О ЧЕМ ГОВОРИТ ДОЖДЬ

На свете существуют две параллели: настоящее и прошлое. Если кто-то скажет, что он с этим не согласен, то это его субъективное право. Право ошибиться или право на исправление ошибки. Я же, всего лишь, постараюсь собрать факты - маленькие глянцевые открытки прошлого, моих ощущений, чувств, переживаний. Когда перебираешь в памяти эти открытки, то трудно вспомнить именно ощущение. А это важнее всего. Почему-то помнятся только незначительные детали, совсем мелкие по сравнению с пережитым, прочувствованным и таким настоящим, каким оно было. Его родное дыхание на моей ладони... Бумажный стакан кока-колы... Мокрая синяя рубашка... Его детская любовь... Сплошные глянцевые фотографии прошлого.

- Смотри! Маленький! Совсем маленький!

- Точно!

- Ух, ты! Давай возьмем!

- Болгарский бункерный…

- Здорово!

Март месяц. Я сижу на маленькой синей лавочке в парке. Холодно. Слякоть, паршивый насморк. Накрапывает дождь. Пузырьки лопаются в лужах, разбрызгивая капли, вода на губах, вода на ресницах. В руке бутылка холодного немецкого пива. Запиваю вторую после пропущенных шести стаканчиков водки. Ноги в позе «как бы согреться» – одна на другую. Ботинки промокли. Замечаю мимоходом, что на левом носке стерлась замша. Парк – тихое место. В парке можно расслабиться. Ни о чем не думать. Или сделать вид, что не думаешь. Или что думаешь, но только ни о чем. Можно смотреть на разноцветные аттракционы, на людей, на птиц. Очередная задастая дамочка визжит как свинья на Качели Смерти. Больше воздуха в легкие. Мы ведь все тоже так же прыгаем. Точно так же. Сверху вниз. Прыгаем в неизвестное и визжим от страха. И боимся неизвестных ощущений, может быть даже смерти, хотя на самом деле все мы мертвы уже давным-давно.

- Ты знаешь, что такое «бадабум»?

- Нет. Не знаю.

- Это из фильма про шестой элемент!

Он показывает руками, какое то движение. Прием каратэ. Пальцы рук скрещиваются, напоминая афганского паука. Смешно, по-детски наивно. Я смеюсь. Он смеется тоже. Белые зубы, свежее дыхание. Он вытряхивает из сандалий камешек, смешно щуря глаза и оттопыривая губы. Финские дутые шорты ниже колен, русская футболка. Моя белая кепка. Я прижимаю его к себе. Горячий лоб, вспотевшая спина. Его волосы пахнут медом и персиком. Мы с ним похожи. Как отец и сын. Только я не гожусь в отцы. Я моложе. Жует жвачку, надувает большой прозрачный пузырь – бум!

- Хочешь покататься на Качели Смерти?

- Хочу.

- А не боишься?

- Не боюсь!

Бутылка пива допита. Мы можем идти. Вскакивает со скамейки. Быстрый прыжок. Футболка вздергивается вверх, обнажая полоску живота. Зайка. Прыг-скок. Сзади запад. Впереди восток. Яркое солнце. Голубое небо. У него светлые волосы. У него голубые глаза. Я заметил одну интересную деталь, мальчишки, когда идут, всегда подпрыгивают. Играют в догонялки, играют в футбол. Хотят вырасти.

- Ух, ты! Как высоко-то! Фига! Ты первый! Не полезу я туда!

- Давай лезь!

- Не-а!

- Ты же сказал, что не боишься!

- Блин... Так не честно!

- Честно, честно.

- Не-а!

Смеется. Когда он смеется, его смех звучит в моей душе. Звонкая трель серебряных колокольчиков. Обнимает меня тонкой рукой. Ехидная сияющая рожица. Курносый нос, розовые губы.

- А ты меня, правда, любишь?

- Правда.

- Купи мне тогда плеер.

- Какой?

- Ну, чтобы диски слушать!

- Ладно.

- Правда?

- Правда.

- Ура!!!

Когда смотришь по телевизору гламурное ток-шоу, то ощущение такое, будто знаешь больше, чем знает телеведущий. Хотя бы о деньгах. Пусть они говорят о себе и своих финансовых проблемах столько, сколько хотят. Но в чем смысл жизни? Разве в этом? В поиске новых впечатлений, оплачиваемых из своего кармана? Или в том, что ты живешь? Просто живешь. Стараешься найти свое применение себе же самому в рамках чего-то конкретного, чего-то стоящего, чего-то благородного. Или в этой жизни нет смысла? Может быть, нет никакого смысла. Я знаю, мы можем позволить себе роскошное времяпровождение, если сможем изначально спланировать саму возможность. Скажем, пойти с ним в кино на хороший фильм со стереозвуком. Или сходить в «Макдональдс». Сказать, чтобы убрали картошку фри. Потому что от нее портятся детские зубы. И не оставлять чаевых. По одной простой причине – «Макдональдс» это не Кафе.

- Я помню папу. Он был такой же, как ты. Сильный и хороший. Наверное, он меня любил. Любил же? Как думаешь?

- Конечно, любил. Все родители любят своих детей.

- Нет, не все. Я знаю... А ты меня любишь?

- Люблю.

- Никогда не бросай меня… Ладно? Ты ведь меня никогда не бросишь?..

- Никогда.

Он любит засыпать под старые песенки. Когда он спит, то переворачивается на спину, как-то боком. Одна нога поджимается под другую. Поза ребенка, который знает, что он защищен. Правая рука под щекой, другая откинута за спину. Тихое четкое дыхание. Ровный стук сердца. Тук-тук. Совсем как тиканье часов на стене.

- Расскажи сказку.

- Ты же знаешь, что я не умею.

- Неправда. Ты хорошо рассказываешь истории. Ты только начни.

- А что тебе рассказать?

- Расскажи про нас.

- Про нас?

- Ага.

«Жил был маленький зонтик. И у него совсем не было друзей. А однажды мимо шел теплый дождь, увидел, как грустно маленькому зонтику, и сказал ему:

- Зонтик, а ты знаешь, что я волшебник?

- Нет, - ответил маленький зонтик.

- А хочешь, я покажу тебе чудо? Просто подставь ладошки под мои капли…

Маленький зонтик очень обрадовался и развернулся весь-весь, насколько хватило сил.

- Кап, кап, кап… - заиграла волшебная музыка. И маленький зонтик понял, что у него появился друг. С тех пор теплый дождь и маленький зонтик дружат».

- Вот видишь, я совсем не умею рассказывать сказки.

- А мне понравилось. Теплый дождь, это ты?

- Да.

Он любит читать про Тома Сойера. Любимая книжка детей всех времен. Хочется в это верить. Он читает вслух своим тоненьким, чуть с хрипотцой, голосом. Про то, как Том гоняет жука по парте Воскресной школы. Про Гекльберри Финна и Индейца Джо. Я слушаю его голос. Лучшее радио солнечным утром.

- Ночью был дождь.

- Да?

- Ага. Ты спал.

- Сколько времени?

- Вроде восемь... Дай-ка книжку.

- На.

Когда он просыпался – вставало солнце. Когда просыпался я – он был счастлив. В семь утра солнце поднимается из-за холма в виде огромного красного шара. Мягкий поцелуй в губы. Шорох ватного одеяла.

- А это правда, что альбатросы самые большие птицы?

- Не знаю. Ни разу не видел альбатросов. Может и большие.

- А давай поедем на Черное Море?

- В Крым?

- Ага. Так поедем? Правда, поедем?

- Может быть. Летом.

- Ну, давай...

В Алуште красивые виноградники. Великолепные места. Кажется, что деревья царапают воздух. А сам воздух пахнет морем. А море шумит, шумит, шумит... Когда стоишь на балконе, держась за белые перила, то рубашка раздувается словно парус. Он прыгает на балконе в одном носке, одевая плавки. Зеленые с внутренним потайным кармашком. В кармашке белые мелованные ракушки. Качается на одной ноге, словно цапля. Его непослушные волосы торчат вверх после подушки. Белый носок на стуле. Его милая, родная улыбка. Он – сплошное сияние.

- Побрейся, пожалуйста.

- Зачем?

- Ты колючий.

- Ну и что?

- Вот твоя пенка. А лезвие я не нашел…

- Эх ты... Сыщик...

- Ага.

Высоко в небе парят альбатросы. Они красивые. Белые как облака, но совсем не большие. Складывают крылья и падают камнем вниз. Парируют вниз. Охотники за рыбой. Резкий клокочущий клекот. Ему понравились альбатросы. Размах крыльев и их наглые оранжевые клювы.

- А альбатросы маленькие. Я думал, будут больше.

- Ну, ты ведь не расстроился? Можем посмотреть на павлинов.

- Нет. Не хочу. А чей это дом вон там, на холме? Белый такой дом, с маленькой калиткой. Видишь?

- Это писателя.

- Давай завтра туда сходим!

- Давай.

Ночь. Звезды. Маленькие точки, рассыпанные по всему небу. Ковш Большой Медведицы. Созвездия. Запах шашлыка. Легкий дым костра. Мальчик бежит, раскрыв руки как крылья. На песке остаются его следы. Море такое всемогущее, а он такой беззащитный. Такой беззащитный и такой мой...

- В этом доме с 1918 по 1922 года жил и работал русский писатель Иван Сергеевич Шмелев.

- А он был хороший писатель?

- Наверное, хороший. Я читал всего одну его книгу.

- Какую?

- Солнце мертвых.

- А почему такое нехорошее название?

- У него сына расстреляли в 1921 году.

- А сколько лет было его сыну?

- Девятнадцать. Он был санитаром Белой Армии.

- А мне дедушка рассказывал про революцию. Интересно, почему люди убивают?

- Потому что их никто не учит любви.

- А я смогу убить?

- Не сможешь.

- Почему?

- Потому что ты встретил меня. Теперь понимаешь?

- Да. Пойдем отсюда. Тут грустно.

Он прижимается ко мне всем своим телом. Крепко-крепко. Глажу его светлые волосы, лохмачу их, держу его за плечи, вдыхаю запах его головы. Небольшая черная мраморная табличка. Тот самый великий Шмелев. И вот я здесь, возле его дома. Кто бы знал, кто бы думал. Мир параллелен, ты понимаешь это внезапно, за одну секунду.

- А когда я вырасту, ты будешь меня любить?

- Буду.

- Всегда, всегда?

- Всегда.

- Что бы ни случилось?

- Что бы ни случилось.

Мы лежим на траве. Слюнявит во рту желтую полевую ромашку. Цветок перескакивает с одного уголка рта на другой. Смотрит в небо, опершись на локти. Он смотрит на потухший вулкан, на кружащихся орлят. Высоко закидывает голову. Солнце на миг отражается в его зрачках... Тихий ветер ерошит волосы. Когда обнимаешь того, кто тебе дорог, то растворяешься. И все, что вокруг – бессмысленно. В этот миг существуют только ты и он. Одно целое.

- Ты почистил зубы?

- Да.

- А ну-ка…

- Шууу… Ха-ха-ха-ха-ха-ха!

- Ну-ка, ну-ка…

- Шууу!

- Хм... Моей зубной пастой?

- Ага!

- У тебя же своя есть...

- А твоя лучше!

У него свежее прохладное дыхание... У него обаятельная улыбка и чистые зубы... У него потрясающий звонкий смех...

- Смотри, как я умею!

- Не разбей себе голову.

- Нет. Не разобью! Смотри! Классно, да?

- Хм... Я с тобой чокнусь.

- Ага, давай!

Бельчонок прыгает с ветки на ветку. Большой рыжий хвост намок под дождем. Но скоро будет лето. Сахарная вата в парке продается ближе к лету. Когда ее ешь, то она тает на губах. Как поцелуй. Также сладко. А дома Тишка. Тот самый серый кот породы болгарский бункерный. Когда шумит дождь, то хочется плакать. Недаром говорят – плачет дождь. Он очищает. Становятся чище улицы, серые камешки, крыши домов, ветви деревьев. Становятся чище мысли. Тонкие струйки текут по окну и, прислонившись лбом, чувствуешь холод. Холод окна, подоконника, холод воздуха, холод двора, холод своей души. И понимаешь, что ты всего лишь частичка этого большого безумного мира. Закрываешь глаза. И хочется умереть.

- Смотри, что я нарисовал!

- Что это?

- Это моя мечта! Правда, здорово?

- Да, очень красиво, очень...

15 марта 2007 г. \ Москва - 6 августа 2009 г. \ Астана

Taller

Ветер дует с Бабугана. Колючки и полевые цветы увились около его туловища. Видно как дрожат деревья на верху.

- Ночью был дождь.

- Да?

- Ага. Ты спал.

- Сколько времени?

- Вроде восемь... Дай-ка книжку.

- На.

Он любит читать про Тома Сойера. Любимая книжка детей всех времен. Хочется в это верить. Он читает вслух своим тоненьким, чуть с хрипотцой, голосом. Про то, как Том гоняет жука по парте Воскресной школы. Про Гекльберри Финна и Индейца Джо. Я слушаю его голос. Лучшее радио солнечным утром.

Мы лежим на траве. Слюнявит во рту желтую полевую ромашку. Цветок перескакивает с одного уголка рта на другой. Смотрит в небо, опершись на локти. Он смотрит на потухший вулкан, на кружащихся орлят. Высоко закидывает голову. Солнце на миг отражается в его зрачках...

15 марта 2007

Москва

Taller