"Фиаско" - читать интересную книгу автора (Диналло Грег)

9

Ранняя утренняя Москва всегда напоминает мне город-привидение — мрачный, молчаливый, безлюдный, будто пораженный одной из тех бомб, на создание которых кремлевские милитаристы долгие годы тратили гигантские ресурсы, привычно оправдываясь, что они, дескать, нужны для обороны страны (поэтому якобы и продовольствия не хватает). Из затемненных окон «мерседеса» Баркина, в котором мы гнали по Комсомольскому проспекту, Москва казалась еще мрачнее. За нами следовали «Лада» с фруктовыми тортами для Баркина и «вольво», где сидели его мордовороты. Наш скоростной караван напоминал правительственный выезд, когда останавливается весь уличный транспорт, чтобы помпезный «членовоз» мог проехать через всю столицу, нигде не задерживаясь и не притормаживая.

Но мы шали вовсе не на Красную площадь.

Баркин уговорил меня поехать на Ленинские горы, где нас ожидал его знакомый с черного рынка наград. В ночном клубе он с треском открыл свой дипломат-апаше и вынул компьютерную распечатку списка компаний.

— Смотри сюда, — с гордостью произнес бывший спортсмен. — Мой маленький взаимный фонд. Знаешь, тебе стоило бы написать еще один очерк — «Десять лет спустя». Я имею в виду, что ты был прав относительно цели.

Я заставил себя улыбнуться, поскольку меня не грела собственная роль, которую я невзначай сыграл в рождении нового хищника. Правда, тут не я один виноват. Может, и пробудил у Баркина амбиции, но его жизненную позицию сформировал коммунизм, а демократия предоставила практические возможности. Он и осуществил их — прежде всего на своих земляках-москвичах, что претило мне больше всего.

— Ну давай, похвались немного и собой, Катков, — попросил Аркадий, сидя рядом в «мерседесе». — Да и Артуро тоже послушает. — Он кивнул на шофера, атлетически сложенного кубинца, который был и его личным телохранителем.

— Он приехал сюда десять лет назад как бейсбольный тренер, да так и остался, — пояснил Аркадий.

— Но не из-за местного климата.

— По экономическим причинам.

— Как это понимать?

— У нас экономика процветает по сравнению с Кубой.

— Конечно, если сравнивать голодных с умирающими от голода, то у первых она процветает.

— За возвращение кубинские власти посулили ему велосипед, а я предложил работу. Ты его винишь?

— Стало быть, его пытались купить за велосипед?

— Да, автомашина там ни к чему. В стране нет ни капли горючего.

— Значит, элита разъезжает на велосипедах, а простые люди топают пешком.

Аркадий мрачно кивнул.

— За все надо благодарить Кастро. Кубинцы тоже могли бы ездить на таких вот «мерседесах», если бы не этот тупоголовый идиот. Вот смотри, у нас быстро и легко дела не провернешь, не то что у них. В прошлом году я побывал на Кубе и без труда установил контакты с теми, кто серьезно настроен рискнуть на кое-какие дела.

— Что за дела?

— Туризм.

Наш караван мчался уже по Воробьевскому шоссе, приближаясь к лесистым скверам, окружающим Московский государственный университет. Со смотровой площадки около шоссе, откуда открывается захватывающий вид на Москву, и была назначена встреча с торговцами орденами и медалями на черном рынке, здесь же они должны собраться на этой неделе. Баркин рассказал, что торговать начинают на рассвете, когда в милиции заканчивается смена, стражи порядка устали и мечтают, как бы поскорее добраться до дома. «Мерседес» повернул на узенькую боковую дорожку и остановился около невысоких елок.

Баркин опустил боковое стекло, поморщившись от порыва холодного воздуха, ворвавшегося в кабину. Минуту спустя из-за деревьев появился невысокий субъект — пальто в рубчик, твидовая кепка, задорно сидевшая на его голове, отчего он напоминал маленького большевика времен революции.

— Вот он. Зовут его Рафик. Ну, желаю успеха.

— Спасибо, Аркадий. Большое тебе спасибо.

— Спасибо тебе, Никола.

Он пристально посмотрел прямо мне в глаза и крепко пожал руку. Я вышел из «мерседеса» и закрыл дверь.

— Катков! — позвал Аркадий из окна кабины, протянув мне газовую зажигалку. — Далеко не прячь ее.

И машины тут же растворились в белесой дымке, стоявшей между холмов. Я обернулся, Рафик куда-то исчез, я поспешил к рощице, как вдруг тишину нарушил чирикающий звук — заработал мой бипер. Должно быть, Вера беспокоится, жив ли я. Все правильно — всего сутки назад я тоже разыскивал ее целых полночи.

Я уже подходил к деревьям, и тут Рафик вновь возник между корявыми стволами. В его облике было что-то таинственное и вместе с тем трогательное, что вызывало чувство доверия к нему. Остро запахло сосной и елью, когда он, вороша ногами листья и хвою, продвигался по заброшенной тропинке к группе припаркованных автомашин, велосипедов, мотоциклов, фургонов и микроавтобусов.

Торгаши оказались на удивление молодыми, большинству на вид лет восемнадцать-двадцать. В раннем утреннем свете ярко поблескивал товар, разложенный на одеялах у задних дверей автомашин и на капотах или на крышках чемоданчиков, а то и просто приколотый на подкладках пальто, полы которых торговцы приоткрывали, будто показывая свое мужское достоинство. Черный рынок сильно смахивал на цыганский базар: скорые легкомысленные решения, мелькание рук, настороженные воровские взгляды, возгласы удивления и неверия, когда называлась цена, а затем быстрый торг, шуршание купюр и позвякивание металла, когда продавцы и покупатели сходились в цене, а деньги и награды переходили из рук в руки. Купив товар, их новые хозяева сразу же сматывали восвояси, а продавцы без промедления переключались на других покупателей.

Рафик подошел к группке дельцов, собравшихся у откидного борга грузовичка, и отрекомендовал меня.

— Так вы, стало быть, хотели бы написать про нас? — осторожно спросил молодой парень с длинными, до плеч, волосами. — А зачем?

— Да вот, чтобы заработать себе на хлеб с маслом.

— Ну что ж, дело стоящее. А что мы будем с этого иметь?

— Головную боль от милиции! — громко сказал кто-то.

— Вот-вот. Да они нас всех повяжут! — воскликнул другой, отчего некоторые сразу же стали откалываться и исчезать.

— Не задерживай их, пускай уходят! — бросил я Рафику, когда он стал их удерживать. — Так ты думаешь, что милиция ничего не знает про ваши дела-делишки здесь?

— Ты что, смеешься над нами? — возмущенно зафыркал длинноволосый. — Да мы завсегда на стреме и разбежимся, лишь только менты появятся на подходе.

— Отстегни на лапу — и торгуй спокойненько, — самоуверенно произнес плотно сбитый паренек.

— Ну а если моя публикация привлечет не ментов, а покупателей, которые повалят к вам толпой?

— А ведь он прав, — нехотя процедил кто-то еще. — Да-да, прав, — подхватил другой.

Тут все начали совещаться, перешептываясь и с умным видом покачивая головами, как команды КВН.

— Ну ладно, — объявил общее решение длинноволосый, когда стихийное совещание закончилось. — Но только без упоминаний фамилий. Идет?

— Идет. Вопрос первый: где вы достаете товар?

— А у людей, которым нужны деньги.

— Пример какой-нибудь можете привести?

— Конечно, можем, — запищал один из подростков в теннисной куртке «Айрон мэйден». — Вот, к примеру, у моего дядьки была куча всяких орденов и медалей еще с войны. Когда он умер, родственники продали их за наличные и накупили всякой всячины для поминок, да еще купили на них автомашину, телевизор и видак, сестра сделала себе мост на зубы, а я приобрел вот что — он с гордостью показал на высокие баскетбольные кеды с воздушной подкачкой. — Потом и я втянулся в этот бизнес.

— Но это же, наверное, не единственный источник, откуда поступает товар? — предположил я.

— Что вы имеете в виду? — спросил длинноволосый, бросив на меня быстрый взгляд.

— Да слышал я, поскольку некоторые награды стоят больших денег, их воруют, все равно как драгоценности какие, верно ведь?

— Воруют? — обидевшись, резко бросил он, а торгаши угрожающе сдвинулись. — Так вы, значит, считаете, что мы скупаем и перепродаем краденое?

— Нет, да нет же, что вы! Я просто не так выразился! Как бы это сказать поточнее, ну, почему не предположить, что награды были… утеряны, а затем случайно найдены кем-то и проданы вам? — Я совсем запутался в поисках подходящих к случаю формулировок.

Они как-то неуверенно переглянулись, некоторые нехотя кивнули, а длинноволосый согласно подтвердил:

— Да, такое возможно.

— В таком случае можно ли определить, кому они принадлежали?

— Так вы хотите знать, можно ли установить, кому ранее принадлежал утерянный орден или несколько орденов, предлагаемые к продаже?

— Ага.

— Да это все зависит от… — Он нагнулся к лежащему рядом одеялу, выбрал несколько наград и стал объяснять: — Посмотрите, на одних орденах есть номера, на других выгравированы инициалы, а то и фамилии награжденных, есть же награды без всяких номеров пли надписей. А почему вас это интересует?

— Да просто любопытствую, — ушел я от ответа. Было бы глупо рассказывать им про убийство и украденные медали. Чтобы переменить тему, я задал другой вопрос:

— По вашим наблюдениям, кто покупает ордена и медали?

— Да самые разные люди. Коллекционеры, продавцы нумизматических магазинчиков, пенсионеры, наконец.

— Многие ведь хотят пользоваться льготами, — уточнил другой торговец, — получать привилегии, покупать в магазине без очереди, проходить туда, куда простых смертных не пускают.

— Можно, кстати, пролезть без очереди в переполненный трамвай пли в автобус, — вступил в разговор третий торговец. — Я не говорю, что с их помощью легче достать билеты на рок-концерт или на финал футбольного кубка.

— Неплохие льготы. Жаль, что у меня нет таких. Торгаши весело заржали. Напряженность между нами спала, а тот, с писклявым голоском, преподнес мне даже набор значков — дешевых памятных сувенирчиков, прикалываемых к лацканам пиджаков, — их продают, почитай, в каждом киоске. Там и Святой Георгий на коне, поражающий змея, изображение Кремля, а на одном, в форме пятиконечной красной звезды, красовался в центре портрет Ленина в младенческом возрасте, что вызвало новый взрыв смеха. Постепенно атмосфера приобрела деловой характер, объявились несколько потенциальных покупателей, рыскавших по рядам. Настал удобный момент сматывать удочки.

Мы с Рафиком потопали прочь, по дороге он вдруг зажал рот ладонью, будто охраняя важную государственную тайну, и шепотом произнес:

— Национализм.

— Про что это вы?

— Он ширится и крепнет. Вот что вы сами-то думаете насчет этого повального психоза на ордена и медали? Когда дела идут плохо, людьми овладевает тоска по прошлому. Они готовы возродить прошлое — большевизм, Сталина, Великую Отечественную войну, спутники. Коммунисты вернутся к власти. Попомните мои слова.

— Вы забыли упомянуть ГУЛАГ.

— На то есть свои причины.

— Лагерь «Пермь-35»? — назвал я наугад, чувствуя, куда он клонит.

— Нет, Чистополь, — быстро поправил он. — Три года за…

— …антигосударственную деятельность, — сказали мы с ним в унисон и рассмеялись, вспомнив немыслимую абсурдность и широкое толкование обвинений, предъявляемых по этой статье. Но веселость мигом слетела с нас. Глаза у Рафика потускнели, да и у меня гоже, ибо память вернула нас к зловещим атрибутам тюрем: крошечные камеры из шершавого железобетона — два шага в ширину, три — в длину — на двоих мужиков, тусклая лампочка под потолком, неотгороженная параша в углу, деревянные нары. И ни окошка. Даже зарешеченного. Только глухая толстенная железная дверь. До сих пор слышу леденящий кровь лязг и противный визг отодвигаемой задвижки-кормушки, через которую в камеру подавали грубый черный хлеб, вареную картошку или капусту и жиденькую размазню, словно в насмешку называемую кашей. Все это бросали, словно последней скотине. В памяти мгновенно ожила монотонная, бездумная работа, изнуряющая жара, пробирающий до костей холод, повальные болезни. И никакой связи с внешним миром: ни посетителей, ни новостей с воли, ни почты.

— Чтоб никогда такое не повторилось, — произнес Рафик, выводя меня из этих воспоминаний.

Я с трудом заставил себя улыбнуться.

— Ну если мы затронули эту тему…

— Какую? Про тюрьмы и лагеря?

— Да нет. Про антигосударственные преступления. Поскольку все же есть случаи похищения наград, как по-вашему, можно ли проследить, у кого они исчезли?

— А что вы имеете в виду? Разыскать торговца, который их приобрел, и через него выйти на вора?

— Точно.

Рафик подозрительно глянул на меня.

— Так, стало быть, Катков, у вас задача не только заработать себе на хлеб с маслом, но и выяснить кое-что, не так ли?

Я согласно кивнул.

— Ну что ж, желаю удачи.

— Послушайте, я далек от того, чтобы поднимать шум. Вся эта история началась с… некоего инцидента, а я пытаюсь выяснить мотивы.

— Инцидент, говорите? — рассердился Рафик. — Не надо мне пудрить мозги и ходить вокруг да около. Говорите прямо, что нужно, или забудем о нашем разговоре.

— Совершено убийство. Понятно теперь?

— Стало быть, кто-то потерял больше, чем просто награды?

— Да. И мне нужно выяснять, был ли здесь действительно грабеж или это искусная маскировка другого мотива убийства.

— А как звали несчастного бедолагу?

— Воронцов. Владимир Ильич.

Рафик приподнял и опустил брови, припоминая. Пока он раздумывал, утро прорезал стремительно приближающийся свет ослепительных фар и проблески ярко-синих мигалок милицейских автомашин. Мгновенно застегнулись на все пуговицы пальто, захлопнулись крышки чемоданчиков, свернулись одеяла, продавцы и покупатели устремились к своим машинам. Загудели моторы, завизжали тормоза. Те, у кого машин не было, побежали к холмам, под защиту густых елок.

— У вас есть машина? — выкрикнул я на бегу. Ответа не услышал. Оглянувшись, увидел, что Рафик куда-то пропал. Сгинул так же таинственно, как и появился.

Я уже было добежал до ближайших деревьев, как оттуда выскочили несколько торгашей и врассыпную бросились в противоположную сторону. Откуда ни возьмись высыпала целая шеренга милиционеров в форме, с наганами и пневматическими ружьями в руках и дали предупредительный залп поверх голов. Все замерли на бегу, заложили руки за голову, а милиционеры начали сужать кольцо вокруг нас. Затем обыскали всех, отобрав паспорта и другие документы. Тут же подкатили воронки с решетками на окнах.

Какой-то сержант принялся выкликать нас пофамильно, сверяясь с документами, каждому задержанному надевали наручники и запихивали в автобус. Так он выкликнул десятерых, и вот мой черед.

— Катков?

— Здесь, — раздраженно отозвался я и подошел к нему. — Послушайте, я журналист, ни в чем предосудительном не замешан. Собираю материал для репортажа.

— Залезай, — указал он на дверь воронка.

— Вы делаете большую ошибку. Старший следователь Шевченко — мой приятель.

Сержант недоверчиво оглядел меня.

— Да, приятель, заверяю нас. Вызовите его по радио и назовите мою фамилию.

Уловка удалась. Сержант взял меня под руку и повел между деревьев. В это время из-за горизонта выкатилось солнышко, но холмам поползли длинные тени, я уловил силуэт высокого человека в узком пальто, наблюдавшего за операцией. Вот сукин сын! Да это же старший следователь собственной персоной! Это он устроил облаву. Когда мы уже подходили к нему, нас обогнали два милиционера, сопровождающие длинноволосого дельца.

— Думаю, мы договоримся на всем этом поставить крест. — Длинноволосый вытащил из-под дождевика пачку долларов. Оттянув резинку, он принялся отсчитывать сотенные купюры, остановившись на десяти.

Шевченко отвернулся и прикурил сигарету.

Длинноволосый добавил еще десяток купюр.

Шевченко как-то безразлично втянул табачный дым и выдохнул. Торговец доложил еще пять сотен, тогда Шевченко несколько оживился, задумчиво кивнул и положил деньги в карман.

Самодовольно ухмыльнувшись, длинноволосый повернулся, собираясь уходить, но Шевченко уже подал знак милиционерам и скомандовал:

— Задержать его! И предъявить еще обвинение в попытке всучить взятку сотруднику милиции. Валюту приобщить в качестве вещественного доказательства.

— Ты, подонок! — вскричал торговец, вырываясь из рук милиционеров, когда они стали надевать на него наручники. — Ты, хренов подонок!

— Добавьте ему также обвинение в словесном оскорблении.

Подобострастно улыбнувшись, милиционеры как можно туже затянули наручники па запястьях длинноволосого и повели его к машине. Сержант подтолкнул меня к Шевченко и доложил:

— Вот этот тип заявляет, будто он с вами знаком, товарищ начальник.

— Раненько встали сегодня, товарищ следователь, — заерничал я.

Шевченко долго смотрел на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Как его фамилия? — спросил он с кислой миной. У меня глаза на лоб полезли.

— Да хватит тебе, Шевченко.

— Катков его фамилия. Николай Катков, — проворчал сержант.

Шевченко сердито нахмурил брови.

— Не знаю такого, — отрубил он и, шепнув что-то сержанту, чуть-чуть улыбнулся и зашагал прочь.

Сержант потащил меня к воронку с арестованными, затолкал внутрь и захлопнул дверь. Обозленные торгаши сидели в ряд на двух деревянных скамьях напротив друг друга. Их набралось, должно быть, не меньше дюжины. Глаза всех полыхали ненавистью, когда они прикидывали, кто же их подставил. К счастью, руки у всех были скованы за спиной наручниками, как, впрочем, и у меня.

Воронок задрожал, зафыркал и стронулся с места. Не успел он отъехать, как один из дельцов, изловчившись, плюнул на меня. За ним другой, потом еще один. Сзади поднялся длинноволосый и ногой брыкнул меня по ребрам. Его примеру последовали другие, повскакав со скамеек и намереваясь избить меня ногами. Я забился в угол и отчаянно отбивался от наседавших парней. Одному угодил каблуком в грудь, он завалился на других, но все равно силы были явно неравны. Один исхитрился попасть мне прямо в пах, другой угодил коленом в лоб. От нестерпимой боли я дико завыл и рухнул на пол. Торгаши тогда совсем обезумели: они орали как бешеные, прыгали на мне, харкали и обзывали последними словами.

Я думал, что совсем отдаю концы, как вдруг машина резко затормозила, парни, не удержавшись, кучей повалились вперед, прямо на меня. Дверь открылась, в нее просунулись два дула помповых ружей.

— Ну ладно! Хватит! Все по местам! — раздался резкий окрик сержанта. Он внимательно оглядел всех и скомандовал, указав на меня ружьем: — Ты!

— Что я? — едва подал я голос, вытирая кровь, сочившуюся из разбитого рта.

— Выходи! Да пошевеливайся!

Я выбрался из груды тел и торопливо пополз к двери. Менты помогли мне выбраться и захлопнули дверь. Затем поволокли меня к кабине, усадили между собой, и воронок покатил дальше.

— Ну как чувствуешь себя? — хрипло спросил сержант.

— Великолепно. Эти сволочи едва меня не убили.

— Ну, до этого никак не дошло бы.

— А я уж начал было сомневаться, когда чуть концы не отдал. В любом случае, спасибо вам.

— А нам-то за что? Это следователь Шевченко нас надоумил. Он знал, что они постараются на тебе отыграться, и сказал: пусть поддадут ему как следует, это станет ему хорошим уроком на будущее.

— Вот спасибо. Уроки я усваиваю быстро.

— Ну и ладушки, — злорадно ухмыльнулся сержант. — Считай, что уроки только начались.