"СССР — ответный удар" - читать интересную книгу автора (Логинов Анатолий)

Слышу голос из прекрасного далека… Июль-август 1941/53 года.

Высланное из Виши полпредство (посольство) СССР во Франции обосновалось в небольшом курортном местечке Тюйес-ле-Бен на испанской границе. Живописный ландшафт горной долины, поросшей сосновым лесом, опрятные корпуса водолечебницы, стоящей на берегу бурлящей горной речки, вся феерическая красота этого места отнюдь не успокаивала ни посла Богомолова Александра Федоровича, ни сотрудников посольства. Все они переживали чувства беспокойства и заброшенности. От тяжелых мыслей и неизвестности немного отвлекали только занятия, организованные по решению посла для всех сотрудников посольства, а так же их детей. Сам посол читал лекции по истории и философии. Несмотря на постоянную слежку жандармов и шпиков в штатском, правительство Петена похоже забыло о советском посольстве, даже сопровождающий их протокольщик давно уже не получал никаких распоряжений от министерства иностранных дел.

Скудное питание, неизвестное будущее, отсутствие вестей с Родины, не мешало трем сорванцам из посольства, среди которых был и сын посла Сергей, вести себя как всем мальчишкам во все времена — играть в лесу, ездить на велосипедах по городу и берегу реки, купаться и часами следить за форелью, выпрыгивающей из воды.

Конечно, они не были совсем уж беззаботными, но детство есть детство. В то же время они внимательно присматривались ко всему, происходящему вокруг, пытались общаться с местными подростками, узнавать новости. Мешал этому и языковый барьер, и жандармы. Но, несмотря ни на что, мальчишки сумели подружиться со своими сверстниками. Так им удалось первым узнать, что в России происходит что-то странное, а позднее один из живших в Тюйесе испанцев (бывших республиканцев, бежавших во Францию после победы Франко) сумел незаметно для следящих жандармов рассказать на ломанном русском о крупных победах Красной Армии над немцами. Прибежав к отцу, Сергей рассказал ему эту новость, встреченную всеми с радостью и некоторым недоверием.

Впрочем, косвенное подтверждение этому они получили довольно скоро — появившийся протокольщик, полноватый человек с баронским титулом и кислым выражением лица, сообщил послу, что получены новые инструкции и посольство снова переедет в Пор-Вандр. Богомолов заметил, что трехдневное пребывание в вагонах на станции этого городка отнюдь не самое приятное воспоминание. На это барон де Арк ответил, что приняты все меры и для них уже выделены специальное здание в городе, а для переезда будет прислан специальный состав. Кроме того, в Пор-Вандр ожидается приезд советского дипкурьера, который должен прилететь в Виши на самолете.

Новости были неожиданные, но приятные. Понятно было, что дела немцев очень плохи, раз Петен согласился на прилет советского самолета и перебазирует посольство поближе к своей столице. Правда, не совсем понятно было, неужели для прилета всего лишь курьера наши используют какой-то новейший самолет, способный преодолеть огромные расстояния над захваченной врагом территорией. Значит, случилось что-то действительно важное.

На следующий день на станцию был подан состав из сравнительно новых, сравнительно удобных вагонов так называемого международного класса. Таких вагонов у Виши было очень мало и этот состав, а так же резко изменившееся отношение жандармов еще раз подтвердили полученные новости. В пути предупредительные проводники чуть ли не бегом выполняли любую просьбу, а на одной остановке в вагон посла принесли ворох газет — французских, а так же (о, чудо!) швейцарских и даже несколько более старых американских. Особенно поражали сведения из Германии о гибели Гитлера, крупном наступлении русских и борьбе между различными группировками немецких войск. Чтение газет настолько всех увлекло, что никто и не заметил прибытия в Пор-Вандр. Там их ждало еще несколько сенсационных новостей — ожидавший их специальный представитель министерства иностранных дел сообщил о возвращении их в Виши, а в городе их уже ждал курьер советского министерства. Вскоре подъехал и он с напарником. Вышедший из машины курьер заставил побледнеть и зашептаться почти весь женский состав посольства, да и многих мужчин. Из машины вышел человек, до неприличия похожий на сына посла, повзрослевшего лет на 10–15.

Посол, казавшийся абсолютно спокойным, встретил его у своего вагона. Но и он, как и окружающие его сотрудники, не смог удержать изумленного возгласа, когда курьер представился:

— Богомолов Сергей Александрович, специальный дипломатический курьер Министерства Иностранных Дел СССР.

Разговор продолжился уже в купе посла, где два Сергея практически неотрывно смотрели друг на друга. Полученные от курьера сведения были настолько фантастическими, а само потрясение от встречи с точной копией сына, повзрослевшего на 12 лет, настолько сильным, что послу пришлось пить успокоительное. Но еще большим потрясением для него было узнать о будущем, которого уже не будет, и о себе самом, занимавшем важный пост в МИДе.

Да уж, дополнительная проверка, проведенная по приказу Берии удалась на славу…

Прибыв в Виши, посольство СССР разместилось уже не в маленьком, еле вмешавшем, все кабинеты здании (из-за чего прежде совещания часто приходилось проводить на квартире посла), а в специально освобожденном для них комплексе одного из санаториев. По всему было видно, что Петен и его окружение, просчитав все возможные варианты, решили сделать ставку на немецких сторонников восточного направления и СССР. Первые же встречи с новым министром иностранных дел Виши генералом Антуаном Бетуаром, сменившем адмирала Дарлана, полностью подтвердили эти догадки. Он сказал, что в правительство приглашен Жорж Бидо, популярный французский левокатолический политик, после освобождения из плена проживавший на оккупированной территории, а также знаменитый журналист д» Астьер де ла Вижери. Оба они были известны послу, как противники мира с Германией.

Еще одним потрясением для посла и его сопровождающих стал огромный четырехмоторный самолет Ту-70, с трудом размещенный на считавшемся первоклассным военном аэродроме неподалеку от Тулона. Богомолов поехал туда, чтобы проводить улетавших в Советский Союз курьеров, везущих ответ посла, часть персонала посольства и всех детей. Кроме советских граждан, с этим же самолетом улетали трое поляков — коминтерновцев, пожилая пара и молодой человек, которых посол сумел при отъезде из Виши внести в списки сотрудников посольства.

В послании, отправленном А. Богомоловым на Родину, сообщалось, что правительство Виши, напуганное изменениями обстановки в мире, отнюдь не горит желанием восстанавливать отношения с англичанами, помня об операции Катапульта. Конечно, вишисты предпочли бы сговориться с САСШ, но они великолепно понимают, что американцы ничем им помочь не успеют. К тому же, практически очевидная победа просоветских сил в Германии, с которой вишисты наиболее сильно связаны, также подталкивает их в этом направлении. Исходя из анализа обстановки во Франции и мире, а также полученных инструкций, посольство СССР во Франции будет оказывать влияние на правительство Виши с целью создания на его базе правительства народного фронта, с удалением наиболее реакционных элементов и постепенной замене их прогрессивными силами.

Первый обер-квартирмейстер Генерального штаба генерал-лейтенант Паулюс, только что приехавший домой службы и планировавший немного отдохнуть вместе с семьей, был раздосадован раздавшимся в прихожей звонком. Горничная, отправившаяся открывать дверь, что-то задерживалась и Паулюс, раздраженно ворча, стал подниматься сам. В этот момент в кабинет ворвались несколько эсэсовцев с пистолетами и автоматами наизготовку. Вслед за ними вошел оберштурмбанфюрер СС.

— Генерал Паулюс? Согласно распоряжения бригаденфюрера Шелленберга вы арестованы за сотрудничество с коммунистами и пораженческие настроения. Вот ордер, — сказал он, даже не представившись.

«Что!! Какое сотрудничество, что за выдумки!» — крикнул Паулюс, попытавшись подойти к телефону. Однако эсэсовцы были настороже и схватили его раньше. Практически не сопротивлявшегося генерала на глазах у заплаканной жены вывели из дома и усадив в одну из прибывших машин увезли на Принц Альбрехт Штрассе.

Там генерала ждала камера в повале и долгие предолгие допросы у следователя. На них Паулюс узнал, что он оказывается выступает по большевистскому радио из Москвы, рассказывая о поражении Германии в войне с Россией, о полном разгроме вермахта, об установлении в Германии социалистического строя и о хорошем отношении русских к пленным, чему он якобы является наглядным примером. На все возражения, что он никак не может оказаться в России и это какая-то провокация русских, следователь либо смеялся, либо грязно ругался. Правда, санкции на третью степень допроса у него похоже не было и никаких пыток к Паулюсу не применяли. Но чувствовалось по поведению следователя, что такие меры уже на подходе.

А однажды, следователь еще раз получив в ответ на все вопросы очередную порцию заверений в полной невиновности, вызвал кого-то из коридора. В кабинет втолкнули страшно изуродованного человека. Следователь объяснил, что это — матрос из экипажа судна «Ганс Вольф», коммунист, свидетель по его делу. Обреченно глядя на Паулюса, человек, кривясь от боли и пришепетывая из-за выбитых зубов рассказал, что попав в плен к русским генерал-фельдмаршал Паулюс стал сотрудничать с ними и комитетом освобождения Германии, а так же преподавать в русской академии Генштаба

Паулюс попытался возражать, но следователь, приказал увести свидетеля, и, повернувшись к Паулюсу заорал:

«Ты, свинская собака! Не виноват, да?! Ты и такие как ты ухитрились проиграть войну, предать Германию и фюрера, перейти на сторону врага! Ты сдал русским под Сталинградом трехсоттысячную армию и вместо того, чтобы застрелиться, трусливо сдался сам. Пусть этого еще не произошло, но нам уже известна твоя гнилая требуха! Не может быть, чтобы такое произошло внезапно. Наверняка с тобой связаны еще многие предатели! И ты о них нам выложишь всё! Или добровольно или после обработки как и этот «герой». А иначе мы не только изуродуем и расстреляем тебя, но и отправим в концлагерь всю твою семью! Ты….еврей затаившийся! Понял или нет!» — затем следователь вызвал конвой и приказал увести Паулюса в камеру, добавив что даст ему подумать несколько дней.

Видимо у следователя было множество иных дел, потому что несколько дней растянулись надолго. И это стало спасением для Паулюса, хотя он, сидя на нарах и переживая за семью, об этом еще не знал. Время тянулось медленно — медленно, разбиваемое на части только подъемом-завтраком-обедом-ужином-отбоем. Кормили отвратительно, но терзаемый кошмарными мыслями Паулюс почти не замечал, что он ест и мало спал, ворочаясь по полночи.

Все переменилось одним прекрасным вечером. У дверей камеры послышались звонкие шаги подбитых гвоздями армейских сапог и в открытую дверь камеры вошли двое старых знакомых — генерал Фромм и майор Отто Ремер в сопровождении нескольких солдат, вооруженных чешскими винтовками. Генерал Фромм рассказал Паулюсу последние новости об убийстве Гитлера, о раздорах среди заговорщиков и создании в Берлине правительства национального спасения во главе с президентом Беком и канцлером Лебером. Это правительство объявило амнистию всем левым партиям, а так же призвало к сотрудничеству всех «настоящих национал-социалистов, не забывших, что вторым в названии партии стоит слово социализм». Одновременно ими были опубликованы несколько брошюр, в которых доказывалась социалистическая направленность как самой партии, так и раннего Гитлера и признавалось что его обманули ближайшие соратники. Этот гениальный ход позволил «левым» не только захватить власть в Берлине, но и получить поддержку большинства армии и чиновников. Гиммлер, сохранивший верность старым принципам и его «правительство» держались пока в Мюнхене, а сторонники союза с Британией — в Бельгии и частично в генерал-губернаторстве, Греции и Югославии. Но в трех последних местах они были заняты выживанием, борясь против Советской Армии и местных партизан. Правда ходили слухи, что англичане все же высадили в Греции какие-то войска, но вряд ли многочисленные, так как итальянцы пока на мирные переговоры не соглашались.

Сэм Браун, клерк «Бэнк оф Нью-Йорк», хороший специалист и семьянин, высоко ценимый начальством, имел только одну слабость, которая не нравилась, однако лишь его жене. Нет, он не был не бабником и не пьянствовал в свободное время. Он был радиолюбителем. На мансарде его дома была оборудована радиостанция, которой могли позавидовать самые продвинутые радиолюбители того времени. А его гордостью были подтвержденные связи с экспедицией Папанина, радиолюбителями в Австралии и особенно, с радиостанцией в русском городке на Волге, с почти непроизносимым названием Чебоксары. Для патриотов столицы республики Чувашия сообщаю, что развитие Чебоксар началось лишь во время войны, после эвакуации в него нескольких заводов. До войны же, это была маленькая полудеревня, которую часто сравнивали с Кушкой. Так что такой сеанс радиосвязи был экзотикой похлеще связи с радиостанцией в джунглях Африки. Его старинный друг и соперник по этому хобби, Лайонель Крэбс из Чикаго, завидовал Сэму черной завистью, но никак не мог добиться подобного.

Но с 22 июня связь с радиолюбителями в России стала весьма затруднительной. Похоже, что после нападения немцев, им запретило выходить в эфир их политическая полиция, как ее, гепеу, кажется. А связь с Чебоксарами всегда была неустойчивой, потому, что у тамошнего радиолюбителя был очень слабый передатчик. Но в одну прекрасную ночь, когда проходимость радиоволн была великолепной и Сэму удалось связаться с Веллингтоном, неожиданно в несколько ином диапазоне он поймал сильный и устойчивый сигнал с знакомыми позывными. Это был старый знакомец из Чебоксар. Небольшой сеанс, разговор ни о чем… И только его окончание заставило Сэма вновь связываться с корреспондентом. Отмечая время разговора, тот поставил несуществующую дату в 1953 году! Дальнейший разговор походил на театр абсурда. Оказывается в России была весна 1953 года, умер их вождь Сталин и они были очень удивлены новым нападением немцев разбитых союзниками — СССР, США и Англией в 1945 году.

Не удержавшись, Сэм поделился свалившейся на него сенсацией с Лайонелем. Он же не знал, что тот был одним из пишущих редакторов «Чикаго Трибюн» и очень интересовался неподтвержденными сообщениями о прибытии американских кораблей из СССР 1953 года…

На следующий день газета «Чикаго Трибюн» вышла с сенсационными заголовками на первой странице:

«СССР перебросило к нам из будущего. Божья воля или дьявольский расчет?»

«Что скрывает Рузвельт?»

«Почему общественность ничего не знает о судьбе экипажа «Валгаллы»?».

Газета расходилась «на ура» и к полудню пришлось допечатывать дополнительный тираж.

Возможно, ФБР удалось бы вовремя пресечь утечку информации, но как впоследствии докладывал Гувер президенту, совпало сразу несколько взаимосвязанных причин. Начальник отделения и его заместитель были в разъездах, а офицера, имевшего допуск к теме темпорального переноса, неожиданно положили в больницу с приступом аппендицита.

Так что газета разошлась беспрепятственно, вызвав море откликов, в том числе и по радио. Сенсационная новость разошлась по всей стране, оттеснив на время все остальные. Но и команда Рузвельта сумела воспользоваться вроде бы неудобным для нее обстоятельством, организовав сброс информации о переносе, будущей конфронтации с СССР и предотвратив возможности утечки информации о возможной войне с Японией.

В результате поправка к закону о ленд-лизе, распространяющая его действие на Японию, прошла через палату представителей и сенат большинством голосов. Ее поддержали и сторонники, и противники президента, объединенные ненавистью к проклятым русским большевикам, которым оказывается Америка помогала в войне с немцами и которые после победы, предрешенной высадкой англо-американцев в Европе, так неблагодарно выступили против своих союзников.

Расследование же обстоятельств, вызвавших утечку информации привело к принятию закона о контроле за радиостанциями и другими средствами связи, потенциально способными использоваться в шпионских целях. Так что радиостанции мистеров Сэма Брауна и Лайонелла Крэбса в числе других были опечатаны, из них были изъяты лампы выходного каскада усилителя и теперь ни один из них не мог уже предаваться своему опасному для будущего Америки занятию.

Да, это была сенсация из сенсаций, на время оттеснившая с передовиц газет даже новости о вспыхнувшей второй русско-японской войне и о положении на русско-германском фронте. Очередной выкинутый русскими фортель поистине не лез ни в какие ворота. Суметь перенестись всей страной из будущего прямо в день начала войны, да еще и обмануть при этом почти весь мир. Да, поистине на это способен либо бог, либо его извечный антагонист. Такое потрясение не выдержали многие человеческие умы, особенно из числа глубоко религиозных.

В Калифорнии (САСШ) некий Иеремия Джозеф Мэйдмен стал называть себя Джозефом Стиллманом и объявил, что ему открылась истина: Ленин и Сталин суть новые воплощения Мессии, а коммунисты строят царство божие на Земле. Все же непокорные и неуверившие будут стерты с лица земли оружием, способным уничтожать миллионы и разрушать города. Первоначальный снисходительный тон сообщений о новоявленном пророке быстро сменился на нейтрально-уважительный, а число приверженцев новой секты стало исчисляться сотнями тысяч как в США, так в других странах после сообщений о применении русскими сверхмощных бомб, уничтоживших немецкие войска на балтийском острове и японский десант на Курилах. Новая церковь получила название Адептус Коммунизмус.

Исчадиями ада и пособниками Сатаны объявила всех русских, попущением божьим и вмешательством темных сил перенесенных из будущего, церковь адвентистов седьмого дня. В некоторых городах САСШ полиции пришлось разгонять многолюдные драки между адвентистами и сторонниками Адептус Коммунизмус.

На этом фоне почти незамеченными прошли сообщения о мирных советско-германских переговорах и о заключении перемирия на Дальнем Востоке. Впрочем, несмотря на переговоры, русские продолжали продвигаться по Европе и лишь англичане в попытке спасти все что можно высадили войска в Бельгии, Норвегии и Греции.

Муссолини в одной из своих очередных исторических речей заявил, что между итальянским фашизмом и русским коммунизмом нет непримиримых противоречий. Он подчеркнул, что Италия в 30-х годах плодотворно сотрудничала с большевистской Россией и никакие идеологические противоречия им не препятствовали.

Папа Римский пока хранил молчание, но представитель римской курии при итальянском правительстве кардинал Споллето неофициально заявил, что курия не находит в данном явлении ни дьявольского, ни божественного вмешательства. Это просто природное явление, отметил кардинал, разговаривая с корреспондентами газет «Оссерваторе Романо» и «Нью-Йорк Таймс».

Наступление Советской Армии продолжалось и 927 истребительный перелетел вслед за наступающими войсками на новый аэродром.

Несколько раньше на этот же аэродром был переброшен 126 истребительный полк на самолетах И-16 из Белостокского выступа. Эти практически безнадежно устаревшие истребители использовались как штурмовики и легкие бомбардировщики. Благо часть из них была вооружена 20 мм пушками, а в подготовку истребителей Советских ВВС всегда входило и обучение атакам наземных целей. Впрочем, часто эти машины использовались и в качестве приманки для уцелевших истребителей люфтваффе. При этом И-16 сковывали Мессеров боем, а реактивные МиГи атаковали их с пикирования. Жаль, что такие возможности были все более и более редкими — после выхода из войны Румынии и разгрома основных сил люфтваффе в приграничных сражениях немецкие истребители были в воздухе не меньшей редкостью, чем бабочки в начале весны. Да и И-16-х осталось не так много — для вооружения одного полка по полному штату пришлось собирать машины со всей 9-й смешанной авиадивизии.

Эти мысли, кружившие в голове Петра Логичева, совсем не мешали ему проделывать привычную, выполняемую на рефлексах, работу при посадке МиГа. Правда, садиться в этот раз приходилось не на привычный бетон, а на выложенную БАО[15] взлетно-посадочную полосу из железных плит. Но погода стояла холодная и сухая, поэтому плиты лежали прочно и никаких осложнений при посадке не возникло.

К зарулившим на стоянку МиГам уже сбегались летчики и техники 126 истребительного полка. Конечно, они уже видели эти серебристые скоростные машины в воздухе, а некоторые и на земле. Но какой же авиатор откажется от удовольствия посмотреть, а то и потрогать новый, невиданный ранее самолет. Тем более такой, для людей сорок первого года представлявший не меньшую фантастику, чем приземлившаяся на аэродроме 21 века летающая тарелка.

И вот когда уже большинство летчиков приземлившихся МиГов покинули свои машины, один из летчиков из 126 полка вдруг бросился к командиру 2-й эскадрильи с криком:

— Колька, ты?!! — А тот, побледнев, смотрел на подбегавшего, как на привидение. — Колька#184; Колька, вырос, чертяка! — обнимая все еще не пришедшего в себя капитана Буланова, приговаривал летчик из сорок первого.

— Михаил, ты… вот встреча! — наконец смог выговорить Буланов.

Из последующего разговора выяснилось, что в этот летчик — старший брат Николая Буланова, пропавший без вести в прошлом 1941 году. Вечером по этому поводу командиры 927 и 126 полков устроили совместный праздничный ужин всего личного состава, за исключением летчиков и техников дежурных эскадрилий.

А через две недели в квартиру Булановых в старинном русском городе Вологда пришло сразу два письма. Поседевшая и постаревшая Надежда Ивановна Буланова наконец-то дождалась долгожданного письма от своего первенца. В глубине души, несмотря ни на что, она ждала от него весточки, не веря в его гибель. Дождалась и радость со слезами пополам поселилась в еще одной семье. Много таких семей было по Союзу. И много было таких, горе которых стало еще глубже. Ибо стало понятно, что своих потерявшихся в войну им уже не увидеть. А война шла снова, требуя новых и новых жертв…

Теперь два полка взаимодействовали не просто как две части одной армии, а как два побратима. Командование же, словно поняв эту истину, почти постоянно использовало их совместно. И летели наземь пытавшиеся сопротивляться фашисты от напора дружбы и огня. А Петр Логичев подружился со своим ровесником из сорок первого — командиром звена лейтенантом Муравьевым. Молодой, но уже седой, лейтенант, как и Логичев, имел в жизни только одну главную страсть — полеты. Он, спокойный и даже несколько заторможенный на земле, в небе преображался, принимая мгновенные решения. Ювелирный пилотаж, великолепное знание самолета и отличная реакция помогли ему выжить в первых боях. И теперь он считался, как и Петр, одним из лучших летчиков полка.

Освобожденный советскими войсками Краков ликовал. С восторгом, хотя и настороженно, встречали поляки русские войска. А при известии о решении открыть в мало пострадавшем замке Вавель съезд всех польских политических сил для организации правительства освобожденной Польши, восторг перешел в ликование. Жаль конечно, что Варшаву пока освободить не удалось, но зато жителям древней столицы Польши было приятно возвращение ей, пусть и не надолго, прежнего статуса. Несколько недель ушло на согласование организационных вопросов, сбор делегатов и перелет представителей лондонского правительства в изгнании. К началу съезда русские преподнесли сюрприз, доставив из Москвы нескольких сотрудников посольства Польской Народной Республики.

Собравшиеся на заседание съезда представители польских антифашистских сил были в приподнято-изумленном настроении, разглядывая представителей польского посольства из Москвы и нескольких коммунистов-подпольщиков, похожих друг на друга, как две капли воды. Правда, прибывшие из Москвы товарищи были старше своих дублей на двенадцать лет, но тяжелые условия жизни как известно отнюдь не омолаживают, а наоборот внешне старят человека. Так что и подпольщики, и поляки пятьдесят третьего выглядели абсолютно похожими.

У некоторых делегатов заседания, настроенных отнюдь не прокоммунистически, мелькали при этом и другие мысли. Слишком уж явным было сходство и слишком большое преимущество оно давало созданной недавно коммунистической Польской Объединенной Рабочей Партии. Все предложения по организации власти, по составу правительства, по конституции освобожденной Польши и даже предложенное ими название — Польская Народная Республика — проходили «на ура». Большинство делегатов считало, что раз эти люди действительно прибыли из будущего, то они уже знают наилучшие решения вопросов для блага польского народа. Ведь они то уже пережили все эти события — и поражение в войне с Германией и освобождение Польши русскими, и послевоенное восстановление. Конечно, представители из Лондона и многие АКовцы были отнюдь не в восторге, но часто были вынуждены идти вслед за большинством. А большинство с восторгом внимало каждому слову «гостей из будущего».

Нет, этот съезд был разыгран русскими как по нотам. И это отнюдь не прибавляло радости представителю Коммунистической партии и Советского правительства на съезде товарищу Хрущеву. Он великолепно понимал, что этот успех, полученный в результате предложений Берии и вопреки его и Булганина предложениям о созыве чисто коммунистического съезда, работает на авторитет Лаврентия Павловича. Осознание этого еще больше злило Никиту Сергеевича, чувствовавшего как, словно вода сквозь пальцы, утекает из его рук власть. Все, что он делал для продвижения к заветной цели, уничтожалось какой-то неведомой силой. Все его предложения казалось бы логичные и направленные не только на повышение его авторитета, но и на усиление роли партии, на построение по-настоящему коммунистического общества, опирающееся на незыблемый авторитет классиков марксизма, не принимались товарищами или проваливались при выполнении. А все, что выдумывал этот обер-палач, этот паршивый интеллигент в пенсне, проходило без сучка и задоринки. Поэтому власть, та власть, которую Хрущев уже видел своей, понемногу ускользала. А ведь поначалу все было так хорошо. Как и Сталин когда-то, Никита Сергеевич занял вроде бы незначительную, такую техническую должность — секретаря ЦК КПСС. Но ведь она давала множество невидимых остальным рычагов влияния, самое главное — на подбор и расстановку кадров. А этот змей ухитрился вырвать из рук самый важный инструмент воздействия — под предлогом войны и Катаклизма назначением на должности стали заниматься ГКО и Совет Министров, а ЦК лишь подтверждал их выбор задним числом. Тем временем Лаврентий договорился до того, что вообще предложил оставить за партией только идеологическое воспитание. Нет, он точно не коммунист и даже не марксист…

Мрачные мысли Никиты Сергеевича, несостоявшегося Генерального и «кукурузника», прервал гром аплодисментов. Так делегаты отреагировали на оглашение результатов голосования по составу переходного правительства ПНР. Большую часть постов в нем заняли члены ПОРП и их союзники. Правда попал в правительство и Миколайчик, и даже Бур-Коморовский. Вот это уже Хрущеву понравилось, так как давало повод для критики предложений обер-палача, как ведущих к захвату власти в Польше контрреволюционными силами. Конечно, аргумент был слабоват, все главные посты в правительстве достались коммунистам, но все же с паршивой собаки хоть шерсти клок.

Через несколько дней, после завершения съезда для высокого гостя из Москвы устроили экскурсию по Кракову. Сопровождавший Хрущева в качестве гида переводчик польского посольства Марек Бжезский не столько рассказывал о различных достопримечательностях, сколько удивлялся небольшим разрушениям в городе по сравнению с тем, что запомнились ему. Впрочем, Хрущев, сохраняя приветливый вид, практически и не слушал добровольного гида, погруженный в свои расчеты.

Вечером, на устроенном в честь окончания съезда банкете Никита Сергеевич попытался прощупать отношение к возможной смене Берии. И к своему недовольству, узнал, что поляки в восторге от придуманного Берией хода с включением АКовцев и лондонской делегатуры в правительство. Ведь таким путем нейтрализовалось сопротивление отрядов АК, которые в прошлой жизни попортили немало крови правительству ПОРП.

В общем, несмотря на успешное завершение миссии, улетал Никита Сергеевич из Кракова в очень скверном настроении.

Назначенное на этот день заседание ГКО должно было решить ряд технических вопросов. Планировалось обсудить протокол завершения испытаний «Системы-25» и принятие ее на вооружение, заслушать министра авиационной промышленности о ходе развертывания производства самолетов Ту-85 и самого главного конструктора — о работах по доводке самолетов Ту-16 и Ту-95. Кроме того, должны были обсуждаться программы создания бронетанкового и артиллерийского вооружения. К началу заседания все были извещены, что дополнительно будут рассмотрены работы по проектам СКБ Королева. Конечно, все эти вопросы были важными, но так сказать текущими и поэтому большое удивление вызвало приглашение на него всех членов Политбюро.

Будничное начало и медленное, обстоятельное обсуждение положения дел с испытаниями зенитно-ракетного комплекса С-25, в артиллерийской, танкостроительной и авиационной промышленности сменились неожиданно бурными дебатами о перспективах развития ракетной техники. Каганович и Булганин после доклада Королева выступили с предложениями о закрытии этих проектов, как требующих слишком больших ресурсов при недостаточно понятных результатах. Как заявил Каганович, при сложившемся превосходстве СССР нет необходимости в сомнительных экспериментах. Достаточно увеличить производство существующих вооружений и не позволить вероятным противникам развивать свои. Булганин же отметил, что превосходство СССР в авиационной технике настолько велико, что нет необходимости тратить деньги на непонятные ракетные проекты. Надо просто перебросить сэкономленные на средства на увеличение производства реактивных стратегических бомбардировщиков. Это по опыту былых сороковых — начала пятидесятых годов вместе с превосходством в сухопутных войсках позволит достичь необходимой степени безопасности СССР от внешних угроз.

С возражениями выступили Хрущев и Берия. Первый заметил, что опыт Великой Отечественной войны показывает, что ракеты являются абсолютно неуязвимым оружием, необходимым для оснащения вооруженных сил. Берия же начал свои возражения с того, что без развития ракетной техники невозможно освоение космоса, которое в перспективе имеет большое военное, народно-хозяйственное и научное значение. Тут уже на него обрушились сразу трое: Хрущев, Булганин и Каганович. Все они считали, что непредсказуемые будущие перспективы освоения космоса не оправдывают крупных расходов, которые страна должна нести сейчас, в период новой войны.

Маленков, кажется, начал уже склонятся на сторону этой тройки и даже предложил Берии поставить на голосование два возможных решения — либо о полном прекращении финансирования разработок ракетной техники, либо о завершении разработки ракет Р-5 с дальнейшим прекращением финансирования разработок ракет.

И тут Лаврентий Павлович бросил в бой тяжелую артиллерию. Он напомнил, что создание перспективной тяжелой ракеты — это в первую очередь возможность нанесения внезапных неотразимых ударов спецбоеприпасами по вероятному противнику практически в любой точке Земли. Кроме того, Берия вызвал Королева и задал ему несколько вопросов о возможностях перспективной ракетной и космической техники. Королев заметил, что после незначительной доработки ракеты возможен запуск на околоземную орбиту обитаемой космической орбитальной станции. А с ее помощью — проведение разведки, в том числе фотографической из космоса и точного сброса с орбиты спецбоеприпасов. И ответы Генерального Конструктора перевесили все доводы оппонентов. Возможность разведки и нанесения ударов по любой территории на Земле из космоса стала решающим аргументом в пользу выделения дополнительных средств на ракетную программу.

После окончания заседания ГКО в зале остались только члены Политбюро. Председательствующий на нем секретарь ЦК Хрущев объявил, что, по мнению некоторых товарищей необходимо решить два вопроса: о повышении роли КПСС и о возможности объединения должностей Председателя Совмина и Председателя ГКО.

По первому вопросу слово взял Булганин. Он отметил, что последнее время с легкой руки некоторых товарищей заметно снизилась организующая и направляющая роль коммунистической партии. Это недопустимо, особенно в условиях после Катаклизма. Именно партийное руководство стало фундаментом всех побед Советского государства и народа, в том числе и в Великой Отечественной войне. Поэтому ослабление роли партии, особенно в деле подбора и расстановки кадров — недопустимо. Необходимо восстановить в полном объеме действие положение о номенклатуре ЦК и ввести в изменения в конституцию, законодательно подтвердив руководящую роль КПСС.

Похоже, что заседание было хорошо подготовлено, потому что сразу после выступления Булганина с его полной поддержкой выступили Каганович, Ворошилов, Хрущев и Суслов. Казалось бы, положительное решение вопроса было у закулисы в кармане. Но неожиданно против выступил Молотов. Он заметил, что никто не отрицает решающей роли КПСС в руководстве Советским Союзом. Но никакой необходимости закреплять этого законодательно он не видит. По его мнению, вместо непосредственного управления, которым занимается Правительство и, в военное время, ГКО, партии необходимо сосредоточится на идеологическом воспитании, на мобилизации нравственных сил советского народа на решении стоящих перед страной трудных проблем. Молотова поддержали Берия, Маленков и внезапно передумавший Ворошилов. В результате было решено, что КПСС будет заниматься только идеологией и контролем за работой партийцев в государственном аппарате (как полушутя, полусерьезно сказал Берия, чтобы не занимались приписками).

Второй вопрос занял еще меньше времени — против слияния постов выступили почти все. При этом Микоян заметил, что раз при нынешнем положении вещей все идет нормально, то незачем затевать никаких реорганизаций.

Разъехались члены Бюро после заседания поздно. И опять Хрущев уехал в одной машине с Булганиным. Но теперь вместе с ними уехал Маленков. Несмотря на всю скрытность опытного аппаратчика, можно было заметить, что принятое решение второго вопроса было ему не по душе.

Настроение берлинцев, живущих в полуокруженном русскими городе, было ничуть не лучше настроения упомянутого высшего партдеятеля. Несмотря на активно идущие в Стокгольме переговоры, русские продолжали продвигаться на Запад. Бронетанковые клинья русских давно уже вошли в Германию как нож в масло, а теперь к ним добавились и выбрасываемые с неба десанты. Территория Европы напоминала слоеный пирог из русских, немецких, польских, французских, английских и прочих войск. По последним полученным сведениям, русским уже сдались Румыния и Болгария. Еще сильно пугали обывателей отряды вервольфа — объединившиеся СС-овцы, чины армии и люфтваффе, которые боролись с новыми властями, стремясь восстановить старый порядок, попутно грабя добропорядочных бюргеров.

Справедливости ради надо заметить, что подобные настроения разделялись далеко не всеми. Уцелевшие коммунисты и социал-демократы были в куда лучшем настроении, хотя и у них полной уверенности в благоприятном ходе дел не было. Все великолепно помнили события 30-х г.г. и не могли предсказать — не повторят ли русские все, что проделали в своей стране, и в Германии. Но эти вопросы обычно всплывали только во время, свободное от забот, а уж последних у всех было выше крыши. Вот и сейчас минуты отдыха для рядового Отто Гронера из первой роты батальона майора Ремера, охранявшей аэропорт Темпельгоф, были безжалостно прерваны сигналом тревоги. Солдаты дежурного взвода лейтенанта Шмундта вместе с легким пулеметным броневиком были брошены на прочесывание близлежащего леса, в котором были замечены неизвестные вооруженные лица. Тем, кто смотрит на немецкий лес со стороны, кажется, что он полностью просматривается от опушки до опушки. Но, несмотря на несхожесть с тайгой или джунглями, это тоже лес и в нем всегда можно укрыться или найти место для засады. Вот в такую засаду и попал взвод Шмундта. Грамотно организованная засада и дисциплина огня показывали наличие в составе банды опытных солдат, возможно фронтовиков. Против них в бой вступил взвод, принадлежащий к армии резерва и состоявший из призывников и всего лишь нескольких фронтовиков, попавших в него после госпиталя. Поэтому бой начался для них неблагоприятно. Пропустив броневик, вервольфовцы выстрелили ему в корму из винтовочного гранатомета. 30 мм противотанковая кумулятивная граната большой мощности огненной струей легко пробила противопульную броню, тело одного из членов экипажа и двигатель. Раздался громкий взрыв и веселый треск горящего бензина, заглушивший крик стрелка, не успевшего покинуть машину. Явно это были не простые бандиты, ведь выпуск таких гранат только начинался и даже фронтовики их еще не получали.

Потеряв броневик и несколько человек, Шмундт запросил по рации подкрепление, одновременно развертывая взвод и пытаясь охватить засаду с флангов. Второе отделение он оставил на месте и приказал связать заду огнем и имитацией атаки в лоб. Прикрывая друг друга огнем винтовок и пулемета, солдаты пытались продвигаться по подлеску. Но сильный и меткий огонь противника быстро заставил их залечь. Не повезло при этом и Отто Гронеру. Он успел почувствовать сильную и резкую боль в груди, словно что пыталось вырваться из тела наружу, увидел вдруг наклонившееся небо, рассеченное ветками деревьев и его затопила все поглощающая темнота…

Шифровальщик представительства Восточной Оккупационной Зоны Германии, член СЕПГ с 1946 года, Отто Гронер с утра чувствовал непонятное недомогание. Время от времени кружилась голова, перед глазами вставали лица его друзей по армии резерва, о которых он раньше почти не вспоминал. Порой ему казалось, что его руки сжимают старый, испытанный карабин, прошедший с ним всю войну. Осмотревший его доктор представительства нашел только повышенное давление, но на всякий случай посоветовал прилечь и дал выпить какой-то резко пахнущей настойки. После нее Отто стало лучше, но все равно временами появлялись прежние непонятные ощущения.

Вдруг он вскочил с кровати, напугав сидящую рядом медсестру. Перед его глазами стояла четкая картина чистенького, явно немецкого леса, горящего на дороге броневика и бегущих рядом с ним солдат в форме вермахта с одноглавым орлом со свастикой в лапах на груди. Кто-то командовал, но слов Отто практически не слышал. Прибежавшие по вызову доктор, шофер вместе с медсестрой пытались успокоить находящегося явно не в себе Гронера, порывающегося куда-то бежать и в бреду кричащего о бое. Отто никак не успокаивался, но вдруг резко обмяк, схватившись за грудь, и потерял сознание. Очнулся он уже в приемном покое больницы Склифосовского, чувствуя себя абсолютно здоровым, и даже собирался уйти. Попытавшимся его остановить русским медсестрам он по-немецки пытался объяснить, что здоров. Появившийся немецкий доктор разрешил недоразумение, но Гронеру все равно пришлось пройти полное обследование, занявшее весь остаток дня и еще следующий. Несмотря на то, что ничего обнаружено не было, доктор продолжал регулярно проверять состояние Отто еще целую неделю.

Петр Логичев прощался со своим другом лейтенантом Муравьевым, как и весь 927-й полк — с друзьями из 126-го полка. 126-й полк по приказу министра Василевского выводился из Польши и, после передислокации в Белоруссию, переформировывался в штурмовой. Часть же летчиков, среди них и Муравьев, подавших рапорта и подходящих по здоровью для реактивной авиации, улетала переучиваться на реактивные истребители.

Прощание происходило в столовой, где собрались весь личный состав полка, за исключением дежурного звена. Веселье продолжалось допоздна, но на утро истребители 927-го были как всегда готовы к полетам. И боевая тревога не заставила себя ждать. На перехват появившихся в воздухе немецких самолетов вылетела пара Петра Логичева, с утра заступившая на боевое дежурство.

Набрав высоту и выйдя на цель, Логичев от изумления даже выругался. Навстречу МиГам его пары летели незнакомые двухмоторные реактивные самолеты[16], судя по размерам и небольшой кабине — истребители. Восемь самолетов шли на высоте 6000 метров, строем клина. Подвесок на них не было, так что вероятнее всего летели они на разведку или свободную охоту.

Заметив русские самолеты, немцы попытались перестроиться. Практически сразу у пары самолетов отказали двигатели. Выбросив черные выхлопы, двигатели одного из самолетов встали и, кажется, совсем не собирались запускаться вновь, судя по тому, что самолет резко снижался, не пытаясь маневрировать. На втором самолете вдруг вспыхнул двигатель на правой консоли крыла и пилот резко бросил самолет в пике, видимо надеясь сбить пламя. Остальные самолеты расходились двумя группами, форсируя моторы в стремлении набрать высоту и скорость. Похоже, они собирались попробовать взять пару Логичева в клещи. Но скороподъемность немецких самолетов была на глаз вдвое ниже МиГа. Поэтому МиГи Логичева и напарника на максимальном режиме двигателя, в наборе высоты, снизу вверх прорвали строй звена из четырех немцев, обстреляв их короткими очередями пушек. Один самолет, получив повреждения, задымил и, беспорядочно кувыркаясь, устремился к земле. Второму достался, по-видимому, 37 мм снаряд, мгновенно превративший его в облако раскаленных осколков. Пара оставшихся самолетов резко вильнула в сторону и еще у одного, кажется, отказал двигатель — он начал снижаться и пилот выбросился из него с парашютом.

Логичев с напарником боевым разворотом устремились ко второй паре немцев, но опоздали. Их уже атаковала вторая пара дежурного звена. Еще один немец резко просел, выбросил пламя и из него вывалился пилот. Увы, спастись ему было не суждено — раскрывшийся было парашют мгновенно вспыхнул.

Зажав оставшийся самолет и диктуя ему направление трассами очередей, дежурное звено повело неизвестный реактивный истребитель немцев на аэродром. При посадке и у этого самолета отказал левый двигатель, самолет вынесло вбок от полосы. Хорошо, что везение этого пилота пока не кончилось — самолет попал в противопожарную канаву, сломал шасси, но не загорелся. Приземляясь, Логичев видел, как со всего аэродрома к севшему немцу бегут технари и солдаты роты охраны.

Позднее командир полка довел, что посаженный немецкий самолет — опытный реактивный истребитель Хейнкеля Хе-280. Оказывается такой самолет взлетел в Германии еще в апреле 41-го и только ненадежность двигателей помешала немцам запустить его в производство. Про ненадежность его движков Логичев мог многое сказать по личным наблюдениям, но то насколько, оказывается, немцы обгоняли Советский Союз в сороковых годах, его здорово потрясло.

А победу Петру так и не засчитали. Сбитый самолет упал на нашей территории, однако он оказался снят на ФКП ведомого, который и получил эту победу. Второй же, взорвавшийся, в снимок не попал и засчитан Логичеву не был.

Впрочем, долго переживать по этому поводу ему не пришлось, через неделю он рассчитывался с полком и прощался с друзьями, получив назначение в Центр переучивания летного состава в Липецк.

Несмотря на войну, железные дороги Союза работали как часы, что было и понятно — никаких угроз с воздуха, перевозки войск минимальны, только снабжение. Поэтому дорога заняла не слишком много времени и Петр прибыл в Липецк.

Здесь его ждал сюрприз — оказывается он попал на тот же курс подготовки, что и его друг из сорок первого лейтенант Муравьев. Пока он и еще несколько человек из сорок первого проходили дополнительную подготовку и вывозные полеты на реактивных истребителях. А Логичев и другие летчики из пятьдесят третьего приступили к теоретическому курсу переучивания на новый самолет — дальний всепогодный истребитель сопровождения Ла-200Б. Самолет предназначался для длительных полетов в любых метеоусловиях и на огромные дальности для сопровождения стратегических бомбардировщиков. Кроме того, на нем планировалось установить новейшую прицельную радиолокационную систему, а в дальнейшем— систему дозаправки в воздухе.

Переучивание и жизнь в мирном, гостеприимном Липецке нравились Петру, но временами он тосковал по своему полку и своим боевым товарищам и жалел, что переучивание не проходит как обычно, всей частью. Инструкторы Центра, которых он спрашивал по этому поводу, сказали, что выбор обучаемых шел по медицинским показаниям. Выбирались летчики — истребители, по медицинским обследованиям способные переносить длительные полеты в тесной кабине.

Самолеты поступали в Центр прямо с завода. Новенькие, блестящие дюралем, огромные по сравнению с привычными МиГами, они все же больше напоминали Логичеву легкие бомбардировщики, а не истребители. Он даже подумал, что надо бы написать рапорт о переводе назад в полк, но решил все же дождаться первого полета.