"Немецкая пятая колонна во второй мировой войне" - читать интересную книгу автора (Луис де Ионг)

Норвегия

Что случилось с Норвегией в тот же самый день 9 апреля 1940 года?

В этой стране первые три месяца указанного года также были тревожными. За первую неделю апреля напряженность обстановки еще более возросла. Английское и французское правительства со все большей настойчивостью требовали положить конец осуществляемым немцами беспрепятственно перевозкам железной руды из отдаленного Нарвика через норвежские территориальные воды. Норвежское правительство не собиралось отказываться от политики нейтралитета. Оно заблаговременно получило [119] сообщение о выходе в море конвоируемых немецких транспортов, однако, подобно датскому правительству, сомневалось в правдоподобности этих сведений и не сумело понять их подлинного значения. То же самое получилось и с донесением, присланным 5 апреля 1940 года норвежским послом в Берлине относительно слухов о предстоящем захвате немцами ряда пунктов в Южной Норвегии.

В тот день значительное количество высшего командного состава норвежских вооруженных сил было приглашено в немецкое посольство на просмотр фильма “Боевое крещение”. Этот фильм был создан по личной инициативе Гитлера с целью продемонстрировать молниеносный разгром Польской республики. Норвежцы смотрели молча, картина произвела на них гнетущее впечатление. Они видели, как немецкие самолеты проносились над польскими равнинами и разрушали Варшаву. Три дня спустя некоторые из присутствовавших на просмотре фильма убедились в том, что его демонстрация была организована не без задней мысли.

В то время как норвежский министр иностранных дел профессор Кот подготавливал протест в ответ на полученную утром англо-французскою ноту об установке минных заграждений близ норвежского побережья, поступило сообщение, что крупные соединения немецкого флота обнаружены невдалеке от западных берегов Дании. Через несколько часов телеграфные агентства сообщили еще одну новость: спасательные лодки подорвавшегося на мине судна с сотнями немецких солдат, промокших до костей, добрались до берегов Южной Норвегии; солдаты рассказали, что их везли на немецком судне “Рио-де-Жанейро”, направлявшемся к Бергену. Норвежское посольство в Лондоне также сообщило, что, по данным английского адмиралтейства, немцы собираются напасть на Нарвик.

Премьер-министр Норвегии Нигардсфольд созвал заседание кабинета. В 9 часов 15 минут вечера было принято решение объявить частичную мобилизацию в некоторых угрожаемых районах. О размахе и значении предстоящей немецкой десантной операции норвежский кабинет министров не имел никакого представления.

В ночь на 9 апреля кабинет министров собрался снова. На этот раз приняли постановление отмобилизовать [120] бригады, дислоцированные в Южной Норвегии, и не сдаваться без боя. Перед рассветом, точнее в 4 часа 20 минут утра, к норвежскому министру иностранных дел явился немецкий посол Бройер, чтобы вручить требования фон Риббентропа. После короткого совещания послу был передан ответ кабинета министров: “Мы не сдадимся добровольно; борьба уже началась”{99}.

Для норвежского правительства подготавливаемое немцами нападение не явилось столь неожиданным, как для датского. Однако норвежское правительство слишком поздно осознало подлинную величину надвигавшейся опасности и не имело времени мобилизовать страну и подготовиться к эффективной обороне. Что касается норвежского народа, то для него нападение явилось менее внезапным, чем для датского. Сообщения печати о передвижениях в Северном море военно-морских сил воюющих сторон оценивались норвежцами как предвестник нового Ютландского сражения. Война на территории самой Норвегии? Это казалось немыслимым.

Вечером 8 апреля члены норвежского клуба офицеров запаса присутствовали на лекции. Когда вскоре после полуночи раздалось тревожное завывание сирен, никто не знал, что случилось. Кое-кто предполагал, что разыгралось крупное морское сражение и отдельные самолеты нарушили границу в районе норвежского побережья.

“Ни одному из нас даже в голову не пришло, что началась высадка немецкого десанта в Норвегии”, - так описывает журналистка Сигрид Ундсет свое собственное впечатление, как и впечатление окружавших ее людей, находившихся во время тревоги в тогда еще не привычной обстановке бомбоубежища (кстати сказать, ключ от этого бомбоубежища сначала долго не могли найти){100}. [121]

Проснувшись утрам, люди прочли в газетах, что в Осло-Фьорде развернулись тяжелые бои, а два столичных аэродрома (Форнебу и Кьеллер) подверглись бомбардировке. Немецкие бомбардировщики летали над городом так низко, что в кабинах можно было разглядеть летчиков; с самолетов доносился треск пулеметов. Население, преисполненное страхом, расходилось по местам своей обычной работы. Люди знали по фотографиям в газетах о судьбе, которая выпала на долю Варшавы. Неужели подобная участь ожидает и Осло? Треск выстрелов продолжался; вскоре стали слышны выстрелы зенитных орудий. Примерно в 10 часов утра радиостанция передала обращение, призывавшее жителей немедленно выехать из города. Немецкие самолеты продолжали носиться над самыми крышами.

“У входов в метро дрались обезумевшие люди, стараясь поскорее укрыться в подземных туннелях; некоторые пытались спрятаться в подъездах домов, кое-кто бежал к дворцовому парку. Часть населения бежала или пыталась убежать из города; люди катили перед собой детские коляски, забирались на грузовики, брали приступом железнодорожные станции, где весь свободный подвижной состав заполнялся до отказа. Поезда отправлялись в сельские районы”{101}.

Все были вне себя от страха, уныния и сомнений.

В то время как часть населения Осло в панике убегала с насиженных мест, немцы, хладнокровные и спокойные, вступали в город: первые отряды немецких войск двигались с аэродромов к правительственным зданиям. Примерно к полудню они захватили намеченные объекты. С юга, со стороны фьорда, все еще слышалась отдаленная орудийная стрельба. Никто не знал, что необходимо предпринять. Как могло случиться, что немецкие войска среди бела дня, почти в 400 милях от ближайшего немецкого порта, смогли беспрепятственно вступить в город и спокойно расположиться во всех правительственных зданиях? Оставшееся в городе население было совершенно ошеломлено.

Время шло, а замешательство и неразбериха не [122] прекращались. Наконец незадолго до наступления сумерек из репродукторов раздался новый голос: говорил Видкун Квислинг. Лет десять тому назад этот человек некоторое время был министром. Позднее он организовал национал-социалистскую партию (Nasjonal Sдmling). На выборах 1936 года его партия собрала менее двух процентов голосов. Теперь эта личность объявила себя премьер-министром. Квислинг заявил, что он отменяет решение правительства Нигардсфольда о проведении всеобщей мобилизации. Население должно сотрудничать с немцами; с этой целью оно должно сплотиться вокруг него, Видкуна Квислинга, премьер-министра.

Люди не хотели варить своим ушам.

Однако для них были подготовлены и другие сюрпризы!

Вначале не было известно, где именно высадились немцы. На следующий день первые корабли немецких военно-морских сил стали на якорь в столичной гавани; к этому времени выяснилось, что немцы проникли не только в Осло, но и во все другие крупные порты норвежского побережья: в южной его части были заняты Кристиансунн, Эгерсунн, Ставангер и Берген, в центральной части - Тронхейм, на крайнем севере - Нарвик. Это была ловушка. Почему это произошло? Как могло случиться, что об этом не знали заранее? За всю историю не было ни одного примера такого широкого и успешного использования внезапности. Здесь не могло быть и речи о честной борьбе. Немцы, очевидно, изобрели и применили такие способы обмана, которые сделали сопротивление невозможным. Они, конечно, должны были широко использовать помощников и сообщников, которые ранним утром 9 апреля находились наготове, чтобы, подобно Квислингу, вонзить нож в спину норвежского народа.

Возникло множество слухов. Люди пытались дать хотя бы частичное объяснение чудодейственному успеху немецких десантных операций и последующих действий немецких войск. Норвежцы говорили друг другу, что во всем случившемся немалую роль сыграл саботаж. Были использованы письменные и телефонные ложные приказы, по получении которых норвежские войска преждевременно и вопреки обстановке прекратили сопротивление. [123] Провода, идущие от берега к минным полям, преграждавшим вход в Осло-Фьорд, оказались перерезанными.

Немцы заранее направили отдельные торговые суда в норвежские порты, укрывая на них небольшие подразделения солдат и вооружение; в роковой день 9 апреля немцам оставалось лишь высадиться на берег и попользовать свое оружие. Часть их уже находилась на территории портов, намеченных для внезапного захвата. Они прибыли туда заранее под видом туристов или членов экипажей немецких торговых судов.

В Осло имелось также много торговых представителей и агентов, заранее осведомленных о том, какие задачи возлагаются на каждого из них в день 9 апреля. Все немцы, проживавшие в Осло и действовавшие во время захвата города в качестве переводчиков и проводников, являлись участниками заговора. Квислинг и его сторонники также имели инструкции. В Осло Квислинг заранее подготовил воззвание. В Нарвике начальник гарнизона подполковник Сундло был готов к немедленной капитуляции; именно этот человек несколько лет назад позволил нацисту фотографировать военные объекты…

Казалось, немцы знали все. Их всесторонняя осведомленность о стране просто ошеломляла. Как видно, многие годы работала, и притом отлично, гигантская шпионская сеть. Все немецкие атташе, консулы, торговые представители, коммивояжеры, туристы, моряки и экскурсанты только и занимались тем, что записывали, зарисовывали и заснимали все, что им было нужно. Вся информация, скрытно собранная людьми, которых норвежцы приветствовали у себя в качестве гостей и приезжих, во многом способствовала успеху немцев. В боевых действиях вместе с немцами принимали участие австрийцы - это было заметно по их акценту. Норвежцы вспоминали, что после первой мировой войны они тысячами брали на временное воспитание голодавших тогда детей из Вены. Как подло, как низко отплатили эти люди за оказанное им бескорыстное гостеприимство! Бывшие воспитанники, о которых норвежцы заботились в 1920 году, явились в 1940 году как завоеватели в страну, которую они хорошо знали.

Народ видел, что его заманили в расставленные [124] повсюду ловушки и капканы. Квислинг, заняв пост премьер-министра, сбросил маску. Но кто знает, сколько ему подобных еще продолжают маскироваться?

Нападение на Норвегию произвело на весь Западный мир впечатление разорвавшейся бомбы. Гитлер еще раз показал свое превосходство над Англией и Францией. Он захватил не только Осло, но также Берген и Тронхейм; ему удалось овладеть даже Нарвиком, проведя свои транспорты под самым носом английского военно-морского флота. Вначале люди просто отказывались верить, что речь идет именно о Нарвике. Невиль Чемберлен заявил в палате общин, что, как ему кажется, немцы захватили не Нарвик, а Ларвик - маленький порт, расположенный у входа в Осло-Фьорд.

В это время премьер-министр Франции Рейно сидел в Париже вместе со своими ближайшими помощниками, склонившись над картой, и безуспешно пытался отыскать какой-нибудь другой Нарвик на норвежском побережье. “Мы были совершенно убеждены, что Нарвик, где высадились немецкие войска, никак не может быть тем известным портом на Севере, через который вывозится железная руда”{102}.

К несчастью, известия подтвердились В руки немцев попал самый настоящий Нарвик. К тому же они успели прочно обосноваться в Осло. Все основные порты Норвегии оказались в их руках Гитлеру удалось то, чего в свое время не мог добиться кайзер: он свободно вышел к арктическим морям, словно не существовало ни английского, ни французского военно-морских флотов. Как же иначе можно объяснить успех этого невероятно рискованного предприятия, если не предположить, что во всех намеченных к захвату местах Гитлер имел значительное количество пособников как из числа немцев, так и среди самих датчан и норвежцев?

Корреспондент лондонской газеты “Таймс” в Дании хотя и не утверждал, что действия пятой колонны оказали решающее влияние на ход событий, тем не менее в своей статье он писал, что “члены многочисленной местной немецкой колонии, без сомнения, выполняли заранее [125] намеченные им роли так же, как и переодетые в штатское платье немецкие офицеры запаса, получившие въездные визы под видом торговых представителей”{103}. Одна из крупнейших воскресных газет Англии высказывалась по этому поводу еще более определенным образом:

“Все немцы, проживавшие в Дании, были втянуты в подрывную деятельность… Вся немецкая колония в Швеции мобилизована для проведения пропаганды, подкупа и шпионажа”{104}.

Но вернемся еще раз к тому, что произошло в Норвегии.

Ложные приказы, перерезанные провода, саботаж офицеров, скрытная доставка солдат и оружия, немецкие рыбаки, туристы и бывшие воспитанники, все как один занимавшиеся шпионажем, - все это описывалось почти в каждом номере газет. Сначала появлялись телеграфные сообщения, а затем комментарии и даже передовые статьи. Наиболее глубокое впечатление произвела статья Леленда Стова, корреспондента “Чикаго дейли ньюс”, опубликованная после того, как ее автор добрался до шведской столицы - Стокгольма. Корреспондент возвращался из Финляндии и несколько задержался в Норвегии. Леленд Стов давал одно решение всех загадок - предательство! Его статья начиналась так:

“Я думаю, что пишу наиболее важное газетное сообщение из всех тех, которые мне когда-либо приходилось писать… Необходимо рассказать обо всем немедленно…

Столица Норвегии и крупные морские порты не были захвачены силой оружия. Ими овладели с необычайной быстротой при помощи гигантского заговора, который, бесспорно, можно назвать одним из самых смелых и хорошо организованных политических заговоров за последние сто лет. Используя подкупы и тайно засылаемых нацистских агентов, опираясь на отдельных изменников среди высокопоставленных гражданских и военных деятелей Норвегии, немецкий диктатор сумел создать своего Троянского коня внутри этой страны… Для этого понадобилось лишь привлечь сообщников из числа лиц, занимавших [126] ключевые посты в норвежском правительственном аппарате и военно-морском флоте. Все было подготовлено безупречно. Грандиозная интрига развертывалась примерно на 90 процентов согласно заранее намеченному плану…”

Статья Стова была подхвачена мировой прессой; ее читали с удивлением и страхом. Один почтенный американский профессор назвал ее “единственным дельным освещением данного вопроса”{105}.

Через десять дней после опубликования статьи Леленда Стова в газете “Таймс” появился рассказ англичанина, бывшего свидетелем захвата немцами Бергена. Автор рассказа слышал от немецкого солдата, что “он сам и его товарищи скрывались на судах, находившихся в Бергенском порту в течение четырех недель, предшествовавших вторжению”{106}. Английские войска, эвакуированные из Норвегии после неудачной попытки занять Тронхейм в начале мая, привезли с собой подобную же информацию. Они тоже оказались бессильными против врага, поскольку тот применял дьявольские средства борьбы. “Район был переполнен шпионами, - жаловался один солдат, шотландец из состава инженерных войск, - каждое наше передвижение становилось известным немцам почти сразу же после того, как мы трогались с места”{107}.

Где же еще притаились, ожидая своего часа, подобные предатели?

Деятельность пятой колонны в Польше привлекла лишь незначительное внимание общественного мнения в Западной Европе и Америке. Однако теперь, напав на Данию и Норвегию, Гитлер шагал через порог западной цивилизации. На этот раз он давил не “отсталую нацию” вроде Польши, а опрятные селения благонравных датчан и норвежцев. Так же как в Австрии и Чехословакии, Гитлер нашел в Норвегии подданного этой страны, готового взять на себя роль Иуды-предателя. Квислинг пошел по стопам Зейсс-Инкварта и Конрада Генлейна. [127]

Вместе с тем на примере захвата двух скандинавских стран впервые полностью выявился патентованный метод немецкого нападения с использованием шпионов, саботажников, ложных приказов и спрятанного оружия. Можно ли было доверять после этого хоть одному немцу? Каждая немецкая коммерческая фирма, действующая за границей, способна подготовить склад оружия. Любой немецкий путешественник, выходящий из самолета в Софии или Сант-Яго, в Каире или Брисбене, в Кейптауне или Ванкувере, может привезти в чемоданах бактерии в целях распространения эпидемии среди населения.

После событий в Дании и Норвегии правительства многих стран считали своим правом и обязанностью принять крутые меры в целях обеспечения внутренней безопасности. К этому их побуждало и беспокойство широких кругов населения.

В Швеции иностранцам было запрещено пользоваться собственными или наемными автомобилями. Заводы и коммунальные предприятия поставили под надзор надежных лиц из состава самих работающих.

В Швейцарии правительство предупредило население об опасности ложной информации в условиях военного времени; оно заявило, что в случае нападения страна будет защищаться и любые сообщения о возможной капитуляции надо рассматривать лишь как хитрость со стороны противника.

В Румынии иностранцам запретили иметь оружие и фотоаппараты, им также предложили предъявить паспорта в полицию для перерегистрации; неисполнение данного требования грозило высылкой из страны.

В Югославии, где о существовании секретного гестаповского центра стало известно еще в феврале 1940 года, были проведены домашние обыски как у немецких подданных, так и у местных немцев. Обнаруженные документы давали основание думать, что “на случай внутреннего кризиса подготовлены 30 000 человек, рассредоточенных по важным пунктам страны. По получении соответствующего приказа эти находящиеся наготове люди должны были занять определенные пункты и объекты”{108}. [128]

На отдаленных островах Голландской Ост-Индии сообщения о немецкой и норвежской пятых колоннах вызвали большое волнение; от властей требовали принятия таких крайних мер против проживавших там немцев и голландских национал-социалистов, что генерал-губернатор в одном из своих редких публичных выступлений был вынужден защищаться от упреков в бездеятельности. “Высказываемые и проявляемые в связи с этим опасения, - говорил он, - психологически вполне понятны, однако фактическое положение вещей не дает основания для принятия рекомендуемых крутых мер”{109}. Слышавшие это выступление удивлялись такому хладнокровию. Вскоре стало известно об обыске в помещении одной крупной немецкой фирмы. Чем это вызвано? Почему “Дом немцев” в Батавии оказался расположенным буквально рядом с широковещательной радиостанцией? Почему новое здание немецкой фирмы “Сименс и Гальске” сделано из железобетона и выглядит так, словно оно предназначено для мгновенного превращения в крепость?

Все эти и им подобные сообщения, заявления, вопросы и предположения жадно подхватывались прессой и радио. Народ стал проявлять бдительность и не хотел, чтобы его перехитрили. Предлагались всяческие меры, которые должны были воспрепятствовать деятельности пятой колонны, прежде чем она снова двинется в свой страшный поход. Подготовка к отпору агрессорам все еще продолжалась, когда занялось утро 10 мая 1940 года. [129]