики ее комода лентами и бантами. Почти вся ее одежда была из Парижа.

«Будь благодарна, — говорила Салли, умывая и одевая ее, чтобы тщательно подготовить к приходу Хозяина. — Постарайся помнить о том, что сейчас ты бы голодала в порту, если бы не Хозяин. Говори "спасибо" от всего сердца. Ты должна выглядеть счастливой с ним. Если с тобой станет слишком трудно справляться, Хозяин найдет себе другую маленькую девочку, которая будет хорошо себя вести, и, как ты думаешь, что будет с тобой тогда?»

Вспоминая о тех предупреждениях, Ангелочек даже сейчас холодела от ужаса. Тогда, в возрасте восьми лет, она думала, что, если будет плохо себя вести, Хозяин призовет Фергуса, который задушит ее своим черным тонким шнуром и выбросит на улицу, где ее съедят крысы. Поэтому она пыталась быть благодарной, но это никогда не помогало. Она боялась Хозяина и ненавидела его. Позже, из–за своей зависимости от его милости, она стала думать, что любит его. Но вскоре она поняла правду.

Призрак Хозяина продолжал преследовать ее. Он все еще владел ее душой.

«Нет, это неправда. Я в Калифорнии. Он в нескольких тысячах миль отсюда и не сможет меня найти». Теперь она жила с Михаилом и Элтманами и может решиться, наконец, изменить свою жизнь. Разве это не так?

Она посмотрела на новое белье у себя на коленях. Элизабет ничего не хочет взамен. Она поступила не так, как Хозяин — просто сделала подарок и ничего не ждет от нее. Слова Хозяина звучали в ее душе, издеваясь над ней. «Каждый чего–то хочет, Ангелочек. Никто не даст тебе ничего просто так, не ожидая от тебя платы».

Закрыв глаза, она увидела милое грустное лицо Элизабет. — Я тебе больше не верю, Хозяин.

«Неужели?»

Взбунтовавшись против этого голоса, который эхом звучал в ее душе, она быстро встала и сняла с себя одежду. Надела новый лифчик и панталоны. Они замечательно ей подошли. Она обхватила себя руками. Сейчас она оденется, найдет Элизабет и отблагодарит ее. Она будет жить так, словно она вновь чиста и непорочна, и не позволит ночным кошмарам, которые стали привычными за последние десять лет, украсть это.

На этот раз, у нее, может быть, получится.