"Тайна знатных картежников" - читать интересную книгу автора (Биргер Алексей)

Глава 7 Портрет игрока

Когда я проснулся, солнце было уже высоко.

Ванька ещё посапывал в своей кровати, дальней от окон. Я встал, босиком прошлепал к окнам и раздвинул шторы.

Судя по положению солнца, было ещё рано. Около восьми, прикинул я, в худшем случае — около половины девятого. Впереди у нас целый день, солнечный и великолепный.

Но какие же были у нас планы? В эти первые секунды после того, как я проснулся, мои воспоминания о вчерашнем дне были довольно путаными и смутными. Сейчас, на свежую голову, я только помнил, что вчера происходил настоящий водоворот событий, который казался невероятным. Но потихоньку я начал все припоминать, опершись на подоконник и любуясь белым красавцем-теплоходом, который плавно двигался между берегами.

Монахи, Пижон, Чумовы, Степанов, ночной переполох, суета вокруг «домового», мои последние мысли перед сном.

Разбуженный ярким светом, хлынувшим в комнату после того, как я раздвинул шторы, мой брат зашевелился и открыл глаза.

— Сколько времени? — сонно спросил он.

— Не знаю точно, — ответил я. — Но в любом случае время завтракать и придумывать хорошее оправдание для нашей вылазки в Город.

— Ах, да! — Ванька сел в кровати. — Мы хотели навестить отца Василия, потом отправиться на охотничью базу и вызволить Пижона из рук Степанова, он произнес это так, словно то, что Пижона похитил Степанов, было давно доказано и не могло подвергаться сомнению. — И… Да, как там домовой? Он принял наши подарки?

— Скоро узнаем, — ответил я. У меня было мало сомнений, что либо отец либо мама уже убрали орешки и вылили молоко, чтобы заставить нас ещё больше поверить в реальность домового.

— Я должен проверить немедленно! — заявил Ванька, выскакивая из кровати и поспешно напяливая джинсы и футболку цветов бразильской сборной.

— Подожди секунду! — сказал я. — Давай…

Но его сандалии уже дробно стучали в коридоре, потом застучали по лестнице — там, где ему приходилось перепрыгивать через убранные ступеньки, звук сандалий становился реже и тяжелей.

До чего быстро он перешел от веры в жуткого окровавленного призрака к вере в доброго домового, подумал я. Впрочем, с Ванькиной точки зрения в этом не было ничего странного: разумеется, сказал бы он, хулиганистый домовой вполне мог прикинуться окровавленным призраком, чтобы объяснить, кто настоящий хозяин в этом доме!

Я вздохнул и отправился на кухню. Отец с мамой уже не только встали, но даже позавтракали и теперь пили кофе. Нас с Ванькой дожидались два яйца вкрутую, миска творога и разные баночки с домашним вареньем.

— Доброе утро! — сказал я. — Сколько времени?

— Полвосьмого, — ответил отец, намазывая ломтик хлеба клубничным вареньем из ближайшей баночки.

— Ух ты! — было даже раньше, чем я считал, и для нас с Ванькой это было только к лучшему. — Мне казалось, сейчас намного позже!

— Самые долгие дни, — сказала мама. — Еще неделя до Петра и Павла, про который говорят, что «Петр и Павел час убавил». Сам бери все, что нужно. Где Иван?

— Проверяет, принял ли домовой наше угощение, — ответил я.

Тут появился Ванька — с видом разочарованным и почти оскорбленным.

— Наш домовой — настоящий привереда! — пожаловался он. — Похоже, два или три орешка он все-таки взял, но к молоку даже не притронулся!

— Не переживай, — сказал отец. — Наверно, домовому нужно какое-то время, чтобы к нам привыкнуть. Сам посуди, он столько лет ждал, когда у дома появится настоящий хозяин, и теперь имеет полное право быть осторожным и недоверчивым.

Да, подумал я, отец ведет игру очень умно и тонко. Разумеется, чтобы побольше разжечь в нас желание подружиться с домовым, он должен нам внушить, что домового следует приручать очень медленно и осторожно.

— У вас впереди времени — вагон и маленькая тележка, чтобы прикормить домового и подружиться с ним, — сказала мама. — А пока что сами завтракайте. И не мешкайте, потому что отец едет в заповедник проверять бобровые колонии, и мог бы по пути высадить вас в городе, если вы успеете собраться.

— Да, — кивнул отец, — я мог бы высадить вас у причала спасательной станции, если вы хотите попрощаться с парком аттракционов… И там же я мог бы забрать вас через пять часов. Разумеется, я не настаиваю. Парк закрывается пятнадцатого июля, и у вас ещё есть несколько дней в запасе, чтобы самостоятельно съездить туда на пароходике. Просто я подумал, что вот для вас удобный случай — никаких проблем с доставкой туда и обратно.

Это было слишком здорово, чтобы в это поверить! Не надо нам изобретать никакие предлоги, почему мы так хотим прогуляться в город. Нас просто высадят в городе — а там мы будем делать все, что захотим! Отец не мог нам предложить эту прогулку в более подходящее время!

Что до моего братца, его привела в такой восторг возможность в последний раз посетить все аттракционы, что у него из головы вылетело все остальное — и наши планы, и почему нам нужен был предлог для поездки в город…

— Пять часов? — спросил он, его глаза были дикими и безумными от предвкушения пятичасового рая. — Честно?

— Раз уж я предлагаю, значит, абсолютно честно, — заверил отец.

— Да, но это получается… — Ванька лихорадочно считал в уме. — Скажем, от пристани до парка — полчаса. Поменьше, конечно, но лучше считать с запасом. Туда и обратно — час. Всего — четыре часа на сам парк. За это время можно пять или шесть раз полностью обойти все аттракционы, если…

— Если вы будете достаточно обеспечены финансово, так? — закончил за него отец.

— И не забудь, что нам надо будет как следует подзаправиться! — с искренним беспокойством напомнил Ванька. — От таких вещей как автодром со сталкивающимися автомобилями и переворачивающихся лодок всегда разыгрывается жуткий аппетит, я уж не говорю о всяких каруселях и прочем!

— Эту проблему мы можем решить «не отходя от кассы», — улыбнулся отец. — Давайте точно подсчитаем, сколько вам надо, и, думается мне, я смогу проспонсировать ваш поход.

Они принялись обсуждать необходимое финансирование нашей экспедиции, а я сидел, опустив глаза и притворяясь, будто так старательно пережевываю все разом — творог, клубничное варенье, булочки и мед — что не могу издать ни звука. Сказать правду, в тот момент я от всей души ненавидел моего брата и боялся выдать свои чувства неосторожным взглядом или злым замечанием. Этот подлюга действительно настроился на то, чтобы провести все время в парке аттракционов, наплевав на наше расследование! И ещё я понимал, что чем больше денег Ваньке удастся выцыганить у отца, тем слабее становится надежда вернуть этого перебежчика под наши славные детективные знамена!

— Что ты молчишь? — обеспокоено спросила мама. — Тебе совсем не хочется в парк аттракционов?

— Стараюсь побыстрее запихнуть в себя свой завтрак, — промямлил я. Черт подери! Родители слишком часто подмечают то, что им не следует!

В общем, через полчаса мы были на борту отцовского катерка и стремительно неслись к причалу спасательной станции. Еще минут десять — и мы стояли на причале и махали отцу, по уши обеспеченные и карманными деньгами, и полезными наставлениями.

— Пошли скорей! — Ванька потянул меня за рукав.

— Приди в себя! — рявкнул на него я. — Ах ты, мерзкий крысенок, тебя поманили сладким калачиком, ты и готов продать все на свете! Как насчет наших планов? Ты уже не собираешься выручать Пижона? Пусть остается в руках Степанова, да? Валяй, предай его ради пары поганых аттракциончиков!

— Заткнись! — мой брат подобрался, как бродячий кот, когда тому некуда отступать и остается только шипеть на огромную собаку, которая его обнюхивает, да настраиваться на то, чтобы дорого продать свою жизнь. — Тоже мне, воспитатель нашелся! Эти деньги даны нам на аттракционы, и мы имеем полное право их потратить, а пять часов — это уйма времени! Мы все-провсе успеем!

— У нас только пять часов на все, что надо успеть! — возразил я. — Сам считай! Нам надо побывать у отца Василия, добраться до заповедника и потом вовремя быть на причале! Если мы сядем на пригородный автобус, то ехать нам на нем до остановки, от которой удобней всего пройти к дальним охотничьим домикам — минут сорок, да ещё прождать этот автобус можно минут двадцать, а то и сорок, если не повезет с расписанием! Вот тебе уже больше часа. Идти по лесу до дальней речки, на которой стоит охотничья база, тоже получится не меньше сорока минут, даже учитывая, что мы знаем все прямые тропки и можем срезать путь там, где больше никто не рискнет! В общем, со всеми возможными накладками, которые всегда бывают, у нас получается около двух часов в один конец! Мы не знаем, сколько времени мы проведем, наблюдая за Степановым. Ну, допустим, полчаса нам хватит, чтобы понять, там Пижон или нет, ведь там не будут особенно скрывать его присутствие — все свои, и криков Пижона никто не услышит! Вот тебе уже четыре с половиной часа. Хорошо, нам не надо возвращаться в центр — от остановки на шоссе возле заповедника до остановки у церкви отца Василия от двадцати минут до получаса, смотря с какой скоростью будет идти автобус. И, все равно, даже если мы выиграем минут двадцать, у нас все равно будет меньше часа, чтобы навестить отца Василия, расспросить его, посоветоваться с ним, как выручить Пижона — и сломя голову бежать на причал, чтобы успеть вовремя! Говорю тебе, у нас всего пять часов, и время уже тикает!

— Оно совсем утикает, пока ты тут будешь разглагольствовать! — проворчал Ванька. Однако было заметно, что он пристыжен. Я отчетливо видел, что он разрывается надвое между одинаково сильными желаниями, перепробовать все чудеса парка аттракционов и продолжить наше расследование. Потом его лицо просветлело. — Послушай, ведь отца Василия ты можешь навестить и один, а я бы тем временем быстро обежал все аттракционы! И я куплю чего-нибудь пожрать, чебуреков там или чего ты хочешь, чтобы мы поели в автобусе или заповеднике. Автовокзал совсем недалеко от парка аттракционов, и мы там можем встретиться! Я могу и билеты заранее взять… Честное слово, тогда мы все успеем! И тебе, правда, лучше прийти к отцу Василию без меня, тебе одному он больше расскажет… — он умильно взирал на меня, готовый на все, лишь бы я согласился с этим вариантом и снял груз с его души.

Я махнул рукой.

— Ладно… Я отправлюсь к отцу Василию, а ты в половине одиннадцатого жди меня на автовокзале. Смотри не опоздай!

— Буду как штык! — завопил мой братец, уносясь прочь со скоростью гоночного автомобиля.

Я вздохнул и побрел в другом направлении. Дом отца Василия был совсем недалеко, мне надо было пройти около пятнадцати минут от причала спасателей до главной пристани, а потом от пяти до десяти минут до церкви и дома священника при ней. Многие горожане, однако, преодолевали это расстояние исключительно на автобусе, считая его чересчур большим. Впрочем, в масштабе города так оно и было — ведь это расстояние покрывало почти его четверть.

Я шел быстрым шагом и сумел проделать весь путь меньше чем за двадцать минут. Но в конце пути меня ждало горькое разочарование. У отца Василия началась служба, которая продлится почти до полудня, сообщила мне церковная старостиха, а затем он сразу же поедет в соседний городок, где его просили освятить новое здание пожарной части. Нет, он даже домой не зайдет. Во всяком случае, он попросил накрывать стол в трапезной только для дьяконов и женщин-прислужниц, его самого не учитывая. Так что перехватить его будет практически невозможно.

Плетясь назад, я размышлял о том, как мне повезло хотя бы в одном: что я не потащил с собой Ваньку. Даже представить было жутко, что он мог выкинуть в ту секунду, когда узнал бы, что его оторвали от его любимого парка аттракционов ради похода впустую! Даже если бы он не впал в ярость и не набросился на меня с кулаками, едва бы мы отошли на сто метров от дома священника, он бы все равно мозги мне просверлил беспрестанным нытьем, что я испортил ему такой чудесный день.

Вот я и брел по обочине дороги, с поникшей головой и в поникшем настроении, и ничего удивительного, что я подпрыгнул словно змеей укушенный, когда позади меня вдруг раздался оглушающе громкий автомобильный гудок.

Я оглянулся. Позади меня затормозил весь из себя сверкающий «ягуар», и из него вылезал человек, махавший мне рукой. Мне понадобилась секунда или две, чтобы узнать Степанова.

— Борис? — он расплылся в широкой улыбке. — Ба, с тех пор, как я видел тебя в последний раз ты вырос как курс доллара! — он так самодовольно хмыкнул, что я понял: это одна из его любимых шуток, придуманная им самим. — Но ты не очень изменился. Как дела?

— Спасибо, отлично, — ответил я.

— Напужал тебя, да? — он опять разулыбился. — Садись, подвезу, куда надо.

— Мне не далеко… — начал я.

— Садись, домчишься по высшему классу! — он открыл левую заднюю дверцу и жестом пригласил меня залезать.

Через несколько мгновений я сидел в шикарном автомобиле, вместе за Степановым — тот был за рулем, никому, видимо, не доверяя управление машиной — и двумя мужиками с приплюснутыми физиономиями профессиональных боксеров и на удивление сонными взглядами.

— Так куда мы едем, босс? — весело осведомился Степанов.

— Мне надо встретиться с братом в парке аттракционов… — нерешительно проговорил я.

— Отлично, поехали! — мы плавно набрали скорость, и Степанов проговорил, не поворачивая головы и созерцая меня (как я мог понять) в зеркальце заднего вида. — Значит, слушай сюда, сынок. У вас вчера ночью были неприятности, и твой старик может посчитать меня треплом, у которого кишка тонка. Ты скажи ему, они меня просто вырубили, на такую пушку взяли, что до меня не сразу доперло, что происходит. Пока они пулять не начали, я имею в виду. Но теперь мы забили все клинья, и больше у вас никаких неприятностей не будет. Пусть только хозя… твой старик даст мне знать, как мне закруглить это дельце.

— Да прибрать этих шутов, и вся недолга! — проворчал один из его спутников.

— Не так все просто, — задумчиво возразил Степанов. — Тут есть, что покопать… А вот мы и на месте! — он опять широко улыбнулся мне, притормозив прямо напротив главного входа в парк аттракционов. — В общем, передай все это своему старику и скажи, что я, если что, в моем офисе. Понял?

— Понял, — пробормотал я. — Спасибо.

Степанов хмыкнул. Похоже, он был в самом приподнятом настроении.

— Всегда звони мне, когда понадобится машина с шофером. До скорого!

Я ещё раз поблагодарил его и побежал по аллеям и площадкам парка, внимательно выглядывая моего брата.

Итак, Степанов схватил «вонючку», как я мысленно называл шутника-идиота, запустившего в наш дом «дымовухи». То есть, этих шутников, оказывается, было несколько — и Степанов, и его спутник говорили о своих пленных во множественном числе. Двое-трое Чумовых? Но отец твердо заявил, что «вонючки» не имеют к Чумовым никакого отношения!.. Может, он успел разглядеть, как Степанов отплывает на катере вместе с пойманными паршивцами… Так, может быть, поэтому отец и хохотал?! Они с Топой прочли следы — и по следам отлично поняли, что произошло. Отец живо представил себе, как Степанов сперва не мог понять, что происходит… Степанов, который принял объяснения отца, из какого единственного места может быть совершена попытка поджога, за намек, за руководство к действию — и устроил на всякий случай засаду возле рощицы! Он видит двух-трех созданий, на вид совершенно безобидных, например, маленьких ребят, и сперва не обращает на них большого внимания. Может быть, он даже обругал их про себя: мол, болтаются там, где вот-вот могут появиться поджигатели, как бы все дело не испортили!.. А затем эти якобы безвредные существа залезают на дерево и начинают пулять огненными стрелами!.. Представляю себе, что с ними было, когда они вдруг обнаружили себя под прицелом бандитских стволов — особенно если они и впрямь намеревались всего лишь пошутить!..

Отец считал, что знает почти наверняка, кто они такие. Сумею ли и я догадаться, складывая кусочки того, что мне известно, в цельную картинку? «Двинемся шаг за шагом, — сказал я сам себе. — Вот Степанов наблюдает за рощицей, он с подозрением смотрит на любого, кто всего лишь проходит через её опушку, срезая дорогу к дому… И, каким бы безвредным ни выглядел человек, Степанов уж точно не позволит ему залезть на дерево, а вовремя перехватит и обыщет, нет ли при нем зажигательной смеси и лука или рогатки… Да любого, кто подойдет к дереву, Степанов схватит за шиворот, не успеет тот залезть и на метр, выгляди он хоть тысячу раз безобидным! Да, и не надо забывать, что «вонючек» было по меньшей мере двое — и Степанов умудрился их упустить и дать им сделать свое дело, и теперь чувствует вину! Да как такое могло быть? Как Степанов мог не обратить внимание на кого-то, находящегося в рощице, за исключением годовалых младенцев и кого-нибудь, кто одним своим видом внушает глубокое уважение — например, священники…»

У меня перехватило дыхание. Вот оно! Я уцепился за ключевое слово! Конечно, два монаха! Которых так тянуло к нашим подвалам! Под своими длинными рясами они могли спрятать все, что угодно, включая короткие стрелы и компактные самодельные арбалеты, и даже довольно длинные луки! Да ведь и Степанов упомянул, что его «взяли на пушку» — то есть. Обманули за счет внешнего вида!

Теперь я мог живо представить всю сцену.

Степанов, конечно, заметил пару монахов — но не насторожился. Не насторожился даже тогда, когда они — или один из них — полезли на дерево, хотя и удивился, наверное. «Все ясно, — решил он. — Попы заблудились и в отчаянии полезли на дерево, чтобы разглядеть, в какой стороне от них пристань, в какой город и все остальное. Ну и пусть их!» Может и похихикал, издеваясь над неуклюжими движениями монахов, которым, конечно, в их длинных рясах совсем несподручно лазить по деревьям.

Он и его люди с нетерпением ждут, когда монахи «провалят», чтобы они не сделались ненароком ненужными свидетелями… И вдруг!.. Летят огненные стрелы — Степанов «вырублен» от изумления и ярости — живо могу представить себе его перекошенное ошеломлением и бешенством лицо — его мощный рев насмерть перепуганные монахи, которые и заподозрить не могли, во что они собираются вляпаться — и вот они лежат, крепко связанные, на дне катера, все ещё не в силах осознать до конца, что с ними произошло, а Степанов продолжает сыпать во все стороны отборными ругательствами, злой до чертиков, что его провели «два паршивых попика»…

Представив все это в, так сказать, жизненную величину и со всеми яркими подробностями, я не смог удержаться от хохота. Я повалился на ближайшую скамью. Потому что не мог идти, а проходившие мимо с большим подозрением косились на меня, пока я ржал, и подвывал, и всхрипывал, и всхлипывал, и дрыгал ногами.

Затем мой смех оборвался так же резко, как и начался. Я подумал о Пижоне. Мы считали за данность, что его похитил Степанов. Но так ли это? Если Степанов играл честно и только старался помочь, а вот монахи пытались нам напакостить… То, получается, если Пижон что-то знал, то именно монахи были его конкурентами, и именно для них имело смысл схватить Пижона — либо чтобы устранить конкурента, либо чтобы выпытать из него то, что они ещё не знали. Да, монахи в роли похитителей выглядели теперь намного вероятней, чем Степанов. И тогда снимался вопрос об этой неувязке со временем, так меня смущавший. Допустим, монахи остались на острове, зная, что вот-вот должен приехать на паромчике их главный конкурент… Почему они не схватили его по пути к нашему дому, чтобы не дать и словечком перемолвиться с отцом? Да потому что три четверти пути его сопровождал Топа, спохватился я! Монахи успели достаточно познакомиться с нашим псом, чтобы не рискнуть и близко подойти к человеку, которого тот охранял… Но, если монахи схватили Пижона, то что они с ним сделали? Заперли в каком-нибудь заброшенном амбаре, вот что! И, если так, то Пижон сейчас томится там, беспомощный, страдающий от голода и жажды — потому что его похитители попали в лапы к зверю покруче их самих!

В любом случае, путь к спасению Пижона лежит через офис Степанова.

Я встал со скамьи и отправился дальше разыскивать моего брата. У меня было что ему рассказать, и он никак не сможет издеваться, что я только зря потратил время, не застав отца Василия дома! Наоборот, ему останется только завидовать моим приключениям и открытиям, которые мы могли бы сделать вместе, если бы не его идиотская упертость в обожаемые им аттракционы!

Два или три раза обойдя весь парк, я в конце концов нашел Ваньку в тире: приклад духового ружья плотно прижат к его плечу, левый глаз смешно прищурен. Он старался выбить достаточно очков, чтобы выиграть свою голубую (или, если быть, точным, ярко-желтую с коричневыми ушами и брюхом) мечту: огромного плюшевого медведя. Я тихо встал рядом с ним и вгляделся в концентрические круги его мишени. Насколько я мог разобрать, он уже выбил очень неплохой счет, но до плюшевого чудовища ему ещё оставалось порядка ста двадцати очков — то есть, двенадцать попаданий в десятку, или не меньше пятнадцати менее точных выстрелов. А у Ваньки оставалось всего три пульки на жестяном блюдечке и одна в ружье. Сколько денег он уже просадил в тире и сколько пулек израсходовано зря — оставалось только гадать.

Ванька нажал курок, раздался гулкий хлопок. В зоне восьмиочковых попаданий появилась ещё одна дырочка. Да, для своего возраста мой брат стрелял очень и очень недурно, но все-таки до снайпера ему было ещё далеко.

— Это ты? — рассеяно удивился он, когда выпрямился, чтобы перезарядить ружье. — Так быстро?

— Да, так быстро, — ответил я. — Давай, завязывай со своей пальбой, и пошли поговорим. У меня грандиозные новости!

— Одну секунду! — откликнулся он. — Только не подгоняй меня, а то я промажу!

Он два раза выбил по девять очков, и один раз пять.

— Слишком мало… — вздохнул он, кладя ружье. — Сколько там у меня?

Смотритель тира принес его бумажные мишени, продырявленные тут и там.

— Сто пятьдесят шесть очков, — сообщил он.

— До медведя не хватает девяносто четырех! — уныло вздохнул мой братец. — Можно мне купить ещё пятнадцать пулек?

— Разумеется, можно, — ответил смотритель. — Но не забывай о том, что для получения медведя надо не только выбить нужный счет — надо к тому же, чтобы среди твоих выстрелов было не меньше пяти десятиочковых подряд! Я следил за тобой, и три «десятки» подряд были твоим лучшим результатом. Ты уверен, что сможешь его превзойти?

— Я уверен на все… — начал мой братец, но я схватил его за руку и потащил прочь.

— Хоре разбазаривать деньги! Говорю тебе, у меня потрясающие новости! — я повернулся к смотрителю. — Он ведь в любом случае выиграл какой-то приз, да?

— Разумеется, — ответил смотритель. — И один из самых ценных! Вот, получите, пожалуйста! — он протянул нам большущую и толстую книгу в яркой обложке. — Он стоит сто пятьдесят очков, и шесть очков остаются за вами. Если хотите, я запишу их на ваш счет. Может быть, — улыбнулся он, — они окажутся решающими, когда вы в следующий раз попробуете выиграть медведя. Только учтите, что мы будем открыты ещё всего десять дней!

— Я… — открыл рот мой братец, но я уже изо всех сил тащил его прочь.

— Спасибо! — крикнул я смотрителю, когда мы были уже в дверях.

На улице я направил Ваньку к скамейке, расположенной несколько отдельно от других, метрах в пятидесяти от тира.

— На хрена нам нужен этот вонючий альбом? — в негодовании осведомился мой братец. — Всюду они его тебе суют, меня уже мутит от одного его вида!

Это была чистая правда. Город был буквально завален этим альбомом. И неудивительно.

В прошлом году город отмечал свое шестисотлетие, с большой помпой и множеством разных мероприятий. Среди прочих затей, издали очень красивый цветной фотоальбом на глянцевой бумаге — посвященный достопримечательностям города и окрестностей. Церкви, пейзажи, произведения искусства в местном музее, усадьбы, знаменитые своей архитектурой или историей дома в историческом центре города, современные достижения — все туда вошло, и каждая фотография сопровождалась красиво набранным текстом на трех языках: русском, английском и немецким, в три соседние колонки. Городские власти, вгрохавшие кучу денег в издание этого альбома, рассчитывали, что его нарасхват будут покупать туристы — в прошлом году волна туристов значительно пошла на подъем, и перспективы казались самыми радужными. Но все эти надежды рухнули с громким треском. Туристы вовсе не спешили раскупать альбом, а местные жители были просто не в состоянии его приобретать, потому что по меньшей мере две трети горожан уже который месяц сидело без зарплаты, и ломало голову не над тем, как им купить роскошные издания, а над тем, как наскрести денег на самое необходимое. Приблизительно через полгода эти альбомы в огромном количестве появились в призовом фонде всех аттракционов, в которых полагались призы — в тире, в кегельбане, в зале игровых автоматов, последнему удержавшемуся на «чертовом колесе» и так далее. Эти альбомы были зачислены среди самых ценных призов, и только за первый месяц после их появления мы с братом выиграли пять штук на двоих. Если мы хотели взять что-то другое, то нам отвечали, что мы слишком хорошо стреляли (или играли в компьютерный бильярд, или метали кольца) чтобы нам имели право дать менее ценный приз. А самые ценные призы — такие, как этот несчастный плюшевый медведь или немецкий миксер — можно было получить, лишь сыграв так, как ни у кого никогда не получалось.

Весь город подозревал, что начальство парка аттракционов приобрело большую партию этих альбомов дешевле грязи — и разом решило все свои проблемы. Хотя все работники парка всегда готовы были поклясться, что за эти альбомы уплачена полная стоимость, и поэтому, мол, они так дорого ценятся.

Добавьте к этому, что на майские праздники все инвалиды и пенсионеры получили в подарок по экземпляру этого альбома, а на бесплатные гречку, сахар и консервы, как бывало все предыдущие годы и на что они твердо рассчитывали. И теперь в любой бойкой торговой точке города — на площади вокруг главного рынка или на барахолке за автовокзалом — все время стояли нестройные ряды стариков, держа у груди эти альбомы и готовые продать их как угодно дешево…

Теперь, я думаю, вы понимаете, почему мы возненавидели это роскошное издание. Первый выигранный нами альбом мы ещё пролистали, а потом просто складывали в стопку в дальнем углу шкафа — все-таки подарки для гостей, приезжающих к нам из других районов страны, получались из них неплохие. В конце концов, из них действительно можно было кое-что узнать об истории нашего озерного края.

Так что, повторяю, недовольство моего брата было вполне объяснимо. Но у меня не было времени выслушивать его жалобы.

— Сиди спокойно и слушай в оба уха! — сказал я. — Это нечто!..

— Ты виделся с отцом Василием? — спросил он.

— Нет. Отца Василия не было дома. Но это неважно… Я виделся с другим человеком — со Степановым!

— Шутишь! — у Ваньки глаза округлились.

Я стал рассказывать ему все от и до, включая мои догадки о том, какую роль во всей этой истории играли монахи, Пижон и Степанов. Он слушал меня, затаив дыхание и подбадривая меня короткими нетерпеливыми возгласами, когда я примолкал, чтобы ещё раз продумать, правильно ли я сложил в своих догадках все кусочки головоломки и не остается ли «лишних» или, наоборот, недостающих деталей. Сперва я пытался держаться в небрежно-снисходительной манере Шерлока Холмса, но довольно быстро стал рассказывать, захлебываясь от волнения и ожесточенно размахивая руками. Мой брат переживал все не меньше меня. Он тоже долго смеялся, когда я в лицах изобразил ему, как, должно быть, происходил захват монахов Степановым, и тоже встревожился, когда я поделился с ним моими догадками о судьбе Пижона.

— У нас остается один — но, может быть, главный — узелок, который предстоит распутать, — закончил я. — Мы видим, что Степанов, монахи, Пижон, и, надо полагать, некоторые другие люди, о которых нам пока неизвестно, связаны прочными нитями, ведущими к нашему дому. Когда мы точно узнаем, что это за нити и почему они тянутся именно к нашим подвалам, мы окончательно поймем, кто похитил Пижона и почему. Разумеется, какие-то предположения мы можем строить и сейчас…

— Можем, — кивнул Ванька. — Совершенно ясно, что все эти нити ведут к спрятанным сокровищам. Пижон знал очень много — и его схватили, чтобы вытрясти из него все! Монахам тоже было кое-что известно. Во всяком случае, они знали, что искать надо в наших подвалах…

— Как им хотелось попасть туда! — поддержал я. — И если мы предположим, что их главной целью было проникнуть в наши подвалы, мы сразу увидим логику в их «грубой шутке». Они действительно не хотели причинить нам и нашему дому большого вреда, их задачей было «выкурить» нас на время. Если бы дом оказался слишком задымлен, мы бы перешли к кому-нибудь из соседей переночевать до утра, оставив все окна и двери открытыми. То есть, в распоряжении монахов оказалось бы не менее пяти часов — времени по горло, чтобы проникнуть в подвалы и найти сокровище, особенно если они приблизительно знали, в каком месте искать! И они бы преуспели в своих замыслах, если бы мы так вовремя не заметили дым — и если бы, разумеется, Степанов их не сцапал!

— Нас выручил домовой! — напомнил Ванька. — Ведь это он поднял такой шум, что сперва мы увидели огненные стрелы, а потом вовремя успели затоптать «дымовухи»! Опоздай мы на пять минут — и нам бы действительно пришлось драпать из дома на несколько часов!

— Хорошо, домовой нас спас, — согласился я. — Вопрос в том, каким путем нам теперь лучше всего двигаться в нашем расследовании…

— Я бы предпочел отправиться в заповедник, — задумчиво проговорил мой братец. — Но вот времени у нас в обрез, можем и впрямь не успеть туда и обратно, а ведь за это время и в городе могут произойти большие дела. И к тому же… — он с отвращением поглядел на альбом. — Сам представляешь, каково будет тащиться по лесу с этой увесистой штуковиной под мышкой. Я бы выкинул её, но она как-никак стоит сто пятьдесят очков, и вообще подарок для приезжих гостей из неё отменный — вся глянцевая, и с золотым краем, и фотографии озер и церквей такие роскошные, и… и… и… — произнося все это, он машинально перелистывал страницы альбома, и вдруг застыл с таким ошарашенным видом, что я испугался до смерти.

— Что такое? — спросил я, на всякий случай оглядываясь по сторонам и понижая голос до шепота.

— Вот… вот… — он трясущимся пальцем указал на альбом. — Это он!

— Кто?

— Пижон!

Я аккуратно взял альбом у него из рук — и увидел репродукцию. Батюшки, это действительно был наш Пижон — так сказать, ещё больше похожий сам на себя в старинном мундире с кружевами, золотыми пуговицами, золотыми эполетами, золотым шитьем и в красивом пудреном парике.

Подпись под репродукцией гласила:

«Ропотов А. В. Портрет графа Александра Кутилина (также известен как «Портрет игрока»), 1782.»