"Часы любви" - читать интересную книгу автора (Маккинни Меган)

Глава 15

Чай на следующее утро подали в личные апартаменты графа ровно в восемь часов. Невысокая, седоволосая и миловидная ирландка, которую звали Кэти, принесла его на серебряном блюде вместе с горячими сдобными булочками, завернутыми в кружевные белые полотенца. Державшаяся чересчур официально, Кэти, не допуская расспросов, обратилась к заспанной Равенне с любезным «доброе утро», а потом сразу же задернула полог.

Оказавшись за зелеными дамаскиновыми стенами, Равенна вслушивалась в шаги слуг, носивших горячую воду из кухни, в скрежет медной ванны о голый каменный пол, и плеск выливаемых ведер с горячей водой напрягли ее нервы до предела. Не зная, чего от нее ждут, Равенна закрылась простынями до подбородка и ждала, пока Кэти придет за ней. На теле ее еще оставалась грязь, в которую она упала, когда попала под копыта лошади, запряженной в экипаж графа. Но Равенна совершенно не намеревалась голой идти к ванне перед глазами слуг.

Проблему разрешила Кэти. Только когда последний из водоносов уже затопал по ведущей вниз лестнице, она отодвинула занавеску, насыпала в воду лепестки французских роз и исчезла, предоставив Равенне возможность удивляться порядку ведения в замке домашнего хозяйства.

Конечно, слуги исполняли любые приказы Ниалла Тревельяна, решила рассердившаяся Равенна. Некоторое время она рассматривала ванну, пытаясь убедить себя в том, что если уж у нее хватит сил добраться до этого медного бака, то хватит их и чтобы добраться домой. Голова еще болела, но не так сильно, как в предыдущий день. Однако из одежды на ней не было ничего, кроме батистовой рубашки Тревельяна. Вместе с Кэти исчез и его домашний халат.

С усталым вздохом Равенна откинула покрывало и встала с постели. Она расстегнула рубашку, спустила ее лишь возле самой ванны и выпустила из рук только после того, как ее тело погрузилось в ласковое тепло воды. Налив себе чашку чая, оставленного на столике возле ванны, Равенна вздохнула еще раз, но уже по другой причине, ибо впервые в жизни ей довелось познать, что такое роскошь.

В полудреме она отпивала из чашки, вдыхая благоуханный аромат. Содержимое медной ванны прогревало и успокаивало ноющие мышцы. Вот-вот, решила она, я или наберусь сил, чтобы сбежать домой, или же засну.

– Привет, кто это у нас тут устроился?

Равенна едва не выскочила из ванны. В прихожей появился мужчина. Она не смела поворачиваться, чтобы взглянуть на него, однако поняла, что человек этот стоит прямо за ее спиной. Голос этот был хорошо знаком Равенне… кузен Тревельяна, лорд Чешэм.

– Мой милый кузен уговаривает меня возвратиться в Лондон, и вот я нахожу причину, задерживающую его дома, – юная дева в палатах господина… И кто же та счастливица, которую Тревельян считает достойной делить с ним ложе? – Чешэм сделал еще пару шагов вперед. Скрестив руки на груди, Равенна отвернулась в сторону. Ей хотелось крикнуть, чтобы он вышел и избавил ее от нового унижения и позора, однако голос не повиновался ей. Горькая обида душила девушку.

Хихикнув, Чешэм сделал еще шаг. Звук этот смутил Равенну. Ей стало ясно, чем все это ей грозит.

– Открой мне свое лицо, девушка, и я привезу тебе красивую вещичку из Лондона. Как тебе это нравится?

Красивую вещицу в обмен на красивое личико? Ну, повернись же и посмотри на меня.

Ужас и слезы сдавили ее горло. Если она поглядит на Чешэма, он уже не оставит ее в покое. Ситуация определенно была против нее. Граф уже сделал неправильные выводы; если он узнает, кто именно сейчас перед ним, тогда вспыхнувшая вдруг зависть к победе Тревельяна может повлечь за собой желание взять реванш. Хозяин этого замка не мог проявить обычную любезность, просто так предложив ей собственные комнаты. Теперь Чешэм решит, что она любовница своего лорда, и не выпустит ее из этой спальни, предварительно не заставив ответить на все свои вопросы.

– Итак, назовите мне свое имя.

Он уже стоял прямо за ней. Затрепетав, Равенна пожалела о том, что не может свернуться в клубок и утонуть в ванне. Равенна постаралась справиться с гневом, сосредоточившись на том, чтобы Чешэм не узнал ее. Она, голая, незамужняя женщина, находится в покоях своего господина. Никто не встанет на ее защиту.

– Пожалуйста… – Равенна дернулась, почувствовав его руку на своей спине.

– Повернитесь…

– Какого черта, Чешэм, вы делаете здесь? – прогремел в дверях голос Тревельяна.

От радости Равенна едва не вскрикнула.

– Я искал вас, но обнаружил… вот это. – Чешэм умолк, снял свою руку с ее спины и отступил на шаг. Она услыхала шепот. – Кто это, Ниалл! Какая-нибудь служанка, судя по грязной голове. С каких это пор вы увлеклись собственной челядью?

– Убирайтесь отсюда, Чешэм, – голос Тревельяна не допускал возражений. В каждом слове угадывался едва сдерживаемый гнев.

Чешэм направился к двери, но прежде чем он вышел, Равенна услыхала его слова:

– Когда она надоест вам, скажите этой девице, что я могу предложить ей место в своей постели. Мне еще никогда не удавалось попользоваться остатками вашей трапезы.

– Убирайтесь! – буркнул Тревельян. Дверь хлопнула, и Равенна услыхала звук удаляющихся шагов.

Девушка неподвижно сидела в ванне. Застыв как каменная, она прикрывала груди руками, пытаясь сохранить жалкое подобие скромности. Конечно, незачем было ожидать от Чешэма благородства, однако на подобную грубость она не рассчитывала. Тревельян говорил ей, что Чешэм видит в ней только игрушку, и хотя молодой граф не знал, с кем сейчас пытался заигрывать, но этот короткий эпизод открыл Равенне глаза на его характер.

Щеки ее горели – от стыда, унижения, от попытки сдержать слезы, – но Равенна, наконец, заставила себя поглядеть на Тревельяна. Угрюмый, он застыл у входной двери и, сложив руки на груди, буквально сверлил ее взглядом.

– Спасибо, – прошептала она.

Он ухмыльнулся как бы в знак извинения.

– Надеюсь, теперь ты полностью понимаешь всю суть его предложения?

– Кроме вас, милорд, никто не принимает их всерьез.

Равенна не отводила глаз от Тревельяна, он кивнул, словно впитывая эту информацию о ней. Ниалл явно изо всех сил старался не глядеть на нее, тем не менее каждые несколько секунд Равенна замечала, как взгляд его ныряет в воду, сквозь которую розовело ее тело. Равенна сидела спиной к нему и прикрывалась руками, тем не менее не имея возможности укрыться как следует. Огонек в глазах Ниалла говорил девушке, что граф воспринимает ее именно так, как подобает мужчине.

Тут, к ее облегчению, в туалетной комнате открылась дверь. Послышались шаги служанки, и хотя Равенна не видела, кто это, она сразу решила, что вернулась Кэти.

Равенна в ожидании поглядела на Тревельяна, тот потупился, явно не желая уходить.

Кэти что-то громко запела в соседней комнате, принялась хлопать створками шкафов и выдвигать ящики. Не говоря более ни слова, Тревельян опустил книгу на столик возле ванны, при этом посмотрев на Равенну столь странно и пронзительно, что сердце девушки едва не остановилось. Кэти вошла в спальню с охапкой полотняных полотенец и мылом, а когда Равенна вновь повернулась к Тревельяну, его уже не было на месте.

– Ну вот! Душистый кусок мыла для твоих волос и самая лучшая щетка его светлости из свиной щетины, чтобы ты могла расчесать их у огня. – Кэти суетилась возле ванны и явно не обратила внимания на поспешность, с которой исчез ее господин, и на ту напряженность, которая еще витала в воздухе.

Опустив руки с груди, Равенна позволила Кэти помочь ей вымыть волосы. Полив девушке голову теплой водой, та принялась намыливать волосы розовым куском мыла. Равенна нуждалась именно в такой помощи. Напряжение не отпускало ее; ей казалось, что ее испачкали. Растиравшая тело уверенная рука смывала оба ощущения.

Когда Равенна, наконец, вымылась, Кэти закутала ее в другой халат Тревельяна и отвезла к очагу. Здесь служанка принялась расчесывать щеткой из свиной щетины ее чистую голову до тех пор, пока каждая черная прядь не высохла и не заблестела.

Купание и оба «гостя» настолько утомили Равенну, что она уже мечтала о возвращении в мягкую постель Тревельяна. Еще больше она мечтала о возвращении домой, но на предстоящую в таком случае битву у нее просто не было сил.

– Ну вот, мисс, – сказала Кэти. – Волосы как весенний дождь, только под глазами еще синяки. Тебе лучше лечь в постель. А я принесу интересную книжку, чтобы было что почитать.

Служанка подвела Равенну к постели и уложила ее. Равенна посмотрела в сторону прихожей, вспомнив о книге, которую Тревельян оставил на столике.

– Дай мне вон ту, – показала Равенна. – Ты не прочтешь мне заглавие?

Кэти подошла к книге и взяла ее.

– Я не умею правильно читать по-английски, мисс. Вот будь это гэльский язык, или церковный, латынь то есть. Я ходила только в зеленую школу, и то всего несколько лет.

Подав Равенне книгу, Кэти взбила подушки, а потом вышла из комнаты, прихватив с собой поднос с чаем.

Равенна провела пальцами по тисненой коже. Прочитав название книги, она буквально лишилась дара речи: «В защиту прав женщин».

Она пролистала пару глав… «Состояние деградации, на которую обречены женщины»… «Писатели, изображавшие женщин предметом жалости»… Последняя тема наиболее вдохновляла ее. В руках ее было оригинальное издание, напечатанное в 1792 году. Захлопнув томик, она принялась разглядывать его, не выпуская из рук. Трудно было поверить, что в библиотеке Тревельяна могла найтись подобная книга, но еще труднее верилось в то, что он сам принес ей этот том.

Выпав из рук, книга раскрылась, на оборотной стороне обложки видна была надпись. С изумлением Равенна прочитала:

Равенне,

«Было бы отлично, если бы они были хотя бы просто приемлемыми и разумными подругами».

Ниалл, восьмой граф Тревельян, о ЖЕНЩИНАХ (словами Мэри Уолстонкрафт).

Улыбка озарила ее лицо. Как бы ни раздражал ее этот человек, она уже желала поблагодарить его. Характер Тревельяна имел чересчур много граней, чтобы можно было ненавидеть их все. Кроме того, нельзя было отрицать, что граф был наделен остроумием, которое так импонировало ее собственному уму.

Закрыв книгу, она погрузилась в дремоту, обдумывая слова, которые скажет ему в следующую встречу.

Равенна без особой охоты призналась себе в том разочаровании, которое ощутила, не увидев Тревельяна утром. Полдень прошел, начались дремотные полуденные часы. Вечером Кэти подала ей ужин, и Равенна одна сидела в кресле перед очагом. Весь день Тревельян не показывался, теперь уже близка была ночь, а ей следовало поблагодарить его за книгу. Так, думая о нем, Равенна и уснула.

Убежденная в том, что он заглянет к ней утром, она попросила Кэти причесать ее, соорудить что-нибудь из буйной гривы. Кэти, едва ли не против воли, взялась за работу, превращая угольно-черные пряди в респектабельную прическу. Горничная даже украсила свое произведение булавками с головкой в форме трилистника, однако прошли часы и вышло, что старалась она напрасно: Тревельян так и не объявился.

Прошло два дня. И к вечеру второго Кэти появилась с взятой из дома Равенны одеждой; девушка услыхала от нее, что утром ей будет позволено, наконец, вернуться домой. Казалось, Равенна должна бы обрадоваться, но она почему-то расстроилась. Он не пришел к ней, и теперь девушка сомневалась и в том, что утром Ниалл удостоит ее прощания. И это смущало ее. Она не рассчитывала на то, что он будет думать о ней; она не ожидала от него ничего доброго, и тем не менее, поглядев на полученный ею подарок, она не могла не удивляться его отсутствию.

– Ты не съела и кусочка за завтраком. Голова болит, да? – негромко спросила Кэти.

Девушка поглядела на эту женщину. Она вдруг поняла, в каком долгу находится перед служанкой. Кэти ухаживала за ней буквально с материнской заботой, и Равенна вряд ли так быстро поправлялась бы, если бы не постоянное внимание Кэти.

– Сегодня вечером я не очень голодна, – Равенна с признательностью пожала руку служанки. – Я еще не поблагодарила тебя за то время, которое ты потратила на меня. И, возможно, мы больше с тобой не увидимся, разве что встретимся на дороге на рынок. Я хочу, чтобы ты знала, что я очень благодарна тебе за заботу.

– Ничего особенного, мисс. Мне всегда приятно помочь лорду Тревельяну, если я могу это сделать. – Кэти улыбнулась и похлопала по руке Равенну. – Когда мой бедный Эдди умер от пьянства, граф взял меня и ребенка в замок, так что теперь я ничего не пожалею для господина. Когда сам сказал мне, что ты лежишь здесь и некому успокоить боль в твоей бедной головке, я была просто рада услужить ему. Особенно зная, кто ты такая, мисс, и что нужно хранить тайну.

– Тайну? – переспросила удивленная Равенна.

– Ну да. Конечно. Поэтому ты и не видела других слуг, кроме меня. Это все Сам велел. Даже сегодня вечером в библиотеке он напомнил мне о том, что никто не должен знать, что ты провела здесь несколько дней на его попечении.

– Да… кто же тогда я такая, чтобы лорд Тревельян так заботился о моей репутации? – Глядя на служанку, Равенна ждала ответа.

– Это решать господину, мисс, – сказала горничная с некоторым беспокойством.

Равенна смутилась.

Кэти как будто бы сжалилась над нею. Задумчиво протирая столик своим фартуком, она пояснила:

– Наш лорд, мисс, одинокий мужчина. Ты должна это понять. Он не водит домой всех встречных, которым нужно помочь. Больше того. Сам не так часто приглашает в замок людей. Ну, ты, конечно, наслышана о раутах и всем таком, только все они – дело рук лорда Чешэма. Обычно хозяин – если ему угодно – немного выпьет, а потом отправляется к себе и сидит здесь, в кресле напротив твоего, и читает всю ночь. Он у нас образованный, Сам-то. Я слыхала, что он перечитал все книги, что есть в замке, и не только их. Он живет в своей библиотеке.

– Но где же он… – Равенна едва не выпалила «спал», однако такой вопрос был для нее уж совсем неприличен. – Где же он провел все это время?

– Ему нужно приглядывать за всем графством Лир, вот Сам и занят этим делом. У него нет времени для гостей. Вот потому-то он такой одинокий. – Кэти вдруг заторопилась уйти и сказала: – А пока отдыхай, мисс. Сегодня перед сном я принесу тебе тодди[47].

– Спасибо, Кэти, – ответила Равенна, уносясь мыслями куда-то далеко.

Кэти попыталась скрыть загадочную улыбку.

– Со всем удовольствием, мисс. Только, знаешь, Питер Магайр был изрядным сплетником. Да благословит тебя Господь, мисс. Да благословит они нашу Ирландию.

С этими словами Кэти исчезла в коридоре.

Испуганная Равенна поглядела в сторону гардеробной. Она поднялась из кресла, чтобы позвать Кэти назад, чтобы задать ей новые вопросы, возникшие в ее голове, однако, когда девушка дошла до двери, горничной уже не было в коридоре.

Кто же может дать ей ответ? Сам Тревельян. Как сказала Кэти, граф сейчас находился в библиотеке. Равенна сомневалась в том, что утром удастся увидеть его.

Она подошла к зеркалу, висевшему над бюро. Прическа вполне презентабельна, даже роскошна; бледные щеки, большие глаза… Равенна потерла щеки, чтобы они чуть зарумянились, поправила платье и отправилась разыскивать библиотеку.

Найти одну комнату среди двухсот – дело нелегкое. Равенне потребовалось больше четверти часа даже на то, чтобы отыскать путь в другую часть замка, но оказавшись там, она без особого труда определила, какая из комнат является библиотекой. Лишь в одной комнате за причудливыми резными и позолоченными дверями нового крыла горел свет. Если только это не припозднившийся Гривс полирует столовое серебро, значит, комната занята хозяином замка.

Положив ладонь на позолоченную дверную ручку, Равенна внезапно запаниковала. Возможно, Тревельян не будет рад ее появлению. Более того, он может счесть подобное вторжение в его личную жизнь достойным всяческого осуждения. Равенна припала ухом к двери. За ней не было слышно ни звука. Человек, сидевший при свечах, находился в одиночестве.

Равенна медленно приоткрыла дверь.

Тревельян сидел в кресле лицом к очагу, над которым висел портрет женщины, судя по сходству с ним, его матери.

– Милорд, – проговорила Равенна негромко.

Он повернул голову. Если появление гостьи удивило или обрадовало Ниалла, лицо его не выдало этих чувств. Напротив, оно словно ожесточилось, сделалось непроницаемым.

– Что ты делаешь здесь? – спросил Тревельян.

Равенна вспыхнула.

– Я… я пришла попрощаться с вами. Я уйду на рассвете.

Она встретила его взгляд, но не стала входить в комнату: зачем входить в логово дракона.

– Ты по-прежнему выглядишь нездоровой, нет нужды торопиться. – Поднявшись из кресла, он подошел к ней и, взяв за руку, подвел к креслу, стоявшему напротив него. Большое, старомодное, с подголовником, оставшееся от предыдущего века, оно словно приняло Равенну в свои объятия.

– Я… я не хотела беспокоить вас, – проговорила Равенна.

– Так почему же ты сделала это?

На этот вопрос невозможно было ответить. Она сама не знала, зачем разыскивать графа. Конечно, она охотно поболтала бы с кем-нибудь перед сном, но разве может оказаться приятным разговор с лордом Тревельяном.

Она сжимала и разжимала внезапно вспотевшие руки.

– Я же сказала вам. Я пришла, чтобы проститься…

– Нет.

Такой ответ не предоставлял никакой опоры, и Равенна неторопливо добавила:

– И чтобы поблагодарить вас за книгу.

– Понимаю.

Он глядел на нее из кресла такой далекий и такой близкий… Их разделяла буквально протянутая рука. Равенна видела глаза графа – зеленые камни, омытые глубокими водами.

Равенна встретила их взгляд – жуткий, неодобрительный – со всей отвагой, на которую была способна. Граф всегда с неприязнью относился к ней, и с каждой ее попыткой добиться уважения неприязнь эта лишь усугублялась, теперь Равенна все острее это ощущала.

– Что во мне плохого? Что заставляет вас глядеть на меня подобным образом? – прошептала она.

– В тебе нет ничего плохого. Ты прекрасна. Настолько прекрасна, что… – взгляд его, оторвавшись от лица Равенны, скользнул вниз. На ней было то же синее платье, что и на похоронах Питера Магайра. В такой одежде не завоевывают поклонников, но граф и не замечал, во что она была одета. Он смотрел в самую глубину и не видел того, что оставалось на поверхности. – …так прекрасна, что мне хотелось бы…

Их взгляды встретились, и Равенна дрогнула перед тем, что говорили ей его глаза. И еще перед волнением, которое они вселяли в нее.

– Будешь ли ты моей любовницей, Равенна? – произнес он вслух то, что уже было высказано взглядом.

Глубоко вздохнув, Равенна уставилась на графа. Все сделалось теперь настолько простым. В этом месте девушке полагалось отказать негодяю и вылететь из комнаты в праведном негодовании. Вне сомнения, Кэтлин Куинн сейчас выскочила бы из кресла и, ударив Тревельяна по лицу, подослала бы брата в замок – прирезать мерзавца.

Однако Равенна подобной возможности не имела. Она всегда помнила, что является бедной сиротой, и к тому же ирландкой. Образование не могло возвысить ее. Оно только мучило Равенну, лишь усиливая в ней неудовлетворение выпавшим ей жребием. Не имея ни семьи, ни друзей, способных защитить ее, она не могла привлечь Тревельяна к ответственности за такое предложение, как не могла и избавить Малахию от веревки, если он наконец попадется.

Молча поднявшись, она направилась к двери.

– Ты не ответила мне, – прозвучал голос за ее спиной.

Равенна повернулась к графу, задетая не только оскорбительным предложением, но и тем, что она – оказывается – едва ли не хотела принять его; если бы не обостренное чувство самосохранения, инстинкт, порожденный и воспитанный ее низменным происхождением, увы, она, возможно, и согласилась бы.

– Нет. Я отвечаю – нет. – Равенна поглядела ему в глаза.

Граф не поднялся из кресла, странное разочарование угадывалось на его лице. Голос его сделался спокойным, едва ли не зловещим.

– Равенна, я не делаю тебе предложения. Я задаю вопрос. Должна ли ты стать моей любовницей?

– Что заставляет вас задавать такой вопрос?

В глазах Ниалла мелькнул огонек.

– Мне объяснили, что у меня нет выхода. Столько лет мне твердили, что моя судьба предопределена. – Граф кивнул на портрет красавицы, висящий над камином. – Она была во многом похожа на тебя, Равенна. Мать моя была из простых, бедной ирландкой, но любовью своей она привязала к себе моего отца на всю жизнь. Они обошлись без гейса. Они поженились, и оттого, как говорят, в Лире царит покой. Тревельяны обязаны жениться на простолюдинках, и чтобы не вышло иначе, на них еще наложили гейс. – Встав, он подошел к ней, пронзительным взором заглядывая в самую душу. – Словом, меня терзает этот вопрос, он уже доводит меня до безумия: станешь ли ты моей любовницей, Равенна? Ну, а если нет, как мне завоевать тебя? Хватит ли мне денег, чтобы скрыть ими свой возраст? Хватит ли очарования, чтобы соблазнить тебя после того, как потерпел фиаско Чешэм?

– Вы любите меня? Это ваш единственный шанс, другого не будет ни у одного мужчины. – Она высоко подняла голову, гордостью, словно крепостной стеной, защищая хрупкие чувства.

Покачав головой, он поглядел на нее словно на глупого младенца.

– Люблю ли я тебя? Какая глупость. Дело вовсе не в том. Это ты должна полюбить меня. Этот гейс, это мое проклятие утверждает, что я должен добиться любви женщины. И все говорят, что эта женщина – ты, Равенна.

Она поглядела на Тревельяна, медленно покоряясь потрясению. Разговор заинтриговал ее, более того – испугал, однако в этом безумии угадывался некий смысл. Итак, на нем лежит гейс, связанный с ней. Так вот почему даже сейчас на ее пальце остается колечко с гадюкой Тревельянов. Гейс правил всем ходом событий, и наверняка уже не первый год. Быть может, эта история началась еще до ее появления на свет.

Равенна в ужасе прикрыла рукой губы. Почему же Гранья ничего не говорила ей об этом? Почему не предупредила свою внучку? Или Гранье все было давным-давно известно, и она просто помалкивала? Неужели обо всем этом ведал и весь Лир и небеса над ним, и только она сама ничего не знала?

Мысль эта вывела Равенну из равновесия. Девушке не хотелось верить, что до сих пор поступки Тревельяна определялись гейсом. И все же в словах его могла быть истина, тем более что кольца их были так схожи. Теперь ей стал понятным необъяснимый интерес, который проявил к ней Тревельян. Судьба и кое-кто из стариков графства пытались соединить их, но гейс не учитывал ее сопротивления. Столь же очевидно, он ничуть не считался с изменчивой природой любви.

– Куда ты? – спросил Тревельян, когда она поднялась с кресла.

– Если гейс лежит на вас, тогда исполняйте его, или же смиритесь с теми несчастьями, которые сулит неповиновение.

– Ты согласна стать моей любовницей?

Она не станет поворачиваться, не станет смотреть в эти глаза.

– Если ваш гейс требует, чтобы вы заслужили любовь женщины, это ваш гейс. А если я эта женщина, значит, вам и завоевывать мою любовь.

– Люди говорят, что пострадает все графство, если я не подчинюсь этой проклятой штуковине. На юге уже голод. Я не могу даже представить себе наш Лир, наш прекрасный и изобильный край, сделавшимся таким же кладбищем, как Мунстер. Теперь ты понимаешь мое предложение?

– Если вы должны заслужить мою любовь, тогда добивайтесь ее. Другого способа выполнить гейс не существует.

– А ты веришь в гейсы, Равенна? – спросил Тревельян с ноткой отчаяния.

Голосом, полным слез, она ответила:

– Нет.

Неизвестно почему ей захотелось залиться слезами, однако Равенна подозревала, что причиной всему является тщетность подобного разговора. Теперь ей стало понятно доселе загадочное поведение окружающих. И внимание и заботы Тревельяна легко было теперь объяснить тем, что и его просвещенный ум покорился уверенности во всесилии гейса. Теперь, когда они все обговорили, об этой дурацкой идее следует забыть. Навсегда.

После долгой паузы в комнате раздался резкий смех.

Равенна обернулась к Ниаллу, ощущая на щеках соленую влагу.

– Неужели ты не понимаешь, насколько все это абсурдно? – Тревельян взял ее за обе руки. – Какие-то старики, в невесть каком прошлом, придумали всю эту историю, в которую теперь не веришь и ты.

– Именно. Абсурдно. – Тем не менее Равенна не ощущала его неприкрытого счастья, она не знала, чем граф начал привлекать ее, не умела и определить причины этого притяжения. Ниалл Тревельян, безусловно, не принадлежал к тому типу мужчин, как его друзья. Ей даже казалось, что встретив графа на людной дублинской улице, она скорее всего даже не заметила бы его. Ниалл не был особо высок, но глядя на него, она с уверенностью теперь ощущала, что узнала бы его повсюду. Этот пронзительный взгляд оставил в ее памяти неизгладимый след. Лицо его было приятным, губы и нос свидетельствовали о благородном происхождении, однако от прочих, более обыкновенных мужчин Ниалла отличал острый кельтский наклон бровей, придававший ему вид злодейский и даже производивший впечатление родства с самим нечистым. Но никакой альтруизм Тревельяна не мог изменить создавшегося при одном только взгляде на него впечатления, что человек этот от рождения облечен властью рушить и созидать.

– Пожалуйста… отпустите меня. Я устала. Мне нужно отдохнуть. – Равенна опустила взгляд на удерживавшие ее руки.

– Останься. Выпьем вместе и отпразднуем.

– Нет. Мне нехорошо.

Ниалл опустил руки, позволив девушке отступить.

– Равенна? Она остановилась.

– Похоже, ты приуныла. Отчего же?

Она не ответила. Ей казалось, что граф, наконец, оставил ее в покое, однако Равенна вдруг ощутила его руку на своей талии.

– Останься. Давай отпразднуем мою победу над невежеством и глупостью. С гейсом покончено. – Он вновь повел ее к креслу с подголовником и заставил сесть.

Равенна молча наблюдала, как Тревельян отошел к столу, где на серебряном подносе стояло несколько бокалов. Он наполнил один из них, а когда наклонился к ней, подавая вино, – словно забыв, кто она такая, словно представив себе, что проводит вечер в библиотеке со своей любовницей, – слегка прикоснулся к ее губам.

Потрясенная Равенна широко открыла глаза. Лица их разделяли буквально какие-то дюймы. Лицо Тревельяна осветила кроткая улыбка, и Равенне вдруг представилось, каким граф был в молодости.

– Я забылся. – Ниалл блеснул ровными белыми зубами. – Помнится, я поклялся, что право следующего поцелуя будет принадлежать тебе.

Проклиная его, проклиная себя, Равенна облизнула губы, жаждавшие прервавшегося поцелуя. Ниалл уже собрался выпрямиться, и тут что-то стиснуло сердце Равенны, словно физически оплакивавшей несостоявшийся поцелуй. Она знала, что никогда не поймет, что именно заставило ее так поступить. Быть может, отчаяние или восторг… или просто потребность воссоздать мечту. Но, вне зависимости от причин, она поднялась навстречу графу и со всем упрямством своей сиротской души припала губами к его рту.

Она ожидала, что Ниалл отпрянет как от ожога. Не уверенная в том, что поцелуй ее принят с одобрением, она провела дрожащей рукой по его щеке. К невероятному ее удовольствию, Ниалл оторвался от ее губ и поцеловал ее руку, припав жаркими губами и языком к ее нежной ладони. А потом он стал покрывать поцелуями ее шею.

Застонав, запрокинув голову, она безвольно требовала продолжения. Ниалл уступил – самым мастерским образом. Пальцы его оказались в волосах Равенны, высвобождая из них шпильки черного дерева. Вторгнувшийся в ее рот язык своим прикосновением послал ее душу к небесам. Равенна почти боялась этого откровенного в своей интимности поцелуя, но она хотела его. Поцелуй этот казался ей столь же необходим, как следующий, и – он скоро понравился ей, слишком понравился, судя по внезапной дрожи, охватившей ее тело.

– Сколь сильны твои чары, колдунья, – простонал граф, проведя рукой по ее стану.

Равенна жалобно запротестовала, но Ниалл вступил во владения. Рука его легла на скрытую корсетом грудь, а протесты Равенны утонули в новом, до глубин души пробирающем поцелуе.

От его рта в ее тело распространялся жар, до которого было далеко очагу. Шерстяное платье, не способное согреть ее в холодных каменных коридорах, жгло теперь и щипало ее тело, требуя, чтобы она сбросила его. Пригнувшись вперед, Ниалл поцеловал ее грудь, еще прикрытую тканью. Она едва не зарыдала от облегчения, ощутив руки Ниалла на своей спине; пальцы его с мучительной неспешностью, дюйм за дюймом расстегивали крючки, удерживавшие на ней платье.

– Обещай мне… – прошептал он, задыхаясь. – …Ты откажешься от Маккумхала…

Равенна едва слышала его. Припав головой к груди Ниалла, она всем существом впитывала его запах. От Малахии разило потом, мускусным запахом возбуждения. От Тревельяна пахло чистотой и здоровьем. К этой гамме примешивался и еще один запах – более тонкий и, несомненно, более могущественный. Он нашептывал нечто о древних и темных тайнах, о запахе сажи, распространяющемся от костра друида, о дымной пороховой струйке, висящей в воздухе после дуэли. Опасный, соблазнительный, неестественный запах. Но Равенна обнаружила, что не способна надышаться им.

– Впредь никакого Маккумхала… – задыхался Тревельян. Рука его прикоснулась к теплой коже. Ниалл тянулся дальше, и один или два крючка отскочили. Равенна вдруг подумала: неужели у него хватит терпения, чтобы извлечь ее из панциря, который представляла ее одежда.

Ниалл расстегнул еще пять крючков и спустил платье с ее плеч. Едва ли не с благодарностью ощутила она, как сдались крючки корсета, позволяя ей легко дышать, пока губы его прикасались к ее ключице, а язык прожигал себе путь в ложбинках горла. Корсет упал, за ним последовало и платье, задержавшееся на бедрах. На Равенне оставалась одна лишь ночная рубашка, и, не тратя времени, Ниалл стащил ее с одного плеча Равенны, обнажив розовый сосок.

Ниалл пригнулся к ней. Рука его сперва оставалась на ее нагом плече, а потом медленно поползла вперед, разыскивая свое сокровище.

– Обещай мне… – шептал он.

Она застонала в смятении и неуверенности.

Рука Ниалла двигалась дальше. Сердце колотилось в ее груди, требуя его прикосновений. И все же Равенна молила в душе, чтобы он не торопился. Тревога пронзила ее, когда она представила себе руку Ниалла на своей груди. Никто еще прежде не прикасался к столь интимному месту.

Опустив голову, он вновь взялся за рубашку… потянул еще раз, открывая полностью грудь.

– Откажись от Маккумхала, – требовал Тревельян. – Расскажи о его преступлениях и отрекись от него.

Рот его открылся, и Равенна охнула. Инстинкт утверждал, что она достигла точки, от которой не будет возврата, но отречься от Малахии она не хотела и не могла. Даже ради такой сладкой жизни.

– Я была с ним. Это правда, и я не могу сказать ничего другого, – простонала она негромко.

Ниалл глядел на нее, лицо его искажала похоть.

Она обняла его голову, умоляя о близости и отталкивая одновременно. Она не хотела, чтобы ласки прекратились… более того, одна мысль об этом заставляла ее стонать от несправедливости. Если только он возьмет ее быстро и жестко, ей не придется думать о том плохом, что происходило между ними. В мире есть люди, которые привлекают к себе неудачников. Необъяснимая, но тем не менее вполне реальная истина. Интересно, подумала Равенна, что, если сейчас окажется, что Тревельян – свет, а она – обреченный мотылек?

– Отрекись от него, скажи мне, что ты не участвовала в его преступлениях. Или я поймаю Малахию и удостоверюсь в том, что его повесили. – Глаза его впивались в ее лицо, горели насилием. Он схватил край рубашки Равенны и сжал ее грудь.

С рыданием она отодвинулась, вцепившись рукой в платье, чтобы прикрыть им грудь.

– Неужели вы столь полны ненависти; что готовы послать на виселицу человека лишь потому, что я не исполнила вашу просьбу?

Он тяжело дышал.

– Мне нужно, чтобы ты стерла из моей головы мысли о том, как Маккумхал овладевает тобой на вершине холма.

– Нет! Это было совсем не так! – Равенна оттолкнула его, прижимая к груди расстегнутый корсет.

– А как это было? – Ниалл подбирался к ней, ничем не сдерживаемая ярость и ревность искажали его черты. – Или он овладел тобой в сарае, и там, лежа в сене, нашептывал тебе всякие нежности. Или он взял тебя в переулке, прислонил к стене и…

Голос Тревельяна дрогнул.

– Ну почему ты вечно делаешь из меня какую-то дрянь? – она стерла слезы со щек. – Я не шлюха, а ты хочешь, чтобы я призналась в противоположном.

– Я пытался защитить тебя. Я предостерегал тебя в отношении Чешэма. Я пытался просветить тебя в мирских вопросах… и ты связываешься с таким, как Маккумхал. И вот я обнаруживаю тебя почти голую под дождем, после свидания с ним.

– Мы были детьми…

– Но теперь вы не дети, – прорычал Ниалл, словно проклиная собственное несчастье сильней, чем ее невзгоды.

Равенна прикрыла лицо руками.

– Мне отвратительно то, что ты делаешь из меня. Я вижу, что для тебя я – никто, нищенка, которая попадается на каждом шагу, – поглядев на свой расстегнутый лиф, Равенна заплакала. – Ну наконец-то ты нашел для меня какое-то применение.

Ниалл холодно глядел на нее – на растрепанные волосы, покрасневший от поцелуя рот, спущенное с плеч платье. Казалось, каждое жестокое слово доставляет ему наслаждение, словно подкрепляя его шаткую уверенность.

– Возможно, ты и права.

Равенна покачала головой, как никогда прежде раненная Тревельяном. И сквозь горе свое услыхала:

– Ну избавь же меня от этих мыслей, Равенна. Я просто не могу видеть тебя с Маккумхалом.

Рыдая, она привела свое платье в некое подобие порядка. А потом, не оглянувшись даже, выбежала из библиотеки… Она бежала, пока в боку ее не закололо, а дыхание не стало трудным. Через несколько мгновений перед ней выросла дверь, ведущая в замок. Та самая, через которую она бежала от Тревельяна много лет назад. Но теперь она более не дитя и не может даже в мечтах убежать от графа. Боль в сердце теперь не отпустит ее, Равенна понимала это. И все же она отворила створку и, радуясь освобождению, выбежала в ночную тьму, устремляясь к своему дому.