"Сфинкс" - читать интересную книгу автора (Уайльд Оскар)
Оскар Уайльд • Сфинкс[1] Марселю Швобу, дружески и восхищенно В глухом углу, сквозь мрак неясный Угрюмой комнаты моей, Следит за мной так много дней Сфинкс молчаливый и прекрасный. Не шевелится, не встает, Недвижный, неприкосновенный, Ему ничто — луны изменной И солнц вращающихся ход. Глубь серую сменяя красной, Лучи луны придут, уйдут, Но он и ночью будет тут, И утром гнать его напрасно. Заря сменяется зарей, И старше делаются ночи, А эта кошка смотрит, — очи Каймой обвиты золотой. Она лежит на мате пестром И смотрит пристально на всех, На смуглой шее вьется мех, К ее ушам струится острым. Ну что же, выступи теперь Вперед, мой сенешаль[2] чудесный! Вперед, вперед, гротеск прелестный, Полужена и полузверь. Сфинкс восхитительный и томный, Иди, у ног моих ложись, Я буду гладить, точно рысь — Твой мех пятнистый, мягкий, темный. И я коснусь твоих когтей, И я сожму твой хвост проворный, Что обвился, как Аспид черный, Вкруг лапы бархатной твоей. #8213;#8213;#8213;#8213; Столетий счет тебе был велен, Меж тем как я едва видал, Как двадцать раз мой сад менял На золотые ризы зелень. Но пред тобою обелиск Открыл свои иероглифы, С тобой играли гиппогрифы[3] И вел беседы василиск. Видала ль ты, как, беспокоясь, Изида к Озирису шла? Как Египтянка сорвала Перед Антонием свой пояс[4] — И жемчуг выпила, на стол В притворном ужасе склоняясь, Пока проконсул, насыщаясь Соленой скумброй, пил рассол? И как оплакан Афродитой Был Адониса катафалк? Вел не тебя ли Аменалк, Бог, в Гелиополисе скрытый?[5] Ты знала ль Тота грозный вид, Плач Ио у зеленых склонов,[6] Покрытых краской фараонов Во тьме высоких пирамид? #8213;#8213;#8213;#8213; Что ж, устремляя глаз сиянье Атласное в окрестный мрак, Иди, у ног моих приляг И пой свои воспоминанья, Как со Святым Младенцем шла С равнины Дева назаретской; Ведь ты хранила сон их детский И по пустыням их вела. Пой мне о вечере багряном, Том душном вечере, когда Смех Антиноя, как вода, Звенел в ладье пред Адрианом. А ты была тогда одна И так достать его хотела, Раба, чей красен рот, а тело — Слоновой кости белизна. О Лабиринте, где упрямо Бык угрожал из темноты;[7] О ночи, как пробралась ты Через гранитный плинтус храма, Когда сквозь пышный коридор Летел багровый Ибис с криком И темный пот стекал по ликам Поющих в страхе Мандрагор,[8] И плакал в вязком водоеме Огромный, сонный крокодил И, сбросив ожерелья, в Нил Вернулся в тягостной истоме. Не внемля жреческим псалмам, Их змея смела ты похитить И ускользнуть, и страсть насытить У содрогающихся пальм. #8213;#8213;#8213;#8213; Твои любовники… за счастье Владеть тобой дрались они? Кто проводил с тобой все дни? Кто был сосудом сладострастья? Перед тобою в тростниках Гигантский ящер пресмыкался, Иль на тебя, как вихрь, бросался Гриффон с металлом на боках? Иль брел к тебе неумолимый Гиппопотам, открывши пасть, Или в Драконах пела страсть, Когда ты проходила мимо? Иль из разрушенных гробов Химера выбежала в гневе,[9] Чтобы в твоем несытом чреве Зачать чудовищ и богов? #8213;#8213;#8213;#8213; Иль были у тебя ночами Желанья тайные, и в плен Заманивала ты сирен И нимф с хрустальными плечами? Иль ты бежала в пене вод К Сидонцу смуглому, заране Услышать о Левиафане, О том, что близок Бегемот?[10] Иль ты, когда уж солнце село, Прокрадывалась в мрак трущоб, Где б отдал ласкам Эфиоп Свое агатовое тело? Иль ты в тот час, когда плоты Стремятся вниз по Нилу тише, Когда полет летучей мыши Чуть виден в море темноты, Ползла но краю загражденья, Переплывала реку, в склеп Входила, делала вертеп Из пирамиды, царства тленья, Пока, покорствуя судьбе, Вставал мертвец из саркофага? Иль ты манила Трагелага Прекраснорогого[11] к себе? Иль влек тебя бог мух, грозящий Евреям бог, который был Вином обрызган? Иль берилл, В глазах богини Пашт[12] горящий? Иль влюбчивый, как голубок Астарты, юный бог тирийский?[13] Скажи, не бог ли ассирийский Владеть тобой хотел и мог? Чьи крылья вились над бесстрастным, Как бы у ястреба, челом И отливали серебром, А кое-где горели красным? Иль Апис[14] нес к твоим ногам, Свернув с назначенных тропинок, Медово-золотых кувшинок Медово-сладкий фимиам? #8213;#8213;#8213;#8213; Как! ты смеешься! Не любила, Скажи, ты никого досель? Нет, знаю я, Аммон[15] постель Делил с тобою возле Нила. Его заслыша в тьме ночной, Ручные кони ржали в тине, Он пахнул гальбаном пустыни, Мидийским нардом и смолой. Как оснащенная галера, Он шел вдоль берега реки, И волны делались легки, И сумрак прятала пещера. Так он пришел к долине той, Где ты лежала ряд столетий, И долго ждал, а на рассвете Агат грудей нажал рукой. И стал твоим он, бог двурогий, Уста устами ты сожгла, Ты тайным именем звала Его и с ним была в чертоге. Шептала ты ушам царя Чудовищные прорицанья, Чудовищные волхвованья В крови тельцов и коз творя. Да, ты была женой Аммона В той спальне, словно дымный Нил, Встречая страсти дикий пыл Улыбкой древней, негой стона. #8213;#8213;#8213;#8213; Он маслом умащал волну Бровей, и мраморные члены Пугали солнце, точно стены, И бледной делали луну. Спускались волосы до стана, Желтей тех редкостных камней, Что под одеждою своей Несут купцы из Курдистана.[16] Лицо цвело, как муст вина, Недавно сделанного в чанах,[17] Синее влаги в океанах Синела взоров глубина. А шея, плечи, на которых Свет жил, казалось, голубой, И жемчуг искрился росой На шелковых его уборах. #8213;#8213;#8213;#8213; Поставленный на пьедестал, Он весь горел, — и слеп глядящий, Затем, что изумруд горящий На мраморной груди сиял, Тот страшный камень, полнолунье В себе сокрывший (водолаз, Найдя его в Колхиде,[18] раз Колхидской подарил колдунье). Бежали на его пути Увенчанные корибанты,[19] Суровые слоны-гиганты Склонялись, чтоб его везти. Нубийцы смуглые рядами Несли носилки, чтоб он мог Смотреть в простор больших дорог Под радужными веерами. Ему янтарь и стеатит Стремил корабль, хитро раскрашен, Его ничтожнейшие чаши Нежнейший были хризолит. Ему везли ларцы из кедра С одеждой пышною купцы, Носили шлейф за ним жрецы, Им принцы одарялись щедро. Пятьсот жрецов хранили дверь, Пятьсот других молились, стоя, Пред алтарем его покоя Гранитного, — и вот, теперь Ехидны ползают открыто Среди поверженных колонн, А дом разрушен, и склонен Надменный мрамор монолита. Онагр[20] приходит и шакал — Дремать в разрушенных воротах, Сатиры самок ищут в гротах, Звеня в зазубренный цимбал. И тихо на высокой крыше Мартышка Горура[21] средь мглы Бормочет, слыша, как стволы Растут, сквозь мрамор, выше, выше. #8213;#8213;#8213;#8213; А бог разбросан здесь и там: Я видел каменную руку, Все сжатую еще, на муку Сыпучим данную пескам. И часто, часто перед нею Дрожала гордых негров рать И тщетно думала поднять Неслыханно большую шею И бородатый бедуин, Бурнус откидывая пестрый, Глядит часы на профиль острый Того, кто был твой паладин.[22] #8213;#8213;#8213;#8213; Иди, ищи обломки бога, Омой их вечером в росе, Один с одним, сложи их все И призывай их к жизни строго. Иди, ищи их, где они Лежат, составь из них Аммона И в исковерканное лоно Безумье прежнее вдохни. Дразни словами потайными; Тебя любил он, доброй будь! Возлей на кудри нард, а грудь Обвей полотнами тугими. Вложи в ладони царский жезл И выкрась губы соком ягод, Пусть ткани пурпурные лягут Вокруг его бесплодных чресл. #8213;#8213;#8213;#8213; В Египет! Не страшна утрата! Один лишь Бог сходил во тьму, Пронзило бок лишь одному Копье сурового солдата. А эти? Нет, они живут! Анубис все сидит в воротах,[23] Набрал он лотосов в болотах, Они хребет твой обовьют. И, на порфировое ложе Облокотясь, глядит Мемнон; И каждым желтым утром он Тебе поет одно и то же. Нил с рогом сломанным[24] все ждет В постели тинистой, во мраке, И на засохнувшие злаки Не разливает мутных вод. Никто из них не умер; быстро Сбегутся все они, любя, И будут целовать тебя Под звон тимпана или систра.[25] Поставь же парус у ладьи, Коней — у черной колесницы, А если древние гробницы Уже скучны тебе, иди По следу льва, к его вертепам, Поймай его средь диких скал И умоляй, чтобы он стал Твоим любовником свирепым. С ним рядом ляг у тростника И укуси укусом змея, Когда ж он захрипит, слабея, Ударь хвостом свои бока. И тигра вымани из грота, Своим супругом называй И на спине его въезжай Через Фиванские ворота. Терзай его в пылу любви, А если он кусаться будет, Свали его ударом груди И тяжкой лапой раздави. #8213;#8213;#8213;#8213; Зачем ты медлишь? Прочь отсюда! Ты мне ужасна с давних пор, Меня томит твой долгий взор, О, вечно дремлющее чудо. Ты задуваешь свет свечей Своим дыханием протяжным, И лоб мой делается влажным От гибельной росы ночей. Твои глаза страшны, как луны, Дрожащие на дне ручья, Язык твой красен, как змея, Которую тревожат струны. Твой рот, как черная дыра, Что факел или уголь красный Прожег на пестроте прекрасной Месопотамского ковра. Прочь! Небо более не звездно. Луна в восточные врата Спешит, ее ладья пуста… Прочь! Или будет слишком поздно. Смотри, заря спугнула тень Высоких башен, дождь струями Вдоль окон льется и слезами Туманный омрачает день. Какая фурия в веселье Тебя сквозь беспокойный мрак, В питье царицы всыпав мак, В студенческой забыла келье? #8213;#8213;#8213;#8213; Какой нездешний грешный дух Принес мне гибельный подарок? О, если б свет мой был не ярок И не приманивал вас двух! Иль не осталось под луною Проклятых более, чем я? Аваны, Фарфара струя[26] Иссякла ль, что ты здесь, со мною? О, тайна, мерзкая вдвойне, Пес ненавистный, прочь отсюда! Ты пробуждаешь с жаждой чуда Все мысли скотские во мне. Ты называешь веру нищей, Ты вносишь чувственность в мой дом, И Аттис с поднятым ножом[27] Меня, смущенного, был чище. Злой Сфинкс! Злой Сфинкс! Уже с веслом Старик Харон[28] стоит в надежде И ждет, но ты плыви с ним прежде, А я останусь пред крестом, Где слезы льются незаметно Из утомленных скорбью глаз, Они оплакивают нас И всех оплакивают тщетно.
|
