"Новая родина" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег)

7.

Около трехсот человек решили осесть на весьма удобном участке — широкой луговине над крутым берегом небольшой речушки. Ее как-нибудь назовут, если еще никак не назвали…а вот у поселка уже были имя: Высокий Берег. Так возвещала надпись на одном из щитов легкой переносной брони, вперемешку с фургонами окружавшей лагерь. Поселенцы уже успели установить два десятка равномерно вращавшихся ветряков; люди в форме гражданских строителей уже рыли на легкой технике котлован по разметке. Возле них стояли указатели с оптимистичными надписями: что где будет возведено. В нескольких местах из динамиков доносилась музыка, классика. На одном из фургонов была сделана надпись: "Редакция еженедельника "Свет"." На другом — "Поселковый совет".

Игорь ел пирожок с картошкой и наблюдал, как на мокрой лужайке взрослые и мальчишки играют в лапту. Картина умиротворяла и внушала уверенность в отменном душевном здоровье новоприбывших. Только славянин способен в середине инопланетного дождливого месяца с непонятным названием «сечень», еще толком не имея дома, играть в лапту.

Светловолосый пацан лет двенадцати как раз вихрем помчался по дистанции. Игорь видел, как мужчина — очень похожий на бегущего мальчишку — подпрыгивает на месте и кричит:

— Давай, давай, сынок, давай, давай, да-ва-а-ай!!!

"Давай, сынок, давай, давай!" — вспомнился Игорю лицейский стадион, и крик тренера, и дорожка под подошвами кроссовок… Но как же редко он играл в эту игру со своим отцом. Тренер тоже говорил «сынок», но это ведь совсем не то. Когда рядом в игре отец, когда он тебе вот так кричит — это совсем другое, это так здорово….

Интересно, сколько он потерял, оттого, что ему чаще всего готовила не мама, а учил забивать гвозди не отец? Игорь завидовал бегущему мальчишке, который не умел и четверти от того, что умел Игорь…

… —Привет, Игорь.

— Привет, Леш, — не поворачиваясь, ответил Муромцев. — Вкусные пирожки.

— Вкусные, — согласился Лешка Романцев, один из капитанов колонии, становясь рядом.

Вообще-то он был не «Лешка», просто так уж сложилось — атлетически слепленный гигант лет сорока, наполовину русский, наполовину норвежец, имея высшие военное и гражданское образования, он уже десять лет работал капитаном на Сумерле и сейчас стоял возле Игоря: в хорошо пригнанной полувоенной форме и снаряжении для походов, к голенищам обоих сапог пристегнуты кинжалы, на поясе — ИПП и многофункциональный тесак. В левой руке капитан держал пирожок, в правой — "коновалов" с подствольником.

— Едешь дальше? — продолжая смотреть игру, спросил Игорь.

— Пока нет, — покачал головой Романцев. — Небольшие неурядицы. Семья Хлоповых, одиннадцать человек, отстала. Не могу с ними связаться.

— Хлоповы? — переспросил Игорь. — Я четыре часа назад был с ними, все было нормально…Что, совсем не отвечают?

— Совсем, — кивнул капитан, — как будто связь у них вышла из строя… С воздуха тоже ничего не обнаружили. Сейчас возьму драгун, поеду искать.

— Погоди, — Игорь проглотил остатки пирожка, — они могли свернуть с пути, срезать. Я поднимусь на ранце, полетаю над деревьями. А ты давай по земле.

— Погодка-то нелетная, — Романцев посмотрел в небо. — Ветер наверху.

— Ничего, я справлюсь. Только рацию возьму к комбрасу, а то он один не добьет.

— Если найдешь их — свяжись со мной, — предупредил Романцев.

— Обязательно, — пообещал Игорь. И добавил: — Ты тоже мне сообщи.

Сквозь пелену дождя внизу все казалось однообразно-расплывчатым. Игорю приходилось снова и снова протирать очки ночного видения левой рукой, правой удерживая управление ранцем.

Очень замерзли колени — между сапогами и нижним краем куртки. Несколько раз — два или три — Игорь видел внизу фургоны, но каждый раз их было по нескольку штук и дежурные на связи отвечали, что Хлоповых тут нет.

Игорь не мог заблудиться — он отлично помнил направление. Но в том-то и дело, что там, где он оставил семью, уже никого не было. Игорь даже спустился, пытаясь найти следы, но дождь полностью уничтожил их на открытых местах. В результате он снова и снова петлял над лесом, понимая, что скоро придется переключиться на аккумуляторы и добираться к ближайшим людям.

Несколько раз Игорь чувствовал внизу лесовиков-вабиска, но их мысли были неразборчивы, а главное — полны страха перед начавшимся нашествием и не несли угрозы. Игорь снизился над верхушками кедров и пихт, мрачно то ли зеленевших, то ли черневших даже сейчас, в сечене. Дул сильнейший ветер, становилось все труднее откренивать машину, и в какой-то момент Игорь с ужасом понял, что рукоятку управления выворачивает из его ладони!

Он вцепился в ребристый пластик левой рукой. Дождь, стекающий по очкам, смазал картинку, как скипидар, выплеснутый на холст, смазывает краски. Игорь вскинул левую руку… рукоять рвануло, ноги за что-то зацепились… ровное «йомм-йомм-йомм» винта превратилось в "ррроууу!..", что-то еще полоснуло бок, послышался страшный скрежет, Игорь почувствовал, как взлетает — но неправильно, по дуге, ногами вверх-вбок. "Падаю," — трезво подумал он и ударил по кнопке ротации раньше, чем сработала автоматика. Дикий полет-падение превратился в спуск кленового семечка — головокружительное вращение ближе и ближе к земле, достаточно медленно, чтобы не рухнуть, а упасть.

Он бы и упал. Если бы это не был лес. Закрылок ротатора ударился о ствол дерева — и мальчишка понял, что уже не опускается, а вновь летит, летит, как камень, выпущенный из катапульты…

…Левую руку выше локтя, над комбрасом, Игорь не ощущал. Он вылез из креплении ранца и, поднявшись на ноги, осмотрел машину. Да, ей больше не летать. Лопасти сорвало — наверное, когда движок пошел вразнос. Правый закрылок треснул до корпуса. Рукоятку управления согнуло, на ней остались глубокие вмятины от пальцев. В довершение всего, треснувший аккумулятор вмялся в топливный бак. Лет двести назад Игорь взорвался бы…

А что с рукой?

Рука была цела. А онемела от того, что пристегнутую к плечу рацию раздавило и сквозь куртку вмяло в тело.

— Вот так, — Игорь быстро пробежался по связи через комбрас — ровный фон. Не добивает. Он на всякий случай настроил канал на постоянную передачу сообщения об аварии и пеленга. — Это скотство, господа. Теперь придется искать еще и меня.

Это он, конечно, переборщил — Игорь четко знал, куда нужно идти, чтобы выйти к ближайшим людям. Наступала ночь — точнее, в мокром черном лесу уже наступила. Но оставаться на месте не имело смысла. Он плотнее затянул кулиску капюшона и, удобнее перехватив ИПП, зашагал сквозь дождь…

…Стемнело совсем. По очкам снова текло, Игорь сдвинул их на лоб, полностью положившись на слух и ментальное чутье. Несколько раз он ощущал присутствие ночных хищников, вышедших на охоту, но спугивал их ментальным бичом — не до конфликтов… Только бы крокозуб не попался. Нет, так далеко на север их быть не должно.

Едва он подумал это, как толчок беспокойства заставил его остановиться. Секунду Игорь еще не понимал, что его обеспокоило. Потом — сообразил. В лесу пахло гарью, и это был не дым от костра. Именно гарь. Горелый пластик, раскаленный металл, жженое мясо.

Так горит человеческое жильё.

Игорь замер и несколько раз внимательно осмотрелся. В этот миг прекратился дождь, и лес наполнился шелестом падающих капель. Это было даже хуже, чем шорох самого дождя.

Игорь надвинул очки. И слева — там, где и ощущалось — увидел движущеся-расплывчатые алые пятна, менявшие форму. Бесшумными прыжками, держа ИПП наготове для стрельбы, он двинулся в ту сторону.

Нехорошо что-то. Ой нехорошо.

…Что это?

Возле берега ручья вповалку лежали тяжеловозы — восемь тяжеловозов, глаза закачены, горло у всех разорвано. Сбоку от них — наполовину в воде — человек с охотничьим дробовиков за плечами. В спине у него торчали два копья — не вабискианских, а просто заточенных палки, копья орангов.

За деревьями горел фургон — все еще горел, вяло, но неостановимо. Стенки раскалились докрасна и сплавились.

Возле опушки — еще три трупа. Мужчина, молодая женщина, девочка, проткнутые копьями. Их убили внезапно, как и того, возле ручья.

Да, это Хлоповы, подумал Игорь спокойно и отстраненно. Так было легче воспринимать трупы людей, у которых гостил чуть больше шести часов назад. Которые кормили, его картошкой с мясом.

Между опушкой и фургоном, лежали оранги — очень много, не меньше сотни. Как видно, они напали внезапно и успели убить нескольких русских раньше, чем те что-то сообразили (почему они не установили сканеры, почему?!) Но те, кто был возле фургона, а может, в нем, начали стрелять. Воронки — места взрывов гранат. Ошметки тел, шерсть и кровь. Обоймы. Старший Хлопов — сидит, привалившись к груде трупов, в руке — топор, голова раскроена. Это не копье. Это ятаган. Значит, и иррузайцы тут были.

Где же еще шестеро? Игорь специально думал так — «шестеро», стараясь не вспоминать физиономии двух Славок в окне фургона. Сгорели? Он обошел фургон и обнаружил еще два трупа, обгоревшие так, что невозможно было понять, кто это, ясно было только, что взрослый и подросток, даже пол непонятен.

Остальные, конечно, в фургоне. Вот так.

Игорь прошелся к опушке. Под деревьями, куда не достал дождь, на мокрой земле легко читались следы. Примерно пятичасовой давности. Много следов орангов. Два гухха — всадники, конечно.

А это что?

Игорь наклонился и поднял с раскисшей земли егерку. Детскую егерку с опущенными ушами и порванными завязками.

Как минимум одного из мальчиков оранги унесли с собой.

Русского ребенка эти твари унесли в черный мокрый лес. Пять часов назад. Сколько его волокут? Километров тридцать? Меньше? Больше?

На миг Игорь представил себе степень страха и надежды, которые должен был испытывать мальчишка. Нет поблизости пластунов, Алых Драгун, вертолетов, героев фильмов…

А вот Муромцев Игорь — есть.

Он несколько раз глубоко вздохнул. Всмотрелся в лес. И побежал по следу, держа его, как гончая.

Игорь не знал, сколько перед ним врагов. Оранги умели двигаться по лесу и, если бы не сырость, их вообще было бы проблематично выследить. Игорь считал, что не меньше сотни — менее чем с двумя сотням выходить против десятка землян было бы глупо. Игорь вовсе не считал себя сверхчеловеком, поэтому на бегу несколько раз пытался дать вызов — но комбрас выдавал фон. Был и соблазн сперва найти людей и организовать погоню по всем правилам. Но каждая секунда в руках орангов для мальчика могла оказаться последней.

На бегу Игорь припомнил, чем располагает. Два сороказарядных магазина к ИПП, третий — на оружии. Две тридцатизарядных обоймы к РАПу. Пять картечных гранат в «печке». Нож. Тесак. Пистолет с термитом. И. кластерник.

Посмотрим…

Игорь никогда в жизни ничем не болел и вообще не знал, что такое природное недомогание. До Третьей мировой все страны, говорят, надуто гордились своим "спортом больших достижений", представленным кучкой "атлетов", за большие деньги кочевавших из страны в страну. Практически все они добивались рекордов применением сложнейших медикаментозных препаратов, лишавших их здоровья к тридцати в среднем годам. Никому из них не удалось бы пробежать с грузом и пятнадцати километров, не говоря уж о том, чтобы потом активно действовать.

Игорь воспитывался в совершенно иной традиции. Рассвело. Он бежал через лес уже седьмой час, не останавливаясь, размеренно дыша, с оружием наготове, читая след в движении. Ни одно животное, даже знаменитые английские верховые, не смогло бы бежать непрерывно и половину этого срока.

В прыжке он перемахнул восьмиметровый овраг, по дну которого бежала речушка. Да, они шли здесь, но вокруг оврага — вот снова след, рассеивается, делится… Запах мокрого костра — тут был привал. А это?!.

Семь трупов орангов были затащены под низко нависшие ветви кустов и завалены мокрым хворостом. Если бы не прыжок — Игорь не заметил бы их. Отпихнув хворост, Игорь склонился над ними.

Копейные раны. Они что, друг с другом передрались? А иррузайцы куда смотрели?

Костер. Горел уже после окончания дождя. Они были тут всего два часа назад — он отыграл больше половины времени. Но быстро движутся, гады… И что же все-таки…

…Игорь был закаленным и крепким парнем. Но у него жестоко перехватило дыхание — и не в лад забухало неутомимое сердце.

На мокрых листьях лежали почти неузнаваемые кровавые ошметки. Трудно было понять, где клочья одежды, где остатки тел. Между двух копий лежала оторванная — не отрезанная, не отрубленная! — голова мальчика: зубы оскалены, на подбородке двумя струйками запеклась кровь, во весь лоб — длинная рана. Русые волосы слиплись от дождя, синие глаза смотрели иридиевыми муляжами, по ним скатывалась влага.

Подальше — зимний ботинок со ступней. Кисть руки — пальцы в кулак. Другая рука — по локоть, сжимает обломок копья. Что-то, из чего выхлестнуты петли внутренностей — куртка? Да, но не пустая… Вторая голова?! Да, вторая, такая же жуткая, как первая, только правая сторона лица сорвана до розово блестящей кости. И все равно видно, что лица одинаковые.

Не один мальчик — оба. Славки. Игорь опоздал на два часа.

То, что произошло, Игорю сделалось ясно сразу. Мальчишек дотащили сюда. А тут, на привале, они поступили так, как должны поступать русские, земляне, даже если им еще нет девяти лет.

Они как-то освободились. И, наверное, вырвали оружие у охраны. Вот откуда трупы под хворостом.

Игорь опустился на колено и дотронулся до мокрых волос одной из голов. В нем рос молчаливый крик, страшный рык зверя, у которого отняли детенышей, иррациональный и ужасный.

Он бы их освободил. Освободил бы, не поспеши они, не схватись за оружие безо всякой надежды на победу… Но не спешить — значило ждать. А ждать — значило терпеть.

Нет. Они были правы. Лучше смерть, чем лишние два часа рабства. Величие — понимать это, и мальчишки доказали, что понимают.

А теперь и он, Игорь Муромцев, должен доказать, что он — дворянин Империи.

Он встал на ноги и отдал честь.

— Спите спокойно. Я вернусь. Скоро.

И он вновь побежал по следу — неутомимо и безжалостно.