"Новая родина" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег)

 Олег Верещагин

Новая родина

(Мир вашему дому! - 2)

ГЛАВА 2 ЭЙ, НА ЗАПАД!

В пятнадцать лет вы получаете "3а заслуги перед Отечеством", после чего на вас вместо радости наваливается тоска. Наваливается со всех стороной причин у нее великое множество — так что остается только хлопать глазами и жалобно вопрошать: "За что?!" И даже эвристика[42], по которой у вас когда-то было «5» — не помогает.

Черт побери, но ведь недавно все было отлично! И дело не в ордене, не в победе на турнире, не в том, что возле школы, где бурлил ваш штаб, стояли в полной боевой дирижабль и конвертоплан, а в номере не смолкала аппаратура, выдавая "на гора" все новые и новые сведения… Не в чем-то одном, а во всем вместе взятом. В ощущении нужности. Нет, не власти, об упоении которой когда-то так много говорили — а именно нужности. Всем и во всем. Кто этого не испытывал — не поймет. Когда все вокруг вертится, и дни путаются с ночами, а на столе поверх бумаг — чай и бутерброды, и патроны рассыпаны среди дисков, а в двери кто-то постоянно ломится… и внизу, в зале, в любое время суток едят и пьют ждущие своей очереди люди, вернувшиеся из рейдов…

А в начале декабря пошел дождь. (Он, кстати, и сейчас шел за окном, в которое с тупым раздражением смотрел Игорь). И как-то сразу все изменилось.

Улетела Светлана. Улетела сразу, не попрощавшись — Игорь ощутил при этом почти физический удар по затылку, от которого долго ходил в прострации, пока не догадался попытаться связаться. Ничего не вышло, отупение сменилось злостью, которая усиливалась от того, что с Войко, жившим рядом, даже взглядом было встречаться тошно. Хорошо еще, что недавно он улетел куда-то на острова Ожерелья…

Потом отозвали — в один день! — дирижабль и биодесант. Ревякин был открыто огорчен и оставил адрес; Евгеньев тоже попрощался очень тепло. И уже на следующий день Игорь понял вдруг — он свое дело сделал. Именно — сделал. И как-то очень быстро все успокоилось — рассосался штаб, рассеялись команды. Закон делократии! Вот только он-то, Игорь, оказался не у дел словно в безвоздушном пространстве. Резко иссякли потоки визитов — обычных и стерео — факсов и прочего — и в этом Игорю увиделось что-то до слез оскорбительное. Пошевелилась даже мыслишка: с ним «водились», пока он был нужен, а сейчас — где они, генерал-губернатор и просто губернатор, господа из разных ведомств и прочие?..

Да, конечно. Оставались Борька, Женька, Степка, Зиг, Катька с Ленкой… Но Зигфрид прочно засел в Фелькишер Ланд, даже визитами по стерео не баловал. А остальные… Игорь понял вдруг (или придумал себе это понимание, но все равно обидно!), что у них слишком много своих — школьных, отрядных — дел. И эти дела в небольшой станице отсекли его от них тонюсенькой и прозрачной, но прочной стенкой. Нет, они болтали, занимались спортом, иногда собирались то тут, то там… а потом делились, расходясь. Их — четверо (или две пары). И он — один. Борьку вообще подмяли дела отряда, да и год в школе — последний…

Степка… Он — да! — оставался. До вчерашнего утра. В очередной раз не ночевал — явился, когда Игорь поднялся и рассматривал (почти с отвращением!) красиво изданную подборку карт, присланную из Озерного с благодарственной подписью Довженко-Змая.

— Ты где был? — рассеянно спросил Игорь, отметив, что Степка забрызган грязью.

— Я? — тот помялся у входа, потом ответил, толкнув ногой робота-уборщика, устремившегося к его ботинкам. — Я из Фелькишер Ланд.

— Ясно, — отозвался Игорь. Я внезапно понял, что хочет оказать Степка. Но молчал, пока тот не выругался шепотом и не продолжил немного агрессивно:

— Ты только не думай!..

— Не могу, — усмехнулся Игорь. Степка опешил:

— Чего?

— Не думать, — пояснил Игорь. — Переехать хочешь?

Степка обмяк. Махнул рукой, снял мокрую куртку, прошел в комнату и рухнул в кресло. Робот тут же атаковал оставленные им следы, Степка снова пнул его со словами:

— Ничего я не хочу, потому что получаюсь паршивый предатель. Для тебя. Столько твердил тебе, что никуда, а сам…

— Дурак ты, — лениво отозвался Игорь, садясь напротив. Степка посмотрел недоумевающе. — Тебе повезло, а ты разную ерунду городишь. Ну куда ты со мной? А у германцев тебе будет хорошо.

— Понимаешь, Игорях, — жалобно сказал Степка и, вздохнув, с плел пальцы. — Понимаешь, — повторил он, — ну люблю я ее. А она меня… Мы пожениться договорились… И еще вместе учиться пойдем, на дорожников… а ее родители ко мне — как к родному…

— Ну и хорошо, — кивнул Игорь.

— Но ты-то!.. — выкрикнул Степка.

— Я через полгода улечу, — напомнил Игорь. — И в самом деле, не можешь ведь ты всю жизнь быть моим оруженосцем… Вот что, давай-ка тебе документы сделаем!

За час (Степка покаянно молчал, ежась в кресле) изготовил другу документально подтвержденную биографию и задел на будущее. А потом проводил на станцию ДЭКа, идущего в Нойе Аахен.

И вернулся в свои комнаты. Теперь — совсем пустые…

…Вот почему вечером 30-го просинца 202 года Г.Э. Игорь Муромцев сидел у себя один и с особым мазохизмом не собирался никуда идти. Нет, у него были два десятка предложений провести Новый Год — начиняя от семьи Утесовых и кончая балом во дворце генерал-губернатора…

Просто ничего не хотелось. Только — неожиданно и остро — резануло желание поговорить с мамой. Как угодно. Любой ценой. Игорь подбежал к окну, распахнул его, открытым ртом втянул холодный дождливый воздух и поднял лицо к небу, где, за тучами, за атмосферой, в бесконечной пустоте, не имевшей ни температуры, ни цвета, ни запаха, невероятно далеко… Он сгреб ладонью с подоконника мокрые подтеки, размазал по лицу холодную воду и, захлопнув окно, вернулся к рабочему столу.

Можно было заставить себя усесться за работу над аспирантской. В сущности, материалы были уже почти все, утром Лиманский доставил еще новые…

Нет, не сиделось и не работалось. Да что такое, в самом деле?! Ну и расклеился!

Но вместо того, чтобы взбодриться, Игорь отволокся в спальню и хлопнулся на кровать. Мысли сделались окончательно горькими. Никому он на фиг не нужен, вот и вся истина.

Странные мысли. Чужие какие-то.

С этим вялым соображением он отрубился…

…Игорь проспал недолго — часа три — и проснулся глубокой ночью. Дождь прекратился, Игорь видел, что во многих домах станицы горят огни — там готовились к завтрашнему… а, нет, сегодняшнему уже Новому Году. Он тоже забыл выключить свет…

Среди сообщений прибавилось несколько поздравлений — Игорь перебрал их лениво, решив прочитать потом. Набрал программу автоматических ответов. А может, слетать куда-нибудь на север соседнего континента — в места, про которые рассказывал Борька, где лежит настоящий снег, а его никто не знает в лицо? Прямо сейчас махнуть в Прибой, там потребовать «джет» — и вперед. К полудню можно забраться куда-нибудь, куда — не важно. Праздник-то будет везде, никто не спросит, откуда взялся еще один мальчишка…

Нет. Неохота. Вообще ничего неохота.

Честное слово, он сам от себя не ожидал такой обиды!

И неужели все большие дела для сделавшего их кончаются вот этим — усталым, обиженным одиночеством в кабинете с наградами и ненужными поздравлениями и приглашениями?!

В пятнадцать лет?!

НЕ ХОЧУ!!!

Но, наверное, сон все-таки помог. По крайней мере, Игорь вновь начал спокойно и деловито разбираться в происходящем.

— А ведь я, — сказал он вслух, — вовсе не из-за того дурака валяю, что мне обидно. Мне… мне просто скучно! — закончил он с удивлением.

Все, хватит, подумал Игорь. Так можно придти в выводу, что ты есть непонятый всеми центр Вселенной, а всё остальное — плод твоего могучего сознания. Солипсизьм называется. Праздники кончатся — пойду на улицу с табличкой "ИЩУ РАБОТУ!" Тому же Лиманскому не может не быть нужен еще один геолог. Или лингвист. Или военный инженер. Или оператор видеосистем. Или на худой конец фельдшер.

Приняв такое решение, Игорь слегка повеселел. В конце концов, он и вправду сделал свое дело и сделал хорошо… Покомандовал — теперь будет подчиняться.

Жаль только, что с ребятами они разошлись. И где же Светлана?..

…Если бы Игорь покопался в пришедших бумагах, среди них он бы обнаружил следующее сообщение:

Игорек!

Прости меня, но из-за тебя я жутко разругалась с матерью. Она пригрозила, что вообще выдаст меня замуж по своей воле — я, мол, еще несовершеннолетняя. Сейчас практически прячусь, где — писать не буду, но в ближайшее время вернусь на Сумерлу, чего бы мне это ни стоило и что бы мне не твердили. КРОМЕ ТЕБЯ МНЕ НИКТО НЕ НУЖЕН, ТАК И ЗНАЙ! Даже и не думай ни о чем плохом; нам суждено быть вместе навечно.

Твой Свет.

…Но «Игорек» не полез в бумаги.

Пока не полез.

Вместо этого он разделся и лег спать уже как следует. За окном в по-прежнему промозглой ночи вдруг взлетели со свистом и рассыпались многоцветным сверкающим градом несколько ракет фейерверка. Кто-то или уже начал праздновать или решил просто опробовать запасы пиротехники.

"А все-таки я один, — печально подумал Игорь, укладываясь удобнее. — Как это, оказывается, тошно — быть одному! Скорей бы кончились праздники…

Утром 31 просинца дождя не было, но облака висели буквально над головой — это Игорь увидел, едва проснулся и бросил взгляд в окно.

Потом он отчетливо понял, что в номере не один. Потянуло холодком; мальчишка цапнул, не спуская глаз с двери, кластерник с тумбочки, вскочил и на цыпочках бесшумно подошел к двери в зал.

Там сидел и жевал бутерброд Борька. На столе лежали какие-то сумки, и в них копался Женька, именно он, подняв голову, и сообщал — так, словно его сюда приглашали:

— Э, он проснулся.

— Ты что тут делаешь? — ошарашенно поинтересовался Игорь, сознавая, как глупо он выглядит — в трусах и с кластерником.

— Ем, — пожал плечами Борька и обернулся. — С наступающим. Иди одевайся скорей, а то сейчас девчонки вернутся.

— И Зиг приедет, — напомнил Женька. — А, вот.

— Я что-то не пойму, — признался Игорь. — Вы что тут делаете-то?!

— Новый Год готовимся отмечать, — заявил Женька. — А ты что, против? Мы все равно не уйдем.

— Да нет, конечно, не против… — Игорь ощутил, как закипает в нем смешан ная со смущением радость. — Но я…

Он замялся. Борька между тем запихнул в рот остаток бутерброда и спокойно заметил:

— Жень, а ты был прав. Этот идиот во дворянстве в самом деле думал, что мы про него забыли начисто.

— Думал, — согласился Женька, и они оба укоризненно уставились на Игоря: Борька через плечо, а Женька поверх сумок. — Нет, мы, конечно, всё-таки можем уйти. Можем, а, Борь?

— Вполне, — Борька встал.

— Ребята… — жалобно начал Игорь. Женька и Борис шагнули вперед, оказавшись по бокам и чуть впереди от него, к нему лицами. Переглянулись. И, улыбаясь, положили руки на плечи друг друга — и на плечи Игоря. Тот, помедлив, обнял их.

— Дурак, — сказал Борька. — Как ты мог так думать? А Женька добавил с настоящей обидой:

— Мы же твои друзья! А ты наш командир!

— Уже нет, — вздохнул Игорь. — Это в прошлом.

— А в настоящем у нас — Новый Год! — засмеялся Женька, возвращаясь к сумкам.

— Похоже, я действительно дурак, — признал Игорь, исчезая в спальне. Вернулся он оттуда уже одетый и безоружный, совершенно неприлично для командира и дворянина веселый.

— Сейчас он начнет нас благодарить, — удовлетворенно заметил Женька. Он продолжал вынимать коробки, банки, пакеты и бутылки, чуть ли не обнюхивая каждый предмет.

— Не дождетесь! — возмутился Игорь. Борька захихикал:

— Неблагодарная свинья!.. О, девчонки пришли!

— Не только! — весело гаркнул от порога наряженный Санта Клаусом Зигфрид — он пер под мышкой пластиковый пакетище, который безо всяких вручил Игорю: — Хо-хо-хо! С праздником! Это тебе, и пусть новый год будет счастливым! Ты хорошо себя вел в прошлом году?

— Плохо, — вздохнул Игорь, не обращая внимания на подозрительную тишину, воцарившуюся вокруг (даже вошедшие девчонки и улыбающийся Степка, который волок сумку с пол-себя, примолкли и замерли), — Я дрался, ругался, поздно ложился спать, хамил взрослым и вообще… До чего было здорово!

— Молодец, плохой мальчик, — кивнул Зигфрид. — Подарок-то открой.

Игорь полез в сумку, пошарил в ней и выволок здоровенный — килограмма в полтора! — кусок отборного антрацита.

— Тьфу, забыл! — сплюнул Игорь под общий хохот.[43]

— Мальчишки, мальчишки! — голосила уже Катька, и Лизка с Клотти поддерживали ее частыми интенсивными кивками. — Мы тут подумали — давайте полетим встречать Новый Год на Черную Чашу, на острова! А? Хорошая ведь идея!

— Великолепная, — одобрил Женька, — особенно если учесть, что там нет ни фига…

— Ну и что?! — возразила Катька. — Возьмем с собой хорошую палатку, к полудню будем на месте…

— …искупаемся и позагораем, — с серьезным видом согласился Борька, поднимаясь на ноги. — Хорошая идея.

— А мне правда нравится, — вдруг сказал Игорь. Он в самом деле ощутил острое желание улететь из номера, где так немилосердно навалилась на него вчера тоска. — Вот что, вы собираетесь, а я договорюсь с Борисом Викторовичем о вертолете.

— У тебя тут бумаги не разобраны, — заметил Женька. Игорь отмахнулся:

— Потом посмотрю! Новый Год — так Новый Год, все!

Лететь на север над губернией было интересно. Внизу готовились к празднику — над каждым хутором, поселком, станицей в небе горели и переливались голограммы, то и дело взлетали и рассыпались огнями ракеты фейерверков. Над Прибоем вообще небо горело, как над Великим Новгородом, из общего сияния выплыли древние римские цифры — ССIII.

— Вот это да-а! — Степка не отрывал глаз от иллюминатора. Клотти устроилась возле него и тоже смотрела в окно. Женька вел машину, Лизка ему мешала. Остальные в салоне горланили шуточную песенку истребителей времен Галактической:

А дальше не очень приличное про «реактор» (с неправильным — для рифмы — ударением) и место, куда злокозненный разум его вставил.

И, если честно, то никто уже не вспоминал — не "не помнил", а "не вспоминал" — откуда взялась эта переделка. Когда выбрасывались на Сельговию десанты, именно русские под эту на ходу перекроенную старую песню атаковали зенитную оборону "восьмиугольника крепостей". Одними истребителями, потеряв четыреста двадцать из шестисот… Но зенитчики вынуждены были отбивать эту самоубийственную атаку — и десантные шаттлы сели почти без потерь. А песню с тех пор пели частенько — и уж совсем не так, конечно, как звучала она в те дни в эфире, забитом помехами, командами, призывами и воплями гибнущих, когда молодой отчаянный голос вдруг закричал — не запел даже — эти строчки, бесшабашно и вызывающе…

В честь тех пилотов была названа большая серия фрегатов, строившихся в последние годы войны…

…От Прибоя «камов» взял на северо-северо-восток, и вскоре под брюхом уже мелькали местами заштрихованные снежными зарядами волны Черной Чаши. Пару раз промелькнули катера — явно частные — а потом еще и серый патрульный ДЭК, с которого весьма строго спросили, кто там болтается наверху и куда их черт несет? Ребята заопасались, что их завернут, но этого не произошло.

— Да, у кого Новый Год, а у кого — работа, — философски заметил Борька.

— Завидую, — вздохнул Игорь и на минуту вновь погрузился в меланхоличное настроение, из которого вышел под воздействием воплей Зигфрида — воинственных, протяжных и жутких. Сперва Игорь подумал, что германцу плохо, но тут же выяснилось, что тот просто поет балладу на родном языке — юный дворянин понял, что в ней говорилось о том, как мальчик-сирота, выросший у добрых людей, влюбился в дочь смертельно больного херцога, но та в заботах об отце не ответила ему взаимностью, и мальчик отправился на войну, где погиб, а девушка, поняв, что потеряла, бросилась со скалы в залив сразу после отцовских похорон.

Игорь не рискнул спросить, серьезная это баллада или шуточная. У германцев не поймешь.

— Двести третий, — задумчиво протянула Катька, — каким он будет?

Степка, отвернувшийся от иллюминатора, закатил глаза и, вытянув руки перед собой, загробным голосом провыл:

— Я ви-и-и-ижжу-у-у!.. Вот оно, наше будущее! Мы все найдем свое счастье — кто как его понимает! — он подмигнул и уже со смехом добавил: — Лично мы с Клотти поженимся; исполнится нам по шестнадцать — и сразу. Этого вполне хватит для счастья, а?

— Конечно, — девчонка обеими руками обняла Степку, устроив голову у него на плече.

— Я не понимаю, — серьезным тоном, но делая остальным таинственные знаки, объявил Борька, — ну как ты там у них живешь? Они же спят на лавках.

— Да, — удовлетворенно подтвердил ничуть не обидевшийся Зигфрид. Клотти на слова Борьки вообще внимания не обратила.

— Это мелочи, — отмахнулся Степка. — Кровать я могу и сам сколотить.

— За нарушение обычаев они тебе руки отрубят, — злорадно заявил Борька.

— Это у него личное, — так же злорадно заметил Зигфрид, — после соревнований неделю назад. Он там тоже… спал, причем без лавки, а на пьедестале без него обошлись.

— Островок симпатичный! — заорал из кабины Женька. — Заходим?!

— Ты спрашиваешь или сообщаешь? — Игорь кинулся к иллюминатору. — Ага, сообщаешь… Эй, гулянка начинается!

Тут, на семьсот километров северней станицы, снег шел капитально. Было около двенадцати градусов мороза, отличная новогодняя погодка, островок завалило снегом по бедра, и мальчишки минут десять дружно махали лопатами из аварийки (пневмоподдува там не оказалось) под веселый писк из вертушки, где прочно обосновались девчонки. При этом сверху продолжало сыпать.

На расчищенном пятачке в несколько секунд выросла ярко-оранжевая «северянка», от входа в которую скоренько нарастили переходник к вертолету, чтобы не носиться по снегу. Пока мальчишки занимались этим, девчонки раскочегарили внутри печку на сухом топливе и развесили по углам «комнаты» мощные лампы, после чего занялись продуктами, а парни принялись выгружать пиротехнику и натягивать вдоль стенок гирлянды — скоро палатку заливали струи и спирали разноцветного огня, казавшегося живым. Игорь вытащил из вертушки блок видеосвязи и стал настраиваться на Озерный.

До полуночи оставалось еще больше десяти часов, но и дел предстояло немало. Предпраздничный день вообще бывает всегда самым хлопотным, это закон.

Вскоре в палатке стало достаточно тепло (в том числе и от мягко пружинившего под ногами пола), а вот снаружи разыгралась самая настоящая метель — как раз такая, о которой Игорь мечтал, сидя в южной слякотности. Стенки палатки временами подрагивали. Девчонки что-то готовили со свирепым видом, никого не подпуская близко и никому ничего не показывая и не объясняя. Озерный по всем ловившимся каналам транслировал концерты и комедии.

— Никаких новостей! — Женька плюхнулся в надувное кресло и несколько раз подпрыгнул. — Новость одна — Новый Год!

— Почему, — Игорь вдруг снова захандрил. — Есть еще одна… Светлана уехала и даже не сказал — куда… Так что зря мы с Войко хвостами трясли.

— Игорь, — Клотти, держа в руках какие-то пакетики, подошла к мальчишкам. Лицо у нее было серьезным. — Это ты зря. Совсем зря. Я ведь видела ее глаза. Никуда она от тебя не денется, не захочет просто…

— Эх, если бы так! — по-прежнему не очень-то весело отозвался Игорь. — Дайте-ка мне гитару, что ли… — он принял инструмент, на миг уставился в потолок…

… —Признайся, что сам написал, — после короткой тишины негромко сказал Борька. Игорь, похлопав по корпусу гитары ладонью, покачал головой

— Нет… Это старые стихи. Я не знаю, кто автор…

— Дай-ка, — Степка забрал у Игоря гитару. — Все-таки праздник, хватит уж грустить-то!

— Ага, спой! — оживилась Клотти. — Он столько старых песен знает, даже в информатории их нет!

— Спою, спою, — пообещал Степка, налаживая струны. — Это новогодняя что ни на есть!

— Запоминайте припев, ну, потом подпоете!

— Это только веселее! — припев, который в самом деле легко запомнился, подхватили все вместе, а потом Степка опять пел один:

— А пошли в хоккей сыграем? — спросил Степка, хлопком ладони глуша струны.

Снег продолжал идти, но за мыском в полусотне метров от палатки удалось найти место, где быстренько очистили лед и с удовольствием принялись гонять тут же вырезанную из него шайбу. Задумчивое настроение исчезло, то и дело кто-нибудь падал, что увеличивало общую суматоху и веселье.

— Промокнете же! —время от времени кричал из палатки кто-нибудь из девчонок. Потом — махал рукой и нырял обратно. Когда ледяная шайба почти растаяла, Игорь предложил искупаться, но его не поддержали, и вся компания — действительно мокрая с головы до ног — ввалилась в палатку.

— Лу-жи-и!.. — исторгла трагический вопль Лизка. — С вас течет! Переодевайтесь!

— Сейчас переоденемся, — пообещал Борька. — Между прочим, ветер еще сильней становится.

— А нам по фигу, — Женька вылезал из ветровки, которую предусмотрительно одел на свитер. Ему повезло больше остальных — свитер остался сухим.

— Я-то думал, мы будем цивилизованно встречать Новый Год у Игоря, — недовольно сказал Зигфрид. — А тут заснеженный остров. С меня и прошлого Нового Года хватило.

— А что с прошлым Новым Годом? — Игорь, подойдя к печке, протянул к ней руки.

— Мы его встречали на Пограничной реке, — пояснил Зигфрид. — Было минус тридцать семь и ветер с севера, а у нас сломался вездеход. Пришлось разбивать лагерь ночью и все поморозились.

— А мы их выручали, — дополнил Борька. — Тот еще был поход… убиться!.. А кто там будет воду вытирать?

— Мальчишки, — распорядилась Катька, — в желтой сумке — хорошее вино, тащите.

Женька влез в указанную сумку и достал одну за другой четыре тяжелых пирамидальных бутылки муската.

— Ого! Неужели с Земли?!

— Не-а, — Игорь принял одну бутылку, перевернул и чиркнул пальцем по выдавленному на толстом днище коду. — Компания Кларион Лимитед, вывезено с плантаций на Кенх.

— Кенх — это вроде бы планета-колония поларианцев, — вспомнил Зигрфид.

— Двояк по экономике, — вздохнула Катька, ухитряясь отобрать сразу все бутылки. — Англосаксонская Кларион Лимитед контролирует всю внешнюю торговлю Кенх… Мы специально с Лизкой в космопортовский магазин Озерного летали, там без пошлин.

— А время-то идет, — заметил Степка, посмотрев на комбрас. — У меня в голове все поперепуталось: столичное время, местное, земное… Когда встречаем-то?!

— Да чему тут путаться, — хмыкнул Игорь, — встречают всегда по тому месту, где живут.

— Ну, в мое… короче, я видел и по-другому, — возразил Степка. — Кое-кто аж три раза ухитрялся встретить: по Гринвичу, по Москве и по местному.

— А с какой стати по Москве и по Гринвичу? — удивился Женька. Степка быстро и правдиво пояснил:

— Историческая реконструкция.

— А… Ну, у нас-то еще шесть с лишним часов.

— Если вам нечем заняться, — вкрадчиво вмешалась Катька, — то режьте печенку.

— Свежая, только вчера из иррузайца вырезали, — добавил Зигфрид и захохотал, когда Лизка изобразила, что ее тошнит, а потом заорал:

— Это что такое? — насторожился Степка. Зигфрид ответил беспечно:

— Так, фольклор Первой Галактической.

— Не, по-моему, это раньше было, — задумчиво покачал головой Степка, — только не про нэйкельцев со сторками…

— Да какая разница, — отмахнулся германец…

…После этой вспышки шума стало почти тихо. Из четырех светильников погасили три — один оставили, потому что Катька неугомонно возилась у плиты, добавляя полстолько того, четверть столько этого, щепотку такого дольку эдакого… Остальные девчонки успокоились — все уже было фактически готово. Стерео продолжало работать, но его толком не смотрели — превратив кресла в один общий диван (точней — просто выросшую из пола спинку), валялись возле нее, как котики на лежбище Командорской Косы, слушая, как за стенками палатки воет уже настоящая метель.

— А вдруг это на несколько дней? — загробным голосом спросил Женька.

— Ну и фик с ним, — решительно отозвалась Лизка, — у нас еды полно, а потом откопаемся.

— А помните, как летом… — начала Катька, после чего обстановка на время оживилась за счет воспоминаний. Итог им подвел Борька:

— Все это в прошлом. Впереди — новая жизнь.

— Целая планета, — дополнил Женька. Игорь, положив ногу на ногу, возразил:

— Не будет у вас целой планеты, пока население не вырастет. Вам людей не хватает. И до тех пор власть наша останется чисто номинальной.

— Умный ты, — вздохнула Клотти, устроившись под боком у Степки. — Тебе бы надо генерал-губернатором быть.

— А то он про все это не знает, — проворчал Игорь, с легким стыдом вспомнив свои попытки советовать Довженко-Змаю. Впрочем — не такие уж и бестолковые… — Откуда он людей возьмет — родит?! У него дел и так хватает! Мы ему с нашей экспедицией свинью подложили — столько всего понаоткрывали, для экономики — рай, а разрабатывать и осваивать не с кем.

— А Объединенная Космическая Компания ему палки в колеса ставит, — возмущенно вспомнил Женька. — Налетчики… Явятся, похватают верхушки, да еще местных против себя восстановят, а потом крик поднимают — де-"местные жители нас не хотят из-за реакционно-феодальной политики генерал-губернатора!"!

— Предыдущий генерал-губернатор, Моховой, был снят за то, что не уделял внимания границе, — вспомнил Борька. — Скандальная была история, я хоть и мелкий тогда был, а помню. А у Довженко-Змая проблемы из-за того, что он границе слишком МНОГО внимания уделяет. Ну и жизнь.

— Хватит о политике, — Катька уселась, наконец, скрестив ноги, рядом с Борисом. — Давайте про Новый Год.

— В нем политика займет достойное место, — серьезно заверил Борька.

В результате общий разговор распался по половому признаку. Мальчишки заговорили о чемпионате по лапте, девчонки — о мехах, которые привозят вабиска-охотники из княжества Кесьан за северными отрогами Второго Меридиана и модных зимних «бесформенках», который из них шьют в мастерской Соколова в Озерном. Печка рубиново светила в темноте, придавая всей обстановке некий интимный уют.

— Предлагаю сыграть в карты, — подал идею Зигфрид.

— И отключите связь, — попросила Катька, — ближе к полуночи врубим… Карты у кого?

— Знаете анекдот про парня из администрации уезда? — Женька полез в сумку. — Отец рассказывал… Ну вот. Нанимает он парня — по своему, пожарному профилю… Нанял. Первый месяц, подходит срок жалованья — парень этот не приходит. Второй, третий — не приходит! На четвертый отец с ним связывается:

"Ты за жалованьем-то прилетай!" А тот удивляется: "За жалованьем?! А я-то думал — эрпэпэ дали, ну и зарабатывай по возможности…"

— Это не анекдот, — возразил Зигфрид. — Почти все служащие трясут вабиска сверх всякой меры.

— Ну, они собранное не себе в карманы кладут, — заметил Борька. — В очко играем?.. Незапланированное оборудование с неба не падает.

— Почему, падает иногда, если посадочной площадки нет, — серьезно заметил. Игорь.

Какое-то время все молча прикупали и объявлялись. Лизка жизнеутверждающе мурлыкала новогоднюю песенку. Степка заставлял карты перескакивать из ладони в ладонь и бегать по руке (Игорь вспомнил: он рассказывал, что в их интернате был мальчишка, который научил остальных таким фокусам, а позднее погиб на Ставрополье). Играли по мелочи — пятаками и трюнделями, просто чтобы обозначить ставки, но игра никого особенно не увлекла и вскоре карты побросали. Лениво валяться на мягком, негромко разговаривать ни о чем или просто молчать, оказалось привлекательней. По временам: начинала пощелкивать система принудительной вентиляции — похоже, палатку занесло-таки с верхом.

Игорь и сам не заметил, как заснул, сунув руки в карманы спортивных штанов. Причем спал он гораздо крепче, чем ночью (очевидно, сказалось отсутствие переживаний и хорошее настроение) — проснулся под общий смех от того, что кто-то из девчонок аккуратно рисовал ему на лбу маркером "третий глаз". Проснувшись окончательно, Игорь понял, что это и правда выглядело смешно — во сне он вытащил руки из карманов и сложил их на животе, а подбородок упёр в грудь, из-за чего стал очень похож на уцелевшие после Третьей мировой, Безвременья и Серых Войн статуи среди развалин буддистских храмов Юго-Восточной территории.

— Шутники, — проворчал Игорь, отбирая маркер и садясь прямо.

— Скоро десять, а ты все дрыхнешь и дрыхнешь! — засмеялся Женька.

— Десять?! — Игорь посмотрел на комбрас. — Ого, вот это я дал!

— Да мы почти все спали, — пояснил Степка. — Еще немного — и новый год встречало бы сонное царство.

Транслировался последний в этом году концерт, состоящий исключительно из новогодних песен. В концерт то и дело вклинивалась станция плавучего города — очевидно, Вольный дрейфовал или передвигался к берегам материка. Игорь — селекционировал канал Озерного. Все находились в нервно-приподнятом состоянии, которое сопровождает ожидание близкого праздника.

Потом качал, снова неожиданно потерялся и, пока Игорь настраивал его заново, Борька дотянулся до гитары — и в палатке прозвучала не совсем новогодняя печальная местная песня…

— Это правда было, — сказал Женька, видя, что Игорь, Степка, Зигфрид и Клотти молчат вопросительно. — Когда мы только сюда переселились, весной, недалеко от Водопадного Нагорья… Парня звали Сашка Тропкин… Ну, Игорь, включай там что повеселее!

Палатку снова заполнила веселая музыка. Мальчишки, готовясь к салюту, стали распаковывать пиротехнику.

— Надо откапываться, — сообщил Игорь, влезая в ботинки на меху и куртку.

— Кто со мной?

— Пошли, — Борька подхватил вторую лопату. Мальчишки исчезли в тоннеле, и через пять, не больше, минут со стороны вертолета донесся их крик:

— Эй, идите сюда!

— Скорее давайте!

На ходу обуваясь и натягивая куртки, все ломанулись в переходник и через освобожденную дверь вертушки повыскакивали на снег.

Ветер и метель улеглись полностью. Всё кругом занесло белым. Мороз усилился, воду у берега схватила льдом. От света Адаманта на успокоившейся поверхности мелко дрожали блики. Мохнатые звезды шевелились в холодном ночном небе, а на севере у горизонта переливался хрусткий радужный занавес Северного Сияния, крайне редкого в этих местах. От красоты, открывшейся глазам нашей восьмерки, нефигурально захватило дух.

— Вот это новогодняя ночь, — удовлетворенно заметил Зигфрид. — Смотрите терминал! А вон корабль возле него, вон, смотрите!

— Ага, вижу! — подпрыгнула в снегу Клотти. Остальные — даже Игорь — как ни старались, не смогли различить возле алой звездочки огонек корабля. — Когда-нибудь я буду водить такие!

— Девчонка-пилот? — не то усмехнулся, не то ужаснулся Борька. А Игорь огорошил, как ему казалось;

— Тебя в Гагарин не возьмут.

— А я знаю, — спокойно ответила германка. — Я пойду в космофлот какой-нибудь компании. Русской Колониальной, например.

— Консервы возить, — фыркнул Женька. Клотти пожала плечами:

— Ну и что? Консервы в контейнерах. А я — в пилотской рубке. Завидуйте все. И не говорите мне, что не бывает женщин-пилотов.

— Ну вообще-то бывают, — согласился Игорь. — Мало, но есть.

— А холодно, — поежился Степка. — Вон та — что за звезда?

— Эпсилон Оленя и звезды-спутники, — пояснил Борька. — Огненный Венец, как их тут у нас называют.

— Красиво, — Степка обнял Клотти. — И похоже… С Земли их не видно, кажется.

— Пошли, правда холодно, — Лизка, прижимавшаяся к Женьке, тоже покрутила плечами. — И Северное Сияние погасло… Пошли, пошли!

Почти все вернулись внутрь. Но Игорь еще какое-то время стоял, то разгребая снег незашнурованным ботинком, то поглядывая на небо. Вдали — очень-очень далеко — лежали на нем отсветы Прибоя, а где-то на побережье горел костер. Неужели кому-то еще пришла в голову фантазия отмечать Новый Год "на природе"?

Игорь вдруг почувствовал, что у него намокли глаза. Непривычно и, пожалуй, стыдно… но никто же не видит.

— Мам, пап, здравствуйте, — сказал он, глядя на звезды. Коротко вздохнул. — У меня все ничего, все нормально… только я хотел бы увидеть вас…

Он закрыл глаза и вспомнил зал и разрезанное яблоко в руке преподавателя аутотренинга…

"Круг — символ круга, который описывает над нашими головами Солнце.

Пятиконечный крест в сердцевине разрезанного пополам яблока — означает основные положения солнца на севере, в древнем Туле, откуда вышли наши предки после Великого Потопа.

Разрезанное яблоко — пятиконечный крест в круге. Символ вечности.

Когда вы, мальчики, увидите в разрезанном яблоке весь наш мир — мы продолжим занятия. Смотрите. И помните: ничто не уходит в никуда и не появляется из ниоткуда."

Игорь поднял руку и быстро начертил на фоне звезд три руны — "руны волшбы." Серебристый след пальца на миг обрисовал их в небе, потом — растаял, мерцая, как след частицы на экране осциллографа.

Стало намного легче. Игорь прикрыл глаза вновь, потом открыл их. Нет, надо браться за дело. Сразу после праздника. Иначе никакой аутотренинг не поможет…

…- Где ты там ходишь?! — встретил Борька друга. — Садись, уже скоро!

В самом деле — Новый Год накатывался с неотвратимостью прилива. Девчонки начали расставлять блюда на разложенном мальчишками столе, туда же водрузили бутылки, кто-то искал стаканы. Зажгли все лампы. Женька увеличил громкость — как раз навали показывать картинки Земли — Аркаим, памятник воинам России, елка на Сенатской площади, флаг над императорским Зимним Дворцом в Великом Новгороде… Все замерли, только Степка поспешно разливал вино — на экране появилась запись обретения Его Императоре кого Величества. Знакомые и вообще-то дежурные слова зазвучали в палатке, но их все равно слушали внимательно — за ними слышалась искренняя гордость монарха своими подданными. И, когда прозвучали последние слова, традиционные слова — "храни нас наша вера, будьте счастливы, друзья!" — Игорь пружинисто встал и чистым голосом запел, опережая хор не экране:

— и остальные, тоже вставая, подхватили:

…- Три! Два! Один!.. С Но-вым Го-до-о-ом!

Две из четырех бутылок «уговорили» очень быстро за каких-то полчаса

— получилось по два стаканчика на человека. Все пришли — не от вина, а от общего настроения — в расслабленное состояние и валялись на «диване». Потом как-то вяло пошли запускать фейерверк, но когда первые ракеты, взмыв на разную высоту, брызнули разноцветным пламенем, началось оживление с воплями и прыжками, тут же перешедшими в перебрасывание снежками. Впрочем, Женька в снежки играть не пожелал, а запускал новые и новые ракеты. Так это Игорю и запомнилось — они перебрасываются снежками под разноцветным сиянием, льющимся с небес, и Катька кричит, заливаясь смехом: "С тобой неинтересно, Игорь, ты все время попадаешь!" Кажется, он и правда попадал чаще остальных, но дело было не в этом, а в том, как здорово, спеша, уворчиваться от чужих снежков, нагибаться, подхватывать слишком сухой, рассыпающийся снег, лепить из него плотный комок, бросать, снова уворачиваться…

…Падающей звездой догорела последняя ракета. Восемь человек на истоптанном снегу все еще смотрели в небо.

— Новый Год, — задумчиво сказала Клотти. — Пошли внутрь, я опять есть хочу.

В палатке снова пришлось переодеваться и рассаживаться у стола, на котором еще стояло полно всего и не все еще остыло. Игорь навалился на отбивные, делая из них бутерброды — один кусок хлеба, ломоть мяса, второй кусок — и зелень. Одновременно он наворачивал салат с местными крабами и горошком, неэстетично облизывая ложку. Кое-кто уже отвалился от стола, а Катька с Борькой пели новогоднею песенку — простенькую, о снеге и о том, как здорово, что на свете есть зима.

— Очень неплохо, — заметил Зигфрид, когда они допели. — Но у меня получится лучше. Вот, послушайте…

— Погоди, погоди, — вдруг перебил его Женька, сидевший ближе всех к экрану. — Тут что-то с аппаратом.

— Да ну и выключи его вообще, — нетерпеливо посоветовала Лизка.

— Стой, стой! — Игорь оторвался от салата и почти прыгнул к экрану. — Это не неполадки… это кто-то нас вызвать пытается! Ну-к…

Он быстро переключил режимы. Экран «поплыл», изображения, то становясь моноплоскостными, то вновь обретая объем, сменяли друг друга; на какой-то миг появилось лицо херцога фон Брахтера с шевелящимися губами, в профиль… но в следующую секунду возникло отчетливое лицо молодого парня в форме охраны латифундии Довженко-Змая — секунду он смотрел в глаза Игоря, потом отвернулся (Игорь узнал мелькнувший кабинет генерал-губернатора во дворце Озерного — ничем не украшенный, но с людьми, сидящими у круглого стола со множеством работающих компьютеров) и закричал:

— Сергей Константинович, вот он!

— Интересно, — признал Игорь, недоумевающе покосившись на друзей, но тут же вновь повернулся к экрану — на него смотрел генерал-губернатор, и лицо Довженко-Змая было недовольным, обрадованным и озабоченным.

— Ну наконец-то! — выдохнул он.

— С Новым Годом, — поприветствовал его Игорь. Генерал-губернатор посмотрел дикими глазами, пошевелил губами и спросил:

— Ты где?! Тебя уже три часа ищут!

— Я? — удивление Игоря росло. — Вообще-то я отмечаю…

— Ты что, не читал последних сообщений?! — выкрикнул генерал-губернатор.

— Ну… — Игорь подумал, что он не только последних сообщений не читал он уже двое суток не разбирал почту. — Нет.

— Кретин, — обреченно произнес Довженко-Змай. — Ты что, считаешь себя в отпуске?!

— Да, — честно ответил Игорь.

— Где ты находишься, саботажник?! — взревел генерал-губернатор. Бросил взгляд куда-то вбок. — А, вижу пеленг…

— По нам сейчас выпустят ракету? — осведомился Игорь.

— А, так ты там со всей своей бандой?! Ты мне срочно нужен, понял?

— Нет, — с определенным садизмом отозвался Игорь. — Я свое дело сделал — что еще?

— Ты смотрел карты, которые я тебе прислал?

— Листал, — признался Игорь. Видно было, что Довженко-Змай тяжело перевел дух, потом почти въехал в экран:

— Слушай внимательно. Очень внимательно. И делай выводы, как ты это умеешь. Через двое суток в Озерном начнут приземляться катера с переселенческих кораблей «Слейпнир», "Пегас" и «Беллерофонт». Двадцать пять тысяч — слышишь, двадцать пять! — переселенцев из Забайкалья и с Балкан. Семнадцать тысяч из них определенно ориентированы отправиться к Третьему Меридиану, к твоим Зубастым Горам!

— Иррузаю и Аллогуну конец, — вырвалось у Игоря. — Это перережет им глотку… но… двадцать пять тысяч!

— Именно поэтому мне нужен ты! Мне нужен порученец, на которого я смогу возложить ответственность за работу с переселенцами на новых землях. Это минимум две новых губернии, а у меня даже — людей на должность губернаторов нет! У меня всего трое капитанов, а нужно шестеро минимум! Игорь, — генерал-губернатор покачал головой, — если ты не согласишься, то я тебя просто мобилизую.

— А ни фига подобного, — ответил Игорь, чувствуя, как охватывает его бешеная радость, — мне до совершеннолетия еще почти три месяца, по-вашему, по-здешнему — пять. Я вообще могу тут лечь и лежать до конца зимы. Хорошая компания и продуктов хватает. А ты мне что предлагаешь — снова шею ломать? Согласен, конечно.

— Сможешь к полудню быть тут, у меня? — быстро спросил генерал-губернатор, делая какой-то жест назад.

— Буду, — Игорь хотел спросить, когда ожидается начало переселения, но Довженко-Змай уже выключился.

— С Новым Годом, — поздравил Игорь экран. И повернулся к остальным: — Так. Где-то в вертушке есть снегоход. Мне надо в Прибой.

— Попраздновали, — объявил Женька, вставая. — Пойду готовиться к взлету.

"А ведь теперь действительно — с праздником!" — подумал Игорь весело.

Вертолёт летел над полосой низкого бурана, в чистом небе с россыпями близких звезд и полным Адамантом, дававшим красивые алые отблески. Не так уж долго оставалось до утра, хотя еще было совсем темно.

Игорь вел вертолет сам — остальные спали в салоне, навеселившись. Он слегка ворочал управлением и думал, что зря не разобрал почту, потому что — сейчас он был в этом уверен — где-то там лежала весточка от Светланы. Не могла не лежать. Потому что, потому что… потому что Новый Год — это все-таки праздник.

Праздник — отдых перед новой интересной работой.

Тяжелый минский фургон — такие чаще всего используют переселенцы — урчал лебедкой-самотаском. Выпряженные тяжеловозы, пофыркивая, стояли неподалеку, по их шкурам стекала вода, превращая кожу в атлас; рядом с конями стояли несколько женщин и девочек. Шестеро мужчин и подростков подкладывали под колеса фургона ребристые сетки. За плечами у них висело оружие.

Игорь стоял возле деревьев на тропе — там, где фургон сполз под откос. Ранец-вертолет заставлял его чуть нагибаться вперед, руки он держал на ИПП, висящем поперек груди. Капюшон куртки был откинут, по волосам, как по шкурам тяжеловозов, бежала вода. Типичный для этих мест зимний дождь хлестал по раскисшей земле, сёк деревья. Ручей под откосом распух и громко рокотал, подмывая берега.

Больше всего Игорю хотелось спать. Он ощущал, что опухли веки — первый признак злоупотребления спорамином. По таблетке каждые шесть часов уже четвертые сутки, и через полчаса закончится действие очередной таблетки; до них — четверо суток на чистой воле.

Уже больше недели, как он глаз не сомкнул. И почти не присаживался…

…Семнадцать тысяч переселенцев двигались тремя потоками — по четыре, семь и шесть тысяч человек, под охраной Алых Драгун и охраны Довженко-Змая. Первый поток двигался южнее Пограничной реки на север, к излучине Пограничной и Дальней, фактически через зону боев — там Игорь бывал чаще всего. Второй поток шел к Многоструйной с территории Прибойной губернии. Третий, огибая Пески, двигался с территории латифундии Довженко-Змая на юг, в совершенно еще неисследованные земли. Каждый из потоков делился на десятки ручейков. И каждый из ручейков был — люди, и с каждым из этих людей могло что-то случиться…

…- Сейчас вытянем, — Хлопов-старший подошел к Игорю. Он тоже был мокрый и измученный — Игорь вдруг с усмешкой подумал, что земляне — это все-таки раса безумцев. Ну что ему не сиделось в своем Усть-Илимске?.. А тебе, Игорь Вячеславович Муромцев, дворянин Империи?.. А всем остальным, черт побери?.. — Выпьете чаю, кофе или, если хотите, отдохните у нас… — Отдохну, — неожиданно для самого себя сказал Игорь и, тяжело шагая, пошел к фургону, чувствуя, что отрубается на ходу. Если честно, он не помнил, как снимал ранец и снимал ли его вообще…

— Ясно вижу, на контркурсе — два фрегата, боевой транспорт, двадцать истребителей! Повторяю, мостик! На контркурсе сторки! Два фрегата типа Хат, боевой транспорт — опознано! — "Сторра дан", скорость сорок махов… двадцать тяжелых истребителей типа шесть, скорость шестьдесят! Шестьдесят! Шестьдесят! Сторки! Расстояние…

"Ррррраа… ррррраа… ррррраа…" — захлебисто и страшно взвыли колокола громкого боя, наполняя истошным криком помещения эсминца, и люди, бросая сон, занятия, еду, неслись по местам боевых вахт, на ходу вскакивая в скафандры, врубая баллоны боевого питания. «Беспощадный», до той поры казавшийся щукой, в дремоте дрейфующей по течению, ожил. С его поста связи вырвался ослепительный луч и, меняя цвет, дал серию вспышек: белый, золотой, пропуск, белый, золотой, пропуск…

Я — Земля. Я — Россия.

Из космоса впереди, из неразличимой для человеческого глаза, но про низанной локаторами дали, вырвялись мечи голубого и алого пламени.

Я — Сторкад. Атакую!

На дальномерном посту 'Беспощадного", на экранах, сигналы преобразовались в изображение. Наваливался гигантский — не меньше километра — "Сторра Дан", переделанный из грузовоза боевой транспорт, с палубы которого стартовали еще не все «шестерки». Прикрывали его похожие на граненые наконечники стрел фрегаты. Далеко впереди мчались два десятка истребителей, до смешного похожих на детские самолетики из бумаги — в своем любимом строю, в «щипцах», привыкших с кровью выхватывать из боков неповоротливых конвоев корабль за кораблем…,

Игорю вспомнилось, как он сложил из листка с задачами такой вот самолетик, запустил его, и они с Риткой стояли у окна третьего этажа, смотрели, как тот кружит и кружит над школьным двором, под прозрачным небом, то снижаясь, то взмывая, но никак не желая падать — так было красиво, и Ритка смеялась…

Ее родители погибли именно в тот день, как позднее оказалось. Оба, сразу — сгорели со своим крейсером "Черная птица". В том же сражении погиб его, Игоря, отец, штурман эсминца «Разящий». А через полтора месяца, когда он заканчивал обучение на курсах дальномерщиков, ему сообщили, что Ритка осталась где-то в развалинах Сельговии…

— Ссссукии… — процедил Игорь, наваливаясь скафандровой маской на нарамник. — Семь, девять, семь, семь, семь, шесть!

Он не видел, но знал, что металлические пальцы мичмана Панченко сейчас бегают по клавишам — и главный калибр «Беспощадного» получает данные — разворачиваются длинные стволы плазменных пушек, нащупывают цель…

— Попадание! Попадание! — закричал старшина Шверда. Но Игорь и сам видел, как два истребителя разлетелись ослепительными брызгами, и засмеялся зло, слыша, как Панченко проревел:

— А-а! Это вам не Антарес![50]

Орудия и ракетные батареи «Беспощадного» гремели дружными залпами. Но сторки не были трусами даже на кончик ногтя. Истребители разошлись «косой» — страшной, похожей на лезвие косы смерти — и продолжали атаку.

— Три, три, два, три, один, три! — кричал Игорь. — Три, два, один, один, три, три!

— Попадание! — откликнулся Шверда. — Стартуют еще!

— Игорь, на правый фрегат! — скомандовал Панченко. Мальчишка разогнал нарамник, с выворачивающим нутро сладостным чувством поймал зеркальный борт.

— Три десятки, девять, девять, восемь!

— А-а-а-а! — снова заревел Панченко. — Есть! — опережая Шверду, подтвердившего: — Попадание!

Экран расплылся радужным пятном. Игорь включил очистку, отражая атаку службы помех — наверное, со "Сторра Дан" — и продолжал давать цифры, мыча от наслаждения, когда борт фрегата расцветал вспышками, из которых белыми струями и пузырями брызгал воздух — главный калибр эсминца крепко поймал сторка, и тот вдруг начал проваливаться, падать в космос, вращаясь сразу по всем осям…

— Готов! — ликующе заорал Шверда.

Нестерпимый, палящий, сводящий с ума алый свет брызнул в лицо Игорю из нарамника…

…Внешняя связь скафандра доносила до его слуха истончающийся безумный свист. Игорь лежал на боку и смотрел прямо в космос с огнями звезд. Самая ближняя тянула к нему огненные щупальца.

Он перевалился на спину, раскинув руки. Стены поста на глазах покрывал длинный игольчатый иней, очень красивый. Над лежащим юнгой проплыл Шверда… часть Шверды, потому что остального — по пояс — не было. Стекло шлема изнутри покрывал такой же иней, как на стенах. Рядом плыли какие-то алые комья и снежинки. Все это, медленно вращаясь, уплыло в космос через огромную дыру во фронтальном борту — точнее, его просто не было, и Игорь смотрел в бездну именно через этот провал. Туда же свисал остаток его рабочего поста. Из дальномера сочилась, тут же застывая, оптическая жидкость

Потом через это пространство за бортом, которого больше не было, совсем близко пронесся истребитель, его преследовали очереди зениток — Игорь понял, что бой идет вовсю.

Он поднялся, утвердил сапоги, включив магнитные захваты, на палубе — его было потянуло в космос. Внешних звуков больше не существовало, только тихо шипел в шлеме поступающий из баллона кислород.

Рубка была разбита почти вдрызг. Панченко застрял в неудобной позе между своим столом и стеной, покачиваясь, как воздушный шарик — от старшины непрерывно тянулись нити замерзающего воздуха и… и крови.

Тяжело ставя ноги, Игорь подошел к старшине и почти без удивления увидел, что ног у того нет — край стола отрубил их ниже колен. Оттуда и шли воздух и кровь… но не только. Осколок брони наискось вспорол баллоны старшины, и они "травили".

Качаясь из стороны в сторону, мальчишка подошел к двери, коснулся ее — просто так, на ней горел алый огонь блокады. Пораженные помещения блокируются, если борт не в силах самовосстановиться. И это правильно… хотя в них иногда остаются живые люди.

Как сейчас.

Достав трос, он туго перетянул повыше колен штанины скафандра старшины — тот перестал терять воздух и кровь и открыл глаза. Взгляд, плавающий и безразличный поначалу, стал осмысленным, Панченко сделал слабый жест рукой, и Игорь наклонился к его шлему, прижавшись своим.

— Сынку, — тихо сказал Панченко. — Перетащи меня до аварийки, а сам ховайся в шкаф. До сидишь до конца, шкаф прочный, ще не то сдюжит… ты только меня перетащи, а то калибр-то молчит… загинут наши…

Игорь отстранился. Губы Панченко шевелились, но он больше не слыша ничего, да и зачем? Юнга осмотрел баллоны старшины — они оба были повреждены — и, перекрыв вентиль своего левого, отсоединил его. Действуя быстро и заученно, Игорь снял со старшины поврежденные баллоны и, подсоединив свой, с удовольствием заметил, что Панченко глубоко вдохнул. Одновременно он попытался поймать левой рукой юнгу, но тот уже отошел в сторону. Потом вернулся и решительно отбуксировал старшину в стенной шкаф. Тот пытался оттолкнуть мальчишку, но сейчас, конечно, был слабее. Намного. Игорь запихал его в шкаф и запер дверцу.

Старшина рассказывал, что в Карпатах у него жена и две маленьких дочки.

Один баллон, уже начатый. Его хватит часа на три. Потом — резервный патрон на полчаса. И еще минут пять дыхания тем, что в скафандре.

Конечно, до них доберутся за это время. Вытащат, нечего и говорить.

Игорь включил аварийку и удовлетворенно кивнул, когда экраны ожили. Вставил в разъем кабель связи и услышал голос командира корабля.

— …кто?! Ответьте!

— Юнга Муромцев, даль-пост главного, — по-прежнему очень спокойно ответил мальчишка. — Пост уничтожен. Старшина Шверда погиб. Старшина Панченко тяжело ранен; мною ему оказана первая помощь. Воздуха на посту нет, аварийное оборудование работает, товарищ кап-два.

Кавторанг секунду изучал лицо подростка. Потом сказал:

— Муромцев, нас атакуют. Если успеет подойти их второй фрегат, без главного калибра нас добьют. Вы можете обеспечить работу поста?

— Да, товарищ кап-два, — кивнул Игорь. — Пост будет работать.

— Отлично, — кавторанг вдруг моргнул и тихо-тихо сказал, словно не было боя и не били по эсминцу враги, грозя уничтожить его в любую секунду: — Сынок. Прости нас, сынок. Сделай все, как надо. Все на тебя надеются… прости нас, мальчик, но иначе уже никак…

… —Пять! Пять! Шять! Шесть, три, четыре! — вслепую Игорь задавал данные, одновременно считывая их и сам для себя фиксировал: — Попадание! Четыре, четыре, три, два, два, один — получай, мразь! А-а, горишь, гадина, горишь! Мостик, принимайте!

— Давай, сынок! Давай, юнга! — кричал кавторанг, удерживаясь обеими руками за поручни кресла — на мостике тоже был ад, в котором мельтешили люди. Давай на "Сторра Дан", мальчик!

— Пять! Пять четверок!.. Пять! Пять! Четыре четверки!.. Есть! — крикнул Игорь и захлебнулся от боли — летевший со скоростью пули осколок борта вспорол ему левый бок.

Он прижал локоть к разрыву, ощущая жуткое — как Космос вытягивает из него воздух, кровь и жизнь. — Мо… стик… четыре… четыре, пять, три, два, три… бейте… — и засмеялся, когда увидел, что левая палуба транспорта встала дыбом, подброшенная взрывом: — По… падание…

— Сынок, что с тобой?! — кричал кавторанг. — Что с тобой, сынок?!

— Меня немного… ударило, ничего… — Игорь, скорчившись, зажал рану и теперь лежал боком на пульте. — Принимайте, не отвлекайтесь… пять единиц, два — бейте его!..

…Когда через сорок минут аварийная группа со всеми предосторожностями, но быстро вскрыла пост — Игорь был еще жив.

В госпитале эсминца его все-таки удалось спасти.

Фургон покачивался на мощных амортизаторах, как гамак. Игорь не сразу сообразил, что лежит на откидной койке в носу, там, где обычно устраивают в этих передвижных домах спальни. Куртку и сапоги с него сняли — вещи, ранец, оружие и снаряжение лежали тут же, на полу. На второй откинутой койке, уткнувшись друг в друга носами, спали двое мальчишек-близняшек лет по семь-девять. Больше в комнатушке никого не было, но из-за низкой двери в ногах доносились голоса.

Первое, что Игорь понял — он проспал больше десяти часов. Взгляд на комбрас подтвердил его ощущение. Игорь хотел вскочить… и остался лежать Лениво набрал на комбрасе код личного канала и подождал, пока пройдет соединение через инстанции.

— Привет, — не без удовольствия сказал он появившемуся на экране генерал-губернатору. — Знаешь, а я сплю.

— А я тоже, — Довженко-Змай без стеснения широко зевнул и улыбнулся. — Отдыхай. Похоже, что самое трудное мы снова сделали.

— Ну и хорошо, — согласился Игорь. Несколько секунд они смотрела друг другу в глаза — Игорь почти спросил: "А как Светлана?" Но не спросил, и генерал-губернатор, повторив: "Отдыхай," — отключился.

Игорь потянулся — с наслаждением. Прикрыл глаза — не потому, что собирался спать вновь, а просто с закрытыми глазами лежать было приятнее. Вспомнился виденный сон — и помешал все-таки уснуть вновь, а кроме того Игорь ощутил чей-то любопытный взгляд и приоткрыл глаза.

Тот мальчишка, который лежал с краю, спрятавшись под одеяло, поблескивал из-под него одним глазом. Игорь сделал вид, что не замечает этого и сел. Потянулся к оружию, отщелкнул крышку кобуры «тулы-баранникова», неспешно достал РАП, начал его проверять. Глаз восторженно-любопытно расширился. Игорь выщелкнул из запасной обоймы заряд, положил на ладонь и заставил его пробежаться — до кончиков пальцев, скользнуть между ними на тыльную сторону… потом патрон перескочил в другую ладонь и к нему присоединился второй, они затанцевали по рукам Игоря то плашмя, то вставая на донца и раскланиваясь, как партнеры в танце. Это было простенькое упражнение, Игорь специально разнообразил движения, чтобы ненароком не погрузить мальчишку в транс.

Под одеялом восторженно засопели. Мальчишка приподнялся на локте, одновременно тормоша — тихо, но настойчиво — своего братишку. Рядом с первой парой любопытных глаз появилась вторая. Игорь с усмешкой вогнал — неуловимым движением — оба заряда в магазин и стал обуваться. Он, если честно, не знал, как себя вести с детьми такого возраста — весь его опыт ограничивался лицеем, где он, старшеклассник, выступал по отношению к младшим как командир. Склонности к вожатско-воспитательной работе Игорь никогда не испытывал.

Наконец тот, который проснулся вторым, не, выдержал:

— Скажите, — негромко, но настойчиво позвал он, — скажите, вы дворянин, сударь?

— Доброе утро, — Игорь выпрямился. — Я дворянин, и меня зовут просто Игорь.

— Меня — Ярослав, — представился тот, который проснулся первым и до сих пор молчал, — а его — Владислав. Вы так долго спите! Мы играли, потом легли — а вы уже спали… Папа сказал, что вы очень устали, и чтоб мы не шумели… Мы же не шумели?

— Не шумели, — подтвердил Игорь.

— А как вы это делаете — с зарядами? — снова вмешался «Владислав» — в миру, скорей всего, просто Владька. Он уже сидел, скрестив ноги. — Это биоэнергетика или фокус?

— И то и другое, — Игорь поднялся на ноги. Мальчишки понравились ему. — Вы, говорят, из Усть-Илимска?

— Ага, — кивнул Ярослав. — Мы всей семьей тут!

— И тут здорово, — дополнил Владислав. — Только тут нет никаких местных, про которых мы стерео смотрели.

— Поверьте мне, тут этого добра слишком много, — вздохнул Игорь, уже направляясь к двери…

…В смежном помещении сидели за столом несколько человек — они смеялись и шутили, хотя с некоторых еще лила вода. Красивая рослая женщина полусерьезно ругалась на мужчину и подростка — именно они были мокрыми.

Игорю почтительно и дружелюбно уступили место, и перед ним появилась тарелка, наполненная овощами, жареным мясом и картошкой, а так же большая кружка с чаем и бутерброды с вареньем. Игорь только теперь почувствовал, как ему хочется есть — шоколад и витамины, которыми он питался последние дни — это не еда…

…- Спасибо, — поблагодарил Игорь. — Я вам посоветую скорее нагонять остальных. Это хороший совет, поверьте мне.

Застегивая крепления ранца, он увидел в окне две одинаковых физиономии. И две машущие ему ладошки.

"Смешные," — сам усмехнулся он.

Около трехсот человек решили осесть на весьма удобном участке — широкой луговине над крутым берегом небольшой речушки. Ее как-нибудь назовут, если еще никак не назвали…а вот у поселка уже были имя: Высокий Берег. Так возвещала надпись на одном из щитов легкой переносной брони, вперемешку с фургонами окружавшей лагерь. Поселенцы уже успели установить два десятка равномерно вращавшихся ветряков; люди в форме гражданских строителей уже рыли на легкой технике котлован по разметке. Возле них стояли указатели с оптимистичными надписями: что где будет возведено. В нескольких местах из динамиков доносилась музыка, классика. На одном из фургонов была сделана надпись: "Редакция еженедельника "Свет"." На другом — "Поселковый совет".

Игорь ел пирожок с картошкой и наблюдал, как на мокрой лужайке взрослые и мальчишки играют в лапту. Картина умиротворяла и внушала уверенность в отменном душевном здоровье новоприбывших. Только славянин способен в середине инопланетного дождливого месяца с непонятным названием «сечень», еще толком не имея дома, играть в лапту.

Светловолосый пацан лет двенадцати как раз вихрем помчался по дистанции. Игорь видел, как мужчина — очень похожий на бегущего мальчишку — подпрыгивает на месте и кричит:

— Давай, давай, сынок, давай, давай, да-ва-а-ай!!!

"Давай, сынок, давай, давай!" — вспомнился Игорю лицейский стадион, и крик тренера, и дорожка под подошвами кроссовок… Но как же редко он играл в эту игру со своим отцом. Тренер тоже говорил «сынок», но это ведь совсем не то. Когда рядом в игре отец, когда он тебе вот так кричит — это совсем другое, это так здорово….

Интересно, сколько он потерял, оттого, что ему чаще всего готовила не мама, а учил забивать гвозди не отец? Игорь завидовал бегущему мальчишке, который не умел и четверти от того, что умел Игорь…

… —Привет, Игорь.

— Привет, Леш, — не поворачиваясь, ответил Муромцев. — Вкусные пирожки.

— Вкусные, — согласился Лешка Романцев, один из капитанов колонии, становясь рядом.

Вообще-то он был не «Лешка», просто так уж сложилось — атлетически слепленный гигант лет сорока, наполовину русский, наполовину норвежец, имея высшие военное и гражданское образования, он уже десять лет работал капитаном на Сумерле и сейчас стоял возле Игоря: в хорошо пригнанной полувоенной форме и снаряжении для походов, к голенищам обоих сапог пристегнуты кинжалы, на поясе — ИПП и многофункциональный тесак. В левой руке капитан держал пирожок, в правой — "коновалов" с подствольником.

— Едешь дальше? — продолжая смотреть игру, спросил Игорь.

— Пока нет, — покачал головой Романцев. — Небольшие неурядицы. Семья Хлоповых, одиннадцать человек, отстала. Не могу с ними связаться.

— Хлоповы? — переспросил Игорь. — Я четыре часа назад был с ними, все было нормально…Что, совсем не отвечают?

— Совсем, — кивнул капитан, — как будто связь у них вышла из строя… С воздуха тоже ничего не обнаружили. Сейчас возьму драгун, поеду искать.

— Погоди, — Игорь проглотил остатки пирожка, — они могли свернуть с пути, срезать. Я поднимусь на ранце, полетаю над деревьями. А ты давай по земле.

— Погодка-то нелетная, — Романцев посмотрел в небо. — Ветер наверху.

— Ничего, я справлюсь. Только рацию возьму к комбрасу, а то он один не добьет.

— Если найдешь их — свяжись со мной, — предупредил Романцев.

— Обязательно, — пообещал Игорь. И добавил: — Ты тоже мне сообщи.

Сквозь пелену дождя внизу все казалось однообразно-расплывчатым. Игорю приходилось снова и снова протирать очки ночного видения левой рукой, правой удерживая управление ранцем.

Очень замерзли колени — между сапогами и нижним краем куртки. Несколько раз — два или три — Игорь видел внизу фургоны, но каждый раз их было по нескольку штук и дежурные на связи отвечали, что Хлоповых тут нет.

Игорь не мог заблудиться — он отлично помнил направление. Но в том-то и дело, что там, где он оставил семью, уже никого не было. Игорь даже спустился, пытаясь найти следы, но дождь полностью уничтожил их на открытых местах. В результате он снова и снова петлял над лесом, понимая, что скоро придется переключиться на аккумуляторы и добираться к ближайшим людям.

Несколько раз Игорь чувствовал внизу лесовиков-вабиска, но их мысли были неразборчивы, а главное — полны страха перед начавшимся нашествием и не несли угрозы. Игорь снизился над верхушками кедров и пихт, мрачно то ли зеленевших, то ли черневших даже сейчас, в сечене. Дул сильнейший ветер, становилось все труднее откренивать машину, и в какой-то момент Игорь с ужасом понял, что рукоятку управления выворачивает из его ладони!

Он вцепился в ребристый пластик левой рукой. Дождь, стекающий по очкам, смазал картинку, как скипидар, выплеснутый на холст, смазывает краски. Игорь вскинул левую руку… рукоять рвануло, ноги за что-то зацепились… ровное «йомм-йомм-йомм» винта превратилось в "ррроууу!..", что-то еще полоснуло бок, послышался страшный скрежет, Игорь почувствовал, как взлетает — но неправильно, по дуге, ногами вверх-вбок. "Падаю," — трезво подумал он и ударил по кнопке ротации раньше, чем сработала автоматика. Дикий полет-падение превратился в спуск кленового семечка — головокружительное вращение ближе и ближе к земле, достаточно медленно, чтобы не рухнуть, а упасть.

Он бы и упал. Если бы это не был лес. Закрылок ротатора ударился о ствол дерева — и мальчишка понял, что уже не опускается, а вновь летит, летит, как камень, выпущенный из катапульты…

…Левую руку выше локтя, над комбрасом, Игорь не ощущал. Он вылез из креплении ранца и, поднявшись на ноги, осмотрел машину. Да, ей больше не летать. Лопасти сорвало — наверное, когда движок пошел вразнос. Правый закрылок треснул до корпуса. Рукоятку управления согнуло, на ней остались глубокие вмятины от пальцев. В довершение всего, треснувший аккумулятор вмялся в топливный бак. Лет двести назад Игорь взорвался бы…

А что с рукой?

Рука была цела. А онемела от того, что пристегнутую к плечу рацию раздавило и сквозь куртку вмяло в тело.

— Вот так, — Игорь быстро пробежался по связи через комбрас — ровный фон. Не добивает. Он на всякий случай настроил канал на постоянную передачу сообщения об аварии и пеленга. — Это скотство, господа. Теперь придется искать еще и меня.

Это он, конечно, переборщил — Игорь четко знал, куда нужно идти, чтобы выйти к ближайшим людям. Наступала ночь — точнее, в мокром черном лесу уже наступила. Но оставаться на месте не имело смысла. Он плотнее затянул кулиску капюшона и, удобнее перехватив ИПП, зашагал сквозь дождь…

…Стемнело совсем. По очкам снова текло, Игорь сдвинул их на лоб, полностью положившись на слух и ментальное чутье. Несколько раз он ощущал присутствие ночных хищников, вышедших на охоту, но спугивал их ментальным бичом — не до конфликтов… Только бы крокозуб не попался. Нет, так далеко на север их быть не должно.

Едва он подумал это, как толчок беспокойства заставил его остановиться. Секунду Игорь еще не понимал, что его обеспокоило. Потом — сообразил. В лесу пахло гарью, и это был не дым от костра. Именно гарь. Горелый пластик, раскаленный металл, жженое мясо.

Так горит человеческое жильё.

Игорь замер и несколько раз внимательно осмотрелся. В этот миг прекратился дождь, и лес наполнился шелестом падающих капель. Это было даже хуже, чем шорох самого дождя.

Игорь надвинул очки. И слева — там, где и ощущалось — увидел движущеся-расплывчатые алые пятна, менявшие форму. Бесшумными прыжками, держа ИПП наготове для стрельбы, он двинулся в ту сторону.

Нехорошо что-то. Ой нехорошо.

…Что это?

Возле берега ручья вповалку лежали тяжеловозы — восемь тяжеловозов, глаза закачены, горло у всех разорвано. Сбоку от них — наполовину в воде — человек с охотничьим дробовиков за плечами. В спине у него торчали два копья — не вабискианских, а просто заточенных палки, копья орангов.

За деревьями горел фургон — все еще горел, вяло, но неостановимо. Стенки раскалились докрасна и сплавились.

Возле опушки — еще три трупа. Мужчина, молодая женщина, девочка, проткнутые копьями. Их убили внезапно, как и того, возле ручья.

Да, это Хлоповы, подумал Игорь спокойно и отстраненно. Так было легче воспринимать трупы людей, у которых гостил чуть больше шести часов назад. Которые кормили, его картошкой с мясом.

Между опушкой и фургоном, лежали оранги — очень много, не меньше сотни. Как видно, они напали внезапно и успели убить нескольких русских раньше, чем те что-то сообразили (почему они не установили сканеры, почему?!) Но те, кто был возле фургона, а может, в нем, начали стрелять. Воронки — места взрывов гранат. Ошметки тел, шерсть и кровь. Обоймы. Старший Хлопов — сидит, привалившись к груде трупов, в руке — топор, голова раскроена. Это не копье. Это ятаган. Значит, и иррузайцы тут были.

Где же еще шестеро? Игорь специально думал так — «шестеро», стараясь не вспоминать физиономии двух Славок в окне фургона. Сгорели? Он обошел фургон и обнаружил еще два трупа, обгоревшие так, что невозможно было понять, кто это, ясно было только, что взрослый и подросток, даже пол непонятен.

Остальные, конечно, в фургоне. Вот так.

Игорь прошелся к опушке. Под деревьями, куда не достал дождь, на мокрой земле легко читались следы. Примерно пятичасовой давности. Много следов орангов. Два гухха — всадники, конечно.

А это что?

Игорь наклонился и поднял с раскисшей земли егерку. Детскую егерку с опущенными ушами и порванными завязками.

Как минимум одного из мальчиков оранги унесли с собой.

Русского ребенка эти твари унесли в черный мокрый лес. Пять часов назад. Сколько его волокут? Километров тридцать? Меньше? Больше?

На миг Игорь представил себе степень страха и надежды, которые должен был испытывать мальчишка. Нет поблизости пластунов, Алых Драгун, вертолетов, героев фильмов…

А вот Муромцев Игорь — есть.

Он несколько раз глубоко вздохнул. Всмотрелся в лес. И побежал по следу, держа его, как гончая.

Игорь не знал, сколько перед ним врагов. Оранги умели двигаться по лесу и, если бы не сырость, их вообще было бы проблематично выследить. Игорь считал, что не меньше сотни — менее чем с двумя сотням выходить против десятка землян было бы глупо. Игорь вовсе не считал себя сверхчеловеком, поэтому на бегу несколько раз пытался дать вызов — но комбрас выдавал фон. Был и соблазн сперва найти людей и организовать погоню по всем правилам. Но каждая секунда в руках орангов для мальчика могла оказаться последней.

На бегу Игорь припомнил, чем располагает. Два сороказарядных магазина к ИПП, третий — на оружии. Две тридцатизарядных обоймы к РАПу. Пять картечных гранат в «печке». Нож. Тесак. Пистолет с термитом. И. кластерник.

Посмотрим…

Игорь никогда в жизни ничем не болел и вообще не знал, что такое природное недомогание. До Третьей мировой все страны, говорят, надуто гордились своим "спортом больших достижений", представленным кучкой "атлетов", за большие деньги кочевавших из страны в страну. Практически все они добивались рекордов применением сложнейших медикаментозных препаратов, лишавших их здоровья к тридцати в среднем годам. Никому из них не удалось бы пробежать с грузом и пятнадцати километров, не говоря уж о том, чтобы потом активно действовать.

Игорь воспитывался в совершенно иной традиции. Рассвело. Он бежал через лес уже седьмой час, не останавливаясь, размеренно дыша, с оружием наготове, читая след в движении. Ни одно животное, даже знаменитые английские верховые, не смогло бы бежать непрерывно и половину этого срока.

В прыжке он перемахнул восьмиметровый овраг, по дну которого бежала речушка. Да, они шли здесь, но вокруг оврага — вот снова след, рассеивается, делится… Запах мокрого костра — тут был привал. А это?!.

Семь трупов орангов были затащены под низко нависшие ветви кустов и завалены мокрым хворостом. Если бы не прыжок — Игорь не заметил бы их. Отпихнув хворост, Игорь склонился над ними.

Копейные раны. Они что, друг с другом передрались? А иррузайцы куда смотрели?

Костер. Горел уже после окончания дождя. Они были тут всего два часа назад — он отыграл больше половины времени. Но быстро движутся, гады… И что же все-таки…

…Игорь был закаленным и крепким парнем. Но у него жестоко перехватило дыхание — и не в лад забухало неутомимое сердце.

На мокрых листьях лежали почти неузнаваемые кровавые ошметки. Трудно было понять, где клочья одежды, где остатки тел. Между двух копий лежала оторванная — не отрезанная, не отрубленная! — голова мальчика: зубы оскалены, на подбородке двумя струйками запеклась кровь, во весь лоб — длинная рана. Русые волосы слиплись от дождя, синие глаза смотрели иридиевыми муляжами, по ним скатывалась влага.

Подальше — зимний ботинок со ступней. Кисть руки — пальцы в кулак. Другая рука — по локоть, сжимает обломок копья. Что-то, из чего выхлестнуты петли внутренностей — куртка? Да, но не пустая… Вторая голова?! Да, вторая, такая же жуткая, как первая, только правая сторона лица сорвана до розово блестящей кости. И все равно видно, что лица одинаковые.

Не один мальчик — оба. Славки. Игорь опоздал на два часа.

То, что произошло, Игорю сделалось ясно сразу. Мальчишек дотащили сюда. А тут, на привале, они поступили так, как должны поступать русские, земляне, даже если им еще нет девяти лет.

Они как-то освободились. И, наверное, вырвали оружие у охраны. Вот откуда трупы под хворостом.

Игорь опустился на колено и дотронулся до мокрых волос одной из голов. В нем рос молчаливый крик, страшный рык зверя, у которого отняли детенышей, иррациональный и ужасный.

Он бы их освободил. Освободил бы, не поспеши они, не схватись за оружие безо всякой надежды на победу… Но не спешить — значило ждать. А ждать — значило терпеть.

Нет. Они были правы. Лучше смерть, чем лишние два часа рабства. Величие — понимать это, и мальчишки доказали, что понимают.

А теперь и он, Игорь Муромцев, должен доказать, что он — дворянин Империи.

Он встал на ноги и отдал честь.

— Спите спокойно. Я вернусь. Скоро.

И он вновь побежал по следу — неутомимо и безжалостно.

Без десяти десять Игорь увидел с холма колонну орангов. Их было и правда около сотни — численность он оценил верно. Они переваливались неутомимо двумя колоннами по опушке примерно в километре от него. Впереди и чуть слева рысили верхами двое иррузайских офицеров — в пасмурном свете дня нет-нет, да и поблескивал металл.

Еще за две минуты до этого Игорь ощутил сумятицу мыслей орангов. Но проводить ментальную разведку не осмелился, чтобы не выдать себя — те двое стервецов наверняка были настороже. Удостоверившись в том, что враги в самом деле здесь, Игорь насколько секунд наблюдал за орангами, потом — побежал, параллельно их колоннам, одновременно сближаясь с ними.

Они все — трупы.

…Офицеры-пограничники, конечно, были хорошо подготовлены — во всяком случае, фланговый дозор выставили. Игорь «услышал» троих орангов до того, как углядел впереди и чуть сбоку плавно и быстро перемещающиеся бесшумные силуэты. Согнувшись пополам, он скользнул в тень у деревьев и ускорил бег, двигаясь с неестественной для обычного человека скоростью.

Оранги увидели его слишком поздно. Тот, который шел последним, обернулся — Игорь ударом ноги свернул ему шею. Оранг еще падал, а Игорь ударом "волчьей лапы" проломил висок другому и ребром ладони перебил позвоночник последнему. Сейчас он не был зол — только сосредоточен, потому что это было лишь начало. Самое простое.

Чутье не подвело — он вышел к речушке метров за триста от брода. Вышел раньше орангов и присел, найдя самое удобное положение для стрельбы. Переставил предохранитель. Откинул крышку кобуры РАПа.

Оранги появились почти тут же. Да, он успел вовремя… Иррузайцы чуть постегали и ехали теперь в середине строя.

Но как раз в них Игорь НЕ СОБИРАЛСЯ стрелять.

Нет.

Это для них слишком легко.

Он повел стволом в конец строя, выжидая, пока на брод втянутся все…

…Первый магазин Игорь расстрелял за семь секунд, ни разу не промахнувшись. На переправе поднялся страшный рев и вой. Не отнимая руки от спуска, Игорь сменил магазин, спустил задержку, вновь начал посылать заряд за зарядом, видя, что не мажет. Оранги частью побежали обратно, частью рванулись вперед. Иррузайцы скакали именно туда.

— Нет, куда это вы? — пробормотал Игорь, вскакивая и спрыгивая в ледяную зимнюю воду.

Тут оказалось два его роста, но мальчишка, опустившись на дно, мощным толчком вышвырнул себя — в ореоле брызг — на поверхность, на отмель, где ему было по колено, и побежал вперед.

Наверное, бегущий русский буквально источал агрессию, потому что сперва оранги, замерев на месте, непонимающе таращась и оцепенев. Среди них, наверное, еще оставались те, кто убивал мальчиков. Но не они были настоящими убийцами — нет. Поэтому Игорь не тронул бы их… но оранги, повинуясь, очевидно, приказам своих скачущих по берегу господ, бросились ему навстречу.

Он выпустил все пять зарядов картечи, скосив целиком переднюю часть бегущих. Но стрелять из ИПП начать он уже не успел — оранги оказались вокруг, везде.

ИПП был брошен на ремень. В правой руке Игоря возник тесак, в левой — полевка. Удары посыпались на него со всех сторон, но Игорь не чувствовал их — он шел сквозь рыжую, пахнущую мокрой шерстью массу. У орангов — как, впрочем, у иррузайцев тоже — не было даже представления о фехтовании веерного боя, при котором оказавшийся в пределах досягаемости любого из клинков враг неизбежно превращается в кусок мяса, угодившего в мясорубку: от винта, тянущего к вращающимся ножам, ему никуда не деться. Игорь сам был и подающим винтом, и ножами.

Оранги — только мясом.

Иррузайцы остановились на берегу, развернув гуххов и обмениваясь короткими замечаниями. А потом…

Потом из визжащего клубка, извергавшего то фонтан крови, то тело, пускавшееся плыть по течению, из этого месива — вырвался залитый чужой кровью мальчишка с клинками в руках. Он шел к берегу, оставив позади только трупы и воющих раненых с выпущенными в воду внутренностями и отрубленными конечностями — бурая вода обтекала его колени.

Потом он улыбнулся и молча выкинул вперед правую руку с клинком, увенчанным пилой по обуху. Указывая на верховых.

Иррузайцы выстрелили из пистолетов одновременно. Парень ушел от одного выстрела и отмахнул вторую пулю невидимым движением клинка. Он уже шел по песку, печатая на нем глубокие следы сапог и отталкивая локтем висевшее сбоку оружие.

Офицеры начали разворачивать гуххов. Они не собирались погибать в глупой схватке с мальчишкой, только что врукопашную перебившим больше двух десятков орангов.

Гуххи не сдвинулись с места. Послушные и верные своим хозяевам, они лишь дрожали всей кожей и, мотая узкими головами, хрипели — хотели бежать, но не могли. Каналы ментальной связи были перехвачены такой же тренированной и сильной, как у офицеров, но еще и невероятно свирепой волей. Такой, что и сами всадники осели в седлах, оглушенные. А страшный белолицый подошел к ним вплотную и, протянув левую руку, выдернул одного из всадников из седла — коротким и сильным рывком на груди; вабиска описал в воздухе дугу и тяжело грохнулся на песок.

Второй преодолел оцепенение, с воплем соскочил с седла, обнажив ятаган. Мальчишка не сделал ни одного лишнего движения: его левая — безоружная рука — метнулась вперед и вырвала офицеру горло. Захлебнувшись кровью, тот мёртво осел, заливая все вокруг.

Игорь повернулся к первому иррузайцу, который уже успел подняться на колено. Заблокировался — можно было ожидать ментальной атаки.

И понял вдруг, что никакой атаки не будет. Там, где должна была ощущаться ментальная мощь врага — холодный огонь — осталась лишь пустота, в которой слабенько трепыхался ужас. Игорь раздавил иррузайца, даже не прикасаясь к нему.

Только ужас остался и в поднятых на Игоря — почти молитвенно — обычно таких невыразительных глазах, вабиска. Он даже не пытался сопротивляться, когда. Игорь сгреб его за ворот и вздернул вверх, как щенка — прямо к своему лицу.

— Я убью тебя, — сказал Игорь по-русски и не обратил внимания на то, что офицер его понял, хотя и отвечал на родном языке.

— Да, — слабо шевельнулись сероватые губы.

— Я тебе отрежу голову, сволочь.

— Хорошо, — покорно согласился ируузаец. И остался стоять на коленях, рухнув на них, когда Игорь отпустил его — глядя в песок между широко расставленных ног мальчишки.

— Что произошло? — спросил Игорь. — Они сумели освободиться и напали на охрану?

— Да.

— Вот так, — с горьким удовольствием сказал Игорь. — Двое мальчиков. И даже с ними вы ничего не смогли сделать.

— Да, — обронил вабиска.

— Они умерли, как мужчины и воины, — подвел итог Игорь. — А ты за них подохнешь, как скот на бойне, — и размахнулся тесаком, чтобы раскроить голову посредине «хохла»… но неожиданно появившаяся мысль заставила его удержать руку. Он пнул иррузайца в грудь, заставив поднять лицо. — Вы сами додумались их захватить или выполняли приказ?

— Уигши-Уого, — выдохнул тот. — Нам приказал доставить живых белолицых Уигши-Уого.

— Я тебя не убью, — лицо офицера стало непонимающим и почти обиженным. — Я тебя отпущу. Ты возьмешь гухха и уедешь. Чтобы рассказать своему Уигши-Уого обо всем, что ты видел. И ты скажешь ему еще это… — Игорь положил окровавленный тесак не левую ладонь. — Запоминай. Я, Игорь Вячеславович Муромцев, дворянин Империи, от имени русского народа приговариваю его к смерти. Он умрет, как бы ни пытался уцелеть. Так ему и скажи. Понял?

— Да, — иррузаец сглотнул.

— Убирайся, — брезгливо приказал Игорь.

Дождь продолжал идти. Даже стал сильнее — гудел по крыше фургона, перекрывая посвистывание генератора и смешиваясь с голосом офицера Алых Драгун, диктовавшего какие-то цифры.

Романцев слушал рассказ Игоря, жуя бутерброды. Игорь тоже ел, но вяло. За стенкой урчали двигатели лесоходов, по временам ржали кони — колонны продолжали двигаться через мокрый лес.

— Вот так, — заключил Игорь. — Ладно. Я посплю часок и полечу на север. Ты мне ранец новый достань.

— Достану… С рукой-то у тебя что? Нормально, или посмотреть?

— Нормально, — Игорь уже стаскивал сапоги, откинув полку. — Так не забудь, достань.

Он откинулся на надувную подушку, забросил ноги на полку, надвинул на лицо капюшон и уснул. Капитан вышел, через какое-то время принес вертолет и, поставив его возле полки, очень осторожно перевел будильник в комбрасе Игоря на два часа позже…

…И все-таки Игорь проспал не три, а два часа — его разбудил лично генерал-губернатор, ничего, конечно, не знавший о проявленной Романцевым заботе.

— Одиннадцать человек погибли? — хмуро поинтересовался Довженко-Змай.

— Моя вина, — ответил Игорь, не вставая. — Я должен был остаться с ними. Тех, кто напал, я уничтожил.

Генерал-губернатор кивал с прежним хмурым видом. Потом сказал:

— Ничего. Это бывает, к сожалению… Ты где сейчас?

— У Пограничной. Триста пятьдесят километров от границы.

— Далековато… — генерал-губернатор что-то соображал. — Ладно. Выспался? — Игорь кивнул и сел. — Бери ближайшую реактивку с пилотом и давай к этому вашему замку в Зубастых Горах, где у фоморов база была. Там вабиска дерутся с шахтерами.

— Во! — вырвалось у Игоря. — Наши уже туда добрались?!

— Долго ли умеючи… Отправляйся.

— Лечу, — Игорь вызвал метеослужбу, чтобы посмотреть погоду в тех местах. — Послушай, после того, как я сделаю дело там, я могу взять отпуск на недельку?

— А, застонал?! — злорадно спросил Довженко-Змай.

— У меня личные дела, — пояснил Игорь хладнокровно.

— Бери, и не на недельку. Дальше уже сами колонисты справятся.

— Значит, я опять не у дел? — огорчился Игорь.

— У тебя день рожденья скоро, — напомнил генерал-губернатор.

— А, да… Кстати, — Игорь обувался, рукой показав офицеру на экране комбраса, что ему нужен не самолет, а ранец — ты почему тут ни разу не побывал?

— Да как сказать… — Довженко-Змай усмехнулся. — У меня были дела севернее.

— Намереваешься возобновить боевые действия? — насторожился Игорь.

— Наоборот — прилагаю все усилия к тому, чтобы их не было, — серьезно ответили ему.

Над Многоструйной было чистое небо. Игорь заходил на посадку по широкой дуге, огибая разрушенную дорогу. Отсюда он хорошо видел у нижних пещер суетливую возню лесовиков-вабиска, а у лестницы, ведущей в замок — составленные в шахматном порядке лесоходы и людей на них, как на стенах импровизированной крепости. В сторону относило какой-то дым, Игорь видел вспышки выстрелов и разрывы плазмы. Черт, только бы там не оказались яшгайаны — остановят движок в полете, и дело с концом. Подумав об этом, Игорь резко положил себя на бок, делая еще один вираж перед посадкой.

Он сел прямо на ступени и, отстегнув ранец, с грохотом сбросил его. Сверху бегом спускались несколько мужчин — тот, что впереди, был выше остальных, с внешностью и ухватками отставного военного. Он держал наперевес укороченный «тулу-дроботов» с подствльником, на голове сидела фуражка цветов геокорпуса, погоны украшали знаки различия, соответствующие армейскому подполковнику.

— Клементьев, — представился он. — Ты… вы капитан?

— ИО, — подтвердил Игорь, перехватывая ИПП. — Мне знакомы эти места… Сколько у вас людей? Всех, кто может сражаться?

— Тридцать два с женщинами и подростками, — подтянулся Клементьев.

— Оружие и приборы ночного видения есть?

— Этого достаточно. И взрывчатка с гранатами.

— Мы выгоним их из пещер под удар лесоходов и уничтожим, — распорядился Игорь, снимая ИПП с предохранителя. — Отберите мне десять человек — которые лучше остальных подготовлены, вы ведь знаете своих людей — и пойдем внутрь.

В той самом зале, где летом Игорь, Борька, и Зигфрид приняли первый бой, было полно народу. Группа Клементьева была больше рабочей партией, чем поселенцами, поэтому детей и женщин, к счастью, оказалось мало. Отобрав с помощью подполковника десятерых, Игорь поставил, нескольких из оставшихся охранять вход во внутренние помещения —от удара с тыла — а остальных — на лестинице, у лесоходов и возле бойниц.

— Полный боекомплект, подготовьте взрывчатку, — Игорь осмотрел свой отряд и поблагодарил историческое развитие за то, что никому не надо объяснять, с какой стороны браться за оружие… — Приборы ночного видения…

— Послушайте, — Игорь повернулся и увидел парня одних с собой лет, смотревшего странными глазами. — Возьмите меня с собой, пожалуйста, ради всего святого. Они ранили мою мать, я…

— Мне не нужны мстители, — отрезал Игорь.

— Но… — Игорь коротко взглянул на него, и парень отошел, больше ничего не сказав. А тот, кстати, заметил, что вдоль стены лежат несколько раненых и убитый… или убитая? — Иди сюда! — окликнул Игорь, и парень подбежал обратно. — Какая у тебя пушка? — мальчишка показал, перебросив из-за спины, охотничий полуавтомат. — Ладно, давай в строй… Попрыгали все. Вперед. Движемся двумя колоннами. Своих там, внизу, нет. Держите под рукой холодное оружие.

— Эй, на Запад! — сказал молодой мужчина с ГАПом на плече.

— Что? — не понял Игорь.

— Эй, на Запад, — повторил тот. — Это же наш неофициальный клич, неужели не слышали?

— Нет, — признался Игорь. И добавил: — Но мне нравится. Хорошо: эй, на Запад!

— Мы очень вам благодарны, — Клементьев пожал Игорю руку. — Мы поселимся на плоскогорье к югу отсюда.

— Как собираетесь назвать поселок? — полюбопытствовал Игорь, застегивая фиксатор ранца.

— Энергия, — улыбнулся геолог. Игорь улыбнулся в ответ:

— Хорошее название, — и махнул рукой вышедшим его провожать: — Эй, на Запад!..

…Прежде чем отправиться на встречу с вертолетом, который должен был его забрать, Игорь поднялся на ранце на максимальную высоту. И увидел вдали — там, где кончались горы, в ущельях между ними — серо-зеленые переливы хвойных лесов за Третьим Меридианом.

Там еще не был никто из землян.

В номере, в его комнатах, где Игорь не был почти семь недель, ничего не изменилось. Но сков предложил, искренне обрадовавшись возвращению постояльца, обед прямо в номер, но Игорь, улыбнувшись, отказался, только взял из газетного принтера свежий номер «Отклика», который просмотрел, пока раздевался. В станице все было нормально, Игорь не стал ни с кем связываться. Он принял ванну и улегся в постель, подумав, что некоторые мечты все-таки сбываются.

Он давно забыл, как это — выспаться и почти удивился, проснувшись поздним вечером. Полежал в постели, зевая, потягиваясь, щурясь и по временам опять задремывая. Сходил в туалет и снова лег, но уже не спать, а подумать как следует.

Нужен был человек. Игорь хорошо осознавал, что ему не по силам добраться до Крылатого Совета и конкретно до Уигши-Уого. Можно, конечно, пробраться на север, даже в Сааск проникнуть можно… но Игорь трезво оценивал ситуацию: на то, чтобы убить Уигши-Уого, его навыков не хватит.

Он стал вспоминать… Не напрягаясь, методично и спокойно прокручивать в памяти пленку своего почти восьмимесячного по земным меркам пребывания на Сумерле. Как компьютер, запущенный в поиск по слову «месть» в Центральный Информаторий, он перебирал скопившуюся информацию.

Не то. Не то. Не то.

Тимка.

Игорь открыл глаза и улыбнулся в темноту спальни. Он не совсем понимал, почему подумал об этом парне, но какое-то изощренное чутье подсказывало ему: невозмутимо-странный порученец-рассыльный Дергачева может оказаться тем, кто ему нужен…

…Найти в базе данных номера штабс-капитана оказалось не сложнее, чем номера обычного человека. Придерживая ладонью трубку аппарата, Игорь в раздумье смотрел в пустоту экрана.

Наконец Игорь послал вызов в Комитет Ксенологии. На экране почти сразу появилось лицо молодой женщины.

— Озерный, Комитет Ксенологии РИАН. Слушаю вас, сударь.

— Игорь Муромцев, — представился Игорь. — Я бы хотел, если это возможно, поговорить с… э… Тимофеем.

— С рассыльным господина референта? — ничем не выказав удивления, уточнила женщина.

— Да, если можно, — мысленно поставив себе плюс, кивнул Игорь. — Он на месте?

— Думаю, что да, сударь… — с некоторой долей сомнения подтвердила женщина. — Секунду, я его сейчас вызову.

В Озерном был день, и несколько — не одну — секунд пришлось подождать. Потом Игорь увидел на экране покачивающееся лицо Тимки — бесстрастное и внимательное, он куда-то шел и связался, через комбрас.

— Добрый день, — поздоровался он. — Ищешь меня? Или господина штабс-капитана?

— Добрый день, — кивнул Игорь. Помолчал и сказал, не сводя глаз с лица Тимки. — Я хочу с тобой встретиться. Чем скорей, тем лучше… и это очень важно, можешь мне поверить. Ты можешь?..

Тимка несколько секунд изучал лицо Игоря. Потом ответил:

— Я не могу прилететь.

— Я сам прилечу, только скажи — когда и куда, — нетерпеливо ответил Игорь, ощущая, что находится на правильном пути. И добавил: — Поверь, это очень важно и очень нужно.

На этот раз Тимка ответил без задержки:

— Хорошо. Через четыре часа в кафе-автомате на Дубовом Проезде — я буду ждать час. Не против?

— Буду через четыре часа, — подтвердил Игорь.

В Озерном шел снег. Настоящий снег, какой Игорь очень любил. Уже совсем стемнело, город был полон огнями и людьми, но снег придавал ему сказочный, загадочный и пустынный вид, несмотря на большое количество пешеходов и транспорта на улицах. Вокруг каждого огня — фонаря, раз делительной тумбы, витрины, вывески, рекламы, окна — медленно и плавно опускались большие, пушистые хлопья, менявшие цвет на грани света и синей темноты на черный с белого.

Наверное, людям вокруг тоже нравился этот снег, потому что почти никто на улице не спешил. И почти никого не было на немногочисленных движущихся тротуарах. Сквозь снег очень красиво переливался всеми своими огнями дворец генерал-губернатора — как общий план из фильма, большой и завораживающий. Игорь подумал, спит ли Сергей? Ой, вряд ли…

За огромной стеклянной стеной молодежного центра, среди пальм, над золотистым пляжем, меж невероятно завихрявшихся высоких волн парили мальчишки и девчонки. Снег штриховал и их. А выше висела в ночном небе площадка крытого кафе — полностью прозрачная, дух захватывало при виде людей, спокойно ходивших и сидевших в воздухе среди разлитого света. Дальше — над всеми зданиями столицы — огненным шаром на колонне пламени застыла башня космической связи и планетарного вещания. Насколько Игорь помнил, Дубовый Проезд начинался именно от нее.

Навстречу прошли мальчишка и девчонка — с непокрытыми головами, на высоких меховых воротниках лежал снег, в волосах разноцветными искрами в свете огней мерцали капли талой воды. Мальчишка держал одну ладонь девчонки в своих руках возле губ и дышал на нее, весело поглядывая в лицо подружке, изображавшей смертельно замерзшую, из-под пушистых ресниц.

Под ногами снега не было — подогрев убирал его в сточные трубы. А Игорю подумалось, что здорово было бы идти именно по снежку, который хрустит под ногами, оставляя позади следы подошв…

Он пересек небольшой парк, где меж деревьев таинственно мерцали огоньки рекламы, в несколько человек неспешно, явно ради удовольствия, катались на лыжах. Обогнул по кольцевому бульвару подножие башни — возле нее стражи порядка пили кофе и играли в крестики-нолики на снегу концами шашек в ножнах. Потом — свернул наконец на Дубовый Проезд, в самом деле обсаженный дубами: судя по их виду, они росли тут давно и их просто оставили, когда расчищали место для города.

Дубовый Проезд оказался жилой улицей — тихой и темноватой. В таких местах обычно не бывает кафе — трактирчики, в которых по вечерам собираются завсегдатаи, но никто не назначает встреч. Возле одного из домов торчал снеговик с игрушечным плазмометом наперевес.

И все-таки кафе тут было. Оно оказалось совсем небольшим кафе-автоматом возле остановки городского струнника — очевидно, сюда забегали перед тем, как разойтись по домам, школьники. Но сейчас в помещении — прозрачном параллелепипеде — было пусто, только прямо возле стойки сидел человек. Со света в темноту не видно… однако… Игорь был уверен, что Тимка видит его. Он ощущал это.

Тимка пил какао из большого и непритязательного стакана. На маленьком столике под правым локтем лежали упаковки из-под бутербродов. Короткая рыжая куртка мехом внутрь, с широким воротом была расстегнута, лежали на столике высокие меховые краги и пушистая ушанка. Под столик Тимка вытянул ноги в теплых джинсах и унтах.

Игорь не стал задерживаться на улице — вошел, снимая свою немецкую егерку. Странно было оказаться в пустом зальчике, словно висящем в темноте. Снаружи по стеклу бесшумно скользил снег.

— Привет, — сказал Игорь, подходя к окошку с меню. Он взял себе кофе со сливками и два бутерброда с рыбой. Тимка кивнул и не смотрел больше, что там делает назначивший ему встречу человек — задумчиво уставился сквозь стекло, будто еще кого-то ждал. Когда же Игорь сел, он вдруг сказал:

— Люблю снег. Я тут часто сижу, когда снег. Прошлой зимой это кафе открыл… — он перевел свои взрослые глаза на Игоря и произнес: — Я слушаю. Ты хотел меня видеть.

— Ты ведь не рассыльный референта? — даже не спросил скорее, а уточнил Игорь. — Ты телохранитель штабс-капитана и курсант "черной сотни".

Это прозвучало почти как обвинение…

"Черная сотня" была самой малочисленной и единственной полностью засекреченной спецслужбой Империи. О ней слышали все и никто толком ничего не знал. В давние-давние времена так назывались люди, несшие военную службу при первых русских царях. Но потом, в начале XX века — организации ультрарусских националистов, активно участвовавших в политических событиях того непростого времени. Но те организации были известны уже только историкам. Современная "черная сотня" — или Оперативный Отдел Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, ООСЕИВК — происходила от СОНа, Специального Отдела Ноль, созданного в период Безвременья при возрождавшейся системе русской монархии для выполнения особо щекотливых, сложных и безжалостных операций не только на территории бывшей Российской Федерации, но и по всему охваченному безумием земному шару. Первые агенты СОНа отличались не столько профессионализмом, сколько фанатичной ненавистью и полным презрением к смерти. Но постепенно система подготовки стала улучшаться. СОН широко использовал сирот-подростков — не только для обучения, но и для реальных операций. В те годы, когда проехать сто-сто пятьдесят километров небольшой группой было уже смертельно опасно, СОНовцы ухитрялись добираться до Африки, Южной Америки и Австралии, выполнять задания, а некоторые — даже возвращаться назад. Сколько из них погибло — подсчитать так же сложно, как оценить общую цифру потерь русского народа в те годы. И не менее сложно определить тот вклад, который СОН внес в окончательную победу и возрождение России. Позже СОН был преобразован в ООСЕИВК, функции которого состояли в проведении спецопераций там, где что-то провести было заведомо невозможно, и эта невозможность подтверждалась всеми расчетами. Тогда людям "черной сотни" ставили невыполнимое задание — и они выполняли его в девяти случаях из десяти. Ни о численности этой организации, ни о системе подготовки, ни о чем-либо еще никто ничего толком не знал. Само ее название было окружено жутковатым ореолом, лишенным — в отличие от остальных спецслужб или военных вообще — восхищения.

"Черная сотня" просто БЫЛА. И этого было вполне достаточно, чтобы ни один на самом деле опасный и могущественный враг России не мог чувствовать себя в безопасности где бы то ни было.

В лице Тимки не дрогнула ни единая жилка. Он отпил какао. Игорь пригубил кофе и откусил от бутерброда. Тимка молчал, Игорь не выдержал:

— И что же?

— А что ты хочешь услышать? — невозмутимо ответил Тимка.

— Правду, — с излишней агрессией уточнил Игорь. Тимка пожал плечами:

— Я рассыльный господина референта. Это правда.

Игорь протянул руку — и стаканчик с кофе, взлетев в воздух, выплеснул горячую жидкость в лицо Тимке. Ответного движения не было — точнее, Тимка схватился за обожженное лицо и вскрикнул. Зашарил по столу за салфеткой, шипя от боли. Игорь вскочил, едва не споткнувшись о вылетевшего из-под стола робота-уборщика, выдохнул:

— Прости…

— Придурок, больно! — простонал Тимка, отрывая кусок салфетки.

— Прости… — упавшим голосом повторил Игорь. — Я не хотел… я думал… прости.

— Пошел ты… — Тимка отмахнулся. Игорь со вздохом поплелся к дверям, чувствуя себя идиотом. Он рассчитывал выявить реакцию Тимки… а она была обычной, как у всякого мальчишки, которому не тягаться в умениях с лицейским выпускником.

Дверь не открылась. Игорь качнул ее. Отпустил ручку. И оглянулся. Тимка смотрел на него — через весь зал. Не глядя, бросил комок салфетки уборщику. На лице у него даже красных, пятен не было.

— Зачем нам ломать дверь? — спросил он. — Кофе ты пролил, но еще есть бутерброды. Может быть, доешь? А заодно и поговорим.

В голосе его появилась хорошо распознаваемая властность, свойственная тем, кого учат повелевать с раннего детства.

Игорь вернулся к столу и сел, улыбаясь. Тимка улыбнулся тоже, и это была настоящая улыбка. Потом он протянул через стол руку, и мальчишки обменялись крепким рукопожатием, меряясь силой. Когда они расцепились, ладони у обоих покалывало, и оба уже не улыбнулись, а засмеялись, не сводя друг с друга глаз.

— Мне не зачтут эту работу, если узнают, что меня раскололи, — откровенно сообщил Тимка и добавил, нахмурившись: — Но я не понимаю совершенно, как это у тебя вышло.

— А никак, — признался Игорь. — Я шел вслепую. И, не останови ты меня у двери, так и ушел бы в уверенности, что ошибся.

— Мгхм… — издал неопределенный, но расстроенный звук Тимка и потер лоб. — Не понимаю. Я был уверен, что ты уходишь, потому что обиделся. Так ты НЕ ЗНАЛ?! Проклятье…

— Ты хорошо работал, — успокоил Игорь. — Я что-то заподозрил еще в первую встречу — помнишь, когда ты с птицей стоял… Даже не ощущение, а так. Краешек подозрения. Но мне всегда казалось, что вас как бы придают разным там премьер-операторам, а не просто шефам спецслужб колоний… Тимка неопределенно поморщился:

— Все равно мало приятного… Первые мои штрафные баллы, мдас… и крупные. Плюс к тому — получается, что я раскрыл себя сам. Это еще чище.

Игорь не стал обещать никому не рассказывать — ясно же было, что Тимка расскажет сам. Как рассказал бы Игорь, случись с ним что-то подобное. Нельзя сказать, что Тимка выглядел смертельно убитым, но Игорь все-таки заявил:

— Будем считать, что я сам догадался.

— Ни фига ты не догадался, — упрямо ответил Тимка. — Ладно. Ты хотел говорить со мной именно как с человеком "черной сотни". Но тебе не повезло. Я не смогу выполнить ни одной твоей просьбы. Мы делаем только свою работу и выполняем только приказы… — и он молча показал глазами наверх, потом добавил: — ЕГО.

Он так это сказал, что Игорь понял с удручающей ясностью — все бесполезно. Как сказал бы Степка — пролет. Эти немногие слова, сказанные вполне дружелюбным тоном, были куда более категоричны, чем многословный отказ. Говорил взрослый деловитый человек за маской подростка. Такой же, как сам Игорь. Нет, еще более деловитый и собранный.

— Жаль, — сказал Игорь и поднялся. — Налью себе еще кофе…

Он вернулся со стаканом к столику через полминуты. Ребята сидели друг против друга, словно двое обыкновенных друзей-мальчишек, зашедших в кафе поболтать и погреться.

— Если не секрет — о чем ты хотел меня просить? — поинтересовался Тимка, взглядом попросив разрешения взять один из бутербродов с рыбой.

— Зачем тебе это? — удивился Игорь.

— Предположим — просто любопытно. Так о чем?

— Убить Уигши-Уого, ну да что теперь, — пожал плечами Игорь.

— Да ничего, — согласился Тимка. Засмеялся и повторил: — Ничего, просто странно, какие подарки нам иногда делает жизнь. Ты мне понравился, — сказал он откровенно, — было неприятно отказывать. И такой подарок!

— О каком подарке ты говоришь? — нетерпеливо спросил Игорь.

— Что я, по-твоему, тут делаю? — вопросом ответил Тимка.

— Охраняешь Дергачева, — удивился Игорь.

— Ты же сам сказал, что его незачем охранять, — напомнил Тимка, — и это правда. Во всяком случае — это не моя работа.

И тут Игорь догадался. Догадка была такой, что он просто не мог поверить своему счастью.

— Ты получаешь приказы… — начал он, но Тимка перебил его:

— Я не получаю приказОВ. Я получил один приказ, когда отправлялся сюда. И интерпретирую его, как мне удобнее. А ты — второй человек после штабс-капитана, который обо мне знает. Даже генерал-губернатор не в курсе… — его лицо вновь отразило явственное неудовольствие. — Твоему Уигши-Уого осталось жить около месяца. И он будет не первым, кого я тут устраню.

Сказанное слегка пугало — уж слишком откровенными и спокойными были слова. Игорь помолчал, двигая по столу стаканчик с остатками кофе, потом спросил:

— А меня ты бы мог убить?

— Не сходя с места, — спокойно ответил Тимка. Игорь прищурился:

— Ну уж?.. Это не так легко…

В следующую секунду он почувствовал, как сразу отнялись руки и ноги — и это было ужасно. Хорошо, что ощущение почти тут же отхлынуло — Игорь сел прямо, нервно моргая. Тимка смотрел на него серьезно и печально-понимающе.

— Как ты это сделал? — тихо спросил Игорь. Тимка выставил из-под стола унт со словами:

— Просто пнул тебя… а ты и не заметил. Чуть сильнее — и ты уже был бы мертв. И все бы удивлялись, что у здорового, тренированного парня остановилось сердце.

— Почему ты меня не убил? — в упор спросил Игорь. Он ожидал ответа, что русский русского… и так далее, но Тимка ответил:

— Я думал об этом. Такое действие не соответствует уровню угрозы.

— А иначе?.. — Игорь не договорил. Тимка повел плечом и спросил вдруг:

— У тебя есть, где ночевать?

— Я обратно полечу, — вздохнул Игорь, вставая и нахлобучивая егерку. Тимка тоже поднялся, стол немедленно ушел в пол. Мальчишки вышли наружу. Снег шел по-прежнему.

Игорь наклонился, собрал в горсть и поплотнее скатал снег. Запустил снежок в прозрачную стану — он красиво разлетелся в воздухе, наткнувшись на невидимую преграду. Оглянулся — Тимка, заткнув краги за отворот куртки, тоже мял в руках снежок. Бросил в стенку и улыбнулся — не Игорю, а просто так. Проходивший мимо пожилой человек в полушубке заметил:

— Мальчики, не балуйтесь.

— Мы больше не будем, — извинился Игорь. Мужнина, кивнув, удалился, а парни, посмотрев друг на друга, захихикали. — Ладно, пойду я, если ты передумал меня убивать, — попрощался Игорь и зашагал прочь… но не успел он пройти двух десятков шагов, как его остановил резкий свисток.

Игорь обернулся. Тимка нагонял его.

— Подожди! — Игорь поднял подбородок. — Подожди… — Тимка наклонил голову вбок и предложил: — Зачем тебе лететь? Хочешь, заночуешь у меня?

— А ты во сне меня не задушишь подушкой? — полушутя спросил Игорь. Тимка серьезно ответил:

— Ты запрешься, — и, задумавшись, добавил: — Хотя это меня не остановит. Но я обещаю, что если мне придет в голову такая мысль, я сделаю все совсем не больно.

— Ну а сейчас-то что делать? — осведомился Игорь. — Спать рано…

— Можно сходить, куда захочешь, — ответил Тимка. — И даже девчонок найти

Игорь на секунду задумался. И понял, что ему очень не хочется идти на аэродром, садиться в «джет», долго лететь… А хочется остаться здесь до утра.

— Знаешь, — ответил он, — давай лучше сыграем в снежки. Я сто лет в них не играл.

У Тимки была маленькая квартирка — жилая комната с кухонным и бытовым закутками, разделенными пластиковыми шторами — в пристройке дома Дергачева, но с отдельным входом из переулка.

— Сейчас поедим поосновательней, — пообещал Тимка, набирая коды доставки. — Один-шестнадцать, свет… Раздевайся и сушись, — мальчишки в самом деле вымокли, пока швырялись снежками. — У меня второй кровати нет, я тебе надувной матрас дам, подушку и одеяло.

— Отлично, — Игорь развешивал одежду в шкафу для сушки. — У тебя тут полное подключение, я по нему уже соскучился.

— Да, весь Озерный подключен… Ты есть что будешь?

— Что себе заказываешь, то и мне, — Игорь уселся за откинутый стол, с любопытством осматриваясь. Комната не имела никакого лица. Конечно, понятно — это временное жилище, хоть и ДОЛГОвременное. Но все равно: человеку свойственно обрастать какими-то дорогими сердцу вещами даже в гостиничном номере. — Слушай, тебя ведь не Тимка зовут?

— Да меня никак не зовут, — отмахнулся тот. — Для Сумерлы я Тимка Раскатов, значит, я Тимка Раскатов. Это все.

В этих словах была окончательность, и Игорь заткнулся, молча глядя, как Тимка достает из окошка упаковки саморазогреваюшихся блюд. Сочувствующе спросил:

— Сублиматами питаешься?

— Не всегда, — вздохнул Тимаа. — Часто. Садись.

В упаковках оказалась баранина с клецками, и каперсами, морской салат, сдобы и вишневый сок. Игорь ощутил, что в самом деле хочет есть.

Поглядывая друг на друга поверх тарелок, мальчишки в молчании смолотили ужин. Игорь понимал, что сидящий напротив парень намного сильнее его во всех отношениях, но это не подавляло и не беспокоило, скорей уж забавляло. Немного обидно было, что с Тимкой, конечно, не удастся подружиться. С такими не дружат. О них даже не говорят громко… "Рассыльный господина референта"…Сейчас Игорь был уверен, что многочисленные случаи гибели вабиска высокого ранга, о которых он слышал — дело рук Тимки.

— Ты пишешь работу по Сумерле? — неожиданно спросил Тимка. — Как идут дела?

— Да так, — признался Игорь. — Я постоянно занимаюсь чем-то другим. Более важным… — он засмеялся и добавил:- Кажется, я стараюсь произвести на тебя впечатление.

— Зачем? — пожал плечами Тимка. — Я знаю о том, что ты сделал. А сделал ты очень много.

— Но сейчас, — Игорь отложил вилку и потянулся, — сейчас я напрямую займусь работой. Как раз создалось настроение… Да, кстати. У меня скоро день рождения…

— Нет; — Тимка покачал головой. — Я понял — нет, приглашать меня не надо. У тебя и так хватит гостей… Давай-ка спать. У меня с утра работа.

— Да, конечно. — Игорь поднялся. — Знаешь… спасибо тебе. И за вабиска, и за… ну, за обед и за ночлег.

Тимка несколько секунд рассматривал стол. Потом он поднял голову и ответил:

— Тебе тоже. За снежки.