"Словенка" - читать интересную книгу автора (Романовская Ольга)

6

Гореслава сидела под пожелтевшей берёзой и осторожно утирала лицо. Потом осмотрела рубаху и тяжело вздохнула. У Быстрой она уже была, видела, как Всезнаву с подружками разукрасила. А всё потому, что не послушала Наумовна её, снова гулять с Изяславом пошла, только не дошла ведь до градца. Подкараулили они её у реки, за косу оттаскали, кожу белую поцарапали. Только ведь и она не горлица беззащитная, пояс у Всезнавы развязала. Только потому и спаслась, за пояс сговорились.

А Изяслав это издали видел, но не подошёл. Да и зачем ему, дела-то девичьи, поэтому Гореслава и не в обиде была.

Повезло ей, всего несколько царапин на щеках были, да рубаху разорвали на плече. Зато Всезнава опозорена была; будет знать, как женихом того называть того, кто на неё и не смотрит.

Поначалу Наумовна на свой двор вернуться хотела, а потом передумала. Что Белёна Игнатьевна скажет, когда её, такую красавицу, увидит? Девка бы к Эльге пошла, да боялась, что брат её заприметит, узнает, что с местными невестами подралась, а этого ей не треба. Между тем, делать что-то надо было. Гореслава встала и всё же пошла ко двору. Ей повезло: никого в избе не было, видно, к реке пошли да возле соседнего двора задержались. Девка этому радовалась, рубаху быстро переменила и снова за ворота пошла. Дошла до Тёмной и остановилась — куда теперь? Зачем в избе не осталась? Вернётся Белёна Игнатьевна — за косу вздует, бестолковую.

А кузнец с женой из печища всё не возвращались, видно, не смогли вернуться, как обещали; до грудня ей их не видать.

… А хмурень своё везде брал: вот и берёзки в золотом уборе стояли, лишь ракиты да ели всё ещё зеленели. Нево-море часто беспокоиться стало, ночами громко о берег плескалось. В печище, наверное, все клети были зерном полны, ни одного колоска в поле не осталось окромя снопа последнего, где хлебный волк спрятался. Кому же он достался?

На одном из островков Тёмной отыскала Гореслава Эльгу. Не одна она сидела: рядом Зарница присела, а супротив них — старец слепой со свирелью. Какими ветрами его сюда занесло, может, волхв али обоянник.

— Садись, Гореславушка, — старшая старостина дочка на место подле себя указала. — Игру дивную послушай.

Посмотрела Наумовна на Эльгу и не узнала. Сидела девка, голову руками подпёрла и в воду смотрела.

— Спой ещё раз, дедушка, — попросила она. — Может быть, услышат тебя в Хели.

Старец-музыкант прижал к губам свирель, и полилась из-под его пальцев музыка волшебная, живая. Казалось, будто бы душа чья-то плачет, живых о чём-то молит, сказать им хочет то, что до сели сказать не успела или прощения просила, но с мукой своей расстаться не может.

— Почему не уберёг ты его, Ньёрд; отчего в Вальхаллу не дано было попасть сему хирдману? Фрейер, почему море к нему жестоко было?

— О чём это она бает, — тихо спросила Гореславу Зарницу. — Что за имена чудные она поминает?

— Об отце своём вновь вспомнила, как мать по нём сокрушается. Кровь в ней урманская играет, вот и Богов заморских поминает, а в словенских-то, наших верить не хочет, только домового-батюшку и жалует.

— А старец этот, что свирель оживил, от куда в Черен пришёл?

— Не сказывал. Пришёл на наш двор к Всезване Первяковне. Вышла она к нему, а старец и протянул ей пряжку от мятла. Тут и Эльга стояла, как увидела её, так и запричитала вместе с матерью. Пряжка эта Свегальдова была.

— Да неужто спасся кто с того драккара?

— Видать, что так. Только ослеп он, да и хром на правую ногу. Где ж жил старец восемь зим?

— В селении одном, что от сюда недалече, — за сестру ответила Эльга. — Болел он тяжко, — вдруг она встрепенулась. — Тебя что, Всезнава с подружками возле двора встретила?

— Угу, — пробурчала Наумовна. Не хотелось ей о том говорить.

— Видишь, всё по-моему вышло, — зашептала Зарница. — Отдай ты Изяслава Всезнаве.

— Не я его, а он меня выбрал, не мне и решать.

— У нас в городе только одна счастливица была, которую девки не трогали: Весёнкой звалась. Гуляла она с одним кметем, крепко за него дралась, а потом ребёнка от него родила. С тех пор все на неё с завистью смотрели, первой невестой в Черене стала. Было это давно, когда я ещё девчонкой несмышлёной была.

— Приплыл бы с моря драккар, а нём — ярл молодой с хирдом али сам конунг, — мечтала вслух Эльга. — Уплыла бы я с ним в Страну Урманскую, о которой скальд пел.

— Чем тебе Черен не по нраву?

— Сама ж говорила, что по-урмански живу я. Отец мой — урманин, учил жить по своим законам. Хочу я родину его увидеть.

— Не тебе, красавица, на драккаре до зимы уплыть, — вдруг сказал слепой певец. — Но есть меж вами та, что неверно о своём счастье думает. Не то норны ей предрекли. Плыть ей на ворожьем корабле, да волю не потерять, думать об одном, а быть женой другого, кто лучше первого; быть ей первой средь жён в городе, что на море смотрит. И умрёт сто раз, но всё будет жива, ибо Богами любима.

— Кто ж она? — спросила Зарница.

— Придёт время, узнаете. А теперь помогите мне встать, отведите в тёплый дом и накормите. Закон гостеприимства всегда священен.

… Долго размышляла над словами старика Гореслава по дороге домой. Предсказание его баснь напоминало или сказания о Богах, которые рассказывал им слепой урманин, на лавке сидючи. И узнали они, о ком давеча Эльга говорила, и запомнился Наумовне из тех рассказов великий Один, именем которого клялись гости заморские.

Не заметила она, как с Изяславом столкнулась.

— Куда спешишь, славница? — спросил. — Не меня ли искала?

— Нет, домой шла.

— Будешь ли у градца вечером?

— Пришла бы, да одёжу хорошую замарать боюсь.

— Обо что же?

— Будет там Всезнава, что на меня обижена. Не даёт ей покоя коса моя длинная.

— Хочешь, проучу её?

— Не гоже парню девку учить, те паче кметю. Только вот я её уж поучила, да, боюсь, учение не в прок.

— Придёшь или нет? На жеребце своём прокачу.

— Приду, но не одна, со свидетельницей, что б не говорили после люди, что я девку замучила. Так ведь всегда бывает: все беды от чужаков, люди молвят.

— Приводи, кого хочешь, только пусть подруга твоя с нами рядом не ходит, не люблю я этого.

Гореслава кивнула и пошла дальше своей дорогой.

Однако, вечером он не пришёл. Она прождала его до заката солнца, сгорая от стыда. Эльга говорила ей, что задержало его что-нибудь у князя, но девка не верила. "С Всезнавой или с другой какой гулять пошёл", — думалось ей.

… Гореслава губы себе кусала, крепко пальцами щеки сжимала, что б не закричать, когда увидала его. Шёл он не один — рядом девка какая-то была простоволосая. Не он ли косу расплёл, чтобы волосами её полюбоваться? Срам девке той так ходить!

" Вот верность-то какая бывает", — прошептала Наумовна и спиной к Изяславу повернулась.

" Это Мартынова дочка была", — опосля сказала ей Эльга.