"Ловец снов" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен)

Глава 14. ПРОДВИЖЕНИЕ НА ЮГ

Мистер Грей загнал снегоход в овраг, на дне которого протекал маленький замерзший ручей, и проехал вдоль него последнюю милю до шоссе 1-95. В двух-трех сотнях ярдов от огней армейских грузовиков (таковых осталось совсем немного, да и те плелись еле-еле) Грей остановился, ровно настолько, чтобы обыскать ту часть разума Джоунси, до которой он сумел (оно сумело) добраться. Миллионы файлов информации просто не поместились в крохотную твердыню офиса Джоунси, и мистер Грей достаточно легко обнаружил то, что искал. У фары снегохода не было выключателя, поэтому мистер Грей спустил ноги Джоунси на землю, поискал камень, поднял его правой рукой Джоунси и расколотил стекло. Свет погас. Потом мистер Грей вновь сел в седло и продолжил путь. Бензина почти не осталось, но особого значения это не имело: машина свою службу сослужила Проходившая вдоль шоссе труба, в которую был заключен ручеек, оказалась достаточно просторной для снегохода, но не для снегохода с водителем. Мистер Грей снова спешился, и, стоя возле снегохода, включил зажигание и подтолкнул машину вперед. Она прошла не более десяти ярдов, прежде чем заглохнуть, но и этого оказалось достаточно. Теперь ее не увидят с воздуха при рекогносцировке на малых высотах, даже если снег прекратится.

Мистер Грей заставил Джоунси подняться на насыпь. Он остановился у самых столбиков ограждения и лег на спину. Здесь он был более или менее защищен от ветра. Физические усилия привели к небольшому выбросу эндорфинов, и Джоунси чувствовал, что похититель смакует их, наслаждается так, как сам Джоунси наслаждался бы коктейлем или горячим кофе после футбольного матча в прохладный октябрьский денек.

Он осознал — без удивления, — что ненавидит мистера Грея.

Но тут мистер Грей как сущность — как нечто, что можно реально ненавидеть — опять исчез, вытесненный облаком, которое Джоунси впервые наблюдал в охотничьем домике, когда голова серого создания взорвалась. Оно куда-то отправлялось, как в тот раз, когда искало Эмила Дога. Тогда ему был нужен Бродски, потому что в файлах памяти Джоунси не имелось упоминаний о том, как завести снегоход. Теперь ему понадобилось что-то еще. Должно быть, поджидает, кто бы его подвез. Что ж, вполне логичное предположение.

А что осталось? Что осталось охранять офис, где корчились последние клочки Джоунси — Джоунси, выброшенного из собственного тела, как мусор из кармана? Облако, разумеется; та субстанция, которую вдохнул Джоунси. Штука, которая должна была убить его, но по какой-то причине не убила.

Облако не обладало способностью думать. В отличие от мистера Грея. Хозяин дома (теперь уже не мистер Джоунс, а мистер Грей) удалился, отдав жилье на попечение термостатов, холодильника и плиты. А в случае беды включится детектор дыма и сигнализация автоматически наберет номер полицейского участка.

Все же, поскольку мистер Грей убрался, Джоунси мог выйти из офиса. Не затем, чтобы вернуть власть: если он хотя бы попытается, красное облако немедленно его заложит, и мистер Грей тут же примчится из своей разведывательной экспедиции. Тогда Джоунси почти наверняка схватят, прежде чем он успеет ретироваться под защиту офиса братьев Трекер, с его доской объявлений, пыльным полом и единственным, заросшим грязью оконцем в мир… только на нем до сих пор виднелись четыре чистых полумесяца, верно ведь? Четыре отпечатка, в тех местах, где четверка мальчишек прислонялась лбами к стеклу, пытаясь разглядеть прикнопленную к доске фотографию: Тина Джин Шлоссингер с поднятой юбчонкой.

Нет, вернуть власть никак не удастся, и как это ни горько, придется смириться.

Но он может попробовать добраться до своих файлов.

Стоит ли рисковать? Что ему это даст? Может, и даст, если знать, чего хочет мистер Грей. Разумеется, если не считать того, что ему позарез нужно куда-то добраться.

Кстати, куда?

Ответ пришел неожиданно, потому что дал его Даддитс:

Ют. Исе Ей оет а ют. «Мистер Грей хочет на юг».

Джоунси отступил от грязного окна в мир. Да и смотреть было особенно не на что: снег, тьма и мрачные деревья. Утренняя метель теперь казалась цветочками. А ягодки — вот они!

Мистер Грей хочет на юг.

Насколько далеко? И зачем? В чем тут загвоздка?

На этот раз Даддитс молчал.

Джоунси повернулся и, к своему удивлению, заметил, что на доске объявлений уже не было ни карты маршрутов, ни фото девушки. Вместо них появились четыре цветных снимка мальчишек. Все сняты на одном фоне: средняя школа Дерри, и подпись внизу одинакова: ШКОЛЬНЫЕ ДНИ, 1978. Джоунси — слева. Лицо расплылось в доверчивой улыбке от уха до уха, улыбке, разрывавшей сейчас его сердце. Рядом Бив. Его улыбка открывает дыру на месте переднего зуба — результат неудачного падения на катке. Год-другой спустя дыру заполнил протез. Пит, с его круглым смугло-оливковым лицом и постыдно короткой стрижкой, воспитательным бзиком отца, твердившего, что не для того он сражался в Корее, чтобы видеть, как сын превращается в хиппи. И наконец, Генри, Генри в толстых очках, всегда напоминавших Джоунси Денни Данна, мальчика-детектива, героя книжного сериала, которым Джоунси зачитывался в детстве.

Бивер, Пит, Генри. Как он любил их, и как несправедливо внезапно оборвалась эта долгая дружба. Как ужасно несправедливо…

И тут снимок Бивера Кларендона ожил, насмерть перепугав Джоунси. Широко распахнув глаза, он тихо сказал:

— Головы у него не было, помнишь? Она лежала в канаве, и глаза были забиты грязью. Что за хрень собачья! То есть просто член Иисусов!

О Боже, подумал Джоунси, когда вдруг нахлынуло это: единственное, что он позабыл из их первой охотничьей поездки в «Дыру в стене». Забыл… или постарался выбросить из памяти? Как и остальные… Может быть. Вероятно.

Потому что в последующие годы они толковали обо всем, что случилось в далеком детстве, делились впечатлениями… и все такое. Все, кроме этого.

Головы у него не было… Глаза забиты грязью.

Что-то случилось с ними тогда, что-то, связанное с тем, что происходит с ним сейчас.

Если бы только я знал, что это, думал Джоунси. Если бы знал…

Энди Джанас обогнал остальные три грузовика в их маленьком караване, оставил их далеко позади, потому что водители в отличие от него не привыкли ориентироваться в этом белом дерьме. Сам он вырос в Северной Миннесоте и чего только там не навидался. В том числе и таких вот метелей. Кроме того, он вел одну из лучших армейских машин — «шевроле» последней модели, полноприводный пикап, и все приводы сегодня задействованы. В его семье дураков не водилось, что правда, то правда.

Все же на шоссе почти не было снега: пара армейских снегоочистителей прошла с час или около того назад (вскоре он их догонит, а тогда сбросит скорость и поплетется за ними, как примерный мальчик), и с тех пор на бетон навалило всего два-три дюйма. Беда в том, что сильный ветер поднимал клубы снега, и дорога превращалась в сплошной белый призрак. Приходилось полагаться на светоотражающие указатели. Держать их в поле зрения было непростым фокусом, которого все эти олухи просто не знали, а может, на их грузовиках фары стояли слишком высоко, чтобы выхватывать из клубящейся белизны светящиеся таблички. А когда ветер по-настоящему зверел, даже указатели исчезали, чертов мир становился сплошной белой пропастью, и приходилось снимать ногу с педали и пережидать, пока налетит очередной снежный заряд, а тем временем не сбиться с дороги. Но с ним все в порядке, а на непредвиденный случай есть рация. Кроме того, сзади идут еще снегоочистители, сохраняя идущий к югу отрезок шоссе открытым от Прескайл до Миллинокета.

В кузове грузовика лежали два свертка в тройной упаковке. В одном находились туши двух оленей, убитых грибком Рипли. Во втором — и это больше всего беспокоило Джанаса — лежало тело серого человечка, медленно превращавшееся в красновато-оранжевый бульон. Оба свертка везли к докторам Блю-базы, находившейся в местечке с названием…

Джанас глянул на защитный козырек, где под резинкой торчали бумажный листок и шариковая ручка. На бумаге было нацарапано: МАГ. ГОССЛИНА. СЪЕЗД 16, ПОВОРОТ L.

Он будет там через час. Может, и меньше. Докторишки наверняка заявят, что уже получили все образцы и пробы животных, которые требовались, и туши оленей сожгут, но вот серый может их заинтересовать, если к тому времени окончательно не превратится в пюре. Холод может немного замедлить процесс, но так это или нет, в принципе Энди не касается. Его забота — добраться туда, отдать образцы. А потом доложить по начальству и ответить тем, кто имеет право задавать вопросы, о ситуации на наиболее спокойном участке. Том, что к северу от секретной зоны. Коротая время, пока позовут к начальству, он успеет выпить большую кружку горячего кофе и съесть огромную тарелку яичницы. Если сильно повезет, найдется даже чем сдобрить кофе. Да, неплохо бы. Подбросить в топку дровишек, а потом прилечь…

Прижмись к обочине.

Джанас нахмурился, тряхнул головой, почесал в ухе, словно туда залезло что-то вроде блохи. Проклятый ветер разошелся так, что едва не опрокинул грузовик. Шоссе опять пропало, а вместе с ним и указатели. Белый саван вновь окутал машину Эндрю. Остальные парни наверняка в штаны наложили, но только не он, мистер Гордость Миннесоты. Главное — убрать чертову ногу с педали газа (и не забыть про тормоза, когда едешь в метель, тормоз — лучший способ испортить путешествие), а потом пристать к берегу и подождать…

Прижмись к обочине.

— А? — Он взглянул на рацию, но оттуда неслись только статические разряды и невнятная трескотня, прижмись к обочине — Ой! — вскрикнул Джанас, схватившись за готовую лопнуть от боли голову. Оливково-зеленый пикап рыскнул, пошел было юзом, но тут же выровнялся, едва его руки механически проделали все нужные манипуляции. Нога водителя была все еще убрана с педали, и стрелка спидометра быстро метнулась обратно.

Снегоочистители проделали узкую тропу в центре двух полос южного направления. Теперь Джанас свернул в густой снег справа от этой тропы, поднимая колесами грузовика белые фонтаны, немедленно уносимые ветром. Светоотражатели дорожных столбиков горели в темноте, как кошачьи глаза. прижмись к обочине здесь.

Джоунси заорал от боли, и откуда-то издалека услышал собственный крик:

— Ладно, ладно! Только прекрати это! Прекрати дергать меня! — И слезящимися глазами всмотрелся в темную фигуру, поднявшуюся над столбиками ограждения футах в пятидесяти. В свете фар стало видно, что это мужчина в пуховике.

Руки Энди Джанаса больше не принадлежали ему. Они стали перчатками, в которые были всунуты чьи-то другие руки: ощущение странное и донельзя неприятное. Руки против его воли резко повернули руль влево, и пикап остановился перед человеком в пуховике.

Это был его шанс, тем более что мистер Грей думать о нем забыл. Джоунси чувствовал, что если начнет раздумывать, сдрейфит окончательно, поэтому раздумывать не стал. Просто действовал, рывком отодвинув засов и распахнув дверь офиса.

В детстве он никогда не ходил в заброшенное здание (а братья Трекер свернули дело после большого урагана в восемьдесят пятом), но был совершенно уверен, что оно никогда не выглядело так, каким он видел его сейчас. За убогим офисом оказалось помещение, такое просторное, что противоположный конец где-то терялся. Над головой тянулись акры и акры люминесцентных ламп. Под ними гигантскими колоннами возвышались миллионы поставленных друг на друга картонных ящиков.

Нет, подумал Джоунси. Не миллионы. Миллиарды.

Вот именно, миллиарды. Между ними разбегались тысячи узких проходов. Он стоял в самом начале хранилища самой вечности, и мысль о возможности найти здесь что-то казалась абсурдной. Если он отойдет от двери своего убежища, мгновенно заблудится. Мистеру Грею и возиться с ним не придется; Джоунси будет бродить, как в джунглях, пока не умрет, заблудившись на невообразимой свалке картонных коробок.

Это не правда. Шансов заблудиться здесь у меня не больше, чем в собственной спальне. И охотиться за тем, что я хочу, нет нужды. Это мой дом. Добро пожаловать в собственную голову, большой мальчик.

Идея была такой ошеломляющей, что Джоунси разом ослабел… только он не может позволить себе ни малейшей слабости или колебаний. Мистер Грей, всеобщий любимец-захватчик из Великого Ничто, не потратит много времени на водителя грузовика. Если Джоунси хочет спрятать некоторые из файлов в безопасное место, нужно сделать это немедленно. Вопрос в том, какие именно?

Даддитс, подсказал разум. Это как-то связано с Даддитсом. Ты и сам это знаешь. Он постоянно у тебя в мыслях. Тот, другой, тоже думал о нем. Даддитс — то, что удерживало тебя. Генри, Бива и Пита на плаву, что скрепляло вашу дружбу, и ты всегда знал это, но сейчас знаешь кое-что другое. Не так ли?

Да. Он понял, почему попал в марте под машину. Показалось, что увидел, как Ричи Гренадо и его дружки снова издеваются над Даддитсом. Только «издеваются» — весьма слабое определение для того, что происходило во дворе здания «Братьев Трекер». В тот день, не так ли? «Мучили» — это куда вернее. И когда он увидел, что мучения повторяются вновь и вновь, он должен был броситься через дорогу, не глядя, и…

У него не было головы, внезапно сообщил Бивер из висевших над потолком динамиков, так громко и неожиданно, что Джоунси вздрогнул. Она лежала в канаве, а глаза были забиты грязью. Рано или поздно любой убийца платит по счету, такая вот хрень.

Голова Ричи. Голова Ричи Гренадо. У Джоунси не было на это времени. Сейчас он был чужаком, нарушителем границ в собственной голове, ему надо было спешить.

Когда он впервые увидел это огромное хранилище, все коробки были одинаковые и немаркированные. Теперь же оказалось, что стоявшие наверху, в ближнем ряду, были помечены черным маркером: ДАДДИТС.

Совпадение? Удача? Вовсе нет. Это его воспоминания, аккуратно сложенные в миллиарды коробок, а когда дело доходит до памяти, здравый смысл немедленно извлекает на поверхность все необходимое.

Нужно перевезти их на чем-то, подумал Джоунси и, оглянувшись, с изумлением обнаружил ярко-красную «долли», операторскую тележку. Магический мир, мир исполнения желаний, и что самое потрясающее — у каждого такой есть.

Он наспех сложил на тележку несколько коробок с пометками ДАДДИТС и рысцой помчался в офис. Там быстро опрокинул тележку. Коробки рассыпались. Ничего. Беспорядок, конечно, но он еще успеет позаботиться об аттестате за Лучшее Ведение Домашнего Хозяйства.

Он ринулся обратно, пытаясь нащупать присутствие мистера Грея, но тот все еще возился с водителем грузовика… Джанасом, его фамилия Джанас. Облако стояло на месте, но не чуяло его. Такое же тупое… как… как грибок.

Джоунси собрал остальные коробки с Даддитсом и заметил, что на следующем штабеле тоже есть пометки. На этот раз надпись гласила ДЕРРИ, но коробок было слишком много. Вопрос в том, стоит ли брать все или только некоторые.

Раздумывая над этим, он потащил вторую партию в офис. Ну конечно, воспоминания о Дерри и Даддитсе неразрывно связаны, а память, как известно, ассоциативна. И по-прежнему неизвестно, так ли важны все воспоминания о Дерри. Откуда ему знать, когда непонятно, чего хочет мистер Грей?

Но он знал.

Мистер Грей хочет на юг.

Дерри — на юге.

Джоунси рванул на склад памяти, толкая перед собой тележку. Он заберет столько коробок, сколько сможет, и будет надеяться, что захватил нужные. Он также будет надеяться, что вовремя почувствует возвращение мистера Грея. Потому что если его поймают за дверями, раздавят, как муху.

Джанас в ужасе наблюдал, как левая рука протягивается и открывает дверцу со стороны водителя, впуская холод, снег и неутомимый ветер.

— Не мучайте меня, мистер, пожалуйста, можете садиться, я подвезу куда хотите, только не мучайте меня больше, моя голова…

Внезапно что-то вихрем пронеслось через разум Энди Джанаса. Похожее на смерч с глазами. Он чувствовал, как ЭТО выведывает его последние приказы, ожидаемое время прибытия на Блю-базу, все, что он знает о Дерри (последнее сводилось к нулю — он никогда в жизни не был в Дерри).

Потом смерч ослабел, и всего на один миг он испытал невероятное, лихорадочное облегчение — у меня нет того, что ему нужно, оно отпустит — и немедленно понял, что эта штука в голове не собирается отпускать его. Прежде всего ЭТОМУ нужен грузовик. Второе: он хочет заткнуть его, Джанаса.

Джанас вступил с неизвестной силой в короткую, энергичную, но бесплодную схватку. Именно это неожиданное сопротивление позволило Джоунси утащить в офис по крайней мере один штабель коробок, обозначенных ДЕРРИ. Потом мистер Грей снова завладел рулем грузовика.

Джанас увидел, как его пальцы коснулись защитного козырька, сжали шариковую ручку, словно стилет, и вонзили в его открытый глаз. Легкий хлопок, и водитель задергался, как марионетка в руках неопытного кукольника. Судорожно стиснутый кулак погружал ручку все глубже, наполовину, на три четверти… лопнувший глаз медленно стекал по лицу, как уродливо-гротескная слеза… Наконечник ударился обо что-то, похожее на тонкий хрящ, застрял, но тут же проник в мозг.

Ублюдок, подумал Энди, что же ты такое делаешь, уб…

В голове взорвался белый шар света, и настала абсолютная тьма. Джанас медленно повалился на руль. Жалобно взвыл клаксон.

Мистер Грей немногого добился от Джанаса — да еще эта внезапная борьба за власть уже в самом конце, — но все же удалось узнать, что Джанас отправился в путь не по собственной воле. Транспортная колонна, частью которой он являлся, застряла из-за метели, но пункт назначения у всех был один, тот, что Джанас называл одновременно Блю-базой и магазином Госслина.

Там был человек, которого Джанас боялся, главный… командир… но мистеру Грею было плевать на Жуткого Курца/босса/Спятившего Эйба. Да и какое ему дело до Курца, если он не собирается близко подходить к магазину Госслина? Это место совершенно иное, а его обитатели с их недоразвитым сознанием, в основном состоящим из эмоций, тоже иные. Они сопротивлялись. Мистер Грей понятия не имел почему, но сопротивлялись.

Лучше покончить с этим как можно быстрее. И специально для такого случая он изобрел идеальную систему доставки.

Руками Джоунси мистер Грей взял Джанаса под мышки, оттащил к дорожным столбикам и скинул тело вниз, даже не потрудившись посмотреть, как оно кувыркается по склону к замерзшему ручью. Вместо этого он вернулся к грузовику, внимательно осмотрел два упакованных в пластик свертка и кивнул. Трупы животных ни на что не годятся. А вот другой… еще понадобится. В нем полно того, что ему нужно.

Он внезапно вскинул голову, уставясь растерянными глазами Джоунси на кружащийся снег. Владелец этого тела выполз из укрытия. Уязвимый. Беззащитный. Прекрасно, потому что это сознание уже начинало раздражать его: противное постоянное бормотание (иногда возвышавшееся до испуганного визга) на нижнем уровне его мыслительного процесса мешало, как заноза.

Мистер Грей помедлил еще мгновение, пытаясь очистить свой разум от могущих выдать его мыслей и одновременно не вспугнуть Джоунси… и прыгнул.

Он сам не знал, чего ожидал, но только не этого.

Не удара слепяще белого света.

Джоунси едва не попался. И наверняка попался бы, если бы не люминесцентные лампы, зажженные им же в хранилище памяти. Может, на самом деле это место и не существовало, но для него было вполне реальным, как и для мистера Грея, когда тот вздумал напасть.

Джоунси, толкавший «долли» с грудой коробок, помеченных ДЕРРИ, заметил мистера Грея, как по мановению волшебной палочки появившегося в одном из проходов между высоченными штабелями. Тот самый недоделанный гуманоид, стоявший за его спиной в «Дыре», создание, которое он посетил в больнице. Тусклые черные глаза наконец-то были ожившими и голодными. Существо кралось к нему, собираясь наконец завладеть добычей.

Но тут уродливый ком головы дернулся, и прежде чем рука всего с тремя пальцами заслонила глаза (не защищенные ни веками, ни ресницами), Джоунси заметил на сером наброске лица нечто похожее на недоумение. А может, и боль. Создание все еще было там, в снежной тьме, избавлялось от тела водителя и явилось сюда, не готовое к режущему глаза бюрократически-офисному сверканию. Джоунси заметил еще одно: захватчик позаимствовал выражение изумления у хозяина. В эту минуту мистер Грей казался ужасающей карикатурой на самого Джоунси.

Заминка спасла Джоунси. Толкая перед собой тележку, он, чувствуя себя похищенной принцессой из дурной сказки, устремился в офис и скорее ощутил, чем увидел, как мистер Грей протянул к нему трехпалые руки (на этот раз серая кожа выглядела багрово-запекшейся, как залежавшееся сырое мясо), но успел захлопнуть дверь, прежде чем эти клешни схватят его. Потом он оттолкнул тележку бедром, развернулся (сознавая при этом, что хотя все происходило в его собственной голове, тем не менее было абсолютно реальным) и успел задвинуть засов за мгновение до того, как мистер Грей сумел силой ворваться в каморку. Для пущей безопасности Джоунси защелкнул «собачку» на дверной ручке. Была эта «собачка» раньше или он сам ее создал? Сейчас не вспомнить.

Джоунси, весь в поту, отступил и на этот раз ударился задом о тележку. Ручка дергалась и вертелась, мистер Грей, завладевший его телом и остальным разумом, пытался войти, но не мог. Не мог взломать дверь, просто силы достаточной не имел налечь как следует, а обзавестись отмычкой не догадывался.

Почему? Как это может быть?

— Даддитс, — прошептал Джоунси, — нет костяшек, нет игры.

Дверная ручка загремела.

— Впусти меня! — прорычал мистер Грей, и сейчас он казался Джоунси не посланником из другой галактики, а просто сварливым старикашкой, который не добился желаемого и теперь лезет на стенку от злости. Наверное, потому, что он мерил поведение мистера Грея земными мерками? Очеловечивал пришельца? Переводил его мотивы на язык, понятный земным обитателям?

Впу… сти МЕНЯ!

— Черта лысого! — не задумываясь, ответил Джоунси и мысленно добавил: «На что тебе следует ответить: «Тогда я дуну, плюну, и твой домик Р-Р-АЗ — и упадет!»

Но мистер Грей удвоил усилия, продолжая дергать за ручку. Очевидно, он не привык к поражениям такого рода (и никакого рода, по мнению Джоунси) и, следовательно, рвал и метал. Мимолетная вспышка Джанаса испугала его, но это сопротивление велось на совершенно ином уровне.

— Где ты? — рассерженно окликнул мистер Грей. — Как ты ухитряешься сидеть там? Выходи!

Джоунси, не отвечая, отошел к рассыпанным коробкам и вновь прислушался. Он был почти уверен, что мистеру Грею сюда не ворваться, но все же зря дразнить его не стоит.

Дверная ручка дребезжала еще несколько секунд, после чего Джоунси ощутил, что мистер Грей его оставил. Джоунси, переступая через коробки с надписями ДЕРРИ и ДАДДИТС, подошел к окну и уставился в снежную ночь.

Мистер Грей поднял тело Джоунси в грузовик, усадил за руль, захлопнул дверцу и нажал на педаль. Машина рванула вперед и тут же, беспомощно заскользив, со зловещим треском врезалась в столбики ограждения.

— Мать твою! — рявкнул мистер Грей, бессознательно пользуясь ругательствами Джоунси и сам того не замечая. — Член Иисусов! Поцелуй меня в задницу! Слизь подзалупная! Срань этакая!

На этом он остановился и снова взялся за руль. Джоунси имел кое-какой опыт езды в такую погоду, но, разумеется, до Джанаса ему было далеко. Однако Джанаса уже нет, все его файлы стерты. Придется обойтись знаниями Джоунси. Сейчас важнее всего было проскользнуть мимо того, что в мозгу Джанаса было обозначено как «секретная зона». И тогда он будет в безопасности. Джанас вполне определенно так считал.

Нога Джоунси опять, на этот раз куда слабее, нажала на газ. Грузовик покатился вперед, и руки Джоунси вновь направили «шевроле» в полузанесенную снегом тропу, проделанную снегоочистителем.

Рация под приборной доской затрещала и ожила:

— Табби-один, это Табби-четыре. Машину занесло и перевернуло на осевой. Сообщение принято?

Мистер Грей наспех просмотрел файлы. Знания Джоунси о переговорах подобного рода были, мягко говоря, скудными, почерпнутыми в основном из книг и чего-то, называемого «кино», но нужно обходиться тем, что имеешь. Он взял микрофон, поискал кнопку, которая, по мнению Джоунси, должна была находиться сбоку, нашел и нажал.

— Сообщение принято, — повторил он.

А вдруг Табби-четыре сумеет различить подделку? Поймет, что с ним говорит не Энди Джанас? Судя по файлам Джоунси, вряд ли.

— Мы всем скопом попробуем его поднять и поставить на колеса. Он вез всю чертову еду, прием.

Мистер Грей нажал кнопку.

— Вез всю чертову еду, принято.

Последовала довольно долгая пауза, вполне достаточная для того, чтобы он вновь начал сомневаться, уж не сделал ли какой ошибки и не оказался при этом в ловушке, но тут рация опять ожила.

— Нам придется подождать следующей партии снегоочистителей. Ты можешь катить дальше, конец связи, повторяю, конец связи.

В тоне Табби-четыре звучало крайнее отвращение. Файлы Джоунси предполагали, будто всему причиной Джанас. Блестящий водитель, он успел настолько оторваться от основной колонны, что возвращаться на помощь просто смысла не было. И это хорошо. Он в любом случае не остановился бы, но неплохо иметь при этом официальную санкцию Табби-четыре, если это можно считать официальной санкцией.

Мистер Грей проверил файлы Джоунси (которые он теперь видел глазами Джоунси: горы коробок в гигантском помещении) и торопливо ответил:

— Принято. Табби-один кончает прием и отключается. — И словно вспомнив о чем-то, добавил: — Доброй ночи.

Белая муть казалась ужасной. Предательской. Тем не менее мистер Грей рискнул прибавить скорости. Пока он находится в районе, контролируемом вооруженными силами Жуткого Курца, опасность грозит со всех сторон. Зато, выпутавшись из сети, быстро покончит с делом.

То, что ему необходимо, каким-то образом связано с местом, называемым Дерри, и очутившись на большом складе, мистер Грей обнаружил удивительную вещь: его негостеприимный хозяин либо знал это, либо чувствовал, потому что когда мистер Грей вернулся и едва не схватил его, тот увозил файлы именно под маркой ДЕРРИ.

Мистер Грей с внезапно нахлынувшей тревогой обыскал оставшиеся коробки и немного успокоился.

Все, чего он так добивался, еще лежало здесь.

Рядом с коробкой, содержащей самую важную информацию, валялась на боку еще одна, очень маленькая и пыльная. И на ней черным маркером было небрежно написано: ДАДДИТС. Если кроме этой были и другие, Джоунси успел их спрятать. А вот эту забыл.

Больше из любопытства (любопытство тоже было позаимствовано из склада эмоций Джоунси) мистер Грей открыл ее. Внутри лежала ярко-желтая емкость из пластика, на которой плясали диковинные фигуры, которые файлы Джоунси определили как «мультики и «Скуби Ду». На боку красовалась наклейка с буквами, складывающимися в слова:

В конце виднелись цифры, полустершиеся и неразборчивые, возможно, код связи, которого Джоунси больше не помнил. Мистер Грей отбросил желтую емкость, вероятно, предназначавшуюся для еды. Все это скорее всего ничего не означает… хотя если так, то почему Джоунси рискнул потерять себя, утаскивая другие коробки под маркой ДАДДИТС. (как и некоторые, обозначенные ДЕРРИ) в безопасное место?

ДАДДИТС — ДРУГ ДЕТСТВА. Мистер Грей разведал это во время первой встречи с Джоунси в «больнице», и знай он, сколько беспокойства причинит ему Джоунси, еще тогда стер бы напрочь сознание своего хозяина. Слова «детство» и «друг» не несли никакой эмоциональной нагрузки, но мистер Грей понимал, что они означают. Не понимал он другого: каким образом связан детский друг Джоунси с происходящим сегодня.

На ум пришло единственное объяснение: может, его хозяин помешался? Изгнание из собственного тела лишило его рассудка, и он попросту утащил первые попавшиеся коробки в свою непонятную крепость, в своем безумии придавая им значение, которым те не обладали?

— Джоунси, — начал мистер Грей голосовыми связками Джоунси.

Эти создания были гениями изобретательства (еще бы, выживать в таком холодном мире), но их мыслительные процессы казались ему по меньшей мере странными и несовершенными: замшелое мышление, тонущее в разъедающем болоте эмоций. Телепатические способности равны нулю, временная способность к телепатии, полученная благодаря байруму и киму (они почему-то называют последний «сигнальными огнями»), смущала и пугала их. Трудно поверить, как особи этого вида еще не вымерли полностью. Создания, неспособные мыслить реально, просто маньяки — это аксиома, и спорить тут не о чем.

Ну а пока существо в странной непроницаемой, непробиваемой комнате не желает разговаривать.

— Джоунси.

Молчание. Но Джоунси прислушивался. В этом мистер Грей был уверен.

— Нет никакой необходимости так страдать, Джоунси. Постарайся увидеть нас в истинном свете: как спасителей, а не захватчиков.

Мистер Грей прикинул, сколько ящиков на складе. Для существа, не наделенного способностью много думать, Джоунси обладает невероятной емкостью памяти. Вопрос, который стоит отложить назавтра: почему букашки со столь ограниченными мыслительными возможностями обладают такой невероятной способностью поиска и возврата информации? Связано ли это с их непомерно раздутой эмоциональной конституцией? Все эти эмоции нарушают равновесие. Тревожат. Особенно эмоции Джоунси. Всегда тут. Всегда рядом. И в таком количестве!

— Война… голод… этнические чистки… убийства ради мира… истребление язычников во имя Иисуса… гомосексуалистов избили до смерти… бактерии в пробирках, пробирки на крылатых ракетах, нацеленных на все города мира… брось, Джоунси, подумаешь, что такое маленький байрум между друзьями по сравнению с сибирской язвой четвертого вида? Член Иисусов, да через пятьдесят лет вы все и без того будете мертвы. И это прекрасно! Лучше расслабься и наслаждайся.

— Ты заставил этого парня вонзить себе в глаз ручку.

Ворчливо и неохотно, но все же лучше, чем ничего. Ветер сорвался с цепи, пикап занесло, и мистер Грей завертелся вместе с ним, отчаянно цепляясь за руль руками Джоунси. Видимость была почти нулевой, пришлось сбросить скорость до двадцати миль в час, и, вероятно, лучше всего остановиться и переждать немного, но это — когда он выберется из капкана Курца. Ну а пока можно скоротать время за болтовней с хозяином. Сомнительно, что удастся выманить Джоунси из комнаты, но отчего бы не потолковать по душам?

— Пришлось, приятель. Мне понадобился грузовик. Я последний из всех.

— И никогда не проигрываешь.

— Верно, — согласился мистер Грей.

— Но в такую ситуацию еще не попадал, так ведь? Никогда не сталкивался с невозможностью добраться до кого-то.

Кажется, Джоунси над ним издевается? Мистер Грей ощутил вспышку гнева. И тут Джоунси сказал то, о чем мистер Грей уже думал.

— Может, тебе стоило убить меня в больнице. Или это был всего лишь сон?

Мистер Грей, не совсем понимая, что такое сон, не потрудился ответить. Он и без того медленно накалялся яростью. Еще бы! Получить на руки мятежника, забаррикадировавшегося в том, что к этому моменту должно было стать разумом мистера Грея, и только мистера Грея. Прежде всего он терпеть не мог думать о себе как о «мистере Грее», он вовсе не представлял себя подобным созданием, частью разума которого успел стать. Мало того, ему даже не нравилось определять себя словом «он», поскольку мистер Грей был двуполым и одновременно бесполым. Однако отныне «он» и «мистер Грей» неотделимы от него, и так будет, пока сердцевина сущности Джоунси останется незавоеванной. И тут ужасная мысль поразила мистера Грея: что, если его представления о себе и окружающем мире бессмысленны? Он ненавидел сложившуюся ситуацию.

— Кто такой Даддитс, Джоунси? Нет ответа.

— Кто такой Ричи? Почему он был дерьмом? Почему ты убил его?

— Мы не убивали!

Легкая дрожь в мысленном голосе. Ага, выстрел попал в цель. И еще кое-что интересное: мистер Грей сказал «ты», а Джоунси ответил «мы».

— Почему же, убил. Или думаешь, что убил.

— Это ложь.

— Как глупо все отрицать, ведь передо мной твои же воспоминания. Вот они, в одной из этих коробок. В ней снег. Снег и мокасин. Коричневая замша. Выйди и посмотри сам.

На какое-то головокружительное мгновение он и впрямь вообразил, что Джоунси поддастся на уговоры. В этом случае мистер Грей немедленно утащил бы его обратно в больницу, и Джоунси мог бы наблюдать свою смерть по телевизору. Хеппи-энд того фильма, что они смотрели вместе. А потом… потом никакого мистера Грея. Только то, что Джоунси представлял себе облаком.

Мистер Грей алчно уставился на дверную ручку, мысленно посылая ей приказ повернуться. Она осталась неподвижной.

— Выходи!

Ничего.

— Убил Ричи, трус! Ты и твои дружки. Вы… заснили его до смерти!

И хотя мистер Грей понятия не имел, что такое сны и уж тем более — «заснить», все же знал, что говорит правду. Или то, что, по убеждениям Джоунси, было правдой.

Ничего.

— Выходи! Выходи и… — Он лихорадочно перебирал воспоминания Джоунси. Многие хранились в коробках с надписью ФИЛЬМЫ, похоже, именно их Джоунси любил больше всего на свете, и мистер Грей выбрал фразу, которую посчитал наиболее действенной: — Выходи и сразись, как мужчина!

Ничего.

Ах ты, ублюдок, подумал мистер Грей, снова забросив удочку в соблазнительное озеро эмоций хозяина. Сукин сын! Упрямая задница! Поцелуй меня в тухес, упрямая задница!

Еще в те дни, когда Джоунси был Джоунси, то есть самим собой, он часто выражал гнев ударом кулака обо что-нибудь твердое. Мистер Грей так и поступил, приложив кулак Джоунси к центру рулевого колеса, достаточно сильно, чтобы нажать на клаксон.

— Расскажи! Не о Ричи, не о Даддитсе, о себе! Что-то отличает тебя от остальных! Я хочу знать, что именно!

Нет ответа.

— Это в крибе, верно?

По-прежнему нет ответа, но на этот раз мистер Грей расслышал шарканье ног и что-то похожее на громкий вздох. И улыбнулся губами Джоунси.

— Поговори со мной, Джоунси, — поиграем, время проведем. Кем был Ричи, кроме того, что считался Номером Девятнадцатым? Почему вы злились на него? Потому что он был «Тигром»? «Тигры Дерри»? Кто они? И кто такой Даддитс?

Ничего.

Грузовик медленнее, чем прежде, крался сквозь бурю. Свет фар почти не пробивал плотной белой пелены. Голос мистера Грея звучал тихо, убаюкивающе.

— Знаешь, ты не заметил одну коробку с Даддитсом, приятель. Внутри еще одна, желтая. Со Скуби Ду. Что такое Скуби Ду? Это же не настоящие люди, верно? Из кино? Телевидения? Хочешь коробку? Выходи. Выходи, Джоунси, и я отдам тебе коробку.

Мистер Грей снял ногу с педали газа и позволил грузовику покатиться влево, по высоким сугробам. Что-то происходило здесь, и он хотел полностью сосредоточиться на этом «что-то». Силой Джоунси не выманить, но сила — не единственный способ выиграть сражение или войну.

Грузовик замер у самых оградительных столбиков, посреди бушующей метели. Мистер Грей закрыл глаза и немедленно очутился в ярко освещенном складе воспоминаний Джоунси. За спиной высились мили и мили штабелей, уходящих вдаль под люминесцентными лампами. Перед ним была закрытая дверь, грязная и обшарпанная, но по какой-то причине очень-очень крепкая. Мистер Грей уперся в нее трехпалыми руками и снова заговорил — настоятельно, негромко, задушевно:

— Кто такой Даддитс? Почему ты звал его, после того как убил Ричи? Впусти меня, нам нужно поговорить. Почему ты забрал коробки ДЕРРИ? Это не важно, у меня и так есть все необходимое. Впусти меня, Джоунси, лучше сейчас, чем позже.

Похоже, это сработает. Он видел пустые глаза Джоунси, его руку, протянувшуюся к ручке и засову.

— Мы всегда выигрываем, — сказал мистер Грей. Он сел за руль, закрыл глаза Джоунси, и где-то в другой вселенной завыл ветер и грузовик качнулся на рессорах. — Открой дверь, Джоунси, открой сейчас.

Молчание. А потом отрезвляюще, как кувшин холодной воды, выплеснутой в лицо:

— Нажрись дерьма и сдохни.

Мистер Грей вскинулся с таким бешенством, что затылок Джоунси ударился о заднее стекло грузовика. Боль была внезапной и острой: второй неприятный сюрприз.

Он снова ударил о руль кулаком, еще раз, еще… клаксон выбивал отчаянную морзянку ярости. Бесстрастное, бесчувственное создание, часть бесстрастной, бесчувственной, равнодушной расы, он очутился под огнем эмоций своего хозяина, и не просто окунается в них, но тонет… безвозвратно тонет. И снова мистер Грей ощущал, что все это происходит лишь потому, что Джоунси все еще здесь, пульсирующая инородная опухоль в том, чему следовало быть безмятежным и сфокусированным сознанием.

Мистер Грей продолжал колотить по рулю, ненавидя собственную эмоциональную эякуляцию, то, что разум Джоунси идентифицировал как истерику, ненавидя и одновременно наслаждаясь. Наслаждаясь воплями клаксона, когда он бил по нему кулаками Джоунси, наслаждаясь биением крови в висках Джоунси, наслаждаясь учащенным пульсом Джоунси, хриплыми звуками голоса Джоунси, повторявшего:

— Мудак! Ты мудак, мудак, мудак…

Но даже в буйстве гнева какая-то оставшаяся холодно отрешенной частичка сознавала, в чем кроется истинная опасность. Они всегда приходили, они всегда создавали те миры, в которые пришли, по собственному образу. Таков был необходимый порядок вещей, так будет всегда, так должно быть.

Но сейчас…

Что-то происходит со мной, подумал мистер Грей, сознавая, что даже эта мысль принадлежала Джоунси. Я начинаю превращаться в человека.

И то открытие, что сама идея, казалось, не лишена некоторой привлекательности, наполнило мистера Грея ужасом.

Джоунси очнулся от дремоты, под успокаивающий, убаюкивающий ритм голоса мистера Грея, и увидел, что руки уже лежат на запорах двери, готовые отодвинуть засов и поднять собачку. Сукин сын пытался загипнотизировать его и почти преуспел в этом.

— Мы всегда выигрываем, — сказал голос по ту сторону двери, такой мягкий, ласковый… приятно послушать после такого напряженного дня… Добрый и подло-убедительный. Захватчик не успокоится, пока не получит все… он из тех, кто берет чужое как должное. — Открой дверь, Джоунси, открой сейчас.

И он едва не сделал это, хотя успел полностью очнуться, едва не сделал это! Но вспомнил два звука: отвратительный хруст черепа Пита, стиснутого красной плесенью, и мокрое хлюпанье глаза Джанаса, пронзенного шариковой ручкой.

Джоунси осознал, что до сих пор еще не проснулся. Но сейчас — проснулся.

Сейчас проснулся.

Отдернув руки от двери, он припал губами к замочной скважине и максимально отчетливо произнес:

— Нажрись дерьма и сдохни.

И почувствовал, как взвился мистер Грей. Почувствовал даже боль, когда тот ударился затылком о заднее стекло, — а почему нет? В конце концов это его нервы! Не говоря уж о голове. Редко что доставляло ему такое удовольствие, как злобное изумление мистера Грея, и Джоунси смутно осознал то, что мистер Грей уже успел понять: чуждое присутствие в его голове понемногу очеловечивается.

Если ты вернешься к своей физической сущности, по-прежнему останешься мистером Греем? — поинтересовался Джоунси. Сам он так не думал. Возможно, мистер Пинк[57], но не мистер Грей.

Он понятия не имел, вздумается ли малому снова сыграть месье Месмера, но решил не рисковать. Поэтому повернулся и подошел к окну офиса, спотыкаясь об одни коробки и переступая через другие, — Иисусе, как же бедро ноет, просто безумие ощущать такую боль, когда заперт в собственных мозгах (которые, как заверил Генри, вообще лишены нервов, во всяком случае, серое вещество), — но боль не успокаивалась. Он читал, что инвалиды иногда испытывают невыносимые боли и чесотку в несуществующих конечностях. Возможно, это из той же оперы.

В окне виднелся набивший оскомину пейзаж: заросшая сорняками двухколейная подъездная дорога, тянувшаяся вдоль депо братьев Трекер в давнем семьдесят восьмом. Низко нависшее белесое небо: очевидно, время в прошлом замерло где-то на середине дня. Единственное утешение заключалось в том, что, стоя у окна, он оказывался как можно дальше от мистера Грея.

Вероятно, он сумел бы изменить пейзаж, если бы действительно хотел выглянуть и увидеть то, что мистер Грей сейчас видел глазами Гэри Джоунси. Но почему-то не испытывал особого желания это делать. На что тут глядеть, кроме бурана? Что тут чувствовать, кроме краденой ярости мистера Грея?

Думай о чем-то еще, велел он себе.

О чем?

Не знаю — о чем угодно. Почему не…

На письменном столе зазвонил телефон, и это было странным даже по меркам «Алисы в Стране Чудес», потому что несколько минут назад здесь не было не только телефона, но и стола. Россыпь использованных презервативов исчезла. Пол по-прежнему был грязным, но пыль на кафеле растворилась. Очевидно, некое подобие дворника, ярого аккуратиста, засевшего в мозгу, решило, что раз Джоунси суждено сидеть здесь, то по крайней мере в относительной чистоте и с некоторыми удобствами. Он нашел идею ужасной, а скрытый смысл — угнетающим.

Телефон на столе снова заверещал. Джоунси поднял трубку:

— Алло?

От голоса Бивера ледяная дрожь пробежала у него по спине. Звонок от мертвеца… совсем как в фильмах, которые он любит. То есть любил.

— У него не было головы, Джоунси. Она валялась в канаве, а глаза были забиты грязью.

Щелчок — и мертвая тишина. Джоунси повесил трубку и шагнул к окну. Дорога исчезла. Дерри больше не было. Он смотрел на «Дыру в стене» под бледным, ясным рассветным небом. Крыша была черной, а не зеленой, и это означало, что действие происходит до 1982 года, когда их четверка, тогда еще здоровые озорные мальчишки-школьники (правда, Генри никогда не подходил под определение «здоровый»), помогали отцу Бива класть зеленую черепицу, которая и оставалась на крыше до самого конца.

Только Джоунси не нуждался в подобных приметах времени. Не больше, чем в сообщении о том, что зеленой черепицы больше не было. Как и «Дыры в стене». Генри сжег дом до основания. Через секунду дверь откроется и выбежит Бив. Семьдесят восьмой, год, когда все это началось по-настоящему, и через секунду выбежит Бив, в одних трусах и мотоциклетной куртке, испещренной молниями. Концы оранжевых косынок весело трепещут на ветру. Шел семьдесят восьмой, они были молоды… и изменились. Куда девалось «День другой, дерьмо все то же»? День, когда они начали понимать, насколько изменились.

Джоунси зачарованно смотрел в окно.

Дверь открылась.

И выбежал Бивер Кларендон, четырнадцатилетний Бивер Кларендон.