Аркадий Шушпанов
Удар молотобойца

Имя-отчество педагога были, как у Лермонтова, -- Михаил Юрьевич. А фамилия подкачала – Савоськин. Когда Ростик вошел и поздоровался, тот, подобно легендарному Цезарю, занимался двумя делами одновременно. Вносил записи в журнал спецдисциплин и слушал плеер. Наверное, поэтому на Ростике Михаил Юрьевич сфокусировался не сразу. Даже посмотрел так, будто видел впервые.

– Он охотится за мной, – сообщил Ростик без всякого вступления.

– Кто? – Савоськин выпрямился, извлек крохотный наушник и убрал в карман черного пиджака.

– Помните, мы Чехова проходили? – Ростик посмотрел на классную доску. Михаил Юрьевич обернулся и взглянул туда же.

На доске твердая рука вывела дату и тему занятия: «Русский символизм».

Каллиграфический почерк Савоськина был предметом разговоров. Впрочем, не только он.

Выглядел Михаил Юрьевич лет на тридцать. В лицее появился недавно, с начала учебного года. Читал два спецкурса, а когда классная Эльвира вдруг подхватила грипп задолго до сезона эпидемий, согласился ее замещать.

Откуда взялся Савоськин, никто не знал. Лекторов из университета представляли: «Доктор наук, профессор такой-то». Михаила Юрьевича назвали просто по имени.

А Чехова должны были пройти еще в мае. Он значился последним в лицейской программе за десятый класс. Но тему Эльвира перенесла на осень, а сама вот занемогла.

Михаил Юрьевич повел дело основательно. Читали много, в том числе и вне программы.

– Вы тогда эпиграф на доске написали, – Ростик процитировал: – «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял бы кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные…»

– Да, было такое, – ответил Михаил Юрьевич. – Это из «Крыжовника». Вы его не проходили.

– Неважно. Он за мной охотится.

– Кто? – Разговор явно сворачивался в кольцо.

– Кто-нибудь с молоточком. Он есть. У меня – точно.

– Подожди, – остановил Савоськин. – Это ведь рассказ, там человек мечтал стать помещиком и посадить крыжовник. В конце концов посадил. И ничего ему стало больше не надо. Все по барабану, как говорит ваш Макс Разумовский. Вот потому его брат, доктор, – не Макса брат, а помещика, – и сказал, что у каждого за дверью должен стоять кто-то с молоточком. Чтобы тот, кто доволен и счастлив, не забывал, что есть несчастные. Фигура речи.

– Никакая не фигура, – мотнул головой Ростик.

– Подробнее.

– Я… не знаю, откуда он взялся. Это как раз после того урока было. Я стук услышал. А потом увидел его. На улице. Стоит и смотрит на меня. А в руке – молоток. И в одежде такой… ненашенской.

– Он тебе что-нибудь сделал?

– Ничего. Я убежал сразу. А потом часто его видел… то есть слышал. Он стучит в дверь. Открываю, а там никого.

– А зачем стучит? – вдруг поинтересовался Эльвирин наместник. – Что ему надо?

– Не знаю, – Ростик вздохнул. – Я же крыжовник не выращиваю. И есть не люблю.

Еще он хотел сказать, что не считает себя ни довольным, ни счастливым. Даже до появления этого типа в плаще-крылатке не считал, а после – и подавно. Тот пришел не по адресу, вот что обидно.

По стене тянулась коллекция портретов: русские классики устало наблюдали за тем, как ветреная младость читает их труды. Теперь, за неимением других объектов, внимание сосредоточилось на одном Ростике. Лишь Федор Михайлович был по обыкновению весь в себе: сложив на колене сильные руки каторжника, напряженно смотрел в пол. Зато Антон Павлович, который замыкал коллекцию, проницательно следил за Ростиком через пенсне. Будто сто лет назад поставил эксперимент и теперь с любопытством ждал результатов.

– Ты кому-нибудь говорил? – нарушил молчание преподаватель.

– Нет, никому. Только вам…

В самом деле, а кому еще? Родителям? Скажут: дурью не майся, поступать летом, в армию, что ли, захотел – и так далее, по тексту. Лучшему другу Виту Колосову? Крутанет пальцем у виска: фильмов меньше смотри да Кинга не читай на ночь. Классной Эльвире? Нет, Эльвире тоже нельзя, да и болеет она.

Так что оставался один Савоськин. В конце концов, он эту кашу и замутил… то есть заварил. Вместе с Чеховым. Но до Чехова уж точно не дотянуться.

– Чем я могу помочь? – спросил Михаил Юрьевич, словно прочитав мысли Ростика.

– Не знаю… Что мне делать? – Ростик невзначай скосил глаза на портрет Чернышевского, затем перевел снова на преподавателя. – Вы думаете, я того? Крыша съехала?

– Совсем нет, – задумчиво отозвался педагог. – Совсем нет…

Кабинет русского и литературы опять заполнила упругая, выжидательная тишина. Раздавался лишь тихий стук – это Михаил Юрьевич касался столешницы авторучкой. Стук – щелчок кнопки – стержень внутрь. Стук – щелчок – стержень наружу.

– Есть идея, -. вдруг произнес Савоськин. Ростик даже вздрогнул. – Познакомлю тебя с одним моим другом.

– Он кто? Психиатр?

– Бизнесмен. А еще коллекционер. До вечера потерпишь? Не доберется до тебя твой человек…

До вечера Ростик не дожил, а именно дотерпел. Наконец мобильник завибрировал.

– В семь на остановке у магазина «Восток – Запад», – сообщил Савоськин. – Успеешь?

…Улица напоминала вокзал, куда ближайшим рейсом прибывала ночь. У магазина, спиной к Ростику, стоял Михаил Юрьевич в элегантном белом плаще, черной кепке и пестром, в клеточку шлафроке.

Только теперь Ростик перепугался по-настоящему. Доверился практически незнакомому человеку, и очень странному. Когда Савоськин услышал его телефон, то не стал никуда записывать или забивать в память сотового. Просто кивнул и поблагодарил.

Кто такой этот его коллекционер? Чего коллекционирует? Может, маньяк…

Некстати Ростик вспомнил и прочитанное на каникулах «Над пропастью во ржи». Посоветовал книжку Вит Колосов, сказал, это «что-то». Ничего особенного Ростик там не вычитал. Ну, ходит один туда-сюда, ерундой страдает. В душу запал единственный эпизод: когда этот самый неприкаянный Холден остался ночевать у своего учителя, а тот погладил его, спящего, по голове. Холден, разумеется, тут же сбежал. Ростик на его месте тоже сбежал бы. Американцы, они, конечно, на таких вещах свихнулись, и видимо, давно. Но все же, все же…

Отчетливо послышался стук молотка.

Кругом суетился народ. Ростик начал озираться. Стук он всегда различал очень хорошо, что бы ни грохотало рядом.

Потом побежал к Савоськину.

– Ты пунктуален, – одобрил тот.

А Ростик с запоздалым ужасом разглядел, что плащ преподавателя – точь-в-точь «крылатка».

Шли молча. Ростик заметил, что Михаил Юрьевич опять с плеером. Неприятные мысли он старательно отгонял, но те возвращались, как настырные комары.

Коллекционер жил в элитной новостройке.

– Дон Мигель! – воскликнул он с порога. – Привет, привет!

Протянул руку Ростику:

– Афанасий!

– Ростислав, – пробасил в ответ гость и смущенно поинтересовался: – Простите, а по отчеству?

Загадал: «Только бы не Афанасьевич!» Тезки Лермонтова и Фета в одной квартире – это слишком.

– Алексеевич, – представился коллекционер. – Но для друзей Дона Мигеля – просто Афанасий.

Коллекционер был весел, пышно русоволос и клочковато бородат. Глаза прятались за дымчатыми стеклами. В широкой улыбке не хватало одного зуба, и от этого Ростик тоже почувствовал себя весело и уютно. Решил: ничего плохого тут ему точно не сделают.

– Значит, вот он какой… – Афанасий смотрел, казалось, из-под потолка.

– Он самый, – ответил Михаил Юрьевич, которого здесь почему-то звали Дон Мигель.

– Ну, пойдем. – Коллекционер повернулся и шагнул из прихожей.

– Куда? – Ростик торопливо разувался.

– Покажу тебе коллекцию.

– Иди-иди, – сказал Савоськин. – Не бойся,

Ростик думал, что увидит лабиринт залов. Ничего подобного. Квартира Афанасия оказалась однокомнатной. Просто комната была большая-пребольшая и хитро разгорожена мебелью на несколько секторов. Четко виделось: тут спят, там спортом занимаются, а вот здесь у хозяина кабинет. Тоненькая перегородка отделяла кухню, а перед кухней оборудовали самый настоящий бар.

Везде царил мягкий свет. Приглушенно играла музыка из последнего фильма Тарантино.

– Чего тебе налить? – бросил коллекционер из-за стойки.

– Я не пью, – испугался Ростик.

– Налей ему соку, – раздался, гол ос Михаила Юрьевича.

– Томатный подойдет? – Афанасий зачем-то подмигнул Савоськину.

– Подойдет, – поспешно ответил Ростик и получил высокий стакан.

– А вам, Дон Мигель, как обычно, текилу? – Коллекционер щербато оскалился.

– При учениках не могу, – педагогично заметил Михаил Юрьевич.

У Ростика отлегло от сердца.

– Тогда и вам томатный. – Коллекционер вручил стакан Савоськину. – А я, если не возражаете, пива. Вы ведь не возражаете, да?

– Да! – хором не возразили гости.

Коллекционер нацедил себе из жестяного бочонка.

– Ну-с, – заключил, – прошу.

И провел гостей в малоприметный с виду сегмент квартиры с полукруглым диваном.

«Да это же домашний кинотеатр! А экран выдвигается», – догадался Ростик, усевшись на краешек. Савоськин расположился рядом. Коллекционер сел так, чтобы видеть обоих.

– Он в курсе? – спросил у Савоськина.

– Насчет коллекции – нет, – ответил Михаил Юрьевич. – Насчет остального тоже.

– Отлично, – улыбнулся Афанасий.

«Почему он зуб не вставит?» – озадачился Ростик.

Коллекционер взял с зеркального столика маленький пульт. В трех метрах от дивана разошлись панели на стене, открывая взору потайной шкаф. Дверцы шкафа тоже раскрылись, сами собой. Стало видно, какие они массивные.

Разглядев, что за ними, Ростик чуть не расплескал сок.

– Осторожнее, – предупредил Афанасий. – Лучше поставь вон туда.

В потайном шкафу разместилась целая коллекция холодного оружия. Шпаги, ножи, даже меч – впрочем, ржавый. Но взгляд Ростика приковала к себе одна секция.

Молотки. Самые разные, но все старинные. Ни одним из них явно не забили и гвоздя. Такими стучали на аукционах, выкрикивая: «Продано!». Такими стучали судьи, оглашая смертные приговоры. Такими стучали в двери, приходя с недобрыми намерениями.

Да и спроста ли их держали на оружейном стенде?

– Откуда у вас столько? – спросил Ростик Афанасия.

– Догадайся. – Коллекционер с удовольствием отхлебнул из кружки, а затем продолжил: – Ты ведь сюда затем и пришел?

Ростик молчал.

– Хорошо, – Афанасий опустил кружку на колено. – У меня есть хобби. Вообще-то у меня их много, но одно – особенное. Это, – он кивнул на молотки, – мои охотничьи трофеи. И если мы договоримся, ты подаришь мне еще один.

– В смысле? – Ростик обо всем уже догадался, но хотел услышать от коллекционера.

– Можешь заказать мне своего молотобойца. Ты ведь уже осознал его.

– Вы его что, убьете?!

– Не обязательно. Могу просто отобрать молоток. И все: стучать будет нечем.

– А я что должен буду?..

– Оставишь молоток. Для коллекции.

– А вы… своего тоже? – Ростик не мог не спросить.

– Еще в юном возрасте. Я же не знал, что этот дяденька… мягко говоря, ненастоящий. Молотком на меня замахиваться! А я был хоть и маленький, но шустрый. И ни-че-го не боялся. Ну, я его тем же самым молотком… Думал, бандит какой-то. А потом, с годами, начал и чужих осознавать. Может, в том все и дело. Сначала надо от своего избавиться.

– Подождите. Они ненастоящие?

– Для нас с тобой – очень даже настоящие, – подмигнул Афанасий и снова хлебнул из кружки.

– И как вам… без вашего? – Ростик почувствовал себя глупо.

– А ты как думаешь? – Афанасий сделал широкий жест кружкой.

Ростик ничего не ответил. Зачем-то взвесил в руках красивый стакан и еще пригубил сока. С трудом нашел, о чем еще спросить.

– Почему вы на них охотитесь?

– Должна быть справедливость.

– Как так?

– Я тебе объясню. Молотобойцы – это вроде как плод нашей эволюции. Палеонтологией не увлекаешься? Крупных динозавров видел в кино? Бронтозавров всяких, диплодоков. Они были такие большие, что если бы кто-то их укусил за хвост, голова могла узнать об этом слишком поздно. Далеко ведь. Поэтому у них развился еще один мозг. Да-да, в заднице, специально для таких вот случаев. Много думать не мог, у них и основной-то был не шибко умный, но для выживания хватало. Пока все равно каюк не наступил, и для тех, кто с двумя мозгами, и кто с одним. Но у нас все сложнее. Второй мозг нам не нужен, габариты не те. А вот второе сознание… Тут спорят, что сделало обезьяну человеком и так далее. Вопрос, что его потом удерживало быть человеком. Ведь к животным инстинктам скатываться просто, а интеллектуально развиваться приходится очень и очень долго. Я думаю, вместо второго мозга у нас появилось еще одно «я». Если мир и человек многомерны, то и эволюционируют они тоже сразу во многих измерениях… Короче, это второе «я» на биологическом или еще на каком-то уровне следило за тем, чтобы мы оставались людьми. Не ради выживания организма, а ради всего уникального вида… Разумеется, не у всех оно было, так и мозгов даже сейчас многим не хватает, а ведь образование, компьютеры, туда-сюда… Извини, Мигель.

Во рту коллекционера снова показалась щербинка. Савоськин усмехнулся.

– Так вот: мы, то есть человечество, вырастили в своем сознании еще кого-то. Субличность. Она должна была толкать нас вверх, делать человечнее, что ли. Братья по разуму, так сказать… Тут тебе и контакт, и звездные войны. В одном флаконе.

– А почему о них ничего не знали? – поинтересовался Ростик, чуя какой-то подвох.

– Да почему же ничего? Писатели-то о них давно знали. Откуда, думаешь, всякие двойники, тень, которая гуляет сама по себе, призрак отца Гамлета, черный человек… Наш любимый Антон Палыч просто создал еще одну модель, так сказать. Главное-то в другом. Сначала они нам помогали, а потом стали мешать… Ведь как получается: чуть что, сошел с тропочки – получай удар по затылку. Хорошо, такие, вроде нас с тобой, могут их осознать, понять, что к чему. А скольких людей они загубили? Хороших людей, заметь! Раз – и удар молотком. А в нашей реальности – сердечные приступы, инсульты, самоубийства… Да ладно, сколько люди всего не сделали из боязни таких вот деятелей? Добро бы еще правила у всех этих молотобойцев были одинаковые. Так нет же, каждый сам по себе, как мозжечок.

– Но ведь они же ненастоящие? – опять завел свое Ростик, который наконец-то обнаружил подвох. – И молотки у них, значит, тоже!

– Молоток – это всего лишь образ. Пакет информации, который поступает тебе в мозг. А мозг уже сам разрушает организм и сознание. А я эту информацию забираю себе. Но когда ты их осознал, для тебя они вполне материальны… Так подаришь мне свой?

Ростик медлил. Он пришел с надеждой получить помощь, но чтобы вот так…

За все время их разговора с Афанасием Савоськин не проронил ни слова, только время от времени тянул сок. Теперь у него в руках был пустой стакан с красноватыми разводами на стенках, а у Ростика еще больше чем наполовину полный.

– Михаил Юрьевич, – сказал Ростик. – А что вы с вашим молотобойцем сделали?

Решил: вот как сейчас ответит преподаватель, так он, Ростик, и поступит.

Но ответил коллекционер Афанасий.

– Дон Мигель никогда не знал этой проблемы.

Он снова подмигнул другу и добавил:

– Пока.

Хлебнул из кружки. Там тоже подходило к концу.

– Это правда? – спросил Ростик.

– Правда, – отозвался Михаил Юрьевич.

Но Ростик почему-то не поверил. Было там что-то, говорившее: правда-то не вся.

Сок вяло колыхался, стоило наклонить стакан. Молотки поблескивали в шкафу.

– А можно посмотреть поближе?

– Можно, – разрешил Афанасий.

Ростик аккуратно пристроил томатный сок на столике и, шаркая, прошел по ковру к шкафу.

На ощупь молотки были самыми обыкновенными. Ну, выглядели антикварно. В руку ложились удобно.

– Ми-игель! – протянул за спиной Ростика коллекционер. Послышался звук: дно кружки опустилось на столешницу из стекла.

Ростик повернулся.

– Мигель! – крикнул Афанасий, резво подпрыгивая и скатываясь за спинку дивана.

Молоток врезался в его кружку, уже пустую. Осколки бомбардировали ковер.

Ростик размахнулся и запустил второй. Молоток отлетел от диванной спинки и упал где-то в стороне. Там тоже зазвенело, хрустнуло и посыпалось.

Краем глаза Ростик успел заметить, как к нему летел Савоськин. Именно летел, широко раскинув руки. Все замедлилось, и в этой неповоротливой вселенной Ростик вытащил из шкафа еще один молоток, неспешно отвел назад и метнул его в голову Афанасия, возникшую из-за дивана.

– Черт… – Коллекционер снова нырнул. И все вернулось в режим реального времени.

Третий молоток просвистел над диванной спинкой, где-то далеко, в физкультурной зоне, стукнулся о стальную трубу тренажера и успокоился на полу.

Савоськин сгреб в охапку безоружного Ростика, инерция падения бросила обоих на ковер, как борцов дзюдо очень разных весовых категорий.

– Держи его! Крепче! – послышалось из-за дивана.

Михаил Юрьевич вцепился в Ростика. Хватка у него была мощная.

Над диваном поднялась, точно перископ, одинокая рука коллекционера с пультом дистанционного управления. Пульт навелся на шкаф с молотками. Дверцы захлопнулись, панели сошлись.

– Не ушибся? – спросил Михаил Юрьевич, поднимаясь.

– Я… не хотел, – взъерошенный Ростик смотрел шальными глазами то на педагога, то на молоток среди осколков. Молоток нагло блестел: мол, ничего не знаю, это он, хулиган такой, выдумал мною бросаться.

– Как же, как же! – Откуда-то с неожиданной стороны выполз и встал на ноги Афанасий. – Не хотел он!..

– Оно само, – пролепетал Ростик.

– Само, – коллекционер поднял с пола молоток. Повертел, взглянул на Ростика.

Тому почудилось, что сейчас начнется страшная месть.

Афанасий сунул молоток рукояткой в задний карман джинсов. Сказал Михаилу Юрьевичу:

– А я предупреждал, что добром не кончится!

– Честно, не знаю, как оно получилось, – оправдывался Ростик.

– Если в начале пьесы на сцене висит молоток, – заметил Савоськин, – то в конце он должен выстрелить.

– Филолог… – отозвался Афанасий. – Забирай отсюда своего молотобойца и проваливай.

Ростик замер.

– Чего рот разинул? – Коллекционер нервно усмехнулся. – Их только молотобоец и может трогать. Или охотник.

Ростику показалось, молоток все же прошелся по его голове.

От дома коллекционера они свернули в незнакомые Ростику переулки. Обшарпанные двухэтажные дома тонули в высоких кустарниках. Было мрачновато и тихо. Уже темнело, хотя они пробыли у Афанасия от силы час.

Савоськин опять воткнул наушник.

– Какая группа? – вяло спросил Ростик.

– Не группа. Испанский язык.

«Так вот откуда «Дон Мигель», – пришла догадка. Они еще свернули, забираясь куда-то совсем уже в дебри. Над головой стаями кружили вороны.

– Я не знаю, что на меня нашло, – сказал Ростик.

– Что-то вроде инстинкта. Но Афанасий предвидел, потому и спрятался.

– Зачем мы вообще туда пошли?

– Если бы ты не взял в руки один из молотков, то до сих пор думал бы, что за тобой ходит молотобоец.

– Откуда у меня молотобоец, если я сам?..

– Прах к праху, тень к тени… До инициации так всегда бывает.

– Я же человек, – выговорил Ростик то, что уже давно просилось наружу. – Я знаю, где живу. У меня есть родители. Друг есть, Вит Колосов.

– Извини, но Вит Колосов – мой друг. Мы не виделись лет пятнадцать. Сейчас он живет в Мурманске. Мы с ним книгами менялись.

Ростик даже остановился.

– Не веришь? – Савоськин повернулся к нему. – С кем из класса ты дружишь?

– Ну… – Вопрос неожиданно поставил в тупик. – Ни с кем.

– А почему?

– Не знаю, – честно ответил Ростик.

– Потому что ни с кем не разговариваешь. А сидишь где?

– На задней парте, – Ростик уже понимал.

– У окна, да? Там никто больше не сидит. В классе двадцать три человека. Последние места всегда пустуют. Ладно. Что вы проходите по алгебре?

Ростик снова признал, что не помнит. Савоськин безжалостно продолжал:

– А по истории? По географии? Ты правда учишься у меня в классе. Только у меня.

– Почему все – не мое? – Ростик почувствовал, что хочет зареветь.

– Субличность включает части базовой личности, которые обрели новое системообразующее свойство, – заумно выразился Михаил Юрьевич. – А если по-простому: твой опыт – это мой опыт в твоем возрасте.

Улица неожиданно превратилась в аллею. Ростик с Михаилом Юрьевичем вышли в Упокойный сад. Так это место прозвали, потому что раньше тут располагалось одно из городских кладбищ, даже сохранились развалины часовни. Но здесь вовсе не было страшно, далее теперь, в поздний и пустынный час. На дальней аллее одинокий собачник играл со своей псиной.

– Получается, я нереальный, – сказал Ростик. – Как в том фильме… «Шестое чувство».

– А ты вон у нее спроси, – Михаил Юрьевич махнул рукой туда, где раздавалось тявканье.

Ростик вопросительно посмотрел на учителя.

– Сходи-сходи, – велел педагог. – Пообщайся пару минут с живой природой.

А сам уселся на скамью с литой спинкой. Ростик вернулся удивленный и разочарованный.

– Рычит, – сообщил он. – Пятится и рычит. А хозяин в упор меня не видит. Животные тоже… чуют?

– Они и сами в некотором роде молотобойцы.

– Можно, я сяду?

– Садись, чего спрашиваешь…

– Ну, я же… как бы ваша тень. В некотором роде, – Ростик старался подражать интонации Савоськина.

Он уже начинал видеть положительные стороны в своем новом бытии. Например, уроки учить не надо. И рано приходить домой тоже. А можно вообще не приходить.

У него и дома-то, если подумать, теперь нет.

Михаил Юрьевич сунул руку в карман плаща и вытащил предмет. Ростик даже отодвинулся.

На ладони Савоськина лежал аккуратный лакированный молоток.

– Вы у Афанасия взяли?

– Нет. Он мой.

Ростик еще больше отодвинулся.

– Я был, – коротко уточнил Савоськин.

Все опять переворачивалось с ног на голову. Михаил Юрьевич молчал. Видимо, ожидал еще вопросов.

– Почему вы дружите с Афанасием?

К ногам Ростика опустился, наверное, первый опавший лист этой осени. На границе сада зажглись фонари. Сюда их свет почти не проникал, словно боялся лезть в глубину бывшего кладбища.

– А почему бы мне с ним не дружить? – переспросил Михаил Юрьевич, или кем он там был на самом деле.

– Он же охотится на вас. То есть на нас!

– Мы коллеги, – ответил Савоськин. Оценил выражение лица Ростика: может, в сумерках он видел лучше, чем обыкновенные люди. – Были партнерами по бизнесу. Афанасий и мой… человек. Он не верил, что я есть. Ни во что не верил за пределами своего понимания. Они с Афанасием однажды, так сказать, разошлись во мнениях. Тогда он Афанасия просто заказал. В смысле, киллеру. Я старался. Я стал очень сильным. Но он тоже был сильным. А мы, увы, ничего не можем, кроме как стучаться в дверь сознания. Тогда я ударил… сильно. Вроде как пробил эту дверь. Афанасий тебе говорил, люди могут от такого умереть. Но мой не умер. То есть личность исчезла, а человек жив. И что мне было делать? Я решил его заместить.

Михаил Юрьевич замолчал. Собачник вдалеке крикнул: «Рядом!»

– А дальше что?

– Я отменил заказ. Ближе познакомился с Афанасием, узнал про его хобби. Сложил всю информацию, какую смог найти в голове. В общем, пошел преподавать. У моего было образование.

– А зачем вам?

– Человека молотком не воспитаешь, – ответил Савоськин. – Но раз я теперь тоже вроде как человек, то и мне полагается свой молотобоец. Только у нормальных людей их возраст равен биологическому, а у меня вот…

Ростик не столько увидел, сколько почувствовал в темноте его усмешку. А сам повторил то, что услыхал совсем недавно:

– Тень к тени.

За оградой парка приближался троллейбус, похожий на старинный телевизор с комнатной антенной наверху.

– Оставь себе, – предложил Савоськин и протянул свое бывшее орудие Ростику. Тот задумчиво повертел молоток и взвесил в руке. -Если что, ты в курсе, что делать…