"Поэмы" - читать интересную книгу автора (Пшавела Важа)



Бахтриони

I День оделся покрывалом. Горы меркнут. Спят герои, Что в могилу с поля брани В боевом поту сошли. Словно струи Алазани, Над померкшею землею Облаков бегущих слезы Безутешно потекли. И, омытые грозою, Блещут горные высоты, А в сухом вчера ущелье Слышится потока гром. Облака к лугам восходят От росистого осота, Горы полны белопенным Водопадов молоком. Мой привет примите, горы! Пусть шумит и зеленеет Остролист и можжевельник Над могилою моей… Только с вами это сердце Оживает и смелеет. Был я вскормлен вашей грудью И пускай умру на ней! II Ясенями и дубами Обросла гора крутая. Камни черные развалин Громоздятся ввысь над ней. С белою овцой старуха У ворот стоит, рыдая Возле жертвенника, грубо Сложенного из камней. Это пшавская святыня, И сегодня праздник пшавов. Почему же нет народа На горе? И почему Женщина сама свежует Жертву на камнях кровавых И одна свеча угрюмо Озаряет полутьму? Здесь когда-то правил пиром Хевисбер седоволосый, Весь народ на пир сходился. Почему ж сюда пришла В этот день одна старуха? Лужей перед нею слезы. Стонет старая, как будто В сердце ей змея вползла. III Человек вошел в ворота Был оборван он и грязен. Страшно у него ввалились Воспаленные глаза… Он ружье сжимал рукою, К поясу был меч привязан… Долго он глядел. И тихо По щеке текла слеза. Видимо, старухи горе Разделял пришлец усталый.  Рукавом он вытер слезы, Стал лицом еще бледней. Как безумная старуха Ничего не замечала, Била в грудь себя и громко Спрашивала у камней: Стены древние! Скажите, Отчего мы вечно стонем? Или мы должны слезами Землю пропитать насквозь? Коль земля исторгнет слезы, Мы в своих слезах потонем! Почему нам умываться Кровью нашею пришлось? И у матерей не дети Молоко сосут, а змеи! Наша жизнь, святыня наша В жертву отданы врагам… Нам сердца сжигает пламя, Вечного огня грознее. Мужи Пшавского ущелья Все убиты! Горе нам Слушал незнакомец вопли, Раз дававшиеся глухо, И, пред чувствуя несчастье И заранее скорбя, Робким голосом спросил он Незнакомую старуху: Кто ты, мать, скажи? Откуда?  Что за горе у тебя? И она в волненье страшном Поднялась, с трудом ступая, Грудью оперлась о посох, Руку к небу подняла. Мир тебе! Хоть ты единый Сохранился в нашем крае. На земле лицо мужское Я увидеть не ждала,

Путник

Мир твоей семье и мужу! Мир и счастье над тобою! Но, во имя материнства, Отвечай на мой вопрос. Кто послал тебя, старуху, Дело исполнять мужское? Иль до светопреставленья Нам с тобой дожить пришлось? Иль в другую землю пшавы Выселились всем народом? Здесь в пирах гремели песни, Но безмолвно все сейчас… Было тут село Хошари! Я ведь тоже здешний родом.

Старуха

Сын мой! Сядь, сними доспехи И послушай мой рассказ. Хлынули враги потопом И село Хошари смыли. Все мужчины вышли в битву, Но враги побили их. Землю трупами своими Тут мужчины утучнили. Только женщины остались Плачут у могил родных. Дети спрашивают наши: Что рыданья эти значат? Громко плачут малолетки, Видя плачущую мать, И, не получив ответа, Горше прежнего заплачут. Нечем их теперь утешить, Нечем слезы унимать. Матерям не нужны дети! Сына вырастишь героя Выйдет богатырь, красавец, Радость матери родной… Только нынче жив и здрав он, Завтра мертвый пред тобой: Унесет внезапно сына Страшный ливень кровяной! Называюсь я Саната, Род мой из Апхушо, милый… У меня был муж Беридзе, Семь сынов я родила. Каждый льву был силой равен, Но как бурей их скосило. Семерых сынов и мужа В день один я погребла. Две недели я, старуха, Им приют последний рыла! Снова хлынули у старой Слезы после этих слов.) Спят они в горе Хошари, Ветры плачут над могилой, Вихри крутятся у входов Заколоченных домов… Горе женщину заставит Взяться за мужское дело… Кто овцу заколет в жертву? Кто воскурит фимиам? Быть нам за мужчин, доколе Не ушла душа из тела. За беду, за скорбь святыня Этот грех отпустит нам. Ты скажи теперь откуда. И куда твоя дорога? Наш ты будто по обличью Или, может быть, чужой?

Путник

Матушка, я пшав природный, Горя испытал я много, Двадцать лет я был оторван От земли моей родной. Из Матури был я родом, Имя Квирия мне дали. Мне судьба была бездомным Счастья по свету искать. Горе, беды, словно камень, Эти плечи пригибали, И своих страданий повесть Лучше кратко рассказать. Мне печальное сиротство Душу плесенью покрыло, Целых двадцать лет я пробыл У тушинов пастухом. Гостьей из ущелья пшавов Лишь луна ко мне ходила Через горы, вечерами, В одиночестве глухом. Журавлей, на юг летящих, Сердце пшава вопрошало. Не гонец журавль небесный, Не пошлешь с ним весть домой! Двадцать лет постель мне горы. Тучи вместо одеяла, Двадцать лет я, словно буркой, В бурю укрывался тьмой.

Старуха

Что же через двадцать весен Привело тебя с чужбины?

Путник

Матушка! И на чужбине Нет спасенья от врагов! Грабят города и села. Кахетинскую долину Ветер засевает пеплом Обгорающих садов. И Кахетия склонилась, Обескровлена насильем… Никому не дал пощады Пришлых наглый произвол. И героя не осталось, Кто бы грозно отомстил им, Кто б, собрав под знамя войско, За собой его повел! И в тушинские владенья Хлынули врагов потоки, Тысячи овец тушинских Угоняют с наших гор. Головы у первых встречных Рубят прямо на дороге, Черепа людей убитых Надевают на забор. И разгневались тушины И оружье взяли в руки. Пред водительствует войском Удивительный Зезва. Чинят старые кольчуги… Все в доспехи облачились, И со мной хевсурам, пшавам Шлют призывные слова. Поручили мне тушины Обратиться к вам с мольбою: Братья телом, кровью, верой! К нам в дома враги пришли. Вы, не дрогнувшие сердцем, Приготовьтесь нынче к бою! Помогите! Без долины Горы жить бы не смогли. Помогите! В наших храмах Лишь муллы услышишь пенье; Не у нас одних несчастье, Муку не один несет. Знаем, душу вам встревожит Кахетинцев разоренье. Вспомнил я, что здесь хошарцев Нынче праздник соберет. Пусть же примет бог их души Мы идем по их же следу. Может быть, в воротах мрака Им придется нас встречать. Мы должны, покуда живы, Отражать врагов и беды. Только шлем лицо мужчины Нынче должен украшать, И позорной жизни лучше Смерть от честного булата! Я войною пощаженный Лучше сам себя убью, Если дом, жена и дети Басурманом будут взяты. Матушка! Не плачь о детях, Павших в праведном бою!

Старуха

Коль угодно будет богу Дать победу вашей рати, Я о сыновьях убитых Перестану тосковать. Я клянусь, в тот день великий Пестрое надену платье, Впереди других я выйду Наших воинов встречать. Я оплакивать не буду Милых Сабу, и Джухуру, И угрюмого Ивана. Славно он владел клинком!  Искрилась его кольчуга Из-под белой козьей шкуры… И меньшого балагура, Низкорослого, с копьем! Не был он похож на труса, Был героем без упрека! Как траву, врагов косила Быстрая его рука. Только кто же сосчитает Камни горного потока? Кто же истощит убийством Вражьи грозные войска? Если б дождалась я мщенья, Я бы горе позабыла. Мне бы душу возродила Весть о гибели врагов, Острые шипы из сердца Мне бы радость удалила. Сын мой! Я пойду с тобою Заклинать в слетах бойцов. Всех, кого в пути ни встречу. Трону я слезой кровавой! Восьмерых любимых в жертву Заодно я отдала, Одного ль им будет жалко? Верю я восстанут пшавы, Чтобы кровь врагов рекою По Кахетии текла! На пустых полях белеют Кости сыновей любимых, А во впадинах глубоких Кровь озерами стоит… С нас довольно слез, и горя, И потерь неисчислимых! Пусть с святынею Хахматской Наше войско победит! Помоги ты нам, Лашари, Синюю надень кольчугу! На своем могучем теле Меч тяжелый повяжи! Опусти на вражье войско Сокрушающую руку! Грозную неутомимость В наших воинов вложи!

Путник

Матушка! Не плачь! Да будешь Ты святынею хранима! Мне с тобой пора проститься И подумать о пути.

Старуха

Как пойдешь в такое время? Очень уж темно, родимый!

Путник

Нет! Я должен до рассвета В Хевсуретию пройти. Отдыхать сейчас не время Надо весть разнесть сначала Из селения в селенье, Не минуя ни двора.

Старуха

Не взыщи со старой дуры, Что тебя я задержала. Помоги тебе всевышний! Что ж, иди, сынок, — пора! Хлеб возьми небось без пищи Да без сна ты истомился. Мне б еще раз видеть пшавов, Чтобы войском шли с войны!.. Путник хлеба взял в дорогу, Быстро под гору спустился. Далеко внизу о камень Лязгнули меча ножны. IV На небе погасли звезды, Смеркся лунный серп зеленый Погрузились в думы горы С шлемами на головах. Утро брезжило сквозь тучи, Несся грохот отдаленный, Гомон голосов роился В полутемных пропастях. Гулко на горе Лашари Колокол ударил медный. Скачут пшавы и хевсуры, С десяти спешат сторон. Говорили, будто нет их, Будто вымерли бесследно… Вот они! Еще их много Прилетит набатный звон. От размаха вражьих сабель И кинжалов уцелели. Занесенная для мести, Их десница тяжела. В путь благословляя, стяги Развились, зашелестели. Стаей склон горы покрыли Коршуны и сокола. Вот хевсуры здесь: из Амги Прибыли Джинджараули С девятью Сумел джаури Львами, рвущимися в бой. Впереди бойцов гуданцев [3] Богатырь Хошареули. Как обвал, они несутся, Гонят ветер пред собой. Вслед чормешцам и чиельцам Бурно пронеслись гулойцы, Под копытами хахматцев Стонет крутизна дорог… Шаг построивши по-волчьи, Прямиком скакало войско, Арагвийское ущелье Наполняя, как поток. Быстрое несут дыханье Пшавы дети сеч кровавых. О, чудесная минута! О, заветная пора! Прискакали апхушельцы, Знающие вражий навык, На конях красивых, легких, Как нагорные ветра. Их ведет седой Лухуми, Скачет конь его ретивый, Мысль хозяйскую он знает Оком блещущий джейран. Красен щит Махинцаури, И. потряхивая гривой, Борзый конь под ним играет Светло-серый, как туман. Их сердец удары слышат И глухие скалы даже… Стремя в стремя Цабаури С Габидоури неслись. Дома женщины остались, Чтобы заниматься пряжей. Здесь мужчины львиной масти Отовсюду собрались. V Тысячи костров, как звезды, Вспыхнули на горных склонах. Все перед святыней встали С непокрытой головой. Капли влаги, как алмазы, Засверкали на знаменах, Ветерок подул холодный, Войско осыпал росой. Воины стоят безмолвно Слышно даже их дыханье, Стук сердец, как перекличка, Связан думою одной. Что святыня скажет войску? Каково ее желанье? Прорицатель вопрошает… Гул проходит над толпой. Шепот до толпы донесся Люди шлемы опустили. Пали молча на колени, Осенили грудь крестом, В непонятном страхе лица Рукавицами закрыл. Появился прорицатель С бледно-пепельным лицом. Был и он смущен беседой Обратился к войску строго, Громким голосом воскликнул, Широко взмахнув рукой: Рад Лашарский Крест, что быстро Мы сошлись к его порогу! Рад, что быстро собрались мы С басурманами на бой! Он ко мне с улыбкой вышел, Телом солнце заслонивши, Синяя его кольчуга До колен свисала с плеч. Доброта его грома дна И снегов нагорных выше! Знайте! Он за наше войско Обнажает франкский меч. Сам он будет полководцем И дарует нам победу! Вы, бойцы, его увидев, Не пугайтесь ничего. Чтобы мы его узнали, Есть особая примета; Вы, узнав, не удивляйтесь И приветствуйте его… На коне он будет синем В битве мчаться перед нами. Зреть его мы недостойны, И зачем ему свой дом Покидать, чтобы в дорогу Тронуться с его рабами? Словно выдохнуло войско С пламенеющим лицом. Он доволен тем, что вместе Мы идем на бой с врагами! —  Прокричал в ответ глашатай Пред громадой войсковой. VI В жертву пшавы и хевсуры Принесли быка с бараном. Окружила рать святыню, Все присели млад и стар Наспех сваренною пи щей Закусить пред делом бранным, Прославляют Крест Лашарский Дар владычицы Тамар. Славят ум Тамар велико Раз делившей жребий с богом И в заботах неустанных Оградившей край родной. Славят воинов отважных, Сгинувших в бою жестоком; Их в могилу не опустят, Не засыплют их землей. Очи выклевал им ворон, Плоть пожрал стервятник ярый, Но не смыл поток столетий Славу их и имена! души речью утешает Хевисбер Лухуми старый, И живой хвалой героям Речь старейшины полна. VII Все едят и произносят Громко доброе и злое. Квирия не ест… На посох Он оперся в стороне И глядит угрюмо в землю, Тайною объят тоскою. Кто узнает, что скрывает Сиротливый в глубине? По лицу его проходят Думы отблеском пожара. Квирия, о брат наш милый, Что не ешь ты ничего? Не озяб ли? Хочешь водки? Вот, испей, держи матару, [4]  Не поешь сегодня завтра Будет нам не до того! Долго не придется душу Услаждать беседой милой… Так его молило войско, Чтобы в нем рассеять грусть. Квирия с глубоким вздохом Войску отвечал уныло: Братья, пусть за вас погибну! К водке я не прикоснусь. Будь я голоден, конечно, Я бы с вами пообедал, Но я сыт кутьей пшеничной, И сума еще полна; Вы, друзья, ее берите, Если кто запасом бед Может, сон плохой ты видел, И тоска твоя от сна? Так спросил его Лухуми, Меч его рукой схвативши. Не томи же понапрасну, Квирия, тебя прошу, Расскажи свой сон вчерашний, Ничего не утаивши

Квирия

Разберешь ли сна значенье? Ничего не расскажу.

Лухуми

Знай, мы от несенья стяга Отстраним тебя за это! Сильно ты людей обидишь, Если не расскажешь сна. Да пройдут, тебя минуя, Сном предсказанные беды! Друг! Утеха предсказанья Сердцу воина нужна.

Квирия

Расскажу, коль это нужно, Чтобы каждый был доволен. Снилось мне: шли тучи низко, Поминутно гром гремел. На коне, красуясь, черном, Ехал я огромным полем. Несся конь. И мне казалось. Что на ветре я сидел. Вдруг крестом на щит железный Лег сквозь тучу луч небесный, Три свечи на рукояти Моего меча зажглись. Расстилался без предела Пред о мной простор безлесный. И цветы, цветы, мелькая, Под копытами неслись. И увидел я по лугу Змей скользил с пыхтеньем черный, Он лизал цветы и землю Языком в струях огня. Из багровой пасти пламя Вырывалось, как из горна. Гневно он ко мне рванулся, Чтобы растерзать меня. Проглотить меня хотел он, Распахнул свой зев огромный. Плоский череп, словно соты, Я ему рассек мечом. И плеснул дракон убитый Кровью черною в лицо мне, Конь свалился подо мною, Наземь я упал с конем. Впал я в обморок. Очнувшись, Я глядел и удивлялся: На постели белоснежной, Распростертый, я лежал, На земле неподалеку Мой издохший конь валялся, В головах платан могучий Ветви тихо наклонял. Надо мной в листве платана Старый ворковал кедани [5], Солнце на меня взглянуло И опять назад ушло, Только отблеск сиротливый На горах зажгло в тумане. Я, склонясь к земле холодной, Сном забылся тяжело… Квирия рассказ закончил, Рассмеялся, как над сказкой; Из-под старых век Лухуми Две слезинки пролились. Пусть же сон твой будет к счастью Молвил он, растроган, с лаской. VIII Все задумались, умолкли, Смех и шутки унялись. Вдруг зашевелилось войско, Отвлеклось явленьем новым: Торопливый конский топот Долетел издалека… Кто там скачет, молчаливый, Не обмолвится ни словом? Молодецкая посадка Горделива и легка. Девушка, как воин, смело В гущу войска проскакала, Круто лошадь осадила. Не было меча при ней. Лишь тайком из дома взятый Острый дрот она держала. Помогай вам бог, герои, В нашей праведной войне! Да хранит вас Крест Лашарский! Молвила с улыбкой Лела, Светлая, пленяя око, Как росистый лепесток. Вся как бы любовь без меры, Воплотившаяся в тело; Вся как бы водой бессмертья Орошаемый цветок.

Лухуми

Кто ты, дочка, что ты бродишь? К нам с добром ли и откуда?

Лела

Я дочь Шанше из Бачали. Я хочу вам помогать, Если только бог захочет. Хорошо это иль худо, Над толпою слабых женщин Я решила, люди, встать.

Хошарец

Это оборотень, люди! Гляньте, как глаза сверкают! Если впрямь душа живая, Ты зачем сюда пришла?

Лела

Одного хочу пусть копья Вражье сердце прободают, Пусть глаза нечистой твари Жжет горячая зола! Кто она? Откуда? глухо Воины заговорили.

Лела

Слушайте, скажу вам прямо. Драться я с врагом хочу! Жажду отомстить неверным: Много зла они творили, Предающие отчизну И пожару и мечу. Деву, пшавы и хевсуры, Осмеете вы, быть может. Я меча могучим взмахом Вам чудес не покажу, Но, клянусь могилой братьев, Если небо мне поможет, Как волчица в бой я ринусь И врага не пощажу. Вся опора у неверных В Бахтриони знаменитой. Это грозная твердыня, Неприступная извне, Рвы наполнены водою, Все готово для защиты, Даль оглядывая зорко. Ходит стража по стене. Кровь моих несчастных братьев Пролилась под той стеною… Мне враги заплатят кровью! Мать моя у них в плену. Пусть погибну с нею рядом Я пожертвую собой!

Лухуми

Что же твой отец проклятый Не собрался на войну? Иль тебя взамен послал он В эти дни борьбы суровой?

Хошарец (про себя)

Видно, девка ошалела, Хочет в брод загнать народ! Средь мужчин чего ей надо, Неразумной, бестолковой?

Лухуми

Так не обещался Шанше, Что на помощь нам придет? Не седлал коня лихого? Не надел кольчуги медной?

Лела

Он бы, часу не промедлив, Вам на помощь поскакал. Но отец в бою изранен И лежит в постели. Бледный Небосвод при вести бранной Перед ним багровым стал. Только дух его могучий Не осилил нездоровья. Приказал подать доспехи, Оседлать коня велел, На коня с трудом взобрался И упал, облившись кровью. У него открылись раны, Словно мертвый, побелел. Даже на ноги подняться Было Шанше не под силу. (Слезы частые у Лелы Покатились по лицу.) Скоро и отец, быть может, От меня уйдет в могилу!

Сумелджи

Ты, сестра, останься дома, Чтобы помогать отцу. Ты подашь ему напиться, Перевяжешь тряпкой раны. Нас и без тебя довольно Мы неверных укротим! Мы обвалом с гор сорвемся И потопчем слуг корана. За твоих убитых братьев, Не тревожься, отомстим!

Войско

Хорошо сказал Сумелджи! Нам корысти будет мало, Если ты поедешь с нами. Девушка, вернись к родным! Как бы войско с разговором В дальний путь не запоздало; Много нынче говорили, Завтра все договорим.

Лухуми

Передай же брату Шанше: Пусть он отдохнет спокойно. Хватит нас, бойцов бывалых, Чтоб неверных разгромить. Это от Лухуми-старца Передай отцу достойно.

Лела

Не вернусь я… Сны дурные Не дают мне дома жить; Человек, как деготь черный, Ходит, головы таскает, Окровавленные руки Он кладет передо мной. Он уйдет и вот, как солнце. Взглядом женщина сверкает. Говорит мне: Что ж ты, Лела, Смолкла? Это ворог твой! — И теперь ни днем ни ночью Яне сплю живу в тревоге. Горько зарыдала Лела, Побледнела, как зола. Сильно повода рванула И в ущелье по дороге, Плача жгучими слезами, Лошадь тихо повела. Лелин плач писали горы На груди, как книги строки, Ручейки по горным склонам, Словно слезы, потекли. Пиримзе старухой стала Стебель сгорбился высокий. Раздается на вершинах Стон измученной земли. IX С гор печально сходит роза, Свежею росой омыта, Многоцветным покрывалом Горный луг над ней горит. Чей-то крик далекий слышен, С шумом вод падучих слитый. Видит Лела, обернувшись, Человек с горы бежит. Он кричит: «Постой, сестрица, Ты бы лошадь придержала. Не горюй, не убивайся, Слово выслушай мое!» Лела спешилась и лошадь К ветви дуба привязала, Села на траву печально, Рядом положив копье. Квирия, гонец тушинский, Показался под горою, Словно вырванный из ножей Меч пред девушкой предстал.

Квирия

Хочешь, дочерью мне будешь Или будешь мне сестрою. Не суди, родная, плохо, Что тебя я задержал. Квирия я. От тушинов Прислан вестником о буре. Хоть и пшав я, ваш, но пробыл На чужбине много лет: Корнем врос я в эти горы, Сын я Гиви из Матури. [6] Я сегодня был средь войска И услышал твой ответ. Я молчал и слушал старших, Что их мудрость говорила, И разумным показалось За тобой поехать мне. А тебя прогнавши, войско Опрометчиво решило. Не подумало, что хитрость Лучше силы на войне. Укрепили нечестивцы Бахтрионских башен своды… Много их и им ни приступ. Ни осада не страшны. В крепости всего важнее Крепкие ее ворота. Чтобы дать мечам работу, Отпереть мы их должны. Но дорогу в Бахтриони Проложить войскам возможно! Мы себя не пожалеем И постудим так, сестра: Мы обгоним наше войско, Пробираясь осторожно, В басурманскую стоянку Мы поспеем до утра. Поздороваюсь со стражей И начальнику отряда Я скажу: «В подарок шаху Я красавицу привез. Человек я небогатый И прошу у вас награды!» Ворота они откроют, Через ров опустят мост. Если ловко их обманем, В крепость мы войдем с тобою, Я устрою остальное, Ты не делай ничего… Мы у входа крепостного Станем раннею зарею. На заре примчится войско, Впустим в крепость мы его. Отопру ворота войску, А потом пусть хоть замучат, Мне не страшно! Что ты скажешь, Верно ли я говорю?

Лела

Я, родной, на все готова, Я приму любую участь. Только думать не могу я, От тоски огнем горю. На душе лежит обида, Я гнездом печали стала. Все, что ты решишь и скажешь, Я готова исполнять, Чтоб врагов к ослиным яслям Наше войско привязало, Чтобы матери колени, Умирая, мне обнять!.. И на этом сговорились И пошли с горы на гору, Оба умереть готовы Лишь бы войску помогли. X Смыли облачную сажу Неба чистые просторы, Божья благо дать святая Осенила ширь земли. Свет с чела вершин блестящих Озарил войска лучами: По горе идут Лашарской, Бубенцом знамен звеня. Стойте! закричал Лухуми. Иль не видите пред нами Сам Лашари светозарный Своего ведет коня!

Первый воин

Это правда! Сам я видел Двигался он над горами. В золотой венец сплетался Свет вокруг его чела.

Второй воин

На коне сидел прекрасный, Был он окружен лучами, Только я его заметил Радость в сердце снизошла.

Третий воин

Голубым он мне казался В заревом луче высоком. Молниями озарял он На сто верст дорогу нам.

Четвертый воин

Вот он шествует я вижу, Из огня и света соткан. Скакуну подходит всадник, Как весенний цвет полям.

Войско

Пусть твоя, владыка, сила Землю славой наполняет. Поведи нас в бой, готовый Пастве помощь оказать. С нами пусть земля и небо Крест Лашарский прославляют! Где тот враг, который нынче Битву нам посмел бы дать? Синего коня далеко На горах следы сверкают. И зажглась огнем восторга Вся взволнованная рать. XI День вставал. Заря, бледнея, Над землею умирала. О, когда бы всем прекрасной Смертью умирать такой: Вечером уйдя, заутра Снова б прелесть оживала, В прежнем облике и силе Представала предо мной. Если б в сердце человека Долгое горело пламя И не гасло! А погаснув Вспыхивало вновь огнем… Страшен человек бездушный, Вживе схожий с мертвецами Жизнь его навек застыла Голым горным ледником. Он не пожалеет брата, Предаваемого казни, На горе высокой страсти Он не встанет никогда. Утопает он в болоте Без участья, без приязни. Страшен, страшен путь бездумья, Как жестокая беда. XII Высоко над войском в небе Льды в тумане показались, Крутизной ошеломляя, Встали горы, где ни глянь! Проглотили мир и кровью Всей природы насыщались. У скалистого верховья Миновали Алазань. Горы были, словно дэвы После сна, еще в дремоте, Простоять века на месте Как единый миг для них. Словно плащ тяжелый, сбросят Мглу при солнечном восходе; Папади весь мир не снимут Вечных шлемов ледяных. Встали, подперев друг друга, И не поведут бровями. Словно мертвые в могиле, Голоса не подадут. Что среди творений мира, Горы, что сравнится с вами В час, когда туман и грозы Вам вершины обовьют? Мысль горы туман, и тучи Мужества ее корона. На груди ее люблю я Волны трав и клочья мглы. Одинокий, сиротливый, Свищет ветерок по склону, Бездну гордо озирая. Выше гор парят орлы. Там обглоданные кости Видят птицы под собою, Совещаются, клекочут Гор свободные сыны. Отзываются друг другу, Как в сражении герои, Любят увидать собрата, Гордой радостью полны. Перед войском восхищенным Засияло под зарею Дно долины Кахетинской Из туманной глубины. XIII Приостановилось войско. Из рядов вопрос раздался: «Люди! Где гонец тушинский? Квирии в походе нет» Вспыхнул, словно стог, хошарец И на стременах поднялся.

Хошарец

Стойте, пшавы и хевсуры! Надобно держать совет. Как бы нас гонец не пре дал, Не погибли б мы в мученьях Как бы, спевшись с басурманом, Не завлек он в сети нас! Кто он? Человек безродный. А быть может, и изменник.

Войско

Все возможно. Нас за деньги, Может быть, глупец про даст; Без стыда изменят клятве И обычай свой забудет… Заживо нас похоронит, Кинет землю нам на грудь!

Лухуми

Братья! Разве вы не мужи? Что же всяк, что баба, судит? Иль, на плечи вздев доспехи. На ослах пустились в путь? Нерадивые, взгляните Народные наши горы. Коль кому-нибудь известно, Пусть расскажет прямо нам: Был когда-нибудь слыхали? Среди нас злодей, который Вывел бы из дома братьев. Чтобы их предать врагам? Заклинает вас Лухуми Эту ложь не повторяйте! Необдуманное слово Мне обидой сердце жжет. Человеческую душу, Поразмыслив, разгадайте. Пусть напрасным подозреньям Не поддастся наш народ. Может ли средь нас измена Свить гнездо? Скажите смело!

Сумелджи

То, что воинство сказало. Пусть тебя не удивит, Всяк с тобою согласится. Если вникнет в это дело. А добра не будет, право, Тем, кого раздор смутит.

Войско

Нет, не нужно грех на совесть  Брать, виня гонца напрасно, Поднимать на лук беднягу И играть им, как стрелой. Знать, глубокую за думал Думу сирота несчастный, Знать, как острыми шипами, Он изранен долей злой! Хоть тайком от нас ушел он Не решится на измену! Кто отверженцем захочет, Проклятым в народе, стать?

Лухуми

Мудро, люди, говорите. Верным знаете вы цену! А предателя и труса Мы сумеем распознать! Успокоенное войско Путь свой дальше продолжало. От утеса Сперозии [7] Мягкий веял ветерок. Луговин по дол широкий Рать копытами промяла, Засинеющим увалом Прямо путь открытый лег. XIV В черных войлоках тушины Ждут подмоги в Накерали, В битвах сердцем непреклонны И счастливы на войне. Братьев пшавов и хевсуров С полуночи ожидали, На рассвете услыхали Звон и ржание коней. Вышли радостно навстречу, Стяги в небе колыхая. Их завидевши, Лухуми Стиснул шпорами коня. Подлетел, тушинам крикнул, Взглядом сумрачным сверкая.

Лухуми

Где у вас Зезва, тушины? Иль боится он меня? Где он ваш герой хваленый? Должен он со мной сразиться! Видят все старик не шутит, Перед грудью держит щит. Мне до татар покамест, Кровь Зезвы должна пролиться! Давняя вражда и зависть В сердце у меня кипитgt;. В изумлении тушины Слушают, насупив брови: Сажей сердце покрывают Страшные его слова. Помощи его просили Он же хочет братской крови! С поднятым мечом навстречу Мчится старый тигр Зезва. Грудью, копьями, мечами И щитами сшиблись рьяно, А потом поцеловались Стародавние друзья. Жажда повидать друг друга Их томила, словно рана.

Лухуми

Брат Зезва! Судьбе спасибо, Что тебя увидел я! Я люблю, мой брат, когда ты В бой летишь неукротимо, Но, видать, и ты стареешь, Коль судить по седине. Расскажи мне, где Сагари, Боевой твой конь любимый?

Зезва

Только вышел из пеленок И с тех поря на войне. Битвы старят. Как собака, Лезу я куда попало! Раза два в году, не больше, В стойле мой скакун стоит. Басурманами, которых Бить мы будем, как бывало, Ненавистными врагами Мой Сагари был убит.

Лухуми

Брат мой, я припоминаю, Где и что мы испытали… Но дорогу испытаний Мы с тобой не всю прошли.

Зезва

Брат, я тоже вспоминаю, Как в Сабуи воевали: Били мы лезгин с тобою, Как лепешки, их пекли. Помнишь, одному лезгину Смаху голову срубил я?

Лухуми

У твоей руки, я помню, Был могучий, верный взмах!

Зезва

Голова в пыли катилась И губами шевелила. Ты жалел врага! Я видел Слезы на твоих глазах. Женщины тебе за это Плюнули б в глаза, наверно. У меня к неверным жалость Не рождалась ни на час! Вероломством за пощаду Нам заплатит враг неверный. Почему жалеть должны мы Тех, кто не жалеет нас? Клятвами войска связались, Загремел привет веселый, Знамя поднялось над войском, Боевой крепя обет. Оросятся теплой кровью Грузии холмы и долы. Кахетинских гор вершины Ярко озарял рассвет. XV День прошел, и ночь минула, Утро четверга настало. В Бахтриони для неверных День расплаты наступил. Светлая луна свободы Поднималась над Борбало, И поток кровавый волны Алазани замутил. Франкские мечи взвивались, Словно языки пожара, Наполнялись дымной кровью На земле следы подков. Подломились басурманы От внезапного удара, Изрубило наше войско, Истощило рать врагов. Бросился Зезва в погоню, Мчится быстрый и бесстрашный. Яростный боец-  хошарец От досады застонал: Пополам в руках героя Меч сломался в рукопашной, Выстрелить хотел Лухуми, Но курок осечку дал. Словно лев, большое знамя Он несет рукою левой, Правой тяжкий меч заносит И с железной силой бьет. Битвою разгоряченный, Он отставшим крикнул в гневе: «Эй! За мной, кто шапку носит! Кто не женщина вперед!» И телами басурманов Переполнились лощины, Громоздились кости вражьи, Словно стены крепостей. В это радостное время Кланялась горе равнина, Избранными называла Живших в тех горах людей. XVI «Братья пшавы! Вы откуда Мчитесь на конях вспененных? Что ликуете в дороге Шумной, радостной толпой? Что так весело звените Бубенцами на знаменах?» «Мы в Кахетию ходили, А теперь идем домой. Мы, тушины и хевсуры, У Панкиси [8] собирались, Чтобы крепость Бахтриони Разгромить и сжечь дотла,». «Что же там вы испытали? Люди, с кем вы там сражались? " "Иль не знаешь? Под неверным Вся Кахетия была. Били мы врагов безбожно, И у нас вспотели кони. Пал кровавый хан неверных, Пораженный пулей в грудь. Мы несем дары Лашари, Мы их взяли в Бахтриони. По оснеженным нагорьям В Пшавию держали путь. Полны трупами неверных Горы, дол и лес безлюдный. За военную подмогу Царь нас одарил землей. И умножили мы славу, Достающуюся трудно". "А кого же вы несете На носилках под кошмой? " "Это Квирия и Лела! Нам врата они открыли. Пусть сыны и внуки наши Память их благословят! Только ворвались мы в крепость, Басурманы их убили. Мы с почетом их опустим В землю, где отцы лежат, Где хранит земля родная Прадедов сердца и лица! Хоть равнины каменисты В нашем сумрачном краю, Но сладка земля родная, Мягко на сердце ложится." "Люди! Кто из вас был первый? Кто прославился в бою?" "Первый Квирия бездомный, Духом светлый неизменно? А за ним вторая Лела, Давшая победу нам. Третий наш седой Лухуми, Мать его благословенна. А четвертый муж хошарец, Равный силой плеч орлам. Пятый был Сумелджи. Тяжко Ранен он в бою кровавом." "Кто же из бойцов тушинских Славою себя покрыл?" "Зезва, братцы! Первый Зезва! Он один был войску равен! Не был он высокий ростом, Низкорослый даже был. Он герой среди героев И мечом владеть достоин, Быстр, как молния и ветер, Это настоящий лев. Золотым щитом украшен Был чудесно храбрый воин! Но изранен нечестивым, И у нас печаль и гнев. Он не стонет. Званье мужа Не позорит пред бойцами. Редко выкормит корова Столь упорного быка. Унесли его тушины, Плача горькими слезами, В головах воздвигли знамя На копье вместо древка." "А скажите, кто был трусом Своему отцу на горе?" "Грязью нас облил Цицола, Струсил, убежал, подлец! Как он в Пшавию вернется? Как он будет жить в позоре? Никуда ему не скрыться, Он теперь живой мертвец, Как на праздник он приедет? Как покажется на людях? Несмываемым позором Род его запечатлен. Жалкий человек, несчастный; Как он потерял рассудок? Отчего не предпочел он Смерть иль басурманский плен? С ним никто не сядет рядом И никто не скажет слова. Убежавшего от битвы Пусть небесный гром убьет, Пусть земля сырая треснет И пожрет его живого, Он для жизни не годится! Так рассудит весь народ". "Братья, где ж седой Лухуми, Вождь родного ополченья?" Мы теперь должны сознаться, "Хоть и стыдно это нам: Мы не знаем, где Лухуми, Нас терзает сожаленье. В лес татары отступали, Мы погнались по следам. Он пропал тогда… К тушинам В гости он уехал, видно; Видя, что Зезва изранен, Брата не покинул брат. Ничего о нем не знаем, Нам и стыдно и обидно. Потерялся наш хозяин!.." Хмуро пшавы говорят. XVII Полночь на горах уснула. Затихает лес пустынный, И луна светильник мира Скрылась между скал, вдали. Только плещется Иори Сказывает сны долине И сплетает в дивной речи Силу неба и земли. Чистый звездный свод над миром Встал, громаден и спокоен. На суку большого дуба Человек во тьме висит. Видно сердцем огорчился И с собой покончил воин… А у ног его Иори Льется, плещет, говорит: Псам отверженного бросят — Он могилы недостоин… Плачет горестно Иори И умчать волну спешит. XVIII У Схловани мать-старуха Плакала и говорила: Пусть утесистые горы Мне на голову падут! Лучше б я не знала сына, Лучше бы легла в могилу. Дни, что мне еще остались, Сердце мне стыдом прожгут. Сын, меня ты опозорил, Проклял грудь мою, Цицола! Убежал ты с поля брани И повесился потом! Лучше пал бы ты в сраженье! Иль вернулся бы веселый, И прославленный пришел бы, С ясным взглядом и лицом… Память о себе ты проклял И покинул жизнь в позоре. Я одна сижу и плачу, Горькую судьбу кляня. Шум веселья у соседей. Нет нигде ни слез, ни горя. Чашу пролили на пире… Все чуждаются меня! Преступление Цицолы До небесных звезд доходит. Всех обидел. Опозорил Матери остаток дней. Не придут друзья оплакать, Гроб дубовый не сколотят… Плачет бедная старуха, Лужей слезы перед ней. XIX Говорят, в горах, где глухо Ропщет ветру лес нагорный, Раненый лежал Лухуми, Пораженный в грудь свинцом. Там стоял утес высокий, Он зиял пещерой черной, С виду грозной и ужасной, Крытой плесенью и мхом. В той пещере жил громадный Змей чешуйчато-крылатый, С давних лет неукротимый Повелитель этих мест, И людей и диких тварей Много погубил, проклятый. Он лежал и ждал добычи, Шаря взглядами окрест. И ушли в другие земли Перепуганные звери, Ни один ловец отважный Углубляться в лес не смел. На большом дубу однажды Змей разлегся мглою серой. Он лежал, шипел сердито И на солнце спину грел. Стон коснулся слуха змея. Голову с деревьев свеся, Видит змей, борясь со смертью, Человек внизу лежит И глядит померкшим взглядом В утреннее поднебесье. По кольчуге и одежде Кровь из ран его бежит. Стало змею жаль Лухуми, И к нему подполз в упор он. Под громоздким телом змея Прошлогодний лист шуршит. Оглядел он человека Пристальным змеиным взором И задумался глубоко. В сердце зародилась жалость, Будто злобная природа Вдруг перевернулась в нем. Непонятным состраданьем Сердце змея наполнялось, Он прилег на грудь Лухуми, Лижет рану языком. Над бесчувственным героем Слезы крупные роняет, Стонет бесконечным стоном, Так что древний лес гудит. Смотрит словно за ребенком, Бережет и охраняет, Целый месяц не отходит, День и ночь над ним сидит. Сам ему еду приносит И поит водою горной, Ночью забавляет сказкой О двух братьях-сиротах. Говорят помог больному: Выйдет из пещеры черной И поставит вновь Лухуми Ногу народных горах!

1892 Перевод В.Державина