"Год Крысы. Путница" - читать интересную книгу автора (Громыко Ольга)

ГЛАВА 33

Плотинное озеро переползло вниз по Рыбке, как проглоченная змеей лягушка — от головы к середине брюха, заняв приречную долину.

Впервые за всю историю ринтаро-саврянских битв Йожыг не сгорел, а потонул — на окраинах из воды торчали только крыши, а высокие каменные дома обрезало на этаж. Саврянскому приграничному городку повезло больше — он стоял на высоком берегу, и реке достались только огороды да подвалы. Кабы наоборот, жертв было бы куда больше: из Йожыга женщины, дети и старики успели уйти, предупрежденные о грядущем бое, а может, и осаде, пока не подоспеют тсарские войска.

Низинный лесок целиком скрылся под водой, а макушки прибрежных холмов превратились в острова, на которых тесно жались друг к другу мокрые уцелевшие счастливчики, савряне вперемешку с ринтарцами. Пыла некоторых вояк даже река не охладила, но драться голыми руками на горбатом пятачке оказалось очень неудобно, да и более уживчивым соседям это не нравилось — места и так крыса наплакала, а они еще пихаются! — и тогда в воде оказывались оба. Так что, в конце концов, буяны утихомирились, только злобно переругивались, но потом и это надоело.

— Эх, а пророк-то чистую правду говорил! — расползались боязливые шепотки. — Все как он и предрекал: вышли реки из берегов, вышли твари из нор…

Мокрые и всклокоченные крысы десятками сидели на плавающих по озеру бревнах — остатках переправы. Они тоже были из разных стай, но общая беда сплотила зверьков, и они, как и люди, грели друг о друга мокрые ободранные бока.

— Точно, осерчала на нас Хольга. Не дело мы затеяли… — сокрушенно качали головами обе стороны.

— Да нам этот остров сто лет не нужен был, кабы не приказ!

— Чего уж там, и мы маху дали, полезли не разобравшись!

— Вы уж нас простите!

— Да нет, это мы виноваты! — упорствовали в покаянии савряне. (А то вдруг Богиня решит, что мало ввалила?!)

— Нет, мы! — не сдавались ринтарцы, не желая уступать первенство в просветлении.

Чуть снова не подрались.

К утру вода стала спадать, переходить в зыбкий туман. Холмы вырастали из нее, будто грибы, на саврянской стороне между некоторыми уже можно было перейти посуху. Река вылизала землю, как коровы солонец, местами содрав огромные куски дернины. Под ней обнажившейся плотью алела глина. На свежих отмелях янтарем и ракушками поблескивали мечи и куски доспехов.

Вернулись плевуны, удивленно покружились над затопленными пещерами и осели на ближайших деревьях, будто кто-то черные тряпки по ветвям развесил.

На поле появились женщины. Подвернув юбки, они бродили по колено в воде, выкрикивая имена пропавших мужей, сыновей и братьев. Сначала только саврянские, потом ринтарские — переправились с другого берега. Друг на друга они внимания не обращали, только с тоской шарили взглядами по округе, надеясь и одновременно страшась найти тело любимого. Будто белые чайки-кликуши, кружащиеся над заливом.

Рыска искала молча. Сил еще и на крик у нее не было.

Как девушке удалось выбраться на берег, она и сама не помнила — слепо барахталась-барахталась, а потом внезапно, уже на исходе сил, ощутила под ногами дно. С тем же успехом ее могло снести к середине реки, откуда Рыска точно бы не выплыла. Повезло.

Девушка полубезумно хихикнула, вернее, почти беззвучно дернула плечами: внутри снова, как в пещерах, но уже навеки, поселилась пустота. Но та, что терзала сердце, была куда хуже.

Рыска знала, за что Хольга отлучила ее от дара.

Первым девушка наткнулась на Миха. Белый-белый, выполосканный рекой до последней капли крови, батрак неестественно ровно вытянулся на мокрой блестящей траве, и борода на его застывшем лице выглядела особенно пронзительно-черной. Рядом топтался Колай, не зная, что делать: везти тело в Йожыг не на чем — все лодки унесла река, паромную переправу сорвало. К саврянам тащить — как еще примут, неизвестно. Хотя Рыска видела — принимали. И лекари, и мольцы уже у берега суетились, вперемешку напутствуя в небесную дорогу своих и чужих.

Колая до того изумило появление падчерицы — оборванной, резко повзрослевшей, совсем иначе держащейся, — что он даже окликнуть ее не сразу решился, а пока прокашливался, девушка отвернулась и на негнущихся ногах прошла мимо. Не оттого, что ей было тошно глядеть на отчима или не жалко чернобородого батрака, отдавшего свою жизнь, чтобы они с Альком успели спасти остальные. Просто Рыска это уже видела, когда стояла на перекрестке. А значит, и Альк с Жаром не избежали предначертанного.

Девушка пошатнулась, но не упала.

Сначала она должна найти. Увидеть. Иначе сойдет с ума, раз за разом вспоминая, как это выглядело на всех тех дорогах, что успели ей открыться.

…Туман уже почти растаял, когда Рыска нашла тело саврянина. Полузатопленное, оно лежало в луже жидкой грязи, и белая рубашка на спине вздулась пузырем.

— Альк? — робко окликнула Рыска, хотя издалека было ясно: мужчина давно и бесповоротно мертв. Кисть неестественно вывернутой руки торчала из лужи, как желтоватая ошкуренная коряжка. — А-а-альк!

Девушка кинулась к нему, схватила за бок, потянула, надрывая живот, — и наконец лужа с чмокающим звуком выплюнула добычу, тут же присосавшись к ней со спины.

Рыска, не удержав равновесия, шлепнулась задом в грязь и истерически расхохоталась: это был не Альк.

Хотя какая разница?

Это я его убила, — с безжалостной ясностью осознала девушка. — Не вражеский меч, не река. Я вытянула из него больше, чем может дать свеча, — и в расход пошел человек.

Альк это знал. Еще когда только шел с ними на берег. Выбирая между живой крысой и мертвым человеком, он не колебался ни щепки — иначе это был бы не Альк.

Но Рыске от этого было не легче.

Девушка вспомнила его спокойный, уверенный… прощальный голос, и смех стал переходить в рыдания. Рыска начала клониться вперед — упасть бы тоже в эту грязь и уже не подниматься, — как вдруг в шаге от нее, у самой земли, что-то шевельнулось.

Узнать крысу, да еще такую грязную и мокрую, будто коровой изжеванную, было невозможно. Мимо девушки за сегодняшнее утро их не меньше сотни пробежало, а уж дохлых и вовсе не счесть.

Но эту Рыска узнала. Сразу.

— Альк, — прошептала девушка, не веря своим глазам. Шмыгнула носом, торопливо провела по ним рукавом, только размазав грязь по лицу.

Зверек недоверчиво принюхался, не трогаясь с места. Может, она все-таки ошиблась?!

— Рыска.

Девушке показалось, будто она разучилась дышать. Оборачивалась она так медленно, что окликнувший ее сто раз успел бы уйти — но быстрее просто не получалось, тело повиновалось через силу, как во сне. У Рыски даже мелькнула мысль, что она действительно спит — и сейчас очнется одна-одинешенька посреди поля, где свалил ее обморок. Или вовсе не очнется, потому что утонула еще десять лучин назад, а все это время здесь бродил ее призрак.

Она все-таки обернулась.

Альк выглядел ужасно. Бледный, со сбившимися в грязевые сосульки волосами, в мокрых рваных штанах — наверное, тоже долго бродил по затопленному полю, кого-то разыскивая. Вместо рубашки — повязка из нее же на всю грудь, справа на тряпке проступило большое красное пятно, еще в нескольких местах — пятна поменьше.

Не сводя глаз с Рыски, он наклонился, опустил ладонь к земле, и крыс без колебаний подбежал к нему, позволив ухватить себя поперек туловища и посадить на плечо.

— Знаешь, я, пожалуй, оставлю его себе, — как ни в чем не бывало сказал саврянин, будто продолжая прерванный на полуслове разговор. — Привык к нему как-то. Да и он в крысиной стае уже вряд ли уживется. Она бывших вожаков не любит.

Рыска молча смотрела на них, смаргивая, когда картинка совсем уж расплывалась. В груди рос, жег, поднимаясь к горлу, огненный клубок — и наконец прорвался.

— Ы-ы-ы….

— Ну-у-у, — разочарованно протянул Альк в тон. — Я, конечно, понимаю, что ты уже обрадовалась, что наконец от нас отделалась…

А сам между тем шагнул к девушке, неловко подогнул левую ушибленную ногу, присаживаясь рядом, и привлек Рыску к себе. Крыс тоже ступил передними лапами на ее плечо, пощекотал усами ухо и принялся быстро, словно виновато лизаться.

Еще никогда в жизни Рыска не плакала с таким наслаждением, прежде полагая, что слезы радости придумали сказочники для красного словца.

— И-и-извини, — наконец смогла вымолвить она, продолжая судорожно сжимать Алька в объятиях. — Я-а-а знаю, что мужчины женских слез терпеть не могут, просто… не смогла…

Рыска чуть снова не разрыдалась, но саврянин опередил ее невозмутимым:

— Это смотря какие мужчины. Мне, например, все равно. Я и не слушал твое вытье, о своем думал. А тряпки и так мокрые.

— Ну знаешь! — Девушке разом перемкнуло слезы, и она сердито отстранилась. — Я тут тебя ищу, волнуюсь… А ты… Ты… И крысу свою вонючую забирай!!!

Крыс, успевший полностью перебраться к Рыске и пригреться — у саврянина-то плечо голое, а у девушки хоть драный, да воротник, — возмущенно цапнул руку, попытавшуюся содрать его с нагретого местечка. Не до крови, но Рыска все равно с ойканьем ее отдернула.

— И у кого тут скверный характер? — задумчиво поинтересовался Альк. — Ладно я, но животное-то не проведешь!

— Это он от тебя поднабрался!

Саврянин поднялся с еще большим трудом, чем сел, протянул ей руку:

— Ладно, хватит тут зябнуть, пошли к городу. Там твой дружок небось уже обстрадался.

— Вот! — ворчливо упрекнула девушка, вставая и чувствуя, как остатки отчаяния смывает, как та река остров, безграничное счастье. — Он — страдает, а ты только издеваешься!

— Да уж, в его чувствах трудно было усомниться, — согласился Альк. — Когда я уходил, он так орал, что двое держали, пока лекарь резал.

— А что с ним?!

— Вроде жить будет, — пожал плечами Альк, причем сомнение в его голосе относилось не то собственно к жизни вора, не то к ее дальнейшему смыслу.

Рыске снова поплохело — хотя, разумеется, не так, как раньше. К покойникам все-таки не лекарей зовут!

— Пойдем скорее! — заторопилась она, одной рукой стискивая руку саврянина, а второй заботливо придерживая вонючую крысу: как-то неустойчиво она сидела, тоже, видно, лапы побаливали.

Альк втайне поморщился (кто б его сейчас поднес!), однако без жалоб подладился к Рыскиному шагу, стараясь хромать как можно незаметнее.

В городе так пахло тиной, будто он провел на речном дне десяток лет, вынырнув и обсохнув сверху только сегодня. Мостовая местами скрывалась под водой, и поди угадай, что там — по щиколотку или с головой ухнешь. Неунывающие мальчишки катались по затопленным улочкам на снятых с петель воротах, отталкиваясь утащенными из дому метлами-ухватами и за монетку перевозя желающих.

В верхней части города было посуше, и туда-то, на рыночную площадь, стаскивали всех раненых, нахлебавшихся воды и мертвых (третьи настроения первым и вторым не поднимали, но выбора не было). Отсюда же их разбирали родственники, и гвалт — крики, рыдания, скрип волокуш и телег, на которых привозили и увозили тела, — не стихал ни на щепку. За происходящим присматривала стража: наместник учел свою ошибку и приказал пресекать ссоры в корне. Но все было тихо. Горе и напророченный гнев Богини сдерживали людей лучше оружия.

Лекарь уже перешел к другим страдальцам, и рядом с накрытым драным одеялом Жаром со стоическим видом сидел… Крысолов. Он благодушно, в своей обычной манере, поприветствовал Рыску кивком, но тут же скривился и схватился за затылок.

— Нога… — страдальчески прошептал вор, когда девушка опустилась на колени возле раненого. — Так… больно…

— Еще бы, — безжалостно поддакнул Альк. — Тебе ж ее отрубили.

— Чего?! — Жар подскочил, будто пчелой в зад укушенный. Рывком откинул одеяло — и с неимоверным облегчением увидел забинтованную до самого паха, но положенной длины ногу. — Уф… ну ты и крыса все-таки!

— Надо ж было тебя как-то взбодрить, — невозмутимо пояснил саврянин.

— Спасибо, дорогой друг, мне уже намного легче! — с чувством сообщил вор, осторожно укладываясь обратно.

— На здоровье, — благодушно откликнулся Альк. — Обращайся еще, если что.

— Бедненький! — Рыска жалостливо погладила Жара по голове. — Еще и какой-то негодяй челюсть тебе подбил, ишь опухла…

Вор метнул на саврянина злобный взгляд, но не сдал.

— А вы что тут делаете? — спросила девушка, стесняясь смотреть на Крысолова, хоть и не она его по голове била.

— Сижу, за другом вашим приглядываю, — предельно честно ответил тот. — А до этого на берегу его нашел и помог сюда добраться. Отплатил, так сказать, добром за зло.

— Чего?! — обиделся вор, снова приподнимаясь. — Да если б не я…

Путник усмехнулся:

— Ладно-ладно, добром за добро.

— Конечно, Жар же у нас самый главный в этой истории, — поддакнул Альк. Вор насторожился, не сомневаясь в подвохе, и не ошибся. — Значит, ему теперь за все и отвечать!

— Что, так и не получилось из вашего ученичка совершенного непобедимого путника? — в свою очередь съязвил Жар, только сейчас заметив крыса. — Разделились?

Путник сокрушенно развел руками:

— С другой стороны, могло быть намного хуже. Теперь, по крайней мере, мы знаем, как можно обратить обряд… Хотя повторить ваш опыт вряд ли удастся. Слишком много условий: нестабильная свеча в образе человека, смертельная угроза, самопожертвование, длань Сашия… а может, еще что-то, о чем мы не подозреваем. И, увы, дар при этом утрачивается. — Крысолов сочувственно посмотрел на девушку.

— Ну и отлично! — искренне вырвалось у Рыски. — Все равно он ничего, кроме хлопот и неприятностей, не приносил!

— Тебе — да. А людям… — Путник обвел рукой полузатопленную долину. По ее виду сложно было поверить, что люди в восторге. Слишком высокой ценой далось им примирение. Но иначе она была бы вообще непомерной.

Рыске внезапно подумалось, что саврянину, напротив, не до веселья.

— Альк… — виновато начала она.

— Все в порядке.

— Да нет, я же знаю, как важен был для тебя путничий дар…

— Он и сейчас для меня важен, — согласился белокосый. — Лучше б я умер, чем его потерял.

— Не надо! — испугалась Рыска. Только-только нашла друга, и снова его лишиться, да еще из-за такой глупости!

— И не собираюсь, — фыркнул тот. — Зачем? Я же по-прежнему видун.

— Что?!

— Ну да, — нахально подтвердил саврянин. — С чего мне лишаться дара? Я-то им никого не убивал. Это только ты напортачила.

— Ах ты! — Рыска примерилась по привычке ткнуть его кулаком в грудь, но окровавленная повязка мигом охладила ее пыл. Пятна расползлись, рядом проступило еще несколько мелких.

— Похоже, каждый получил от Хольги то, что хотел, — заключил путник.

— Кроме меня! — простонал Жар, снова входя в роль умирающего.

— Ты тоже, — безжалостно припечатал его Альк. — Просто за тобой столько грехов числилось, что это самое легкое, чем ты мог отделаться.

— А я в последний раз Сашию молилась, — смущенно призналась Рыска. Некрасиво-то как вышло: она в Богине разуверилась, а та все равно ее спасла! — Что же теперь делать?

— Срочно помолись Хольге два раза, — с серьезным видом посоветовал Альк.

— Да ну тебя, богохульник! — Девушка насупилась, но про себя решила помолиться трижды.

— Так, может, заново в Пристань пойдешь? — невинно уточнил Крысолов.

Саврянин так на него поглядел, что даже Жар улыбнулся, а Рыска и вовсе рассмеялась.

— А вы говорили, что это у него из-за свечи такой характер гадкий! — в шутку упрекнула она путника.

— Я говорил, что он ухудшился, — поправил тот. — А что потом снова улучшится, не обещал. — И, прежде чем Альк наглядно это подтвердит, сменил тему: — Надо бы чего съестного раздобыть. И раненого накормить, и самим не помешало бы.

— Пойду с наместником поговорю, — надменно заявил Альк. — Небось для меня и моих друзей у него найдется местечко получше общей площади.

Саврянин развернулся, сделал всего пару шагов — и стал красиво заваливаться набок, на руки успевшему вскочить путнику и кинувшейся на помощь Рыске.

— Ох уж эти Хаскили, — вздохнул Крысолов, укладывая бесчувственное тело ученика рядом с Жаром. — Ладно, сам в какую-нибудь кормильню схожу. Хотя цены там сейчас, подозреваю…

Тело мольца так и не отыскали. Ничего удивительного в этом в общем-то не было: могло как утонуть, застряв в омуте под корягой, так и уплыть далеко по реке: в ближайшую неделю ей предстояло выбросить на берега еще немало трупов.

Но охочая до чудес людская молва конечно же не поверила в такой простой исход. Прошел даже слух, будто это был сам святой Трачнил, отпущенный Богиней из Вечного Дома для остановки братоубийственной войны. Рыска могла бы возразить, что как-то уж больно заблаговременно Хольга его отпустила… но зачем? Славе пророка она не завидовала, смерть, как ни крути, у мольца вышла самая что ни есть каноническая, а главное — с войной-то действительно покончили! Тсарь Шарес прибыл в Йожыг уже вечером, наспех раздал указания, переправился через реку и поскакал дальше, в саврянскую столицу.

— Думаю, с подписанием нового договора хлопот не будет, — прозорливо заметил Альк, услышав эту новость. — Там же такие… Исечки.

Жилье удалось найти не в кормильне, а над лавкой торговца пряностями, не очень даже и дорого: хозяин лавки рассудил, что дружба с путником ценна сама по себе, и сдал болезной компании две личные комнаты.

Жар пару дней провалялся в постели, вообще не вставая (почти даже не придуриваясь!), потом опухоль вокруг раны стала спадать, и вор повеселел. Альк, по его словам, чувствовал себя отлично, но как раз с него Рыска боялась глаз спустить: Жар хоть на месте лежит, а этот неизвестно где снова свалится и будет ли кому его ловить.

Однако на этот раз на саврянине все и впрямь заживало, как на крысе. Крыса же, обнаглев, бегала по всему дому, зверски шурша в ночи и до того запугав хозяйского кота, что он даже к миске с молоком подойти боялся, пока наглая тварь не налакается первой и не уйдет.

Зато и мышей крыса разогнала куда успешней кота. Все до единой из дома ушли.

Путник большую часть дня проводил в городе или на берегу, без труда находя себе работу. На третий день Крысолов вернулся довольный донельзя и, поманив Рыску, указал на окно:

— Выгляни-ка!

Девушка с опаской послушалась и радостно вскрикнула: внизу стояли нетопыриха и одна из коров. От ее вьюков, правда, остались только драные, тряпками свисающие мешки, зато притороченная к задней луке гитара была в целости и сохранности. Даже не искупалась, в отличие от своей предшественницы: видно, корова успела удрать подальше от берега до прорыва плотины.

— Эх, знал бы — заначку в нее сунул! — сокрушался вор, крутя в руках гитару.

— Скажи Хольге спасибо, что хоть корова нашлась! — стыдила его Рыска.

— Ну да, — продолжал ворчать Жар тоном ниже, — сначала все отобрать, а потом кусочек вернуть — тоже мне спасибо…

— А еще молец! — фыркнул Альк.

— И что с того? — не смутился вор. — Я Богиню ближе знаю, значит, могу себе позволить всю правду ей в лицо высказать! По-дружески! Эй, Хольга, где наша вторая корова и вещи?!

Божинин лик с прибитого в углу двуикония взирал на мольца по-дружески снисходительно.

На четвертый день в подсохший город вошли цыгане. Услышав пение и звон бубнов, Рыска выглянула в окно и радостно вскрикнула: это был тот самый табор.

— Ну теперь-то мы наконец вернем им гитару!

— Я не могу! — поспешно отказался Жар, натягивая одеяло по уши, — Я еще очень, очень болен! О-о-о…

Альк сделал вид, что вообще не услышал. Выбора не было — не путника же, вообще никакого отношения к этой истории не имеющего, посылать!

Рыска повесила гитару на шею и отправилась каяться.

— Здравствуй, золотая! — обрадовалась девушке пожилая цыганка, сразу выделив ее из толпы. — Еще краше стала, еще стройнее! Что, погадать тебе? Или танец поглядеть пришла?

— Вот, — Рыска протянула ей гитару, в ответ на недоуменный взгляд поспешно объяснив: — Мы нечаянно… Это, правда, не та, но она еще лучше!

— Ай, какая хорошая девушка! — восхитилась цыганка, проводя ладонью по зардевшейся щеке Рыски, будто не веря, что она настоящая. — Честная, добрая! Такому человеку ничего не жалко, бери гитару насовсем!

— Да нет, не надо, — еще больше смутилась Рыска. — Я и играть-то не умею.

— Бери, говорю! — белозубо расхохоталась цыганка, отталкивая протянутый ей инструмент. — Мужчину своего попросишь — научит! А не научит, так хоть повод попросить будет!

Рыска опасливо обернулась на дом. Альк стоял у открытого окна, скрестив руки на груди, но до него, к счастью, было слишком далеко, чтоб услышал.

— А вы как же?

— Э-э-э, — беззаботно отмахнулась цыганка, — мы себе давным-давно другую украли!

Девушка вернулась к друзьям с таким озадаченным лицом, что те немедленно принялись допытываться, что произошло и почему она по-прежнему с гитарой, а узнав, стали бессовестно хохотать.

Через неделю Рыска столкнулась на улице с Цыкой. Батрак сильно исхудал, на голове — замусоленная повязка, на плече — палка с тряпичным узлом.

— Рысочка! — искренне обрадовался он. — Жива? А дружки твои?

Девушка охотно обнялась со старым знакомым, чувствуя себя непривычно взрослой, равной ему, — а не той маленькой девочкой, которая впервые увидела сурового парня с корзиной ворон.

Постояли посреди улицы несколько щепок, поговорили. Батрак собирался домой, в Приболотье. Ушел бы и раньше, но тоже отлеживался.

— Миха жалко, — вздохнула Рыска.

— Еще как жалко, — подхватил Цыка. — До сих пор иногда снится, будто болтаем мы с ним, как с живым, а о чем — утром убей не помню… Но, сдается мне, он как будто такой судьбы и искал — чтоб в бою за правое дело погибнуть… — Батрак поправил сползший по палке узел. — А ты, Рысь? Не хочешь обратно на хутор?

Девушка замялась, и Цыка не стал настаивать на ответе.

— Тут, это, Колай со мной. — Батрак оглянулся на дверь хлебной лавки. — Заскочил закупиться на дорогу, сейчас выйдет. Может, поговорить захотите…

— Да нет, — равнодушно отозвалась Рыска, сама подивившись, что не испытывает ну никаких чувств к отчиму — ни страха, ни обид за прошлое, ни радости. — Не о чем. Ладно, счастливой вам дороги! Фессе с ребеночком доброго здоровьечка от меня передавай.

— Сам жду не дождусь, когда обнять их смогу, — расплылся в улыбке батрак. — Тыщу раз себя за глупость проклял, больше нипочем с семьей не расстанусь…

Еще раз обнялись и разошлись. На душе у Рыски почему-то было грустно.

Альк к наместнику все-таки сходил. Что он там ему наплел, Рыска не знала, но корову и пару златов господину Хаскилю одолжили. Это было очень кстати: деньги после наводнения зарабатывал только Крысолов, и, хотя он благородно не намекал, как дорого и тяжело содержать всю компанию, мужчинам самим было стыдно. Особенно Альку, который хоть и вычеркнул бывшего наставника из врагов, но обратно в друзья так и не записал.

— Эх, был бы я здоров… — переживал Жар.

— И что? — иронично спросил Альк, как раз вернувшийся от наместника. — Ты в саврянской темнице еще не сидел?

— Почему сразу в темнице? — взъерошился Жар. — Мало ли у меня честных умений!

— Каких, например?

— Всяких! Крысолов даже сказал, что мне в тайную службу надо было идти, — хвастанул вор.

— Устроить?

— В саврянскую, что ли?

— В какую хочешь. У меня везде знакомые есть.

— Ты нам уже сто златов устроил, — фыркнул вор. — И что из этого вышло?

— Отдам, — и глазом не моргнул Альк. — Вот съездим с Рыской ко мне в замок, и расплачусь.

— Опа, — растерялся Жар, не ожидавший такого поворота. Родители-то наверняка примут блудного сыночка с распростертыми объятиями, но каких же усилий стоило белокосому гордецу принять это решение! — А я?!

Саврянин бросил один золотой ему на кровать.

— Тебе как раз на прожитье до нашего возвращения хватит. До кормильни доковылять небось сумеешь.

Рыску в первый миг предложение саврянина тоже огорошило, но, подумав, девушка согласилась, что это лучший выход. Правда, брать у Алька деньги (после всего, что они вместе пережили!) было как-то стыдно, но белокосый уверенно оборвал ее сомнения:

— Договор есть договор. Ты ж свою часть выполнила.

Девушка поняла, что ее возражения обидят его не на сто, а на все триста златов.

День отъезда выдался пасмурный, но светлый — белые облака раскатались по небу тонким однородным слоем, как тесто для вареников. Хорошо, ехать не жарко.

Рыска радовалась новому путешествию, как ребенок. В городе ей уже стало скучно, хотя с саврянами она наловчилась объясняться не только на пальцах и даже завела несколько знакомых.

— Надо по пути заехать и Милку выкупить! — в десятый раз напомнила она Альку.

— На обратном! — в десятый же раз рявкнул на нее тот. — Даже если эту корову отдашь, у нас все равно денег на доплату нет. Не мою же продавать.

— А вдруг ее уже продадут или зарежут?!

— На одной корове я с тобой до столицы ехать не собираюсь!

— Давай хоть заедем проведаем!

— Корову?! — заскрипел зубами саврянин. Крыса полукольцом лежала за воротником, изредка поднимая морду с сонными прищуренными глазами. День был не ее временем. — Да она тебя забыла давно!

— Хозяев — сказать, чтоб не обижали ее! И ничего не забыла, она у меня знаешь какая умная?

— Ну, по сравнению с тобой…

— С тобой еще больше! Жар с Крысоловом, вышедшие во двор их проводить, тихо посмеивались.

— На обратном пути, — жестко повторил Альк. — И потом целуйся с ней хоть с утра до вечера в своей болотной веске!

— И ничего не в веске! Я, может, в сказочницы податься решила, — надулась Рыска. — Вот только на хутор к Фессе с Цыкой в гости съезжу, за Милку с Сурком расплачусь…

— Я тебе расплачусь! — тут же встрепенулся Жар, — Это твоя корова, нечего!

— Да никто у нее ничего не потребует, — рассеянно отозвался Альк, поправляя упряжь на своей буренке.

— Откуда ты знаешь? Ты ж этого Сурка никогда не видел, прозвище-то ему неспроста дали!

Саврянин пожал плечами. Крыса мотнулась и, растревоженная, перебралась к нему за пазуху.

— Так, кажется почему-то. Лезь в седло, сказочница. Поедем. — Рыска забралась на корову и уже оттуда (чуть покраснев при воспоминании о словах цыганки) упрекнула:

— Чем дразниться, лучше бы на гитаре играть научил!

— Тебя? Безнадежно, — даже не задумавшись, отмахнулся Альк.

— Ты просто учитель никудышный! — снова вспылила девушка.

— Найди другого.

— Ну и найду!

— Ну и найди.

Коровы уже двинулись с места, а всадники все продолжали препираться, забыв даже помахать друзьям на прощанье.

— Маленькая она еще для него, — с беспокойством сказал Жар.

— Вырастет, — уверенно возразил путник. — И хорошо, что маленькая. Учить легче.

— Этот научит…

На фоне ровного белого неба было хорошо видно, как Альк с Рыской, до чего-то там договорившись, протянули друг другу руки.

Да так дальше и поехали.