"Новая родина" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег)Олег Верещагин Новая родина (Мир вашему дому! - 2)
ГЛАВА 3 НЕБОЕВЫЕ ПОТЕРИЗа четыре с лишним земных месяца от Светланы пришло три сообщения. Ну, если быть точным — за два с небольшим, начиная с Нового Года. Это были не визиты, а письма-факсы, длинные, веселые и обстоятельные, которые Игорь читал и перечитывал, лежа на кровати и улыбаясь. Сегодня пришло четвертое сообщение. — Игорь обнаружил его, вернувшись из школьного спортзала, куда ходил регулярно, чтобы пообщаться с друзьями — их пути опять разошлись — и поддержать форму. Последнее время его никто не беспокоил, но на этот раз неприятных ощущений не возникало — на Игоря и правда нашло желание работать, разбираться в грудах накопленных за много месяцев материалов. Несколько раз он видел Войко Драганова — последний раз на масленицу. Точнее — принципиально не видел, и тот отвечал Игорю тем же. Господа дворянство расходились на контркурсах, как нэйкельский и земной корабли в космосе — не замечая друг друга очень старательно. Но в целом и это не портило Игорю настроения. Переодевшись и завалившись на диван, он распечатал факс и начал вчитываться в набросанные знакомым почерком строки. Светла написала о том, что она продолжает скрываться от матери и младшего брата, где — не сообщала, но добавляла, что страшно скучает и ждет только момента, когда ей исполнится шестнадцать, чтобы немедленно вылететь на Сумерлу. Игорь не понимал, если честно, что младший-то брат Светки, курсант-военный, имеет против их отношений?! Он никогда не видел этого парня и был с ним знаком только по рассказам генерал-губернатора. Мать — ладно, судя по всему, англичанка была натурой властной и склонной к решительным действиям, а с браком дочери и Драганова она связывала какие-то планы… Дважды прочитав письмо, Игорь сложил его и убрал в стол. Потом сделал по комнате несколько кувырков «колесом» и, посвистывая, начал включать аппаратуру, чтобы продолжить работу. Попутно он настрогал себе бутербродов и заварил кофе, кружку с которым водрузил на колено. С удовольствием перебрал пачку уже отпечатанных листов — он любил сразу переводить готовое на бумагу. Работалось хорошо. Он уже довольно давно заметил — с удовольствием и некоторым удивлением! — что его работа начинает… ПОЛУЧАТЬСЯ. Из огромной кучи разрозненных записей, схем, карт, графиков, диаграмм и сравнительных столбцов спектра, к которой он еще в конце прошлого года не знал, как подступиться, появился быстро и красиво обрастающий мясом скелет "Планетография и сумерлогия материка Беловодье вассальной планеты Сумерла". В комнатах было тепло, даже жарко. За окнами лил дождь, недавно сменивший мокрый снег, но Игорь вывел на все окна летний лес и даже шум ветра врубил — под него лучше работалось. Полулежа в кресле, он шевелил пальцами, не касаясь клавиатуры и независимо от глаз — со стороны это выглядело жутковато. Игорь так погрузился в работу, что не сразу отреагировал на вызов. С неохотой он повернулся к аппарату и щелкнул кнопкой ответа. На экране возникло лицо Катьки. Она смотрела на Игоря, словно не узнавая его, и тот довольно неприветливо и нетерпеливо окликнул девушку: — Что случилось? 3дорово. Катька дернула головой и… залилась слезами. Игорь вскочил: — Что с Борькой?! — выпалил он первое, пришедшее на ум. Катька затрясла головой отрицательно и выдавила: — Нет-нет… включи Озерный, Игорь, Игорь… это ужасно!!! Игорь не часто видел растерянных дворян. Капитан Бельков в самом деле был растерян — этого могли не заметить обычные люди, но Игорь это видел даже на экране. — Произошедшее по методам исполнения напоминает методы действия так называемых террористических организаций… — капитан держал кулаки на столе, запястья вылезли из рукавов форменного белого мундира, костяшки пальцев побелели. — Э… это преследовавшие политические цели группы людей… они совершали массовые немотивированные убийства с целью посеять страх и добиться каких-то результатов… в период… особенно активно — незадолго до начала Третьей мировой… Последние террористические организации были уничтожены силами правопорядка во времена Промежутка… Мы просто не в силах… мы не понимаем, кто мог сделать то, что было сделано… Это до такой степени противоестественно, что мы даже рассматривали вариант техногенной аварии. Однако, характер взрывного устройства — емкость, содержавшая примерно полтора центнера пороха, перемешанного с галькой — указывает на то, что это дело рук вабиска Иррузая. Я повторяю — именно и только Иррузая! Но что совершенно необъяснимо, — в голосе Белькова прорвалось отчаянье, — как они со взрывным устройством могли попасть в Озерный! Остается вариант чьей-то маскировки под иррузайцев… однако не укладывается в голове мысль о возможности совершения подобного злодеяния руками… Все службы охраны правопорядка работают с полной отдачей, мы надеемся добиться результатов… …Игорь стоял возле экрана, скрестив на груди руки и набычившись. Ему было тяжело дышать, он все еще переживал увиденные перед выступлением капитана кадры. В Озерном, на окраине, произошел взрыв пороховой (?!?) бомбы, заложенной в мусорный контейнер. Сто пятьдесят килограмм черного пороха разнесли ёмкость вдребезги, добавив к гальке обломки пластика. Увиденное Игорем живо напомнило ему фильмы или хроники времен второй половины XX — начала XXI веков. Дикое, бессмысленное время… Взрыв произошел недалеко от остановки струнника вскоре после окончания занятий в школе. Пятеро взрослых и двадцать четыре ребенка в возрасте шести-четырнадцати лет погибли на месте. Двое взрослых и трое детей умерли чуть позже несмотря на помощь окружающих и оперативное вмешательство врачей. Восемь взрослых и двадцать детей наводились в центральной больнице города. С ранениями различной степени тяжести. Еще человек двадцать были ранены легко. Игорю врезался в память снег на месте взрыва. Он был весь подтаявший, дырчатый от крови. Он был красный. Когда начали показывать репортаж из больницы, Игорь отключился. Во время Галактической войны — даже в ее конце, когда все стороны ожесточились, даже сторки, не церемонившиеся с пленными! — никто из воевавших СПЕЦИАЛЬНО не поднимал оружия на женщин и детей вражеской стороны. К ним могли относиться лучше (как земляне, в память которых крепко впечатались ужасы Серых Войн, или скиутты, презиравшие тех, кто показывал силу и власть на самках и детенышах) или хуже (как те же сторки или нечеловеческие в суждениях и поступках дайрисы), но никто не делал их объектом уничтожения сознательно! Фоморы позже — те да, те… но те — другое дело! Это была некрожизнь, потусторонняя и открыто враждебная по своей сути… Игорь еще не успел отойти от аппарата, когда на экране появился Борька. Глаза следопыта и начальника штаба «Волколаков» были красные, но губы — плотно сжаты, а взгляд — налит злобой. Не здороваясь, он заговорил о совсем, казалось, постороннем, глядя куда-то поверх плеча Игоря: — Игорь, я очень хочу побывать в космосе. На всех планетах. На всех, слышишь?! Я хочу увидеть пляжи Зеленого Шара. Хочу увидеть бури на Океаниде и ее подводные города. Хочу увидеть золотые леса Рады. Хочу увидеть пустыни Нова-Гоби. И холмы Сапфира, и рассветы на Багровой, и табуны в степях Константины. И скалы Нью Уэллс хочу увидеть, и джунгли на Сребрине, и… и… и все планеты Нейтралов, и Чужих даже, все, все планеты, какие есть! Но я не улечу со СВОЕЙ планеты даже на день, пока мы не разделаемся с этой сволочью, которая… которая… — Игорь вдруг всхлипнул и простонал: — Которая убила мою сестричку! — и он упал лицом на руки, скрещенные на столе, возле которого сидел. Игорь окаменел. Он хорошо помнил двух СТАРШИХ сестер Борьки, гордых славянских красавиц. Но почти не помнил тихую, спокойную девятилетнюю младшую. Он видел ее редко — у девочки был большой талант резьбы по дереву и кости, она жила и училась в интернате при дворце генерал-губернатора… Как же так?! Игорь выключил аппарат и несколько минут сидел, стиснув кулаками виски и пытаясь хоть что-то подумать. Потом вдруг с ругательством вскочил, схватил попавшейся ему под руку диск — пронзительно взвизгнув в полете, тот метнулся через всю комнату невидимой молнией и перерубил бордюрную планку у дверного косяка. Повернувшись к аппарату вновь, Игорь начал вызывать генерал-губернатора… …Это оказалось нелегко — долго, трудно, не то, что раньше, когда был прямой канал. Кажется, с какой-нибудь планетой было бы легче связаться, чем с Довженко-Змаем… но наконец тот появился на экране. — Я знаю, кто это сделал, — сказал Игорь. Генерал-губернатор не удивился — он кивнул: — Я тоже, Игорь. — Это затем, чтобы тебя свалить. Понимаешь? — Понимаю, — снова склонилась голова генерал-губернатора. — Сергей, — Игорь почувствовал, как скрипнуло в горле. — Как же они могли, Сережка? Ради чего? Ради каких-то сволочных барышей? Или у них есть какая-то цель? Настоящая цель? — Цель? — Довженко-Змай вздохнул. — Да, у них есть цель. Не думай, что это просто деньги. За деньги пни не могут купить в нашем мире и тысячной доли того, что хотят. А хотят они много и жадно. Хотят бессмертия своих любимых, холимых, лелеемых тел. Физического, примитивного, сладостного бессмертия. Хотят виртуальных приключений и реальных развлечений, о которых ты ничего не знаешь, не можешь знать. Хотят андроидов-рабов и рабов людей. Хотят всевластья своих денег. Хотят все иметь и ничего не отдавать взамен. Хотят покупной власти и карманной демократии для широкого употребления в узких кругах. И еще многого, очень многого они хотят. А нас ненавидят. За то, что им нужен мир, который наши предки УБИЛИ несколько веков назад, Игорь. Он им очень нужен. — Но зачем?! — со слезами крикнул Игорь. — Спроси трупного червя, зачем ему падаль, в которой он копошится? — тихо спросил генерал-губернатор. — Он не ответит. Он просто без нее не может жить. А большее его не интересует… какие там для червя величие человеческого духа и безумство мечты, порывы и дерзания… Ну что, — вдруг очень жестко спросил Довженко-Змай, — дворянин Империи, оценил, с кем разделались наши предки? А если вот ТАКОЕ — ежемесячно и везде? — Оценил, — Игорь сглотнул слезы. — А Бельков… он знает? — Уже знает, — подтвердил Довженко-Змай и улыбнулся. Улыбка на его лице показалась Игорю противоестественней убийства. — Он догадался. Хотя трудно себе представить, что ТАКИЕ еще могут быть в нашем мире, Игорек. — Их отправят на газ, Сергей? — с надеждой спросил Игорь. — Их секвестируют и отправят на газ? — Сначала их нужно поймать, — ответил генерал-губернатор. — Поймать за руку. Это трудно, но мы сделаем это. — Значит, еще какое-то время они будут жить, — задумчиво сказал Игорь. — А сестра Борьки больше не будет… …И в эти мгновения, пока он осознавал этот факт, в его мозгу промелькнули картины другого мира. Это был мир, разгороженный на части, на кусочки заборами, дверями, сигнализацией, охраной, мир, где все косятся друг на друга — и никто никому не верит, потому что сам сплошь и рядом обманывает тех, кто не успел обмануть его. Мир, где за занятия спортом надо платить. Надо платить и за лечение, и за учебу, и за право заниматься своим хобби. Деньгами платить! Непонятно, кому: «фондам», "комитетам", «комиссиям», "советам", многочисленным и безликим, как дурной сон. Как будто стране не нужны сильные, здоровые, честные и веселые люди… Мир, где у всех есть права, но никто ни за что не отвечает — и чем больше прав, тем меньше ответственности, а место в этом мире покупается все за те же деньги, которые нельзя заработать честно, но всегда можно украсть… а если украсть очень много, то за эти деньги можно купить доброе имя… А они? Что было бы с ним и с его друзьями в таком мире? Игорь свел брови. В мире, где они считались бы детьми и о заботе в их отношении говорили бы много и красиво? Он представил себе Женьку, спокойного и рассудительного Женьку, шляющегося по вечерним улицам с редкими фонарями — вечер, пиво, тусклое, серое безделье, тесная квартирка, сон, а на следующий вечер — то же… и так всю жизнь. Лизку, смелую и хладнокровную, прислуживающую в баре, которой бросают на поднос мятые деньги и мерзко шутят, а она улыбается и спешит от столика к столику. Бесшабашного, порывистого Борьку, охотника и мечтателя, продающего себя извращенцам, съехавшимся в Россию со всего света, а потом проигрывающего эти деньги на «автоматах». Насмешливую, резкую Катюху, сидящую полупьяной на лавке в сумрачном парке, среди окурков и пустых банок, в обнимку с такими же нетрезвыми парнями. Зигфрида, но не нынешнего, гордого и храброго, а скучного, приглаженного, никакого… И себя. Да, ведь и он, Игорь, тоже был бы совсем другим. Невероятно, но ведь это вполне могло быть, он был бы сыном полунищего военного, презираемого не только богатеями-выродками, но и государством, которому он служит! И не было бы ни друзей, ни космоса, ни будущего… а Димка — Димку погубил бы не бой, не вражеская палица, а умер бы он в подъезде от передозировки наркотиков… Серый пыльный мешок, одетый на голову — безо всякой надежды его снять. На всю жизнь… … —Сестра твоего следопыта? — тихо спросил генерал-губернатор. — Мне жаль. Поверь… — он покривился. — Но когда мы найдем доказательства — у них не будет ни имен, ни адвокатов. Только номера, и те недолго, — жестко сказал он. — И в это ты тоже поверь, Игорь. — А до тех пор они будут жить, — Игорь покачал головой. — Мне очень плохо от этой мысли, Сергей. Приближение людей по коридору Игорь почувствовал издалека и заранее открыл дверь. В нее ввалились двое пионеров — сопя от усердия, казачата вели с заломленными за спину руками… Игорь едва не захохотал, невзирая на все происходящее. Они вели Тимку. Раскатов терпеливо улыбался. — Игорь, — сказал один из пионеров, дергая «пленника» за ворот куртки, — вот, говорит, что к тебе прилетел. Прилетел на «джете», его ребята на аэродроме охраняют. — Молодцы, — похвалил Игорь, — но его отпускайте. Он правда ко мне, и он не опасный, — про себя Игорь попросил у Тимки прощенья за наглую ложь. — Охрану у «джета» оставить… Что начштаба? — Усиленную объявил, — солидно ответил говоривший и толкнул, соседа: — Отпускай, ты чего… В связи со взрывом. Это иррузайцы, как считаешь? — Да, — кивнул Игорь. — Вот и мы так думаем… А в столицу они тайно пробрались. Наверное, он и дальше развивал бы эту тему, но Игорь отсалютовал: — Будь готов! — Всегда готов! — синхронно рявкнули ребята и, четко повернувшись, вышли. Тимка посмотрел им вслед, закрыл дверь и сказал без насмешки: — Волки. Вцепятся — не отдерешь… Неплохо тебя охраняют. — Садись, — Игорь махнул в сторону комнат. — Есть хочешь? — Очень, — признался Тимка. — Трое суток ничего не ел… Прилетел, думал — поем, отосплюсь. Где там! Этот взрыв… — он поморщился, словно от несильной, но надоедливой боли. Игорь, уже входя в комнату с упаковкой ветчины и хлебом для бутербродов, в упор спросил: — Знаешь? — Подозреваю, — дипломатично ответил Тимка. — Шеф не верит, правда. Да я и сам не верил, пока не нашёл кое-какие следы. — Когда успел?! — удивился Игорь. Тимка, молотя челюстями, как камнедробилка, ухитрился ответить чисто: — Умеючи долго ли?.. Я зачем прилетел — не затем, чтобы мне руки выкручивали… — Догадываюсь, — кивнул Игорь. — Дело из ряда вон, — Тимка уничтожил второй бутерброд; кусок ветчины свисал у него изо рта, как прикушенный язык. — Вот пришлют сюда взрослого офицера — и я на побегушках окажусь. Понимаешь? — лицо мальчишки из "черной сотни" стало искренне-обиженным. — А я сам хочу всё сделать. — Да делай, я-то что? — не понял Игорь. Тимка шлепнул на хлеб еще один кусок и вздохнул: — Дело в том, что мне иррузайцев придется пока оставить. В двух местах сразу я быть еще не научился. Работаю, но пока без толку… "Уж не на это ли и расчет у этих сволочей?" — подумал Игорь, и Тимка продолжил: — Конечно, на это у них и расчет. Но, — он протянул руку и хлопнул Игоря по колену, — они от меня все равно никуда не денутся. Только попозже. — Да о чем ты говоришь? — Игорь вздохнул. — Ерунда все это… Ты тех достань. Подонков этих. А с Иррузаем мы и сами разберемся. — Ну нет, — Тимка упрямо мотнул головой. — Закончу в Озерном — и пусть иррузайцы эвакуируются на полюс. На час дольше проживут. — Ты за этим приехал? — уточнил Игорь. Тимка дожевал бутерброд и откинулся в кресле. — Да. Я же обещал тебе. И себе. Игорь встал: — Угу…Поспишь? Он видел, что Тимка хотел сказать «нет», но что-то в его лице словно обмякло, он махнул рукой: — Четыре часа, не больше. Я тут лягу? — Спальня там, — улыбнулся Игорь, — иди и устраивайся по-человечески. Можешь и в душ зайти. — Слякоть тут у вас, — сказал Тимка уже из спальни. — У тебя где бытуха? — Там же, рядом с душем, — откликнулся Игорь. — Я одежду почищу, ага? — Конечно. Тимка еще какое-то время шуршал, потом затих. Игорь заглянул в спальню — из-под одеяла торчали только клок волос и кисть руки с расслабленными пальцами. Игорь вернулся в комнаты, но даже не успел сообразить, что будет делать — снова ожила связь. Степка на экране, явно не рассчитывая на ответ, объявил коротко, что "идем за Пограничную, резать иррузайцев за детишек в Озерном" и вырубился. Что интересно — никто и не сомневается, что бомбу взорвали иррузайцы. И никто не спросит — как они добрались до Озерного? Кто их туда ПРИВЕЗ. И — ЗАЧЕМ. Люди привыкли к тому, что СВОИ — это, СВОИ. И никак иначе… Это, конечно, здорово. Но какое же богатое поле деятельности для подонков всех мастей — тех, кто еще ползает по разным плане там, готовый на все, чтобы… — Да ради чего?! — Игорь обеими руками шарил по стене. — Неужели правда ради… у-у, мммерзость! Он спустился вниз и взял в принтере "Землю и волю". Экстренный выпуск украшала шапка: "Преступная небрежность официальных властей — из-за их халатности в столице убито двадцать семь детей!" "Убито двадцать семь детей" было набрано красным, крупнее прочего и иным по форме шрифтом. Делавшие выпуск знали, как расставлять акценты. Тяжелые мысли навалились на Игоря. Нет, он не был наивным щеночком, абсолютно уверенным в благополучии мира. Он и читал и слышал о разных вещах, то тут, то там прорывавшихся мерзкими гнойниками: притоны наркоманов и лаборатории по производству этих наркотиков; подпольные клубы педофилов и «наслажденцев»; убийцы-маньяки и просто подонки… Их было исчезающе мало в красивом и благородном мире — и вроде бы становилось еще меньше… Но они были. Как древние насекомые-паразиты, как клопы или тараканы, таились по пыльным углам большой, веселой и деловитой Галактики Человечества реликтовые пакости — алчность, разврат, себялюбие, жестокость, лень и безразличие. Таились — и выползали, оставляя за собой следы крови и грязи, едва предоставлялась возможность… Игорь перевел дыхание. Что толку молотить кулаками в стены. Надо бороться — просто бороться. И тогда мерзости станет еще меньше. Хотя бы на чуть… ДОЛЖНО стать меньше. Когда хоронили сестричку Борьки, шел дождь. Игорь плохо запомнил, как все происходило. Тимка, кстати, не уехал еще и держался где-то в задних рядах, сунув руки в карманы куртки. Сам Игорь хотел подойти к Борьке, но не решился — тот стоял возле самой костровой площадки, рядом с родителями, старшими сестрами и Катькой — стоял такой жуткий, с окаменевшим лицом, что Игорь прямо с кладбища пошел к себе. По дороге стекали влево и вправо, в водосборники, черные струи. Тимка догнал Игоря, пошел рядом, задумчиво слизывая воду с верхней губы. Потом спросил неожиданно: — Знаешь, чем хорош наш мир? — Чем? — Игорь поежился. Ему хотелось в ванну, потом — в постель, под одеяло. — Наш мир хорош уже тем, что в нем подлецам трудно притворяться, — немного непонятно ответил Тимка. — Ладно. Я к тебе не пойду, полечу сразу в столицу. У нас там еще снег… — Лучше снег, чем такая слякоть… — глубокомысленно отозвался Игорь. — Ты извини, я тебя провожать не буду. Спать охота. — Да ничего… — Тимка повернул. Игорь долго смотрел ему в спину, потом, не оглядываясь, пошел дальше. Иррузайцы использовали связь с нечистоплотными людьми из бизнес-кругов для осуществления мести — а свели их, наверное, недоброй памяти фоморы. Иррузайцы будут пытаться свалить Довженко-Змая, потому что теперь люди будут требовать от него возобновления боевых действий на севере. Если он пойдет на это, то деньги, нужные на развитие новых губерний, пойдут на войну. Если не пойдет — потеряет всю свою популярность. Вариант один, надежда одна — найти истинных виновников. Справятся ли Дергачев со своим Тимкой, справится ли Бельков? А какие интересы тут у Иррузая? Только месть? Кому?.. Игорь мрачно улыбнулся. Да тут все ясно. Их просто надули. Пообещали, наверно, что-то вроде: "Довженко-Змай падет, вам будет временное облегчение, а там что-нибудь придумаем…"Черт подери, какие же они кретины… Уигши-Уого не откажешь в хитрости, но он, наверное, так и не понял, что его «союзники» скорее уж приблизили гибель Иррузая… … —Налейте пива, пожалуйста, — сказал Игорь вошедшему следом хозяину. Тот кивнул, ушел за стойку, оттуда вернулся с кружкой. Ставя ее перед Игорем, тихо сказал: — Жалко девочку… Всех жалко, но ее… тихая такая была, — потов вдруг сузил глаза: — Эх, а вот взять бы сейчас «семенова», да и… — он не договорил — ушел. Игорь выпил пиво залпом. Хрустнул соленым сухариком из чашки. Нет, долги надо возвращать… Что там Носков сказал про "семенова"?.. Игорь поднялся к себе, разделся, влез в горячую ванну. Включил гидромассаж. Тимка все сделает. Но иррузайцев он пока что и правда будет вынужден оставить в покое. И генерал-губернатор их не тронет. Но их все-таки надо наказать. Уигши-Уого подождет, да. Но есть караваны и пограничные крепости. И они заплатят. НИКТО не имеет права поднимать руку на русских и убивать их так подло и безжалостно. Теперь он сам, Игорь Вячеславович Муромцев, найдет себе дело. Не сразу. Скандинавы говорят, что только трус мстит сразу, а раб — никогда. Пусть утрясется все здесь. Он спокойно отпразднует свой день рождения. Он еще попишет работу. А потом… — Игорь, ты здесь? Голос Борьки донесся от порога. — Сюда, — позвал Игорь, садясь в ванне. Вошел Борька — в мокрой одежде, глаза у него запали. — Я у тебя переночую, — сказал он, садясь на край ванны. — Конечно, — не удивился Игорь. — Я сейчас вылезу, нальем заново, и ты отогреешься. Ляжешь в спальне. — Мать с отцом на работу ушли, а сестры уехали, — Борька потер лицо. — А мне дома страшно. Пес так воет… Я бы к Катьке пошел, но не хочу, чтобы она меня таким видела опять… Знаешь, Игорёк, я ее почти и не замечал, — и Борька вдруг начал кусать большие пальцы рук — сильнее и сильнее, до крови. — Прекрати, — голос Игоря стал повелительным, взгляд поймал глаза Борьки и не отпускал их. — Сейчас разденешься, сменишь воду и ляжешь в ванну. Полежишь, потом обсушишься и пойдешь спать. Понял? — Да, хорошо, — прошептал Борька, поднимаясь. Игорь накинул халат. И, развернувшись, положил ладонь на плечо друга: — Сейчас тебя бесполезно утешать… Поэтому скажи мне одно: когда пройдет какое-то время, ты согласен будешь мстить? — Спрашиваешь! — Борька ожил, поворачиваясь к Игорю. — А о чем ты? — Пока не знаю, — признался Игорь. — Я пойду спать. И ты ложись. Игорь проснулся, от того, что Борька двигался по комнате. За окнами было хмурое, сочаще: ся дождем утро, и Борька как раз застегивал куртку. — Ты куда? — Игорь приподнялся на локте, приглушил голос, хотя никого, кроме них, тут не было. — Зайду домой, соберу ранец, — отозвался Борька. — Пойдешь в школу? — Да, — вздохнул Борька, присаживаясь на край кровати. — И потом — я пока что все еще начальник штаба, а у нас сегодня будут решать вопрос по реорганизации в связи с тем, что мы остаемся в тылу. — Да, конечно, — Игорь сел. — И мне надо работать. Двое охранников в похожей на полицейскую белой форме ОКК прошли по бетонированной дорожке, не громко переговариваясь. Тот, что шел ближе к ограде, временами постукивал жезлом по чугунным прутьям, увенчанным светящимися зелеными звездами — символом компании. Вскоре постукиванье затихло вдали. Комплекс спал. Только несколько снегоуборщиков очищали магистральные дорожки от выпавшего вечером снега, да в главном офисе светилась почти половина окон, а у подъезда стоял транспорт — в том числе «насад» главы совета директоров и «копье» директора "Земли и воли". …Белая тень плавно и быстро выросла сбоку от дорожки. Там, где она поднялась, не снегу не осталось следов, и не было ни единого следочка на снегу, где она поплыла вдоль дорожки, не обращая внимания на многочисленные камеры слежения. Аппаратуру не обманешь… но почему-то именно от экранов тех камер, по которым плыла тень, отворачивались в дежурке охранники. Возле окна тень замерла и мгновенно преобразилась — ее бесформенность молниеносно и бесшумно превратилась в четкий белый контур. Существо замерло у стены, почти неразличимое на ее фоне. Мимо прошла еще одна пара охранников — так близко, что, вытянув руку, они могли бы коснуться ночного гостя. Но даже и не подумали. Голов не повернули. Человек в белом подскочил и, левой рукой ухватившись за карниз на высоте около четырех метров, качнулся… встал на карнизе легким, неуловимым движением. Казалось, вертикальная стена держит его вопреки законам гравитации. Он шел по карнизу, и в тех местах, где на нем и на стене лежали длинные косые полосы тени, белый цвет обтягивающего комбинезона темнел, вновь сливаясь со стеной — и возвращал себе белизну, едва тень кончалась. Около четвертого окна человек остановился. Он стоял чуть сбоку, чтобы не рисоваться на фоне окна — и что-то делал рукой. Потом все так же легко перетек в вентиляционную фрамугу… размером четверть метра на двадцать сантиметров, послушно открывшуюся под его рукой, хотя магнитный — контакт находился, конечно, внутри. Если бы кто-то увидел, это — ему бы долго пришлось осмысливать такой факт. Но никого вокруг не было. …В коридоре мягким светом горели панели дежурного освещения. Было пусто и почти тихо, только с нижнего этажа доносились два невнятных голоса. На дверях кабинетов глубоким матовым сверканием поблескивали таблички. Неспешным, почти прогулочным шагом, совершенно бесшумно, ночной гость зашагал по коридору. Он не пытался прятаться, как-то скрывать себя — просто шел. Лицо скрывал капюшон с двумя прорезями для глаз, внимательно смотревших вокруг. Комбинезон — цельный вместе с обувью — плавно менял цвет в соответствии, с местами, мимо которых шел ночной гость. Довольно рослый, но гибкий, как кошка и бесшумный, словно сквознячок… Похоже было, он не раз ходил по этим коридорам и хорошо знает их. На повороте из стены выступал декорированный узорным шпоном короб вентиляции. Человек огляделся, легко подтянулся на одной руке. В другой у него появилось… скажем так — ЧТО-ТО, чем он невероятно быстро извлек решетку и, перевалившись внутрь, поставил ее за собой на место.. В начале вентиляционной трубы он полежал, прислушиваясь и принюхиваясь. Потом — пополз вперед, ориентируясь по ему одному понятным приметам. Он полз уверенно, почти тек же быстро и так же уверенно, как шел, пока сбоку из очередной вентиляционной решетки не зазвучали уверенные голоса, обсуждавшие какие-то финансовые проблемы. Человек придвинулся к решётке. Внизу был кабинет. Несколько человек сидели вокруг модного конференц-стола — трое в гражданском, один в форме флота ОКК. По столу ходили бумаги, работал компьютер. Человек в вентиляции окаменел. Он не слушал разговор — тот шел об отправке грузов, сделках и прочих делах. Это его не интересовало. Время шло — минуты… час, еще час… Около четырех утра совещание внизу стало заканчиваться. Ночной гость следил за тем, как люди расходятся — не шевелился, не моргал, только по временам медленно прикрывал и открывал глаза. Мягко чмокнул замок и погас свет. Кабинет погрузился в полутьму — за окнами горели фонари. Тогда человек, словно большая капля, вытек из бесшумно открытого им отверстия. Выпрямился. Повел вокруг рукой, в которой был зажат все тот же предмет. Временами он останавливал руку, проводил в воздухе, зигзаг — и двигал ее дальше. Во время очередного зигзага в руке человека запульсировал огонек, а сам зигзаг обрисовал на одной из стен — у шкафа — алую мерцающую решетку из скрещенных лучей. Такие же зигзаги по полу очертили над ним хитросплетение лучей зеленого, цвета. Ночной гость удовлетворенно кивнул и, примерившись, взвился в воздух неестественно длинным прыжком, в котором оттолкнулся ногой от дверцы шкафа и распластался поверху на нем самом. Свесил руку, начал размещать по краям алой решетки поблескивающую ленту, как бы перехватывавшую лучи. Когда таким образом он очистил квадрат в его руке снова оказался нож или что там, и эта штука плавно заскользила по облицовке стены. Короткими сериями вспышек мигала лампочка индикатора — очевидно, в этом мигании был какой-то смысл, потому что в определенный миг рука человека замерла, отодвинулась, а вторая — свободная — зашарила по панели. Замерла тоже, ее снова сменила та — с инструментом — только из него выдвинулось лезвие сложной формы, в следующий момент словно по волшебству превратившееся в манипулятор, тонкий, как паутинка. Свободная ладонь плотно легла на верхний левый угол квадрата в стене, инструмент в другой руке коротко мазнул торцом по нижнему правому… Бесшумно в стене образовалась П-образная щель отошедшей бронепластины. Человек на шкафу оттолкнул ее подальше, и в темное нутро врезался узкий, но очень сильный луч, освещая стопки дисков в коробочках с наклейками и обычных папок с цветными кодировками. Фонарик прилип к виску человека — свет теперь следовал за поворотами головы, а руки освободились. И эти руки начали быстро перебирать папки, переснимая каждый лист маленьким аппаратом. Диски из коробочек на миг перекочевывали в правый рукав, а потом тут же возвращались обратно. Примерно через полчаса считка была закончена, и ночной гость привел все в прежний вид. С минуту полежал, закрыв глаза, потом повернулся на бок, сел на корточки — и снова прыгнул, причем так, что въехал в короб вентиляции, как штифт в гнездо. Ловко извернулся, дважды махнул инструментом в сторону алой и зеленой решеток — они погасли, лента исчезла, а решетка вентиляции уже встала на свое место… …Снаружи подморозило. Белая крылатая тень скользила между служб вдоль аккуратных дорожек, мимо полукруглых ангаров, расписанных буквенно-цифровыми кодами. Неподалеку слышались шум и лязг — там голи круглосуточные работы, погрузка-выгрузка — но там, где двигался ночной гость, никого не было. А он по временам останавливался, читал коды, кивал и шел дальше. Именно шел, как по обычной улице. Несколько раз он поворачивал — в немыслимом лабиринте складов ориентироваться, казалось, сложно было только с рабочим сканером, но у него как-то получалось, потому что он шел (и пришел) к одному-единственному складу. Дверь — не большая грузовая, а для прохода людей — была заперта. Он подошел и, помедлив, постучал по верхнему ее краю: раз-раз-два-раз-раз-два-три. С той стороны зажурчали, отходя в гнезда, сувальды. Из двери упал косо срезанный кусок света, обрисовалась фигура. (Вабиска. Все точно.) Глаза вабиска от изумления расширились совсем по-человечески. Он потянулся за ятаганом, одновременно ошарашенно спросив, все еще не в силах осознать всей фатальности произошедшего: — Ты кто?! — Я смерть твоя геройская, — проникновенно ответил на его родном языке ночной гость — кстати, совсем мальчишеским голосом. И вабиска упал, перекосившись всем телом — поперек темного лба взбухал рубец от удара ребром двери. Человек вошел в тамбур, закрыв за собой дверь. Одновременно, что-то спросив, в дверь напротив вошел еще один вабиска — в коже, с ятаганом в опушенной руке. Он, увидев белого, не растерялся и не стал тратить время на разговоры — просто сразу же бросился вперед, размахиваясь для удара в шею. Человек ловко и быстро ушел под удар и замер в стойке напротив вабиска. Тот усмехался, покачивая ятаганом, на лице прямо читалось: "Никуда ты от меня не денешься, сейчас…" — Падай, — как ни в чем не бывало предложил пришелец, — ты убит. Вабиска дернулся вперед… и, опустив голову, неверяще уставился на кровь, выбрызгивающую из перерезанной паховой артерии. Снова посмотрел на стоящего перед ним человека — тот показывал небольшой скелетный нож[53], оказавшийся у него в руке. Вабиска рухнул навзничь. Ночной гость бесшумно вошел в дверь — в помещение, заставленное контейнерами. Прислушался и двинулся вдоль них — прямо вглубь складского помещения. Свернул в проем между двумя контейнерами. В небольшой выгородке, образованной их стенками, на раскладных кроватях спали шестеро вабиска. Еще две кровати были пусты. Человек поднял руку — в ней был баллончик. Послышалось тихое шипение, в воздухе повисло, расползаясь, аэрозольное облако. Ничего не изменилось. Просто через несколько секунд спящие перестали дышать. (Вот и все. Или нет? Стоп. Не расслабляться.) Он вышел в проход и заторопился наружу. Но не успел — там мягко заурчал мотор. Прыжок в тамбур. Свет — погасить. Дверь — настежь, тихо, аккуратно. Небольшой полувездеход-джип точно разворачивался кормой. Туго натянутый полог трепетал, из кабины выскочил на снег высокий человек в теплой куртке с капюшоном, отороченным мехом, сказал шоферу: — Поставишь — и иди, на сегодня отработали. — А разгрузить? — спросили, из кабины. — Сервопогрузчика активирую. — Хорошо, — ответили из кабины. Тот, в зимнем, зашагал к складу, не замечая, что дверь приоткрыта. А когда заметил — было поздно. Нет, ночной гость на этот раз не собирался убивать, хотя и узнал лицо, хотя и не испытывал ничего, кроме отвращения к предателю, ради барыша связавшегося с врагами человечества. Не убил — но вырубил конкретно, уложив в тамбуре. А потом выскользнул наружу… и ушел куда-то в сторону раньше, чем с неба ударил мощнейший, почти парализующий сноп света и послышался резкий голос: — Всем оставаться на своих местах! Лечь на землю! Быстро! Не двигаться! Сдернув за плечи капюшон-маску, Тимка весело захохотал. Рухнул в кресло, задрав длинные ноги и продолжая смеяться. В таком состоянии — хохочущего — его и нашел штабс-капитан Дергачев, бесшумно вошедший в свой кабинет. Дергачев поднял брови. Тимка поднялся, не переставая посмеиваться и доложил: — Все материалы со мной. А директора Карева сейчас допрашивает полиция — почему он валяется без сознания на складе и откуда на этом складе мертвые вабиска. — Значит, все-таки он? — штабс-капитан сел на край стола, закинул ногу за ногу. — А кто с ним? — Похоже, что на Сумерле он один, — Тимка посерьезнел. — Если и есть кто — то пара исполнителей из служащих. Этих господин капитан быстро вычислит. А вообще-то следы на Землю ведут… Вот, — он достал из рукава футляр с плёнкой и диск, зевнул: — Извините… А где Файт? — С германцами где-то на Дальней… Зачем он тебе? — Дергачев передал документы вошедшему человеку: — Отпечатать… Так зачем? — Хочу продолжить работу по основному профилю, господин штабс-напитан. Оформите командировку? — На Луну-233, —предложил Дергачев. — Надолго? — На три месяца, господин штабс-капитан, — Тимка снова зевнул и потянулся: — Извините… Я пока отправлюсь спать? — Отправляйся, — спрятал, отвернувшись, усмешку, Дергачев. — Командировку завтра вечером заберешь. — Угу, — Тимка подумал и добавил: — Господин штабс-капитан. — А все-таки ты нахал, — заметил Дергачев, соскакивая со стола. — Подожди. Когда встретишь Файта — передав ему, чтобы явился сюда. — Не далековато ли? — усомнился Тимка. — Бешеному кобелю семь верст не крюк, — нетактично ответил Дергачев. — А мне с ним надо серьезно поговорить. — Параллельное задание? — поинтересовался Тимка. Дергачев замахнулся на него: — Иди ты!.. Спать. Игорю всегда очень нравились дни рождения. Нет, не потому, что подарки, поздравления и всякие там блага и послабления, как обычно полагалось в лицее. Просто каждый такой день приближал его — мальчишку — ко взрослой, такой заманчивой и интересной жизни. Но шестнадцатилетие — это нечто особенное. Это она и есть — взрослая жизнь. Полное со-вер-шен-но-ле-тие! Что тут еще скажешь? Поэтому в поздравлениях сквозила белая зависть, а Игорь ощущал себя неясно и неудобно — ведь это они, его друзья, организовали праздник ему, Игорю, и не где-нибудь, а в только что открытом молодежном центре Прибоя! В отдельном зальчике на столе между блюдами и бутылками лежали многочисленные поздравления, а на небольшом столике — подарки, в числе которых Игорь разглядел несколько предметов: во-первых — головную повязку, как у Борьки, расшитую и с перьями у висков (от Катьки); во-вторых — украшенные бисером и золотыми накладками ножны к «полевке» (подарок Женьки); в третьих — книгу, изданную пионерским отрядом станицы с ироничным названием "Наши скромные герои", и большую картину Лизки, посвященную экспедиции к Третьему Меридиану. Но и остальные подарки были ого-го, причем львиная доля их была не то что от плохо знакомых людей — от людей, фамилии которых вообще ничего не говорили Игорю при первое рассмотрении! Лишь напрягшись, Игорь вспоминал то картографические экспедиции, то бои за Фелькишер Ланд, то недавнее переселение… Вошедшему в зальчик Игорю устроили овацию. По крайней мере, так сказала Клотти, на что Игорь заметил, усаживаясь, что «овация» переводе с латыни — "забрасывание яйцми". Яйцами в него бросать не стали, но хоровое "слава, слава!" в исполнении друзей приобрело мощь и торжественность национального гимна. Игорь дирижировал вилкой, умело скрывая смущение — еще ни разу в жизни его не чествовали так шумно и весело. Может быть, потому что ни разу в жизни он не сидел в компании, которой командовал, с которой делал общее большое дело, делил опасности и радости последние восемь земных или шестнадцать здешних месяцев?.. Не было Тимки, и Игорь на миг взгрустнул. Где он? И… живой ли вообше? Но грусть оказалась недолгой, потому что Зигфрид добрался наконец до гитары и запел, обращаясь главным образом к потолку: — Игорь вытаращил глаза и уставился на Зигфрида, который продолжал велеречиво плести нечто в дико звучавшем в устах германца старорусском стиле, но очень складно. "Игорь Муромцев Вячеславович" поворачивал вспять горные лавины, спущенные на мирные селения яшгайанами, вызволял из иррузайской неволи неких «девиц-красавиц» и устраивал им счастье с "витязями верными из дружинушки хороброй", летал под облаками "выше сокола могучего", отпирал реки, запруженные злым колдовством и сокрушал "поединщиков-нахвальщиков", которых высылали против него злые силы. Когда песня закончилась, Игорь только и смог развести руками и, внезапно ощутив сильный голод, навалиться на копченый окорок, притащенный Борькой. Но друзья не унимались, и Игорю пришлось со вздохом отодвинуть тарелку, потому что невозможно же жевать, когда все поют старую песню, сложенную еще в начале XX века от Р.Х, скаутами тогдашней Империи: Когда все подхватывали припев "будь готов, будь готов!", Игорь вспомнил, что именно этой старой песней озвучили зимой снятый пионерами Озерного фильм "Мы на Сумерле надолго". Игорь его смотрел. Что странно — в этих самоделковых лентах, где иногда пропадало стерео, было какое-то очарование, из-за чего зачастую они смотрелись интересней профессиональных работ. Один из друзей-приятелей Игоря по лицею собирал такие ленты — в его коллекции хранились аж черно-белые фильмы, снятые в 30-у годах все того же XX века, с живыми актерами, моноплоскостные и с отвратительным звуком, которому не могла помочь никакая очистка. Но лицеисты смотрели эти ленты с увлечением, пытаясь ломать за хвостик что-то, чудившееся им в старинных кадрах — и ускользавшее. А сейчас Игорь, похоже, понял — время. Вот что — время ускользало. Мысль, что все, запечатленное на носителях — было. Это не выдумка художественной ленты, а жизнь. Мальчишки и девчонки на экранах школьных "Финистов+", где крутили записи, были живые, на стоящие. Они давным-давно выросли и умерли, выросли и погибли или даже не успели вырасти, но все они существовали. Игорь подумал, что несколько раз ведь тоже попадал на запись — тут, на Сумерле. Выходит, и он него тоже что-то останется. Даже если он вообще больше ничего не сделает в жизни. — Эй! — в лоб ему попал шарик из салфетки. Степка смеялся, обнимая Клотти. — Какого черта ты задумался — на своем-то дне рождения?! Отставить! — Есть отставить, —улыбнулся Игорь. — Эй, погодите, хватит жрать, слушайте! Тост! — он поднялся, держа в руке бокал с вином. — Тост, я сказал! 3а… — Разрешите? — в зальчик всунулся офицер-связист, на него уставились удивленно. — Муромцев, Игорь Вячеславович здесь? — Это я, — Игорь поднялся, обведя взглядом друзей. — Чем обязан? — Его Светлость генерал-губернатор Сумерлы Сергей Константинович Довженко-Змай поздравляет вас, сударь, с совершеннолетием и передает оформленные документы, — в руке офицера оказался пакет, он улыбнулся, протягивая его Игори и — добавил: — Поздравляю вас и от себя лично. Честь имею. Он козырнул и исчез так же внезапно, как и появился. Игорь удивленно посмотрел на конверт с гербом Геральдической Палаты, приложил палец к контрольной печати и достал из конверта… в самом деле — карточку совершеннолетнего. Все, что нужно, по полной программе. Тут же оказалось — совершенно неожиданно — письмо от Василия Дмитриевича, из Верного. — Смотрите, как меня, ценят, — Игорь всем продемонстрировал карточку и гордо оглядел своих. — Держись, малышня… Кстати, вы в этом году школу заканчиваете, думаете, что будете делать? — Ой, думаем… — пригорюнился Борька. — Но не сейчас, а? — под общий смех добавил он… …Веселье шло своим чередом. А Игорю, как иногда бывает посреди праздника, вдруг стало грустно. И он почувствовал себя каким-то лишним. Игорь тихо выбрался из-за стола и, улыбнувшись в ответ на вопросительный взгляд Степки, вышел наружу. В центре было довольно многолюдно, но Игоря словно специально ноги занесли в нижнюю галерею. На одной ее стороне были двери пионерских служб губернии — закрытые. Другая стена — прозрачная. За нею в вечернем полумраке открывался вид на залив и падал медленный снег. Наверное, последний в этом году. Звук шагов заставил его обернуться. В конце коридора появился мальчишка, отряхивавший о колено рысью шапку. Его меховую куртку украшали знаки различия заместителя начальника штаба — и эмблема, Игорю неизвестная: черный на фоне алого солнца силуэт фургона, выше — золотые буквы «ЗЕМЛЕПРОХОДЦЫ». Парень был огненно-рыж, синеглаз, бледнокож и веснушчат. "Финн," — определил Игорь и не ошибся, потому что мальчишка, все еще колотя шапку о колено, поинтересовался: — Эй, рюссии, где тут наш временный штаб? Игорь прищурился: — Как ты меня назвал, чухонец недобитый? Финн вспыхнул, Игорь мог бы поклясться, что его рука дернулась к висящей на ремне финке-лаап — но сдержался, и Игорь оценил это, сменил гнев на милость и повел рукой: — Тут везде штабы. Тебе какой? Финн подошел ближе, вздохнул: — Извини… Добирался долго. — Покажи финку, — Игорь принял оружие с уважением. Прямое, лишь на самом конце загибавшееся лезвие переходило в удобную рукоять из странного дерева — очень легкого, но явно прочного, с волокнистой красивой структурой. — Это что? — он щелкнул пальцев по рукояти. — Скрутень, — пояснил финн, точным движением, не глядя, вдвигая финку в ножны. — Это на Сребрине такое растет… — Ты из переселенцев? — уточнил Игорь. — С Дальней? — Точно, — финн кивнул. — Поселок Высокий Берег, вернее, это пока только название. Видишь, у нас даже штаб отряда здесь. Только я не знаю, за какой дверью, — он улыбнулся. — Думал, ты подскажешь. — Так я тоже нездешний, — пояснил Игорь. — Вообще-то с Земли, а тут живу в станице Черноречье, Прибойная губерния… А что это вы решили собраться-то? — Дела, — несколько туманно пояснил финн. — Да, меня зовут Пааво. Пааво Ориккайнен, а тебя? Игорь не успел представиться — дверь прямо за их спинами раскрылась, и чья-то рука не глядя, но точно повесила на крепления эмблему отряда. — О, наши! — обрадовался Пааво и нырнул в дверь, откуда тут же послышался галдеж. Игорь снова повернулся туда, где шел снег. По заливу двигалась группа огней — какое-то судно… со свистом, слышным даже здесь, пролетел высоко над водой струнник на Иппу. "Меня, наверное, уже ищут," — подумал Игорь, но остался стоять. Дверь позади хлопнула, появился мальчишка — помладше Пааво, русый, с решительным подбородком и гербом патруля «Латники» (серебристый панцирь на черном фоне). Он сказал Игорю, как старому знакомому: — Хорошо, что ты еще тут… Всегда гоняют самого младшего, ты представляешь? — За бутербродами и лимонадом послали, — догадался Игорь. Мальчишка вздохнул. — Пошли, покажу, где. Мальчишка вгляделся в лицо Игоря и полушутливо-полусерьезно поклонился: — Сударь… — Меня зовут Игорь, — усмехнулся Игорь. — Так ты идешь? — Артём, Микульский, начальник патруля «Латники» пионерокого отряда «Землепроходцы» поселка Высокий Берег, — представился по полной мальчишка. — Мы в основном из Забайкалья. Игорь про себя воздел руки к небесам. Местность, в которой стоял его родной лицей, вот уже двести лет поставляла едва ли не пятьдесят процентов колонистов в самые разные места Галактики. Забайкальцы даже на фоне прочих русских обличались редкостной обстоятельностью в подгребании под себя новых земель и обладали чудовищным упрямством. Кроме того, у них в крови были страсть к охоте и сельскому хозяйству. Купив бутербродов и лимонада, они вдвоем вернулись к штабу. Артем, придержав дверь, пригласил: — Заходи, заходи. Игорь не заставил себя просить дважды. Внутри небольшая комната ничем не отличалась от множества штабов пионерских отрядов, какие Игорь видел в своей жизни. Правда — с некоторым налетом «временности». Кроме уже знакомого Игорю Пааво за раздвижным столом (на нем лежала карта, которую Игорь узнал с ходу: созданная его командой, земли севернее Дальней) сидели еще двое мальчишек лет по пятнадцать: длинноволосый красавчик — начальник патруля "Лыжники", — и широкоплечий подросток с грубовато-решительным лицом, начальник штаба. Между ними, поверх карты, стоял старый ГАП «тула-киреев» и лежали толстые диски-стозарядники. — А, привет! — обрадовался Пааво, словно они с Игорем были десять лет знакомы, из них год не виделись. — Я так и не спросил, как тебя зовут… — Игорь Муромцев, — представился Игорь. — О! — откинулся на стуле длинноволосый. — То есть… — он вскочил: — Борис Колобов, начальник патруля «Лыжники» пионерского отряда «Землепроходцы» поселка Высокий Берег. — Женька Рубан, начальник штаба, — поднялся широкоплечий. — Рады видеть… — он замялся и закончил: — Вас. У вас какое-то дело? "Борька и Женька опять," — отметил Игорь. Артем, расставлявший на каких-то, ящиках принесенное, сообщил через плечо: — Он просто донести все это помог. — В принципе это правда, — признался Игорь. — А карта знакомая… И ГАП. Особенно в профиль. Пионеры внимательно и как-то выжидающе смотрели на Игоря — в результате этих взглядов он начал чувствовать себя несколько неуверенно. — Я что-то не так оказал? — в конце концов осведомился он. — У вас заряды есть? — спросил Женька. Вопрос оказался под стать взглядам: неожиданный. Но Игорь уже успел собраться: — С собой — нет. А что? Все четверо переглянулись. Игорь еле сдержал улыбку, когда услышал вполне закономерное: — По-моему, надо рассказать. Это предложил Женька. Пааво кивнул, а Борька добавил: — Может быть, нам повезло. — Может быть, — согласился Игорь — он ощущал сильный интерес и прочно обосновался на одном из стульев наискось от двери. — Я могу почти все. Итак — зачем вам заряды? И что это за заряды, которые нельзя купить в факториях? — Там, где мы поселились — отличный лес, — начал Женька. — Пре-вос-ход-ный и в огромном количестве. Но за рекой — местные. Некоторые вполне нормальные, ничего плохого не скажем. Но есть и другие. Проблема, которую надо решать. — И решение в том, чтобы они нас боялись, — заметил Пааво. Игорь кивнул. Решение было неплохим. Он бы, во всяком случае, проголосовал бы за него обеими руками. — Поэтому мы потихоньку воюем, — признался Женька, понизив голос. — Ну — потихоньку, вы понимаете? Игорь кивнул снова — он понимал. От этого «потихоньку» на всех населенных планетах стоном стонали нелояльные местные жители. Уже не раз случалось, что регулярные войска, после долгих обсуждений наконец-то отправившиеся брать какой-нибудь бандитский город, обнаруживали на его развалинах некоего Федьку Хрюкина, который с чисто крестьянской обстоятельностью строил светлое будущее, представлявшееся ему в виде двухэтажного хутора со свинарником на триста голов. На Сумерле с этим оказалось посложнее — Алые Драгуны, набиравшиеся из местных землян, и сами неплохо резали «немирных» вабиска. Вот только на Дальней — Драгуны были нужны везде — стояла всего-то пара кавалерийских эскадронов да полурота легкой пехоты. И, хотя Довженко-Змай прислал половину охраны с латифундии на помощь Драгунам, регулярных частей не хватало все равно катастрофически. Трудно было в такой ситуации ожидать, что новые переселенцы останутся сидеть сиднями на определенных им землях, перенося набеги иррузайцев и запуганных ими лесовиков. — Наш отряд решил организовать партизанскую группу, — нейтральным тоном объявил Женька, внимательно изучая лицо Игоря. — Все равно с занятиями в школе пока полнейшая катавасия… — Как в книжке "Монолит", — вмешался Артем, уже успевший вскрыть сок. — Читали? — Слушайте, ради всего святого, — Игорь поморщился, — зовите вы меня на «ты» Читал я «Монолит». Думаете, получится? Он хотел добавить, что главного героя этого романа хорошо знал отец.[54] Тесна Галактика для человека… — Очень интересно делать невозможно, — процитировал молчаливый Борька один из постулатов землянина. Игорь не увидел в желании мальчишек «попартизанить» ничего странного, Германские парни уже давно повоевывали между Пограничной и болотами почти до Дальней — всякий раз, когда находило настроение. Степка ходил с ними и здорово развлекался — Клотти его поносила за «сорвиголовство», а анклав не мог надышаться на своего приемыша: и умный, и смелый, и работящий — короче, настоящий германец… — Ну, вообще-то зарядов у нас хватает, — Пааво возложил локти на стол. — К «булатам» не хватает. И к подствольникам тромблонов нет. Вот проблема. — У вас есть подствольники? — уточнил Игорь. — Три, — признался Женька. — Старье. «Пищали», однозарядки. — А людей сколько? — поинтересовался Игорь. — Шестнадцать, — ответил Женька. — Старшие. Все проверенные ребята, стрелки, рукопашники, следопыты. — Следопыты… — повторил Игорь, про себя подумав, что следопытский ранг, заработанный в земной тайге, глухой, но безопасной, мало имеет общего с Сумерлой и ее реальностью. — Знаете, я бы на вашем месте поместил объявления на местные газетные полосы и в информаторий, — Игорь окинул мальчишек взглядом. — Добровольцев будет завались. И вам легче. — Мы просто не можем, — покачал головой Женька. — В принципе мы-то заявляем, что идем в краеведческий поход, а какие в краеведческий поход добровольцы? Нашу идею тут же накроют. — Ясно… — Игорь полез в карман, вытащил блокнот — обычный, из пластиковых листов. — Вот что… — он вытянул руку, Артем подал карандаш. — Вот что, я тут пишу мои данные и то, как меня найти. Сегодня у меня день рождения, вы уж извините… — Игорь, улыбаясь и подняв ладонь, переждал "поздравляем, поздравляем!" и продолжил: — Но послезавтра свяжитесь со мной. Я достану вам заряды к «булату» и тромблоны. И кстати… — Игорь чуть прищурился: — Я бы не отказался сходить с вами. Я снова не у дел. Или вам лишние не нужны? — Что вы! — вытаращил глаза Женька. — Мы будем только рады! Вы же внук самого «Кулака»… и тут про вас столько говорят… — Еще одно «вы» — и ищите себе другого спонсора, — дружелюбно предложил, поднимаясь на ноги, Игорь. — Хорошо, я пойду и изо всех сил буду ждать вашего сообщения… …Снаружи Игорь прищелкнул пальцами и весело подумал: "Ну вот я и опять при делах! А как там мой день рождения?" Но и на этот раз ему было не суждено вернуться в зал. Справа — там, где за поворотом находился огромный экран — слышался возбужденный гомон, и Игорь, поколебавшись несколько секунд, на правился в ту сторону — посмотреть, что и как. Человек пятьдесят — в том числе и взрослые — стояли вокруг экрана, обмениваясь в озабоченными репликами. Диктор ИТАР-РИ на фоне плавно передвигающихся в космосе громадин звездолетов сообщал: — …линкоры класса «Эмпайр» — основа мощи флота Англо-Саксонской Империи. По данным из наших источников на десантных судах находится до ста тысяч только кирасир и панцырников-пехотинцев, штурмовые части и подразделения гвардии. Как уже было сказано, в ответ на ноту Совета Первых Родов Сторкада, посол Англо-Саксонской Империи на Сторкаде передал Совету меморандум Его Величества Императора Англо-Саксонской Империи, Лорда-протектора Союзных и Лендлорда Вассальных планет, в котором предлагается не вмешиваться в акцию англосаксов, направленную на искоренение гнезда пиратских Семей сторков на Арк-Фендане — планете, как известно, находящейся в англосаксонском секторе влияния… — Что произошло? — спросил Игорь у стоявшей рядом девчонки. Та мельком бросила взгляд и отрывисто сообщила: — Англосаксы на Арк-Фендане, на орбите. — Теперь Сторкад взбесится, — сказал кто-то. — Не взбесится, — возразили в ответ, — англосаксы им и так почти кислород перекрыли, а Семьи на Арк-Фендане почти вне закона у самих сторков. — Туда им и дорога, — добавили с другой стороны экрана. Поддержали еще несколько голосов. Офицер в форме торгового космофлота заметил: — Трудно будет воевать. Я Арк-Фендан знаю — гравитация 0,7 от нашей, солнышко светит едва на 3/5, три четверти планеты — чернолесье… — Справятся, — оспорили его. На экране диктор на фоне флота сменился кадрами из информационных роликов ВВС. Звучала музыка, пилоты бежали к истребителям и штурмовикам; на палубах, возле катеров с подвешенными десантными шаттлами строились под разноцветными знаменами и "Юнион Джеком" тяжелые пехотинцы в алой парадной форме; скандинавские егеря в кепи с цветными околышами метали в цель финки; синие кирасиры в хвостатых шлемах замерли возле танков; шотландцы из Кордильер, в ярких лентах и перьях, в килтах, маршировали под вой волынок; проезжали на ощетинившихся стволами машинах уланы в леопардовых ментиках… В боевом снаряжении солдаты всех армий выглядят почти одинаково, даже человека от нечеловека не сразу отличишь, поэтому смотреть на яркую чужую форму было интересно. — А по-моему, зря они это затеяли, — сказала еще одна девчонка. — У них и так несколько войн одновременно идет. — Их вооруженные силы великолепны, — заметил хрипловатый мужской голос, — а флот и штурмовики, пожалуй, лучше наших. Кроме того, шэни, и гаргайлианцы уцепятся за возможность воевать против сторков обеими руками. Или что там у них? Англосаксы используют их как основную ударную силу на планет Вокруг засмеялись, но тут же посерьезнели — все. Документальные кадры репортажа сменились старой хроникой времен Галактической войны. За мельканием кадров ясный и звонкий мальчишеский голос пел с неистовой силой, рвавшейся из строк: Игорь коротко переглотнул, наблюдая за кадрами хроники — всплывали из багрового тумана окровавленные, озверелые и вдохновенные лица, рушились улицы и горело небо… …Его не искали. Больше того — посмотрели на него так, что Игорю показалось, будто его не узнают. — Слышали? — с порога поинтересовался он тем не менее. — Англосаксы на Арк-Фендане! — Да неужели? — спросила… Спросила Светлана. Над Озерным было уже заполночь. Недавно прекратился снег, город спал, лишь на залитых огнями улицах в центре тихонько урчали снегоуборочные машины — дренажная система не справлялась. Во дворце генерал-губернатора жизнь не прекращалась ни на секунду, но и там из каждых десяти окон светилось только одно, а шум почти утих. Огромный комплекс, раскинувшийся на холмах, дремал. Караул возле кабинета, генерал-губернатора сменился. Солдаты в парадной форме Алых Драгун, отдав салют холодным оружием, вновь замерли у дверей, украшенных имперскими гербами, чуть вздернув подбородки. Пустой гулкий коридор перекатил эхо шагов уходящей смены и затих, снова. Дежурный офицер в «предбаннике» работал за компьютером. Дверь в сам кабинет была наплотно закрыта… …Вытянув ноги под стол, Войко Драганов смотрел новости. Довженко-Змай, одетый в мундир Алых Драгун, стоял у огромного овального окна, придававшего кабинету сходство с рубкой космической яхты. Руки генерал-губернатора были скрещены на груди, глаза полузакрыты. Длинные ресницы чуть подрагивали. — Мы дружим с девяностого, — внезапно сказал Драганов, не отрываясь от экрана. — С первого класса лицея. Я все понимаю и я не в обиде на тебя… Но все-таки — почему, ты даже не попытался образумить ее?! Довженко-Змай нее повернулся. Он вообще не сказал ни слова — но Драганов напрягся. Он СЛЫШАЛ голос друга. "Образумить? А отец смог образумить… ЕЕ? Ту, которая умерла на моих руках на улице Иппы в двухсотом? У нее тоже был парень — он ранил меня, когда мы не захотели отказаться друг от друга. И брат у нее был — мы и сейчас с ним дружим, ты знаешь. Но она захотела, чтобы было так, как было — и никто ничего, с этим не смог поделать. Даже смерть. "Да, и смерть, — отозвался Войко и выключил экран. — Если тебе было больнее, чем мне все это время — я тебе не завидую. Помнишь, как наша лицейская группа пела: "Да, — молча кивнул Драганов. — Сколько погибло человек из нашего выпуска? Ты помнишь?" "Уже пять, — отозвался Довженко-Змай. — Трое военных, двое гражданской службы… Ты теперь улетишь с Сумерлы, Войко?" "Нет. Но в конце лета соберу экспедицию и пойду за Третий Меридиан. На год, может — на два, не знаю. Буду искать артефакты Рейнджеров. Может быть, снова приедет Беннет, мы в прошлый раз неплохо поработали." "Мне жаль, Войко,"- закончил генерал-губернатор, поворачиваясь наконец. — Сергей Константинович, — приоткрылась дверь, появился дежурный офицер, — капитан Бельков только что передал — он ждет вас в тюрьме. — Да, я сейчас еду. Машину, поручик, — Довженко-Змай оттолкнулся от подоконника. — Поедешь со мной? — Полечу в лагерь, — покачал головой Драганов, поднимаясь на ноги. — Подвези до аэродрома, по пути ведь. — Конечно, одевайся. — В какой он камере? Дежурный полицейский, вытянувшись в струнку, отрапортовал: — Пятая камера, господин штабс-капитан. — Откройте, — приказал Бельков и положил на стол фуражку. — Да, господин штабс-капитан, слушаюсь, — полицейский полез в сейфовый шкаф, потом повернулся и неуверенно спросил: — Господин штабс-капитан? — Да. — Разрешите задать вопрос? — Конечно. — Это правда… — полицейский смешался. — Это правда, что он… что он нанял вабиска — и помогал им произвести тот взрыв? — Правда, — кивнул Бельков. Тогда полицейский, подумав, взглянув прямо в лицо своему начальнику и обстоятельно разъяснил: — Тогда я прошу вас, господин штабс-капитан, снять меня с поста и разрешить отгул. Я нахожусь при оружии и у меня ключи от его камеры… Я боюсь, что нарушу присягу, господин штабс-капитан. Я всегда был хорошим полицейским, вы знаете… и тут у нас немного работы. Но тогда, в тот раз, я помогал соседям хоронить их дочку. Такая красивая и умная была девочка, она бы закончила школу в этом году… У меня самого оба сына ходят туда же. Так что я прошу вас официально, господин штабс-капитан. Бельков слушал очень внимательно. Затем кивнул: — Да, конечно. Вы можете быть свободны. Ему все равно некуда бежать… …Карев поднялся е кровати быстрым движением, уже глядя в сторону двери. Сел, вцепившись в откидную койку обеими руками и облизывая губы. Глаза его поблескивали двумя искорками в свете дежурного плафона. Бывший глава совета директоров выглядел сейчас загнанно к жалко, почти раздавленно. Бельков аккуратно закрыл за собой дверь и встал, прислонившись к косяку плечом, скрестив на груди руки. Он стоял молча, не сводя с арестованного взгляда, и под этим взглядом Карев начал ерзать, облизывать губы все чаще — и наконец нервным голосом, с каким-то даже вызовом, бросил: — Вы меня не запугаете, штабс-капитан, не запугаете! — Да ты сам себя запугал, дальше некуда, — брезгливо сказал Бельков, подходя ближе. Еще молча достоял, глядя, на корчащегося против своей воли Карева сверху вниз. — Знаешь, что? Я уже довольно долге работаю в полиции. И мне никогда — слышишь, ни-ког-да! — не хотелось бить арестованных. И не приходилось. Даже когда три года назад я арестовал одного из вашей компании, пытавшегося убить генерал-губернатора… тогда ещё просто мальчика Серёжку… даже тогда мне не хотелось ударить его. Я полицейский. Я арестовываю, а не караю, карать — дело суда. И он тебя ждет, будь уверен… но я не об этом сейчас. Просто мне в эту секунду впервые в жизни хочется не просто ударить арестованного, а избить его — до полусмерти, и это все равно будет очень маленькой платой за тех, кого ты убил руками иррузайцев. Просто как человеку хочется, как нормальному человеку… — и кулак Белькова со страшной силой впечатался в лицо Карева, отбросив его к стене так, что послышался глухой стук. — Как хорошо-то… — пробормотал штабс-капитан, потирая костяшки пальцев, — чудо до чего хорошо… — заливаясь кровью и с ужасом следя за руками полицейского, Карев сел на кровати. — Я пытаюсь понять, чего тебе не хватало? Ради чего ты убил двадцать восемь детей? Чем же ты будешь оправдываться перед собой? — Двадцать семь детей, — гнусаво сказал Карев. Бельков покачал головой: — Двадцать восемь двадцать восемь… Ты еще не знаешь — кажется, твоему сыну было двенадцать лет? — Было? — сорвался в хрип Карев. — Как… — Когда он узнал, что ты сделал, он застрелился, — пояснил Бельков. — Зря конечно. Он не виноват, что его отец такая сволочь. Позавчера, у себя в спальне… Ну так за что, ради чего ты их убил? Неужели ради денег, тебе что, не хватало того, что у тебя было?! Раскачивавшиеся на кровати Карев вдруг выпрямился — и теперь уже штабс-капитан отшатнулся, пораженный тем, какое у арестованного было выражение лица. А тот заговорил, скалясь и отрывисто бросая слова и фразы: — Что? Ради денег? Нет, не ради денег… не ради денег, плевать я на них хотел… Думаете, только вы, дворяне, прослеживаете свои идиотские родословные? Вот уж нет… Я тоже кое-что о себе знаю… Мой предок — еще тогда, до Третьей Мировой — владел половиной добычи нефти в вашей России. Он был не просто богат. У него была власть и возможности. А ваши проклятые предки в те годы нищенствовали, потому что были глупцами, вот и все… И с американцами он бы договорился, договорился бы и жил не хуже, чем раньше, может, даже лучше… Но как же, нет! — Карев забулькал горлом, из его глаз брызгала ненависть, обжигавшая расплавленным свинцом. — Вам моча в голову ударила! Имперцы, сверхлюди, сучары… начали эту войну… не задавили вас совсем вовремя… не перебили, не выморили дочиста, пока было можно… Вы все разрушили! Все, дочиста! Все планы! Весь мир! Ради своей поганой чести… Конечно, что вам было терять! А другие потеряли все! Но я — я про это знал и помнил! Если бы ты мог понять, как я вас ненавижу! И вас самих! И вашу жизнь! И ваши корабли! И ваши лицеи! И вашу армию! И вашу науку! И… и… — он захрипел, плюнул на пол. — Будьте вы прокляты! Ну ничего! Я не один такой и не последний! Мы подождем! Мы потерпим! Все равно будет наш час! Тогда вы за все заплатите! За всех! Тысячу лет будем ждать! Десять тысяч! Но наш час придет! Наше время настанет! — Карев был жалок и страшен, он снова прохрипел: — Будьте вы прокляты! — Проклят будешь ТЫ, — Бельков оправился от изумления и был очень спокоен. — За детей, которых ты убил. Тебе недолго осталось — и все эти оставшиеся тебе дни ты будешь носить на себе это проклятье. Оно не от меня. Оно от нашего мира, в котором тебе нет места… …Генерал-губернатор сам открыл изнутри дверцу машины, и та, при поднявшись и, набирая скорость, бесшумно двинулась в сторону дворцового комплекса. Довженко-Змай молчал довольно долго, потом спросил неловко: — Ты ударил его? — Да, — Бельков поморщился. — И теперь мне противно… Не надо было этого делать. Не сдержался. — Не сдержался, — согласился генерал-губернатор. — Ты прав, не надо было так. Это от злости на самого себя. По большей части, — и он откинулся на спинку, послушно повторившую форму тела. — Только ты себя зря винишь. Такое предвидеть было трудно. — Это не имеет значения, — Бельков смотрел в окно. — Полицейский обязан делать свою работу. — Как же мы все-таки недалеко ушли от грязи прошлых времен, — вдруг сказал генерал-губернатор. — Казалось бы, навечно изгнали саму мысль о возможности подобного — вот. Пожалуйста. Ведь существуют же рядом, на одной планете, такие, как этот пацан, витязь в охотничьей куртке, Игорек Муромцев — и эта сволочь с дипломом доктора планетарной экономики. И это обидно. Очень. Его, конечно, казнят. Только не вернешь уже… А себя ты не вини. С тихими подонками вообще страшно трудно бороться. — Да. Иппу брать было легче, — наконец улыбнулся Бельков. И тут же смешался: — Прости. Я не подумал… — Ничего, — ответил Довженко-Змай, но его лицо окаменело. — Просто немного больно… Какое-то время ехали молча. Но генерал-губернатор неожиданно и довольно странно нарушил молчание: — Враги всегда мечтают, как бы напасть на нашу страну, уничтожить наших защитников — армию и флот, отнять наши земли, фабрики и заводы, посадить нам на шею капиталистов, чтобы весь советский народ работал на них, чтобы опять вернулись в нашу прекрасную страну нищета, безработица, голод, холод, унижение, рабство…[57] Я в лицее читал одну старую книжку. Старомодная очень, но интересная. Это оттуда… — он выдвинул экран и несколькими нажатиями кнопок вывел на него ажурно-просчитанный, легкий чертеж моста. — Вот, назвал в честь… в честь НЕЕ. Предложил на конкурс гостов через Дальнюю и Пограничную. — Выиграешь, — уверенно сказал Бельков. — Сколько их по твоим проектам построили? — Три тут, на Сумерле, — с удовольствием вспомнил генерал-губернатор, — и еще один на Океаниде. Я был бы хорошим инженером, если бы не стал генерал-губернатором. — Кажется, одно другому не мешает, — заметил Бельков. — Ох, мешает, — вздохнул Довженко-Змай. — Кстати, — вспомнил штабс-капитан, — как там этот твой витязь в охотничьей куртке-то? — Он что-то подозрительно притих, — задумчиво протянул генерал-губернатор. — И мне не очень верится, что он пишет свою работу. Скорее всего, скоро где-нибудь за Дальней заполыхает… и подкладывать дровишки в тамошние костерки будет именно он. Мне бы вот только узнать, с кем он выйдет на прогулку — с германцами или подобьет на авантюру новых колонистов? Если с колонистами — они чего доброго, возьмут столицу Иррузая до конца лета… Сторк был почти неотличим от людей Земли — высокий, в помпезном, даже слишком, парадном мундире, он вошел в зал и окинул собравшихся невыразительным взглядом больших, ярко-зеленых, широко посаженных глаз. Узкое бледное лицо с гладкими скулами и прямым носом было бесстрастно. Точным, неожиданно земным жестом сторк отдал честь. Генерал-полковник подумал вдруг, что в этом совпадении нет ничего случайного. Земной обычай отдания чести произошел от того жеста, которым средневековые рыцари поднимали забрало. Сборки походили на землян почти до смешного; скорей всего в их истории тоже было нечто подобное. Он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы посмотреть Сторкад в жизни — не на экране. Красивая планета… А через секунду пришла и другая мысль: не случайно враг выбрал именно сторка для этой миссии. Именно из-за похожести, чтобы смягчить землян. — От имени, — начал сторк, и генерал-полковник внутренне вздрогнул от неожиданности, — объединенного командования Нэйкели, Дайрона, Сторкада и Джаггана, а так же подчиненных планет я, Кен Ло Сиад токк Сиад апМид Сиад… — дальше звание, соответствующее земному маршальскому; по нему и по имени, указывавшему на принадлежность сторка к элите элиты от элиты планеты, генерал-полковник почуял всю важность намерений врага и с трудом заставил себя сохранять хладнокровие, — …уполномочен предложить противной стороне мир. — Отказано, — сказал генерал-полковник и злорадно увидел, как расширились глаза сторка. Сделав вид, что он этого не замечает, генерал-полковник начал: — От имени объединенного командования Земли, Скиутты, Брэссудзы, Нэриана и Гаргайла я, генерал-полковник Столпников, глава Военного Комитета Большого Круга Объединенной Земли, уполномочен предложить противной стороне капитуляций, — глаза сторка стали яростными и надменными; генерал-полковник добавил: — Прошу помнить, что наши — лоты находятся на орбитах всех ваших метрополий, кроме Дайрона. Прошу так же не забывать, какое количество добровольцев с миров, названных вами "подчиненными планетами" жаждет принять участие в высадке. У вас есть полномочия для принятия решения? — Да, — сторк на миг прикрыл, глаза. — Воля победителя — закон для побежденного, и мы принимаем условие о капитуляции. Начнем с того, что возвратим всех ваших пленных, в том числе — переданных в частное владение, не требуя возвращения наших… Позади в зале поднялся радостный и недоверчивый шум. Сторк, презрительно скривив губы, окинул взглядом ту часть зала, где сидели не-земляне: — Поясните вашим… — последовал сторкадский вариант «шакала» — …что мы капитулируем перед Землей. Вам решать и ставить условия. Только вам. — Несомненно, — согласился генерал-полковник и, протянув руку, взял из пальцев подошедшего адъютанта лист бумаги. — И все позднее будет обговорено подробнейшим образом. Но прямо сейчас бы я хотел поставить вопрос о Сторкаде. Из всех воевавших сторон только ваша замешана в осознанных военных преступлениях. Вот список тех, кого Земля хочет получить для суда — двести тридцать семь офицеров и гражданских. Сторк окаменел. Не менее полуминуты он не сводил глаз с невозмутимого лица землянина. Потом отчетливо перевел дыхание и заговорил тихо-тихо, перейдя на родной язык: — Мне известно, что вы понижаете меня. У меня было восемь сыновей. Шестеро старших мертвы. Седьмой калека. Ваша ракета оторвала ему руки и ноги… Восьмому — по вашему счёту тринадцать лет; сейчас он дежурит в расчете ПКО моего города. Так вот. НИКОГДА Сторкад не выдавал своих. Если вы будете настаивать на этом позорном пункте — мы станем драться с вами до конца. МЫ ВСЕ СТАНЕМ ДРАТЬСЯ. А последние из нас уничтожат планету. Мы подготовились. Итак, человек? Представители Дайрона готовы заменить меня на переговорах. Генерал-полковник вновь посмотрел в глаза сторка. Ему вспомнился зал с факелами — несколько лет назад… Улыбка сына — доверчивая и гордая… …Клочки разорванного листа спланировали под ноги сторку и человеку. Сторк проводил их безумными глазами. Поднял их — уже непонимающие, больные, смертельно усталые, измученные — да какие угодно, только не грозные! — на человека. Человек бесстрастно сказал: — Теперь приступим к началу подробного обсуждения… …Привалившись к закрывшейся двери спиной, Столпников, генерал-полковник Объединенного Флота Земли и глава Военного Совета Большого Круга, всхлипнул, обеими руками разорвал тесный ворот парадного кителя и, почти ничего не видя от слез, срывающимся голосом выкрикнул внутрь каюты: — Юрик… сыночек!.. Ты слышишь?! Победа, мир, Юрик! Победа!.. Веселый мальчишка улыбался плачущему отцу. Молча. Со стены. Из траурной рамки портретной голографии. Струнник со свистом проскакивал над небольшими речками, терявшимися среди серебристо посверкивавших равнин, покрытых редким ковром солянки. "Виут… виут… витуу…"- мягко шептали стыки, и состав то взлетал на полукилометровую высоту, то падал к самой земле. Облокотившись на откинутый столик, Светлана любовалась летящими за окном видами. Игорь — нога — на ногу — сидел возле собранной сумки и любовался Светланой. Она часто прилипала к окну. В самом деле — интересно было смотреть, как буквально на глазах леса сменяются перелесками с полосами степи, а дальше — над широким ковром весеннего разнотравья — серебрится Пик Силантьева, высочайшая вершина планеты. И вот, уже полчаса струнник с трехсоткилометровой скоростью летел над солончаками экваториального пояса. — Прибытие в Новый Минск черед десять минут, — объявил динамик над дверью, купе. — Приехали почти? — Светлана отвернулась от окна. — Я и не заметила, — она улыбнулась. — Я тоже, — признался Игорь. — Я на тебя смотрел все время. — Ты спал, — возразила Светлана. — По крайней мере час. "И сон видел," — хотел оказать Игорь, но не сказал, потому что девушка пересела к нему и положила голову на плечо. Игорь обнял ее и дунул на висок, отбрасывая волосы. Светлана засмеялась, покосилась лукаво: — Давай ещё посмотрим. Они дружно откинули столик. Игорь нажатием кнопки опустил стекло. Упругий горячий ветер с запахами взгретой земли хлестнул в купе, отталкивая от окна, но юноша и девушка, обнявшись, встали плотнее. Это была другая страна, совсем не похожая на лесистый сельскохозяйственный Север с его фермами и аграрными поселками. Солянка накапливала из почвы минералы, на больших озерах открытым способом добывали поваренную соль. Местность пересекали дороги, по которым, поднимая облака белесой пыли, шли колонны гигантских транспортов. Мелькнули на горизонте тесно стоящие башни комбината — белые, сверкающие. Равномерно и неспешно вращались на холмах лопасти ветряков. Искристо — глазам больно — сверкали огромные кристаллы на берегах озер, где в густой жиже неустанно ворочались конвейерные лопасти солеуборочников. Линия делала широченный разворот — мелькнул океанский залив с разноцветными парусами — и состав ухнул в распадок ущелья, облицованный шлифованными гранитными плитами. Пролетели выгнутая ажурная арка моста, пешеходные тропки с людьми на них, экран — Игорь только заметил надпись: "Новый Минск приветствует вас!" и движущуюся цепочку каких-то цифр. — Странно, — сказала Светлана, — перелет с планеты на планету не так удивляет, как путешествие по одной, когда за окном все меняется на твоих глазах. Я столько раз прилетала на Сумерлу, а в этих местах никогда не бывала. Только на экране видела… Казалось — скучно, а тут как-то по-особенному красиво… А может быть — потому что ты рядом. Игорь подхватил сумку и улыбнулся… …Из купе на перрон прыгали и сходили люди. В основном это были отпускники с севера или местные: ездили на север по каким-то своим делам. Все эти люди очень быстро расселялись е привокзальной площади. Новый Минск — пятый по числу жителей населенный пункт Сумерлы — спускался к океану по склону большого холма. На взгляд Игоря, тут было маловато зелени — лишь два парка и кайма бульваров вдоль жилых улиц. Дальше по берегу различалось движение — строили жилой район, новый, и космопорт. А еще дальше начинались рощи, к которым вела дорога. — Нам туда? — кивнула Светлана. — Выглядит симпатично. — Судя по проспектам — туда, — Игорь поправил на плече сумку. — Пошли транспорт искать. Я заранее не заказывал, чтобы было романтичнее. У съезда с площади стоял памятник Силантьеву — знаменитый геолог и основатель города, опираясь на молоток и широко расставив ноги, не сводил глаз под пробковым шлемом с соляных полей, которые он открыл, начал разрабатывать и на которых погиб семь лет назад. Новый Минск носил на себе прочный отпечаток промышленного города — иного, чем города Севера, непривычного. Даже характерная наглядная агитация имела промышленный характер. Они как раз проходили мимо редакции местной газеты, когда рядом мягко притормозил «полоз». Высунувшийся из опустившегося окна пожилой мужчина в легкой куртке спросил: — Северяне? Садитесь, если в парковый комплекс. Он говорил иначе, чем на Севере. Те места заселяли в основном забайкальцы и переселенцы с Балкан. А здешние районы — обитатели Русской Равнины, к каким явно относился и водитель. Светлана и Игорь вместе с сумкой поместились на заднем сиденье, и «полоз» тронулся с места, быстро набрав скорость. — Свадебное путешествие? — поинтересовался водитель. — Почти, — откликнулся Игорь и получил тычок под ребра от Светланы. — Отдыхаем. — Гражданская служба? — определил водитель. — Понимаю, сам был… На севере, небось, еще холодновато? — Да так, — ответил Игорь. — А у нас всегда одно… Но привыкаешь, даже затягивает. Я ведь сюда с самим Силантьевым добрался. Вообще-то я на пенсии давно, а вот бросить работать не выходит. Консультирую на комбинате. Посмотришь — странно даже. Кажется, недавно пустое место было. А сейчас надо же — город! — он произнес это с насмешливым уважением. — Шесть тысяч человек… И я — шесть тысяч первый. — А вы живете в городе? — полюбопытствовала Светлана. — Да нет, здесь же, в парковом комплексе. В пансионате, — охотно пояснил водитель и засмеялся: — У меня ведь своего дома вроде как и нет. Где только не был — а последние десять лет — нет, больше — тут. Ну и решил осесть. Прикипел. Что ни говори, а я эти места своими руками создавал. Машина проскочила по эстакаде над медленно текущим каналом, перекрытым мощными створами. Пошли рощи, среди которых тут и там стояли дома — белые, с большими окнами и верандами, коттеджи, совсем не похожие на хуто ра Севера, а рядом с ними — П-образные двухэтажки. — У вас номер заказан? — поинтересовался водитель. — Мне направо. — Спасибо, — Игорь подхватил сумку, — мы тут сами дойдем. — Спасибо, — в свою очередь поблагодарила Светлана и, опершись на руку Игоря, вылезла из машины. Они осматривались, держа друг друга за руку, одетые практически одинаково: во все белое — широкополые шляпы с кисеей, легкие рубашки, спортивные туфли, только на Игоре были лёгкие джинсики, а на Светлане — короткая плиссированная юбка. — Тихо, спокойно, — сказала девушка и вздохнула: — Вон туда — это, наверное, к океану?.. У нас третий домик. — Вон указатель, — Игорь поудобнее повесил сумку и решительно зашагал к умиляющему своей классичностью столбу с табличками… …Домик был однокомнатный, но с большей закрытой верандой, выходившей на океан, полностью подключенный и идеально чистый — автомат приятным голосов поприветствовал гостей, поинтересовался, на какой язык настроить дальнейшее общение и сообщил, что аппаратура приняла новых хозяев. — Очень симпатично, — признала Светлане, снимая шляпу и встряхивая головой так, что рассыпались и засияли ее волосы. — Очень, — подтвердил Игорь, имея в виду совсем другое. И вдруг заметил, что и Светлана смотрит на него: неотрывно и жалобно. — Ты что, Свет? — Так, — Светлана вздохнула и призналась: — Я вдруг подумала: а что если ты меня разлюбишь? — Я? Игорь тоже снял шляпу. — Я до сих пор не могу понять, за что… чем я заслужил… Я боюсь, что ТЫ меня разлюбишь. Я все эти месяцы боялся, что ты забудешь… — он чуть наморщил нос и почти весело признался: — Я тогда сразу умру, Свет. Сразу. Тут же. Адамант светил узким алым серпом, но тем ярче казались звезды. Всё остекление на веранде было поднято, два пляжных топчана, подтащенных к краю, сдвинуты вплотную и небрежно накрыты простыней. Игорь и Светлана лежали бок о бок, устроив подбородки на скрещенных руках. Светлана болтала ногами и хихикала над байками Игоря: — "…я из вас людей сделаю! Даже если это вас убьет!" — Игорь потянулся к Светлане, но она, улыбаясь, подставила под его ладонь свою руку и покачала головой: — Погоди, я устала… Я скажу, когда… в общем, погоди. — Конечно, — Игорь улегся на бок, опираясь виском на ладонь, и несколько раз подтолкнул коленом Светлану в бедро. — Не приставай, — весело заметила Светлана. — Ты, оказывается, неугомонный. — Свет… — Игорь перевернулся на спину, вытянулся, вскинув руки над головой: — Свет-Свет-Свет… какое хорошее у тебя имя! Больше ни на одном языке так не получится. — Я наполовину англосаксонка, — напомнила Светлана, — и это не худшая моя половина. — Ты не любила своего отца? — тихо спросил Игорь. Светлана вздохнула: — Его трудно было любить… Он был слишком занят. — А я? — мгновенно среагировал Игорь. — Ты — это другое… Они лежали и улыбались друг другу. — Хорошо, что так бывает… — начал Игорь. — Когда с первого взгляда, — поняла его Светлана. — Знаешь… мне ведь казалось, что я люблю Войко. А потом поняла, что это просто привычка. Я как только сюда прилетала — сразу его видела… — Не надо, — поморщился Игорь. — Мне до сих пор перед ним неудобно. — Мужская солидарность, — подколола Светлана. — Но ты — мой и только мой. И никто другой мне не нужен. Да и не может быть никого "другого". Игорь сел, держась за колени и скрестив ноги. Потом встал и, бесшумно ступая по теплому деревянному полу, подошел к краю и оперся на защелку рамы, глядя наружу. Внизу проходила тропинка, горели фонари, но было пусто, а дальше — и ниже — ходили и смеялись люди, на вывеске стереозала двигалась реклама нового фильма "Операция "Совиное гнездо"". В океанской воде пробегали полосы сияния, и через них шел сверкающий огнями лайнер, кажущийся отсюда игрушкой. На тропинке появился одинокий и печальный пешеход. Мальчишка лет десяти — босиком, одетый в шорты — шел, рассматривая тропинку и по временам пиная вниз мелкие камешки. — Э, — окликнул его Игорь, — оплата за расчистку территории сдельная или почасовая? — мальчишка поднял печальное лицо, и Игорь позвал: — Иди-ка сюда. Мальчишка повернул и подошел почти вплотную, кивнув: — Добрый вечер, сударь. — Для тебя, как я вижу, не очень, — заметил Игорь. Мальчишка, не переставая разглядывать землю, тем не менее воспитанно ответил: — Не очень, сударь… — Подрался? Или, — Игоря осенило, — мелочи на стерео не дали? — Не дали, сударь, — подтвердил мальчишка. — А карманные… — снова прерывистый вздох, — у меня кончились уже… — А почему не дали? — Игоря забавляла ситуация, Он, правда, в подобной никогда не был — на Земле стерео (если не премьера) давно были бесплатными, а премьеру бесплатно демонстрировали в лицее. — Школа? — Пара по истории Земли. Вчера, — конспективно пробормотал мальчишка, не поднимая глаз. — Ясно… Свержение тюркского ига. ХV век от Р.Х."? — Не, мы это еще не проходили… — было понятно, что мальчишка не хочет распространяться. — Тоже ясно… — Игорь чуть повернулся и позвал: — Свет мой зеркальце, сколько тут стерео стоит? — Двушку! — с надеждой в голосе мальчишка вскинул голову и заморгал. — Свет, найди там двушку и тащи сюда. А еще лучше — весь мой бумажник. Светлана появилась с бумажником. Рама закрывала ее снизу до пояса, но и того, что было видно выше, вполне хватило, чтобы мальчишка выдохнул: "Ух!" — и устремил равнодушный взгляд на крышу. Светлана со смехом протянула Игорю бумажник. Тот порылся, достал двухкопеечную монету и протянул мальчишке: — Держи. Надеюсь, фильм хороший. — Ой, нет, я не могу, спасибо, сударь, — мальчишка попятился и замотал головой. — За просто так я не возьму, сударь. Я пионер… — За просто, так? — Игорь покосился на Светлану и та, кивнув, выставила большой палец. — Тогда вот что. До фильма еще сколько? — Сорок минут, — ответил мальчишка. — Вот и хорошо. Ты берешь двушку, а взамен находишь одного человека… Мы, правда, про него ничего не знаем. — Пожилой такой, он тут живет, — дополнила Светлана. — Консультант на комбинате… — А, это Николай Палыч! — обрадовался мальчишка. — Я его знаю, он у нас в кружке лекцию читал, и вообще… — мальчишка сделал неопределенный жест. — А что нужно? — уже деловито продолжил он. — Вот, держи еще десятку, — Игорь протянул банкноту. — Купи хороших конфет. Бабаевские тут есть? — Конечно, — кивнул мальчишка. — Передать ему, сударь? — Да… И еще… — Светлана уже успела сбегать к бару и принесла высокую цилиндрическую бутылку "Русской пшеничной", шепнув: "Коньяк он едва ли оценит…" — Вот, это передашь. И визитки, — Игорь приложил к бутылке две визитные карточки: свою и Светки. — Скажи, что мы его благодарим за то, что подвез. Давай, беги! — Все будет сделано, сударь! — весело отрапортовал мальчишка и унесся бегом. Игорь и Светлана еще долго стояли у края и любовались океаном. Молча, только потом Светлана вздохнула и сказала: — Все-таки очень хорошо, а, Игорек? — Да, — согласился тот и потерся щекой о бархатистую кожу плеча девушки. — И вообще — в каком хорошем мире мы живем, — Светлана подняла лицо к небу и улыбнулась звездам. — В очень хорошем мире, честное слово! И Игорь снова согласился с ней. Директор Карев уже на предварительном допросе признался во всем, что позволило арестовать двух его «подельников» на Сумерле и проследить связи до Земли. Кроме того, были захвачены две группы иррузайцев, готовивших второй взрыв в Озерном и взрыв на космодроме. Но третий взрыв предотвратить не удалось — бомбу, заложенную возле молодежного центра с уже зажженным фитилем, заметили двое мальчишек-кадетов. Один из них бросился в здание и перекрыл двери. Второй попытался вырвать фитиль. Взрыв прогремел именно в этот миг. |
||
|