"Не приходя в сознание" - читать интересную книгу автора (Пронин Виктор Алексеевич)

6

Выходя из кабинета, Демин заметил в коридоре человека, который смотрел на него явно заинтересованно.

— Вы ко мне?

— Да, хотелось бы поговорить... Дело в том, что вы сегодня допрашивали мою жену... Борисихину.

— Это она вам велела подойти?

— Нет, она только рассказала о допросе... И мне показалось, что будет лучше, если прийти, не ожидая вызова.

Евгений Борисихин вошел в кабинет и остановился у двери, ожидая дальнейших указаний. Среднего роста, чуть сутуловатый, он казался сдержанным, если не угрюмым. Его состояние можно было понять, как и положение — муж спивающейся жены.

— Садитесь. — Демин показал на стул.

— Спасибо. — Борисихин сел и отвернулся, словно все вопросы он уже знал наперечет и все они уже порядком ему надоели.

— Вчера вы были в доме Жигунова. Что вас привело?

— Что привело? — Борисихин хмыкнул. — Жену искал. Мы вдвоем с отцом пришли. Он подтвердит, если что... И нашли Зинку в доме.

— Почему вы говорите, что нашли? Вам пришлось ее искать? Она пряталась от вас? Вам позволили искать в чужом доме?

— Хм. — Борисихин, видимо, не знал, на какой вопрос отвечать, и, тяжело вздохнув, посмотрел на свои руки. — Вначале Дергачев сказал, что ее нет в доме. Я ему не поверил, потому что она частенько бывала у Жигунова, компашка там у них подобралась... Один другого стоит. А этот парень засмеялся и говорит... Он, наверно, не знал, что я ее муж...

— Что же он сказал?

— Говорит, поздновато я пришел. И смеется. Я понял, что он вроде шутит, не стал заводиться. Слегка к нему приложился, чтоб на дороге не стоял... Ткнул его, он и сел в снег. Тогда я прошел в дом, ну и во второй половине нашел Зинку... — Борисихин сощурился, будто где-то там, за двойными рамами, видел вчерашнюю картину.

— Теперь об этом парне. Кто он такой?

— Не знаю. Первый раз видел.

— Ваша жена сказала, что она его где-то раньше встречала.

— Возможно.

— Каков он из себя?

— Высокий, выше меня. Черная куртка, кожаная или под кожу... Джинсы. На ногах — полусапожки... Это я обратил внимание, когда он упал в снег. Возраст... Двадцать с небольшим, так примерно.

— Он в доме свой человек?

— Да, наверно, можно так сказать... С Дергачевым был заодно, перешучивались насчет моей жены. Что-то их связывало... Или давно знакомы, или дела у них, или затевали что-то... Знаете, когда люди выпьют, это хорошо чувствуется. Им кажется, что они очень хитрые, а трезвому все это сразу в глаза бросается.

Демин невольно прикидывал, насколько можно верить Борисихину. Говорит вроде искренне, не пытается выгораживать себя, хотя знает, что под подозрением. Но к этому отнесся спокойно. Правда, удивился, передернул плечами. Мол, подозреваете, и ладно, ваше дело.

— Когда уводили жену, вас не пытались остановить?

— Нет, посмеялись только. Им тогда все смешным казалось... Прямо сдержаться не могут... И потом, мы все-таки с отцом были, а они затевали в магазин сходить...

— Скажите, Евгений... Какие у вас отношения с женой?

— Хорошие! — с вызовом ответил Борисихин. — Да, вполне хорошие. Меня многое в ней устраивает. Она тоже относится ко мне вполне терпимо.

— Терпимо? Другими словами... Вы терпите друг друга?

— Мы живем вместе.

— Вы сказали, что вас многое устраивает в жене... Значит, кое-что и не устраивает?

— Это, товарищ следователь, чисто личное. Если я вам окажу, что меня не устраивает ее прическа или манера красить губы, это ведь ничего в нашем разговоре не прояснит, верно?

— Вы напрасно обижаетесь. У меня нет желания выискивать трещины в ваших отношениях. Я хочу узнать, что произошло вчера в доме Жигунова. Ваша жена была там довольно долго, правда, мало что помнит. Хотя показалась мне искренней. Она красивая женщина...

— И большая любительница выпить, — неожиданно прервал Борисихин.

— Да? — Демин пристально посмотрел на Борисихина, помолчал. — Вы ее любите?

— Разумеется.

— И могли бы пойти на многое ради нее?

— Я и так пошел на многое.

— Например?

— Не надо... Если начну перечислять, получится, что жалею об этом.

— Почему вы решили искать жену у Жигунова?

— Потому что в других местах уже искал.

— Вам часто приходится этим заниматься?

— Приходится.

— У нее есть и другие компании?

— Как же я их всех ненавижу! — вдруг прошептал Борисихин, не сдержавшись. — Ничего нет за душой, чужие самим себе, друг другу, чужие в этом городе... И вот собираются, судачат, выворачивают карманы, собирают мелочь на бутылку. Начинается разговор — где пили в прошлый раз, с кем, чем кончилось, как кто опохмелился... И годы идут, годы! Если эти разговоры записать на пленку и дать им прослушать, они не смогут определить, вчера ли об этом говорили, или в прошлом году. Они бывают счастливы, когда к ним еще кто-то присоединяется, это убеждает их в какой-то своей правоте, в том, что живут они правильно.

— Вывод? — спокойно спросил Демин.

— Уничтожать их надо! — убежденно выкрикнул Борисихин и ударил по колену сухим, побелевшим от напряжения кулаком. — Уничтожать! Всеми доступными способами.

— И жену?

— С ней можно повременить.

— Как и с каждым из них, наверно, а?

— Не знаю, не знаю. — Борисихин, пережив вспышку ненависти, сник, стал вроде даже меньше, слабее.

Видно, бывают у него такие вспышки, подумал Демин.

— Вот вы говорите, что она показалась вам искренней... Может быть, в этом и кроется ее слабость... Ныне откровенность многие считают слабостью. Знаете, она собиралась идти в художники... Учителя поддерживали ее в этом, нахваливали, и постепенно у нее сложилось мнение, что она может быть только художником и никем другим. А когда поехала поступать и провалилась, это был не просто срыв на первых в жизни экзаменах, это было крушение всего на свете. Катастрофа. Ну что ж, другие могут спокойно жить дальше, даже с чувством освобожденности, потому что мечта тоже закабаляет, могут с легкостью необыкновенной идти в комбинат общественного питания, в бытовые услуги... Могут. А Зина не смогла. Что делать — сломалась. Бывает. Но я твердо знаю — не будь этих алкашей, счастливых заразить кого-то своей болезнью... Не будь их, у Зины все было бы иначе. А так они вроде даже выход ей предложили, утешение... Напейся с нами, и полегчает. Как же, полегчает. Только и того, что забудешь обо всем на свете.

Значит, и этот не прочь кое-кого уничтожить, озадаченно подумал Демин. Надо же, что получается — такая, казалось бы, невинная пирушка по случаю дня рождения, а сколько вокруг обид, ненависти, желания свести счеты... Да и вряд ли это все, многое осталось невысказанным. Не все сказал сын Жигунова, что-то у него с женой... Да и Борисихин сказал не все, а вот в желании уничтожать признался.

— Скажите, Борисихин, вы не могли бы рассказать, как у вас прошел сегодняшний день?

— Это имеет значение? Проснулся, позавтракал...

— Где проснулись?

— Дома. Потом работа. Конструкторское бюро завода металлоконструкций. И вот у вас уже около часа. Все. Кстати, и биография моя тоже умещается в десять строк.

Демин поднялся, прошелся по кабинету, окинул Борисихина взглядом и увидел белый налет на каблуках у Борисихина. Посмотрев на собственные каблуки, Демин отметил, что и у него туфли точно с таким же налетом.

— Где вы запачкали туфли?

— Туфли? — Борисихин пожал плечами. — Не понимаю, о чем вы говорите... Может быть, это плохо, но у меня всегда такие... На заводе, знаете... Розы не везде растут.

Демин остановился рядом с Борисихиным, так, чтобы их туфли оказались рядом. Борисихин, не поняв, в чем дело, поднял голову.

— Вы не на меня смотрите, вы вниз взгляните. Я, например, свои туфли запачкал совсем недавно, в больнице...

— А я на заводе, — повторил Борисихин, и Демин понял, что он врет. Если каждый день слушаешь людей, которые говорят или же откровенно, или же нагло лгут, постепенно такие вещи начинаешь чувствовать очень остро.

— Прекрасно! — весело воскликнул Демин. — Чтобы не оставалось между нами неясностей, чтобы мы и дальше могли верить друг другу, отдадим решение этого вопроса в третьи руки, сделаем соскобы грязи с наших туфель, пригласим экспертов, пусть решают.

— Что же они могут решить? — криво усмехнулся Борисихин. — Грязь, она и есть грязь. А если мы оба попали в строительный раствор?

— О! — рассмеялся Демин. — Нет в мире двух одинаковых строительных растворов, как нет одинаковых отпечатков пальцев. Так что, пригласим экспертов?

— Как хотите! — Борисихин отвернулся. — Ваша задача — ловить, ловите.

— Видите, Борисихин, как вы бережете свое самолюбие... Чуть сомнение, и вы уже готовы напомнить мне об обязанностях, о которых, кстати, имеете, весьма смутное представление. Моя задача в другом — найти убийцу.

— Убийцу? — Борисихин диковато глянул на Демина, и тот не мог не заметить, как бледность залила его лицо, кровь словно схлынула куда-то, и обескровленное лицо потеряло не только цвет, но и выражение. Ничего на нем не осталось — ни удивления, ни страха, ни раскаяния.

— Вам плохо? — спросил Демин.

— Нет, ничего... Я сейчас... Вы сказали — убийцу? Разве пожар...

— Пожар уничтожил не все. Но об этом после.

Демин вышел в коридор и, увидев Гольцова, попросил привести понятых. И за все время, пока они ставили на отдельные листы газеты туфли Демина и Борисихина, сковыривали с них прилипшие кусочки сероватого раствора, ссыпали их в пакеты, заверяли подписями, Борисихин не проронил ни слова. И только когда пакеты унесли в лабораторию, спросил:

— Вам не кажется все это несерьезным?

— Да, я с вами согласен, — кивнул Демин, — некоторые наши действия выглядят комично. Представляете, прячется человек за мусорные ящики, потеряв всякое уважение к своему возрасту, бежит по грязи, стреляет, в него стреляют... Как в плохом кино, ей-богу! Полностью с вами согласен. А иногда мы вообще доходим до глупости — подбираем окурки, суем их в пакеты, будто это ценность какая... Ужас.

— А если выяснится, что я был в больнице?

— Начнется другой разговор.

— О чем же?

— Все о том же, но в других тонах.

— Кулаком по столу?

— Опять вы хотите меня обидеть, Борисихин. Неужели жизнь не дает вам достаточно оснований для самоуважения? Если вы уж здесь пытаетесь набрать какие-то очки... Ну, ладно, пока наши ребята рассматривают столь смешные для вас песчинки, поедем к вам домой.

— Что же будете искать?

— Понятия не имею... — Демин развел руками. — Возможно, удастся найти какие-нибудь следы вчерашних событий в доме Жигунова.

— Ну что ж, ваша воля.

— Опять, Борисихин, язвите. Не воля моя, а моя обязанность. Не самая приятная. Дело в том, Борисихин, что сегодня кто-то пытался проникнуть в палату к пострадавшим на пожаре. Есть предположение, что это была попытка убить этих людей, поскольку они видели, как погиб Дергачев, видели, от чьей руки.

— Зачем же мне было его убивать? Вы об этом подумали, уважаемый товарищ следователь?

— Подумал, — невозмутимо кивнул Демин. — Вам не нравилось, что жена проводила время в столь недостойной компании. Тот вид, в котором вы ее нашли, позволял думать все, что угодно. От горячей любви и не менее горячей ненависти вы могли потерять самообладание, схватить что попадется под руку...

— Воля ваша, — сказал Борисихин, замыкаясь. — Найти вы ничего не найдете... Разве что свидетельства убогости нашего существования.

— А это я знаю и без свидетельств, — жестко ответил Демин. — На слово поверил вам и вашей жене.

Борисихины жили в небольшом частном домике, поэтому обыск занял немного времени. Евгений молча сидел на стуле посредине комнаты, его красавица жена, успев уже опохмелиться, весело и оскорбленно распахивала шкаф, вывалила из чемодана тряпки и, кажется, искала, чтобы еще вытряхнуть, что бы еще показать следователю.

— Вы напрасно взялись нам помогать, — сказал ей Демин. — Дело в том, что вываленное барахло меня нисколько не трогает. Успокойтесь. У нас ордер на обыск, подписанный прокурором. У вашего мужа есть еще какой-нибудь костюм, кроме того, который на нем?

— С пьющей женой было бы странно иметь несколько костюмов, — усмехнулся Борисихин.

— Полностью с вами согласен, — ответил Демин. — Ну что, — спросил он, подойдя к Пичугину. — Что-нибудь есть?

— Ничего, Валя. Даже странно.

— Хозяин предупреждал, что мы ничего не найдем. Значит, правду говорил. Самое важное, это одежда со следами вчерашних событий — пепел, кровь, следы драки и так далее. Но раз нет, тем лучше.

— Вы его подозреваете? — спросила Борисихина. — Напрасно, он не способен ни на что... — Борисихина замялась, но все-таки сжалилась над мужем, — ни на что плохое.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Демин. — Приходите к нам завтра утром, после одиннадцати. К тому времени многое прояснится.

— Смотри, Зина, как бы ты у них не задержалась, — сказал Борисихин.

Жигуновы жили в общежитии, занимали темноватую комнатку в конце коридора. Демин даже обрадовался, застав дома только жену. С ней-то ему и хотелось поговорить. Что произошло между отцом и сыном, почему они не жили в большом добротном доме, почему сын не хотел, чтобы жена знала о его посещении отца, — все это впрямую относилось к расследованию.

— Моя фамилия Демин. Я работаю следователем. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь, ордер на обыск.

— А что случилось? — На Демина смотрели испуганные глаза молодой женщины.

— Вчера был пожар в доме отца вашего мужа... Кем он вам приходится... Свекор? Значит, в доме свекра. Муж вам рассказывал?

— Я заметила, что он взволнован, места себе не находит, вот опять побежал куда-то... Но о пожаре ничего не говорил. А в связи с чем обыск?

— Положено, — ответил Демин неопределенно. — Положено, потому и обыск.

— Знаете, это будет, наверно, ваш самый легкий обыск. Вот все наши владения, — женщина развела руками. — Правда, на общей кухне еще две кастрюли.

— Нас интересует одежда вашего мужа.

— Вот, — женщина распахнула шкаф. — Это все. Да, и за дверью рабочая спецовка.

Пока Гольцов осматривал одежду, пытаясь найти пятна крови, следы огня или хотя бы остатки строительного раствора, Демин, легонько взяв женщину за локоток, подвел ее к окну.

— Вас зовут Валя, правильно? А меня — Валентин Сергеевич. Так что мы с вами тезки.

— Очень приятно. Вы что-то хотите мне объяснить?

— Видите ли, ваш муж знает не меньше меня, а может, и больше. Он расскажет все подробности, которые покажутся вам интересными... Скажите, Валя, как объяснить — у старика хороший дом, из двух половин, с отдельными входами... А вы в общежитии?

— К работе ближе, привыкла. — Валя смотрела куда-то в сторону.

— У вас нет детей?

— А куда их девать? — открыто улыбнулась женщина и, тут же спохватившись, покраснела.

— Интересно получается... В доме вы не живете, потому что ехать далеко, а детей нет, потому что в доме не живете... Поймите, Валя, я спрашиваю не из любопытства или потому что время тяну, пока наши ребята работают тут у вас... Это очень важно. Вчера старший Жигунов отмечал день рождения. Потом пожар случился. Когда потушили, один человек оказался мертвым. Это квартирант. Его жена умерла в больнице. Хозяин и один из его гостей в тяжелом состоянии. Выживут ли — неизвестно. Ведется следствие, охвачен большой круг людей... Какое-то время вы жили в доме, верно?

— Да, в самом начале... Недолго.

— Потом переехали сюда. Почему?

— Одним словом не скажешь... Отец Миши оказался... нехорошим человеком.

— Но вы жили в разных частях дома...

— Он не любил, чтобы мы закрывали дверь между половинами... Входил, когда ему хотелось...

— И это все?

— Может быть, я не должна этого говорить... Видите ли, он нехорошо повел себя по отношению ко мне... Как вам сказать... Миша часто ездил в командировки, на неделю, на две... И его отец... В общем, как-то полез ко мне. Я вначале не поняла, в чем дело, думала, он спьяну перепутал комнаты... Оказалось, ничего он не перепутал. Конечно, я рассказала все Мише. У них был разговор, по-моему, он даже ударил отца... И в тот же день мы уехали.

— Так. — Демин прошелся по комнате, снова вернулся к Вале. — Так... С тех пор вы не общаетесь?

— Нет. Уже около года.

— Михаил не ходит к отцу? Вы ему запретили?

— Как я могла ему запретить... — проговорила Валя, не поднимая головы. — Это дело его совести... Мне было бы неприятно, он это знает и сам сказал, что больше к отцу не пойдет. Здесь, конечно, нам нелегко, общежитие молодежное, шумное, с получением квартиры тоже дело тяжелое, долгое, ведь Михаил прописан в том большом доме... Не будешь каждой жилищной комиссии рассказывать... Верно?

— Да, положение не из приятных... А как вообще Михаил относился к отцу после всего случившегося?

— Знаете... Жестко. Он был взбешен.

— У него не было желания помириться, выяснить отношения?

— Он до сих пор цепенеет, как только зайдет об этом разговор, как только ненароком всплывет тот случай. Может быть, это плохо, но я думаю... стоит ли поведение отца такого осуждения со стороны сына?

— То есть вы на старика в меньшей обиде, нежели сын?

— Во мне он вызывает жалость, ну, скажем, омерзение, неприятие... Это все чувства пассивные, они не влекут никакого продолжения. А вот ненависть, которая прорывается иногда в Мише, это уже серьезнее.

— За ней может быть и продолжение?

Валя быстро взглянула на Демина, и он почувствовал, как в ней что-то захлопнулось, она поняла, что сказала лишнее.

Подошел Пичугин и подчеркнуто скромно остановился, ожидая, пока Демин обратит на него внимание.

— Ну что у тебя? — повернулся к нему следователь, воспользовавшись паузой в разговоре.

— Находочка странная, Валя... Посмотри вот... Зелененький такой шарфик, под ванной валялся.

Демин взял шарф, повертел его, задержался взглядом на буроватых подсохших пятнах, вопросительно посмотрел на Валю. Как, дескать, понимать?

— Не знаю, откуда он у нас, — растерянно проговорила Валя. — Смотрю, висит на вешалке... Грязный... Я и сунула его под ванну... Мы все грязное белье туда складываем... Миша ведь не ночевал прошлую ночь дома. Он пришел в таком виде, что я его выставила... Так плохо все получилось, так плохо... Он уже разделся, хотел идти в ванную... А на меня будто нашло что-то...

— И вы его вытолкали в ночь?

— Так уж получилось... Думаете, Миша как-то замешан в этом пожаре?

— Вот видите, Валя, — усмехнулся Демин, — мы с вами одного и того же опасаемся и оба про себя думаем, что это вовсе не исключено, верно?

Валя ничего не ответила. Смотрела на шарф широко раскрытыми глазами, и Демин вовсе не был уверен, что она услышала его вопрос.

Судя по изумленному виду Мамедова, он явно не ожидал гостей. В квартире оказалась и красавица парикмахерша. Она сидела в комнате, а Мамедов, подпоясавшись передником, орудовал на кухне.

— Хороший гость — всегда радость! — воскликнул Мамедов несколько деланно. — Неужели наши запахи дошли и до вашей организации?

— Запахи еще идут, а вот слухи уже дошли, — ответил Демин.

— Слухи? О хорошем человеке могут расходиться только хорошие слухи! — Мамедов не желал отказаться от шутливого тона. — Прошу к столу, гости дорогие!

— Обыск, Мамедов, — вздохнул Демин непритворно, поскольку совсем не прочь был присесть к столу. — Вот ордер, вот наши товарищи, сейчас придут соседи, они будут понятыми...

— Соседи?! — ужаснулся Мамедов. — Как нехорошо! Кто угодно, но только не соседи... Может быть, из другого дома, а, Валентин Сергеевич?

Демин посмотрел в полные ужаса глаза Мамедова и сжалился.

— Юра, — обернулся он на площадку к Гольцову. — Отбой. Не надо этих. Пригласи из другого дома. Уж очень хозяин просит.

— Спасибо, дорогой! — Мамедов прижал руки к груди.

— Может быть, я уйду? — спросила парикмахерша. — Здесь намечается что-то очень серьезное...

— Оставайтесь, — сказал Демин. — Вы нам не помешаете. Вот мы, правда, уже помешали, но постараемся уйти побыстрее. Шашлык не успеет остыть, это я вам обещаю.

Пришли понятые — двое мужчин, которых Гольцов поднял из-за домино в дальнем конце двора. Пришли, судя по всему, с удовольствием. Охотно сели на предложенные стулья, переглянулись, словно в ожидании представления, поудобнее сложили руки. Мамедов жаловался на качество баранины, на то, что настоящий шашлык из нее не получится, но зато сухое белое вино попалось удачное, и, если Демин пожелает, он и ему может достать или уж, по крайней мере, скажет, где такое вино бывает. Все эти слова создавали легкую атмосферу, весьма далекую от опасных преступлений. Даже понятые, насмотревшись на улыбки хозяина, расслабились и успокоились.

— Так, с формальностями покончили, — сказал Демин. — Теперь к делу. Меня интересует ваша одежда.

Мамедов направился было на кухню, чтобы еще раз взглянуть на шипящие в духовке шашлыки, но вдруг как-то осекся в движении. И когда он обернулся, его лицо было не столь беззаботным, как минуту назад. — Прошу вас, вот шкаф...

— Шкаф потом, — сказал Демин. — Ребята, обратился он к Гольцову и Пичугину, — вешалка, прихожая, ванная. А я пока сяду за протокол.

Однако протокол пришлось отложить. Из прихожей вышел Пичугин и осторожно положил на спинку стула брюки. Демин быстро взглянул на них, обернулся к Мамедову. Тот стоял в дверях из кухни и держал в руках великолепные шашлыки на шампурах. Демин заметил отборные кусочки мяса, прожаренную корочку, прослойки из кружочков лука.

— Простите, Мамедов, но вынужден оторвать взгляд от ваших шашлыков, хотя, признаюсь, это нелегко...

— Вы можете воздать им должное независимо от того, что найдете в этом доме, чего не найдете... Что покажется вам подозрительным, что не покажется... Шашлыки стынут, Валентин Сергеевич, а все остальное может подождать.

— Это ваши брюки?

— Да. Здесь живет один мужчина, — с достоинством ответил Мамедов.

— Скажите, Мамедов, — начал Демин, — чем вы объясните происхождение этих буроватых пятен на ваших брюках, а также вот эти выжженные места... Ведь вы не будете отрицать, что вот это место выжжено огнем?

— Как я понимаю, вы задали вопрос не для того, чтобы я на него ответил, вы задали вопрос, чтобы объяснить уважаемым гражданам понятым, за что задерживаете меня. Правильно?

— Совершенно верно.

— Хорошо. Эти пятна, как вы, очевидно, догадались, возникли вчера. В доме Жигунова.

— Жора! — парикмахерша отшатнулась от него. — Значит, ты...

— Я сказал только то, что сказал, — с достоинством произнес Мамедов. — И ни слова больше.

— Вы поедете с нами, Мамедов, — сказал Демин. — Эта женщина прописана здесь?

— Нет, она моя гостья. Моя любимая уважаемая гостья, которая, как я надеюсь, станет здесь хозяйкой. Я должен сделать заявление, и вы запишите мои слова в протокол.

— Внимательно вас слушаю.

— Я не имею никакого отношения к пожару, убийству и вообще ко всему, что вчера случилось в доме Жигунова.

— Откуда вам известно, что в доме произошло убийство?

— Еще не придумал, — усмехнулся Мамедов.

— Хорошо, так и запишем.

Демин зачитал протокол, понятые поставили свои подписи. После этого оставалось лишь опечатать квартиру. Мамедов сел на заднее сиденье между оперативниками и словно окаменел. Он даже не оглянулся на сиротливо стоявшую у подъезда парикмахершу.