"Околдованная" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

7

Тенгель — предводитель Людей Льда? Холод пробежал по ее спине, словно мокрый зверь стремительно пролетел вдоль позвоночника. В ее мозгу теснились услышанные ею раньше слова:

«У Тенгеля нет могилы. Он может иметь любой возраст — в зависимости от его желания. Он редко показывается. Продал свою душу Сатане».

— Нет! — вскрикнула она. — Нет, это невозможно!

— Естественно, что он не древний Тенгель, — сказал Бенедикт, но Силье послышалась неуверенность в его дрожащем голосе. — Это же только суеверные глупцы так думают!

Работник сделал испуганное лицо, услышав смелую речь своего хозяина. Он сказал неестественно громко:

— В таком случае, глупец каждый человек, господин Бенедикт. Вы знаете, что тот… образ имеет сверхъестественные способности.

Его способность приходить ей на помощь всякий раз, когда она в этом нуждалась. Его чувствительность к ее настроению — он всегда знал, когда она была угнетена или взволнована, он, явно, очень восприимчив. Знания в области врачевания, его обжигающие руки… И как это было, когда они встретились впервые? Она, почти мертвая от усталости, с отупевшей головой, вдруг блеснула перед людьми фогда — справилась с почти нечеловеческой задачей освобождения пленника так легко, словно это пустяк. И после этого, когда одетый в волчью шубу покинул ее, ее энергия угасла, словно отгоревшая свеча. Может быть, это была вообще не ее энергия? Но прежде всего — ее невероятно яркие сновидения о нем как о духе бездны из Страны Теней…

Силье закрыла лицо руками и вихрем влетела в свою комнату. Она бросилась на постель, забилась под овечью шкуру и натянула ее на голову. Когда к ней вошли Бенедикт и работник, она лежала, точно испуганная мышка.

— Силье, — сказал художник проникновенным тоном. — Ты ведь понимаешь, что это не он сам! Это только один из его отпрысков!

Нет, нет, ты не назовешь его так, молила она про себя. Она чувствовала что-то вроде спазмы в груди…

— Но где он живет? — вырвалось у нее. Ее голос почти потонул в овечьей шкуре. Бенедикт пожал плечами.

— Этого никто не знает. Он появляется среди людей неожиданно. И снова исчезает. Бесследно.

Она издала протяжный вой, чтобы больше не слышать. Бенедикт верит, что мой помощник — древний Тенгель, думала она, потрясенная. Что бы он сейчас ни говорил, он верит в это, он тоже. Среди «людей»! Разве мог бы он выразиться яснее?

— А он является членом мятежной ватаги? — быстро спросила она.

— Об этом я как раз размышляю.

— Но он спас молодого Хемминга в ту ночь, когда я его встретила.

— Я не знаю, какая у него связь с Хеммингом.

— Да, а кто, собственно, Хемминг? — Она почувствовала облегчение от представившейся возможности перевести разговор на другое. Бенедикт бросил на работника беспомощный взгляд.

— Этого мы, фактически, не знаем. Он появился здесь, в Тренделаге несколько лет тому назад. И с тех пор он был очень активен среди женщин…

Эти слова теперь совсем не задевали Силье. Она была теперь совершенно спокойна, когда дело касалось Хемминга. Лицо редкой красоты — это у него не отнимешь, и это пожалуй, все, что у него было.

— Я вижу, что ты забыла его, — сказал Бенедикт. — Это хорошо. Молодые девушки часто путают восхищение с влюбленностью. Они увлекаются красивой внешностью, но позже осознают, что впечатление о красоте предмета обожания возникает из их собственной влюбленности а не наоборот. — Он вернулся к теме разговора. — Хемминг жил какое-то время у одного из крестьян местного прихода, но после того, как он прибился к мятежникам, у него не стало постоянного места жительства. Он просто авантюрист. Совершенно беспринципный. Я не думаю, что он увлечен планами мятежников. Он использует их только как трамплин, чтобы изображать героя. Видимо, от него больше хлопот, чем пользы. Но ты можешь сама спросить его, где он живет.

— Нет, спасибо! Я не хочу иметь с ним ничего общего. Вор!

Бенедикт был доволен.

После того дня Силье не могла найти покоя. Загадка Тенгеля занимала ее мысли днем и ночью. Она просыпалась оттого, что громко кричала во сне. Она пыталась заставить себя размышлять хладнокровно, но это ей не вполне удавалось. Но то, что мучило ее больше всего, было растущее беспокойство. С трепетом и тайной тоской она бросала взгляды на поросший лесом горный склон. Порой она могла разглядеть наверху дымок, но чаще там все было мертво. Тогда она пугалась, что он уехал, и она никогда не увидит его вновь. Но когда снова видела облачка дыма, то испытывала сильное желание, чтобы он не исчез из ее жизни. Или еще лучше — чтобы она никогда не встретила его.

Рождество приближалось с каждым днем. Это должны были быть тихие скорбные дни. Никто не радовался, никто не стремился по-настоящему праздновать. Потому что именно это торжество было семейным, а все потеряли в течение последнего года своих близких. Потери, о которых они не думали за каждодневными заботами, наваливались на них теперь с новой силой. Воспоминания о бывших рождественских праздниках, о тепле, уюте и счастье вокруг накрытых столов… улыбающихся лицах, которых больше не было… Бенедикт, Силье и другие обитатели хутора приумолкли и выполняли свою работу часто со слезами на глазах. Если бы не Суль, то не было бы вообще никаких приготовлений к этому Рождеству.

Но за три дня до Рождества их жизнь круто изменилась. Лишь тогда они поняли, как замечательно им было вместе в эти прошедшие месяцы.

Перед главным домом хутора остановился экипаж. Из него вышла высокомерная дама с большим животом, который она несла, словно заявляя о себе: «Это иду я». Не менее выразителен был ее подбородок. Дама была одета по последней моде, с воротником жабо, в шапочке, обшитой жемчугом, и плиссированном платье с буфами. Вслед за ней из экипажа вышел юноша лет пятнадцати, с недовольным брюзгливым видом.

— Вот дьявол! — пробормотал Бенедикт. — Вдова моего племянника! Какого черта ей здесь нужно?

Еще один человек вылез из экипажа. Молодая девушка с такой же недовольной миной, как и юноша. Наверное, у нее есть причины быть такой, такой жирной, подумала Силье.

— Абелона! — приветствовал даму Бенедикт. — Это настоящий сюрприз! Что за причина привела тебя сюда?

— Дорогой Бенедикт, — сказала энергичным тоном властная дама. — Я услышала о твоем несчастье. О том, что твой дорогой брат и вся его семья унесены чумой. И я решила, что мой долг приехать к тебе, чтобы заменить их. Нас же теперь осталось совсем немного, ты, я и мои дети.

— Неужели в Тронхейме осталось слишком мало пищи? — тихо пробормотал Бенедикт. Вслух он произнес: — Само собой разумеется, добро пожаловать, чтобы отпраздновать здесь Рождество.

Это приглашение прозвучало, словно он глотнул слишком много уксуса.

— Рождество? — засмеялась Абелона. — Моим детям нужен деревенский воздух, а тебе нужна женщина, чтобы хозяйничать в твоем доме. Мы решили переехать сюда, дорогой. Это просто мой долг заботиться о тебе. Ты же теперь старый и заслужил провести последние дни в мире и покое.

Бенедикт онемел от изумления и страха. Гости начали подниматься в дом по лестнице.

— Добрый день, Грета, добрый день, Мари, — проговорила Абелона милостивым тоном и снисходительно кивнула работнику.

— А что это за маленькая девочка?

Суль спряталась за юбку Мари.

— Это Суль, — гордо сказал Бенедикт. — А это Силье. Они и маленький Даг живут теперь здесь.

Глаза Абелоны стали холодными, как лед.

— Это какие-то родственники?

— Нет, но мы рады им больше, чем если бы они были ими.

Работник и обе старые женщины закивали в знак одобрения.

— Вот как, — сказала Абелона. — Ну, мы посмотрим.

После ее приезда дом стал совсем другим. Абелона не хотела никакого Рождества тихой скорби. «Мертвых нет, они не должны бросать даже тени плохого настроения на Рождество!»

Она распоряжалась и командовала прислугой и, прежде всего, Силье, которую она явно возненавидела. Она не хотела, чтобы Даг был в большом доме, Суль тоже было запрещено показываться здесь. Бенедикт был взбешен, он бранился и пил больше, чем когда-либо. У Абелоны было ясное мнение обо всем.

— Ты знаешь, что мой сын — единственный наследник этого хутора. Здесь действительно необходимо кое-что вытряхнуть, чтобы сыну не пришлось заботиться о чем попало!

— Но ты должна знать, Абелона, что Силье и дети — мои гости. Пока я жив, они будут жить здесь. И больше никаких разговоров об этом.

Подавленное настроение охватило обитателей хутора. Никто больше не чувствовал себя благоденствующим. Утром в канун Рождества Силье вышла из дома и, как уже много раз до этого, стала всматриваться в горы. Она увидела легкий дымок, поднимавшийся над заснеженными деревьями.

Должна ли она осмелиться? Ей часто хотелось пойти туда, но страх и чувство неловкости удерживали ее. Но сейчас она чувствовала, что должна. Было что-то внутри, что заставляло ее сделать это.

Абелона и ее дети были наверху и рылись в платье умерших. Силье пришла на кухню. Здесь сидели остальные обитатели хутора, мрачные и подавленные.

— Можно мне пойти проведать кое-кого? — спросила она. — Я хотела бы порадовать его сегодня в Рождество угощением.

Они с изумлением смотрели на нее. Было много бедных людей, которые голодали, но они и не подозревали о том, что Силье знала кого-то из них.

Ну, конечно можно! Грета и Мари снабдили ее дорожным сундучком, наполненным всякими вкусными вещами к Рождеству — колбасой, ветчиной, рыбой, хлебом и яблоками. Ей дали даже небольшой кувшин с вином Бенедикта. Как раз в это время вошла Абелона. Она круто остановилась у стола.

— Что это означает? — спросила она резким тоном.

— Силье должна нанести визит, — объяснила Грета.

Абелона сразу начала вынимать еду из саквояжа.

— Ничего нельзя выносить со двора! Мы имеем не больше, чем требуется нам самим. А эта Силье не имеет на самом деле никакого права…

Бенедикт был довольно пьян, хотя было еще совсем рано. Он поднялся, собрав всю свою ущемленную власть.

— Мы имеем больше, чем достаточно. Силье получила еду от нас, а ты смеешь идти против моей воли. Да я лишу наследства твоих объевшихся выродков!

У Абелоны перехватило дыхание.

— Ты не можешь этого сделать!

— Для этого имеются возможности.

Абелона была не настолько глупа, чтобы не понять его намерений. Она бросила на Силье взгляд, полный такой ненависти, что…

Она оставила дорожный сундучок без дальнейших комментариев и, тяжело ступая, отправилась наверх. Все понимали, что последнее слово еще не сказано.

— Иди, Силье, — мягко сказал старый художник. — С тобой и детьми ничего не случится, даю клятвенное обещание.

Растроганно улыбаясь, она поблагодарила всех и ушла.

Был ясный день без солнца, но со снегом, который светился под индиго-синими облаками. Ей нужно было добраться до дороги наверху на холмах. Снег был неглубок, он еле доходил ей до лодыжек, на ней были высокие сапоги. Через некоторое время она вышла на узкую лесную тропинку, и идти стало легче. На дорожке не было следов, так как всего два дня тому назад шел снег. Подъем был крутым, и через некоторое время ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Внизу под ее ногами лежало селение, церковь, речка, где водится лосось, хутор Бенедикта и другие постройки, разбросанные вокруг усадьбы… Теперь Страна Теней находилась как раз прямо перед ней. Отсюда, сверху, она выглядела иначе…

Силье повернулась, чтобы идти дальше, и резко остановилась, напуганная. Она чуть было не шагнула прямо на него. Он стоял, оперевшись одной рукой на сосну. Снег, вероятно, заглушил звук его шагов. Она смотрела на него испуганными глазами. Ее сердце колотилось. Это было почти так же, как при их первой встрече. Сейчас он выглядел так же великолепно, так же странно и зверинообразно — с глазами, светившимися при слепящем дневном свете. Но сейчас они, казалось, смотрели неприязненно.

И это внушающее ужас существо она видела в таких скандально-интимных сновидениях! Она явно сумасшедшая! Силье пыталась побороть страх, овладевший ею. Если он сделан из плоти и крови, то тоже нуждается в пище и человеческом тепле. Растерянно она протянула ему сундучок.

— Я принесла вам немного еды, господин. Ведь сегодня Рождество и…

Он протянул руку и взял сундучок.

— Ты не должна была сюда приходить, Силье, — сказал он недовольно. Его лицо было словно высечено из камня, а глаза говорили о том, что он хочет соблюдать дистанцию.

Она резко повернулась.

— Мне хотелось только этого.

Он взял ее за руку.

— Однако сейчас ты здесь и выглядишь замерзшей. Я должен, конечно, позаботиться о том, чтобы ты могла согреться, Пойдем! — сказал он бесцеремонно и показал жестом, что они должны продолжить путь наверх к его хижине.

Они шли по тропинке, не говоря ни слова. В снегу оставались отпечатки его ступней. Безумная мысль посетила ее: что, если бы здесь не было следов? Тогда бы, по всей вероятности, она бы с воем бежала отсюда со всех ног. Силье не осмеливалась смотреть на него. Это было страшно и унизительно, оттого что она все еще чувствовала влечение к нему, ощущала, как ее грудь словно цепенела от желания, когда он взял ее за руку. И как он разозлился на нее за то, что она пришла! Это было больно!

— У вас гости? — коротко спросил он. И на том спасибо! Во всяком случае, он говорил с ней.

— Да, — вздохнула она. — Из-за них у нас не все в порядке.

Поскольку он явно ждал услышать больше, Силье, запинаясь, рассказала об Абелоне и ее детях и обо всех изменениях в доме, о разговоре на кухне.

— Последнее, что ты сказала, я не понял как следует, — прервал он ее. — Бенедикт задумал жениться на тебе?

— О нет, этого он, конечно, не думает!

— Так это можно понять. Как иначе можно лишить наследства детей Абелоны?

Силье призадумалась.

— Он пришел ко мне однажды вечером… и наговорил очень много глупостей. Но он был пьян, и я не обратила на это внимания. Я выставила его за дверь. Можно себе представить, что у него были тогда какие-то неясные планы.

Ее спутник долго молчал. Она бросила на него быстрый и робкий взгляд. Его челюсти были так плотно сжаты, что губы побелели. Тогда он сказал:

— Ты изменилась, Силье. Ты полна страха. Что случилось?

Она сделала глубокий вдох и сказала:

— Я узнала ваше имя. На этот раз настоящее имя.

Он помолчал одно мгновение.

— И все же ты пришла?

Его голос звучал почти агрессивно. Силье поежилась, словно пытаясь сжаться.

— Вы никогда не сделали мне ничего плохого, — сказала она тихо. — Кроме того, вы сказали, что нуждаетесь во мне.

— Я сказал? Это было безумно с моей стороны. И так же безумно с твоей придти сюда.

Силье хотела узнать, почему, но не решилась спросить об этом вслух. Она пыталась скрыть свое разочарование и обиду.

— Мне нужно поговорить с вами сейчас. Все стало так трудно там внизу на хуторе… это с вашим именем. Я растеряна, беспомощна и неуверенна. Мне необходимо узнать больше. Не будете ли вы так добры.

— Это, пожалуй, лучше всего. Но сначала ты должна перестать называть меня господином. Ты же теперь знаешь мое имя и знаешь, что я никакой не господин.

Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина… Но вдруг лес расступился, и взору Силье предстала маленькая хижина, иссеченная непогодой и солнцем. Дымок все еще клубился через отверстие в крыше. Он открыл дверь, она нагнулась и вошла. Когда дверь за ними закрылась, у них возникло особое настроение, которое она не могла объяснить. Она назвала бы его доверительностью.

Это была курная избушка с очагом посреди пола, то, к чему она привыкла дома. Лишь у Бенедикта она попала в более благоустроенное жилье. Господская усадьба, где работал ее отец, в расчет не бралась. Она принадлежала людям, стоявшим так высоко над Силье и ей подобными, что это были как бы два разных мира. Здесь же все было устроено по-старинному. Вдоль стен стояли скамьи, простые шкафы и короткая встроенная кровать… Дым очага собирался под крышей и выходил наружу через отверстие, которое было также единственным отверстием, пропускавшим свет. Оно закрывалось тонкой кожей какого-то животного и сейчас было приоткрыто. Поперек хижины, под крышей была единственная балка, на которой висел на цепочке котел.

Силье протянула замерзшие руки к огню. Чуть помедлив, он взял у нее бархатный плащ и повесил его сушить, внизу плащ был влажным от снега.

— А твои сапоги?

— Они плотно сидят. Я их лучше оставлю на себе. Она говорила тихим неуверенным голосом, опасаясь перемены его настроения. Он кивнул и предложил ей сесть на самую широкую скамью, покрытую овечьими шкурами. Сам он сел на скамью по другую сторону очага.

— Вы не хотите съесть что-нибудь из сундучка? — спросила она.

Его голос звучал по-прежнему сурово:

— Спасибо. Позже. Сначала я хочу поговорить с тобой. — Он поставил на огонь котелок с водой, что бы они могли выпить что-нибудь горячее. Силье не могла не удивляться настроению, установившемуся в этом помещении. Или… Может быть, она не так уж была удивлена? Она же знала, что причина в большой степени заключается в ней самой. — Мне кажется, я просил тебя говорить мне «ты», — сказал он, садясь.

Она наклонила голову.

— Я не думаю, что смогу. Это было бы самонадеянно с моей стороны. Кроме того, я этого не хочу.

— Значит, ты хочешь держаться на расстоянии?

— Это расстояние вряд ли может преодолеть маленькое слово.

Не глядя на него, она чувствовала его вопросительный взгляд. Вдруг он спросил:

— Что ты думаешь обо мне, Силье? Ты веришь, что я… Тенгель Злой?

Она испытующе смотрела на него через языки пламени. Он сидел спиной к стене, положив руки на согнутые колени. Его лицо в колеблющемся свете очага казалось демоническим.

— Я не могу этому верить, — сказала она задумчиво. — Это кажется таким невероятным. А вы такой… теплый! Но я, действительно, много в вас не понимаю, господин.

Он горько улыбнулся.

— Я могу себе это живо представить. Ты можешь выслушать мою историю? Историю Людей Льда?

— Для этого я и пришла сюда, — сказала она с детской серьезностью. — Да и к тому же я боялась, что вы голодаете.

— Привидение не голодает. Значит, ты не верила в то, что я Тенгель Злой?

— Нет, нет, я не верила.

— Я не являюсь им, — сказал он взволнованно. — О, как люди могут верить в такое?

— Вы знаете… — начала она, но почувствовала себя неуверенно. — Нет, впрочем, ничего.

— Да, — сказал он строго. — Не начинай чего-то, не заканчивая этого!

На мгновение ее захлестнули необузданные мысли о последнем сновидении. Что, если бы она попробовала сбить его ярость, раздевшись с отчаяния, — она так поступила перед мужчинами в том кошмарном сне… Что бы он тогда сказал? Бросил бы ее головой в снег, возможно, испытывая глубокое презрение и отвращение. Ведь сны — это только результаты собственных желаний.

— Нет, это просто мое глупое ощущение, — извинилась она и быстро перевела разговор на то, о чем она, собственно, собиралась говорить. — Совершенно сумасбродное ощущение. Ощущение, что это и есть то, чего я ждала всю мою жизнь.

— Услышать историю Людей Льда? — спросил он скептически.

Она огорчилась.

— Теперь вы поднимаете меня на смех, господин, и я понимаю, что сделала ошибку.

— Скажи тогда, что ты имела в виду? — сказал он нетерпеливо.

Силье сказала подавленно:

— Я только имела в виду чувствовать близость с единомышленником, с тем, кто понимает, так, чтобы не нужно было бояться выдать себя. Знать, что все, что говорит один, хорошо принимается тем, кому доверился. Простите мне мою самонадеянность, вы, бесспорно, не чувствуете ничего общего со мной, я теперь пойду…

Она встала, не смея глядеть на него.

— Сядь! — почти прорычал он. — Ты будешь слушать или нет?

— Да, спасибо, — испуганно вырвалось у нее.

— А теперь оставь свои выдумки!

Он немного подождал, словно чтобы дать время для восстановления душевного равновесия.

— Ты хочешь услышать все? С самого начала?

— Да, спасибо.

— Тебе не нужно шептать. Ты похожа на птенца перед змеей. Ох, я не знаю, как начать. Я никогда раньше никому не рассказывал эту проклятую историю.

На его лице промелькнуло выражение отчаяния. Силье снова уселась поудобнее. Она чувствовала, как бьется сердце, но была готова слушать сагу о Людях Льда.