"СССР — ответный удар" - читать интересную книгу автора (Логинов Анатолий)

Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход Июнь-август 1941/1953 г.

Командир 261 танкосамоходного полка 27 гвардейской механизированной дивизии 7 Механизированной армии полковник Иван Васильевич Котляров прошел всю Великую Отечественную, как говориться от звонка до звонка, начав ее младшим лейтенантом в седьмом танковом полку четвертой танковой дивизии. Дважды горел в танке, выходил из окружений и сам окружал, закончил войну майором, командиром гвардейского тяжелого танкового полка. Сейчас он командовал одним из лучших полков 7-й армии, но, увы, сокращенного состава, как и вся армия. Поэтому главной заботой Котлярова была приемка пополнения и сколачивание подразделений. Повторное нападение немецко-фашистских войск не стало для Ивана Васильевича сильным потрясением — с начала Корейской войны он жил в постоянном ожидании какой-нибудь очередной пакости американцев и их союзников. Война обострила его интуицию на всякие неприятности. Как он говорил иногда: «Болванка еще и полметра до танка не долетела, а я, старый сталинский танкист, уже в канаве».

Поэтому он был вдвойне зол, получив предписание оставить полк на заместителя и прибыть в штаб армии. Всякий, кому приходилось оставить на полдороге начатое весьма важное дело, передав его в чужие руки легко его поймет. Да еще и интуиция его дала осечку, вот Иван Васильевич и сердился. Нет, конечно его заместитель был неплох, других в 261 полку не держали, но бросать свой полк в разгар подготовки к решающему наступлению ужасно не хотелось. Боевого опыта у заместителя не было, а Котляров хорошо помнил, как резко меняются люди под огнем. Жалко было людей, с которыми сросся как с родными, ведь Котляров, со своим опытом, добытым кровью, мог бы помочь им обстреляться, пережить первые, самые трудные бои, предотвратить ошибки, совершаемые от недостатка реального боевого опыта. Но приказ есть приказ и вот уже «козлик» комполка повез его в сторону штаба армии, расположенного недалеко от Борисова. Части 7 МА пока продолжали оставаться в районах расквартирования.

В пути машина была несколько раз остановлена и проверена войсками охраны тыла фронта, а перед самым штабом они выехали на пост охраны. Видимая часть поста включала двух солдат и сержанта, экипированных по-боевому и лишь опытный взгляд с небольшого расстояния обнаружил бы хорошо замаскированные окопы и две пулеметные огневые точки в дзосах. Настроение полковника заметно повысилось, когда он все это обнаружил. Это вам не сорок первый, когда штаб Западного фронта располагался как в мирное время в бывшем поместье, охраняясь выставленными в открытую патрулями, блистая свежеподсыпанными песчаными дорожками и свежесрубленными грибками для часовых. Говорят, немцы несколько дней не могли поверить результатам воздушной разведки, подозревая хитрую ловушку, и только потом разбомбили штаб.

Котлярова и еще нескольких прибывших в штаб офицеров приняли заместитель командующего армией генерал Горбатов. Когда офицеры расселись в небольшом тесноватом кабинете, он рассказал, что после Катаклизма в районе предвоенного Белостокского выступа остались части предвоенной РККА. Недавно вышестоящее командование установило связь с ними и теперь они полностью подчиняются командованию Белорусского фронта. Но как сами офицеры помнят, в сорок первом ни командный, ни личный состав, ни подготовка армии не соответствовали требованиям войны. Поэтому командующий Белорусским фронтом маршал Тимошенко приказал перевести часть офицеров Белорусского округа, имеющих опыт войны, и назначить их на командные должности вместо отозванных в тыл командиров.

После инструктажа и получения документов, обеда в столовой штаба фронта, их всех отвезли на аэродром где уже ждал готовый к полету Ил-12. После полета в сопровождении звена Як-9У, самолет приземлился на полевом аэродроме. Здесь их уже ждали несколько эмок и полуторок с охраной. Все прилетевшие с Котляровым офицеры были назначены в полки четвертой танковой, а его назначили командиром этой дивизии. «Интересно, — подумал Иван: — при назначении наверняка внимательно смотрели мое личное дело. Надо будет попробовать узнать у Сергея». Сергей Юрченко имел звание майора и служил в отделе кадров округа. Подружились они с Котляровым еще во время войны, когда сержант Юрченко служил в дивизионной строевой части и вместе с Иваном выходил из окружения под Смоленском.

Части дивизии, как и помнил Котляров, понесли большие потери от бомбежек в первые дни войны. Но в отличие от прошлого, выступ отрезан не был, в безнадежные атаки на последних каплях горючего никто не ходил. Отведенные в тыл части дивизии восстанавливали боеспособность, кроме того им по возможности подвозилась танковая техника россыпью — снятые с хранения Т-34-ки. На машинах сорок первого года демонтировались двигатели В-2 первых выпусков и заменялись новыми, с большим ресурсом и более надежными. Но часть танковых рот, имевших старую технику, все же передали для усиления оборонявшихся стрелковых дивизий.

Знакомство с дивизией после принятия дел, Котляров начал с 3-го батальона 7-го танкового полка. Собранные на поляне, оборудованной под столовую, офицеры внимательно и сосредоточенно смотрели на нового командира дивизии. Некоторые при этом оглядывались на сидевшего сбоку младшего лейтенанта с перевязанной головой, похожего на полковника как брат-близнец. Полковника Котлярова представил начштаба дивизии, вызвав еще большее оживление среди офицеров. Дождавшись, пока гул голосов утихнет, Котляров сказал:

— Ну, здравствуйте товарищи. Здравствуйте, мои боевые друзья. Разрешите еще раз представиться — бывший младший лейтенант 3-го батальона 7-го танкового полка, полковник Иван Васильевич Котляров. Будем продолжать совместную службу…

Командующий Прибалтийским Военным Округом маршал Баграмян был, в отличие от Булганина, старый солдат, не знавший слов любви, к тому же очень хитрый (впрочем, фамилия обязывала). Поэтому сразу после Катаклизма он, не дожидаясь директив из центра, вывел на боевые позиции войска 11 армии. На все запросы и директивы из центра он посылал спокойные донесения о неясности обстановки, о стычках разведчиков и пограничников, о попытках налетов немецких ВВС. Особенно интересным стало донесение о нескольких десятках истребителей и бомбардировщиков люфтваффе, приземлившихся ночью 5 марта на некоторых аэродромах Калининградской области.

Пока разведчики Ил-28Р и Ту-4Р пытались вскрыть систему обороны противника, маршал не спеша, но и не затягивая, провел доукомплектование и развертывание войск. Конечно, его войскам было немного проще, чем остальным — кроме крупной группировки на левом фланге, включавшей танковые и пехотные части, перед ними стояли лишь несколько отдельных групп войск противника силой до дивизии. Однако разведчики засекли эшелоны с резервами, подтягивающиеся к фронту. По ним с успехом отработали бомбардировщики Ил-28 четырнадцатой воздушной армии. Одновременно бомбо-штурмовые удары Илов, как двадцать восьмых, так и штурмовых десяток, обрушились на наступающую левофланговую группировку немцев.

И вот спустя несколько дней на жидкий фронт левого фланга немецких войск обрушился мощный огневой удар. Стреляло все — от 76 мм самоходок, 45, 57 и 85 мм пушек до 152 мм корпусных пушек-гаубиц и самоходок, 203 мм гаубиц, 240 мм минометов и «катюш». Огненный шквал пронесся по немецким войскам, уничтожая узлы сопротивления, окопы, пулеметы, солдат и укрытия, в которых они прятались. Не успел он затихнуть, как над передовой появились уже виденные немцами ранее, но не в таком количестве, русские штурмовики «Чёрная смерть», увешанные ракетами и бомбами, ощетинившиеся пушками и практически неуязвимые в своей броне. За ними сплошным потоком (так, по крайней мере, казалось уцелевшим немецким наблюдателям) шли неуязвимые для 3,7 см «колотушек» русские тяжелые и средние танки. Их огромные орудия выплевывали снопы огня, подавляя всякую мысль о сопротивлении у выживших немецких солдат. К концу дня от обороны, спешно созданной подтянутыми ближайшими резервными дивизиями, остались только небольшие островки, омываемые половодьем русского наступления как застрявшие весной на реке куски льдин. И так же, как эти льдины быстро тающие…

А вглубь польских земель устремились введенные в прорыв танковые и механизированные дивизии, прикрытые сверху истребителями, сопровождаемые штурмовиками Ильюшина и высылающие впереди себя смертоносные стаи его же бомбардировщиков. Эти маневренные крестообразные в плане машины со скоростью почти не уступающей скорости русских реактивных истребителей, вооруженные носовыми пушками и подвижной пушечной установкой в хвосте, оказались практически неуязвимы для люфтваффе. И неудивительно, в нашей реальности вплоть до снятия их с вооружения эти бомбардировщики считались самой трудной целью для реактивных истребителей, не имеющих ракетного управляемого оружия.

Русские показывали немцам свой блицкриг. Танки, за ними пехота на бронетранспортерах и грузовиках повышенной проходимости, легкие и тяжелые самоходки, все это прикрывается с воздуха и зенитками разных калибров. За передовым эшелоном также в основном на автомобилях и частично пешком двигаются стрелковые дивизии, со своими танками и самоходками. Артиллерию русских тянут отнюдь не лошади и наскоро приспособленные автомобили, а специальные тягачи, в том числе и бронированные.

Большим сюрпризом для немцев стала высаженная неподалеку от города Млава 104 воздушно-десантная дивизия с легкими самоходками[17] и безоткатными противотанковыми пушками, перехватившая сразу две железные дороги, по которым к немецким войскам поступали снабжение и подкрепления. Атака поспешно брошенной на уничтожение десанта 286 охранной дивизии, усиленной батальоном трофейных французских танков «Рено» R.35 была отбита русскими с потрясающей воображение легкостью. Они словно отмахнулись от комара. Группы из четырех десантников с автоматами и пулеметами, используя как транспорт маленькие, практически прижимающиеся к земле противотанковые самоходки, быстро выдвинулись на угрожаемые участки. Умело организовав взаимодействие между пехотой и броней, русские остановили и уничтожили атакующих. Мощные пушки авиадесантных самоходок пробивали корпуса «Рено» насквозь, как картонные, а высаженная вместе с десантниками артиллерия и минометы внесли посильный вклад в бой, добив все, что пыталось стрелять, в том числе и дивизион 105 мм гаубиц.

В результате спешившие к незащищенному участку фронта войска, снимаемые с Западной Европы и других участков фронта, вынуждены были под ударами авиации высаживаться в чистом поле.

Отметился и русский Балтийский флот. Уничтожив огнем корабельной артиллерии несколько торпедных катеров и потопив устаревший линкор «Шлезвиг-Гольштейн» атаками реактивных торпедоносцев с реактивными же торпедами, русские высадили в Эльбинге десант морской пехоты. Высадку десанта поддерживали своим огнем броненосец береговой обороны «Выборг» и крейсер «Чкалов». Десантники выбили оборонявшиеся части немцев из города.

Навстречу наступающим с севера войскам одиннадцатой и вновь создаваемой в ходе наступления двенадцатой армий нанесли удар и части десятой армии из белостокского выступа. Но немецкая танковая армия Гота смогла не только отразить их удар, но первоначально даже продвинуться дальше на восток. Все же советские войска образца сорок первого, даже с частично измененным составом офицеров сильно уступали войскам образца пятьдесят третьего. Впрочем, успех немцев был недолог, им пришлось ослабить наступающие войска для отражения наступления с севера.

Прибалтийский фронт неукротимо двигался по польским землям на Познань…

Иван Васильевич Котляров, что бы не говорили про него молодые офицеры, отнюдь не был сухарем. Он тоже любил, но только службу и танки. Ему на всю жизнь запомнились первые дни войны, тогдашнее чувство собственного бессилия переломить сложившуюся ситуацию. Он помнил горящие избы и расстрелянных с самолетов беженцев, повешенных партизан и подпольщиков. И стремился всегда сделать все, чтобы это не повторилось. Кроме того, ему нравились эти многотонные машины, это сочетание брони, огня и мощи двигателей, при помощи экипажа становившиеся единым разумным существом, бьющимся с противником. Ему нравился даже тот коктейль из воздуха, паров топлива, выхлопных и пороховых газов, которым приходилось дышать танкистам во время боя. И он злился, когда сталкивался с офицерами, спустя рукава или пассивно относящимся к своим обязанностям. Помнилось ему, что в сорок первом таких безынициативных, ждущих указаний и боящихся принять самостоятельное решение было много. Приняв же дивизию, он внезапно обнаружил, что его полустершиеся воспоминания не отражали полностью того, с чем ему пришлось столкнуться. Он мотался по частям дивизии, которой уже пришлось отойти восточнее, не зная ни сна, ни отдыха. Приходилось лично контролировать, исправлять и подгонять, приходилось материться и грозить расстрелом, приходилось снимать с должности и срочно искать замену из тех, кто вспоминался как более подготовленный. Иногда воспоминаний не хватало и тогда Иван Васильевич действовал по наитию.

Обучение шло усиленными темпами, днем и ночью. Поэтому к моменту наступления из Прибалтики, дивизия, насколько возможно была готова к боям. Но и эта подготовка оказалась слабоватой. Бои между брошенными в наступление частями седьмой дивизии и 10-й дивизии немцев, к сожалению, часто заканчивались успехом последних. Новые, отличные танки в руках недостаточно опытных экипажей не всегда справлялись с многократно уступающими им немецкими Панцеркампфвагенами-Три и — Четыре. Иван Васильевич, наблюдая за боем с КП, просто физически ощущал эту разницу. Как-то неуклюже и медленно передвигающиеся тридцатичетверки, надолго останавливающиеся перед каждым выстрелом и почти мгновенно реагирующие на любое изменение обстановки, вкладывающие чуть ли не снаряд в снаряд трешки. От больших потерь дивизию спасали встречный характер боя, пошедшего не по немецкому канону «танки с танками не воюют» и слабое вооружение немецких танков. Оснащенные короткоствольным 50 мм орудием, тройки могли подбить Т-34 только при очень благоприятных условиях, а при удачном попадании от 85 мм снарядов не спасала ни боковая, ни лобовая броня. Все больше и больше танков с крестами на башнях замирало на поле, вспыхивая чадящим дымом. Но напор немцев не ослабевал.

Пришлось вводить свой последний шанс — резервный полк, раньше намеченного времени. Котляров лично возглавил атаку, находясь на острие удара. Как и один из противостоящих ему немецких генералов, Иван Васильевич считал что место танкового командира — впереди своих подразделений. Ввод резерва переломил обстановку и немногочисленные уцелевшие немецкие танки, продолжая огрызаться огнем, стали отходить, стараясь не подставлять бока огню советских танков.

Осматривая позднее поле боя, Иван Васильевич заметил часто посещающее его ощущение дежавю. Некоторые участки боя и стоящие на них подбитые немецкие танки казались ему знакомыми, хотя он точно здесь не был. Позднее, привязав увиденное к карте, он обнаружил, что в этих местах прошла рота под командованием младшего лейтенанта Котлярова (Котлярова из сорок первого года).

Наступление десятой армии, в которую входил и шестой механизированный корпус, немцам первоначально удалось остановить. Но тяжелое положение на левом фланге вынудило немцев перебросить часть войск против частей одиннадцатой армии и войскам десятой армии удалось прорвать фронт. Механизированный корпус, в том числе и седьмая танковая под командованием теперь уже генерал-майора Котлярова, вошел в прорыв и двинулся в направлении Млавы. И опять под прикрытием авиационного зонтика двинулись, перемалывая в пыль землю своими гусеницами, советские тридцатьчетверки. Сопровождали их небольшие части пехоты на автомобилях#184; всех, которые удалось высвободить от тыловых задач, и конники шестой кавалерийской дивизии. Конечно, эти войска выглядели не так внушительно, как наступающие с севера, но и им немцам противопоставить было нечего. А в тылу у немцев вовсю стреляли польские партизаны, как призраки ниоткуда внезапно появлялись части советского спецназа, а с неба на их войска и обозы сыпались бомбы и ракеты советских самолетов.

Поэтому Котляров не особо удивился, узнав о заговоре и убийстве Гитлера. Теперь продвижение войск ускорилось, так как немцы отступали, не принимая боя. Наши войска преследовали отступающих, также не стреляя первыми. По поступающим из штаба армии сведениям такая обстановка складывалась практически по всему фронту. И тем более неожиданным стало упорное сопротивление варшавской группировки немцев.

Части 2 танковой дивизии, находившейся в резерве, получали новую технику. Неожиданное превосходство русских заставило немецких конструкторов ударно поработать над совершенствованием немецких танков. Героические усилия конструкторов, рабочих, а главное, железнодорожников и тыловиков, протолкнувших эшелон с первой опытной партией бронетехники, позволили второй дивизии получить около девяноста новейших танков и самоходок.

Гауптман Вили Хенске, командир роты средних танков второго батальона третьего танкового полка, с радостью рассматривал новые, с длинной 7,5 см пушкой панцеры-4 и оснащенные той же пушкой противотанковые самоходки. Его друг гауптман Ганс-Ульрих Нисовски, получил танки типа 3 с длинноствольной 5 см пушкой. Теперь они посчитаются с этими обнаглевшими русскими большевиками!

Командир дивизии, генерал-лейтенант Рудольф Файель, был скорее недоволен получением этих танков. Ведь, кроме новых пушек, да наваренных дополнительных листов брони они ничем не отличались от тех, которые никак не могли справиться с русскими монстрами. И незначительное улучшение характеристик отнюдь не могло, по мнению Файеля помочь в решении этой задачи. В тоже время перевооружение его дивизии наверняка натолкнет кого-нибудь из штабистов на «гениальное» решение бросить ее в самое пекло. Можно сразу отметить, что генерал был прав. При первых же известиях о наступлении русских его дивизия была брошена на север. Так как русские бомбардировщики бомбили железные дороги, Рудольф Файель решил продвигаться по-походному, под прикрытием зенитной артиллерии и преимущественно ночами.

Но он и не подозревал, что за его дивизией из окружающих лесов и развалин следят зоркие глаза разведывательной группы из роты спецназа 5 Механизированной Армии. Поэтому первая же колонна танков наткнулась на взорванный на ее пути мост. Пока поспешно вызванные саперы пытались любым путем восстановить мост, а собравшиеся вместе командиры обсуждали возможные пути объезда, наступило утро. Тем временем собравшихся на дороге войск становилось все больше. Танки и автомобили пытались рассредоточится, но было уже поздно. С характерным свистом над колонной пронеслись первые «фляйшеры» и не успели они скрыться, как на танках, грузовиках и просто на земле расцвели огненные кусты разрывов. Небольшие, полуторакилограммовые кумулятивные и стокилограммовые фугасные бомбы проредили колонну, как пулеметный огонь прореживает пехотный строй. При попадании кумулятивных бомб танки загорались, часть из них взрывалась, разлетающиеся горячие осколки уничтожали окружающих солдат и поджигали автомобили. Взрыв всего боекомплекта одного из танков панцер-4 отбросил его башню на несколько метров в сторону. Летящая над колонной башня с болтающейся пушкой стала незабываемым зрелищем для всех уцелевших немцев.

Зенитные орудия, стоявшие на позициях, попытались открыть огонь, но практически сразу были атакованы новой группой фляйшеров и флигендесроров. А над колонной внезапно появились винтовые шварцетодты. Прицельным огнем из пушек и реактивными снарядами они дополнительно обстреляли позиции зенитных орудий, а пролетая над колонной, высыпали дождь кумулятивных и мелких осколочных бомб. Каждый штурмовик нес до сотни таких бомбочек, внесших свой вклад в царящий на земле ад.

Грохот взрывов, оглушительный рев пламени, крики раненных и умирающих людей сливались в единой симфонии разрушения. Первый батальон танкового полка дивизии практически перестал существовать.

Генерал Файель приказал оставшимся частям дивизии двигаться вперед ротными колоннами. Но русская авиация не прекращала своих атак. Каждый лес, способный служить укрытием для войск, бомбили фляйшеры. При этом они похоже использовали радиолокационные прицелы, так как маскировка не всегда спасала. К тому же дороги на пути колонн часто оказывались заминированы и партизаны при любом удобном случае обстреливали автомобили и уничтожали отставших.

Поэтому и генерал, и все оставшиеся в живых его подчиненные с огромным облегчением узнали о заключении негласного перемирия с русскими. Часть войск, попав под удар Седьмой Механизированной Армии русских, сдалась в плен, часть рассеялась, а остальные без сопротивления отступили в Германию, сопровождаемые шедшими за ними без единого выстрела танковыми и механизированными колоннами русских.

Офицеры арьергарда с завистью рассматривали в бинокль танки русских с приплюснутыми, зализанными башнями и мощными длинноствольными орудиями, механизированную пехоту, полностью посаженную на колесные бронетранспортеры и двигающиеся в их порядках тяжелые самоходки с орудиями как минимум 15 см калибра.

На тихом, малонаселенном острове, в довоенные времена часто бывшим местом отдыха, а позднее ставшим знаменитым благодаря местечку Пенемюнде, шли упорные бои. Высадившиеся в районе Крослина и Мелдекопфа, продвигающиеся в сторону полигона Пенемюнде десантники 234 и 237-го полков 76 гвардейской парашютно-десантной дивизии еще не успели получить новое вооружение, поэтому у них были только 45-мм пушки и 82 мм минометы. Противостоящие им эсэсовские части были оснащены куда лучше, имея не менее дивизиона 105 мм гаубиц, противотанковые и полевые 75 мм пушки и даже роту танков. Правда, танки оказались всего лишь легкими двоечками, но и они нанесли десантникам потери, пока один за другим не получили в ответ кумулятивные гранаты РПГ-2 или 45 мм бронебойные снаряды. Разведка очередной раз проморгала крупные силы противника. Увы, на войне такое бывает чаще, чем думают читатели шпионских приключенческих романов.

После нескольких неудачных атак стало ясно, что десантники ничего не могут поделать с заранее подготовленной обороной немцев. Морской десант мог подойти на следующее утро, к тому же главная его ударная сила, крейсер «Максим Горький» поймал торпеду, выпущенную немецкой подлодкой, и вернулся в Лиепаю. Ночью же главные немецкие специалисты вполне могли эвакуироваться на подводной лодке, чему пока противодействовали патрулировавшие побережье в районе Пенемюнде противолодочные самолеты с эскортом истребителей Ла-11.

Командир полка, полковник Пономаренко, только матерился, наблюдая за очередной неудачной атакой своих солдат. Повернувшись к радисту, он потребовал передать для авиации условную фразу: «Бабушка сильно больна». Затем по всем атакующим частям было отправлено приказание прекратить атаки и укрыться. Удивленные этим немцы также постепенно перестали стрелять, пытаясь понять какую же пакость приготовили им эти русские.

В это время круживший на большой высоте в стороне от острова бомбардировщик Ту-4А, получив условный сигнал, развернулся на боевой курс. Его командир, внимательно поглядывая на приборы, перевел самолет в пологое снижение, стараясь точнейшим образом вывести машину в заданную точку.

После того, как самолеты, патрулировавшие прибрежную зону, словно стая испуганных птиц, устремились на восток, на поверхность моря в районе, называемом немцами Хафен Ейн, то есть «Гавань один», всплыла подводная лодка. С нее в сторону гавани был подан световой сигнал. Стоящим на мостике лодки было видно, что на пристани началось шевеление. Конечно, лодка могла и причалить, но ее командир, ежеминутно ожидающий возвращения русских самолетов, счел это недопустимым риском. Крик наблюдателя, увидевшего одиночный русский самолет, и рокот мотора катера донеслись до капитана цур зее Приста одновременно. Самолет, большой русский бомбардировщик, пролетел на значительной высоте и от него отделилась одна единственная бомба, над которой раскрылся парашют. Капитан, несколько мгновений проследив за ее снижением, перевел бинокль на приближающийся катер… и в этот миг яркий свет, затмивший Солнце, залил все вокруг…

Оглушенные ударной волной, потрясенные видом поднявшегося в районе завода и полигона гриба, немцы еще не собирались сдаваться. Нет, они уже понимали, что их оборона напрасна, но все они были эсэсовцами и имели свою корпоративную гордость. Поэтому на переданный русскими призыв о сдаче они ответили огнем. Не желая терять своих бойцов в напрасных атаках, командовавший сводной группой полковник Пономаренко снова вызвал авиацию. На этот раз вид и шум подлетающих реактивных Илов вызвал вполне понятную реакцию немцев. По всей длине обороны, даже там где самолеты еще не были видны, начали появляться белые флаги. Правда, в некоторых местах они сопровождались взаимной перестрелкой у немцев, кое-где самых упорных все же пришлось добивать десантникам. Но большинство все же не выдержало и сдалось, опасаясь стать жертвой дьявольского оружия русских.

Допросы пленных проводили прилетевшие одновременно с десантниками сотрудники особой группы МВД и ГРУ. Из полученных сведений стало ясно, что главного конструктора Вернера фон Брауна в Пенемюнде не было. Незадолго до покушения на Гитлера он был вызван в Берлин и теперь никто не знал, где он находится. В Пенемюнде же находились конструктор ракет Вальтер Ридель, генерал Дорнбергер и еще несколько ученых и инженеров. Все они планировали эвакуироваться вместе с документацией в Англию. Войска же получили приказ держаться до прихода боевых кораблей, которые должны были вывезти их на остров Борнхольм.

Теперь вся разведывательная сеть ГРУ и МВД в Европе получила указание разыскивать фон Брауна. Советское руководство отнюдь не горело желанием дать вероятным противником шанс на быстрое развитие столь грозного оружия, как ракетное.

Радиоактивные же осадки после взрыва части ветром отнесло в сторону моря и лишь незначительная часть из них достигла острова Борнхольм. Десантный конвой Балтийского флота, после сброса бомбы перенацеленный на Борнхольм, не успел высадиться до выпадения осадков. Ни о чем не подозревавшие жители и немецкие солдаты в районах выпадения осадков получили дозы облучения и после высадки советских войск на острове был развернут специальный госпиталь. Прибывшие вместе с моряками врачи и части химзащиты объехали весь остров и проводили дезактивацию в пораженных районах. Все претензии местных жителей записывались, представители советского командования обещали выплатить компенсации всем пострадавшим.

Советская Армия, обходя узлы сопротивления, обгоняя отступающие без боя пехотные части немцев, устремилась на Запад. Впереди наступающих войск мчались на легких БТР-40 разведчики, за ними сплошным потоком текли колонны танков и мотострелков, за ними под охраной БТР и танков пылили грузовики снабжения и дальше не торопясь двигались на автомобилях и изредка пешком стрелковые дивизии. Они создавали вокруг продолжавшихся сопротивляться немецких частей кольцо окружения, подтягивали артиллерию усиления и «сталинские кувалды» вместе со «сталинскими органами» показывали немцам, что такое современный бог войны.

Англичане, поскребя по сусекам, высадили в Бельгии три пехотные дивизии, бригаду морской пехоты и две танковые бригады, и теперь поспешно устремились навстречу русским. Попытка высадки во Франции была отбита немцами и добровольцами из французов, еще не забывшими и не простившими коварному Альбиону операцию «Катапульта». Впрочем, англичанам и войскам «Свободной Франции» удалось закрепиться в Кале.

В Греции, где также высадились три английские дивизии, началась народная греческая забава — кто кого. Забыв об отступающих немцах, горячие греческие парни из Национального Фронта Освобождения начали резать таких же парней из прокоммунистического Фронта Национального Освобождения. Последние не преминули ответить той же монетой, но поскольку первых поддерживали англичане, а вторых было больше, стало ясно, что заварушка затянется надолго. Немцам, надо признать, это помогло мало, так как в соседней Югославии их с нетерпением поджидали не менее горячие партизаны Тито и мигом перекрасившиеся в антифашистов усташи. А в Румынию и Болгарию уже входили части Второго Украинского фронта под командованием маршала Жукова, от которых немцы тоже не могли ждать ничего хорошего.

Маршал Петен тем временем думал горькую думу, стремясь выбрать наиболее правильный дуб, к которому ему следовало прислониться, как березе из русской народной песни. Впрочем, об этой песне он не знал, а решения принимал, изрядно подумав и, кажется, даже приняв для храбрости национальный, пахнущий клопами напиток из провинции Коньяк.

В Норвегии же образовался слоеный пирог. Бравые егеря генерала Дитля, продолжая бессмысленное сопротивление, отступали под натиском стрелковых дивизий Северного фронта, а на юге уже высадились части королевской норвежской армии, усиленные английскими и польскими частями. Они начали очищать от сопротивлявшихся и сдававшихся в плен немцев территорию Норвегии, выдвигаясь на север.

В Финляндии, горячо молясь на мудрого Маннергейма, сумевшего удержаться на грани вступления в войну и простив русским захваченный ими район Петсамо, народ с нетерпением ждал русской официальной делегации. Часть деловых людей, уже дождавшись выгодных предложений, поспешно закупала через свои конторы в Канаде и Аргентине зерно, и грузила его на пароходы. Увы, получить свои прибыли им не удалось — пришло известие о введенном на поставки зерна англо-американском эмбарго.

Маршал Петен внешне выглядел невозмутимо. И только бросаемые им время от времени взгляды в сторону раскрытой на столе газеты «Матен» и лежащие рядом с ней бумаги выдавали его внутреннее состояние. Все шло абсолютно наперекосяк, все его расчеты оказались неверны и теперь оставалось только торговаться за приемлемые условия. Даже неудачи немцев на востоке и смерть Гитлера не так напугали маршала, как полученные сегодня известия. Все предыдущее вполне укладывалось в старую поговорку «на войне, как на войне» и не могло особо взволновать старого вояку, не дрогнувшего в период огромных потерь под Верденом в первую мировую и твердой рукой взявшего власть после поражения армии. Но сведения о применении русскими невиданного по мощности оружия сломали старого бойца. Он наглядно представлял силу современного огня, но одна бомба, уничтожившая целый район, не укладывалась в его мировоззрение. Это было нечто запредельное, нечто адское и страна, владевшая таким оружием, могла делать в мире всё что хочет. Именно эта беспредельная сила, не имеющая преград, приближалась сейчас к границам его милой, его родной Франции. Чтобы не говорили и не писали его противники, маршал был патриотом. Просто он считал, что Франция может сохраниться и процветать только под его руководством, двигаясь по предначертанному им пути. И важнейшими принципами его политики была дружба с Германией и борьба с коммунизмом. Теперь эти принципы рухнули, теперь рухнуло дело всей его жизни, так как коммунисты попущением божьим стали всемогущи. И ОН, человек начинающий все документы подобно французским королям словами: «Мы, Филипп Петен, маршал Франции…», он считавший себя равным Наполеону, сейчас с нетерпением ждет русского посла, чтобы узнать установленную для него кем-то в далекой варварской стране судьбу.

Прибывший в сопровождении министра иностранных дел А. Бетуара советский посол А.Ф. Богомолов был немногословен и сух. После обмена приветствиями и небольшого вводного разговора он вручил Петену меморандум правительства СССР с предложением о помощи Франции против незаконного вторжения английских империалистов и для обеспечения вывода германских войск. Петен, давно ожидавший нечто похожее, сразу согласился.

И вот, через несколько дней по всей территории Франции на военных аэродромах и посадочных площадках начали высаживаться десантники 105, 106 и 11-й парашютно-десантных дивизий. Передовые отряды высаживались или посадочным способом, или на парашютах, а вслед за ними садились транспортные самолеты Ил-12, Ил-14, Ту-4Т, Ту-4Д и Ту-75, а также буксируемые ими транспортные планеры Як-14. С них на французскую землю выползали легкие самоходные установки с длинноствольными пушками, автомобили, с прицепленными к ним пушками и минометами. Для усиления огневой мощи 38-го воздушно-десантного корпуса ему придали два минометных полка, один со 160 мм минометами, а второй — смешанный, с дивизионом 240 мм минометов. Встречающие русских немецкие и французские солдаты с изумлением рассматривали незнакомые крупнокалиберные минометы, буксируемые автомобилями и низкие, небольшие, но маневренные самоходки. Часть десантников размещаясь прямо на самоходках, другая часть на своих, немецких и французских автомобилях, выезжали в предписанные районы. Около Кале, занятого англичанами, высадилось два полка 11-й гвардейской воздушно-десантной дивизии — 51-й и 137-й. Они начали менять на позициях только немецкие части, оставив части 16-й французской дивизий. Кстати, командир корпуса потребовал немедленно освободить от домашнего ареста генерала Латра де Тассиньи, бывшего командира 16-й дивизии, отказавшегося воевать вместе с немцами против войск «Свободной Франции». Сначала Латр де Тассиньи не собиралсся вернуться на должность, но после длительной беседы с генералом Г. И. Хетагуровым, закончившейся распитием нескольких бутылок шампанского, снял все возражения. О чем они беседовали никто никогда так и не узнал, на все вопросы журналистов и коллег генерал отвечал усмешкой и междометиями.

Первоначально англичане и солдаты бригады «Свободной Франции» не обращали внимания на перемещения на той стороне фронта. Их радовало прекращение обстрелов и возможность без помех усовершенствовать оборону, пока немцы заняты своими делами. Но неожиданно над Кале появились русские реактивные самолеты, а место немецких войск в окопах заняли русские десантники и французские пехотинцы. К тому же на позиции англичан и их союзников обрушились тонны… листовок. В них французам напоминалось об операции «Катапульта», о фактическом предательстве англичан, эвакуировавших свою армию из-под Дюнкерка вместо поддержки французских войск и сообщалось о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с СССР. На английском же кроме сокращенного варианта этого текста, шли рассуждения о трудностях эвакуации армии морем и сообщалось, что СССР заключив договор с Францией, уже освободил ее от немецкой оккупации.

Несколько дней ничего не происходило, затем командовавший 38 воздушно-десантным корпусом генерал Г. И. Хетагуров связался с генералом Леонардом МакДауэллом, командовавшим британскими войсками в Кале, и в ультимативной форме потребовал в недельный срок эвакуировать войска с территории Франции. Иначе, говорилось в послании, советские и французские войска будут вынуждены силой выдворить британские войска с захваченной ими французской территории.

Англичане вынуждены были эвакуировать войска из Кале, причем каждый корабль, приходивший в порт, обязательно облетывался русскими реактивными бомбардировщиками, часть из которых несла подвешенные торпеды. После же окончания эвакуации выяснилось, что в бригаде «Свободной Франции» не хватает половины личного состава.

Понесшие большие потери, но окончательно не разбитые части немецких горнострелковых дивизий второй, третьей и «Норд», 169 пехотной дивизии поспешно окапывались в районе города Нарвик, ожидая очередного удара Северного фронта маршала Конева.

После первоначального замешательства из-за непонятных явлений, армия «Север» начала наступление и даже смогла захватить окраину Петсамо. Несмотря на сильное сопротивление, русские явно уступали наступающим в численности. Но немецкие успехи были непродолжительными. Первоначально авиация русских затруднила снабжение и передвижения немецких войск, затем к ним подошли подкрепления и, используя превосходство в технике, они отбросили упорно оборонявшихся горных стрелков на исходные позиции. Позднее же положение стало ухудшаться по возрастающей. Снабжение становилось все хуже, финны вместо обещанной поддержки объявили нейтралитет, а русские все усиливались и усиливались. Их реактивная авиация захватила полное господство в воздухе, флот обстреливал немецкую оборону в прибрежных районах, а армия, уничтожая узлы немецкой обороны артиллерийскими обстрелами, при поддержке танков и самоходок постепенно оттесняла армию «Север» вглубь норвежской территории. Потом русские, подтянув дополнительные силы, провели наступательную операцию, захватив Киркенес и Вадсё, а остатки немецких войск вынуждены были отступить к Сейде. Попытки немецкого флота обстрелять русских пересекались противодействием той же авиации и неожиданно сильной береговой артиллерией. Оказалось у русских имелись специально разработанные 100 и 130 мм подвижные береговые орудия, которые передвигались за передовыми частями.

Затем русские, подтянув дополнительные силы армии и авиации, нанесли еще один страшный удар по практически не получающим снабжения немецким войскам. Прикрываясь с воздуха реактивными торпедоносцами, используя катера в извилистых, не дающих преимущества крупным кораблям фьордах, русские высаживали морские десанты в ключевых точках побережья, рассекая на части оборону немцев. Последние попытки флота противодействовать русским были прекращены после потопления эсминца Z-24 русскими управляемыми ракетами, запущенными с двух тяжелых бомбардировщиков. Две попавшие в него ракеты (еще одна прошла мимо, а одну зенитчики эсминца все же сбили) отправили его на дно вместе с третью экипажа и представителем ОКМ адмиралом Гроссом на борту.

И вот теперь остатки немецких войск и флота окапывались в районах Нарвика и Тронхейма, собираясь подороже продать свои жизни. Странно, но ни русские, ни англо-норвежские войска не спешили с наступлением, как будто что-то выжидая. А затем внезапно пришло известие о подписании мирного договора между СССР и Германией. Генерал фон Фалькенхорст, подписав приказ о капитуляции своих войск, застрелился. Часть немцев сдалась англо — норвежцам, часть — русским. Среди сдавшихся русским был и знаменитый «папаша Диттль», командовавший 4 горноегерской дивизией

Медленно продвигавшиеся на север норвежцы из двух вновь сформированных бригад встретились с советскими войсками неподалеку от Нарвика. Оказывается, заняв его и приняв капитуляцию немцев, русские дальше не двинулись. Настороженно настроенные, норвежцы были удивлены дружеским отношением русских, подозревая непонятную ловушку. Как оказалось, зря, потому что после установления контактов в передовые части приехал лично маршал Конев и в Нарвике состоялись переговоры между ним и представителем норвежского королевского правительства.

Конев с военной прямотой потребовал, чтобы Королевское Норвежское правительство выдворило со своей территории войска англичан и подписало с СССР договор о дружбе и взаимопомощи. Норвежец, старый опытный дипломат, настолько опешил, что даже не сразу нашелся, что сказать. Ситуацию удалось разрулить специальному посланнику советского МИД Богомолову А.Ф. В результате долгих и трудных переговоров было решено, что английские и русские войска будут выведены из Норвегии одновременно. До завершения вывода они останутся на тех позициях, которые занимают сейчас. При этом они не могут вмешиваться во внутренние дела Норвежского королевства, не могут увеличиваться в численность более согласованных сторонами в данном соглашении. После завершения вывода войск Норвегия обязуется принять на себя статус нейтрального государства, гарантами чего выступят СССР, Швеция и Великобритания. Договоренность по этому поводу с Великобританией Королевское Норвежское правительство берет на себя. В результате в Бергене, Ставангере и Лиллехамере появились английские гарнизоны численностью по пехотной бригаде каждый, а в Нарвике, Тромсе и Вадсе гарнизонами встали полки 77 гвардейской стрелковой дивизии.

Третьего августа сорок первого года, в воскресенье, поезд президента САСШ покинул Вашингтон и отправился в сторону Нью-Лондона. Согласно переданным газетам официальным сообщениям, президент вместе с группой друзей отправился на рыбалку. Пересев в Нью-Лондоне на яхту «Потомак», президент отправился в море. Полученное сообщение о начале русско-японской войны не повлияло на его планы. На следующее утро у Саут-Дартмута на борт яхты приняли норвежскую принцессу Марту с двумя дочерьми и шведского принца Карла со свитой. Оттуда, под приветственные крики собравшихся на берегу зевак, яхта отправилась в залив Баззардс. Там президент и его гости весело проводили время, рыбача с кормы яхты. Вечером яхта вернулась в Саут-Дартмут, президент, лично управляя лодкой, отвез своих гостей к яхт-клубу. На следующий день зеваки, следящие за яхтой, видели, как она, с президентом на борту ушла на север. Они были бы очень удивлены, узнав правду. На самом деле президента на борту яхты не было. Он и его советники еще вчера вечером, пока яхта крейсировала у берегов острова Мартас-Виньяра, пересели на борт тяжелого крейсера «Августа», который в сопровождении 6 эсминцев на всех парах спешил к побережью Ньюфаундленда. Через два дня отряд кораблей вошел в небольшую бухту Арджентия, где на борту линкора «Принс оф Уэллс» Рузвельта ожидал Уинстон Черчилль.

Секретность, на которой настаивал Рузвельт, привела к тому, что подготовка к ней была скомкана и настолько поспешна, что не было даже согласована повестка дня. Военных известили о ней в последний момент, даже секретарша президента Грейс Талли не имела никаких сведений о ней.

Ранним утром сэр Уинстон поднялся на борт крейсера, где его уже ждал Ф.Д. Рузвельт, а оркестр играл гимн «Боже храни короля».

«Наконец-то мы встретились» — первое, что сказал Рузвельт.

После обмена приветствиями и взаимного представления участников, проведения ряда протокольных мероприятий, в числе которых было и торжественное богослужение на борту линкора «Принс оф Уэллс», участники приступили к делу.

Обсуждения и беседы в течение трех дней велись как непосредственно между первыми лицами, так и военными делегациями параллельно.

Новости с полей русско-японской войны не радовали. Становилось понятно, что русские настолько сильны, что могли громить одновременно и Германию, и Японию. А такой расклад сил требовал дополнительного осмысления, особенно учитывая невозможность для Рузвельта проявить инициативу в развязывании войны. Усиление сторонников изоляционизма и пацифизма в США требовало от него очень осторожной политики в этом вопросе. Хотя недавно ему и удалось провести через Конгресс и Сенат законы об усилении вооруженных сил и разрешение на ввод войск в Южный Вьетнам, но дальнейшая эскалация военных усилий могла быть заблокирована его противниками.

Черчилль же настаивал на проведении жесткого курса по отношению к России. Он предлагал президенту подписать совместную декларацию с предупреждением Москве, что «дальнейшие территориальные притязания России и продвижение ее войск в Европе и Азии» приведут к ситуации, когда Англия и США «будут вынуждены принять ответные меры, даже чреватые осложнениями между ними и СССР». Было заметно, что Черчилль опасается серьезного конфликта, в котором ослабленная предыдущей войной Англия останется один на один с русскими захватившими Европу.

Рузвельт отнесся к этому сдержанно. Он отметил большое военное превосходство Советов и внутриполитические причины, затрудняющие его действия. Он не меньше чем Черчилль желал ограничения влияния русских, но если премьер-министр предлагал простой и эффектный способ конфронтации, то президент предпочитал тактику затягивания времени, переговоров, сдерживания русских. Рузвельт предполагал отодвинуть любой прямой конфликт до момента, когда армия и флот США станут сильнее, а общественное мнение — более восприимчивым к его аргументам.

В поисках непрямого воздействия на СССР в расчет было принято мнение экспертов, что при Переносе СССР должен понести серьезные потери в сельском хозяйстве, так как для него лето сильно сократилось, и от разрыва налаженных экономических связей. Тогда, по предложению Черчилля, было принято решение о введении экономического эмбарго для принуждения СССР к принятию англо-американских предложений.

После споров и дебатов по поводу декларации, возможного пути развития мировых отношений и возможности создания международной организации, обе стороны пришли к соглашению и подписали 11 августа Атлантическую хартию о целях англо-американского сотрудничества и обращение к правительству СССР о прекращении агрессивных действий. Кроме того, было подписано соглашение о введении «экономического эмбарго агрессивных стран». Соглашением устанавливалась зона действия обеспечивающих эмбарго сил: район Атлантического океана, включая прилегающие моря и заливы, Средиземное море, районы Индийского океана, районы Тихого океана, а также зоны ответственности ВМС США и Англии.

Перечень стран попавших под эмбарго был длинным, кроме СССР, Германии и Италии в списке присутствовали их союзники, включая Финляндию, оккупированные страны, африканские колонии Франции, Италии и всех оккупированных стран. Судам прочих стран, следующим через районы действия эмбарго, независимо от порта назначения, предписывалось заходить для проверки наличия контрабанды. Прилагался список этих портов и список контрабандных товаров, в первую очередь продовольственных. Отмечалось, что суда, уклоняющиеся от проверки, могут быть конфискованы вместе с грузом или потоплены. Предупреждалось, что любое нападение на корабли ВМС США, участвующие в обеспечении эмбарго, будет считаться актом агрессии.

Как сама Атлантическая Хартия, так и остальные документы, принятые на встрече, вызвали неоднозначную реакцию в мире. Особенно резкие протесты правительствам Великобритании и САСШ по поводу эмбарго вручили советские послы, после чего отбыли для дальнейших консультаций в Москву.

Преобразованный в Восьмую Механизированную Армию бывший шестой механизированный корпус составлял резерв войск, осаждавших город Варшаву. В районах города Вышкув части 7 и 4 танковых дивизий и приданных им для усиления частей пехоты 2-й стрелковой и 29 механизированной дивизий отрабатывали действия штурмовыми группами из одного-двух танков, самоходного орудия, минометного или орудийного расчета и пары отделений пехоты.

Тем временем части четвертой и двадцать восьмой армий укрепляли кольцо окружения вокруг варшавской группировки немецких войск. По железнодорожной колее, спешно перешиваемой на русский стандарт, подтягивались орудия резерва главного командования — сверхтяжелые пушки, мортиры и гаубицы.

Иван Васильевич Котляров, организовывая учебу, не забывал об охране и обороне частей дивизии и приходящих к нему эшелонов. Очень уж неприветливо и настороженно встречали советские войска поляки. Конечно, и в ту войну не все из них хорошо относились к русским, но такого неприкрытого отторжения не было. Видимо, немцы еще недостаточно их научили «русских любить» всего за два года оккупации.

Котляров старался лично присутствовать на большинстве занятий. Он помнил о больших потерях танков в городских боях в «ту» войну и знал, что они резко снижались при слаженных действиях в составе штурмовых групп. Признаться честно, ему ужасно не хотелось бы бросать своих солдат в такие бои. Об этом он прямо сказал командующему Прибалтийским фронтом маршалу Баграмяну, приехавшему вместе с новым командующим Восьмой Механизированной Армии генералом П.П. Полубояровым. Баграмян ответил, что он вполне разделяет точку зрения Котлярова и отправил в Москву предложение осадить немцев и просто дожидаться пока они сдадутся. Так как снабжением группировки никто из берлинского правительства заботится не будет, то максимум через пару месяцев немцам наверняка будет нечем стрелять и нечего есть. Но возможно, что будет принято решение на штурм, так как обрекать на голод мирное население Варшавы никто не хочет. Конечно, при штурме возможны некоторые потери среди мирных жителей, но вероятнее всего, они будут намного меньше. Короче куда ни кинь — всюду клин. Остается надеяться на благоразумие немецко-фашистского командования, об отсутствии же какового у этого командования Иван Васильевич наверняка помнит по собственному прошлому опыту.

После отъезда начальства Иван Васильевич с еще большей энергией принялся муштровать подчиненных, не давая ни им, ни себе не малейшей поблажки. Он-то твердо усвоил на опыте безусловную верность старого солдатского правила: «Тяжело в ученье, легко в бою». Как всегда, в процессе подготовки выявились и пробелы в системе вооружения армии. Несколько штурмовых групп в качестве орудия сопровождения получили трофейные 75 мм пехотные пушки. В ходе пробных стрельб в полуразрушенном и потому ненаселенном квартале Вышкува выяснилось, что они в городском бою намного эффективней как 76 мм полковых пушек, так и минометов. Имея свойства пушки, гаубицы и мортиры, вдвое легче советской полковой пушки образца 27 года, они позволяли обстреливать практически любые цели. Иван Васильевич для себя отметил этот факт и решил подать наверх записку по этому вопросу. Его поддержал и командир артиллерийского полка дивизии полковник Артамонов, с которым они обсуждали возможные улучшения в оснащении штурмовых групп.

Через несколько дней Котляров в составе рекогносцировочной группы армии приехал на участок фронта седьмой стрелковой дивизии. По дороге они проехали позиции артиллерийского полка резерва главного командования и артиллерийской дивизии прорыва. Огромные 210 мм пушки, установленные на бетонированных площадках, сменялись стоящими чуть ли не колесо к колесу 152 мм пушками-гаубицами и 203 мм гаубицами, а затем «катюшами». На одной из позиций «катюш» группа задержалась и офицеры осмотрели новые, только что с завода, установки БМ-24. Эти машины стреляли 240 мм турбореактивными снарядами с увеличенной мощностью заряда по сравнению с обычными установками. Вся эта мощь должна была обрушиться на передовые части окруженной группировки, не давая им ни минуты покоя.

Осматривая с наблюдательного пункта оборону немцев, Иван Васильевич отметил, что организована она грамотно и по всему видно, занята опытными и фанатичными солдатами, готовыми сражаться до последнего. И еще раз подумал, что разгром этой группировки будет стоить большой крови.

Несколько дней наша артиллерия вела пристрелочный и беспокоящий огонь, а на позиции обороняющихся с самолетов вместо бомб летели листовки. Немцы вяло отвечали, стараясь сберечь боеприпасы и не демаскировать систему обороны. Затем это относительное спокойствие сменилось грохотом почти непрерывного и беспощадного артиллерийского обстрела. Несколько дней такого обстрела и немцам пришлось покинуть передовую линию обороны, превратившуюся в лунный ландшафт.

Казалось, что и дальше все будет происходить по этому сценарию, но внезапно советские войска получили приказ приготовиться к наступлению. Выяснилось, что командование вражеской группировки, состоящее в основном из эсэсовцев, приказало не только прекратить снабжение варшавского гетто продовольствием, но и окружив его кольцом дозоров, полностью прервало любые связи между гетто и городом. Пытавшихся прорваться в город евреев расстреливали на месте, расположенные рядом дома взрывали или сжигали вместе с жителями. Отчаявшиеся жители гетто подняли восстание, но слабо вооруженные и организованные, не смогли противостоять атакам карателей. Польские подпольщики, на помощь которых надеялись восставшие, помогать «этим евреям» отнюдь не спешили. Нескольким посыльным восставших удалось все же прорваться сквозь немецкие войска с просьбой о помощи и советское командование приняло решение о начале наступления.

После сокрушительной артподготовки, завершившейся залпом реактивных систем залпового огня, в атаку под прикрытием танков Т-34 и ИС-3 пошла советская пехота. Уцелевшие немцы в некоторых местах отбили атаку, но в остальных пехотинцы ворвались в окопы и после непродолжительной рукопашной устремились дальше. Как точно заметил один из советских военных классиков «при двухстах орудиях на километр фронта о противнике не докладывают. Докладывают о достижении намеченных рубежей и запрашивают о дальнейших задачах».

Увы, столь благоприятные условия для пехоты продолжались не слишком долго, немцы дрались изобретательно и упорно. Танки натыкались на фугасы, обстреливались из зенитных и полевых пушек, в том числе польских семидесятипятимиллиметровок, забрасывались гранатами. Конечно, потери противника были очень велики, но затормозить наступление первых эшелонов атакующих ему удалось. Тогда советское командование ввело в бой второй эшелон, в том числе и восьмую механизированную армию.

Взвод лейтенанта Ивана Котлярова, прорвался на улицу Варшавы, не потеряв ни одного танка. Несколько оставшихся по дороге пехотинцев, убитых или раненных, вполне укладывались в армейское выражение «незначительные потери». Выйдя на окраину города, взвод разделился на две штурмовые группы. В первую вошел танк самого лейтенанта Котлярова и приданный БТР-152А, оснащенный счетверенной установкой 14,5 мм зенитных пулеметов Владимирова, два неполных отделения пехотинцев, группа сапер, огнеметчик с помощником и 7,5 мм немецкая пехотная пушка с расчетом, буксировавшаяся тем же бэтээром. Вторая группа из двух оставшихся танков, отделения пехотинцев, сапер, минометчиков и огнеметчика сразу выдвинулась вперед, затем перейдя на параллельную улицу. В самом городе немцев было меньше, чем на передовых позициях. В основном небольшие группы пехотинцев с гранатами и пулеметами, занимая оборону в каменных домах пытались создать опорные пункты с круговой обороной и огневыми мешками для атакующих. Штурмовая группа Котлярова: впереди пехотный дозор, за ним посередине улицы танк, настороженно поводящий из стороны в сторону громадным орудием, пехотинцы с двух сторон улицы вдоль домов и за танком, последним — также контролирующий стволами своих пулеметов верхние этажи БТР с прицепленным орудием, без боя прошла почти квартал. Внезапно с верхнего этажа каменного дома на перекрестке двух улиц по штурмгруппе начал стрелять пулемет, а в сторону танка и БТР полетели ручные и винтовочные гранаты, с оглушительным грохотом рванувшие на броне «тридцатичетверки» и перед резко тормознувшим БТРом. С БТР в ответ не менее оглушительно загремела крупнокалиберная счетверенка. Нити трассеров потянулись к окнам, из которых вырвались огоньки выстрелов. Одновременно рявкнула 85 мм пушка танка, разнеся окно второго этажа. Но угол возвышения танковой пушки был маловат для обстрела верхних этажей здания, из которого в дополнение к первому, открыл огонь второй пулемет. Поэтому, прикрываясь огнем зенитного БТРа и его броней, артиллеристы лихорадочно развертывали 75 мм пушку. Пара минут, два упавших артиллериста — и в окне верхнего этажа вырос первый огненный куст. За ним второй, третий… Под прикрытием огня пушки уцелевшие пехотинцы ворвались в подъезд, из здания глухо доносились резкие выстрелы мосинок и маузеров, стрекот очередей пистолетов-пулеметов, разрывы ручных гранат. Пару раз с шипением сработал огнемет, из двух окон верхнего этажа вырвалось ничем не сдерживаемое пламя.

Пока шла зачистка здания, к штурмовой группе подошли пехотинцы из седьмой стрелковой дивизии. Судя по количеству, этот взвод почти не понес потерь. Однако из разговора с командиром выяснилось, что это остатки роты. Присоединив их к своей группе, Котляров двинулся вперед. Соединившись со второй штурмовой группой на перекрестке, потерявшей по дороге танк, он остановил продвижение и переформировал группы одну. Увы, БТР под охраной экипажа пришлось оставить на месте — одна из гранат все же повредила двигатель. Теперь обстреливать верхние этажи могла лишь 75 мм пушка, которую тащил второй танк, дополнительно нагруженный ящиками со снарядами и зарядами к ней. Двигаясь прежним порядком, штурмовой отряд разбил еще три точки обороны немцев. Как оказалась позднее, одна из них была командным пунктом сектора обороны и при ее захвате в плен попал бригаденфюрер СС….

Котлярову можно сказать повезло, его танк получил повреждение пушечного ствола только в последней стычке перед встречей с двигающимися навстречу войсками 28 армии. Второй танк был поврежден незадолго до этого, получив несколько гранат в моторный отсек.

Взятие Варшавы, потери, понесенные в этой операции, вызвали неоднозначную реакцию среди руководства, как СССР, так и Польши. Если первые спорили по необходимости наступления, которое сопровождается такими потерями, то в руководстве ПНР возник серьезный кризис. Пролондонские круги выразили протест против необоснованных разрушений столицы, потребовали выплаты денежных компенсаций, полного разоружения всех отрядов, кроме Армии Крайовой, переброски из Англии польских вооруженных сил и передачи всей полноты власти в Польше «законному» правительству из Лондона.

Лейтенант Котляров после операции был вызван в штаб дивизии, где второй раз встретился со своим двойником — генералом.

Введенный в кабинет генерал-майора начальником строевого отдела дивизии, он увидел сидящего за столом двойника и расположившихся сбоку двух офицеров в форме ГБ. «Неужели арест?» — промелькнула и исчезла непрошенная мысль. Но тут генерал поднялся с улыбкой и, жестом отпустив начстроя, познакомил его с капитаном и лейтенанатом ГБ, а затем предложил Ивану сесть и доложить о действиях его взвода в Варшавской операции.

Докладывая о прошедшем, лейтенант все время пытался понять, что же нужно этим гебэшникам и почему они его внимательно слушают. Причем пару раз генерал по еле заметному кивку капитана ГБ просил подробнее рассказать о том, что думал и чувствовал Иван в самые опасные моменты боя. После почти получасового доклада генерал поздравил Ивана с награждением, и сообщил, что по новому закону о двойниках они считаются родственниками. Поэтому лейтенант Котляров переводится в 4-ю танковую дивизию командиром роты.

Так и осталось тайной для недоумевающего лейтенанта почему его лично принимал командир дивизии, да еще в присутствии особистов.

Недалеко от всё еще горящих после налетов советских бомбардировщиков нефтяных приисков в районе Плоешти, в расположенной вдали от центральных магистралей деревне Фикк-Найтешь, располагался зенитный взвод локотенента Вальтера Марочиняну — две 75 мм зенитки Бофорса, 2 тяжелых пулемета «Гочкис», четыре десятка солдат и унтер-офицеров и два офицера. Один из тех разбросанных вокруг основного богатства Румынии батарей и взводов, которые по мысли умников из Генштаба, должны были прикрыть этот район от налетов русской авиации. Да, конечно, «прикрыли». Неуязвимые скоростные русские безвинтовые бомбардировщики так пропахали все, что Марочиняну, первоначально бесившийся из-за того, что его взвод загнали в эту чертову дыру, начал молить бога, чтобы командование о нем не вспоминало. И, похоже, молитвы таки сработали. Про взвод забыли. Забыли так крепко, что, когда недавно прервалась связь по полевому телефонному кабелю, никто даже не озаботился ее восстановить. Справедливости ради надо сказать, что связь рвалась довольно часто, так как эти темные крестьяне ну никак не могли не урвать себе кусочек такой необходимой в хозяйстве вещи, как стальная проволока, брошенная военными без присмотра прямо в лесу. Но обычно ее сразу же восстанавливали, а сейчас видимо произошло что-то очень серьезное и очень нехорошее. Поэтому Вальтер и его суб-локотенент Влад Цепеску, еще в училище называемый за глаза «вурдалаком», причем не только за сходство имени и фамилии, а еще и за внешний вид — худой как скелет, с впавшими глазами, торчащими в разные стороны зубами, сидели в самой богатой хижине деревни, ибо другого слова этот домишко не заслуживал, и пили местный отвратный самогон. Последние новости недельной давности глухо сообщали о каких-то затруднениях с первоначально победным наступлением в Россию. Не надо было быть сильно умным, особенно после наглядных уроков русских бомбардировщиков, чтобы понять, что «затруднения» добрались уже и до Румынии. В горницу неожиданно вбежал аджюдан-шеф авиации Стефанеску и, вытянувшись, доложил о появлении на дороге русских танков и бронемашин. Спотыкаясь о неожиданно неровный пол, офицеры неторопливо вышли во двор, сразу уже уткнувшись взглядом в остановившийся против заборчика громадный русский танк с такой крупной пушкой, что от одного взгляда на уставившийся на них срез ствола оба офицера моментально протрезвели. Из-за танка вывернули и остановились напротив замерших офицеров штабной автомобиль и БТР со счетверенной установкой крупнокалиберных пулеметов. Из автомобиля не торопясь вышел крупнотелый, грозного вида русский офицер в высоком генеральском чине, судя по количеству сопровождающих офицеров и охраны. Оглядевшись, он жестом подозвал одного из адъютантов и что-то сказав, послал его в сторону офицеров. Подойдя поближе, русский улыбнулся и на отличном румынском спросил офицеров, кто они и что это за деревня. Локотенент Марочиняну от неожиданности икнув, ответил. В ответ представившийся лейтенантом Молдаванеску русский офицер осведомился, неужели господа офицеры не слышали о заключенном между Румынией и СССР перемирии и вводе в нее советских войск. Далее он попросил выделить проводника для сопровождения их заблудившейся колонны, добавив, что они спешат в Бухарест. Тут внимание всех присутствующих отвлек непонятный звук, похожий на стрекотание мотора легкого самолета, но сопровождающий странным свистящим звуком. Внезапно из-за крыши ближайшей хаты появился странный летающий аппарат, с вращающимся над корпусом винтом и вторым на хвосте, неожиданно застыл в воздухе и в открывшуюся сбоку дверцу вывалилась веревочная лестница. По ней вниз спустился офицер, придерживавший правой рукой фуражку. Он, пригибаясь, подбежал к русскому генералу и начал что-то докладывать. До румынских офицеров донеслось громкое слово похожее на «маршал». Влад, от всего свалившегося на них, видимо слегка растерявшийся и забывший о субординации, спросил русского переводчика, что это за летающая кофемолка и неужели они видят русского маршала. Улыбнувшись, русский лейтенант объяснил, что зависший над деревней летающий аппарат по-русски называется вертолетом, а маршал которого они видят — командующий советским Вторым Украинским фронтом знаменитый советский полководец Жуков.

Может быть, он и был знаменит у себя в СССР, но румынам его фамилия ничего не говорила, а вот звание… Оба офицера, переглянувшись, решили удалиться. Но лейтенант напомнил им о проводнике. Тогда Вальтер приказал аджюдан-шефу привести знающего местность унтер-офицера. Тот, козырнув, рысью побежал к позиции зениток, а румынские офицеры, предупредив лейтенанта, пошли в хату. Не успели они сделать пару шагов, как раздался рык русского маршала. Русский лейтенант криком попросил их вернуться, а сам стремительно пошел к маршалу. Вернувшись, он пояснил, что маршал некуда их не отпускает пока не появиться проводник. К счастью для офицеров, подошел аджюдан-шеф с капралом Романешту. Последний и был представлен русским как проводник. Русские быстро снова сформировали колонну и отправились в сторону большой дороги. А офицеры, облегченно вздохнув, позвали с собой третьим аджюдан-шефа и продолжили пьянку.

Маршал Жуков, прибывший в Бухарест с большим опозданием, был ужасно зол. Если бы это было в ту войну, то начальник колонны комендант штаба капитан Жмуриков уже рассматривал бы направленные на него стволы винтовок.

Увы, попытки таких действий были на корню пресечены членом военного совета фронта Георгадзе, млять, законником. Словно и не был он раньше сотрудником НКВД, бериевским жандармом, его м… Как можно командовать войсками, не имея возможности расстрелять труса и паникера, неудачника и дурака, более вредного своим войскам, чем противнику? Мысли Жукова были написаны на его лице крупными мазками и комендант постарался сразу скрыться с глаз разгневанного шефа. Ему это не слишком помогло и уже через два часа он собирал вещи, получив назначение в передовой отряд фронта.

Собравшиеся на Унтер-ден-Линден берлинцы молча и внимательно следили за проходящими по улице частями Советской Армии. Только вчера был окончательно подписан мирный договор и согласно его условиям в Берлин входили части 5-й механизированной армии Белорусского фронта. Впереди проехали несколько легких бронетранспортеров с разведчиками, затем подъехали и заняли свои места русские регулировщики. За ними проследовала длинная колонна танков и бронетранспортеров. Впереди каждого подразделения двигалось несколько легковых вездеходов с солдатами и офицерами. После, казалось, нескончаемых колонн танков и мотопехоты, появились автомобили и тягачи с орудиями. Зрители, видевшие ранее на парадах части вермахта, были поражены порядком и четкостью прохождения колонн русских войск. За несколько часов прохождения ни одна машина не отказала, ни один танк не остановился из-за технических неполадок. Но больше всего поразили немцев русские танки. Огромные, со сплюснутыми гладкими башнями, из которых торчали длинные крупнокалиберные орудия, непередаваемо мощные даже на вид, танки шли на расстоянии не более полуметра борт от борта. Это шла сила, равной которой немцы никогда не видели, шла красиво и грозно, напоминая, что бороться против нее бесполезно.

Зрители, молча или тихо перешептываясь, стояли, пока не прошел последний автомобиль. А в здании рейхстага тем временем русскую делегацию встречали представители немецкого правительства и привезенные из санатория, куда их поместили после освобождения из тюрьмы, сотрудники советского посольства. Вместе с командующим Белорусским фронтом маршалом Тимошенко, другими генералами и представителем Советского правительства министром иностранных дел Молотовым в Берлин из Москвы прибыл Эрнст Тельман. Немалую сенсацию вызвал приехавший вместе с ним Паулюс, постаревший на 12 лет и в мундире генерал-фельдмаршала. Он тотчас же занял должность военного министра переходного правительства.

Через несколько дней в Берлине же состоялся учредительный съезд новой Национальной Социалистической Единой Партии Германии. В ней объединились коммунисты и большая часть социал-демократов, а также большинство членов распущенной национал-социалистической партии. Отколовшаяся часть бывшей социал-демократической партии воссоздала Социал-Демократическую Партию. Вообще в течение нескольких месяцев число партий в Германии достигло десятка, но реальной силой из них стали всего лишь три — НСЕПГ, Христианско-демократический союз и Социал-демократическая национальная рабочая партия. Временное правительство обещало, что после окончательного решения вопроса с «Мюнхенскими изгнанниками», как стали называть правительство Гиммлера, и «вервольфами» в стране пройдут демократические всеобщие выборы.

Но кроме этих двух осложнений внезапно возникло еще одно…

Англичане, усилив высаженную в Бельгии и Голландии группировку еще пятью пехотными и одной танковой дивизией, перешли границу и начали наступление на Рур. Дезорганизованные немецкие войска, к тому же часто находившиеся под командованием сторонников нацистов и англичан, оказывали слабое сопротивление.

Из советских войск только один 104-й полк 76-й воздушно-десантной дивизии, разбросанный отдельными группами почти по всей территории Рура, мог попытаться задержать наступление англо-немецких войск до подхода подкреплений. Одиннадцатая рота полка успела занять позиции в городе Дюрен, через который проходили железнодорожная и автомобильная дороги на Кельн, пересекавшие в этом месте Маас. Усиленная тремя самоходками АСУ-57 и полувзводом немецких горных егерей из армии резерва с двумя 75 мм горно-пехотными пушками, рота должна была контролировать пограничный с Бельгией район и двигалась в сторону Ахена. Согласно полученным ориентировкам, в Бельгии высадились англичане с подчиненными им бельгийскими войсками, немецкие оккупационные войска перешли на их сторону. Поэтому командир роты капитан Верещагин не очень удивился, получив от встреченных им беженцев на автомобиле сведения о занятии Ахена и деревни Ламмерсдорф частями англо-немецких войск.

Как часто в это необычно холодное лето, погода быстро портилась и скоро вообще могла стать нелетной. Но все равно, связавшись со штабом полка, капитан запросил авиаподдержку и подкреплений, учитывая вероятную возможность боя. Как ему сообщили из штаба полка, авиаторы поддержку обещали, одновременно выслав разведчик Ил-28Р. А вот подкреплений у командира полка не было, хотя он и обнадежил Верещагина возможным прибытием в течение суток передовых эшелонов 28 общевойсковой армии на вокзалы Кельна. Поэтому он просил задержать продвижение англо-германцев на сутки, не начиная первым боевых действий.

Задачка была еще та. Особенно учитывая, что по сведениям разведки на Дюрен наступала как минимум английская дивизия. Что же, цели ясны, задачи поставлены, за работу, товарищи.

Первый взвод, усиленный немецкими егерями и пушками, занял оборону на тет-де-поне[18], второй несколькими отделениями прикрыл его фланги за мостом на окраинах города. Третий, вместе с самоходками, оставленный в резерве, предусмотрительно создавал опорные пункты для круговой обороны. На всякий случай, немцев распределили отделениями по позициям взвода, а немецкий командир остался вместе с Верещагиным. Десантники и егеря трудились как проклятые, роя окопы, маскируя огневые точки, приспосабливая дома к обороне. Обывателей просили укрыться в бомбоубежищах или эвакуироваться по возможности. К счастью, противник двигался неторопливо, поэтому почти все было готово, когда на дороге появились несколько английских и немецких броневиков и мотоциклисты.

Их встретил лейтенант Зорич, командовавший первым взводом, с двумя солдатами, стоя на дороге. Броневики притормозили, затем из одного из них вышли английский офицер и солдат. Неся белый флаг на штыке винтовки, они подошли к группе десантников. Английский офицер с удивлением осмотрел советских солдат и по-немецки заявил, что он от имени командующего Союзными силами генерала Монтгомери и командира 3-й пехотной дивизии генерала Демпси требует капитуляции всех войск, находящихся в городе. На это Зорич через ефрейтора Шмидта, поволжского немца, ответил, что советские войска, занявшие город по договору с законным немецким правительством, не находятся в состоянии войны с британскими войсками и никоим образом капитулировать не собираются. Ошеломленный англичанин сумел только сказать, что должен проконсультироваться с командованием.

Через час англичанин появился снова и заявил Зоричу, что командование Союзных сил считает: «Русские войска должны не вмешиваться в действия союзных войск, находящихся в состоянии войны с немцами, обязаны пропустить эти войска для оккупации ими территории и в качестве гарантии обязаны разрядить оружие и сдать союзникам боеприпасы и тяжелое оружие под охрану».

На эти требования Зорич ответил, что его командование считает их абсолютно неправомерными, оккупация немецкой территории уже произведена советскими войсками, а требование сдачи боеприпасов и разряжания оружия вообще беспрецедентно и не может быть принято. В ответ англичанин заявил, что в случае отклонения требований командования Союзных сил они будут вынуждены применить силу. На размышление дается еще полчаса, потом будет открыт огонь. Вина же в этом случае падет на упрямство некоторых командиров, не желающих видеть очевидного.

Через полчаса на позиции десантников обрушился огневой налет 25 фунтовых пушек-гаубиц. Под его прикрытием в атаку устремились несколько броневиков, пара немецких «троек» и цепи английской пехоты. Подпустив их поближе, десантники открыли плотный автоматно-пулеметный огонь, в треск которого вплелись более громкие выстрелы германских винтовок 33/40 и резкие хлопки стреляющих РПГ. Через несколько мгновений один танк уже пылал, два броневика замерли неподвижно и лежащие неподвижно или дергающиеся тела убитых и раненых устилали землю перед позициями. Опять повторился огневой налет, опять атака и снова десантники отбили ее.

Постепенно из-за потерь огонь обороняющихся ослабевал и они вынуждены были оставить разбитые артиллерийским огнем передовые окопы. Оба орудия подбиты, потери среди егерей были не меньше, чем среди десантников.

Верещагин перебросил через мост еще два отделения и одну самоходку. Одновременно англичане попытались форсировать реку правее позиций, но их лодки были потоплены огнем АСУ.

К вечеру к разгорающемуся побоищу англичане подтянули полную 185 пехотную бригаду и еще один дивизион полевой артиллерии. Но в короткий период лётной погоды русские вызвали бомбардировщики, сумевшие нанести атакующим и особенно их артиллерии большой урон. Попытки английских «Спитфайров» прикрыть свои войска окончились полной неудачей. Бомбардировщики легко ушли от них, даже не форсируя моторов, да еще и сбили несколько своими пушками. Мощное пушечное вооружение и маневренность русских бомбардировщиков не дали английским истребителям, вооруженным только пулеметами, никаких шансов.

Ночь прошла под грохот английских орудий, а с утра опять пошла в атаку английская пехота. Бои шли за каждый дом, за каждую квартиру. Англичане несколько раз отступали и смогли полностью овладеть городом после ввода резервного батальона Королевского Норфолкского полка. Командир батальона, майор Питер Барклай был вынужден лично подгонять идущих в атаку пехотинцев, так подействовало на англичан открывшееся им кровавое зрелище.

Среди горящих домов, валяющихся трупов и взрывов гранат семеро оставшихся десантников и последняя оставшаяся самоходка с экипажем из наводчика и заряжающегося держались против атакующих англичан целый час. Но вот у них кончились патроны, самоходка была подбита из ПТР Бойс и атакующие английские солдаты столкнулись с четырьмя оставшимися в живых десантниками. Недолгая рукопашная схватка, пара взрывов гранат… и гордые англичане тащат своему командиру последнего оставшегося в живых израненного русского десантника.

А с восточной дороги в это время донесся глухой рокот движущихся танков…