"Веснушки — от хорошего настроения" - читать интересную книгу автора (Разумневич Владимир Лукьянович)Глава VII Имя человекаИзвестие о том, что Владимир Семёнович распорядился оставить Стасика Комова в школе-интернате, друзья встречают ликованием: — Надерём Стаське уши! — орёт, приветствуя это решение, Колька Мерлин. — Освободим от дежурства на весь месяц! — машет веником Петя. — Пусть отдохнёт после круга позора. — Подбросим к потолку! — предлагает Мирон. Стасик взбрыкивает ногами. Изо всех сил отбивается. Им так и не удаётся подбросить Стасика вверх: покачали-покачали над полом и кинули на кровать. — Лежи теперь и не брыкайся! — советует Мирон. — Не то опять качать будем. — А мне Владимир Семёнович ножичек подарил, — хвастается Стасик. — Во какой! Мирон в восторге от Стасиного ножика: — Вот это подарок! Одних лезвий четыре штуки. Смотрите, даже шило есть — дырки на ремне делать, если похудеешь… Ух! Тут ещё штопор! Бутылки открывать. Интересно, можно ли им нашу дверь просверлить? А? Давайте попробуем. — Я тебе попробую! Сломаешь! — Стасик отнимает у Мирона ножик. — Этим ножиком я подводно-летательную лодку из коры вырежу и пущу в Волгу. Назову её в честь Владимира Семёновича Октябрьского — «Октябрь». — Знаешь, почему у нашего директора такая фамилия? — спрашивает Колька и таинственно смотрит на Стасика большими глазами. — Ещё бы не знать! Отец у него Октябрьский, и он стал Октябрьским. Проще простого. — Вот и не угадал! — Толстые Колькины губы расплываются в ликующей улыбке. — Никакого отца Октябрьского у него не было. И сам он мог быть не Владимиром Семёновичем, а кем-нибудь другим. — Каждый из нас мог быть кем-нибудь другим. Я — Колькой, а ты, допустим, — Фомой или, ещё хуже, Ричардом. Как родителям вздумается. — Владимира Семёновича назвали необычно. Не так, как всех нас называют, а совсем по-другому. По-революционному. — Чудеса! Откуда ты всё это взял? Из своей головы? — Не из головы. Из бумажки. Документ такой в городском музее под стеклом лежит. Я сам видел. И даже в тетрадку переписал. Вот прочти. Колька вынимает из портфеля тетрадь и раскрывает её перед Стасиком. Там написано: — Там ещё подписи были, но я не разобрал. Выцвели, — добавляет Колька. — Тётенька из музея целый час объясняла, почему эту бумагу под стекло положили. И он начинает рассказывать, как однажды (это было давным-давно) в пассажирском поезде нашли мёртвую женщину. Она умерла от тифа. В кармане у неё не было никаких документов. Никто её не знал. А рядом лежал завёрнутый в лохматое одеяло ребёнок. Он кричал на весь вагон — может, от голода, может, потому, что его никто не баюкал. Пришли комсомольцы, взяли его на руки и отнесли в городскую больницу. Спустя неделю, когда малыш немного окреп, в железнодорожном клубе комсомольцы устроили октябрины. Прежде, при царе, подобные праздники назывались крестинами. Поп осенял крестом новорождённого и давал ему имя из церковных святцев. Комсомольцы решили обойтись без попа, без креста и без церковной книги. «Не нужны нам эти поповские штучки! Устроим ребёнку именины по-новому, по-советски!» «Мы принимаем на себя заботу о малыше. Он наш!» — выкрикнул под одобрительный гул секретарь комсомольской ячейки. Самая младшая из пионерок взбежала на сцену, где стояла кроватка, накинула на малыша алый галстук и посмотрела в зал: «Пусть он ещё совсем маленький, но мы в него верим! Мы поможем ему вырасти настоящим ленинцем!» Вот тогда и было решено дать ребёнку имя Владимир, а фамилию Октябрьский. За это решение голосовали все, кто присутствовал тогда на октябринах, — и взрослые и пионеры. — Ну, а дальше? — торопит Стасик Кольку Мерлина, когда тот прерывает свой рассказ. — Что случилось дальше? — Тётенька в музее много знает о директоре. И как он воспитывался в детском доме, и как замерзал в тайге, когда военный завод на Урале строили, и как потом воевал. За подвиг его сам маршал наградил орденом. Вот какая у человека жизнь героическая! — С таким именем и с такой фамилией другой и быть не может, — серьёзно заключает Стасик. — Так что же, по-твоему, получается: если у нас имена обычные, то и жизнь будет обычная? — возмущается Мирон. — А ты как думаешь? Имя много значит! — стоит на своём Стасик. — В будущем, когда коммунизм построим, наверное, всем людям будут давать красивые имена — Октябрин, Венера, Юпитер или Муромец. — Муромец — это вовсе и не имя, а фамилия. Лучше — Прометей. Так в древности самого сильного богатыря звали, который огонь добыл. Жаль, меня Мироном назвали, а не Прометеем. Что такое «Мирон»? Попробуй разберись! Никакого смысла. — У каждого имени есть свой смысл, — не соглашается с ним Колька Мерлин. — Я целую книжку про это читал. Там написано, что моё имя — Николай — по-гречески значит «победитель народов». — Тоже мне нашёлся победитель народов! — издевается Мирон. — Ты даже со мной одним сладить не можешь. — Помолчал бы лучше! Твоё имя — смех один. «Мирон» — это всё равно что «благоухающий». — А моё имя что означает? — спрашивает Петя. — «Пётр» — это значит «камень», твёрдый человек. — Петька-то твёрдый? — удивляется Мирон. — Это я твёрдый, а Петька — благоухающий. — А Стасик, по-твоему, кто? — спрашивает Колька Мерлин. — Стасик — весёлый человек, — отвечает Мирон. — Это точно! — Может быть, так оно и есть. Потому что в книжке про его имя ничего не написано. — А про фамилии там написано? Почему, например, у тебя такая бестолковая фамилия — Мерлин? Кольке, конечно, обидно за свою неудачную фамилию, и он говорит: — А я откуда знаю? В книжке про это ни слова. Видно, главное не фамилия. Если человек сделает что-то большое, то фамилия его сразу прославится, станет красивой. Вот, например, Толстой — чего хорошего? А мы об этом и не думаем. Потому что он написал много интересных книжек. Или вот ещё: чем знаменита птица гагара? Да ничем. А фамилия Гагарин теперь звучит лучше, чем даже Соколов. И всё потому, что он наш первый космонавт. Недавно я видел в магазине книжку. Продавщица предлагала её каждому и расхваливала: «Сам поэт Николай Тряпкин сочинил!» И многие люди покупали. Так что дело не в фамилии. Эти, казалось бы, веские доводы Кольки Мерлина друзья встречают в штыки. Каждому хочется высказать свою точку зрения. Но по радио начинают передавать последние известия. Нужно послушать. «Вчера корреспондент Всесоюзного радио встретился со знатным свинарём Ярославом Пузиковым…» И все понимают: спорить нет смысла. Колька Мерлин, конечно, прав! |
||
|