"Не приходя в сознание" - читать интересную книгу автора (Пронин Виктор Алексеевич)5Когда Борисихина ушла, Демин позвонил в ремонтно-строительное управление. Начальник оказался на месте. Голос его явно изменился в лучшую сторону, чувствовалось, что на том конце провода сидит живой человек, а не канцелярский автоответчик. — Так что, Свирин нашелся? — Ищем. Дело в том, что... — Вы действительно видели Свирина два часа назад? — впрямую спросил Демин. — А что? — Вот тебе и на! Вы сказали, что видели Свирина около часа назад. Прошел еще час. И я снова спрашиваю — вы его видели? — Разумеется. Не будете же вы утверждать, что дисциплина у нас на производстве такова... — Именно это я и буду утверждать в частном определении. Послушайте меня внимательно. В городской больнице без сознания лежит человек, который, по некоторым предположениям, и есть Свирин. — Не может быть! Какое горе! — Перестаньте кривляться. Ни мне, ни ему ваше сочувствие не требуется. Нам нужен человек, который бы хорошо знал Свирина. Необходимо провести опознание. Присылайте такого человека. Дайте ему машину, и пусть он по дороге захватит кого-нибудь из родственников Свирина. Если, конечно, вы его не видели два часа назад... — Возможно, я ошибся и это был вовсе не Свирин... Дело в том, что мне показалось... — Мы договорились? — Да, да, я сам выезжаю! Такая беда, такая беда... Он живет недалеко, со своей теткой, мы приедем вместе. — Жду вас с нетерпением! — сказал Демин и положил трубку. Начальник строительного управления прибыл ровно через сорок минут. На заднем сиденье машины сидела пожилая женщина с распухшим от слез лицом. Когда из подъезда вышел Демин, посмотрела на него со смешанным выражением надежды и опаски, словно от следователя сейчас что-то зависело. Сам начальник сидел за рулем. Это был плотный, краснолицый человек. Место рядом с ним было свободно. — Здравствуйте. — Демин сел и захлопнул дверцу. — Давайте знакомиться... Валентин Сергеевич. — Борис Иванович. А это тетя Свирина... — Ваша фамилия Свирина? — Демин обернулся. — Нет, я — Чолобова, а Свирин — племянник мой, вместе мы живем... — Эту ночь он был дома? — И не появлялся... Как ушел на работу вчера, так и нет до сих пор. — Вот так, Борис Иванович, — заметил Демин. — Наверно, я поступил легкомысленно, сразу заверив вас в том, что видел Свирина... Искренне сожалею о недоразумении. — Так это было недоразумение? А мне почему-то показалось, что это называется полным развалом дисциплины на предприятии. Начальник выехал со двора на улицу, пристроился в лоток движения и, лишь остановившись перед светофором, нарушил молчание. — Может быть, говорить о полном развале дисциплины и нет оснований, а вот о частичном... — Он усмехнулся невесело, увидев зеленый свет, тронул машину. — Ремонтно-строительное управление, должен вам заметить, не самое престижное предприятие города. Сказать, что народ прямо ломится к нам в погоне за большой зарплатой, хорошей специальностью, уважаемой профессией... Нет, этого сказать нельзя. И пьяниц мы встречаем если и не с распростертыми объятиями, то довольно радушно. Если он в неделю прогуливает один день, мы считаем, что это неплохой работник. Если он прогуливает два дня, мы его журим, беседуем с ним, можем даже премии лишить. Если же он прогуливает три дня в неделю — это недопустимо, мы стараемся избавиться от такого работника. — К какой же категории относится Свирин? — К первой. Он был хорошим работником... — Был?! — вскрикнула женщина на заднем сиденье. — Но ведь он в больнице, хворает... Следовательно, можно сказать, что был... — сокрушенно проговорил начальник. Женщина ничего не ответила. Вжавшись в угол машины, она поднесла мокрый комочек платка ко рту и невидяще уставилась в окно. Так и не проронив больше ни слова, они приехали в больницу. — Женщина умерла, — сказал главврач, отведя Демина в сторону. — Есть какие-то предположения? — Зачем вам предположения, Валентин Сергеевич. Завтра после вскрытия дадим обоснованные выводы, на которые можно опереться в вашей сложной и небезопасной работе. Чолобова медленно вошла в палату, остановилась. Она увидела совсем не то, что ожидала, — на кроватях лежали перебинтованные люди, и не видно было ни их лиц, ни рук. Решившись, подошла к одной кровати, к другой, беспомощно оглянулась на Демина и главврача, остановившихся в дверях. — Как же быть... Я не могу сказать наверняка... Может быть, одежда осталась? — Это мысль, — сказал Демин. Подойдя в кладовке к вороху обожженной, окровавленной одежды, женщина перевернула одну вещь, вторую. Только по дрожащим рукам можно было догадаться о ее состоянии. — Вот, — сказала она, выдернув из кучи прокопченную тряпицу. — Это его носок. Володин. — Вы уверены? — Я сама его вязала. Мои нитки, узор... А вот я же и штопала носок, нитки оказались плохими, быстро протерлись... — Значит, у вас нет никаких сомнений? — спросил Демин. — Это Володина одежда. — А что за человек племянник? — спросил Демин у женщины, когда они расположились в углу на скамейке, под развесистым фикусом. — Человек как человек... Не хулиганил, не скандалил... Мать его померла давно, ему и десяти не было, с тех пор вместе живем. Женился, было дело, хорошая вроде женщина, ребеночек у них родился. А потом... — Что же было потом? — спросил Демин. — Ну, что... Ушла она от него. Познакомилась с офицером... Капитан... Ну что, китель, погоны, усы... А у Володи телогрейка, плотницкие обязанности, рост... Ростом от тоже не вышел. Ушла Галина и ребеночка увезла. Сейчас где-то на Кольском полуострове живет, пишет... Да, пишет Володе, про девочку рассказывает, он тоже ей отвечает... — Может, вернуться хочет? — Нет. — Женщина махнула рукой. — Володя надеялся, но она прямо сказала... Да у нее уже с этим капитаном сын родился, сыну три года, какое возвращение? — И что же Володя, запил? — С чего это вы взяли? — оскорбилась женщина. — Ничуть. Он и раньше не пил, и сейчас в рот не берет. — Простите, это очень важно... Он действительно не пьет, или же вам хочется, чтобы он не пил? — Он в самом деле не пьет. И никогда не пил. — А что же директор говорит... Прогуливал Свирин, дескать... — У них если не прогуливаешь, то тебя и уважать не будут. А так ценят, боятся, чтоб еще больше не прогуливал, ублажают всячески. То путевку, то машину Дадут дрова подвезти, сено. Я корову держу, так что в хозяйстве у нас с Володей всегда работы хватает. У меня он не прогуливает, — через силу улыбнулась женщина. — К Жигунову захаживает иногда... Они пьют, а он сидит, смотрит... Наливает, за бутылкой сходит. Им-то уже могут и не дать, а он трезвый, ему не откажут. В долг и то дают, дружки этим пользуются... — Так, — протянул Демин. — Кое-что меняется. — Я уж сходила к нему на работу, поговорила с ребятами... К ним вчера утром заявился старый Жигунов. У него в пятницу был день рождения. Сам он уйти не мог, вот Володя с его сынком-то и повели домой. У Жигуновых разлад, а на день рождения заявился старик к сыну... Душа потребовала, видно. Вначале, когда Миша только женился, вместе жили, а потом в один день разъехались, и до сих пор сын к старику ни ногой. А тут вдруг он к нему на работу, да еще пьяный... Ну и повели они старика домой. — А почему вдвоем? Почему сын один не отвел его? — Старик-то толстый, большой... Да еще и в другом, наверно, было дело... Не хотел сын со стариком один оставаться, вот и позвал Володю. — А что могло произойти между Жигуновыми? — Не знаю, — замкнулась женщина так быстро и наглухо, что Демин понял, — знает, но говорить не хочет. — Простите, я вам еще нужен? — спросил подошедший начальник РСУ. — Нет, Борис Иванович. Спасибо, что согласились помочь, больше я не могу вас задерживать. — Может, подбросить куда? Смотрите. — Начальник явно хотел загладить свою промашку. — Если нетрудно, подождите минут пять. Когда Демин остался один, на скамейку опустился плотный широкоплечий человек в больничном халате. — Привет, Валя, — сказал он. — Не скучаешь? — Ничего, для перебивки можно и поскучать... В окно вот смотрю, по коридору прохаживаюсь, палату стерегу. — Плохо стережешь, померла Дергачева. Никто не пытался к ним войти? — Знаешь, бывало. Заглядывали. То ли по любопытству, не исключено, что заблудился кто... Но стремления забраться в палату не было. Окно тоже хорошее, заперто надежно. Знаешь, как бывает — вместе с рамами покрасили и шпингалеты и крючки, так что открыть окно можно только с помощью хорошего слесаря, да и то изнутри. А там как, положение не меняется? — Нет, что касается твоего задания, все остается в силе. Могу заверить — ни единого лишнего часа ты здесь торчать не будешь... Смотри! Вжавшись в скамейку, сдвинувшись, чтобы хоть немного спрятаться за листьями фикуса, они увидели, как человек в белом халате явно с чужого плеча приблизился к двери, за которой лежали старый Жигунов и Свирин, быстро заглянул в нее и нарочито медленно пошел дальше. Пройдя несколько шагов и увидев, что коридор пуст, он резко повернулся и снова направился к двери. Едва открыв ее, оглянулся и увидел рванувшегося к нему оперативника. Не медля ни секунды, человек побежал по коридору. За углом он нырнул в первую же дверь. Но когда оперативник подбежал, дверь оказалась запертой. Он дернул ее изо всей силы, так что, будь она заперта на замок, щеколду, дверь открылась бы, но с другой стороны в ручки была вставлена толстая палка швабры. Когда вдвоем с Деминым им все-таки удалось открыть дверь, на лестнице уже никого не было. Сбежав на первый этаж, они увидели в углу скомканный белый халат и шапочку, в каких обычно ходят врачи и санитары. Тут же был разлит строительный раствор, валялось опрокинутое ведро. Во дворе на весеннем солнце прогуливались больные, тут же были посетители, никто не бежал, все казались спокойными. — Кто-нибудь выбегал из этой двери? — спросил Демин пожилого мужчину, у которого из-под пальто были видны полосатые больничные брюки. — Никто не пробегал... Здесь, знаете, собрались люди, которым бегать трудно. — Он улыбнулся. — Тут все ходоки, да и те неважные. — Он неотрывно держал руку на боку, и уже по этому можно было догадаться, что у него там рана. — Значит, никто вам в глаза не бросился? — Чем? — Быстрой походкой, резкими движениями, торопливостью? — Нет... Я здесь прохаживаюсь уже минут пятнадцать... Если раньше... — Нет, в последние две-три минуты? Больной задумался. Оперативник, не ожидая его ответа, бросился к воротам. Но и там не заметил ничего подозрительного. Выглянув на улицу, он увидел отъезжающий трамвай, такси, сворачивающее за угол. Демин вернулся в больничный корпус, поднял халат и шапочку, внимательно их осмотрел. Карманы были пусты, на шапочке тоже не осталось никаких следов. Правда, присмотревшись, он увидел длинный, слегка вьющийся волос. — Значит, кое-что он все-таки оставил? — спросил подошедший оперативник. — Самое интересное то, что на этом халате нет больничного штампа, — заметил Демин. — Я подозреваю, что он здесь и переоделся. — Но как он узнал, где они лежат? — О, нет ничего проще! Об этом вся больница знает. Подойди к любому и спроси. — Демин кивнул в сторону прогуливающихся больных. — И подойду! — оперативник решительно направился к группе мужчин, остановившихся на солнце. Демин увидел, как больные начали наперебой что-то говорить, показывая на окна. Оперативник вернулся озадаченный. — Ты прав, — сказал он. — Они все знают. Знают, что женщина умерла, что в палате осталось двое. Думаешь, мне еще стоит здесь оставаться? — Даже не знаю... Он, конечно, понял, что ты не просто клиент после тяжелой операции. — Демин усмехнулся. — Этот тип так торопился, что в панике бросил свой халатик и шапочку. Он не должен был этого делать. А шапочку он вообще сорвал с головы. И тут же медленно, о, как тяжело далась ему эта медлительность, он вышел из двери и направился в сторону трамвайной остановки. Представляю, как он рванул там, за воротами! Но, знаешь, все-таки оставайся. Вдруг решится... Правда, для этого надо быть немного дураком, немного психом, но, может быть, он такой и есть... Оставайся, Илюша. Пострадай. Он в отчаянном положении. Как только они заговорят, ему крышка. — Демин аккуратно свернул халат, засунул в глубь свертка шапочку с длинным волосом. — Все-таки вещдок. Авось эксперты что-нибудь дельное скажут. Прежде чем отправиться домой, Демин решил позвонить Рожнову. — Я только что был в больнице. Провели опознание. Теперь нет никаких сомнений. Четвертый — Свирин. У него были начальник ремонтно-строительного управления и родная тетка. — Все? — Похоже на то, что была попытка проникнуть в эту палату... Прямо при мне. — Задержали, надеюсь? — Нет. Ему удалось скрыться. — Что сейчас намерен делать? — Вечер, Иван Константинович... Я не возражал бы против того, чтобы вы отправили меня домой отсыпаться. — Не получится, Валя. Дуй сюда. Ребята нашли парикмахершу, которая вчера была у Жигунова со своим ухажером. И ухажера нашли. Очень шумный товарищ. — Он давно у вас? — спросил Демин, вспомнив удравшего посетителя больницы. — Да уж с полчаса. А что? — Я подумал, не он ли в больнице был... Ладно, Иван Константинович, выезжаю.
Демин сразу обратил внимание на невысокого широкоплечего человека с большими усами. Он нервно ходил по коридору от окна до окна и каждый раз, проходя мимо сидящей у стены женщины, что-то говорил ей недовольно, похоже, отчитывал. А женщина при приближении низкорослого человека сжималась и прикрывала глаза. Едва Демин вошел в свой кабинет, следом вбежал Гольцов. — Видел их? — спросил он радостно. — Доставили в целости и сохранности. — Как же нашли? — Очень просто. Посадили в машину сына Жигунова и поехали по парикмахерским. Одну отработали, вторую цирюльню, пятую, десятую, наконец, Жигунов говорит — вроде эта. Я к ней с этаким кандибобером подкатываюсь и спрашиваю... Простите, пожалуйста, говорю, не были ли вы вчера в доме Жигунова? — Она ответила, что не помнит, — подсказал Демин. — Точно. Запамятовала, говорит. Такой был день напряженный, что уж и не упомню, где была, а где только собиралась быть. Тогда я делаю знак Жигунову, дескать, вступай в дело. Он подошел, остановился в сторонке, а едва она на него взглянула — поздоровался. И что, ты думаешь, делает эта белокурая дамочка? Кивает головкой. Ну вот, говорю, значит, вспомнили... Это, говорю, сын Жигунова. Она тут же пальчики ко лбу приложила, ах, говорит, как же это я могла забыть... Ну и так далее. — А усатый? Его ты как нашел? — Дамочка помогла, — невинно сказал Гольцов и довольно хмыкнул, вспомнив, видимо, детали этой помощи. — Так сразу и согласилась? — Что ты, Валя! Он у нее какой-то засекреченный... Ни за что не хотела... Почему — не пойму. Похоже, рыло в пуху. Иначе — чего таиться? — Чем же ты ее убедил? — Знаешь, странная история получилась... Во время нашей беседы я обронил словечко, что, дескать, надо все выяснить, поскольку в доме пожар случился, сгорел жигуновский дом. Тут она и дрогнула. — Получается, о пожаре она не знала? — Или не знала, или надеялась отделаться беседой. А когда поняла, что дело всерьез закручивается, опять пальчики ко лбу. Да, говорит, вспомнила, я ведь была с одним человеком... «Где же он работает?» — это она у себя спрашивает. И сама же себе отвечает, опять же вопросом: «Уж не на рынке ли?» Оказалось, действительно на рынке. Каким-то заместителем директора по очень важным вопросам. Страшно темпераментный человек. Прямо огонь. — Тогда понятно, почему дом сгорел, — улыбнулся Демин. — Это точно! — засмеялся оперативник. — Ну что, пригласить? — Зови. Сначала женщину, а потом, когда она выйдет, тут же и темпераментного товарища. Женщина вошла, с любопытством огляделась по сторонам, приблизилась к столу. В ее спокойных глазах чувствовалось какое-то снисходительное отношение к происходящему. Простенькая прическа, короткие, чуть вьющиеся волосы делали ее моложе. — Садитесь, — сказал Демин. — Будем знакомиться. Меня зовут Валентин Сергеевич. А вы? Кто будете вы? — Мухина, Галина Михайловна. Парикмахер. Тридцать лет. Незамужняя. Если это имеет значение. — Галина Михайловна, вы, очевидно, уже знаете, что этой ночью сгорел дом Жигунова. Сам он в больнице, его квартирант погиб во время пожара... Вы вчера были у Жигунова? — Мм... Была. — Вы приходили одна? — Нет, с Мамедовым. Он в коридоре сидит. Очень переживает. — Она усмехнулась. — Почему? — А он всегда переживает. По любому поводу. У Жорика были какие-то дела с хозяином, вот мы и забежали на минуту. — В чем эти дела заключались? — Спросите у него сами, — сказала Мухина. — Долго были у Жигунова? — Рассчитывали пробыть минут пять-десять, но у старика оказался день рождения, гости, застолье. В общем, задержались на час, если не больше. — Мамедов решил свои дела с Жигуновым? — По-моему, им не удалось поговорить. — Как вам показалась обстановка за столом? Все были довольны друг другом? Все старались сделать друг другу приятное? Или же назревала ссора, скандал? Стучали кулаками по столу? Ругались? — Мне показалось, что не все было прекрасно... Они прервали какой-то важный для них разговор. Мамедов пить не любит, только иногда, если хорошее вино... Поэтому он сразу заторопился, и мы ушли. — Кто оставался? — Трудно сказать наверняка... Могу ошибиться... Оставался, конечно, Жигунов, его сын, товарищ сына... Да и квартиранты Жигунова, муж и жена. — Все? — спросил Демин. — Когда мы уходили, еще кто-то пришел... Да-да, мы столкнулись в дверях. Мамедов что-то хотел сказать Жигунову уже в сенях, а тут появился новый гость, и нам пришлось попрощаться. — Каков собой этот новый гость, которого вы встретили в сенях? — Высокий, красивый, молодой. Одет... Хорошо одет. Длинные вьющиеся волосы. Он хорошо подстрижен, это я заметила. Знаете, нынче длинноволосые часто кажутся неряшливыми, а у этого волосы в порядке. Они со стариком перебросились несколькими словами, довольно суховато... Я заметила, что он вроде пришел не к старику... Да, что-то было сказано о квартирантах... Не то он спросил, дома ли они, не то еще что-то... — Раньше вы не встречали его у Жигунова? — Нет, но я вообще была в этом доме первый раз. — Что было дальше? Как вы провели оставшийся вечер? — Мы тут же разошлись по домам. Вернее, Мамедов пошел на переговорный пункт, ему нужно было созвониться с родными, а я направилась домой. Дочка, мать... Забот хватает. — Как вы думаете, Мамедов мог без вас вернуться к Жигунову? — Вряд ли... Хотя... Почему бы и нет? Но я не думаю, мне кажется, я убедила его, что возвращаться бесполезно. — Все. Спасибо, Галина Михайловна. Позовите, пожалуйста, Мамедова, а то он там заскучал, наверно. — Он не скучает, — засмеялась Мухина. — Он бегает по коридору. — Вы действительно не знаете, какие у него дела с Жигуновым? — Конечно, знаю, — сказала Мухина уже от двери. — Но это его дела, пусть он сам о них и расскажет. — Разумно, — пожал Демин плечами. — Ничего не скажешь. Мамедов вошел в кабинет быстро, порывисто, будто там, в коридоре, его долго сдерживали, но вот он вырвался и смог проскочить в дверь до того, как его снова схватили. Он уперся в стол смуглыми кулаками и сказал резко: — Слушаю вас! — Садитесь. — Демин показал на стул. — Поговорим. — Прежде всего мне хотелось бы знать... — О! Мне хочется знать не меньше вашего. Мамедов нахмурился, пошевелил большими усами, словно услышал нечто озадачивающее. Придвинул стул поближе к столу, сел, сцепил пальцы рук. — Послушайте, товарищ... Я слышал, что дом Жигунова сгорел? Это верно? — Сгорел, — кивнул Демин. — Не совсем, правда, кое-что осталось, но пожар был серьезный. А почему вас интересует дом, а не сам Жигунов? — Потому что дом хороший, а хозяин этого дома, Жигунов — плохой. Бесчестный, жадный... Очень нехороший человек. Он говорит — покупай дом. Хорошо, покупаю. Он говорит — многие хотят купить, давай задаток, а дом получишь через год. Сказал, что хочет перебраться к жене, поэтому дом продает. Я дал ему тысячу рублей. А потом дал еще тысячу рублей. Всего — две тысячи. Он эти деньги пропил. Водку купил на мои деньги! И говорит — вот помру, дом будет твой. А когда он помрет? — Я не могу ответить на этот вопрос. Не знаю, когда он помрет, — ответил Демин, с трудом сдерживая улыбку. — Нет-нет! Я не хочу, чтобы он умирал, пусть живет на радость своим детям. Но меня обманул. Говорит, что жена не хочет его к себе брать. И правильно. Такого человека нельзя в дом брать. Я спрашиваю: а деньги? Он говорит: как только у него будут две тысячи, он мне их отдаст. И смеется. Вы знаете, почему он смеется? Потому что у него никогда не будет две тысячи. И одна тысяча не будет. Зачем он так сделал? Зачем обманул? Зачем смеется? — Глаза Мамедова сверкали гневом и обидой. — Жигунов сейчас в больнице, — сказал Демин как можно мягче. — Он в тяжелом состоянии. — Мне его жалко, но все равно он плохой человек. — У вас остались его расписки? — Расписки остались, а денег нет, дома нет! Он думает, что если я — Мамедов, то у меня мешок денег. У меня нет мешка денег и никогда не было. — Значит, вы утверждаете, что Жигунов, пообещав продать вам свой дом и взяв задаток две тысячи рублей, эти деньги не возвращает и дом продавать отказывается? Правильно? — Вот хороший человек! — с восторгом воскликнул Мамедов. — Сразу все понял. — Послушайте теперь меня, — сказал Демин. — В жилищном законодательстве я разбираюсь плохо. У меня другая специальность. Но мне кажется, что ваши дела плохи. У Жигунова есть сын, есть жена, и они являются прямыми наследниками. Выживет ли старик — трудно сказать. Признает ли суд действительными расписки, которые он вам дал, тоже вопрос сложный. И говорить сейчас об этом не будем. Поговорим о другом. Вы вчера были у Жигунова? — Был. И на прошлой неделе был, и месяц назад был... — Вы пришли к Жигунову, чтобы потребовать свои деньги? — А что же я пришел, с праздником его поздравлять? Подарки ему я должен принести?! — Что он ответил? — Ничего не ответил. Он сделал вот так, — Мамедов поднялся и развел руками. — Надо понимать, что денег у него нет. А водку пить, гостей собирать деньги есть?! — Да, Жигунов поступил нехорошо. Поговорить вам не удалось? — Какой разговор, — поморщился Мамедов. — Эти гости то поют, то ругаются, Жигунов пьяный... Мы были у него с женщиной, это очень хорошая женщина. Я ей говорю. — давай поженимся, а она отвечает — надо подумать. Зачем думать? О чем думать? Твой ребенок — мой ребенок, твоя мать — моя мать. — Она прекрасно к вам относится, — сказал Демин доверительно. — Очень хорошие слова о вас говорила. — Правда?! — Мамедов вскочил и уже хотел было выбежать, из кабинета, но Демин остановил его. — Когда вы уходили, в сенях столкнулись еще с одним гостем... — Ах, этот красивый молодой человек! — Во что он был одет, как выглядел? — Он выше меня на голову, — улыбнулся Мамедов. — Я не очень высокий человек, и мне всегда кажется, что высокие на меня поглядывают без должного уважения. — Он расхохотался. — И этот человек тоже... — Он с усами? — Нет, я не помню. Судя по его возрасту, они, возможно, у него еще и не растут. — Даже так? — удивился Демин. — Если ему и есть двадцать лет, то не больше. |
||
|