Александр Бобров БАЗАР ВОКРУГ ГЕНИЯ

Так и в природе бывает: чем сильнее и чище река, тем больше пены по закрайкам берегов. Газета с характерным названием "Русский базар" из Нью-Йорка снова решила пополоскать имя великого Шолохова и откликнулась на презентацию в Академии наук России факсимильного издания "Тихого Дона".

Это высокое литературоведческое собрание, которое было отражено в многочисленных СМИ и найдет свое продолжение в стенах Института мировой литературы имени Горького 5 февраля, казалось бы, должно окончательно поставить точку в пустой возне вокруг авторства эпоса ХХ века. Но как смириться с восторжествовавшей правдой! И "Русский базар" затеял новую склоку – опубликовал еще один пасквиль по поводу "Тихого Дона", пытаясь выдать пену за мощную волну. Конечно, "Завтра" и "День литературы", говоря на "новорусском" сленге, за базар не отвечают, но меня заставили вернуться к избитой теме два обстоятельства.

Во-первых, заметка "Месть литературного раба" принадлежит перу Сергея Баймухаметова – бывшего сотрудника "Литературной России", с которым мы проработали несколько лет в одной редакции. Он подвизался в отделе очерка, и лучшие его материалы (например, описание путешествия на лодке по рекам Казахстана) говорили, что он умеет смотреть, подмечать и запечатлевать. Почему с годами литературной поденщины в либеральной и русофобской прессе он утратил эти профессиональные навыки? – уму непостижимо. Вот, например, его главный вопрос и тезис, который следует за рассказом о приобретении рукописи "Тихого Дона": "Но зачем? Какая цель преследовалась? На вопрос ответил председатель Международного Шолоховского комитета и попечитель издания Виктор Черномырдин: "Когда держишь в руках это издание, ни у кого не повернётся язык сказать, что автор романа – не Шолохов".

Виктор Степанович – не филолог, – иронизирует Баймухаметов. – Но то же самое говорит известный критик и литературовед, научный руководитель издания Феликс Кузнецов: "После публикации факсимильного издания никаких научных аргументов в дискуссии не осталось. Спор будет продолжаться, но только на маргинальном уровне. Для противников авторства Шолохова это уже не категория знания, а вопрос веры".

А одна из авторитетных газет, – намекает автор на "ЛГ", – заключила: "Публикация факсимильного издания "Тихого Дона" ставит окончательную точку в самом тяжелом литературном споре ХХ века". Значит, цель – подтверждение и утверждение авторства Шолохова?

Всё это более чем странно, – резюмирует несостоявшийся прозаик. – Можно понять Черномырдина, даже газетчиков – они люди неискушённые. Но почему Феликс Кузнецов и другие вот уже много лет используют рукопись как несомненное доказательство авторства Шолохова? Уж они-то должны знать, что в данном случае рукопись ничего не доказывает. Будь Михаил Шолохов автор, будь плагиатор, переработчик чужого труда – в любом случае не мог же он отдавать книгу на перепечатку машинистке, не написав или не переписав её своей рукой?!

В самом деле, смешно. Долгое время отдельные листы рукописи, а затем и вся найденная рукопись преподносились в прессе как "черновики великого романа". На самом же деле это беловик – аккуратно написанный рукой Шолохова текст с небольшой правкой описок".

Ну что на это скажешь? – только одно: в самом деле, смешно! Ведь надо, по старой привычке очеркиста, хотя бы глянуть на то, о чём судишь. Даже так называемый беловой, найденный и факсимильно изданный вариант, показывает, как продолжалась работа гения над отдаваемыми для перепечатки главами романа. Это классическая правка русского литератора – уже в конце, когда, казалось бы, всё написано. Сплошные вставки, переносы, перекидываемые куски. Исследователи еле 6-ю главу отыскали среди правок и переделок. Берёшь, например, страницу 41 четвертой части романа. Боже мой, неужели это разбирала машинистка? Памятник надо ставить. Какие-то вставки с полей, стрелки и зачеркивания. А какие улучшения! Вот две правки навскидку: "…щёки его, усеянные чёрной порослью давно небритой бороды…" Но в сцене наступления действие разворачивается среди зимних полей и Шолохов одним словом как бы приближает портрет персонажа к месту действия: "…щеки его, усеянные черным жнивьём…"

А вот как передаётся волнение перед схваткой: "Он говорил Чубатому, глядя на седой, припорошенный снегом гребень окопов…", но Шолохов усиливает нервное состояние ожидающего: "Он говорил Чубатому, щуря неверный взгляд на седой, припорошенный снегом гребень окопов…" Не просто "глядя", а "щуря неверный взгляд". Как это точно передает напряжение! Да был ли хотя бы раз Баймухаметов в серьёзной драке, в учебном пускай бою, в решающей спортивной схватке? Если бывал – то оценит это улучшение и усомнится в своих кабинетных обличениях и склоках. Даже после беглого знакомства с рукописями опытный литератор должен понять, если это – только переписка и мистификация, то Мериме со своей "Гузлой", вдохновившей Пушкина на "Песни западных славян", – просто отдыхает. После такой гениальной мистификации надо Нобелевскую премию только за неё давать. Но кому?

Вот тут и всплывает вторая причина, заставившая взяться за перо, которая даже и к "Тихому Дону" имеет косвенное отношение. Автор мстительной заметки, похоже, целиком разделяет пространные измышления российского, а потом израильского филолога Назарова-Бар-Селлы, что писателя Шолохова вообще не существовало, а был проект НКВД и других органов – "писатель Шолохов". Изучая тексты, исследователь пришел к выводу, что и "Тихий Дон", и "Поднятую целину", и "Они сражались за Родину" писали разные люди.

Кстати, любопытно, что в редколлегии "Русского базара" есть опытные и хорошо знакомые нам литераторы: Георгий Вайнер, Виталий Коротич, дочка известного советского писателя и борца с западной идеологией – Надежда Кожевникова. Уж они-то должны кое-что понимать в природе творчества, в рождении рукописи, в создании цельного художественного мира? Но, видимо, и они придерживаются этой крайне лестной для НКВД и уничижительной для русской культуры версии. Если все романы Шолохова столь ярко сфальсифицированы, если удался такой грандиозный художественный проект "писатель Шолохов", то какие же светочи должны были работать в спецслужбах?! И куда они подевались сегодня, судя по беспомощности и бездарности многих действий на идеологическом фронте? Почему произошло такое вырождение со сталинских времен? Вот загадка почище стремени "Тихого Дона"!

А мне кажется, что в истории русской культуры и общественной мысли всё было с точностью до наоборот. Поэт Державин стал видным сановником славных екатерининских времен, дважды губернатором, который вытеснялся с должностей за гуманизм, бескорыстие и борьбу с коррупцией, говоря новоязом. Поэт Тютчев был выдающимся дипломатом, философствовал при дворе и отстаивал там дерзкие мысли о национальных интересах – "русскую точку зрения на всё происходящее". Или вот мало известный пример. В семье небогатого рязанского дворянина-чиновника родился замечательный лирик и незаурядный художник Яков Полонский. В Рязани он закончил гимназию, приобрел первые опыты стихосложения. Наверное, по заслугам видному и способному гимназисту было доверено прочесть стихи наследнику престола Александру, посетившему древний город на Оке вместе с воспитателем своим – Василием Жуковским. Наставник будущего государя и самого Пушкина высоко оценил стихи юного Полонского, торжественно вручил золотые часы. Остался один путь – в литературу! Впрочем, в Московском университете Полонский учился на юридическом факультете, что позволило ему потом, после многих мытарств и литературной поденщины, занять в 1860 году место в Комитете иностранной цензуры и дослужиться через 36 лет до члена Совета главного управления по делам печати, то есть до сегодняшнего уровня руководителя федерального агентства. При этом он написал море песен, включая истинно народную "Мой костер в тумане светит". Вот какие славные цензоры и начальники в сфере печати были – тот же Тютчев, Гончаров, Случевский, Полонский… Сравните-ка с нынешними!

Но если верить логике и измышлениям Бар-Селлы-Баймухаметова, то все великие произведения русской литературы должны были фабриковаться в тайной канцелярии да в 3-м отделении. Но, к нашей гордости и печали, самые лучшие интеллектуальные и нравственные силы державы всегда были на всенародном виду и на беспощадном ветру эпохи. Шолохов тут – не исключение, если знать биографию гения, понимать величие его писательского и гражданского подвига. Но это, конечно, на базарном уровне – не достижимо.

В воспоминаниях литературоведа Юрия Жданова, которому, помню, возражал критик Юрий Карякин, написав либерально-программную статью про наступание на одни и те же грабли, есть эпизод спора Шолохова с крупными партийными бонзами. Чтобы прервать надоевший разговор, писатель позволил себе резкость: "Шолохов внезапно посуровел, поднялся и сказал: "Вы все пройдёте, о вас забудут, а я вечен!" И вышел". Эти весомые слова относятся не только к нынешним идеологам и серым кардиналам, но и ко всем авторам и даже членам редколлегии "Русского базара". Их мелкая зависть и последние наступания на шолоховские грабли – понятны.