"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

Глава третья. ТРОЕ — КОМПАНИЯ ЧТО НАДО[98]

– Тебе лучше уйти незаметно и побыстрее, — сказал Гэндальф.

Прошло уже две или три недели, а Фродо все никак не мог собраться с духом.

– Знаю. Но и то и другое очень трудно, — возразил он. — Если я просто хлоп! — и пропаду с глаз долой, как Бильбо, об этом уже назавтра будет болтать все Заселье.

– «Хлоп — и с глаз долой!» Только этого не хватало! — Гэндальф не был расположен шутить. — Я сказал — побыстрее, а не сию минуту. Если ты найдешь способ ускользнуть из Заселья, не привлекая всеобщего внимания, то ради этого можно и задержаться ненадолго. Подчеркиваю: ненадолго.

– Как насчет осени — скажем, после нашего Дня Рождения? — предложил Фродо. — К тому времени я, наверное, смогу кое–что придумать.

Если честно, теперь, когда дошло до дела, уходить ему совсем расхотелось. Котомка казалась желаннее, чем когда–либо; к тому же Фродо намеревался вкусить всю сладость последнего засельского лета. Он знал: когда нагрянет осень, душа не будет так противиться мысли о дальних странствиях. Сам с собою он тайно уговорился выйти в день своего пятидесятилетия (Бильбо исполнялось сто двадцать восемь). Почему–то Фродо казалось, что это самый правильный день, чтобы последовать за Бильбо. Мысль о том, что он пойдет по следам старого хоббита, несказанно волновала Фродо и примиряла с необходимостью ухода. О Кольце и о том, куда оно может завести, Фродо старался не думать, но Гэндальфу своих опасений до конца не поверял. О чем волшебник догадывался, о чем — нет, сказать было трудно.

Гэндальф посмотрел на Фродо и улыбнулся:

– Что ж, отлично. Думаю, срок подходящий. Но учти — ни днем позже! Я начинаю не на шутку беспокоиться. Пока время не настало, будь как можно осторожнее, и смотри — даже намеком не проговорись, куда идешь! И приглядывай за Сэмом Гэмги. Если он проболтается — клянусь, быть ему жабой!

– Насчет того, куда я пойду, проговориться будет трудно, — заметил Фродо. — Я и сам–то хорошенько не знаю куда!

– Что за глупости! Речь не о том, оставлять адрес на почте или нет. Ты покидаешь Заселье, и, пока не уйдешь достаточно далеко, знать об этом никто не должен. На север ли ты отправишься, на юг, на запад ли, на восток — неважно, свернешь куда по пути — тоже неважно, но направление надо утаить.

– Я так убиваюсь по Котомке и друзьям, что не подумал, в какую сторону идти, — признался Фродо. — Куда податься? Как выбрать дорогу? И что я должен буду совершить? Бильбо ездил за сокровищами туда и обратно, а я, сколько понимаю, еду, чтобы потерять свое сокровище и не вернуться вообще.

– Всего ты понять покуда не в силах, да и я тоже, — сказал Гэндальф. — Не исключено, что отыскивать Трещины придется именно тебе, но это еще вилами по воде писано, — может, найдутся и другие смельчаки. Как знать? Но в любом случае ты к такой дальней дороге еще не готов.

– Да уж! — пробормотал Фродо. — Но пока я не готов к ней, куда мне идти?

– Навстречу опасности! Но не очертя голову и не на авось. Хочешь моего совета? Вот он: отправляйся в Ривенделл, который некоторые называют еще Двоедолом. Путь туда не слишком опасен. В былые времена это вообще сошло бы за увеселительную прогулку, но теперь все меняется к худшему, а к концу года на дорогах будет и вовсе скверно.

– Ривенделл! Чудесно! Значит, я иду на восток — в Ривенделл! Покажу Сэму эльфов. Он, верно, будет рад–радешенек!

Говорил Фродо шутя, но в сердце у него вдруг шевельнулось горячее желание увидеть Дом Элронда Полуэльфа и вдохнуть воздуха горной долины, где и теперь еще в мире и покое обитали дети Благородного Племени.

Однажды летним вечерком «Плющ» и «Зеленый Дракон» потрясла неслыханная новость. Великаны на окраинах Заселья и прочие зловещие знамения были позабыты и уступили место событию куда более важному: господин Фродо решил продать Котомку, более того — уже продал, и кому — Саквилль–Бэггинсам!

– Деньжат отвалили — ого–го! — завидовали одни.

– За бесценок отдал, — возражали другие. — Лобелия раскошелится! Жди!

(Долгая, но полная разочарований жизнь Ото[99] закончилась на сто втором году — за несколько лет до того.)

Но цена–то ладно, а вот зачем было господину Фродо расставаться со своей несравненной норой — вот что не давало покоя завсегдатаям обоих трактиров! Некоторые придерживались мнения, которое находило опору в намеках и подсказках самого господина Бэггинса: у Фродо, мол, опустела мошна, а посему он решил уехать из Хоббитона, обустроиться в Бэкланде и мирно жить–поживать там на вырученные денежки в окружении родичей — Брендибэков. «Чтоб Саквилль–Бэггинсов пореже видеть», — ехидничали сторонники этой точки зрения. Но в несметные богатства Бэггинсов из Котомки верили так прочно, что никто о разорении Фродо и слышать не хотел: все, что скажете, только не это! Многим угодно было видеть за новосельем Фродо исключительно козни Гэндальфа, темные и покуда необъяснимые. Волшебник гостил у Фродо тихомолком и днем на улицу не выходил, но о том, что он «укрылся в Котомке», знали все. Как именно переезд вписывается в его колдовские замыслы, никто пока не дознался, но от правды деться было некуда — Фродо Бэггинс действительно решил перебраться в Бэкланд.

– Да, прямо этой осенью, — подтверждал он. — Мерри Брендибэк присмотрит мне какую–нибудь славную маленькую норку или там домишко — и в путь!

На самом деле он с помощью Мерри уже облюбовал и приобрел маленький домик в так называемой Крикковой Лощинке[100], что за Бэкбери. Для всех, кроме посвященного в суть дела Сэма, объявлялось, что он перебирается туда насовсем. Мысль переехать именно в Бэкланд подсказало ему направление будущего пути — на восток. Бэкланд лежал близ восточных границ Заселья. К тому же Фродо провел там детство, так что возвращение представлялось вполне естественным.

Гэндальф оставался в Заселье больше двух месяцев. Но в один прекрасный вечер ближе к концу июня, вскоре после того, как все было расписано окончательно, волшебник неожиданно объявил, что утром ему пора в дорогу.

– Надеюсь, что еду ненадолго, — успокоил он Фродо. — Вот только наведаюсь на южную границу, а может, и подальше — надо собрать кой–какие сведения, если удастся. Мне не следовало так долго сидеть сложа руки.

Говорил он весело, но Фродо показалось, что волшебник чем–то встревожен.

– Что–нибудь стряслось? — спросил он напрямую.

– Да нет, пожалуй. Просто до меня дошли кой–какие недобрые новости. Придется разобраться. Если я приду к выводу, что тебе надо срочно сниматься с места, то я тотчас явлюсь или пришлю весточку. А пока следуй своему плану, но удвой осторожность, особенно с Кольцом. Выжги это у себя в голове каленым железом: пользоваться Кольцом нельзя!

Он ушел на ранней заре.

– Вернуться могу в любой миг, — сказал он на прощание. — Самое позднее — ко Дню Рождения. Я все больше склоняюсь к мысли, что в пути моя помощь тебе крепко понадобится!

Поначалу Фродо порядком встревожился и долго гадал — что за новости такие дошли до Гэндальфа? Но со временем беспокойство улеглось, и Фродо, наслаждаясь солнышком, забыл до поры до времени о всех неурядицах. В Заселье давно не выдавалось такого редкостного лета и столь изобильной осени: яблони изнемогали под тяжестью яблок, соты так и сочились медом, тяжелые колосья клонились долу.

Осень уже окончательно вступила в свои права, когда Фродо снова забеспокоился. Шутка ли — середина сентября, а от Гэндальфа ни слуху ни духу! День Рождения, а с ним и отъезд приближались неотвратимо, а волшебника все не было; не было и весточки. В усадьбе началась предпраздничная кутерьма. К Фродо на время приехали друзья — помочь укладываться. Это были Фредегар Булджер, Фолко Боффин и, конечно же, закадычные приятели Фродо — Пиппин Тукк и Мерри Брендибэк. Объединив усилия, они устроили в Котомке неслыханный беспорядок.

Двадцатого сентября в Бэкланд, к новому дому Фродо, отправились через Брендивинский Мост две крытые повозки с мебелью и тем добром, что Фродо решил не продавать.

На следующий день Фродо совсем потерял покой и беспрестанно выбегал посмотреть — не идет ли Гэндальф? Утро четверга, то есть Дня Рождения, выдалось ясное и погожее — точь–в–точь как тогда, много лет назад, в день прощального торжества Бильбо. А Гэндальф все не шел. Вечером Фродо устроил скромный прощальный ужин на пятерых, включая его самого и друзей, что ему пособляли. На душе у Фродо скребли кошки, и ему было не до праздника. Стоило подумать о грозящем расставании с друзьями, как на сердце наваливалась тяжесть. «Как же открыть им правду?» — терзался Фродо.

Четверка молодых хоббитов, наоборот, пребывала в самом жизнерадостном настроении, и за столом скоро стало куда как весело, даром что Гэндальф так до сих пор и не появился. Из столовой вынесли все, кроме стола и стульев, но хорошей еды хватало, как и доброго вина: Фродо не стал продавать его Саквилль–Бэггинсам.

– Что бы ни случилось с остальными моими вещичками в когтях Лобелии, винцо я, считай, пристроил! — объявил Фродо, осушив свой стакан до последней капли — действительно последней: «Старый Виноградник» друзья прикончили.

Спев множество песен и повспоминав прежнее житье–бытье, они выпили за здоровье Бильбо и Фродо — таков был обычай. Затем, подышав воздухом и поглядев на звезды, друзья отправились на боковую. Праздник закончился. Гэндальф не пришел.

Наутро в Котомке снова закипела работа: надо было нагрузить последнюю повозку остатками поклажи. Мерри вызвался отвечать за доставку и, прихватив Пончика (Фредегара Булджера), отправился вперед.

– Должен же кто–то затопить камин к твоему прибытию, — объяснил он. — До встречи! Если не заснете по дороге, послезавтра увидимся!

Фолко, позавтракав, откланялся. Пиппин остался с Фродо и Сэмом. Фродо не находил себе места и ловил каждый звук — не идет ли Гэндальф? Напрасные надежды! Но все же Фродо решил подождать до сумерек. А потом, если дело спешное, Гэндальф может найти его и в Крикковой Лощинке. Еще и вперед поспеет. Сам Фродо решил идти пешком. Замысел его состоял в том, чтобы пройти от Хоббитона до Бэкландского парома (не так уж и далеко, в сущности!), полюбоваться напоследок Засельем и сгладить боль разлуки.

– И размять косточки, — вслух добавил Фродо, стоя в опустевшей прихожей и разглядывая себя в пыльном зеркале. Он успел отвыкнуть от долгих прогулок и быстрой ходьбы, и отражение показалось ему толще, чем следует.

После завтрака пожаловали Саквилль–Бэггинсы — Лобелия и ее рыжий отпрыск Лотто, немало досадив Фродо своим визитом.

– Наконец–то мы завладели этой норой! — провозгласила Лобелия, переступая порог. Во–первых, это была вопиющая бестактность, а во–вторых, если подойти строго, неправда: во владение Котомкой они должны были вступить только после полуночи. Но Лобелию можно было, наверное, и простить: ей пришлось ждать этого мгновения на семьдесят семь лет дольше, чем она рассчитывала. Ведь ей стукнуло уже целых сто! Как бы то ни было, она не преминула тщательно проверить — не увез ли часом старый хозяин чего–нибудь из купленного? Кроме того, она потребовала ключи. Чтобы ублаготворить ее, пришлось потратить немало времени: старая перечница принесла с собой подробную опись имущества и тщательно все сверила. Наконец Лобелию и Лотто удалось спровадить, вручив им запасной ключ и обещав оставить другой у Гэмги в Отвальном. Лобелия фыркнула, ясно дав понять, что знает этих Гэмги как облупленных и что они как пить дать этой же ночью обчистят нору самым бесстыдным образом. Фродо не стал даже предлагать ей чаю.

Сам он, однако, чаю напился — на кухоньке, в компании Пиппина и Сэма Гэмги. Объявлено было, что Сэм отправляется в Бэкланд «прислуживать господину Фродо и ухаживать за его садиком». Старикан Гэмги, отец Сэма, одобрил такой поворот событий. Что говорить, местечко тепленькое! Но в главном его горе (ведь он получил в соседки Лобелию!) это было слабым утешением.

– Последняя трапеза в Котомке! — торжественно провозгласил Фродо, отодвигая стул.

Грязную посуду они оставили Лобелии — авось вымоет, руки не отсохнут. Пиппин и Сэм затянули дорожные мешки покрепче и вынесли их на крыльцо. Пиппин отправился в последний раз прогуляться по саду. Сэм куда–то исчез.

Солнце село. Неприбранная, наполовину опустошенная Котомка выглядела печально и мрачно. Фродо кружил по знакомым комнаткам, пока отсвет заката на стенах не померк и из углов не выползли тени. В усадьбе постепенно становилось темно. Фродо вышел за порог, спустился крутою тропкой к калитке и направился прямиком к ведущей на Холм дороге. Он не терял надежды увидеть там Гэндальфа, большими шагами спешащего в сумерках вверх по склону.

Небо оставалось ясным, звезды разгорались все ярче.

– Ночка будет — загляденье, — сказал Фродо вслух. — Для начала — то, что надо. Пройдусь с удовольствием. Наконец–то! А то живешь как подвешенный, ни то ни се. Сил больше нет! Все! Ухожу! Пусть Гэндальф догоняет!

Он решительно повернулся, чтобы идти назад, — и вдруг замер: в двух шагах, сразу за углом Отвального Ряда, послышались голоса. Один принадлежал, вне сомнений, Старикану Гэмги, другой показался Фродо незнакомым и звучал неприятно. Слов чужака Фродо не расслышал, зато ответ Старикана долетел отчетливо, благо тот чуть ли не срывался на крик: видно, неизвестный крепко его донял.

– Нет, говорю тебе! Уехал господин Бэггинс. В аккурат этим утром, да. И Сэм мой с ним за компанию. По крайности, добро все увезли уже. А что не увезли, продали и — поминай как звали. Зачем? А я не сую носа в чужие дела, да и тебе не советую, приятель. Куда? Ну, это не секрет. Не то в Бэкбери, не то еще куда. Вроде того, одним словом… А вот прямехонько этой дорогой. Нет, я в такую даль не езжу: они там все с вывихом, в этом Бэкланде. Порченый народ. Нет, передавать ничего не стану. Спокойной ночи!

Послышались удаляющиеся шаги. Фродо подивился — отчего на душе у него так полегчало, когда он понял, что чужак направился вниз, а не наверх? «Надо же, как опротивели мне все эти господа, что лезут с вопросами да выпытывают насчет чужих планов», — подумал он. Он чуть было не спросил у Старикана, кто это о нем допытывался, но — к добру ли, к худу — передумал и поспешил обратно в Котомку.

Пиппин сидел на дорожном мешке, возле двери. Сэма еще не было. Фродо шагнул в темноту прихожей.

– Сэм! — позвал он. — Пора!

– Бегу, хозяин! — послышался голос откуда–то издалека. Вскоре подоспел, на ходу вытирая губы, и обладатель голоса. Он прощался с пивным бочонком в подполе.

– Ну как, надолго запасся? — поинтересовался Фродо.

– Угу! Авось теперь какое–то время продержусь!

Фродо запер круглую дверцу и отдал Сэму ключ.

– Беги домой и отдай ключ, Сэм, — велел он. — Потом дойдешь до угла Отвального, ноги в руки — и вперед, за нами. Мы будем ждать тебя у дальней калитки, за лугом. Через деревню не пойдем. Что–то сегодня любопытных многовато.

Сэм припустил вниз по дороге.

– Наконец–то в путь! — воскликнул Фродо.

Они закинули за спину мешки, подхватили палки — и поспешили в западный угол сада.

– Прощайте! — сказал Фродо черным, ослепшим окнам, помахал им рукой, повернулся и направился за Перегрином вниз по тропинке. Сам того не зная, он выбрал тот же путь, что когда–то Бильбо. Они перепрыгнули через живую изгородь, где пониже, и углубились в поля, сразу растворившись в темноте, словно и не было никого, — только трава прошелестела.

Спустившись по западному склону Холма, они отыскали калитку; дальше начиналась узенькая тропа. Здесь друзья остановились и поудобнее завязали ремни на дорожных мешках. Вскоре подоспел и Сэм — он торопился изо всех сил и как следует запыхался. На плечах у него громоздился непомерно тяжелый мешок, а на голову он напялил высокий, бесформенный фетровый колпак, который гордо величал шляпой. В темноте Сэм мог бы вполне сойти за гнома.

– Спорим, вы нарочно понапихали мне в мешок всяких тяжестей, — отдувался Фродо. — Бедные улитки! Бедные все, кто таскает дом на своем горбу!

– Давайте, я у вас что–нибудь возьму, хозяин. У меня мешок легкий, — мужественно соврал Сэм.

– Нет уж! Дудки! — вмешался Пиппин. — Ему только на пользу! Что он сам сказал, то ему и положили. Просто в последнее время наш Фродо малость разленился. Вот сбросит жирок — сразу небось повеселеет!

– Сжальтесь над бедным старым хоббитом! — взмолился Фродо со смехом. — Так я у вас в былинку превращусь, не дойдя и до Бэкбери, точно вам говорю!.. Впрочем, хватит болтать чепуху. Если серьезно, Сэм, я подозреваю, что ты набрал лишнего. На первом же привале займемся твоим мешком. — И он снова поднял с земли палку. — Итак, вперед! Бродить по ночам мы все любители, так что верста–другая перед сном нам не повредит!

Сперва они воспользовались тропкой, но вскоре свернули налево и снова бесшумно углубились в поля. Шли гуськом, вдоль межей, огибая рощицы. Вокруг сомкнулась черная ночь. Темные плащи делали их невидимыми, словно все трое обзавелись волшебными кольцами. Оставив болтовню и стараясь не переговариваться на ходу, они пробирались среди травы как истые хоббиты — совершенно бесшумно; даже свой брат и тот ничего не услышал бы. Да что свой брат — звери, лесные и полевые, и те остались в неведении об этой ночной вылазке.

Вскоре вся троица по узкому деревянному мостику переправилась через Реку к западу от Хоббитона. Собственно говоря, Река здесь похожа была скорее на ручей и черной лентой петляла среди склонившихся над водой ольшаников. Пройдя еще версту–другую, хоббиты, пригнувшись, перебежали через широкий тракт, ведущий к Брендивинскому Мосту, и оказались во владениях Тукков. Затем, свернув на юго–восток, они направились в сторону Зеленых Холмов. Взобравшись на первый склон, они обернулись на дальние хоббитонские огоньки, мерцавшие в мирной долине у воды. Вскоре Хоббитон скрылся за темнеющими холмами; вместо него показалось Приречье и тусклый Приреченский Пруд. Когда огонек последней фермы, приветно мигавший среди деревьев, остался позади, Фродо обернулся и помахал на прощание рукой.

– Неужели я в последний раз гляжу на эту долину? — тихонько проговорил он.

После трех часов ходьбы они сделали привал. Ночь была ясная, холодная, звездная, но по склонам холмов уже ползли дымные перья тумана из речных русел и глубоких лощин. Бледное темное небо черной сетью заткали полуоблетевшие ветви берез, слегка раскачивавшиеся под ветром. Друзья поужинали (или, по хоббичьим понятиям, скорее слегка перекусили) и двинулись дальше. Вскоре они вышли на узкую тропу, что петляла по холмам и терялась в темноте: это был путь к Лесному Приюту, а оттуда — в Амбары и к парому. Тропа начиналась у Главного Тракта, в долине Реки, и, огибая Зеленые Холмы, вела в Лесной Угол — самую безлюдную часть Восточного Предела.

Вскоре дорога нырнула в глубокую лощину, по обеим сторонам которой шелестели сухой листвой высокие деревья. Поначалу друзья переговаривались, мурлыкали себе под нос разные песенки, решив, что теперь–то уж их подслушивать некому, потом смолкли. Пиппин начал помаленьку отставать. Наконец после одного особенно крутого подъема он остановился и зевнул.

– Глаза так и закрываются, — сказал он сонно. — Скоро повалюсь прямо на дороге. А вы как — стоя спать будете? Уже скоро полночь.

– Я думал, тебя хлебом не корми — дай побродить в темноте, — притворно удивился Фродо. — Но спешить особенно некуда. Мерри будет ждать нас, только начиная с послезавтра, — значит, у нас еще почти два дня в запасе. Подыщем удобное местечко и заночуем.

– Ветер западный, — определил Сэм. — С подветренной стороны холма как раз то, что надо: и тихо, и уютно. Если я верно помню, сейчас пойдет сухой ельник…

На тридцать верст от Хоббитона Сэм знал каждый камешек, но этим его познания в географии ограничивались.

По ту сторону холма действительно начинался ельник. Свернув с тропы, они нырнули в смолистую темноту и первым делом набрали хвороста и шишек для костерка. Скоро под ветвями большой ели весело потрескивал огонь, а хоббиты сидели вокруг и грелись, пока не начали клевать носом. Тогда они завернулись в одеяла, пристроились между огромными, расходящимися во все стороны корнями старого дерева, каждый в своем отдельном углу, и вскоре уже спали как убитые. Часовых решили не выставлять. Даже Фродо отложил страхи на потом: какие могут быть опасности в самом сердце Заселья? Никто не видел путников; разве что несколько зверьков, когда погас костер, подобрались поближе — поглазеть. Случилось пробежать по своим делам лису; приметив чужаков, он остановился и понюхал воздух.

– Хоббиты! — изумился он. — К чему бы это? Много нынче странного творится, но чтобы хоббит спал не дома, а в лесу под деревом?! Нечасто такое увидишь. И не один, гляди–ка, а целых три! Неладно это, ох неладно!

Лис попал в самую точку, но смысл увиденного так навсегда и остался для него тайной за семью печатями.

Наступило утро, бледное и туманное. Фродо проснулся первым — и обнаружил, что корень оставил у него в спине изрядную вмятину, да и шея задеревенела.

«Ничего себе удовольствие! И зачем я пошел пешком? — подумалось ему, как всегда в начале долгого похода. — Как же это меня угораздило продать Саквилль–Бэггинсам мои великолепные перины? Лучше б я уступил им этот корень!»

Отгоняя неприятные мысли, он потянулся и позвал:

– Эй, хоббиты, поднимайтесь! Утро нынче просто замечательное!

– Ничего замечательного не вижу, — возразил Пиппин, кося одним глазом поверх одеяла. — Сэм! Подашь нам завтрак в половине десятого! Согрел воду для мытья?

Сэм вскочил, хлопая спросонья глазами:

– Нет еще! Но я мигом, сударь!

Фродо стянул с Пиппина одеяло, перекатил приятеля на другой бок и отправился на опушку ельника. На востоке из густой дымки, скрывавшей долину, вставало красное солнце. Кроны деревьев, тронутые багрянцем и позолотой, плавали в море тумана, словно оторвавшись от корней. Слева круто ныряла вниз и пропадала из виду вчерашняя тропка.

Когда он вернулся, оказалось, что Сэм и Пиппин уже успели развести костер.

– Давай воду! — набросился на Фродо Пиппин. — Где вода?

– Не в карманах, как видишь, — отмахнулся Фродо.

– Мы–то думали, ты за водой ходил, — рассердился Пиппин, доставая из мешка еду и кружки. — Может, сгоняешь все–таки?

– А почему не вместе? — весело отозвался Фродо. — Захвати фляги и айда!

У подножия холма пробивался ручеек. Они наполнили фляги и походный котелок у маленького водопадика, где ручей переливался через большой серый валун. Вода оказалась ледяной, и хоббиты долго фыркали и отдувались, поливая лицо и руки.

Пока они закусывали, утрамбовывали мешки и собирались в путь, перевалило за десять. День намечался ясный и жаркий. Друзья спустились с холма, перебрались через ручей неподалеку от родника — и пошло–поехало: вверх по склону, на гребень холма, вниз… Скоро плащи, одеяла, вода, пища и все прочее стало казаться неимоверно тяжелым — что твои булыжники.

Дневной переход обещал быть жарким и утомительным. Правда, через версту–другую дорога перестала скакать вверх–вниз: изнуряющим зигзагом взобравшись по крутому обрыву, она приготовилась к последнему спуску. Внизу простиралась равнина с темными пятнами рощиц, вдали сливавшимися в бурую дымку, — там лежал Лесной Приют, а дальше угадывался Брендивин. Нить дороги вилась и петляла, убегая вдаль.

– Дороге прямо конца нет, — вздохнул Пиппин, — а вот мне, если я не отдохну, точно конец придет. По–моему, пора перекусить еще разок.

С этими словами он опустился на высокую обочину, приложил ко лбу ладони и всмотрелся из–под руки в дымку на горизонте — туда, где текла Большая Река, где кончалось Заселье, в котором он провел всю свою жизнь. Сэм стоял рядом, широко раскрыв круглые глаза: впереди лежали неизведанные земли, а за ними — новый, незнакомый горизонт.

– А эльфы в тех лесах водятся? — спросил он.

– Не слыхал что–то, — отозвался Пиппин.

Фродо не ответил. Он смотрел на убегающую вдаль дорогу, словно видел ее впервые. И вдруг продекламировал нараспев, громко, ни к кому не обращаясь:

– Это же вроде бы старого Бильбо вирши, — припомнил Пиппин. — Или ты это сам написал на тот же манер? Звучит не слишком жизнерадостно.

– Не знаю, — пожал плечами Фродо. — Мне почему–то показалось, что я их вот прямо сейчас, на месте сочинил. Но вполне может статься, что когда–то давно я их от кого–нибудь слышал. Мне просто Бильбо вспомнился — каким он был в последние годы, перед Уходом. Он говаривал, что Дорога на самом деле одна, точь–в–точь большая река: у каждой двери начинается тропинка, ни дать ни взять ручей, что бежит от криницы, а тропинки все до одной впадают в Большую Дорогу. «Выходить за порог — дело рискованное, — повторял он. — Шагнешь — и ты уже на дороге. Не удержишь ног — пеняй на себя: никто не знает, куда тебя занесет. Понимаешь ли ты, что прямо здесь, за дверью, начинается дорога, которая ведет на ту сторону Чернолесья? Дашь ей волю — и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься у Одинокой Горы или где–нибудь еще, так что и сам будешь не рад!» А ведь это он про ту самую тропинку говорил, что начинается у дверей Котомки. Придет, бывало, с прогулки и затеет разговор…

– Меня лично дорога пока что никуда не уведет. Дудки! По крайней мере с часок ей придется обождать, — зевнул Пиппин и скинул с плеч мешок. Остальные последовали его примеру и уселись на высокой обочине, побросав поклажу и свесив ноги. Отдохнув как следует, друзья плотно, не торопясь, подкрепились и покемарили еще немножко.

Когда они спустились с холма, солнце уже клонилось к западу и равнину заливал теплый послеполуденный свет. До сих пор на пути не встретилось ни единой живой души. Дорога слыла полузаброшенной — на повозке тут было не проехать, да и мало кто наведывался в Лесной Угол. С час или около того хоббиты без приключений шагали по тракту. Вдруг Сэм остановился и прислушался. Холмы остались позади, и дорога, вдоволь попетляв, бежала теперь прямо вперед среди лужаек, на которых то здесь, то там высились великаны–деревья — вестовые близкого леса.

– Нас нагоняет лошадь. Или пони, — сказал Сэм.

Все обернулись, но поворот дороги не позволял далеко видеть.

– Может, Гэндальф? — неуверенно предположил Фродо, но, не успев договорить, понял почему–то, что никакой это не Гэндальф. Его вдруг нестерпимо потянуло спрятаться от неизвестного всадника. — Может, это и неважно, — сказал он извиняющимся голосом, — но я бы предпочел, чтобы меня здесь не видели. Чтобы вообще никто не видел. Хватит с меня любопытных! У них, можно подумать, только и дел, что тыкать в меня пальцем да судачить. А если это Гэндальф, выскочим и напугаем его, — добавил он, словно эта мысль посетила его внезапно. — Чтоб неповадно было опаздывать! Ну что? Прячемся?

Сэм и Пиппин бросились налево, скатились в небольшую ложбинку неподалеку от обочины и залегли там. Фродо все еще колебался: желанию немедленно спрятаться что–то мешало — не то любопытство, не то еще что. Цокот копыт все приближался. В последнюю секунду Фродо все–таки спохватился и юркнул в густую траву за деревом, распростершим над тропой ветви. Оказавшись в укрытии, он приподнялся и выглянул, таясь за одним из самых толстых корней.

Из–за поворота показалась черная лошадь — не хоббичий пони, нет, настоящая большая лошадь. В седле сидел человек; он был высок ростом, но ехал пригнувшись. Всадника окутывал черный плащ, так что видны были только сапоги в высоко поднятых стременах; лица, затененного низким капюшоном, разглядеть было невозможно.

Когда всадник поравнялся с деревом, за которым хоронился Фродо, лошадь вдруг остановилась. Черный человек сидел в седле неподвижно, как влитой, лишь голова склонилась набок, словно всадник прислушивался. Из–под капюшона донеслось легкое сопение, — казалось, всадник пытается уловить какой–то ускользающий запах. Голова повернулась налево, потом направо…

Фродо охватил внезапный, безотчетный страх. Неужели заметит?.. У него мелькнула мысль о Кольце. Он и дышать–то боялся, но уж больно вдруг захотелось достать Кольцо — и рука сама потянулась к карману. Только продеть палец в дырочку — и вот оно, спасение! Наказ Гэндальфа представился вдруг нелепым. Ведь Бильбо пользовался Кольцом. «В конце концов, я пока что у себя дома, в Заселье», — решил наконец Фродо и дотронулся до цепочки, на которой висело Кольцо. Но всадник уже выпрямился и тронул поводья. Лошадь переступила с ноги на ногу и двинулась вперед — сперва медленно, потом рысью.

Фродо подполз к обочине и проводил всадника взглядом до ближайшего поворота. В последний момент хоббиту померещилось — хотя точно он сказать не мог, — что лошадь свернула в сторону и скрылась за стволами деревьев.

– Странно это все, вот что, странно и подозрительно, — сказал себе Фродо, направляясь к Сэму с Пиппином. Оба лежали в траве лицом вниз и ничего не видели, так что Фродо пришлось подробно описать странного всадника и его чуднóе поведение.

– Почему, мне и самому невдомек, но я точно знаю — меня он ищет. И не просто ищет, а вынюхивает. Но мне совершенно не хотелось, чтобы он меня нашел. Я в Заселье никогда ничего подобного не видал и ни о чем таком не слыхивал.

– Но что Большим тут надо? — недоумевал Пиппин. — Какая нелегкая его сюда занесла?

– Людей тут в последнее время много ошивается, — возразил Фродо. — Особенно в Южном Пределе. У тамошних хоббитов, кажется, были даже какие–то нелады с Большими. Но о таких всадниках я никогда не слыхал. Знать бы, откуда он!

– Простите, сударь, — вмешался неожиданно Сэм. — На самом деле я знаю, откуда он, этот черный всадник, если только он тут один. И куда он едет, я тоже знаю.

– Что ты хочешь этим сказать? — удивился Фродо и повернулся к Сэму. — Что же ты раньше молчал?

– Совсем запамятовал, хозяин! Дело вот как было: воротился я вчера вечером к себе в нору, чтобы ключ оставить, и Старикан мой, значит, говорит мне: «А, это ты, Сэм, — говорит, — а я–то думал, ты еще утром ушел, с господином Фродо. Тут какой–то чужак справлялся о господине Бэггинсе из Котомки. Вот только что, сию минуту. Я его сплавил в Бэкбери. Что–то мне его голос не понравился. Я ему когда сказал, что господин Бэггинс насовсем уехал, так ему это ох как не по душе пришлось! Аж зашипел на меня. Прямо мурашки по спине побежали». — «А он какой был, парень–то этот?» — спрашиваю. — «Да кто его разберет! Одно скажу, не хоббит. Ростом жердина, сам черный, так и навис надо мной. Сразу видно — не отсюда. Из Больших, наверное. Выговор у него еще такой потешный…» Мне, понимаете, некогда было уши развешивать, раз вы меня ждали, ну, я и не обратил особого внимания. Старикан у меня сдает с возрастом и подслеповат малость, да и, почитай, стемнело уже, когда этот тип поднялся на Холм и наткнулся на Старикана — тот подышать вышел, в конец Отвального. Мой старик ничего не напортил, а, хозяин? Или, может, я что не так сделал?

– Старикана винить не в чем, — вздохнул Фродо. — Если честно, то я слышал, как он разговаривает с каким–то чужаком, и чужак, похоже, спрашивал обо мне — я чуть было не подошел узнать, кто таков. Напрасно я передумал. И ты напрасно не сказал сразу. Я бы вел себя осторожнее.

– Может, всадник к тому чужаку вообще не имеет отношения, — предположил Пиппин. — Ушли–то мы тайком. Как же он нас выследил?

– Очень просто, — не растерялся Сэм. — Вынюхал. К тому же давешний чужак тоже был черный.

– Жаль, не дождался я Гэндальфа, — пробормотал Фродо себе под нос. — А может, только хуже бы вышло…

Пиппин вскинулся:

– Стало быть, ты знаешь, что это за всадник? Или, может, догадываешься?

– Знать я ничего не знаю, а догадок строить не хотелось бы, — уклонился от ответа Фродо.

– Добро же, братец Фродо! Твоя воля! Можешь покамест скрытничать, если тебе нравится. Но нам–то как быть? Я бы лично не прочь заморить червячка, но, похоже, надо убираться отсюда подобру–поздорову. Мне что–то не по себе от ваших разговорчиков. Ездят тут всякие и нюхают, да еще невидимыми носами…

– Да, наверное, нам не стоит задерживаться, — согласился Фродо. — Но и по дороге идти нельзя — вдруг он поедет обратно, или, чего доброго, второй всадник объявится? А нам сегодня надо пройти изрядный кусок — до Бэкланда еще топать и топать!

На траву уже легли тонкие, длинные тени деревьев, когда хоббиты снова двинулись в путь. Теперь они пробирались по левую сторону дороги, придерживаясь обочины, но не слишком близко, так чтобы по возможности оставаться незаметными для случайного путника. Правда, идти в итоге пришлось гораздо медленнее — трава росла густо, не продерешься, из–за бесчисленных кочек хоббиты постоянно спотыкались, а деревья смыкали ряд все теснее и теснее.

За спиной село в холмы красное солнце, опустился вечер. Только тогда хоббиты вернулись на проезжую дорогу. Устав бежать все прямо и прямо через плоскую равнину, она сворачивала налево и спускалась в Йельскую низину, направляясь к Амбарам. Вправо от нее отходила узкая тропка и, петляя среди столетних дубов, шла к Лесному Приюту.

– Нам сюда, — объявил Фродо.

Неподалеку от развилки они наткнулись на останки полувысохшего дерева–великана: оно было еще живо, и на тонких побегах–пасынках, проклюнувшихся на поваленном стволе, листва пока не облетела, но внутри зияло большое дупло, куда можно было без труда проникнуть через огромную трещину, с тропы не заметную. Хоббиты заползли внутрь и уселись на груде старых листьев и гнилушек. Здесь они отдохнули, перекусили и тихо перекинулись одним–двумя словами, время от времени замолкая и прислушиваясь.

Когда они выбрались из дупла и прокрались обратно на тропу, уже почти смерклось. В кронах вздыхал западный ветер. Листья перешептывались. Вскоре тропа медленно, но неуклонно стала погружаться во мрак. Темное небо на востоке, за верхушками деревьев, зажглось первой звездой. Хоббиты шли в ногу, бодро, плечом к плечу — для храбрости. Но вскоре звезды густо усеяли небо, заблестели ярче — и друзья перестали беспокоиться. Они больше не прислушивались, не застучат ли копыта, и вскоре негромко запели, по обыкновению путешествующих хоббитов — хоббиты любят петь, особенно когда стемнеет и дом не за горами. Большинство предпочитает песни про ужин и теплую постель, но эта была про дорогу (хотя про ужин и постель в ней тоже поминалось). Бильбо Бэггинс сочинил однажды слова этой песни на старый, как горы, мотив и научил ей Фродо, когда они бродили по тропкам Речной долины и беседовали о легендарном Приключении.

Песня кончилась.

– Спать айда! Спать айда! — пропел Пиппин во всю глотку.

– Тсс! — шикнул Фродо. — По–моему, там опять кто–то едет.

Все трое замерли и прислушались — теперь хоббитов трудно было бы отличить от лесных теней. Невдалеке действительно слышался стук копыт — неторопливый, отчетливый. Друзей с тропы как ветром сдуло — быстро и неслышно они перебежали в густую тень дубов. Фродо остановил их:

– Далеко не заходите! Я не хочу, чтобы меня увидели, но я должен убедиться, что это и вправду Черный Всадник.

– Ладно, иди, — шепнул Пиппин. — Только не забудь, что он может тебя унюхать!

Цокот приближался. Укрытия искать было некогда — пришлось довольствоваться темнотой, царившей под ветвями. Сэм и Пиппин скорчились за толстым стволом, а Фродо подкрался чуть ближе к тропинке. Она казалась серой и бледной, напоминая постепенно гаснущий луч света, протянувшийся сквозь лес. Темное небо над головой густо усыпали звезды; луны не было.

Цокот прекратился. Вглядываясь в сумерки, Фродо заметил, что в просвете меж двух стволов показался сгусток темноты и остановился. Больше всего сгусток этот напоминал призрачную лошадь, которую вела в поводу другая тень — поменьше, но тоже черная. Остановились обе тени у того самого места, где хоббиты сошли с тропинки. Тень, что поменьше, клонилась то туда, то сюда. Фродо показалось, что до него доносится негромкое сопение. Наконец призрак пригнулся к самой земле — и пополз прямо на него.

Желание надеть Кольцо вновь охватило хоббита, на этот раз сильнее, чем когда–либо в его жизни. Так властно прозвучал у него в голове этот призыв, что Фродо, не успев еще осознать, что делает, нащупал в кармане Кольцо… Но в тот же миг откуда–то донесся смех вперемежку с песней. Чистые голоса поющих взвились к звездам. Черная тень выпрямилась — и шаг за шагом стала отступать. Наконец, вскарабкавшись на призрачную лошадь, она растаяла во тьме по ту сторону тропы. Фродо перевел дыхание.

– Эльфы! — послышался сзади хриплый шепот Сэма. — Эльфы, хозяин! — И он рванулся было на голоса, но Фродо и Пиппин удержали его.

– И правда эльфы! — подтвердил Фродо. — В Лесном Приюте их можно изредка встретить. Но живут они не здесь, не в Заселье, а в наши края просто забредают по дороге, когда странствуют вдали от своих земель, что лежат за Башенными Холмами. Ну и повезло же нам! Вы просто не видели, что здесь было! Черный Всадник остановился возле нас, он уже полз на меня, а тут вдруг песня! Небось мигом убрался!

– Ну, а эльфы, эльфы? — волновался Сэм. Всадник его уже не интересовал. — Нельзя пойти на них посмотреть?

– Не спеши! Они идут сюда сами, — остановил его Фродо. — Подождем.

Пение звучало все ближе. Из хора выделился один голос, особенно чистый и звонкий. Пели на языке Высших, Благородных эльфов, поэтому Фродо мог разобрать только отдельные строчки, а Сэм с Пиппином и вовсе ничего не понимали. Но звук, слитый с мелодией, проникал глубоко в душу и сам собой складывался в слова, — правда, понять этих слов до конца хоббиты не могли, как ни старались. Вот как услышал эту песню Фродо:

– Это Высшие эльфы![104] Они пели об Элберет! — воскликнул потрясенный Фродо. — В Заселье это благородное племя почти и не бывает никогда. К востоку от Великого Моря их осталось не так–то много. Странное совпадение!

Хоббиты уселись в густой тени рядом с тропкой и стали ждать. Вскоре на тропе показались эльфы — они спускались с холма в долину. Шествовали они медленно, и хоббиты разглядели, как мерцает у них в глазах и на волосах звездный свет. Факелов у них с собой не было, но у ног их разливалось бледное сияние, подобное свету, который окаймляет гребни гор перед восходом луны. Теперь эльфы шли молча. Последний эльф, почти уже миновав хоббитов, неожиданно повернулся к ним и со смехом воскликнул:

– Фродо! Приветствую тебя! Не поздновато ли для прогулок? Или ты заблудился?

Он позвал остальных, и эльфы, вернувшись, обступили Сэма, Пиппина и Фродо тесным кольцом.

– Вот так чудеса! — переговаривались между собой эльфы. — Три хоббита, в самой гуще леса, да еще ночью! С тех пор как ушел Бильбо, здесь такого еще не видели. Что же с вами случилось?

– А то, Благородное Племя, что нам, кажется, с вами по дороге, — ответил Фродо. — Я люблю бродить под звездами. И не отказался бы присоединиться к вам.

– Вот не было печали! С хоббитами так скучно! Какой в них прок? — рассмеялись эльфы. — Да и откуда тебе знать, что нам по дороге? Ведь ты, кажется, не спрашивал, куда мы идем?!

– А откуда вам известно мое имя? — вместо ответа спросил Фродо.

– Нам известно многое, — откликнулись эльфы. — Мы часто видели тебя с Бильбо, хотя нас ты мог и не заметить.

– Кто же вы и кто ваш предводитель?

– Я, Гилдор, — отозвался предводитель — тот самый эльф, что первым заметил Фродо. — Гилдор Инглорион[105] из Дома Финрода. Мы — Изгнанники. Большинство из нас давно ушло, а мы ненадолго задержались — но скоро и нам пора за Великое Море. Правда, некоторые из наших соплеменников до сих пор тешатся миром и покоем в Доме Элронда. Начинай же свой рассказ, Фродо, поведай нам, что ты здесь делаешь! На твоем лице тень страха.

– О Мудрый Народ! — тут же вмешался Пиппин. — Скажите нам, кто такие Черные Всадники?

– Черные Всадники? — вполголоса зашумели эльфы. — Почему вы спрашиваете о Черных Всадниках?

– Да вот, искали нас сегодня двое каких–то черных всадников, а может, только один, но дважды, — пояснил Пиппин. — Он и сейчас крутился поблизости, но, когда вы появились, мигом смылся.

Эльфы ответили не сразу, сперва они негромко обменялись между собой несколькими фразами на своем языке. Наконец Гилдор повернулся к хоббитам.

– Здесь мы об этом говорить не будем, — сказал он. — Наверное, вам и впрямь лучше пойти с нами. Это у нас не в обычае, но так и быть — на этот раз мы вас проводим, и вы с нами переночуете, если, конечно, вы не против.

– О Благородное Племя! Мог ли я мечтать?! — не веря своим ушам, воскликнул Пиппин, а Сэм и вовсе лишился дара речи.

– Воистину, я благодарен тебе, о Гилдор Инглорион, — с поклоном ответил Фродо. — Элен сиила луумен омэнтиэлво! Звезда осияла час нашей встречи! — добавил он на языке Высших эльфов.

– Осторожнее, друзья! — с веселым ужасом воскликнул Гилдор. — Не выдайте ненароком какой–нибудь тайны! Вы имеете дело со знатоком Древнего Наречия![106] Видимо, Бильбо оказался хорошим наставником. Радуйся, Друг Эльфов! — И он отвесил Фродо низкий поклон. — Присоединяйтесь к нам! Только идите в середине цепочки, чтобы не заблудиться. Не ровен час — выбьетесь из сил: путь неблизкий!

– Почему выбьемся? Куда вы идете? — спросил Фродо.

– Сегодня ночью мы направляемся в холмы Лесного Приюта. До тамошних лесов еще несколько верст. Но в конце вас ждет отдых, и назавтра вы окажетесь ближе к цели.

Путь они продолжали молча. Сторонний прохожий, наверное, принял бы их за ночные тени или блуждающие огни: в искусстве бесшумной ходьбы эльфы превосходят даже хоббитов и при желании могут ступать совершенно неслышно. Пиппин вскоре стал задремывать на ходу и даже раз или два споткнулся, но рослый эльф, шагавший рядом, неизменно подхватывал его под локоть и не давал упасть. Сэм держался ближе к Фродо и шел как во сне. На лице у него застыли изумление и восторг пополам со страхом.

Лес по сторонам тропинки стал гуще, деревья — тоньше. Молодые стволы стояли вокруг тесной стеной, тропинка все ниже спускалась в ложбину между холмами, а по сторонам все чаще чернели заросли орешника. Наконец эльфы свернули с тропинки. Справа, в кустарниках, чуть виднелась поросшая травой тропка; следуя за ее изгибами, эльфы снова поднялись по лесистому склону и взошли на гребень отдельно стоящего холма, длинным мысом вдававшегося в речную долину.

Деревья внезапно кончились; впереди открылась широкая, поросшая травой поляна, смутно серевшая в ночной тьме. С трех сторон поляну вплотную обступал лес; с четвертой стороны она круто обрывалась. У самого края поляны, прямо под ногами, колыхались темные кроны деревьев, росших внизу, на склоне. Дальше туманилась под звездами плоская долина. У подножия холма мерцало несколько огоньков — в усадьбах Лесного Приюта еще не спали.

Эльфы опустились на траву и завели негромкий разговор. Про хоббитов, казалось, все забыли. Фродо и его спутники сидели, завернувшись в плащи и одеяла; постепенно ими овладела дремота. Ночь текла своим чередом. Огни в долине один за другим погасли. Пиппин притулился у кочки и, прижавшись к ней щекой, крепко заснул.

Высоко на востоке покачивалось в небе созвездие Реммират — Звездная Сеть, а над туманами медленно вставал красный Боргил, разгораясь, как огненный рубин. Подул ветер, развеялись последние остатки тумана, и взору открылся Небесный Воин, опирающийся мечом о край земли, — великан Менелвагор[107], опоясанный блистающим поясом. Эльфы, словно кто подал им условный знак, запели хором. Под ветвями внезапно взвилось к небу алое пламя костра.

– К нам! К нам! — позвали эльфы хоббитов. — Время беседам и веселью!

Пиппин сел и протер глаза. Он так озяб, что зубы у него выбивали дробь.

– В Лесном Приюте горит огонь и готова трапеза для голодных гостей! — провозгласил один из эльфов, подходя к продрогшему хоббиту.

На дальнем конце поляны в стене деревьев виднелся просвет. Там, за широкой травянистой прогалиной, открывалась под ветвистым сводом лужайка, окруженная колоннами стволов. В середине лужайки пылал костер, а вокруг ровно и ярко горели укрепленные на стволах золотые и серебряные светильники. Эльфы окружили костер плотным кольцом. Кто устроился прямо на траве, кто — на низких чурбаках. Одни обносили сидящих кубками и наливали питье, другие потчевали гостей эльфийскими яствами.

– Угощение скромное, — извинялись они перед хоббитами. — Мы в лесу, далеко от своих чертогов. Если навестите нас как–нибудь дома — попотчуем вас побогаче.

– Куда уж богаче, и так, как на именинах, — возразил Фродо.

Пиппин не мог потом вспомнить, что он ел и пил. Память его целиком заполнилась светом прекрасных лиц и звуками голосов — таких разных, чистых и звонких, что весь вечер ему казалось, будто он грезит наяву. Хлеб, кажется, на столе был — но какой! Будь Пиппин на пороге голодной смерти и предложи ему кто белого ситного мякиша — и тот не показался бы вкуснее. А фрукты! Сладкие, как дикая малина. И на диво сочные — куда сочнее, чем обычные садовые плоды! А питье? Он только пригубил благоухающей влаги, холодной, как вода из родника, золотой, как летний полдень, — и уже не мог оторваться, пока не осушил чашу до дна.

Ну а Сэм и вовсе не смог бы подыскать никаких слов. Он и самому себе не сумел бы объяснить того, что передумал и перечувствовал в ту ночь, которую с тех пор всегда вспоминал как поворотную в своей жизни. Самое вразумительное, что он мог потом сказать, это: «Ну, сударь, если б у меня выросли такие яблоки, я был бы настоящий садовник! Но яблоки что! Вот песни у них — это да! Прямо за душу берут, если вы меня понимаете!»

Фродо сидел у костра вместе со всеми, ел, пил и с удовольствием беседовал, но мысли его заняты были не столько самой беседой, сколько эльфийской речью. Он знал немного по–эльфийски и жадно впитывал доносившийся со всех сторон чужой говор. Иногда он заговаривал с эльфами, прислуживавшими за трапезой, и благодарил их на эльфийском наречии. Они улыбались в ответ и, смеясь, хвалили Фродо:

– Не хоббит, а сокровище!

Наконец Пиппина сморил сон. Его подняли, перенесли под деревья, в беседку из ветвей, и уложили на мягкое ложе, где он и проспал остаток ночи. Сэм расставаться с хозяином отказался. Когда Пиппина устроили на ночлег, Сэм свернулся калачиком у ног Фродо — и вскоре, уронив голову на грудь, задремал. Фродо, однако, его примеру не последовал: он держал совет с Гилдором.

Беседа их касалась как нынешнего, так и минувшего. Фродо немало расспрашивал Гилдора о том, что творится в большом мире за пределами Заселья. Новости оказывались по большей части зловещими или удручающими: всюду сгущалась тьма. Воевали меж собой люди, покидали Средьземелье эльфы. Наконец Фродо задал заветный вопрос:

– Скажи мне, Гилдор, не приходилось ли тебе видеть Бильбо с тех пор, как он ушел?

Гилдор улыбнулся:

– Приходилось. Два раза. Он простился с нами на этом самом месте. Это было давно. Но потом мы встретились еще раз — далеко–далеко отсюда.

Продолжать он не стал, а Фродо решил не выпытывать.

– Ты не спросил меня о том, что беспокоит тебя самого, и ничего не рассказал о себе, Фродо, — сказал Гилдор. — Но кое–что мне известно и так, а в твоих глазах легко прочесть остальное, не говоря уже о вопросах, которые ты мне задал, — они выдают тебя с головой. Ты покидаешь Заселье, не зная, найдешь ли то, ради чего пустился в путь, исполнишь ли задуманное и вернешься ли назад. Прав я?

– Прав, — ответил Фродо. — Но я думал, что мое решение — тайна. Для всех, кроме Гэндальфа и моего верного Сэма. — И он посмотрел на Сэма, мирно посапывающего у его ног.

– От нас Враг не узнает ничего, — успокоил хоббита Гилдор.

– Враг? Значит, тебе известно, почему я ухожу из Заселья?

– Я не знаю, зачем Врагу тебя преследовать, но вижу, что Он за тобой охотится — хотя мне это кажется весьма странным. Берегись, Фродо! Опасность и впереди, и за спиной, и со всех сторон.

– Ты имеешь в виду Всадников? Я и правда боялся, что они слуги Врага. Но кто они такие?

– Разве Гэндальф ничего не говорил тебе?

– О Всадниках — ничего.

– Тогда, думаю, и мне не стоит рассказывать тебе о них — иначе страх может остановить тебя на полпути. Ибо мне кажется, что ты едва не опоздал с уходом, — а может статься, и опоздал. Теперь тебе надо спешить. Не задерживайся в пути и не оглядывайся назад: Заселье больше не защитит тебя.

– Лучше бы ты рассказал мне всю правду. Было бы не так страшно. От намеков и предостережений только хуже! — воскликнул Фродо. — Я, конечно, знал, что встречусь с опасностью, но чтобы у себя дома, в Заселье?! Что же, хоббиту теперь от Реки до Брендивина, получается, не добраться?

– Заселье не твое, — строго сказал Гилдор. — Прежде хоббитов здесь жили другие племена, а когда хоббиты исчезнут — поселится кто–нибудь еще. Мир, который нас окружает, огромен. Ты можешь оградить себя стеной и запереться от этого мира, но самого мира тебе не запереть.

– Знаю, но Заселье всегда казалось мне таким безопасным, таким домашним! Что же мне теперь делать? Я надеялся тайно уйти из дому и податься в Ривенделл, но еще до Бэкланда не добрался, и вот пожалуйста — за мной уже погоня!

– Полагаю, менять ничего не надо. Не думаю, чтобы опасности поколебали твое мужество! Но более внятного совета проси у Гэндальфа. Я не знаю, почему ты бежишь из Заселья, а потому не могу сказать, какие силы направит против тебя Враг. Вот Гэндальф — тот, вероятно, тебе поможет. Наверное, ты его еще увидишь, прежде чем покинешь Заселье?

– Надеюсь. Но тут–то и заминка. Я его жду уже очень давно. Он должен был прийти ко мне в Хоббитон самое позднее позавчера ночью, но так и не появился. Не возьму в толк — что могло с ним случиться? Может, лучше подождать?

Гилдор смолк на мгновение.

– Не по сердцу мне эта весть, — молвил он наконец. — Гэндальф — и опаздывает? Недоброе предзнаменование! Но сказано: «В дела волшебников не вмешивайся — они народ капризный и на гнев скоры». Так что выбор за тобой: идти — или ждать.

– А еще сказано: «Не проси совета у эльфа: ни да, ни нет не скажет».

– Неужели? — рассмеялся Гилдор. — Что ж, тут есть зерно истины: эльфы не дают необдуманных советов. Совет — дар опасный, даже совет мудреца мудрецу. Все на свете может обернуться злом. Чего же ты хочешь от меня? Ведь ты так ничего и не рассказал. Почему же, скажи на милость, мой совет должен быть лучше твоих собственных соображений? Но если ты все еще требуешь совета — изволь. Вот что я тебе посоветую: уходи сразу, не задерживаясь. Если Гэндальф не объявится, то вот тебе еще совет: один не ходи. Возьми с собой друзей, таких, чтобы верили в тебя и хотели следовать за тобой. А теперь говори спасибо, ибо я дал тебе совет неохотно. У эльфов свои тяготы и печали. Хоббиты нас волнуют мало, да и все другие средьземельские племена тоже. Наши пути пересекаются редко — неважно, случай тому причина или нет. Нашей встречей, думается мне, мы обязаны не только случаю, но истинная цель ее неясна мне, и я боюсь сказать слишком много.

– Я глубоко благодарен тебе, — сказал Фродо. — Но лучше бы ты без обиняков растолковал, кто такие Черные Всадники. Ведь если я приму твой совет, Гэндальфа я могу не увидеть очень долго, а мне надо знать, кто меня преследует.

– Разве мало знать, что они — слуги Врага? Беги от них! Не говори им ни слова! В них — гибель. И не спрашивай меня более ни о чем! Сердце говорит мне, что ты, Фродо, сын Дрого, вскоре будешь знать об этих страшных всадниках куда больше, чем Гилдор Инглорион. Да охранит тебя Элберет!

– Но где мне взять отваги? Вот чего мне недостает больше всего!

– Отвагу находят обычно там, где не чают найти. Не теряй надежды! А покамест лучше бы тебе отдохнуть. Утром нас здесь уже не будет, но мы разошлем весть о вас по всем землям. Все Странствующие эльфы узнают о твоем путешествии, и все, кто облечен властью творить добро, будут неусыпно охранять твой путь. Я нарекаю тебя Другом Эльфов. Да осенят звезды конец твоей дороги! Нам редко бывало так радостно от встречи с чужаком, а слова Древнего Наречия из уст других скитальцев всегда согревают нам сердце!

Фродо почувствовал, что сон одолевает его, и он едва смог дослушать Гилдора.

– Добро, пойду–ка я спать, — сказал он. Эльф отвел его в беседку, к Пиппину. Фродо упал на ложе и забылся сном без сновидений.