"Немецкая пятая колонна во второй мировой войне" - читать интересную книгу автора (Луис де Ионг)
Глава 2. Дания и Норвегия под воздействием внезапных ударов Дания
9 апреля 1940 года жители столицы Дании Копенгагена были разбужены ранним утром: над крышами домов с ревом проносились самолеты. Что это могло значить? Что случилось?
Люди оделись быстрее обычного и выбежали на улицу. На всех главных перекрестках они увидели солдат в незнакомой военной форме; некоторые из них угрожающе хлопотали около пулеметов. Немцы! Невероятно! Откуда они свалились? Неужели война, вторжение? Что же предпринимает правительство? Где войска обороны? Разве они не оказали сопротивления?
Люди собирались группами; сначала они нервно спрашивали друг у друга, что означают все эти потрясающие события, потом всех охватило уныние. Распространились слухи о том, что Дания оккупирована немецкими войсками и что правительство капитулировало перед лицом их подавляющего превосходства, желая избежать бесполезного кровопролития. Вначале это были просто слухи, но переданное в 9 часов утра датской государственной радиостанцией Калундборга сообщение уже не оставляло никаких сомнений.
В приказе командующего немецкими оккупационными войсками в Дании сообщалось, что Германия оккупировала Данию и Норвегию с целью предупредить вторжение англичан. При этом делалась оговорка, что свобода Дании будет уважаться; население должно оставаться спокойным и заниматься своими обычными делами. Затем диктор зачитал обращение короля Христиана и [114] датского правительства к своему народу. Итак, все оказалось не слухами, а горькой правдой. По городу начали расклеивать плакаты с текстом двух воззваний. Одно из них за подписью немецкого генерала Каупиша, другое - от имени датского короля. Вскоре на улицах появился радиофицированный автомобиль. Время от времени он останавливался и из репродукторов разносились слова воззвания генерала Каупиша.
Все это сбивало людей с толку, ставило их в тупик.
Как могли вооруженные немцы проникнуть в Копенгаген? Неужели форты, мимо которых должны были пройти немецкие корабли, не дали по этим кораблям ни одного выстрела? Что побудило правительство так быстро примириться с подобным бесчестием? Неужели штабы армии и флота были застигнуты врасплох?
По мере того как тянулся этот бесконечный день (9 апреля), выяснялись все новые подробности; оказалось, что на рассвете был оккупирован не один только город Копенгаген. Немцами были захвачены все пункты страны, имевшие жизненно важное значение для ее обороны.
Датские войска не везде были захвачены врасплох. В Копенгагене гвардейский полк контратаковал отряд немцев, захвативших старинный форт близ морского порта, так называемый Кастеллет; стычки имели место и в южной части Ютландии. Небольшие перестрелки прекратились после передачи по радио сообщения о капитуляции. Впрочем, отдельные очаги сопротивления вряд ли могли измелить общую картину событий, развивавшихся в обстановке полной внезапности. Дания была покорена в течение одного дня, более того - в течение одного часа.
Если вспомнить события предшествующих недель, придется признать, что недостатка в признаках надвигавшейся опасности не было. Всю зиму 1939/40 года Балтика была районом международной напряженности. Часто возникали разговоры об англо-французских планах высадки в Норвегии, в особенности с того времени, как англичане освободили некоторое количество своих соотечественников из немецкого плена, напав на немецкое судно “Альтмарк” в норвежских территориальных водах. Заключение мира между Финляндией и Россией не привело [115] к существенному ослаблению напряженности. Лондон и Париж не скрывали своей решимости покончить с беспрепятственным подвозом шведской железной руды в Германию через порты Швеции на Балтике, а также через норвежский порт Нарвик. Можно было не сомневаться, что на правительства Норвегии и Швеции будет оказано в связи с этим сильное давление; каковы будут тогда контрмеры со стороны Германии? Однако опасения, возникавшие в связи с подобными вопросами, носили отвлеченный, неконкретный характер. Датчане опасались скорее за судьбу Норвегии и Швеции, чем за свою собственную.
В первых числах апреля из Берлина, Лондона и Стокгольма просочились вести о назревающем кризисе. В воскресенье 7 апреля датский посол в Берлине отправил шифрованную телеграмму:
“Узнал, что 4 апреля большое количество транспортов вышло из Штеттина. Двигаются на запад. Место назначения не выяснено; известно лишь, что подход к нему ожидается 11 апреля”{95}.
Датский министр иностранных дел д-р Мунх сразу же запросил штабы армии и флота, требуя уточняющей информации. Датский флот не заметил на море ничего подозрительного, а между тем речь шла о транспортах, вышедших из порта еще три дня назад! Генеральный штаб Дании ничего не знал о сосредоточении немецких войск в южной части Ютландского полуострова, а также и о необычном оживлении в немецких портах, например в Киле. Значит, посол бил ложную тревогу. Или что-то такое все же назревало?
Утром 8 апреля стало известно, что правительства Англии и Франции направили в Осло ноты. В них сообщалось, что в норвежских прибрежных водах установлены минные заграждения с целью воспрепятствовать подвозу железной руды в Германию. Во что выльются последствия [116] данного мероприятия? Кабинет министров Дании пребывал в нерешительности, не представляя, что он, в сущности, должен предпринять. Воздушная разведка сообщила, что немецкий флот продвигается на север. Следует ли объявлять мобилизацию? Датский министр иностранных дел сообщил о высказываемых опасениях немецкому послу фон Ренте-Финку. Тот заявил, что проведение таких широких предупредительных мер, как объявление мобилизации, произвело бы в Берлине чрезвычайно неблагоприятное впечатление: ведь между Германией и Данией заключен пакт о ненападении.
В 8 часов вечера того же дня премьер-министр Стаунинг собрал совещание, на котором присутствовали министры иностранных дел, обороны и финансов, а также лидеры четырех важнейших политических партий. Совещание пришло к выводу, что в случае военного столкновения на территории Норвегии Германия, вероятно, предъявила бы некоторые требования к Дании. Принимая во внимание, что страна является почти совершенно безоружной, пришлось бы пойти на удовлетворение выдвинутых требований. Эта точка зрения была предусмотрительно доведена до сведения немецкого посла.
9 апреля в 4 часа утра фон Ренте-Финк явился в датское министерство иностранных дел и заявил, что имеет инструкции просить свидания с министром в 4 часа 20 минут. Дежурный чиновник был уверен, что речь идет о 4 часах 20 минутах пополудни, однако ему быстро разъяснили его ошибку. В то время как немецкий посол вручал ультиматум д-ру Мунху, вооруженные силы Германии уже приступили к действиям.
“Несмотря на столь ранний час моего визита, что явно свидетельствовало о чем-то необычном, датчане оказались совершенно неподготовленными к тому, чтобы понять суть моего посещения, - доносил на той же неделе Ренте-Финк в Берлин. - Заявление о том, что немецкие войска уже перешли датскую границу и начинают высаживаться в Копенгагене, показалось им таким неожиданным, что они вначале попросту не хотели этому верить”{96}. [117]
Жалкое перепуганное правительство! Несчастный народ, попавший под внезапный удар! Застигнутое врасплох население пыталось найти причины поразительно быстрого вторжения немцев. Несостоятельность правительства была очевидна, и по его адресу высказывалось немало горьких упреков. Наряду с этим возникали вопросы: можно ли в современных условиях подготовить средства противодействия тем коварным методам, которые применяют немцы? Как получилось, что немецкие войска оказались в нужных им пунктах так быстро и незаметно? Ходил слух, что войска скрывались в трюмах немецких судов, пришедших в Копенгагенский порт за несколько дней до вторжения. Говорили также, что на железнодорожном пароме, курсирующем между Варнемюнде и Гессер, немцы спрятались в нескольких товарных вагонах; как только паром оказался в море, немецкие солдаты вышли из своих убежищ, “словно греки из Троянского коня”{97}, и захватили паром.
В датской столице многочисленные правительственные учреждения оказались захваченными немцами еще утром 9 апреля. Жившие в Копенгагене немцы с большим рвением и энтузиазмом показывали солдатам дорогу и служили переводчиками. Радио, почта, телеграф, телефон, железные дороги сразу же оказались под немецким контролем. Немцы знали точно, куда им следует направляться. Об импровизации не могло быть и речи. Сказались целые месяцы тщательной подготовки.
Датская пресса время от времени печатала сообщения о раскрытии и ликвидации шпионских организаций. Еще за полгода до описываемых событий была арестована группа из девяти местных немцев, работавшая под руководством Хорст фон Пфлуг-Хартунга, корреспондента газеты “Берлинер берзенцейтунг”; она занималась шпионажем, собирая сведения о морских перевозках. Разоблачили одну группу, а сколько других могли беспрепятственно продолжать свою деятельность, подготавливая и обеспечивая вторжение немецких войск в [118] Данию? Нацисты из местного населения (говорящие по-немецки датские граждане из Северного Шлезвига) появились на улицах в полном вооружении почти одновременно со вступлением немецких войск; как видно, они тоже не теряли времени даром, и вряд ли им следовало доверять.
“На правительстве лежит вся полнота ответственности за то, что случилось”, - заявил в тот же вечер премьер-министр Стаунинг на заседании парламента, которое длилось всего двенадцать минут. Когда члены парламента стали расходиться, храня глубокое молчание, город был погружен во мрак; один из корреспондентов вспоминал потом, что “всем пришлось спускаться по ступеням лестницы парламентского здания впотьмах, почти на четвереньках”{98}.
Блуждая в потемках, нащупывал свою дорогу и датский народ: будущее представлялось неопределенным, люди были потрясены, опечалены, полны забот и упреков по собственному адресу. В одном они были совершенно убеждены: те немцы, которых они терпели в своей собственной стране, оказались проводниками и сообщниками вооруженных сил гитлеровской Германии, которые лишили Данию свободы в течение нескольких часов.