"Любовь Люцифера" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

10

Как жить человеку дальше, если тот, кого он полюбил больше жизни, исчез навсегда?

Что делать, когда безысходная скорбь разрывает тебя на части, когда твой разум, это сплошная кровоточащая рана, которую воспоминания о потере бередят вновь и вновь?

Что остается человеку?

Эта невероятная любовь, этот из ряда вон выходящий возлюбленный. Он не умер, но стал совершенно недостижимым. И ни один земной мужчина не мог заменить его, это было бы просто немыслимо. Никто не мог дать ей такой глубокой любви, такой нежности. И она никому не могла ответить такой любовью, потому что ее возлюбленный был сверхчеловеком и она сама преступила грань человеческих условностей и предрассудков. И в минуты общения с ним она находила в себе то неземное понимание и знание, которое частично объяснялось его присутствием, а частично ее принадлежностью к роду Людей Льда.

Все, что было между ними, казалось ей теперь просто великолепным.

Как ей удалось так внезапно и безоговорочно влюбиться в это неземное существо, в этого… демона? Это понять нетрудно. С детства ее тянуло к Люциферу, одинокому, прекрасному и несчастному ангелу света. И, встретив Марселя, она сразу же прониклась к нему симпатией, симпатией, которая в течение нескольких дней переросла в любовь, как телесную, так и духовную. Но впервые в своей жизни она почувствовала страх. Интуитивно она чувствовала, что здесь что-то не так. Что-то неведомое гнало их все дальше и дальше по дремучим лесам…

Но в тот момент, когда Марсель открылся ей, страх оставил ее. Она успокоилась. Стала сильной и счастливой… И, в то же время, глубоко несчастной, зная, что должна потерять его.

Вот теперь все кончено.

Сага проснулась в простенькой комнатке на почтовой станции. Проснулась, чтобы снова испытать боль невосполнимой утраты. Она никогда больше не увидит его.

Днем ей нужно было найти почтовую карету, отправляющуюся в Конгсвингер. Но ей хотелось только спать, забыть обо всем, исчезнуть.

Она думала о том, как он там сейчас. Доволен ли он теперь, успокоился ли он? Ведь он ждал этого тысячелетиями.

Сага знала, что он не успокоился. В одну из их прекрасных интимных минут, когда они просто лежали и разговаривали, он признался ей, что теперь его тоска станет еще более невыносимой. Потому что теперь тоска его конкретна, теперь он будет тосковать именно по ней.

Когда пройдет сто лет, и он снова сможет подняться на поверхность земли, ее давно уже не будет в живых.

Более жестокой мести не могло придумать ни одно оскорбленное божество.

У нее не было теперь никаких других желаний, кроме желания умереть. Это не приблизило бы их друг к другу, но она, по крайней мере, обрела бы покой.

Наконец она встала с постели, чтобы подготовиться к поездке. Она не имела права умирать. Пока. Она должна была выполнить свое предназначение. А дальше будет видно.

Одеваясь и потом сидя за завтраком внизу, в трактире, она думала о том, как она переменилась.

Дело не в том, что она проспала почти целые сутки и теперь отдохнула и полна сил. Нет, эти силы она получила от Люцифера. Она никогда раньше не знала страха, если не считать первого дня в лесу, и теперь ей казалось, что у нее стало вдвое больше смелости и уверенности в себе, теперь она могла бы горы свернуть. Ведь он сказал ей, что даст ей силы для выполнения ее жизненной задачи. Так что теперь она была не только избранной из рода Людей Льда, теперь она не только могла контролировать самые противоречивые ситуации; она обладала теперь неземной силой. Она имела власть над собой и, тем самым, над окружающими. И она знала, что эта сила может быть использована лишь в добрых целях.

Если бы не эта скорбь и тоска, она бы чувствовала себя бесстрашной и непобедимой.

Когда она села на козлы рядом с кучером, потому что карета была переполнена, и они выехали из деревни на высокогорное плато, она повернула голову и посмотрела на восток, в сторону дремучих лесов. В кронах деревьев по-прежнему звучал мощный хорал, это было слышно даже на расстоянии…

Тот самый обрыв…

Это произошло там? Голые скалы на вершине горы, прямо над бездной… Да, это произошло именно там.

Мысль об этом была для нее словно нож в сердце. Но ей не хотелось отправляться туда. Что ей там делать без него? Этот лес показался бы ей вдвое безлюднее.

Она думала, что стало с Паулем. Скорее всего, его отправили обратно в Швецию, чтобы он расплатился с бесчисленными кредиторами и жертвами его бесчестных поступков. А тот беглец и убийца? Сага не представляла себе, что могло с ним произойти, к тому же ей хватало и своих забот. Ей нужно было забыть все это, чтобы сконцентрироваться на своей задаче.

И Сага отвела взгляд от печального леса.

В конце июля она прибыла в Гростенсхольм.

Вид всеобщего запустения привел ее в ужас.

От поездки, совершенной в детстве, у нее остались воспоминания о красивой, ухоженной местности, где шло большое строительство. Она помнила усадьбу Гростенсхольм, где никто уже не жил, где дома давно не ремонтировались, помнила уютную Липовую аллею, где царила атмосфера дома, человеческого тепла и любви.

Теперь же Линде-аллее стала совершенно другой. Церковь осталась, но со всех сторон ее теснили нарядные дома и высокие деревья. Впрочем, деревьев здесь было не так много, большую часть из них срубили, чтобы освободить место для домов.

И Гростенсхольм…

Ветхие руины. Большой дом все еще стоял, но теперь он напоминал пустую оболочку, окна были выбиты, крыша покосилась, надворные постройки разрушились. Жалкая картина былого величия.

Дела в Липовой аллее были не на высоте. Постройки были очень старыми. В свое время Аре пристроил новое крыло, но это было более двухсот лет назад. Так что дома выглядели отнюдь не новыми. И чем ближе она подъезжала к Липовой алее, тем больше бросалось ей в глаза запустение. Впрочем, запустением это назвать было нельзя: поля были вспаханы, хлеб посеян, на скотном дворе стояли коровы и лошадь. Но на всем лежала печать равнодушия. Хлебное поле сливалось с лугом, находящимся поблизости, в некоторых местах хлеба были слишком низкие, и болезненный цвет колосьев свидетельствовал об истощении почвы. Надворные постройки давно пора было отремонтировать, повсюду во дворе росла и цвела крапива.

И даже сама аллея, от которой и получило название имение, совершенно выродилась. Деревья давно пора было заменить.

Над всем этим возвышался готовый превратиться в развалины Гростенсхольм. Сага видела, как черные птицы — галки и вороны — кружили над остатками башни.

Почему окна, лишенные стекол, придают дому такой жуткий вид? Так и хочется думать, что там обитают привидения. И так оно действительно и было! Еще во времена ее детства Гростенсхольм был населен привидениями — и так было уже много-много лет назад. В 1795 году Хейке и Винга вызвали их туда. Шестьдесят пять лет назад…

Подойдя к входной двери дома в Линде-аллее, она постучала. Ей открыл мальчик лет десяти.

— Хеннинг? — улыбнулась Сага.

— А вы кто? — удивленно спросил он. Он смотрел ей прямо в глаза, был достаточно рослым и плотным, но производил впечатление милого ребенка. Открытое лицо, высокий лоб, на который падали русые пряди волос, широко поставленные глаза, чувственный рот.

— Я Сага. Твоя родственница из Швеции.

— Ой! — воскликнул он и покраснел. — Мама! Это Сага, она уже приехала!

— О, наконец-то… — услышала она доносящийся из дома голос и быстрые шаги.

Сага явилась слишком рано. Но Белинда сияла, как солнце, обнимая Сагу.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, — говорила она со слезами на глазах. — Сколько лет, сколько зим! В последний раз, когда ты была здесь… Да, тебе было тогда лет двенадцать-тринадцать. А теперь ты такая взрослая. Входи!

Белинда заметно постарела. Ей было не больше тридцати, но заботы и тяжелый труд оставили отпечаток на ее милом лице. Руки мускулистые и заскорузлые. Она была очень худой, под глазами темнели круги усталости.

Они вошли в гостиную, на которой лежал отпечаток неуклюжих, отчаянных попыток соблюсти хоть какой-то стиль и приличие. Но попытки эти были совершенно беспомощными. Слуги все равно все делали по-своему.

Сага села на диван, а Хеннинг, получивший распоряжение, сказанное шепотом, тут же отправился на кухню.

— Где Вильяр? — спросила Сага. Белинда нервозно тронула свои волосы.

— Он… ему нездоровится сегодня, — торопливо сказала она.

— Он болен? Серьезно? И давно?

— Нет, нет…

Хеннинг вернулся, принеся на подносе печенье и три чашки.

— Мы… еще не ждали тебя, — нервозно улыбнулась Белинда. — Твое письмо пришло всего два дня назад. Наверняка оно застряло в пути. Иначе мы бы…

И тут из внутренней комнаты вышел Вильяр. Белинда остановилась в растерянности.

Сага была шокирована. И это был тот самый молодой, красивый Вильяр, которого она помнила? Теперь ему было лет сорок, но внешность его страшно изменилась. Под глазами мешки, многодневная щетина на щеках, волосы растрепаны, расслабленное выражение лица…

— Вильяр? Ты пьешь? — с ужасом произнесла Сага и только потом осознала бестактность своих слов.

Белинда и Хеннинг в страхе замерли.

Вильяр вздрогнул. Попытался остановить на ней взгляд.

— Сага? Это Сага?

— Да. Извини, я не хотела говорить этого, но ты так изменился.

— В самом деле? — опустив глаза, произнес он. Взявшись за спинку стула, он хотел было сесть, но вместо этого спросил у жены:

— Белинда, у тебя есть…

— Пиво? Есть.

Белинда уже направилась на кухню, Но Сага остановила ее:

— Мне нужно серьезно поговорить с вами. Лучше принеси Вильяру чашку крепкого кофе.

Он покосился на нее, но ничего не сказал. Выйдя в прихожую, он причесал свои растрепанные волосы. Потом пошел на кухню и умылся холодной водой, потом ощупал подбородок, решив, что не мешает побриться, но решил, что теперь не стоит тратить на это время.

Ему было не очень приятно сидеть и пить черный кофе. А от печенья, которое испекла Белинда, его просто воротило.

— Ты писала, что собираешься выполнить свое предназначение, Сага, — смущенно произнесла Белинда. — Можешь ли ты пояснить, в чем оно состоит?

— Я знаю об этом не больше, чем ты. Просто я получила известие от предков — во сне — о том, что должна отправиться в Гростенсхольм, что вы здесь нуждаетесь во мне.

— О, Господи, — пробормотал Вильяр. Повернувшись к нему, она сказала:

— Разве не так?

Вильяр безрадостно усмехнулся:

— Но как ты можешь помочь нам? У нас тут просто ад!

— Не забывай о том, что я избранная, Вильяр, — спокойно сказала Сага.

Он посмотрел на нее. Ему было стыдно, что она застала его в таком виде.

— Да, я верю в то, что ты избранная, — сказал он. — Теперь, видя тебя, я поверил в это. И не в силу твоей необычной, почти экзотической красоты, а потому, что в твоих глазах горит какое-то внутреннее пламя. Смесь… неземного счастья и… скорби.

— Так оно и есть, — кивнула Сага. — Но это не имеет отношения к моим качествам как избранной. По пути сюда я пережила кое-что…

Белинда, с присущей ей интуицией, поняла, в чем дело.

— Ты писала, что порвала узы брака, — сказала она. — Это смелый и мужественный поступок. Ты встретила… другого? По пути сюда?

— Да, — печально улыбнулась Сага. — Я встретила свою любовь, могу сказать без преувеличения. И я… потеряла его.

— Он умер?

Немного помедлив, она сказала:

— Да.

— Какая жалость! Но Вильяр прав: это видно по твоим глазам.

Хеннинг уронил в чашку свою ложку, что заставило Вильяра изобразить на лице гримасу.

— Долго это уже происходит с тобой, Вильяр? — серьезно спросила Сага.

— Что именно? — хрипло произнес он.

— Пьянство.

— Но я пью совсем немного, — пытался он оправдываться. — Вчера вечером я пропустил стаканчик, потому что… Нет, это Белинда выдумывает, что я много пью. Я же думаю, что полностью контролирую себя. И вот приходит посторонний человек и первое, что он бросает мне в лицо, это слова: «Ты пьешь, Вильяр?» Теперь я понимаю, откуда такие слухи обо мне.

Все молчали.

А он заорал:

— Но как, к черту, я могу еще выжить?

— Расскажи мне обо всем, — спокойно сказала Сага. — Мне кажется, твоя семья очень терпимо относится к тебе.

— Так оно и есть, — пробормотал он. — Я люблю их всех. И, в то же время, причиняю им всем зло.

— Но ты никогда не поднимал на нас руку, — тихо, словно оправдывая его, сказала Белинда.

— Если бы я решился на это, я покончил бы с собой! — горячо воскликнул Вильяр. — Но разве недостаточно того, что я делаю? Они работают, а я предаюсь своим иллюзиям!

— Хватит плакаться, — решительно произнесла Сага. — Ближе к делу!

Глубоко вздохнув, он сказал:

— Не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного!

— Самое главное… — с горечью произнес он. — Самое главное — это рассадник чумы, именуемый Гростенсхольм.

— Да, я видела, как он теперь выглядит. Весьма… устрашающе.

— Ах, ты ничего не знаешь. Не знаешь…

— Никто туда больше не ходит, — тихо сказала Белинда. — Люди гибнут там. У ворот нашли мертвым одного бродягу. Глаза у него были раскрыты от ужаса. Один человек из сельской общины вошел туда и больше никогда не вышел…

— Община хочет иметь эту усадьбу, — устало произнес Вильяр. — И поскольку сама усадьба не представляет теперь никакой ценности, они хотят разрушить или сжечь дом, а на месте его построить новый дом или что-нибудь еще. Но никто не осмеливается приближаться к постройкам. Мы приглашали сюда заклинателей духов, но стоило им приблизиться к воротам, как они падали навзничь и сильно ушибались. Со священником было то же самое.

— А ты сам был там?

— Я? Нет, благодарю! Если бы я рассказал тебе, что я увидел, едва ступив за ворота, ты бы не поверила. Они смертельно опасны, Сага.

— Это призраки?

— Да. И самое худшее то, что маленький Хеннинг видел пару из них, стоящих возле нашего дома, здесь! В Липовой аллее!

— Вот это да… — выдохнула Сага.

— И к тому же мы не сводим концы с концами, — добавил Вильяр.

— Ты же сама видишь, как у нас тут, во дворе, — сказала Белинда. — Мы не можем пользоваться землей Гростенсхольма и не можем продать ее. Как ты уже заметила, я совсем выбилась из сил.

Повернувшись к Белинде, Сага спросила:

— А в Элистранде у тебя есть родственники?

— Они вернулись обратно в город и порвали со мной всякую связь. И теперь, когда наше положение здесь шаткое, когда все обвиняют нас в том, что мы развели в Гростенсхольме привидения, никто не хочет иметь с нами дела.

— Но разрушать Гростенсхольм нельзя в таком случае, — запротестовала Сага. — И тем более — сжигать. Потому что те, что обитают на чердаке… Те, которых использовали Люди Льда…

Вильяр взглянул на нее и закончил ее мысль:

— После этого не успокоятся. Пока не придет тот, кто сможет прогнать их.

Сага механически произнесла:

— Тогда имеет смысл подождать того, кто смог бы это сделать. Того, кто обладал бы достаточной силой, чтобы вступить в борьбу с Тенгелем Злым. А пока…

Вильяр снова перебил ее:

— И теперь весь дом, от подвала до чердака, представляет собой такую опасность для окружающих, о которой наши предки даже не подозревали. И все из-за этих призраков.

Сага стала вдруг очень серьезной.

— Теперь самое время расправиться с этими призраками, — сказала она. — Пока еще не поздно.

— Для этого потребовался бы сверх-избранный из рода Людей Льда… В комнате стало тихо.

— Да, — наконец сказала Сага. — Так оно и есть.

После некоторого молчания Вильяр сказал:

— Ты не боишься?

Очнувшись от своих мыслей, она посмотрела на него своими ясными, необычайно красивыми глазами.

— Нет, я не боюсь, — сказала она. — Я не привыкла испытывать страх. Но я знаю, что это такое. Знаю по своему опыту. По недавнему опыту.

Немного подумав, она добавила:

— Нет, я нисколько не боюсь этих серых созданий!

— Ты просто не знаешь их, — тихо произнес Вильяр.

Лежа на белоснежной постели в чердачной комнатке, оклеенной обоями в мелкий цветочек, Сага почувствовала в себе мир. Только теперь она поняла, в каких примитивных условиях ей приходилось жить во время путешествия.

Теперь же она была «дома». В Линде-аллее, первом доме Людей Льда в южной Норвегии. Гростенсхольм они унаследовали от рода Мейденов. Тогда как Липовая аллея была подарком Мейденов Тенгелю и Силье.

Липовая аллея была их родовым гнездом.

Ведь долина Людей Льда не шла в счет. Там был сплошной кошмар.

Вильяр и Белинда попросили ее остаться в Липовой аллее столько, сколько она захочет, а лучше вообще навсегда, поскольку она перебралась сюда из Швеции. Она поблагодарила и сказала, что время покажет. Сначала ей нужно было выполнить то, зачем она приехала сюда.

То, что она не испытывала никакого страха при мысли о предстоящей ей задаче, было правдой. Или, вернее, задачах, поскольку в действительности их было две. Этого она никак не ожидала. Сначала она должна была прогнать призраков. Потом найти не известные никому сокровища, лежащие на чердаке, пока дом совершенно не развалился, пока власти не конфисковали его или кто-нибудь его не поджег.

При мысли об этом она саркастически улыбнулась. Вряд ли призракам принесет вред то, что дома вокруг них окажутся разрушенными. Привидения никогда не обращали внимания на подобные пустяки, они охотно бродили среди руин и полуразвалившихся домов. Она вспомнила историю, рассказанную ей мамой Анной-Марией. Историю об одном старинном замке в Англии. В этом замке по традиции жило привидение, но оно имело свою особенность: у него не было ступней ног. И привидение вышагивало на костяшках по просторным рыцарским залам. Эта удивительная загадка была разгадана, когда однажды стали снимать старый пол, чтобы настелить новый. Было обнаружено, что под полом имеется еще один пол. Так что привидение все время ходило по старому полу. Это был «его» пол, сделанный в его времена.

Она заснула.

И она не ожидала, что ей приснятся сны. Именно такие сны…

Над ущельем бушевал шторм. Предки из рода Людей Льда звали ее, находясь далеко-далеко, по другую сторону урагана. И ветер доносил до нее их жалобные крики:

— Сага! Сага! Ты слышишь нас?

Она кивала во сне.

Но ей было трудно разобрать их призывы. Ей приходилось переспрашивать много раз, перенапрягая голос, потому что ветер заглушал все слова.

В конце концов, она услышала голоса:

— Спеши, Сага, спеши! У тебя осталось так мало времени! Скорее поднимайся на чердак, скорее! Пока еще не поздно!

— Почему? — кричала она им.

Но голоса их постепенно ослабевали и, наконец, затихли вдали. Она была одна и ничего не понимала.

Она должна была сделать так, как они говорили, она должна была отправиться туда как можно скорее. Но сначала ей нужно было помочь маленькому семейству в Липовой аллее решить их самые неотложные проблемы, она обещала им это. Иначе они потеряли бы и Липовую аллею тоже! А этого не должно было быть.