"Год Крысы. Путница" - читать интересную книгу автора (Громыко Ольга)ГЛАВА 27К утру саврянка отлежалась, успокоилась и похорошела, оказавшись совсем еще девчонкой, ненамного старше Рыски. Замурзанная, желтоглазая, с горбом платья над опавшим животом, она заметно стеснялась своих спасителей: Алька — распознав в нем знатного господина, Жара — потому что ринтарец. Рыски она шугалась меньше, но тут уже шугалась Рыска. Ей очень хотелось подержать ребенка, снова ощутить на руках маленькое, теплое и тяжелое тельце, однако попросить его у матери она так и не отважилась. Оставалось только смотреть и завидовать. Глаза у ребенка, к Рыскиному изумлению, оказались не желтые, а серые. — У нее что, муж ринтарец? — шепотом спросила она у Алька. — Котята тоже голубоглазыми рождаются. — Саврянин глядел на счастливое семейство без восторга — не из нелюбви к детям, а просто прикидывал, насколько их задержит эта обуза. Сажать только что родившую женщину верхом на корову нельзя, пешком гнать тем более. — Где твоя телега? — хмуро поинтересовался он у саврянки. Та втянула голову в плечи и растерянно, виновато заулыбалась. Белокосый ругнулся в сторону спутников (Тут с вами родной язык забудешь!) и повторил вопрос по-саврянски. Женщина пролепетала что-то в ответ. Альк раздраженно уточнил (у саврянки обиженно задрожали губы) и, недовольно сдвинув брови, начал седлать корову. — Посидите с этой дурой, — буркнул он. — Я съезжу телегу пригоню. — Один? — насторожилась Рыска. — Она говорит, тут близко. — Лучше я с тобой, на всякий случай! — Сейчас день. — Ну и что? Ты ночью почти не спал, устал, а крыса… — Девушка не договорила, опасливо покосилась на саврянку — вдруг она все-таки что-то понимает? — Скажи, что ты просто хочешь остаться со мной наедине, — ухмыльнулся саврянин, косясь на Жара — помнишь наш спор в речке?. Вор выразительно показал ему кулак. — Вот еще! — Рыска тем не менее взвалила на Милку седло. Альк ждать ее не стал, но и не торопился, так что девушке удалось догнать его сразу за лесом. Рыска тихо порадовалась, что настояла на своем: оставшись в одиночестве, саврянин сразу ссутулился, помрачнел. Стало заметно, что он действительно не выспался — на худом лице Алька усталость проявлялась мгновенно. — Ну зачем ты на нее наругался? — с упреком сказала Рыска. — Она и так издерганная вся, теперь сидит и глаз не поднимает. — Поругаться и на тебя? — огрызнулся саврянин. — На меня можно, я тебя уже знаю, — вздохнула девушка. Альк настороженно на нее покосился и с напускным безразличием спросил: — И что же, интересно, ты знаешь? Рыска сделала вид, что только сейчас заметила кружащего в небе коршуна и любоваться им — одно удовольствие. — Что ты все-таки поехал за телегой. Хоть и злишься. Белокосый фыркнул: — Потому что иначе ты заставила бы нас тащить эту проклятую бабу до вески на руках. — Неправда! — Огорошенная Рыска мигом забыла про коршуна и обернулась к саврянину. — Ну сама бы понесла, — как ни в чем не бывало пожал плечами тот. — Ты бы сам ее в лесу не бросил! — Запросто. — Врешь! — Спорим? Если ты согласна, возвращаемся за вором и уходим. А лучше и его там оставить. — Как же мне надоел твой крысиный треп! — с чувством сказала Рыска, по-прежнему уверенная в своей правоте, но отчаявшись припереть Алька к стенке. — Это не треп, а риторика, — снисходительно поправил саврянин. — Искусство красноречия, подвластное немногим. — И чем они отличаются? — Треп — признак глупости, а риторика — мудрости. — Мудрецом человека делают не мудреные, а мудрые слова — запальчиво возразила девушка. — Зато мудреные помогают хотя бы казаться оным. Тебе так точно не помешало бы, — сочувственно вздохнул Альк. — Так что, возвращаемся? — Нет! Белокосый самодовольно выпрямился в седле, и Рыске жутко захотелось отвесить ему подзатыльник. Саврянка успела пройти совсем немного. Через лучину всадники увидели телегу — она так и стояла посреди дороги, темно-рыжая корова понурилась в оглоблях. Пока Альк снимал с нее хомут, Рыска осмотрела опухшую ногу и огорченно покачала головой: если и срастется, бегать уже не будет. Разве что добрый хозяин на племя оставит. — Какую расседлывать? — Давай мою, — решила девушка. На хуторе Милку приучали к хомуту, да она и спокойнее была. А от Смерти неизвестно чего ждать. С запряжкой Альк возился долго; было видно, что это дело ему в новинку. Но помощи не просил, только сердито пыхтел, и Рыска решила не навязываться. Главное, чтоб к хвосту оглобли не прикрутил. — А с коровой что делать будем? — Девушка погладила калеку по морде, рыжая шумно выдохнула и облизала ей ладонь. — Колбасу, — мрачно пошутил Альк, затягивая последнюю петлю. — Садись, бери вожжи. Рыска поняла, что корову на руках он точно не понесет и на эту тему лучше даже не заикаться. Пока друзья ездили за телегой, Жар развлекал молодую мать, показывая ей простенькие фокусы с пропадающими в ладони предметами — сначала камешком, потом сосновой шишечкой, потом здоровенной еловой. Неизвестно, как саврянка, но сам вор, похоже, развлекся на славу, освежив навыки. — Кстати, это мальчик! — первым делом сообщил он, увидев друзей. — Ты так радуешься, будто сам делал. — Альк не стал спешиваться, дожидаясь, когда спутники закинут в телегу охапку лапника и помогут забраться женщине. — А чего б не порадоваться? Нашего роду прибыло! — Нашего, — ехидно уточнил белокосый. — Ты ж сам говорил, что все люди одинаковы! — Однако некоторые из них живут в Ринтаре, а некоторые в Саврии. — Это риторика, — со вздохом объяснила Рыска другу. — Искусство дурить людям головы. — О, запомнила словцо? — приятно удивился Альк. — Молодец. Ты не так уж безнадежна. — Да она у нас вообще умница, — ухмыльнулся Жар, оттесняя Рыску к борту и забирая вожжи — а то вору уже начало казаться, что его задница навеки приняла форму седла. Из-под рясы с сухим стуком выпала пропавшая шишка, покатилась по дощатому дну. Телега негромко, уютно поскрипывала, пригревало солнышко, небо было синим-синим, как ранней весной, ребенок спал, но саврянка отчего-то пригорюнилась, начала вздыхать и шмыгать носом. Альк спросил, что случилось, однако ответ переводить не стал, как и сочувствовать. Наоборот — губы сжались в линию, сдерживая усмешку, но глаза беззастенчиво о ней ябедничали. — Чего это она? Болит что-то? — потребовала объяснений встревожившаяся Рыска. — Нет. — Саврянин сдавленно фыркнул. — По корове убивается. Надо спросить, не воевал ли ее отец в северной части Ринтара… Вдруг это по мужской линии передается? Девушка подобрала валяющуюся под ногами шишку и метко запустила Альку в бок. — Может, надо было все-таки ее домой везти? — заколебалась Рыска, когда впереди уже показалась веска. — Вдруг мы с ее мужем разминулись — он туда, а мы сюда? — Не разминулись, — лениво откликнулся Альк, чуток придремавший в седле. Жар тоже клевал носом, вскидывая голову, только когда телега попадала колесом в выбоину или на камень. Саврянка и вовсе заснула, в обнимку с ребенком свернувшись клубочком на мягких ветках. — Муж бегал бы кругами вокруг коровы и рвал на себе косы. Мы увидели бы, когда на дорогу вывернули. — А как мы его тут искать будем? — Делать нам больше нечего. Скинем у первого же дома и дальше поедем. — Альк! — У нее там тетка живет, — пояснил саврянин, слишком разомлевший, чтобы дразниться. — Тогда ладно, — с облегчением согласилась Рыска. — А до столицы далеко еще? — Вон за тем холмом, наверное, уже покажется. — Альк чуть поменял позу и прикрыл глаза, но теперь прикорнуть ему не дал Жар. — Как она называется-то? — Брбржисщ, — буркнул саврянин. — Чего? — Вор решил, что не расслышал. — Брбржисщ. — Как ты это делаешь? — Жар с детским восхищением уставился Альку в рот. — Ну-ка давай еще раз! — Боброград. Отцепись. — Брбр… У тебя там ничего не завязывается?! Бржи… Тьфу! Рыска тоже попыталась шепотом повторить, но словцо оказалось на диво увертливым, будто вьюна пытаешься языком к нёбу прижать. — Зато шпионов удобно ловить. Кто со второго раза не выговорил — того на дыбу, — хмуро пошутил саврянин. — А почему не с первого? — Ну не всем же быть столичными жителями. Дальше первого дома проехать и не удалось бы: из ворот высыпала целая толпа, от мала до велика, издалека узнав телегу. Жар натянул вожжи, еле удержавшись от соблазна, напротив, подхлестнуть корову. Рыска прижалась к другу: савряне обступили их так плотно, что борта затрещали. От резких неприязненных голосов звенело в ушах — будто в воронье гнездо руку сунул и на обидчика налетела вся стая. Альк, безошибочно угадав главаря — рослую полную тетку с плечами пошире иных мужских, — ответил только ей, коротко и емко. Этого хватило: семейство мигом отбросило враждебность и обратило все внимание на привезенную саврянку. От гомона она проснулась, мигом обнаружила в венке лиц свой цветочек и повисла у него на шее, чуть не опрокинув к себе в телегу: мужичонка оказался хлипковат. Белокосый, на Алька он не походил ни чуточки — лицо простецкое, растяпистое, слегка опухшее. Видать, перебрал по случаю успешной торговли и побоялся жене на глаза показываться, заночевал у родни. Страстные поцелуи быстро сменились взаимными упреками — куда только подевалась скромная и перепуганная девчонка с поляны! Проснулся ребенок и тоже запищал, гневно и требовательно. — У нас считается, что если муж — или ближайший родственник — не стоит за плечом у роженицы, то его место занимает Саший, — пояснил Альк. — И теперь они выясняют, кто виноват, что ей пришлось рожать в такой сомнительной компании. — Сомнительной? — Рыске стало обидно. — Уж какая была! Все лучше, чем одной. — Это тогда ей так казалось. А теперь она еще внукам будет рассказывать, какой ужас пережила: в дремучем лесу, в окружении злых ринтарцев… — А ты?! Альк ухмыльнулся: — Она спросила мое имя. — Чтобы назвать так ребенка? — с легкой завистью уточнил Жар. — Полагаю, чтобы случайно не назвать. Супруги уже снова обнимались. Тетка держала младенца, так рьяно его укачивая, будто собиралась с размаху зашвырнуть на крышу. Из-за заборов, как ромашки из травы, торчали любопытные головы соседей, кое-кто подошел поближе, узнать, в чем дело. Муж подхватил жену на руки и потащил в дом, толпа с радостными возгласами потянулась за ними. У телеги остались только тетка да двое парней, косившихся на нее с почтительной опаской: мамаша была из той породы, что даже бородатого сыночка запросто перекинет через колено и отшлепает по попе. — В гости приглашает зайти, — перевел Альк. — Отблагодарить хочет. — Может, дальше поедем? — Рыска чувствовала, что не больно-то они тут нужны и зовут их только из вежливости. — Все равно корову перепрягать. — Парни этим уже занимались, с куда большей сноровкой, чем Альк. — И остальных напоить не помешало бы. — Давай зайдем! — поддержал саврянина Жар. — Интересно же, как белокосые живут. Девушка нехотя уступила. Потолок в саврянской избе оказался выше на треть, из-за чего Рыске чудилось, будто его вовсе нет — сразу идет крыша. Печь стояла не у стены, а посреди кухни, разделяя ее на две половины — с кухарочьим столом и обеденным. Столы были обычные, из толстых исцарапанных досок. Посуда тоже не слишком отличалась от ринтарской, разве что узор другой. На полу валялась какая-то шелуха, Рыска вначале решила — сор, но потом увидела, как девочка подметает соседнюю комнату — а потом старательно посыпает заново, из большого мешка. — Это зачем? — шепотом спросила она у Алька. — От насекомых. — Они этой штуки боятся? — Наоборот. Прячутся в нее, а потом на совок и в печку. Жар пригляделся к висящему в углу двуиконию, бессовестно захихикал и ткнул подругу локтем. Девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом возмущенно ахнула: в отличие от ринтарских канонов здесь беловолосой и желтоглазой была изображена Хольга. — Такой и молиться-то неприлично! — вырвалось у Рыски. — Тебе-то какая разница? — пожал плечами Альк. — Ты ж полукровка, могла от любой из пар родиться. — Ну все равно… — Саврянину тем не менее удалось сбить девушку с толку. И в самом деле — кто ее, эту Хольгу, видел? Кому какая милее, ту и рисуют… — А это что за баба с бородой, пониже? — Жар непристойно ткнул в нее пальцем — и по вытянувшимся лицам саврян понял, что сморозил какую-то глупость. — Это святой Трачнил, идиот! — прошипел Альк краем губ. Молец, ничуть не смутившись, отвесил изображению низкий поклон и горячо взмолился: — Прости, покровитель! Не признал. Хозяева вроде успокоились, снова заулыбались. Пока одна половина семейства металась по дому, лихорадочно приводя его в порядок, другая наскоро что-то готовила и накрывала на стол. В центре комнаты, как кряжистый дуб в снежной круговерти, недвижно стояла тетка, присматривая одновременно за домашними, чтоб не отлынивали, и за гостями, чтоб чего не сперли. — Только не будем долго засиживаться, ладно? — жалобно прошептала Рыска, когда их наконец пригласили за стол. — Перекусим — и в путь, — согласился Альк. Жар поглядел на заборчик из оплетенных лозой бутылок и задумчиво почесал нос. — Какие милые, славные люди! — громко, с чувством объявила Рыска, — Хоть и савряне. А капуста у них — гадость! Я один листик съела, и до сих пор тошнит! Друзья уже успели выехать за околицу, но Жар все равно вздрогнул и обернулся. Нет, вроде никто не слышал. — А как мы с той… как же ее?., тетей подружились! Представляешь, она меня в невестки звала, хи-хи! У нее еще один сын неженатый остался — она мне его показала, ничего такой! С ко-си-и-ичками… — Как ты все это поняла? — удивился Жар. — Ты ж саврянского языка не знаешь, а она ринтарского. — Ну и что? На пальцах запросто объяснились! Вор озадаченно моргнул, пытаясь понять, как может выглядеть на пальцах предложение замужества, да еще от будущей свекрови. — Ой, что-то у меня корова шатается… — звонко продолжала подруга. — Жар, погляди — она не хромает?! Вор поглядел — только не под ноги, а на Алька, с беспокойством. Саврянина бурное Рыскино веселье тоже не радовало. Надо было, конечно, уходить раньше, но, чего греха таить, застолье получилось на диво приятное. Потом и соседи подтянулись, и проходившие мимо ярмарки музыканты… — И зачем ты ей все время подливал?! — Ну хотел, чтоб она немножко расслабилась, — виновато развел руками Жар. — Вот сам теперь ее и закрепляй. — Слушай, Альк! — вмешалась в их злобное перешикивание Рыска. — Ну Альк же! — Что? — Ты тоже славный! — Девушка умиленно уставилась на саврянина. — И краси-и-ивый! — М-да. Кажется, сегодня мы до столицы не доедем, — с сожалением заключил белокосый. — Почему? — искренне удивилась Рыска. — Вон какая луна ясная! — Жар, давай туда. — Угу, — друзья зачем-то свернули в поля, но девушку это ничуть не смутило. Она ж путница, куда захочет, туда и приедет! Даже без дороги! — А почему мы так рано ушли? Там весело было! Я б еще потанцевала… — Рыска начала приплясывать прямо в седле. — Ты, главное, с коровы не упади. — Альк на всякий случай подъехал поближе. — Ха! Да я лучше тебя езжу! — Девушка хотела доказать, что даже камешек с земли на всем скаку подобрать может, но саврянин зачем-то перехватил ее под мышками и втянул на свое седло. Рыске это показалось ужасно забавным, и она захихикала: — А от тебя крысами пахнет! — А от тебя — вишневкой. — Она вкусненькая была! — по секрету сообщила девушка. — Я вижу. — Альк прижал ее покрепче, чтобы не вертелась. — А знаешь, чего я сейчас хочу? — Спать? — с надеждой предположил саврянин. — Нет! Петь!! И-и-и когда-а-а она-а-а взошла-а-а на кру-у-учу… — Нет, спать! — Альк поскорее зажал ей рот ладонью. — У-у-у… — Жар, возьми ее. — Саврянин спустил брыкающуюся девушку в руки спешившемуся вору. Рыска, мигом забыв про прерванный полет души, обхватила друга за шею. — Ты тоже шатаешься, — укоризненно заметила девушка. — Перебрал, да? — Ага, — мужественно подтвердил Жар, дотаскивая ее до стога и укладывая в рыхлый соломенный ворох. — Давай отпускай меня! — Не хочу. — Рыска, дурачась, чмокнула его в нос. — Ты такой милый! — Ты тоже милая, но давай я пойду коров расседлаю, ага? Девушка нехотя разжала руки: — А потом мы попоем? — Обязательно, — поклялся Жар. — И попоем, и спляшем, ты только отдохни немножко. — Хорошо, — послушно согласилась Рыска, — мне о-о-очень хорошо! …Когда мужчины вернулись к стогу с покрывалами, девушка уже спала, со счастливым лицом расплывшись щекой по ладошке. — Я — славный, — иронично сообщил Альк. — А я милый. — Жар с нежностью поглядел на подружку. — Я еще и красивый. Значит, я первый. Вор шутливо отпихнул саврянина плечом, тот ответил, и приятели, обменявшись тремя-четырьмя тумаками, тоже стали устраиваться на ночлег. Рыска проснулась с противно гудящей головой — будто та превратилась в колокол, и внутри от каждого движения качается тяжелое литое било. Очень хотелось пить, но девушка еще долго лежала бы, тупо глядя в соломенный свод подкопанного сбоку стога, если б не пришел Альк. Он опустился на колени, погладил оголенное девичье плечико и нежно прошептал: — Может, повторим? Рыска вылетела из-под стога, как змеей укушенная. И обнаружила, что с нее еще и штаны спадают — пояс распущен. — Ну что, проснулась? — добродушно спросил Жар. В волосах у него тоже там-сям торчали соломинки, с одежды уже почти все счистил. — А… — Девушка затравленно оглянулась, придерживая одной рукой штаны, другой ворот. Альк привалился к стогу, вид у саврянина был довольнющий, в зубах травинка с колоском. — Это я развязал, — пояснил вор, — чтоб не давило. И башмаки снял, вон стоят. — А он!!! — Рыска задохнулась от возмущения. — Что — я? — невинно уточнил саврянин. — Всего лишь предложил опохмелиться. — Мне? Зачем?! — Девушка внезапно вспомнила, что вчера было. Обрывочно, но ей хватило. — Ой… Ой мамочки… — А народные танцы тебе лучше бальных удаются, — заметил Альк. — Особенно на столе. — Ну она туда не первая влезла, — встал на защиту подруги Жар. — Зато свалилась первая. — Зато ее там не было, когда он проломился под остальными! — Да, это было впечатляюще, — признал саврянин. — Кстати, что за идиот попытался подхватить тетку? — Кажется, ее младший сын. — И после этого она еще надеется его женить? Рыску их обмен приятными воспоминаниями ничуть не утешил. — О Божиня, что же савряне обо мне подумали?! — простонала она, кое-как завязав пояс и схватившись за голову. Альк перекинул травинку в другой угол рта: — Судя по состоянию большинства — какая милая, славная девушка! Если уж ты меня красавцем назвала… — Не могла я такого сказать! — Девушка с надеждой повернулась к Жару, ожидая, что тот развенчает очередную шуточку белокосого, но вор смущенно отвел глаза. — Да ладно тебе, — проворчал он, — застолье как застолье. Утром никто и не вспомнит, кто в поленце выиграл. — А кто?! — Не помню, — соврал Жар. — На-ка вот, подлечись действительно. А то аж зеленая вся. — Парень протянул Рыске знакомую оплетенную бутылку, но девушка испуганно шарахнулась: больше ни капли! Никогда в жизни!! Потом спохватилась: — Как тебе не стыдно?! Они к нам со всей душой, а ты… — Какая разница — там мы ее выпили бы или с собой прихватили? — изумился Жар. — Это же все равно для нас поставили! Альк взял у него бутылку, отхлебнул и поморщился. — Завтракать, я так понимаю, никто не хочет? Тогда поехали. Пока мужчины седлали коров, Рыска стояла в сторонке тихая и пришибленная, все еще переживая из-за вчерашнего. Жар поднял ее котомки, собираясь перекинуть через Милкину спину, но левый вьюк показался ему подозрительно тощим. Вор по праву близкого друга заглянул внутрь, поворошил вещи. — Рыска, а подвенечное платье где?! — Платье? — отстраненно переспросила девушка. — Какое платье? Ой! Я же в него ребенка завернула и поясом обвязала… Так вместе и отдала. — Вернемся? — Жар, не дожидаясь ответа, повернулся к веске. Она была еще видна, дымки из труб ткались в маленькое сизое облачко, уползавшее к востоку. Но Рыска неожиданно помотала головой и, подняв на друга измученные, запавшие глаза, пояснила: — Какое-то оно уже не шибко новое для подвенечного. И вместо седла лежало, и топтали его, и костерным дымом насквозь провоняло… А на пеленки в самый раз сгодится. — Все равно труда жалко! — Жар расстроился чуть ли не больше подруги. — Ты ж его столько вышивала… — Ничего, другое вышью. Было бы еще для кого, — уныло подумала Рыска, взбираясь на корову. — Кому я, дура такая, нужна… |
||
|