"Друзья поневоле, или забавные истории заброшенного дома" - читать интересную книгу автора (Русинов Мстислав)

История третья Набег на супермаркет

Всё-таки, наверное, действительно, «голод — не тётка», а стихийное бедствие, причём, удручающе регулярное и закономерное, а посему этим утром все обитатели дома поднялись рановато, — голодные, хмурые и неразговорчивые. Хоть и говорят, что наличие еды не обязательно делает всех людей хорошими, но вот её отсутствие зачастую делает всех плохими.

Само утро было в этом совершенно не виновато, ну, прямо-таки скажем, явно ни при чём. Вполне обычное тихое нормальное утро: ни тепло, ни холодно, ни дождя, ни снега. Оно жизнерадостно, с лёгким любопытством умиротворённо взирало на мир, не ожидая от него никаких очередных пакостей.

Солнце тоже имело довольный расплывшийся вид толстяка, пославшего на Рождество немного деньжат худосочному дальнему родственнику, ну, просто, хотя бы в благодарность только за то, что тот живёт достаточно далеко.

Но вот обитателям дома это утро совсем не казалось радужным, а, скорее, — сумрачным и неприветливым, как и они сами. А виновата в этом была усиленная диета, переходящая в лёгкое хроническое недоедание, которую им пришлось претерпеть с тех пор, как они «ударились в бега».

Мура громко и недовольно мяукала, фыркала и выгибала спину горбом, задирая свой пушистый хвост. Колокольчик на её ошейнике сердито позванивал. Но ничего подходящего к случаю, — ну хоть каких-нибудь там завалящих хозяйских ног, пусть даже слегка и кривоватых, о которые можно было бы заискивающе потереться, в ближайшем обозрении не наблюдалось. Конечно, посреди холла торчал в мрачной задумчивости Сержант, но он, скорее, был похож на толстую скамейку и уж явно не одобрил бы таких нежностей.

На полу, здесь и там, уныло стояли пустые плошки.

В дверях появились Цыпа и Кок. Шпоры на сапогах Кока мелодично позвякивали. Цыпа остановилась в нерешительности, поднесла к глазам лорнет и, тихо квохтая, оглядела присутствующих. Кок высвободил из сапога лапу, подцепил часы, висевшие у него на шее и, наклонив голову, с важным видом посмотрел на них одним глазом. Часы постоянно показывали одно и то же время.

Во-первых, петух ещё не научился их заводить, а во-вторых, он не умел пользоваться циферблатом. Не желая в этом никому признаваться, Кок навострился ловко поворачивать часы в разные стороны, искусно создавая иллюзию подходящего к случаю времени. Эту уловку раскусил только Хомо, которому страшно нравилось с серьёзным видом подначивать Кока, изредка спрашивая его — «А который сейчас час?».

Но врождённые, природные часы петуха никогда не давали сбоя. По солнцу, луне, звёздам и другим, известным только ему одному признакам, Кок безошибочно определял любой час дня и ночи. Конечно, с минутами было напряжённее, но никто из здешних жильцов минутами не интересовался. Ворон — тот, вообще, предпочёл бы вести счёт не по дням и часам, а по годам, а то и десятилетиям, потому что он и так всё время путался в оценке своего возраста.

Вот и сейчас Хомо, лежавший на диване и лениво почёсывавший свою репообразную голову, спросил просто так, «для разговору»:

— А который сейчас час?

Кок, наклонив голову, снова подцепил лапой часы, мельком покосился на них, затем задумчиво посмотрел на пол, внимательно изучил две почти оторванные половицы, перевёл взгляд на потолок с зиявшими дырами и, наконец, неторопливо оглядел все четыре обшарпанные стены. После этого, получив, наверное, какое-то знамение свыше, Кок с достоинством промолвил:

— Середина одиннадцатого.

Надо заметить, что описанный метод никогда его не подводил. И дело было не в каких-то там затерявшихся в бесконечности часах или минутах, — Кок с успехом использовал этот метод во многих случаях жизни. Главное, — надо было отвечать, не торопясь, со значительным и важным видом, — ну, как все настоящие государственные мужи, — не чета каким-то там захлёбывающимся в потоке незнакомых слов новоявленным депутатам-торопыгам из захолустных близко удалённых областей.

Ворон неподвижно сидел на своей полке, висевшей чуть ли не под самым потолком. На полке лежало несколько толстенных телефонных справочников, не известно как попавших туда. Ворон иногда задумчиво листал их, точно искал старых знакомых. Но большинство знакомых Ворона уже давно умерли, так что беспокоиться ему было совершенно не о чем или не о ком. Хотя, возможно, он это делал по многолетней привычке. Надо заметить, что с тех пор, как он остался один, Ворон впал в некоторую меланхолию, ушёл в себя, стал рассуждать философскими категориями и за неимением Библии начал изучать телефонный справочник, что само по себе тоже было достаточно поучительным.

Выбравшийся из-под половицы Крыс, протёр лапками глаза, вяло оглядел собравшихся и собрался, было, снова воровато нырнуть в свою норку.

— Ты куда это «смываешься, точно крыса с тонущего корабля»? — строго прокукарекал Кок, которому надо было на ком-то сорвать голодное недовольство собой и миром. При этом сам он, как всегда, имел вид «несгибаемого капитана», стоящего на мостике гибнущего судна. Для пущей убедительности Кок опять взял в лапу часы и посмотрел на них, причём на этот раз, перевернув циферблат вверх ногами.

— Квох! Квах-то время сегодня идёт медленно, — процедил Кок.

Как все птицы, петух должен был есть часто и хоть что-нибудь поклевать время от времени. Сейчас Коку невыносимо хотелось есть. Перед его помутившимся от голода взором мелькали блюдечки, полные самой разнообразной крупы. Здесь были и пшено, и гречка, и овсянка, и даже открытая банка консервированной кукурузы. С этой консервированной кукурузой у Кока была связана целая история. Кок частенько упоминал, что однажды, на кухне весьма приличного ресторана, он попробовал даже «настоящую консервированную кукурузу». Правда, при невыясненных обстоятельствах, поскольку в детали Кок вдаваться не любил и лишь раз признался, что успел-таки тогда склевать полбанки на скорую руку. Что было потом, и долго ли гонялись за Коком, так и осталось тайной.

— Ух-хо-хо, — Хомо приподнялся с дивана и ухмыльнулся. По-видимому, почёсывание собственной макушки дало какие-то ценные результаты.

— А что, если нам поискать что-нибудь поесть? — глубокомысленно продолжил он. Дальнейшего развития эта мысль, — как и всякая хорошая мысль, — к сожалению, не получила.

— Надо придумать, — ках, — проквохтала Цыпа.

— «Ках, ках»…, — передразнил её Кок и важно продолжил:

— «Ноу-хау» — «знать как» и «хай-тех» — «высокие технологии» — это самое главное в современной жизни.

— А ещё, — «ноу-где» и «ноу-когда», — сунулся в разговор решивший поумничать Крыс.

Спорить с этим было трудно. Затосковавший Хомо стал негромко и уныло напевать одну из своих песенок.

Хомо прикурил изжёванный ошмёток сигары и с удовольствием пустил дым в потолок. Этой песенке он научился у одного уборщика в цирке. Может, он научился бы от него и ещё кой-чему полезному, но, слава богу, уборщика вовремя уволили, когда он, будучи сильно навеселе, едва не попал под слона.

— Курить— это вводить свою семью в лишние расходы, — недовольно прокудахтала Цыпа.

— А который сейчас час? — не обращая на неё внимания, снова спросил Хомо.

Кок неторопливо подцепил часы, скосил глаз и, солидно про-ко-ко-кашлявшись, сообщил:

— Конец одиннадцатого.

На этот раз он держал часы боком. Казалось, что его ответ никого не озадачил, только Крыс задумчиво присел на край оторванной половицы, пошевелил усиками и промолвил:

— Наверное, это уже очень много времени.

Ворон хотел было сделать какое-то замечание о быстротечности всего на земле, но хмуро промолчал.

— Опять одного яйца нет! — горестно всплеснула крыльями вдруг снова появившаяся откуда-то Цыпа. — Ктох же его мох взять?

Все молчали. Вдруг Сержант пристально уставился на Крыса. Крыс поёжился, но попытался сохранить независимый вид. На губе у Крыса прилип маленький кусочек яичной скорлупы.

— Так никто таки ничего не знает… — угрожающе, не то спросил, не то утвердительно заявил Сержант.

— А это что?! — Сержант мгновенно подскочил к Крысу и обнюхал скорлупу на его губе. Крыс оторопело обомлел, — второго хвоста у него в запасе не было.

— Я всё с-скажу, я вс-сё с-скажу, — жалобно засвистел он. Сержант чуть-чуть отступил.

— Я всегда говорила, что все крысы— воры, — возмущённо проквохтала Цыпа, — и любят всех вводить в ненужные расходы.

— Это мы с Вороном утащили яйцо. Но ведь только одно! — гордо пискнул Крыс, сам поражённый своей честностью.

Все посмотрели наверх.

Ворон, как чёрный истукан, неподвижно сидел на своей полке, словно в недосягаемом орлином гнезде на скале времени, с торжественным спокойствием глядя в никуда. Казалось, никакие мелкие житейские неурядицы не имели к нему никакого отношения. «Всё — суета сует», — будто говорил он, и окружающим было бы просто неприлично отрывать его от столь масштабных вселенских раздумий о скоротечности времени и жизни своими пустыми и никчёмными разговорами о каком-то там завалящем тухлом яйце.

— Брать чужое добро — нехорошо! — хмуро буркнул Сержант. — Во всём должен быть порядок.

Ворон соизволил немного пошевелиться. Оправдываться он и не собирался.

— Карр-хм! — проклокотал Ворон. — Карр-к сейчас помню, слышал я карр-кто одну историю от моего предка про некоего багдадского вора. Вот ловкий был парнишка, — таскал на тамошнем базаре, ну всё, что только его душа пожелает.

— Но мы же не в Багдаде, — разочарованно вытянул мордочку Крыс.

Все посмотрели на него с некоторым сожалением, точно на умственно отсталого. В целом, идея Ворона пришлась им по душе. Но вот ни «ноу-хау», ни «ноу-где» ясно не вырисовывались.

Одна только Цыпа осторожно, но как-то явно «ни к селу, ни к городу», проквохтала:

— А тюрьмы есть везде, — хоть в Багдаде и хоть где. Нельзя же всех вводить в расходы, сгребая вместе все отходы.

— Квах-то ты всё это несвоевременно говоришь, — рассердился голодный Кок. — Заладила всё своё: «то про суму, то про тюрьму».

— «От тюрьмы и от чумы не зарекайся», — ввернул Крыс.

— И когда только ты станешь жизнерадостнее? — ещё больше нахохлился Кок.

— Каков фураж— таков кураж! — парировала Цыпа.

— А что такое фураж? — поинтересовался Крыс. — Да и кураж тоже?

— Какова кормёжка— такова балдёжка! — с серьёзным видом крепко разъяснил Кок.

— И вообще, с таким как ты фон-фароном нормальной семьи не построишь, — продолжала кудахтать голодная Цыпа. — Ты только и можешь, что вводить меня в ненужные, лишние расходы.

Перепалка затягивалась.

Хомо решил взять на себя тяжелое бремя дальнейших дискуссий. Видать, какая-то мыслишка, какое-то там «ноу-хау» или «ноу-где» не давали ему покоя.

— Ух! Я вот знаю, что во всех больших магазинах часть потерь списывают на порчу товара, а то и на воровство. Ну, всяческая там утруска, бой… — начал издалека Хомо.

— Бой?! — опасливо вздрогнул Крыс.

— Вот мы и могли бы эту часть запланированных потерь взять на себя, — продолжал Хомо.

«Ноу-где» достаточно ясно засветилось у всех в головах.

— Ну, эту часть потерь и сами продавцы вместе с директором обеспечивают сверх исправно, — уж «ноу-хау» у них хватает, — с ехидством протянул Крыс— Вот у меня была одна знакомая в магазине, — крыска-Лариска, так она…

— Хватит болтать! — рявкнул тоже изрядно проголодавшийся Сержант. — У меня есть план. Я знаю и «ноу-как», и «ноу-где», и «ноу-кто». Как говорят американцы — «Главное— это быть в нужном месте в нужное время». Со мной пойдут Хомо, Крыс и Ворон.

— А почему я? — забеспокоился Крыс. — Да, пожалуй, и Ворон не сможет никуда пойти, — ведь он может только летать.

— Да уж, ноги у меня устарые, — буркнул Ворон.

— Гав! Гав-вы оба можете только яйца у Цыпы воровать! — окончательно рассвирепел Сержант. — И чёрт с вами, — «сидите тут сиднем»!

Голодная Цыпа решила спасать ситуацию и с трогательной заботой захлопотала:

— А где же ваша выходная одежда? Вам же совершенно не в чем пойти, а человек всегда должен выглядеть прилично.

— Ну, может, у кого и хвост — одёжка! — с мрачным удовлетворением буркнул Сержант.

Надо заметить, что сам Сержант имел удручающе маленький хвост, ну, прямо-таки скажем, какой-то несолидно короткий обрубочек для такой серьёзной собаки.

— Тебе его тоже откусили? — спросил как-то раз Крыс, которому страшно хотелось иметь товарища по несчастью.

— Так положено, — отрезал в ответ Сержант.

Хомо с притворным равнодушием зевнул:

— Да ух ладно. Приведём себя в порядок— и порядок. Алле-хоп!

Он с сомнением осмотрел свои грязные штаны, поплевал на ладошку и старательно размазал пятна ещё больше. Штаны стали походить на камуфляжную форму.

— Надо бы Кока взять с собой, да только, что он там будет делать? — с ехидной улыбочкой сунулся подосмелевший Крыс.

— Я к вашим услугам! — гордо вскинул голову Кок, как офицер, которого среди ночи вдруг вызвали на дуэль. — К тому же, вам никогда не помешает знать точное время.

— Ага, — когда посадят…, — насмешливо буркнул Хомо и заунывным голосом затянул:

— Да заткнитесь вы! — рыкнул Сержант.

Компания стала помаленьку собираться, хотя особым энтузиазмом их физиономии не горели. Цыпа суетилась вокруг, отряхивая крыльями пылинки, даже скорее, грязь, с видавшего виды сюртучка Хомо, и постоянно приговаривая:

— Человек везде должен выглядеть прилично.

— Даже в тюрьме? — туповато спросил Крыс.

— И в тюрьме, и в тюрьме, — со скрытым злорадством подтвердил важно расхаживавший взад-вперёд Кок.

— А вообще-то, это просто гениальный план, — тут же поспешил успокаивающе добавить он.

Кок отлично знал, что ему тюрьма пока не грозит, потому что он-то будет отсиживаться дома. Мура, которая тоже никуда не собиралась, одобрительно мурлыкала, всячески обхаживая Сержанта, Хомо и Крыса, и даже строя им иногда глазки.

Ворон задумчиво сидел на своей полке, пытаясь, по-видимому, вспомнить какую-нибудь подходящую к случаю поучительную историю из своего позабытого прошлого.

— Пор-ра! Пор-ра! Давай со двор-ра! — прокаркал Ворон и плавно спланировал с полки.

— Не на свой поезд не опоздаешь! — возбуждённо хихикнул Крыс, но сам первым поспешил к дверям.

Ничего более достойного не придумав, компания осторожно выскользнула из дома.

Они пробирались вдоль старых заброшенных домов по разбитой дороге, которая вела к жилым кварталам городка. Разговор не клеился. Друзья отчаянно трусили, но не хотели в этом признаваться. Молчание нарушил Сержант.

— Гав уж, — вдруг с сомнением начал он. — Помню, я как-то был голоден, так я возьми да стащи из кастрюли мясистую косточку. Ох, и влупила же мне эта чёртова хозяйка!

Сержант грустно замолчал. Это замечание никак не прибавило настроения всей компашке. Хомо решил подбодрить Сержанта:

— Ух, и не повезло тебе с хозяйкой. Я ух знаю, как это бывает. Таскаешь себе потихоньку то бананы, то конфеты, а то и сигареты. И всё вроде бы ничего, — сходит с лап. А вот однажды мой хозяин подвыпил да и заснул. Ну я и стащил у него полфляжки с виски. И сделал-то всего два глотка. А что потом было…Ух!

— Наверно, там было не два глотка — начал было осуждающе Сержант, — а целых…

— Четыре! — радостно взвизгнул Крыс и сам облизнулся.

Сержант подозрительно покосился на Хомо и задумчиво процедил сквозь зубы:

— А может, ты и всю фляжку выдул, а?

Помолчав, он добавил:

— Гав уж! Меня бы за такие дела основательно вздули.

Хотя Сержант и Крыс чуть-чуть было уже развеселились, Хомо ничего не ответил и как-то загрустил. Друзья уныло трусили вдоль улочки. Над ними бесшумно парил Ворон, следя за дорогой. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Сержант, обращаясь к Хомо, проворчал:

— Хорошо, что хоть Цыпа у нас хозяйственная. А вот Мура — не очень-то.

— А почему некоторые женщины совсем и из ряда вон бесхозяйственные? — спросил любознательный Крыс.

— Как правило, изрядно бесхозяйственными являются дамочки, излишне озабоченные одним делом. Причём, у них это смолоду, когда ещё никто ничего и не замечает, и все думают, что они только и делают, что учатся в школе на одни пятёрки. Наверно, у них голова не на том месте, — хохотнув, буркнул Хомо.

— У кого? У тех, кто так думает? — решил уточнить Крыс. — А хозяйственные чем озабочены?

— Да, в общем-то, всё тем же самым, — но в меру. Только вида не подают. К тому же, с годами они больше детьми и хозяйством заняты, так что им просто некогда.

— А! То-то я думаю, что это Кок всё глазом на сторону косит и бесхозяйственной Муре подмаргивает, — ревниво хихикнул Крыс, на всякий случай оглянувшись, чтобы убедиться, что бдительная Цыпа не тащится за ними следом.

Вскоре друзья приблизились к концу городской улицы, которая шла к центру и на которой находился магазин. Появились немногочисленные прохожие, да изредка проезжали автомашины. Ударная группа разделилась.

Хомо, в своём сюртучке, надвинув шляпу на глаза, тихонько ковылял, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на трость.

Сержант неторопливо бежал неподалёку сзади, постоянно останавливаясь и озабоченно обнюхивая заборы и колёса припаркованных автомашин, и то и дело оставляя на них свои собственные записьки, — наверно, он запоминал дорогу к отступлению.

Крыс к этому времени уже нырнул под забор, окружавший дворик крайнего дома.

Около супермаркета была обычная толчея и суета: люди входили и выходили, катя перед собой тележки или неся сетки с покупками.

Поглубже надвинув на глаза шляпу, Хомо беспрепятственно вошёл в магазин, взял пустую сетку побольше и поковылял между прилавками.

Сержант, сидя чуть в стороне от входа, довольно долго краем глаза внимательно следил за охранником, стоявшим внутри магазина. Наконец, охранник решил покурить и вышел наружу. Сержант, про себя, подумал:

— Всё-таки курить — это очень полезная дурная привычка. И зря совсем Цыпа ругает Хомо: — «Не вводите в лишние расходы, не вводите в лишние расходы…», — мысленно передразнил он её. А если бы этот битюг не курил? Ну, как бы тогда я попал в магазин?

Погода была хорошая, и охранник с удовольствием щурился на солнце. Сержант тихо прошмыгнул у него за спиной.

Супермаркет был довольно большой с самыми различными отделами самообслуживания. Вспоминая наказы друзей и задумчиво почёсывая в затылке, Хомо довольно споро набирал сетку. Про предстоящий проход через кассу, а потом и мимо контролёра-охранника Хомо думать вовсе не хотелось, и мысленно он переложил эти заботы на Сержанта. «Да ещё этот придурок Кок, — вспомнил он, — «И в тюрьме тоже, и в тюрьме тоже…» Лучше бы часами научился пользоваться, а то только крутит их туда-сюда…»

Неожиданно Хомо увидел площадку, на которой были выставлены спортивные и горные велосипеды. Хомо подошёл поближе. Всё сверкало. Разинув рот, забыв про сетку и про всё на свете, восхищённо ухая и ахая, он начал хвататься за ручки велосипедов, нажимать на педали и тормоза, сам при этом приседая и подскакивая. В голове у него замелькали воображаемые радужные картинки — «…как он мчится на велике по тротуару, перескакивая через все препятствия, всё дальше и дальше от этого дурацкого магазина, и никакой Сержант ему не указчик, и никакая тюрьма ему не грозит…»

Вот за этим-то приятным занятием и застал его Сержант, до этого незаметно пробиравшийся от отдела к отделу с умильно озабоченной мордой.

— «Хозяина ищет», — сочувственно говорили покупатели. Лишь один мальчонка попытался было ухватить его за хвостик, но Сержант вежливо уклонился и так глянул на него, что мальчонка тут же предпочёл ухватиться за подол матери.

— Ты долго тут будешь торчать? — тихо прорычал подошедший к Хомо Сержант и чувствительно щипнул его за ляжку. Хомо подскочил.

— Хватит тут ахать и ухать, — недолго заработать и в ухо. Быстро чеши в колбасный отдел, — да, смотри, не экономь там.

Хомо очнулся от грёз. Суровая проза жизни в лице неумолимого Сержанта мигом их развеяла. Хомо подскочил ещё раз, почесал ляжку, поперхнулся, но вдруг вспомнил любимую присказку Цыпы — «Не надо вводить людей в ненужные расходы», — которую он тут же с целью самооправдания выдал Сержанту. Но успеха она не имела.

— Нет доходов— нет расходов! — хмуро прорычал Сержант и больно подтолкнул Хомо носом.

Получив необходимое ускорение, Хомо шустро потащил уже почти полную сетку дальше.

Под бдительным оком Сержанта Хомо щедро набрал в сетку различных колбас. При этом он намеренно не обращал никакого внимания на Сержанта, который попеременно строил ему какие-то, не то одобрительные, не то неодобрительные гримасы, по-видимому, пытаясь подсказать, что же ему, недотёпе, надо выбрать. Хомо сердито ухнул и со злорадством положил в сетку целый круг чесночной колбасы. Эх! Не знал он вкусов Сержанта, — тот её просто обожал.

С чувством исполненного долга Хомо потащился к кассе. Вдруг он вспомнил, что позабыл где-то трость.

— Чёрт бы тебя побрал! — рыкнул Сержант, но быстро побежал назад по следу Хомо. Уже через минуту он вернулся, держа в пасти трость.

— А может, ты ещё и мозги из-под своей шляпы где-нибудь порастерял? — совершенно уж некстати усугубил Сержант. В этой напряжённой обстановке Хомо и без того лишился всей своей расторопности.

— Ты ещё сигару закури, — добил его Сержант, который, скорее всего, и сам нервничал.

Хомо поставил сетку неподалёку от прохода к кассе и, сделав равнодушно независимый вид, прошёл мимо кассира, с облегчением миновал контролёра-охранника и вышел наружу.

Сержант ждал своего часа. Когда у ближайшей кассы образовалась небольшая очередь, он подхватил сетку и в возникшей суете бочком-бочком проволок её мимо ног покупателей.

Оставался охранник, который пока что не замечал Сержанта. Сбоку показалась мамаша, катившая к выходу доверху набитую тележку и тащившая за собой слишком упитанного, по мнению Сержанта, карапуза, с упоением поглощавшего мороженое. Ну, вы сами знаете, что мнение мамаш и, особенно, бабушек по вопросам упитанности их дражайших чад, часто расходится с мнением окружающих. Ещё один малыш сидел прямо в тележке. Сержант мигом пристроился сбоку, изображая преданного помощника. Охранник покосился было на неупакованные продукты в его сетке, но вся эта компания произвела на него умиротворяющее впечатление. Всё-таки и Сержант, когда хотел, мог быть весьма обаятельным, да и каждому из нас, даже охранникам, не хочется постоянно видеть в окружающих одно только плохое.

Уже внизу, на улице, Сержант, крепко сжимая в зубах ручки сетки, быстро понёсся куда-то в сторону, не испытывая никакой дальнейшей привязанности к неожиданно обретённым хозяевам. Более того, в последний момент он умудрился, — ну, это уж просто от зависти, — молниеносно слямзить остатки мороженого из ручонки малыша, облизнуться, снова подхватить сетку, — и пока карапуз набирал воздуха, чтобы издать протестующий вопль, — Сержант уж был таков!

В оживлённой толпе никто не обращал внимания и на колченогого коротышку в шляпе и с тростью, торопливо ковыляющего в сторону, подальше от супермаркета.

— Карр-аул! Карр-аул! — послышалось сверху. Это Ворон, отвлекая внимание возможных преследователей, совсем низко над землёй полетел в боковой проезд.

Тем временем Сержант мчался вдоль улицы, по которой они пришли. Вот и крайний дом. Из-под калитки выкуркнул перепуганный Крыс:

— А я думал, что вы уже в тюрьме и всё пытался, как наша Цыпа, представить себе, прилично ли вы там выглядите.

Сержант, пыхтя пролез под калитку, пропихивая носом здоровенную пластмассовую сетку.

— Быс-стро с-сюда, быс-стро с-сюда, — засвистел Крыс.

За то время, пока Сержант и Хомо были в магазине, Крыс выкопал в углу дворика здоровенную яму позади ржавой автомашины.

— Ты что же? Рассчитывал, что мы сюда целый контейнер припрём? — рыкнул Сержант.

— Не надо ссориться, — успокаивающе проговорил появившийся из-под калитки Хомо. — Ух, и запыхался же я.

Друзья скинули в яму добычу и прикрыли её сверху всяким хламом, решив, что будет лучше забрать её под покровом темноты.

— Ох, с-свистнут! Ох, с-свистнут! — беспокоился Крыс. По-видимому, он знал о чём говорит, и это «хай-ноу-хау» было ему хорошо известно.

— Теперь всё. Бежим домой, — с облегчением торопливо добавил явно потрухивавший Крыс.

Сержант выглянул из-под калитки и огляделся. Всё было тихо. Хомо сначала пропихнул под калитку свой цилиндр, который от этого приобрёл ещё более оригинальную форму, а затем с трудом пролез сам. Выбравшись из дворика, друзья на всех парах понеслись домой. Один только Ворон с философским спокойствием, не торопясь, парил в небе. Хомо на ходу радостно распевал какую-то песенку.

Пересказать всё, что творилось дома по их возвращении, просто-таки невозможно.

Кок, от волнения перевернув часы вообще тыльной стороной вверх и забыв открыть крышку, поглядел на них и с солидным видом заметил:

— Вовремя! Вовремя!

В животе у него урчало от голода. Цыпа стала торопливо отряхивать Хомо, приговаривая:

— Ну, уж я не знаю! Как же ты там выглядел в таком виде?

Ворон тяжело плюхнулся на свою полку и зачем-то стал листать телефонный справочник, возможно, разыскивая номер управляющего супермаркетом, — не иначе как затем, чтобы поздравить его с наступлением хорошей погоды. Цыпа с подозрением всех допрашивала о местонахождении продуктов и их точном количестве. К тому же она всё время волновалась, «не ввели ли они всех в лишние расходы».

Сержант, тем временем, невозмутимо рассказывал, как они бежали во весь дух от магазина.

— Не во весь дух, а во весь дых, — важно сказал Крыс с чувством исполненного долга и тяжко вздохнул.

Кстати, по версии Крыса, которому страшно хотелось покрасоваться перед Мурой, получалось так, что он один, самолично, прорыл подкоп в магазин, куда и провалились и охранник и кассир. А затем уже Ворон прикрывал отступавших, бомбя преследователей (которых было человек пятьдесят!) банками не то с кока-колой, не то с кака-колой. Эту версию Крыс рассказал, конечно, в отсутствие Сержанта и Хомо, которые после всех переживаний ненадолго вышли посмотреть на закат со стороны ближайших кустиков.

Оспорить этот рассказ было бы весьма трудно, поскольку Ворон, умудрённый опытом, во время кражи держался подальше, ну, в общем, витал где-то там в облаках. И к тому же, отведенная ему в рассказе героическая роль, а также недавнее совместное заимствование яичка у простодушной Цыпы, по-видимому, сильно сдружили его с Крысом. Поэтому Ворон непроницаемо молчал.

Ошеломлённая Цыпа только и нашлась сказать:

— Ну нельзя же было причинять всем такое беспокойство.

Но, в преддверии пиршества, замолкла. Всласть нахвалившись своими подвигами, друзья порешили откопать вечером добычу и устроить вечеринку.

Вся компания с нетерпением ждала наступления сумерек. Цыпа на радостях принесла всем по яичку, приговаривая:

— Нельзя же заставлять людей так долго ждать, — это дурной тон.

Кок нетерпеливо расхаживал взад-вперёд, поцокивая шпорами и иногда важно посматривая на часы. А Крыс, в свою очередь и тоже на радостях, угостил Кока и Цыпу остатками пшена из личных запасов.

Сержант дремал в углу, изредка озабоченно открывая глаза, искоса оглядывая присутствующих и всем своим видом говоря: — «Полицейский — всегда полицейский». О своей неблаговидной роли в магазине он старался не вспоминать.

Хомо лежал на диване, беззаботно покуривая сигареты, утащенные в супермаркете. Ворон лениво листал справочник. Мура разместилась на облюбованном ею шкафу и изредка оглядывала присутствующих, то открывая, то снова закрывая глаза.

Солнце уже клонилось к горизонту, и фиолетовые сумерки начали проступать в затенённых местах. Постепенно стемнело.

Кок подцепил часы, крутанул их и объявил:

— Уже конец раннего вечера, — и нетерпеливо забормотал:

— Пор-ра, пор-ра, пор-ра!

Хомо, не торопясь, слез с дивана, бросил окурок и, подцепив старый рюкзак, поковылял к выходу. Цыпа хотела было заметить, что приличные люди не разбрасывают окурки в доме, — а кстати, и на улице тоже, и что ей надоело за всеми подметать, — но решила дождаться более подходящего момента.

Сержант сладко потянулся, припав на передние лапы и прогнув спину, потряс ушами, зевнул и тоже вышел следом за Хомо. Крыс уже давно был наготове.

Он трусил рядом с Хомо и Сержантом, иногда озабоченно посвистывая:

— Ох, наверное, всё с-спёрли! Ох, с-спёрли!

Достигнув знакомого крайнего дома, вся компания поочерёдно протиснулась под калитку.

Крыс и Сержант быстро расчистили яму. Хомо покидал в рюкзачок часть припасов из сетки, с любовной тщательностью укладывая банки с пивом и сигареты. Сержант на ходу отхватил кусок чесночной колбасы и подхватил сетку.

В целом, операция прошла на редкость спокойно, и уже через полчаса вся команда снова была дома. Радости встречавших не было границ, как это бывает по прибытии дорогих родственников или близких друзей, приезжающих, ну, конечно, не из Хрю-Урюпинска, а, скажем, из дальнего заграничного вояжа или с золотых приисков. Причём у приехавших имеется большое число объёмистых чемоданов.

Всеобщая раздача слонов началась. При этом друзья не забывали о предстоящей совместной вечеринке. Хомо забрал сигареты себе, а банки с пивом, — под строгим взглядом Сержанта, — отложил в сторону. Всю крупу, сухари, шоколад и печенье отдали Цыпе, которая, по замыслу, должна была выдавать их по мере надобности. Конечно, Цыпа не обошлась без нравоучительных сентенций:

— Всё должно лежать на своём месте.

— Подальше положишь — поближе найдёшь, — просопел Крыс, пытавшийся упереть пакет с гречкой под свою половицу.

Хомо попотел, открывая для Кока банку «настоящей консервированной кукурузы». Кок был страшно счастлив.

И как-то само собой, без никакой официальной церемонии вечеринка и пиршество начались.

Почему-то наибольшим успехом пользовались колбасы. Все вдруг начисто позабыли о своей недавней вегетарианской жизни и вынужденной диете.

— Карр-к сейчас помню, карр-кие это были карр-басы лет этак сто назад… — начал свою извечную песню Ворон.

Но всех, по-видимому, больше устраивало, пусть и далёкое от совершенства, но зато живое и осязаемое настоящее.

Сержант, крайне озабоченный ускоренным исчезновением колбасы, усиленно пытался убедить присутствующих в пользе вегетарианской пищи, особенно, круп вообще, — и овсянки, в частности. С набитым ртом, едва успевая прожёвывать любимую чесночную колбасу, он напоминал всем о вреде колбасы для печени, повышении холестерина, ужасающих подскоках давления и даже подагре. Послушать его, так все немедленно могли скоропостижно помереть от множества болезней, вызванных чрезмерным потреблением колбасы. Но никто его шибко не слушал. Во-первых, всем было некогда; а, во-вторых, никто и понятия не имел, что такое, скажем, подагра. Один лишь Ворон, оторвавшись от куска копчёной грудинки, снисходительно решил проявить свою образованность.

— Всё это ер-рунда! Вот раньше, помню, были болезни, так болезни: то чума, то холера, — р-раз! — и пол-Европы нет. «Моментум море» — мгновенная смерть. Никаких тебе жилищных проблем — половина домов пустует. А подагрой, кстати говоря, страдали, в основном, дворяне-лежебоки, да и то от чрезмерного потребления красного вина.

Тут Ворон со значением глянул на Хомо.

Крыс озабоченно заинтересовался:

— Моментом в море? Но я, например, даже и плавать-то не умею!

— Ничего, — моментом научишься, — как я, — насмешливо заметил Кок с уверенным видом человека, который уж в этом-то деле знает толк, и сам является непревзойдённым профессионалом.

Хомо поперхнулся пивом, отставил банку, достал из пачки сигарету и под недовольным взглядом Цыпы закурил.

— Хватит тут каркать, — буркнул он и не без ехидства пропел отрывок из известной песни, лишь слегка её переиначив:

Остальные присутствующие, с уважением прослушав мудрёное разъяснение Ворона о подагре, с перепугу ещё пуще поднажали на колбасу. «Моментум море» им явно в этот момент не грозил. Не забывали они и про прочие вкусности, причём большой популярностью пользовался шоколад, особенно, с орехами. Цыпа даже заметила, что уж на орехах-то на фабрике могли бы и не экономить.

Хомо, крепко задумавшись о состоянии своего здоровья и грозящей ему из-за угла скрюченной подагре, торопливо открыл пару банок пива и хотел было спокойно, вполне самостоятельно их распить без всякой посторонней помощи, чтобы, на всякий случай, как-то повеселее подготовиться к переходу в иной, лучший мир. Ан нет! Клуб любителей пива стал катастрофически разрастаться. Напрасно Хомо, по примеру Сержанта, пытался всем проповедовать преимущества пепси-колы, лимонада, а особенно, чистой ключевой воды из-под проржавевшего крана, по сравнению с ужасным на вкус, горьким и противным пивом, которое приводит к ожирению сердца, циррозу печени, слабоумию и, опять-таки, не исключено, что и к «моментум море». Всё было тщетно!

Кок нахально выдернул одну банку из лапы Хомо и решительно поставил её на пол.

— Мы не можем бросить тебя одного перед лицом таких опасностей, — торжественно заявил Кок.

— Люди всегда должны помогать друг другу! — елейным голосом добавила Цыпа.

В отличие от хорошего примера, — дурной пример всегда заразителен.

Поэтому и Кок, и Ворон, и даже Цыпа стали поочерёдно торопливо засовывать свои клювы в банку с пивом, а затем, задирая головы, пробулькивать его в свои животы. Не иначе, как их разбирала жуткая жажда, как это нередко бывает в начале эпидемии холеры.

Крыс тоже выпросил у Хомо банку с остатками пива. Один лишь Сержант остался к пиву равнодушен. Он и так был словно опьяневший, — наверное, от дурманящего запаха съеденной им подчистую чесночной колбасы. Мура безразлично покосилась на банки с пивом, муркнула что-то про потомственных алкоголиков и, недовольно махнув хвостом, отошла в сторону.

Хомо тяжело вздохнул, сделал хороший глоток пива и вразвалочку пошёл в соседнюю комнату. Через пару минут он появился, раскачиваясь несколько больше обычного и таща с собой старинный граммофон с латунной блестящей трубой, который он тут же водрузил на столик и начал лихо крутить заводную ручку. Граммофон крякнул, поскрипел, словно суставы у древнего старца, и диск его начал медленно вращаться. Хомо тут же поставил первую попавшуюся ему под руку пластинку и опустил иглу. Сначала граммофон издал громкий протестующий вопль, похожий на боевой клич индейцев, и тут же зазвучали какие-то бодрые, способные поднять даже мёртвого, танцевальные ритмы. Возможно, что призывный вопль, — как сигнал к началу атаки, — издал сам исполнитель рок-громо-музыки, и присутствующие сначала лишь изумлённо застыли, но тут же спохватились и «пошла плясать губерния»!

— Карр-ха-ха! Карр-ха-ха! Пляшет старая карр-га! — громко захохотал Ворон и начал приплясывать, подскакивая то на одной, то на другой лапе, прихлопывая своими большущими иссиня-чёрными крыльями и бешено посверкивая белками глаз. Он подскакивал и бочком-бочком прыгал с места на место, чем-то сильно смахивая на подвыпившего цыгана.

Однако Крысу этого показалось явно недостаточным.

— Ну, что ты там топчешься, как пенсионер! — взвизгнул он и мелким бесом прошёлся мимо Муры, ещё пуще засеменил мимо Сержанта, — и, не зная, что бы ещё этакое изобразить, — вдруг ловко встал на голову, точнее, на нос и, дико вращая глазёнками, попытался сохранить равновесие. Но отсутствие хвоста ему явно помешало, и Крыс шлёпнулся на спину, отчаянно замахал всеми четырьмя лапками и, наконец, перекувыркнувшись, вернулся в исходное положение, и снова пустился в пляс.

С первыми же звуками музыки Цыпа почувствовала себя, как рыба в воде. Все эти постоянные хлопоты с несением яиц и заботами о самодовольном Коке, связанные с исключительно ненужными и лишними расходами, ей уже давно порядком поднадоели. Несбывшиеся девические мечты о совершенно другой беззаботной и красивой жизни заиграли в её хохлатой головке. Напевая:

— Цыпа закружилась в медленном вальсе-бостоне. Её передничек плавно развевался, Правда, глядя на её слегка ощипанный жизнью вид, с печалью думалось, что время её уже изрядно ушло.

Кок важно выступал в самом центре, изображая вычурное танго с короткими перебежками, — причём в сторону, — подальше от Цыпы! Возможно, что он представлял себя на каком-то изысканном балу в паре, по меньшей мере, с герцогиней.

Наверное, танцы придумали для кошек, хотя они и редко танцуют. Их природная грация, гибкость и ловкость ставят их вне всякой конкуренции. Но танцы придумали двуногие, поэтому с изяществом восточной танцовщицы и с независимо гордым видом, грациозно переступая на задних лапках, Мура плавно кружилась в вальсе, не обращая внимания на резкий темп музыки, кокетливо подогнув передние лапки и обмахиваясь пушистым хвостом. Крыс всё пытался совершать свои замысловатые па, — особенно, кувырки, — под самым носом у Муры, но она плавно отворачивалась, недовольно пофыркивая.

Сержант, тем временем, встал на задние лапы и закрутился на месте, как собачонка, которой к хвосту привязали банку. А может быть, это Хомо рассказывал ему что-то про цирковых собачек. Как бы там ни было, — большим изяществом его танцевальные па не отличались.

Но всех превзошёл сам зачинщик танцев. Попеременно подскакивая на ногах и руках, переворачиваясь через голову и снова подпрыгивая на коротких ножках, Хомо издавал какие-то утробные пещерные вопли и уханья, и с улыбкой идиота, осклабясь во весь рот, с остервенением размахивал своим «цилиндром» или тем, во что он превратился. А превратился он, кстати говоря, в какой-то приплюснутый шарообразный «котелок», а то и, попросту говоря, в старое мусорное ведёрко.

Пластинка уже давно крутилась на одном месте, но никто из танцоров не обращал на это ни малейшего внимания. По правде говоря, не все они отличались излишним мастерством, — скорее, это были пляски по наитию, словно в компании разошедшейся ребятни. Каждый следовал своим собственным ритмам, как и все люди, выплескивая в танце своё внутреннее «я».

Кстати, вам не приходилось замечать, что самый верный способ понять характер человека и его общее душевное состояние, — это послушать, как он смеётся, и понаблюдать, как он танцует. Добродушный, отзывчивый и благополучный человек смеётся в меру громко, звонко и жизнерадостно, широко раскрыв глаза и от души демонстрируя свои новые фарфоровые коронки. Он и танцует энергично, весело, более или менее в такт музыке и без излишнего разухабистого размаха. А вот скрытный «непризнанный гений» или человек «со слегка протекающей крышей» смеётся либо нарочито громко, отрывисто, а то даже и слегка истерично, либо подхихикивает со склеенными глазками откуда-то сбоку. Да и танцует-то он весьма своеобразно: начинает скромно потихонечку где-нибудь в сторонке, но постепенно распаляется и, мешая другим, перемещается в центр мало помалу пустеющей площадки, уже не слушая музыку и энергично таская за собой растерявшегося партнёра любого пола, в то время как остальные танцующие начинают робко жаться по стенкам, потирая отдавленные ноги и руки.

В определённой мере вышесказанное относилось и к нашим друзьям. В целом, всё сборище изображало какую-то сложную смесь из вальса-бостона, рок-н-ролла, твиста, мазурки, шаманских танцев и украинского гопака. Пожалуй, «пляска святого Витта», а то и приступ эпилепсии стоя, были бы ничто по сравнению с этой вакханалией.

Наконец, у граммофона кончился завод и, издав последний протестующий заунывный звук, как перегоревшая электропила, пластинка остановилась. Кончился завод и у танцоров. Одна лишь Цыпа ещё пыталась остаться в романтическом тумане танца, перейдя на плавные взмахи крыльями и длинные па, — в гордом одиночестве.

Немного отдышавшись, все расползлись по своим углам. Вечеринка явно прошла с успехом. День заканчивался.

Хомо, лёжа на диване и открыв последнюю банку пива, в самом благодушном настроении тихохонько напевал:

Наверное, песенка всем понравилась, потому что даже Цыпа не сделала никакого замечания. Под эту песенку все обитатели дома сначала задремали, а потом и крепко уснули.