"Тихая гавань" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Глава 4

Сэм лежал, жарясь на солнышке, и выжимал штангу. Под ним поскрипывала палуба, и он подумал, не выйти ли в море. Но вместо этого добавил еще десять килограммов к прежним восьмидесяти и продолжил занятия.

Его яхта стояла на якоре неподалеку от Нью-Хейвена, в Стони-Крик. Утром он прошел на веслах пятьсот метров до городской пристани, пробежал десять километров, выпил кофе с бубликом и вернулся обратно. Ему нужно было кое-что почитать и написать статью, но вместо этого он взялся за штангу.

Серая футболка Сэма намокла от пота.

— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — считал он.

Детство у Сэма было нелегким: он вырос в семье, где считали каждый цент, где не хватало то на еду, то на квартплату, и горько завидовал тем, кто имел все и без всяких усилий. В Куинн Грейсон Сэм безошибочно угадал несчастного ребенка. Он увидел это в глазах Куинн и сразу представил все, через что предстояло пройти Дане. И он решил помочь ей. Ему надо было проанализировать наблюдения за дельфинами, присланные из Бимини, надо было поехать на конференцию в Новую Шотландию. Но он все отменил.

В каюте зазвонил телефон, и он догадался, кто это, еще до того, как включился автоответчик. В голосе прозвучала напускная храбрость, которой пытались скрыть неуверенность и робость. Сэм ошарашенно выслушал приглашение. Лучшего он и пожелать не мог.

Дана поднялась наверх с корзиной — хотела собрать грязное белье — и увидела в углу шкафа Куинн разбитую лампу. Она встала на корточки и принялась собирать осколки.

Основание лампы было в форме керамической раковины. Лили вылепила его из глины в восьмом классе. Отец сделал из него лампу, которую Куинн забрала к себе в комнату.

А теперь она валялась разбитая вдребезги.

Почему Куинн ее спрятала? Боялась, что ее будут ругать? Размышляя над этим, Дана в который раз подумала, что родитель из нее никудышный.

Она безумно устала от занятий плаванием, на которые водила Элли. Устала стоять на берегу с мамашами и беседовать о клумбах, о теннисе, о женском клубе. Дана привыкла к тишине собственной мастерской, а светские беседы ее пугали — она совершенно не умела их поддерживать.

Собрав белье, она вышла в коридор. На стене висели четыре картинки Лили. Виды Хаббардз-Пойнта зимой, весной, летом и осенью.

Дана вспомнила, как ее всегда тянуло рисовать, но — увы! — она давно ничего подобного не испытывала. Обычно она работала на огромных холстах. Полтора метра на три — чтобы хватило места на все ее чувства. Она представила себе мастерскую, где ее обычно посещала муза.

Когда-то она видела музу и в своей натурщице Моник. Двадцатипятилетняя Моник подрабатывала, где могла, — копила деньги на художественную школу. Глаза у нее были цвета шоколада, спокойные и понимающие, и она умела по полчаса сидеть, запрокинув голову. А еще она была мила и заботлива. Приносила Дане цветы, заваривала чай. Дана относилась к ней как к младшей сестре. А еще в Моник был тот дух свободы, к которому всегда стремилась сама Дана. И, глядя на обнаженное тело Моник, Дана порой с трудом перебарывала смущение.

Джонатан часто приходил в мастерскую и смотрел, как она работает. Моник появилась, когда Дана с Джонатаном уже полгода жили вместе. Для Даны такая жизнь была внове, но Джонатан уверял ее, что это навсегда. И Дана доверилась ему.

— Она не идет ни в какое сравнение с тобой, — шептал Джонатан на ухо Дане, когда та писала обнаженную девушку, опутанную водорослями.

И его поцелуи были тому подтверждением.

— Он тебя обожает, — сказала однажды Моник. — Очень надеюсь, что и у меня появится когда-нибудь такой преданный возлюбленный.

— Непременно появится. Ты редкая красавица, Моник.

Моник пожала плечами и застенчиво улыбнулась. Но у Даны было ощущение, что девушка отлично знает себе цену.

После смерти Лили Моник незачем было приходить. Дана так тяжело переживала утрату, что о работе и речи не шло. Она не могла ни думать, ни рисовать, хотела только спать или лежать в объятиях Джонатана. Она тянулась к нему, надеясь найти в его сильных руках опору и утешение.

— Я потеряла это, Лили, — прошептала Дана, прислонившись к стене. — Я больше не могу писать.

Во всяком случае, здесь. Может, во Франции, в родной мастерской, где нет больше ни Джонатана, ни Моник, она сумеет начать все заново.

И тут зазвонил телефон. Она дождалась, пока включится автоответчик. «Привет, это Сэм. Кажется, наши автоответчики решили друг с другом пообщаться. Очень приятно было получить ваше приглашение. Приеду обязательно. Думаю, к семи успею. Надеюсь, это не слишком поздно. До вечера».

Дана выслушала сообщение, перемотала запись на начало. Сэм придет на ужин? А Дана его не приглашала.

Она пошла по дому в поисках девочек и увидела на холодильнике записку, где почерком Куинн было написано: «Мы ловим крабов на камнях». Дана открыла дверь кухни и хотела бежать за девочками, но увидела, что по холму поднимается Марни Макгрей Кэмпбелл.

Дана знала Марни с рождения. Их матери были подругами. А потом у обеих родились дочери — у Марни было две сестры, и у обеих тоже дочки.

— Женское царство, — говорила Данина бабушка.

Дана обрадовалась несказанно. Протянула руки, и Марни помчалась к ней.

— Поверить не могу, что ты здесь! — воскликнула Марни.

— А я поверить не могу, что ты здесь, — ответила, обнимая ее, Дана.

И, словно не было всех этих лет, Дана почувствовала себя шестилетней девчонкой.

— Мы приехали вчера поздно вечером, — сказала Марни. — Я посмотрела на твой дом, но света не увидела, иначе сразу бы прибежала.

— Мы вообще-то должны были уехать во Францию, — сказала Дана.

— Я об этом слышала. Наши матушки очень переживали. Ну, языковой барьер, девочки вдали от дома, и все такое. Я им сказала, ты знаешь, что делаешь, иначе Лили не доверила бы тебе дочерей.

— Эти девочки из меня все жилы вытянули. Особенно Куинн. Я как раз собиралась пойти и задать ей взбучку. Похоже, кто-то из девочек — держу пари, что Куинн, — без разрешения позвал на ужин одного человека. И он придет.

— Кто же это?

— Да она его едва знает. Он когда-то занимался у нас с Лили. Стал океанографом, преподает в Йеле, и в силу случайных обстоятельств именно он в прошлый четверг возил нас с девочками в аэропорт и обратно.

— А... — сказала Марни. — Тогда понятно. Этот человек связан в их сознании с матерью.

С холма подул теплый ветерок, зашелестела листва на дубе. Дана присела на ступеньку каменной лестницы. Марни не сказала ей ничего нового, но почему-то все вдруг встало на свои места.

— А что здесь произошло? — тихо спросила Дана. — Ну, в доме?

Марни не ответила, только молча села с ней рядом.

— Куинн тут на днях сказала, что я счастливее Лили. Разве Лили была несчастна?

— Я знаю немногим больше твоего. Лили была прекрасной матерью, и они с Майком, похоже, любили друг друга по-настоящему. Я часто видела их на берегу. Он купил эту большую лодку...

— А почему она не пользовалась «Русалкой»?

— Наверное, потому, что они много времени проводили на «Сандэнсе». В море она забывала про все сложности с работой Майка. Ничего другого мне на ум не идет.

— Какие сложности? — удивилась Дана.

Марни хотела что-то сказать, но сдержалась. Дана знала, что она терпеть не может сплетен. Может, у Майка были проблемы с деньгами? И поэтому Куинн решила, что мама несчастна?

— Да так, ничего серьезного. Лили как-то вскользь упомянула об этом. Майк занимался проектом, который ей не нравился. Это ее немного расстраивало, вот и все.

Дана рассеянно выдергивала сорняки, росшие у лестницы. В голове крутились мысли: о лодке, о деньгах. Счастье Лили и счастье Майка... Возможно, это было не одно и то же. Что Дана знает о семейной жизни?

Она встала.

— Наверное, надо отменить ужин с океанографом.

— Отменить?

— Думаешь, не стоит?

— Наверное, для того, кто его пригласил, это важно. Может, у Куинн была серьезная причина его позвать.

— Значит, мы предполагаем, что его пригласила Куинн.

Марни только пожала плечами:

— Мне пора — пойду проверю, как там юные ловцы крабов.

— Передай им, пожалуйста, что мне надо съездить за продуктами и я жду их домой. Пусть поймут, что, если они приглашают гостя, его надо чем-то накормить.

Самое удивительное, что Куинн никто не отчитывал. Дана, кухарка из которой была никудышная, мирно возилась на кухне с луфарем, купленным для гостя, которого она не приглашала. Может, решила, что он сам напросился?

Наверное, так.

Куинн и сама до конца не понимала, зачем позвонила ему. Устроив погром в комнате и нечаянно разбив мамину лампу, она в полной прострации отправилась в комнату Даны и залезла к ней в сумку. Нашла номер Сэма, и рука сама потянулась к телефону. А когда тетя Дана объявила, что он приедет, Куинн от стыда не знала, куда себя девать.

Но тетя Дана на нее даже не накричала. И вообще вела себя удивительно невозмутимо. Куинн вдруг захотелось рассказать ей все. Облегчить душу.

Ее волновал только один вопрос: если тетя Дана твердо решила поселиться здесь, почему она не начинает работать? Почему не попросила прислать из Франции свои вещи? И почему не хочет спускать на воду лодку?

Но она воздержалась от расспросов и кинулась помогать. Вымыла и порезала листья салата, показала тете Дане, как мама делала заправку. Помогла посыпать травами рыбу. Но когда тетя Дана попросила накрыть на стол в столовой, ей стало не по себе. В столовой они больше не ели. Бабушка разрешала им уносить подносы с едой в гостиную, а тете Дане нравилось есть в кухне. Столовая напоминала Куинн о родителях.

Когда она ставила на стол хрустальные подсвечники и вазочку из ракушек, руки у нее дрожали.

— Очень красиво, — похвалила тетя Дана, заглянув в комнату.

— Спасибо. — Куинн обошла вокруг стола. — Мы с Элли сидим тут и тут, — сказала она, дотронувшись до стульев, стоявших друг напротив друга. Ты сядешь сюда, а он туда.

— Так неудобно, — сказала тетя Дана. — Нужно поставить стулья по краям стола.

— Нет! — вскрикнула Куинн.

— Куинн, я жила здесь задолго до твоего рождения. Здесь всегда стояли стулья. На одном сидел дедушка, на другом — бабушка.

Куинн замотала головой. Из кухни вышла Элли и встала рядом с сестрой.

— Здесь никто сидеть не будет, — твердо сказала Куинн.

— Куинн, я знаю, это места твоих родителей. Но если мы не поставим стулья как положено, нам вчетвером здесь не разместиться. Понимаешь? Мы будем толкать друг друга локтями.

— И луфарь будет разлетаться во все стороны, — добавила Элли.

— Эл, заткнись!

— Послушай, — сказала Дана. — Мы все помним: это места твоих родителей. Не важно, кто сюда сядет. Это же просто на время ужина. Кто-то окажется на месте мамы, но мы все равно помним, чье оно.

— Что оно мамино?

— Ну да.

Следующий вопрос задать было очень трудно.

— Ты сядешь на мамино место?

— Необязательно. Можно посадить туда Сэма. А я сяду на папино.

Куинн кивнула:

— Но это только на время ужина...

— Как папины дома, — вставила слово Элли. — Люди снимают квартиры, но не навсегда.

— Стулья внаем, — сказала Куинн.

— Вот именно, — подтвердила Дана.

Куинн с трудом сдержала улыбку. Но одновременно ей хотелось плакать. Поэтому, чтобы не дать воли чувствам, она нахмурила брови и строго спросила:

— Если ты решила остаться здесь, то почему не рисуешь? Где твои картины?

— Еще будут.

— Ты художница, а я никогда не видела, чтобы ты рисовала, — сказала Элли.

— Давайте-ка я нарисую именные таблички. Сгодится?

Куинн равнодушно пожала плечами.

На пороге дома Сэм залюбовался пейзажем — за садом и каменной террасой открывался великолепный вид на пролив. Дана открыла дверь, и он улыбнулся ей.

— Привет, — сказала она.

— Привет! — Он протянул ей бутылку вина. — Спасибо за приглашение.

— Добро пожаловать! Рада тебя видеть.

Пропуская Сэма в дом, Дана поцеловала его в щеку. А он, наклонившись к ней, легонько коснулся рукой ее талии. Она выглядела замечательно: за неделю загорела, и в глазах светилось море. Стройная, в бежевых брюках и белой рубашке, она выглядела точно так же, как на пристани в Ньюпорте.

— Ты любишь луфаря? — весело спросила Элли. — Сегодня на ужин луфарь.

— Обожаю. Это одна из самых замечательных рыб.

— Почему?

— Будем есть, покажу, — сказал Сэм и прошел за хозяйками в гостиную.

Пока Дана открывала бутылку и наливала в бокалы вино, Сэм огляделся вокруг. Куинн показала ему телескоп, в который был виден Ориент-Пойнт.

— Океанографы все знают о море, да? — спросила Куинн. — Видят то, чего не замечают другие?

— Пытаемся, — усмехнулся Сэм.

— А например?

— Вон там — Викландская мель, — сказал Сэм, — где мой старший брат Джо отыскал затонувший корабль — «Камбрию».

— Твой брат этим занимался? — спросила Дана, подавая ему бокал.

— Да. Года два назад. Он узнал про золото, достал большую его часть и поднял сам корабль.

— Лили мне об этом рассказывала. Мы еще в школе читали про «Камбрию».

— Твой брат поднял со дна корабль? — спросила Куинн.

Глаза ее лихорадочно сияли.

— Да, — кивнул Сэм. — Он — охотник за сокровищами.

— И ты тоже? — спросила Элли.

— Нет, я просто морской биолог. Джо называет меня рыбьим ученым. Я выхожу в море на исследовательских судах и изучаю все, что плавает.

— Так вот кого мы вытащили когда-то из ньюпортской гавани.

— Вы мне жизнь спасли, — сказал Сэм, глядя на нее.

Девочки, решив, что он преувеличивает, захихикали.

Они еще немного поболтали, и Дана пошла за ужином. Сэм предложил разжечь угли для гриля. Девочки пошли за ним следом, внимательно слушая рассказ о луфаре, о темной полосе у него на брюхе, которая выполняет роль сонара.

— Сонар — это как на подлодках, да? — спросила Куинн. — Нам об этом рассказывали на уроках. Про то, что некоторые существа излучают звуковые волны, те отражаются от поверхностей и их видно на экране,

— Все именно так и есть, — ответил Сэм, прислушиваясь к тому, как возится на кухне Дана.

— А под водой ты умеешь искать? — спросила Куинн.

— Смотря что.

— Я хочу... — начала было Куинн, но тут открылась дверь и вошла Дана с деревянными вилкой и ложкой.

— Поможешь мне? — спросила она Куинн. — Перемешаешь салат?

— Я разговариваю с Сэмом, — ответила девочка.

— Ничего, — сказал Сэм, — потом продолжим, — но сразу понял, что допустил ошибку.

Куинн тут же помрачнела. Похоже, она готова была расплакаться. Но без свидетелей. Ни слова не говоря, она развернулась и помчалась по тропинке прочь от дома.

— Догнать ее? — спросил Сэм.

— Не надо, — грустно вздохнула Дана. — Сама вернется.

— Ей нужно немного побыть одной, — рассудительно сказала Элли. — Она всегда так.

— Ну, давайте за стол, — сказала Дана. — А Куинн я потом все подогрею.

Сэм понял, где его место, потому что Дана поставила там карточку с его именем и картинкой: две девушки вытаскивают из воды маленького мальчика. Интересно, подумала она, что бы сказал Сэм, узнай он, что это первый ее рисунок за много месяцев.

Он съел все и попросил добавки. Дана решила, что это из вежливости, но ей все равно было приятно. Ее беспокоило только отсутствие Куинн. Элли болтала в два раза больше обычного. Сэм задавал множество вопросов и вел себя так, будто о лучшей компании, чем маленькие девочки-сироты и их молча нервничающая тетка, он и не мечтал.

— Как ты научился плавать? — спросила Элли.

— У моего брата была лодка, — ответил он. — Джо утверждает, что, когда я был совсем крошкой, он швырнул меня за борт, и я всю дорогу до пристани плыл за ним следом.

— Правда? — улыбнулась, представив себе эту картину, Дана.

— Наверное. Я умею плавать, сколько себя помню.

— Куинн запросто могла бы устроить мне то же самое, — сказала Элли. — Тетя Дана, можно я поднимусь наверх?

— Конечно. — Когда Элли ушла, Дана перестала улыбаться.

Она поняла, что Элли пошла наверх, чтобы зажечь в окне свет для Куинн — маячок, который будет виден и с Литл-Бич.

— Ты беспокоишься за Куинн? — спросил Сэм.

Дана сидела не шелохнувшись. Вечер подходил к концу. Скоро Сэм уедет, и все войдет в норму. Если только это можно назвать нормой.

— Я знаю, где она, и знаю, что она вернется. — Дана пыталась сделать вид, будто ничего особенного не случилось.

— Ты так замечательно о них заботишься, — сказал Сэм.

У Даны на глаза навернулись слезы.

— Правда... — продолжал он. — Лили бы тобой гордилась. Она знала бы, что ее дочки в хороших руках.

— Очень хочется в это верить, — сказала Дана.

— Не кори себя, Дана. Твоей вины ни в чем нет. Ни в том, что Куинн убежала, ни в смерти Лили.

Она смотрела на свечу и думала, что он ничего в этом не понимает. Ему только двадцать девять, столько же, сколько Джонатану.

— Я посыпала рыбу травами, — услышала она свой голос. — Травами, которые посадила Лили.

— Значит, она тоже участвовала в приготовлении ужина, — сказал Сэм.

Дана взглянула на него через стол. Солнце уже заходило, и небо стало густо-розовым. Силуэт Сэма был озарен закатным светом.

— Приготовлено с любовью, — прошептала Дана. — Так говорила Лили, когда добавляла в кушанья травы.

— Да, это на Лили похоже.

Дана не могла не довериться доброте, прозвучавшей в его голосе. Ей незачем было раскрывать перед ним свою душу, ей надо было забыть, какую боль причинил ей человек почти что его возраста, и она вполне могла воспользоваться предложением Сэма поискать Куинн.

— Я беспокоюсь за нее.

— Понимаю.

— Мне не хочется оставлять Элли здесь одну...

— Я схожу. Ты только скажи куда.

— Знаешь, как пройти на Литл-Бич? По тропинке вдоль берега...

— Знаю, — сказал он, и в глазах его мелькнула легкая тень смущения. — Я хожу этой дорогой, когда возвращаюсь от Огасты.

— А-а-а, — пробормотала Дана и, вспомнив букву «Д» на песке, покраснела.

Они с Сэмом встретились взглядом и тихо улыбнулись друг другу. Он словно догадался, что она это видела, но оба не знали, как об этом заговорить.

— Она наверняка там, сидит на валуне.

— Понятно. Я скоро вернусь.

Он встал из-за стола и вышел. Дана смотрела ему вслед. Из окон дул прохладный ветерок, но лицо у Даны все еще горело. Только буква «Д» не имела к этому никакого отношения.