"Протоколы Эйхмана.Записи допросов в Израиле" - читать интересную книгу автора (Ланг Йохен фон)

ЧАСТЬ 3

Эйхман и израильский охранник в зале суда

ХОФШТЕТТЕР. Сегодня 6 июня 1960 г. Сейчас 2 часа 10 минут. Вам известно, кто я?

ЭЙХМАН. Так точно, господин полковник.

ХОФШТЕТТЕР. Как следует из данных вами до настоящего времени показаний, вы совершили в период господства национал-социализма в Германии преступления против еврейского народа и против человечества. Я хочу еще раз обратить ваше внимание на то, что вы свободны в выборе - давать или не давать показания. Ясно ли вам, что все ваши показания могут быть использованы в качестве доказательных материалов? Ваш выбор?

ЭЙХМАН. Я хочу давать показания дальше.

ЛЕСС. Тогда двинемся дальше. Расскажите о Гиммлере.

ЭЙХМАН. Обычно, когда Гитлер выступал с речью и снова напирал в ней на еврейский вопрос, мы уже знали: теперь что-то последует от Гиммлера. Что-нибудь найдется. Наверное, ни разу не было, чтобы он вдруг взял инициативу на себя. Я думаю даже, что из канцелярии заместителя фюрера - так называлась эта канцелярия при рейхсляйтере Мартине Бормане - нажимали в таких случаях на Гиммлера, чтобы он действовал. Обвиняли его, что еще недостаточно сделано. Я вспоминаю, как Гиммлер однажды раздраженно спрашивал Кальтенбруннера, почему это во Франции... Или в Голландии, я теперь уже не знаю... дело не движется. Мол, возятся, копаются. Как будто не знают, что идет война.

ЛЕСС. К чему это относится?

ЭЙХМАН. К эвакуации, это об эвакуации. По логике вещей, я хочу сейчас сказать об этом, это тут в самый раз. Я в таких случаях не мог сделать ничего другого, как просить группенфюрера Мюллера: "Дайте, пожалуйста, телеграмму, чтобы ответственный там за еврейский вопрос сотрудник явился в Берлин и доложил". Доклад адресовали: "Начальнику IV управления группенфюреру Мюллеру с просьбой о принятии к сведению и о решении вопроса с К.". Подразумевался начальник полиции безопасности и СД. Я ничего не решал; пойдет ли сообщение выше, решал Мюллер. Часто оно возвращалось, там значилось: "К. принял к сведению, доложено рейхсфюреру СС". Вот пример: Гиммлер приказал эвакуировать евреев из Франции в лодзинское или варшавское гетто. В таких случаях приказ от Гиммлера получал, во-первых, старший начальник полиции и СС в Париже и, во-вторых, - начальник полиции безопасности в Париже. Если Гиммлер заранее договорился обо всем на какой-нибудь встрече с министром иностранных дел, то согласие того министерства уже имелось. Но если это бывало импульсивным шагом Гиммлера, то начальник полиции безопасности должен был испросить согласие МИДа. Тут начинался разнобой в управленческой машине. Это длилось неделями, пока все стороны не подтверждали, что у них нет возражений. После этого надо было получить подтверждение французского правительства в Виши. Я считаю нужным рассказать это, потому что так проясняется, что эвакуацию нельзя было проводить просто так. Какой бы властью любая германская служба ни обладала, она не могла просто так собрать людей, посадить их в вагоны и отправить - вперед, поехали! Вся история с эвакуацией из европейских стран была цепью нудных бесконечных переговоров. Поезда мы должны были заказывать в имперском министерстве путей сообщения, у государственного советника Штанге, а Главное управление делами и хозяйством СС надо было держать в курсе дела. Там определяли станции назначения, потому что ведь мы - мы не знали, куда везти. Это была не наша задача, определять, куда пойдут эшелоны.

ЛЕСС. Вы, разумеется, разъясняли ответственным за еврейский вопрос за границей - в оккупированных областях - цели этой эвакуации?

ЭЙХМАН Да, я им говорил, я им это говорил, если они меня спрашивали, почему так делается. Я тогда тоже не лгал. Я человек, который не может лгать. Позвольте мне продолжать. Когда во время моей деятельности в Будапеште ко мне часто приходил д-р Кастнер, представитель евреев Венгрии, он однажды сказал: "Оберштурмбаннфюрер, остановите машину уничтожения в Освенциме, в Освенциме!" Я тогда сказал ему: "Г-н доктор Кастнер, я не могу ее остановить, потому что не я ее запустил. Это может сделать только рейхсфюрер". А он опять говорит: "Остановите машину уничтожения". Я ему: "Господин Кастнер, я не могу, я не могу, я не могу, я знаю. Я знаю этих людей, я ничего не могу, я... я... это не моя задача, у меня нет прав. Это все равно, что просить вас - остановите. Остановите ее вы, я этого не могу сделать, я слишком маленький человек для этого, у меня нет, у меня нет такой возможности. Они мне никак не подчинены. Машина уничтожения, - сказал я ему, - подчинена Главному управлению делами и хозяйством, группенфюреру Полю" Так я сказал д-ру Кастнеру в Будапеште.

ЛЕСС. Так.

ЭЙХМАН. Я ему так сказал. Наверное, он об этом сообщил. Конечно! Ведь не говорил же ему до этого никто, кому подчиняется управленческая машина… машина уничтожения, и я полагаю - он обязательно должен был об этом рассказать. Я бы на его месте немедленно передал это дальше, ведь это... это была новость. Потому что - вот человек, которому все подчинено. Так это было - концлагеря подчинялись ему. Рейхсфюрер, т.е. Гиммлер... вот опять я с этой старой песней - "рейхсфюрер", а она мне уже давным-давно противна. Уже много лет язык не поворачивался произнести это слово... Гиммлер отдал такой приказ начальнику Главного управления делами и хозяйством, которому подчинялись концлагеря, это был Поль. Ему они подчинялись. А Гейдриху не подчинялись. И Гейдрих не мог бы остановить их, господин капитан, даже он не смог бы. И уж никак не Мюллер. Приказ получил Поль, и я сказал это д-ру Кастнеру. Я уверен, это был 1944 год, летнее время, и я уверен, что д-р Кастнер, конечно, доложил об этом своему руководству. И я не... я ведь не сомневался, говорить ли ему - а зачем скрывать? Ведь люди знали об этом. Не имена, естественно, это понятно, но раз и меня подозревали, я должен был сказать, и я сказал. Я во многом виноват, я знаю, господин капитан. Но к убийству евреев я не имел никакого отношения. Я никогда не убивал ни одного еврея, но я не убил и ни одного нееврея - я вообще не убил ни одного человека. И я никогда не давал приказа убить еврея или приказа убить нееврея, этого тоже не было.

ЛЕСС. В английском издании книги Рудольфа Гёсса, коменданта лагеря Освенцим, есть кое-что о вас, чего нет в немецком издании. Я перевел это место для вас и читаю вам: "Я познакомился с Эйхманом после того, как получил приказы рейхсфюрера СС об истреблении евреев; это он посетил меня в Освенциме, чтобы обсудить со мной все детали процесса уничтожения. Эйхман был живой, активный человек лет тридцати с чем-то, всегда полон энергии. Он постоянно измышлял новые планы, всегда был в поиске новшеств и улучшений. Он не знал покоя. Он был одержим еврейским вопросом и приказом о его окончательном решении. Он должен был постоянно докладывать рейхсфюреру СС, непосредственно, устно, о подготовке и проведении отдельных мероприятий. Эйхман был полностью убежден в том, что если ему удастся уничтожить биологическую базу евреев на Востоке путем их полного истребления, то еврейство в целом уже никогда не оправится от этого удара". Хотите высказаться об этом?

ЭЙХМАН. В принципе я все это отрицаю как неправду. Полную неправду. На мне много вины, я это знаю, господин капитан. Но к убийству евреев я не имел никакого отношения. Я никогда не убил ни одного еврея. И я никогда не давал приказа убить еврея. И я знаю, что никто не может предъявить документ, в котором мне... о том, что я совершил такое. Я этого не делал. Может быть, это и дает мне какое-то внутреннее спокойствие. Я виноват потому... в том, что содействовал эвакуации. За это я готов отвечать. Внутренним оправданием для меня - я сказал бы, успокоительной таблеткой, было вот что: ну да, ведь огромные контингенты эвакуируемых используются на работах, к тому же установлен возрастной предел. Что потом все пошло прахом, что эвакуированных тут же хватали и... за это я не отвечал. Я не отвечал за детали... непосредственно при эвакуации, а только за выполнение приказов сверху - чтобы эвакуация происходила. И директивы на ее проведение я тоже должен был составлять, потому что так приказал мне рейхсфюрер. Например, он сказал: "Никто не имеет права брать с собой больше, чем в свое время немцы, которых изгоняли французы". Он имел в виду - после Первой мировой войны из Эльзас-Лотарингии, или потом из Рейнской области и Рура. Мне пришлось узнавать сначала - тогда разрешалось 50 килограммов багажа.

ЛЕТОПИСЕЦ. Ссылаясь на мероприятия союзников, в первую очередь французов при оккупации ими Рейнской области и Рура в годы после Первой мировой войны, Гиммлер явно передергивает - ведь обстоятельства были разными. Высланные немцы оказывали, пусть по призыву своего правительства, пассивное сопротивление распоряжениям оккупационной власти; их не депортировали в чужую страну, их не арестовывали и не посылали на принудительные работы. Они могли быть уверены в том, что им немедленно окажут помощь в Германии.

ЛЕСС. В протоколе одного из совещаний в Главном управлении имперской безопасности говорится: вместимость поездов всего 700 человек, евреев же надлежит сажать по 1.000. Разве не совершенно ясно, что лично вы приказали загонять 1.000 евреев вместо 700 в каждый эшелон, идущий в лагеря уничтожения, посылать людей на смерть?

ЭЙХМАН. Господин капитан, ясно, что я за это отвечаю, но сам я этих цифр не называл, это мой офицер, отвечавший за транспорт, гауптштурмфюрер Новак.

ЛЕСС. Вы все время пытаетесь убедить меня, что в рейхе были гауляйтеры, которые настаивали на скорейшем вывозе евреев из своих областей. Читаю из протокола одного из заседаний: "Об эвакуации надлежит сообщать гауляйтерам и, соответственно, крайсляйтерам, окружным руководителям, поскольку от многих гауляйтеров поступали жалобы на то, что их не ставили в известность о такого рода важных мероприятиях".

ЭЙХМАН. Разумеется, при таком огромном числе мероприятий местные учреждения, проводившие эвакуацию, не всегда придерживались директив. Но никогда наш отдел сам не отдавал таких команд - стоп, здесь у вас, допустим, в Рейнланд-Вестфалии, сидят еще... 2.000 или 5.000 евреев, тащите-ка их, и притом немедленно. Это не было задачей отдела IV В 4. Никогда мы этого в такой форме не делали, на нас и без того было столько нагружено рейхсфюрером и через шефа полиции безопасности, что отдел был рад, если кое-как удавалось получить транспортные средства в нужном объеме, распределить их по времени, согласовать расписание с министерством путей сообщения. Нам, отделу, вот уж незачем было думать о лишней работе. Мы были завалены ею по уши.

ЛЕСС. Вы все время повторяете, что ни за то, ни за это не отвечали. Интересовались сотнями и тысячами деталей, но за них не отвечали. Если вы не были за них ответственны, почему из всех документов следует, что вы в них все-таки вмешивались?

ЭЙХМАН, Да, господин капитан, но это всё вещи, связанные с эвакуацией.

ЛЕСС. Безусловно. Точно так же, как... Без эвакуации - некого душить в газовых камерах.

ЭЙХМАН. Да... да, если хотеть, то можно представить и так, хотя я ведь не имел никакого отношения к этому сектору.

ЛЕСС. Вы говорите, что не имели никакого отношения к убийству?

ЭЙХМАН. Так точно.

ЛЕСС. Но людей везли на убой.

ЭЙХМАН. Ну да, это верно, господин капитан, в том отношении, что я получил приказ их эвакуировать. Но ведь не каждого, кого я эвакуировал, убивали. Мне было совершенно неизвестно, кого убили, а кого нет. Иначе не нашлось бы после войны 2,4 миллиона, по какой-то переписи, живых евреев.

ЛЕСС. Что нашлись выжившие евреи, не ваша заслуга. Если бы война продолжалась дольше, не было бы в живых, наверное, и этих двух миллионов. Потому что ваш план состоял в полном истреблении всех евреев...

ЭЙХМАН. Не мой план. Я не имел к этому плану никакого отношения, господин капитан.

ЛЕСС. Конечно же, у вас был такой план, ведь...

ЭЙХМАН. В пособничестве я, конечно, виновен. Это совершенно ясно; я это уже признал. В этом смысле с меня нельзя снять ответственность, господин капитан, и было бы неразумно, если бы я пытался. Поскольку с юридической точки зрения в пособничестве я виновен.

ЛЕСС. Мы говорим здесь не о юридической стороне дела. Мы говорим здесь о голых фактах.

ЭЙХМАН. Да, но я считаю, что на основе этих голых фактов я... Юридически я виновен в пособничестве, это само собой разумеется. Я это признаю, я не пытаюсь... даже не пытаюсь как-то... оправдаться.

ЛЕСС. Хорошо, но в ваших объяснениях вы все время прячетесь за "это не входило в мою компетенцию", "это была не моя область", "таковы были предписания"...

ЭЙХМАН. Да, но я должен это делать, господин капитан, потому что в мою компетенцию как начальника отдела IV В 4 действительно входило не всё; мои полномочия были ограничены довольно узкой областью. И эту узкую область можно в любой момент установить, поскольку мы были центральным учреждением. Я же не мог делать что захочу.

ЛЕСС. Со временем я еще покажу вам документы, которые многое проясняют! Вот фотокопия письма вашему сотруднику в оккупированной Голландии, штурмбаннфюреру Цёпфу. Хотите прочесть?

ЭЙХМАН. Конечно.

ЛЕСС. Я выключу на минуту аппарат.

ЭЙХМАН. Конечно.

ЛЕСС. Вы прочли документ? Вы желаете высказаться?

ЭЙХМАН. Так точно, это мое письмо. Оно касается доклада командующего полицией безопасности и СД на территории Нидерландов; в нем сообщается, что разные евреи приобретают гражданство нейтральных стран. На это я писал: "Поскольку нежелательно, чтобы евреи, которые, согласно существующим предписаниям, подлежат высылке, приобретали гражданство нейтральной страны, чьих подданных мы не имеем права выслать, - в случаях, когда получение другого подданства было правомочным, следует, исходя из внешнеполитических соображений, воздержаться от высылки... Если же становится известно, что евреи только пытаются получить иное гражданство, то принимать это во внимание не нужно. Напротив, такие лица должны высылаться на Восток в первую очередь".

ЛЕСС. Что вы имели в виду в последнем предложении?

ЭЙХМАН. Чтобы евреи не прятались за другое подданство...

ЛЕСС. Чтобы прежде, чем они достигнут этой цели, их уже выслали?

ЭЙХМАН. Конечно, так точно!

ЛЕСС. Я показываю вам письмо вашего отдела по вопросу: "Выдворение евреев из Норвегии". Этот документ подписан вами.

ЭЙХМАН. Подписан мной, так точно! Это о желании и попытках и... и... и стараниях Швеции предоставить евреям в Норвегии шведское гражданство, и вот здесь написано, что такое дело недопустимо, потому что перечеркивает еврейские мероприятия рейха. Здесь сказано: "...Я ставлю Вас об этом в известность, обращая внимание на то, что евреев - граждан Норвегии, которым шведское правительство странным образом, наскоро и в тенденциозной форме предоставляет подданство, - надлежит, несмотря на это, приобщать к текущим еврейским мероприятиям".

ЛЕСС. То есть вы подчеркиваете здесь, что попытке шведского правительства спасти евреев, выдавая им шведские паспорта, нужно воспрепятствовать при любых обстоятельствах.

ЭЙХМАН. Конечно... Но ведь не я лично подчеркиваю, это написал исполнитель. Я, конечно, подписал.

ЛЕСС. В чем, собственно, состояла ваша работа по сектору "политическая деятельность церквей", который вы приняли в 1943 г.?

ЭЙХМАН. Да, политическая деятельность церквей, господин капитан... Этим я почти не занимался. Это было дохлое дело. Если были какие-то отдельные случаи, господин капитан, то я их не знаю, ведь с ними работал штурмбаннфюрер Яр.

ЛЕСС. Но аресты шли через ваш отдел?

ЭЙХМАН. No, этим занимался Яр.

ЛЕСС. Ну хорошо, следовательно, ваш отдел.

ЭЙХМАН. В моем отделе, но меня можно было не спрашивать, поскольку было определено законом, и в соответствии с этим Яр и действовал Один-единственный раз я приглашал одного пастора - евангелической церкви, как же его звали? - он потом стал благочинным в Берлине, после 45-го благочинным в Берлине, никак не могу вспомнить фамилию... Этого пастора я приглашал три раза, ведь это он... Существовал запрет рейхсфюрера - чтобы священнослужители не обращались в инстанции с ходатайствами за евреев. Этот священник евангелической церкви - у него была маленькая бородка клином - попал в поле зрения гестапо, я уже не помню, какого отдела, во всяком случае, это было где-то поблизости, недалеко от Берлина, если не в самом Берлине, так что мне легко было вызвать его к себе в отдел. И я ему сказал: "Да, на вас поступил донос", - и что его надлежит посадить, и я обязан подтвердить арест, этого требует вышестоящее руководство. Я также сказал ему, что очень не хотел бы это делать - сажать священнослужителя; потому что мой отец был церковным старостой евангелической общины в Линце. Я сделал ему государственное политическое предупреждение и сказал ему: "Если опять будет донос, мне придется вас арестовать, потому что имеется приказ рейхсфюрера". Поступил повторный донос - я теперь уже не помню, на второй раз или на третий, когда мои начальники уже приставили мне нож к горлу, - и мне пришлось взять его под арест. Я еще помню, что звонила его жена и приходила просить об освобождении мужа; но я ведь ничего не мог поделать, по мне бы - с удовольствием, но ведь у меня были приказы. Я ничего не мог сделать. Я сам ведь не доносил на него.

ЛЕСС. Что было в этих доносах?

ЭЙХМАН. Кажется, он просил за евреев.

ЛЕТОПИСЕЦ. Жертвой Эйхмана был в этом случае теолог Генрих Грюбер, в то время - пастор в берлинском городском районе Далем, который помогал находящимся в трудном положении евреям; созданная им организация даже спасала преследуемых от депортации на Восток и тем самым от смерти -их прятали у единоверцев пастора. Сам он пережил концлагерь. После окончания войны стал видным деятелем евангелической церкви в ГДР.

ЛЕСС. Какую задачу имела ваша группа IV В 4 применительно к Освенциму?

ЭЙХМАН. Собственно говоря, вообще никакой, господин капитан, только если обращался соответствующий человек из Главного управления делами и хозяйством, чаще всего это был некий Либехеншель, - куда должны прибыть эшелоны с эвакуированными из разных мест - по приказу рейхсфюрера. Это был чисто технический вопрос, для составления расписания.

ЛЕСС. Что означает "особое обращение" и кто ему подвергался?

ЭЙХМАН. "Особое обращение" это... Да, от кого исходит это выражение? От кого?

ЛЕСС. А что оно означает?

ЭЙХМАН. Особое обращение - это умерщвление. От кого оно исходит, я не знаю. Наверное, от Гиммлера, от кого же еще ему быть - но, прошу вас, у меня нет доказательств этому; может быть, и от Гейдриха, если он придумал такое название, когда Геринг облек его властью. Но точно я этого не знаю. Так я представляю себе, предполагаю.

ЛЕСС. Но вы знали, что "особое обращение" означает убийство?

ЭЙХМАН. Это же знал каждый, конечно, господин капитан. Если указывалось "для особого обращения", то на станции назначения решал концентрационный лагерь, кто пригоден для выполнения работ, кто нет.

ЛЕСС. Это означает, что "особому обращению" подвергались евреи, которых объявили нетрудоспособными?

ЭЙХМАН. Да, врач. За исключением некоторых контингентов, которые Гиммлер определил как "преимущественно подлежащие уничтожению".

ЛЕСС. Кто вел списки евреев, отправляемых в Освенцим и обреченных на "особое обращение"?

ЭЙХМАН. Это должно было делать учреждение, которое их эвакуировало, я полагаю. Потому что IV В 4 не эвакуировал, только перевозил.

ЛЕСС. Вы получали копии списков?

ЭЙХМАН. Нет, никогда ни одного.

ЛЕСС. Вы только формировали эшелоны?

ЭЙХМАН. Не эшелоны, господин капитан, а только составляли расписание для эшелонов, так точно! Эшелоны формировало эвакуирующее учреждение.

ЛЕСС. Существовали, кроме Освенцима, еще другие места для "особого обращения"? Какие это места?

ЭЙХМАН. Да. В генерал-губернаторстве это были Хелмно и Треблинка. В Киев и Львов эшелоны не шли никогда; в тех местах просто расстреливали.

ЛЕСС. Кто вел списки евреев, отправляемых для "особого обращения"?

ЭЙХМАН. Господин капитан, также всегда - эвакуирующая организация.

ЛЕСС. Имел ли Гёсс, лагерфюрер в Освенциме, задание записывать число присланных в Освенцим евреев?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я этого не знаю. Я не знаком с его служебными обязанностями, а на вопросы он, я уверен, не давал верных ответов. Люди в Освенциме никого к себе не подпускали, и Гёсс вначале тоже - чтобы никто не заглядывал к ним в карты, а я ведь был из другого ведомства. У них были черепа и кости на петлицах, а у меня ничего такого.

ЛЕСС. Скольких евреев отравили газом и убили в Освенциме?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я читал, будто Гёсс сказал, что он убил четыре миллиона евреев. До сих пор я считал это число весьма завышенным. Но если мы теперь хотим говорить о цифрах вообще: миллион это, или четыре миллиона, или это сто человек - это ведь в принципе безразлично. Я за все эти 15 лет иногда прикидывал сам. В конце войны я говорил моим офицерам о пяти миллионах - такое число мне туманно представлялось тогда. На языке конца света - или как его еще назвать? - эти точные цифры были мне совершенно не нужны. Я теперь уже не помню, говорилось ли в еврейском ежегоднике для Европы о десяти миллионах евреев, и не знаю, входили туда оккупированные немецкими войсками русские области или нет. Во всяком случае, я пытался определить базис. Я читал, что через несколько месяцев после войны союзники обнаружили еще 2,4 миллиона евреев. Это я читал. Эмиграция из Германии, Австрии, ЧССР - я прикинул, ну, пусть 1,2 миллиона эмигрировали. Еще естественное снижение численности. Я не статистик, просто я это так прикинул. Так что думаю: да, получается, что около шести миллионов евреев были убиты; так я это себе представлял. Прав ли я в этом, господин капитан, я не знаю.

ЛЕСС. Фамилии убитых евреев в вашем отделе регистрировались?

ЭЙХМАН. Эвакуированных евреев? Или... тех... всех... всех? У меня этого не было. Не было такого!

ЛЕСС. Почему же вас запрашивали относительно свидетельств о смерти евреев?

ЭЙХМАН. Меня запрашивали. Но списков не было. Не имеет ведь смысла отрицать то, что произошло. Мне бы пришлось заводить слишком... очень... очень большое - скажем, бросающееся в глаза, по меньшей мере - делопроизводство такого... такого рода. Нет, его не было.

ЛЕСС. Когда концентрационные лагеря давали в Главное управление имперской безопасности отчеты об умерших, разве они не должны были попадать и к вам, если там были евреи?

ЭЙХМАН. По евреям этого не делали. Когда вначале были приказы об отдельных экзекуциях, тогда, конечно, были личные дела, а когда пошли уже списки, это было уже... массовое дело. У нас их не было.

ЛЕСС. Из этого документа следует, что списки...

ЭЙХМАН. Так точно, что списки составлялись. По евреям тоже, общие списки. Но я этих списков не имел. Я бы сразу сказал, если бы у меня были эти списки, потому что я... Я ведь их не убивал, разве нет? Не убивал. И не вешал, и не расстреливал.

ЛЕСС. Здесь сказано, что направившая инстанция должна в случае смерти сообщать родственникам, а для евреев направившей инстанцией были ведь вы.

ЭЙХМАН. Нет, это полиция и ее управления на местах, а не Главное управление имперской безопасности, ни в коем случае. У меня был один-единственный случай; это с евангелическим пастором...

ЛЕСС. Который потом стал благочинным? О котором мы уже говорили?

ЭЙХМАН. Так точно! Поскольку списки составлялись для евреев-заключенных - это если еврей или еврейка находились под арестом или в предварительном заключении. А не списки евреев, с которыми обращались, скажем, в соответствии с мероприятиями по эвакуации.

ЛЕСС. Разве вы не говорили ранее, что все они были "в предварительном заключении", в том числе при массовой депортации?

ЭЙХМАН. Да, но... ведь депортируемые не были задержанными...

ЛЕСС. Кем же они были?

ЭЙХМАН. Это были... был особый приказ. Это был... они... Их всех отправляли по особому приказу.

ЛЕСС. "Особое обращение"?

ЭЙХМАН. Особый приказ! Особый, специальный приказ предписывал особое обращение. Конечно, тут ведь надо различать, вот хотя бы в одном пункте - между отдельными случаями и общим приказом, поступившим сверху, не правда ли?

ЛЕСС. Разве начальники лагерей уничтожения не представляли численных данных о своей деятельности, которые затем попадали и в ваш отдел?

ЭЙХМАН. Нет. Я никогда не получал отчетов. Конечно, они должны были отчитываться перед Главным управлением делами и хозяйством. Меня однажды посетил статистик, профессиональный статистик. Фамилия этого человека была Цахариас или похожая. Мне кажется, начиналась с буквы "Ц". Это ведь можно установить. Перед этим мой начальник Мюллер сообщил мне, что надо будет сделать отчет для Гитлера, - для фюрера, сказал он тогда; по приказу Гиммлера и на машинке фюрера. Я это слово услышал тоже в первый раз. Это была пишущая машинка с огромными литерами, я должен был распорядиться, чтобы, когда статистик закончит отчет, ее доставили из управления гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, потому что в полиции безопасности была только одна такая машинка. Ну хорошо, тот человек, статистик, пришел ко мне в отдел. У него было указание от рейхсфюрера составить подробную статистику о положении дел с решением еврейского вопроса в Европе; все дела с грифом "государственная тайна", все надо было предоставить этому сотруднику. И он был явно в курсе дела, это я сразу заметил. Он уже запросил всех командующих полицией безопасности.

ЛЕСС. К каким выводам он пришел?

ЭЙХМАН. Он объединил все дела по уничтожению на Востоке. Это было к тому времени, вместе с эмиграцией и естественным сокращением, как он это называл, наверное, 4.500.000 или 5 миллионов. Такое число осталось у меня в памяти. Тем самым - так было сказано в том отчете - проблема евреев в Европе в основном закрыта.

ЛЕСС. Вы не знаете фамилию статистика?

ЭЙХМАН. Она начиналась на "Ц". Почему-то мне кажется - Цахариас?

ЛЕСС. Доктор Корхер?

ЭЙХМАН. Корхер? Боже мой, я так ошибся? Корхер, Корхер? Эту фамилию я тоже слышал!

ЛЕСС. Какие материалы вы представили этому статистику?

ЭЙХМАН. Все дела с грифом "государственная тайна", как было приказано. По всем эшелонам, о которых нам было доложено.

ЛЕСС. Эти материалы содержали и цифры об уничтожении евреев?

ЭЙХМАН. Нет. Уничтожение - нет. У меня их никогда не было.

ЛЕСС. Только число эвакуированных и поезда? Вам ведь сообщали, когда эшелон отправлялся.

ЭЙХМАН. Такие сообщения мы получали. Я знал только эти числа, и по ним Гюнтер в своем кабинете отмечал на стене - ведь это... это, наверное, десятки раз видел д-р Лёвенгерц... каждый, кто туда заходил, мог видеть этот график, длинную кривую. Жаль, что я уже не помню общего числа.

ЛЕСС. Вы и до этого уже составляли отчет о числе депортированных евреев?

ЭЙХМАН. До того, как пришел статистик? Господин капитан, я не знаю. Если было приказано, то, разумеется, делал, но вспомнить не могу. При многочисленной писанине - потому что наша работа состояла ведь только из писанины - сейчас на самом деле очень трудно уверенно отвечать о каком-то отдельном деле из этой писанины.

ЛЕСС. Статистик приходил потому, что Гиммлер находил число уничтоженных евреев слишком низким?

ЭЙХМАН. Нет. Этот статистический отчет был сделан затем, чтобы дать Гиммлеру возможность информировать Гитлера. Потому что я потом получил документ обратно, с пометкой Гиммлера: "1. Фюрер принял к сведению. 2. Черновики уничтожить". Или слова "черновики" не было. Просто "2. Уничтожить".

ЛЕТОПИСЕЦ. Доктор Рихард Корхер, известный в научных кругах статистик, не был членом СС. Гиммлер пользовался его услугами, так как верил, что средствами статистики сможет разоблачить неточности и приписки своих нижестоящих "фюреров". Численным балансом уничтожения евреев он надеялся произвести впечатление на Гитлера. Однако, к огорчению Гиммлера, случая передать отчет лично Гитлеру ему не представилось. Пришлось отдать его Мартину Борману. Тот сначала вернул документ, причем с замечанием, что в такой форме он не может быть представлен Гитлеру; что слова "ликвидация" и "особое обращение" должны быть заменены другими. Но когда это было сделано, Борман продолжал тянуть. Он понимал: хотя евреев надо уничтожить, но глава государства не желает знать об этом официально.

ЛЕСС. Я показываю вам теперь фотокопию, письмо рейхсфюрера СС начальнику полиции безопасности и СД Берлина. Государственная тайна. Вы мне можете сказать, чьи это инициалы там внизу?

ЭЙХМАН. Это подпись Гиммлера, "ГГ". С грифом "государственная тайна", из полевой ставки рейхсфюрера: "Я получил статистический отчет инспектора по статистике об окончательном решении еврейского вопроса. Полагаю, что в качестве возможного материала на будущее, для целей прикрытия, этот отчет весьма хорош. В настоящее же время его нельзя ни публиковать, ни знакомить с ним других лиц. Важнее всего для меня по-прежнему то, что теперь евреев отправляют на Восток; что является единственно возможным решением с человеческой точки зрения..."

ЛЕСС. Ну что? Как это следует здесь понимать: для целей прикрытия?

ЭЙХМАН. Да, мне это теперь тоже не ясно; ведь после того как статистик в основном... Хотя что значит - в основном? Он ведь все вещи назвал и сосчитал, он привык это делать как статистик.

ЛЕСС. Может быть, отчет статистика Корхера не содержал никаких цифр, относящихся к убитым евреям. Отсюда выражение "для целей прикрытия".

ЭЙХМАН. No, это не подходит. Там же были все цифры, какие статистику дали из... прислали с Востока, иначе их вообще не оказалось бы в этом отчете. И это был отчет для... для фюрера, и никто не стал бы там ничего - скажем так - причесывать. "Для целей прикрытия" - это для меня необъяснимо.

ЛЕСС. В последней фразе здесь написано: "Я хочу, чтобы в кратких месячных отчетах полиции безопасности сообщалось только число отправленных за месяц евреев и сколько еще осталось на данный момент". Значит, вы подавали ежемесячные отчеты о вывезенных евреях?

ЭЙХМАН. Да, конечно. Видите ли, это же отчетность, и месячные отчеты относятся к ней, совершенно ясно. Наверное, месячные отчеты стали казаться ему слишком длинными. Могу себе представить.

ЛЕСС. Раньше ваш отчет содержал больше сведений?

ЭЙХМАН. Да, там была вся ситуация, все трудности в отдельных странах. Общий, я бы сказал, охватывающий все вопросы рабочий отчет; разумеется, в соответствующей... в соответствующей краткой форме. Но скольких убили - этих цифр я не имел. Когда статистик находился у меня, чтобы сделать свой анализ, неделю или две недели он был в моем отделе, каждый день - он посылал отсюда телеграммы и всевозможные запросы в самые разные учреждения. И вот я думаю... Ведь возможно следующее... Да, это теперь... теперь мне все совершенно ясно про это письмо, почему там сказано "с целью прикрытия". Ведь статистик получал от меня только общее число вывезенных, а не убитых.

ЛЕСС. С какого времени вы знали доктора Вильгельма Хёттля?

ЭЙХМАН. С Хёттлем я познакомился в 1938 г. где-то в Вене. Он в то время тоже был, я думаю, в СД.

ЛЕСС. Он был все эти годы в СД? Он тоже был в Венгрии?

ЭЙХМАН. Я сейчас не уверен, что Хёттль был в Венгрии, но если он там был, то я, наверное, говорил с ним и там.

ЛЕСС. Вы рассказывали Хёттлю, что в Венгрии вы организовывали и контролировали вывоз евреев в лагерь уничтожения Освенцим?

ЭЙХМАН. Организовать и контролировать - такого я Хёттлю никогда не говорил.

ЛЕСС. А что говорили?

ЭЙХМАН. Может быть... может быть, говорил в соответствии с действительным положением дел, поскольку Хёттль был ведь в то время, я полагаю, давно уже начальником отдела в управлении VI Главного управления имперской безопасности, он знал о делах не хуже меня. Управление VI, они занимались разведкой. Почему бы им не быть в курсе дел своих же - если можно так сказать - служб.

ЛЕСС. Вы говорили Хёттлю, сколько было уничтожено евреев?

ЭЙХМАН. Сколько, как я думал? Если он меня спросил, то, возможно, что я назвал ему ориентировочное число. Разумеется.

ЛЕСС. Я прочту вам теперь место из 31-го тома материалов Международного военного трибунала по делу главных военных преступников в Нюрнберге - письменные показания д-ра Вильгельма Хёттля, данные под присягой. Я цитирую: "Меня зовут д-р Вильгельм Хёттль, штурмбаннфюрер СС, майор СС. Моя должность до капитуляции Германии была: референт и заместитель начальника отдела в VI управлении Главного управления имперской безопасности. Управление VI было так называемым иностранным управлением СД и занималось разведкой во всех странах мира. Это примерно соответствует английской "Интеллидженс сервис". Далее: "В конце августа 1944 г. я беседовал в своей квартире в Будапеште с известным мне с 1938 г. оберштурмбаннфюрером СС Адольфом Эйхманом. Эйхман был в то время, насколько я знал, начальником отдела в IV управлении - гестапо - Главного управления имперской безопасности и, кроме того, выполнял поручение Гиммлера - собрать во всех европейских странах евреев и перевезти их в Германию. Эйхман был под сильным впечатлением выхода Румынии из войны, последовавшего в те дни. Он выразился в том смысле, что война Германией уже проиграна и у него лично никаких шансов не остается. Он знает, что Объединенные Нации считают его одним их главных военных преступников, потому что на его совести миллионы еврейских жизней. Я спросил его, сколько именно, на что он ответил, что это число - большая государственная тайна, но мне он скажет, потому что мне как историку это должно быть интересно. Он недавно делал отчет для Гиммлера, так как тот хотел знать точное число убитых евреев. И на основе имевшейся у него информации пришел к следующему выводу. В различных лагерях уничтожения было убито примерно четыре миллиона евреев, а еще два миллиона нашли другую смерть, причем большая их часть была расстреляна оперативными группами, "айнзацкомандами" полиции безопасности, во время военной кампании против России. Гиммлер был доволен результатом, потому что число уничтоженных евреев должно быть, как он считал, больше шести миллионов. Гиммлер заявил, что пришлет к Эйхману человека из своего статистического отдела, чтобы тот на основании материалов Эйхмана подготовил новый отчет. Я полагаю, что эта информация, сообщенная мне Эйхманом, была верна, потому что он имел самые достоверные сведения о числе убитых евреев от всех занимавшихся этим лиц. Во-первых, он - его оперативные группы, "зондеркоманды" - отправляли евреев в места уничтожения, а во-вторых, он как начальник того отдела в IV управлении, который и занимался еврейскими делами, знал это число лучше всех. К тому же Эйхман находился в тот момент в таком душевном состоянии, что у него совершенно не могло быть намерения говорить неправду". Это показания Хёттля. Хотите их прокомментировать?

ЭЙХМАН. Конечно! Показания Хёттля - это винегрет из всего, чего угодно, что у него было в голове. Пожалуйста, кое-что из этого, безусловно, верно. Если я говорю... что он говорит... что я отправлял эшелоны, - ну хорошо, отправлял - не будем... не буду придираться к слову. В том смысле, что отделы, что уполномоченные по еврейскому вопросу в разных странах - за исключением генерал-губернаторства и оккупированных русских областей - действительно занимались отправкой эшелонов и докладывали об этом в отдел IV В 4. И в этом смысле я тоже имел общее представление.

ЛЕСС. Вы знали, сколько евреев было увезено за эти годы в лагеря?

ЭЙХМАН. В лагеря - конечно, этого я не могу отрицать. ЛЕСС. Вы знали также, что лагеря были равнозначны "окончательному решению". Это значит: уничтожению! Следовательно, вы могли полагать, что евреи, которых вы туда отправили, были уничтожены. И если вы говорите "использовались на работах", то вы ведь знали - вероятно, никто долго не выдержит такого обращения. Умирал ли человек на работе, убивали его или он погибал от голода, потому что ему нечего было есть, или его потом задушили газом - так или иначе, он был мертв. ЭЙХМАН. Господин капитан, а все-таки мне кажется... Ведь известно, что союзники насчитали после войны 2,4 миллиона евреев. И сотни тысяч их, вот именно - сотни тысяч вышли из концентрационных лагерей. На работах их тоже использовали. Но прошу вас, это было совсем не в моем ведении - дела концентрационных лагерей. Ведь отправкой эшелонов с высылаемыми функции моего отдела практически заканчивались. Если я их теперь предельно расширяю, хотя об этом можно спорить, то они завершались - это уж как хотите, дальше некуда - с передачей эшелона полиции на станции прибытия.

ЛЕСС. Вы согласны в принципе с тем, что сказано здесь у Хёттля?

ЭЙХМАН. Не со всем, господин капитан, это я не могу... это ведь...

ЛЕСС. С числом, которое вы ему назвали: около четырех миллионов евреев были убиты, и...

ЭЙХМАН. Нет!

ЛЕСС. ...И еще два миллиона - другими способами.

ЭЙХМАН. Наверное, я сказал ему тогда о содержании документа, составленного статистиком. Должно быть, это я ему сказал. Я думаю, что тот отчет заканчивается общим числом в пять миллионов. Так мне помнится.

ЛЕСС. Я читаю вам теперь место из письменных показаний, данных под присягой Вальтером Хуппенкотеном на процессе главных военных преступников в Нюрнберге. Цитирую: "Еврейский отдел и его начальник оберштурмбаннфюрер Эйхман занимали особое положение в IV управлении. При мне группенфюрер Мюллер неоднократно подчеркивал, что Эйхман подчинен лично ему и никому другому. Я часто видел его в приемной Мюллера, когда он являлся туда на совещания. И после моего назначения на должность заместителя начальника по группе отделов IV А ничего не изменилось. Эйхман и его сотрудники никогда не рассказывали о своих делах. Но я знаю из разговоров с товарищами, что Эйхман постоянно бывал у Гиммлера и получал указания лично от него". Хотите сказать что-либо по этому поводу?

ЭЙХМАН. Это тоже... тоже мешанина из правды и сказок, однако правды здесь больше, чем выдумки. Насчет особого положения он прав, когда говорит, что начальники... В том смысле, что он и сам был начальником группы отделов и хочет, конечно, себя обелить, - ведь начальники отделов документы визировали, а я никого не спрашивал и докладывал свои дела прямо группенфюреру Мюллеру и с ним обсуждал. Потому что по этим делам мнение непосредственного начальника, руководителя группы отделов, меня не устраивало. Понятно, что я часто был в разъездах. Что очень часто у Гиммлера - это тоже неверно. К Гиммлеру я был вызван всего три раза. Весь смысл этих показаний Хуппенкотена под присягой состоит, разумеется, в том, чтобы ему - скажем так, де-факто руководителю группы отделов - от меня дистанцироваться. Только и всего.

ЛЕСС. Теперь я читаю показания на Нюрнбергском процессе Вильгельма Бруно Ванека, которого вы знаете по IV управлению Главного управления имперской безопасности. Ему был задан вопрос: "Верно ли, что после смерти Гейдриха Гиммлер уполномочил для решения еврейского вопроса исключительно Эйхмана и тот выполнял этот приказ в строжайшей тайне в обход всех других служб?" На что допрашиваемый дал под присягой следующие показания: "Да, это полностью верно. Еще при жизни Гейдриха Эйхман занял доминирующее, абсолютно особое положение, его функции постоянно расширялись; по всему еврейскому сектору он действовал в Главном управлении имперской безопасности совершенно самостоятельно. Потом после смерти Гейдриха и до конца он отвечал непосредственно перед Гиммлером. Этот факт был в РЗХА всем известен".

ЭЙХМАН. Я никогда не был подчинен непосредственно Гиммлеру. Меня трижды вызывали к Гиммлеру. Моим начальником, моим непосредственным руководителем был группенфюрер Мюллер. К руководителям группы отделов я никогда не обращался, потому что они никогда не могли дать мне указаний, их должности и звания были для этого слишком малы. Показание Ванека притянуто за волосы.

ЛЕСС. На процессе главных военных преступников Гёссу был задан вопрос: "Верно ли, что у вас нет точных записей о числе ваших жертв, потому что вести такие списки было вам запрещено?" Гёсс ответил: "Это верно. Да, это верно!" Вопрос: "Верно ли далее, что записи об этом имел только человек по фамилии Эйхман? Человек, которому были поручены организация и сосредоточение людей?" Гёсс: "Так точно!" Вопрос: "Верно ли далее, что Эйхман пояснил вам: в Освенциме уничтожено более двух миллионов людей - евреев?" Гёсс: "Так точно!". Вы хотите сделать какие-нибудь замечания к этой части?

ЭЙХМАН. Да, господин капитан. Что касается числа два миллиона, то Гёсс должен лучше меня знать, ведь это он принимал эшелоны, а не я.

ЛЕСС. Далее Гёсс показал: "С Эйхманом я познакомился примерно через четыре недели после того, как получил от рейхсфюрера приказ об умерщвлении. Эйхман приехал в Освенцим, чтобы обсудить со мной выполнение приказа. Как сказал мне рейхсфюрер уже во время беседы, он его уполномочил. Все дальнейшие указания я получал от него. От Эйхмана".

ЭЙХМАН. Об этом я могу сказать, господин капитан, что все это от А до Z не может быть правдой. Это предполагает, будто у меня был какой-то приказ от Гиммлера. Это неверно. В то время я еще не имел никаких дел с Гиммлером, а был вызван к Гейдриху, когда он мне сказал, что фюрер принял решение уничтожить евреев.

ЛЕСС. Гёссу был задан вопрос: "Участвовало ли гестапо в какой-либо форме в уничтожении евреев?" Гёсс ответил: "Да, поскольку все поступавшие мне приказы о проведении акции я получал от оберштурмфюрера Эйхмана".

ЭЙХМАН. Во-первых, я был не оберштурмфюрером, а оберштурмбаннфюрером, господин капитан; позвольте заметить... уж если во всем быть точным. Во-вторых, я не давал никаких указаний об исполнении. Техническая сторона дела, господин капитан, - это были обязанности отдела инспекции концентрационных лагерей в Главном управлении делами и хозяйством, а вовсе не гестапо; никогда, никогда этого у нас не было, не было. Никогда!

ЛЕСС. Теперь я читаю вам место из мемуаров Гёсса: "Эйхман приехал ко мне в Освенцим. Он посвятил меня в планы проведения акции в отдельных странах. Сначала Освенцим предназначался для Верхней Силезии и граничащих с ней областей генерал-губернаторства. Потом, в зависимости от развития ситуации - евреи из Германии и Чехословакии, потом уже Запад: Франция, Бельгия, Голландия. Далее мы обсуждали, как проводить уничтожение. Годился только газ, потому что ликвидировать людей в ожидавшихся количествах путем расстрела было бы хуже всего, просто невозможно; к тому же слишком большая нагрузка для эсэсовцев, которые должны приводить в исполнение, - учитывая женщин и детей".

ЭЙХМАН. Чего я не делал, господин капитан, того признать не могу. Это нафантазировано Гёссом и ко мне не имеет никакого отношения.

ЛЕСС. И другие лица высказывались подобным же образом, не только Гёсс; нельзя же утверждать, будто они договорились между собой, у них не было возможности сговориться: вот мы теперь все дадим показания против Эйхмана и этим спасем себя. Каждый, кто давал показания, знал, что ему предстоит.

ЭЙХМАН. Господин капитан, я ведь тоже много читал об этом и тоже задавал себе вопрос - почему я, все время я? У меня нет другого объяснения: я был уже с самого начала в самом центре, в фокусе, когда дело касалось евреев. И Гёсс так внушил себе и свалил все в одну кучу, написал, будто получал указания от Эйхмана, а не от Главного управления делами и хозяйством. Он и в Нюрнберге так говорил, он надеялся, что все, что он подробно распишет в своей книжке, так и сойдет.

ЛЕСС. Гёсс давал эти показания в то время, когда у него не было оснований что-либо скрывать или приукрашивать. Потому что его положение было делом решенным.

ЭЙХМАН. Мое положение примерно такое же. На мне столько всего сходится, что отрицание даже таких чудовищных дел, какие присочиняет мне Гёсс, вряд ли хоть немного смягчит приговор.

ЛЕСС. Я хочу процитировать еще одно место и услышать ваш ответ о нем. Он пишет в своей книге: "Как я слышал однажды от Эйхмана, в Швейцарии сбывали драгоценности и валюту, чуть ли не завладели всем швейцарским рынком драгоценностей. А простые часы свозили... тысячами в концлагерь Заксенхаузен".

ЭЙХМАН. Со всеми... со всеми имущественно-правовыми делами убитых я имел не больше дел, господин капитан, чем со всем остальным, о чем он говорит. Был отдел в Главном управлении делами и хозяйством, который занимался этой... этой... как это назвать... реализацией или еще как-то. Уже после войны служивший в полку СС личной охраны фюрера "Адольф Гитлер" оберштурмбаннфюрер Кульман, живший в Бразилии под фамилией Геллер, говорил мне, что эти часы поступали из Главного управления делами и хозяйством, и что их происхождение - от тех самых акций, и что у них в полку вызывало отвращение, когда им раздавали часы за какие-то заслуги.

ЛЕСС. Вы все время хотите представить дело так, будто были офицером по транспорту - и только.

ЭЙХМАН. Как правило, так и было, господин капитан.

ЛЕСС. Как следует из всех предъявленных до настоящего времени документов, ваша задача была гораздо шире. Действовали ли вы на основании приказа, это, по моему мнению, несущественно. Остается фактом, что кроме вопросов транспортировки, "транспортно-технического вопроса", как вы это называли, вы занимались вещами, к транспортно-техническим вопросам не имеющими никакого отношения.

ЭЙХМАН. Позвольте мне теперь...

ЛЕСС. Пожалуйста! Вы это подтверждаете?

ЭЙХМАН. Господин капитан, отдел IV В 4 никогда не получал приказов об убийствах. Никогда! Это был аппарат чисто транспортного назначения, для чего, разумеется, нужны были предпосылки. Ведь не могло же делаться так: ну, например, приказ для Парижа, или Гааги, или Брюсселя: "Согнать тысячу человек в один эшелон, и - поехали!" Нужно были составить инструкции. Ведь люди, эвакуирующая организация должны были знать, что именно, какой круг лиц. Такую установку, само собой разумеется - это я должен признать, - передавал этим учреждениям отдел IV В 4 в соответствии с полученными приказами руководства.

ЛЕСС (иронически). Транспортно-технического характера?

ЭЙХМАН. Конечно, не только транспортно-технического. Но инструкции были ведь предпосылкой для мероприятия в целом.

ЛЕСС (иронически). Значит, была специальная миссия! Верно? Была специальная задача, которая должна быть решена, - истребление евреев, которую вы, как вы говорите, получили сверху.

ЭЙХМАН. Конечно, господин капитан, отдел IV В 4 по собственной инициативе или своему усмотрению вообще ничего не решал! Мне бы никогда не пришло в голову наживать себе неприятности собственными решениями. И никакие частные решения моих сотрудников не были, если позволите, ни в малейшей степени ими придуманы. Для этого существовали: а) соответствующие имперские законы с инструкциями по их применению, распоряжения; б) полицейские предписания, постановления, приказы, указания Гиммлера и начальника полиции безопасности в качестве законодательной базы... Конечно, если разрешите так выразиться, - с пометкой: для исполнения. Служебная присяга обязывала повиноваться. И значит, действовать согласно этим документам.

ЛЕСС. Окончательное решение еврейского вопроса тоже было в имперском законе?

ЭЙХМАН. Собственно окончательное решение - это я сейчас имею в виду то специальное задание, полученное Гейдрихом - ну, грубо говоря, убийство, - оно не было имперским законом. Это был приказ фюрера, так это называлось - приказ фюрера. А Гиммлер, и Гейдрих, и Поль, начальник Главного управления делами и хозяйством, поделили между собой ответственность за его исполнение. Тогдашние правовые понятия, которые касались всех, гласили: слово фюрера имеет силу закона. Не только в этом случае, во всех случаях. Это известное дело. Слово фюрера - закон.

ЛЕСС. Вы хотели рассказать еще о проведении эвакуации. В то время, когда вы были во Франции.

ЭЙХМАН. Да, да. Во Франции были трудности, потому что некоторые люди во французском правительстве чинили германским службам препятствия: то ли из шовинистических интересов, то ли потому, что не хотели, чтобы евреев эвакуировали. Раскачаются - и опять застряли. И снова нужны были колоссальные усилия со стороны немецких учреждений, даже министерству иностранных дел приходилось оказывать нажим. Опять двигалось чуть-чуть. Извините, что я рассказываю об этих обстоятельствах в таком вульгарном тоне, я ведь хочу показать наглядно, как это все происходило на практике.

ЛЕСС. Теперь я показываю вам документ с подписью Тео Даннекера, вашего представителя во Франции. Его запись 10.3.1942 г.: "По вопросу: депортация 1.000 евреев на Восток. На совещании уполномоченных по еврейским делам 4.3.1942 г. в Главном управлении имперской безопасности в Берлине я снова указал на необходимость немедленной депортации находящихся в Компьене евреев. Оберштурмбаннфюрер СС Эйхман согласился принять этих евреев еще в марте. Я договорился о следующем: мы немедленно сообщаем отсюда телеграммой в адрес РЗХА, отдел IV В 4, кто несет расходы на проезд до намеченного в качестве промежуточной станции концлагеря Освенцим, и может ли быть обеспечено сопровождение силами полевой жандармерии до места назначения. Поступающие для депортации евреи имеют право везти с собой багаж не более 50 кг и должны получить рацион пропитания на три недели. Надлежит проследить прежде всего, чтобы у каждого еврея было с собой одеяло и чтобы в порядке была обувь. Вопрос об остальной собственности надлежит обсудить еще с армейским командованием. В соответствии с особым указанием оберштурмбаннфюрера СС Эйхмана, депортировать евреев, живущих в смешанном браке, пока не надо". Хотите просмотреть документ и высказаться о нем?

ЭЙХМАН. Это протокольная запись гауптштурмфюрера Даннекера, который работал ответственным по еврейским вопросам при командующем полицией безопасности и СД в Париже. Что касается живших в смешанном браке евреев: наверное, у меня не было... не было указаний, и я в связи с этим делом справился... наверное, каким-то образом по службе. Компьен - это, наверное, лагерь... это... ну... место, где французская полиция как-то держала под стражей евреев.

ЛЕСС. Вы по-прежнему полагаете, что о месте назначения эшелонов, то есть об Освенциме, вас информировали лишь в последнюю минуту?

ЭЙХМАН. Господин капитан, разумеется, я должен был справляться, куда направляются транспорты. Что здесь записывает Даннекер: концлагерь Освенцим, сколько багажа и т.д.? Отдел IV В 4 не решал это по своему усмотрению - и никак не мог решать, - а получал подробные указания Гиммлера.

ЛЕСС. Как понимать слова "до намеченного в качестве промежуточной станции концлагеря Освенцим"?

ЭЙХМАН. Я полагаю, что их отправляли дальше для использования на работах и т.д., господин капитан. Там же написано про обувь. И "чтобы у каждого еврея было с собой одеяло". Я полагаю, следовательно, что Главное управление делами и хозяйством СС, наверное, направило этот эшелон куда-то дальше... на работы. Так мне кажется... Но я, конечно, не знаю.

ЛЕСС. Сколько вагонов предоставлялось для перевозки тысячи евреев?

ЭЙХМАН. Господин капитан, этого я действительно не могу сказать. Я ни единого разу не говорил об этом по телефону с министерством путей сообщения. Это делал обычно мой сотрудник Новак. Там была, наверное, утверждена какая-то норма.

ЛЕСС. Какая именно?

ЭЙХМАН. Если бы я это знал! У меня в памяти осталось, что транспортировка тысячи евреев... Конечно, у нас были какие-то цифры; вот с юго-востока, из Греции, кажется, две тысячи с чем-то. Число вагонов было в ведении не РЗХА, а министерства путей сообщения. Они должны знать, сколько людей вмещается в один вагон. Даже если это не так уж тщательно соблюдалось... Если там были, скажем, трудности с местной дирекцией железных дорог и эвакуирующая служба получала меньше подвижного состава, чем требовалось, или как в Венгрии, например, где венгерская жандармерия грузила людей на свой лад.

ЛЕСС. Как выглядели сопроводительные списки?

ЭЙХМАН. Поименного списка я не получал никогда. Вот Даннекер, который был довольно пунктуальным человеком, наверное, сделал такой список, потому что - вот я вижу у него здесь много иностранцев, не так ли? И он как человек осторожный решил, наверное: лучше я тут все точно разузнаю и запишу. Это списки по подданствам, это не сопроводительная ведомость.

ЛЕСС. Сопроводительные ведомости составлялись не по подданству?

ЭЙХМАН. С подданством, господин капитан, это очень трудное дело. Мы постоянно вели переговоры с министерством иностранных дел. Во всех случаях, всегда нужно было получить согласие министерства иностранных дел.

ЛЕСС. Здесь значится, что копию надлежит направить вам.

ЭЙХМАН. Да, тут так написано.

ЛЕСС. Вы должны были ее получить.

ЭЙХМАН. Должен был получить, да. Но я думаю, что такой... что поименный список вряд ли... Зачем центральной инстанции отдельные имена? Нам бы понадобились для этого отдельные папки, целые шкафы - чтобы вместить поименные списки, транспортные ведомости.

ЛЕСС. Как следует понимать запись: "В соответствии с особым указанием оберштурмбаннфюрера СС Эйхмана, депортировать евреев, живущих в смешанном браке, пока не надо"?

ЭЙХМАН. Наверное, Даннекер спросил меня: "А что будет с живущими в смешанном браке евреями?" - и на это я ему, наверное, сказал: "Этого я не знаю, это я должен сначала сам узнать" - и тогда я... тогда я, наверное, запросил по служебным каналам. Если Гейдрих тогда еще был, то он мог решить и по собственному усмотрению. Или же дело пошло к Гиммлеру, к самому Гиммлеру. Во всяком случае, все, что касалось смешанных браков... за это отвечала канцелярия заместителя фюрера.

ЛЕСС. Связаны ли названные здесь инструкции с транспортно-техническими проблемами? Вопрос о смешанных браках и т.д.

ЭЙХМАН. С транспортно-техническими - нет, а дальше - это принципиальные... принципиальное решение... где-то оно, наверное, было принято. На местах ведь ничего не решали.

ЛЕТОПИСЕЦ. Во Францию была послана группа сотрудников гестапо из мюллеровского IV управления для наблюдения за "противниками режима". Однако каждую свою акцию она должна была согласовывать с армейской тайной полевой полицией, подчинявшейся военному командующему в Париже. Договором о перемирии было определено, что французская полиция сохраняет свои исполнительные функции также в оккупированных немцами областях, но связана при этом указаниями германских властей. Только после того, как во Франции утвердило свое влияние СС, уполномоченный по еврейскому вопросу Даннекер и его руководитель Эйхман смогли послать французских полицейских на "охоту за евреями", а когда гестаповские полицейские команды привлекли к этому еще французских антисемитов и фашистов, число депортируемых стало расти. В 1940г. ушли на Восток только три состава с евреями, в 1941 г. их было девятнадцать, в 1942 г. - сто четыре и в 1943 г. - двести пятьдесят семь эшелонов.

ЛЕСС. После того как во второй половине июня 1942 г. из Франции ушли в Освенцим один за другим три эшелона с евреями, вы телеграфировали 26.6.1942 г. в Париж: "По вопросу: эвакуация евреев. Поскольку дальнейших трудностей для беспрепятственного и полного проведения предусмотренного мероприятия по эвакуации не возникает, необходимости в намеченном совещании с вами в РЗХА нет. Вместо намеченного совещания, согласно приказу начальника IV управления группенфюрера Мюллера, в Париж прибудет оберштурмбаннфюрер Эйхман".

ЭЙХМАН. Я тогда ездил в Париж, наверное. Конечно, я этого теперь не помню.

ЛЕСС. Какие же вопросы там обсуждались?

ЭЙХМАН. Наверное, все эти истории с иностранцами. Обращение с евреями - иностранными подданными. И я подумал: возьмусь-ка я за это дело и посмотрю сам, как это у них там происходит. Ведь с евреями - иностранными подданными мы обращались прямо как с фарфоровой посудой. Потому что сразу начинались большие сложности с министерством иностранных дел. Руководство МИДа делало представления руководству полиции безопасности, и нам устраивали головомойку сверху. Я в принципе, прежде чем что-либо предпринимать, обязательно запасался оправдательным документом. Это значит, я старался получить от своего начальника резолюцию, ответ или указание. Я вижу и здесь - такую поездку я бы не предпринял на свою ответственность, а получил подтверждение ее необходимости от группенфюрера Мюллера.

ЛЕСС. Теперь я зачитаю места из записей, относящихся к вашему пребыванию в Париже. "Соглашение относительно предстоящей массовой высылки евреев из Франции. Что касается высылки евреев из оккупированных областей, то уполномоченные по еврейскому вопросу командования СД поставлены в известность о том, что в ближайшее время предстоит выселить из оккупированной части Франции 30.000 евреев. Необходимую подготовку надлежит начать немедленно. Уполномоченным разъяснено еще раз, что необходимые акции должны проводиться быстро и решительно; надлежит докладывать, сколько евреев будет отправлено и сколько детей оставлено... Поскольку представители французского правительства и местные власти занимают выжидательную, а нередко и отрицательную позицию при решении еврейского вопроса, необходимы бескомпромиссные действия по собственной инициативе. Конечная цель: полная очистка провинции от евреев, позже только евреи в Париже, затем отправка оттуда последних... Гауптштурмфюреру Даннекеру даны разъяснения и указания о том, что следующие к станциям назначения евреи считаются лицами без гражданства с момента въезда на территорию рейха, что снимает вопрос об их имущественных правах. В заключение было подчеркнуто, что предусмотренные до настоящего времени темпы - три эшелона по тысяче евреев в неделю - должны быть в ближайшее время значительно повышены с целью скорейшего и полного освобождения Франции от евреев". Хотите высказаться об этом?

ЭЙХМАН Конечно! Вот теперь более или менее ясно, почему я поехал в Париж: на основании приказа рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, согласно которому все проживающие во Франции евреи должны быть как можно скорее высланы. Гиммлер, значит, указал в этом приказе, что во Франции дело не движется, и потребовал, чтобы его незамедлительно информировали, к какому времени можно ждать - скажем его словами, - что вся Франция будет "очищена от евреев".

ЛЕСС. Правильно ли я понимаю, что вы занимались также имущественными правами евреев?

ЭЙХМАН. Нет, ими я не занимался. И Даннекеру было объявлено, что с момента въезда на территорию рейха депортируемые лица считаются не имеющими гражданства. Министерство иностранных дел так договорилось с французским правительством в Виши. Ведь если бы имущественно-правовые обстоятельства не были во всех отношениях урегулированы, то пришлось бы, господин капитан, устраивать при командующем полиции безопасности и СД какое-то учреждение, ведающее имуществом. Но мне об этом и в самом деле ничего не известно, так что мне совершенно ясно, что занимались этим только французские власти.

ЛЕСС. Из этого, однако, следует, что при въезде на территорию рейха вы автоматически лишали евреев их подданства, объявляя их лицами без гражданства, утверждая на этом основании, будто депортируете бесподданных. Разве это можно понять иначе?

ЭЙХМАН. Нет, господин капитан. Полиция безопасности никогда не могла такое делать сама. Это было бы недопустимо с правовой точки зрения. Тогда бы правительство в Виши, которое и так всегда чинило трудности, такой бы шум подняло.

ЛЕСС. И вы по-прежнему утверждаете, что все это - "транспортно-технические вопросы"?

ЭЙХМАН. Да, господин капитан. Конечно... ясно, конечно, что все это только... только связано с перевозкой. Не с умерщвлением. Эвакуация и транспорт... все ведь крутится вокруг этого, господин капитан, вокруг транспорта. Но к убийствам совершенно не имеет отношения, господин капитан. Это же большая разница, что... что мы делали... и что я должен говорить теперь...

ЛЕСС. Упоминаемое в этих документах окончательное решение еврейского вопроса - это истребление евреев в лагерях уничтожения.

ЭЙХМАН. Господин капитан, я уже говорил... Окончательным решением много занимались. "Окончательным решением" истребление называли уже потом, а сначала так называли не уничтожение; выселение евреев из областей проживания немецкого народа тоже виделось окончательным решением.

ЛЕСС. Ко времени того совещания 1 июля 1942 года...

ЭЙХМАН. ...Уже убивали.

ЛЕСС. ...Гейдриха уже не было в живых. Но вы слышали об убийствах от него. Следовательно, везде, где говорится об "окончательном решении", это означает физическое уничтожение.

ЭЙХМАН Господин капитан, но тогда ведь не нужно, чтобы люди брали с собой, например, хорошую обувь, по 50 кило багажа и т.д. Не так ли? Значит, их отправляли на работы. Далее, вот здесь вопрос о возрасте - евреи, начиная с определенного возраста, потом о детях и т.д. и т.д.

ЛECC. Вероятно, я должен считать, что подготовка к убийству происходила так основательно, что все вопросы, какие только могли возникнуть, надлежало решить заранее, досконально, чисто по-немецки. И с обувью тоже; люди не должны ведь прибыть в обносках. А что будет потом, роли не играет.

ЭЙХМАН. Нет, нет, господин капитан, я не думаю. Ведь так много, так много евреев было еще после 1945 года. Были ведь сотни тысяч, они же вышли из концлагерей.

ЛЕСС. Не хочу спрашивать, что бы стало, если бы война продолжалась на год дольше. Я вам покажу теперь протокольную запись парижского уполномоченного по еврейскому вопросу от 15.7.42; читаю содержание. "По вопросу: отправка евреев в Освенцим. 14.7.1942 оберштурмбаннфюрер СС Эйхман позвонил из Берлина и желал знать, почему отменен назначенный на 15.7.1942 эшелон. Я ответил, что всех, кто носит звезду, надо было арестовывать и в провинции, но по какой-то новой договоренности с французским правительством теперь сначала берут только евреев без гражданства. Эшелон пришлось отменять, потому что в Бордо, по данным командования СД, есть только 150 евреев без подданства. Вследствие весьма ограниченного времени найти замену мне не удалось. Оберштурмбаннфюрер Эйхман указал, что речь идет о нашем престиже. О поездах пришлось вести долгие переговоры с имперским министерством путей сообщения, и вот теперь Париж отменил эшелон. Такого у него еще не случалось. Ситуация совершенно скандальная. Он хотел бы не докладывать сразу группенфюреру Мюллеру, потому что в этом случае подставляет и себя. Он должен подумать, не следует ли в дальнейшем вообще не считать Францию страной, из которой еще можно кого-то отправить. Я просил, чтобы этого не делали, и добавил, что это не вина нашей службы. Остальные поезда пойдут по плану".

ЭЙХМАН. После этого Даннекер говорил со мной по телефону и как-то развеял все упреки, которые я ему сделал. Из содержания следует, что с имперским министерством путей сообщения было очень сложно; эшелоны, три состава, удалось добыть с большим трудом. И вот один отменяют. Такие дела всегда были связаны с ужасным шумом со стороны министерства путей сообщения, потому что у них возникал непорядок в расписании.

ЛЕСС. Я показываю вам теперь телеграмму из Парижа от 10.7.42, продиктованную Даннекером. "Главное управление имперской безопасности, IV В 4, Берлин. По вопросу: выдворение евреев из Франции. Протокольная запись совещания оберштурмбаннфюрера СС Эйхмана с гауптштурмфюрером СС Даннекером. Аресты евреев без гражданства в Париже будут проведены французской полицией с 10.7 по 18.7.42. Можно ожидать, что после этих арестов останется около 42.000 еврейских детей. Для этих детей предусмотрена вначале общественная помощь во Франции. Однако поскольку длительное совместное пребывание этих еврейских детей с нееврейскими детьми нежелательно, а "Союз французских евреев" может разместить в своих приютах не более 400 детей - прошу срочно сообщить по телеграфу ваше решение: можно ли, начиная примерно с 10-го эшелона, отправлять вместе с подлежащими выдворению евреями без гражданства их детей. По поручению: Даннекер". А теперь запись Даннекера от 21.7.42. "По вопросу: выдворение евреев. 20.7.1942 сюда позвонили Оберштурмбаннфюрер СС Эйхман и оберштурмфюрер СС Новак из РЗХА, TV В 4. С оберштурмбаннфюрером СС Эйхманом обсуждался вопрос о выдворении детей. Он принял решение: как только появится возможность вывезти евреев в генерал-губернаторство, отправлять и детей. Оберштурмфюрер Новак заверил, что в конце августа или начале сентября будет возможность отправить в генерал-губернаторство до шести эшелонов любых евреев, в том числе неработоспособных и стариков. Далее оберштурмбаннфюреру Эйхману доложено, что до настоящего времени удалось отправить только десять эшелонов и что переговоры с французским правительством о дальнейших арестах евреев затягиваются". Желаете высказаться об этом?

ЭЙХМАН. Я теперь припоминаю про детей; я припоминаю, что слышал об этом. Такое общее решение об этих детях принял тогда лично Гиммлер. Главное управление имперской безопасности попросило через группенфюрера Мюллера дать указания - как именно надлежит действовать. Этот вопрос не был решен Мюллером и не был решен начальником полиции безопасности и СД, а был доложен Гиммлеру, и Гиммлер решил: "Отправлять!" Я теперь вспоминаю, господин капитан.

ЛЕСС. Это решение имеет какое-либо отношение к транспортно-техническим вопросам? Четыре тысячи детей, которых отправили в лагерь уничтожения.

ЭЙХМАН. Да, господин капитан. Ведь в этом случае речь идет о директивах по организации отправки эшелонов. Исполнителей надо было снабдить указаниями, и я должен был это сделать.

ЛЕСС. Еще один документ. Пожалуйста! Я выключу на минуту.

ЭЙХМАН. Это телеграмма в отдел IV В 4, мне в Берлин. Гауптштурмфюрер Даннекер сообщает, что переговоры, ведущиеся с французским правительством в Виши, дали следующие результаты: "Выдать для выдворения из Франции всех евреев без гражданства, проживающих в оккупированной зоне. Премьер-министр Лаваль предложил, чтобы при выдворении еврейских семей из не оккупированной зоны брали и детей моложе 16 лет. Вопрос об остающихся в оккупированной зоне детях его не интересует. Поэтому я прошу о срочном решении - можно ли, начиная примерно с 15-го эшелона с евреями из Франции, отправлять и детей моложе 16 лет".

ЛЕСС. Вы считаете, что 14-летние дети представляют собой полноценную рабочую силу и могут выдержать условия жизни в лагере уничтожения, каким был Освенцим?

ЭЙХМАН. Господин капитан, эти установки - приказ рейхсфюрера, я таких директив не давал.

ЛЕСС. Я спрашиваю, верите ли вы, что это полноценные рабочие руки - четырнадцатилетние дети?

ЭЙХМАН. Конечно, я так не думаю, разве что в исключительных случаях, а вообще - нет.

ЛЕСС. Не следует ли из этого, что предусматривалось удушить этих детей газом сразу же по прибытии?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я не приказывал.

ЛЕСС. Я читаю вам теперь место из документа, в котором работник вашей парижской службы пишет о совещании по еврейскому вопросу в Главном управлении имперской безопасности 28.8.1942. "В РЗХА было дано разъяснение, что в настоящее время можно высылать только евреев без гражданства. В отношении остальных иностранных евреев еще ведутся переговоры с министерством иностранных дел, и они пока не закончены. Возвращение иностранных евреев в свои страны в любом случае нежелательно. Ходатайство швейцарского консульства о высылке в Швейцарию ряда еврейских семей, имеющих швейцарское гражданство, не подлежит удовлетворению. Конфискацию имущества иностранных евреев проводить пока нельзя, так как различные иностранные представительства заинтересованы в имуществе своих евреев". Может быть, вы объясните мне одну вещь, совершенно мне непонятную: нежелательность возвращения иностранных евреев в свои страны и конфискация имущества - какое это имеет отношение к транспортно-техническим вопросам? Ведь из всех документов следует, что ваш отдел занимался и этим. Помимо транспортных проблем.

ЭЙХМАН. Да, господин капитан. В этом смысле верно, ведь эти вещи служат предпосылкой, без них эвакуацию невозможно было бы провести вообще. Нельзя же так, чтобы какие-то чиновники из какой-то службы эвакуации шли прямо на улицу, хватали без разбора каждого еврея и отправляли - потому что сказано "выдворение евреев"! Ведь так... так же нельзя, сначала отдел IV В 4 должен, как я уже не раз пояснял... Должен довести все эти щекотливые обстоятельства до сведения соответствующих служб.

ЛЕСС. Я показываю вам следующую фотокопию, в документе сообщается об эшелоне с детьми.

ЭЙХМАН. Да, здесь... Жаль, что нет, как всегда, дела целиком. Какая-то официальная инстанция обращалась в 1943 г. в Главное управление имперской безопасности и сообщала, что тысячу еврейских детей в сопровождении ста взрослых евреев хотели бы вывезти из Румынии через Болгарию в Палестину с помощью Международного общества спальных вагонов прямого сообщения. Отдел IV В 4 получил указание дать министерству иностранных дел отрицательный ответ. Здесь в конце написано: просим по возможности воспрепятствовать планируемой эмиграции. То есть из последней фразы видно, что это было довольно невеселое дело.

ЛЕСС. Вот следующие три страницы фотокопий того же дела.

ЭЙХМАН. Да, это старая позиция МИДа, которому вечно приходилось беспокоиться - с полным на то основанием, если говорить объективно, - чтобы в Палестине не объявилось новое государство, с которым у него будут всевозможные трудности. Эта позиция проходит красной нитью через всю деятельность МИДа по еврейской... скажем так - по вопросу об обращении с евреями. Именно поэтому у меня еще раньше, в Вене, были большие трудности с содействием сионистским организациям.

ЛЕСС. Прочтите вот эту фотокопию. Это телеграмма из Белграда, датированная 12 сентября 1941 г., адресованная министерству иностранных дел, в ней говорится о евреях из Сербии.

ЭЙХМАН. Подписавший сообщает министерству иностранных дел, что содержание евреев в рабочих лагерях в настоящее время невозможно вследствие местных условий, поскольку не обеспечена безопасность. Еврейские лагеря только мешали бы войскам. Поэтому необходимо немедленно очистить от 1.200 евреев лагерь в Забаце, так как в окрестностях обнаружены банды повстанцев численностью несколько тысяч человек. Удаление в первую очередь евреев мужчин стало бы важной предпосылкой восстановления надлежащего порядка. Отправитель, вероятно, сотрудник МИДа. Тут еще вот карандашные пометки: "IV В 4 - для ознакомления оберштурмбаннфюреру Эйхману...", "Принять в...". Что это может значить?

ЛЕСС. Россия.

ЭЙХМАН. "...Принять в России и в генерал-губернаторстве невозможно. Ни этих, ни даже евреев из Германии".

ЛЕСС. "Там негде..."

ЭЙХМАН. "...Там негде размещать их. Эйхман предлагает расстрел... Предлагает расстрел. Переговорить с РЗХА". Что ж, в любом случае тут ясно сказано: "Эйхман предлагает расстрел". Да, это значит, что я передал дело дальше. По тексту документа мне тоже совершенно ясно: это значило, что ничего иного не остается - расстрелять! Для ясности я хочу заметить, хотя это уже лишнее: не я, сам по себе, отдавал приказ о расстреле, но я рассматривал это дело в служебном порядке, и, значит, ответ моих начальников был: расстрелять!

ЛЕСС. Ваш сотрудник в Голландии посылает из Гааги адресованное в еврейский лагерь Вестерборк письмо. "По вопросу: заполнение поездов, следующих на Восток". Вы прочли документ и хотите о нем высказаться?

ЭЙХМАН. Резолюция относительно комплектации шести составов общим числом 8.000 евреев в мае месяце 1943 г. может быть связана с совещанием наших начальников по вопросу расписания на железной дороге или с совещанием по вопросу расписания и докладом за апрель 1943 г. - о положении дел с очисткой Голландии от евреев. Наверное, вслед за этим РЗХА выделил командующему полицией безопасности в Гааге вагоны на 8.000 евреев. И он, командующий, обдумывает, как ему такое число охватить.

ЛЕСС. Означает ли это, что РЗХА требует при любых обстоятельствах отправить в мае 8000 евреев? Что месячные задания на депортацию евреев устанавливали оккупированным странам вы?

ЭЙХМАН. Если я, например... Ну, я теперь уже не помню, но важно для РЗХА было - подвижной состав, который мы получали. Министерство путей сообщения получало ведь указания сверху, с высшего уровня, - сделать все, что только возможно. И если министерство путей сообщения поставляло подвижной состав, скажем, в общей сцепке, его распределяли по эшелонам. Это распределение происходило, разумеется, на основании имеющихся отчетов. Если по каким-то железнодорожным обстоятельствам, по какой-то причине в Голландии оказывались порожние составы, РЗХА старалось этот порожняк использовать.

ЛЕСС. Следует понимать это так, что после обсуждения вопроса о подвижном составе вы, получив о нем ясное представление, утверждали соответствующие задания - на количество подлежащих депортации из оккупированных стран евреев?

ЭЙХМАН. Да, но не я... У меня, наверное, был и в этих случаях приказ рейхсфюрера, который следил за тем, чтобы имперское министерство путей сообщения поставляло как можно больше транспортных средств и чтобы эвакуация шла без задержки. Если я получил для Голландии восемь порожних составов, то Гаага и посадила туда 8.000, потому что они знали, что в эшелон полагается тысяча... Но вот я, правда, читаю здесь, что одним эшелоном отправили 1.200, а первого мая даже 1.450 евреев, больных и пожилых евреев. Я этого не понимаю, это же...

ЛЕСС. Следует ли понимать это так, что поскольку вы предписали 8.000, то эти 8.000 должны были быть отправлены во что бы то ни стало, и их пришлось разместить соответственно в шести эшелонах?

ЭЙХМАН. Как они там на месте сделали, я не знаю. Вот здесь написано: больных и пожилых евреев... они же... они ведь... отправлять их на Восток - это было против... это противоречило директиве.

ЛЕСС. Но их отправили.

ЭЙХМАН. На Восток? Их действительно выслали? Куда они... куда их дели? Больные и пожилые евреи - это не соответствует директивам.

ЛЕСС. Ваш отдел требовал, чтобы в течение мая были депортированы обязательно 8.000 евреев. Это ли не форсирование?

ЭЙХМАН. Господин капитан, отдел IV В 4 должен был наращивать темпы эвакуации, и притом по двум причинам: - во-первых, из-за прямых и настойчивых приказов рейхсфюрера. И во-вторых, IV В 4 зависел от железной дороги. В периоды, когда получить в наше распоряжение подвижной состав было легче, отдел IV В 4, на основании общего приказа рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, был обязан обеспечить использование этих транспортных средств.

ЛЕСС. Вот телеграмма из вашего отдела в Берлине вашему сотруднику Цёпфу в Гааге, датированная 21.4.44, по вопросу: евреи - поставщики металла.

ЭЙХМАН. В телеграмме содержится требование эвакуировать нескольких персонально названных евреев, которые до этого времени, вероятно, закупали металл на... для имперского министра вооружения и боеприпасов. Я могу сказать только в общем виде, что был строгий приказ - именно в Голландии покончить с делами. Наверное, этот приказ - поскорее завершить дела в Голландии - и получил отдел IV В 4.

ЛЕСС. Здесь написано следующее: "Исходя из безотлагательности полной очистки Нидерландов от евреев, ходатайство уполномоченного имперского министра вооружения и боеприпасов об освобождении с целью закупки металлов евреев... - здесь он называет фамилии, - ...согласно ранее сообщенным причинам, удовлетворено быть не может". Ведь это означает, что именно то, другое ведомство было заинтересовано в освобождении евреев, а ваш отдел - является и говорит "нет!".

ЭЙХМАН. Кроме уже существовавших приказов, имперские инстанции еще больше заострили вопрос - чтобы особенно тщательно, именно в Голландии... Я был обязан это знать точно. У нас были все документы, но на Голландию обращали - по крайней мере, какое-то время - особое внимание, видно, из-за того, что какие-то группы еще разгуливали на свободе.

ЛЕСС. Следует ли из этого документа, что какие-то германские ведомства в Голландии старались освободить евреев?

ЭЙХМАН. Так точно! Именно представитель имперского министра вооружения и боеприпасов.

ЛЕСС. И следует ли понимать этот документ так, что ваш отдел выступает принципиально против возможного освобождения евреев?

ЭЙХМАН. Естественно, поскольку имелся приказ рейхсфюрера. Просто был обязан.

ЛЕСС. Занимались ли вы личной судьбой отдельных евреев? Принимали относящиеся к таким вопросам решения?

ЭЙХМАН. За исключением еврейских функционеров, с которыми был все годы вместе, я не решал ни единой личной судьбы; и судьбу функционеров я никогда не решал в смысле их эвакуации или даже убийства... нет, ничего подобного.

ЛЕСС. Я показываю вам письмо вашего отдела в МИД от 2 декабря 1942 г. "По вопросу: о бывшем французском военнопленном и еврее Роже Массе 1884 года рождения. Вышеназванный еврей отправлен 5.6.1942 на Восток - в Освенцим. По принципиальным причинам я не могу дать согласия на его возвращение. По поручению: Эйхман".

ЭЙХМАН. Это обычное рутинное письмо, которое составил делопроизводитель.

ЛЕСС. Но из него следует, что вы лично...

ЭЙХМАН. Господин капитан, это готовый текст. Это рутинная переписка. Это не мое решение.

ЛЕСС. Но там написано "я" - "по принципиальным причинам я не могу дать согласия".

ЭЙХМАН. Так точно, так точно! Конечно! Это канцелярский... всегда один и тот же... по поручению, разумеется. Ведь я был начальником отдела. Я был обязан подписывать "по поручению". Эта бумага ничего не меняла в судьбе того, к кому относилась.

ЛЕСС. Определенно нет, поскольку его не отправили обратно. Совершенно верно. Следующий документ относится к владельцу кинотеатра "Капитоль" в Гейдельберге. Письмо от 2 февраля 1943 г., посланное вами в МИД в Берлине. Это ваша подпись?

ЭЙХМАН. Моя подпись? Так точно!

ЛЕСС. Речь идет, как вы здесь пишете, о еврейской семье Якоба Гирша, он же Евгений Романи, венгерский подданный. Вы пишете следующее, я цитирую: "Как следует из приведенных выше обстоятельств дела, кинотеатр весь насквозь еврейский. Что касается Евгения Романи, то, по нашим представлениям, это явный еврей, который, пользуясь связями в руководящих кругах в Венгрии, сумел дать взятку и выдать себя за арийца. Поэтому бессмысленно требовать от него или… от его детей подтверждений их якобы арийского происхождения. На этом основании я намерен дать указание не продлять вида на жительство, срок которого истекает 12.2.43, Евгению Романи, его жене и сыну Рудольфу и немедленно выслать указанных лиц из рейха. Что же касается Руди Романи, то за свое безобразное поведение он будет направлен в концентрационный лагерь. Прежде чем принять эти меры, я был бы благодарен за скорейшее уведомление - не имеется ли возражений по внешнеполитическим причинам. По поручению: Эйхман". Таким образом, вы здесь принимали принципиальное решение о судьбе этой семьи. Верно?

ЭЙХМАН. Да, верно! Конечно, хотя сам текст принадлежит не мне, а написан сотрудником, делопроизводителем. Но подписан по поручению начальника полиции безопасности и СД - мной.

ЛЕСС. Вот ваше письмо в МИД от 23.3.43. Это ваша подпись?

ЭЙХМАН. Это моя подпись, так точно!

ЛЕСС. Я зачитываю вам этот документ. "Касается еврея Израэля Гиршберга, проживающего в Берлин-Вильмерсдорф, Зоденерштрассе, 34. - Еврей, германский подданный Гиршберг, согласно его показаниям, является учителем немецкого языка у таиландского посла в Берлине и обучает его и членов его семьи. Не говоря уже о том, что для такой деятельности больше подходят лица немецкой крови, я считаю, что таиландский посол, привлекая еврея Гиршберга, лишь преследует цель защитить его от последствий. Поэтому я буду благодарен за действия с вашей стороны, которые побудили бы таиландского посла отказаться в дальнейшем от услуг Гиршберга, и прошу сообщить о принятых мерах. По поручению: Эйхман". Вы хотели, возражая против дальнейшей работы Гиршберга, получить возможность отправить его в лагерь уничтожения?

ЭЙХМАН. Господин капитан, это писалось в сорок третьем...

ЛЕСС. Когда вы занимались "окончательным решением еврейского вопроса"...

ЭЙХМАН. Но это, конечно, тоже бумага, которую я подписал, которую мне дали в соответствии с указаниями и директивами, относящимися к моему отделу.

ЛЕСС. Если человека, служившего у таиландского посла, уволили, у него была только одна судьба: попасть в следующий или один из следующих эшелонов. Следующее письмо от 27 сентября 1943 г. касается еврейки, нидерландской подданной Каролины Симоне. Это короткое письмо. В нем сказано: "В связи с происшедшими политическими изменениями, нет, по моему мнению, никаких оснований заниматься вопросом о выезде вышеназванной еврейки в Италию. Поэтому я дал указание своей службе в Голландии немедленно направить Симоне для использования на работах на Восток. По поручению..." Это ваша подпись?

ЭЙХМАН. Да. Это сотрудник составил. Этот ответ дан на письмо МИДа от 27.8.43, и я его подписал, по поручению. "В связи с происшедшими политическими изменениями" - об этом я теперь, конечно, ничего не могу сказать, что за политический переворот мог быть перед 27 сентября 43-го. Во всяком случае, у человека, который эту бумагу подготовил, были какие-то материалы, по которым он этот текст...

ЛЕТОПИСЕЦ. 25 июля 1943 г. итальянский диктатор Бенито Муссолини был отправлен королем в отставку и арестован. Фашистская партия Италии была распущена, запрещена и лишена власти. Новое правительство во главе с маршалом Бадольо порвало с германским союзником и капитулировало 8 сентября перед войсками западных держав. Если раньше немцам приходилось считаться с тем, что даже фашистская Италия принимала национал-социалистский антисемитизм лишь под давлением, вяло и с явным нежеланием, то теперь германские власти могли уже не считаться с мнением итальянцев. Муссолини, освобожденный из плена парашютистами-эсэсовцами, был теперь снова "главой государства" в еще не занятой союзниками северной части Италии, оккупированной немецкими войсками. Вероятно, у сорокалетней Каролины Симоне были в Италии влиятельные друзья, которые пытались принять ее и спасти, но защитить от гестапо уже не смогли.

ЛЕСС. И вы, вы дали тогда распоряжение отправить эту женщину на Восток. А "для использования на работах" означает - в концентрационный лагерь. В Освенцим. Вы помните, что во время всех наших бесед вы каждый раз подчеркивали, что ваш отдел ведал только вопросами транспорта?

ЭЙХМАН. Это была... это... это... В этом состояла задача.

ЛЕСС. Вы отрицали, что лично занимались судьбой отдельных евреев. Но ведь эти документы говорят сами за себя. Они показывают, что вы обладали такими полномочиями.

ЭЙХМАН. Это верно, господин капитан. Но это же не были персональные решения. Эти решения не были персональными. Если бы не я там сидел, кто-то другой должен был бы принять точно такое же решение на основании имеющихся указаний, распоряжений и приказов вышестоящих руководителей. Я вообще ничего не решал. Самое большее, я подписывал "по поручению" - по поручению начальника полиции безопасности и СД. Не по поручению отдела IV В 4, это ведь я сам, ведь верно?

ЛЕСС. Следующий документ относится к эвакуации румынских евреев. Это телеграмма германского посланника Ринтелена из Бухареста в министерство иностранных дел.

ЭЙХМАН. Он сообщает, что начальник полиции безопасности и СД - он тут пишет "начальник полиции безопасности и службы безопасности"; это, конечно, неверно, надо "начальник полиции безопасности и СД" - докладывает, что с политической и технической стороны подготовка к решению еврейского вопроса в Румынии уполномоченным РЗХА завершена настолько, что в ближайшее время можно начинать отправку эшелонов. "Предусмотрено отправлять евреев из Румынии, начиная с 10.9.42 железнодорожными составами в округ Люблин, где работоспособная часть будет использована на работах, а остальные должны быть подвергнуты особому обращению. Принято решение, что эти евреи теряют при пересечении румынской границы свое подданство. По указанию РЗХА советник по еврейскому вопросу в Бухаресте гауптштурмфюрер СС Рихтер получил от заместителя премьер-министра Михая Антонеску личное письмо. Прошу санкционировать согласие на проведение работ по выдворению. Ринтелен".

ЛЕСС. Что означает: "остальные должны быть подвергнуты особому обращению"?

ЭЙХМАН. Их убьют! Это так называлось.

ЛЕСС. Следует понимать это так, что как в данном случае, так и в других случаях все объявляемые нетрудоспособными евреи автоматически подпадали затем под "особое обращение"?

ЭЙХМАН. Это так, согласно приказу рейхсфюрера СС и начальника германской полиции.

ЛЕСС. Такое указание изложено здесь вами письменно?

ЭЙХМАН. Так точно, конечно! Подписал... подписал его, по всей вероятности, руководитель. Кальтенбруннер или Мюллер.

ЛЕСС. Уполномоченный Главного управления имперской безопасности в Бухаресте - это был ваш человек. Рихтер, наверное?

ЭЙХМАН Это был Рихтер, так точно. Но теперь мы должны представить себе, что там были все соответствующие условия. Не может ведь быть так, чтобы Гиммлер приказал - немедленно эвакуировать из Румынии всех евреев; которые работоспособны, пусть работают, а... ну, остальных предать особому обращению. Это же страна, в которой рейхсфюрер СС и начальник германской полиции не может просто приказать, чтобы дело пошло. Там сначала должны быть созданы различные предпосылки.

ЛЕСС. И к ним относится: "Принято решение, что эти евреи теряют при пересечении румынской границы свое подданство"?

ЭЙХМАН. Значит, этого требовало какое-то ведомство.

ЛЕСС. Это не ваше ли ведомство? Люди лишались гражданства, их можно было хватать и депортировать в лагеря. И никто не может сказать: вы послали румынского гражданина в лагерь уничтожения. Это уже люди без гражданства.

ЭЙХМАН. Это условие поставило, наверное, ведомство иностранных дел. Тут МИД вообще играл первую скрипку. И даже Мюллер и начальник полиции безопасности и СД были очень осторожны и требовали, чтобы дело были решено на самом высоком государственном уровне.

ЛЕСС. Потому что иначе господин Риббентроп мог почувствовать себя обойденным?

ЭЙХМАН. Нет-нет. Если МИД говорил "нет", полиция безопасности ничего не могла сделать за границей. Каждое центральное ведомство очень четко и твердо защищало свои функции. Если бы не это, вся писанина была бы не нужна. Тупо по предписаниям, со всей пунктуальностью и аккуратностью плясали - как тут скажешь? - каждый от своей казенной печки. От этого и получились теперь эти тонны бумажных дел.

ЛЕСС. Немцы всегда были известны своей основательностью. Основательностью в уничтожении - тоже. Вот еще одно письмо вашего ведомства от 26 июля 42-го в министерство иностранных дел. По вопросу: решение еврейского вопроса.

ЭЙХМАН. Это документ моего отдела, в котором сообщается, что теперь предусмотрено с 10.9.42 отправлять так же специальными эшелонами на Восток евреев из Румынии.