"Крылья черного ворона" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)6Мира по-прежнему недоверчиво относилась к Хейке, стараясь не смотреть на его мускулистую фигуру, молчаливо сопровождавшую их. Она судорожно схватила Петера за руку, словно это была спасительная соломинка в полном опасностей мире, когда Хейке ссадил ее с коня на заросшей травой тропинке. — О-о-ох, — простонала она, ступив в темноте на землю, — я думала, что умру в этом жутком, болотистом лесу! Мне казалось, что чьи-то злые глаза наблюдают за нами откуда-то сверху, смотрят на нас с деревьев, со свисающих вниз лишайников, со скал — поэтому я и зажмурилась. — Теперь все позади, — с улыбкой произнес Петер, — ты ведь знаешь, вбить себе в голову можно что угодно, а потом закатывать истерику. Но мне пришла в голову одна мысль… Если мы появимся на людях в качестве трех чужих друг другу людей, это будет выглядеть не совсем хорошо. Что, если мы скажем, что ты, Мира, приходишься сестрой одному из нас? — Скажи, что я твоя сестра, — попросила она, прижимаясь к Петеру. Но уже в следующий момент она поняла, что сказала глупость, потому что хотела быть для обворожительного Петера вовсе не Скорее всего, он вылез из какой-то страшной преисподней в далекие, доисторические времена… Впрочем, с Петером у него были прекрасные отношения. И он так нежно ссадил ее с коня, хотя она вовсе не хотела, чтобы он к ней прикасался. Внешность у него была просто жуткой! Кому из них она приходилась сестрой, было не так уж важно: им предстояло переночевать здесь всего одну ночь. Мира думала о своей жизни. Отец… отец, спящий вечным сном в могиле, которую никто не сможет отыскать! Она осталась совсем одна… Нет, она не собиралась плакать! Она вспоминала о том, сколько раз спасала его, когда он был в трудном положении, вырывала его из рук властей, возвращала награбленное добро, умоляла потерпевших пощадить их, хоронила его воняющий спиртным труп — все, что осталось от него после шумной попойки… А как он бил ее! После одного из его ударов она оглохла на одно ухо. В тот раз он избил ее только за то, что она не стала торговать своим телом, чтобы заработать на хлеб. И все же ему удалось обесчестить ее и навязать ей «клиентов». Отвратительные, совершенно незнакомые ей мужчины, набрасывающиеся на нее в комнатах и чуланах или в любом другом месте. А он презрительно насмехался над ее душераздирающими воплями и криками о помощи. На полученные деньги, которые брал себе, он покупал вино. Она могла бы оплакивать свою загубленную жизнь, а вовсе не его смерть. Или ей все же следовало скорбеть о нем? Разве дочерний долг не состоял в том, чтобы отдавать отцу дань уважения после смерти? Неужели ей никогда не удастся освободиться от него? И вот теперь она мечтает о Петере! Она, опозоренная и втоптанная в грязь! Она инстинктивно убрала свою руку от его руки. И тут она почувствовала сзади себя какой-то мощный ток тепла и спокойствия. Ей показалось, что этот страшный Хейке… понял ее! Не может быть! — Куда ты направлялась со своим отцом? — спросил Петер. — О, куда глаза глядят. Когда для таких людей, как он, становится невозможной жизнь среди людей, им приходится уходить в безлюдные места. — По дорогам бродит много таких бедолаг, — сказал Петер, — я тоже один из них. — Ты? Но ты выглядишь таким знатным! — Я? — рассмеялся он. — Единственное, что я имею, так это мой замечательный мозг. Но в силу своей бедности, я не могу извлечь из него никакой пользы. Я мог бы быть профессором. Но вместо этого я стал бездарным фокусником. Хейке спас меня. — Он тоже… натворил чего-нибудь? — Хейке? Нет, он направляется домой, на Север, где ему оставлено в наследство имение, а то и два. Мира уставилась на Хейке широко раскрытыми глазами. Но в темноте она могла различить только рослую фигуру с неимоверно широкими плечами. Лица его было не видно, и у нее не было ни малейшего желания видеть его. Значит, ей просто показалось, что он дружески улыбнулся ей? — Есть еще одна трудность, — со вздохом произнес Петер. — Как нам объясняться с местными жителями? И как нам понять, что они говорят? — Да, в той деревне, где мы в последний раз были с отцом, мы совершенно ничего не понимали, — сказала Мира. — И здесь говорят на том же самом языке! — Это называется влипнуть, — сухо заметил Петер. Было уже совсем темно, когда они, наконец, спустились в деревню. Но в окнах горел приветливый желтый свет. Вскоре они оказались на площади, где находился постоялый двор. Привязав лошадь, они зашли в трактир. При их появлении несколько сидевших мужчин замолчали и опустили глаза. Во-первых, было уже слишком позднее время, во-вторых, в таких чисто мужских заведениях, как трактир на Юге, женщины обычно не появляются. И в-третьих, все четверо сидящих в трактире тут же вскочили из-за столов, увидев Хейке. Они принялись энергично креститься и отмахиваться руками. — Gruss Gott[2], — своим хорошо поставленным голосом произнес Петер. Присутствующие разразились потоком взволнованных слов, указывая на Хейке. Было ясно, что они хотели, чтобы он как можно скорее убрался. И Мира вместе с ним, да, все трое должны были немедленно проваливать из деревни. Хейке прислушался к их говору. «Это же язык Димитрия!» — подумал он. Слегка поклонившись им, он произнес на их языке: — Вы должны быть снисходительны к моей отталкивающей внешности, я не виноват, что уродился таким. Смею вас уверить, что моя внешность не имеет никакого отношения к силам тьмы, но мне постоянно приходится наталкиваться на трудности в общении с людьми, этого я не могу отрицать. Будьте так добры, судите меня по моим душевным качествам, а не по моей наружности! У Хейке был приятный, низкий голос, который всегда заставлял людей слушать его. Так было и теперь. Мужчины немного успокоились, но все еще продолжали стоять, готовые сорваться с места в случае опасности. — Я и мои друзья, Петер и Мира, которые являются братом и сестрой, ехали издалека и заблудились. Не могли бы вы сказать нам, где мы находимся и где мы можем поесть и переночевать? Ухватившись за возможность перевалить все на плечи другого, они тут же позвали: — Жено! Вошел трактирщик в своем длинном фартуке, и один из мужчин сказал: — Он сказал, что не опасен и происходит от Бога, хотя я не очень-то верю ему. Им нужна еда и ночлег. Жено молча изучал прибывших. Особенно пристально он разглядывал Хейке. Потом сердито кивнул и махнул рукой в знак того, что им можно сесть и подождать, пока принесут еду. Мужчины позволили им сесть за их длинный стол — им было любопытно взглянуть на чужаков. Некоторое время все сидели тихо, изучая друг друга. Потом Хейке мягко произнес: — Мне кажется, в вашей деревне есть какие-то трудности… Петер и Мира ничего, естественно, не поняли, но мужчины тут же вскочили из-за стола. Жено тоже слышал эти слова. Никто не ответил. Все неуверенно переглядывались, подозрительно косясь на Хейке. Наконец Жено сел и, в упор глядя на Хейке, произнес без всякого выражения: — Почему ты так решил? Приветливо посмотрев на него своими желтыми глазами, Хейке ответил: — Мне трудно ответить, почему. Но если я буду знать больше, то, возможно, смогу вам помочь. Все с облегчением вздохнули. — Как можешь ты, юноша, говорить нам такие вещи? — строго спросил Жено. — Потому что я происхожу из рода, обладающего способностями бороться с силами зла. Все затаили дыхание и принялись оглядываться по сторонам, словно кто-то мог прятаться в темных углах. — Здесь нет никакого зла, — сказал Жено, но взгляд выдал его. — Здесь нет абсолютно никакого зла, и я просто не понимаю, как могли тебе придти в голову такие абсурдные мысли? Хейке обвел взглядом помещение. — Этот лес… — медленно произнес он, — черные птицы в ночи… И почему у вас по углам не висят пучки чеснока, как во всех других трактирах в Словении, в Венгрии и прочих местах? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотал Жено. — Тогда скажи, где мы находимся! — Эта деревня называется Штрегешти и находится она в Ардеале. Петер, до этого тщетно пытавшийся уловить ход беседы, теперь оживился. — Ардеал, это румынское название Зибенбюргена, — сказал он. — А слово «стрега» означает — избави Боже — «ведьма»! — Да, — вздохнув, сказал Хейке и добавил уже по-австрийски: — Эти люди явно хотят довериться мне, но не осмеливаются. Они боятся чего-то или кого-то, не исключено, что болтунов ждет страшная кара. — Да, но о чем же вы говорили? Вид у них смертельно испуганный! — Я потом тебе расскажу. И он снова обратился к мужчинам. — То, что здесь не висит ни одного пучка чеснока, означает, насколько я понимаю, что здесь нет вампиров? Они почувствовали под ногами твердую почву, вид у них был теперь не такой натянутый. — Нет! Здесь нет никаких вампиров! — Может быть, есть что-нибудь еще? И снова их охватил страх, лица их стали непроницаемыми. — Что-нибудь еще? — с нарочитой легкостью произнес Жено. — Нет, что здесь может быть еще? А теперь, я думаю, еда го… Он не договорил до конца. Все замерли, прислушиваясь к чему-то. И теперь Хейке явно почувствовал опасность. Снаружи послышался шорох приближающейся кареты. — Кто это так поздно катается? — с улыбкой произнес Петер. У мужчин был такой вид, будто они собирались немедленно удрать. Но они не могли выйти за дверь, не увидев при этом пассажиров, прибывших в карете. Дверь открылась, вошли две дамы. Более высокая и более зрелая из них внезапно остановилась. На лице ее была черная вуаль, за которой можно было различить необычайно тонкое лицо с большими, черными глазами и трепещущими ноздрями. Повернувшись, она пошла прочь, толкая перед собой красивую девушку. Сразу после этого все услышали, как карета умчалась прочь. В помещении воцарилась мертвая тишина. Мужчины стояли, словно окаменев, и смотрели друг на друга. Потом перевели взгляды на Хейке. — Кто эти прекрасные дамы? — спросил Петер. Хейке перевел его вопрос. С трудом подавляя комок в горле, Жено ответил: — Это были княгиня Феодора и ее родственница Никола. Они живут по соседству. И снова в трактире стало тихо. И тогда Жено сказал, обращаясь к Хейке, медленно, словно только что проснувшись: — Да, ты действительно происходишь из удивительного рода! Такого здесь никогда не случалось! Мужчины спешно разошлись по домам, и гости остались ужинать в одиночестве. Жено бегал из кухни в трактир, словно потревоженная курица, не осмеливаясь заговорить с Хейке. И только провожая их на второй этаж, где для них были приготовлены комнаты, он многозначительно заметил: — Эту комнату, наверное, займут молодые люди? — он открыл дверь комнаты, в которой останавливались в свое время барон и Ив. — А молодая дама, возможно, займет соседнюю комнату? — Спасибо, — сказал Хейке. — Это нам очень подходит. Подойдя поближе, Жено произнес еле слышно: — Возможно, будет лучше, если у дамы будет закрыто окно? Здесь так много всяких насекомых… Мира, понявшая, о чем идет речь, после того как Жено плотно закрыл окно, жалобно произнесла: — Но здесь так жарко! — Делай так, как он говорит, Мира! — сказал Хейке. — Это очень важно! Ни в коем случае не открывай окно! Здесь водятся опасные насекомые… Услышав это, она повиновалась, и Жено с Хейке тщательно заткнули все щели. — Ты не должна также открывать дверь, — сказал Хейке. — Горшок стоит под кроватью, так что тебе не надо выходить во двор. Не выходи из комнаты, пока мы не разбудим тебя рано утром! Повернувшись к Жено, он сказал: — Эти… насекомые особенно опасны для женщин? — Да, — пробормотал трактирщик. — Они не любят молодых девушек. Хейке понял, что Жено сделал нечто необычное: впервые он сделал попытку защитить своих гостей! Значит, он возлагал на Хейке определенные надежды. Для Хейке, никогда не использовавшего свои природные возможности, это было большим испытанием и в то же время стимулировало его активность. Ему бы только узнать побольше! Войдя в свою комнату, он тут же принялся заделывать все щели. Петер, который уже лег спать, приподнял голову и раздраженно произнес: — Что здесь происходит — Да, но — Она заперла дверь и обещала лежать всю ночь в постели. Сидя на постели и держа в руке один сапог, Хейке добавил: — Это имеет отношение к тем двум дамам. Петер тут же вскочил. — Но не к той, совсем юной, — прошептал он. — На вид она такая смирная! — На нее я не обратил внимания, я смотрел только на ту, властную. — Да, это настоящий дракон, — с язвительной усмешкой произнес Петер. — Хотя лично я смотрел лишь на Николу. Возможно, она находится во власти этого дракона? У нее такой вид, будто она хочет, чтобы ее спасли, бедное маленькое существо! — Возможно. Но я не думаю, что тебе следует вмешиваться в их предположительно охранно-подчинительные отношения. Во всяком случае, этого не следует делать, пока мы ничего о них не знаем. Откинувшись на подушку, Петер мечтательно произнес: — Никола… Какое красивое имя… — Лучше подумай о безопасности Миры! — Мира! Эта корова! Ты слишком много фантазируешь, Хейке. Придумываешь всякие опасности! Старый заболоченный лес, что в нем опасного? — он вздохнул. — Я не могу думать ни о ком другом, кроме Николы. Маленькая, хрупкая фигурка! Эти испуганные глаза, с такой мольбой смотрящие в мои глаза… — Слишком много ты успел увидеть за этот короткий миг! — Это был миг вечности, к твоему сведению. Ее судьба так печальна. Я должен помочь ей, должен! Вздохнув, Хейке лег в постель, преисполненный тревоги. Мысль о скрытом злодействе этой долины не давала ему уснуть. Узкая, тесная, запертая изнутри комната тоже доставляла ему много мучений, но он пытался убедить самого себя, что снаружи еще хуже, и это помогало ему преодолеть клаустрофобию. Он беспредельно тосковал по дому, по Елене, Милану, по своим братьям и сестрам. Он чувствовал себя слишком юным и неопытным, чтобы решать проблемы, подобные этой, разбираться в причинах несчастий, опутавших долину и деревню. И он поступил так, как обычно поступал, будучи ребенком и сидя в клетке: осторожно снял с себя мандрагору и положил рядом с собой в постель, держа ее в руке. Он нуждался теперь в ее поддержке. И он почувствовал успокоение, как это всегда в таких случаях бывало. В конце концов он заснул. Мире снился сон. Она металась во сне, слабо стонала. Повсюду слышался шорох и бормотанье, она находилась в каком-то склепе. Вокруг нее стояли мертвецы и невнятно бормотали что-то, качая из стороны в сторону гроб, в котором она лежала, и пристально глядя на нее. За их спиной она увидела окно. Там, за окном кто-то был… Бледные лица? Руки, ощупывающие и скребущие стекло? Нет… Она не могла точно рассмотреть, что это было. Во сне всегда все расплывчато. За окном тоже что-то шуршало и шелестело, но совсем по-другому. Глаза птицы? Маленькие, черные, блестящие? Злобно уставившиеся на нее? Нет. Но там что-то Потом опять появился просвет. Да, теперь она увидела, что что-то билось о стекло, пытаясь проникнуть внутрь. Что-то шипящее. Что же это такое было? Бормотанье становилось все более и более угрожающим, все более и более страшным, звучание его нарастало, Мира перевернулась на другой бок, закричала и проснулась. На. миг у нее перехватило дух. В комнате было ужасно жарко. Но в комнате было тихо. И постепенно воспоминания о сне исчезли, утонув в глубинах сознания. Уфф, ей нужно было открыть окно, она вся обливалась потом. Она уже хотела было встать, но тут вспомнила предупреждение Хейке, и снова легла в постель. Она отнеслась к его словам серьезно. Мира лежала и прислушивалась к звукам долины. Но все было тихо, как в могиле. Мире показалось, что она уже переступила границу царства мертвых. Она принялась молиться, но слова молитвы вылетали у нее из головы. «Это смерть отца вызывает у меня такие мысли, — думала она. — Нет ничего удивительного в том, что мне приснился этот кошмарный сон о мертвецах». Если бы только она не была так одинока! Может быть, постучать в стену мальчикам? Нет, что она им скажет? Придите и возьмите меня за руку, мне снятся страшные сны? И тут она поняла, что дрожит — с того самого момента, как проснулась. И она вспомнила о том, что трактирщик Жено законопатил замочную скважину в двери ее комнаты! Она не знала, успокаивает ли ее это или тревожит. Скорее всего, и то, и другое. И только когда солнечные лучи стали пробиваться через маленькое окошко, Мира заснула. Петер спал всю ночь спокойно, на его губах часто появлялась похотливая улыбка, словно ему снились чудесные интимные сны. Только Хейке на короткое время проснулся. Его обостренные чувства впитывали в себя атмосферу долины. Тягостная, влажная немота леса, журчание бегущего среди камней ручья, гнетущая тишина, порождающая напрасные надежды, чьи-то жалобные вздохи… И на фоне всего этого — неизвестно откуда взявшееся беспокойство. Хейке перевернулся на другой бок. Его рука инстинктивно сжала корень мандрагоры. И в сознании его стали вырисовываться обрывки мыслей: «Я должен увести их отсюда, как можно скорее. Я слишком молод и неопытен. Что я могу противопоставить Петер и Мира… Нужно спешить! Они оба в опасности, каждый по-своему. Самый сильный из всех — это я. Увести их в лес. Сейчас же…» Сон снова навалился на него, и он едва ли понял, что некоторое время бодрствовал. |
||
|