"История Халифата. Том 2. Эпоха великих завоеваний, 633—656" - читать интересную книгу автора (Большаков Олег Георгиевич)

Глава 1. ТРУДНОЕ НАЧАЛО

ОРГАНИЗАЦИЯ ПОХОДА НА ВИЗАНТИЮ

Рис. 1. Палестина и Южная Сирия

Арабские завоевания по своему размаху и степени влияния на мировую культуру, безусловно, были одним из важнейших событий средневековья. Естественно поэтому стремление нескольких поколений исследователей найти их причины, выявить те силы, которые подтолкнули арабов выйти с оружием в руках далеко за пределы исконных мест обитания.

Объяснение этого особой воинственностью ислама, в сама учении которого заключен призыв к священной войне за веру, джихаду, не могло удовлетворить хотя бы потому, что никогда больше арабы-мусульмане не предпринимали ничего подобного. В начале нашего века Л. Каэтани под влиянием теории И. Гвиди о периодическом выселении семитских народов из Аравии, вследствие ухудшения там климатических условий попытался интерпретировать арабские завоевания как очередную волну миграции, вызванную той же причиной [+1]. Но он так и не смог объяснить, почему после VII в. Аравия не дала больше ни одной волны выселения: прекратилось ли высыхание Аравии или не случались периоды резкого ухудшения — осталось неясным. Лишь через полвека К. Буцер высказал мысль, что на 591 — 640 гг. пришелся период резкого усиления засушливости, создавший критическое демографическое положение в Аравии, разрядившееся в арабских завоеваниях [+2].

Действительно, существуют циклические климатические колебания со сменой холодных и жарких, влажных и засушливых периодов, но никаких убедительных доказательств того, что на указанный К. Буцером период приходится череда особо засушливых лет, найти не удается, так как письменные источники очень скупо информируют о метеорологических явлениях. Более систематические сведения об этом арабских историков IX–XV вв. фиксируют циклическое чередование засушливых лет, отмеченных неурожаями, голодом и эпидемиями, зависящее от больших и малых периодов изменения солнечной активности [+3], но ни один из засушливых периодов не вызвал движения кочевников из Аравии (локальные перемещения не в счет).

Вариантом климатического детерминизма является и широко распространенное ныне представление о том, что арабов толкнули на завоевания тяжелые условия существования, относительное перенаселение Аравии, пастбища которой стали недостаточными для прокормления возросшего кочевого населения. Существование на грани голодной смерти в Аравии и перспектива сытой жизни и богатой добычи в завоеванных странах, по мнению многих, — главная движущая сила арабских завоеваний, ислам же только способствовал созданию государственного организма, обеспечившего реализацию этого мощного материального стимула в форме завоеваний [+4].

Конечно, материальный стимул, жажда обогащения (отнюдь, не чуждая и тем ревностным мусульманам, которые были готовы без колебаний отдать свою жизнь во славу ислама), играл огромную роль в привлечении больших масс добровольцев для участия в завоевательных походах, но этот стимул не был специфическим, присущим только арабо-мусульманской армии, он существовал и до ислама и не только в Аравии с незапамятных времен, перестав играть роль только в новое время.

Единственным фактором, которого не было в Аравии прежде, и который мог нарушить стабильность в регионе, оказывается все-таки ислам. Однако роль его определялась не какой-то особой агрессивностью этой религии, объявившей войну с инаковерующими священной обязанностью ее последователей и тем самым обусловившей завоевательную политику. У нас еще будут поводы сказать подробнее и о месте джихада в учении ислама, и о реализации соответствующих идей на практике, сейчас достаточно упомянуть, что ислам, как любая религия и любое идеологическое учение, неоднозначен и сильно менялся с течением времени. В эпоху, когда начинались арабские завоевания, идеология ислама находилась в стадии формирования и учение о войне за веру было не только двигателем завоеваний, но и их продуктом, рожденным в атмосфере головокружительных успехов.

Роль ислама как движущей силы завоеваний была, прежде всего, организаторской: на его основе возникло всеаравийское государство, объединенные силы которого могли рискнуть начать войну с непобедимыми прежде противниками. Однако он, не только объединил разрозненные силы аравитян, но и подчинил их религиозной дисциплине и наделил убежденностью в правоте их дела и непобедимости, что создало превосходство над хорошо вооруженными и обученными армиями Византии и Ирана.

И все же, признавая ислам важнейшей причиной арабских завоеваний, можем ли мы считать, что они были предопределены уже самим фактом его возникновения? На это приходится ответить: и да, и нет. Без ислама не было бы завоеваний — в этом нет сомнений; но само его появление не предопределяло их неизбежность. Если встать на позицию строгого детерминизма, то пришлось бы признать, что рождение ислама предопределено рождением Мухаммада, а оно — рождением его отца и материи; так, следуя по цепочке причинно-следственных связей можно дойти до убеждения, что арабские завоевания были предопределены чуть ли не с появления вида хомо сапиенс. Крайность такого взгляда прекрасно продемонстрирована в фантастическом рассказе Р. Бредбери "И грянул гром": путешественник в далекое прошлое раздавил бабочку, и в нашем времени дальним последствием этого стало избрание другого президента и изменение английской орфографии.

Развитие человеческого общества определяется таким множеством объективных и субъективных факторов, в том числе и личными качествами участников событий, что однозначное развитие событий невозможно. В каждый данный момент существует неисчислимое количество вариантов их продолжения (в пределах самых общих закономерностей, реализующихся в этом разнообразии), и каждый раз на реализацию той или иной возможности влияет ничтожный перевес одного из факторов, какая-то совершенно случайная по сравнению с остальным причина, особенно ничтожная при сопоставлении со значительными последствиями. Они в целом определены не этой причиной, а всей совокупностью действующих сил, но на первый взгляд может показаться, что именно случай правит историей.

Наша собственная история текущего столетия дает нам богатую пищу для мучительных раздумий: насколько неизбежным было все то, что довелось испытать нашим народам, где был поворотный пункт, за которым трагический ход событий стал неизбежным?

Мы упомянули несколько общих объективных причин, которые способствовали победоносному выходу арабов из Аравии, но они определяли лишь объективную возможность, а не ту конкретную последнюю песчинку, которая перетянула чашу весов истории на сторону завоеваний. Ряд исследователей считает, что они явились естественным продолжением политики распространения ислама в Аравии силой оружия и подавления ридды [+5]. Это, конечно, способствовало накоплению политического и военного опыта, и все же между столкновением мелких отрядов внутри Аравии, подчинением хорошо знакомых соперников и регулярными военными действиями против сильнейших держав своего времени, располагавших большими, прекрасно обученными и обеспеченными армиями, есть несомненное качественное различие. Это — не механический перенос тех же военных действий на новые территории. Вторжение в глубь византийских и сасанидских владений требовало иного уровня организации и материального обеспечения, и это прекрасно понимали руководители мусульманской общины.

Мысль об отправке войска в византийские владения появилась у Абу Бакра в самом конце 633 г. [+6], несомненно, под влиянием успехов Халида б. ал-Валида в Приевфратье. Но она была встречена ближайшим окружением халифа без всякого энтузиазма. Только Умар поддержал его безоговорочно, а Абдаррахман б. Ауф, один из ближайших сподвижников Мухаммада, предостерег Абу Бакра от посылки войска в глубь византийской территории, учитывая храбрость и силу византийцев. Он считал, что следует начать с набегов мелких отрядов на пограничные районы и, только лучше обеспечив себя за счет добычи и собрав войска со всей Аравии, решаться на вторжение. Остальные присутствующие просто промолчали. Абу Бакр стал требовать от них ответа. Тогда Усман почтительно, но уклончиво ответил, что халиф сам лучше знает, в чем благо мусульман. Остальные ухватились за эту формулировку и тоже не дали прямого согласия, хотя и заверили, что не будут противиться любому его решению. Лишь Али будто бы предрек успех походу, поскольку пророк говорил, что его религия победит всех противников, и это укрепило решимость Абу Бакра [+7].

Эти сведения восходят к очевидцу событий [+8] и в целом, несомненно, правильно передают ситуацию. Нужно лишь учитывать, что информатор был жителем Куфы, цитадели шиизма, активно выступал против Усмана [+9] и, кроме того, рассказывал обо всем этом в ту пору, когда активно формировался культ Али в шиитской среде[+10]. Поэтому рассказчик-очевидец, осененный славой сподвижника пророка, вряд ли мог устоять перед соблазном приписать Али решающую роль в принятии такого важного решения. Впоследствии, видимо, отрицательное отношение ближайших сподвижников пророка к решению начать священную войну стало противоречить расхожим представлениям, и рассказ об этом не вошел ни в одно из распространенных исторических сочинений, кроме "Истории" ал-Йа'куби [+11].

Заручившись обещанием старейшин по крайней мере не противиться решению о походе, Абу Бакр обратился к более широкому кругу мусульман. Они тоже не спешили одобрить рискованное решение. "Люди молчали, и не ответил ему никто из-за страха похода на византийцев, так как знали их многочисленность и степень их храбрости", — сообщает тот же очевидец. Умар возмутился их безразличием и закричал: "Эй, мусульмане! Что же вы не отвечаете заместителю посланника Аллаха, когда он призывает вас к тому, что даст вам [вечную] жизнь?" — и процитировал слегка измененные слова Корана, обращенные Мухаммадом к мусульманам-"лицемерам", не желавшим идти в трудный поход на Табук (см. т. 1, с. 172 — 173).

Эта цитата чуть не испортила все дело. Амр б. Са'ид б. ал-Ас, один из старейших мусульман, принявший ислам до Умара, вскочил с места и возмущенно спросил: "Это нам ты приводишь притчи о лицемерах?! А что мешает тебе самому первым сделать то, за [отказ] от чего ты нас упрекаешь? [*1]" Умар стал оправдываться, что халиф и без того знает, что он готов по его приказу пойти куда прикажет. "А вот мы, — заявил Амр, — не ради вас ходим в походы и если пойдем, то пойдем ради Аллаха!"

В перепалку вмешался Абу Бакр, опасавшийся, что за Амром, а более того, за его старшим братом Халидом (принявшим ислам шестым, сразу за Абу Бакром) могут пойти часть старых мусульман и многие из недовольных избранием его халифом. "Сядь, — сказал он Амру, — да помилует тебя Аллах. Ведь Умар тем, что ты слышал, не хотел обидеть или упрекнуть никакого мусульманина. Тем, что ты слышал, он хотел, чтобы двинулись в джихад "припавшие к земле" [*2]".

Неожиданно Абу Бакра поддержал Халид б. Са'ид: "Заместитель посланника Аллаха прав. Брат [+12], сядь!" — и выразил готовность подчиниться распоряжениям халифа. Обрадованный Абу Бакр в благодарность за это назначил Халида командующим (амиром) [+13] и распорядился принести в его дом знамя — символ его власти [+14]. Правда, знамени в нашем смысле слова еще не существовало: амиру, отправляемому в поход, Мухаммад, а после — халиф привязывал к копью платок, чалму или просто кусок ткани, который и становился боевым знаменем [+15].

Халид со своими родичами разбил лагерь в Джурфе (см. т. 1, с. 84), и туда стали собираться добровольцы; но ему недолго довелось нести бремя командования. Его назначение встретило решительное сопротивление Умара. Он настаивал, чтобы Абу Бакр сместил Халида, говорил, что тот высокомерен и не может ладить с людьми, напоминал, что он долго отказывался присягнуть, открыто говорил, что власть должна принадлежать роду Абдманафа. В конце концов Абу Бакр сдался и послал домой к Халиду человека объявить о смещении и забрать знамя. Халид вынес его и сказал: "Клянусь Аллахом, не радовало меня ваше назначение и не огорчает меня ваше смещение, и не тебя надо упрекать". Видимо, удостоверившись, что скандала не будет, пришел и сам Абу Бакр с извинениями, заклиная не держать зла на Умара [+16].

К этому времени собралось несколько тысяч добровольцев, и Абу Бакр назначил трех независимых амиров: Йазида б. Абу Суфйана, Шурахбила б. Хасану и Абу Убайду б. ал-Джарраxa. Знамя Халида было передано его двоюродному брату Йазиду (не исключено, что таким образом Абу Бакр хотел примирить влиятельный род Умаййадов, к которому они оба принадлежали, со смещением Халида), но Халид не пожелал быть под началом недавнего врага ислама и предпочел подчиняться Абу Убайде, такому же старому сподвижнику, как и он сам [+17].

Сведений о том, как собиралось войско, сравнительно много, но они разрозненны и трудно поддаются даже относительной датировке, поэтому изложение дальнейших событий оказывается весьма приблизительным. Основывается оно прежде всего на сведениях ал-Азди (и ал-Куфи), как наиболее связных и позволяющих на их основе упорядочить материал других источников.

Прибытие добровольцев из племен, обитавших вокруг Медины, старых союзников Мухаммада и опоры Абу Бакра в первый момент борьбы с риддой, не удостоилось упоминания историков — то ли их участие воспринималось как совершенно естественное, то ли число их было слишком незначительным. Зато запомнилось прибытие ополчений из племен тайй, кайс и кинана, а особенно — 4000 мазхиджитов во главе с Кайсом б. Хубайрой и кайля Зу-л-Кала с большим отрядом химйаритов [+18].

С их прибытием общая численность войска достигла примерно 9000 воинов [+19], и Абу Бакр счел эти силы достаточными для отправления в поход.

По данным ал-Балазури, формирование войска шло в течение всего мухаррама 13/7.III — 5.IV 634 г., а приказ о выступлении ("привязывание знамен") последовал в четверг 1 сафара/6.IV [+20], однако, как мы увидим дальше, ход событий свидетельствует о том, что войска выступили месяца на три раньше.

Первым отправился Йазид б. Абу Суфйан. Провожая, Абу Бакр будто бы долго шел у его стремени и дал наставление, как вести себя в походе, как относиться к врагам и мирному населению. Поручиться за достоверность этого наставления очень трудно, тем более что почти дословно такое же наставление он будто бы давал Усаме б. Зайду. Скорее всего, подобные религиозно-этические наставления халифов, рассыпанные в исторических сочинениях, в подавляющем большинстве случаев не более чем шаблон, обязательный для облика праведного халифа, каким он представлялся в период формирования мусульманской историографии [+21]. Все же, поскольку в них в какой-то мере отражены представления, существовавшие в раннем исламе, имеет смысл воспроизвести наставления Абу Бакра полностью.

Призвав вначале быть богобоязненным и не забывать Аллаха, Абу Бакр наставлял: "Когда встретишь врага, и Аллах даст тебе победу, то не злобствуй и не уродуй [тела врагов], не будь вероломным и не трусь. Не убивай ни ребенка, ни старого старика, ни женщину. Не сжигайте палым и не обдирайте с них кору, не срубайте деревья и не режьте скота больше чем надо для еды. Вы будете проходить мимо людей в кельях, которые говорят, что они посвятили себя Аллаху, оставляйте же в покое их и то, чему они себя посвятили. А есть другие, в головах которых рылся шайтан, так что стали их макушки как гнездо куропатки [+22]. Ударяйте их [мечом] по этим местам, чтобы обращались в ислам или платили собственными руками, унижаясь [+23]" [+24].

Три дня спустя следом отправился отряд Шурахбила б. Хасаны, а Абу Убайде пришлось дожидаться прихода из Йемена отряда Зу-л-Кала и мазхиджитов во главе с Кайсом б. Макшухом[+25]. Провожая Абу Убайду, Абу Бакр рекомендовал ему советоваться с Халидом б. Са'идом, так как он "саййид тех мусульман, что с тобой", и Кайсом б. Макшухом — "лучшим витязем арабов". Из этой рекомендации следует, что Абу Убайда отнюдь не был на самой вершине руководства мусульманской общины, членом некоего правящего триумвирата вместе с Абу Бакром и Умаром [+26]. Дойдя до Вади-л-Кура (350 км от Медины), Абу Убайда сделал остановку, "ожидая, когда соберутся люди" [+27] Здесь вероятно, и присоединился к нему Хашим б. Утба б. Абу Ваккас по крайней мере с 1000 воинов [+28].

По мере прибытия добровольцев Абу Бакр формировал новые отряды и, поставив во главе кого-нибудь из сподвижников пророка, посылал то к одному, то к другому амиру. Еще до первого сражения к Йазиду подошли Са'ид б. Амир с отрядом в 700 человек [+29] и около 1000 йеменцев [+30] во главе с сыном Зу Сахма ал-Хас'ами. В результате к моменту начала военных действий каждая из трех групп насчитывала примерно по 5000 воинов.

Ни один из трех амиров, возглавивших поход, не имел опыта командования такими большими и пестрыми по составу группами и до той поры не проявил ни полководческих талантов, ни личной доблести. Шурахбил, командуя отдельным отрядом, был разгромлен Мусайлимой (см. т. 1, с. 198), продолжил войну с ним под командованием Халида б. ал-Валида и тоже ничем не отличился. Абу Убайда сопровождал Мухаммада во всех походах, но самостоятельно командовал только тремя набегами, которые обошлись без вооруженного столкновения. О Йазиде б. Абу Суфйане как воине вообще ничего не известно. Невелик был военный опыт и у несостоявшегося командующего, Халида б. Са'ида. Вот им-то и предстояло помериться силами с опытными византийскими военачальниками и профессиональной армией.

Общая ситуация на Ближнем Востоке благоприятствовала вторжению. Пограничные крепости после войны с персами находились в забросе, разоренная тяжелой многолетней войной имперская казна опустела и экономила на субсидиях пограничным арабским племенам, а те не горели желанием сражаться с арабами-мусульманами ради интересов империи задаром" [+31].

Первое столкновение с византийскими войсками произошло в Гамрат ал-Арабе, вероятно, там, где большой караванный путь из Хиджаза в Гаазу пересекало вади ал-Араба [+32]. Разгромив этот отряд, группа Йазида продвинулась к Газзе. В12 милях от Гаазы у селения Дасин или Тадун [+33] путь ей преградил подошедший из Кесареи трехтысячный (по арабским сведениям) или пятитысячный (по византийским сведениям) отряд под командованием патриция Сергия. Византийцы снова потерпели поражение, оставив на поле боя 300 убитых, в том числе и командующего [+34]. Мусульмане разграбили район и убили 4000 жителей селений [+35] (рис. 1).

Арабские источники не позволяют даже приблизительно датировать эти сражения, ясно только, что они не могли быть раньше чем через месяц после выступления из Медины. Точную дату приводит только сирийская хроника: пятница 4 шебота 945 г. селевкидской эры, в седьмой год индикта [+36], т. е. 4 февраля 634 г. Совпадение в этой дате дня недели и месяца, года и порядкового года индикта вызывает доверие к этой дате, но если она достоверна, то первый отряд должен был выйти из Медины не позже начала января 634 г., а даты ал-Балазури должны относиться к какому-то иному событию.

Дальнейшие действия Йазида неизвестны. Можно сказать только, что Газзу ему взять не удалось, и через некоторое время он покинул Южную Палестину и возвратился в Заиорданье [+37].

Шедший вслед за Йазидом Абу Убайда от Ма'ана повернул на север, прошел через Мааб, жители которого заключили с ним договор, и перед Зиза встретил объединенные силы арабов-христиан Заиорданья. Его авангард, возглавляемый Халидом б. Са'идом, опрометчиво ввязался в бой и потерпел поражение [+38]. Удалось ли после этого Абу Убайде и находившемуся в том же районе Шурахбилу взять реванш и завоевать Амман, мы не знаем. Через два месяца они оказываются в Южной Сирии.

Последним отправился из Медины отряд Амра б. ал-Аса, Собрать его оказалось непросто. Халифу пришлось пообещать желающим принять участие в походе, что это будет зачтено им взамен садаки со скота [+39]. Кроме того, он обратился с призывом участвовать в войне "на пути Аллаха" к мекканцам, которые в глазах старой гвардии Мухаммада были сомнительными мусульманами. В ответ на этот призыв из Мекки прибыло 500 человек и из Таифа 400 сакифитов, к которым затем присоединилось еще несколько тысяч бедуинов [+40]. Амру было предписано идти в Палестину по приморской дороге через Айлу. Возможно, что именно отряд Амра выступил из Медины 1 сафара. Во всяком случае, он прибыл в Заиорданье после поражения Халида.

Теперь численность мусульманских войск в этом районе перевалила за 20 тысяч, но отсутствие единого командования и неопытность командующих лишали их возможности добиться серьезного успеха, если не считать широко использовавшейся возможности набегов на незащищенные селения. Абу Бакр принял единственно правильное решение — перебросить в Сирию действительно талантливого полководца, Халида б. ал-Валида, и назначить его главнокомандующим. Он встретил приказ покинуть Хиру и расстаться с завоеванным положением, покинуть место, где почувствовал себя царьком, с большим неудовольствием, увидев в нем происки недолюбливавшего его Умара. Но непререкаемый в ту пору авторитет халифа и утешения друзей, расхваливавших ему богатства Сирии, примирили его с новым назначением [+41]. Халид оставил вместо себя в Хире ал-Мусанну б. Харису, отобрал 850 лучших воинов, элитой которых были 300 мухаджиров и ансаров, и форсированным маршем по начинавшейся жаре пересек Сирийскую пустыню (ас-Самава) кратчайшим путем. На нем лежал отрезок в пять переходов, совершенно лишенный воды, между Куракиром и Сува. Чтобы преодолеть его, пришлось использовать несколько десятков верблюдов в качестве живых емкостей для воды: на каждом привале пятую часть их резали, водой из желудков поили лошадей, а мясо шло в пищу воинам [+42]. Добравшись до желанного водопоя в Сува, отряд с ужасом обнаружил, что и там воды нет. С большим трудом под песком удалось докопаться до водоносного слоя и избежать гибели [+43].

Рис. 2. Маршрут "пустынного марша" Халида б. ал. Валида

К сожалению, мы не знаем, где лежал этот гибельный участок пути, и не можем безоговорочно определить тот пункт, к которому так спешил выйти Халид. Если отбросить явно ошибочно отнесенные к этому походу Анбар и ал-Хусайд, то останутся два варианта маршрута. Согласно одной версии, Халид, миновав безводный участок пути, вышел к Сохне, заключил договор с ее жителями, прошел через Арак и завоевал Тадмур, а затем (упоминаются еще ал-Карйатайн и Хувварин) через Мардж ар-Рахит направился к Бусре. Придерживающийся этой версии Н. А. Медников прокладывает маршрут Халида по условно проведенной прямой от Айн ат-Тамра до Арака [+44]. Этот путь топографически логичен, но вызывает сомнение, мог ли небольшой отряд, к тому же стремившийся достичь цели максимально скрытно, завоевать хорошо укрепленный в ту пору Тадмур [+45]

Вторая версия опирается на упоминание в одном из маршрутов Халида Думы, отождествляемой с Думат ал-Джандал, и Куракира, отождествляемого с Кулбан Караджир, или Эль-Каркаром, в вади Сирхан (рис. 2). Отсюда, по мнению А. Мусила, Халид двинулся на север к Сува (=Саба Биар) [+46]. Далее, как и в первом случае, путь идет через Мардж ар-Рахит. Принять этот вариант не позволяет очевидная бессмыслица маршрута: зачем нужно было не идти прямым путем на Бусру, а совершать ненужную трехсоткилометровую рокировку, подвергая свой отряд угрозе гибели от жажды, чтобы затем проделать обратный путь почти такой же длины. А. Мусил объяснил такой обходный маневр стремлением обойти византийские пограничные крепости [+47], но обратное движение мимо Дамаска было бы столь же опасным.

Думается, не следует Куракир на входе в Сирийскую пустыню со стороны Ирака непременно связывать с одноименным пунктом в вади Сирхан, так как это название не уникально: Йакут упоминает четыре Куракира [+48], и мы не можем поручиться, что не было еще и других. Если согласиться с весьма правдоподобным предположением А. Мусила, что Сува — это современное вади C[y]ва [+49], то Куракир следует искать в 250 — 270 км восточнее, на линии, соединяющей район Куфы — Айн ат-Taмpa, с Дамаском, т. е. где-то в районе современной Эр-Рутбы, где в вади Хауран вполне могла быть вязкая низина или ревущий после дождей поток (куракир) [+50].

В таком случае путь Халида из Ирака к Бусре окажется вполне логичным и не противоречащим наиболее достоверным эпизодам его похода. В самом деле, пройдя кратчайшим путем от Куфы или Айн ат-Тамра до Сува, он идет далее в том же направлении до Кусама, где заключает договор с бану машджа'а (400 воинов этого племени затем участвуют в осаде Бусры) [+51], и достигает окрестностей Дамаска, после столкновения с гассанитами у Мардж ар-Рахита поворачивает на юг и краем степи идет к Бусре (см. рис. 2).

С нападением на гассанитов связана еще одна хронологическая загадка. По данным ал-Балазури и ат-Табари, Халид напал на гассанитов в пасху [+52], которая в 634 г. пришлась на 24 апреля, т. е. 18 сафара. До того как стала известна дата сражения при Тадуне по "Книге халифов" и хронология начального этапа строилась на дате выступления из Медины по ал-Балазури (1 сафара), прибытие Халида в Мардж ар-Рахит к 24 апреля представлялось совершенно невозможным. Поэтому М. де Гуе предположил, что мусульмане, не разбираясь в христианских праздниках, спутали пасху с пятидесятницей и, следовательно, Халид напал на гассанитов 12 июня (9 раби' II). Но это предположение, казавшееся Н. А. Медникову вполне убедительным [+53], все-таки, как мы увидим, несостоятельно.